• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Заговор Ибн Джаххафа в Валенсии

Сид не был в Валенсии уже девять месяцев, и поскольку в столь опасное время он удалился так надолго, дела в городе приняли очень скверный оборот.

Когда Сид отъезжал в Морелью и Сарагосу, Валенсия была покорным полухристианским городом. К югу от ее стен находился мосарабский квартал Райоса, где вокруг церкви святого мученика Викентия (Сан-Висенте) стояли дома христиан, издавна живших в подчинении у мавров; в предместье Русафа тоже жило много мосарабов; к северу простиралось предместье Алькудия, где квартировали дружины Сида и сорок рыцарей короля Арагона и где находилась резиденция епископа, назначенного королем Альфонсом; в самом городе тон задавали мирные мусульмане из происпанской партии; сборщик податей Ибн Альфарадж, ставленник Кампеадора, собирал с них налоги и как визирь эмира аль-Кадира всем заправлял и руководил; за городом, в окрестностях, власть находилась в руках нескольких рыцарей Сида, поддерживавших порядок в деревнях области. Но держать всех таким образом в подчинении было достаточно трудно, для этого требовались организаторские таланты Сида; вот почему его отсутствие создавало опасность, особенно в период, когда альморавиды подходили все ближе.

Действительно, когда на юго-востоке полуострова появился Ибн Айша, завоевав Мурсию и Аледо, все рьяные мусульмане воодушевились. Сын Юсуфа был человеком ученым, справедливым, богобоязненным, решительным борцом с христианами; поэтому вся непримиримая и про-африканская часть населения Валенсии и все недовольные правлением Родриго и его данника — слабого, а теперь еще и больного эмира аль-Кадйра — видели в пришельце спасение и надежду; они «жаждали прихода Ибн Айши, как больной жаждет выздоровления», и сдерживал их только страх перед Кампеадором.

Центром, к которому тяготели недовольные, был дом кадия Джафара ибн Джаххафа, «Кривоногого». Он принадлежал к высшей валенсийской знати; его род был чисто арабского происхождения — из Йемена и поселился в Валенсии со времен мусульманского завоевания, всегда пользуясь величайшим авторитетом. В дружеском кружке у кадия свободно говорили нелестные слова по адресу Кам-пеадора, осмелев от долгого отсутствия христианина; злословили и о визире Ибн Альфарадже как невыносимом человеке, который с тех пор, как эмир аль-Кадир тяжело заболел, один распоряжался в Валенсии.

Визирь, конечно, знал, о чем здесь говорилось, но не решался наказать такого состоятельного человека, как Ибн Джаххаф, надеясь, что вот-вот вернется Сид и тогда весь этот ропот мигом стихнет.

Однако дружеские собрания у кадия быстро переросли в настоящий заговор. Ибн Джаххаф, боясь визиря, написал в Мурсию Ибн Айше, уверяя, что, если тот придет в Валенсию, он передаст ему город; одновременно он подговорил кадия Альсиры сделать со своей стороны альмо-равидскому принцу аналогичное предложение.

Ибн Айша, не упуская случая, двинулся в путь, и все встречавшиеся ему крепости сдавались. Каид Дении при одной вести о приближении завоевателя Мурсии оставил крепость. Далее, как было обещано, Ибн Айше сдали и Альсиру. Наконец, когда в Валенсии узнали обо всем этом и о том, что альморавиды уже в Альсире, не более чем н пяти лигах отсюда, рыцари Сида вместе с рыцарями Санчо Рамиреса и епископом короля Альфонса, как войско без командира, покинули город, прихватив из своего имущества что могли.

Альморавиды под Валенсией

Визирь Ибн Альфарадж, увидев, что христиане оставили его без защиты, затрепетал. Все, что он делал, это периодически наведывался в алькасар, информируя обо всем бедного эмира аль-Кадира, который хоть уже и выздоравливал после долгой болезни, но еще не садился на коня и не показывался публике. Оба пришли к общему мнению относительно самых неотложных мер: вывезли эмирскую казну, отправив большие караваны, навьюченные деньгами и драгоценностями, в замки Сегорбе и Олокау под защиту верных каидов, держащих эти крепости, усилили стражу из пехотинцев и арбалетчиков в алькасаре и написали Сиду в Сарагосу, чтобы он приезжал как можно скорей.

Но, увы, в напряженном ожидании они провели двадцать дней, а Сид еще не пришел, когда однажды на рассвете послышалась оглушительная дробь альморавидских барабанов, доносившаяся от ворот Боателья. Грохочущий боевой музыкальный инструмент, прежде никогда не слыханный в Валенсии, переполошил население, вселив в сердца одних ужас, других — надежду; потом по городу пронесся слух, что под стенами находится пятьсот альморавидских всадников, но на самом деле их было всего двадцать. Ибн Айша, не желая ни покидать Дению, ни слишком рисковать, поручил альморавидскому каиду Альсиры, Абу Насиру, помочь Ибн Джаххафу в Валенсии в осуществлении его планов, и каид дерзнул ударить по городу всего с двадцатью своими всадниками и еще двадцатью альсир-скими, одетыми по-альморавидски: такой страх наводили эти африканцы.

Ибн Альфарадж в страхе побежал в алькасар и, посоветовавшись с эмиром аль-Кадиром, приказал охранять ворота, велел пехотинцам и арбалетчикам подняться на стену, а также послал стражников эмира за Ибн Джаххафом. Но тот, догадываясь о намерениях визиря, не открыл посланцам ворота своего дворца, пока там не собралась масса его приверженцев и сторонников, а когда последних вокруг него стало много, сам направился в алькасар и, встретив визиря Ибн Альфараджа, арестовал его и бросил в тюрьму.

Тем временем мятежники стеклись к воротам наружной стены, вытеснили с башен солдат аль-Кадира и, поскольку не могли открыть створки ворот, подожгли их, а тем временем самые нетерпеливые бросили за стену веревки, и альморавиды взобрались по ним.

Полный успех переворота

Неразбериха все возрастала, и альморавиды уже штурмовали алькасар. У эмира аль-Кадира, чье робкое сердце стало еще малодушнее из-за болезни, от которой он только-только выздоравливал, осталась одна мысль — переодеться и бежать, смешавшись с женщинами своего гарема, которые собирались покинуть дворец, чтобы не стать жертвами бесчинствующей толпы. Кроме жизни, эмир хотел бы спасти кое-какие сокровища. Основные богатства уже находились в самых надежных замках его эмирата, теперь же он спешно собрал в сундучок драгоценности, к которым испытывал самые глубокие и интимные чувства, особую привязанность, роковые сокровища, история которых — это история многих былых и будущих знаменитых бедствий. Поверх своей одежды он набросил женскую и опоясался самым ценным украшением, той драгоценностью, которую арабские историки описывают с запоздалым вое хищением, — изумительным поясом, усыпанным жемчугом и бриллиантами, мерцавшими радужным блеском среди ярких цветовых пятен, которые создавались тысячами блесток сапфиров, рубинов и изумрудов. Никогда во дворцах не сверкало подобной драгоценности: ею как ценнейшей хвалилась три века тому назад султанша Зубайда, жена знаменитого Харуна ар-Рашида, султанша из «Тысячи и одной ночи», ослепившая Багдад потрясающими мода ми и фантастической роскошью. И, поскольку в минуты опасности мысль порой улетает далеко, аль-Кадир мш вспомнить о грабеже алькасаров Багдада, когда султан аль Амин, сын Зубайды, был убит, а его богатства похищены и достались кордовскому халифу. Не ожидал ли он теперь такой же судьбы, когда грабеж вот-вот мог начаться и в алькасаре Валенсии? Когда Кордовский халифат рухнул, этот завидный пояс попал в руки эмира Мамуна Толедского и его невестки, матери аль-Кадира; теперь с редчайшей драгоценностью у него ассоциировалось чувство любви, и потому аль-Кадир повязал ее поближе к телу, желая спасти ее или умереть вместе с ней.

Итак, аль-Кадир бежал из своего дворца, смешавшись с женщинами и рассчитывая вместе с некоторыми из них укрыться в уединенном домике при бане.

Бунтовщикам быстро удалось захватить алькасар; они убили двух христиан, охранявших ворота и одну из башен, передали крепость альморавидскому каиду Альсиры и принялись ее грабить, хватая в покоях эмира все, что попадалось на глаза.

Ибн Джаххаф, возвратившись домой и увидев, как все удачно сложилось, возгордился перед прочими согражданами: все население на его стороне, визирь Сида в тюрьме, эмир бежал. После такой удачи в душе кадия, как грибы после осеннего дождя, во множестве выросли новые амбиции и вожделения. Он дознался, что аль-Кадир не покинул Валенсию; проведя расследование, он выяснил, что тот скрывается в домике рядом с баней, а при нем сундучок с драгоценностями и пояс султанши Зубайды. Теперь у него была одна забота — тайно захватить эти сокровища. Сообщника для этого он нашел в одном юноше, чью семью аль-Кадир сильно обидел в Толедо тринадцать лет назад; этот молодой человек, одержимый застарелой жаждой мести, с несколькими родичами взялся целый день следить за беглым эмиром в его убежище, а когда настала ночь, напал на него, обезглавил и, обыскав труп, тайно отнес драгоценности Ибн Джаххафу (это произошло в ночь с четверга на пятницу 28–29 октября 1092 г.). Голову аль-Кадира, выставленную как трофей на обозрение толпы, насадили на копье и пронесли по улицам, а потом Ибн Джаффар распорядился выбросить ее в искусственный водоем близ своего дома.

Тело эмира аль-Кадира пролежало влуже крови в хижине до утра, пока какие-то злодеи не бросили его на ближнюю свалку, где закапывали верблюдов. Никто не осмелился выразить симпатий к убитому, тем более обличить цареубийцу. Лишь один милосердный человек, торговец, подобрал обезглавленный труп, положил его на ложе из веревок без тюфяка и, покрыв старой рогожей, вывез из города и похоронил без савана, «так что над ним не заплакали ни мавр, ни мавританка», словно это был простолюдин.

Когда Ибн Джаххаф творил все эти злодеяния, шел месяц рамадан — месяц поста и покаяния.

Ибн Джаххаф — узурпатор

Валенсия оказалась под муниципальным управлением, став чем-то вроде республики, во главе которой стояла альхама, или сенат, составленный из видных горожан, где председательствовал кадий; это было обычной практикой в мусульманских городах Испании, пока трон пустовал. Но Ибн Джаххаф, избавившись от аль-Кадира и присвоив многие его богатства, сразу же повел себя как монарх, рассчитывая взойти на престол. Помещения своего дворца он обставил чрезвычайно богатой мебелью, вокруг них день и ночь стояла стража; появляясь на публике, он проезжал по улице верхом в окружении всадников и ловчих, охранявших его особу; горожане, чтобы полюбоваться им, высовывались из дверей, а валенсийки приветствовали его криками радости — мелодичными возгласами «лу-лу-лу!», какие мусульманские женщины издают при пении и во время праздников. Он очень гордился этой дешевой популярностью и постоянно держался как эмир, но способностей правителя ему недоставало.

Хоть Джафар ибн Джаххаф, «Кривоногий», и не блистал талантами, но был человеком достаточно хитрым и властным, чтобы путем оттяжек и проволочек выходить и) трудных положений, пользоваться теми или иными людьми, но презирать их. Он ни во что не ставил альморавидского каида Абу Насира, который жил в алькасаре и которому он был обязан успехом переворота, не допускал его вмешательства ни в какое дело и лишь нехотя и скрепя сердце выдавал суммы, нужные для содержания муниципалитета и войска.

