• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Практически каждый монастырь переживал немалые трудности на протяжении всей своей истории. Жизнь русского монаха проходила в непрестанной борьбе за выживание. Никакая отлаженная система хозяйства не давала прочных гарантий стабильности; любые внешние обстоятельства, как мы уже заметили выше, могли поставить обитель под удар.

На праздник святителя Николая Чудотворца (6 декабря) в окрестностях Каргополя, где стоял монастырь преподобного Александра Ошевенского, случилась сильная оттепель. Обычно это время сильных Никольских морозов, когда прочно замерзают реки и налаживается санный путь. В Ошевенский монастырь на праздник святителя Николая всегда съезжалось много народа; к тому же около монастыря, только на противоположном берегу реки, проходил торговый путь, по которому купцы везли в Каргополь на продажу рыбу, выловленную в лесных озерах. Поэтому в Николин день монастырь всегда запасался рыбой на Рождественский пост, а то и на всю зиму. Подходил праздник, в монастыре было скудно и голодно, и скоро стало ясно, что из-за распутицы никто не приедет. Игумен Максим так расстроился, что даже решил не служить всенощное бдение и ушел в свою келью. Поздно ночью игумену явился в сонном видении основатель обители — преподобный Александр; он постучал в окно кельи и повелел служить праздничную службу. Игумен благословил пономаря печь просфоры, а сам стал молиться. Всю ночь бушевала буря, шел снег, а наутро настала дивная тишина, ударил мороз и «устроилось путное шествие». К монастырю съехалось множество гостей, обозы с рыбой стояли на противоположном берегу реки. Игумен повелел звонить в колокола, созывая всех к заутрене. Купцы, пришедшие на службу, дали в монастырь «множество рыб от всякого рода их, малых и великих, свежих и просолных». Так новое чудо в очередной раз спасло монастырь.

Многие чудеса в житиях русских святых связаны со спасением иноков от голода. И дело здесь не в том, что агиографы списывали их друг у друга, — просто такова была реальность: именно голод представлял собой наибольшую опасность для существования обителей. В художественной литературе и киноискусстве сложилось превратное представление о жизни русских монастырей: иноки будто бы питались семгой и стерлядью и не заботились ни о чем мирском. Однако реальная жизнь была более прозаична и требовала от людей повседневного постоянного напряжения, можно даже сказать, героизма. Только самые крупные монастыри, такие, как Кирилло-Белозерский, Троице-Сергиев, Иосифо-Волоцкий (и то на поздних этапах своей истории), не испытывали голода. Остальные обители, особенно расположенные на Крайнем Севере (в Архангельской области, в Карелии и других областях), все время ощущали эту опасность. Артемиево-Веркольский монастырь находится на реке Пинеге в Архангельской области; даже в XIX веке эта обитель испытывала постоянные трудности с пропитанием. «Расположенная в… глубоком уединении, среди безмолвных и глухих лесов в безплодной, безлюдной и холодной местности, обитель чужда не только каких-либо избытков, но даже лишена бывает по временам и необходимаго к своему существованию, особенно же чувствуется большой недостаток в рыбе и овощах», — грустно заметил автор описания Веркольской пустыни в 1880 году. «Хотя при монастыре есть и поля и луга, но они по причине песчаного грунта не приносят большой пользы, тем более что здесь бывает всего почти только три месяца в году благоприятной погоды для посева и сенокоса, а затехМ наступает осеннее ненастье и зима с вьюгами. Да и в эти три летние месяца редко когда руки успевают снять хлеб и скосить траву; по большей части от ранних холодных утренних морозов гибнет еще на корню и хлеб, и трава, и овощь, и таким образом обитатели должны оставаться без хлеба, а скот без корма. По окончании даже и счастливой уборки хлеба все-таки полученных продуктов редко, а даже можно почти сказать и никогда, недостает для годового продовольствия, ибо северный климат не благоприятствует растительности. После кратковременной трехмесячной своей улыбки природа по-прежнему погружается в девятимесячный непробудный сон, так что в начале октября здесь уже все покрыто снегом; солнце, почти не сходившее в летнее время с горизонта, является на несколько часов, но потом мало-помалу и это делается реже, так что половину зимы его и вовсе не видно. Воцаряется везде глубокое безмолвие и мертвая тишина, которая и нарушается только или звоном убогаго монастырскаго колокола, призывающего иноков на молитву, или шумом от буйнаго ветра и вьюги, или же, наконец, резким криком какой-либо плотоядной птицы и воем зверей от голода и холода…. В тоскливое осеннее и зимнее время суровость северной природы несколько смягчается еще зеленью неувядаемых сосен и елей. Но когда и она покрывается изморозью и снегом, тогда природа становится еще угрюмее» (Описание Веркольской пустыни. С. 2–3). «Путь к обители крайне затруднителен и пролегает местами едва ли не по тропинкам, проложенным ногами оленя, а потому обитель редко бывает кем-либо посещаема и остается чрез это без всякой сторонней помощи» (Там же. С. 1). Можно себе представить, какой тяжелой была жизнь монахов этой обители в XVI столетии.

