Мы видим, что поставленная на грань уничтожения Россия в своей затянувшейся агонии пришла к совершенно особой форме общественной защиты в своем государстве. В России под ударами татар произошел естественный отбор – те, кто не сдался, кого не угнали в рабство, обрели особое свободолюбие, причем не теоретическое, не декларативное, а практическое — воспитанное многими веками непрерывных войн и борьбы за свободу. Россияне влили в свою кровь особую ненависть к любому угнетению, к любой форме паразитирования.

Особенность такого государства – абсолютно единовластный царь, который может в России все. Единовластие давало царю уникальную свободу служить только своему народу. Независимый ни от кого, он никому, кроме всего народа, и не должен был служить – ни членам политических партий, избравшим его, ни мафии, давшей деньги на избрание — никому.

Царь мог все. Но делал для защиты народа только то, что без него его народ сделать не мог. Остальное делал сам народ, объединенный в общины.

Русская идея демократии: – верховная власть ни от кого персонально не зависит, никто в стране не имеет права давить на нее с целью получения собственных выгод; – верховная власть занимается только тем, с чем мир справиться не может, а в дела мира не вмешивается; – лично человеку принадлежит только то, что он сделал лично, заслужил у верховной власти или купил на честно заработанные деньги, все остальное принадлежит обществу; – вести между собой расчет за труд деньгами – это не по-русски: все обязаны помогать друг другу, в единой семье деньги не нужны; – каждый человек – личность и имеет право, чтобы его голос и мнение выслушали все и приняли во внимание.

Есть ли надежные данные, которые бы подтвердили эту особенность русской демократии? Да, и достаточно.

Как ни в одной стране, все сословия России в начале ее пути занимали по отношению к царю одинаково бесправное, а следовательно, одинаково равное положение. Бесправность заключалась в отсутствии каких-либо прав уклониться от службы России. Все обязаны были служить: дворянин копьем, крестьянин сохой, купец мошной. На царя все сословия имели одинаковые права – всех он обязан был защитить одинаково.

Сотни лет подряд в соседних с Россией странах безумствовали мудраки, носясь с парламентаризмом различных окрасок – от парламентаризма Турции до парламентаризма Швеции. Русские, окружив плотным кольцом царя, наблюдали друг за другом – не пробует ли кто подчинить царя своим интересам.

Как ни в одной стране мира, крестьянская община России имела исключительные властные права и свободу.

Как ни в одной стране мира, полное отрицание у русских частной собственности на землю, презрительное отношение к жадным, бескорыстие в служении России. В Смутное время купец Минин призвал купцов имущество продать, жен и детей заложить, но Россию освободить. Перед наступающим Наполеоном смоленские купцы сами подожгли свои лавки и склады с товарами.

Как ни в одной стране мира, русские смотрели на помощь ближнему как на обычную, не требующую благодарности обязанность.

Как ни в одной стране мира, в России на мирских сходках требовалось единогласие при принятии решений.

Соседние народы, рабы по духу и мировоззрению, выпрашивали у высшей власти, то есть у тех, кто содержится на их деньги, гарантии своих прав. И записав эти гарантии в конституцию, радостно считали, что наконец-то у них демократия.

У соседних народов из-за их рабской сущности не хватило ума на понимание очевидной вещи: хозяин у своего холуя никаких гарантий не выпрашивает – они ему не нужны. Хозяин имеет власть, ему служат, а гарантии выпрашивает холуй у хозяина, не наоборот. И если народу что-то гарантируют, то власть в этой стране имеет тот, кто гарантирует, а не народ, который радуется этим гарантиям. Сомнительна в этом случае демократия. Народу-хозяину, народу, имеющему действительную власть, никакие гарантии не нужны, и если он решит написать конституцию, то напишет ее для своего холуя – власти. И в этой конституции запишет: «Я, народ, обязую власть в моей стране обеспечить мне право на свободу слова, неприкосновенность жизни и т.д.» (обязую, а не прошу гарантий). Я – народ – хозяин, и я обязую, а гарантии для себя пусть просят государственные чиновники и депутаты, раз взялись мне служить.

Русский (россиянин) был хозяин в своей стране, он имел власть, и, следовательно, в стране была демократия.

Своей властью русский народ требовал себе право на неприкосновенность жизни и свободы, и цари (его рабы) старались, делали все, чтобы отбить набеги, не дать ему попасть в полон к татарину или пасть от сабли поляка и меча ливонца. Но одежда прав шьется на подкладке обязанностей – гласит восточная мудрость. И русский народ считал своей обязанностью и дворянина содержать, и подать платить, и своей кровью эту свободу и жизнь народа отстоять.

Русский имел не просто свободу слова, свободу вякать в пустоту – его свобода была сопряжена с обязанностью остальных его слушать и стараться понять. Где и в какой стране была и есть сейчас конституция, которая бы так гарантировала эту свободу?

Русский уже тогда имел права, которые и сейчас не все имеют. Он имел право на жилище, и общество (община) ему это право обеспечивало своей помощью. Он имел право на труд, и общество предоставляло ему для труда землю на равных с другими условиях. Он имел право на обеспеченную старость. Он имел все, что могло обеспечить ему тогдашнее развитие производительных сил страны.

Ни один народ и близко не имел такого набора прав, как русский. Ни один народ не имел органов управления, которые были бы обязаны обеспечить ему такой объем прав. И все это было демократией особого, высшего порядка – русской демократией.

Единственное, чего никогда не могла обеспечить русская демократия -это право народа иметь умную интеллигенцию. Сколько бы народ свою интеллигенцию ни кормил – она, как волк в лес, все на Запад смотрит.

Термин «русская демократия» мы уже использовали, и автор считает, что этот термин имеет право на самостоятельную жизнь.

Развивались производительные силы России, росла производительность труда, Россия становилась все богаче. Появлялись экономические основания совершенствовать свою демократию Кроме того, становилось ясно, что и у умницы отца может быть сын дурак, становилось ясно, что в наследственности монархов есть дефект. Надо было совершенствовать русскую демократию и в этой области. Нам было чем заняться самим, нам не нужен был в делах демократии Запад, но мудраки все предопределили -начался длинный период уничтожения русской демократии бюрократией и буржуазией, который закончился в октябре 1917 года. Начиная с этой даты Россия совершила последний рывок к... К чему? Как назвать то, в чем очутилась Россия начиная с 1989 года?

Две тысячи лет назад человечество суммировало те моральные правила, которые позволяют людям жить вместе и достойно людей. Они вошли в христианство, а несколько позже в мусульманство, да и в других религиях присутствуют. Без исповедывания этих моральных норм люди нигде не считаются людьми. Давайте вспомним эти нормы.

Самоотверженное служение людям, лишения и смерть ради них – подвиг. Пренебрежение к богатству. Запрещение воровать. Запрещение убивать. Отношение ко всем национальностям как к братьям. Презрение к предателям.

Пришедшие к власти в апреле 1989 года люди открыто объявили свой символ веры: – обогащайся любым путем; если он преступный – мы закроем глаза; – предательство допустимо, если оно лично выгодно; – патриотизм – признак подлеца; – каждая национальность должна иметь барские преимущества над остальными.

В СССР были люди, которые обязывались служить людям больше остальных — коммунисты. Партия коммунистов была запрещена и ошельмована теми, кто пришел к власти. Причем они, пришедшие к власти, всю свою жизнь паразитировали на деньги именно коммунистов.

Приход к власти этих людей ознаменовался: – потерей народом свободы передвижения по разделенной границами стране и из-за резкого скачка цен на билеты; – потерей свободы слова после почти полного подкупа средств информации бюрократией и новой буржуазией; – потерей права на труд вследствие разорения своей экономики; – потерей права на жилье из-за резкого сворачивания строительства жилья для всего народа; – потерей или ущемлением права на высшее образование из-за превращения его в платное и размещение вузов в разных государствах; – потерей или ущемлением права на медицинское обслуживание из-за превращение его в частично платное; – потерей права на обеспеченную старость вследствие обесценивания сбережений.

Такого удара Россия никогда до этого изнутри не получала. Как назвать этих людей и эту власть только за одну утрату общечеловеческих моральных ориентиров? Дикарями, папуасами?

Но дикари и не знали никогда правил человеческой морали, а эти знали отлично и пошли на их нарушение из-за тех или иных соображений личной выгоды. Самое мягкое из определений этих людей – дерьмо. И власть их — дерьмократия.

Правда, автор должен оговориться, что этот термин – не его изобретение. С приходом этих людей к власти народ стал применять к ним это слово инстинктивно, возможно, и не догадываясь, что достаточно точно охарактеризовал явление в целом.

Да, к сожалению, термин «дерьмократия» звучит еще неблагозвучнее термина «мудрак», Но, что же тут поделать – явление ведь еще более мерзопакостное, чем само слово.

КОММУНИСТЫ И ИХ ИДЕИ

Автор считает, что последний бросок к дерьмократии Россия сделала начиная с октября 1917 года. В этот момент к власти пришли коммунисты. Мы уже затрагивали то, что их идеи – марксистские идеи – в некоторой части полностью совпадали с идеями русской демократии, и уже говорили, что считать русских коммунистов марксистами надо весьма осторожно. Трудно понять и оценить, насколько они понимали или верили идеям Маркса (если даже допустить, что какая-то часть из них удосужилась прочитать его произведения) и насколько внутри их сидели идеи русской демократии.

Но вряд ли стоит сомневаться, что коммунизм для русских коммунистов был прежде всего обществом всеобщей справедливости – тем единственно возможным обществом, в котором только и имеет смысл жить.

И если отбросить марксизм как таковой, то символ веры российских коммунистов можно было бы свести к следующему.

Общество не может существовать долго, если в нем нет справедливости. Без справедливости люди озлобляются друг на друга и общество распадается.

Люди не могут существовать без общества – оно их защищает. Наивысшая ступень достигнутой справедливости – это получение человеком от общества материальных благ и почета пропорционально принесенной обществу пользе.

Коммунизм в области распределения материальных благ предусматривает поднятие уровня справедливости в обществе и над этой ступенью, а именно – каждому по потребностям. В силу различных и часто не зависящих от человека обстоятельств он может работать на благо общества на небольшой работе и результаты его труда могут нести заметно меньше пользы обществу, чем результаты труда других людей. Но поскольку и его труд тоже будет нужен людям, то коммунистическое общество не собирается оскорблять себя высчитыванием пользы от конкретного человека. А так как результат труда человека высчитывается в деньгах, то коммунизму не нужны будут и деньги.

Но одновременно коммунизм предусматривает, что каждый член общества отдаст ему все, на что он способен как Человек – свой труд, свое мужество, свою порядочность.

Коммунизм – это не рай, где праведники, бездельничая, набивают себе брюхо нектаром под звуки ангельского пения. Это общество труда, где члены общества находят высшее удовлетворение и самовыражение в своем труде, где труд людям в радость.

Искусственно создать общество, где труд людям будет в радость, нельзя. Но можно создать людей, которым труд в радость – и с этими людьми построить такое общество. Для построения коммунизма главное люди, все остальное несущественно.

Для того чтобы жить, чтобы продолжать свой род, человек несет в себе все инстинкты животного. Они могут определить и его поведение: инстинкт сохранения энергии склоняет человека к лени, инстинкт удовлетворения естественных потребностей – к алчности, инстинкт продолжения рода – к разврату, инстинкт самосохранения – к трусости.

Некто по своей внешности и интеллекту может быть опознан как человек, но по своему поведению может являться животным. И каждый из нас таких людей знает или узнаёт в себе.

Чем больше в обществе людей-животных, тем дальше общество от коммунизма. Людей-животных сдерживает в человеческих рамках насилие их над собой или насилие над ними общества, а коммунизм насилия общества над людьми не признает, в нем будут жить люди, способные подавлять не ко времени проснувшиеся инстинкты без насилия над собой, и общество в насилии над ними нуждаться не будет.

Коммунизм – это не проблема экономики или техники, это проблема воспитания. Для того чтобы жить в коммунизме, требуется не партбилет в кармане, а способность быть Человеком. Способность без усилий над собой и внутренних мучений преодолевать в себе инстинкт лени и работать, находя в результатах работы высшее удовлетворение. Способность подавить в себе алчность в условиях, когда возможным будет все или почти все. Подавить инстинкт продолжения рода, когда это будет задевать других людей. Подавить в себе страх, когда это потребуется для людей и общества.

Люди, не способные стать Человеком, не могут жить при коммунизме. И не могут в силу недостаточности своего человеческого развития понять, что такое общество может быть. Их собственный жизненный опыт, основанный на собственной лени, алчности, трусости и подлости, не дает им фактов, подтверждающих возможность коммунизма.

Люди, понимающие, что коммунизм – это дело очень непростое, но осуществимое — это коммунисты.

Подготовить коммунизм обязан социализм. В нем в области распределения материальных благ должна действовать справедливость: от каждого по способностям – каждому по труду. Результаты труда необходимо оценить, и деньги при социализме нужны.

Справедливость социализма требует, чтобы результат труда, в который человек вложил свой ум и физическую силу, был обменен на требующий такой же суммы ума и силы результат труда другого человека.

Разделение труда в обществе достигло таких масштабов, что в каждый килограмм хлеба, безусловно, вложена частица труда каждого члена общества, как вложена она в любую машину и любое здание, и каждый на эти вещи имеет безусловное право. И это тоже причина, по которой обмен должен быть справедливым.

Справедливость социализма требует, чтобы в этот обмен не вмешивались другие обстоятельства, которые никак не зависят от труженика и которые он не в состоянии изменить – национальность, происхождение, определенного рода природные и искусственно созданные условия.

В силу случайных обстоятельств один человек может изготавливать одежду, другой хлеб. В случае засухи или неурожая тот, кто владеет хлебом, может за свой труд взять неимоверно большое количество труда того, ктоделает одежду. Это несправедливо.

Основана эта несправедливость на том, что право владения продуктом признается за человеком, занятым его обработкой на последней, дающей случайное преимущество, стадии. А это право и дает право частной собственности на средства производства.

Во имя своей справедливости социализм не признает этого права. Владелец средств производства, кем бы он ни был, может отнимать у работающих у него работников часть стоимости их труда, и эта часть может намного превышать стоимость его настоящего и прошлого труда. И это еще одна причина, по которой социализм во имя справедливости не признает права частной собственности на средства производства.

Коммунисты и социалисты – интернационалисты. Это вытекает из сути их представлений о справедливости, так как нет для них других справедливых оснований получения каких-либо дополнительных благ от общества, кроме дополнительного труда.

Капиталистическое общество в понятии справедливости полностью ориентируется на людей-животных. В формуле справедливости капитализма отсутствует требование «от каждого по способностям». Оно изначально неприемлемо, и в нем нет необходимости.

Право частной собственности дает его владельцу возможность не служить и не давать обществу вообще ничего взамен за получаемые от общества блага. Это первая причина, по которой понятие «от каждого по способностям» капитализм не приемлет.

Специфика беспланового хозяйства требует резервов на случай получения больших заказов, в том числе и резервов рабочей силы – безработных. Это вторая причина неприемлемости этого понятия.

Нет необходимости морально подстегивать людей к полному применению своих способностей – капиталистическое общество для этого имеет устоявшийся набор экономических и правовых средств насилия.

Форма справедливости капитализма: каждому столько, сколько он сумеет у общества изъять.

Много ли надо было русскому или россиянину, чтобы понять и принять эти идеи?

Много ли надо человеку, живущему в общине, где все обязаны оказывать друг другу помощь и не требовать за это денег, чтобы принять идею о том, что в будущем денег вообще не будет?

А много ли надо русскому, не признающему права частной собственности на землю, чтобы принять идею о том, что все средства производства должны быть общими?

И много ли надо ему, считающему всех, кто служит России, своими братьями и сестрами, чтобы принять идеи интернационализма?

Так что приход к власти в России коммунистов – это процесс абсолютно для нее естественный.

КОММУНИСТИЧЕСКАЯ БЮРОКРАТИЯ

Став у власти в Петрограде, большевики сразу же столкнулись с проблемой исполнительной власти. Без нее все их законотворчество пустое умствование. Без чиновников, которые организовали бы население на исполнение этих, даже воспринимаемых Россией законов, власти нет.

Старая исполнительная власть уже задолго до большевиков была дискредитирована, а потом добита с их помощью. Попытки большевиков подчинить себе ее чиновников окончилась неудачей: чиновники не признали правительство Ленина и пошли на саботаж.

Правда, какое-то подобие исполнительной структуры большевикам удалось создать почти мгновенно – это была система Советов в губерниях и уездах. Советы на местах стали отвечать за исход борьбы в России точно так же, как правительство в Петрограде и даже больше, так как политические противники расстреливали и рубили их депутатов в первую очередь. Поэтому команды из центра поступали на места и принимались к исполнению местными Советами безоговорочно, тут все понимали, что связаны с Петроградом кровью.

Но Советы – это скорее законодатели, которые указание большевистского правительства могли на своем заседании превратить в закон для данной местности. А ведь еще нужны и исполнители – чиновники. Те, кто мог бы обсчитать стоимость выполнения указания, найти деньги, людей, материалы, рассчитать время исполнения и организовать его.

Царских чиновников попытались заставить работать силой. Офицеров и генералов призывали в Красную Армию и приставляли к ним надсмотрщика-комиссара. Таких же комиссаров рассылали во все учреждения.

Часть чиновников принимала идеи коммунистов, часть честно работала под угрозой расправы, но часть и откровенно вредила, так как профессионалу обмануть дилетанта-комиссара нетрудно.

По этой последней причине так или иначе, но большевики вынуждены были все больше и больше ставить на места чиновников действительно преданных себе людей, а это в основном были рабочие и крестьяне, в лучшем случае люди с образованием, но без малейшего опыта. Качественный уровень исполнительной власти упал неимоверно.

Добавим, что чиновников большевикам потребовалось больше, чем царской России. Во-первых, из-за крайне низкого профессионального уровня, во-вторых, из-за необходимости охватить управлением и ту часть экономики, что находилась у буржуазии и управлялась набранным ею персоналом.

Кто были эти сотни тысяч человек, которые стали управлять Россией, полностью разрушенной мировой и гражданской войнами? Кто были те, кто стал требовать исполнения законов от граждан России, которые за три года внутренней смуты вообще отвыкли кому-либо подчиняться?

Конечно, все это были так или иначе образованные большевики, но, видимо, в большей мере командиры и политработники Красной Армии, которая к тому времени была демобилизована почти на 90 процентов. Они в гражданскую убивали и их убивали, они были преданы коммунистической идее безусловно, у них уже был опыт командования людьми. Но ни малейших знаний и опыта в хозяйственных и гражданских делах. Их срочно учили, срочно организовывались и работали различные курсы по их подготовке, но главный учитель – это работа. Должно было пройти время, чтобы она научила этих людей делать Дело. Запомним, что образовывался государственный аппарат из людей новых, некомпетентных, готовых чиновников негде было взять.

Второе, что никем и никогда не учитывается, – это страх нового аппарата за свою судьбу и жизнь. Когда говорят, что Сталина всегда поддерживал партийный и государственный аппарат, никогда не учитывают этого страха.

Причем страх аппарату внушал не Сталин. Наоборот: аппарат сам жался к нему из страха. Мы писали, что даже Ленин не верил вполне, что власть большевиков устоит. А что делают с большевиками, когда их власть падает, за годы гражданской войны стало хорошо известно в первую очередь большевикам. Участь 26 бакинских комиссаров или Сергея Лазо никого не прельщала. Отсюда страх и лютая ненависть нового аппарата ко всем, в ком можно было заподозрить двурушничество или предательство.

По своему характеру это были люди разные. По мнению автора, наиболее талантливо описал первоначальных чиновников СССР М. Шолохов в «Поднятой целине».

Во-первых – это фанатик Нагульнов. Человек, за годы войны отвыкший и потерявший вкус к деятельности мирной жизни, человек, для кого борьба стала идеей-фикс. Фанатик, взявшийся самостоятельно изучать английский язык в надежде на скорую мировую революцию и свое личное участие в ней. Представим этого борца на месте прокурора или судьи. Что будет с теми подсудимыми, которые попадут к нему?

Во-вторых – это люди типа Давыдова, умные прагматики-коммунисты, старающиеся марсистские государственные догмы приспособить к российской жизни. Люди, для которых целью уже становится конкретное, полезное для людей и государства Дело.

И наконец – это люди типа Разметнова, которые честно и сознательно сражались на стороне красных, но которым весь этот марксизм, мягко скажем, малоинтересен. Вчера он еще ненавидел своих врагов, а сегодня, когда они побеждены, ему уже становится их жалко. Нормальные русские люди.

При этом все трое и в мыслях не допускают какого-либо покушения на советскую власть, на власть большевиков. И при первой же для нее опасности, не раздумывая, бросаются под пулеметный огонь.

Условия, в которые попал молодой государственный аппарат СССР, характеризовались действиями двух сил.

Первая сила – это сила некомпетентности, что чрезвычайно обюрокрачивало аппарат. Не зная, как поступить, чиновник запрашивает начальника, а тот – следующего. Входило я обычай и правило ничего самому не решать, застраховаться от ошибок и, кстати, от вышестоящей расправы за них.

С другой стороны, страх внешней и внутренней угрозы заставлял достигать конечного полезного для страны результата любым путем. Причем и здесь присутствовал страх расправы за недостижение этих результатов.

Страх – это извечный спутник ответственности. Без страха ее нет. Страх заставляет мучиться, выбирая решение, страх заставляет все тщательно взвешивать, страх заставляет действовать решительно. Профессионал-чиновник боится за свою репутацию, и этот страх, сопряженный со страхом потерять работу, которую он умеет делать, довлеет над ним. А у молодой бюрократии репутации нет, ей ничего не страшно, что хорошо видно на примере бюрократии, которую привели с собой к власти президенты-перестройщики во всех республиках СССР. Такой бюрократии, чтобы хорошо работать, посторонний страх полезен, иначе она долго будет осваивать свою профессию и увлечется взятками.

Под воздействием этих двух сил в СССР начал формироваться государственный аппарат, который сильно тяготел к полному обюрокрачиванию, но страх физической расправы от внешних врагов страны и от начальников уравновешивал положение, и этот аппарат был способен делать Дело.

Коммунистическому аппарату, как и любому другому, нужна была голова, безразлично какая – единая или коллективная. Главное, чтобы она была одна, чтобы выполненный приказ из одного места не наказывался и» другого. Чтобы была уверенность, что вся страна едина, что она не расколется на два лагеря в гражданской войне, что в ней не возникнет «пятая колонна», как в Испании.

Некоторое время такой головы не было.

ВОЖДИ

Лидеров большевиков, подобравших в октябре 1917 года власть в России, надо разделить на две группы: теоретики с малой практикой и теоретики с большим практическим опытом управления или просто практики. Напоминаем, что это книга об управлении. Автор уверен, что именно практический опыт или его отсутствие оказали влияние на подход лидеров к теории марксизма.

К первой группе лидеров надо отнести Ленина и всех тех лидеров, которые большую часть предреволюционной работы провели в эмиграции. Несмотря на всю глубину их ума, им неоткуда было приобрести опыт организаторской, управленческой работы, да еще и в такой самобытной стране, как Россия. Размышляя над путями развития государства после своего предполагаемого прихода к власти и после начала строительства социализма, они в качестве базы для своих умозаключений брали только теоретические посылки Маркса и его последователей. Не потому, что это были люди ограниченные или неумные, но как можно за границей много узнать о России, даже если интенсивно переписываться с ней? Да, кое-что можно было узнать, кое-какой опыт управления можно было получить, но насколько это глубоко? Такая вынужденная изоляция не могла не привести к определенному догматизму, ортодоксальности, правоверности этих марксистов. Для них учение Маркса, те дороги к социализму, что он указал, вынужденно становились святыми. Пожалуй, на крайнем фланге этих людей стоял Троцкий.

Другая группа лидеров большую часть своего опыта приобрела в России. Она выводила россиян, в общем инертных, на демонстрации, организовывала типографии, перевозку газет, доставала деньги и все время крутилась в гуще конкретных, а не книжных людей. Она сидела в тюрьмах и там тоже изучала людей, перенимала их опыт, знакомилась с теми, кому впоследствии суждено было стать средним звеном госаппарата СССР. Эта группа людей тоже хорошо знала учение Маркса, но она знала и Россию, поэтому волей-неволей она должна была относиться к марксизму более критически, рассматривать его «не как догму, а как руководство к действию».

Иными словами, эти люди понимали, что такое коммунизм и социализм, понимали их необходимость, как и первая группа лидеров (теоретиков) . Но они не могли не видеть, что есть и другие дороги. Кроме того, они знали настоящую Россию, настоящий, а не приукрашенный или оболганный, как это часто бывает в книгах, народ.

На крайнем фланге этих лидеров, безусловно, был Сталин, которому и сейчас некоторые публицисты не могут простить, что он исповедовал «марксизм творческий».

Этой разницы между теоретиками и практиками обычно не понимают. Ее необходимо пояснить на примерах. Возьмем гипотетический.

Скажем, теоретик-географ проложил на карте самый короткий путь между точками А и В. Практик пошел из точки А в точку В, но никогда в реальной жизни он не пройдет точно по проложенной линии. Где-то встретится камень, завалы, болотца – он их обойдет; может, ему придется где-то временно и вернуться из тупика. Он пройдет большее расстояние, чем рассчитал теоретик, но пройдет и достигнет точки В. Для него линия на карте – это не догма, которой нужно следовать непременно и всегда и не думать почему. Практик не будет продираться через завал деревьев, его опыт подскажет ему, что он больше потеряет времени, сил и еще и одежду порвет.

Теоретику такое неведомо. Если его послать по маршруту, то он, вероятнее всего, попрется через болото и застрянет в нем. А такой теоретик, как журналист-экономист, любимый премьер-министр Ельцина Гайдар, который и карты читать не умеет, весь сидя в трясине по уши, еще и доказывать нагло будет, не краснея, что его путь – единственно верный. Да вот болото ему помешало! А в прессе и парламенте не найдется человека его спросить: «А чего ты в это болото залез, идиот! Где были твои глаза?» Но это гипотетический пример. А вот реальный мелкий случай. Плавильный цех. Жидкий металл из печей сливается в ковш, из него разливается в изложницы, после остывания из изложниц слитки складываются в короба, короба отвозятся на склад готовой продукции этого цеха, слитки там дробят грузчики (они же и дробильщики) на дробилке, дробленый металл из коробов высыпается в железнодорожные вагоны и увозится со склада, а пустые короба снова подаются в разливочный пролет цеха, где в них снова складывают слитки из изложниц, и так далее. Такая технология.

Вагоны должен подать железнодорожный цех, и подать их должны чистыми. Их перед отправкой в плавильный цех на этот предмет обязан проверить ОТК железнодорожного цеха. Обязан... должен...! Это в теории. На практике железнодорожный цех подал вагоны, в которых было по 50-100 килограммов мусора – на 5 минут работы лопатой. ОТК плавильного цеха запретил грузить в вагоны с мусором металл. Обычно в таких случаях начальник смены плавильного цеха просит грузчиков-дробильщиков очистить вагоны. Просит, так как оплата такой работы в плавильном цехе не предусмотрена — ее обязан выполнить железнодорожный.

Но случай был не первый, и грузчики-дробильщики взбунтовались и отказались чистить. Обещание премии не помогло. Теоретически начальник смены может дать любую работу и угрозой наказания заставить ее выполнять. Практически этот случай обещал начальнику смены месяцы хождения к юристу, в завком, в суд, и в результате рабочие бы отспорили свою правоту. И начальник смены тихо сдал смену своему молодому сменщику и уехал домой, а грузчики рассказали обо всем сменяющим их в новой смене коллегам, и те из чувства солидарности тоже уперлись и чистить вагоны отказались.

Но если короба с металлом не опорожнить в вагоны, то нельзя их вернуть в разливочный пролет, нельзя загрузить в них слитки и разлить в изложницы металл из ковшей, нет пустых ковшей – невозможно выпустить металл из печи, печи нужно останавливать.

Молодой начальник смены понимал, что если в цехе не будет электроэнергии и он остановит печи – его поймут, если не будет сырья не по его вине – его поймут, если случится авария – его поймут, но остановить цех потому, что двое его рабочих, не выполняя его приказ, не хотят сделать пятиминутную работу – его никто не поймет. Он звонит в железнодорожный цех и требует прислать грузчиков, но ему нагло сообщают, что они поставили вагоны чистыми и это, наверное, сам плавильный цех навалил в них мусор, вот пусть сам и чистит. В общем, дело принимало веселый оборот и прямой, теоретический путь обещал крупную разборку с привлечением всего заводского начальства. Из-за пяти минут нетяжелой работы.

Молодой начальник смены бежит докладывать о предполагаемой остановке печей начальнику цеха, с ужасом представляя, что начальник смены, не способный заставить рабочих выполнить пустячную работу, в глазах начальника цеха превратится в ноль... если не хуже. По дороге встречает старого, опытного начальника смены, к тому времени пенсионера, и рассказывает ему свою трагедию. Тот немедленно и невозмутимо дает совет: «Вызови дежурных электриков и прикажи им обесточить на складе все дробилки». Полное недоумение молодого: «При чем тут электрики, при чем дробилки, когда вагоны не грузятся!» Старый поясняет: «Скажи грузчикам, что не включишь дробилки, пока они не поставят в разливочный пролет цеха под металл 24 пустых короба. Заработок грузчиков от погрузки коробов в вагоны едва 10 процентов, остальные деньги они зарабатывают на дроблении металла. Если ты не позволишь им дробить, они вообще за смену ничего не заработают. А следующая смена обрадуется, так как сможет заработать вдвое. Она немедленно вычистит вагоны. И твои грузчики это отлично понимают». Молодой начальник тут же по телефону дал задание электрикам, а через час в разливочный пролет стали поступать пустые короба.

Пустячный случай, таких у каждого практика миллионы. Как они говорят: «Для этого мы и ходим на работу». Простое решение, справедливое или нет – это второй вопрос, так как перед ним следует другой: «А справедливо ли, чтобы пусть и из справедливого каприза двоих уменьшилась зарплата пяти сотен человек всего цеха, так как потерянный при остановке печей металл уже никогда нельзя восполнить?»

Но не об этом речь. Как видите, теоретики написали инструкции, нормы, правила, законы. Им кажется, что они все для практика предусмотрели. Но практик действует по инструкциям только тогда, когда это целесообразно, в остальных случаях – как требует Дело.

Практики отлично понимают смысл истины: «Нет ничего практичнее хорошей теории». Они всегда мечутся между сотнями вариантов решения и ценят возможность, опираясь на теорию, рассчитать лучшее.

Теоретики, к сожалению, чаще всего не понимают смысл другого изречения: «Критерием истины является практика». Им все кажется, что практики недостаточно хорошо использовали теорию и получили результат худший, чем если бы слепо следовали предлагаемым теоретическим посылкам.

Автор был свидетелем и участником сотен конфликтов при принятии решений, в которых участвовали теоретики и практики. Можно быть уверенным, что если руководящий орган – коллективный и состоит из этих двух разновидностей специалистов, то в нем никогда не будет согласия. Он будет вечно метаться от одного решения к другому по одним и тем же вопросам, в зависимости от того, кто кого пересилит.

Иногда практики в борьбе идей применяют рискованный прием – они говорят: «Ты, теоретик, считаешь, что мы плохо делаем Дело? Что же -возглавь его сам и сделай лучше!» Он рискован тем, что среди теоретиков может найтись человек, который и в самом деле по глупости возьмется за это, хотя обычно они пасуют.

Автор, например, может привести эпизод, когда плохая работа одного из цехов завода обсуждалась комиссией, в которой членами состояли и несколько работников научно-исследовательских и проектных институтов. Один из этих теоретиков зачитал перечень ошибок, которые, по его мнению, допустили работники цеха и которых, надо думать, он бы не допустил, а также безапелляционным тоном дал перечень рекомендаций, среди которых основное место занимали ценные советы типа: «Надо хорошо работать, надо повышать дисциплину, надо усилить борьбу за качество ремонтов и т.д.». Выслушав его, директор внезапно предложил: «Я вам дам немедленно трехкомнатную квартиру не хуже, чем у вас есть, и зарплату втрое превышающую вашу. Переезжайте на завод, я вас назначу начальником этого цеха, и вы покажете всем нам, дуракам, как надо работать». Теоретик заткнулся до конца совещания, а остальные присмирели и стали думать, что советуют.

Вспомним, что до 1927 года, когда троцкизм был в основном побежден, Сталин трижды пользовался этим приемом, трижды предлагал заменить себя на посту генсека.

Если в коллективном органе возникнут именно такие два крыла, то мира и согласия в нем не будет. Они начнут бороться до тех пор, пока какое-либо из них не осилит оппонентов.

Забегая вперед, вспомним, что «перестройка» – это победа теоретиков. В ее начале со страниц прессы и с экранов ТВ полностью исчезли практики – директора предприятий, хозяйственники и рабочие. Практически под всеми статьями на экономические темы стояли фамилии, сопровождаемые учеными титулами или в крайнем случае званием «народный артист». Наконец, благодаря безголовым президентам и верховным советам профессора дорвались до власти и сбросили страну под откос.

Но вернемся к коммунистическим вождям в начале последнего рывка. Теоретики боятся власти над Делом, боятся ответственности за него. Некоторые историки считают, что факт поражения эсеров в политической борьбе с большевиками объясняется властебоязнью лидеров эсеров. Гавкать в составе оппозиции на власть – они с удовольствием, самим стать у власти и на себя возложить ответственность за последствия своих решений им было страшно.

Величие теоретика Ленина в том, что он не побоялся ответственности и стал у власти, а когда его придавил груз ответственности, то он не остался мудраком, а быстро стал смещаться в лагерь практиков. Поставив перед собой целью не красование у власти, а спасение случаем полученной страны, он отринул марксистские догмы в той части, где они расходились с нуждами текущего момента. Но считать, что он стал полностью практиком, наверное, нельзя. И по свидетельству Уэллса, он оставался несколько идеалистом, да и действия его свидетельствуют об этом.

Например, Сталин не смог убедить Ленина не организовывать союз суверенных республик, а организовать их федерацию, то есть лишить правовой основы сепаратизм. Ленин идеализировал ситуацию, считая, что союз народов, которые имеют право выйти из союза, будет более прочен, чем союз, из которого никто выйти не имеет права. Это идеализм и незнание реальной жизни. Народы никогда не выходят из союза, им это невыгодно. Их настраивают друг против друга и выводят из союза их лидеры, их мудраки и бюрократия.

А Сталин отлично знал, что за честолюбивая и корыстная сволочь может быть в их числе, ведь он десятки лет с ними непосредственно работал. Он понимал, что подобный союз – это почва власти для национальной бюрократии. Не умной, не знающей, а только мононациональной.

Но убедить Ленина Сталин не смог, а Политбюро – тем более. И через 73 года ситуация с развалом СССР полностью подтвердила правоту Сталина.

Ленин был огромным авторитетом и у теоретиков и у практиков, а это значило, что вся борьба между ними заканчивалась на нем. Когда он настаивал на том или ином решении, то после его принятия оно не оспаривалось. Управление страной и было и выглядело единым. И народ и аппарат были спокойны.

Но вот Ленин тяжело заболел, отошел от дел, а затем умер. Стало некому ставить цели перед практиками и унять мудрачество теоретиков.

К этому времени Сталин уже достаточно давно занимался практической организационной работой в партии, а значит, и в стране. Он решал различные практические вопросы, и именно за этим к нему обращалась партия. Если нужно написать блестящую статью или книгу о мировой революции или о проблемах коммунизма вообще, то это лучше к Троцкому, Бухарину, Зиновьеву и т.д. А если нужно решить практический вопрос – то это к Сталину.

Возникало двусмысленное положение. Внешне в партии и стране блистали одни люди, а партия начинала все больше и больше признавать вождем другого.

Для многих это было обидно. Скажем, Сталин в гражданскую войну был только членом Военного совета фронтов, а Тухачевский командовал фронтами, Троцкий – тот вообще был командующим всеми вооруженными силами РСФСР. Масса людей, считавших себя лидерами, не могла понять, в чем дело, не понимала, что стране уже давно нужна не болтовня, а конкретные дела, что партия и страна боятся оппозиции, боятся вызванной ею конфронтации.

Троцкий так красиво говорил, так находчиво полемизировал, остроумно шутил. А Сталин говорил простыми фразами, сам себе непрерывно задавал вопросы и сам на них отвечал. Он и писал так, грешил тавтологией, редко употребляя местоимения. Было непонятно, почему в итоге члены ЦК, делегаты съездов голосовали за Сталина, а не Троцкого.

Мудраки не понимали, что в конечном итоге Троцкий убеждал всех в своем уме, и только. А Сталин обращался к людям и убеждал их в правильности своих идей. Поэтому и говорил просто. Поэтому и вопросы сам задавал. Поскольку у простых людей более-менее абстрактные, непривычные им вещи всегда вызывают вопросы. Троцкий, как ему казалось, стремился говорить умно, а Сталин – понятно. В результате от речей Троцкого у большинства оставалось впечатление собственной глупости, цели его оставались непонятны. Следовательно, для большинства слушателей было непонятно, понимает ли их полезность для народа сам Троцкий. А это не могло не раздражать делегатов – партийных и государственных чиновников. Ведь им для их собственной работы было необходимо понимать, чего хочет шеф, понимать и видеть, что это действительно полезно для страны, а не является какой-то очередной авантюрой типа мировой революции.

По этой причине практики во главе со Сталиным не могли не побеждать идейно теоретиков. Что касается путей строительства социализма, свобода слова в стране была полная и победа идей Сталина была достигнута в честном соревновании. До конца двадцатых годов в Верховном Совете, например, еще заседали депутаты-эсеры, анархисты имели свои типографии и издавали свою литературу. Оппозиция в это время была убита идейно, физическая расправа над ней началась уже в тридцатые годы, когда Европа, подзабыв войну, выпустила на сцену фашизм.

Победа практиков обусловлена тяжелым положением России в это время. России нужны были люди, умеющие делать Дело. И она их призвала. Сталин возглавил страну. Теоретикам было, конечно, обидно, большинство из них считало себя умнее Сталина. Тем не менее у них не хватило ума заткнуться. Здесь требуется пояснение.

Обсуждать решение, оспаривать его допускается только тогда, когда оно еще не принято. Но когда цель поставлена и миллионы людей уже взялись за осуществление этого решения, то продолжение его обсуждения становится преступным. Мудраки этого не понимают, они не понимают, что свободы слова просто так не бывает, слово тоже обязано служить народу, быть демократичным. И насколько это слово может быть кровавым, лучше всего рассмотреть на примере коллективизации.

КРОВАВАЯ ОППОЗИЦИЯ

Подобная постановка вопроса сегодня может вызвать удивление, поскольку именно оппозиция, ее лидеры были в тридцатых годах физически уничтожены. Казалось бы, правильнее было сказать «окровавленная оппозиция».

Да, конечно, можно и так. Но все-таки окровавленной она стала уже после того, как по ее вине, из-за ее безответственности захлебнулся кровью народ. Это было не раз, но наиболее тяжелым был случай с коллективизацией сельского хозяйства.

Прежде, чем заняться этим вопросом, надо сказать несколько слов о значении для общества сельского хозяйства вообще и в России в частности. Как-то неудобно писать, что людям для того, чтобы жить, нужно есть и что продуктами нас обеспечивает сельское хозяйство. Складывается впечатление, что об этом забыли. В сельском хозяйстве работают люди, и они тоже едят. Следовательно, часть того, что эти люди производят, они же и съедают. Для любой страны и любого государства очень важно, чтобы после того, как работники сельского хозяйства съедят то, что произвели, у них осталось еще что-то для остальных граждан. Это что-то называется товарностью сельского хозяйства.

Когда поражаешься средневековым творениям зодчества в Западной Европе – а это первое, что бросается в глаза, – невольно приходит мысль, что уже в XIV-XV веках там должно было быть огромное количество людей, которые профессионально, то есть круглый год и всю жизнь, занимались строительством, инженерным делом, ваянием и живописью. Следовательно, уже в те времена там должна была быть такая производительность труда на селе, такая товарность сельского хозяйства, которая бы позволяла государству иметь и кормить значительное количество людей, профессионально двигающих прогресс во всех областях знаний и экономики. Возникает вопрос – а почему в России было так мало этих людей?