Его кичливость особенно раздражала друзей покойного монарха. Ибн Тахир, бывший эмир Мурсии, всегда выказывавший искренние дружеские чувства к аль-Кадиру, не выносил высокомерия этого гордеца, видевшего возможного соперника во всяком авторитетном человеке. Свое негодование Ибн Тахир изливал в стихах, где выражал общественное мнение, осуждавшее Ибн Джаххафа: «Берегись, о Кривоногий, ведь ты оказался в опасном положении, убив эмира аль-Кадира и облачившись в его тунику. Настанет день, ты заплатишь за все и не найдешь убежища, чтобы скрыться».

И действительно, угроза наказания очень скоро помешала Ибн Джаххафу надменно наслаждаться царской роскошью, права на которую он узурпировал.

Сид приближается к Валенсии

В начале переворота в Валенсии, когда Сид получил весть, что его кастильцы оставили этот город, что альморавиды продвигаются на север по левантийскому побережью и что эмир аль-Кадир перепуган, он счел, что реорганизация обороны Сарагосского эмирата от альморавидов завершена, и решил спешно отправиться в путь, чтобы предотвратить опасность более непосредственную. Мустаин, очень в этом заинтересованный, распорядился помочь Сиду людьми и деньгами для экспедиции.

Пустившись с войском в дорогу, Сид, подойдя к Валенсии уже близко, узнал о смерти аль-Кадира и о том, что в город вступили альморавиды.

Что мог теперь поделать Кампеадор? Юсуф действительно был эмиром всех мусульман Нигера, Сахары, Марокко, аль-Андалуса, в его империю входило пять климатических зон земного шара, на повседневной молитве его имя звучало с минбаров 1900 соборных мечетей (альхам), под его власть попали эмираты Гранады, Малаги, Севильи, Альмерии, Мурсии, Дении, только что пала и Валенсия. Не было ли безумием со стороны Сида пытаться отобрать у альморавидов их добычу, когда этого не смогли сделать сам император и Альвар Аньес, несмотря на их неоднократные попытки помочь Гранаде, Севилье и Мурсии?

Узнав, что власть в Леванте им утрачена, Сид без колебаний двинулся на великого врага. Он проделал переход так быстро, как только мог, и, несмотря на трудности со снабжением, спешно разбил лагерь при Пойо-де-Хубалья, недалеко от Валенсии; после он обычно говорил, что в тот день, когда он встал под валенсийским Пойо, у него было всего четыре ковриги хлеба.

Туда, в этот лагерь, явились к нему все, кто бежал из Валенсии в Хубалью, сторонники испанцев и слуги эмира аль-Кадира, требуя мести и обещая повиноваться Сиду и следовать за ним в жизни и смерти. Но каид, державший этот замок от властителя Альпуэнте, Ибн Ка-сима, не решился впустить Кампеадора, сочтя его дело проигранным.

Сид сразу же начал осаду Хубальи и открыл боевые действия против Валенсии. В качестве первого предупреждения он отправил Ибн Джаххафу презрительное послание: «Благодарение Богу, что помог тебе поститься в этот месяц рамадан; ты благочестиво завершил этот пост добрым жертвоприношением, убив своего государя!» Здесь в словах Сида отразилось общественное мнение, приписывавшее убийство аль-Кадира Ибн Джаххафу; далее в письме он упрекал последнего за то, что тот бросил голову эмира в пруд, а тело в место захоронения верблюдов. Ибн Джаххаф дал уклончивый ответ, заявив, что город принадлежит Юсуфу, государю альморавидов: если бы Сид пожелал отдать себя в их распоряжение, Ибн Джаххаф охотно помог бы ему добиться милости Эмира всех мусульман.

Родриго послал Ибн Джаххафу второе письмо, полное угроз, бросая ему и всем его сторонникам в Валенсии обвинение в предательстве. Он поклялся самыми торжественными и священными клятвами, что отомстит за смерть эмира аль-Кадира, которому был покровителем, и не перестанет преследовать предателей, пока месть не свершится.

Так 1 ноября 1092 г. была объявлена война с целью возмездия за цареубийство.

Сид сразу же начал отправлять от Хубальи воинов в набеги на разорение окрестностей столицы и приказал сообщить по всем замкам валенсийской территории, чтобы немедленно поставили провиант христианскому войску: каид, который замешкается с выполнением этого приказа, будет смещен со своего поста.

Увидев, что Кампеадор решился на войну, никто не посмел ослушаться, и он стал воевать с Валенсией, посылая от Хубальи каждый день по два конных отряда для разорения орошаемых районов города. Тех валенсийских и альморавидских всадников, которые пытались воспрепятствовать этому ущербу, они истребляли.

Мудехарская, или происпанская, партия в городе желала заключения мира во имя прекращения повседневной резни, но Сид объявил, что не подпишет мира, пока не будут изгнаны альморавиды, а этому категорически противилась партия непримиримых, или проафриканская, во главе которой стоял род Бени-Вахибов, давних врагов рода Ибн Джаххафа.

В конечном счете решение всей проблемы зависело от третьей партии — правящей, личной партии Ибн Джаххафа.

Хитрые маневры Ибн Джаххафа

Ибн Джаххаф мечтал лишь об одном — стать эмиром, и ради этого попробовал подружиться с Кампеадором. Зная неприязнь кастильца к альморавидам, он решил продать ему свою поддержку в изгнании из Валенсии этих беспокойных гостей. Сид принял дружбу кадия, не обвиняя его, как в начале войны, но внятно заявив о верности убитому эмиру.

Не придав значения этому предостережению, Ибн Джаххаф счел, что путь свободен, и принялся урезать выплаты Абу Насиру, альморавидскому каиду, ссылаясь на нехватку денег; таким обходным манером, не слишком рискованным, он рассчитывал вынудить того покинуть город. Прежде он сумел с помощью альморавидов отделаться от аль-Кадира и оставить ни с чем Сида; теперь он хотел при поддержке Сида избавиться от альморавидов, не слишком рассердив при этом юсуфовского каида; в новой ситуации обвинения и угрозы Сида уже казались забытыми. Ибн Бассам справедливо замечает, что лукавый Ибн Джаххаф в своей двойной игре, пытаясь использовать и наших и ваших, забыл известную басню: лиса, увидев двух баранов, яростно бодавшихся, стала слизывать кровь, от которой намокали мохнатые лбы обоих дерущихся животных; все шло прекрасно, пока однажды бараны не ударили головами с двух сторон лису и не убили ее. Положение кадия Валенсии между Сидом и альморавидами, столкнувшихся меж собой, было не более безопасным.

В июле 1093 г., после восьми месяцев войны, дело стало клониться к ее завершению. Строптивый замок Хубалья сдался, и рядом с этой крепостью Сид за несколько недель, к общему удивлению, возвел целый город со стенами, церквами, складами и рынками, таким образом показав свое намерение никогда не отступать. Одновременно в том же июле он взял приступом оба северных предместья Валенсии — Вильянуэву и Алькудию, и валенсийцы, увидев, что их взяли в кольцо, перекрыв им входы и выходы из города, решили капитулировать.

В ответ Сид выдвинул предварительное условие — изгнание из города альморавидов, которое с учетом очень плохих отношений между Абу Насиром и Ибн Джахха-фом принять было нетрудно; по условиям соглашения Валенсия должна была вновь платить то же, что платил аль-Кадир, — тысячу динаров в неделю плюс все недоимки с момента начала переворота; христианское войско обязывалось отойти в Хубалью и в периоды, когда Сид будет находиться в этой земле, квартировать там. При этих условиях была подписана капитуляция, согласно которой Валенсия вновь становилась данницей Родриго, как при аль-Кадире.

Во исполнение договора альморавиды покинули Валенсию, и Сид послал с ними нескольких рыцарей, благополучно проводивших их в Дению. После этого осаждающее войско отошло в Пойо-де-Хубалья.

Письма Юсуфа и Сида

Юсуф, Эмир аль-муслимин, повелитель мусульман, не потерпел сдачи Валенсии. Он считал себя и считался властелином всего аль-Андалуса; он признавал верховенство аббасидского халифа Багдада, Эмира аль-муминин, Повелителя правоверных, и тот объявил его сувереном Испании, Магриба и прочих подчиненных ему земель, что было провозглашено в мусульманских мечетях. Юсуф не мог допустить, чтобы христианин вознамерился отнять у него большой город в землях, которые ему пожаловал обладатель высшей власти в исламе.

Вскоре после подписания капитуляции Валенсии Юсуф отправил из Марокко Кампеадору послание, в котором требовал, чтобы тот ни в коем случае не смел оставаться в валенсийских землях. Но Родриго ответил ему возмущенным и презрительным письмом, а кроме того, разослал всем эмирам аль-Андалуса заявления, что из страха перед ним Юсуф не дерзнет переправиться через море и прийти на помощь Валенсии.

И эти слова Сида не выглядели пустым бахвальством. Чтобы наказать Кампеадора за дерзость, Юсуф должен был подготовить мощное войско; но его отплытие задерживалось, поскольку Эмир аль-муслимин не был уверен, что сможет встать во главе его и прибыть лично, — такие разговоры Ибн Алькама слышал в Валенсии.

Теперь оба исторических мира, исламский и христианский, были представлены исключительными личностями — Юсуфом и Кампеадором; человек из Сахары и кастилец встали друг против друга, и их противостояние сконцентрировало в себе всю борьбу обеих цивилизаций на Западе.

А когда войско, подготовленное в Африке, наконец переправилось через Гибралтарский пролив, но Юсуф остался у себя, подтвердилось, что могучий Эмир аль-муслимин пока воздерживается от схватки. Этот человек очень боялся, что его лавры победителя при Саграхасе увянут, и, вспоминая это славное сражение, обычно облекал свои опасения в религиозную оболочку: «Победы, — полагал он, — суть очень явные дары Бога, а я уже получил слишком большой дар».

Родриго готовится к сопротивлению (июль-август 1093 г.)

Если Юсуф, опасаясь непостоянства фортуны, решил не подвергаться превратностям войны и вел себя как удачливый и осторожный игрок, то для Родриго эта борьба была не шансом и не удачей, а жизненной необходимостью. Когда Сид услышал, что на полуострове высадилось альморавидское войско, он развернул широкомасштабные приготовления к обороне. Но первым его шагом было удивительное решение смягчить условия капитуляции, недавно подписанной с валенсийцами, чтобы убедить их, что он не боится Юсуфа: он неожиданно назначил им срок, возбудивший у осажденных новые надежды. «Добрые жители Валенсии, — сказал он, — я даю вам отсрочку на весь август: если тем временем придет Юсуф и, победив, изгонит меня из этих земель, будьте его подданными и служите ему; если же он не сможет этого сделать, оставайтесь под моей властью». «Непримиримые» Валенсии с удовольствием согласились и немедленно разослали Юсуфу и всем альморавидским эмирам, находящимся в аль-Андалусе, письма, чтобы те непременно в течение августа пришли на помощь Валенсии и что они могут рассчитывать на поддержку города, потому что он не желает подчиняться Родриго.

Теперь этот поступок осаждающего шокирует, но давать осажденным срок для поиска помощи было старинным обычаем, известным с библейских времен; так поступил Альфонс при осаде Толедо, и Сид еще не раз поступит так же. Тем самым пытались, помимо победы над врагом, добиться от него демонстрации полного бессилия или, что равноценно, очевидного безрассудства. Бесспорное превосходство в борьбе было доказательством правоты, будь то на войне или в судебном поединке; поскольку каждый участник войны хотел считаться правым, осажденному давали отсрочку с той же целью, с какой ныне изводят столько бумаги в доказательство правоты воюющей стороны. Итак, Сид, выполняя свое обещание, на август оставил Валенсию в покое. Тем временем, стараясь усилить позиции своих сторонников в городе раньше, чем подойдут альмо-равиды, он второй раз использовал эгоизм Ибн Джаххафа, заключив с ним тайный союз, направленный против аль-моравидов, и, договорившись обо всем необходимом, приказал своим людям не ложиться спать и быть наготове немедленно отправиться в путь, не говоря им куда. И когда настала ночь, он повел их к горам внутрь страны.