И в таком состоянии находились почти все монастыри Русского Севера. Как-то в очередной раз случился сильный голод в монастыре преподобных Вассиана и Ионы Пертоминских. Когда ситуация достигла критической точки и братия уже хотела разойтись, монастырскому старцу Дионисию во сне явились преподобные и сказали: «Не скорбите, братия, что постигла вас хлебная скудость, и не расходитесь». Спустя некоторое время в монастырь пришли иноки Кандалажского монастыря и предложили пертоминским монахам забрать их рожь. Они рассказали, что ночью их корабль «нанесло на камень» и они едва сами спаслись. На корабле оказалось 120 мер хлеба, и братия Пертоминского монастыря кормилась им целых полтора года (РНБ. Сол. № 182/182. Л. 193 об. — 194). В другой раз, во время безденежья, монахи не знали, как расплатиться с работниками монастыря. Когда братия после вечерни вышли из церкви, то в сумерках увидели какую-то странную гору, возвышавшуюся на берегу. Когда подошли поближе, то оказалось, что на берег выбросило огромного кита. Монастырь продал 230 пудов китового сала за 500 гривен, и обитель была надолго обеспечена (Там же. Л. 195 об. — 196). Из-за скудости монастырской пашни и угодий в монастыре голодали не только люди, но и скотина. Во время сильной бескормицы трудник Никита, ухаживавший за скотом, день и ночь просил пертоминских чудотворцев о помощи. Как-то раз, когда он задремал, ему явились во сне преподобные Вассиан и Иона и сказали, в каком селе можно купить сено «малою ценою». Посланные монахи действительно купили 90 возов сена по такой дешевой цене, по какой раньше никогда не покупали: за воз платили всего по шесть денежек (Там же. Л. 202 об.).

Однажды на всей территории Поморья случился сильный голод, так как несколько^ет подряд овощи и хлеб побивало морозом. Подошли к концу запасы хлеба и в обители преподобного Трифона Печенгского. Положение осложнялось тем, что в монастыре собралось множество лопарей, надеявшихся здесь спастись от голода. Тогда преподобный Трифон принял необычное решение. Взяв с собой нескольких монахов, он ушел в земли Великого Новгорода и здесь, переходя из города в город, из села в село, просил милостыню на монастырь. Все собранное он посылал в свою обитель, как «кокошъ (курица, это сравнение из Жития святого. — Е.Р.), собирая семена» и кормя своих птенцов. Так продолжалось восемь лет, в итоге преподобному удалось спасти братию и монастырь.