Ответы просты. Во-первых, конечно, товарность сельского хозяйства была очень низка, ведь даже самые южные земли Московии были гораздо севернее всех земель Германии, Франции, Италии и т.д. Во-вторых, даже те небольшие излишки, что крестьянин мог оторвать от своей семьи, шли в первую очередь на прокорм армии и на обеспечение вооружения для нее. Россия абсолютно объективно не имела излишков сельскохозяйственной продукции, чтобы кормить инженеров, ученых, ваятелей и прочих. Имея высокую политическую культуру, она резко отставала от других стран в области культуры технической, научной, развлекательной.

Для оседлых народов основой сельского хозяйства является растениеводство и его главная отрасль – зерновое производство. Зерно, хлеб – это прямая, наиболее экономичная по затратам труда пища человека. Но когда производительность труда крестьянина начинает достигать определенного уровня, появляется возможность использовать хлеб не только на еду человека. Хлебом начинают кормить животных, получая мясо, а затем мясо едят люди. Здесь надо понимать элементарные вещи.

Человек, как и машина, для своей жизни нуждается в топливе и запасных частях. Но он, в отличие от автомобиля, получает топливо и запчасти сразу, в смешанном виде, вместе с пищей. Топливом для него является калорийность пищи, запчастями содержащиеся в ней белки. Еще одно отличие. Для автомобиля мы можем запасти топливо в канистрах, а запчасти сложить в багажник. Человек так не может. Он может запасти топливо в виде внутреннего и подкожного жира, но запаса белков, с помощью которых восстанавливаются клетки его тела и которых ему надо-то всего около 100 граммов в день, он сделать не в состоянии. Белков можно съесть в день очень много, но организм возьмет их ровно столько, сколько нужно сегодня – остальные он не усвоит.

Нет нужды влазить в физиологические дебри, но экономические аспекты питания может оценить каждый. Рассмотрим всего два продукта – хлеб и мясо.

В постном мясе калорий почти в два раза меньше, чем в хлебе, то есть это неважное топливо. Но в нем почти вдвое больше белков, чем в хлебе, и в мясе они в очень хорошем сочетании.

Отсюда следует, что человеку, который находится в очень холодных условиях и очень тяжело работает, нужно больше хлеба или один только хлеб – калорийное топливо. Вместе с хлебом он получит и достаточное количество белка – запчастей, и еды по весу ему нужно будет не очень много. Но если человек живет в теплом климате и расходы калорий на его собственный обогрев невелики, если его труд физически не очень тяжел, то ему лучше есть мясо. Если он будет съедать столько хлеба, чтобы в нем хватило ежедневной нормы белков, то быстро распухнет от жира. Будет не еда, а откорм.

В то же время, если тяжело работающий человек будет питаться только постным мясом, то его и есть придется много, и белки его будут бесполезно потрачены.

Можно сделать вывод, что нельзя сравнивать, скажем, душевое потребление мяса или хлеба в различных странах просто так, как факт, чтобы определить, хорошо или плохо там живут люди. Нужно оценить климат этих стран, степень комфорта тамошних жилищ и рабочих мест, доступность транспорта и физические усилия в быту и на работе.

Если мы вспомним, что Россия — это страна с очень длинной и холодной зимой, с огромными расстояниями и в прошлые века с тяжелым крестьянским трудом, то поймем, почему хлеб – это основа русской еды. (Под хлебом здесь имеются в виду и каши, и все мучное.) Мясо для крестьянина считалось скорее баловством. Считалось, что в крестьянской пище России даже прошлого века приоритеты были следующие: кислая капуста либо щи из нее, водка, мясо. От мяса, разумеется, никто не отказывался, особенно от жирного. В России всегда считалось, что сладко есть – значит жирно есть, ведь жир – это калории, энергия. Но если была возможность выбора между мясом и водкой, то предпочиталась водка. А если был выбор между водкой и щами, то предпочитались последние. Поскольку то большое количество хлеба, что ел крестьянин, нужно было чем-то сопроводить для лучшего усвоения. Народ подобрал себе в качестве сопровождения хлебу капусту и блюда из нее.

Когда наступал голодный год, крестьянин продавал корову или бычка по цене мяса за пуд, равной цене ржи за пуд. Мы не поймем смысла этой операции, если не вспомним, что в постном мясе калорий вдвое меньше, чем в хлебе — крестьянин вдвое увеличивал такой торговлей энергетическую ценность пищи.

Подтвердим правильность такой оценки парой примеров.

Еда прииртышских казаков Семипалатинского уезда в 1893 году.

Летом, в пост:

5 часов – чай с булкой

9 часов – то же

12 часов – редька с квасом, иногда рыба 17 часов – чай с хлебом 21 час – остатки обеда

В мясоед:

5 часов – чай, молоко, калачи

9 часов – то же

12 часов – щи, молоко, черный хлеб, квас 17 часов – чай, молоко, калачи 21 час – остатки обеда

А вот еда артели приволжских крестьян, работающих зимой на лесоповале. Описана П.И. Мельниковым примерно в те же годы. «Развел он в очаге огонь, в один котел засыпал гороху, а в другом стал приготовлять похлебку: покрошил гулены, сухих грибков, муку, засыпал гречневой крупой да гороховой мукой, сдобрил маслом и поставил на огонь... Петряйка нарезал черствого хлеба, разложил ломти да ложки и поставил перед усевшеюся артелью чашки с похлебкой. Молча работала артель зубами, чашки скоро опростались. Петряйка выложил остальную похлебку, а когда лесники и это очистили, поставил им чашки с горохом, накрошил туда репчатого луку и полил вдоволь льняным маслом. Это кушанье показалось особенно лакомо лесникам, ели да похваливали».

Артель, заметим, ела два раза в день из-за специфики работы в короткий зимний день и дальности езды к просекам. Это был завтрак

Как видим, пища и богатых казаков, живущих на вольных землях рыбного Иртыша, и у не бедных крестьян Поволжья в основном растительная, высококалорийная.

Хлеб был очень ценен, зерном скот в России кормили очень богатые люди, крестьянину это и в голову бы не пришло. Ведь для получения килограмма мяса необходимо почти десять килограммов зерна, в целом это энергетическая потеря калорийности почти в двадцать раз. Слишком мало было производство зерна в России, чтобы перейти в те годы на такой способ производства мяса.

Даже в 1913 году, самом урожайном за историю империи, зерна было произведено в границах СССР всего 98 миллионов тонн. В 1989 году, в год прихода к власти в СССР дерьмократов, производство зерна было 211 миллионов тонн, а были годы и с производством в 240 миллионов.

Так вот, из 98 миллионов тонн в 1913 году Россия продала на экспорт 9 миллионов тонн, и нынче мудраки по этому поводу вопят, что Россия «кормила хлебом всю Европу». Хлебом Европу Россия не кормила, потому что у нее самой душевое потребление зерна было вдвое ниже, чем в Европе. Россия своим зерном кормила скот в Европе, она кормила Европу мясом и молоком, хотя свои дети умирали наполовину, не доживая до 10 лет, в том числе и из-за отсутствия мяса и молока.

Князь Багратион, полковник генштаба русской армии (надо думать, потомок героя 1812 года), в 1911 году писал: «С каждым годом армия русская становится все более хворой и физически неспособной... Из трех парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы... Около 40 процентов новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу».

Между тем относительная цена на мясо в России тех времен нам должна казаться не очень большой. Вспомним, что в начале 80-х годов белый хлеб был доступен и стоил 24 копейки за килограмм. Мясо по 2 рубля в магазине нужно было во многих городах Союза исхитриться купить, но на рынке его можно было купить за 3-4 рубля. Соотношение между ценой килограмма хлеба и мяса было 1:16.

А в 1914 году в Москве, относительно дешевом по продовольствию городе, белый хлеб стоил 5 копеек фунт, а говядина – 22 копейки. Соотношение 1:4,5. То есть в 1914 году мясо относительно хлеба было почти вчетверо дешевле, чем, скажем, в 1985-м. И тем не менее тогда 40 процентов мужчин 21 года впервые пробовали его в армии!

Эти цифры и эти цены показывают состояние сельского хозяйства России, доставшейся большевикам. Несмотря на то, что Россия кормилась практически одним хлебом (о зерне для производства молока и мяса говорить не приходилось), то есть кормилась самым экономичным путем, тем не менее производительность труда в этой отрасли была столь низка и товарность ее столь невелика, что работало в сельском хозяйстве почти 85 процентов населения страны.

А это означало, что Россия не могла дальше развиваться, не могла строить электростанции и заводы, не могла увеличивать свою экономическую и военную мощь, так как для всего этого требовались люди, их нужно было брать в сельском хозяйстве, но товарность последнего была настолько низка, что оставшиеся там работники неспособны были прокормить уходивших в промышленность. Это был тупик. К концу 30-х годов, несмотря на все НЭПы, товарность сельского хозяйства упала до 37 процентов. То, что крестьяне выращивали, они практически и съедали: два человека в сельском хозяйстве едва способны были прокормить одного в городе даже одним хлебом.

Как поднять товарность сельского хозяйства, было всем понятно – через производительность труда. Как поднять производительность труда, тоже было ясно – необходимо было механизировать сельское хозяйство. В принципе СССР был к этому готов, начинал строить тракторные заводы, закупал технику за рубежом.

Но здесь возникал вопрос – кому ее дать? О том, чтобы трактор получил крестьянин-единоличник, «фермер», речи не могло быть — у него не хватило бы денег его купить, и он никогда бы не окупил его на своем крошечном наделе.

Очевидны были три пути.

Первый – быстро восстановить в сельском хозяйстве крупного землевладельца. Он купил бы трактора и комбайны, и те поля, что ранее обрабатывали 50 человек, у него стали бы обрабатывать всего 5. А 45 высвободились бы для промышленности. Даже если бы во главе государства стояли не коммунисты с их представлениями о буржуазии и всеобщей справедливости, а какое-то нейтральное правительство, то и перед ним, с точки зрения управления индустриализацией страны, возникли бы дичайшие проблемы.

Ведь рабочие руки стали бы высвобождаться непредсказуемо, помещику плевать на судьбу тех, кто остался без земли и работы. Любое правительство постаралось бы избежать ситуации с миллионами безработных и обездоленных людей. Коммунистам же эта дорога в принципе не подходила.

Второй путь был очень соблазнительным и теоретически хорошо проработанным, к примеру, экономистом Чаяновым. Это путь кооперации. Он кажется настолько хорошим, что его надо сразу сравнивать с третьим путем – коллективизацией сельского хозяйства.

Упрощенная идея кооперации. Крестьяне, продолжая владеть каждый своим наделом земли, своим тягловым и продуктивным скотом, сбрасываются деньгами или берут сообща кредит и покупают технику, скажем, один трактор в расчете на 10 человек. Этот трактор обрабатывает поля всех по очереди.

Упрощенная идея коллективизации. Крестьяне отказываются от своих наделов, своего тяглового и продуктивного скота, сдают это все в общее пользование и становятся работниками коллективного хозяйства, получая от него доход пропорционально количеству и качеству труда.

Если говорить о количестве сельхозпродукции от одной деревни, а следовательно, и от всего сельского хозяйства, то кооперация по сравнению с колхозом имеет очевиднейшие преимущества.

За обработкой своего личного участка земли крестьянин присмотрит гораздо тщательнее, чем за обработкой колхозного поля. Своих быков и лошадей он обиходит лучше, чем конюх на колхозной конюшне. Его хозяйка за своими коровами, телками, бычками и свиньями присмотрит лучше скотницы, доярки или свинарки на колхозных фермах. А это, без сомнения, дало бы 10-15 процентов прироста сельхозпродукции по сравнению с колхозом на этой же земле.

Это настолько очевидно, что просто глупо обвинять большевиков и Сталина, что они этого не видели, не учитывали личного фактора в работе. Все видели и все учли, в отличие от критиков коллективизации.

Последние как-то оставляют в стороне то, что кооперация не дает повышения товарности и не высвобождает людей для промышленности. При кооперации с помощью трактора крестьянин весной обработает свой надел не за 20, а за 2 дня, покос закончит не за 10, а за один день и так далее. Работа его становится легче, но она есть, и бросить свой надел он не может. Он не может стать сталеваром или шахтером, инженером или офицером. Для крестьянина кооперация – облегчение труда, а для страны – тупик.

Да, и у Сталина были своры научных консультантов. Но Сталин, в отличие от тех, кто шел за ним, сам понимал, что делает. И он повел страну на коллективизацию. И достиг того, чего хотел.

Перед тем, как дерьмократы уничтожили СССР, в нем жило едва 5,5 процента населения мира, а в сельском хозяйстве работало только около 15 процентов трудоспособного населения. И это сельское хозяйство, при крайне неблагоприятном климате, произвело в 1989 году 11 процентов мирового объема зерна, то есть вдвое больше, чем в среднем в мире, в расчете на душу населения. Хлопка 15 процентов – почти в три раза больше, картофеля 27 процентов – почти в пять раз больше, сахарной свеклы – 36 процентов. По производству продуктов питания на душу населения СССР прочно вошел в компанию пяти самых высокоразвитых стран мира, несмотря на то, что климат в СССР для сельскохозяйственного производства во много раз хуже, чем в любой из этих стран. По данным за 1989 год:.

По производству зерна СССР уступал немного США, но зерно не характерно, для хлеба его давно хватало, оно стало кормом скота, основой производства мяса и молока. По производству мяса СССР тоже уступал США и Германии, но по сумме мясо + рыба — только США и Японии.

По молоку только Германия несколько опережала СССР, зато остальные страны отставали чуть ли не вдвое. По сахару мы уступали только Германии, все остальные страны опережали, и значительно. По производству животного масла СССР в мире не было равных...

В 1989 году уже не Россия отрывала от себя зерно, чтобы в других странах у детей было молоко и мясо, теперь уже она сама покупала зерно и мясо, чтобы у советских детей все это было. И тратила на это всего лишь 1 процент доходов своего экспорта.

Структура питания советских людей изменилась. Их труд стал легче и в основном в теплых помещениях, общественный транспорт сократил затраты энергии на перемещения по стране, теплое жилье смягчало удары климата. Русским уже нельзя было есть столько хлеба, сколько раньше, иначе бы их разнесло от жира. Нужно было вводить в пищу больше мяса или рационализировать свою еду.

С мясом коллективное сельское хозяйство СССР не поспевало, но если не мудрачествовать, то видно, что именно колхозы были тем единственно правильным путем, выбранным большевиками в конце тридцатых. Такого стремительного роста товарности сельского хозяйства не знала ни одна страна мира.

Но мудракам этого не объяснить. Им сказал кто-то, что фермеры лучше, и они долдонят это не переставая, часто абсолютно не понимая, что за слова они говорят.

К примеру. Как-то российское телевидение, уже дерьмократическое, показало телефильм, агитирующий за развал колхозов и замену их фермерами. Так следовало из текста фильма, так непрерывно талдычил диктор. А в кадрах фильма, между тем, шли эпизоды из жизни канадских фермеров. Показывают одного. Он только что купил небольшую ферму, сидит на пригорке и тешит себя радужными надеждами.

Показывают другого фермера. Он уже разорился. Купил высокоудойных коров, и банк с него процентами уже содрал три шкуры.

Наконец показывают братьев. Им в наследство достались значительные участки земли, и они, по идее наших мудраков, должны были бы разделиться и отдельно фермерствовать. Они и попробовали так сделать, но, поняв, что к чему, отказались от личной собственности на землю. Организовали фирму. Землю, все орудия, машины и скот сдали ей как свой взнос и нанялись к своей собственной фирме рабочими. При этом они сумели (фирма сумела) купить самые высокопроизводительные машины и обеспечить прибыльное ведение хозяйства, а себе, кстати, – довольно культурную жизнь благодаря разделению труда не только между собой, но и между женами.

Но если владельцы земли сдают ее в коллективное пользование, то по-русски это называется колхоз. Канадский колхоз! Нормальный человек это сразу поймет. Мудрак – нет. Там же, в Канаде, колхозники называются фермерами – значит, и в СССР ломай колхозы и заводи фермеров!

Читатели могут спросить автора – почему, назвав раздел «Кровавая оппозиция», он вдруг стал рассуждать о сельском хозяйстве?

Потому, что коллективизация сельского хозяйства в СССР – это абсолютно правильное и взвешенное решение, приведшее не только к резкому повышению производительности труда, но и к многократному абсолютному росту продуктов питания – в своем начале была сопровождена в отдельных районах страны голодом, унесшим миллионы человеческих жизней. Наши нынешние мудраки считают, что в голоде виноват Сталин, принявший решение создать колхозы. Давайте сами попробуем разобраться, кто виноват. Но прежде выясним для себя один момент. Голод, связанный с коллективизацией, был не во всей стране, не везде, где она проводилась. В одних районах люди умирали от голода, а в других колхозники отвозили с колхозных амбаров сотни пудов хлеба по домам. Районы голода – Украина, европейские районы казачьих войск и Казахстан. Чем же эти районы можно охарактеризовать?

Во-первых. Это парадоксально, но это районы самых лучших земель в СССР (первые два) и район, где оставалось кочевое скотоводство (в Казахстане голод задел в основном казахов). По идее, если бы случились какие-либо климатические неурядицы, то голода в этих районах нужно было бы ожидать в самую последнюю очередь. Но именно эти районы и пострадали.

Почему?

Во-вторых. Это районы чернозема, который лошадь не способна пахать, у нее не хватит сил тащить плуг. На Украине и на Дону пахали на волах. Но волы — это хорошая говядина, а конину русские практически не едят. Тем более конину рабочих лошадей, которую и казахи есть не станут. В северных же районах, где почвы легче, пахали сохой и при помощи лошади.

Третий момент. Мало пострадали от голода районы, где традиционно сильна была русская община, коллективизм. Ведь Украина – это территория сравнительно недавнего заселения русскими, с большим количеством хуторов.

Начнем задавать себе вопросы. В то время основой пищи у русских был хлеб, а у казахов – мясо приплода их скота, поскольку основное стадо должно быть сохранено для воспроизводства. Если начался голод, значит, у русских не стало хлеба, а у казахов скота. Что случилось? Может быть, хлеб вывезли за границу? Нет, экспорт оставался таким же.

Может быть, была засуха? Нет, засухи на Украине не было, а казахи в случае засухи могли бы откочевать в более благоприятные районы.

Значит, в районах голода зерна посадили меньше, а у казахов резко сократилось стадо? Да, именно так и было.

А почему посадили меньше? Потому, что меньше вспахали.

А почему меньше вспахали? Потому, что вырезали и сожрали, объедаясь, волов – тягловый скот. А казахи вырезали и съели основное стадо.

Так при чем здесь коллективизация, при чем здесь Сталин? Ведь большевики, как умели, объясняли преимущество коллективизации, они как могли препятствовали уничтожению рабочего скота. Почему же все-таки вырезали?

Потому, что в стране были не одни большевики. Была и оппозиция их решениям. И оппозиция, порой научно, доказывала, что колхозы – это блеф, что они разорятся, что все, внесенное в них, будет продано с молотка и навеки потеряно. Так зачем сдавать волов в колхоз, если все равно потеряешь? Уж лучше съесть.

Коллективизация была концом кулацких хозяйств, и естественно, что они были основными проводниками идей оппозиции.

Но ведь крестьяне понимали, что, уничтожив рабочий скот, они попадут в голод? Да, безусловно. Но наверняка была наглая мыслишка о том, что в случае чего государство поможет. И государство помогло бы, если это дело уже не было в руках бюрократического аппарата.

Похожее потом повторялось не раз, например, недавно во время кампании по борьбе с пьянством. Цель была – снижение пьянства. Но материальный показатель был – снижение продажи водки. И вместо борьбы с пьянством стали свертывать производство спиртного, уничтожать виноградники, останавливать пивзаводы, безжалостно разбивать сотни миллионов бутылок. Всяк спешил отчитаться в борьбе с пьянством.

Так и тогда. С коллективизацией в Политбюро торопились, но в шею никто не гнал. Предполагалось, что это дело сугубо добровольное, основанное на показе преимуществ колхозов. Но бюрократия спешила отчитаться в блестящих показателях, да плюс оппозиция со своей критикой уже начавшего осуществляться решения. Народ в тех местах, где общинные отношения были слабыми, был спровоцирован на безумие и смерть от голода.

Бюрократия не могла признаться в том, что она натворила в этих районах. С вновь образованных колхозов было взято зерно в обычных нормах и, вероятно, с надежной, что крестьяне как-то выкрутятся и все само собой образуется. Когда правительство бросилось спасать положение, то было поздно – люди уже умирали. Сталину ничего не оставалось, как выплеснуть ярость за смерть миллионов граждан на бюрократию (нарком земледелия возглавил список расстрелянных), на оппозицию, на кулаков.

Виноват в голоде Сталин? Да, виноват! Ему надо было понять, что такое его обюрокраченный аппарат. Но кто это понимает и сейчас?

Но даже идиотские в своей поспешности действия бюрократии не вызвали бы голода – она ведь не распространяла идей об уничтожении скота. Основная вина за кровь умершего от голода народа лежит на оппозиции, на людях, которые по своей амбиции или глупости, своими воистину кровавыми болтовней и умствованиями спровоцировали народ на смерть.

Автор полагает, что именно страшные потери в начале коллективизации, плюс наглеющий фашизм в Европе, плюс действия оппозиции – пятой колонны — в Испании привели к тому, что на оппозицию перестали смотреть как на заблуждающихся друзей по партии, как на заблудших овечек. Оппозицию стали рассматривать как бешеных собак, способных укусить в любой момент.

Но Бог с ней, с оппозицией, или черт с ней. Главное, что к середине тридцатых годов у СССР появилась единая голова – Сталин и народ СССР стал единым, готовым к любым испытаниям. А голова эта была не ординарная.

ГЛАВА 2. УПРАВЛЕНЧЕСКИЕ ДЕТЕКТИВЫ

ДЕЛО ГЕССА

Поиск причин поступков выдающихся исторических личностей, например, того же Сталина, сродни детективу. В детективе следователь, вместе с читателями, обнаруживает преступное деяние, вместе с читателями определяет его мотивы и на их основе определяет круг возможных преступников. В политике эти детективные сюжеты лишь закручены слегка по-другому: есть поступок, есть действующее лицо – надо определить мотивы.

Но в детективах поиск причин преступления ведет следователь, который по своему уму, по жизненному опыту способен поставить себя на место преступника и в связи с этим способен и понять мотивы его действий. Глупо выглядели бы Шерлок Холмс, адвокат Мейсон или майор Пронин, если бы использовали для своей работы жизненный опыт семилетнего ребенка. Скажем, обнаружив в темном переулке волосатого мужика, снимающего с оглушенной девушки трусики, на основании этого своего опыта сделали бы вывод, что мужик собирается эти трусики постирать.

А в детективах нашей истории таких следователей хоть пруд пруди. Ведь все они мудраки, все они вышли из кухни государственного аппарата и имеют жизненный опыт борьбы в нем. Борьбы за обладание постом, креслом, привилегиями, а в конечном итоге – борьбы за деньги, за доступ в спецраспределители, где можно приобрести дефицитные продукты и набить ими брюхо. Для достижения этих целей им годится и подлость, и трусость, и низкопоклонство. Эти кухонные бойцы – люди способные. Способные на все. Естественно, что когда такой боец начинает исследовать мотивы поступков государственных деятелей, у него нет никакого опыта, кроме своего, и не хватает фантазии мысленно подняться до уровня этих деятелей.

Зачем Сталин вступил в коммунистическую партию? Потому что понимал, что счастье человечества – в коммунизме. Понимал и хотел служить человечеству. А зачем генерал Волкогонов вступил в КПСС? Чтобы с помощью партийного билета добраться до генеральских звезд и, в конечном итоге, до заветных баночек с красной и черной икрой в спецраспределителе. Так каким должно быть описание мотивов поступков Сталина в трудах этого кухонного бойца? Конечно, таким: в СССР была лишь одна миска с черной икрой, и Сталин хотел жрать ее без помех, а Троцкий, Киров, Зиновьев и другие у него хотели вырвать ложку, вот он их и поубивал. Все просто и понятно. Для Волкогонова с его братьями по разуму и совести.

Вспомним. Как-то последний премьер СССР Н.И. Рыжков упомянул, что никогда не ел тамбовского окорока. И все наши московские сексомольцы начали злорадно издеваться над ним, уличая его во вранье. Причем искренне. Им и в голову не могло прийти, что Рыжков мог не испытывать ни малейшего желания не то что есть, а даже попробовать этот окорок. Как так? Дорваться до власти и не нажраться дефицита? По мнению наших дерьмократов, это невозможно. По их мнению, власть именно для этого и существует. И, дорвавшись, до власти, они на деле доказывают, что это именно так.

Но если мы отвлечемся от образа мыслей подобных историков, попытаемся стать на место исторических личностей – и не просто стать, а с мыслью о беззаветном служении своему государству, то можем прийти к интересным выводам, причем вполне самостоятельно, не беря в проводники кухонных бойцов.

Давайте в качестве примера попробуем исследовать довольно интересный исторический детектив – дело Рудольфа Гесса.

Прежде всего, интрига любого детектива – преступление. Хитрость в том, что в деле Гесса именно преступление нам неизвестно, неизвестно, в чем оно состоит. Правительство и парламент Англии его тщательно укрывают. Материалы (их секретная часть) переговоров Гесса с правительством Великобритании после смерти Гесса в 1987 году снова засекречены до 2017 года! Интересно, не правда ли? Советские правительственные идиоты признались даже в том, чего СССР не совершал – например, в убийстве польских офицеров под Катынью. А англичане считают страшным для Англии сообщить правду о переговорах пятидесятилетней давности. И если они это так скрывают, значит, есть что. И значит, нам есть над чем подумать. Давайте начнем думать.

Время преступления. Об этом можно сказать только то, что началось оно с перелетом первого заместителя Гитлера, второго человека Германии, в Англию 10 мая 1941 года. Когда закончилось – неизвестно.

Действующие лица преступления: Черчилль и, видимо, узкий круг партийной и государственной элиты Великобритании; Гитлер и узкий круг немецкой государственной элиты.

Черчилль и Гитлер – выдающиеся исторические личности, имеющие много общих черт и главную между ними – фанатичную преданность идее величия и незыблемости своих империй. Оба умные и решительные политики, оба лично мужественные и храбрые люди. И один и второй на фронтах неоднократно доказывали, что во имя своих империй готовы отдать свою жизнь.

Масштабы преступления: по-видимому огромны, судя по той тщательности, с которой англичане скрывают, а немцы скрывали его.

Давайте вспомним некоторые факты, которые трудно объяснить, не поняв, в чем же состояло преступление, о чем договорились при посредничестве Гесса Англия и Германия в 1941 году.

В 1939 году Англия и Франция объявляют войну Германии. Если на то пошло, то они агрессоры по отношению к Германии, а не она по отношению к ним. К 1941 году Германия еще не успела совершить ничего такого, что впоследствии было оценено как преступление против человечества и за что можно было бы обвинять и Рудольфа Гесса. Но даже если он и успел совершить что-то преступное, то он явился с повинной, он перебежал во время войны на сторону противника. Такое всегда поощряется, да иначе и быть не может. Тем не менее Гесса судили как военного преступника (несмотря на имитацию им сумасшествия) и приговорили к пожизненному заключению. Паулюс, нанесший СССР огромные бедствия, был только свидетелем Нюрнбергского трибунала, Вальтер Шелленберг, руководивший разведкой Германии до последних дней войны, получил всего шесть лет. А Гесс – пожизненное заключение! Не многовато ли?

Гесс никогда не признавал себя виновным и считал Нюрнбергский приговор незаконным. Через тридцать лет после окончания войны возникло движение за освобождение Гесса, предполагалось его помилование. Но он был категорически не согласен с термином «помилование» и объявил, что останется в тюрьме, если его помилуют. Но его не помиловали.

Казалось бы, что предательство второго человека Германии, перелет его к врагу во время войны должен был вызвать у немцев прилив ненависти к предателю. Его должны были бы заочно судить и приговорить к самой страшной казни. Но... в Германии он был объявлен помешавшимся, то есть ему была оставлена широкая возможность для полной реабилитации впоследствии.

Сразу после его перелета англичане организовывают его переписку -формально с женой, оставшейся в Германии. С немецкой стороны Гиммлер поручает обеспечить эту переписку В. Шелленбергу – тогдашнему начальнику контрразведки РСХА. Шелленберг в своих мемуарах пишет, что письма Гесса были сплошь посвящены каким-то «непонятным» оккультным предсказаниям. Иными словами, Гесс слал в Германию кодированные сообщения, наверняка понятные Гитлеру.

Англия рассекретила только часть протоколов допросов Гесса, из которых мир должен был понять, что англичане с негодованием отвергли предложения немцев о мире и совместных действиях против СССР. Но часть архивов Англия засекретила и, как сказано, не собирается рассекречивать, тем самым давая понять, что какой-то сговор действительно состоялся.

Кроме этого, в деле Гесса есть масса мелких деталей. Например, есть подозрение, что в тюрьме Шпандау, в английской зоне оккупации сидел не Гесс, а его двойник. Или такой факт. В 1987 году англичане объявили, что 93-летний Рудольф Гесс повесился в деревянном домике во дворе тюрьмы Шпандау на электрическом кабеле. По приказу английского коменданта домик через несколько часов после снятия трупа сожгли, уничтожив возможные улики. У многих вызвало сомнение, что 93-летний старик со скрюченными артритом пальцами мог совершить такой подвиг – связать петлю из электрокабеля, привязать ее и повеситься. Кроме того, Гесс – немецкий офицер со времен первой мировой войны, а для немецкого солдата смерть от веревки — очень позорная смерть. Ведь недаром немецкие офицеры Геринг, Йодль, Кейтель просили у Нюрнбергского трибунала заменить им повешение расстрелом, а Геринг, как известно, накануне казни предпочел отравиться. А у офицера Гесса было в запасе 46 лет, чтобы подготовить себе любой иной способ самоубийства, но нет же – выбрал этот. Похоже, англичане сильно спешили спрятать концы в воду и не все додумали.

Но это все настораживающие мелочи. Главное в другом. В 1941 году Гитлер и Черчилль о чем-то сговорились и держали между собой связь через Гесса.

Чтобы понять, о чем у них мог быть сговор, давайте постараемся понять интересы Германии и Англии к тому времени.

Надо сказать, что Гитлер никогда не собирался воевать с Англией, он вообще считал англичан родственным немцам народом. В своей библии для немцев «Майн кампф» он по меньшей мере трижды возвращается к тому, что война с Англией в 1914-1918 годах была трагической ошибкой. Гитлер не видел точек столкновения интересов Британской империи и будущего тысячелетнего рейха.

Перед полетом Гесса в Англию Германия была готова напасть на СССР, и немцы этой войны боялись. Они понимали, что такой кусок заглотнуть им будет очень трудно. Они к войне готовились очень тщательно, учитывали любую мелочь.

(В качестве примера можно привести такую подробность. В повести Шолохова «Они сражались за Родину» и в фильме по этой повести есть эпизод, где пьяные немцы в полный рост ведут «психическую» атаку на позиции красноармейцев.

Это не художественный вымысел. Немецкие специалисты высчитали, что при атаке на необстрелянного противника потери войск в «психической» атаке меньше, чем в атаке обычным способом – при сближении короткими перебежками от укрытия к укрытию. Кроме того, немецкие психологи изучили русские пословицы, в том числе «пьяному и море по колено». Был дан приказ, чтобы при проведении «психической» атаки участвующие в ней солдаты притворялись пьяными.)

Понимая, за какую грандиозную задачу берется, Гитлер не мог не мечтать о мире с Англией, о войне на один фронт. Для него это было жизненно необходимым и по другим причинам. Если Англия выйдет из войны с Германией, то ее флот переместится в Тихий океан, а это может повлиять на японцев, может заставить их отказаться от операций на Тихом океане и напасть на СССР. Англичанам может стать безразлично, чье влияние преобладает в Турции – их или немцев – и Турция может стать союзником, и очень важным союзником, Германии в войне с СССР.

И англичанам продолжение войны с Германией ничего не давало. Было очевидно, что победить Германию можно, только оккупировав ее, и также было ясно, что ни у Англии, ни у Англии в союзе с США никогда не будет армии, способной на это. И конечно, Черчилль не мог не понимать что, пока английский флот охраняет берега метрополии, Сингапур открыт для удара японцев. Станем мысленно на его место, чтобы понять, что и ему мир с немцами был крайне необходим.

Но как ему заключить мир, как открыто сесть за стол переговоров с Гессом? Ведь речь шла не об островах, речь шла о Британской империи! А эта империя держалась силой, военной силой Англии. Колонии знали, что, попытайся они отделиться, Англия пошлет войска и будет воевать до тех пор, пока не победит. О чем разговор? Молодым офицером Черчилль подавлял восстание в Индии; подавляя восстание в Северной Африке, участвовал в последней кавалерийской атаке английской армии и был в ходе ее ранен; подавляя восстание буров в Южной Африке, был приговорен ими к расстрелу и едва сбежал в ночь казни. Ему ли объяснять, что после того, как Англия объявила войну Германии, пойти на мир с ней безо всяких видимых причин, а только в силу невозможности победить, смертельно для Британской империи.

Еще хуже обстояло дело в случае нападения Германии на СССР. Тогда у Англии автоматически появлялся мощнейший союзник – СССР. В этом случае ее выход из войны вообще выглядел крайне позорно.

Единственным нормальным поводом для мира с Германией был бы случай нападения СССР на Германию, то есть если бы на европейского агрессора № 1 напал европейский агрессор № 2. Тогда война превратилась бы в войну двух агрессоров, из которой Англия ну просто обязана была бы выйти. В связи с чем, скажите, она обязана была бы оказывать помощь агрессору № 2 в его войне с агрессором № 1 ?

Вот в этом наверняка состоял первый пункт сговора Гесса с руководителями Англии — как сделать, чтобы предстоящая война Германии с СССР выглядела так, будто это СССР напал на Германию. (Есть данные, что Гесс посвятил англичан в детали плана «Барбаросса».)

Но и Гитлер и Черчилль понимали, что им противостоит не Ельцин или Горбачев, их противником был Сталин, и вероятность его обмана была минимальна, а следовательно, минимальна и возможность Англии выйти из войны немедленно.

Но если Германия победит СССР, такая возможность снова появляется. Германия могла заявить, что все ее территориальные проблемы решены, война с Англией видится ей бессмысленной, и за мир с ней она готова предложить территориальные уступки за счет завоеванных стран. В этом случае мир для Англии не был позорным, она вышла бы из войны с приобретениями, компенсирующими ее затраты. Но для этого Германия должна была победить СССР!

Следовательно, нельзя было Германии мешать, нельзя было ослаблять ее военную и экономическую мощь.

Складывалась такая ситуация (и это могло быть следующим пунктом сговора): если Англия станет союзником СССР, то до его поражения она будет только имитировать войну с Германией и не окажет своему союзнику действенной помощи.

Мы знаем, что так оно действительно и было и что до 1943 года 96 процентов всех потерь немцы несли на советском фронте.

Но стали бы подобный сговор с немцами англичане прятать от мировой общественности, стали бы результаты своих переговоров засекречивать до 2017 года? Нет!

Начиная со времен «холодной войны» любая подлость по отношению к СССР Западом расценивается как подвиг. Такой вот пример. Английский писатель Том Клэнси написал в 1986 году книгу, ставшую бестселлером и разошедшуюся миллионными тиражами – «Охота за Красным Октябрем». Сюжет: офицеры суперсовременной подводной лодки СССР предают Родину и угоняют корабль в США. Эти офицеры описаны как стандартные ковбои из американских фильмов, и с этой точки зрения книга является бредом сивого мерина. Но не это главное. Ну хорошо, убежали предатели в США, там им, естественно, дают политическое убежище, бочку варенья и ящик печенья. Но лодку-то надо вернуть! Ведь это собственность СССР, и стоит она миллиард долларов. Все герои книги это понимают, но от президента США до последнего агента ЦРУ делают все, чтобы ее украсть! И это несмотря на пресловутое право собственности и его охрану. И совершенно очевидно, что и автор, и его миллионные читатели на Западе подлость американского президента воспринимают как доблесть.

Так что если бы Гитлер и Черчилль договорились в 1941 году о простом предательстве Англией СССР, то эти документы совершенно очевидно не стали бы секретными. Англичане не преминули бы похвастаться мудростью Черчилля. Да и немцы наверняка нашли бы способ отметить успехи внешней политики, хотя они им и мало помогли в итоге.

Но англичане это скрывают, и, значит, есть здесь что-то еще. И действительно, если Черчилль и Гитлер сговорились, то логически из этого предательства должен вытекать еще один пункт — как именно Англия и Германия должны имитировать войну друг против друга.

Договорились не высаживать войска в жизненно важных местах своих государств? Хорошо. Но это бездействие, а ведь нужно что-то и делать. Ведь английская авиация совместно с американской могла бы в считанные месяцы разбомбить ключевые заводы Германии и оставить ее армию без оружия. То же могли бы сделать и немцы с Англией. Но ни той, ни другой стороне это не выгодно.

Что же делать? А делать остается одно – договориться о том, что немецкая авиация в Англии, а английская в Германии будут бомбить исключительно мирное население. Особенно немцы в Англии. Ведь Черчиллю и пошедшей на сговор английской элите было крайне важно, чтобы английские избиратели к моменту победы Германии над СССР были морально готовы к миру с немцами, чтобы они боялись войны, чтобы они не воспринимали ее как футбол, чтобы они видели смерть не в виде похоронок на где-то далеко убитых английских солдат, а непосредственно – в виде своих убитых детей, сгоревших домов. Чтобы они жаждали не победы, а прекращения бомбежек.

Если принять эту версию, то становится ясно, почему англичане держат в секрете переговоры с Гессом, становится ясно, почему молчали и немцы. Этим не похвастаешься.

Мог решиться на это Черчилль? Вполне! Его не население Англии волновало, не их жизнь. В конце концов войны без смертей не бывает, а перед Черчиллем стояла грандиозная задача – сохранить Британскую империю.

Мог пойти на это Гитлер? Вполне! Он строил на крови немцев тысячелетний рейх, и будет к этой крови примешано немного больше или немного меньше детской крови – в конечном итоге для фанатика не имело значения. В конце войны он уже считал, что все оставшиеся немцы не имеют права на жизнь, так как лучшие из них уже убиты на фронтах, а тем, что остались, – лучше не жить.

Если принять эту версию, то по-новому смотрятся некоторые события второй мировой войны.

Скажем, Англия победила в войне с сильнейшим противником, и все эти годы ею руководил Черчилль. Как объяснить, что сразу же после войны (сразу же!) он был вышвырнут из большой политики? Потсдамская конференция победителей началась с ним, а кончилась с Эттли! Что это за форма благодарности вождю у англичан? Ну, а если эта война закончилась вопреки его политике? Если английская политическая элита знала, что его политика провалилась, то как он должен выглядеть в ее глазах, несмотря на то, что официально был «победителем»?

Вы, конечно, можете сказать, что такого не могло быть, не было сговора немцев и англичан о бомбардировках мирных жителей, что все это бред. Автор не против, автор будет рад, если все описанное им – бред. Убедите его, откройте секретные архивы, связанные с пребыванием Гесса в Англии, и все прояснится. Ведь это просто.

ЗАГАДКА 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА

Те интриги, что плели Черчилль и Гитлер – умнейшие политики эпохи, в конечном итоге приходилось распутывать Сталину, человеку тоже не слабого ума.

У нас мудраками-историками до сих пор муссируется мысль, что Гитлер Сталина обманул. С этим можно согласиться, только если считать, что Сталин договорился с Гитлером отравиться первым, а Гитлер его обманул и отравился первым сам. В этом случае действительно – обман налицо.

А может, обманом надо считать наши огромные потери в начале войны? Но ведь Гитлер все-таки не потери нам хотел нанести – он ведь хотел поработить нас! Что-то не видно здесь по-крупному особой тевтонской хитрости.

С другой стороны, когда это Россия имела малые потери в первых битвах с серьезным противником? Под Бородино? Под Нарвой? На поле Куликовом или на Калке?