Карательная вылазка

Родриго собирался внезапно напасть на земли Санта-Марии-де-Ориенте и Альбаррасина, потому что их властитель, Абу Мерван ибн Разин, нарушив вассальное обязательство, принятое менее десяти месяцев тому назад, не платил условленной дани и передал королю-инфанту Педро Арагонскому крупную сумму денег. Мятежная Валенсия не желала принадлежать Сиду, и на нее снова многие зарились; так, Ибн Разин, который в то время был хозяином Мурвьедро, считал, что имеет на нее полное право. Педро Арагонский полагал, что ни в чем не нарушил союзного договора, подписанного в прошлом году с Родриго.

Но Кампеадор сурово наказал мавра-вассала за эту неверность методичными карательными вылазками. Во время одной из них Сид оказался в очень серьезной опасности. Как-то, когда он выехал с пятью рыцарями, на него неожиданно налетело двенадцать всадников из города Санта-Мария. Родриго бросился на них, убил двоих и обратил остальных в бегство, но получил страшный удар копьем в шею, а кроме того, мавры убили еще двоих из христианских рыцарей. Удар был столь сильным, что друзья и враги уже ждали смерти Сида. Но рана зажила, и по истечении августа альморавиды к Валенсии не подошли, так что Кампеадор мог не только оправиться от раны, но и продолжить войну в этих землях в сентябре — октябре 1093 г. в уверенности, что валенсийцы, выполняя условие отсрочки, теперь будут ему повиноваться.

Эти месяцы он потратил на то, чтобы укрепить дорогу из Валенсии в Сарагосу через южную часть территории Альбаррасина.

Опустошительная война и сильные военные позиции Сида в конечном счете вынудили Ибн Разина восстановить вассальную связь, которую он прервал. И мавр, и арагонский принц предоставили Родриго средства для господства над Валенсией, покорность которой теперь оказалась под большим вопросом.

Вести из этого города вынудили Сида покинуть Альбаррасин, не полностью закончив оборонные работы, потому что он получил конфиденциальное сообщение Ибн Джаххафа, просившего его немедленно вернуться.

Сид возвращается в Валенсию. Оккупация Вильянуэвы

Проафрикански настроенные валенсийцы наконец точно узнали, что приплывшее из Африки войско уже в Лорке и что им командует Абу Бекр, зять Юсуфа, потому что Эмир всех мусульман по состоянию здоровья не смог прибыть лично. От подобных вестей Бени-Вахибы и прочие враги Ибн Джаххафа так воодушевились, что кадий понял: ему грозит очень большая опасность потерять власть, если не вернется Сид, чтобы внушить страх недовольным.

Учтя важность этих сообщений, Сид срочно вернулся в Хубалью, где его посетил Ибн Джаххаф вместе с несколькими мавританскими каидами, чтобы подтвердить свой союз с ним. Но, когда перешли к делу, мавры не взяли на себя никаких обязательств по решительной деятельности против войска альморавидов, пообещав только написать их предводителю Абу Бекру и попытаться запугать его, сообщив, что Кампеадор заключил союз с королем Арагона и тот пришлет ему подкрепление; что они советуют командующему остерегаться, потому что, если он подойдет к Валенсии, ему придется биться с восемью тысячами закованных в железо христианских рыцарей, лучших воинов в мире; если он осмелится столкнуться с ними — хорошо, а если нет, пусть не приходит и подумает, что предпринять.

Таким образом, на активность валенсийцев особо рассчитывать не стоило. Даже самые верные сторонники Сида не осмеливались открыто возразить против прихода альморавидского войска, предав забвению июльский договор о капитуляции и тот факт, что за месяц отсрочки, август, альморавиды так и не подошли. Поэтому Сид не мог оставаться в Хубалье; он направился в северное предместье Валенсии под названием Вильянуэва, находившееся на другом берегу Гвадалавьяра, а войско его встало лагерем к югу от города, в мосарабском предместье Райоса.

Это приближение христиан сильно настроило против Ибн Джаххафа Бени-Вахибов и прочих сторонников африканцев, все еще ожидавших скорого прихода альморавидов. Но те уже серьезно запаздывали, так что надежда на них в городе лишь тлела, как огонь в золе: один день валенсийцы говорили: «Наконец они здесь!», а на следующий им приходилось в унынии повторять: «Нет, еще не пришли!»

Бени-Вахибы у власти. Они расторгают июльский договор о капитуляции (ноябрь 1093 г.)

Наконец, столько раз опровергавшаяся новость подтвердилась. Появились надежные сообщения, что альморавидское войско, так долго стоявшее в Лорке, направилось в Мурсию и что задержка была связана только с болезнью его предводителя Абу Бекра. Можно полагать, что предупреждение о восьми тысячах кольчужных рыцарях Кампеадора не лучше повлияло на здоровье Абу Бекра, чем весть, помешавшая его тестю покинуть Марокко; но, так или иначе, Абу Бекр был уже здоров и, более того, шел к Валенсии.

При этой долгожданной новости Бени-Вахибы так осмелели, что Ибн Джаххаф объявил о своем отказе от власти: мол, он не желает больше руководить, выполняя условия июльской капитуляции.

Проафриканская партия избрала вождем Абу-ль-Хаса-на ибн Вахиба, председателя альхамы, и решила запереть ворота города и оборонять стены, разорвав все договоры с Сидом.

Происпанская партия никак себя не проявила; Ибн Джаххаф удалился в свой дом и усилил личную охрану.

Приближение альморавидов

Кампеадор немедленно возобновил осаду города; но тут до него донеслись тревожные вести. Африканское войско уже прошло перевалы, охранявшиеся крепостями Беника-деля, и находится в Хативе. Радость валенсийских альмо-равидистов была шумной — наконец их избавляли от войн с этим христианином.

Поскольку опасность грозила сверху, Родриго покинул сады Вильянуэвы и присоединился к своему авангарду в предместье Райоса. Он сознавал, что ситуация очень сложная, и раздумывал, не следует ли отступить; но в конечном счете решил дожидаться удара на месте и поэтому приказал разрушить мосты на мощеных дорогах и затопить орошаемые земли Валенсии водой оросительных каналов, оставив врагам лишь узкий проход.

Вскоре донеслась весть, что африканцы уже в Альсире. Ликование сторонников альморавидов стало беспредельным — на стены и башни поднялись толпы народа, чтобы доставить себе удовольствие рассмотреть вдали на горизонте приближение спасительного войска; а когда настала ночь, в полной темноте засверкали бесчисленные костры, освещавшие лагерь альморавидов, раскинувшийся на равнине Альмусафес, не более чем в трех лигах от Валенсии. Валенсийские сторонники африканцев непрестанно возносили молитвы к Богу, чтобы он даровал им удачу в борьбе с Сидом, и уже постановили на своем совете: когда начнется сражение, они нападут на христианский лагерь, чтобы снести палатки и дома предместья. Люди Кампеадора в Райосе, со своей стороны, также провели ночь в молитвенном бдении и в военных приготовлениях к грядущему бою.

Однако ночь выдалась штормовой. С неба хлынули потоки воды, и разразился такой ливень, что подобного потопа местные жители никогда не видели. Наутро, когда небо, все еще грозовое, посветлело, валенсийские мавры уже поднялись на башни, чтобы посмотреть, куда продвинулись альморавидские знамена и где их водрузили; но сколько они ни смотрели вдаль, не видели ничего и не понимали, куда могло пропасть огромное войско. В этой томительной тревоге они прождали целое утро, когда прибыл гонец с сообщением, что альморавиды не придут, что они уже отступают той же дорогой. Страх перед Сидом заставил их уйти в дождливом мраке этой ночи. «Божественной воле, — пишет Ибн Алькама, — было угодно, чтобы сомкнутый порядок, в котором Сид расположил свое войско, заставил мусульман отойти».

Проафриканская партия валенсийцев впала в глубочайшее уныние. «Они считали себя уже мертвыми, — пишет их историк, — и бродили как пьяные, не понимая друг друга; их лица почернели, как деготь, и они утратили память, словно человек, упавший в морские волны». Они слышали страшные, как гром и молния, угрозы христиан, которые подходили к стенам города, кричали о бегстве альморавидов и ругали горожан за клятвопреступление: «Лжецы, предатели, отступники, отдайте город Сиду Руй Диасу, ведь вместе с городом вам не сбежать!» И у тех, кто находился внутри, не хватало духа для ответов.

Сид ужесточает осаду

После отступления альморавидского войска Валенсии было рассчитывать не на кого. В конце ноября 1093 г. начала ощущаться нехватка продуктов питания. Осада становилась все жестче по мере того, как Сид подводил свои войска все ближе к городу.

Несколько ободрило осажденных письмо Ибн Айши, сына Юсуфа и альморавидского наместника в Мурсии, написавшего из Дении Бени-Вахибам, что войско, шедшее на подкрепление, не отступило из трусости и не бежало, а отошло из-за недостатка съестных припасов и из-за сильных ливней, затруднивших продвижение; оно вовсе не намерено бежать, а готовится вновь вернуться для борьбы с Кампеадором. Но очень скоро из Дении пришло опровержение этих слов: войско Юсуфа не отступило временно, как объяснял Ибн Айша, оно отплыло обратно в Марокко; так что никакой надежды на помощь не осталось.

В результате у альморадивистской партии почва стала уходить из-под ног, что было на руку происпанской мудехарской партии, желавшей как можно скорее сдать город христианину. Ей в конце концов удалось вновь передать власть Ибн Джаххафу, чтобы тот в январе 1094 г. приступил к мирным переговорам.

Сид, не желая быть обманутым еще раз, в качестве предварительной гарантии потребовал ареста и выдачи Бени-Вахибов, главных приверженцев альморавидов, на что Ибн Джаххаф охотно согласился.

После этого Сид принял Ибн Джаххафа и изложил условия заключения мира: собирать налоги с города и поселений в его черте будет не Ибн Джаххаф, а сборщик, назначенный Сидом, как это делалось при эмире аль-Ка-дире; кроме того, во избежание новых нарушений договора Ибн Джаххаф должен будет отдать в заложники сына. Кадий прекрасно понимал, что у Родриго есть причины для недоверия, поэтому согласился на все, обещав на следующий день вернуться для подписания договора, текст которого напишет согласно договоренности.

Новые действия Ибн Джаххафа

Ибн Джаххаф вернулся в Валенсию очень озабоченным. Единственная политика, которую он применял, — политика использования обеих враждующих сторон, поведение лисы в упомянутой Ибн Бассамом басне, — из-за решимости Сида не поддаться на повторный обман была исключена. Кадий не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы перестать обманывать и поэтому решил не отдавать сына в заложники, хотя уважение, с которым Сид обращался с подчинившимися маврами, было известно всем валенсийцам, даже альморавидистам вроде Ибн Алькамы.

Когда на следующий день, вместо того чтобы приехать и подписать договор, Ибн Джаххаф послал сказать, что он берет свое слово обратно и не согласен выдавать условленного заложника в качестве гарантии, Сид, которого захлестнуло отвращение к этому человеку, написал ему письмо с резкими угрозами, расторгая договор с ним и заявляя, что больше ни в чем никогда ему не поверит (это произошло в середине января 1094 г.).

Но для кадия было не слишком важно, как ведет себя Кампеадор. Он очень решительно прервал переговоры, потому что добился от Сида всего, чего мог желать: отделался сначала от альморавидов, а потом от Бени-Вахибов, оставшись властителем Валенсии без всяких соперников. После того как он этого достиг, ему показалось, что подчиняться христианину более нет необходимости, и поэтому он решил продолжать борьбу, невзирая на страдания населения.

