• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

В деревне Столбово под Тихвином 27 февраля 1617 года, в специально по этому случаю возведенном здании, так называемом «Даниловом острожке», был подписан долгожданный и так необходимый тогдашней России мирный договор со Швецией. Это был по сути дела первый значительный внешнеполитический акт Михаила Федоровича – первого русского царя из дома Романовых, избранного на московский престол в 1613 году.

Завершался долгий мучительный период внутренних смут, лжецарей и междуцарствий, польского и шведского нашествий, итогом которых стала оккупация огромных территорий исконно русских земель на северо-западе. В результате непростых, длившихся чуть ли не два месяца переговоров Россия сумела вернуть Новгород и Старую Руссу, Порхов и Ладогу, однако вынуждена была согласиться с потерей Копорья, Ивангорода, Орешка, устья Невы и южного побережья Финского залива. Подписав договор, русский царь официально признал владением Швеции земли, издревле принадлежавшие Руси, испокон веков входившие в Водскую пятину Великого Новгорода. Это было серьезной потерей для страны, которая в одночасье оказалась оторванной от берегов Балтики, столь необходимых для сбыта в Европу традиционных русских товаров в обмен на товары заморские.

Единственной точкой соприкосновения огромной страны с внешним миром на море отныне становится Архангельск – порт, в силу климатических условий открытый для навигации не более трех-четырех месяцев в году и расположенный вдали от экономически развитых районов России, которые традиционно группировались вдоль Волги. В результате Столбовского мирного договора Россия неожиданно оказалась в экономической западне. Балтийское море на западе (откуда, кстати говоря, путь в Западную Европу был чуть ли не вдвое короче и во много раз дешевле, чем из Архангельска) и Черное море на юге были закрыты для внешней торговли. Вернуть стране выход к этим морям стало задачей всех последующих русских царей.

Дело продвигалось неспешно; основным направлением внешнеполитической деятельности было избрано южное. В 1654 году, при царе Алексее Михайловиче, произошло воссоединение России с Украиной, чуть позже удалось возвратить исконно русские Смоленск и Чернигов; затем, при царе Федоре Алексеевиче, в 1681 году, было заключено двадцатилетнее перемирие с Турцией; и, наконец, в 1686 году правительница Софья подписала «вечный мир» с Польшей.

В 1696 году, после смерти своего единокровного брата – Иоанна Алексеевича, с которым он делил московский престол, единодержавным царем на Руси становится Петр I. Он продолжает традиционную московскую политику, пытаясь завершить вновь начавшуюся в 1686 году войну с Турцией. Однако его знаменитые Азовские походы, хоть они и выдавались на Руси за победы, на самом деле закончились неудачей. Несмотря на взятие Азова, России не удалось выйти к Черному морю. Главная внешнеполитическая задача – непосредственная связь с Европой морским путем – решена не была.

Петр начинает понимать, что путь к решению этой проблемы следует искать на северо-западе. Похоже, другого выхода у России не было. В 1700 году Петр I объявляет войну Швеции – войну за возвращение древних русских земель, войну за выход к Балтийскому морю. Правда, мифы и легенды аборигенов этого края утверждают, что война началась за обладание некой «волшебной мельницей Сампо – источником магических знаний и долголетия», которая, как рассказывали старики, была спрятана под землей, на месте будущего Петербурга. Два могучих правителя Европы – русский и шведский – столкнулись в невиданном поединке, в котором, казалось, все было на стороне шведского короля – и болото, которое поглощало все построенное Петром, и море, которое посылало наводнение за наводнением…

Война, которая продлится более двух десятилетий, закончится славным Ништадтским миром 30 августа 1721 года и войдет в историю под названием Северной. Швеция, а за ней и весь мир, признает Россию как могучую морскую державу, с которой необходимо считаться в войне, мире, торговле.

