• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

В то время как Дюплекс терпел в Карнатике с 1751 по 3754 год одно поражение за другим, в Декане судьба французов складывалась по-иному. В начале 1751 года Музаффар Джанг, вступивший на трон после гибели Пасир Джанга, медленно двигался к своей столице Хайдарабаду. Его сопровождал большой французский отряд во главе с 30-летним капитаном войск Компании Шарлем-Жозефом Бюсси, по словам К. Маркса, „самым талантливым представителем французского командования в Индии“.

Знатное происхождение отца Бюсси весьма сомнительно. Профессиональный военный, он вначале носил фамилию Патисьер. Как часто бывало в те времена, он взял фамилию своего дальнего родственника Бюсси, что позволяло ему выводить свой род со времен Гуго Капета. Однако эта „знатность“ не принесла ему ни блестящей карьеры, ни, главное, богатства. В 1735 году полковник Бюсси умер, не оставив своей семье никаких средств к существованию. О его сыне известно, что он с 13 лет находился в полку отца, имея чин капитана, Ничего удивительного в этом нет, ибо командиры полков, особенно удаленных от Парижа, практически могли продавать офицерскую должность кому угодно.

После смерти Бюсси-отца полк был распущен, и 15-летний подросток в военном мундире поступил на службу в Компанию обеих Индий. Сначала служба забросила его на остров Бурбон, губернатором которого был Лабурдонне. Безусловно, Бюсси испытал влияние этого незаурядного человека и многому у него научился. Биографов Бюсси поражают не столько блестящие способности и смелость, сколько необычная, преждевременная зрелость их героя. 16-летний юноша с усердием изучал военное дело и коммерческие науки, стремился овладеть местными языками, поближе познакомиться с обычаями коренного населения. „Этот рассудительный юноша обладал умом 36-летнего человека“, — пишет историк Мартино.

В течение 13 лет этот человек оставался в тени. И на островах, и в Пондишери, куда он был переведен в 1741 году, ему пришлось довольствоваться ролью простого исполнителя чужих приказов. Только в 1749 году в Индии заговорили о Бюсси, который, располагая всего 2 тысячами сипаев и 500 солдатами, в битве при Ам-буре обратил в бегство 20-тысячную армию аркатского наваба. И хотя все лавры победы достались номинальному командиру, родственнику Дюплекса Отейлю, авторитет Бюсси сильно поднялся. С ним стал считаться даже генерал-губернатор. Спустя год Бюсси был уже самым влиятельным французом в Индии после Дюплекса. Взятие считавшейся неприступной крепости Джинджи, разгром полчищ Насир Джанга сделали имя еще недавно незаметного офицера известным и во Франции.

12 января 1751 года по приказу Дюплекса Бюсси отправился в путь на север, сопровождая Музаффар Джанга. Бюсси вел большой отряд — 2 тысячи сипаев и 300 французских солдат. Войска двигались медленно, ибо разноплеменное и недисциплинированное войско Музаффара было неуправляемо. Навабы, месяц назад принесшие Музаффару голову Насира, считали нынешнего субадара неблагодарным и замышляли новый заговор. В феврале 1751 года объединенная армия перешла реку Поннияр и двинулась к городу Карнулу. Здесь находились земли одного из навабов. Заговорщики решили действовать. В ночь с 14 на 15 февраля 1751 года они подняли свои войска и захватили артиллерию низама, затем бросились к обозам Бюсси. Однако караул открыл стрельбу. Бюсси попытался успокоить бунтовщиков и послал к ним парламентера. Патаны не осмелились напасть на французов. В лагере наступила тишина. Вдруг раздались выстрелы и крик. Низам Музаффар, узнав о заговоре, приказал своим войскам уничтожить и патанов и их воинов. Неожиданные действия субадара застали навабов врасплох, двое из них были убиты, только один сумел ускользнуть. Победа казалась полной, но она была уже не нужна Музаффару. В последнее мгновение схватки он получил смертельную рану. Свидетели описывают это событие по-разному. Одни говорят, что Музаффар стал жертвой случайной стрелы; по мнению других, он сошелся в поединке с навабом Карнула и разрубил своему врагу голову мечом, а умирающий наваб сумел нанести низаму роковой удар копьем.

Внезапная смерть Музаффар Джанга вызвала смуту в деканских войсках. Бюсси решил немедленно восстановить порядок, провозгласив нового субадара. Формально для утверждения субадара в Декане был необходим императорский фирман, однако после смерти Аурангзеба этот порядок нарушился. Французский офицер, чувствуя, что феодалы не хотят подчиняться малолетнему сыну Музаффара, провозгласил субадаром старшего из находившихся в лагере сыновей Низам-ул-мулка — Салабат Джанга. Большинство феодалов согласились, но два других брата, Низам Али и Басалат Джанг, затаили злобу. С подростком Басалатом никто не считался, а смелый и хитрый Низам Али всегда мог оказаться в центре любой смуты.

Новый субадар, Салабат Джанг, был человеком на редкость трусливым, безвольным и мнительным. Бюсси сразу же этим воспользовался. Салабат не столько из чувства благодарности, сколько в страхе потерять французского телохранителя соглашался с каждым его требованием, подтвердил все обещания Музаффара и разрешил Компании организовывать фактории по всему Декану, в Биджапуре и Голконде. Дюплекс получил в подарок целый город в Ориссе. Сокровища Голконды как бы по волшебству очутились в руках Компании. (Напомним, что бывший Голкондский султанат входил во владения низана.) „Я верю, что нация приобретет огромные выгоды от последнего переворота“, — писал Бюсси в Пондишери и просил свободы действий. „У меня связаны руки, разрешите мне действовать самому, и Вы будете управлять Голкондой, как Карнатиком“.

Дюплекс колебался, порой он видел в Бюсси второго Лабурдонне и доверял лишь своему племяннику лейтенанту Кержену, находящемуся в Декане. Между Керженом и Дюплексом велась секретная переписка. Губернатор требовал от племянника, чтобы тот следил за всеми действиями Бюсси и доносил ему. У Кержена имелась даже тайная инструкция лишить Бюсси командования. К тому же Бюсси заболел и, казалось, вскоре должен будет покинуть армию. Однако надежды Кержена не оправдались: командующий деканским отрядом выздоровел.

Между тем войска шли по-прежнему медленно. Участились размолвки с деканскими вельможами. Первый министр Салабата Рамдас Пандит, любезный с французами в Карнатике, по мере продвижения войск на север становился все высокомернее и враждебнее, и только с Керженом он оставался, как и ранее, приветлив. И все же 26 марта 1751 г. объединенные силы взяли Карнул на реке Кеда. Четырехтысячный гарнизон сдался без всякого сопротивления.

У Салабата был очень влиятельный враг — его старший брат Гази-уд-дин, славившийся как знаток мусульманской богословской литературы, вельможа при дворе могольского императора. Но Гази-уд-дин не имел своего. войска и поэтому обратился к пешве Баладжи Рао с просьбой о помощи, обещая правителю маратхов Аурангабад. 20 тысяч маратхов во главе с самим пешвой перерезали дорогу Бюсси. Но он не стал готовиться к битве, а предложил Баладжи Рао два лакха рупий. Хотя Гази-уд-дин обещал пешве Аурангабад, Баладжи Рао не очень доверял деканским вельможам и, удовлетворившись двумя лакхами, ушел на запад. В этом эпизоде проявились и черты характера французского военачальника. Бюсси в битвах был храбр, хладнокровен и даже жесток, но никогда сражение не было для него самоцелью.

Наконец 12 апреля 1751 года войска увидели стены Хайдарабада. Салабат торжественно вступил в свою столицу. Все крупные джагирдары принесли ему клятву верности и подарки. Салабат, в свою очередь, щедро одарил Бюсси. Ходили слухи, что полученная им сумма достигала 2,5 миллиона ливров. Вельможи также принесли французскому командующему драгоценности; многое перепадало и его офицерам.

Салабат постепенно входил в роль низама и становился все более раздражительным и капризным. Придворные искусно настраивали его против французов. Два самых знатных мусульманских вельможи Декана, Сеид Ласкер-хан и Шах Наваз-хан, не скрывали своего недоверия к чужеземцам. Но все же Салабат безропотно подписывал различные грамоты в пользу Компании обеих Индий, изготовленные по приказу Бюсси на основании инструкций Дюплекса.

В мае войска выступили на север, к Аурангабаду. В пути воины низама волновались: возникли слухи, что Великий Могол признал субадаром Декана Гази-уд-ди-на и, следовательно, Салабат — узурпатор. Возмущение грозило перерасти в открытый бунт, но внезапно в лагере появился гонец из Дели, привезший фирман императора для Салабата. Через несколько минут негодующий ропот сменился радостными криками, все спешили по здравить законного повелителя Декана, раздались артиллерийские залпы торжественного салюта, французские офицеры и солдаты приносили присягу низаму.

Возможно, грамота была фальшивой, но Бюсси, осведомленный о нравах при дворе Великого Могола Ахмад-шаха, отлично знал, что между поддельным и настоящим фирманом нет существенной разницы: документ, подписанный императором, мог через несколько дней потерять всякую силу, поскольку междоусобицы дворцовых клик в Дели не прекращались никогда.