В 1672 году в окрестностях Сийского монастыря стояла дождливая холодная погода, грозившая всеобщим неурожаем, а значит, и голодом. В разгар бедствия одному из работников монастыря Ивану Тырыданову явился преподобный Антоний Сийский и повелел передать игумену Феодосию, чтобы тот устроил крестный ход к так называемому Угловатому озеру, находившемуся за восемь верст от монастыря. Еще преподобный заповедал всем жителям тех мест строго соблюдать постные дни — среду и пятницу и все посты. Игумен дважды ходил крестным ходом к Угловатому озеру. Здесь с 1668 года стояла часовня в честь Животворящего Креста Господня в память о том, что сюда в 1520 году пришел преподобный Антоний и впоследствии неподалеку основал свой монастырь. Вскоре установилась прекрасная погода, и урожай в том году был как никогда изобильным. Третий крестный ход игумен Феодосий совершил 7 июля и служил в часовне благодарственный молебен за избавление от неурожая. С тех пор в Антониево-Сийском монастыре ежегодно в этот день совершался крестный ход от монастыря к Угловатому озеру.

Помимо неблагоприятных климатических условий, составлявших серьезную угрозу монастырскому существованию, русским монахам, как и всей Руси, приходилось жить, созидать и молиться в ожидании постоянной угрозы вторжений иноплеменников. Неоднократно вражеские нашествия полностью разоряли обители, враз губя то, что созидалось веками. Мало какие монастыри избежали этой горькой участи. Столичные обители, монастыри пограничного Севера, дремучих заволжских лесов и центра Руси в любой момент могли услышать у своих ворот топот копыт и разноязыкую речь.

В 1530 году Вологда и ее окрестности подверглись нападению татар. Тогда были разорены монастыри преподобных Иннокентия и Корнилия Комельских, Павла Обнорского и другие вологодские обители. Когда слух о погроме соседних обителей дошел до монастыря преподобного Корнилия, братия спросили святого, что им делать: бежать или остаться, уповая на милость Божию. Любопытен ответ преподобного Корнилия. Он сказал, что нехорошо самому себя ввергать в беду, ведь и Христос как Всесильный Бог мог все сотворить, но когда возникла опасность для Его жизни, ангел повелел Святому семейству бежать в Египет. По совету святого братия монастыря «сотворила человеческое», то есть поступила, как все обычные люди — бежала в Белозерье, на реку Ухтому (ГИМ. Увар. № 107. Л. 246).

В 1590 году, в царствование царя Феодора Иоанновича, шведами был сожжен старый Печенгский монастырь. Неподалеку от обители, там, где был погребен преподобный Трифон, находился скит, при котором жили иеромонах Иона и один из монастырских служебников. Шведы сожгли храм Успения, стоявший над мощами преподобного, замучили монаха Иону и скитского служебника. Семь дней они таились, не смея напасть на монастырь. Но в самый праздник Рождества Христова, когда заканчивалась литургия, внезапно появились на территории обители. Сначала убили всех бывших вне церкви, потом ворвались в храм. Здесь сщи предали мучительной смерти всех монахов и служебников, особенно мучили игумена Гурия и диакона, добиваясь от них монастырской казны. После кровавой расправы шведы подожгли обитель. Когда монахи, отсутствовавшие в монастыре по разным делам, вернулись на пепелище, они собрали остатки обгорелых тел, отслужили панихиду и погребли с честью погибших иноков. В то Рождество погибло 54 монаха и 65 трудников. Вновь строить монастырь на этом месте было опасно, так как Россия находилась в состоянии постоянной войны со Швецией. Иноки написали письмо царю Феодору Иоанновичу, и тот повелел поставить монастырь в крепости города Кола (РНБ. Сол. № 188/ 188.Л. 21–21 об.).

