• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

В самом конце XVIII века в России появились поддужные колокольчики, а уже в начале XIX века они стали заметным, чисто русским явлением и заняли достойное место в народном быту, в художественном промысле.

Европейское сигнальное устройство — рожок — у нас не прижилось, это совершенно точно. Почему? Может быть, не стоит искать «научное» объяснение, а довериться поэту С. Есенину:

В залихватском степном разгоне
Колокольчик хохочет до слез.

На широких просторах России, на знаменитых русских тройках в любое время года уместнее и органичнее был голосистый, «живой» колокольчик, который вместе с седоком «то хохочет, то грустит».

Вне всякого сомнения, такие колокольчики пошли с Валдая, расположенного на середине пути между двумя столицами, где трудились знаменитые мастера кузнечного искусства. А вот само рождение звонкоголосых колокольчиков-бубенчиков обросло легендами.

В 1475–1478 годах навеки «замирен» Новгород, Иоанн III провозглашает, что «вечью колоколу не быти, посаднику не быти, а государство все нам держати».

Через Валдай повезли в Москву снятый вечевой новгородский колокол, три столетия служивший символом вольности Новгорода — и знатных новгородцев, и всего новгородского люда.

И новгородцы, не переча,
Глядели бледною толпой,
Как медный колокол с их веча
По воле царской снят долой!

Сияет копий лес колючий,
Повозку царскую везут;
За нею колокол певучий
На жердях гнущихся несут.

Это исторический факт. А вокруг него сложились народные предания: до Москвы колокол будто бы не довезли, он исчез на полпути, на Валдае. Свободный колокол не мог быть арестованным, народ защитил его, и он разлетелся на тысячи маленьких колокольчиков, и они теперь в каждой семье, звенят весело по праздникам, отогревают душу в тяжелые времена.

К. Случевский предлагает такую версию, объяснующую, каким образом частичка вечевого колокола попала в каждый дом:

Холмы и топи! Глушь лесная!
И ту размыло… Как тут быть?
И царь, добравшись до Валдая,
Приказ дал — колокол разбить.

Разбили колокол, разбили!..
Сгребли валдайцы медный сор,
И колокольчики отлили,
И отливают до сих пор…

И все-таки это легенда: документально подтверждено, что новгородский вечевой колокол был благополучно доставлен в Москву. История-сказка, видимо, родилась в период расцвета валдайского колокольного литья, ставшего очень популярным народным промыслом. Ямщицкие колокольчики — поддужные, подшейные, бубенцы — стали неотъемлемой частью снаряжения единственно существовавшего наземного транспорта — на лошадиной тяге.

И быль старинную вещая,
В тиши степей, в глуши лесной
Тот колокольчик, изнывая,
Гудит и бьется под дугой!..

В начале XVIII века идет бурное освоение северозападных земель России, на берегу Невы строится новая столица. Дорога, а вернее, почтовый тракт, связывающий Москву и Петербург, превращается в главную государственную артерию. Движение не прекращается ни на минуту — беспрерывный поток обозов, повозок, их обгоняют экипажи, кареты, почтовые и фельдъегерские тройки, идет неповторимая ямская гоньба.

Валдай становится знаменитым центром ремесел, связанных с гужевым транспортом, и уже в 1772 году получает статус города. В конце XVIII — начале XIX века в городе насчитывается свыше пятидесяти кузниц, а в 1844 году — почти сто. Вот тогда-то и приносят славу городу знаменитые валдайские колокольчики, ставшие обязательным атрибутом русской тройки — признанного всеми символа России.

Под звон этих колокольчиков путешествовал по России заядлый ездок Пушкин… «Колокольчик однозвучный утомительно гремит…» — писал он в дороге, романтически упиваясь открывшимся его душе реализмом… Сколько раз проехал Пушкин через Валдай? Сколько раз проезжаем мы вместе с ним?