А может, Гитлер был противником несерьезным? Так это надо спросить у Франции, Польши, Чехословакии, Дании, Голландии, Бельгии, Югославии, Греции, Норвегии и Ливии, которые Гитлер к 22 июня 1941 года захватил, потеряв 97 тысяч своих солдат. Или у 340 тысяч солдат английской армии, которые, бросив все оружие у Дюнкерка, бежали на острова на чем придется.

А может, наша армия была сильна? Первые два года войны показали, насколько она была сильна вообще, а миллионы пленных в первый год -насколько она была сильна духом и преданностью Родине. У сдавшихся солдат, возможно, не было хороших командиров и не всегда была современная техника, но винтовка Мосина у них была! И пока они не бросали эту винтовку, за Родину еще можно было сражаться!

Главным доводом тех, кто считает, что Сталин был обманут, является факт его упорного нежелания поднять войска по тревоге накануне 22 июня, несмотря на то, что обилие разведданных, настойчивые просьбы генералов, казалось бы, прямо требовали этого от Сталина. (При этом, чтобы обосновать факт обмана, историки-мудраки вынуждены приписать Сталину детскую доверчивость, хотя во всех остальных случаях Сталин в их описании выступает как человек с маниакальным комплексом подозрительности.)

Но если бы Сталин хоть на грамм верил Гитлеру, разве тратила бы страна такие огромные усилия на вооружение? Разве были бы в мае 1941 призваны и направлены под видом учебных сборов на пополнение дивизий западных округов 800 тысяч резервистов? Разве начали бы в это время переводить к западным границам несколько армий из внутренних округов и Дальнего Востока? Разве сделал бы Берия огромные запасы стратегического сырья за Уралом, сырья, на котором продолжала работать промышленность страны после потери западных областей СССР? Разве была бы численность советских войск у западных границ доведена до 2,8 миллиона человек, а вся армия до 5,1 миллиона? Силы немцев, которые они бросили на СССР, составляли накануне нападения 3,3 миллиона. О какой вере может идти речь, когда налицо отчаянная подготовка к тяжелейшей войне?

Казалось бы, ну какое значение имеет повод, если война неизбежна? Расплатиться за эту формальность десятками тысяч своих солдат, по которым немцы нанесут внезапный удар, причем предварительно хорошо разведав, куда бить! Ведь это преступление!

Да, к другому выводу трудно прийти, если рассматривать историю с мудраческой точки зрения, то есть оценив это действие Сталина без оценки той задачи, которую он хотел решить. Да, Жуков – авторитет, и именно Жуков обвиняет Сталина, что он не дал поднять войска по тревоге. Но ведь нельзя забывать, что перед Жуковым и Сталиным задачи стояли разные! Перед Жуковым тогда стояла задача уменьшить потери в приграничных сражениях. А перед Сталиным – выиграть войну! И задача Жукова в той задаче, которую решал Сталин, была лишь маленьким действием, имевшим огромное значение для Сталина, причем совершенно не то, которое придавал ему Жуков.

Чтобы понять причину, которой, вероятнее всего, руководствовался Сталин, надо мысленно представить себя на его месте и принять ответственность за результат будущей войны. Давайте именно так и сделаем.

Итак, мы на месте Сталина. Вспомним предшествовавшие события и постараемся оценить сложившуюся на 22 июня 1941 года обстановку.

Мы все еще отсталая в индустриальном отношении страна. Мы понимаем, что для войны нужно много оружия и моторов, много хорошо обученных людей, а у нас нет средств ни хорошо вооружить достаточное количество людей, ни обучить их. (По свидетельству ветерана, кадрового танкиста, до войны на учениях он делал всего один выстрел из пушки в год!) Мы сильно боимся войны.

Поэтому, как только ее очаг определился в Германии, мы усиленно пытаемся избежать войны дипломатическими средствами. Беда наша в том, что из-за нашей слабости нас всерьез не принимают не только крупные страны, но и те, которые по своему потенциалу могли бы вести себя поскромнее. Территориальные претензии имеет к нам Польша, да и не только к нам. Румыния не возвращает захваченную во время гражданской войны Бессарабию и любые дипломатические меры, выгодные нам, сопровождает шантажом признать этот захват. Даже в малочисленной Финляндии есть круги, серьезно претендующие на Карелию.

Об этом надо сказать отдельно и, пожалуй, лучше Э. Лимонова этого не сделаешь. Дадим ему слово: «Когда распалась в 1917 г. Российская империя, Ленин, еще неопытный лидер и потому идеалист и интернационалист, предложил взять независимость всем желающим ее нациям. (Будем циничны, впрочем. Ему ничего другого в тот момент и не оставалось. Советская власть едва родилась и была слабой.) С разрешения Ленина или без него Финляндия, Польша, Украина, Латвия, Эстония, Литва провозгласили себя независимыми республиками. Увы, так же, как полстолетия спустя это произошло в Азии и Африке, – свеженезависимые страны с поражающей быстротой превратились в тирании.

Маршал Пилсудский, хороший солдат и солдафон, член польской социалистической партии, убежденный националист (вам что-нибудь напоминает это словосочетание?), подобно Сталину, обильно усатый, стал в 1918 г. главой польского государства. Западная граница Польши была определена Версальским договором 1919 г. и приблизительно соответствовала границе 1772 г., то есть времен первого раздела Польши, в то время как восточная граница... Восточную границу (лорд Курсов, он же Керзон в советской историографии, английский министр иностранных дел, предложил провести ее через Сувалки, Брест-Литовск и по реке Буг) Пилсудский отодвинул, удачливо напав на слабую, раздираемую гражданской войной Россию. Как мы знаем, он занял и Минск и Киев, по пути опрокинув не свою – украинскую независимость. Рижский договор зафиксировал в 1921 г. границу где на 150, где на все 200 километров к востоку от Буга, оттяпав у СССР территорию. (Заметьте, что именно эту границу опрокинула в 1939 г. Красная Армия. Так что, войдя в Польшу, она одновременно вошла к себе домой, на территорию, захваченную у нее Пилсудским за 18 лет до этого.) Пилсудский не ограничился ни подарками Версальского договора, ни захватами на Востоке. Организовав беспорядки в Верхней Силезии, он захватил ее (с Катовице) вместе с большим количеством немецкого населения. У Австрии он отобрал всю Галицию. Эти подвиги было нетрудно совершить, ибо Германская и Австро-Венгерская империи распались, подобно Русской, в результате войны. Германия была побеждена своей собственной революцией, Австро-Венгрия расчленена «победителями». Уйдя от власти в 1922 г., Пилсудский вернулся к ней в 1926 г. в результате военного переворота, провозгласив себя диктатором.

В этом же самом 1926 г. Вольдемарас, сосед Пилсудского, сильный человек Литвы, провозгласил себя – догадайтесь, кем?

Верно, диктатором Литвы. В 1934 г. Карлис Ульманис захватил власть в Латвии. Цепная реакция? Местная мода на диктатуру? Очевидно, да, с вариациями. Командир финляндской национальной гвардии барон Карл Густав Маннергейм был «избран» регентом Финляндии в 1918 г. Что касается крошечной Эстонии, еще с XIII в. она была подчинена феодалам тевтонского происхождения – баронам. Мало что можно сказать о балтийских диктатурах, маленьких и скучных, потому проследуем сквозь историю за зверем среднего размера, за Польшей. Что делала Польша с 1926 по 1939 г.? Как мы уже знаем, в 1934 г. Польша Пилсудского заключила договор о ненападении с Германией Адольфа Гитлера (обратите внимание на дату. За пять лет до пакта Молотов – Риббентроп!). Усатый Пилсудский умер в 1935 г. Его «настоящая диктатура (выражение принадлежит словарю «Петит Роберт») сменилась коллективной диктатурой полковников». В 1938 г. мы видим Польшу в компании Венгрии и Румынии, участвующей в пожирании (после Германии) трупа Чехословакии. (Так шакалы прибегают на труп антилопы, увидев, что лев наелся до отвала.) Перед тем как быть пожранной Германией, Польша, таким образом, сожрала кусок тела Чехословакии. Только столкнувшись с территориальными требованиями Германии вернуть ей захваченную Силезию, Польша оставила в 1939 г. компанию шакалов и сблизилась с Англией и Францией.

Тут следует остановиться и сказать читателю, что модель сильного режима, фашистского или полуфашистского, была в большой моде в Европе между двумя войнами. И в Восточной Европе в частности. До 1939 г., более того – уже до 1933 г. (даты прихода Гитлера к власти в Германии) многие страны этой части Европы уже находились под властью режимов откровенно фашистских, полуфашистских или же авторитарных, постепенно эволюционирующих к фашизму. Европа была населена диктаторами. Широкому читателю известно, что был Муссолини в Италии, Салазар в Португалии, Франко в Испании, расистский режим маршала Петена во Франции, Гитлер в Германии, но также были, не забывайте, Пилсудский – маленький Сталин в Польше, Вольдемарас в Литве, Карлис Ульманис в Латвии, Корнелиус Кордеану (и позже маршал Антонеску) в Румынии, маршал Маннергейм в Финляндии, адмирал Хорти (тоже регент) в Венгрии, Анте Павелич в Хорватии, монсеньор Тисо в Словакии... В Болгарии фашистским лидером стал сам царь Борис III.

В декабре 1934 г. шестнадцать (!) европейских стран были представлены на интернациональном конгрессе фашистских партий, созванном Муссолини в Монтро. Дуче, глава первого фашистского государства (1922 г.), мечтал о фашистском интернационале и тотчас после своего прихода к власти стал перевооружать секретно Германию, Болгарию и страны, появившиеся на свет в результате распада Австро-Венгерской империи (неразумно и впопыхах выкроенные в живом мясе Европы Ллойд Джорджем и Клемансо) . Дуче снабжал оружием Венгрию (адмирала Хорти) и Австрию (основным получателем была крайне правая организация «Хеймверен», но не только она). Не ограничиваясь экспортом оружия и фашизма, дуче инструктировал и на месте. С 1926 г. венгерские солдаты проходили военную подготовку непосредственно в Италии.

В Румынии в 1931 г. Корнелиус Кордеану создал фашистскую Железную Гвардию.

Остановимся на мгновение. Если хорошо известно, что часть Румынии была аннексирована в 1940 г., знаете ли вы, что Венгрия захватила тогда же, участвуя в пире больших зверей, часть Трансильвании, а Болгария захватила у Румынии Добруджу? Сегодняшние свежедемократические страны эти избегают говорить о своих преступлениях того смутного времени. Но с удовольствием разглагольствуют о преступлениях нацизма или сталинизма.

Понаблюдаем еще немного за этим вольером со скорпионами, каким была Европа в 1918-1945 гг. В 1939 г. создано было словацкое фашистское государство, участвовавшее на стороне Гитлера в войне против Польши и через два года – против СССР. В 1940 г. Венгрия официально присоединилась к Тройственному пакту (германо-итало-японскому). Болгария, возглавляемая династией немецкого происхождения, воевала на стороне Германии уже в первой мировой войне. В 1919-1923 гг. видим в Болгарии диктатуру Стамболийского. В 1935 г. сам царь Борис III устанавливает свою диктатуру, как будто ему мало того, что он царь. В 1941 г. Болгария подписывает официальный пакт с Германией. Фашистское государство Хорватия создано в том же году. В 1940 г. маршал Антонеску становится диктатором («кондукатором») Румынии. В 1941 г. Румыния - союзник Германии...

Даже позитивные персонажи той эпохи не избежали влияния фашизма. В 1934 г. австрийский канцлер Дольфус (убитый прогерманскими нацистами несколько месяцев спустя) провозгласил установление однопартийного режима «фашистской модели» (!) и, прибегнув к насилию, уничтожил социалистическую оппозицию в Вене. Югославский король Александр (убитый в 1934 г. усташами Анте Павелича) сегодня выглядит как жертва фашизма, но, однако, он отменил в 1929 г. конституцию своей страны и правил единолично.

А Чехословакия, любимое дитя Клемансо и Ллойд Джорджа, созданное ими, чтобы сделать приятное интеллигентному, европейски образованному писателю Томашу Масарику, слепленное из восьми наций, искусственное государство? Она отдала себя Германии в 1938 и 1939 гг. (точно так же, как позднее, в 1948 и 1968 гг.) без единого выстрела. Несмотря на то, что обладала в 1938 г. хорошо вооруженной современной армией, а вермахт еще не был победоносным вермахтом. Осуждать Чехословакию за это невозможно. За слепленное из кусков государство солдату не очень хочется отдавать жизнь. Три с половиной миллиона судетских немцев открыли Гитлеру ворота сами. Они приветствовали Гитлера точно так же, как 97 процентов жителей Австрии.

Когда в июне 1941 г. 5,5-миллионная армия Гитлера вторглась на территорию СССР, в ее составе насчитывалось 900 тысяч солдат союзных стран. Впоследствии их количество увеличилось: итальянцы дуче, испанская дивизия, французские и голландские части. Да, но «невинная» Восточная Европа была представлена куда шире, чем Западная: румынские, венгерские, финские, словацкие дивизии. Чешские и австрийские немцы воевали в составе вермахта. И если польских дивизий не было в составе «Великой армии» Гитлера — это лишь случайность истории, последствие неумеренного аппетита усатого националиста и «социалиста» Пилсудского. Поляки ведь с удовольствием участвовали в походе Наполеона на Россию. Как и Гитлер, Наполеон пришел в Россию с солдатами всей Европы.

Я перечислил лишь некоторые факты европейской истории, каковые или тихо исчезают из словарей и книг, или игнорируются. Франция, страна, где я живу, стыдливо «пропускает» четыре года расистского петеновского режима, когда она была фактической союзницей Гитлера, задавив их непомерно раздутыми восемью месяцами подвигов де Голля. Зато здесь с удовольствием говорят о сталинизме...

Цель этого ревизионизма – спрятать очень неприятную для Европы и ее репутации правду. А именно, что гитлеризм был лишь крайне тяжелой формой болезни, что ВСЯ ЕВРОПА — метрополия нашей цивилизации — больна фашизмом в 1918-1945 гг. И что только благодаря вмешательству отдаленных провинций цивилизации – Соединенных Штатов Америки и Советского Союза плюс упорному сопротивлению близкой островной провинции — Великобритании фашистская эпидемия в метрополии была подавлена.

Советский народ нашел в себе силы коллективно признать преступления своей истории. Ему полезно знать о том, что другие нации (за исключением вынужденно раскаявшейся побежденной Германии), увы, этих сил не нашли. И это опасное расхождение ментальностей, могущее в будущем стать причиной новых конфликтов.

И последнее замечание, читатель. Я ничего не имею против поляков. Они храбрые солдаты, нация талантливая и сильная. Дай им Бог коллективного здоровья. Но пусть они перестанут истолковывать историю в свою пользу. Признают свой второсортный фашизм 1918-1939 гг. И не гордятся своей несуществующей невинностью вместе с другими восточноевропейскими якобы жертвами. Да, они жертвы истории, но они же и ее агрессоры». Закончим цитировать Э. Лимонова и вернемся к теме. Для защиты от агрессии мы пытались создать конвенцию всех граничащих с нами государств. Но Польша не согласна, она требует исключить из этого союза Японию. Амбиции Польши непомерны, она не сильно их и скрывает. Если немцы нападут на Польшу, то мы обязаны будем помочь, но если Япония на нас, то Польша будет ждать, пока мы ослабеем, и тогда уже займется своими территориальными требованиями к нам. Польша демонстративно и охотно заключает с немцами пакт о ненападении на 10 лет, а с нами всего на три года, да и то после долгой работы дипломатов.

Тогда мы попытались создать Восточный пакт – военный союз СССР, Польши, Чехословакии, Румынии и Прибалтийских государств. Условия те же – если на кого-либо нападут, то все остальные оказывают пострадавшему помощь. Но Польша не хочет видеть в пакте Чехословакию и Литву – у нее и к ним есть территориальные претензии, которые она, кстати говоря, с помощью Гитлера успела удовлетворить до своего разгрома в 39-м году. Более того, Франция не хочет видеть в пакте Прибалтийские страны. Все остальные, включая и немцев, для нее хороши – а эти нет! Она невинно предлагает нам заключить с прибалтами отдельный военный союз. Идея простенькая, но со вкусом. Если теперь немцы нападут на Прибалтику, то мы окажемся в состоянии войны с Германией, а Франция – нет! И все остальные наши «союзники» тоже не обязаны будут нам помогать.

Так что нам, товарищи, делать на месте Сталина в этом случае? Ведь у нас нет ни одного союзника (кроме нуждающейся в помощи Монголии) и явная угроза войны! И мы делаем хоть что-то: мы заключаем военный союз СССР – Франция – Чехословакия, хотя до самого его развала Франция так и не допустила наших военных и не послала своих для планирования конкретных действий по его осуществлению. А в 1938 году Франция с помощью Англии его предала. Румыния и Польша не пропустили нас на территорию Чехословакии для оказания ей военной помощи (хотя мы к тому времени и не обязаны были ее оказывать в связи с выходом из договора Франции). Мы все равно помогли бы чехам, мы уже послали к ним 300 самолетов, мы все равно прорвались бы к ним, но ...Бенеш сдался! Чехословакию захватили Германия и Польша.

1939 год. Немцы уже полностью готовы к войне. (Треть танковых дивизий Германии, воевавших во Франции, были укомплектованы чешскими танками.)

Германия готова воевать, а у нас ни одного союзника! За спиной у нас Япония! На юге Турция не знает, к кому присоединиться — к Германии или Англии! К тому же Англия уже ведет переговоры о военном союзе с Германией!

Все-таки мы продолжали дипломатические усилия, пытались убедить англо-французов, что фашизм – это страшно и для них. В результате добиваемся от них формального согласия на переговоры о военном союзе. Англичане и французы присылают представителей без права решать, да и без решения вопроса. По их идее, мы помогаем друг другу, но как! Если немцы нападают на нас, то Франция и Англия обещают нам помощь (а мы помним ту «помощь», которую Франция и Англия уже оказали Чехословакии в 1938 году). А если немцы нападут на Францию, то мы обязаны объявить им войну, а вступить в бой с агрессором не сможем, так как Польша пропускать нас к пределам Германии не собирается. Англичане и французы только руками разводят: ничего не можем поделать с Польшей (своим союзником) – суверенная страна!

Какие же открываются перспективы? Если вспыхнет конфликт между Германией и Францией, то мы обязаны будем объявить Германии войну. Причем у нас нет гарантии, что французы, посидев недолго за линией Мажино (после того, как они объявили войну Германии в сентябре 1939 года «в помощь» гибнувшей Польше, они просидели вместе с англичанами за этой линией восемь месяцев без выстрелов), заключат с Германией перемирие. А мы останемся в состоянии войны с немцами, и между нами и Гитлером будет только враждебная нам Польша и заигрывающие с ним Эстония и Латвия (Литва в то время жалась к нам).

Что нам было делать? Сейчас многие говорят, что нужно было заключать предложенный Англией и Францией договор и в таком виде. А как же союзная Германии Япония? С ней что делать? Иметь двух союзников, не собирающихся тебя защищать, против двух врагов, собирающихся разодрать тебя на части? И еще Польшу с враждебными намерениями. И Турцию!

Прав ли был Сталин, сделав то, что уже сделали Франция и Англия, заключив пакт о ненападении с Германией? Это зависит от того, что мы этим пактом достигли.

Мы уже писали, что у Японии было из чего выбирать. Или напасть на нас, или на государства зоны Тихого океана и США. Мы – противник все-таки не очень легкий, и воевать с нами имело смысл только в том случае, когда мы были бы связаны войной с Германией. Но мы с Германией заключили пакт о ненападении, более того, начали с немцами демонстративно брататься, устраивать совместные парады, всячески и всем показывая свое расположение и дружбу. Наверное, и мы в этой обстановке на месте японцев усомнились бы в ближайших перспективах войны с СССР и начали бы готовиться к войне на Тихом океане. А Японии для войны с Америкой нужен тыл, и этим тылом для них явились мы. Что им делать в связи с пактом? И они заключают с нами (долго упрашивая нас) договор о нейтралитете. Цена ему, может, копейка, но...! Та сталь, из которой будут сделаны в Японии корабельные пушки и снаряды к ним, уже не пойдет на полевые орудия и боеприпасы. Броня, которой укроют линкоры, уже не пойдет на танки. Да и моряков переучить на танкистов – нужно время! Мы если и не выводили из войны вероятного противника, то, по крайней мере, ослабляли его! Одной бумажкой под названием «пакт»!

И вот к нам начинают поступать достоверные данные, что Гитлер откладывает захват Англии до победы над СССР. В связи с этим перед всеми в стране встают новые задачи – и перед Генштабом, и перед наркоматами, занимающимися вооружением. У всех свои задачи, и у нас, на месте Сталина, своя.

Мы не дипломаты и не политики, поэтому давайте мужицким счетом, без тонкостей попытаемся оценить и решить ее. Прежде всего попробуем оценить, сможем ли мы устоять перед Гитлером, если будем сражаться с немцами один на один? Ведь Гитлер умный политик и выдающийся стратег. Он имеет сильнейшую армию мира, сильнейшую именно с качественной точки зрения. Разгром польской армии стоил немецкой менее 17 тысяч солдат, полный разгром сидящих в укреплениях французской, бельгийской, датской, голландской и английской армий стоил им 46 тысяч солдат. При этом немцы имели 135 дивизий, 2800 танков, 2800 самолетов, а союзники 142 дивизии, 3130 танков и 2300 самолетов.

Но мы Россия, и сотни лет наша сила – в исключительной преданности граждан государству. Только это делает нас государством колоссальной силы. Но ведь и немцы имеют колоссальную силу! Как нам взвесить эти обстоятельства? Как оценить?

Давайте на месте Сталина оценим их так: если будем сражаться с немцами один на один, то исход войны не ясен и надежды на победу у нас есть!

Ну, а если одновременно в тыл нам ударит Япония? Япония, которая в 1904 году, сражаясь с Россией даже один на один, нанесла ей поражение?

Тогда мы погибнем! (И ход Великой Отечественной войны подтверждает это.) Более того, когда мы начнем умирать, вряд ли Турция откажется от возможности урвать от нас кусок. То есть если и Япония нападет на нас, то вероятнее всего нужно ждать не два, а с учетом Турции и три фронта сразу! .

Начнется война, и Генштаб будет стремиться решить свою задачу — победить врага на фронте. Но на месте Сталина наша задача – обеспечить ему один, и только один, фронт! Иначе задача, которая встанет перед Генштабом и страной, становится для них нерешаемой.

Теперь давайте прикинем, каковы же интересы заинтересованных сторон?

В чем интерес Германии? Повторим: в том, чтобы японцы напали на нас, у нее интерес безусловный. Ведь она не претендует на данном этапе на территории дальше Урала.

Но ей и этого мало. Она ведет войну с Англией. Угроз на суше от Англии нет, но ее флот не дает развернуться немецкому, а большая часть немецкой авиации вынуждена бомбить английские города и прикрывать от бомбежек свои. В этих обстоятельствах для Гитлера просто необходимым становится перемирие с Великобританией, кроме того, только это перемирие по-настоящему обеспечит вступление в войну Японии. Гитлер не может этого не понимать, и, пожалуй, только этим можно объяснить, что он, громя французов, остановил наступление своих войск на два дня у Дюнкерка, дав английской армии возможность ретироваться из Франции на острова. Только этим можно объяснить перелет Гесса в Англию в мае 1941 года. Здесь не надо быть Сталиным, чтобы понять, что перемирие для Гитлера жизненно важно, что он добивается и будет добиваться его любой ценой.

А в чем интерес Японии? Ей, начавшей готовиться к войне на Тихом океане, переориентироваться на континент вроде нет смысла, но... Это только в том случае, если Англия по-прежнему будет воевать с Германией. Если же они заключат перемирие, то флот метрополии освободится от защиты островов и сможет принять участие в защите колоний. В этом случае Япония будет иметь противником на тихоокеанском театре военных действий не только флот США, но дополнительно и флот Англии в усиленном составе.

Значит, ее действия будут в значительной степени зависеть от поведения Англии: выйдет она из войны – и Япония, в связи с усилением противника на Тихом океане, вероятнее всего, нападет на СССР; останется Англия в состоянии войны с Германией – и Япония нападет на США.

Получается, что для нас на первое место выходит позиция Англии. Если она воюет, то у нас надежда на победу и автоматический союзник – Англия, а в перспективе и тесно связанные с ней США. Если она заключает перемирие, то наше поражение становится неизбежным. Итак, для того, чтобы иметь один фронт, нашей задачей на месте Сталина становится удержание Англии в войне.

Давайте теперь оценим, что может быть выгодно Англии. Для этого несколько отвлечемся от основного вопроса.

Англия и Франция – это оплот личных свобод в их собственном мнении. Их органы массовой информации провозглашают эти свободы единственной ценностью человека и чрезвычайно ими гордятся, при этом они всячески скрывают тот факт, что сами по себе личные свободы стоят очень дешево, когда счет начинается вестись на человеческие жизни. (Кстати, идея наемной армии как раз и исходит из проститутского замысла лично свободных людей: как-то защитить свободу государства, но так, чтобы свою личную свободу ничем не ограничить и, упаси господь, не рисковать своей жизнью.)

Наглость Гитлера в Западной Европе подтверждает, что он эти обстоятельства отлично понимал и разумно ими пользовался. Повторим, что в войне 1940 года Франция потеряла сто тысяч убитых и пропавших без вести, после чего сдалась. Эта цена (чуть больше одного убитого на тысячу жителей) и является ценой личной свободы в тех странах, которые называют себя свободными. СССР потерял в войне более чем каждого десятого, и этот счет неокончателен, так как мы победили. Это цена свободы страны, в которой ценностью являлась не личная свобода, а свобода всего общества, всего государства.

Винить в поражении французскую армию нельзя, ее кадровый состав как раз своей жизни не жалел. Треть всех убитых в этой войне французов – это французские офицеры. Не хотело драться за свою свободу население Франции. Тем более, развращенное сеятелями эгоистических идей, оно не стало рисковать жизнью для защиты союзника – Чехословакии. (Заметим, что гоминьдановцы, дравшиеся в это время с японцами, теряли одного офицера на 25 убитых солдат.)

После войны Даладье – премьер-министр Франции – говорил, что в Мюнхене, предавая Чехословакию и обрекая Европу на войну, он думал не о будущих военных кампаниях, а о своей предвыборной. После мюнхенского предательства и его и Чемберлена, по свидетельству Андре Мору а, избиратели завалили благодарственными письмами. Люди, предавшие интересы своих же народов, оттянувшие войну всего на год (причем с тем, чтобы вести ее в явно худших условиях), не ушли с позором в отставку – в глазах своих избирателей они были национальными героями. (Правда, потом, после войны, Даладье судили. Но это потом.)

Все, что выше сказано об Англии и Франции, было известно в1941году и, следовательно, известно нам – людям, руководящим страной на месте Сталина.

Итак, мы имеем дело с Англией – страной лично мужественных людей, но страной, которой плевать на все иные интересы, кроме обывательских. Страной, правительство которой будет делать все, чтобы избиратели были довольны, а значит, и все, чтобы отодвинуть от них видимость смертельного риска.

Геринг нещадно бомбит английских избирателей. Это и хорошо для нас, и плохо. Хорошо то, что это вызывает ярость в невозмутимых британцах, плохо то, что они будут благодарны любому правительству, которое прекратит эти бомбардировки.

Перемирие для англичан было бы в их духе и крайне им выгодно. Они будут к нему всячески стремиться, а личная ненависть Черчилля к нацистам здесь не имеет значения. (Его будущий союз с нами и даже победа в войне не помогут ему на выборах в 1945 году, а мюнхенское предательство Чемберлена обеспечило ему поддержку 80 процентов членов парламента.)

Перемирие резко усиливает Англию: Германия израсходует военные ресурсы на Восточном фронте, а Англия их накопит; Германия потеряет людские ресурсы, а Англия их подготовит; Германия распылит свои силы в оккупационных войсках, а Англия их сконцентрирует. Кроме этого, уменьшается угроза ее колониям от Японии, и сама Япония вовлекается в безразличную для Англии войну.

Идеологических препятствий к перемирию нет. Черчилль перед войной говорил: «Нам предстоит бороться против зверя социализма, и мы будем в состоянии справиться с ним куда более эффективно, если будем действовать, как единая стая гончих, а не как стало овец».

Дипломатических трудностей для перемирия тоже нет — Гесс уже в Англии и оттуда переписывается с Гитлером.

Остаются трудности, которые можно назвать моральными. Ведь если Гитлер нападет на СССР, то мы станем автоматическими союзниками Англии (хотя договор между нами был заключен только в 1942 году). И если в этот момент Англия заключит перемирие с немцами, то она всему миpy_sа главное – своим колониям, – покажет, что больше не имеет мужества сопротивляться. Это будет с моральной точки зрения ничем не оправданный акт, это будет непоправимое падение престижа – ведь хотя Англия и не помогала выстоять Польше, но, связанная с ней договором, войну Германии все-таки объявила 3 сентября 1939 года – всего через три дня после нападения Гитлера на Польшу.

Итак, вероятнее всего, Англия не выйдет из войны, если Германия нападет на СССР. А если наоборот? А если мы на Германию? Ведь Англия нас не просила об этом, она нам ничего не должна! Вот здесь, без всякого ущерба для своего престижа она может сказать нам и Гитлеру: «Вы там, ребята-социалисты, разберитесь между собой, а я в ваши дрязги вмешиваться не буду и займусь-ка пока своими делами». Вот в этом случае у нее повод для перемирия, как говорится, железный!

Как видим, судьба нашей страны стала зависеть от, казалось бы, мелкого, мало что значащего вопроса: кто на кого нападет?

Мы нападать не собирались, но нас можно сделать агрессором искусственно. Накануне войны с Польшей немцы разгромили собственную радиостанцию, подбросили под нее трупы в польской военной форме и дали все это запечатлеть корреспондентам. Кто хотел поверить в агрессию Польши, тот поверил. А англичанам это выгодно, и они очень захотят поверить в нашу агрессию против Германии!

Следовательно, нам на месте Сталина надо сделать все возможное, чтобы не попасться на такую провокацию. По сравнению с тем, что поставлено на карту, никакие антипровокационные мероприятия не будут дорогими, никакие сбитые самолеты не компенсируют поражения в войне.

Давайте поставим себя на место Гитлера и подумаем, что нужно сделать, чтобы объявить СССР агрессором? Наиболее эффективный путь – это сделать так, чтобы не немцы, а советские люди подтвердили, что они напали на Германию. Это можно сделать следующим образом. Напасть на СССР, взять пленных, а затем пытками или подкупом заставить их сказать перед корреспондентами всех стран, что именно Красная Армия напала на Германию, но вермахт доблестно отбил нападение, а их взял в плен. Правда, здесь есть трудность. Во-первых, пообещав одно, пленные могут корреспондентам сказать другое. Во-вторых, корреспонденты могут потребовать встречи не с отдельными пленными, а со всеми, и трудно придумать причину отказа.

Есть и другой путь. Представим себе, что все пленные до одного, искренне дополняя друг друга, скажут, что СССР напал на Германию, так как задолго до даты начала боевых действий их подняли по тревоге, вооружили и повели к западной границе. А это автоматически и произойдет, когда мы поднимем войска по тревоге до начала войны! Вот здесь-то уже Геббельсу есть где развернуться! Ведь здесь же все просто: кто первый вывел войска из казарм, тот первый и начал!

Вернемся на место Сталина. Чем мы сможем в этом случае ответить Геббельсу? Чем докажем, что не мы первые напали? Пошлем корреспондентов к товарищу Зорге? Попытаемся взять немецких пленных? А что толку? Они-то будут утверждать, что их подняли по тревоге 22 июня, а не 20 или 19!

И смотрите. Эта дата поступает к нам из всех видов источников: из разведданных, от перебежчиков, от Черчилля и даже сам посол Германии в Москве не счел за труд пойти на «предательство» и назвать Молотову точную дату нападения его страны на СССР!

Вот и подошел момент, товарищи, когда нам на месте Сталина необходимо принять решение. Что же мы ответим Жукову? Поднимем или не поднимем войска по тревоге? Или, как Сталин, поднимем со многими оговорками и тогда, когда провокация не могла осуществиться?

Вряд ли и для нас, несущих ответственность чисто гипотетически, ответ на этот вопрос будет легким. И когда люди, занимающиеся историй, начинают утверждать, что Сталин совершил преступление, не подняв накануне 22 июня войска по тревоге, им надо напоминать, что, вероятнее всего, именно в результате этого «преступления» Сталина они имеют возможность делать подобные утверждения не на немецком языке, а на русском, и у себя дома, а не на восточных территориях рейха.

БЕРЕЗОВЫЙ ЛИСТИК В МОГИЛЕ КАТЫНИ

Мы только что рассмотрели два детективных сюжета, где у главных действующих лиц явно просматривается работа огромного ума, видно их личное участие, личная заинтересованность, боль за судьбу своих стран. По сути, автор попытался показать, насколько глубоким, насколько многовариантным бывает решение у руководителя, который служит своему Делу.

И ставить на одну доску с ними лидеров дерьмократии, всех этих Горбачевых, Ельциных – просто неприлично. Поэтому ниже автор предлагает детективный сюжет не для показа ума и ответственности лидеров, а для показа их безмозглости и подлости. Поскольку «признание» Президента СССР, а затем Президента России в том, что якобы СССР виновен в расстреле пленных польских офицеров, иначе как политической подлостью не назовешь.

«...То, что виновны в расстреле поляков советские органы, а не немцы, как заявила в 1944 году сталинская пропаганда, после апреля 1990 года не вызывало сомнений уже ни у кого — кроме «Военно-исторического журнала». Так пишет мудрак Лев Елин в №42 «Нового времени» за 1991 год. Вина Совесткого Союза не вызовет сомнения и у авторов сборника статей такого же толка «Катынская драма», изданного в Москве (Издательство политической литературы, 1991).

Итак, есть обвинители СССР в катынской трагедии – Президент СССР, Президент России, их окружение, и есть люди, написавшие статьи в перечисленных выше изданиях, защитники СССР в этом деле — люди, которых сейчас называют реакционерами и сталинистами, например, бывший редактор «Военно-исторического журнала».

Стороны судебного процесса есть, но нет судей. Однако, по советскому уголовному праву, народным заседателем суда может быть любой из вас — читателей, поэтому возьмите на себя эти обязанности. И даже заведомо будьте судом неправедным, что характерно для наших судов: вопреки закону рассматривайте только доводы обвинения – указанные выше публикации (назовем их Документами 1 и 2), а на доводы защиты внимания не обращайте. Попробуйте вынести приговор, основываясь только на опубликованных фактах обвинения.

Начнем. Но прежде всего отметим, что политиков никогда не интересовало — кто действительно убил пленных польских офицеров. И тогда, и сейчас это дело было только картой, способной убить конкурента.

Мы уже достаточно показали, что польское правительство в Лондоне было политическим банкротом, и с наступлением Советской Армии на фронтах его участь была решена. Было очень сомнительно, чтобы людей, чья политика привела к ликвидации Польши как государства, поляки освобожденной Польши снова допустили бы к власти.

Когда в 1943 году Геббельс объявил, что немцами найдены могилы убитых в СССР польских офицеров, для эмигрантского правительства Польши это стало манной небесной. Теряющие посты министры активно включились в начатую немцами антисоветскую кампанию, даже вопреки сопротивлению Англии и США (Документ 2, стр. 44-55). Сомнения наших союзников были понятны – даже если русские и убили польских офицеров, то русские – центральные союзники в войне, и имело смысл подождать ее конца, а уже потом заняться этим делом. Но для эмигрантского правительства времени «после войны» просто не существовало, и оно осатанело бросилось вместе с Геббельсом разрабатывать его версию, добавляя сюда и смерть «400 тысяч польских детей» в СССР (Документ 2, стр. 51) и прочее. Но когда Советское правительство начало в 1944 году расследовать катынское дело, то «Польское правительство... постановило не реагировать на Сообщение советской Специальной комиссии» (Документ 2, стр. 69).

Понять их можно, но ведь вы — читатели — не собираетесь с помощью катынского дела залезть на какое-либо доходное место в государстве, вам можно рассмотреть это дело спокойно, не ограничиваясь сентенциями Льва Елина.

У любого преступления есть мотивы. Начнем с них. Какими мотивами, по мнению обвинителей, руководствовались «советские органы», убивая поляков? Их три разных, на выбор, хотя известно, что очень хорошо – тоже нехорошо.

1. Сталин хотел отомстить полякам за поражение в войне 1920 года (Документ 1, стр. 34).

2. Сталин хотел уничтожить основы польской государственности (Документ 2, стр. 62).

3. Часть исследователей, обвиняя НКВД, не могут выдумать причину убийства, поэтому третья версия – просто так, без причины (Документ 2,стр. 119).

Давайте рассмотрим. Если бы Сталин имел одну из двух первых целей, то все «советские органы», безусловно, действовали бы неуклонно только в этом направлении. А как у нас получается?

По первой версии. За 1920 год Сталин расплатился в 1939-м, но даже если он счел это недостаточным, то в первую очередь полетели бы головы тех польских офицеров, кто мог сражаться с Красной Армией в 1920 году, то есть старых офицеров. Но смотрите: начальник управления НКВД по делам военнопленных Сопруненко и комиссар этого управления Нехорошее, незадолго до предполагаемого уничтожения польских офицеров предлагают Берии освободить из лагерей тех из них, кому «от 60 лет и выше» (Документ 2, стр. 213). Как это вяжется с версией о мести? Освободить, а не убить!

По второй версии. Пехотные, артиллерийские, морские офицеры, убитые в Катыни, защищали Польшу как таковую, а польскую государственность непосредственно защищали не они, а судейско-прокурорские чины, жандармы, разведка, контрразведка, корпус охраны границы (который, кстати, организовывал нападение на СССР банд Булах-Булаховича) и тому подобные офицеры. Бели вторая версия верна, то в первую очередь должны были бы погибнуть эти люди. Но – парадокс! Именно они остались живы! (Документ 2, стр. 38). Что же остается от этого мотива?

В результате вы – суд – должны принять третью версию – что пленных убили просто так, от нечего делать.

И это тогда, когда в СССР катастрофически не хватало рабочих рук, когда уже удлинили рабочий день, сократили выходные, судили за 20 минут опоздания на работу? Когда в том же 1940 году уже готовили кадры для будущей польской армии? (Документ 2, стр. 37). А были ли у немцев мотивы убить поляков?

Если в СССР существование Польши в том или ином виде никогда не отрицалось и, как только что написано, уже в 1940 году началась подготовка армии для нее, то для немцев Польши не существовало – это было немецкое генерал-губернаторство и польская армия Гитлеру была не нужна, а следовательно, и не нужно было ядро для ее создания. А о том, что немцы могли убить, свидетельствуют и Освенцим, и Бабий Яр, и десятки миллионов убитых военнопленных и мирных жителей во всех странах Европы.

Немцам перекладывание ответственности за убийство польских офицеров на СССР, с точки зрения раскола в лагере союзников, было выгодно в любое время войны. Тем не менее они молчали, когда эти могилы были найдены поляками, работавшими в организации Тодта – еще летом 1942 года (Документ 2, стр. 122-123). И воспользоваться этой провокацией решили только после Сталинграда, когда стали лихорадочно уничтожать следы своих зверств на оккупированной территории. А это подтверждает, что расстреливали немцы поляков осенью 1941 года и вначале не собирались использовать эту акцию в пропагандистских целях, да к тому же в 1942 году раскапывать могилы было еще очень рано – трупы пролежали в земле всего одну зиму. Эта мысль и эти факты есть в документах обвинения, а вы, напоминаю, рассматриваете только их, но все это решительно обвинением отвергается – у обвинения другие цели.

А у вас? Надо ли вам соглашаться с мотивами убийства Советским Союзом польских офицеров или сделать вывод, что у него в этом убийстве не было мотивов, а у немцев были и очень веские?

Далее. Давайте рассмотрим доказательства.

Положение здесь таково. Если вас убедят, что смерть польских офицеров наступила в апреле – мае 1940 года, то нет оснований сомневаться, что они убиты советскими органами. Если вас не убедят в этой дате прямо или косвенно, то вам потребуются дополнительные доказательства причастности НКВД, например, оружие убийства должно быть принятым на вооружении в НКВД, должны остаться какие-либо характерные признаки НКВД, свидетели и т.д.