Войска вновь двинулись в путь, и 15 июня Салабат прибыл в Аурангабад. Дюплекс не скрывал своего восторга, узнав об этом событии; казалось, самые честолюбивые планы его исполнились, и сразу же рождались новые. Если Бюсси мог пройти 1100 километров, не потеряв ни одного солдата, значит возможно совершить поход в Бенгалию, унизить англичан там, где они наиболее сильны, возвысить вновь Шандернагор. Необходимо было свергнуть субадара Бенгалии Аллахварди-хана и заменить его Салабатом. Именно в это время мечты Дюплекса о колониальной империи стали наиболее отчетливы. К тому же управляющий малабарской колонией Маэ довольно успешно округлял французские территории. Однако для окончательного утверждения в каком-то районе необходима концентрация сил, а Дюплекс был склонен распылять французские войска по всему полуострову.

Положение Бюсси в Декане, несмотря на успехи, было непрочным. Индийские феодалы продолжали оставаться подозрительными. Придворные Салабата замышляли новые заговоры. Офицеры и солдаты, быстро разбогатевшие в результате подачек Салабата, стремились увезти свои сокровища в более безопасные места. Бюсси почувствовал, что пассивное ожидание может привести к гибели.

Он разместил офицеров, солдат и сипаев в неприступной крепости у Аурангабада, установил жесткую дисциплину, запретив посещать пиршества и веселые дома, ежедневно проводил военные ученья. Бюсси был небольшого роста, с миловидным и даже немного сладким лицом, отличался безукоризненными манерами и к тому же плохо держался на лошади. Но этот офицер как никто другой мог заставить подчиняться самых разных людей. Французские солдаты в Индии, видевшие смысл военной жизни в грабеже, вели себя при Бюсси более сдержанно. Французы и сипаи быстро снискали уважение у местного населения Аурангабада. Кое-кто стал приходить в крепость с жалобами на произвол властей. Бюсси очень помогали его способности к языкам и талант актера. Владея несколькими индийскими языками и фарси, он объяснялся с мусульманскими вельможами и знатными индийцами без помощи переводчика. Подчиняясь всем утомительным восточным придворным церемониям, он так же свободно чувствовал себя в халате и чалме, как в мундире и парике. Подобные перевоплощения даже увлекали его. Если Дюплекс, облачаясь в платье наваба, действительно считал себя индийским владыкой и поэтому казался смешным, то Бюсси, никогда не принимая свои переодевания всерьез, выглядел со стороны подлинным восточным вельможей. Рассудительный и проницательный, он хладнокровно распутывал паутину изощренной лести и почти всегда угадывал мысли своих собеседников. Вскоре французскому офицеру стали известны все хитросплетения дворцовых интриг.

Низам все более ощущал свое унижение, и его враждебность к французам росла. Бюсси решил припугнуть трусливого государя, объявив ему о решении возвратиться на юг.

Над Салабатом вновь нависла угроза. Гази-уд-див получил фирман на Деканское субадарство и стал готовиться к походу на Декан. Одновременно с запада Декану угрожал маратхский пешва Баладжи Рао. Сначала Бюсси попытался предотвратить наступление маратхов дипломатическим путем: он знал, что главным врагом пешвы являлась старая маратхская магарани Тара Баи. Властная и энергичная, она начала активную борьбу против пешвы после смерти магараджи Шаху (конец 1749 года). Новый маратхский магараджа, Рам Раджа II, находился всецело под ее влиянием. Тара Баи обратилась за помощью к Рагходжи Бхонсле и некоторым другим враждебно настроенным к пешве маратхским феодалам. Видя, что пешва Баладжи Рао склонен поддерживать претензии Гази-уд-дина, Тара Баи решила заключить союз с Салабатом. Так создалось две коалиции.

Понимая, что Тара Баи может оказать лишь слабую поддержку, Бюсси решил не дожидаться, пока Гази-уд-дин объединится с маратхами, а выступить против них. В это время из Дели гонец привез Салабату фирман императора, на сей раз настоящий. По-видимому, хороший бакшиш чиновникам Могола не пропал даром — им ничего не стоило дать два фирмана на одну и ту же провинцию. В Аурангабаде состоялся военный парад, французы и сипаи под барабанный бой стройными рядами прошли по улицам города — зрелище было необычным. Всю ночь после этого по Аурангабаду бегали возбужденные дервиши и призывали идти в бой на маратхов. Многие сановники низама, связанные с пешвой, также ратовали за войну. Они надеялись на поражение нынешнего правителя Декана.

В начале ноября 1751 года 60-тысячная армия Салабата выступила из Аурангабада и медленно поползла на юго-запад, к Пуне — столице маратхов. Среди этой хаотической массы всадников и пехотинцев выделялись 400 французов и 5 тысяч сипаев, шедших в боевом строю.

Только через 20 дней армия встретилась с маратхской конницей. Следуя своему обычаю, маратхи в бой не вступали, а быстрыми и короткими атаками тревожили наиболее слабые части армии. Бюсси попытался собрать боеспособные части армии в единый кулак, не обращая внимания на толпы слуг, торговцев, повозки и женщин. В отобранные войска были вкраплены французы и сипаи. Получив первый отпор, всадники пешвы временно прекратили свои атаки, однако через три дня их возобновили. Ружейные залпы и артиллерийский огонь обращали всадников в бегство, но не могли нанести им существенного ущерба, потому что быстрые низкие кони маратхов с легкостью „горных козлов“, как отмечал Бюсси в письмах к Дюплексу, преодолевали любое препятствие в горах. Когда же горы кончились и войска пошли по ровному плато, у маратхов не стало особого преимущества перед французской кавалерией. 2 декабря конница маратхов внезапно появилась перед идущими войсками, Бюсси попытался дать сражение, но воины Салабата не двинулись с места. Бюсси с несколькими сотнями драгун при поддержке синайских кавалеристов устремился навстречу тысячам маратхских всадников, последние, не принимая боя, в беспорядке повернули назад. В первый раз в этой кампании Бюсси изменила выдержка, он хотел в пылу боя преследовать неприятеля, но один из сипайских командиров предостерег французского офицера. Бюсси вернулся в лагерь Салабата. Низам и его придворные не скупились на поздравления. Однако никто не хотел преследовать отступавших маратхов.

В ночь с 3 на 4 декабря 1751 года наступило лунное затмение. Из лагеря суеверных маратхов послышался страшный грохот; они били в перевернутые котлы, как в барабаны. Этот шум, по преданию, должен был прогнать демона Раху, проглотившего луну. Такой благоприятный момент для атаки упускать было нельзя. Бюсси со своими войсками (к ним на этот раз присоединились несколько тысяч хайдарабадцев) напал на маратхский лагерь. В шуме маратхи даже не заметили подошедшего вплотную противника. После первого внезапного удара люди пешвы бежали, бросив обозы. Сам Баладжи Рао чуть не погиб в этой суматохе. Долго он, полуголый, метался среди своих бегущих воинов в надежде найти коня, наконец ему удалось разыскать собственных телохранителей и ускакать. Такого позорного разгрома маратхи не испытывали давно, Бюсси, возвратившийся в лагерь субадарз, получил много денег и драгоценностей; другие офицеры и сипайские военачальники также не остались без подарков.

Войска двигались к Пуне сравнительно быстро. Деканские вельможи надеялись захватить там большую добычу. Пешва решил дать еще один бой. Он собрал 12 тысяч отборных всадников и поджидал войска Салабата неподалеку от Пуны. Как только показались деканские отряды, маратхи атаковали их. Деканская кавалерия сразу же начала отступать. Бюсси построил свои войска в каре и привел в готовность артиллерию, но стрелять он не мог: между ним и неприятелем находились всадники Салабата. Маратхи продолжали теснить их. В конце концов Бюсси приказал дать несколько залпов. Когда дым рассеялся, поле боя опустело. Воины низама рассыпались в разные стороны, маратхи отступили в более организованном порядке. В этой битве пешва потерял две тысячи, а Салабат — тысячу человек.

Баладжи Рао запросил мира, он не рассчитывал на поддержку всех маратхских князей. Салабат также не хотел воевать. Хайдарабадская армия голодала, начались грабежи. Сеид Ласкер-хан действовал крайне подозрительно. Бюсси говорил, что рад хотя бы его нейтралитету. Во французском отряде появились признаки эпидемии. В январе 1752 года был заключен мир, по которому пешва возвратил Салабату все земли, принадлежавшие ранее Низам-ул-мулку, дал две тысячи маратхов в качестве воинов и, наконец, обещал заплатить 27 лакхов контрибуции. Этот мир еще больше возвысил Бюсси в глазах деканских вельмож.

Но герой войны отнюдь не чувствовал себя триумфатором, он отлично понимал всю легковесность договоров с маратхами, да и сам пешва не скрывал своего презрительного отношения к миру: он хотел лишь выиграть время и копил силы для будущих атак. И действительно, не прошло и нескольких дней, как Баладжи Рао возобновил военные действия. На этот раз он надеялся на внезапность своего нападения. Его лазутчики доносили, что армия низама ослаблена голодом и болезнями. Выбрав удобную позицию, пешва ударил с гор, но Бюсси сумел отбить нападение, артиллерийский огонь вновь заставил маратхов отступить, а солдаты Бюсси захватили выгодные позиции на высотах. В этой битве даже индийцы проявили себя лучше, чем раньше. Вероятно, французский офицер заставил преодолеть тот традиционный страх, который мусульманские и индусские феодалы испытывали перед маратхами со времен Шиваджи. Даже Сеид Ласкер-хан, чьи войска ни разу не вступали в битву на протяжении всей кампании, преследовал бегущих; правда, его подозревали в том, что он сразу же начал переговоры с пешвой. „Я не знаю, кто большие мошенники, — мавры или маратхи“, — писал Кержен в Пондишери.