Но это будет потом. Начало же войны, по мнению многих современников, не сулило ничего хорошего. Надежды обрести давно сложившиеся и хорошо оснащенные порты Риги, Таллина, Выборга не оправдывались, хотя Петр и не терял надежды на это. Существует легенда, что при осаде Выборга на скале, где находилась штаб-квартира Ф. М. Апраксина и откуда царь осматривал позиции шведов, им самолично высечен собственный вензель и православный крест. Да, надежды он не терял. Кстати, в сражении под Выборгом получил боевое крещение лейб-гвардии Кексгольмский полк. Впоследствии в память об этом был учрежден специальный полковой знак. По форме он напоминал тот легендарный наскальный крест, выбитый якобы собственноручно императором. Среди современных историков даже бытует легенда о том, что и началу войны якобы предшествовала странная просьба Петра отдать ему один из городов на Финском заливе – Нарву или Выборг. Карл XII просьбу проигнорировал.

Между тем русская армия терпит поражение за поражением. Только весной 1703 года, после ряда жестоких потерь, прижатый к восточному берегу Финского залива, к самому устью Невы, увязая в непроходимых болотах и теряясь в дремучих лесах, практически на одном энтузиазме да благодаря фанатической преданности немногих сподвижников, Петр наконец одерживает долгожданную викторию. 1 мая 1703 года войска под командованием генерал-адмирала Апраксина овладевают шведской крепостью Ниеншанц. Неписаные законы войны требуют либо укрепить захваченную крепость, либо сравнять ее с землей. Петр выбирает последнее, ибо, как записано в его походном журнале, Ниеншанц «мал, далек от моря и место не гораздо крепко от натуры».

Через две недели, 16 мая 1703 года, почти в самом устье Невы, на стратегически удобно расположенном небольшом островке Енисаари Петр закладывает крепость, вскоре получившую название Санкт-Питер-бурх. Возле этой крепости, под ее защитой постепенно возникает город, который через короткое время превращается сначала в морской торговый и военный порт, а затем в новую столицу России.

Первые легенды о новом городе имели, как нам кажется, скорее официальное, нежели народное, происхождение. Их целью было идеологическое оправдание того, что древняя Москва, история которой насчитывала к тому времени более полутысячи лет, лишалась столичного статуса, а столица евроазиатского государства переносилась на его западную окраину, в город, только вырастающий на гиблых ингерманландских болотах, в город без корней, без традиций, да и, как казалось тогда многим, не русский по своей сути.

Однако, если верить легендам, о появлении здесь в далеком будущем столичного города было знамение еще в I веке от Рождества Христова. Вот как об этом рассказывается в анонимном произведении XVIII века «О зачатии и здании царствующего града Санкт-Петербурга»: «По вознесении Господнем на небеса, апостол Христов святый Андрей Первозванный на пустых Киевских горах, где ныне град Киев, водрузил святый крест и предвозвестил о здании града Киева и о благочестии, а по пришествии в великий Славенск (Новгород), от великого Славенска святый апостол, следуя к стране Санктпетербургской, отошед около 60 верст <…> водрузил жезл свой в Друзино (Грузино). <…> От Друзина святый апостол Христов Андрей Первозванный имел шествие рекою Волховом и озером Невом и рекою Невою сквозь места царствующего града Санктпетербурга в Варяжское море, и в шествие оные места, где царствующий град Санктпетербург, не без благословления его апостольского, были. Ибо <…> издревле на оных местах многажды видимо было света сияние».

Этот мистический сюжет через много веков получил неожиданное продолжение. Местные легенды утверждают, что в год начала Северной войны «чудесный свет, издревле игравший над островами невской дельты, необыкновенно усилился».

В сказочном созидании Петербурга роль одного из двенадцати апостолов, проповедовавших христианство, велика. Не случайно, согласно легенде, Петр Великий обнаруживает-таки мощи святого Андрея Первозванного, хотя, согласно христианской традиции, «муж сильный святой Андрей» мученически кончил свою жизнь в греческом городе Патры, где был распят на кресте, имевшем форму «X» (так называемый Андреевский крест).