Лишние рты

К концу апреля 1094 г. осажденные уже испытывали страшный голод. Фунт сухожилий животных стоил дорого, равно как травы и корешки, и только обеспеченные люди могли питаться вареной коровьей кожей либо аптекарскими мазями и электуариями. Беднякам приходилось есть человеческие трупы.

Многие голодающие, мужчины, женщины, дети, подстерегали момент открытия городских ворот и выходили наружу, не заботясь о последствиях; иногда осаждающие давали им уйти, иногда ловили и продавали маврам.

Сид, хоть и полагал, что защитники сами изгоняют этих беглецов (считая их лишними ртами), чтобы продержаться подольше, все-таки с большой неохотой позволял им уходить. Но в конце концов, опасаясь подхода нового подкрепления от альморавидов, он решил с большей строгостью применить то, что после назвали международным правом. Он велел огласить приказ, чтобы его могли услышать валенсийцы на стенах: пусть те, кто покинул город, вернутся в него, а впредь всякого, кто выйдет из Валенсии, будут сжигать.

Ибн Джаххаф решает капитулировать

Несколько видных горожан, явившись к тирану, постарались убедить его, что всякая надежда потеряна; в это время голод и отчаяние населения стали настолько очевидными, что Ибн Джаххаф, наконец проникшись страданиями народа и поняв, что на помощь никто не придет, разрешил начать переговоры.

Договор о сдаче Валенсии

Условия, на которых горожане пришли к соглашению с Сидом, были следующими. Осажденные могут отправить гонцов к эмиру Сарагосы и к сыну Юсуфа — Ибн Айше, альморавидскому правителю Мурсии, чтобы те в течение пятнадцати дней пришли на помощь Валенсии; если в течение этих пятнадцати дней помощь не подойдет, Валенсия будет сдана при определенных условиях, или гарантиях, которые дает победитель: Ибн Джаххаф сохранит должность кадия и правителя города, как и прежде, но заведовать городскими налогами будет не он, а мавры — сторонники Сила и покойного эмира аль-Кадира, и они же будут контролировать городские ворота, поставив на них стражу из альмокаденов42 и пеших воинов, набранных среди мосарабов; что касается законов, податей, мер и монет мавров, то в них Родриго ничего не переменит. 18 мая 1094 г. эти предварительные условия были подписаны обеими сторонами.

Ибн Джаххаф нарушает договор. Сдача на милость победителя

Тем временем 13 июня время отсрочки истекло, а гонцы ни из Сарагосы, ни из Мурсии не вернулись. Ибн Джаххаф, питая иллюзорную надежду, предложил было горожанам подождать еще три дня, но они заявили, что больше не в силах держаться. С другой стороны, Кампеадор предупредил их, дав самые торжественные клятвы: если после назначенного срока пройдет хоть час, а они еще не сдадутся, он не считает себя обязанным выполнять принятые соглашения. Тем не менее через сутки после этого срока город еще не сдался.

Когда наконец участники переговоров вышли, чтобы сдать Валенсию Сиду, тот заявил, что не примет их, потому что больше не обязан соблюдать договоренности — ведь после назначенного срока прошло уже больше суток. Те, будучи не в состоянии ни минуты продолжать войну, объявили, что доверяются ему и пусть он делает с ними, что сочтет за благо. Но хоть они и сдались на милость победителя, Сид, движимый состраданием к столь упорным защитникам города и верный своей политике мягкого обращения с побежденными маврами, сказал им следующее: после того как город будет сдан, он, Сид, сделает им уступки, похожие на те, что содержались в аннулированном договоре, и велел им вернуться на следующий день, чтобы подписать капитуляцию и сдать город.

Капитуляция и сдача Валенсии

На следующий день, утром, Ибн Джаххаф со многими горожанами вышел из города, и акт капитуляции и сдачи был официально оформлен и подписан виднейшими представителями обоих вероисповеданий, христианского и мусульманского. Главные условия были такими: побежденные получают аман43 для себя и своего имущества, а Ибн Джаххаф передает Кампеадору все богатства аль-Кадира — такие, как эмирская казна, присвоенная кадием.

Ворота города открылись, и христиане вступили в них, чтобы занять все башни городской стены (это произошло 15 июня 1094 г.).

Первые уступки, которые Сид делает побежденным

На следующий день Кампеадор совершил торжественный въезд в город в сопровождении большого отряда своих воинов, а потом поднялся на самую высокую башню городской стены, откуда осмотрел весь город, то есть огороженный центр и окрестности.

На эту башню поспешили виднейшие мавры, чтобы поцеловать победителю руку и приветствовать его; он принял их с мягкой учтивостью. В отношении военной оккупации он им сказал, что велел заделать в башнях все окна, выходящие в город, чтобы любопытные взгляды христианских солдат не нарушали интимного покоя мавританских домов, и добавил, что поставил стражниками на башни христиан-мосарабов не потому, что кастильские воины его дома недостаточно благоразумны и сдержанны во всем, а потому, что мосарабы воспитывались среди мусульман, хорошо знают местный язык и обычаи, и этим стражникам он велел и просил их во всем уважать горожан.

Все мавры после приветственных поклонов неоднократно выражали Сиду благодарность и восхищение, заявляя, что никогда не видели ни более благородного человека, ни вождя, который бы привел с собой столь дисциплинированных воинов. В самом деле, Родриго теперь позволил сдавшемуся городу больше, чем было предусмотрено прежним, аннулированным договором: тогда оговаривалось только, что охрана стен будет возложена на мосарабов, а теперь Сид добавил меры по охране покоя мавританских жилищ.

Клятва Ибн Джаххафа

Уладив тем самым условия военной оккупации Валенсии, Кампеадор собирался сделать нечто подобное и в отношении той статьи аннулированного договора, которая касалась гражданского управления городом: Ибн Джаххаф по-прежнему должен был признаваться кадием, ему лично, его имуществу и семье гарантировалась безопасность, но теперь Сид требовал предварительной проверки.

Тот, как договаривались, передал Кампеадору богатства аль-Кадира, то есть сокровища эмирата, над которым он узурпировал власть, но утаил для себя одну величайшую драгоценность (несомненно, ту, которая была похищена с трупа монарха), и об этом сокрытии прознал Сид.

А ведь Сид в начале этой затяжной и мучительной осады письменно поклялся отомстить за убийство аль-Кадира. Он обвинил Ибн Джаххафа в преступлениях, как это делали и многие другие; вот почему, чтобы вновь признать Ибн Джаххафа кадием, он считал необходимым провести допрос, не скрыл ли тот известную особую драгоценность убитого. Кампеадор хотел придать этому акту такую же важность, как и подписанию договора о сдаче города, и потребовал от Ибн Джаххафа клятвы в присутствии самых уважаемых представителей обоих вероисповеданий. Ибн Джаххаф торжественно поклялся в своей невиновности, заявив перед всеми, что у него этой драгоценности нет. Родриго пообещал оставить Ибн Джаххафа на посту кадия и уважать неприкосновенность его особы и имущества, но четко оговорил: если в дальнейшем он, Родриго, обнаружит у кадия эту компрометирующую драгоценность, то лишит его своего покровительства и сохраняет за собой право пролить его кровь как цареубийцы. Это условие было подтверждено подписями самых высокопоставленных христиан и мусульман. Тем самым Сид давал знать, что убийство эмира — его вассала и протеже неминуемо будет наказано, как только найдутся виновные.

Кадий не думал, — пишет Ибн Бассам, — какие несчастья и испытания готовит ему судьба за эту опрометчивую клятву.

Речь Сида о принципах управления городом

Прошло четыре дня оккупации, и Сид велел оповестить по городу и окрестностям, чтобы в понедельник, 19 июня, все уважаемые мужи собрались в предместье Виль-януэва, в загородном эмирском дворце, где он в это время остановился. Туда прибыли как горожане, так и держатели окрестных крепостей, и, когда все собрались, на помост перед ними, богато устланный коврами и дорожками вышел Сид, и, призвав всех слушать, начал важную речь. Ибн Алькама старательно зафиксировал ее, потому что в отсутствие договора о капитуляции (ведь он был аннулирован) те соглашения и установления, которые собирался ввести Сид, став хозяином города, должны были сделаться уставом, согласно которому он будет править.

«Я — человек, у которого никогда не было королевства, — сказал им Сид, — и ни у кого в моем роду его не было; но с того дня, когда я прибыл в этот город, я им гордился, страстно желал им владеть и молил нашего Господа, чтобы Он отдал мне его. И видите, каково могущество Бога: в день, когда я приехал осаждать Хубалью, у меня было всего четыре хлеба, а теперь мне Бог оказал такую милость, что я приобрел Валенсию и стал ее хозяином. И теперь, если я стану поступать с ней по справедливости и устремлять свои деяния к добру, Бог оставит ее мне; но если буду поступать дурно, кичиться и кривить душой, — знаю, Он ее у меня отберет.

Поэтому пусть отныне каждый из вас идет в свои вотчины и владеет ими, как привык: ибо я прикажу тем, кто собирает подати, чтобы не отбирали более чем десятину, как велит ваш закон».

Политику снижения податей проводил и Альфонс, чтобы побудить мавританские поселения, столь притесняемые своими таифскими эмирами, подчиниться ему; Сид теперь учитывал также религиозное понятие десятины, которое в качестве долга мусульманина вновь стали утверждать альморавиды.

Кампеадор продолжил речь заверением, что будет усердно заниматься вопросами управления и всегда выслушает тех, у кого будет к нему срочное дело. «Ведь я не закрываюсь с женами, чтобы пить и петь, как ваши государи, которых вы не можете увидеть в любой момент, когда вам понадобится. Я желаю сам разбираться во всех ваших делах, быть вам товарищем, беречь вас, как друг бережет друга и родственник — родственника.

Я желаю помогать вам и исцелять ваши горести, поэтому скорблю о крайней нужде, которую вы испытали, мне больно оттого, что вы страдали от сильного голода и большой смертности. Если бы то, что вы в конце концов сделали, вы бы сделали раньше, вы не дошли бы до таких бедствий, не платили бы тысячу динаров за каис44 пшеницы; но я намерен добиться, чтобы вы покупали его за динар. И теперь живите в своей земле спокойно: я запретил своим людям брать в Валенсии в плен хоть мавра, хоть мавританку, а если кто-то пренебрежет этим запретом, возьмите пленного, освободите его и убейте того, кто его захватил, и вы не понесете за это никакого наказания». Запретив таким образом порабощение побежденных, военнопленных, Сид показал еще один пример уважения к мусульманам.

Закончив речь, Сид велел слушателям удалиться, и они разъехались — кто в Валенсию, кто в окрестные замки; все были очень довольны услышанными обещаниями. Даже самые недоверчивые освобождались от великого страха, жившего в их сердцах. Лишь самые завзятые приверженцы альморавидов уверяли, что столь благие заверения не могут, не должны воплотиться в жизнь.

Последствия провозглашения первого устава Валенсии

Эти и другие принципы управления завоеванным городом, сформулированные Сидом в речи и в договоре с Ибн Джаххафом, имеют историческое значение, потому что знаменуют появление более мягкого оккупационного режима, чем устанавливали прежде, например, Фернандо I в Коимбре и Альфонс VI в Толедо, и этот режим, введенный впервые, отчасти послужил образцом для ближайших преемников Сида в деле Реконкисты, как мы покажем позже.

Но, с другой стороны, режим, в общих чертах установленный Сидом за первые четыре дня правления, столкнулся с двумя очень серьезными трудностями. Несомненно, именно глубокий раскол между происпанской, про-альморавидской и оппортунистической партиями в городе подтолкнул Сида назначить себя кадием и верховным судьей, чтобы умерить их взаимную враждебность, а это в конечном итоге очень не понравилось побежденным. Кроме того, Сид, доводя политику благоприятствования до крайности, оставил город и мечеть в безусловном владении валенсийцев, что должно бьшо показаться чрезмерным уже завоевателям.