В Смутное время, когда почти вся Русская земля находилась под властью поляков и литовцев, Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский и Соловецкий монастыри оставались едва ли не единственными очагами сопротивления иноземцам, символами национальной независимости страны. Мудрая политика соловецкого игумена — преподобного Антония спасла не только Соловецкий монастырь, но и все русское Поморье от вторжения шведов. Антонию пришлось быть игуменом в 1605–1613 годах, когда вокруг Соловков сложилась чрезвычайно непростая дипломатическая и военная ситуация. Русский царь Василий Шуйский просил шведского короля Карла IX помочь ему в борьбе с поляками. Карл помогать, конечно, не собирался, но решил воспользоваться удобным случаем. Ссылаясь на просьбу царя, он написал игумену Антонию письмо, в котором спрашивал, готов ли Соловецкий монастырь принять помощь и впустить шведские войска. Но игумен молчал. В 1610 году царь Василий был низложен и увезен в Польшу. Тогда Антоний написал Карлу IX, что ни он, ни вся Русская земля не желают иметь дела с иностранцами, а выберут себе царя из бояр Московского государства, и отказался сдать шведам Сумский острог. В 1612 году шведские войска окружили беломорские острова Кузова, но, простояв здесь все лето, так и не решились напасть на обитель и покинули Белое море (Досифей. Т. 1. С. 97–107,114–115,120–121). В последующие годы Соловецкая обитель продолжала нести свою пограничную службу. Иноки монастыря, подобно настоящим воинам, всегда находились в состоянии повышенной боевой готовности. Как говорил царь Алексей Михайлович, они «были бесстрашны и надежны». В 1646 году царь предупреждал в своей грамоте соловецкого игумена остерегаться внезапных нападений шведов. Монахи должны были заблаговременно запастись продуктами «с большой прибавкою» на случай продолжительной осады, жить «неоплошно», вести тщательную разведку, чтобы шведы внезапно не появились под стенами обители и Сумской крепости, корабли и вооружение стрельцов содержать в порядке (Досифей. Т. 3. С. 143).

В годы польской интервенции около шести лет держал оборону Кирилло-Белозерский монастырь. После неудачной осады Троицкого монастыря отряды поляков, литовцев, казаков и других «воровских людей» двинулись дальше на север и 20 августа 1612 году подошли к Кирилловой обители. Они сожгли все монастырские дворы и хлебные амбары, находившиеся за стенами, но сам монастырь не тронули. Тогда погиб почти весь хлебный запас — 2140 четей, был угнан и посечен монастырский скот — 145 кобылиц, 98 служивых лошадей и 52 жеребчика. В декабре того же года шайки пана Бобовского опять появились под стенами обители и попытались взять монастырь, но атака была отбита. Следующий приступ, в ночь на 11 декабря, которым командовал пан Песоцкий, тоже был безуспешен. Уходя от Кириллова после гибели Песоцкого, поляки будто бы говорили: «Не устояла-де от нас Москва и Великий Новгород и иные многие городы, а Кириллову-де монастырю от нас не устояти» (Никольский. Т. 1. Вып. 1. С. 55). Но «великая государева крепость» устояла. До 1618 года Кириллов монастырь жил в ожидании внезапного нападения. Поляки возвращались не раз в тщетной надежде взять обитель, манившую их множеством богатств, но вынуждены были признать: «К Кириллову монастырю мы зимусь (то есть в декабре 1612 года. — Е.Р.) и летось (в 1613 году. — Е.Р.) приступали и лесницами, да Бог их помиловал» (Там же. С. 57).

Урон, нанесенный монастырю, был огромен. По подсчетам Н. К. Никольского, погибло больше половины населения монастырской вотчины, требовали серьезного ремонта стены и постройки монастыря. Сообщая об убытках, кирилловская братия писала, что за годы литовского разорения в разных городах и промыслах погибло 14 875 рублей 12 алтын с деньгою монастырской казны; сумма по тем временам — грандиозная. Кроме того, погибло множество монахов и слуг, находившихся на монастырских службах за стенами обители. На соляном промысле в Зозотице литовские люди замучили старца Гедеона и пятерых слуг, также были замучены люди на промыслах в Лалеце, Турчасове и других местах. В результате доходные соляные промыслы обезлюдели и пришли в полный упадок. В былые времена с Холмогор привозили по шесть тысяч соляных денег, жаловалась братия, а после разорения в монастырь стало поступать только по тысяче рублей, а то и меньше, и «от того монастырь оскудел, что в казны… приходит мало» (Никольский. Т. 1. Вып. 1. С. LXXXIV–LXXXV).