Могилы несчастных поляков раскапывали дважды – немцы в 1943 году (этому посвящена основная масса материалов Документа 2) и советская комиссия в 1944 году (Документ 2, стр. 66-68). Акт советской комиссии обвинителями отрицается без рассмотрения – и комиссия не та, и могилы разрыли не те, и тысячу трупов НКВД откуда-то притащило, то есть они тоже не те, и т.д.

Поскольку вы должны вести суд неправедно, то данные, полученные защитой, мы даже обсуждать не будем – что вам какие-то там академики Бурденко, писатели Толстые, архимандриты русской православной церкви – все они работали «под прицелом НКВД». Наплевать вам и на то, что на раскопках были английские и американские журналисты, которые тогда убедились, что это дело рук немцев, и написали об этом в «свободной прессе» своих стран.

То ли дело милая нашим «лучшим немцам» комиссия, созданная Геббельсом – там ведь были собраны исключительно честные и порядочные люди. Недаром ведомство Риббентропа дало указание, чтобы в эту комиссию, даже из стран – союзников Гитлера, подбирались не случайные люди, а исключительно антибольшевистских или, на худой конец, антисемитских убеждений (Документ 2, стр. 51).

Правда, неожиданно часто случались осечки — хотя люди в немецкую комиссию подбирались тщательно, но, например, вернувшись с Катыни, эти люди, вместо того, чтобы утверждать, что поляков убил Сталин, начинали утверждать, что их убили немцы, или уклонялись от ответа (Документ 2, стр. 45). Но в целом дело выгорело, и «международная» комиссия составила акт в нужном немцам духе.

Но вот незадача: прямого доказательства, что трупы лежали в земле с весны 1940 года, а не осени 1941-го, немецкая комиссия не нашла, хотя и люди были свои, и терминов научных они в акт навставляли (Документ 2, стр. 101). «Свежие» были трупы – и все тут!

Тогда комиссия собрала косвенные доказательства, в первую очередь -огромную массу найденных на убитых документов, из которых следовало, что все убитые не имели при себе переписки, датированной позже весны 1940 года. Для вас, советских людей, это должен быть очень слабый аргумент, и не только потому, что здесь доказательством является отсутствие чего-то; ведь вы знаете, что в те годы судебное наказание могло сопровождаться строчкой в приговоре – «без права переписки». Так что если военнопленные весной 1940 года прошли через суд – Особое совещание – то у основной массы их и не должно было быть никаких писем или открыток после даты суда. Но – утверждают обвинители — на осмотренных почти 5 тысячах трупов были найдены: один календарик, законченный в 1940 году, дневники и т.д. – в общем, около двух десятков документов, законченных весной 1940 года. Вопрос о том, что немцы могли передать для рассмотрения комиссии не все документы, даже не ставится, как можно — немцы обидятся, и хорошо, если на нас, а то вдруг на «лучшего немца» или на «всенародно избранного».

Ну что же, вам, суду, наверное, интересно взглянуть на эти, пусть даже и сомнительные, документы? Нельзя! Почему?

Да так вот как-то получилось. Хотя комиссия и была международной, но немцы никогда ни одного документа из рук не выпускали. Сами укладывали в пакеты, сами описывали, сами составляли списки, сами хранили, тщательно следили, чтобы ни одна бумажка, ни одна пуля, ни одна гильза, ни один пустячок не попал к членам комиссии (Документ 2, стр. 99).

Немцы позволили полякам лишь переписать несколько документов, и на основании этих копий лондонское правительство Польши обвинило СССР в убийстве польских офицеров.

Получается, что у вас, суда, требуют, чтобы вы на основании расписки взыскали долг у ответчика. Вы просите истца предъявить суду эту расписку, а он предъявляет вам собственноручно написанную копию и утверждает, что кое-кто еще эту расписку видел. Не мало ли этого, чтобы сделать окончательные выводы и вынести приговор?

Ну, а где же все-таки оригиналы? НКВД их, положим, невыгодно было хранить, но немцам!.. Ведь уже в 1943 году союзники, узнав о зверствах немцев, предупредили их, что каждого военного преступника найдут на краю земли и накажут. Для немцев эти документы были оправданием, они должны были хранить их как зеницу ока.

Немцы действительно их хранили, но только до момента, когда поняли, что капитуляция неизбежна, а поняв это, сожгли! Сожгли специально по приказу сверху (Документ 2, стр. 16)! Доказательства собственной невиновности?!

Тут у суда должен возникнуть обоснованный вопрос – а не за дураков ли вас – читателей – считают обвинители? Прямых доказательств расстрела поляков даже немцы не могут найти, а косвенные сожгли, оставив о них одни разговоры?! И вам надо в это верить?!

Тем более, что даже в том, что немцы опубликовали, например, что в списках польских офицеров, якобы убитых НКВД, содержится масса моментов, вызывающих сомнения. В них указаны офицеры, которые были живы после 1941 года и только впоследствии были убиты немцами.

Но у обвинения есть еще много таких же «неопровержимых» доводов. Например. Несколько польских офицеров, вывезенных из Козельского лагеря в Смоленске в средних эшелонах, были найдены в средних могилах. Отсюда вывод – их убило НКВД. А если это случай? А если в лагерях под Смоленском, куда их направили на строительство дорог, их так и селили: первый эшелон – в первый барак, второй – во второй и т.д. А затем немцы их так – по баракам – и расстреливали?

Или такое доказательство. Часть убитых в могилах Катыни была в шинелях, а часть – без. Делается вывод, что найденные в шинелях расстреляны в апреле – мае, а без – в начале лета, то есть это должно подтвердить то, что расстрелы проведены НКВД (Документ 2, стр. 60). Но, по версии обвинителей, органы НКВД везли пленных не в лагеря, а сразу в могилу; пленные покидали Козельск навсегда, и все они это знали. Они брали с собой все имущество и шинели в том числе. Другое дело, если их расстреляли немцы, как утверждало Советское правительство, в сентябре – декабре 1941 года. Тогда их брали из лагерей под каким-либо предлогом, например, на работы. И тогда действительно те, которых начали расстреливать в сентябре, могли быть без шинелей, а другие (октябрь – декабрь) в шинелях.

Вы – суд – обязаны потребовать от обвинителей более убедительных доказательств.

В ответ обвинение предлагает вам ознакомиться с документами, переданными М.С. Горбачевым В. Ярузельскому, на основе которых наше правительство сделало вывод, что польских офицеров убили Берия и Меркулов (Заявление ТАСС от 14.04.1990 г.).

Рассматривая эти документы, обвинение утверждает, что предложение Сопруненко в адрес Берии о «разгрузке» лагерей и есть начало «конвейера смерти» (Документ 2, стр. 34). Везде и сплошь слово «разгрузка» обвинители трактуют как приказ «убить». А давайте прочтем текст этого документа дальше слова «разгрузка», ведь после него стоит двоеточие с объяснением, что оно означает. А означает «разгрузка» следующее: отпуск по домам 300 больных и старых офицеров вне зависимости от того, где они живут – в советской части Польши или нет; отпуск 400-500 человек, живущих в советской части Польши, и передачу около 400 человек офицеров из числа жандармов, полицейских и т.д. под суд Особого совещания НКВД.

Но даже для последних это не была смерть, так как мы уже говорили, что полицейские и жандармы остались живы. И именно потому, что их, как самых ненавистных, отправили на работу в особенно тяжелые условия – на строительство аэродрома под Мурманск. Немцы туда не дошли, и с ними ничего не случилось. Так как же из этого документа можно сделать вывод, что пленных убило НКВД?

А ведь этот документ – наиболее важное «доказательство» вины СССР в «убийстве поляков»!

Давайте еще раз отвлечемся. 1940 год. В СССР катастрофически не хватает рабочих рук. А здесь десяток тысяч здоровых мужиков сидят, ничего не делают, регулярно занимаются спортом, получают 800 граммов хлеба в день, 75 граммов мяса и прочее, включая более килограмма сахара в месяц. Более того, еще потребовали на карманные расходы по 20 рублей в месяц, и НКВД никуда не делось — вынуждено было дать (Документ 2, стр. 74)!

Ведь они офицеры и, в отличие от уголовных преступников и рядовых солдат, их нельзя было заставить работать, они твердо знали свои права и требовали их уважения, при том что большинство из них яростно ненавидело СССР.

Совершенно очевидно, что для СССР это была обуза и что все было бы проще, имей эти люди не статус пленных, а статус уголовных преступников – тогда им можно было бы назначить принудительные работы. Но этот статус мог дать им только суд – Особое совещание – обвинив, например, в контрреволюционной деятельности или бог знает в чем еще.

Если бы их решили убить, то убили бы прямо на месте, в лагерях, которые находились в то время в местах более глухих, чем Смоленск. Не было смысла везти их с востока на запад, да еще и расстреливать в месте отдыха смолян, у дач НКВД, в местах, где каждое лето размещают свои палатки пионерские лагеря города, где пионеры отдыхали, кстати, и в 1941 году. Отдыхали и никаких могил не видели.

Вероятнее всего, что советское правосудие в очередной раз совершило преступление, но на сей раз не убийство. Особое совещание НКВД – этот специфический суд – осудило пленных по какой-либо подходящей статье, скажем, лет на 10. И все стало на свои места: невредных пленных (а после суда – уголовных преступников) направили на строительство дорог под Смоленском, вредных – в Мурманск. Наверное, пленные этого суда в глаза не видели, по обычаю наших тогдашних судов, им просто объявили приговор где-нибудь в подходящем месте – и все. Но при этом, безусловно, в приговоре должно было стоять «без права переписки», иначе родственники пленных могли поднять скандал по поводу их беззаконного осуждения.

Это, конечно, версия, ее могли бы прямо подтвердить только уголовные дела на военнопленных. Обращаю внимание – уголовные дела, а не дела военнопленных. Эти дела наверняка где-либо хранятся. Если даже часть их немцы уничтожили в смоленских архивах, они, возможно, остались в других городах, где могли судить несчастных поляков.

Поиск этих дел интересен и с другой точки зрения. По советским законам работники НКВД — не преступники, они исполняли приказ, который не могли не выполнить, даже если это был приказ убить. А вот скромные члены Особого совещания – преступники и по законам времен сталинского террора, и по современным – статья 177 УК РСФСР предусматривает 8 лет лишения свободы за вынесение заведомо неправосудного приговора. А уж о каком правосудии можно говорить в случае перевода пленных в категорию преступников?

Эта версия многое объясняет в документах, «неопровержимо доказывающих вину советских органов в убийстве поляков». По предложению Сопруненко отпускались больные и старики – это не работники. Отпускались высококвалифицированные специалисты, фактические граждане СССР -на свободе от них больше толку, чем от работы лопатой в лагере. А остальных, начиная с полицейских и жандармов, переквалифицировали в ЗК и заставили работать. Вот это, а не убийство – смысл слова «разгрузка». Ведь в СССР находились и рядовые польские солдаты, и то же слово для рядовых солдат и сержантов именно это и означало – направление на работу в народное хозяйство, причем рядовые работали на заводах и стройках без конвоя, как обычные граждане.

Обвинение утверждает, что неопровержимым доказательством убийства пленных советской стороной является также указание Сопруненко об уничтожении оставшихся в лагерях учетных дел на военнопленных (Документ 2, стр. 223). Делается вывод – раз дела уничтожены, значит, и пленные убиты.

Но это не так. Наша судебная система и особенно НКВД дела на убитых не уничтожала – ведь это было единственное оправдание законности самого факта убийства. Кроме того, в этом указании приказано изъять из уничтожаемых дел все «неиспользованные документы, а также материалы, представляющие оперативный интерес». А какой оперативный интерес у НКВД могут вызвать польские офицеры, если они покойники? И это указание было дано в октябре 1940 года, через 5 месяцев после так называемой «гибели военнопленных»! Но раз в октябре у НКВД был к этим людям «интерес», то, значит, они были еще живы, в противном случае их дела сожгли бы не глядя!

А какой это может быть интерес? Рассмотрим акт об уничтожении 4031 учетного дела на военнопленных в Старобельском лагере (Документ 2, стр. 225). В пункте 9 сказано, что уничтожены «фотокарточки военнопленных вторые экземпляры 68 штук». Заметьте, подчеркнуто: уничтожены вторые экземпляры, чтобы начальство не подумало, что сжигающая документы комиссия сдуру уничтожила и первые. Следовательно, фотокарточки 4031 «покойника» были нужны! Зачем?

Вероятнее всего, в связи с изменением статуса военнопленных на них заводились новые дела – уголовные и для экономии из старых дел – дел военнопленных – изымалось все, что могло пригодиться в новых. А это косвенное доказательство того, что пленные на 25 октября 1940 года были живы!

В сборнике «Катынская драма», который мы называем Документ 2, помещена статья польского автора Ч. Мадайчика с этим же названием. Автор полностью убежден, что польских офицеров убили русские. Но в статье собрано множество эпизодов «вообще» об этих офицерах. В их числе есть и такой.

Оказывается, начиная с августа 1940 года заместитель Берии небезызвестный Меркулов с другими высокопоставленными сотрудниками НКВД начинает создавать Войско Польское в СССР! Он собирает в тюрьмах Москвы и ведет длинные разговоры с множеством польских офицеров во главе с генералом Пшездецким, выбирая тех, кто бы дружественно относился к СССР, готов был сражаться с немцами и считал бы незаконным польское правительство в эмиграции. Как это понять? Ведь по версии обвинителей СССР, Меркулов только что (два месяца назад) организовал расстрел всех этих офицеров и тут же, как говорится «не моргнув глазом», формирует Войско Польское, для укомплектования даже одной дивизии которого потребуется не менее тысячи человек офицерского состава. Он что – дебильный? Но если он этим делом лично занимался, и занимался до конца 1940 года, значит, он был уверен, что кадры для Войска Польского у него есть!

Вот ведь ситуация – поляки дают СССР данные о том, что версия немцев об убийстве их пленных Меркуловым сомнительна, а правительство СССР из шкуры лезет (передав свое рвение Президенту России), чтобы доказать: нет, это мы убили польских пленных, мы – Советский Союз.

Далее, обвинители утверждают, что все эти манипуляции с военнопленными делались в строжайшей тайне. Сопруненко, оказывается, требовал «соблюдать строжайшую конспирацию при переезде в тюрьмы НКВД» (Документ 2, стр. 34).

Но на чем основано это утверждение? По словам обвинения – на тех документах, которые Горбачев передал Ярузельскому и которые якобы неопровержимо доказывают, что поляков убили Берия и Меркулов. Действительно, на них почти повсеместно стоит гриф «Совершенно секретно». Почти на всем: на списках, на справках о профессиональном составе пленных, о количестве среди них ксендзов. Редко где – гриф «Секретно». Но на акте о сожжении дел военнопленных, на сводках о движении вагонов на Смоленск, на справке о количестве списков на отправку пленных из Старобельского лагеря – грифа секретности нет вообще! Это не секретные документы, в свое время они открыто валялись на всех узловых станциях, а, следовательно, и дела, в них описанные, не секретны! Так где же здесь видна «строжайшая конспирация»?

Вот мы рассмотрели еще одну группу доказательств обвинения в том, что пленных польских офицеров убили советские органы. Где же здесь «неопровержимые», где просто «доказательства»? Ведь эти документы доказывают обратное – что пленные на начало 1941 года были живы.

И наконец, последняя группа «неопровержимых доказательств» – показания нужных обвинению свидетелей.

Первый – сам начальник Управления НКВД СССР по делам военнопленных П.К. Сопруненко. Допрашивали его полковники юстиции, в том числе 47-летний Н. Анисимов. Как понятно из Документа 1, задачей полковников было добиться от Сопруненко показания, что приказ об убийстве военнопленных отдал Сталин и Политбюро. Сопруненко отчаянно сопротивлялся в многоопытных руках полковников. Лев Елин даже пишет, как «Сопруненко вконец измучил следователей», пока показал, что приказ расстрелять пленных дало Политбюро.

А задумаемся – чего он сопротивлялся? Ведь наказание ему не грозило, да и сам он не убивал, более того – это снимало с него ответственность даже моральную. А может, ему мешала его совесть, и он долго, пока не сломался, не хотел стать перед смертью клеветником? Ведь «замучил» 47-летних полковников юстиции «83-летний старик, перенесший операцию на желудке и не покидавший свою квартиру». Старик, которому на допросе даже на койке «тяжело сидеть, он то и дело меняет позу, откидывается на подушку», -пишет наблюдательный Лев Елин.

Хорош свидетель, нечего сказать! У коллег нынешних полковников из 1934-1953 г.г. свидетели, пожалуй, были лучше. Конечно, надо бы послушать Сопруненко лично, без опеки дюжих полковников, но тем не менее отметим, что он – сотрудник НКВД, он исполнитель, как на бойне – ему скажут, и он бьет, такая его работа. Возникает в связи с этим сомнение следующего порядка: никакого распоряжения в этом духе от Политбюро ему, исполнителю НКВД, быть не могло. Эти люди действительно убивали, но убивали и их. Вспомните сподвижников Ягоды и Ежова. Их убивали за незаконные репрессии. И выжить в НКВД можно было, только действуя строго по закону. И действительно, многочисленная литература показывает, что НКВД, как это ни звучит парадоксально, действовал строго по закону. Строже, чем кто-либо.

Если, например, при расследовании дел по какой-то статье УК разрешалось применять пытки – их применяли, а если по какой-то – нет, то подсудимый мог как угодно издеваться над следователем, тот не мог его и пальцем тронуть. Этих людей, повторяю, расстреливали, может, чаще других.

Поэтому и не мог приказ Сталина поступить исполнителям НКВД: они его не могли исполнить, для этого им нужен был только один документ — приговор суда, в данном случае – Особого совещания. А судам по законам СССР и тогда, и сейчас никто ничего не мог приказать. (Хотя и тогда и сейчас наши суды охотно исполняют любые приказы. Но это приказы, устные – письменными они просто не могут быть!) Иначе такой приказ для членов суда — неопровержимая улика, что они вынесли приговор не из собственного убеждения в вине подсудимого. А это уголовное преступление -заведомо неправосудный приговор.

Автору казалось, что за тридцать лет власти у Сталина могли быть случаи, когда он мог дать приказ «убить» без суда. (Создал же де Голль государственную организацию, которая убивала членов ОАС без суда.)

Например, в 1941 году был такой случай. Немцы броском подходят к Орлу. В тюрьме Орла – эсеры. Вывезти невозможно, оставить немцам – тоже. Время измеряется часами. Вот, казалось бы, момент, когда Сталин лично дал приказ убить. Но нет! Верховный суд под председательством Ульриха собрался и вынес эсерам смертный приговор. Все законно, если решение Ульриха можно назвать законным. Оно, конечно, преступно. Но действия НКВД в Орле – законны.

Представьте себя на месте начальника тюрьмы. К вам поступила команда – неважно, письменная или устная – от Меркулова или Берии расстрелять кого-либо. Вы расстреляли. А завтра Берию или Меркулова объявляют врагом народа, как уже объявили лучших друзей Сталина – Ежова, Ягоду и прочих. Что с вами будет? Вас же расстреляют как их пособника. И что толку, если они ссылаются на Сталина или показывают вам бумаги с его подписью? Вы-то лично со Сталиным не говорили! А бумага... ее и подделать можно.

Поэтому в таких делах главное – приговор суда. Как и почему он его вынес – это уже не ваше дело, главное, что вам приказал убить тот единственный, кто мог по закону это сделать – суд. Бумажка от суда обязана быть! Это алиби для НКВД, алиби в том, что они не убийцы и не подлежат наказанию как таковые.

Ссылка на Особое совещание есть во многих документах, связанных с нахождением у нас в плену польских офицеров. Обязаны быть и его приговоры, и должно их быть столько, сколько офицеров. Это прямые доказательства. Найти их – и не надо мучить больных стариков, добиваясь от них признания, что «убил Сталин». И не надо искажать смысл слова «разгрузка лагерей», не надо гадать на актах о сожжении дел военнопленных или на железнодорожных графиках.

А в работе обвинителей и с Сопруненко, и со следующим свидетелем поражает то, что следователи не ищут Особое совещание, его документов, не разыскивают тех, кто был его членами. Почему? Может быть, потому, что эти документы найдены, но в них нет слова «расстрелять»?

Ведь хотя Сопруненко сказал «мы убили» – этого мало: в нашей системе правосудия, в руках полковников, оговорить себя ничего не стоит. А слова Сопруненко ничто не подтвердит (мы это показали выше и покажем ниже) , более того, ему надо будет объяснить суду многое – от кого он получил приговоры, куда их сдал, зачем изымал из дел фотографии «покойных поляков» и т.п.

А теперь свидетель, который признался, что «убивал». Стоит посмотреть на его фотографию, на его острый взгляд, чувствуешь, что следователи Прокуратуры СССР рано радовались, когда, по их мнению, «раскололи» Д. Токарева – 89-летнего старца, бывшего начальника НКВД Кировской области. Потому что вряд ли он подтвердит свои показания на любом публичном суде.

Судите сами. Он выдает такую версию расстрела поляков. Их привозили в тюрьму города Кирова (охрану тюрьмы на это время куда-то дели), и там только 10 специально подобранных человек (никаких свидетелей, по приказу Кобулова, якобы, не должно было быть) занимались исполнением приговоров Особого совещания (которых, заметим, полковники юстиции и здесь не ищут). Представьте. Тюрьма – здание не маленькое, а 10 человек – это все, включая шоферов. По версии Токарева, нужно было вывести из камеры пленного, да так, чтобы поляки ничего не заподозрили и не подняли бунт, пройти с ним через многочисленные двери, которые надо отпирать и запирать, прийти в красный уголок, там заполнить на него анкету (и Токарев и следователи забыли, что для этого нужен и переводчик), затем надеть наручники, провести в комнату расстрелов, убить, убедиться, что мертв, вытащить во двор, да так, чтобы не залить тюрьму кровью, погрузить в крытую машину. Время от времени куда-то девать кровь из камеры расстрелов. (Наверное, так обычно проходило в этой тюрьме исполнение приговоров.)

А теперь прикиньте, сколько на это может уйти времени, даже если очень спешить? Наверное, не менее 30 минут на человека. Расстреливали, по словам Токарева, только в темное время суток, то есть от силы – в течение 10 часов. Если все это время расстрелы шли непрерывно, то за ночь можно было убить около 20 человек, ну 30 – максимум. А Токарев спокойно заявляет, что убивали по 300 человек, то есть через каждые 2 минуты! (Это при том, что солдаты по ровной дороге, без закрытых дверей, «походным шагом» за 2 минуты не пройдут и 200 метров!) И за месяц убили 6000 человек! При этом учтите, что те же самые люди должны были вывезти трупы и закопать в 30 километрах за городом.

По-видимому, хитрый старец подстраховался: не в силах устоять перед полковниками, он дал такие показания, от которых мог бы впоследствии без труда отказаться, как от очевидно глупых, потребовать назначить следственный эксперимент и им подтвердить свой отказ от показаний.

Ведь мы знаем, что, когда немцам надо было расстрелять сразу много людей, например, евреев в Бабьем Яру, они никогда не делали этого в тюрьмах, а только над готовыми могилами. Иначе они бы просто не справились, как бы много солдат и полицейских при этом деле ни толпилось.

Но это не единственная «шутка» старца. Он сообщает, что 6000 поляков похоронены у дач НКВД (как и в Катыни) в селе Медном с помощью редкого в те годы экскаватора, то есть очень глубоко. Но там, на дачах НКВД, во время войны был госпиталь. И в месте, указанном Токаревым, похоронены наши умершие от ран солдаты. Кроме того, там же действительно хоронили расстрелянных немецких пособников (Документ 2, стр. 177). В общем, он дал возможность прокуратуре изрядно помахать лопатой, тем более, что черепов с пулевым отверстием они найдут много, но нужных им не найти.

Так, как и эта «шутка» старца была не последней. Дело в том, что у обвинителей, как и у немцев, есть одна деталь, которая портит абсолютно все. Поляки в Катыни были убиты немецким оружием. В СССР было достаточно своего оружия – зачем НКВД в 1940 году нужно было расстреливать немецким? Немцы понимали это и делали все, чтобы ни одна гильза, ни одна вынутая из черепов Катыни пуля ни к кому не попала. Но скрыть этого нельзя, это факт. И следователи Прокуратуры СССР, радуя «лучшего немца», делают ход для объяснения этого неприятного для обвинения факта.

Они «убеждают» Токарева дать им показания, что пленных убивали из немецких пистолетов «вальтер», так как, дескать, советские «ТТ» выходили из строя. Конечно, советскому конструктору оружия Токареву есть отчего обидеться на однофамильца за свой славный пистолет, который благодаря своей надежности до сих пор стоит на вооружении в ряде стран, но дело даже не в этом. Был на вооружении безотказный револьвер «наган». Можно было взять десять пистолетов, стрелять из каждого по очереди, давая остальным остывать. Ведь это не бой, быстрота перезаряжания или смены оружия не требовалась. Но Токарев выдумал сказку про чемодан с «вальтерами», которые руководитель акции выдавал вечером, а утром забирал и прятал в чемодан. И вот пистолетами из этого чемодана якобы были убиты все 15 000 польских пленных, в Катыни в том числе. Подвох здесь в том, что если иметь в виду «вальтер» П-38, действительно безотказный, то он имеет калибр 9 мм, а советские – пистолет «ТТ» и револьвер «наган» – 7,62 мм. Так что следователям прокуратуры надо будет копать землю под селом Медным до тех пор и так глубоко, пока они не найдут 6000 черепов с пулевыми отверстиями 9 мм. Так как после войны в тюрьме города Кирова могли появиться и трофейные «вальтеры», какое-то количество таких черепов может быть. Но что их будет 6000 – глупость. Не случайно в Документе 1 дана фотография людей с лопатами в траншеях с подписью «Эксгумация останков расстрелянных поляков в районе поселка Медное», но ни о каких останках нет ни слова. А ведь если нет убитых, то нет и убийства. Копайте, ребята, глубже.

Этими «вальтерами» старичок окончательно запутал следствие. Если и в Катыни расстреливали из «вальтеров», как вынудили следователи дать Токарева показания, то у могил должны были лежать гильзы 9 мм, а в черепах – пули 9 мм. Но там лежали, и это абсолютно точно, гильзы 7,65 и 6,35 мм (Документ 2, стр. 59, 98, 100).

Старичок-то большим шутником оказался.

Вот вам и два свидетеля, дающих в руки известной нам прокуратуры «неопровержимые доказательства». Верить им?

И наконец – оружие. Если не установлено точное время убийства, то тогда в нашем деле оружие может указать на убийцу. В могилах Катыни - гильзы немецких патронов. Есть гильзы, есть пули – можно установить тип оружия. Но немцам это было не нужно, полякам не нужно, нашей прокуратуре тоже было не нужно – очевидно, потому, что это не нужно было «лучшему немцу» и «всенародно избранному».

Следствие упорно не ищет приговоров Особого совещания, а это самое слабое место обвинения. Оно его упорно обходит, и у вас – суда – это должно вызвать наиболее сильное подозрение.

Итак, суд, что же вы имеете? Сотни страниц длинных разговоров о том, что в апреле-июне 1940 года советские органы расстреляли 15 000 . польских офицеров; и ни одного, ни прямого, ни косвенного доказательства, ничего, что можно было бы принять на веру. Ничего.

А 16 октября 1992 года газета «Известия» вместе с братьями по разуму радостно сообщила, что найден протокол Политбюро по вопросу о польских пленных – новое «доказательство». В обширном материале «Катынь – злодеяние высшего руководства партии большевиков» есть все, что угодно, любые домыслы. Все, кроме... маленькой подлинной цитаты из протоколов Политбюро. И на конец октября даже сотрудники генерала Филатова, специально занимающегося Катынью, не видели этого протокола и не могут его найти. Чувствуется, что этому «доказательству» такая же цена, как и всем остальным.

А ведь вы взялись вести суд неправедный, вы совершенно не рассматривали доказательств защиты. Например, хотя бы тех документов в «Военно-историческом журнале», которые публикуются с 1989 года почти непрерывно.

Так кому это надо, кто нуждается в таком обвинении СССР? Польский народ? Советский народ?

Начато было это дело во имя сладкой жизни кучки продажных, подлых политиканов и журналистов. Во имя тех же действующих лиц оно и продолжается сейчас – только такой вывод суду и можно сделать.

Но основании косвенной улики — отсутствия в хранившихся у немцев бумагах убитых офицеров бумаг с датой после 1940 года – поляки сделали вывод, что убили русские.

Так примите же, поляки, такое же косвенное доказательство того, что польских офицеров убили немцы, причем это доказательство хранится у вас.

В статье Ч. Мадайчика «Катынская драма» есть показания Грациана Яворовского, который участововал в раскопках в 1943 году в составе немецкой комиссии и был глубоко уверен, что пленные убиты русскими в апреле — мае 1940 г. Он пишет: «На то, что преступление было совершено весной, указывали бывшие когда-то свежими березовые листочки, находящиеся в земле в могилах». Внимателен был Грациан Яворовский – спасибо ему.

Если березовые листочки в земли могил не сгнили, то это указывает, что они скорее всего попали в эту землю в октябре 1941 года, а не в мае 1940, то есть за 1 год и 9 месяцев до раскопок, а не за 3 года и 2 месяца, и пролежали в земле одно лето – сезон, когда листья гниют, а не три.

Так вот. Дорогие поляки. Русские любят париться в банях и хлещут себя в них березовыми вениками. Веники режут весной, когда листья только распустятся. При этом листья сидят на ветках так прочно, что и высушенные, а потом распаренные, они, даже при сильных ударах о тело, не осыпаются, и веником можно париться несколько раз. Листья на березе, как на дубе, держатся очень прочно, и особенно весной.

И если Грациан Яворовский увидел в земле могил березовые листья, хотя могилы были в сосняке и на земле вблизи них была хвоя, то, значит, занес эти листья в могилы ваших дедов и отцов осенний ветер – осенний, а не весенний. И значит, расстрел был осенью 1941 года, а не весной 1940-го и, следовательно, убили их немцы.

ГЛАВА 3. ОЦЕНКИ СТАЛИНА

ОЦЕНКИ КОМЕДИАНТОВ

Это большая прослойка — писатели, поэты, журналисты, артисты. Их Дело – наполнять досуг людей. Они же формируют общественное мнение, так как их поле деятельности – пресса, ТВ, радио, печатные издания. Именно по этой причине Сталин уделял им особое внимание. Они по отношению к другим всегда имели льготы. Уже говорилось, что с этой частью интеллигенции России как-то не везло. В большинстве случаев они не разбираются профессионально в Делах государства, их моральные качества оставляют желать лучшего. Похоже, для многих из них подлость, трусость, лакейство, низкопоклонство являлись и являются нормой, и они не видят здесь ничего предосудительного.

Как составная часть бюрократии, они неистово восхваляют действующее бюро, вводя страну в заблуждение, а после смерти руководителя подло клевещут на него.

Нет нужды описывать оценку, которую дают Сталину комедианты, но интересно посмотреть на интеллектуально-моральные качества самих комедиантов.

Возьмем книгу Ю. Борева «Сталиниада», где автор собрал всю дрянь о Сталине, причем трудился над этим «около полувека». Учтено все, что характеризует Сталина как злодея. Остальное тоже учтено, но с пояснениями типа: Сталин тут поступил неплохо только потому, что хотел поступить плохо.

Однако сработал закон перехода количества в качество. Многие из тех, кто прочтет книгу и непредвзято отнесется к Сталину, с удивлением отметят, что он выступает одним из порядочных персонажей, если характеризовать его по фактам, а не по комментариям Борева. Зато крайне убого выглядят сами комедианты, яркий представитель которых – сам Ю. Борев, «профессор-доктор», как пишется о нем в аннотации.

Возьмем, например, умственные способности Ю. Борева. Скажите, мог бы человек с обычным средним образованием записать и за 50 лет не проанализировать такой описанный им факт «зверства» Сталина: «Говорят, Вознесенский был подвергнут средневековой казни: в его живот была зашита крыса, которая, проголодавшись, пожирала внутренности несчастного».

Как, по-вашему, этот «профессор-доктор» представляет себе живот человека? Как ящик, в котором сверху свисают внутренности, а по полу бегает крыса и откусывает их?

И стоит ли удивляться, что «профессор-доктор» с удовольствием записывает следующий эпизод из жизни «садиста-Сталина».

«По словам Зинаиды Гавриловны Орджоникидзе, Сталин любил поиздеваться над ближними. Объектом таких издевательств нередко был его секретарь Поскребышев. Однажды под Новый год Сталин развлекался таким образом: сидя за столом, он сворачивал бумажки в маленькие трубочки и надевал их на пальцы Поскребышева. Потом зажигал бумажки, подобно новогодним свечам. Поскребышев весь извивался и корчился от боли, но не смел сбросить эти трубочки. ...Жена Поскребышева была родной сестрой жены Седова – сына Троцкого. Рассказывают, что ордер на арест своей жены Поскребышев должен был лично передать Сталину на подпись. При этом он попытался взять ее под защиту. «Раз органы НКВД считают нужным арестовать твою жену, – ответил Сталин, – значит, это необходимо». И подписал ордер. Увидев выражение лица Поскребышева, Сталин рассмеялся: «Ты что, бабу жалеешь? Найдем тебе бабу». Действительно, вскоре в квартиру к Поскребышеву пришла молодая женщина и сказала, что ей поручили заниматься его хозяйством».

Тут не только умственная неполноценность «профессора-доктора», тут какой-то комплекс неполноценности. Видимо, Ю. Борев сам действительно считает такое возможным, то есть если бы он был на месте Сталина, то развлекался бы именно таким способом. Ордер на арест подписывает прокурор или суд, инстанции, к которым Сталин не имел отношения, но как это объяснить людям с умственным уровнем «профессора-доктора»? В этом эпизоде он заодно намекает, что Сталин сводник, но на следующей странице пишет: «Когда Василий Сталин подрос, он стал домогаться подруги Светланы. После напрасных попыток его осадить та пожаловалась Светлане. Светлана рассказала об этом отцу. Сталин взял ремень и жестоко выпорол Василия. После этого Василий прекратил свои приставания, боясь отца и порки».

Здесь Ю. Бореву хотелось, видимо, показать, что Сталин был садист и по отношению к детям, но ума не хватает понять, что этот эпизод никак не согласуется с предыдущим о сводничестве.

Эти эпизоды «из Борева» даны в качестве примера ранее сказанного, что «профессор-доктор» напихал в книгу много всего, не думая, в связи с чем количество не могло не перейти в качество. Но оставим «профессора-доктора» и перейдем к его братьям по уму, чести и совести. Прежде всего поражает их какая-то подлая, патологическая трусость.

Поэт Антокольский по команде партийного чиновника делает приседания и на вопрос, как можно опуститься до такой низости, мямлит: «Ну... во-первых, я член партии, а во-вторых, я испугался».

Этот-то еще на ногах устоял, а эти:

«Как-то после войны Козинцев показывал свой фильм Сталину и пытался угадать его впечатление. Вдруг вошел Поскребышев, передал записку, посветил фонариком. Сталин буркнул: «Плохо». Козинцев потерял сознание. Сталин сказал: – Когда проснется этот хлюпик, скажите ему, что «плохо» относится не к фильму, а к записке. Товарищу Сталину весь мир говорит «плохо» – не падает же Сталин от этого в обморок».

Или этот:

«Рабинович был правительственным фотографом – снимал членов Политбюро, членов ЦК, партийные съезды, международные конгрессы. Летним утром 1937 года он устанавливал свой треножник на одной из дорожек Кремля. К фотографу подошел Сталин: – Что же это вы, гражданин Рабинович, скрыли, что вы из дворян? Рабинович от страха упал в обморок».

Или такой эпизод. Сталин смотрит балет. В антракте проходит мимо разговаривающих Храпченко и какого-то видного балетмейстера (Борев не захотел его назвать). Сталин им бросает на ходу: «Все о делах, о делах, потанцевали бы...» И профессор Храпченко с балетмейстером тут же, без музыки начали немедленно вальсировать.

Борев тщательно проводит мысль, что тогда все были такие, все боялись и нельзя было иначе, но в других эпизодах, где идут потуги облить Сталина грязью, всплывают и другие факты. Вот, например, взаимоотношения М. Шолохова и секретаря ЦК по идеологии Стецкого: «Однажды в компании Стецкий стал критиковать Шолохова за то, что его главный герой Мелехов – настоящая контра. И многое в том же духе. Потом он сказал: – Ты, Шолохов, не отмалчивайся.

Шолохов спросил: – Ответить вам как члену ЦК или лично? – Лично.

Шолохов подошел к Стецкому и дал ему пощечину. На следующий день Шолохову позвонил Поскребышев. – Товарища Сталина интересует, правда ли, что вы ответили на критику Стецкого пощечиной? – Правда. – Товарищ Сталин считает, что вы поступили правильно».

Между прочим, Шолохов мог бы и поприседать, как Антокольский, но не стал, мог бы предать своих друзей, как это делали другие, но тоже не предавал. Когда в Ростовском обкоме арестовали друзей Шолохова, он немедленно выехал в Москву, причем открыто, а не тайно, как это утверждает Борев. Попросил приема у Сталина, защитил друзей, их дело было возвращено и пересмотрено, они освобождены и восстановлены в должности. Можно было? Да, но для таких поступков нужно быть порядочным человеком.

Таких среди критиков Сталина нет. Вот, к примеру, критик, храбростью которого все восхищаются. Борев пишет об этих событиях так:

«Мандельштам был убежден, что он — поэт, живущий, как божья птица, вольно и впроголодь, – имеет право брать у всех все, что ему нужно. Однажды он взял взаймы деньги у прозаика Бродского. Через некоторое время заимодатель грубо, в оскорбительной для Мандельштама и его жены форме стал требовать деньги. Произошла ссора. Чтобы ликвидировать инцидент, был назначен товарищеский суд под председательством Алексея Толстого, о котором в 30-х годах говорили, что в его жилах течет половина графской и половина свинской крови. Когда я пишу эти слова, во мне все протестует против столь резкой и несправедливой оценки. Однако в предании прозвучала такая характеристика, и я не считаю себя вправе быть ее цензором. Суд решил, что Мандельштам не прав, присудил его к возвращению долга и вынес общественное порицание. Тогда разгоряченный поэт встал, подошел к Толстому и со словами: «А это вам за ваш Шемякин суд», – дал ему пощечину».

Когда я прочел эти строки, то подумал, что О. Мандельштаму должно быть на момент описываемых событий лет 20, не больше, поскольку наглость «божьей птички», ограбившей доверчивых кредиторов, объяснима для безусого юнца. Каково же было удивление, когда наткнулся на фотографию Мандельштама, раскрыв как-то том его сочинений. Это оказался лысый джентльмен с весьма потасканной физиономией, который кончал в то время вторую половину пятого десятка! И в эти-то годы такая откровенная подлость в поступках?

И уже не удивляла его «критика» Сталина в широко известном стишке:

«Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны.

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей.

Он играет услугами полулюдей,

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет.

Он один лишь бабачит и тычет, Как подковы, кует за указом указ -Кому в пах, кому в лоб, Кому в бровь, кому в глаз. Что ни казнь у него, то малина И широкая грудь осетина».

Непонятно, в чем здесь Мандельштам критикует Сталина? Разве только за то, что Сталин пользуется «услугами полулюдей», но сам Мандельштам к кому себя причислял? Ведь как только Мандельштама сослали в ссылку за этот стишок и после вмешательства Сталина освободили, то он тут же написал ему хвалебную оду. Это что, не «услуга полулюдей»?

Стишок – просто попытка, оскорбив Сталина, прославиться, причем Мандельштам для оскорбления пользуется приемами, которые очень не любят, к примеру, евреи – национальностью и внешним видом. Сталин – горец, осетин, у Сталина – пальцы как черви, усы как у таракана, ходит в сапогах, не говорит, а бабачит.

Интересно, как защищал «птичку божью» ее друг Пастернак. Считается, что он хлопотал, но где и как — непонятно. По крайней мере, сам не обратился к Сталину, а вот тот задал ему вопрос: – Товарищ Пастернак, хороший ли поэт Мандельштам?