Успехи альморавидов вопреки противодействию Альфонса. Осада Уэски

Теперь, чтобы оценить значение завоевания Валенсии, сравним его с тем, чего за это время добился император.

Альфонс не отказался от своей имперской политики. Его намерения сдержать наступление альморавидов в эмиратах Гранаде, Малаге и Севилье, а также в Мурсии потерпели крах, но теперь благодаря счастливой звезде, столько раз помогавшей ему, он добился легкого успеха: эмир Бадахоса Мутаваккиль, чувствуя себя под угрозой из-за растущих амбиций Юсуфа, не нашел иного спасения, кроме как довериться Альфонсу, и уступил ему три важные крепости — Сантарен, Лиссабон и Синтру, которые поочередно передал в апреле и мае 1093 г. и охранять которые было поручено зятю императора — Раймунду Бургундскому. Но, несмотря на получение столь ценного залога, Альфонс вновь оказался неважным покровителем: через несколько месяцев, в начале 1094 г., африканцы под командованием Сира ибн Абу Бекра, прославленного завоевателя Кордовы и Севильи, захватили Бадахос и убили Мутаваккиля. Не замедлил Сир в ноябре 1094 г. завоевать и Лиссабон, под стенами которого разбил — устроив страшную бойню и захватив много христиан — графа Раймунда, поспешившего на помощь крепости.

После уничтожения таифского Бадахосского эмирата, последнего эмирата на западе Пиренейского полуострова, аль-Андалус полностью попал под власть альморавидов, за исключением находящейся под протекторатом Сида восточной части — Валенсии и трех эмиратов: Сарагосы, Тортосы и Альбаррасина.

Можно провести сравнение с другими событиями того времени. В мае 1094 г. король Арагона Санчо Рамирес начал осаду Уэски; и если осада Валенсии продолжалась всего девятнадцать месяцев, для взятия Уэски потребуется тридцать один, при том что в этом городе бьшо меньше населения и он не получал никакой помощи от альморавидов.

Договор между Педро I Арагонским и Сидом

Через несколько дней после окружения Уэски король Арагона Санчо Рамирес умер; он скончался естественной смертью 4 июня 1094 г.

Прямо на общем собрании двора, созванном по случаю принесения присяги новым королем, Педро I — активный участник союза, который его покойный отец два года назад заключил с Кампеадором, — получил от наваррских и арагонских магнатов совет возобновить дружбу с кастильцем. К Силу тогда было приковано всеобщее внимание, потому что в те дни он как раз завершал завоевание Валенсии. Дружба бургосского рыцаря с Санчо Рамиресом и его сыном несколько ослабла, и магнаты сочли, что было бы разумно и полезно возобновить союзнические отношения с Родриго — несомненно, ради продолжения осады Уэски, принадлежащей эмиру Сарагосы, который считался другом Сида.

Сообщив об этом Кампеадору, король Педро двинулся к побережью Средиземного моря, в свой замок Монтор-нес, а Сид поехал в Бурриану, где оба встретились и заключили договоры о взаимопомощи против любого врага.

Совершив это, тот и другой вернулись в свои земли, которые предполагали защищать, воспользовавшись преимуществами этого союза.

Юсуф решает вернуть Валенсию

При вести о взятии Сидом Валенсии, по словам Ибн Бассама, сердца всех мусульман наполнились скорбью и унижением. Эмиру аль-муслимин было направлено несколько писем, побуждающих его к действиям: авторы снова жаловались на Родриго, на его постоянные набеги, держащие все средиземноморское побережье аль-Андалу-са в неуверенности и тревоге. Юсуфа охватили гнев и печаль: великий город нужно было вернуть. Он выехал в Сеуту, чтобы быстро набрать для отправки на Пиренейский полуостров регулярные войска, командование которыми он возложил на своего племянника Мухаммеда ибн Ташфина. Одновременно он написал альморавидскому губернатору Гранады, властителю Альбаррасина и многим другим: пусть соединят свои силы с силами принца Мухаммеда и нанесут решительный удар по Валенсии и по Кампеадору.

К концу августа 1094 г. (всего через два месяца после сдачи!) до Валенсии донеслись первые сведения, что в Мурсии собирается альморавидское войско. Христиане встревожились, и Сид начал готовиться к обороне.

Главные силы африканского войска высадились в Испании 13 сентября, за день до начала рамадана — месяца поста; выполняя приказ Юсуфа, они приняли в свой состав много андалусских отрядов и после этого двинулись, чтобы встать лагерем на обширной равнине более чем в лиге к западу от Валенсии.

Все мавры этого района поспешили к ним с ячменем для лошадей и с провизией, то продавая, а то отдавая их альморавидам-освободителям даром. Сид никогда не мог рассчитывать на верность партии непримиримых и понимал, что положение крайне опасно. Ибн Алькама рассказывает, что христиане, ужаснувшись зрелищу громадной массы врагов, подобной морю, которое вот-вот поглотит город, хотели покинуть Валенсию, и только Кампеадор при виде этого огромного войска не выказал никакого беспокойства и внушил спокойствие собратьям, предсказывая им победу. Тем не менее валенсийские мосарабы считали, что бегство завоевателей неизбежно, и всячески заискивали перед мусульманами. Высокомерие сторонников аль-морадивов переходило все границы; один валенсийский поэт писал: «Скажите Родриго, что правда скоро восторжествует. Гляньте, как он прибегает к гаданиям! Сабли альморавидов опровергнут предсказания, которые ему дают его птицы».

Конечно, Сид распространил сообщение, что получил добрые предвестия; известно, что он верил в предсказания, как было свойственно многим воинам того времени. Но он мог предъявить и нечто более конкретное, чем пророчества: просьбы о помощи были направлены Альфонсу VI и Педро I Арагонскому, и хоть Сид знал, что у обоих королей могут быть серьезные внутренние проблемы (Педро увяз в осаде Уэски), он часто доводил до сведения осаждающих новости о приближающихся подкреплениях.

Сражение при Куарте

Огромное войско Мухаммеда бездействовало в Куарте до окончания поста, то есть месяца рамадан. 14 октября с наступлением темноты альморавидские — сахарские, маг-рибинские, андалусские — отряды приветствовали появление новой луны месяца шавваль, проведя общую молитву и отпраздновав окончание поста.

Сразу же было приказано начать атаку на Валенсию. Каждый день враги кружили вокруг стен города, яростно, с оглушительными воплями штурмовали их и даже осмеливались обстреливать из луков дома христианских рыцарей. Кампеадор, обладая от природы мужественным сердцем, по словам латинского историка, ободрял своих людей, внушая им веру в благотворность молитв, которые приказал читать непрерывно и призывать в них милость Христа.

Так, в постоянных нападениях прошло десять дней. Мухаммед, исполненный презрения к осажденным, считал успех осады несомненным и не понимал, что его огромное войско боится непобедимого Кампеадора. Боевой дух падал, дезертирств становилось все больше. Узнав об этом, Сид решил не ждать подхода подкреплений из Кастилии и Арагона. Ночью 25 октября он вышел со своими рыцарями из города, скрываясь в густых садах, и часть своих вассалов отправил устроить засаду недалеко от лагеря Мухаммеда. Со всеми остальными он поутру выстроился в боевой порядок и атаковал; осаждающие были настолько лишены отваги, с какой действовали осажденные, что тревога вызвала в лагере много шума и сумятицы. Всадники вскочили на коней и выехали из лагеря, чтобы отразить атаку, а когда Сид подался назад, отступая к городу, они начали преследовать его, и лучших отрядов в лагере не осталось. Тогда христиане, сидевшие в засаде, ринулись на мавританские шатры, устроив такой натиск, что племянник Юсуфа, остававшийся по нездоровью в лагере, первым бросился в бегство. В войске мусульман раздались протяжные крики: мол, в лагерь вторглись враги — это подошло подкрепление из Кастилии. Все кинулись кто куда; ужас породил такое безумие, пишет Ибн Алькама, что мусульмане уже не воевали, а лишь разбегались. Панический ужас, описанный арабским историком, подтверждают клирики Сида в грамоте, где упоминается эта победа и говорится, что она была достигнута с невероятной быстротой и при незначительных потерях со стороны христиан.

Должно быть, во время боя, при преследовании и в лагере, где часть войска сдалась, было взято несчетное множество пленных. Один документ, составленный в Арагоне в следующем году, утверждает, что Сид захватил всю мехалу, то есть альморавидское войско; автор, мешая латынь с арагонским диалектом, пишет: «Facta hec carta in anno quod venerunt illos almorabides ad Valencia, et arrancavit illos Rodiric Didaz, et presot tota lur almehalla».45

За счет добычи, взятой при этом разгроме, обогатились все люди Сида — столько они захватили лошадей, мулов, оружия чужестранной формы, съестных припасов, ценнейших одежд, золота, серебра и неописуемых сокровищ.

Альфонс VI идет на помощь Сиду

Весть о великой победе быстро донеслась до Альфонса VI, — пишет Ибн Алькама, — настигнув его, когда он уже прошел большой отрезок пути до местоположения Родриго, двигаясь ему на помощь; арабский историк добавляет, что император получил свою пятую часть захваченной добычи. Это подтверждает достоверность сведений «Песни о Сиде», которая сообщает, что на следующий день после боя королю Альфонсу были отосланы большой шатер короля Марокко и двести лошадей, входящих в его долю, все с уздечками и седлами, к луке каждого из которых был подвешен меч.

Альфонс, воспользовавшись замешательством альмо-равидов после этого первого поражения, понесенного ими после восьми лет непрерывных побед, решил не распускать собранное войско и направился с ним в область Гранады, разорив территорию Гуадиса, откуда забрал несколько мосарабских семей, чтобы поселить их в земле Толедо.

Что касается побежденных, то Юсуф жестоко разгневался на своего племянника; напрасно остальные полководцы, бежавшие в Хативу и в Дению, писали ему очень обоснованные оправдания — он не желал им отвечать. Лишь гораздо позже он смирился с объяснением, что это поражение было предопределено Богом, и отправил Мухаммеду деньги, чтобы тот мог удержаться в Хативе.

В качестве эпилога к сражению при Куарте отметим: современные завистники заявили, что Сид был изгнанником-анархистом и что официальная власть, христианские короли, не интересовалась деятельностью отщепенца. Такое утверждение изобличает полное незнание сведений Ибн Алькамы о подкреплении, которое вел Альфонс VI, и о пятой части добычи, которая по праву принадлежала верховной власти, а также полное неведение о тесном союзе с королем Педро I Арагонским, которого мы увидим в бою рядом с Сидом в 1096 г., и о многих других вещах, уже упомянутых нами и которые предстоит упомянуть в дальнейшем. Нельзя забывать, что на Раймунда Беренгера III завоевание Валенсии произвело такое впечатление, что он женился на дочери завоевателя, сделав ее графиней Барселонской.

Расследование обстоятельств смерти аль-Кадира

Как только Сид избавился от альморавидской угрозы, он вспомнил о своем настоятельном политическом долге — не оставлять далее безнаказанными убийц аль-Кадира. Происпанской мусульманской партии, особенно тем многочисленным людям, которые были вынуждены покинуть город после переворота Ибн Джаххафа, тем, кто с первого дня осады поддерживал Сида и кто присутствовал при произнесении им клятвы отомстить цареубийце, — всем им было необходимо выполнение этой клятвы, что дало бы им моральную опору в борьбе с партией кадия и партией Бени-Вахибов, поскольку эти партии подвергали их преследованиям и осыпали насмешками.