Когда были отлиты самые первые колокольчики — утверждать очень трудно; в народе бытует и такая версия: колокололитейная слава Валдая начинается с патриарха Никона. По его указу Федор Моторин и Александр Григорьев в 1656 году посылаются из Москвы в валдайский Иверский монастырь, отливают 69-пудовый колокол с портретом Никона и налаживают колокольное производство.

Какой был отлит прекрасный колокол, можно судить по тому факту, что через пятьдесят лет по указу 1710 года, подписанному самим Петром I, колокол перевезли в Александро-Невскую Лавру Северной столицы.

А на Валдае в связи с удачной отливкой «никоновского» колокола «государев мастер» Александр Григорьев оставшуюся неиспользованную бронзу (этот факт известен из монастырских записей) передает в благодарность за хорошую работу местным подмастерьям, которые и отлили из нее маленькие колокольчики, копии большого Никоновского колокола, — себе и детям на память. Эта версия кажется вполне убедительной.

На известных сохранившихся колокольчиках дата появляется только в 1802 году, и таких колокольчиков сразу несколько. Видимо, производство уже было налажено, а на это уходят годы. Вступают в конкуренцию колокольчики Терского, Смирнова, Лебедева. В 1816 году на заводе Митрофанова изготовили колокольчики с надписью: «Кого люблю, того и дарю. Лит. Валдая». Скорее всего, они были предназначены для свадебного поезда.

Надписи были самыми разнообразными — на все вкусы. Ямщики предпочитали: «Звени, утешай — ехать поспешай», «Звону много — веселей дорога», «Звени, звонок, подай голосок тому предмету, которого милее нету», «С далеча весточку собой подавай», «Купи, не скупись, со мной езди — веселись», «Купи, барин, денег не жалей, со мной ездить будет веселей», «Звони, звони, да и перезванивай» или «Звони, да не зазванивайся». Встречались строки стихов, например Григория Малышева: «Звени, звонок, звончее — лихая тройка, вихрем мчись» или поэта Ф. Глинки: «Мчится тройка удалая — колокольчик дар Валдая». Позже словами «Дар Валдая» стали подписывать буквально все колокольчики.

Были и философские: «Спешу на Родину. Дар Валдая», «Нет барыша, зато слава хороша»; подарочные, любовные: «Кого люблю, того и дарю сие подарка», «Дарю в знак памяти», «Оттого амур летает, что милую увидеть желает», «Подай голосок тому предмету, которого милее нету»; грустные: «Тройка скачет, седок плачет», «Прощай, милая моя, еду в дальние края».

Возможно, под звон именно таких бойких бубенцов ехал великий поэт М. Лермонтов, хотя в душе его звучал отнюдь не веселый перезвон:

Унылый колокола звон
В вечерний час мой слух невольно потрясает.
Обманутой душе моей напоминает
И вечность и надежду он.

Дорога Москва — Петербург стала самой оживленной в государстве, и каждый, кто ехал (в любую сторону), будь то вельможа, чиновник, мастеровой или путешественник, стремился приобрести очень симпатичный, необычный голосистый сувенир — валдайский колокольчик. Вскоре слава о нем пошла по всей земле Русской и далеко за ее пределами. Появилась даже поговорка: «Болтай, болтай! — недалеко Валдай».

Иностранные колокололитейщики много раз пытались отлить подобные колокольчики, но безуспешно; они даже решили, что секрет звучания — в орнаменте юбочки, именно туда ударяет язычок, и от рисунка зависит чистота звучания. Но ведь на колокольчиках Валдая нет орнамента, а есть надписи. Тогда они стали копировать русские слова (не всегда удачно), но результат был тот же.

Но лить колокольчики-подделки под наши, из России, было выгодно, и их лили и продавали, особенно много в Швеции и Финляндии (ну как сейчас китайцы или малайцы подделывают изделия из Франции или Италии).

В это время мастера из Валдая продолжали лить и большие колокола для Северной столицы: Николай Смирнов — колокол для Смольного монастыря, Иван Стукалин — одиннадцать колоколов для звонницы Исаакиевского собора.