Не соотнеся свой ответ с драматической ситуацией, в которой находился Мандельштам, и опасаясь подозрения, что он знает стихотворение о Сталине, Пастернак стал путано рассуждать о достоинствах и недостатках поэзии Мандельштама. Сталин повторил: – А как идут дела у поэта Мандельштама? – Он сослан. Я хлопотал, но безуспешно. – А почему вы не обратились ко мне? Я к своим друзьям отношусь лучше: если бы мой друг был в таком положении, я бы на стену лез. – Но что же мне делать? – Ну ничего, с Мандельштамом теперь все будет хорошо. – Спасибо, Иосиф Виссарионович, я бы хотел с вами встретиться и поговорить. – О чем? – О жизни и смерти.

Сталин не ответил. В трубке раздались гудки. Пастернак, решив, что его разъединили, дозвонился до секретариата Сталина. Ему ответили: – Вас не разъединили. Товарищ Сталин повесил трубку. Пастернак того же поля ягода (или – овощ), что и Мандельштам. Мандельштам в стишке обижался, что не «чует под собой страны»,

вот не ложится нехороший СССР под Мандельштама, и все тут! А Пастернак думал, что у Сталина столько же забот, сколько и у него. То есть проснется утром, походит по комнате, поковыряет в носу и решит: «Позвоню, пожалуй, Пастернаку, поговорю с умным человеком о жизни и смерти».

Прочтешь эти эпизоды и думаешь: «Кто здесь подлец, а кто – порядочный человек?»

Подлость стала нормой жизни комедиантов, и они ни тогда, ни сейчас ее просто не замечают. Ю. Борев спокойно пытается оправдать такой ее образчик:

«Философ и искусствовед Михаил Александрович Лифшиц рассказывал о междоусобных схватках среди интеллигенции в 30-40-х годах. Политические ярлыки были метательными снарядами этой борьбы, а доносы, или, как тогда выражались, «своевременные сигналы» — ее орудиями. Участвовал ли я в этом? – спрашивал Лифшиц и отвечал: – Все участвовали, и я тоже. Иначе нельзя было ни писать, ни печататься, ни существовать в литературе. Ну, например, Нусинов выступает в прессе и обвиняет меня в том, что я искажаю марксизм, отрицаю роль мировоззрения в творчестве или не признаю сталинское учение о культуре. В его своевременном сигнале дан набор проступков, тянущий на 58 статью. Если я промолчу, вполне возможно, что меня посадят. Чтобы избежать этого, я публикую статью, в которой доказываю, что Нусинов не признает диктатуру пролетариата или отрицает лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Я даю шанс сесть в тюрьму и моему оппоненту. Я такой же доносчик, как и Нусинов, а то, что сажают его, а не меня – это уже лотерея или убедительность аргументов и искусство полемики. Впрочем, сажали и вне зависимости от убедительности доводов в споре».

Сегодня эти признания могут показаться циничными, но в неэвклидовом моральном пространстве искусно сформированного противочеловечного общества действовали моральные нормы человека, находящегося под пыткой».

А ведь представьте, «сигнал, тянущий на 58 статью», попадает к следователю НКВД, к прокурору, к судье. Что им делать? Сидеть сложа руки, чтобы их обвинили в попустительстве?

Разве Сталин приказывал писать доносы друг на друга? И смотрите, как «мудро» Ю. Борев оправдывает эту подлость: «неэвклидовое моральное пространство»! А кто его создал? Лифшицы и Нусиновы своими доносами! «Моральные нормы человека, находящегося под пыткой». Оказывается, по Ю. Бореву, моральные нормы человека должны меняться в зависимости от условий, в которых он находится. Но Иисус и на кресте исповедовал те же моральные нормы, что и до распятия, и на кресте ни на кого не доносил, не предавал, в отличие от Иуды, который предал и без пыток. Кстати, а кто пытал в это время Лифшица с Нусиновым? Ведь они могли уйти с работы, где, как они считали, нужно доносить, на работу, где этого не требовалось, например, стать рабочими. И мысли такой нет, эти Боревы и Лифшицы готовы на любую подлость, лишь бы быть в комедиантах, лишь бы успеть лизнуть власть предержащего, лишь бы успеть отхватить от него какие-либо блага. Это их мораль.

Только-только определился Ельцин в вождях, а вокруг него уже толпится муравейник наипреданнейших комедиантов, демократичных из самых демократичных, все эти жванецкие и хазановы, рязановы и ульяновы, все преданно смотрят в глаза, все норовят попасть пред светлые очи, все с готовностью обнажили языки. Ю. Борев в своей «Сталиниаде» привел гимн этих людей:

Вот скандал на всю Европу,

Срамота-то, срамота –

Тридцать лет лизали ж...,

Оказалося – не та.

Только мы не унываем.

Смело мы глядим вперед –

Наша родина родная

Нам другую подберет.

ОЦЕНКИ ЛЮДЕЙ ЗНАЮЩИХ

Сейчас эти оценки мало кто слушает. Кому нужны при дерьмократии оценки Сталина людьми Дела – Жуковыми, Василевскими, Молотовыми, Яковлевыми...

Даже на У. Черчилля никто внимания не обращает, хоть он и через много лет после смерти Сталина утверждал: России неимоверно повезло, что у ее руля оказался в то жуткое время такой человек, как Сталин. Человек, который умел, по утверждению Черчилля, своих врагов бить руками своих врагов.

Эти оценки широко известны, но давайте посмотрим, как оценивал Сталина его враг – Гитлер. Не припомню работ, где эта оценка по-настоящему рассматривалась бы.

Сначала, судя по фактам, Гитлер недооценивал Сталина и, по сути, пренебрегал им. Это подтверждает, например, В. Шелленберг. Он написал мемуары в начале 50-х годов, еще при жизни Сталина. Сам Шелленберг, умерший в 1952 году, судя по всему, был человеком весьма чванливым, непрерывно подчеркивающим свою исключительную интеллигентность, свой ум. Прямо он Сталина не ругает и не хвалит, но приводит эпизоды, по которым можно оценить отношение Гитлера к Сталину. Например, дело Тухачевского.

Шелленберг утверждает, что германский генштаб был настроен крайне просоветски, его генералы не верили в западных союзников, а вот германская буржуазия была яростным противником СССР.

В 1937 году агент Гейдриха, шефа службы имперской безопасности, белогвардейский генерал Скоблин сообщил: «Тухачевский, Маршал Советского Союза, участвовал вместе с германским генеральным штабом в заговоре, имевшем целью свержение сталинского режима».

Шелленберг пишет, что Гейдрих решил использовать этот материал, дабы нанести удар по руководству Красной Армии. Эта версия 1951 года звучит несколько глуповато, так как в 1937 году Германия еще не собиралась воевать с СССР, даже границ общих не было. Но Шелленберг тут же проговаривается, с какой целью Гейдрих представил Гитлеру материал генерала Скоблина: «Сам материал не был полным. В нем не содержалось никакого документального доказательства активного участия руководителей германской армии в заговоре Тухачевского. Гейдрих понимал это и добавил сфабрикованные сведения, чтобы скомпрометировать германских генералов. Он чувствовал себя вправе так сделать, коль скоро этим мог ослабить растущую мощь Красной Армии».

Как видите, ясно видны ослиные уши «ослабления Красной Армии». Как можно «ослабить Красную Армию», компрометируя германских генералов?

Шелленберг пытается скрыть, что к 1937 году между Гитлером и генштабом еще существовала вражда, и фюрер желал свалить непокорных генералов. Подтверждается это и тем, что Гитлер не запросил в генштабе необходимые документы, а Гейдрих по его заданию организовал взлом секретных архивов генштаба, изъятие документов и пожар, чтобы скрыть взлом и список похищенного. Шелленберг пишет:

«В свое время утверждалось, что материал, собранный Гейдрихом для дискредитации Тухачевского, состоял большей частью из заведомо сфабрикованных документов. В действительности же подделано было не больше, чем нужно для заполнения некоторых пробелов. Это подтверждается тем, что весьма объемистое досье подготовили и представили Гитлеру за короткий промежуток времени – в четыре дня».

Заметьте, опять немецкие генералы в неведении, не они заполняют пробелы, а Гейдрих, Это вновь подтверждает – именно они первоначально были объектом акции.

Однако, получив документы, Гитлер решил вмешаться в дела Советского Союза, но стоял перед выбором – на чьей стороне? Утаить документы от Сталина? К власти в СССР придут военные. Так как война с СССР рано или поздно произошла бы, то для Гитлера узурпация власти военными задолго до войны была не лучшим исходом. Он предпочел Сталина. Кроме того, Тухачевский – друг германских генералов. Усилить его – усилить позиции германского генштаба. Гитлер выступил против Тухачевского.

В 1951-м Шелленберг сетует об этом: «Решение поддержать Сталина вместо Тухачевского и генералов определило весь курс германской политики вплоть до 1941 года и справедливо может рассматриваться как одно из самых роковых решений нашего времени».

Немного отвлечемся. Ныне принято утверждать, что заговора Тухачевского не было, что ни он, ни генералы ни в чем не виноваты. Их тайно судили, что было понятно и предусмотрено законом и тогда, и сейчас, но так же тайно и реабилитировали, что непонятно.

Если бы мы даже ничего не узнали о заговоре от Шелленберга, то и с советской стороны невиновность генералов неочевидна.

Был арестован Примаков и не признавался на следствии полгода. Затем вдруг признается {возможно, его подкосили материалы из Германии). В несколько дней арестовали Тухачевского, Якира, Фельдмана и других. Эти полностью признаются в течение недели! (Федьдман – и вовсе в день ареста.) А ведь пыток тогда НКВД еще не применял. Значит, было в чем признаться, если не держались шесть месяцев, как Примаков.

Судили их товарищи по оружию – все маршалы СССР, кроме Ворошилова. Его в ходе заговора должны были сместить, получалось, – он лицо заинтересованное и, естественно, не мог быть членом военного суда. Суд за день признал всех виновными и заслуживающими смертной казни.

Не имея документов этого дела, ничего утверждать нельзя, но все же в нем много подозрительного. Заговоры, измены в то время были делом чуть ли не обычным. Бухарин, например, в 1918 году собирался поддержать заговор левых эсеров – сместить и арестовать Ленина, заменить его Пятаковым, разорвать Брестский мир. Фактически Бухарин спровоцировал левых эсеров на убийство германского посла Мирбаха. И как ни в чем не бывало признался в этом в 1924 году.

В связи с передачей Гитлером материалов на Тухачевского, приведем еще один пример, который пригодится позже – об опытности государственных чиновников. Служба Гейдриха к 1937 году существовала едва три года, а ГПУ или НКВД – двадцать лет. Смотрите, как опытные гэпэушники расправляются со своими молодыми немецкими коллегами. Немцы предложили Сталину документы, а дальше:

«Сталин запрашивал, в какую сумму немцы оценивают собранный материал. Ни Гитлер, ни Гейдрих и не помышляли о том, что будет затронута финансовая сторона дела. Однако, не подав и виду, Гейдрих запросил три миллиона рублей золотом, которые эмиссар Сталина выплатил сразу после беглого просмотра документов».

Нынешние мудраки и это поставили бы Сталину в укор – ишь как разбазаривает народные деньги. Но... Шелленберг, не оценив комизма ситуации, через страницу пишет: «Большую часть суммы в три миллиона рублей, выплаченных нам русскими, пришлось уничтожить лично мне самому, так как вся она состояла из купюр высокого достоинства, номера которых, очевидно, были переписаны ГПУ. Всякий раз, когда какой-либо из наших агентов пытался использовать их на территории Советского Союза, его арестовывали в удивительно короткое время». Опыт есть опыт.

Но вернемся к оценке Сталина Гитлером. Итак, в 1937 году Тухачевский казался Гитлеру страшнее Сталина. К концу 1941-го он уже не видел в мире человека более страшного. Шелленберг приводит свой диспут с Гейдрихом, как удержать в покорности попавшие под оккупацию народы Советского Союза. Сам Шелленберг считает разумным разделить Советский Союз на автономные государства по национальному признаку и стравить их друг с другом. (Как видим, у Горбачева, Яковлева, Ельцина, Кравчука и других были предшественники.) Гейдрих приводит точку зрения Гитлера, основанную на другой концепции:

«Гитлер настаивает на скорейшем создании хорошо спланированной системы информации – такой, которой могло бы позавидовать даже НКВД: надежной, беспощадной, работающей круглосуточно, чтобы никто (никакой лидер, подобный Сталину) не мог бы возвыситься, прикрываясь флагом подпольного движения, ни в какой части России. Такую личность, если она когда-либо появится, надлежит своевременно распознать и уничтожить. Он считает, что в своей массе русский народ не представляет никакой опасности. Он опасен только потому, что заключает в себе силу, позволяющую создавать и развивать возможности, заложенные в характере таких личностей».

Как видите, к концу 1941 года уже не то, что Тухачевский, уже и советский народ был не так страшен. Главное — не дать в СССР появиться человеку типа Сталина.

К 1943 году начинают прозревать и некоторые соратники Гитлера. Небезызвестный шеф гестапо Мюллер говорил Шелленбергу: «Если нам суждено проиграть эту войну, то причиной будет не недостаточный военный потенциал; причиной будет духовная неспособность наших руководителей. У нас нет настоящих руководителей. Правда, у нас есть наш руководитель – фюрер, но на нем все замыкается. Возьмем толпу, находящуюся в его непосредственном подчинении. Кого вы там найдете? Они дни и ночи проводят в непрерывных ссорах: одни стремятся заручиться расположением фюрера, другие закрепить за собой власть. Несомненно, фюрер давно все видит, но, руководствуясь совершенно непонятными для меня соображениями, по-видимому, предпочитает именно такой порядок вещей, чтобы властвовать. Вот в чем его главный недостаток. У него отсутствуют качества государственного деятеля. Как бы я хотел думать иначе, но я все более склоняюсь к выводу, что Сталин умеет делать эти вещи лучше. Подумайте только, что пришлось перенести его системе в течение последних двух лет, а каким авторитетом он пользуется в глазах народа. Сталин представляется мне сейчас в совершенно ином свете. Он стоит невообразимо выше всех лидеров западных держав, и если бы мне позволено было высказаться по этому вопросу, мы заключили бы соглашение с ним в кратчайший срок. Это был бы удар для зараженного проклятым лицемерием Запада, от которого он никогда не смог бы оправиться. Видите ли, говоря с русскими, всегда ясно, как обстоят дела: или они вам снимут голову, или начнут вас обнимать. А эта западная свалка мусора все толкует о Боге и других возвышенных материях, но может заморить голодом целый народ, если придет к выводу, что это соответствует ее интересам».

К 1944 году при мысли о Сталине у Гитлера уже начинается паника, равносильная маразму. Шелленберг рассказывает, как его вызвал Риббентроп – министр иностранных дел Германии:

«Одну минуточку, Шелленберг. Мне нужно поговорить с вами об одном очень важном деле. Необходима строжайшая секретность. Никто, кроме фюрера, Бормана и Гиммлера, об этом не знает. – Остановив на мне пристальный взгляд, он продолжал: – Нужно убрать Сталина».

(Естественно, Шелленберг все время этим занимался, все время посылал агентов, но у него ничего не получалось. – Ю.М.)

«Я кивнул головой, не зная, как реагировать на такое заявление. Риббентроп объяснил мне, что весь режим в России держится на способностях и искусстве одного человека и этим человеком является Сталин. Он повернулся и направился к окну. – В личной беседе с фюрером, – продолжал он, – я сказал, что готов пожертвовать собой ради Германии. Будет организована конференция, в работе которой примет участие Сталин. На этой конференции я должен убить его. – Один? – спросил я. Риббентроп резко повернулся ко мне. – Фюрер сказал, что одному этого не сделать. Он просил назвать человека, который сможет помочь мне. – Риббентроп пристально посмотрел на меня и добавил: – Я назвал вас».

Поручить министру иностранных дел убить на конференции главу другой страны – это паника с маразмом.

На этом, пожалуй, кончим о Сталине и вернемся к обстоятельствам последнего рывка к дерьмократии.

ГЛАВА 4. ГОЛОВА В ТИСКАХ

ПРИЗНАКИ НАЛИЧИЯ ГОЛОВЫ

Рассказывая о лидерах стран 20-50-х годов, автор стремился показать, что это были люди, ясно видевшие цель, которую должна достичь их страна, и поэтому абсолютно ясно представлявшие себе, какие пути ведут к ее достижению, а какие нет. Одни были умнее, другие менее, но это не были безвольные или безумные марионетки в руках бюрократического аппарата.

Если их представить архитекторами, то это были архитекторы, которые ясно представляли себе, как должен выглядеть дом, который они строят, и потому, организуя строительство, они редко ошибались в последовательности или необходимости той или иной строительной операции. Другое дело, что идея дома не у всех была верна, одни строили его на песке, другие – из негодных материалов, возможно, и не подозревая об этом. Но они ясно понимали, что строят и зачем это нужно народам их стран.

Понимая, как выглядит дом, они давали команду сначала рыть котлован, затем монтировать фундамент, ставить стены и так далее. Вокруг могло быть много советчиков, доказывающих строителю, что самое главное крыша или окна. Но зная, как выглядит дом, эти люди никогда не монтировали крышу, не подведя под нее стены, какими бы учеными званиями ни владели их консультанты.

Они были руководителями стран и в этом видели свое предназначение, а не их страны были предназначены для того, чтобы они играли роль руководителей.

Характерным признаком наличия Головы является то, что Голова сама думает, а не поручает это кому-нибудь, даже если многие и считают этого кого-нибудь умным до гениальности. Она не будет ничего делать, пока не поймет, зачем это нужно стране, как этот кирпичик укрепит дом, что бы и как бы ей ни советовали.

Сталин был Голова. Этого у него не отнимешь. Он сам писал свои статьи и готовил свои речи. Это хотя и не обязательный, но характерный признак Головы. Если человеку статьи и доклады готовят другие – это безголовый, это уж точно. Конечно, у Сталина были помощники, которые находили для него цифры, цитаты, факты. Но идеи были его. Каганович вспоминал, что, по его мнению, у Сталина ни одно слово не выходило изо рта, если он его не обдумал.

Если решения, особенно неординарные решения по Делу, принадлежат Голове, они имеют два характерных отличия.

Во-первых, они кратки. Тут нужно понять вот что. Идея решения при принятии его на своем уровне не может быть объемной, так как она дается в виде задач 5-10 исполнителям. Дальше давать задачи, ставить их подчиненным своих подчиненных Голова не станет, так как вторгается в область своей некомпетентности, а Голова сама желает понимать, что делает, и неясных для себя решений не примет.

Автор как-то, ругаясь, пытался понять полученный из столицы приказ об организации снабжения производства товаров народного потребления. Приказ подписал какой-то очень высокий чин, но, без сомнений, его накарябал какой-то наукообразный чиновник, причем на 20 страницах. Как ни силился, но понять, что хочет официальный автор приказа, не мог. В это время зашел старый, бывший теперь на пенсии главный инженер завода и, смеясь над безуспешными потугами, вспомнил, что читал постановление Совнаркома за подписью Сталина об организации снабжения всей промышленности Советского Союза. Это постановление было на полутора страницах. И это понятно. Сталин не стал бы подписывать постановление, то есть свое решение, суть которого ему была бы не ясна. А всего знать нельзя, тем более в подробностях.

Во-вторых. Эти решения редки. Любые из них надо обдумать, найти данные для оценки обстановки, оценить ее и только затем принять решение. Если эти решения не банальны (например, подписать список награжденных) , а ответственны, то их много не примешь.

В тяжелейшем 1942 году, в том самом, когда Верховный Главнокомандующий дал приказ: «Ни шагу назад!», он, судя по номеру и дате приказа, при всей своей трудоспособности давал не более одного приказа в день! А, к примеру, министр черной металлургии СССР давал в год до 2500 приказов. Вот какой был стахановец. Не мудрено, что среди них часто попадались чрезвычайно вредные для Дела, а то и откровенный бред. Но об этом мы говорили и будем говорить ниже.

Это внешние признаки, а суть остается в том, что Голова сама оценивает обстановку и принимает решения, причем поскольку решений может быть много, то Голова, выбирая одно из них, берет на себя ответственность за отказ от других. Эти другие заведомо хороши для критиков, поскольку они никогда не осуществлялись и их непригодность не выяснена. Что бы Голова ни делала, всегда найдутся мудраки, который с пеной у рта будут доказывать, что другое решение было лучше. Да и не только мудраки, порой и толковые люди берут на себя смелость критиковать прошлое, не потрудившись мысленно перенести себя в то время и поставить на место того, кого они критикуют.

Автор, например, очень уважает писателя В. Карпова, его книгу «Полководец» считает наиболее умной книгой о советских военачальниках. Карпов единственный из писателей, кто понимает смысл действий полководцев, кто показывает красоту и оригинальность их решений. Но, видимо, есть предел понимания и у него.

В своей книге «Маршал Жуков» В. Карпов так оценивает военно-экономические действия Сталина:

«Советский Союз в течение первых 12 месяцев поставил Германии сырья на сумму примерно 500 млн. марок, в том числе 1 000 000 т кормовых злаков и стручковых плодов на сумму 120 млн. марок; 900 000 т нефти на сумму примерно 115 млн. марок; 100 000 т хлопка на сумму примерно 90 млн. марок; 500 000 т фосфатов; 100 000 т хромовой руды; 500 т железной руды (здесь, видимо, утеряны нули. – Ю.М.); 300 000 т железного лома и чугуна; 2400 кг платины, а также марганцевую руду, металлы, лес и прочее сырье...

Что же касается ответных поставок Германии, приведу только один пример. Нами был куплен крейсер «Лютцов», он стоил огромных денег. Но крейсера как такового мы не получили, немецкий буксир доставил в Ленинград корпус корабля без механизмов и вооружения. До начала войны его строительство так и не было завершено.

Вот так дурачили нашего «мудрого и гениального вождя народов» и так бездарно он отдавал столь необходимое нам самим стратегическое сырье, созданное великим трудовым перенапряжением народа».

Это точка зрения В. Карпова – бывшего полковника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. А вот точка зрения Б. Мюллера-Гиллебранта, бывшего генерал-майора фашистской Германии: «С начала войны вопрос о поставках военных материалов в другие государства приобрел особую остроту, так как в самой Германии положение с вооружением было напряженным...

...Италия предъявила значительные требования в отношении поставок современной военной техники... но... объем поставок оставался на первых порах незначительным. Румыния требовала оплатить часть ее поставок нефти военной техникой. (Она поставила в 1940 году 1 млн. т нефти, а СССР – 0,62 млн. т. – Ю.М.) С этой целью ей были поставлены противотанковые пушки и значительная часть трофейного оружия, захваченного в ходе Польской кампании.

Незначительное количество военной техники поставлялось Финляндии и Югославии.

Наибольшее значение после начала войны имели поставки в СССР... При этом с немецкой стороны было обещано в течение первых двух лет поставить в кредит товаров на сумму 200 млн. марок, в том числе в течение первого года – на сумму 120 млн. марок... Германия должна была незамедлительно обеспечить ответные поставки. Для того, чтобы они в стоимостном выражении быстро достигли большой суммы, Советскому Союзу предлагалась по возможности готовая продукция. Так, в счет ответных поставок были переданы находившийся на оснащении тяжелый крейсер «Лютцов», корабельное вооружение, образцы тяжелой артиллерийской техники и танков, а также важные лицензии. 30 марта 1940 года Гитлер отдал распоряжение о предпочтительном осуществлении этих поставок, к чему, однако, отдельные виды вооруженных сил ввиду испытываемых ими трудностей в области вооружений приступили без должной энергии».

Отец автора начал войну несколько раньше В. Карпова, но, как и он, вернулся живым, четырежды раненным, но живым. Через четыре года родился автор этих строк. Отец в 41-м дрался в Бессарабии с румынами, отступил в Одессу, был тяжело ранен на ее причале в ночь эвакуации. И автор думает: «А что было бы, в том числе и с ним, если бы эти румыны были вооружены не польским трофейным оружием, а тем оружием, которым Гитлер одурачил Сталина? И отец автора, и В. Карпов использовали и продовольствие, и оружие, и технику, полученную по ленд-лизу. А что, если бы на пути конвоев с этими товарами выходил не только «Тирпиц», но еще и «Лютцов», которым Гитлер одурачил Сталина?»

Да, наверное, это было дорогое оружие, ну да ведь шла война, а ложка дорога к обеду.

И потом, строки «поставить в кредит товаров на сумму 200 млн. марок» означают, что немецкие поставки нам в 1939-1941 годах были больше наших ответных на 200 млн. марок, то есть Сталин брал в долг. Человека, взявшего долг и не вернувшего его, называют по-разному, единственно, никто не скажет, что его одурачили.

Таким образом, вывозя в Германию сырье, которое, разумеется, можно было использовать для производства боевой техники, Советский Союз ввозил от своего противника уже готовую боевую технику и оружие, обесценивая для немцев саму поставку сырья. Да еще и взяли у своего врага часть этой техники в кредит.

На фоне нынешних дерьмократических правительств, тупых, не понимающих элементарных вопросов экономики и производства, просто поразительно понимание Сталиным этих вопросов. За три месяца до своей смерти этот 74-летний старик уверенно редактирует учебник политэкономии, лично ведет переписку с оппонентами, в которой вежливо по форме, но достаточно властно устраняет всяческие мудрачества. Автор этих строк не может согласиться с теми доводами Сталина, где он пренебрегает вопросами управления, но с его экономическими идеями невозможно не согласиться. Сталин при желании мог войти и в экономические тонкости, но он никогда не забывал главного – зачем стране нужна экономика. Он понимал то, чего в упор не хотят понять дерьмократы.

Цель экономики – обеспечение товарами и услугами всего народа, а не показ населению этих товаров в витринах магазинов.

Сталину нужна была экономика, которая способна обеспечить всех жителей СССР пусть небольшими, но теплыми и комфортабельными квартирами, а не экономика, способная построить дворцы для некоторых и оставить всех остальных ютиться где попало. Даже если эти дворцы всегда есть в продаже. Сталину нужна была экономика, способная дешево и быстро переместить любого гражданина страны туда, куда он пожелает, а не экономика, способная создать сверхкомфортабельные легковые автомобили. Сталину нужна была экономика, способная обеспечить всех продуктами питания, сделать основную массу их доступной каждому. Короче говоря, Сталину нужна была экономика, способная производить огромное количество товаров.

Для этого необходима промышленность и сельское хозяйство, способные производить их в достаточном количестве да еще и в крайне невыгодных географических условиях, то есть нужны заводы и фабрики, а в них станки и механизмы, нужны трактора и комбайны, нужны квалифицированные люди.

Исходя из цели советской экономики, Сталин ставил государству задачу – развить промышленность.

Чтобы понять его последующие действия, надо четко понимать вот что. Промышленность не может работать без покупателя. Созданный ею товар должен быть куплен, иначе она не в состоянии произвести следующий. Чем больше покупают, тем быстрее развивается, растет промышленность. Если покупатели берут только половину продукции, произведенной станком, нет смысла, а главное, денег купить второй. Но если они с этого станка забирают все и еще могут купить, то есть смысл покупать второй и есть деньги на него.

Обратите особое внимание! Чтобы промышленность развивалась и давала все больше и больше товаров, ей нужен покупатель!

Если кто-либо хочет развить свою промышленность, ему нужны не инвестиции, не займы, не надо ходить по миру с протянутой рукой, а нужно позаботиться о покупателях для своих товаров. Дерьмократы этого абсолютно не понимают, хуже, если понимают, но действуют во вред стране.

Сталин это понимал и рассматривал несколько путей поиска покупателей для промышленности СССР.

Например, прусский, предусматривающий аннексию какой-либо страны, создание препятствий для ее промышленности и за счет ее рынка, ее покупателей развитие собственной.

Или английский путь. Захват колоний и использование их рынка для развития промышленности метрополии.

Разумеется, эти пути не подходили Советскому Союзу, и Сталин выбрал американский путь развития промышленности. Путь развития собственного рынка, создание покупателей прежде всего внутри собственной страны.

Вспомним, как Генри Форд, основатель автомобильной индустрии США, создавал себе покупателей. Он взял и стал платить рабочим своих заводов невиданную по тем временам зарплату — 5 долларов в день и этим спровоцировал профсоюзы в других отраслях на требования по повышению зарплаты. Когда его разъяренные коллеги-капиталисты выплеснули свое негодование, он вполне резонно возразил им: «А кто будет покупать мои автомобили?» Чтобы увеличить производство чего-либо, нужно сначала дать деньги покупателю. Создав средний класс, класс людей, для которых покупка автомобиля стала обычным делом, США развили свою автомобильную промышленность.

Но у Генри Форда не было другого пути. Другой путь, более эффективный, возможен только при плановом хозяйстве, и Сталин воспользовался именно им.

Чем плох или недостаточно хорош путь Форда? При повышении зарплаты хозяин вынужден поднять и цену продукции, которую делают его рабочие. Это путь роста цен. А при нем обесцениваются деньги. И в карманах, и в сбербанках. То есть покупательная способность денег падает, понижая эффект от подъема зарплаты.

Поэтому Сталин поступил по-другому. Имея возможность влиять на цены и зарплату, он зафиксировал зарплату, установив более-менее справедливый уровень в разных отраслях и профессиях, и начал планомерно снижать цены. При этом покупатели СССР с каждым понижением цен получали возможность покупать в большей степени, чем цены снизились, так как рубль дорожал и в карманах, и сбербанках.

Сталин был категорическим противником подъема цен по двум причинам. Во-первых, даже если индексировать зарплату (повышать ее вслед за ростом цен), то на расчет индексации требуется время. Цены уже повышены, валюта обесценена, а остатки зарплаты в кармане прежние. Когда еще подойдет время получки! Мы всегда тратим деньги, полученные по старым ценам, а покупать вынуждены по новым.

Во-вторых, возможность повышения цен плохо стимулирует научно-технический прогресс, у инженеров и ученых пропадает стимул к работе над снижением себестоимости. Зачем тратить силы на то, чтобы получить дополнительный рубль прибыли, снижая на рубль себестоимость, если повышение цены на 10 рублей даст 10 рублей прибыли. Это самообман, повышение цены снижает производство, гасит и прибыль, и реальный доход, но самообман очень соблазнительный, а порою повышение делают от безысходности.

Автор уже писал, что для свободных цен требуются резервы производства и безработица, то есть конкуренция. Но если читатели вдумаются, то поймут, что резервы производства и безработица могут быть лишь в тех странах, которые не ставят своей экономике цель обеспечить всех в стране, а только некий рынок – людей с деньгами.

Это еще повод, почему коммунист Сталин не мог допустить ни свободных цен, ни конкуренции, ни резервов производства и людских ресурсов.

Итак, развитие промышленности СССР, рост производства и благосостояния людей Сталин проводил фиксацией зарплаты при планомерном снижении цен.

Здесь несколько чисто экономических особенностей. Вся промышленность была единым заводом, а на заводе не имеет значения, все ли цеха работают с прибылью. На любом реальном заводе всегда существуют цеха, которые вообще бесприбыльны, а работают по смете – им дается определенное количество денег для работы, и они обязаны не переходить этот предел. Для завода важно, чтобы он в целом был прибыльным. Так было и для СССР. Не важно, что в едином народно-хозяйственном комплексе часть заводов или колхозов нерентабельны, главное, чтобы вся страна была рентабельна, чтобы рос ее национальный доход. Или такая особенность. Находясь все время во враждебном окружении, Советский Союз не обладал гарантией, что сможет купить за границей необходимые станки и оборудование. Поэтому Сталин отдавал предпочтение производству средств производства.

Прежде чем подвести итоги его экономической политики, немного отвлечемся и рассмотрим экономическую политику «реформаторов» – российского правительства во главе с Ельциным.

Дерьмократы во главе с ним, подзуживаемые мудраками, смело (бездумно?) освободили цены. Это в промышленности, где все предприятия связаны друг с другом практически единой технологией, требующей от каждого работы на полную мощность! Цены сразу же подскочили в 50-100 и более раз. Все покупатели России – и частные, и предприятия – в одночасье лишились денег для покупки продукции. Ельцин лишил свою промышленность российского и союзного рынков сбыта.

Однако оставались директора предприятий, для которых остановка производства, безработица при ясном сознании, что их продукция нужна, -бред. Они начали работать друг другу в долг. Но дерьмократы стали энергично пресекать и это, введя предоплату продукции, развалив банковскую систему, не пропуская платежи через границы государств СНГ. Дополнительно воцарился дичайший бюрократический террор, который и не снился промышленности при коммунистах. Официально Гайдар объяснял, что лишение промышленности денег приведет к тому, что цены начнут снижаться. Но все дело в том, что для этого надо было закрыть границы для западных покупателей, ведь у них-то деньги никто не отнимал. Более того, Ельцин отдал установление курса рубля кучке спекулянтов на валютной бирже, которые практически немедленно понизили его неимоверно.

Итак, российские покупатели при таких ценах покупать продукцию не могли, а западным покупать готовую российскую продукцию не было смысла – не останавливать же свои заводы! И западники набросились на сырье, скупая его за бесценок в долларах, а благодаря низкому курсу рубля, внутренние цены сырья взвились от этого вверх, и оно, и продукция из него становились все более недоступными в России. Скажем, кокс до 1992 года стоил 40 рублей, после освобождения цен подорожал за год в 1000 раз, и останавливающаяся отечественная промышленность вынуждена была его брать, так как при его долларовой цене в 80 долларов и курсе 800 получалось, что он фактически стоил 64 000 рублей! И эту цену приходилось закладывать в цену готовой продукции.

Производство в стране упало на 40 процентов, чего не было даже тогда, когда огромные районы оккупировали фашисты. Причина, повторяем, простая: Ельцин освобождением цен, понижением курса рубля и свободным доступом на свой рынок покупателей Запада лишил отечественных покупателей денег для покупки отечественной продукции, и промышленность начала быстро снижать производство. Все государства СНГ превратились в сырьевые придатки Запада.

Но хватит о безголовых, вернемся к Голове. Она-то знала, что делала, и СССР при Сталине в экономическом плане развивался невиданными темпами. Дадим слово экономисту Алексею Пригарину: «Часто слышишь такой довод: после крестьянской реформы 1861 года Россия начала развиваться ускоренными темпами и что, мол, безо всякого социализма она вошла бы в число развитых стран. Но вот что показало совместное исследование, проведенное Хьюстонским университетом США и НИЭИ при Госплане СССР. На «старте», к 1861 году, душевой национальный доход России составлял примерно 40 процентов по сравнению с Германией и 16 процентов по сравнению с США. Прошло более 50 лет – и что же? В 1913 году -уже только 32 процента от уровня Германии и 11,5 процента от американского. Поэтому слова о вековой отсталости России – не только образное выражение. В моем распоряжении нет статистических данных о величине национального дохода Соединенных Штатов в 1913 году, но, по данным того же исследователя, среднедушевой национальный доход России в 1913 году был значительно ниже, чем в США в 1861 году. Вот это был действительно «исторический тупик».

Прорыв из него обеспечили Октябрьская революция и победа народа в гражданской войне. Только после этого экономика страны начала развиваться высокими темпами. Быстрее всего – промышленность. В 1913 году на долю России приходилось лишь немногим более 4 процентов мировой промышленной продукции, в то время как ее население составляло 9 процентов населения мира. Значит, на душу населения в России приходилось в два с лишним раза меньше продукции, чем в остальном мире, включая Азию, Африку и Южную Америку, самые нищие регионы мира. К середине 80-х годов удельный вес населения СССР сократился до 5,5 процента. Зато доля промышленной продукции Советского Союза в мировом объеме достигла уже 14,5 процента. Именно эта цифра названа в статистическом сборнике, который ежегодно готовит ЦРУ Соединенных Штатов. Кстати, наш Госкомстат давал еще более высокую оценку – 20 процентов, но и по американским данным, уровень промышленного производства в Советском Союзе на душу населения почти втрое превышал средний мировой. С точки зрения динамики это означает, что за 70 лет Советской власти промышленность в СССР развивалась в 6 раз быстрее, чем в остальном мире.

Если взять такой обобщающий показатель, как национальный доход, то в расчете, выполненном на основе американских данных, он в 1985 году составлял 57 процентов от национального дохода США, а в пересчете на душу населения – 46,2 процента вместо 11,5 процента в 1913 году. Значит, национальный доход в СССР за этот период рос в 4 раза быстрее американского.

Начиная с середины 70-х годов темпы развития страны начали последовательно снижаться. Рост масштабов общественного производства, увеличение его технологической и организационной сложности, рост культурного и квалифицированного уровня народа должны были сопровождаться адекватными изменениями системы управления экономикой страны.

Но, заметьте, даже в период так называемого застоя развитие страны по-прежнему шло быстрее, чем развитие капиталистического мира. Так, за 1981-1985 гг. валовой национальный продукт СССР возрос на 20 процентов, США – на 14 процентов, Франции и Италии – на 8 процентов, ФРГ -на 6 процентов и только Японии – на 21 процент».

ТИСКИ

Тисками, разумеется, был государственный бюрократический аппарат – сотни тысяч чиновников, в большинстве выходцы из рабочих и крестьян, опять в большинстве некомпетентные. Да и царский аппарат не отличался деловитостью, но новые, не зная работы, ввели в практику извращенно-бюрократический стиль.

Боязнь принять решение вызывала всяческую волокиту, сбор различных совещаний и заседаний, благодаря которым бюрократы прикрывали собственную ответственность коллективной. По мельчайшим вопросам советовались с начальством, получали решение по Делу, которое обязан был сделать сам бюрократ, и этим решением укрывались от личной ответственности.

Со временем опытность чиновников возросла, они вникали в Дело, но и количество дел возрастало, приходили новые чиновники, и бюрократический стиль оставался неизменным. Самовластность Сталина вызывала у аппарата ужас, он боялся ошибиться, принять собственное решение. А Сталин принять их за всех, естественно, не мог. Он принимал принципиальные решения. Аппарат же совершал конкретные действия и спешил отчитаться стремясь предстать перед главой государства в деловитом виде. Это приводило к извращениям, к нанесению вреда самой цели, что вызывало гнев Сталина и еще больший ужас аппарата.

Уже приводился пример о коллективизации сельского хозяйства. Цель ее – поднять товарность. Действие – создать колхозы, для чего требовалось еще действие – крестьяне должны сдать в общее пользование землю и скот. За исполнение последнего и бросился отчитываться аппарат Наркомата сельского хозяйства. Отчитался. Люди, которые, как предполагалось, должны были высвободиться из сельского хозяйства и перейти в промышленность, умерли от голода. Нарком со товарищи был расстрелян, аппарат еще больше перетрусил.

«Пятая колонна» в Испании, коллаборационисты во всех странах вызвали страх в Советском Союзе. Цель борьбы с ними была в создании монолитной, единой страны, способной встретить любые опасности без предательства в своих рядах. Действие – репрессии против предателей. Как отчитаться за единство, непонятно, как за репрессии – ясно.

В армии в 1937-1940 годах репрессировали 5 тысяч офицеров. Двоюродный дед автора, кстати, тоже был арестован, хотя чином был невелик -старший лейтенант. Нарком обороны Ворошилов возмутился, проверили, часть офицеров реабилитировали. Деда восстановили в армии, и он провоевал всю войну, окончив ее подполковником. Ягоду расстреляли, Ежова расстреляли, судебный, прокурорский, следственный аппарат бледнел от ужаса, но ведь отчитываться в своей работе надо, а отчет – это репрессии. Боялся, но делал.

Сталин оказался в созданных им самим же тисках. Руководить страной без госаппарата нельзя, а доверить ему Дело невозможно без опасения, что аппарат натворит каких-нибудь страшных дел. Можно быть уверенным, что Сталин не понимал, что происходит: по любым, даже несложным, Делам возникали страшные потери. Не могла не возникать мысль, что это специально, что действуют враги. Тем более, что они действительно были. Подтверждением этому служат события начала 90-х годов, когда сотни тысяч аппаратчиков, клявшихся в верности партии и коммунизму, живших припеваючи за счет этих клятв, в одночасье продали и предали и партию, и коммунизм и, урча от вожделения урвать жирный кусок, перебежали к противнику.

Сталин для бюрократии был самым страшным вариантом. Имея привычку во всем разбираться и принимать решения, он, заподозрив неладное, мог запросить данные для оценки обстановки из других источников, и тогда реакцию его можно было бы легко предсказать. Но один в поле не воин, бюрократические отношения все плотнее окутывали страну и, что самое страшное, проникли в армию. Ведь ничем иным не объяснить разгромные поражения Красной Армии в первые два года войны.