К тому же в цареубийстве многие, в том числе сам Сид, подозревали Ибн Джаххафа. Если Родриго и оставил кадия на его должности, то лишь с явной неохотой: общаться с этим человеком ему было тяжело. Мы знаем, что он считал Ибн Джаххафа глупцом, которому столь высокая должность не по плечу, и что он не мог доверять заверению в невиновности, сделанному кадием, пока не выявится, кто же в таком случае убил аль-Кадира.

Чтобы начать процесс об убийстве, нужно было найти тело убитого, знаменитый пояс султанши Зубайды и прочие драгоценности, о которых говорили, что их похитили с трупа эмира. Ибн Джаххаф, чтобы его утвердили в должности кадия, поклялся, что у него этого сокровища нет, и теперь все подозрения вели за пределы Валенсии, в замок Олокау, один из двух замков, куда аль-Кадир при угрозе переворота отправил большую часть своих богатств; этот замок отказался подчиняться Сиду, а в нем могли находиться важные личные драгоценности аль-Кадира, не найденные в других местах. Чтобы прояснить ситуацию и вернуть ту часть эмирской казны, которая по договору о капитуляции принадлежала ему, Сид напал на замок Олокау и захватил его; найденное там достояние аль-Кадира он по справедливости разделил со своими соратниками, но личной драгоценности эмира, объекта поиска, среди этих богатств не оказалось. И как только подозрение в отношении Олокау отпало, Сид быстро выяснил, что искомую драгоценность прячет Ибн Джаххаф.

Сид отдает приказ об аресте кадия

После этого в день, когда валенсийские мавры явились к Сиду на очередную аудиенцию во дворец предместья Вильянуэва, тот потребовал от них выдать Ибн Джаххафа. «Ведь уже общеизвестно, — сказал он, — как он убил вашего государя эмира, и не следует, чтобы среди нас жил предатель, ибо предательством он бросает тень на вашу законопослушность; смотрите же, как я осуществляю свои полномочия».

В соответствии с договором, подписанным виднейшими представителями обоих вероисповеданий, если бы клятва Ибн Джаххафа об отсутствии у него особой драгоценности аль-Кадира оказалась ложной, Кампеадор более не должен был почитать его как кадия и вправе судить его; поэтому несколько валенсийских магнатов взяли вооруженных людей и направились к домам Ибн Джаххафа. Они встретили сопротивление, вступили в бой, взломали ворота, силой ворвались в дом, схватили кадия, его сына и многих его приверженцев и привели всех к Кампеадору. Это произошло 10 февраля 1095 г. Ибн Джаххаф сохранял пост кадия при Сиде восемь месяцев.

Родриго посадил Ибн Джаххафа под строгий арест и также распорядился схватить всех, о ком он знал, что они принимали участие в убийстве аль-Кадира.

Все эти аресты, проводимые маврами — сторонниками Сида, конечно, порой могли вызывать беспорядки из-за сопротивления других партий. Конечно, Сиду были нужные более верные гарантии безопасности, и когда видные люди Валенсии в очередной раз прибыли к нему в предместье Вильянуэва, он объявил им о своем решении переселиться в город, в алькасар, и занять все укрепления своими христианами, а не мосарабами, как прежде; впрочем, он обещал уважать все нравы и обычаи мусульман и позволять им беспрепятственно возделывать землю и разводить скот в их владениях, отдавая ему лишь десятую часть получаемых продуктов.

Мавры остались довольны; они подали прошения, какие сочли уместными, и Сид согласился на них.

Потом Сид торжественно въехал в Валенсию; перед ним несли его развернутое знамя, позади его на мулах везли все его доспехи, его окружали все его люди, идущие в строгом порядке, подняв копья вертикально, с радостным видом. Родриго сошел с коня в алькасаре, его люди расположились в хороших домах, стоящих вокруг, а на самой высокой башне дворца заплескался флаг Сида.

Итак, к этому моменту Сид для Валенсии был таким же хозяином, как Альфонс для Толедо: по договору о капитуляции города мавры сохраняли свои дома, владения и главную мечеть, а Альфонсу принадлежали алькасар (praesidium civitatis46) и Эмирский сад за мостом; аналогичным образом Сид теперь владел валенсийским алькасаром, а эмирские сады Вильянуэвы на другом берегу реки он присвоил еще раньше.

Таким образом, через восемь месяцев первый устав, который Сид дал Валенсии, — более либеральный, чем устав Толедо, — в силу обстоятельств начал ужесточаться.

Узники. Ибн Джаххафа уличают

Сид приказал доставить Ибн Джаххафа в Хубалью, где его пытали, пока он не признался в своем преступлении и в нарушении клятвы. Через два дня его вернули в тюрьму в садах Вильянуэвы, где Сид понудил его собственноручно написать перечень всего имущества, чтобы он дал показание о самой любимой драгоценности аль-Кадира, не найденной среди вещей покойного эмира. Ибн Джаххаф письменно подтвердил, что у него есть несколько драгоценных бус (одни из которых, как мы покажем впоследствии, раньше принадлежали султанше Зубайде), перстней и прочих богатств, которые он взял у своего государя аль-Кадира, убив его. Состав преступления был налицо: Ибн Джаххаф признавался в цареубийстве. В соответствии с торжественной клятвой, принесенной в прошлом году, Сид должен был казнить бывшего кадия.

Но Сиду этого было мало. Ему были нужны все сокровища эмира, а в роковом перечне Ибн Джаххаф указал только на те, что находятся лично у него, умолчав о многих вещах, которые Сид, очень озлобленный против узника, приказал искать в домах его сообщников, где были найдены крупные тайники с золотом, драгоценными камнями и всевозможными богатствами.

В геройской душе Сида еще пылал тот огонь, что в старину сжигал души варварских героев — Вальтера, Сигурда,47 — неистовая жажда сокровищ; такая жажда была отличительным свойством того времени. Раньше не воевали, как теперь, с целью захвата промышленных районов, сырьевых колоний, рынков сбыта, словом, средств для непрерывного создания богатств: воевали прежде всего за уже произведенные и накопленные богатства — за ценности, которые носило при себе вражеское войско, чтобы содержать себя, за дань с поселений в виде простых продуктов, за замки, набитые сокровищами, вроде Олокау. Главной целью войны для победителя были богатства побежденного, и Сид не мог отказаться ни от сокровищ аль-Кадира, ни от сокровищ Ибн Джаххафа, после того как последний, уличенный в цареубийстве и клятвопреступлении, стал для него не более чем пленным врагом; его огромные богатства следовало разделить между христианами. И Сид их по справедливости раздал своим людям.

Казнь Ибн Джаххафа

Когда Ибн Джаххаф был уличен в своем преступлении, его вместе с другими узниками привели в алькасар.

Там собрался суд (corte), в состав которого входили христиане и мавры, прежде всего те, перед кем преступник давал ложную клятву, и Сид, величественно восседавший на помосте, приказал новому кадию города и виднейшим маврам судить того, кто убил их государя и преступил клятву, по своему закону. Кадий вынес приговор — побить камнями, и мавры сказали Сиду: «Мы поступили по закону, но вы, государь, делайте то, что сочтете за благо; просим вас лишь пощадить его сына — ведь в том, что совершил отец, ребенок не виноват: отпустите его». Сид из любви к ним простил мальчика с условием, что тог покинет город, потому что не хотел, чтобы здесь жил сын предателя. «Что касается Ибн Джаххафа, — добавил он, — наш христианский закон велит, чтобы его сожгли». Под конец виднейшие мавританские патриции поднялись, чтобы поцеловать ноги и руки Кампеадору в благодарность за милость, оказанную сыну преступника. Такое милосердие стоило благодарности, если учесть господствовавший в то время принцип семейной солидарности в отношении преступлений и наказаний. Законы и обычаи того времени, когда самым прочным основанием общественной жизни по сути была вассальная верность, были настолько жестоки к вассалам-изменникам, что для них любого наказания казалось мало: не только вся семья того, кто замышлял против короля, приговаривалась к смерти, но даже неодушевленные предметы должны были нести наказание — дом предателя следовало разрушить до фундамента. Цареубийцу (как гласит «Фуэро Куэнки») надо было сжечь «вместе со всей семьей», а в древности в городах Средиземноморья практика была такова, что перед сожжением преступника до пояса зарывали в землю — таким образом в 107 г. до н. э. казнили консула Метелла в Африке и в 43 г. до н. э. квестора Бальба в Гадесе.

Для казни Ибн Джаххафа вывели из Валенсии за город. Там вырыли яму, куда бывшего кадия закопали по грудь; подожгли связки дров, расставленные вокруг него, и когда огонь разгорелся, преступник, воскликнув: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного», своими руками сблизил пылающие головни, чтобы ускорить момент, когда душа покинет истерзанное тело.

Казнь совершилась в мае 1095 г.

Арабские историографы и современные арабисты отнеслись к этому поступку Сида очень сурово.

Сторонник альморавидов Ибн Алькама осудил Кам-пеадора за казнь Ибн Джаххафа, написав, что единственной причиной ее была ненависть христианина к кадию, так долго выдерживавшему осаду города. Это чисто риторическая и поверхностная защита, потому что Ибн Алькама забывает то, что ранее написал сам: что Ибн Джаххафа судили «за убийство своего эмира» и что Сид поклялся отомстить за цареубийство. В наше время Дози обвинил Сида в клятвопреступлении за то, что тот якобы не выполнил условий договора о сдаче Валенсии; для этого ученому арабисту пришлось исказить сообщение Ибн Бассама, на которое он опирается, в трех пунктах: 1) он лишает клятву, I которую Сид потребовал от Ибн Джаххафа, характера предварительного условия сохранения кадия на своей должности; 2) он утверждает, что в клятве говорилось о богатствах вообще, а не об особой драгоценности убитого эмира (как пишет Ибн Бассам), о которой Дози вообще ие упоминает; 3) он относит эту клятву к периоду времени после ареста Ибн Джаххафа, а Ибн Бассам — к периоду до ареста, и причиной этого ареста стало именно выявленное клятвопреступление. Несмотря на все это, Леви-Прювансаль, как ни удивительно, повторяет, что приговор кадию был «несправедливым и негуманным», хотя сам знаменитый арабист обнаружил и обнародовал несколько текстов, показывающих его неправоту: 1) «Историю таифских эмиров», где говорится, что Ибн Джаххаф, передав Сиду все сокровища аль-Кадира, утаил одно (состав преступления) и поклялся, что у него этой вещи нет, а позже это клятвопреступление раскрылось; 2) извлечения из Ибн Алькамы, утверждающего, что Ибн Джаххаф убил аль-Кадира, что его судили «за убийство своего эмира» и что он был приговорен по закону христиан к сожжению живьем. Итак, Сид был обязан сжечь цареубийцу и не был в этом жесток. Не будем переносить современных представлений на старинные времена: С иду не могло прийти в голову отправить Ибн Джаххафа на электрический стул.

Сид выполнил свой долг сеньора, отомстив за смерть верного данника. Но строгое наказание, к которому он прибегнул, хоть и законное, было ошибочным в политическом отношении. Страдания и смерть преступника облагородили его образ, и в тот период, который в народе иронически называют «пора похвал», по адресу дискредитированного кадия зазвучали сочувственные панегирики даже со стороны его главных противников; сам старик Ибн Тахир, бывший эмир Мурсии, забыв, что прежде желал наказания для узурпатора Кривоногого, теперь крас норечиво оплакивал его, утверждая, что тот защищал несчастных, прощал обиды и правил кротко.

Уже никто не хотел помнить об эгоизме и бездарности покойного. Злейшие враги восхищались безропотной смертью того, кого презирали при жизни. «Да соизволит Бог, — писал Ибн Бассам, — занести последние страдания кадия на страницу его добрых дел и счесть их достаточными, чтобы загладить его прежние грехи».