Дюплекс в своих письмах требовал захвата Пуны. Бюсси не считал этот шаг верным, ибо видел разницу между мусульманскими феодалами и маратхскими вождями. Несмотря на внутренние раздоры, маратхи в ми-путы крайней опасности должны были объединиться. Захват Пуны чужеземцами безусловно сплотил бы вокруг пешвы многих сардаров. Затяжная война, навязанная маратхами, могла истощить силы французов.

Армия с победой возвращалась в Аурангабад, но Салабат Джанг не стал кумиром Декана. Сторонники Сеид Ласкер-хана и Шах Наваза называли низама покорным слугой неверных. Рямдас Пандит быстро распустил джагирдаров, боясь, что их скопление в Аурангабаде может вылиться в бунт. Он мечтал уничтожить своих могущественных противников во главе с Сеид Лас-кер-ханом, которые также искали возможности расправиться с первым министром.

Дюплекс уже распрощался со своими грандиозными планами (завоевание Махараштры и Бенгалии), так как длительная осада Тричинополи требовала все новых сил. По его просьбе Бюсси заставил Салабата послать подкрепление в Карнатик. Несколько тысяч деканских воинов выступили на юг. Однако войско было подготовлено плохо, кормилось грабежом и двигалось крайне медленно.

Вскоре Бюсси установил, что Рамдас Пандит, первый министр Салабата, вел двойную игру — тайно переписывался с Мухаммадом Али, „навабом английской Ост-Индской компании“. Поэтому-то Рамдас Пандит так плохо заботился о французской армии. 3 июня, когда Рамдас Пандит выходил из дворца Салабата, на него внезапно напала толпа придворных. Прошло несколько секунд, и изуродованный труп первого министра уже волокли по главной площади Аурангабада. Одновременно на улицы выбежали десятки, по-видимому заранее подготовленных, людей, призывавших расправиться с Салабатом и французами. Бюсси в очередной раз продемонстрировал свое хладнокровие, мгновенно подняв войска по тревоге. Отряды и французов и сипаев под барабанный бой прошли по улицам города, не обращая внимания на враждебные крики. Спокойствие наступило быстро.

Затем французский военачальник предложил Салабату пригласить зачинщика мятежа Сеид Ласкер-хана на должность первого министра. Тщетно низам упрямился, перечислял все враждебные деяния Сеид Ласкер-хана, совершенные только за последние месяцы. Бюсси был непреклонен, и Салабат не мог не подчиниться воле своего телохранителя. Вскоре новый диван приступил к делам. Толстый и медлительный, Сеид Ласкер-хан на первый взгляд казался вялым и безразличным, но лицо его выражало волю, жестокость, властолюбие и хитрость. Бюсси великолепно знал эти качества нового министра и говорил о нем своим офицерам; „Лучше открытый враг, чем сомнительный друг“. Низам ненавидел и боялся нового слугу. Он уже не доверял никому, и единственной гарантией своей жизни считал Бюсси. Теперь стоило французскому офицеру лишь намекнуть о своем уходе, как Салабат тут же выражал готовность подписать любую грамоту.

Над всей Индией нависла новая опасность — афганцы ворвались в Пенджаб и угрожали Дели. Ахмад-шах, ничтожный и безвольный, как все последние моголь-ские императоры, прозябал в своем дворце среди вельмож, погрязших в интригах. Не последнюю роль в этих интригах играл Гази-уд-дин. Он мечтал стать великим вазиром падишаха и поэтому не спешил в Декан.

Дюплекс, внимательно следивший за событиями в Дели, загорелся новой идеей. Он предложил Бюсси объединиться с маратхами и идти спасать Дели, а затем подчинить себе императора, как ранее Салабата. Но проекты генерал-губернатора все время менялись. После капитуляции Ло у Тричинополи (12 июня 1752 года) возник следующий план: Бюсси должен вместе с маратхами напасть на Майсур.

К скороспелым предложениям правителя Пондишери Бюсси относился отрицательно. Он стремился в Карнатнк, по-видимому понимая, что необходимо объединение сил. Узнав о смерти Чанда Сахиба, он сразу же от имени Салабата попытался вступить в переговоры с Мухаммадом Али, надеясь добиться хотя бы временного мира на юге. Но Дюплекс опять нарушил его планы; он потребовал для себя фирман на титул аркатского наваба. В связи с этим Бюсси впервые открыто возразил губернатору в письме от 13 июля 1752 года. „Провозглашение Вас навабом до той поры, пока Салабат окончательно не утвердился как. правитель Декана, будет подобно незрелому плоду“. Далее с легкой издевкой Бюсси писал: „Я предвижу, что Ваша слава и корона могут ускользнуть от Вас из-за преждевременного проекта, который разрушит все наши надежды и бросит нас в бездну унижения, откуда нация никогда не сможет подняться“. Французский офицер понимал, что объявление генерал-губернатора навабом еще более восстановит против него англичан и местных феодалов. Дюплекс, правда неохотно, первое время все же следовал совету своего подчиненного, но в Карнатик его не возвращал. Через полгода он все же стал навабом.

Тем временем положение в Декане вновь ухудшилось. Гази-уд-дин наконец собрал войско, нанял двух маратхских сардаров и двинулся на юг. На западе вновь зашевелился пешва Баладжи Рао, мечтавший посчитаться с низамом за свое прошлое поражение. Сеид Ласкер-хан, ведя тайные переговоры с пешвой, постоянно призывал его к войне. Бюсси был осведомлен о действиях первого министра.

В конце августа 1752 года армия Гази-уд-дина вступила в пределы государства низама, не встретив никакого сопротивления на своем пути. Испуганный Салабат приказал на всякий случай заключить в крепость своих младших братьев и уехал из Аурангабада в Хайдарабад. Туда же отступил Бюсси со своим отрядом, надеясь объединиться там с небольшим подкреплением, которое он ожидал от Дюплекса (действительно, последний прислал ему 300 солдат, 50 топасов и 300 сипаев). Гази-уд-дин вошел в Аурангабад, и Сеид Ласкер-хан встретил его, старшего сына Низам-ул-мулка, как законного наследника. Все окрестные джагирдары съехались к повелителю. Казалось, время Салабата кончилось.

Дюплекс, как всегда, мгновенно изменив свои планы, предложил Бюсси вступить в переговоры с Гази-уд-ди-ном и попытаться управлять им, как Салабатом, а последнему оставить южную часть Декана. Но Гази-уд-дин не был похож на Салабата. Набожный мусульманин не доверял иноземцам и надеялся изгнать французов. Он готовился идти на Хайдарабад. Бюсси, в свою очередь, убеждал Дюплекса в необходимости объединить все войска в Карнатике, победить там, а затем вновь бороться за Декан. Но Дюплекс заклинал его не покидать Хайдарабада, ибо после разгрома при Тричинополи отступление из Декана представлялось ему полным крахом. „Смелый господин своей судьбы“, — писал он из Пондишери, призывая Бюсси сражаться с Гази-уд-дином один на один. Даже симпатизирующий Дюплексу историк Мартино считает эту мысль химерой. Сипаи в армии Бюсси тогда не получали денег, многие солдаты болели. Французский офицер предпочел вступить в переговоры с Гази-уд-дином. Они окончились успешно. Новый низам оставил своему брату на юге Декана небольшое княжество, которое можно было использовать как плацдарм.

Однако Гази-уд-дин недолго царствовал в Декане: осенью 1752 года его отравили. В убийстве подозревали мать Низама Али: ведь она мечтала посадить на трон своего сына, заточенного Салабатом в крепость. Многие военачальники Гази-уд-дина, узнав о смерти своего господина, отправились в Хайдарабад и признали законным государем Салабата.

Дюплекс вновь воспрянул духом, тем более что в Пондишери появился некий Вальтон, который объявил Дюплексу, что может навербовать на севере Индии войско до 150 тысяч человек и отправиться против маратхов. Этот человек некоторое время подвизался в одной из факторий, но затем дезертировал и добрался до Дели, где сумел сделаться императорским врачом. Во время похода Гази-уд-дина он появился в Хайдарабаде, а затем и в Пондишери. Ему удалось выпросить у Дюплекса определенную сумму. Но все же губернатор не вполне доверял Вальтону и отослал его в распоряжение Бюсси. Тот сразу разглядел в нем авантюриста и быстро с ним распростился.

Неудачи, которые в последнее время преследовали генерал-губернатора, вызывали у него все большую неприязнь к местным жителям. Восточные люди никогда не поступают сообразно с честью. Нет больших мошенников, чем восточные нации», — писал Дюплекс. «Индус и язычник — два слова, которые всегда влекут за собой мошенничество и обман. Эта ряса неблагородна». Губернатор требовал, чтобы Бюсси использовал жадность и коварство — эти «естественные», по его мнению, черты индийцев — в интересах Франции.