Малым обителям, которые не могли надеяться на мощь своих стен, приходилось избирать иную тактику. Мудрая предусмотрительность преподобного Адриана Монзенского позволила спасти братию от погибели, а монастырь от разорения. Однажды к преподобному Адриану пришли вестники из Галича, они сообщили, что посады Галича уже разграблены и литовцы на пути к монастырю. Тогда игумен Адриан повелел построить в лесу, на расстоянии одного поприща от монастыря, небольшую клеть, в которой спрятал монастырский хлеб и имущество. Сам игумен и братия ушли в лес. Вскоре пришли литовцы, но нашли монастырь пустым. Два дня и две ночи они пробыли в обители, потоптали засеянные поля и, оставив огонь в монастыре, чтобы он сгорел, покинули его. Вернувшаяся братия нашла свою обитель в ужасающем беспорядке, по двору валялись котлы и другие сосуды, которые нельзя было увезти, конюшня была пустой. Но, главное, монастырь был цел, огонь не причинил ему никакого вреда, и даже два коня, на радость братии, скоро прибежали из леса. Осмотрев монастырь, иноки направились к заветной лесной клети, но по дороге натерпелись немало страха: вся тропинка до клети была истоптана людьми и копытами коней. Каковы же были радость и изумление братии, когда они увидели клеть и ее замки неповрежденными. Молитвами братии и ее святых основателей обитель была спасена от разорения и голода.

Постоянными спутниками монастырской жизни были пожары. Часто случалось так, что монастыри выгорали дотла: огонь уничтожал постройки, иконы, рукописи, документы. Поэтому мы мало что знаем о начальной поре существования обителей и о жизни их основателей. В 1596 году в монастыре преподобного Арсения Комельского сгорела теплая (зимняя) церковь, освященная когда-то самим преподобным. Вместе с книгами сгорело и древнее Житие святого, только в монастырской дохее (кладовой) сохранилась «малая хартия» (небольшая грамота), на которой был записан краткий рассказ о преподобном Арсении. Монастырь Антония Сийского несколько раз исчезал в огне пожара, но всегда его восстанавливали заново. Однажды после сильного пожара, во время которого в обители сгорели две церкви, случилось удивительное: икону Троицы, которую написал сам святой Антоний, нашли посреди монастыря, неповрежденную огнем. В летописце монастыря подробно перечисляются пожары разных лет, потери, приводятся сметы расходов на возобновление обители. 2 мая 1658 года, в воскресенье, один из иноков, совершая службу часов в своей келье, решил покадить святые иконы и случайно выронил уголь. Загорелась келья, за ней вторая, с молниеносной скоростью огонь стал распространяться по направлению к Святым воротам обители. Сгорела деревянная колокольня, а колокола на ней «растопилися», загорелись кровли у каменных церквей, в соборной церкви сгорели все иконы. И паникадила «растопились». К счастью, уцелела казенная палата со всем добром: «пламень и уголья летало в окна с огнем и тамо погасло». В трапезной сгорели окна, а деревянная келарская выгорела вся. Во время этого страшного пожара монахи стали свидетелями необычного явления. Смоленская икона Пресвятой Богородицы осталась невредимой: «Той же пречюдной иконы ни воня дымная прикоснуся, ниже левкас зде спыхнул, якоже у прочих, ни пелена» (Рыжова. С. 136–137). Расплавилась только свеча перед чудотворным образом.