Историки говорят, что СССР технически не был готов к войне. А кто и когда бывает к ней вполне готов?

К лету 1941 года в западные округа были переброшены четыре армии и корпус. Весной призвали из промышленности и сельского хозяйства (скрыто отмобилизовали) 800 тысяч человек и тоже в эти округа. В армии к началу войны было более 5 миллионов человек, из них на западе – 2,8 миллиона. По танкам и самолетам мы превосходили немцев. Соотношение войск в полосе Киевского особого военного округа на 22 июня 1941 года было в нашу пользу: по личному составу 1,2:1; по орудиям и минометам 1,4:1; по средним (Т-34) и тяжелым (KB) танкам 3,5:1; по легким танкам 5:1; по самолетам 2,5:1. Как при таких соотношениях делать выводы о том, что Сталин верил Гитлеру и к войне не готовился?

Готовилась и экономика, к примеру, за всю войну промышленность не выдала НКПС ни одного рельса, ни одной шпалы, тем не менее железные дороги работали удовлетворительно. Каганович создал огромные мобилизационные запасы для своей отрасли и на них выдержал всю войну.

Другое дело, что Генеральный штаб не разгадал планы немцев. Немецкие генералы перехитрили Шапошникова, Мерецкова, Жукова. (Кстати, в фильме о Жукове, снятом с его участием, он сам об этом говорит.) Немцы через все каналы, в том числе и через Рихарда Зорге (которого считали своим разведчиком, не зная, что он работает и на нас), передавали море дезинформации, скрывавшей не дату нападения, а направления главных ударов. В результате Генштаб не там расположил войска. Что сделаешь, не с папуасами воевать пришлось, и тем славнее Победа.

Но и этим не объяснишь разгромные поражения Красной Армии в начале войны.

Почти все считают чистку кадров в армии накануне войны одной из главных причин этих поражений. Но это гадание на кофейной гуще, даже если репрессированные маршалы и генералы действительно не были виновны и не предали бы.

В результате чистки кадров в 37-41-м годах Блюхера, Тухачевского, Егорова и других военачальников заменили другие люди, и считается, они были скороспелыми и менее опытными. Так ли это? В. Карпов приводит анкетные данные на некоторых немецких генералов. Кейтель начал и кончил первую мировую войну капитаном и майора выслужил только в 1923 году. Его оппоненты с нашей стороны: Шапошников – полковник царской армии, к концу гражданской войны – начальник оперативного отдела Штаба Красной Армии. До 1941 года непрерывно – либо командующий округом, либо начальник Генштаба. Мерецков – кончил гражданскую помощником начальника штаба дивизии, окончил академию РККА в 1921 году, с 1937-го заместитель начальника Генштаба, командующий округом. Жуков с 1923 года – командир полка. Василевский – штабс-капитан царской армии, командир полка в гражданскую.

Буденный, Ворошилов командовали в гражданскую армиями, Тимошенко – дивизией, Конев – комиссар штаба Дальневосточной Республики, Еременко – начальник штаба бригады. Гораздо скромнее выглядят по сравнению с ними немцы: Клейст дослужился до майора только в 1919 году, правда, фон Бок кончил войну командиром полка.

Гудериан стал командовать танковым корпусом только в 1939-м, а противостоящий ему Павлов – в 1937-м, кроме того, Павлов был командующим всех бронетанковых войск РККА.

Можно утверждать, что наши генералы хуже немецких, но говорить, что Сталин во главе армии ставил комсомольцев с макаронной фабрики, нельзя.

Мы ведь только предполагаем, что Блюхер был бы лучше Ворошилова. А может, и нет? Особенно если учесть его непонятную неповоротливость на Хасане. Только предполагаем, что Гамарник был бы порядочнее Мехлиса. А может, и нет? Особенно если вспомнить, что он предлагал Блюхеру для оправдания объявить молодую жену шпионкой. Бессмысленно сейчас гадать, кто был бы лучше, главное, что и те, кто был, обязаны были не допустить такого дикого разгрома нашей армии. Данные для этого они имели.

Что касается боевого опыта. Принято говорить, что к моменту нападения на СССР Германия имела двухлетний опыт войны. В общем, это так, но ее сухопутные войска такого опыта не имели. Можно говорить лишь о 42-дневном опыте войны с Францией и ее союзниками, где участвовало примерно 130 дивизий. Да еще не более 50 дивизий могли дополнительно иметь 35-дневный опыт Польской кампании. Красная Армия имела в своем составе и дивизии, и генералов с опытом Халхин-Гола, Финской войны, Польского похода, не говоря о тех, кто сражался в Китае и Испании.

Есть причины очевидные, но у мудраков принято: чем причина очевиднее, тем меньше о ней говорят.

Во-первых, это крайне низкая боевая выучка Красной Армии. Она требует расхода техники, оружия, боеприпасов. Все это деньги, а их у страны было очень мало. Учиться стрелять, летать приходилось уже в бою, а это -кровь. Во время войны напряжение дошло до такой стадии, что даже летчиков стали готовить за два месяца, в то время как немцы даже к концу войны не выпускали в небо пилота, если он не прошел двухгодичный курс обучения. Да и после этого он несколько десятков боевых вылетов делал с опытным летчиком, фактически не участвуя в боях.

Когда мы говорим, что штурмовик ИЛ-2 был самым массовым самолетом войны, его изготовили серией в 36 тысяч единиц, то надо помнить, что в среднем этот штурмовик делал 12 боевых вылетов. Это была не только страшная для немцев машина, но и самый распространенный гроб для безусых мальчишек, садившихся за его штурвал.

Что здесь говорить? Готовить армию нужно до войны и не жалеть на нее денег. Когда мудраки-перестройщики взорвали советские ракеты среднего радиуса действия, а не произвели ими для обучения личного состава ракетных частей пуски по учебным целям, когда они сдали в металлолом тысячи новых танков, зная, что десятки тысяч офицеров запаса не имеют практических навыков ни вождения, ни стрельбы из них, что здесь сказать? Наши идиоты все знают, но ничему не учатся?

Во-вторых. В Красной Армии был крайне низок уровень патриотического воспитания. «Дал бог дурной кобыле хвост, так она себе им бока поотбивала» — гласит украинская поговорка. Большевики и, их партийный аппарат со своим интернационализмом сделали патриотизм преступлением, и страна жестоко за это поплатилась. Но грянул гром, клюнул в темечко жареный петух, и сразу вспомнили и «царских сатрапов» Суворова и Кутузова, и «царских опричников» – казаков, и Родину-мать. Доходило ведь до чего: немцы уже вовсю жгли и насиловали страну, подошли к Москве, а в кинотеатрах показывали умилительные сценки, как добрые русские крестьянки поят парным молоком пленных немецких солдат. Бюрократический пропагандистский аппарат все еще не мог очухаться от установки на «интернациональную дружбу советских и немецких рабочих». Потом, конечно, появился и Эренбург со своими статьями, и Симонов со своими стихами: «Так убей же его опять, так убей же его скорей, сколько раз увидишь его, столько раз его и убей» или «Я стреляю, и нет справедливости справедливее пули моей».

Немцы поступали значительно умнее. Имея такое же всевластие партии, они, однако, в военном деле опирались не на ее догмы, не на чтение передовиц Геббельса. У них не было в войсках «попов марксистского прихода», на дивизию полагался лишь один офицер по пропаганде, и действовали эти офицеры умно.

К примеру, они сообщали о каждом бое, о каждом подвиге, о наградах и присвоениях званий, пусть даже ефрейтора, в те города, откуда были родом солдаты. Местные газеты публиковали сообщения, эти же газеты приходили в части. Солдат знал, что он находится под пристальным вниманием своего города, а не политрука, что его мать, отец, жена, невеста – все переживают за него, гордятся им. В этих условиях трудно струсить, обидно, что обо всех пишут, а о тебе нет, хочется отличиться.

Это, безусловно, были очень важные факторы силы немецкой армии и слабости Красной.

Но главное все-таки не в этом. Красная Армия слишком долго выходила из бюрократического оцепенения и переходила к делократическому способу управления. По-другому и не могло быть. Комиссары – фактические контролеры, а контролер не может без доноса, иначе вышестоящие органы подумают, что он не работает. Сталин сам это ввел и сам же не мог от этого избавиться. Вот, например, образец его борьбы с собственным бюрократическим монстром. Он, встревоженный обстановкой в Крыму, посылает туда Мехлиса – начальника Главного политического управления Красной Армии. Но это контролер, он не умеет работать, он может только учить других, и ничего, кроме доносов, от него ждать не приходится. Он их и пишет. Сталин ему отвечает: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а Вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для Вас. Значит, Вы еще не поняли, что Вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки.

Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».

Бедный Мехлис. Он, очевидно, просто не понимал, чего от него хочет Сталин. Всю жизнь он так и работал – «информировал» Сталина о непорядках. А тут не угодил!

Здесь интересно то, что Сталин стал если не понимать, то почувствовал, в чем здесь дело. В приказе по итогам крымской операции он уже использует идеи, которые показаны в этой книге в первой, теоретической, части: «Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы и что главная задача состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования. Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск......В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета......Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократическо-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов, а бывал почаще в войсках, в армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования...»

Сталин начал это чувствовать во время войны, война – Дело – начала его учить. А немцы с этим войну начали, но стали обюрокрачиваться к ее концу, когда и Гитлер, в свою очередь, стал высылать в войска партийных и государственных чиновников в качестве контролеров. Но в 1941 году обюрокраченной Красной Армии противостояла делократическая армия фашистской Германии.

Вот как уже упоминавшийся нами немецкий генерал Мюллер-Гиллебранд, написавший книгу «Сухопутная армия Германии. 1933-1945», описывает в главе «Принципы управления войсками» то, с чего начата наша книга: «Основой действия командира остается принятое им решение, которое определяется боевой задачей и личными способностями данного командира. Задача формулируется в приказе. Чем выше по должности командир, получающий приказ, тем в течение большего времени приказ должен сохранять свою силу с момента его получения и тем большую свободу он должен предоставлять в выборе способа его выполнения, так как необходимо, чтобы принимаемые меры соответствовали изменяющейся обстановке. Речь идет, таким образом, о том, чтобы командир, отдающий приказ, заблаговременно и четко определил цель, которую он хочет достичь, и предоставил бы подчиненному возможно большую свободу действий при реализации этого решения. Не безвольное подчинение и следование букве приказа, в котором невозможно предусмотреть всех перипетий борьбы, а лишь инициативные действия командира, направленные на осуществление замысла вышестоящего начальника, в состоянии преодолеть громоздкость современной массовой армии и обеспечить использование ее с максимальной эффективностью.

Генерал-фельдмаршал граф Мольтке исходил именно из этого, отдавая свои классические лаконичные директивы армиям во время войн 1866 и 1870 годов. Но ему на собственном опыте пришлось убедиться, что практическое применение этого способа действий предполагает более основательную подготовку командиров всех степеней. Поэтому его дальнейшая многолетняя деятельность в мирное время и деятельность его преемников были посвящены этой подготовке, имевшей своей задачей:

а) добиться единого подхода к рассмотрению обстановки (оценка обстановки и принятие решения) всеми командирами,

б) избегать всякого сковывающего схематизма в вопросах управления войсками в бою,

в) развивать у всех командиров самостоятельность мышления и действий.

В итоге сочетание свободы в осуществлении боевых задач, предоставляемой командиру-исполнителю, и личной инициативы последнего стало особой отличительной чертой и фактором силы прусско-немецкой армии. Чрезмерное увлечение той или иной стороной, имевшее иногда место, не меняло существа дела. Чем с большей эффективностью обучался и воспитывался командный состав в этом направлении, тем с большей уверенностью, быстротой и гибкостью войска выполняли боевые задачи. Это позволяло командованию учитывать в своих расчетах смелость действий как дополнительный фактор и реализовать скрытые потенциальные возможности, которые таятся в любой обстановке, но которые редко удается своевременно распознать и использовать в своих целях. И наконец, тем большей была возможность поставить противника в зависимость от своей воли, другими словами, обеспечить за собой наряду с материальными факторами силы возможно больше других предпосылок для достижения успеха.

Принцип единоначалия в управлении войсками, не допускавший побочных путей отдачи приказов и приказаний, а также свобода принятия решений давали общевойсковому командиру возможность уверенно проводить свое решение в жизнь. В сухопутной армии в отличие от высших органов ОКБ этот принцип не ограниченной командой власти проводился, как и прежде, с достаточной последовательностью.

Из поколения в поколение (и, в частности, после 1918 года и после 1935-го уже в новой сухопутной армии) в процессе практической учебы систематически совершенствовались и внедрялись описанные принципы управления войсками в их гармоничном взаимодействии друг с другом. Эта работа принесла плоды в кампаниях 1939 и 1940 годов, а также в операциях 1941-го на Балканах и в Северной Африке. Она же явилась одной из предпосылок того, что сухопутная армия начала свой роковой поход против Советского Союза, имея недосягаемый для того времени уровень боевого мастерства, обладая большим опытом и уверенностью в своих силах. Ее руководство также с уверенностью начало войну, несмотря на то, что противник имел огромное численное превосходство».

Не в технике, не в вооружении, не в численности, не во внезапности нападения была сила немецкой армии, а в делократических принципах управления. И когда Советская Армия овладела этими принципами в достаточной мере, она начала ломать хребет вермахту. И довольно успешно.

Поскольку нынешние мудраки пытаются заплевать итоги войны, вспомним некоторые цифры.

В 1941 году Гитлер сосредоточил против Красной Армии 83 процента всех сухопутных войск, 86 процентов танковых и моторизованных дивизий, 80 процентов авиации. На всех остальных фронтах у него было всего... 9 дивизий.

В 1942-м против Красной Армии дралось 219 немецких и 70 дивизий их союзников.

Даже в 1944 году, когда англо-американские войска уже высадились в Европе, Гитлер считал избыточно-достаточным для них 85 дивизий, и это, несмотря на то, что общая численность войск Англии и США (без колоний) в то время составляла 14 875 тысяч человек. Но против Красной Армии в это время сражались 239,5 дивизии вермахта. Тем не менее наша армия освободила 11 европейских стран с населением 113 миллионов человек.

Потери немецкой армии на советском фронте составили 77 процентов личного состава, 75 процентов боевой техники.

Любая армия нужна для уничтожения врага, а не для сохранения личного состава, тем не менее малые потери – это мастерство командиров и солдат. Наивысшего мастерства Красная Армия достигла к концу войны.

Весной 1945 года американские войска захватили японский остров Окинава. Американцы, имея 452 тысячи солдат и 2427 самолетов, сражались против 88 тысяч японцев, обладающих 850 самолетами, три месяца, потеряв 12 тысяч убитыми, то есть примерно 14 своих солдат на 100 обезвреженных солдат противника, при соотношении в живой силе 5,1:1, авиации 2,8:1.

В том же 1945 году Красная Армия разгромила японскую Квантунскую численностью один миллион человек плюс 1150 танков, 5360 орудий и 1800 самолетов за 23 дня. На японцев наступала группировка советских войск в 1,5 миллиона человек, подкрепленная 5300 танками, 26 000 орудий и 5300 самолетами. Потери советских войск составили 32 тысячи человек, то есть примерно 3,2 солдата на 100 обезвреженных солдат противника, при соотношении в живой силе 1,5:1; орудиях 4,8:1; самолетах 2,9:1.

Как видите, можно понять Трумэна, когда он отдал часть оккупированной им Германии Советскому Союзу в обмен на начало боевых действий против Японии.

Подведя итог, скажем – период с 1918 по 1953 год характеризовался наличием умного, самостоятельно мыслящего руководителя страны, которого окружал трепещущий перед ним, но набирающий силу бюрократический аппарат. Сталин сам создал его, поскольку ни он, никто другой не представлял себе управление страной без аппарата. Однако самостоятельность Сталина, плановость народного хозяйства, единство страны позволили ему добиться грандиозных успехов в военной, в политической и в экономической отраслях. Более того, он передал своим преемникам мощнейший задел для созидания мирной жизни.

УСЫХАНИЕ ГОЛОВЫ

Не скажешь, что после смерти Сталина бюрократический аппарат взял власть в свои руки. Но он перестал бояться руководителя, своих ошибок и канцелярских извращений. И не потому, что Хрущев или Брежнев были этакие всепрощающие христосики. Хрущев в чрезвычайных тройках крови пролил не дай Бог.

Просто следующие за Сталиным руководители перестали понимать смысл подписываемых ими решений, не обдумывали их, поручали готовить решения аппарату. И чем дальше, тем это становилось явственнее. Вплоть до Горбачева среди них не было предателей, никто не заискивал перед Западом, все искренне хотели улучшить дела в стране, но не хотели (или не умели) самостоятельно обдумать, как именно это сделать, и все поручали бюрократии. Страна начала метаться из стороны в сторону в зависимости от того, решения какого бюрократического клана внедрялись.

Сталин был экономист, и для него был очевиден закон укрупнения предприятий, экономический эффект от сведения их в отрасли. Хрущев был никем, руководителем вообще, то есть считал – если вопрос экономический, его надо поручить людям, считающимся экономистами, пусть подготовят решение.

Для Сталина было бы диким во имя какого-то «совершенствования» ликвидировать министерства и создать какие-то смешанные, многоотраслевые монстры — совнархозы. Он бы не нашел в этом никакого экономического смысла. А Хрущев и не искал. Сама суета по «совершенствованию» была для него смыслом. Заметим, в совнархозах, этих мини-государствах, их руководитель попадал в глубокую зависимость от своих бюрократов. Будучи специалистом в одной отрасли, ему приходилось брать под управление все отрасли огромных регионов и, следовательно, попадать под влияния клерков, готовивших его решения по этим отраслям.

Ликвидировали министерства, создали совнархозы. Поработали, поняли то, что и так было ясно, снова ликвидировали совнархозы, создали министерства. Бюрократическая работа по «совершенствованию» кипела, а страна от этого ничего, кроме убытков, не имела.

Вопрос о ликвидации машинно-тракторных станций, в которых была сосредоточена вся техника для обработки полей, и продажа ее колхозам, ставился и при Сталине. Но он был категорически против, и не потому, что ему шлея под хвост попала. Он объяснял свою позицию следующим образом.

Во-первых. Организовать эффективную работу техники, собранной в МТС, проще, чем разбросанной по колхозам. Проще обеспечить ремонт и снабжение. А раз проще – значит, дешевле. Кроме того, не все колхозы смогут купить весь комплект необходимой техники, их придется переводить в разряд дотируемых, что подорвет стимулы к экономной работе. И наконец, главное. Ведь принципом развития экономики, по Сталину, было планомерное снижение цен, а удорожание обработки полей, связанное с ликвидацией МТС, противоречило этому.

Следствием ликвидации МТС явилось то, что вместо уже ставшего привычным для советского народа термина «снижение цен» в обиход вошел термин «упорядочение цен», и первыми «упорядочились» мясомолочные продукты, в одночасье подорожавшие на 25-50 процентов.

Можно, конечно, умилиться энергии Хрущева в насаждении кукурузы, но скажем сразу, Сталин не стал бы этим заниматься вообще – не царское это дело. Зато он, лично написавший Конституцию страны, даже Гимн страны лично редактировавший, не доверил бы никому расчет сроков строительства материально-технической базы коммунизма. Более того, он вообще не стал бы так ставить вопрос, он обходился без дешевой рекламы, да еще и негодными средствами.

Ведь чтобы создать промышленность, способную выпустить товаров столько, сколько необходимо для обеспечения всех потребностей народа, надо оценить потребности. А потребность – субстанция, которая у человека не имеет предела. Есть мотоцикл – нужны «Жигули», купил «Жигули» -хочу «Волгу»... Без предварительного воспитания людей задача создания материально-технической базы коммунизма в принципе не решается. Практик Сталин за решение таких задач браться бы не стал и языком шлепать про коммунизм в 1980-м тоже никому бы не позволил.

Лидеры, сменившие Хрущева, еще меньше утруждались личным вниканием в дела, аппарат властвовал вовсю. Задачи, которые ставило стране правительство, все больше и больше приобретали бюрократически-бумажный и рекламный характер, распыляя силы народа, не давая реальной отдачи.

Тем не менее люди у власти если и не понимали, то твердо помнили основополагающие государственные принципы — у экономики должен быть рост, страна должна быть надежно защищена от возможного нападения врагов и другие. Голова усыхала, но функционировала по инерции.

Так длилось до тех пор, пока ее не возглавило Политбюро во главе с Горбачевым — первым из эскадрона всадников без головы, без совести и чести.

ГЛАВА 5. ВЕЛИКАЯ АПРЕЛЬСКАЯ ДЕРЬМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

ПРЕДПОСЫЛКИ РЕВОЛЮЦИИ

Первая предпосылка. Саморазмножаясь, бюрократический аппарат готовил себе кадры. Стремясь отчитаться о блестящей работе в области высшего образования, он бездумно создавал институты и университеты, в которых обучал себе смену. Высшее образование, как таковое, стало формальностью, пять лет отсидки в аудитории давали возможность не только уклониться от работы и службы в армии, подобрать мужа с «перспективой», но и получить бумажку, свидетельствующую о праве не работать руками.

Одновременно плодились кандидаты и доктора наук. Ширина полей на страницах диссертации стала важнее, чем содержание. Все знают, как делать диссертацию, все знают, что в конце надо написать: «При условии внедрения результатов работы в промышленности будет получен эффект 5 миллионов рублей», хотя абсолютно всем ясно, что во всей промышленности не найдется идиота, который бы взялся внедрять предлагаемую галиматью.

Такая же ситуация сложилась в индустрии развлечений. Аппарат расплодил писателей, поэтов, музыкантов, артистов и прочих, в массе своей тупых, бесталанных, «питаться искусством» которых зрители соглашались только по приказу ротного командира.

Объединяли этих людей непомерные амбиции, нежелание трудиться в производстве. Они дружно садились и сейчас садятся на шею народа, заполняя вакансии ненужных контор, театров, институтов, союзов и тому подобного.

По профилю нашего завода, например, готовили кадры несколько институтов, среди них и один московский. Интересно, что за 25-летнюю историю завода на нем никогда не работал не то что москвич, а просто выпускник московского вуза. И так везде, притом что в Москве ежегодно получали и получают «верхнее» образование десятки тысяч человек.

Еще круче дело в республиках. Ведь их вузы давали и дают преимущество своему «коренному» абитуриенту, кроме того, преимущества при поступлении давали «коренным» абитуриентам и союзные вузы.

Число людей, желающих найти теплое место за счет налогов на рабочих и крестьян, достигло такого количества, что просто обязано было перейти в качество.

Вторая предпосылка. Структура государственного аппарата СССР имела пакостные для аппаратного бюрократа свойства. Настоящие привилегии в нем имело очень мало людей. Например, если в промышленном министерстве 3000 человек, то дачу имел только министр (да и то не всегда); человек 10 имели право на машину, ездили за границу; еще человек 50 получали персональную пенсию. Все остальные получали зачастую мизерную зарплату. И главное, окончивший вуз, оставшийся в Москве и поступивший клерком в министерство чиновник никогда не получал желанных должностей. Чтобы стать министром или начальником главка, надо было выехать на работу в Сибирь, стать директором завода, да еще желательно отсталого, вывести его в передовые до своей пенсии, и только тогда, возможно, на тебя могли обратить внимание.

Таким образом у миллионов людей с амбициями перед глазами маячили люди с непомерными, по их мнению, но так желаемыми привилегиями, и ни шиша в кармане.

К концу 80-х в стране сложилось положение, когда верхи не желали жить по-новому, не желали отказаться от бюрократизма, от своего права всеобщей регламентации и, соответственно, от аппарата, а разросшаяся бюрократия, озверев от алчности и неудовлетворенных желаний, не желала жить по-старому. Сложилась классическая революционная ситуация.

Подожгли фитиль руководители страны во главе с Горбачевым. Еще никогда в СССР не было правительства, которое бы ставило перед народом такую бесполезную и абсолютно непонятную цель. Такая цель всегда присутствовала в многочисленных кампаниях до этого. Например, «Пятилетка качества», со всеми извращениями, тем не менее по полезности и по цели всем ясна. Продовольственная программа тоже. А после прихода к власти нового ЦК, даже в 1989 году, любознательные ученые все еще пытались, выявляя общественное мнение, узнать, что такое «перестройка», да и потом этот термин каждый толковал по-своему.

Команда «перестроиться», например, привычна для армии, но и там ее никто не выполнит без уточнения «как» – в колонну по четыре или в шеренгу по два. А тут всей стране скомандовали перестроиться «вообще». Естественно, такую команду ни один человек Дела исполнить не сможет – в ней нет Дела.

Но такая команда – манна небесная для бюрократа. Если раньше служба народу по приказу свыше не давала ему возможности расходовать все силы на карьеристскую борьбу, то теперь он от этой службы освободился и ринулся в бой за жирное место. Развалить могучую страну на княжества -это и есть перестройка, и пусть бросит в автора камень тот, кто докажет обратное. Если русского назвать не братом, а пьяной свиньей, грабящей бедного литовца, то чем это не «новое мышление»?

РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ПАРТИИ БЮРОКРАТИИ

Любая партия не способна ничего сделать без народных масс, она должна поставить перед собой цель, которая бы их прельстила. Трудности бюрократов в этом деле очевидны: сказать массам, что они собираются (содрав с населения налоги) удобно устроиться на народной шее, нельзя. Не поймут. Поэтому любое бюрократическое движение объявляет себя борцами за счастье народное – «демократами».

Кроме того, сколько жирных государственных кусков ни рвать, их все равно не хватит на всех желающих. Поэтому внутри революционного бюрократического движения не было единства не только союзного, но и внутри республик. Единственное, что сближало отдельные группы – желание уничтожить конкурента.

Рассматривать революционные партии бюрократии по лозунгам и официальным целям нельзя — впустую: Оценивать и объединять их можно только по способу воздействия на народные массы.

Первое объединение революционеров-бюрократов – нацисты. Это люди, которые рвутся к государственным кормушкам примитивным и очень действенным приемом. Сторонник нацистов претендует на блага без затрат собственного труда, а так – по праву рождения. Действительно, если льготы определить образованием – то надо учиться; если силой – надо тренироваться; если квалификацией – трудиться... А если льготы определить только латышам, то от них уже ничего не требуется – ни образования, ни тренировок, ни умения и желания работать.

Но даже не это страшно. Если на глазах толпы азербайджанцев из окна высотного дома выбрасывают армянина, то пусть толпа и не участвовала в этом, но ведь и не предотвратила! Армянский боевик, вооружаясь на разбой в азербайджанское село, делает это на глазах соплеменников. Они сами в разбое не участвуют, но и не препятствуют! Обыватели и зеваки понимают, что их неучастие преступно, но человек так устроен, что признаться в собственном преступлении ему трудно, и, когда оправдаться по человеческому закону нельзя, он оправдывается по закону звериному – чернит других, стараясь представить свою серость белым пятном на черном фоне. Соучастие в преступлении толкает обывателя в объятия нацистов, и еще вопрос – что больше сплотило немцев вокруг Гитлера: его идеи или неосуждение еврейских погромов и геноцида.

Примитивность нацистских способов определила и состав функционеров этой партии. Это, как правило, люди, не способные выдвинуть конструктивную идею. Как правило, это представители индустрии развлечений – поэты, писатели, артисты, музыканты и прочие. Выдвинуться в своей области хотя бы на союзный уровень не хватает талантов, занять первые места у государственного корыта обычным путем не дает профессия. А лавры художника Шикльгрубера не дают покоя.

Второй группе партий революционеров-бюрократов трудно дать название. Их можно назвать макаронниками. Поскольку их лидеры греют руки у государственной казны столько, сколько публика разрешает вешать лапшу себе на уши. Потом они уходят в тень.

Можно назвать их и партией макакавки. То, что никто не знает, что это такое – неважно. Сами сторонники макакавки тоже не знают, что это. Главное – убедить обывателя в том, что если он будет иметь настоящую макакавку, то станет богатым и счастливым, ничего не делая. Нужно уверить обывателя, что именно этих людей требуется пустить к корыту, так как именно они имеют самую лучшую макакавку в мире.

Разъясним.

В те времена, еще в апреле 1990 года, в центральной печати появились перепечатки из газеты «Демократическая Россия» с сообщением, что Демократическая партия России обратилась в Верховный Совет СССР и, угрожая всеобщей забастовкой, потребовала ограбить КПСС, отставить правительство и «принять программу Горбачева – Ельцина по экономическому преобразованию страны». Вот эта программа Горбачева – Ельцина – это типичная макакавка.

Дело в том, что при разработке программы, которую предполагалось так назвать, амбиции необюрократии России оказались несовместимы с проблемами, стоящими перед правительством СССР. Роды программы Горбачева – Ельцина затянулись, и тогда ее разработчики пошли на аборт. Жертву аборта назвали программой Шаталина – Явлинского – тоже типичная макакавка. Парламент России в пику Верховному Совету СССР срочно благословил многостраничное дитя, что, впрочем, дитяти не помогло – оно тут же сдохло. Абортмеханики (от греха подальше) исчезли со сцены, не дожидаясь, пока зрители поснимают с ушей лапшу.

Показательно – когда парламентарии России скоропостижно принимали программу Шаталина – Явлинского, они если и не держали ее в руках, то, по крайней мере, твердо знали, что она где-то есть, а неодемократы из ДПР готовы были призвать обывателя к всеобщей забастовке во имя макакавки, которой и в природе-то не было.

Перестройка тоже может служить примером. Ведь если бы вместо нее объявили макакавку, ничего бы не изменилось. Точно так же Лигачев создал бы комиссию для анализа причин развала дел в московской парторганизации, а прораб макакавки Ельцин написал бы письмо Горбачеву с требованием распустить эту комиссию под угрозой публично обвинить его в плохом служении макакавке. И был бы пленум, и была бы конференция, где прораб макакавки доказал бы обывателю, что нет лучше борца за макакавку, чем он, а Лигачев бы его упрекал: «Борис, ты не прав!»

Такой же макакавкой, но в экономике, являются «рыночные отношения», а до них спасение видели в макакавке «кооперация», а еще раньше - в макакавке «оптовая торговля»...

Успех макакавки объясняется свойством бюрократа не думать и понимать, а убеждать себя верить. Вера дает ему возможность безбедно существовать на любых постах, не неся ответственности за свои действия. Представим, начальник дает бюрократу приказ, губительный для народа. Здесь есть три варианта. Первый – доказать начальнику вредность приказа либо отказаться от исполнения. Но тогда можно лишиться своего места, которое бюрократ любит больше всего. Поэтому этот вариант ему не подходит.

Можно, понимая, что ты вредишь народу, исполнить приказ. Но тоща ты преступник и тебе нет оправдания даже в собственных глазах. А можно исполнить приказ, веря, что начальник непогрешим. Что взять с человека не думающего, а верящего? Он и место сохраняет, и одновременно душевное спокойствие и может уверенно пучить глазки, удивляясь, что его обвиняют в нанесении ущерба стране: «Как?! Ведь я верил начальнику!»

Вера дает бюрократу возможность иметь большой кусок народного масла на свой кусок хлеба и при этом не иметь головной боли. Поэтому любая макакавка из рук начальника для бюрократа свята.

Функционерами конгресса партий макакавки всегда являются авторитеты либо официально признанные (ученые со званием), либо раздутые мудраками прессы. Причем лидерам этим в среде бюрократов полное интеллектуальное раздолье. Можно призывать к любой глупости и идиотизму – члены партии макакавки с благоговением будут повторять заклинания.

ВОЖДИ РЕВОЛЮЦИИ

С вождями у бюрократии трудноразрешимые проблемы. Бюрократа без начальника (бюро) не бывает. Если у человека нет такого бюро, то он бюрократом физически стать не может. Он будет подчиняться Делу, которому служит, он будет делократом.

Вождь, начальник нужен бюрократу, чтобы сложить на него ответственность за свои часто преступные дела.

Как тяжело было бы Хрущеву без своего предшественника. По советским законам команду «убить человека» может дать только суд. Суду приказать никто ничего не может. Хрущев по должности десятки лет был членом «чрезвычайной тройки», на его руках кровь тысячи невинных. Не будь Сталина, о чем бы читал доклад Хрущев на XX съезде? А так все просто – Сталин все знал, Сталин нам приказал, а мы — невинные овечки – ему свято верили! Кто захотел – тот поверил. Более того, Хрущев даже героем стал – не побоялся, дескать, обвинить в убийствах Сталина. Покойного. Когда начальник безвреден, храбрость бюрократов обычно достигает героических высот.

Вот и возникает проблема – с одной стороны, вождь нужен, но желательно карманный. Такой, чтобы служил бюрократам и принял бы на себя вину за их глупость и преступления. (Вождь, который служит народу, хотя и не обходится без аппарата, но для бюрократа слишком страшен.) С другой стороны, среди своего брата-бюрократа мало кто на такую должность соблазнится. Кого обрадует должность замордованного до инфаркта макакавками советского премьера?

Даже если бюрократ и попадает на должность лидера или близкую к ней, то он старается уйти с нее задолго до того, как придет время отвечать.

Шеварднадзе ушел с поста министра иностранных дел СССР, по его словам, в знак протеста против диктатуры.

Но для порядочного человека бороться с диктатурой, которая несет вред народу, – обязанность. И с точки зрения эффективности этой борьбы нет лучше места, чем место министра. Ну представьте, что генералы любой страны вдруг бы заявили, что по их разведданным на страну скоро нападет враг и поэтому они все срочно уходят в отставку. В знак протеста! Можно понять их и Шеварднадзе? Наверное, нет.

Ну, а если вспомнить, что задача министра иностранных дел – снятие дипломатическими путями угрозы для страны, для чего надо ослабить враждебные блоки и укрепить себя союзниками; обеспечить уважение и доверие к своей стране... И достиг ли этого Шеварднадзе?

США танками и авиацией давили негритянские выступления, выхватили из суверенной Панамы президента, уничтожив сотни его сторонников – никто ничего. А СССР восстанавливал действие своей Конституции в Литве, и сразу Общий рынок стал грозить отказом в кредитах, обращаясь с нами, как с простой банановой республикой. А почему нет?

И ведь это были только цветочки! Так нужно ли удивляться, что Эдуард Амвросиевич скоропостижно оставил ягодки собирать другим?

Для бюрократа идеальное положение – это оппозиция. Один сажает и выращивает картошку, другой из-за забора кричит: «Дурак, да кто так сажает? Поливать надо не так! и т.д.». Картошка выросла плохая: «Я говорил, что он дурак и сажает неправильно!» Выросла хорошая: «А если бы меня слушал, была бы еще лучше!» Беспроигрышное положение. Ведь недаром лидеры «Солидарности» говорили, что самое большое поражение «Солидарности» – это ее победа на выборах. Вечная оппозиция – голубая мечта бюрократа.

Лидер московских депутатов, а потом «мэр моржовый» Г. Попов в своей работе «Перспективы и реалии» учил: «При демократическом варианте парламенты страны и республик, не отвечающие за выбор президента, свободны в контроле за ним, они – его реальные оппоненты. При аппаратном варианте, когда парламент выбирает президента, этот парламент начинает отвечать за свой выбор и склонен стать не оппонентом президента, а продолжением президентской власти».

Президент – глава исполнительной власти, он исполняет волю парламента, который обязан быть над ним и отвечать за него. Однако, как видим, бюрократу надо обязательно быть в стороне. Но на виду.

Самые лучшие должности для бюрократа – это учить других работать и контролировать, как работают другие. К этим должностям никак не пристегнешь ответственность за результат работы – она ляжет на того, кто работал. И с этой точки зрения идеальная должность – депутат. Твори что угодно, хоть всю страну заставь голодать или кровью залей, а через 5 лет вернешься на ту же должность и тот же оклад, да при дерьмократах еще и наворуешь. Только и всего. Законодательно освященная безответственность! Поэтому настоящих вождей, которые бы не прятались за чьи-то спины, у бюрократов долго не было. У них было много макакавок для народа, и у каждой макакавки были лидеры. Но повезло и им: в конце концов нашелся Ельцин.

СТРАТЕГИЯ РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЫ И ЦЕЛИ РЕВОЛЮЦИИ БЮРОКРАТОВ

Обычно, когда употребляется слово «стратегия», на ум приходят штабы, политбюро и тому подобные органы, разрабатывающие эту стратегию. Ничего подобного у бюрократии не было.

Когда крестьяне поднимали бунт, то где бы они ни жили, их стратегия была одинакова – избавиться от гнета помещика. Стратегию определяла цель – жить лучше материально, а гнет помещиков не давал ее достичь. В этом случае штабы для выработки стратегии не были нужны.

Не нужны они были по той же причине и бюрократии. Ее цель – иметь высокодоходное место на шее у народа – определяет и ее стратегию: расплодить таких мест как можно больше и направить на их содержание как можно больше денег, отобранных государством у рабочих и крестьян.

Поэтому, как бы ни были на первый взгляд разобщены различные группы бюрократии, скажем, нацисты и макакавочники, стратегия у них была одинакова, а это определяло их единство и совпадение массы тактических приемов.

Могут сказать, что стратегической целью любой революционной партии должен быть захват власти. Это верно для других партий, но требует пояснений для партии бюрократов. Официальная власть в стране – это ответственность, а видовой признак бюрократа – уклонение от ответственности. Ему нужно то, что сопутствует власти – возможность получать большие деньги и льготы, взятки, возможность красоваться на газетных полосах и экранах телевизоров, но так, чтобы ответственность за реальную жизнь и безопасность народа не нести. За это должен отвечать кто-то другой.

Фактическая власть почти полностью уже находилась в руках бюрократов, и, чтобы убедиться в этом, нужно понять, как осуществлялось руководство страной в последнее десятилетие.

Лидеры страны или группа людей, действующих совместно, как один лидер, считали своей обязанностью все больше и больше вмешиваться во все аспекты жизни страны и везде дать свое ценное указание. Но для этого нужно было знать, что происходит в стране. Сведения об этом лидерам поставлял аппарат (чиновники, ученые, пресса), которые так их препарировали, что у лидеров создавалось нужное аппарату мнение. Затем лидерам нужно было решение. Его тоже готовил аппарат (чиновники, ученые), и тоже в нужном себе ракурсе.

Лидеры, считая, что исполняют свой долг, на самом деле становились марионетками в руках бюрократии, которая сама создавала проблемы, для их решения набирала чиновников и ученых, те создавали новые вопросы и новые проблемы, для решения которых снова набирали бюрократов... Все было хорошо, одно только плохо. Даже будучи марионетками в руках бюрократии, лидеры страны все-таки были ни от кого не зависимы. А независимый лидер народа лучше ли, хуже ли, но служит народу.

На этом, кстати, основана ностальгия по монарху. Он представляет для бюрократии большие неудобства, так как, защищая права народа, ущемляет ее желания.

Например. Долгие годы средний рабочий получал от государства больше, чем средний бюрократ, и это не могло не возбуждать озлобленности. «Как, – возмущался бюрократ, – я пять лет учился в институте, а получаю меньше Ваньки?» При этом, разумеется, тот факт, что Ванька деньги делает, а бюрократ их только прожирает, во внимание не принимался.

Поэтому стратегической целью и окончательной точкой революции бюрократов была не власть как таковая, а замена не зависимого ни от кого лидера (каким было Политбюро ЦК КПСС) на полностью зависимое от себя руководство.

Поскольку в стране наметился и полным ходом пошел возврат к допотопному капитализму, лидерам бюрократии приписывают капиталистический статус, а тех из них, кто перебежал из КПСС, называют ренегатами, то есть по-русски – предателями. Это неправильно.

Окраска бюрократии не имеет никаких других оттенков, кроме желтого. Бюрократия существует и при капитализме, существовала и при рабовладельческом строе. Она вся вне строя. Правда, при социализме для нее особенно хорошие условия.

Она, разумеется, развалит социализм, но не потому, что понимает и убеждена в его неэффективности: сейчас ей удобно верить в это – это для нее просто очередная макакавка. Капиталистам не стоит сильно радоваться: будет другая макакавка – и бюрократия национализирует всю собственность.

Поэтому те, кто перебежал из КПСС в другие группировки, – не ренегаты, они своей главной жизненной цели не изменяли. Они и в коммунисты записались, чтобы урвать из государственной казны кусок побольше, и выписались потому, что вне КПСС появилась возможность в эту казну запустить руку поглубже.