Из писем Бюсси следует, что он придерживался иных взглядов и был настроен против смут и войн. «Вы должны позаботиться о спокойствии в этих несчастных провинциях», — призывал резидент своего генерал-губернатора (имея в виду Декан и Карнатик). В то время как Дюплексу, никогда не выезжавшему из Пондишери, война представлялась лишь средством осуществления целей Компании, Бюсси, постоянно передвигаясь с войсками по стране, видел разоренную войной землю. Бюсси не разделял и ненависти Дюплекса к местному населению. «Долголетнее мое пребывание в Индии и взаимоотношения с людьми этой страны позволили мне их узнать. Я не согласен, что на них совсем нельзя положиться, действительно, им свойственно коварство и двуличие, и они всегда стремятся обмануть тех, кто имеет с ними дело. Но я должен заметить определенные признаки честности и добропорядочности у маратхов, и я бы хотел иметь дело с ними чаще, чем с моголами. Но мне еще более не хотелось вмешиваться в дела местных жителей». Хладнокровие и рационализм Бюсси приносили французам в Индии больше успеха, чем торопливость и упрямство Дюплекса. В письмах и донесениях Бюсси сквозит равнодушие к захватническим планам Дюплекса. Напрасно искать в высказываниях и поступках Бюсси подлинный гуманизм. Французы должны, по его мнению, выступать не как правители завоеванных индийских княжеств, а как защитники прерогатив правящих династий и порядка. Не случайно Салабат Джанг наградил французского резидента титулами сайфу-уд-доула (меч государства) и умдат-ул-мулк (столп монархии).

Однако в Декане не наступало спокойствия. На западной границе не прекращались бои с маратхами. Схватки становились все более кровопролитными. Пешва собрал большое войско и решил идти на Хайдарабад. Приближалась война. Бюсси с небольшой охраной. выехал навстречу повелителю маратхов. После переговоров, длившихся всю ночь, Баладжи Рао приказал своей коннице двигаться на запад.

С нарастающей тревогой Бюсси следил за положением в Карнатике; несколько раз он обращался с письмами к генерал-губернатору, прося разрешения вернуться на юг. Распыление сил становилось все более опасным. «Необходимо выйти из этого лабиринта», — писал французский резидент Дюплексу. Он не считал целесообразным свое дальнейшее пребывание в государства низама, где, по его мнению, продолжительный мир и порядок невозможны. «Эти люди не имеют никакого понятия о благородных принципах европейской иерархии и субординации». Такая фраза хорошо отражает политические взгляды Бюсси, просвещенного консерватора, человека порядка, приверженца сохранения правящих династий.

Подобные письма пугали Дюплекса. Он не хотел отказываться от своих планов быстрого захвата всей Южной Индии, но в то же время держал самого способного командира вдали от основных военных действий. Сначала генерал-губернатор ограничивался увещеваниями, а затем отдал формальный приказ — оставаться в Декане… Дисциплинированный офицер подчинился. Дюплекс рассчитывал на то, что объединенные силы Салабата и маратхов с Бюсси во главе нанесут удар по Майсуру, привлекут силы англичан, и тогда его главный враг — Мухаммад Али останется в одиночестве.

По требованию генерал-губернатора Бюсси стал составлять военную коалицию и сразу столкнулся с трудностями. Пешва за участие в союзе потребовал 40 лакхов, воины Салабата настаивали на немедленной выплате денег, французские солдаты и особенно офицеры вспоминали о щедрых подарках Салабата и тоже роптали.

18 декабря 1752 года деканское войско вышло в поход на юг, но скоро в армии начался бунт. 23 декабря предводители деканских отрядов окружили шатер дивана, требуя уплатить деньги за службу. Сеид Ласкер-хан пытался их успокоить, обещая богатую добычу в Майсуре. Все же примирение не состоялось, страсти накалялись. Воины дали клятву, что не сдвинутся с места, пока им не заплатят. Наутро один из главных зачинщиков был найден убитым у своего шатра. Это событие взволновало весь лагерь. Одни деканские джагирдары стали собираться домой, другие призывали расправиться с Сеид Ласкер-ханом, а заодно и с низамом Салабатом. Последний бросился к Бюсси и вновь умолял спасти его. Собрав совет офицеров, командир спросил, каково их решение. Те ответили, что не покинут низама, однако в поход на Майсур не пойдут, «ибо это противоречит интересам нации». Так впервые резидент применил свой дипломатический талант против губернатора. Имея на руках приказ Дюплекса выступить против Майсура, Бюсси понимал, что идти туда одному рискованно (сипаи давно не получали плату и могли взбунтоваться в пути). Тогда он созвал совет офицеров, который и принял — не без влияния командираединственно верное в этих условиях решение. В своем письме в Пондишери резидент опять настаивал на сосредоточении всех военных сил в Карнатике и предлагал оставить в Декане небольшой личный конвой Салабата. Если же Дюплекс по-прежнему не желает возвращения войск на юг, писал Бюсси, пусть низам продаст право на аркатское навабство какому-либо деканскому принцу и обеспечит себе падежного союзника. Однако советами резидента пренебрегли. В это время Бюсси подстерегла жестокая болезнь — дизентерия, и офицеры решили направить его на юг. Войска остались без командира. Теперь, если бы маратхи ворвались в Декан, Салабат был бы обречен. Но этого не случилось. Пешва сдержал клятву, данную Бюсси во время переговоров. Заместитель Бюсси Гупиль считался исполнительным офицером, но проявил себя слабым командиром. Солдаты и сипаи отказывались мириться с систематической невыплатой жалованья, которое задерживал Сеид Ласкер-хан. Дисциплина стала падать, более нетерпеливые сипаи начали дезертировать. Декан переживал тяжелые времена. Нашествия маратхов, войск Гази-уд-дина и походы по стране армии Салабата сопровождались насилиями и грабежами. К тому же наступила сильная засуха. Голод и болезни свирепствовали повсюду. Опасаясь массового дезертирства, Гупиль отвел войска в крепость Махур, однако совладать со своими людьми не смог. Солдаты, изможденные, усталые и озлобленные, отказывались слушаться офицеров. В крепости началось пьянство, картежные игры, драки, появились бродячие танцовщицы, многие офицеры завели себе наложниц. Военный лагерь превратился в табор, Сеид Ласкер-хан внимательно следил за французами, он решил, что пришло время изгнать их из Декана. Хитрый деканский вельможа предложил Гупилю самому собрать поборы в пользу солдат и сипаев. Французский капитан согласился. Солдаты бродили по окрестным деревням, грабили и насиловали, вызывая ненависть населения. Затем Сеид Ласкер-хан склонил слабохарактерного Салабата подписать приказ о сокращении его французской охраны и разделении войск на несколько отрядов, и Гупиль выполнил его приказ, расчленив французские силы. Диван отправил секретное письмо мадрасскому губернатору Сандерсу с просьбой прислать английских солдат. Письмо было перехвачено. Дюплекс стал торопить Бюсси вернуться в Декан.

Придворная жизнь в Декане внешне шла спокойно. Французский офицер де Жантиль в своих мемуарах описал торжественный выезд Салабат Джанга в Ауран-габаде: «Тысяча воинов с мушкетами открывали шествие, за ними следовали слоны-знаменосцы, затем четыре сотни французских сипаев, опять слоны, на которых сидели придворные, вновь французские сипаи, телохранители, гарем. В центре шествия на великолепном слоне ехал сам субадар, номинальный повелитель Хайдарабада, Голконды и Биджапура. За ним двигалось еще двадцать слонов и караван верблюдов. Замыкал торжественный кортеж отряд конницы». Главными телохранителями Салабата были сипаи, которыми командовали французские офицеры. Их дома выходили прямо в сад дворца в Аурангабаде, и офицеры жили в роскоши. Судабар и свита часто встречались с ними и даже, как отмечал де Жантиль, с удовольствием слушали игру одного из них на скрипке. Французские офицеры на службе Компании, выходцы из бедных или обедневших семей, в Аурангабаде жили как восточные вельможи; придворные задаривали их драгоценностями, у каждого было не менее десятка слуг. Офицеры и солдаты, находившиеся в крепости у Хайдарабада под командованием Гупиля, завидовали своим более удачливым товарищам.

Дюплекс продолжал торопить деканского резидента, и Бюсси уехал из Масулипатама, где лечился, так и не побывав в Пондишери. В отношениях между Дюплексом и Бюсси было много странного. Известно, что французский офицер просил руки младшей падчерицы Дюплекса и получил отказ. Видимо, по каким-то причинам генерал-губернатор не хотел сближаться со своим подчиненным, хотя Бюсси за свои заслуги получил чин полковника и высшую военную награду — крест святого Людовика. Прощальное письмо Бюсси управляющему факторией Млсулипатама содержит горькие упреки по адресу Дюплекса, который не желал считаться с фактами и многое решал произвольно. Полковник вновь подчинился приказу губернатора и отправился на север.

Возвратившись в Хайдарабад, Бюсси быстро восстановил дисциплину, навел порядок в военной кассе, запретил под страхом смерти заниматься вымогательством во время сбора налогов. Здесь Бюсси узнал, что Сеид Ласкер-хан убедил Салабата заточить своих младших братьев Низама Али и Басалата в одну из самых неприступных крепостей Доулагабад. Заключенных в эту крепость принцев обычно умерщвляли, добавляя в пищу постепенно действующий яд. Бюсси пока что лишь принял к сведению этот маневр хитрого дивана, оставив за собой свободу действий.

10 июля 1753 года Бюсси направил Дюплексу «Инструктивный мемуар о политическом положении в Декане». Характерно, что он, ранее рвавшийся из Декана в Карнатик, теперь настаивал на обязательном пребывании французских сил в Хайдарабаде. Так как власть низама полностью находилась в руках Сеид Ласкер-хана, то в отсутствие французов Декан мог немедленно перейти в руки англичан, и тогда маратхи ворвались бы в Хайдарабад с запада. «Начнется смута и взаимное истребление, — докладывал Бюсси, — поскольку Родина и Нация, слова столь священные, ничего не стоят для моголов по сравнению с их корыстными целями». Он предлагал также изменить систему оплаты войск. Зависимость от казны субадара была тягостна, ибо каждый раз приходилось силой вырывать жалованье, а медлительность расчетов и обманы всякого рода порождали различные трудности. Поэтому необходимо было иметь в своем распоряжении земли, все налоги с котоых поступали бы на нужды армии. Чем объяснить такую резкую перемену взглядов Бюсси в отношении судьбы французов в Декане? Возможно, находясь в Масулипатаме, он понял, что Дюплекс ни в коем случае не отзовет его из Декана, и решил всерьез заняться судьбой французов в этой провинции.