Мертвый Ибн Джаххаф мог стать для Сида опаснее, чем живой. Теперь мятежный дух мусульман приобрел вдохновляющую его память о мученике.

Новые козни Юсуфа. Восстание в Валенсии

Многие валенсийцы, прежде извлекавшие выгоду из произвола Ибн Джаххафа, вместе с несгибаемыми привер женцами Бени-Вахибов по-прежнему твердо надеялись на альморавидов как на освободителей, а те в свою очередь использовали любой повод для вмешательства в дела обоих крупных городов, недавно попавших под власть христиан, — Толедо и Валенсии.

Как поэтически выражается Ибн Бассам, «Валенсия была для Юсуфа словно соринка в глазу, докучавшая ему всю жизнь; он мог думать только о ней; его язык и его руки были только ей и заняты; он посылал войска, он посылал деньги, чтобы вернуть ее, и результаты этих попыток были очень неравноценны». Похоже, в расчете на какую-либо реакцию альморавидов в Валенсии в 1095 г. вспыхнуло восстание. Подавив его, Сид оставил всех лояльных мавров на месте, но мятежники должны были перебраться в предместья, где жили христиане, а те — переехать жить в город.

Переселение христиан вскоре повлекло за собой новую перемену: они заняли главную мечеть, приспособив для отправления христианского культа. Сид это сделал сразу же, в 1096 г. Император Альфонс тоже христианизовал главную мечеть Толедо через несколько недель после сдачи города, хотя по договору обязывался почитать мавританский храм.

Валенсия Сида подчиняется Испанской империи

Заняв через два года после сдачи города алькасар, часть жилых домов и главную мечеть, христиане стали настоящими хозяевами Валенсии, и первое, что сделал Сид в качестве абсолютного властителя города, — вновь заявил, что является вассалом императора, признав перед маврами «верховенство короля дона Альфонса Кастильского, моего сеньора, коего да хранит Бог многие лета»; это заявление зафиксировал историк Ибн Алькама, и оно соответствует тому, что изложено в старинной «Песни», где Альвар Аньес по указанию Сида преподносит королю недавно приобретенную Валенсию: мол, Сид

Признает вас сеньором, вассалом — себя.

(Стих 1339)

Сид, отказавшись от права воевать с изгнавшим его королем, всегда упорно утверждал, что он королевский вассал. Теперь он передавал королю превосходный форпост против альморавидов, собираясь здесь служить ему, не жалея своих войск и даже жизни своего сына.

Окончательный устав для мавров

Сид, отдавая первые распоряжения и заключая договоры с побежденными валенсийцами в первые дни после сдачи города, следовал новой политике наибольшего благоприятствования, очень характерной для кастильского завоевателя: он желал, чтобы мавры города и христиане предместий сосуществовали мирно, без грабежей, при режиме вассального подчинения, а он сам бы добросовестно вершил правосудие.

Теперь же эта первоначальная политика Сида — сосуществование без грабежа — в силу изменившихся обстоятельств оказалась непригодной. Альморавиды, подчинив себе испанских мавров, обострили этнический характер борьбы между маврами и христианами и, преследуя мосарабов, разжигали религиозную ненависть. Режим вассального подчинения без грабежей пришлось ужесточить.

Договоры о капитуляции XII в., навязанные Альфонсом Воителем Туделе в 1115 г., Сарагосе в 1118 г. и в подражание ему графом Барселонским — Тортосе в 1148 г., по сути воспроизводили окончательный устав Валенсии, а отчасти и устав Толедо: авторы этих договоров использовали опыт Сида. Так, эти уставы оставляли побежденным маврам их кадия и прочих магистратов при условии принесения присяги на верность; оставляли им недвижимость, а данникам — десятину; признавали их законы и обычаи; запрещали захват пленных внутри города — все, как Сид учредил в Валенсии. Но, кроме того, если маврам и позволяли по-прежнему жить в своих домах и молиться в главной мечети, как в начале своего завоевания сделали Сид и Альфонс в Толедо, авторы этих документов не дожидались, чтобы изгнание мавров в предместья и освящение мечети произошли стихийно и сумбурно, как в Валенсии и Толедо, — эти договоры, опережая события, предвосхищали их и назначали для них срок: в течение года после сдачи мавры должны были покинуть свои дома и свою мечеть и перебраться на жительство в предместья, за стены города. В соответствии с этими соглашениями XII в. мавры Туде-лы, Сарагосы и Тортосы через год после капитуляции оказались в таком же положении, как мавры Валенсии через два года после того, как сдались, но у первых было преимущество: в Туделе, Сарагосе и Тортосе благодаря опыту и должной предусмотрительности ситуация разрешилась мирно, тогда как в Валенсии потребовались потрясения. Для объяснения влияния Сида, обнаруженного нами в этих договорах XII в., следует учесть, что их автор, Альфонс Воитель, в молодости побывал у Родриго в Валенсии, как мы увидим позже; вероятно, он здесь говорил с кастильцем о положении побежденных мавров, и в этих беседах вызревали будущие договоры о капитуляции Туделы и Сарагосы; после их воспроизвел в отношении Тортосы Раймунд Беренгер, сын зятя Кампеадора.

На помощь Сиду идет Педро I

Сид всегда поддерживал очень тесные связи с королем Педро Арагонским и его братом, инфантом Альфонсом.

Педро только что, 26 ноября 1096 г., захватил Уэску — после очень продолжительной осады и после сражения при Алькорасе, в котором он победил эмира Сарагосы и его союзника, графа Гарсию Ордоньеса, прибывших на помощь осажденному городу. Когда все были заняты обустройством управления только что завоеванным городом, в Уэску прибыл посланник Сида с просьбой о военной помощи ввиду новой опасности, грозящей югу Валенсий-ской области со стороны альморавидов. Наваррские и арагонские рикос омбрес, утомленные как чрезвычайно долгой осадой, так и недавней битвой, которую им пришлось выдержать, не хотели идти в Валенсию, но король Педро, человек, лишенный и толики эгоизма, поражавший всех как чистосердечием, так и неколебимым мужеством, не мог и подумать о нарушении договора с Сидом и упустить возможность для столь великой службы Богу, как помощь величайшему христианскому рыцарю, которая не позволит тому погибнуть; поэтому в присутствии всего двора он обещал посланнику Кампеадора, что в течение двенадцати дней будет в Валенсии. Сказано — сделано: не забыв оставить в Уэске сильный гарнизон, он с частью наваррских и арагонских воинов, только что выигравших бой с Мустаином, направился к берегам Средиземного моря. С ним поехал и его брат Альфонс. Инфант Альфонс, будущий король по прозвищу Воитель, будущий завоеватель Туделы и Сарагосы, которому при Алькорасе было поручено командовать авангардом, теперь будет учиться у Сида, как обращаться с покоренными маврами и какова тактика альмо-равидов, которая через какое-то время, при Фраге,48 окажется столь роковой для него.

Подкрепление прибыло в Валенсию до истечения обещанных двенадцати дней. Помогая Кампеадору, арагонцы отдаляли опасность, которой вторжение африканцев могло со временем грозить их собственным границам.

Помощь Пенья-Кадьелье

Сид принял в Валенсии своего царственного гостя с величайшими почестями, и оба двинули войска на помощь замку Пенья-Кадьелья. Этот замок, который Сид отстроил в 1091 г. для охраны двух перевалов — через Хативу и через Гандию, — которыми только и можно было пройти с юга на валенсийскую равнину, в то время из-за нехватки припасов был бы не в состоянии выстоять, если бы альмо-равиды из Дении вновь перешли сьерру Беникадель, которую защищал замок.

Чтобы добраться до Пеньи-Кадьельи, Сид выбрал кратчайший путь — через Хативу. Но, приблизившись к этому городу, он обнаружил, что проход перекрыл племянник Юсуфа — Мухаммед, побежденный при Куарте Мухаммед держал гарнизон в Хативе и подготовил значительное войско в 30 000 всадников, альморавидских и андалусских, вооруженных до зубов. К югу от Хативы долину сдавливали горы, и в теснине между ними, ширина которой едва достигала половины лиги, помещались только река и римская дорога, идущая почти по берегу; альморавиды заняли высоты, господствующие над дорогой, и идти дальше для христиан было чрезмерно рискованно.

Однако Сид пошел. Пока христиане проходили ущелье, мавры со своих гор шумно издавали воинственные кличи, но за весь день так и не спустились, чтобы завязать бой, — то ли потому, что Сид укреплял каждую занимаемую позицию, то ли, возможно, пока не считали нужным атаковать, чтобы он не вернулся назад, а вступил бы в горный район, где его будет легко загнать в тупик и уничтожить.

Так Кампеадор и король Педро невредимыми достигли долины Альбайды. Они отправили отряды в набег в разные стороны, добыли в окружающем районе скота и съестных припасов и поместили это все под охрану стен Пеньи-Кадьельи, в изобилии снабдив провизией ее укрепления.

Сражение при Байрене

Для возвращения в Валенсию Сид выбрал более широкий путь, чтобы избежать теснин Хативы, где оставалось вражеское войско. Поэтому он направился к морю и разбил свой лагерь, вместе с лагерем короля Педро, перед высотами Байрена.

Здесь пройти тоже было трудно. Теперь три укрепленных здания разрушенного замка Байрен расположены на вершинах, а башни и стены спускаются вниз и идут вдоль дороги, зажатой между горой с одной стороны и болотистой местностью с другой; ныне все это побережье — заболоченная низина, где растет тростник и разводят рис, но во времена Сида море (которое с каждым годом заметно отступает от валенсийского берега) должно было доходить почти до дороги, потому что еще в XIII в. у монастыря Байрена могли причаливать галеры. Этот проход, столь трудный для Сида, сегодня довольно широк, хоть и поуже Фермопильского, с которым так нелегко пришлось Ксерксу, — наносы так расширили Фермопильское ущелье, что теперь его не узнать.

Двинувшись столь трудным путем, христиане Сида и короля Педро направились к мысу и укреплениям Кулье-ры, белевшим вдалеке на горизонте и сулившим ровную дорогу до Валенсии; но, еще не выбравшись из этих теснин, в самой опасной из них они встретили Мухаммеда со всем его войском, готовым к бою. Палатки мусульман были поставлены у подножия высокой горы Мондубер, которая возвышается близ берега на 840 метров и отроги которой окаймляют дорогу с запада; сверху мавры могли обстреливать походную колонну из всех видов своего оружия, а на востоке, в морских эстуариях, стояло множество африканских и андалусских кораблей, державших дорогу под прицелом арбалетов. С помощью вражеского флота проход здесь был заперт еще прочнее, чем на входе через Хативу, и в рядах христиан распространились уныние и страх. Но Родриго сумел и в этой мрачной ситуации увидеть возможность победы; он надел кольчугу, поднялся на боевого коня и поехал вдоль своих оробевших воинов. И опять произошло чудо: вера в непогрешимость вождя пересилила былое замешательство, и все ринулись в битву. До полудня король Педро и Родриго с главными силами упорно атаковали, и наконец мусульмане начали подаваться назад, а потом бросились в бегство. Их поражение было полным, как и поражение при Куарте; многие пали от меча, многие погибли, пытаясь переправиться через реку Харако, а огромное большинство, ища спасения на кораблях, утонуло в болотах или в морских волнах.

Христиане взяли обильную добычу; самой важной ее частью были кони, мулы и оружие хорошо оснащенного мусульманского войска.

После возвращения в Валенсию, уже беспрепятственного, христиане несколько дней отдыхали. Теперь настала очередь Сида помочь королю Педро, и оба направились ни север, к плоским берегам Кастельона, где, как мы знаем, арагонский король имел несколько замков в качестве тыловых баз для борьбы с альморавидами и где один из этих замков, Монторнес, поднял мятеж. Союзники осадили этот замок, взяли его и принудили к повиновению. После этого в январе 1097 г. король Педро двинулся в свое государство, а Сид вернулся в Валенсию.