ТАКТИКА БОРЬБЫ В ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД

Тактикой предреволюционной борьбы бюрократии являлись, разумеется, любые действия, ведущие к достижению стратегических целей – увеличению бюрократических мест в государстве и наращиванию их доходности.

В этот период были и особенности – началась борьба с КПСС, которая стала приемом, дающим целый комплекс очевидных преимуществ.

Во-первых. КПСС определяла людей в бюрократический аппарат страны, и хотя на первом месте тут стояла политическая благонадежность, но и деловые качества были не на последнем месте. Устранение КПСС давало место тем миллионам, кто не имел ни первого, ни второго.

Во-вторых. КПСС, обюрокраченная снизу доверху, тем не менее сохраняла функции защиты рабочего класса и трудового колхозного крестьянства, не давая преимуществ другим прослойкам. И здесь устранение ее давало существенные выгоды бюрократии.

В-третьих. Придя к власти, КПСС вместо руководства идейной направленностью общества начала руководить государством и расплодила огромный и уникальный по тупости аппарат. Это ведь он превращал неглупые идеи в абсурд. Он заставлял сеять кукурузу в тундре, пахать целину до пыльных бурь; а чего стоит его борьба с пьянством? Этот аппарат – идеальная мишень для того, чтобы с помощью его критики завоевать популярность и пролезть к власти на выборах.

Кроме того, Политбюро никому не подчинялось и, следовательно, так или иначе служило всему народу. Устранение его от власти позволяло бюрократии получить полностью зависящего от себя руководителя.

И, наконец, для революционера-бюрократа КПСС была базой контрреволюции, и потому в ней подлежал уничтожению не ее аппарат (который можно заменить или усовершенствовать), а вся она полностью. В своей борьбе с КПСС были абсолютно едины и нацисты и макакавочники.

Второй тактический прием, характерный, кстати, только для бюрократии – отсосать из пальца проблему и нанять бюрократов якобы для ее решения. Тут и национальные языки или такая благостная для бюрократов мыслишка: мы бедны не потому, что мало производим, а потому, что плохо распределяем. Миллионы и миллионы бюрократов кормились и кормятся этой паршивой макакавкой.

Началось с простого. До перестройки правительство строго следило, чтобы количество выдаваемых на зарплаты и пенсии денег соответствовало стоимости товаров и услуг для населения. Скажем, строился новый завод, который выпускал телевизоры с прибылью в 100 миллионов рублей в год. Соответственно зарплата, допустим, учителям поднималась правительством на 100 миллионов рублей. Но поскольку так не бывает, чтобы у нас в карманах или на книжках не было денег, то и товары до перестройки лежали в магазинах.

С ее началом наукообразные мудраки подбросили руководству страны макакавку: дескать, у нас в экономике потому все плохо, что распределяет все Госплан, а надо чтобы производители распределяли сами. Это называется оптовая торговля. Но ведь СССР – плановое государство, у него нет резервов мощностей «на всякий случай», как на Западе. Следовательно, производитель мог пустить в свободную продажу только то, что обязан поставить плановому потребителю. И этот плановый потребитель без данного товара останавливался, работники его теряли работу, а он сам — деньги.

Возьмем конкретный пример (цифры условны). Леспромхоз поставляет фабрике 100 кубометров леса по 40 рублей за куб, а та делает из него 1000 табуреток. С отменой части госзаказа он получил возможность поставлять уже на 100, а скажем, 90 кубометров. А 10 кубометров смогли купить кооператив, ассоциация, коммерческий центр, или Бог знает какая контора, которые моментально на идее «распределения» расплодились и наполнились ранее малооплачиваемыми бюрократами. Купил этот кооператив лес уже не за 40, а за 50 рублей, но продал все той же фабрике, только уже по 100 рублей за куб. А что ей остается делать? Не увольнять же рабочих. Далее фабрика, чтобы покрыть убыток, обязана связаться с такими же махинаторами, прошу прощения – кооператорами и так далее, и так далее. При этом и леспромхоз, и фабрика могут даже несколько увеличить зарплату. Но главные деньги оседают в карманах этой торговой бюрократии. Она кидается в магазины и раскупает товары, которые в идее своей предназначались тем, кто их производит, а не тем, кто на производстве паразитирует. А ведь количество товаров ни на штуку не изменилось: как было 1000 табуреток, так и осталось. Могут сказать, что коммерсанты оказали фабрике услугу – поставили ей так необходимые 10 кубов леса! Да, но раньше Госплан делал это бесплатно, а не за 60 рублей куб, да и бюрократов там было меньше, чем сейчас во всех этих коммерческих конторах.

А представьте, что тот же леспромхоз поставляет древесину на экспорт, где она стоит 100 долларов за куб. Предположим, он продавал через государственную внешнеторговую организацию 1000 кубометров. На эти деньги чиновники покупали 500 видеомагнитофонов и продавали их в магазинах за 1 500 000 рублей. Как говорилось выше, на эту сумму кому-нибудь в стране поднималась зарплата.

А теперь организуется, например, кооператив программистов во главе с Тарасовым с правом торговли за рубежом и комплектуется более находчивой бюрократией. Та берет в банке 50 000 рублей, идет к директору леспромхоза и говорит: «Зачем тебе этот экспорт! Продай мне эту тысячу кубов, а я леспромхозу продам 100 компьютеров, всего по 100 000 рублей за штуку. А тебе лично за труды по отдельному трудовому соглашению 1000 рублей». Экспорт директору ничего не дает, кроме головной боли, а тут 100 компьютеров, да еще кое-чего! Он продает лес программистам-коммерсантам. Они идут в ту же государственную организацию, которая торговала тем же лесом за рубежом, и говорят ее директору. «У нас есть лес, продай его за границу, а мы тебе – 1000 рублей по трудовому соглашению». А у того, во-первых, план, а, во-вторых и ему 1000 рублей нелишние. Тогда коммерсанты идут к тому внешторговцу, который покупает за рубежом компьютеры: «Купи нам 100 компьютеров за наши доллары, а мы тебе – 1000 рублей по отдельному соглашению». Он покупает. И наши программисты-коммерсанты продают их в леспромхоз и кладут в карман 10 000 000 рублей, что было очень большими деньгами в 88-89-м годах.

Но смотрите: те люди, которым раньше выплачивалось 1 500 000 рублей зарплаты, получали ее по-прежнему, но видеомагнитофоны-то не закуплены! Более того – в этих магазинах появились ушлые кооператоры с 10 000 000 рублей в кармане. Государство было ограблено на 11 500 000 рублей, но абсолютно законно. По законам, созданным уже тогда бюрократией для себя.

Рабочий и крестьянин идут в магазин, а там уже побывали кооператоры, и, естественно, там ничего нет. А им со всех сторон вещают мудраки: «Проклятый социализм, развалили страну – в магазинах ничего нет, надо нам переходить на рыночную экономику, чтобы было у нас, как в Польше!»

Не теряли времени и нацисты. Объявив, что народ ни о чем так не мечтает, как разговаривать исключительно на языке предков, а не на том, на котором его понимают, они стали плодить места переводчиков, учителей,, энергично выталкивать со своих мест союзную бюрократию.

Но ведь это были мелочи и для макакавочников, и для нацистов, так как в СССР действовала Советская власть, народ был приучен к мысли, что его государство даже в забюрокраченном виде есть государство трудящихся, что оно должно и обязано защищать именно его – трудящегося – интересы. Государство было главным препятствием для бюрократов, и участь его была предрешена. В ходе революции оно первым пало под ударом революционных бюрократов.

ТАКТИКА РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЫ

Революционная часть бюрократии всегда находится между высшей властью и населением, платящим налоги, то есть или в аппарате, или связана с ним. Смысл революции – заставить высшую власть служить не народу, а бюрократии исполнительной власти. Для этого высшая власть обязана давать законы и заставлять ими население действовать не в интересах народа, а в интересах этой части государственного аппарата.

Достичь этого чрезвычайно просто, тут не требуется с криками «Ура!» бежать на штурм Зимнего, а есть два простых способа.

Первый – прямой. Любой приказ высшей власти – закон – содержит задачу по защите народа, которую обязан выполнять каждый гражданин, и (как правило) перечень того, чего ему делать нельзя. Возьмем, например, Уголовный кодекс. Задача – общественная безопасность. Запрещено: убивать, воровать, предавать и т.д.

При первом способе высшая власть дает закон, который нужен только бюрократии, заставляет население служить не народу, а ей. Приметы такого закона – отсутствие полезной народу задачи. Либо ее вообще невозможно сформулировать, либо если ее и дать в законе, то статьи закона и его задача будут резко не соответствовать друг другу. Примерами могут служить законы «О предпринимательстве в РСФСР» или «О налогах с предприятий» СССР.

Второй способ – косвенный. В нем полезная народу задача может быть, но текст закона должен быть написан таким тупым канцелярским языком и до того заумно, чтобы нормальный гражданин не смог в нем разобраться, то есть не понимал, чего от него хочет высшая власть, и шел бы за разъяснениями к власти исполнительной. А уж та ему объяснит! Объяснит так, как надо бюрократии.

Все это для бюрократии идеальный случай. Если высшая власть дает такие законы, то бюрократ как сыр в масле катается – и жить ему хорошо, и вина за беззащитный народ лежит на высшей власти.

Но никакой более-менее умный человек осознанно на роль высшей власти в таких условиях не пойдет, не захочет стать отвечающей за все марионеткой в руках бюрократии. Поэтому высшая власть не должна осознавать, что она действительно творит, и, кроме того, не должна бояться ответственности за свои дела.

Такой идеальной высшей властью стал Верховный Совет СССР и Съезд народных депутатов, созванный впервые в апреле 1989 года. Поэтому апрель 1989 года и следует считать датой Великой Апрельской бюрократической революции. Бюрократия могла взять власть с официальной целью «Коммунизм» или «Модернизация», но выбрала, как уже писалось, цели самые дерьмовые. Поэтому будет правильно сказать: «Великая Апрельская дерьмократическая революция».

И дело даже не в том, что Съезд в подавляющем большинстве был укомплектован крикливыми штатными бюрократами, привыкшими кормиться за счет налогов. Дело в том, что человек тщательно обдумывает свои поступки и действует осознанно, когда боится, что наступит ответственность за его действия. А депутаты ни вместе, ни отдельно ни за что не отвечали. У них стимула действовать осознанно нет.

Могут сказать, что у нас и раньше депутаты ни за что не отвечали. Да, это правильно. Но раньше им и не доверяли руководить страной. Руководило Политбюро ЦК КПСС. А в апреле 89-го Политбюро руководство страной им добровольно передало.

С первых минут Съезда стало ясно, что он народу СССР служить не собирается. Один за одним на трибуну поднимались депутаты, доказывая друг другу, что у них разные интересы. Один утверждал, что в его интересах закрыть полигон в Семипалатинске, другой – перекрыть нефтепровод, третьему надо было во что бы то ни стало остановить электростанцию.

Но народ СССР един, у него был один интерес, и у его депутатов должен был бы быть тот же один интерес. Пути достижения его могли быть равными, но интерес-то один! И если у депутатов были разные интересы, то это уже был не Съезд народных депутатов СССР, а симпозиум алчных местных хозяйчиков, временно претендующих на звание народных радетелей.

Страна лишилась верховной власти, через которую осуществлялась власть народа СССР в стране. С демократическим государством было покончено. Интересы народа стало некому защищать. Наступила эра дерьмократии.

С этих пор Верховный Совет стал принимать только те законы, которые нужны бюрократии, или в такой форме, которая ей необходима. Наступил период бюрократического строительства, а вскоре окрепшая бюрократия разогнала этих «народных» депутатов СССР, как стадо тупых, трусливых баранов. Разогнала за ненадобностью.

ТАКТИКА РЕВОЛЮЦИОННОЙ БЮРОКРАТИИ В ПЕРИОД РАЗВЕРНУТОГО СТРОИТЕЛЬСТВА ДЕРЬМОКРАТИЗМА

Первый тактический прием прямо следует из стратегического замысла – наплодить как можно больше мест для бюрократии. Этот прием – развал единой страны с одним аппаратом и создание множества государств с множеством аппаратов.

Эта цель была единой и для нацистов, и для макакавочников уездного масштаба. Скажем, Ландсбергис был литовец и уверял всех, что за 2 миллиона литовцев голову сложит. Ельцин был русский и тоже уверял русских о своей преданности им. И многим еще тогда было непонятно, как Ельцин мог бросить без защиты 60 миллионов русских, живущих вне России, и броситься на помощь Ландсбергису, когда русские в Литве выразили возмущение литовскими законами. Ни Ландсбергису, ни Ельцину защищать свои народы и в голову не приходило, главным для них было защитить свои места и места преданной себе бюрократии. Угроза бюрократам Ландсбергиса – это автоматическая угроза бюрократам Ельцина. В этой революции девиз «Бюрократы всех стран – соединяйтесь» действовал без сбоев, когда речь шла о борьбе с Советским государством и общесоюзной бюрократией.

Второй тактический прием – уничтожение сил, объединяющих страну. Формально их оставалось на тот момент две: КПСС и государственный аппарат СССР. Верховный Совет, как мы уже говорили – это был идеальный начальник, который больше не защищал народ и разрешал бюрократам все. Поэтому так неистово шельмовался глава исполнительной власти Рыжков, хотя он покорно исполнял все, что указывала бюрократия. Поэтому так неистово шельмовались коммунисты, хотя всем известно, что каждый из них поклялся не жалея сил служить народу. Ну какой же хозяин (а бюрократы утверждали, что они демократы, то есть люди, которые сделают народ хозяином страны) – какой же хозяин станет шельмовать наиболее преданных себе работников? В аппарате страны были чиновники, готовые за народ сложить головы – это офицеры. Вспомните, как неистово шельмовалась армия СССР!

Третий прием, который также определялся стратегией – собрать для себя, в свое распоряжение как можно больше денег. Этим достигалось две цели: собственный прокорм и обозначение собственной полезности. Ведь у подавляющего числа бюрократов работа заключается в воздействии на распределение денег, собранных у населения. Тут есть два способа.

Первый — налоги, причем они должны быть как можно многочисленнее и запутаннее. В этом случае для их сбора и для толкования налоговой системы нужна уйма чиновников и ученых. Второй – ограничение потребления, ограничение доходов работников промышленности и сельского хозяйства.

В осуществление первого способа бюрократы провернули через Верховный Совет законы о налогах и сопутствующие им постановления Совмина.

Достаточно сказать, что уже в 1991 году налоги от балансовой прибыли предприятий (без налога с оборота) в среднем достигли 65,5 процента.

Второй путь – заставить рабочих и крестьян снова заплатить за то, что им и так принадлежит – за землю и заводы. Для этого бюрократия стала интенсивно убеждать, что все, что в стране создано руками рабочих и крестьян, принадлежит государству, подразумевая под государством себя саму. А раз так, то бюрократия имеет право свою собственность продать тому же народу или людям с деньгами.

Вот такими, в общем, не очень хитрыми приемами бюрократия страны начала энергично строить свое общество.

КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЕ СИЛЫ

Силы бюрократической революции – это стихийная масса людей, желающих как можно удобнее расположиться на шее у народа, фактически ограбить его. Их стратегия и тактика инстинктивны, их истинные цели не могут быть обнародованы, их сторонники в народе – просто обманутые. Эти силы не имеют ни общественно полезных идей, ни несущего их центра. Это вошь на тифозном теле, старательно доказывающая, что тело без вшей существовать не может.

Силы контрреволюции – это те, кого обычно называют народом: работники промышленности, сельского хозяйства и те, кто народ действительно защищает – практикующие врачи и учителя; военнослужащие армии и милиции; несущие ответственность за конечный результат государственные чиновники. Последнее может вызвать удивление: чиновники, общепризнанные бюрократы, вдруг занесены в число контрреволюционных сил? Но речь идет только о несущих ответственность (наказание) чиновниках, а не об аппарате. Скажем, если цех или завод не дает продукции, то, как бы красиво ни отчитывались начальник цеха или директор, их все равно накажут – снимут с должности. Аппарат же цеха и завода будет спокойно существовать дальше.

Сейчас эти силы также стихийны. У них нет не только идей, но даже нет такой инстинктивной стратегии и тактики, которая есть у бюрократов. У большинства народа нет даже чувства, что его грабят. К тому же мудраки в органах формирования общественного мнения в интересах революционных бюрократических сил искусно сеют в народе семена алчности, разжигая его индивидуализм, злобу и зависть людей друг к другу, к чиновникам, действительно защищающим народ, всячески делая бюрократию героями

дня.

Возглавить контрреволюцию против бюрократии обязана была бы KПCC – это ее святая обязанность как партии народа. Но КПСС была парализована, а затем убита. Ее бюрократический аппарат, за многие годы намертво усвоивший только привычку услуживать начальству, оказался не способным самостоятельно думать и служить народу. Сами до мозга костей бюрократы, члены аппарата КПСС инстинктивно душили антибюрократические движения в партии еще до того, как на эти силы набрасывались нацисты или макакавочники.

Характерен пример с рядовым ленинградским коммунистом Н. Андреевой, травлю которой начал не кто иной, как орган ЦК КПСС «Правда».

Нахождение огромного, уцепившегося за свои места бюрократического аппарата на том месте, где должны находиться органы управления партией, разъединил ее, не дал ей возглавить народ в борьбе с бюрократией страны. Сам же аппарат, не веря, что он устоит перед нацистской и макакавочной бюрократией, срочно стал готовить себе места, создавая различные коммерческие организации на деньги партии и тех предприятий, где он еще имел влияние. Либо члены его перебегали во вновь создаваемые дерьмократией аппараты, нахально объясняя свое предательство необходимостью опять «служить народу», а то и, по обычаю макакавочников, чем-нибудь заумным, типа: «Хотя склонность русского народа... к эсхатологическому мышлению, вере в хилиазм заставляет меня задуматься: а может быть, и будет коммунизм через тысячу лет... Может быть, к этому времени кто-то решит проблему теодицеи». И задумавшись, академик Шаталин, выдавший это изречение (в глубокой уверенности, что умственная теодицея читающих его опус уже перешла границы старческого хилиазма), все-таки приходит к выводу, что «демократический социализм» есть «трюизм». А это ведь был очень высокооплачиваемый экономический идеолог партии. Так чего же было ждать народу от партии, у которой аппарат укомплектовывался такими идеологами, как Шаталин, и такими «преданными борцами», как Ельцин?

Есть еще одна сила контрреволюции, которая, безусловно, была готова стать на защиту народа и тоже была предана – это армия. Люди в армии ценою своей жизни готовы были исполнить свой долг перед народом. И Афганистан, кстати, показал, что нынешнее поколение офицеров мало в чем уступало офицерам 1941-1945 гг. Но армия была предана своими маршалами и генералами.

ГЛАВА 6. НЕУМЕН, РЕШИТЕЛЕН, ЗЛОБЕН

ФЕНОМЕН

Предыдущая глава, которая несколько сокращена и исправлена, была написана как статья еще в конце 1990 года. Тогда сделанные в ней выводы об уничтожении КПСС и СССР казались дикими редакциям всех изданий. Ведь то было время, когда пьяный Ельцин в США перед телекамерами трогательно прижимал к груди партийный билет, КПСС проводила с обычной помпой свой двадцать девятый съезд, народ СССР однозначно высказался на референдуме за единую страну.

А автор ни с того ни с сего каркал, что и СССР и КПСС пришел конец, что революция бюрократов уже свершилась. В конце концов статья была напечатана только в 12-м номере «Молодой гвардии» за 1991 год, когда все ее предсказания подтвердились. Тут нет ничего странного, так как предсказания эти основаны на законах поведения людей, но объяснить это редакторам автор в то время не смог.

А макакавки шли и шли... Макакавку «свободные цены» меняла макакавка «противостояние властей», ее сменила макакавка «конституция».

Правда, читатели могут упрекнуть автора: он утверждал, что у бюрократии есть проблема – отсутствие вождей, а жизнь выявила явного и очевидного ее вождя – Б.Н. Ельцина.

Да, автор ошибался, считая, что ни один нормальный человек, то есть с нормальными умственными способностями, не согласится на такую должность. Но Ельцин – феномен: это не перепуганная и тупая бюрократия типа Горбачева с Политбюро, а очень интересная личность; это, по меньшей мере, мужик.

Попробуем рассмотреть его подробнее, оценить его умственные возможности, характер, отношение к людям, приемы политической борьбы, работоспособность. Тут нам помогает сам Ельцин, уже успевший надиктовать мемуары «Исповедь на заданную тему». Они, конечно, лживы, как и любая агитка, но когда человек врет очень много, то волей или неволей выдает факты, которые можно сопоставить между собой и самостоятельно прийти к более-менее надежным выводам.

ИНТЕЛЛЕКТ ВОЖДЯ

Вообще-то сочетание слов «интеллект» и «Ельцин» вызовет улыбку и у самых ревностных сторонников Б.Н., даже таких, как поп Якунин. «Вот уж чего не надо – того не надо», – скажут они. Это самое главное, что не требуется бюрократии от своего вождя. Вождь не должен соображать, что он делает, не должен самостоятельно предсказывать события.

Мало-мальски умному человеку было абсолютно ясно, что «освобождение цен», уход государства от их контроля при одновременном открытии границ для западного покупателя (то есть создание условий, когда на базаре всего один продавец и много покупателей) вызовет стремительный, обвальный рост цен на сырье, а вслед за ним и на все остальное. Ни один нормальный человек в преддверии этого не пообещал бы избирателям, что он ляжет на рельсы, если цены поднимутся. Но Ельцину объяснили, что все в порядке, что так можно говорить и обещать – он и обещал.

Характерным для Ельцина, и это понятно, является чтение с бумажки любых выступлений, даже самых простых, отказ от любых прямых разговоров с политическими противниками. Практически каждое его самостоятельное выступление поправляется или впоследствии дезавуируется окружающей его бюрократией. Дело доходит до того, что его смело правят и просто редакторы. Автору запомнился случай, когда Ельцин вдруг сам начал говорить на собрании промышленников и призвал к расправе над оппозицией, тогда немногочисленной, в Верховном Совете России. Это выступление, сразу же переданное по радио, уже было отредактировано, а впоследствии была объявлена ставшая обычной для Ельцина формула: дескать, он был больной и наглотался таблеток.

Впечатление такое, что в области общественной жизни и политики он не только ничего не понимает, но и не помнит. Не только законов страны, но и самых последних государственных идей. Скажем, в Германии он клялся в любви к немцам, читая это по бумажке, а спустя пару недель в Саратове, когда за ним не уследили и он получил возможность выступить самостоятельно, не моргнув глазом, сообщил, что переселит немцев на артиллерийский полигон.

Интересно, что после государственного переворота в августе 1991 года, когда у бюрократии было по горло дел, Ельцина просто услали на отдых -чтобы не мешал.

Оппозиция издевается, что все указы Ельцина делятся на три типа: 1) антиконституционные; 2) «меня не так поняли»; 3) «меня опять подставили».

Умственные способности Ельцина или, точнее, наличие их отсутствия, казалось бы, не вызывают сомнения.

Но если мы откроем мемуары Ельцина, то удивимся большому количеству его интеллектуальных побед, особенно в детстве и юности. Мемуары пестрят сообщениями: «с учебой всегда было все в порядке – одни пятерки»; «в аттестате одни пятерки»; совершенно не учился в десятом классе и вдруг – «правда, всех пятерок мне не удалось получить, по двум предметам поставили четверки»; без подготовки при поступлении в институт «две четверки, остальные пятерки»; «получал на экзаменах одни пятерки, хотя очень много времени отнимал волейбол, тренировки, поездки на соревнования»; «я ему однажды одну задачку решил, очень трудную, которую у него среди студентов лет десять до меня никто осилить не мог»; «диплом пришлось писать вместо пяти месяцев за один... тема дипломной работы – «Телевизионная башня»... и все-таки сдал диплом, защитился на «отлично».

Прямо теряешься: такой умный мальчик был в детстве, и на тебе – такое получилось к старости. Правда, настораживает, что у Бори не осталось никаких воспоминаний по поводу любых упражнений интеллекта. Мы не знаем, прочел ли он когда-нибудь хоть одну книгу, в его языке нет никаких намеков на литературу, на ее героев или события. И возникает вопрос: «А был ли мальчик? Были ли пятерки?»

В мемуарах поразительно мало дат, в связи с чем трудно сопоставить события жизни Ельцина с событиями в стране. Мы знаем, что он родился 1 февраля 1931 года, а институт закончил в 1955 году. Поскольку нет никаких указаний, что в институте он брал академотпуск, и четко сказано, что поступил туда в год окончания школы, то окончил он десять классов летом 1950 года, когда ему было почти 19,5 лет. В армию в то время призывали в 19 лет и только осенью, а в армии тогда был страшный недобор. Ребята призыва этих лет служили по 5-7 лет вместо 3. Отметим, что у Бори не было альтернативы – поступать в институт или нет: в противном случае его ждала армия. Вычтя из 1950 года три года 8-10-го классов, мы получим время окончания семилетки – 1947 год.

Посчитаем с другого конца. В школу Боря должен был поступить в сентябре 1937 года, когда ему было б лет и 8 месяцев, либо в сентябре 1938 года в возрасте 7 лет и 8 месяцев: Поэтому, отлично учась, он должен был бы кончить семь классов максимум в 1945 году. Куда у Бори делось 2 или 3 года?

В мемуарах нет никаких указаний, что Боря тяжело болел и на этот срок был прикован к постели, да и в этом случае его могли учить на дому.

Ответ как будто один: Боря учился очень плохо и в нескольких классах сидел по два года. Тогда в школах такое практиковалось. Становится понятным инцидент, который затеял Боря на выпускном вечере после окончания семилетки – ибо никакая десятилетка очного обучения ему не «светила». Ему было 16,5 лет, он уже имел паспорт и должен был идти работать и учиться в вечерней школе.

Смотрите. На выпускном вечере Боря, испортив всем праздник так, что это невозможно было ни забыть, ни замять, обвиняет учительницу, а следовательно, и школу, и гороно в использовании детского труда, что является преступлением. А сам он становится борцом за справедливость, которого обижают за критику. Боря начинает ходить по инстанциям, привлекая к гороно и школе внимание «компетентных органов». Не забудем, что это было в 1947 году. Естественно, школа сдалась, а Боря заработал капитал, которым пользовался и в дальнейшем, правда, в другой школе. В старой школе учителя, которых Боря поставил на грань тюремной отсидки, учили ведь и других мальчиков, и тем мальчикам в десятом классе было столько же лет, сколько Боре в восьмом. Встречаться с ними каждый день в школьных укромных местах Боре не должно было улыбаться. Естественно, что ему лучше было уйти туда, где его пока не знали.

У людей, не учившихся в институтах и сохраняющих к ним трепетно-уважительное отношение, может возникнуть вопрос: «Как Боря, так плохо учившийся в школе, мог поступить в институт?»

Во-первых, есть данные, что отец Бори занимал к тому времени очень высокий строительный пост. Во-вторых, что, может, и более существенно, Боря был увлеченный и очень способный спортсмен. А у спортсменов в институтах особый статус.

С автором в параллельной группе учился мастер спорта по вольной борьбе. Хороший парень и великолепный борец. Все его соперники знали, что он будет бросать их через грудь, знали – и ничего на ковре с ним сделать не могли. Очевидцы рассказывали, что, когда парень сдавал математику, отчаявшийся преподаватель, чтобы получить хоть какую-нибудь запись на экзаменационном листочке борца, начал ему диктовать: «Пиши: А в квадрате плюс Б в квадрате» – и парень, наморщив лоб, стал обводить буквы квадратиками. Но ничего – пока он на ковре бросал всех через грудь, тренер регулярно сдавал за него все сессии.

Что касается того, как Боря решил задачку, которую до него десять лет никто не мог решить, то это легенда. Институты имеют план по подготовке кадров ученых и преподавателей, а потому всегда стараются оставить в аспирантуре наиболее толковых студентов. И такого уж точно оставили бы, даже не будь он еще и спортсменом. Но в книге и намека нет, что кто-то Боре это предлагал.

Теперь о дипломной работе за один месяц вместо пяти. Автор вспомнил еще один анекдот из своей жизни. Как-то студентом, зайдя на кафедру, он увидел, что его научный руководитель расстроен. Спросил почему. И тот в сердцах рассказал: кафедра делила между преподавателями студентов-дипломников, и профессор Чуйко, пользуясь отсутствием этого доцента, подсунул ему двух тупиц, за которых нужно было писать дипломные работы самим руководителям. На следующем заседании кафедры руководитель автора возмутился и потребовал справедливости. Одного тупицу вернули хитрому Чуйко. «И надо же, – поражался руководитель, – вчера вечером тупица, которого я вернул Чуйко, напился вдрызг в общежитии и с четвертого этажа помочился в лестничный пролет, да так удачно, что попал на поднимающегося по лестнице с проверкой декана! Теперь его уже отчислили. Ну почему мой тупица не догадался это сделать?!»

То есть в том, что Ельцин за один месяц написал дипломную работу, нет ничего удивительного – мог и за один день. Заметим, что после института он не стал работать инженером, а целый год фактически ошивался на стройке, копя в трудовую книжку записи об освоенных рабочих профессиях. Он присматривался и набирался опыта.

Так что нет никакого несоответствия между теми умственными способностями, которые Ельцин проявляет в настоящее время, и его детством и юностью. Но надо понять вот что. Неспособность Ельцина разобраться в вещах более-менее абстрактных, требующих специальных знаний или самостоятельного анализа фактов общественной и производственной жизни, не означает, что он какой-то юродивый или неполноценный. В нормальном быту, что касается личных конкретных дел, он вполне сметлив и понятлив. Более того, автор думает, что он был для многих симпатичным приятелем и мог легко поддерживать беседу о женщинах, спорте, выпивке, деньгах, личных и семейных делах – то есть о том, о чем люди обычно говорят в 95 процентах случаев. В разговоре о предметных вещах он никому не мог казаться глупым, да и не был им, а беспредметной болтовни в отличие от Горбачева он без бумажки просто не вел. В принципе по своему уму это нормальный, сметливый мужик, но не на том месте и не с тем характером и амбициями.

ЕЛЬЦИН – РАБОТНИК

Люди, которые занимались Делом, непременно разделят мнение автора о том, что настоящие, толковые работники никогда не хвалятся ни самим процессом работы, ни ее длительностью. Это не имеет для них значения. Объектом гордости для них может быть только конечный результат. Скажем, токарь будет выглядеть смешным, если будет хвастаться тем, что он двужильный, что непрерывно работает весь день до ночи – спит по 4-5 часов в сутки, а все остальное время точит и точит. «Кому это надо, – удивится специалист, – кому надо, чтобы ты не спал? Покажи лучше, что ты сделал: сколько и какого качества».

Сам факт хвастовства работника умением длительно работать или жалобы его, что он работает много, – это надежная характеристика паршивого работника.

Б.Н. Ельцин своим трудолюбием, выносливостью хвастается непрерывно, но от вопроса о конечном результате своего труда уходит, даже если этот вопрос ставится в лоб: «У меня никогда не было особого желания подсчитывать свои успехи и достоинства в роли первого секретаря. Не делал этого даже после выступления Лигачева на XIX партконференции, когда он твердил: «Борис, ты не прав» – и утверждал, что я завалил работу в Свердловске». Заметим, что и во главе дерьмократии он никогда не отчитывался перед народом в результатах, непрерывно вешая избирателям лапшу на уши сентенциями типа «необходимо дальнейшее расширение углубления реформ».

Для массы руководителей промышленности и сельского хозяйства вышеописанного поведения уже вполне достаточно, чтобы отказать Ельцину в приеме на работу в свои хозяйства на любую должность кроме дворника -и то, если руководит дворниками крепкий завхоз.

Тем не менее, давайте рассмотрим эпизоды трудовой биографии Ельцина, которые он сам считает достойными упоминания в мемуарах.

Наиболее полезным делом его жизни надо, пожалуй, считать баньку, которую он построил деду в обмен на часы. Часы в то время очень ценились и были предметом шика, что, впрочем, не помешало Боре проиграть их в карты. Но банька, надо думать, деду послужила.

Остальная его трудовая деятельность – это либо наглая показуха, либо анекдот.

Вот Борис Николаевич работает строителем.

То он пытается сдать дом, а в доме двери неправильно установлены, а специалист Ельцин этого и не заметил. Тогда он организует штурм и сверхурочную работу. То он пытается сдать камвольный комбинат, но оказывается, что у специалиста Ельцина чертеж «затерялся», и он не сделал перехода между цехами. Опять героический штурм и работа сверхурочно.

Настолько был «ценный» работник, что за один год успевал получить 17 выговоров от управляющего трестом. А надо сказать, что в тогдашней табели о наказаниях выговор – это серьезно. Хотя снятие премии вроде и больно бьет по карману, однако выговор – это подготовка к увольнению. Но тщетно бился управляющий, пытаясь уволить Ельцина, тщетно подавал на него в суд, тщетно обивал с этим вопросом порог горкома. Там уже сидел друг Ельцина, второй секретарь горкома Моршаков, он Бориса Николаевича в обиду не дал. В конце концов управляющему удалось выпихнуть Ельцина из треста на должность с повышением – главным инженером домостроительного комбината.

Будучи строителем, Ельцин научился пускать пыль в глаза, что незаменимо для работы партийного функционера. То он дом за 5 дней смонтирует, что страшно дорого и никому не нужно, но шуму-то сколько! Ельцин! За 5 дней!!! То вдоль ряда строящихся домов проложит рельсы и пустит по ним краны – передовой метод!! Но дело в том, что если бы он при таком удачном расположении объектов попытался заставить слесарей демонтировать и переносить краны, то они бы просто не дали этого сделать, настолько сей «передовой метод» очевиден.

Вот, собственно, и все упомянутые им трудовые достижения строителя. На должности секретаря обкома возможностей для показухи у Ельцина стало больше.

В стране было принято решение в течение десяти лет ликвидировать бараки. Для этого жителям бараков нужно было дать жилье. Что должен был сделать Ельцин? Правильно. Создать новые строительные тресты, «выбить» у Москвы под эту программу деньги и материалы. А в то время это было нетрудно, так как дефицита бюджета не существовало и под государственные программы и Госплан и Госснаб все выдавали. Но это нужно было работать и работать 10 лет. Ельцин находит гениальный по наглости путь. Он договаривается с приятелями в ЦК КПСС о том, чтобы на него год не принимали жалоб, забирает у предприятий все квартиры, которые они за год построили для себя, переселяет туда жителей бараков – и готово.

Пока Лигачев в Томске усиленно строит, Ельцин уже герой – ликвидировал бараки! За год!!! Растоптав социальную справедливость – ведь предприятия давали квартиры лучшим и кадровым работникам, а в бараках к тому времени жили либо недавно переехавшие, либо бичи. Но слава-то какая! Не за 10 лет, а за год, не построив дополнительно ни одного квадратного метра жилья!

Второй подвиг нашего Геракла – дорога Свердловск – Серов. Вот как он сам описывает проблему: «Расстояние – 350 километров. Итак, где-то нужно найти 350 миллионов рублей, где-то выбить лимиты под строительство, людей, технику, в общем, непонятно, с какого бока браться».

Как это тебе – строителю – непонятно, с какого бока браться? Ведь это понятно любому колхозному прорабу, ведь это азы строительства! Но не только азы – еще и муторная работа, требующая выдержки и настойчивости. А работник Борис Николаевич, как вы уже поняли, крайне паршивый.

И он делит участки дороги между предприятиями, чтобы они из своих средств и материалов, своей техникой и людьми построили эту дорогу. Предупредив, что если кто не успеет к сроку, то он этих руководителей предприятий вывезет на их недостроенный участок и там в тайге выбросит. Так и сделал.

Тут надо понять следующее. В те годы ни одному предприятию ничего лишнего не давали. Строит он цех или дом, ему давали сталь, цемент, деньги, но ровно столько, сколько нужно для этого строительства. Теперь, если им строить дорогу, то надо прекращать строить дома и цеха, заморозить эти объекты, гноить уже полученное оборудование на складах. Более того, каждый руководитель, направляя материалы не туда, куда они выделены Госснабом, совершал преступление и становился под угрозу суда.

Но, видимо, угроза самодура-Ельцина была сильней. Дезорганизовав работу промышленности области, он заставил для собственной славы и отчета построить дорогу именно таким путем, не прикладывая ни собственных рук, ни ума.

Заметим, что, будучи и Председателем Верховного Совета, и Президентом, он продолжает работать точно так же. Когда Верховный Совет назначил В. Черномырдина Председателем Совета Министров, то радио радостно передало, что Ельцин с ним встретился и они договорились о регулярных встречах каждую неделю. Как так? Ведь у Ельцина в России всего один подчиненный – Черномырдин. И встречаться с ним раз в неделю? А чем же народный любимец собирался заниматься в остальное время? Хотя это риторический вопрос. Бюрократии он более одного раза, для подписи подготовленных ею бумаг, и не нужен.

ХАРАКТЕР

Мы уже догадались, что в школьные годы Боря был переростком и очень вероятно, второгодником. Это не могло не унижать его и не вызвать стремления как-то отличиться. Кроме того, он не был военным сиротой отец его был на броне, мать не работала. По тем временам это были обеспеченные люди. У него не было оправдания своей неполноценности. Такая ситуация могла на каждого повлиять по-разному, но Борю она сделала во-первых, злобным, во-вторых, дерзким до бесстрашия. Где-то его бесстрашию, конечно, помогает его глупость, но все-таки его правильнее будет считать самостоятельной чертой характера Ельцина.

Вся его биография пронизана примерами дикой, бессмысленной злой дерзости, часто откровенно глупой. Причем он это помнит с гордостью

Он втыкает иголки в стул учительнице.

Он перебегает реку по бревнам.

Он дерется в коллективных драках, и хотя называет это спортом но это не спорт, так как нос ему перебили оглоблей, а русские кулачные бои не допускали никакого оружия, даже пятака в рукавице.

Он со взломом проникает в охраняемый часовым склад и ворует две гранаты.

Он взрывает одну из них в руках. Здесь надо немного подробнее хотя к оценке характера Ельцина это мало что добавляет. По его версии, он украл две гранаты, причем точно помнит их марку – РГД-33. Это наступательная граната, она дает до тысячи осколков, сохраняющих убойную силу в радиусе до 25 метров. По описанию Ельцина, он бил ее молотком, то есть во время взрыва она находилась от него не более чем в метре. Будь это действительно так, Ельцин был бы убит, причем не только осколками, но и силой самого взрыва. Ему же повредило всего два пальца. Непонятно!

Но оказывается, есть и другая версия этого события. В Москве, самиздатом, было распространено открытое письмо Ельцину его бывшего соученика из параллельного класса Бородина (Черняева) Юрия Георгиевича Он пишет: «Помните, Борис Николаевич, с чего все началось? Проживая во время войны в роскошном особняке (а не в бараке, как Вы живописали в своей «Исповеди»), Вы и Ваши друзья Зайдель, Иоссель, Школьник враждовали с нами – детьми рабочих (из бараков). И однажды во время загородной мальчишеской драки-разборки Вы бросили боевую гранату и убили Юру Крайнева и Валю Щанина. Тогда Вам оторвало пальцы, но от суда спас папа – начальник областного управления строительства. Это представили как несчастный случай».

Повторим, что к оценке характера Ельцина это мало что добавляет, и так видна его злобность. Но по крайней мере, объясняет, почему он при взрыве гранаты остался жив. Продолжим.

Он дерзко выступает против школы по окончании восьми классов.

Он уходит в туристский поход, не обеспечив его безопасность, и еле остается жив с друзьями.

Он без билета отправляется в путешествие по Советскому Союзу, зная, что в те годы это уголовно наказывалось.

Он садится играть в «буру» с уголовниками, наверняка зная (хоть он это и отрицает), что это, пожалуй, единственная карточная игра, где правилами разрешено жульничество. (Пойманный в жульничестве просто проигрывает партию – считается, что неудачно сыграл.) С профессионалами в эту игру играть бесполезно.

Он идет на игру в волейбол при запрете врачей.

Он подавляет бунт работающих у него в подчинении заключенных после того, как урезал им расценки.

Он вопреки приказу управляющего трестом не выводит своих рабочих на сверхурочные первого января.

И многое другое.

Можно читать мемуары Ельцина как угодно, но по своей злобной дерзости и бесстрашию это человек уникальный.