Слава валдайских колокольчиков была настолько велика, что некоторые мастера из других регионов не могли устоять перед соблазном и подписывали свою продукцию «Дар Валдая». Но как, к сожалению, нередко бывает, взлет, расцвет, бурный рост производства сменился спадом. Виновата была Николаевская железная дорога: она прошла мимо города и взяла на себя весь поток пассажиров и грузов, резко сократив сбыт, а затем и производство бубенцов. Но именно это спасло уникальный природный комплекс Валдая от разрушения.

Колокольчики начинают изготавливать там, где еще не была развита железнодорожная сеть (Вятская, Нижегородская, Рязанская губернии). Наиболее известными центрами производства колокольчиков становятся Слободской (1806) на реке Вятке, Пурех (1830) на Волге и Касимов (1804) на Оке. Даты указаны по дошедшим до нас колокольчикам, на которых появились имена мастера, завода и год изготовления. Но совершенно очевидно, что производство могло возникнуть и раньше. Эти колокольные заводы, а скорее мастерские, находились в непосредственной близости от самого протяженного почтового тракта в России: Москва — Нижний Новгород — Казань — Пермь— Тюмень — Тобольск и дальше на восток. Изделия распространялись не только в центральной части России, но и в Поволжье, на Урале, в Сибири, Средней Азии, в основном через Нижегородскую ярмарку.

Колокольчики так быстро получили распространение, что уже в августе 1808 года Сенат получает документ от почтового департамента, по которому вся вина за задержку почты ложится на лихачей из Торжка и других мест на почтовом тракте: они круглосуточно разъезжают на своих тройках с колокольчиками, путают смотрителей и ямщиков почтовых станций, которые не знают точно, когда идет почта. Вывод один — запретить «звонки» на служебном транспорте (как в наше время спецсигналы и спецномера для депутатов и чиновников). Но только в 1836 году вышло строгое постановление Сената «запретить употребление колокольчиков всем тем, которые едут на собственных или вольнонаемных лошадях, предоставив оные одной почтовой гоньбе и чиновникам земской полиции, едущим по обязанностям службы».

Через двадцать лет пришлось напомнить, что существует запрет вешать колокольчики на личном транспорте. В 1860 году вновь вышло распоряжение, разрешающее использование поддужных колокольчиков только на почтовых лошадях.

В. А. Гиляровский очень живо описывает проезд на Тверской заставе в Москве:

«И вижу я, слушая эти рассказы, вереницы ожидающих очереди через шлагбаум, как наконец тому или другому проезжающему, по чинам и званиям, давался пропуск, и с крыльца кордегардии унтер командовал инвалиду шлагбаума:

— Подвысь!..

Инвалид гремел цепью шлагбаума. Пестрое бревно "подвешивалось" и снова за пропущенным опускалось до нового:

— Подвысь!..

Но вот заливается по Питерской дороге курьерский колокольчик — все приходит в движение. Освобождают правую часть дороги, и бешено несется курьерская или фельдъегерская тройка. Инвалид не ждет команды "подвысь!", а, подняв бревно, вытягивается во фрунт. Он знает, что это или фельдъегерь, или государственного преступника везут…»

Но колокольчики уже полюбились в народе и стали составляющей частью национальной культуры.

Особую группу составляли колокольчики и колокола с рисунком, похожим на герб России. Но это был не официально принятый герб, а стилизованное под герб России изображение — орел, но в своем «естественном» виде — с одной головой. Его наличие как бы подчеркивало «государственный статус» владельца: ну как такой колокольчик запретить и снять?

Особенно быстро развивалось производство колокольчиков в 40–50-х годах XIX века — выпуск увеличился в несколько раз.

В рамках Всероссийских выставок с 70-х годов XIX века стали устраиваться конкурсы на лучший колокол в России, а победителям разрешали отливать на изделиях российский герб.

И снова отдельные разворотливые колокололитейщики для ускорения сбыта использовали, говоря по-современному, надежный брэнд — подписывали свои изделия: «Дар Валдая».