Через полтора тысячелетия после легендарного северного путешествия Андрея Первозванного французский астролог Мишель Нострадамус в своих знаменитых «Столетиях» якобы предсказал появление великого государя и его новой столицы:

Усилиями Аквилона дерзкого
И будет к океану дверь прорублена,
На острове же царство будет прибыльным,
Но Лондон задрожит, увидев парус их.

Современные толкователи Нострадамуса склонны видеть в этом известном катрене предсказание строительства сильного флота, чем всерьез будет и в самом деле впоследствии обеспокоена Британия, и возникновения новой столицы («нового царства») на пустынных берегах Невы («на острове»).

Примерно в ту же эпоху, в 1595 году, некий «славный физик и математик» Иоанн Латоциний за 126 лет до принятия Петром Великим императорского титула и наименования России империей, написал: «Известно есть, что зело храбрый принц придет от норда во Европе и в 1700 году начнет войну и по воле Божией глубоким своим умом и поспешностию и ведением получит места, лежащие за зюйд и вест, под власть свою и напоследок наречется император».

Как это ни удивительно, но война действительно, как и предсказывал Иоанн Латоциний, началась в 1700 году. Петру в то время было 28 лет. Но вот малоизвестное пророчество великого святителя Митрофана Воронежского, будто бы сделанное им десятилетнему Петру Алексеевичу в 1682 году, когда царевичу не могло прийти в голову даже мысли о новой столице на балтийском побережье. Митрофан сказал юному Петру: «Ты воздвигнешь великий город в честь святого апостола Петра. Это будет новая столица. Бог благословляет тебя на это. Казанская икона будет покровом города и народа твоего. До тех пор, пока икона Казанская будет в столице и перед нею будут православные, в город не ступит вражеская нога».

Всё сбудется. В 1710 году Петр повелел перевезти в новую столицу чудотворную икону Казанской Божией Матери, впервые явленную русским воинам в Казани в 1579 году. О том, как она служила покровом городу в середине XX века, будет рассказано в свое время.

Между тем в 1682 году до основания Петербурга было еще далеко. Нева остается ареной борьбы между Россией и ее исконным врагом Швецией, на протяжении веков делавшей многочисленные попытки навязать русским католическую веру. Еще в 1240 году шведский король Эрик послал на завоевание Новгорода сильное войско под командованием своего зятя ярла Биргера. При впадении в Неву реки Ижоры его встретил князь Александр Ярославич с дружиной. 15 июля произошла знаменитая Невская битва, в которой шведы были разгромлены. Причем фольклорная традиция придает этой победе столь высокое значение, что на протяжении столетий статус предводителя шведских войск в легендах несколько раз меняется в пользу его повышения. Если в ранних источниках это был просто «князь», то в более поздних – ярл Биргер, а затем и сам шведский король. Не случайно, один из самых значительных эпизодов большинства преданий об этой битве – ранение, полученное шведским полководцем от копья самого Александра Ярославича. Не говоря уже о том, что за эту блестящую победу князь Александр получил прозвище Невский.

Несмотря на очевидность того исторического факта, что знаменитая битва произошла при впадении реки Ижоры в Неву, позднее предание переносит его гораздо ниже по течению Невы, к устью Черной речки, ныне Монастырки, – туда, где Петру угодно было основать Александро-Невский монастырь. Умышленная ошибка Петра Великого? Скорее всего, да. Возведение монастыря на предполагаемом месте Невской битвы должно было продемонстрировать всему миру непрерывность исторической традиции борьбы России за выход к морю. В качестве аргументации этой «умышленной ошибки» петербургские историки и бытописатели приводят местную легенду о том, что еще «старые купцы, которые со шведами торговали» называли Черную речку «Викторы», переиначивая на русский лад еще более древнее финское или шведское имя. По другой легенде, вдоль Черной речки стояла «деревня Вихтула, которую первоначально описыватели местности Петербурга, по слуху, с чего-то назвали Викторы, приурочивая к ней место боя Александра Невского с Биргером». Уже потом, при Петре Великом, этому названию «Викторы» придали его высокое латинское значение – «Победа».