ОСНОВНЫЕ ЖИЗНЕННЫЕ ПРИЕМЫ

Если отец Ельцина действительно был начальником областного управления строительства, то тогда он мог оказывать Борику мощную покровительственно-протекционистскую поддержку и при поступлении в институт, и при его окончании, и дальше, когда он работал в строительстве. Чувствуется, что Борей кто-то разумно руководил и обучал некоторым неординарным вещам.

Трудно поверить, что Боря, даже в свои неполные семнадцать, догадался бы таким образом прошантажировать школу, догадался бы ходить на приемы в райком, горком и т.д. Затем другой очень умный ход – после института Боря год работает на всех видах строительных работ по месяцу. В принципе это бред, ни одну специальность даже элементарно нельзя освоить за месяц. Но он получил богатый опыт, и, главное, это было время, когда инженеров жестоко критиковали за отсутствие практических знаний. Даже в институты начали принимать только после двух лет работы на производстве. А у Ельцина в трудовой книжке отметки об освоении 12 строительных специальностей!

Наверное, отец дал ему необходимый толчок, познакомил с влиятельными людьми, но дальше Ельцин двигался сам.

Успех Ельцина во многом объясняется его дерзостью, наглостью, бесстрашием. Может быть, бесстрашием от глупости, но тем не менее. Почему он так прижился в обкоме? Да потому, что к этому времени обкомы стали полностью бюрократическими образованиями, их делом были отчеты о Делах других. И мы видим, что Ельцин был специалистом по втиранию очков, специалистом по отчетам. И только благодаря наглости и дерзости. Наверное, сотни и сотни секретарей обкома просто побоялись бы заработать себе славу на подобной ликвидации бараков или на таком способе постройки дороги. А Ельцин не боялся!

Но, наверное, главный его прием — шантаж. Он ловко находил ситуацию, когда сам нагло выставлял себя борцом за справедливость, а противника – уголовным преступником. Вот, к примеру, Ельцин вспоминает: «Однажды управляющий мне в один год объявил 17 выговоров – это было рекордом. Я 31 декабря собрал все выговора, пришел к нему, хлопнул об стол и сказал: «Только первый выговор в следующем году объявите – и я устрою скандал. Имейте в виду». Второго января я уже имел выговор за то, что мы не работали первого. Первого января – праздник, выходной, но тем не менее, по мнению управляющего, надо было работать. Я решил бороться с этим выговором. Пошел по всем инстанциям. Мне его отменили. И после этого он уже был более осторожен».

Управляющий первого января, в праздник, хотел устроить сверхурочную работу – то самое, что Ельцин устраивал непрерывно. Вопрос: на что жаловался в «инстанциях» Борис Николаевич, если он сам это непрерывно творил? Дело в том, что год кончается 31 декабря, но из-за праздника отчет о выполнении плана года сдается в будний день – 2 января. Работу 1 января фактически можно приписать к плану прошлого года, если закрыть на это глаза. А Ельцин не закрыл и пошел «по инстанциям» бороться с приписками – с уголовным деянием. Поскольку инстанции сами заинтересованы в таких приписках и в том, чтобы вонь об этом далеко не расходилась, то пришлось им выговор Ельцину отменить.

Надо думать, что именно дерзость и наглость Бориса Николаевича соблазнили Горбачева взять его боярином на Москву – вотчину ЦК КПСС, но сторонницу противника Горбачева – Гришина. Ельцин работу выполнил, разогнал всех сторонников Гришина и дальше Горбачеву перестал быть нужен, так как наставало время действительно руководить Москвой, а руководитель Ельцин никакой. Его приемы руководства к тому времени уже были провозглашены отмененными.

Но Горбачев пренебрег способностями Ельцина к шантажу, и напрасно. Прочтем письмо Ельцина Горбачеву, тем более, что во всей «Исповеди» это, по-видимому, единственные строчки руки Ельцина.

«Уважаемый Михаил Сергеевич!

Долго и непросто приходило решение написать это письмо. Прошел год и 9 месяцев после того, как Вы и Политбюро предложили, а я согласился возглавить московскую партийную организацию. Мотивы согласия или отказа не имели, конечно, значения. Понимал, что будет невероятно трудно, что к имеющемуся опыту надо добавить многое, в том числе время в работе.

Все это меня не смущало. Я чувствовал Вашу поддержку, как-то для себя даже неожиданно уверенно вошел в работу. Самоотверженно, принципиально, коллегиально и по-товарищески стал работать с новым составом бюро.

Появились первые вехи. Сделано, конечно, очень мало. Но, думаю, главное (не перечисляя другое) – изменился дух, настроение большинства москвичей. Конечно, это влияние и в целом обстановки в стране. Но, как ни странно, неудовлетворенности у меня лично все больше и больше.

Стал замечать в действиях, словах некоторых руководителей высокого уровня то, чего не замечал раньше. От человеческого отношения, поддержки, особенно от некоторых из числа состава Политбюро и секретарей ЦК, наметился переход к равнодушию к московским делам и холодному ко мне.

В общем, я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее – я оказался неподготовленным со всем своим стилем, прямотой, своей биографией работать в составе Политбюро.

Не могу не сказать и о некоторых достаточно принципиальных вопросах.

О части из них, в том числе о кадрах, я говорил или писал Вам. В дополнение.

О стиле работы т. Лигачева Е.К. Мое мнение (да и других) – он (стиль), особенно сейчас, негоден (не хочу умалить его положительные качества). А стиль его работы переходит на стиль работы Секретариата ЦК. Не разобравшись, копируют его и некоторые секретари «периферийных» комитетов. Но главное – проигрывает партия в целом. «Расшифровать» все это – для партии будет нанесен вред (если высказать публично). Изменить что-то можете только Вы лично для интересов партии.

Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат – удивляемся, почему застревает она в первичных организациях.

Задумано и сформулировано по-революционному. А революция, именно в партии – тот же прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным и делом в партии, далеким от политического подхода.

Обилие бумаг (считай каждый день помидоры, чай, вагоны..., а сдвига существенного не будет), совещаний по мелким вопросам, придирок, выискивание материала для негатива. Вопросы для своего «авторитета».

Я уже не говорю о каких-либо попытках критики снизу. Очень беспокоит, что так думают, но боятся сказать. Для партии, мне кажется, это самое опасное. В целом у Егора Кузьмича, по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на «томский опыт» уже неудобно слушать.

В отношении меня, после июньского Пленума ЦК и с учетом Политбюро 10/IX, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям – это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии, и прошу Вас поправить создавшуюся ситуацию. Получается, что он в партии не настраивает, а расстраивает партийный механизм. Мне не хочется говорить о его отношении к московским делам. Поражает – как можно за два года просто хоть раз не поинтересоваться, как идут дела у 1150 тыс. парторганизаций. Партийные комитеты теряют самостоятельность (а уже дали ее колхозам и предприятиям).

Я всегда был за требовательность, строгий спрос, но не за страх, с которым работают сейчас многие партийные комитеты и их первые секретари. Между аппаратом ЦК и партийными комитетами (считаю, по вине т. Лигачева Е.К.) нет одновременно принципиальности и по-партийному товарищеской обстановки, в которой рождается творчество и уверенность, да и самоотверженность в работе. Вот где, по-моему, проявляется партийный «механизм торможения». Надо значительно сокращать аппарат (тоже до 50 процентов) и решительно менять структуру аппарата. Небольшой пусть опыт, но доказывает это в московских райкомах.

Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и «перестроились». Но неужели им можно до конца верить? Они удобны, и, прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобны и Вам. Чувствую, что нередко появляется желание отмолчаться тогда, когда с чем-то не согласен, так как некоторые начинают «играть» в согласие.

Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос. Но лучше сейчас признаться в ошибке. Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам и работе. Этого я от души не хотел бы.

Не хотел бы и потому что, несмотря на Ваши невероятные усилия, борьба за стабильность приведет к застою, к той обстановке (скорее – подобной) , которая уже была. А это недопустимо. Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.

Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением.

Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС.

С уважением Б. Ельцин. 12 сентября 1987 г.».

Борис Николаевич здесь – как на ладони. Семь строчек терпел до того, как начать себя хвалить: «Самоотверженно, принципиально и по-товарищески стал работать...» Над письмом, надо думать, работал референт, но и тому не удалось как-то упорядочить разбегающиеся по углам мысли Бориса Николаевича: «Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат — удивляемся, почему застревает она в первичных организациях». Что «застревает» – цепочка или перестройка? В чем разница между партийными организациями и первичными организациями?

С логикой беда. Требует запретить Лигачеву проверять московскую парторганизацию – тут же, в этом же абзаце, упрекает его, что тот не интересуется ее работой.

Как уже было сказано, общее «ля-ля» – это не коронный номер Ельцина, но нужно его понять. Ведь он при любом шантаже должен иметь вид борца за что-то хорошее. Тут он должен иметь вид борца за перестройку, не понимая, что это такое. (А кто понимает?) Вот и вынужден заполнять бумагу словами, которые ему удалось вспомнить.

Автор уверен, что, прочитав это, мало кто поймет, чего хочет Ельцин. О чем-то ноет, чем-то недоволен «вообще». Но если присмотреться внимательно, то можно увидеть единственное конкретное требование Ельцина к Горбачеву – не допустить проверки Лигачевым деятельности Ельцина в Москве. Ельцин – опытный номенклатурщик и сразу понял, что эта проверка нужна для подготовки акта, по которому будут сделаны «оргвыговоды» по отношению к нему лично и... конец карьеры.

И он тут же шантажирует Горбачева: «Расшифровать» все это – для партии будет нанесен вред (если высказать публично)» – и далее: «Думаю у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС».

Умному должно было быть достаточно, и Горбачев наверняка понял угрозу Ельцина начать борьбу с Горбачевым и вне партии, и внизу ее, но не придал значения. Уверен был, что справится. И в самом деле, на первых порах от «ля-ля» Ельцина толку было мало, он и сам перепугался и уже начал просить прощения: «политической реабилитации при жизни». Но Горбачев выпустил на сцену другого монстра – толпу тупой, алчной, мелкой бюрократии. Этой бюрократии нужен был вождь, и она нашла его в Ельцине. Неумном, злобном, решительном и очень опасном. Опасным и для этой самой бюрократии тоже.

ГЛАВА 7. БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ

КАРАСИ В СМЕТАНЕ

Когда в мае 1993 года 37 миллионов россиян проголосовали за Ельцина и чуть меньше за его экономическую политику – то было ярким доказательством силы органов формирования общественного мнения. Из этих 37 миллионов были, конечно, люди, кто здорово нажился на национальной катастрофе СССР и видел в Ельцине залог для продолжения дальнейшего грабежа. Но ведь остальные потеряли, и очень сильно; они-то чего радуются разгулу дерьмократии?

Нельзя успокоиться тем, что этих людей чуть больше трети общего числа избирателей – ведь телевидение сделало их болванами. Оно сделало их карасями в сметане, теми самыми, которых жарят, а они кричат: «Вкусно пахнет!»

Что вы, караси, хотите от Ельцина и от капитализма? Ведь это с вашей помощью и поддержкой Ельцин развалил страну, которая не только защищала вас лучше, чем какая-либо другая страна (хотя вам на это наплевать), но, что самое смешное, вас, алчных, кормила и обеспечивала лучше, чем любое другое государство, которое было бы расположено на территории СССР.

Автор – инженер и как-то лучше чувствует не слова, а цифры. Поэтому он позволит себе взять их у экономиста А. Виноградова и снова привести. «Может, мы обнищали ресурсами и разучились работать? – спрашивает Виноградов и отвечает: – Ничего подобного! Россия обладает 30% мировых запасов угля, 40% нефти, 45% газа, 50% сланцев, 44% мировых запасов железных руд, 30% хромовых руд, 74% марганцевых руд, 40% редкоземельных и т.д. и т.п. В стране сосредоточено 28% мировой добычи алмазов и 30% – драгоценных камней.

Население же у нас составляет без малого 5% мирового. В 1990-1991 гг. произведено почти 22% мировой добычи нефти, 45% – добычи газа, 15,5% – электроэнергии (причем такие АЭС, как Ровенская, Хмельницкая и Сосновоборская, давали электроэнергию только за рубеж, а отходы оставляли, естественно, нам). Производство стали в России составило 18-22% мирового, чугуна – 22% и т.д. Причем более чем значительная часть всего этого ушла в Европу, у которой мы так надрывно просим помощи... Так, экспорт редкоземельных и урановых руд в 1990-1991 гг. вообще превысил все допустимые пределы, обеспечив годовой спрос НАТО. Таким образом, страна не нуждается в топливно-энергетических ресурсах и металлах, поскольку является основным их производителем и поставщиком на мировом рынке.

Но, может быть, в России нет техники и оборудования? Ничего подобного. Россия производит 17,9% мировой машиностроительной продукции, из них 22% мирового производства металлорежущих станков, 46% комбайнов, 11,3% оборудования для пищевой промышленности, 63,2% энергетического оборудования, 27% самолетов, до 50% военной техники, 21% грузовых автомобилей и только 4,8% легковых.

Таким образом, наша страна является одним из крупнейших поставщиков машиностроительной продукции. И хотя Россия производит лишь 17,9% машиностроительной продукции, а капстраны – 73,1% (без КНР), о чрезвычайно высоком качестве нашего оборудования свидетельствует то, что на нем работает 35% базовых отраслей промышленности КНДР, 36% – Индии, 45% – Ирана, 65% – Пакистана, 20% – Турции, 50% -Алжира, 25% – Египта, 50% – Ливии. А это отнюдь не отсталые страны».

Автор понимает, что сторонники дерьмократии закричат: «Плевать нам на станки и комбайны! Шмоток хотим! Телевизор давай!» Ну что же: «Статистика отвечает: страна произвела в 1990-1991 гг. (в год) 13,2 млрд. кв. метров ткани, или 37,8 кв. м на человека. (Для сравнения: ФРГ – 32 кв. м на человека.) В том числе – 75% мирового производства льняных тканей, шелковых – 12%, хлопчатобумажных – 13%, шерстяных 9%, или 2,6 кв. м на человека (для сравнения: ФРГ – 2,4 кв. м, США – 0,7 кв. м).

ХОРОША СТРАНА ЯПОНИЯ

Каждый раз, возвращаясь из-за границы, слышу один и тот же вопрос: «Как там живут?» Односложно ответить невозможно. Нужно какое-то время побывать в шкуре этих людей, сравнить ощущения и впечатление и уж только после этого делать выводы. Изобилие товаров ничего к пониманию жизни не добавляет, ведь и у нас в коммерческих и валютных магазинах есть теперь почти все. А что толку?

Во время своей последней поездки в Японию автор попытался собрать цифры, характеризующие их жизнь. Сделать это было нелегко – на Западе не принято распространяться о своих доходах и расходах, не принято жаловаться. Прямые вопросы о финансовом состоянии собеседника расцениваются как бестактность. Возможно, автору повезло, а, быть может, японцы по своему духу ближе нам в этом отношении.

Япония считается самой богатой страной. В Стокгольме, когда мы пожаловались на тамошние высокие цены, шведы грустно согласились: «Наши цены могут выдержать только японцы».

Чтобы понять, как живется в богатом капиталистическом мире, автор начал расспрашивать японцев, пытаясь оценить, кто сколько получает.. Картина получилась действительно впечатляющей.

Рабочий (рабочая) на конвейере завода фирмы «Шарп» получает в месяц примерно 200 тысяч йен. (Напомним, что нынешний курс йены составляет 8 рублей. Ред.) Квалифицированный рабочий, член профсоюза, со стажем работы 10 лет получает до 300 тысяч. Но, кроме зарплаты, многие участвуют в прибыли фирмы, имея бонусы, по-советски – тринадцатую зарплату. Она выплачивается один или два раза в год и составляет 5-6 месячных зарплат. Причем, по утверждению руководителей «Шарпа», скорее, 6, чем 5. То есть месячный оклад рабочего конвейера надо оценивать не в 200, а в 300 тысяч йен, а зарплату квалифицированного рабочего – в 450 тысяч.

В любой японской фирме стараются нанять работника на всю его жизнь. Это не делается силовыми методами. Просто зарплата растет со стажем – очень быстро в начале и медленно в конце карьеры. Можно всю жизнь проработать вахтером, зарплата будет небольшой, но все равно увеличится в несколько раз, как и у других. Это удерживает людей, ведь если сменишь фирму, то сразу же станешь «новеньким» с маленькой зарплатой. К тому же фирма помогает своим служащим, привязывая их к себе. Людей стараются не увольнять. Пусть не всегда и не у всех будут бонусы, уменьшится зарплата, фирма постарается сохранить свой персонал. Поэтому в Японии почти нет безработицы. При внедрении автоматизации людям дают разную пустяковую работу (вахтеров, контролеров), но не увольняют, ждут, когда при естественном сокращении штата фирмы (смерть, уход на пенсию) появятся рабочие места.

В торговле, банках – те же принципы. Вот, например, данные по мощной торговой фирме, входящей в десятку крупнейших фирм мира. (Поскольку я буду называть суммы доходов и расходов конкретных людей без их разрешения, не стану называть ни имен, ни названий.) Юрист, только окончивший университет, имеет доход в 200 тысяч в месяц. Десять лет стажа обеспечивают 500 тысяч. Начальник отдела (40 лет) в среднем получает 6 миллионов йен в год. Много это или мало?

«Голос Америки» и наши мудраки, разваливая Советский Союз, убеждали нас, что это много. Делалось это так: часовую или дневную зарплату делили на цены в магазинах, показывая, сколько можно купить мяса, яиц и прочего. Давайте для начала пойдем этим же путем. Итак...

Цены гастронома Токио, йен за кг:

Хлеб – 670. Рыба, филе – 4 – 10 тыс. Рис – 550. Икра красная – 11 800. Сахар – 300. Сельдь иваси (соленая) – 350. Яйца, шт. – 25...60. Сакэ за 1,8л- 2200. Куры – 2 – 4 тыс. Говядина – 3,5 – 30 тыс.

Другие товары:

«Тойота» (класса нашей «Волги») – 2,2 миллиона йен, «Сузуки» (класса «Запорожца») – 800 тысяч йен. Телевизоры, видеомагнитофоны от 20 до 60 тысяч, видеокамеры – от 100 до 150 тысяч. (И в то же время один кухонный нож – 36 тысяч, деревянный рубанок – 45 тысяч. Кожаная куртка -800 тысяч, мужской костюм от 20 тысяч и выше... Выше... выше...

Если следовать путем наших мудраков, то тогда простой рабочий конвейера может без труда приобрести «Тойоту» за годовую зарплату, а «Сузуки» за трехмесячную. Телевизоры и магнитофоны может покупать десятками.

Немудрено – от таких выкладок человек со слабыми мозгами может свихнуться. Стоит ли удивляться, что всю жизнь прожиравший членские взносы коммунистов главный идеолог А.Яковлев, пожив в Канаде, срочно записался в главные идеологи капитализма. Немудрено, что наши профессора, все бывшие члены КПСС, вдруг стали хором кричать: «Больше капитализма».

Между тем лет пятнадцать назад, в застойном периоде, когда «проклятые коммунисты» заставляли нас жить в «тоталитарном государстве», для квалифицированного рабочего нетяжелых профессий нормальной считалась зарплата в 200 рублей, в это же время доход советского профессора был в пределах 600 рублей.

Примерно такая же разница между зарплатами квалифицированного рабочего и начальника отдела в Японии, бюджет которого мы рассмотрим. Замечу, что если бы профессор из СССР попал в Японию и устроился там на работу (вдруг бы там потребовался специалист по разрушению памятников и переименованию городов), то он, вероятнее всего, имел бы доход в пределах тех же 12 миллионов йен в год. Посмотрим, на какие видеокамеры и говядину эти деньги можно потратить.

Во-первых, все их на руки не получишь – надо платить налоги. Они в Японии невелики, почти нет военных расходов. Тем не менее, городские налоги – 18%, 5%- в пенсионный фонд, 23% от 12 миллионов составят 2 760 000 йен.

Далее. Надо где-то жить. Квартплата очень высока, поэтому, достигнув лет 30 и вместе с годами определенного уровня дохода, японец женится и покупает жилье. В радиусе двадцати минут ходьбы от центра Токио однокомнатная квартира стоит 60-65 миллионов йен. Знакомый автору японец с доходом в 500 тысяч йен в месяц купил трехкомнатную квартиру общей площадью (общей, а не полезной!) в 62 кв.м в 30 минутах езды на метро от центра всего за 37 миллионов йен. Денег для оплаты всей суммы у него, естественно, не было. Он заплатил 10 процентов, а на остальное взял кредит. Помогла фирма, дав часть кредита всего под 4,5 процента. Выплачивать надо будет 30 лет. Ежегодный платеж – 2,5 миллиона йен. Но, наверное, наш профессор захочет купить себе дом.

Японец, бюджет которого мы взяли за образец, действительно живет в своем доме, в пригороде Токио, примерно в 30 километрах от столицы. Домой надо добираться на электричке и на автобусе. Двухэтажный дом общей площадью 110 кв.м стоит на участке в 120 кв.м. Стоит он 44 миллионов йен.

Давайте немного отвлечемся и поговорим о японских частных домах. Сооружаются они так. Из деревянного бруса 100 х 100 мм собирается каркас. Причем второй этаж, по японской традиции, меньше первого. Снаружи дом обшивается сухой штукатуркой или дощечкой, внутренние стены — чем-то вроде фанеры и обклеиваются обоями. На пол кладутся соломенные маты — татами. Рамы в одно стекло. В богатых домах — газовый водогрейный котел. В домах попроще – керосиновые печурки без трубы, высотой в полметра и диаметром 25 сантиметров. Тот, кто помнит керосинки, поймет, о чем речь. В таких домах здорово попахивает керосином. Если японцу хочется погреться, он подходит к печке и распахивает полы кимоно. Но вообще японцы народ нетребовательный и к особому комфорту не приучены.

Как видите, дом японца очень незатейлив. Те, кто регулярно читает журнал «Приусадебное хозяйство», знают, что так у нас рекомендуют строить курятники. Думаю, большинство наших мужчин, накопив за зиму материалы, могли бы построить такой дом за отпуск. Ведь у нас многие строят своими руками дома и дачи во много раз сложнее японских.

Но японец даже такой дом сам построить не может. Тот, о ком мы говорим, утверждает, что встает в полшестого, без пяти восемь он в Пути, в девять на фирме. Заканчивается работа около семи часов. В Японии не принято за десять минут до официального конца рабочего дня одеться, взять сумку и гипнотизировать стрелки часов, чтобы вместе с «началом шестого сигнала» гурьбой броситься к выходу. Тем более не принято уходить раньше.

На Западе над японцами за это насмехаются. Есть анекдот на манер армянского радио. Спрашивают: «Как японец бастует?» Ответ: «Он выходит на работу и работает как обычно, но на груди у него табличка – «Я бастую». Или еще. Спрашивают: «Как японец проводит воскресенье?» Ответ: «Он выходит на работу и работает как обычно, но без галстука».

После работы принято расслабиться в ресторане или баре. Правда, наш знакомый утверждает, что меру знает, и когда ему иногда, сойдя с последней электрички, приходится ждать такси в компании пьяных мужиков, то ему неприятно. Выходные он тоже часто проводит на работе, делает закупки на неделю или выезжает с семьей в горы, на природу.

Отпуск у японца – пять дней. На удивленный возглас автора этих строк: «Целых пять?!» – смущенный ответ: «Полагается пять подряд, но не получается, приходится летом брать по одному дню». Так что строить дом японцу просто некогда. Он покупает в кредит. Сейчас он платит за него 3 миллиона йен в год. Эту сумму тоже надо вычесть из его годового дохода.

Надо учесть и транспортные расходы. На работу и с работы, как уже говорилось, японец ездит на общественном транспорте. Как бы мы ни ругали социализм, но лучшим в мире был общественный транспорт проклятого тоталитарного социалистического Советского Союза.

Вспоминается разговор с одним голландцем. Показывая, что в СССР личный автомобиль не является необходимостью, приводил в пример сообщение между казахстанскими городами Павлодаром и Ермаком. Поезд -два раза в день, автобус – через 20 минут, «Ракета» летом – через час, самолет – несколько раз в сутки... И все это дешевле, чем доехать из Павлодара в Ермак на «Жигулях» (если ехать одному). Голландец вынужден был согласиться – живя в 40 километрах от Амстердама, он никогда не знает, приедет на своей машине на работу вовремя или опоздает – на трассах постоянные пробки. «Но мне больше не на чем доехать на работу, к тому же мы очень привыкли к автомобилю».

В Японии такое же положение. Когда мы возвращались домой, японцы очень извинялись, что повезут нас в аэропорт на электричке, так как на самолет лучше не опаздывать, а на точность автомобиля нет надежды, как бы рано мы ни выехали.

Проблема и с автостоянками – в Токио их, например, просто нет. В московском отделении фирмы, где работает наш японец, служебный автомобиль дается каждому клерку, а в токийской центральной конторе, где людей в сотни раз больше и начальников пруд пруди, служебных автомобилей всего 10 – некуда их ставить. Токио – чрезвычайно тесный город.

Проезд на общественном транспорте обычно оплачивает фирма. Но только обычный, так сказать, «жесткий» класс и обычную скорость.

В связи с этим, казалось бы, машина не нужна. Но у японца не только престижная «Тойота», но эта «Тойота» под его женой жгла 100 литров бензина в месяц. (На какие цели, автор пояснит позже.) Мы попробовали рассчитать амортизацию машины, то есть сколько нужно откладывать ежегодно, чтобы купить новую машину. «Вообще-то, – считает японец, – «Тойота» может служить лет 10, но через 3 года резко растет стоимость страховки, поэтому я сдаю ее за полцены, добавляю деньги и покупаю новую». Следовательно, на три года надо 1100 тысяч йен, на год 370 тысяч да плюс страхование машины – 150 тысяч. Итого – 520 тысяч йен.

Самая легкая статья годовых расходов – отпуск, ведь его фактически нет. Сумму расходов – 70 тысяч японец назвал моментально и тут же ее расшифровал. До города, где родился он и его жена и где живут их родители – 600 километров, он везет семью на машине, так как для пяти человек это в несколько раз дешевле, чем на поезде: «Две заправки бензином по 5 тысяч йен – плюс оплата автострады 15 тысяч в один конец, плюс подарки родителям – 30 тысяч». Вот и весь отпуск.

Итак:

Годовой доход 12 000 000 йен

Налог 2 760 000 йен

Возврат кредита и процентов по нему 3 000 000 йен

Автомобиль и его страховка 520 000 йен

Отпуск 70 000

Остаток годового дохода 5 650 000 йен

В расчете на один месяц «чистых» 470 830 йен

Сумма внушительная, но и для нее есть платежи, которые невозможно не сделать. Самые простые из них – коммунальные. Газ – 30 тысяч, вода 8 тысяч, электроэнергия – 15 тысяч, телефон – 10 тысяч. Итого: 63 тысячи.

Следующий платеж – страховка. Тут надо понять следующее. Когда мы в СССР получали государственную квартиру, то она становилась незыблемой крепостью для нашей семьи. Мы могли стать пропойцей и пропить все, все... кроме квартиры. Мы могли погибнуть – квартира все равно осталась бы у нашей семьи. Суд мог конфисковать большую часть имущества, но и он не мог посягнуть на квартиру или дом. В Англии был провозглашен принцип: «Мой дом – моя крепость», но не в Англии, а в СССР дом действительно был крепостью семьи.

А теперь смотрите, как это выглядит в Японии. Дом-то ваш, но деньги за него еще не выплачены, рассрочка, напомню, 30 лет! Случись с вами что-нибудь, банк потребует с вашей семьи вернуть ему долг. И чем дольше ваша семья будет мешкать, тем больше банк будет накручивать проценты. Скорее всего, придется продать дом и искать другое жилье, а от продажи дома останется мизер – ведь первые годы большая часть суммы, которую вы платите банку, это не возврат суммы кредита, а плата процентов по нему.

И японец обязан застраховаться с тем, чтобы в случае неожиданной смерти его семью не выбросили на улицу. Наш японец застрахован на 110 миллионов йен и ежемесячно платит страховой компании 90 тысяч йен.

Следующий расход – обучение детей. Сначала автор подумал, что речь идет об обучении детей в школе типа наших школ искусств, ведь обучение в Японии, как и у нас, бесплатное. Вот и у автора сейчас дочь после школы ездит в школу искусств, где делает вид, что учится играть на пианино. «Что вы, – замахал руками японец, – это безумно дорого! Мои знакомые посылают два раза в неделю свою дочь в Токио к учительнице музыки, та берет 50 тысяч йен в час, да плюс дорога!» Он долго растолковывал автору, в чем дело, но чем дальше от бизнеса, тем его русский становился хуже. Похоже, здесь дело вот в чем. Обязательны для японца 9 лет учебы в общей школе. Но законченное среднее образование (еще три года) японец получает уже в других школах. Некоторые из них хорошие, их выпускники легко поступают в университеты, а некоторые – нет. Эти школы устраивают приемные экзамены для девятиклассников, и лучшие школы берут себе лучших. Так вот, чтобы была гарантия, что ребенок поступит в лучшую школу, ему после основной школы дают дополнительную подготовку.

У нашего японца трое мальчиков. Старшего жена на машине ежедневно возит в вечернюю школу, так сказать, усиленного образования, а к среднему приезжает студентка-репетитор. Стоит это японцу 120 тысяч в месяц. Учитывая, что младшего сына жена отвозит в детский садик, в основном из этих поездок и складывается 100-литровый расход бензина их «Тойоты». Цена бензина 116 йен за литр, всего на 11,6 тысячи.

Итого затрат, не связанных с покупкой вещей и продуктов, получается на сумму 284 600 йен.

До этого японец говорил, что на продукты жена тратит 140 тысяч йен, но он считает, что это много и что следует «ужаться» до 100 тысяч йен. Кстати, поначалу он говорил, что его доход 10 миллионов йен, но когда мы посчитали приведенные выше затраты, то оказалось, что месячный остаток всего 61 тысяча, то есть ни о каких 100 тысячах на продукты и речи не может быть. Он взял расчеты, долго проверял расходы, вздыхал, но не нашел ошибки, после чего объявил, что его доход 12 миллионов йен. Действительно, в этом случае, как видно из приведенного расчета, на месяц у него должна оставаться свободная разница между 470,83 и 284, 60 тысячи йен, всего 186,23 тысячи. И тут я его спросил, из каких денег он покупает сигареты. Он объявил, что он и жена оставляют себе на карманные расходы по 100 тысяч йен.

Немного о его карманных расходах. Как было сказано, фирма оплачивает обычный транспорт, но если он утром будет добираться обычным транспортом, то дорога у него займет полтора часа. Поэтому он едет на работу скоростной электричкой, доплачивая из своего кармана 1020 йен. Для обедов на фирме есть дешевый ресторан но, по-видимому, престиж начальника отдела не позволяет ему туда ходить. Он обедает в ресторане в городе, которых вокруг фирм полно. (В выходные дни они закрыты.)

Завтрак в ресторане из двух жареных яиц, 50 г ветчины, 150 г сока, с четырьмя кусочками хлеба и чашкой кофе стоит 1400 йен. Поэтому вряд ли обед будет стоить меньше 2 тысяч йен. Да плюс он курит много, а две пачки сигарет – 440 йен. Да надо с коллегами несколько вечеров расслабиться в баре или ресторане, да время от времени взять такси (600 йен за посадку и первые два километра и 90 йен за каждые последующие 371 метр). Так что 100 тысяч на карманные расходы – это немного.

Что касается 100 тысяч для жены, то сначала автор подумал, что речь идет именно о тех 100 тысячах на продукты. Но, оказалось, нет! Речь шла именно о тратах жены на встречу с подругами за чашечкой кофе и т.д.

Это благородство по отношению к жене снова разрушило все расчеты, снова перестало хватать денег на продукты, не говоря уже об одежде, ремонте дома, бытовой технике и прочем. Автор выразил свое недоумение. Тогда японец, немного засмущавшись, сказал: «Знаете, Мухин-сан, действительно мне не хватает в год двух миллионов йен. Но у моей жены богатые родители, и они предоставляют нам гуманитарную помощь в 2 миллиона йен в год». (Японец жил в Москве и разучил эту вонючую фразу: «Гуманитарная помощь».)

Вот так да! Гуманитарная помощь человеку, доход которого почти 100 тысяч долларов США, что более чем в четыре раза превышает среднюю зарплату немца. А как же живут остальные?

Да и что такое 2 миллиона? Это всего 167 тысяч в месяц. Прибавим к этому остаток в 186 тысяч и вычтем 200 тысяч на карманные расходы. Останется 153 тысячи – почти столько, сколько жена тратит на питание. А как же одежда, обувь?

Что-то опять не так, но дальше японец уклонился от этого разговора. Возможно, 2 миллиона – это то, что дает тесть. Но, возможно, и теща любит зятя.

Понимаете, есть денежные траты, которые зависят от нашей воли. Мы можем, если хотим, купить себе конфеты, а можем и не купить, можем купить новые туфли, а можем ходить в старых. Но есть траты, которые мы не можем не сделать. Мы не можем не заплатить налоги – у нас их взимают, не спрашивая нашего согласия. Мы не можем не заплатить за электроэнергию – у нас ее просто отключат. При социализме в тех доходах, что мы получали, таких трат было очень немного, вернее, сумма их, их процент был невелик. А 80-85 процентов нашей зарплаты мы тратили как хотели, и в нас сидит это, мы не понимаем, как можно по-другому.

Но японец при капитализме из огромной суммы в 1 миллион йен в месяц по своему усмотрению может потратить только 186 тысяч, то есть менее 19 процентов. А 81 процент зарплаты капитализм тратит за него.

Это пропаганда, это наглая брехня, что он за месячную зарплату может купить автомобиль. А правда в том, что ему дают подержать в руках деньги, за которые можно купить автомобиль, но тут же забирают их обратно.

Знакомые автора – немцы – уехали в Германию. Там им давали пособие – 1000 марок в месяц на человека. Кроме этого, над ними установила шефство семья с доходом в 5000 марок, другие немцы оказывают им помощь подержанными или ненужными им вещами и т.д. Но вот знакомая автора купила на свое пособие кожаную куртку за 400 марок (это, кстати, дешевая куртка), и, узнав об этом, шефствующая над ней немка (с доходом в 5000 марок) устроила подшефной свирепый разнос. За что? Разве любая советская женщина с зарплатой в сто рублей в месяц, увидев в магазине куртку за 40 рублей, да еще модную, да своего размера, хоть одно мгновение задумалась бы – брать или не брать? А с суммой семейной зарплаты в 500 рублей? За что же немка ругается?

А у этой немки на ее 5000 марок дохода 40 процентов налога, да страховка по болезни, да страховка от безработицы, да 800 марок в месяц за аренду квартиры в 20 кв.м во Франкфурте. Для нее трата в 400 марок – это Покупка с такой большой буквы, что о ней надо думать и думать.

Вот мы ходили по магазинам в Югославии, и нас сопровождали югославы. Они вместе с нами приценивались, примеряли и пусть редко, но тоже покупали. Все-таки Югославия была социалистической.

А в Японии нас сопровождали как переводчики и помощники молодые японцы с совершенно пустыми глазами. Как бы ни блистали витрины, как бы ни манили надписи: «Только сегодня распродажа по сверхнизким ценам!», как бы ни вопили продавцы, зазывая в свой магазин, – им были все эти призывы глубоко безразличны. Да, они на свою месячную зарплату могут купить две видеокамеры сразу. Но ни у кого этой видеокамеры не было. Не до нее, не до дорогостоящих игрушек. Другие заботы.

Смотрите. Кто из наших парней и когда отказался жениться только потому, что у него маленькая зарплата или нет квартиры? Единственно, родители могут слабо протестовать, если сын еще не служил в армии или не окончил институт.

А отсутствие квартиры? Да кого это останавливало? Поживут у родителей, в общежитии, снимут комнату или квартиру, сколько бы это ни стоило, но для получения по очереди своей квартиры это не имело никакого значения.

Но подавляющее число японских парней, как бы они ни любили своих девушек, не могут себе позволить жениться на них ранее, скажем, 30 лет -возраста, когда их зарплата достигнет размера, хотя бы вдвое превышающего тот взнос, который придется делать банку за кредит при покупке квартиры, возраста, когда они уже поднакопят денег для 10 процентов первоначального взноса за нее.

Они аккуратно и чисто одеты, у них каждый день свежая белая сорочка и пусть старенькие, но начищенные туфли, но ничего лишнего они себе позволить не могут. А лишнее для них почти все, что продается в японских магазинах.

Вы можете сказать, что это Япония, маленькая страна, там земли мало и она очень дорогая, поэтому приходится столько платить и т.д. Но если земля продается, значит, она есть! Кто выигрывает от того, что она дорогая? Только банк! Банк, берущий проценты с кредита на ее покупку. И чем она дороже, тем больше потребность в кредитах, тем больше проценты и выше прибыль банка.

Мы рассмотрели бюджет довольно богатого японца с доходом в миллион йен в месяц и увидели, что и у него почти не остается денег даже на питание.

А как быть простому или даже квалифицированному рабочему с таким большим, как нам кажется, доходом в 200-300-400 тысяч йен в месяц? Их удел всю жизнь арендовать квартиру или маленький домик площадью в 15-18 кв. м. Мы видели такие домики в Киото, с фасадом в 4-6 шагов, стоящие вплотную друг к другу. Надо будет отказаться от дополнительного обучения детей и, следовательно, от поступления их в институт.

Главный инженер завода, на котором работает автор, стал главным инженером крупнейшего в мире завода в 31 год. Он рано потерял отца, и его мать в одиночку вырастила его и дала ему высшее образование. Й это никого не удивляет. А получил бы он его в таких условиях в Японии? Вопрос!

Вернемся к нашему профессору, стороннику рыночных отношений и перехода к капитализму. Лет пятнадцать назад он со своей зарплаты в 600 рублей, налогов, квартплаты, платы за коммунальные услуги и за обучение детей в разных там музыкальных школах платил бы не более 100 рублей, а 500 оставались бы в его распоряжении. В Японии, как мы подсчитали, с миллиона йен у него осталось бы 186 тысяч. Да, чтобы купить «Волгу» ему пришлось бы двадцать месяцев не тратить эти деньги, а на «Тойоту» он накопил бы значительно быстрее. Но в СССР он вообще мог бы, обойдясь без машины, доехать куда угодно. А в Японии – нет. На видеомагнитофон он должен был бы копить деньги полтора месяца, а в Японии за месячный остаток он купит их штук 8. Это да. Но за четыре месяца он в СССР купил бы жене норковую шубу, а в Японии ему потребовался бы год. Дубленок за месяц он купил бы три штуки, а в Японии на одну копил бы четыре месяца. Вполне приличных костюмов он мог бы купить 5 штук и ничуть не больше в Японии. Кожаной, даже импортной обуви он мог бы купить в СССР двадцать пар, а в Японии – 10-15.

Даже такого баловства, как сигареты (хорошие сигареты), на 500 рублей мог бы купить 1500 пачек, а в Японии едва ли 900.

При цене мяса в магазине 2 рубля, на базаре – 3, он мог бы за 5 рублей за килограмм выбрать на рынке самое лучшее филе и купить его 100 килограммов, а в Японии – 9 килограммов, в лучшем случае – 50. Хлеба в СССР он мог купить на эти деньги 2 тонны, а в Японии 300 килограммов, риса – 350. Яиц в СССР от 4 до 5,5 тысячи штук и в Японии, правда, от 3 до 7 тысяч. Сахара дома он купил бы 640 килограммов, а в Японии – 620.

Зато летом он отдыхал бы в лучших здравницах Крыма и Кавказа, а в Японии он только бы помечтал об отдыхе. В СССР он имеет в центре города 3-5-комнатную квартиру и дачу за городом на 600-1000 кв.м земли. В Японии ему об этом и мечтать нельзя будет.

Но в СССР 600 рублей в месяц не очень редкая зарплата. Ее имели квалифицированные рабочие на тяжелых работах с вредными условиями труда – шахтеры, металлурги. И все они имели то, что имел и этот профессор.

Так какого рожна вам надо было? Нет слов, хороша страна Япония, но на какой хрен вам потребовался этот капитализм, замешанный на дерьмократии?

Оглавление