Завод Усачевых на Валдае был создан в 60-х годах XIX века. Его основал Василий Усачев, при заводе было налажено производство больших церковных колоколов, которые высоко ценились и среди заказчиков, и на многочисленных выставках, где они получали самые высокие награды. У владельца было три сына — Николай, Яков и Алексей, которые продолжили дело отца, первоначально вместе, а позже Алексей создал свой небольшой заводик по изготовлению поддужных и зазывных (столовых) колокольчиков.

Заводы отличала традиционная технология, сохранявшаяся все годы их существования. Даже с приходом XX века на заводах братьев Усачевых продолжали использовать технологии не на паровой или еще более современной электрической тяге, а вручную, в крайнем случае «конскими силами».

Завод закрыли последним среди колокололитейных заводов в стране, в 1926 году. В то время здесь уже не отливали большие церковные колокола, а выпускали в небольшом количестве поддужные, пожарные, станционные, сигнальные и другие виды небольших колоколов и колокольчиков.

В самом центре Валдай-городка стоит ротонда — дворцовая церковь Екатерины II (даровавшей Валдаю статус уездного города). Не большая и не маленькая, чисто-белая, под вековыми деревьями, детище выдающегося архитектора Николая Александровича Львова — по широте своих интересов и дарований личности совершенно поразительной: общественный деятель, инженер-изобретатель, неутомимый исследователь природных богатств, собиратель фольклора, поэт, композитор… И все это — в одном человеке, все это — в одной небольшой ротонде, белой, как невеста. Она поставлена так удачно, что кажется сотворенной вместе с холмом, на котором стоит вот уже два века. И холм, и ротонда, и вековые деревья — все из мира, соразмерного человеку, прихожанам и прихожанкам, самой императрице и конечно же монастырю.

Вышло так, что служба в екатерининской церкви так никогда и не состоялась. И может, действительно было предназначено этой белой ротонде стать единственным в стране музеем колокольчика. Все внутреннее пространство церкви — это один круглый зал музея с выходом в небо — в купол, с которого разговаривают с вами подвешенные вверху бубенцы. Одни поменьше, другие побольше, третьи вообще весьма солидных размеров… А вы стоите под ними и чувствуете, как сквозь вас текут серебряные нити падающих сверху звонов-перезвонов.

Мыслимое ли дело, но было время, когда на Руси не знали колокольчиков…

Огромные пространства, дальние дороги… Как естествен перезвон бубенцов почтовой кареты, брички, упряжки — этот звон где-то ждали в заснеженном селенье. Кажется, что ямщицкий колокольчик-бубенец существовал всегда, настолько это явление чисто русское, чисто национальное.

Тройка мчится, тройка скачет,
Вьется пыль из-под копыт;
Колокольчик звонко плачет,
И хохочет и визжит.

По дороге голосисто
Раздается яркий звон;
То вдали отбрякнет чисто,
То застонет глухо он.

…

Русской степи, ночи темной
Поэтическая весть!
Много в ней и думы томной,
И раздолья много есть.

(П. Вяземский)

А вот другая картина. Разгар лета, сенокос, запах цветов, степенная поступь лошадки, телега с копной свежего сена — и тихий перезвон бубенцов под аккомпанемент многоголосого птичьего хора.

Со свадебного колокольчика начиналась вся жизнь молодых. Жених приезжает за невестой, она еще издали слышит звон его колокольчика, а вся семья прислушивается к тому, как он звучит, по пению его определяя, будет ли счастливой семейная жизнь новобрачных. И хотите верьте, хотите нет, но пока на Валдае соблюдался этот обычай, неудачных браков не было. Закутанную в покрывало невесту везут в церковь, и звон колокольчика словно бы расчищает перед ней путь от всех злых чар и козней судьбы. А когда зазвучат церковные колокола, жених с великой предосторожностью снимет покрывало с лица невесты и под малиновый звон тут же встряхнет его — сбросить всю пыль, чтобы всегда сияло чистым светом лицо его суженой.