В другом мемуаре от 6 сентября 1753 года Бюсси писал: «Среди офицеров на службе Компании многие могли бы выполнять свой долг, но мало кто хочет изучать ум и нравы страны, для того чтобы сообразовать по истечении определенного времени европейские идеи с местными обычаями, не причиняя им ущерба». Подобные взгляды резко отличали Бюсси от многих колониальных чиновников того времени.

В Хайдарабаде Бюсси ожидали тысяча французских солдат и шесть тысяч сипаев. Последние были разбиты на восемь полков. Все командиры, по-видимому, были мусульманами; наиболее крупными отрядами (1145 и 1434 человека) командовали капитаны Ибрагим-хан и Абд-ур-Рахман. Кроме того, из Франции прибыло подкрепление — 500 человек. Дюплекс, обрадованный решением полковника остаться в Декане, ни в чем ему не отказывал (он даже обязался не писать без согласия Бюсси писем низаму и его чиновникам и разрешил резиденту назначить себе преемника).

Получив свободу действий, Бюсси создал план прочной защиты Декана с востока и с запада. На востоке простирались так называемые Северные Сиркары — восточное побережье бывшей Голконды. Эти земли по размерам мало уступали Карнатику; к югу от них находился Масулипатам, где имелась крупная французская фактория. Северные Сиркары должны были, по планам Бюсси, стать базой французских войск; на западе необходимо было укрепить старинный порт Сурат.

Пока Бюсси находился в Хайдарабаде, пришло известие, что два самых сильных маратхских полководца — пешва Баладжи Рао и престарелый Рагходжи Бхонсле — готовятся напасть на Декан. Бюсси немедленно приказал войскам готовиться к походу. Как только намерения французов стали известны маратхам, они прислали к Бюсси послов с предложением о мире. Бюсси направил строгое письмо Салабату (поскольку тот под влиянием Сеид Ласкер-хана заигрывал с англичанами), в котором недвусмысленно угрожал ему свержением с трона, если он предаст французов.

К этому времени в Хайдарабад пришли подкрепления, и Бюсси решил выступать в Аурангабад. Это был необычный для него поход, войска двигались медленно. Французский полковник и высшие офицеры ехали на слонах, к ним присоединился отряд местных феодалов. Въезд Бюсси в Аурангабад мог сравниться по пышности лишь с императорскими церемониями; его сопровождали 22 вельможи на слонах, огромная конная свита. Бюсси хотел доказать населению покоренной страны, что фактическим низамом является он сам, а не Салабат.

Пока отряды Бюсси направлялись к Аурангабаду, там началась тревога. Сеид Ласкер-хан, всегда уверенный в себе, потерял обычную выдержку. Он опасался, что его ждет неминуемое наказание за переписку с англичанами. Между тем Бюсси объявил новым диваном одного из деканских вельмож. Сеид Ласкер-хан тут же послал к этому человеку своих гонцов, умоляя о посредничестве. Бюсси милостиво согласился на примирение.

Сенд Ласкер-хан выехал навстречу. Он слез со своего слона и некоторое время униженно стоял у ног слона французского полковника. Наконец Бюсси спустился вниз, произошло торжественное примирение. Раздались пушечные залпы… Знатные феодалы подходили приветствовать офицера. Наконец кавалькада двинулась ко дворцу Салабата. Все это происходило в очень жаркий даже для Индии день. «Никогда я так не уставал от собственного величия, но надо было сносить все эти неудобства», — писал Бюсси своим друзьям в Париж.

Между Салабатом и полковником состоялся краткий, но весьма полезный для французов разговор. На следующий день стало известно, что низам уступил французам Северные Сиркары.

Уже несколько лет французы медленно закреплялись на восточном побережье Индии [* На протяжении 1751–1752 годов французы получили право собирать налоги с округов Северных Сиркзров: Кондавиду, Нараса-патам и Низапатам, а в 1753 году к ним прибавились Эллор, Рад-жахмандри и Чнкаколе.

Договор о Северных Сиркарах был первым субсидиарным договором. Англичане широко использовали практику подобных соглашений. Посредством субсидиарных договоров с различными индийскими феодалами они овладели рядом провинций Индии], севернее Карнатика, охватывая Мадрас с севера и юга. В 1751 году они захватили остров Диви. Постепенно усилилась роль Масулипатама как французской фактории, директором которой с 1753 года стал способный администратор Леон Морасен. Когда же Бюсси присоединил три крупные провинции Северных Сиркаров, все побережье от реки Кришны до границы провинции Орисса оказалось в руках французов. Эти земли славились своими тканями. Северные Сиркары находились во владениях нескольких крупных заминдаров. Отношения здесь между отдельными феодалами, как и в большинстве районов Индии, оказались крайне запутанными. Хайдарабадский джагирдар Джафар Али враждовал с индусским крупным заминдаром раджей Визнанагарама. Искусно раздувая междоусобную войну, Бюсси сумел еще до формального присоединения Северных Сиркаров стать фактическим господином этих территорий, Никогда прежде он не был столь могущественным.

Теперь Бюсси фактически не нуждался в помощи: у него имелся постоянный денежный резерв. Налогов с Северных Сиркаров вполне хватало не только для того, чтобы содержать армию, но и для того, чтобы помочь Дюплексу. Известно, что Бюсси дал генерал-губернатору 2 миллиона ливров. Дюплекс так и умер должником Бюсси. Конечно, Бюсси вел себя в завоеванных провинциях как диктатор, но слухи о баснословном богатстве «деканского наместника», распространяемые его недругами, были явно преувеличены.

По-видимому, Бюсси знал о недовольстве Компании деятельностью Дюплекса и побаивался, что «миротворцы» из Парижа прикажут французским войскам уйти из Декана. Французский полковник передал со своим другом Марионом де Мерсаном письмо в Версаль, в котором доказывал, что именно постепенное утверждение необходимо французам в Индии. Он писал: «Военная слава интересует меня лишь постольку, поскольку она выгодна Компании. Интересы Компании неотделимы от государственных, и поэтому победа Компании возвеличивает нацию. Это заставляет меня быть одновременно человеком войны, кабинета и торговли. Французы должны быть в Индии защитниками, посредниками…» Далее он писал о себе: «Хотя я украшен всеми титулами и знаками отличия, которые император раздает знати своей империи, и являюсь командующим армии всего Декана, это меня мало трогает. Как бы я хотел прогуляться по Пале-Роялю или в Тюильри, или поужинать с двумя-тремя друзьями вместо пышных восточных церемоний; как меня утомляет тот скучный и чинный вельможа, роль которого я вынужден играть во имя интересов Компании».

Бюсси и был потому так удачлив во всех своих замыслах, что не ставил нереальных задач, а трезвый расчет всегда преобладал в нем над тщеславием. Проницательность никогда не покидала его. Он заставил Салабата подписать документ, по которому субадар связывал себя с французами во всех своих решениях. Отлично зная, как мало значит любой договор для низама и его окружения, французский резидент все же решил формально закрепить достигнутые победы, чтобы в любом случае иметь законную возможность вмешиваться в дела Декана. Затем Бюсси потребовал, освобождения братьев Салабата из крепости. Оба они ненавидели Сеид Ласкер-хана, главного виновника их заточения. Последний почувствовал, что у него связаны руки, и решил отказаться от своей должности первого министра, По настоянию Бюсси он был назначен губернатором Борара и вынужден был выехать на границу с маратхами. Так как Рагходжи Бхонсле также претендовал на эту провинцию, Сеид Ласкер-хан оказался противником маратхов.

Когда маратхские сардары во главе с пешвой собрались в новый поход на юг и Карнатику угрожало очередное нашествие, Бюсси завязал активные переговоры с Баладжи Рао и вновь добился соглашения. Посольство пешвы прибыло в Аурангабад, причем посланец считался только с мнением Бюсси.

Несмотря на требование Бюсси, Низам Али и Басалат Джанг все еще находились в крепости. Киледар (комендант крепости) отказывался их выдать, невзирая на приказ низама, и требовал огромный выкуп. Так низко пал авторитет Салабата. Сын нового дивана Шах На-ваз-хана с отрядом драгун и двумя тысячами сипаев подошел к стенам крепости. Киледар сначала стал готовиться к осаде, но, когда узнал, что войско прислал Бюсси, беспрекословно подчинился. По прибытии в Аурангабад оба брата торжественно объявили Бюсси своим освободителем. Бюсси был всесилен, его все время осаждали мусульманские и индусские вельможи: одни выпрашивали милости, другие по восточному обычаю дарили драгоценности, чтобы заслужить расположение. Бюсси принимал все это как должное.