А еще одна из многочисленных легенд утверждает, что Александров храм, как называли в то время монастырь, построен на том месте, где перед сражением со шведами воин Пелгусий увидел во сне святых Бориса и Глеба, которые будто бы сказали ему, что «спешат на помощь своему сроднику», то есть Александру. Во время самой битвы, согласно другой старинной легенде, произошло немало необъяснимых с точки зрения обыкновенной логики «чудес», которые представляют собой своеобразное отражение конкретной исторической реальности в народной фантазии. Так, если верить летописям, хотя Александр со своей дружиной бил шведов на левом берегу Ижоры, после битвы множество мертвых шведов было обнаружено на противоположном, правом берегу реки, что, по мнению летописца, не могло произойти без вмешательства высших небесных сил.

Таким образом, закладка монастыря на легендарном месте исторической Невской битвы по замыслу Петра позволяла Петербургу приобрести небесного покровителя, задолго до того канонизированного церковью, – Александра Невского – святого, ничуть не менее значительного для Петербурга, чем, скажем, Георгий Победоносец для Москвы. И если святой Александр уступал святому Георгию в возрасте, то при этом обладал неоспоримым преимуществом: был реальной исторической личностью, что приобретало неоценимое значение в борьбе с противниками реформ.

В начале XVII века Швеция предприняла еще одну попытку овладеть приневскими землями. Во главе шведского войска стоял знаменитый полководец граф Делагарди, слывший «вечным победителем русских». О его последней попытке одолеть их рассказывает одна из легенд, вошедшая в труды многих историков. По этой легенде, в 1611 году Делагарди сделал привал на левом берегу Невы, в двенадцати верстах от Шлиссельбурга, на месте, которое местные жители считали священным. Оно называлось «урочище Красные Сосны». Священной эта роща считалась еще в те времена, когда территорию населяли финны. Во сне Делагарди увидел, как на его шее выросла сосна. С великим трудом и только с помощью злого духа он освободился от нее. В ужасе проснувшись и истолковав случившееся как предвестие близкой и насильственной смерти, Делагарди приказал поднять войско по тревоге и навсегда покинул это место. Больше на Руси он не появлялся.

Многочисленные следы шведского присутствия в Приневье переплетаются в фольклоре с метами, оставленными древними новгородцами – давними хозяевами этих земель. Два предания, рассказанные М. И. Пыляевым, связаны с древней Шлиссельбургской крепостью. Она была основана новгородцами еще в 1323 году и называлась тогда Орешком. В Шлиссельбурге ежегодно 8 июля праздновался день Казанской Божией Матери. Ее чудотворная икона находилась в тамошнем храме и была знаменита своей древностью и замечательной судьбой. Эта святыня вместе с другой иконой – святого Иоанна Крестителя – была обнаружена вскоре после завоевания крепости в стене бывшей там шведской кирки, которая была возведена на месте православной церкви, построенной во время пребывания в Орешке новгородского архиепископа Василия. По преданиям, обе иконы были заложены в стену русскими во время уже известного нам похода Делагарди в 1611 году. Там же, в Шлиссельбургской крепости, утверждает одно из преданий, есть башня, называемая флажной: на ней флаг крепости, а в подвалах этой башни – подземный ход, протяженностью двенадцать верст, ведущий в прибрежную липовую рощу, к остаткам древних пещер. Народная молва относит устройство этого потайного хода к временам новгородцев.

Старинными преданиями овеян Красный замок в Румболовском парке города Всеволожска. Говорят, что замок был построен неким шведом для того, чтобы войска могли в нем отдохнуть перед последним броском к острову Орехову и к крепости Ниеншанц, а в случае отступления и укрыться здесь от неприятеля. Правда, другие легенды рассказывают иное. Будто бы Красный замок когда-то был придорожной лютеранской киркой, где воины Делагарди молились перед походом на Орехов.