В музее собрана уникальная коллекция старинных колокольчиков, украшенных затейливыми надписями на самом ответственном месте — месте боя. У колокольчика есть тулово, плечо, ушко, язычок, голос, юбка, сарафан и узор по подолу… То ли колокольчик, то ли звонкоголосая девица-красавица…

А названия какие: ботало, болхарь, бухар, гремок, гормотунчик, балабончик, бубенец, бубенчик…

А тот разбившийся в незапамятные времена на маленькие валдайские колокольчики древний новгородский вечевой колокол, согласно легенде, соберется когда-то в новый венчик, и будет он звучнее прежнего, и с этого звона начнутся в России времена счастья и благополучия для всех.

Начиная с Валдая, истоков Волги — русской матушки-реки. Да, с той красоты природы, человеческой души и человеческих поступков, которой (по другому, не менее легендарному предсказанию) спасется русский мир… Ведь Валдай — это монастырь Иверской иконы Божией Матери.

В современной жизни, чрезмерно переполненной достижениями грохочущей цивилизации XXI века, с особым теплым чувством прислушиваешься к прекрасному звучанию удивительного музыкального инструмента — колокола. При этом должно быть выполнено одно условие — звучанию не должны мешать чуждые звуки. Колокольный звон гармоничен со звуками его естественного окружения, они даже придают ему особый колорит. Они выступают вместе, как выступает солист под аккомпанемент своеобразного природного оркестра.

Предметы, найденные при археологических раскопках, подтверждают, что колокольчики появились во времена, когда человек научился добывать металл, познал технологию литья, получил первые сплавы. Первоначально это были металлические пластины, отзывавшиеся долгим звуком при ударе по ним. Звучание зависело от величины, формы, толщины пластины и, самое главное, от металла. Самым голосистым и красиво поющим материалом оказалась бронза. Вот и появились бронзовые бубенцы и колокольчики, которые прочно вошли в быт человека и использовались в самых разных целях.

В античном мире их чаще всего использовали для подачи сигналов. Они звонили на щитах, возвещая о приближении греческих воинов, и чем больше было звона, тем страшнее становилось неприятелю в бою, тем больше гордились ими соотечественники.

Колокола и колокольчики были весьма востребованным средством коммуникации в Древнем Риме, существовала четкая классификация звонов в зависимости от события. Звонили, созывая граждан на форум или торжества по случаю победы над врагами; зазывали на бои гладиаторов в Колизей или на казни рабов, жертвоприношения; приглашали на базары или в термы (общественные бани).

У стражников дозора, охранявшего город, — особый звон: ведь в случае опасности они должны были известить об этом всех горожан. Весь распорядок дня легионеров в римских лагерях осуществлялся по звону колоколов, начиная от побудки и заканчивая отбоем.

Мелодичные колокольчики в богатых римских виллах возвещали о начале трапезы, на их звон бежала прислуга.

Звонили колокольчики и в крестьянских семьях: их вешали на шеи домашних животных, чтобы легко их было найти по звону на пастбище в горах или лесу.

Когда христианство повсеместно распространилось по Европе, то вместе с ним и колокол получил признание не только в городах, но и в провинциях. Колокола обросли легендами и поверьями. Некоторые из них приводит известный ученый — исследователь истории искусства колокольного литья Ю. Пухначев:

«Средневековый европеец верил, что звон освященного колокола отводит козни дьявола, молнии, бури, град, голод, эпидемии, а если при его литье в сплав была брошена змея — то и змей; что немой обретает голос, если напишет свое имя на колоколе; что душевнобольной исцелится, если выпьет воду из колокола, как из чаши; что к глухому возвратится слух, если окуривать его дымом от сожженной веревки колокола; что кусочек веревки, посыпанный солью и опущенный в пойло для скота, делает скот здоровее, а если веревку съест стельная корова, то теленок будет хорошо расти; что смазка оси, на которой сидит качающийся колокол, помогает заживлению ран и срастанию переломов; что вода, которой был облит язык колокола, помогает от колотья в боку, если помыться ею… Расколовшийся или запотевший колокол, сорвавшийся язык считались предвестьем несчастья; увидеть во сне лопнувший или качающийся колокол также означало беду, увидеть падающий — душевное расстройство, услышать звон — клевету…»

Во времена позднего Средневековья, когда появились «свободные» города, для решения важнейших вопросов горожане собирались по звону главного городского колокола, размещенного на специальной башне или на колокольне соборной церкви.