Однако Дюплекс не хотел, чтобы его резидент превратился в самостоятельного вице-короля завоеванных провинций на севере. Поэтому он постоянно посылал губернатору Масулипатама Марасену письма с требованием контролировать Бюсси. Последний, узнав об этом, более не скрывал своего раздражения и написал Дюплексу резкое письмо, в котором упрекал его в незнании местных условий, а также дал понять, что никогда не согласится лишь на роль начальника конвоя Салабата. Только почувствовав необычное раздражение всегда сдержанного офицера, Дюплекс начал сдаваться. Пока шла переписка между Бюсси, Марасеном и Дюплексом, в Северных Сиркарах вновь началась омута.

Главным ее зачинщиком явился Сеид Ласкер-хан, Хитрый политик понимал, какую опасность представляли для самостоятельности всего Декана подчиненные французам Северные Сиркары. С его помощью ранее изгнанный из Северных Сиркаров Джафар Али собрал 30-тысячное войско и ворвался в провинцию. Бюсси послал три тысячи сипаев во главе с капитаном Ибрагим-ханом. Узнав о приближении этого отряда, наемники Джафара Али разбежались. Сам он должен был искать пристанища у маратхов. Его главный противник раджа Визианагарама стал законным джагирдаром Компании и находился под охраной солдат и сипаев. По первому требованию Бюсси он выделял деньги; в год из Северных Сиркаров получали 50 лакхов. Однако спокойствие продолжалось недолго. Джафар Али заключил союз с маратхским военачальником Джаноджи — сыном Раг-ходжи Бхонсле. В апреле 1753 года маратхи под предводительством Джаноджи появились в Северных Сир-карах; они были намного опаснее разноплеменных наемников Джафара Али. Напрасно Ибрагим-хан пытался навязать им сражение, воинственные пришельцы довольно ловко маневрировали по территории Сиркаров и за короткое время сумели нанести огромный урон этой земле. Только когда нависла угроза окружения, Джафар Али и его союзник покинули Сиркары. Бюсси мог в свое время перерезать им дорогу, но не хотел ссориться с маратхами, а также с многочисленными родственниками Джафара Али.

Тем временем Салабат Джанг под влиянием своего нового первого министра Шах Наваз-хана решил начать войну с пешвой, повторить поход Аурангзеба, захватить столицу маратхов Пуну. Шах Наваз, опытный царедворец, автор исторических хроник, как и его предшественники, вел сложную политическую игру и мечтал об изгнании французов. Длительная война с маратхами могла обескровить войско Бюсси и лишить Салабата поддержки. Однако французский военачальник понял тактику дивана и отказался воевать против Баладжи Рао.

Война требовала средств, а положение в Северных Сиркарах весной 1754 года было тяжелым. Раджа Визианагарама, ссылаясь на полное разорение края, перестал платить. Все же воевать пришлось, но не против пешвы, а против Рагходжи Бхонсле, который считал себя берарским раджей. Ворвавшись в Берар, он стал опустошать эту провинцию. Теперь войскам Бюсси надо было выступать. Поскольку деньги из Северных Сиркаров не доставлялись, сипаи и солдаты получали урезанное жалованье и роптали; только личным авторитетом Бюсси поддерживалась дисциплина. Армия медленно двигалась к Нагпуру, к столице Рагходжи. Де Жантиль в своих записках отмечал: «Повсюду пожарища и кровь, целые деревни, обращенные в пепел, обгорелые трупы людей и домашних животных. Никогда я не видел более страшного зрелища». Действительно, маратхи, отступая, сжигали деревни, но и французская армия наносила большой ущерб этой земле. Вскоре в войске Бюсси начался голод; единственное, что заставляло солдат и сипаев двигаться вперед, — это добыча, которую они мечтали захватить в Нагпуре.

Записки де Жантиля донесли до нас характер войны того времени. Артиллерийский огонь при штурме одной из крепостей вызвал пожар. Большая деревня, расположенная неподалеку, полностью сгорела. Когда солдаты и сипаи ворвались в крепость, женщины, дети и старики бросились им в ноги, протягивая золотые и серебряные украшения и жемчужины, Это не остановило солдат — 200 человек было убито. Даже Дюплекс упрекал Бюсси в жестокости.

Положение Рагходжи Бхонсле становилось все хуже, французы двигались к Нагпуру, легко отбивая отдельные атаки маратхской конницы, Старому воину-маратху, который уже несколько десятков лет наводил страх на всю Индию, пришлось униженно просить мира. Бюсси согласился, однако Рагходжи должен был отказаться от всех своих воинственных замыслов.

Мир устраивал французского резидента, но солдаты и сипаи надеялись поживиться в Нагпуре и не хотели возвращаться обратно. Жалованье им не платили уже несколько месяцев, началась открытая торговля оружием, массовое дезертирство. Впервые Бюсси столкнулся с открытым неповиновением. Ему пришлось отдать солдатам все имевшиеся у него с собой в походе драгоценности и деньги. «Моя армия, — говорил Бюсси, похожа на голодного пса, который готов скорее растерзать своего хозяина, чем подчиниться ему».

Бюсси решил увести войско в Сиркары «на подножный корм», хотя провинции были разорены. Бывший союзник французов раджа Визианагарама вел себя подозрительно и вскоре, объявив войну Компании, ушел со своей небольшой армией в джунгли; его люди встречались с английскими чиновниками из Мадраса. Бюсси не хотел изгнать раджу, надеясь использовать его в своих целях.

Наступил август 1754 года. Из Масулипатама примчался гонец и привез вести об отставке Дюплекса. Сначала Бюсси подумал, что ему придется последовать за своим генерал-губернатором во Францию. Но Годе, полномочный комиссар Компании, поддержал французскую политику в Декане. Он только требовал избегать столкновений с англичанами.

Падение Дюплекса произвело огромное впечатление на индийских феодалов; стали поговаривать, что французский король боится англичан. Окружение Салабата почувствовало себя более независимым от Бюсси. Шах Наваз-хан предложил напасть на Майсур, который, будучи данником Хайдарабада, не платил уже несколько лет (смута в Декане позволила Майсуру не платить дань Низам-ул-мулку).

Чтобы поднять авторитет французов в Индии, Бюсси был вынужден идти на Майсур, Обстоятельства позволили обойтись без кровопролития, Пешва Баладжи Рао собрал 40 тысяч всадников и также готовился напасть на Майсур. Правитель Майсура обратился к Бюсси (как к единственному человеку, с которым считался пешва) с просьбой о посредничестве. Французский офицер сумел добиться выплаты дани 56 лакхов (почти вся казна Майсура была опустошена). Эти деньги были поделены между Деканом и маратхами. По возвращении из Майсура Салабат преподнес Бюсси оружие, украшенное бриллиантами, и много драгоценных камней, кое-что перепало и его офицерам.

Между тем в Карнатике напряжение не спадало, хотя в Пондишери на губернаторском кресле вместо деятельного и упрямого Дюплекса сидел инертный и нерешительный Дюваль де Лейри. Теперь возмутителями спокойствия стали англичане. Несмотря на то что Годе подписал соглашение о мире между компаниями, Сандерс и особенно сменивший его в 1755 году на посту губернатора Мадраса Пигот считали это соглашение простым клочком бумаги, Пигот сразу же по прибытии в Индию дал понять главному врагу французов Мухаммаду Али, что все его действия против Пондишери будут поддержаны англичанами. Ободренный наваб начал нападать на французские фактории, грабить купцов и даже угрожал основным базам Компании в Карнатике. Англичане все более смелели. Из Мадраса к Шах Наваз-хану постоянно приезжали переодетые агенты.

Несмотря на почетный мир в Майсуре, авторитет французов стал падать. Открытое признание французской Компанией Мухаммада Али навабом Карнатика расценивалось при дворе Салабата как признак слабости Франции. Шах Наваз-хан плел новую сеть интриг против Бюсси. Последний, сам великолепный актер и политикан, видимо, стал уставать от постоянного напряжения: «Я нахожусь среди предателей… Западня… тщательно замаскирована под оболочкой доброжелательства». Бюсси отлично понимал, что в создавшихся условиях покидать Декан было нельзя, ибо в противном случае французов здесь заменят англичане.

В это время Бюсси получил письмо от племянника Салабат Джанга, Имад-ул-мулка, великого вазира императора. Он предлагал французскому офицеру стать начальником охраны Великого Могола. Вступивший на престол в 1754 году император Аламгир II чувствовал себя крайне неуверенно, со всех сторон его окружали враги: с юго-запада — маратхи, с севера афганцы, с юго-востока — повелитель Бенгалии и Ауда. Но самым страшным врагом для императора была собственная армия. Поэтому Великий Могол мечтал о таком телохранителе, как Бюсси.

Французский полковник серьезно подумывал о том, чтобы обосноваться в Дели и править от имени императора. Однако этим планам не суждено было свершиться. Повелитель маратхов пешва Баладжи Рао вновь начал угрожать Декану. Вражда между пешвой и Сеид Ласкер-ханом сменилась тайным военным союзом. Вернувшийся летом 1755 года в Мадрас Клайв также стал заигрывать с Баладжи Рао. У последнего же оказались связаны руки: маратхские феодалы выступили против него. Бюссн искусно использовал раздоры своих западных соседей. Вскоре положение пешвы стало настолько серьезным, что он был вынужден запросить помощи у французов. Бюсси не торопился оказывать помощь предводителю маратхов.

Между пешвой и маратхским князем Морари Рао началась борьба за Саванур, пограничное навабство в 200 милях к югу от Хайдарабада, никем не защищенное. Баладжи Рао и Морари Рао оспаривали право сбора дани с этого княжества; оно также считалось зависимым от Хайдарабада. Пешва двинулся к Савануру, против него с 20-тысячной армией выступил Морари Рао. Салабат по совету Шах Наваз-хана также приказал своему войску идти на Саванур. Огромная неповоротливая армия Салабата потянулась на юг (это происходило в самом начале 1756 года). Шах Наваз-хан еще не решил, к кому присоединиться — к пешве или Морари Рао.