Неудача Альфонса при Консуэгре

Тем временем император Альфонс, вынужденный перейти к обороне, еще раз оказался в опасности.

Юсуф в четвертый раз пересек пролив и, находясь в Кордове, собирался напасть на область Толедо. Альфонс поспешил ему навстречу. Кампеадор послал к нему своего сына Диего (молодого человека лет двадцати двух) с воинским отрядом; сам он не мог оставить Валенсию, как показывают его соображения, изложенные старинным хуг-ларом по другому поводу:

А я не покину земли валенсийской:
Недешево мною она добыта
И глупо ее оставлять беззащитной.

(Стихи 1470–1472)

Со своей стороны Эмир аль-муслимин, избегая нового личного столкновения с христианским императором, поручил командовать походом полководцу Мухаммеду ибн аль-Хаджу, вверив ему сильное войско из альморавидов и андалусцев всего Пиренейского полуострова. «Если Бог судил, чтобы они были разбиты, — сказал благочестивый и осторожный Юсуф, — я останусь позади, чтобы прикрыть их отступление».

Едва мусульмане перешли толедскую границу, как перед Консуэгрой они встретили Альфонса. И вновь альмо-равидская тактика оказалась губительной для христиан: «В их авангарде, — сообщает «Китаб аль-иктифа», — Всемогущий распространил смятение», и мусульмане наголову разбили их. Там погиб сын Кампеадора. Этот разгром произошел в субботу, 15 августа 1097 г., в день Богородицы; король Альфонс бежал в Консуэгру, и альморавиды осаждали ее восемь дней, пока наконец не ушли.

В области Толедо случилась и еще одна беда. Прежде чем вернуться в Африку, Юсуф отправил своего сына Ибн Айшу, губернатора Мурсии, в окрестности Куэнки; здесь альморавидский полководец сразился с Альваром Аньесом, командующим на территории, начинающейся от крепостей Сорита и Сантавер, и разгромил его, разграбив христианский лагерь и взяв богатую добычу.

Новое вторжение альморавидов в Валенсию. Поражение при Альсире

Победив при Куэнке, Ибн Айша двинулся во владения Сида. Несмотря на поражение при Байрене, альморавиды не могли забыть о Валенсии, «соринке в глазу Юсуфа». Ибн Айша пошел к Альсире; там он встретил отряд из войска Кампеадора и разбил его, нанеся почти сокрушительное поражение.

Когда беглецы из Альсиры достигли Валенсии, Сид опечалился чуть не до смерти. Несчастье, постигшее его вассалов, потеря сына, а в довершение всего разгром войск короля и Альвара Аньеса — все это одно за другим легло тяжелым грузом на его сердце, словно непомерная расплата за удачи всей жизни, наполненной чудесными победами. Смерть единственного сына тогда означала не только утрату надежды увековечить себя в грядущих поколениях — это горе усугублялось еще и тем, что влекло за собой непоправимый крах социальной значимости: семья в то время воспринималась не просто как сообщество близких людей, но как необходимая организация, которая обеспечивает своим членам взаимопомощь против агрессии со стороны всех остальных и прежде всего гарантирует месть, обязательную расплату за любое оскорбление, невозможность которой в «Романсеро» в основном и удручает старого отца, разыскивающего на поле боя тело любимого сына:

Будь проклята женщина, родившая всего одного сына;
Если его убьют враги, отомстить за него будет некому.

Сид берет Альменару

Но Сид был еще в состоянии отомстить альморавидам за сына.

Отправив разведку по области Валенсии с целью защитить ее от врагов, он узнал, что альморавидскому каиду Хативы помогали каиды Мурвьедро и Альменары. Сид направился к этим крепостям; он осадил неверный город Альменару, после трехмесячной осады взял его и всех, кто добровольно сдался, выселил из города, позволив им свободно уйти (дата — декабрь 1097 г.?).

В благодарность за победу он заложил там церковь, посвященную Деве Марии, после чего вышел из Альменары, говоря всем, что идет в Валенсию отдыхать.

Под Мурвьедро

Но когда христианское войско вступило в тень Мурвьедро и проходило под вершиной, увенчанной гигантскими укреплениями, массивными башнями и тысячелетними стенами («Муро Вьехо» — «Старая стена»), которые видели еще схватки иберов и карфагенян, Кампеадор поднял руку, остановив своих командиров: в Валенсию они не вернутся, пока не захватят Мурвьедро и там не будет отслужена месса.

Люди Сида немедленно и внезапно осадили город и крепость, верность которых оказалась столь непрочной, и принялись непрестанно штурмовать их, используя мечи и осадные машины. Все входы и выходы для осажденных оказались перекрыты, и они, уже страдая от голода, вступили с Сидом в переговоры, чтобы вымолить у него отсрочку, во время которой они могли бы попросить помощи у тех, кто способен им ее оказать: «Если за это время никто не придет освободить нас из твоих рук, мы станем твоими и будем служить тебе; но имей в виду, что крепость Мурвьедро широко известна, так что сдать ее тебе прямо сейчас мы не можем — если ты не дашь нам отсрочку, мы все скорее умрем, чем сдадимся, и лишь после смерти последнего ты сможешь войти в город». Сид, всегда готовый дать врагам возможность убедиться в их бессилии, согласился, что Мурвьедро по своей военной значимости, превращающей его в центр всего валенсийского мусульманского округа, заслуживает отсрочки; и, уверенный, что горожанам все равно ничто не поможет, он дал им тридцать дней — с 1 по 30 апреля 1098 г.

Отсрочка для просьб о помощи

Мавры Мурвьедро спешно разослали послание за посланием: африканскому императору Юсуфу; его сыну, каиду Мурсии, и другим альморавидским эмирам; королю Альфонсу; Мусгаину Сарагосскому; эмиру Ибн Разину, более всех обязанному прийти, потому что замок принадлежал ему; графу Барселонскому. И пока срок шел, посланцы возвращались в Мурвьедро с такими ответами: все, что велел им передать Альфонс, — чтобы на него не рассчитывали, так как он предпочтет видеть Мурвьедро владением Родриго, чем владением какого-либо мавританского эмира. Мустаин, чью всегдашнюю амбициозность Сид заблаговременно пресек — пригрозив ему смертью, если двинется на помощь осажденным, — ответил: пусть мужаются и достойно борются против сильного врага, но он лично со своей стороны не расположен вступать в схватку с непобедимым воином. Ибн Разин тоже дал очень дельный совет: пусть держатся, сколько смогут, но он прийти им на помощь не сумеет. Альморавидские каиды ответили лучше: они все придут, они с радостью помогут Мурвьедро… но надо, чтобы через море переправился Юсуф, Эмир всех мусульман, ибо они убеждены, что без него ввязываться и бой с Кампеадором бессмысленно. Что ответил Юсуф, мы не знаем, но, судя по тому, какой оборот приняла в свое время попытка помочь Валенсии, могущественный эмир меньше всего желал встречаться с тираном Родриго, на голову которого усердно призывал проклятия Аллаха. Наконец, граф Барселонский ответил осажденным кое-что получше. Этот титул носил уже не бывший противник, а после друг Сида, которому мы посвятили столько строк: к тому времени Беренгер, обвиненный в убийстве брата, как мы уже упоминали, был осужден судом императора Альфонса и как уличенный изменник выслан в Святую землю, и теперь графом стал его племянник, сын жертвы, уже достигший совершеннолетия, которого назовут Раймундом III Великим. В порыве энтузиазма, понятного в его шестнадцатилетнем возрасте, и оценив большую дань, которую заплатили ему жители Мурвьедро, он искренне велел передать им кое-что обнадеживающее: «Знайте, что, хоть я и не осмелюсь сразиться с Родриго, я пойду и осажу его замок Оропесу, а когда он пойдет со мной биться, вы сможете в изобилии запастись продуктами».

И граф, спустившись к побережью Кастельона, сдержал свое слово. Вот только Сид не принял этой агрессии всерьез и не подумал идти на помощь Оропесе: достаточно было одному рыцарю привезти в лагерь графа ложную весть, что воевать с ним идет Родриго, чтобы молодой Раймунд, не рискуя проверять эту новость, крайне спешно снял осаду и вернулся в свою землю, вполне уверенный, что достаточно помог осажденным.

Новые отсрочки. Мурвьедро сдается на милость победителя

Так миновало тридцать дней отсрочки, и Сид потребовал от жителей Мурвьедро сдать замок, но они, солгав, сказали ему, что еще не все гонцы, отправленные с просьбами о помощи, вернулись и что они молят его о новой отсрочке. Хотя Сид хорошо знал, что они лгут, он предоставил им то, о чем они просили: «Я даю вам еще двенадцать дней отсрочки, чтобы все видели, что я не боюсь никого из ваших королей; тогда у них не будет никаких отговорок, почему они не пришли на помощь. Но я воистину говорю вам: если по прошествии этих двенадцати дней вы не сдадите мне замок немедленно, то всех вас, кто только попадет ко мне в руки, я велю сжечь живьем или без пощады обезглавить».

Видно, эта угроза подействовала слабо, потому что 12 мая, когда срок истек и Сид потребовал сдачи, жители Мурвьедро в последней надежде на помощь ответили: уже близится Троица (в тот год выпавшая на 16 мая), вот в этот торжественный для христиан день они и сдадут замок полностью на милость победителя, если ни один мавританский эмир не пожелает прийти к ним на помощь. Сид согласился, поскольку теперь выдвинул условия, выполнение которых требовало больше времени: «Пусть так, я не вступлю в ваш замок даже на Троицу; добавляю вам еще сорок дней — до Иванова дня, но к этому сроку вы не только сдадите мне укрепления, но и уйдете из города; за это время возьмите своих жен и детей и все свои богатства и идите с миром куда пожелаете; равным образом освободите мне и замок, куда я по милости Бога вступлю на Иванов день». Услышав, что можно забрать все движимое имущество, мавры почтительно поблагодарили Сида за проявленное милосердие.

Когда настал день Рождества Иоанна Крестителя (24 июня 1098 г.), Сид выслал вперед своих рыцарей, чтобы они поднялись на замковую гору и заняли внешние укрепления. Когда с самых высоких башен послышались крики радости и выражения благодарности, которую возносили к небу завоеватели-христиане, Кампеадор лично со своими военачальниками вступил в крепость и на одной из больших площадей велел отслужить здесь мессу и заложить красивую церковь, посвященную святому Иоанну.

После того как Сид стал полным хозяином исключительно важной крепости Мурвьедро, валенсийская территория оказалась в полной безопасности.

Примечания:

4

Король Наварры Санчо Гарсия IV (1038–1076) был в лесу Пеньялен сброшен со скалы своим незаконнорожденным братом Рамоном, почему историки его и называют Сброшенным-со-Скалы или Пеньяленским, — Примеч. ред.

42

Командиры небольших отрядов легкой пехоты — альмогаваров. — Примеч. ред.

43

Прощение, амнистию, охранную грамоту (арабск.). — Примеч. ред.

44

Мера сыпучих тел, в Валенсии — 201 л. — Примеч. пер.

45

Эта грамота составлена в год, когда эти альморавиды пришли к Валенсии, и Родирик Дидас напал на них и захватил всю аль-мехаллу (искаж. лат.).

46

Городская крепость, т. е. цитадель (лат.).

47

Вальтер Аквитанский — герой латинской поэмы IX в. «Вальтарий», бежавший из гуннского плена с богатствами Аттилы; Сигурд — герой древнескандинавского сказания «Старшая Эдда», захвативший сокровища карлика Андвари, убив дракона Фафнира, — Примеч. ред.

48

Осадив Фрагу в 1134 г., Альфонс 1 понес тяжелое поражение от альморавидов. — Примеч. ред.