Древней легендой отмечено и место Фарфорового завода, основанного повелением императрицы Елизаветы Петровны в 1756 году. При Петре здесь было небольшое поселение невских рыбаков, и стоял деревянный храм, позднее перестроенный в каменную церковь. В этой церкви был старинный колокол весом около тридцати пудов. «По рассказам, колокол был найден в земле при постройке каменной церкви, на месте которой в старину стояла шведская кирка, – пишет М. И. Пыляев в книге „Забытое прошлое окрестностей Петербурга“. – По другим преданиям, он висел на башне конторы кирпичных заводов, устроенных Петром I для созывания рабочих. Контора находилась на другом берегу Невы…»

В имении графа Ф. М. Апраксина в Суйде, которое ему пожаловал Петр I после освобождения края от шведов, есть пруд, выкопанный будто бы пленными неприятельскими солдатами. Очертания пруда имеют форму натянутого лука. По местному преданию, такая необычная форма пруду была придана сознательно, чтобы «лук» был направлен в сторону Швеции.

Заметные остатки шведских укреплений сохранились и в Павловске. При слиянии реки Славянки с ручьем Тызвой и сегодня возвышаются нехарактерные для этих мест холмы, на одном из которых при Павле I, в 1795–1797 годах, архитектор Винченцо Бренна построил романтический средневековый замок Бип – крепость, название которой в народе превратили в аббревиатуру и расшифровывали как «Бастион императора Павла» (БИП). Говорят, что построена она здесь не случайно. Если верить преданию, под этими холмами погребены развалины фортификационных сооружений генерала Крониорта, над которым именно здесь одержал победу генерал-адмирал граф Апраксин.

На Неве, за Александро-Невской лаврой в свое время находилась дача светлейшего князя Потемкина, пожалованная ему Екатериной II. В лесу, окружавшем дачу, было два озера, от которых место это и получило название Озерки. Одно из этих озер – в районе нынешнего Глухоозерного переулка – так и называлось: Глухое. По преданию, в нем шведы затопили при отступлении свои медные пушки.

До сих пор мы говорили о конкретных, реальных, зримых следах шведского присутствия в Приневье. Но есть и другие, невидимые меты их пребывания. Легенды рассказывают о том, что в 1300 году во время основания в устье Охты шведской крепости Ландскроны солдаты убили деревенского колдуна и принесли в жертву дьяволу несколько местных карелок. Как рассказывают легенды, «едва святотатство свершилось, по ночному лесу разнесся ужасающий хохот и внезапно поднявшимся вихрем с корнем опрокинуло огромную ель». Долгое время это место было неизвестно. Просто из поколения в поколение передавали, что шведы «осквернили древнее капище», и место стало проклятым, хотя повторимся, никто не знал, где оно находится. Но вот в самом начале XIX века, при рытье Обводного канала вблизи Волкова кладбища строители отказались работать, ссылаясь на «нехорошие слухи» об этих местах. Говорят, генерал-лейтенант Герард заставил рабочих возобновить строительство только силой, примерно и публично наказав одних и сослав на каторгу других. А еще через сто лет на участке Обводного канала от Борового моста до устья реки Волковки вообще стали происходить странные и необъяснимые явления. Все мосты на этом участке канала стали излюбленными местами городских самоубийц. Самоубийства происходили с поразительной регулярностью, и их количество росло от года к году. А в 1923 году в районе современного автовокзала на Обводном канале строители наткнулись под землей на странные, испещренные непонятными надписями, гранитные плиты, расположенные в виде круга. Не следы ли древнего капища, оскверненного некогда шведскими солдатами?

Кстати, эта легенда вполне согласуется с поверьями, связанными с монолитной глыбой, найденной неподалеку от поселка Волосово, название которого старинные предания связывают с мифическим богом древних славян Волосом. Так вот, эту глыбу с высеченным на ней геометрическим рисунком местные легенды считают священным местом, где предки современных славян совершали языческие обряды.