К этому времени армия маратхов была наиболее боеспособной силой в Индии, кроме афганцев, но и она в середине XVIII века намного уступала войску Шиваджи. Сам характер войн, которые постоянно вели маратхи, наложил отпечаток на их воинский порядок. Если в период национально-освободительной борьбы против захватнической политики Аурангзеба отряды Шиваджи отличались строгой дисциплиной и подвижностью, то спустя сто лет маратхи, ведя завоевательные войны, потеряли былую маневренность. Каждый воин мечтал о добыче и потому помимо боевых коней брал в поход обозных лошадей, способных тащить тяжелый скарб, медлительных и прожорливых, В военном лагере маратхов находились тысячи людей, которые обслуживали войско и не принимали участия в битвах. Отдельные военачальники постоянно враждовали между собой. Бесконечные междоусобицы привели к тому, что под знаменами Салабата шло немало маратхских воинов, а в лагере пешвы и Морари Рао находилось много мусульманских феодалов. Некоторые военачальники субадара открыто сочувствовали маратхам, патаны на службе у пешвы симпатизировали субадару. «Все эти бессмысленные противоречия и мгновенные перемены могли возмутить и удивить кого-либо в Европе, но здесь, в Азии, представляли совершенно нормальное явление», — отмечал Бюсси.

Три армии остановились неподалеку друг от друга, никто не знал, как поступить. Морари Рао стремился натравить пешву на субадара, Шах Наваз-хан вел себя загадочно.

Бюсси решил заключить союз с пешвой, как наиболее сильной стороной, а затем склонить к миру Морари Рао. 5 апреля 1756 года между пешвой и французским полковником произошла первая встреча. Сначала пешва не давал никаких гарантий. Тогда Бюсси продемонстрировал свою силу. Он предъявил ультиматум Морари Рао с требованием прекратить сопротивление пешве. Когда тот отказался, французы произвели обстрел его лагеря. Два дня не умолкали пушки. Наконец из ставки Морарч Рао приехал посол, который заверил французского командира в миролюбии своего господина. Пешва, Салабат и Морари Рао согласились не воевать друг с другом. Назрела новая опасность для французов. Пешва сблизился с Шах Наваз-ханом. Безвольный Салабат также все больше доверял пешве. По его совету он выделил своим младшим братьям большие территории в Декане и тем содействовал расчленению своего княжества. Организатором же этого раздела был Шах Наваз хан. Бюсси вел себя, на первый взгляд, пассивно: он отошел в Северные Сиркары. По-видимому, он делал ставку на Дели, думая возобновить переписку с вазиром Великого Могола Имад-ул-мулком. Шах Неваз-хан расценил поведение Бюсси по-своему. Он задумал раз и навсегда покончить с присутствием французов в Хайдарабаде, написал англичанам, прося их о помощи, и получил от пешвы вспомогательный контингент маратхов. Бюсси сообщил об этом в Пондишери. Совет предоставил ему свободу действий и обещал прислать подкрепление.

Французские войска выступили из Сиркар и направились к Хайдарабаду. Сначала все шло спокойно, окрестные жители не выказывали открытой вражды. Спустя неделю смешанный отряд маратхов и деканских всадников начал все чаще тревожить франко-сипайские войска, Почти у самого Хайдарабада несколько десятков маратхских всадников напали на передовой отряд французских кавалеристов. Неожиданное нападение смутило французов, и они позорно бежали. Это событие вызвало в лагере Бюсси большое замешательство, за одну ночь сотни сипаев дезертировали.

Шах Наваз-хан торжествовал, он написал письмо Мухаммаду Али, и аркатский наваб прислал отряд отборных воинов. Но Бюсси в трудные минуты обретал удивительное хладнокровие. Он выбрал выгодную позицию для своих войск под Хайдарабадом: укрепленное место Чахар Махал, господствовавшее тогда над всей территорией. Шах Наваз-хан приказал многочисленным деканским войскам и присоединившимся к ним маратхам осадить Чахар Махал, В конце июля на помощь осаждавшим подошел бывший командир французских сипаев Абд-ур-Рахман; восемь лет назад он сражался в Пондишери, защищая город от англичан. Теперь он превратился в настоящего кондотьера, продававшего свои услуги разным правителям. Абд-ур-Рахман обладал большим военным опытом и многому научился у французов. Появление Абд-ур-Рахмана напугало сипаев, ночью они небольшими группами стали покидать лагерь, иногда к ним присоединялись и солдаты. Войско Бюсси таяло. Чтобы прекратить дезертирство, французский офицер приказал усилить охрану лагеря. Он понимал, что в создавшемся положении необходима успешная военная операция, и стал готовиться к вылазке. Кольцо вокруг Чахар Махала медленно сжималось.

30 июля Бюсси начал атаку, бой продолжался более восьми часов. Французы, перестраиваясь на ходу, были почти неуязвимы для маратхов и хайдарабадцев. Бюсси искал случая встретиться с сипаями Абд-ур-Рахмана, но последний не принимал боя. Только когда окончательно стемнело, французы ушли в свой лагерь. На поле боя осталось около 500 убитых хайдарабадцев и маратхов, французы потеряли лишь шесть человек, Удачная вылазка Бюсси охладила пыл Шах Наваз-хана, многие воины стали покидать его. Теперь о штурме Чахар Махала никто и не думал.

На помощь французам, осажденным в Декане, по приказу из Пондишери шел отряд во главе с капитаном Ло — тем самым Ло, который в 1752 году бесславно капитулировал в Тричинополи. Шах Наваз-хан выслал навстречу ему отряд, составленный из беглых сипаев, во главе с влиятельным командиром Махмуд-ханом. Наиболее расторопным из них удалось встретиться с сипаями Ло и многих склонить на свою сторону. Когда же Махмуд-хан попытался заставить дезертировавших напасть на отряд Ло, ничего не получилось, и они обратились в бегство. Ло продолжал двигаться к Хайдарабаду, Бюсси не терял времени даром, его люди сумели нейтрализовать многих маратхских военачальников, но некоторые маратхские отряды шли по пятам французских войск. Шах Наваз-хан стремился заманить подкрепление в ловушку. Наиболее удобным местом нападения на французов было ущелье Малкапур.

Узкая дорога вилась среди гор, покрытых густым лесом, и была завалена стволами деревьев. Маратхские всадники на маленьких быстрых лошадках внезапно появлялись из-за деревьев и так же внезапно исчезали. Французские войска двигались вперед, проходя в день не более трех миль. Атаки маратхов стали особенно ожесточенными при выходе войск Ло из ущелья. Некоторые всадники бросались прямо на пушки, но французы сумели отогнать смельчаков. Выведя войска из ущелья, Ло остановился, развернул артиллерию и встретил неприятеля ураганным огнем. Маратхи, не ожидавшие такого густого обстрела, смешались, затем бросились к реке, стремясь не дать французам форсировать ее. Река была небольшая, берега оказались размыты дождем, и пушки вязли в грязи. Ло приказал пехоте идти вперед; под прикрытием артиллерии солдаты и сипаи беспрепятственно переправились на другой берег, 16 августа 400 солдат и 1000 сипаев Ло появились у Хайдарабада. Небольшое подкрепление до того испугало Салабата и Шах Наваз-хана, что они немедленно запросили мира. Бюсси согласился и единственное, чего он потребовал, — это удаления бывших синайских командиров из армии Салабата.

Оставив небольшой отряд в Хайдарабаде, Бюсси отступил со своей армией в Северные Сиркары. Здесь обстановка была нелегкой. В его отсутствие в Сиркарах распоряжался чиновник Компании — вымогатель Ла Селль. Его пример оказался заразителен, и из Пондишери понаехало много чиновников. Пользуясь мягкостью тогдашнего генерал-губернатора Лейри, они добивались самых различных, иногда фантастических, должностей в этом отдаленном от Пондишери богатом районе и в короткий срок становились состоятельными людьми. Деньги, необходимые для содержания армии, оседали в их карманах.

Как только Бюсси узнал о положении в Северных Сиркарах, он немедленно потребовал удаления Ла Сел-ля и его окружения. Тот сразу ответил серией доносов на Бюсси. Началась борьба. В конце концов Ла Селль был отозван и на его место поставлен честный, но туповатый Дюплан де Лаваль; ему-то и предстояло найти выход из трудного положения. Касса была пуста, а сипаи, которым уже два месяца не платили, требовали денег. Среди них появились агенты Шах Наваз-хана, подстрекавшие сипаев к бунту. Несколько десятков вооруженных наемников ворвались в дом Дюплана и потребовали денег, хотя в кассе не было ни рупии. Он отдал свои наличные деньги. Это только еще более возбудило сипаев. Они разоружили небольшой французский конвой, захватили ключи от арсенала и от форта. В отсутствие Бюсси Ибрагим-хан, которому был поручен контроль над одной из провинций, начал присваивать все налоги; зато бывший враг Компании владелец Визианагарама перешел на сторону французов. При появлении Бюсси в Северных Сиркарах Ибрагим-хан стал присылать деньги, сипаи тут же успокоились. Дюплана отправили в Пондишери и на его место назначили другого чиновника.

