Я начал эту книгу с краткого описания внешней стороны личности Сталина: его паранойи, мегаломании, садизма, жажды власти, мстительности и высокоразвитого самоконтроля. По ходу дела в книге описывались и другие черты: ложная скромность, склонность к оскорблению детей, женоненавистничество и т. д. Как выяснилось, в основе всех этих черт лежали некие сложные и во многом подавляемые психологические процессы. Например, существовала неприемлемая для самого носителя бисексуальная наклонность, выражаемая чаще всего в виде паранойи и женоненавистничества. Существовало также острое чувство собственной неполноценности. Сталин справлялся с этим чувством при помощи таких подсознательных защитных механизмов, как проекция, чрезмерная компенсация, отрицание и рационализация, и создал чудовищно раздутый образ самого себя. За садизмом, жаждой власти и мстительностью скрывалось сильное беспокойство в отношении потенциальных агрессоров. С этим беспокойством он справлялся в основном путем отождествления себя с агрессором. Многие исторически последовательные взаимоотношения в жизни Сталина — с русскими как классом, с царскими властями, с Лениным, с Троцким, с Гитлером — в большой степени усилили почти театральную склонность Сталина к отождествлению с агрессором. Особенно трагичным было отождествление с Гитлером. Вместе с параноидальными чистками оно привело к одной из самых жестоких войн в истории России. Оно также послужило причиной временного психического спада у «человека из стали». Никогда еще, с самых жестоких дней раннего детства, нарциссизм Сталина не страдал так сильно. С тех пор как отец избивал его, никогда еще он не испытывал такой тревоги и беспокойства. Как мне кажется, основной проблемой Сталина, начиная с детства, была разница в отношениях к нему родителей. Следуя теоретическим выкладкам Хорни, Такер признает, что сильная ненависть Сталина к другим являлась ненавистью к самому себе, в защитных целях направленная вовне (297, 21; 292, 434, 460). Онтогенетически Сталин в первую очередь направлял вовне безжалостную ненависть отца, поскольку Сталин отождествлял себя именно с этим агрессором. Виссарион ненавидел маленького Coco, и поэтому Coco вначале возненавидел себя, а затем остальных. Но мать очень сильно любила, даже боготворила Coco. Если бы только отец так любил его! Все, что она делала для него, убеждало его в том, что он не был никчемным или что его нельзя было бы полюбить, напротив, он на самом деле был совершенно замечательным. Такер ясно показывает, что мать Сталина многое сделала для формирования у Сталина идеализированного самообраза. Но этот образ самого себя не совпадал с ненавистью к самому себе. Совершенно очевиден внутренний конфликт, который привел к жажде власти: «стремление к власти должно пониматься как компенсаторная реакция на низкую оценку личности (особенно когда она соседствует с высокой самооценкой)…* (186, 53, курсив мой. —Д. Р.-Л.). Проще говоря, мать Сталина обожала его, отец ненавидел. В то время как его мать создавала в маленьком Coco завышенный позитивный самообраз, этот образ подрывался уничижительным отношением отца, чьей любви мальчик так мечтал добиться. В отношении родителей к сыну не было соответствия, ничто не приносило облегчения от этого разительного контраста. Соответственно, став взрослым, Сталин был вынужден жить с двумя эмоциональными крайностями: он боготворил себя? он ненавидел себя. Первая черта проявилась в поощрении нарциссического культа личности. Со второй он справлялся путем установления террора, направляя ненависть наружу, особенно же на тех, кто напоминал ему о его собственной латентной гомосексуальности. Культ личности и сталинский террор шли в Советском Союзе рука об руку, поскольку вызвавшие их чувства шли рука об руку в психике Иосифа Сталина.