Буквально на шаг от гибели находилась в одну из ночей братия Елеазаровского монастыря. Монастырский диакон Закхей закрутился в обычных дневных заботах и службах и не успел вовремя протопить печь в келье. Уже был глубокий вечер, когда он пришел к себе и принялся разводить огонь. Дрова быстро прогорели, но оставалась одна большая головня. Сон морил Закхея, и он решил вынести головню на внутренний двор. Монах бросил ее близ предсения (у крыльца) и в спешке не затушил как следует; вскоре головня разгорелась прямо у порога кельи. После дневных трудов Закхей сладко заснул. Вдруг сквозь сон он услышал, будто кто-то толкает дверь его кельи, но никак не мог проснуться. И тут во сне он увидел, как открылась дверь и к нему вошел преподобный Евфросин с жезлом в правой руке. Быстро приблизившись к Закхею, святой сказал: «Человек, ты сейчас сам погибнешь и монастырь мой сожжешь, вставай быстрее!» И Закхею показалось, что святой ударил его по ноге. От боли он вскочил и увидел, что келья полна дыма, а дверь уже занялась огнем. Укутав голову своей свиткой, он едва сумел выскочить сквозь огонь и дым во двор и закричал. На крик сбежалась братия и потушила огонь (ПДПИ. Т. 173. С. 83–84). Чудеса, связанные с избавлением от пожаров, часто встречаются в клеймах житийных икон; на одном из них изображено, как преподобный Александр Ошевенский закрывает своей мантией горящий шатер монастырской колокольни.

Для обережения обителей от пожаров разрабатывались даже специальные меры безопасности. Когда в Красногорском монастыре строили новую деревянную церковь в честь Похвалы Пресвятой Богородицы, благотворитель обители Егор Лыткин в письме от 10 января 1630 года советовал игумену Макарию: «Шатров у церкви отнюдь бы не делать, ради того, что высокие церкви… молниею пожигает. Да под церковь и под трапезу не велел бы, господине, ходить с огнем ни для какого дела. Которые потребы часто бывают надобны, вам бы под церковь и трапезу не класть. Место бы вам под новую церковь избрать покрепче и попространнее, чтобы келий и никаких хором близко сажень за двадцать или больше не было» (Описание Красногорского монастыря. С. 64). Посылая братии в дар богослужебные книги, он заботливо сопроводил свою посылку одним немаловажным советом: «А книги чтобы вам, господа, держать в великой бережливости от огня» (Там же. С. 68).

Иногда братии монастырей приходилось сражаться и со стихиями природы: лесные пожары остановить было практически невозможно. 21 июня 1859 года, во время сильной засухи, продолжавшейся около двух месяцев, в двадцати верстах от Красногорского монастыря начался пожар. Дул сильный ветер в сторону обители, и к десяти часам вечера огонь полыхал уже в ста саженях от стен монастыря. Братия совершила крестный ход с чудотворными иконами; по счастью, ветер переменился, потом совсем утих, а ночью пошел дождь. В пяти верстах от монастыря находилась часовня с Владимирской иконой Пресвятой Богородицы. Ее стены стали от сильного жара темно-красного цвета и еще долго напоминали паломникам и братии о случившемся чуде (Там же. С. 26).

Прибрежным же монастырям, наоборот, угрожала водная стихия. Одно из таких происшествий описана в «Памятной книге» Николо-Корельского монастыря. Этот монастырь вообще отличался сугубо тяжелыми условиями жизни и трудной судьбой. Он находился на левом берегу устья реки Двины, в двух верстах от Белого моря. Наводнения здесь были обычным делом, но описанное в «Памятной книге» ужасает своим размахом: в седьмом часу ночи «пришла с моря столь великая вода», что «кельи потопило», «братия монашествующие из кельи утекли; мосты все снесло, и страх велик учинился; кладези (колодцы. — Е.Р.) морскою водою наполнились», а большую келью для приезжих «льдом изломало и разнесло врознь»; «суда большие мореходные по берегам разметало» (ЧОИДР.М., 1879. Кн. 1). Сильное наводнение, случившееся через 25 лет после преставления преподобного Арсения Коневского, полностью погубило Коневский монастырь, и его пришлось перенести на новое место.

В таких условиях беспрестанной борьбы за свое выживание только упование на милость Божию и молитвы святых могли служить единственной надеждой монастырского существования. Многие святые «начальники» монастырей так и говорили: «Если обрету дерзновение перед Богом, то не оскудеет обитель моя. А если Пречистая нас забудет, то зачем мы здесь?»