В 1756 году в Европе между Англией и Францией началась война, вошедшая в историю под названием Семилетней. В Индию вести о войне пришли лишь в начале 1757 года. Французский губернатор Лейри не был готов к войне. Средств на содержание армии не хватало. После отъезда Дюплекса взяточничество и растраты, которые случались и раньше, усилились. Лейри, послушный директивам Годе и письмам директоров Компании, стремился достигнуть соглашения о нейтралитете. В Мадрасе и других английских колониях большинство чиновников и купцов стояло за войну. Клайв, находившийся в Бенгалии в качестве главнокомандующего английскими войсками, требовал решительных действий.

О войнах Клайва в Бенгалии написаны десятки книг. Он долгий период оставался хрестоматийным героем английской и американской историко-приключеической литературы. Однако в настоящее время о нем стали писать более сдержанно под влиянием общественного мнения Индии, для народа которой имя Клайва звучит зловеще.

Прибывший в Индию Клайв вынашивал далеко идущие планы. Как только пришло известие о войне с Францией, он начал готовиться к походу на Шандернагор. Несмотря на то что в Бенгалии малочисленные французские фактории уступали во многом английским, Шандернагор оставался богатым и красивым городом. Современники говорили, что Шандернагор производил большое впечатление, особенно после скученной и грязной Калькутты. 8 марта 1757 года Клайв написал губернатору Шандернагора Рено письмо, в котором заявлял: «Я торжественно утверждаю, что в настоящее время не собираюсь выступать против вашего города», а 14 марта он послал губернатору ультиматум о сдаче Шандернагора. Рено ответил отказом и попытался преградить эскадре адмирала Уотсона путь вверх по реке Хугли (Шандернагор расположен севернее Калькутты на реке Хугли), затопив в узких местах реки старые корабли и лодки. Но под прикрытием артиллерии Клайва корабли Уотсона подошли к Шандернагору и начали обстрел, После ожесточенного трехдневного боя город сдался. Несколько дней здесь продолжались грабежи.

Падение Шандернагора нанесло большой урон французской колонии и сократило доходы колониальной администрации. Когда Клайв путем коварных и смелых маневров разгромил многотысячную армию бенгальского наваба при Плесси и стал хозяином богатейшей провинции Индии — Бенгалии (23 июня 1757 года, день битвы при Плесси, многими авторами объявляется днем рождения Британской империи), в Южной Индии было относительно спокойно. Французские войска пассивно стояли в Северных Сиркарах и Пондишери. Губернатор Лейри со свойственной ему робостью и нерешительностью предпочитал воздерживаться от каких-либо активных выступлений, а командующий французскими силами в Декане не выходил из рамок предписаний. Выгодная ситуация не была использована, хотя Бомбей и Мадрас во время действий Клайва и армии, присланной из Мадраса в Бенгалию, оставались незащищенными. Французы не поддержали бенгальского наваба Сирадж-уд-дина против англичан. Бюсси понимал необходимость активной борьбы против английской Ост-Индской компании, но не настаивал на решительных мерах. Великолепный администратор, дипломат и военачальник, в конечном счете первый создатель французской колониальной империи в Индии, как это ни парадоксально, был лишен воинственного азарта, свойственного таким колонизаторам, как Дюплекс и Клайв.

Узнав про захват Клайвом Шандернагора, Бюсси осадил крупный английский колониальный центр Визагапатнам и без единого выстрела овладел им, отпустив всех офицеров гарнизона под честное слово. Но это была единственная победа Бюсси над англичанами на протяжении Семилетней войны.

Из Парижа пришло известие, что королевское правительство собирает большой флот и войско для действий против англичан в Индии. Командующим французскими войсками король назначил графа Лалли-Толландаля. Пока французские войска собирались в путь, Клайв стал хозяином Бенгалии. Все внимание Бюсси было приковано к Декану. Здесь по-прежнему было неспокойно.

В неприступной крепости Доулатабад умер губернатор Берара, бывший диван Сеид Ласкер-хан. Шах На-ваз-хан оказался единственным крупным феодалом в Декане, не имевшим, на первый взгляд, соперников. Честолюбивый министр низама мечтал стать владыкой Декана и вновь задумал избавиться от французской опеки. В Доулатабаде хранились несметные сокровища Сеид Ласкер-хана (поговаривали о многих миллионах рупий). Шах Наваз-хан обманом захватил крепость и присвоил себе сокровища. Обладая самым укрепленным пунктом в Хайдарабаде, он более не скрывал своих притязаний. Он открыто натравил Низам Али на Салабата, стремясь вызвать междоусобную войну. Одновременно по его тайной просьбе в Декан вошел большой отряд маратхов под командованием самого пешвы. Однако в этот момент произошло событие, спутавшее все карты Шах Наваз-хана. В Аурангабаде находилось более тысячи сипаев, которым по приказу Шах Наваз-хана перестали платить. Диван был уверен, что сипаи просто дезертируют. Но они взбунтовались. Окружив дворец, наемники потребовали казни Шах Наваз-хана. Испуганный правитель Декана Салабат не знал, что делать, и наконец назначил диваном своего младшего брата Басалата. В суматохе Шах Наваз-хану удалось бежать из дворца в Доулатабад.

Хитрый политик сказался больным и стал посылать Салабату жалобные письма, умоляя посетить его в крепости. Салабат, легко поддававшийся любому влиянию, направился было к нему с небольшой свитой, но по просьбе Бюсси офицеры охраны буквально в последнее мгновение отговорили Салабата ехать в западню. Смута в стране продолжалась.

Находясь в Доулатабаде, Шах Наваз-хан поддерживал тесные связи с Низамом Али. По совету Шах Наваза Низам Али склонил безвольного Салабата к войне с маратхами и получил право собирать войска. Вскоре отряды деканских воинов двинулись на запад. Командовавший ими Низам Али не предполагал всерьез воевать, скорее, он искал выгодного для себя соглашения с пешвой. Баладжи Рао за 25 лакхов ежегодно и некоторые территориальные уступки обещал признать Низама Али властителем Декана. Судьба Салабата была как будто решена, но в Аурангабаде внезапно появился Бюсси с большим отрядом солдат и сипаев. Присутствие французского резидента немедленно успокоило всех. Бюсси встретился с пешвой, который сразу отказался от всех своих притязаний и ушел из Декана; все джагирдары потянулись в Аурангабад приносить присягу Салабату. Бюсси назначил нового дивана Хайдар Джанга, личная преданность которого французам была хорошо известна.

Шах Наваз-хан не смирился, он продолжал поддерживать связь с Низамом Али и Басалатом. Пока крепость Доулатабад была в его руках, Бюсси не мог чувствовать себя полновластным хозяином Декана. Французский резидент стал действовать решительно. С отрядом из 300 всадников он подошел к стенам Доулатабада; войско расположилось на холмистой равнине, на которой, как гигантский кусок сахара, возвышалась белостенная крепость, окруженная глубоким рвом. Полковник попросил Шах Наваз-хана разрешения подняться в крепость и осмотреть ее. Владелец Доулатабада пригласил Бюсси. В сопровождении сорока отборных людей тот прошел по подъемному мосту в ворота. Когда французы вошли в главный зал, там были только слуги. Мгновенно офицеры и солдаты заняли все выходы. Бюсси подошел к хозяину и объявил, что отказывается принять участие в торжественной трапезе, ибо должен арестовать самого Шах Наваз-хана. Многоопытный политик, хранивший в своей памяти сотни изощренных обманов прошлого, Шах Наваз-хан остолбенел от прямолинейной хитрости француза. Бюсси лично обезоружил старого вельможу. Узнав об аресте своего господина, гарнизон Доулатабада сдался почти без сопротивления. Так сообщают французские источники. В биографии Шах Наваз-хана его сын Абдул Хави приводит другую версию ареста. Шах Наваз-хан был арестован Хайдар Джангом при посещении Салабатом и другими деканскими вельможами гробницы Низам-ул-мулка 5 апреля 1758 года.

Взятие Доулатабада встревожило Низама Али — главного претендента на трон Декана. Не посмев выступить против Бюсси, которому, кстати, он был обязан жизнью, Низам Али мечтал расправиться с новым диваном Хайдар Джангом. Низам Али согласился на титул губернатора Хайдарабада, предложенный ему новым диваном, и когда диван нанес ему по церемонии прощальный визит, встретил гостя любезно, но, как только Хайдар Джанг собрался уходить, двое слуг внезапно набросились на него и закололи кинжалами.

Бюсси впервые вышел из себя. Он приказал немедленно пристрелить во дворе крепости главного заговорщика Шах Наваз-хана (Абдул Хави рассказывает, что Шах Наваза заколол слуга Бюсси). Низам Али в страхе ускакал из Доулатабада, его почти никто не сопровождал. Бюсси и Салабат с огромной свитой, состоявшей почти из всех феодалов Декана, направились в Хайдарабад. Теперь Бюсси был абсолютным господином Декана: во всех главных крепостях стояли его гарнизоны. Именно тогда французский резидент получил приказ главнокомандующего военными силами в Индии генерала Лалли-Толландаля немедленно оставить Декан и явиться со всеми войсками в Пондишери.

После ухода французов из Декана Салабат Джанг правил недолго. Низам Али быстро захватил власть в стране, в 1762 году он приказал бросить Салабата в крепость, где последний через год умер. Придворный поэт Мир Мухаммад Дака смог лишь так сказать о незадачливом субадаре Декана в своем надгробном четырехстишье:

Благородная душа правителя Декана
Вырвалась на свободу из сетей несчастья.
Пока Дака пишет о дне его кончины,
Салабат Джанг уходит к небесам.