Природа сурово обошлась с Приневским краем. Дикие непроходимые леса, бесконечные гиблые болота, низкое беспросветное небо. Одна из многочисленных версий о происхождении названия Невы выводит его из финского корня «нево», что значит: болото, топь, трясина. Правда, есть и другая версия, которая утверждает, что название Невы произошло от древнего финского имени Ладожского озера – Нево, что, впрочем, для наших рассуждений ничего не меняет. Количество ясных, безоблачных дней в году, как подсчитали много позже метеорологи, в районе Петербурга в среднем составляет всего 31. И все это усугубляется катастрофическими наводнениями, с удручающим постоянством накатывавшимися с моря. По преданиям финских рыбаков, подобные наводнения повторялись каждые пять лет. Если верить легендам, Нева затопляла устье реки Охты, а в отдельные годы доходила даже до Пулковских высот.

Существует предание, что несколько веков тому назад Финский залив вообще простирался до самой крепости Копорье, которая теперь находится более чем в 12 километрах от него. По утверждению Пыляева, в XIX веке село Ивановское, лежавшее далеко от залива, в народе называли гаванью – здесь будто бы некогда и в самом деле была морская гавань.

Даже сравнительно недавние легенды о местах, ныне занятых Петербургом, говорят о некогда опасной близости моря. Так, по одной из них, берег Финского залива в старину был гораздо ближе к дачам вдоль Петергофской дороги вплоть до Сергиевой пустыни. По другой – деревня Щемиловка (ныне территория Невского района Петербурга) находилась в бывшем русле древней реки, куда в старину свободно входили речные суда. В пойме древнего Козлова ручья, как передают из уст в уста старожилы, находится и известная Куракина дача. Ручей этот впадал в Неву и был судоходным. По преданию, первые обитатели прибрежья Невы не строили прочных домов, а только небольшие избушки, которые, с приближением бурной погоды, тотчас разбирали, превращая их в удобные плоты, складывали на них нехитрый скарб, привязывали к деревьям, а сами спасались на Дудерову гору.

Тем не менее это были земли вполне обжитые. Задолго до Великого Новгорода здесь обитали финно-прибалтийские племена ижора, карела, водь, а все Приневье на местных языках называлось Inkerinmaa (земля Инкери), то есть земля вдоль реки Ижоры (финское – Inkerejri). Кстати, древние славяне этот край так и называли – Ижорская земля. Позже, когда Приневье стало провинцией Шведского королевства, появилось название Ингерманланд, которое широко бытовало в первой четверти XVIII века. По поводу этого шведского названия Приневского края существует одна красивая легенда. Будто бы «Ingermanland» – это «Земля людей Ингегерд», то есть людей шведской принцессы Ингегерд, выданной замуж за Ярослава Мудрого.

Она-де и получила весь этот край в качестве свадебного подарка русского князя.

Еще в IX веке по этим местам был проложен знаменитый торговый путь «из варяг в греки» с новгородскими сторожевыми постами вдоль всего пути. Но впоследствии земля Инкери была оккупирована шведами. Северная война, по убеждению политически прозорливого Петра I, должна была восстановить историческую справедливость. Многие эпизоды этой войны нашли своеобразное отражение в устном народном творчестве, превратившись в незабываемые героические, романтические легенды. Вот некоторые из них.

На окраине города Кировска чуть ли не сто лет стоял памятник Петру I, сооруженный в XIX веке четырьмя братьями – Николаем, Михаилом, Афанасием и Никитой Кирилловыми по завещанию своего отца, мастерового Спиридона, в молодости лично знавшего Петра I. К сожалению, памятник не сохранился. В Великую Отечественную войну, во время ожесточенных боев на Невском пятачке он был разрушен. Среди местных жителей бытует предание о причинах появления памятника. Согласно ему, в 1702 году, направляясь с войском к Нотебургу, как называли шведы древний Орешек, Петр решил разведать обстановку и для этого вознамерился лично залезть с подзорной трубой на самую высокую сосну. Но один из солдат Преображенского полка опередил царя, и сам полез на сосну. Откуда-то грянул выстрел – и солдат замертво упал на землю. По случаю чудесного спасения жизни государя и заложили будто бы памятник.

Невдалеке от знаменитых Путиловских ломок, плитняк из которых широко использовался при строительстве Петербурга, в конце XIX века еще стояла так называемая Красная сосна, под которой, согласно местному преданию, Петр Великий провел последнюю ночь перед «взятием Нотебурга, а Россия, – как напыщенно писал журнал „Живописная Россия“, – последнюю ночь перед своим возвращением к новой жизни».

Шведский гарнизон Нотебурга капитулировал 12 октября 1702 года. Этому предшествовала десятидневная осада и жестокая артиллерийская бомбардировка крепости.

Вот легенда, записанная в наши дни известной собирательницей фольклора Н. А. Криничной:

«Долго и безуспешно осаждали русские войска крепость Орешек. Царь Петр употреблял все способы, чтобы поскорей овладеть твердыней. <…> Порешили усилить канонаду, направляя орудия преимущественно в один пункт, чтобы разбить стены и потом в образовавшуюся брешь направить штурмующие колонны.

Несколько дней стреляли беспрерывно. Наконец с батарей донесли, что стена разрушена. Русские возликовали и, так как дело было к вечеру, решили на следующее утро напасть на крепость.

Рано утром Петр с другими военачальниками поднялся на холм взглянуть на бреши и был поражен, увидев, что разбитые стены стоят как ни в чем не бывало, даже чуть новее стали.

Разгневался царь ужасно и хотел, было, всех пленных шведов предать лютой казни, но тут один из них выступил вперед и вызвался объяснить, в чем дело.

– Ваше величество, – сказал он, – русские войска уже не раз разрушали стены крепости, но мои соотечественники каждый раз пускались на хитрость. За ночь они сшивали рогожи, красили их под цвет камня и закрывали ими проломы в стене. Издали казалось будто и впрямь новая стена возведена…

– Хорошо же, – возразил Петр, – мы перехитрим шведов.

Он приказал пленных отвести в место, где они содержались, а войскам наделать побольше чучел из соломы, одеть их в солдатскую форму и разместить на плотах. Управлять плотами назначил несколько человек охотников.

Незадолго до полудня плоты двинулись по Неве к крепости. Шведы открыли адский огонь. Несколько плотов было разбито калеными ядрами, но уцелевшие подвигались все вперед и вперед. Ужас охватил мужественный гарнизон при виде надвигавшихся на них русских солдат, бесстрашно идущих под градом свинца.

Плоты приблизились… обезумевшие от страха шведы поспешили вынести ключи и сдаться на полную волю царя. В то время как городские власти изъявляли русскому государю покорность, на крепостной башне пробило полдень. Петр снял шляпу и перекрестился.

В память взятия Орешка с того самого дня и до сих пор ровно в полдень производится торжественный звон колоколов».

Есть и другое, еще более героическое, предание о штурме этой крепости. Согласно ей, через несколько часов после начала штурма даже решительный и бескомпромиссный Петр засомневался в целесообразности продолжения боя. Солдаты гибли во множестве, а успеха это никакого не приносило. Петр послал гонца к командующему Голицыну с требованием прекратить осаду крепости. Согласно преданию, в ответ на требование царя Михаил Михайлович Голицын будто бы ответил: «Передай государю, что отныне я принадлежу Господу». И не только не прекратил штурм, но, как рассказывают легенды, велел оттолкнуть от берега лодки, чтобы солдаты по слабости или малодушию не могли ими воспользоваться.

В геральдической символике современных ингерманландцев, ведущих свое происхождение от древнего народа, населявшего Ижорский край, преобладают три цвета: желтый – цвет хлебного поля, означающий изобилие; голубой – цвет воды: Невы, озер; и, наконец, красный цвет, символизирующий власть. По преданию, весьма популярному среди современных коренных жителей Всеволожского района и Карельского перешейка, крепостные стены Ниеншанца были красного цвета.

Как помнит читатель, 1 мая 1703 года Ниеншанц пал. Великодушно позволив шведскому гарнизону, сохраняя боевые порядки, с оружием и знаменами покинуть город, Петр превратил стены крепости в руины. По некоторым сведениям, это был первый строительный материал для Петербурга.

До основания города оставалось 15 дней.