Городская жизнь протекала по четкому ритму, а определял его колокольный звон. Начиналась она призывом на молитву, а дальше все по заведенному порядку. Рано утром звонил воротный колокол, сообщая об открытии городских ворот, его же звон звучал в конце дня, когда ворота закрывали. Полуденный колокол отмечал середину дня; вечером о тушении огней на улицах тоже возвещал колокол.

В некоторых городах были свои устоявшиеся традиции, и они любопытны: «Колокол чистоты» в Бонне звал горожан на обязательный своеобразный «воскресник» — утреннюю уборку улиц и площадей; «Хлебный колокол» в Турине объявлял хозяйкам, что пора замешивать тесто; по звону колокола «Торговка рыбой» в Бовэ открывались специализированные базары, магазины и лавки, торгующие морскими и речными дарами. В Бадене перерыв на обед объявлял «Трудовой колокол».

Любители выпить в Данциге ждали сигнала «Пивного колокола», только после его звона открывались двери питейных заведений; в Париже — наоборот, их закрывали после сигнала «Колокола пьяниц». По звону колокола в Этампе гасли все городские огни, поэтому его прозвали «Преследователь гуляк». «Колокол чудаков» в Ульме напоминал, что в темноте опасно находиться на узких средневековых улочках города.

В сельской местности Англии колокола звонили, возвещая о начале посева, жатвы, об открытии рынка. В Страсбурге о приближении грозы возвещал «Колокол бури».

Совсем другие звоны колоколов раздавались при движении похоронных процессий и во время самих похорон.

«Смертный» колокол во многих городах католической Европы звонил, возвещая пол, возраст и положение умершего в обществе. На таких колоколах нередко ставили надпись на латыни: «Оплакиваю похороны, ломаю молнии, распространяю покой субботний. Пробуждаю ленивых, разгоняю ветры, примиряю окровавленных».

На Руси в народе бытовало поверье: чтобы уберечься от ненастья, надо очень быстро бить по колоколу — такой его звон разгоняет грозовые облака, принесшие град и шквальный ветер.

На Севере считалось, что колокола оберегают от порчи, дурного глаза, злых чар. Это был всеми почитаемый «оберег», помогающий противостоять коварным умыслам и козням, исцелять от недугов и болезней, справляться с другими бедствиями и напастями. Колоколам приписывали способность изгонять нечистую силу, отпугивать дьявола. Самопроизвольный звон предвещал беду. При этом наши предки считали, что чудодействия колоколов и колокольчиков проявляются «вследствие божественной силы их освящения и произносимых молитв».

На берегах северных морей и рек колокола ставили на маяках, а если колокольня храма была хорошо видна с воды, то для моряков она становилась указывающим путь маяком.

В. П. Орфинский в книге «В мире сказочной реальности» отмечает: «В туманные дни рыбачьи лодки, заблудившиеся в шхерах прибрежных островов, находили дорогу домой по призывному колокольному звону и мерцанию огонька на звоннице».

С XVII века на русском флоте (и торговом, и военном) вводят обязательную установку и использование на корабле колокола. Он не только отсчитывает время, но и сигналит другим судам, предупреждая в тумане о своем местонахождении, в случае опасности его звон объявляет на корабле тревогу. Ровно в полдень на судах рынду бьют — раздаются три троекратных удара в корабельный колокол. А каждые полчаса бой склянок отмечает время. Звоны разносятся далеко и хорошо слышны и на воде и на берегу.

Тревожные звоны набата всегда оповещают о беде. В. А. Гиляровский так живописует работу пожарных:

«Отважен, силен, сердцем прост,
Его не тронула борьбы житейской буря,
И занял он за это самый высший пост,
На каланче дежуря.

Вдруг облачко дыма… сверкнул огонек… И зверски рвет часовой пожарную веревку, и звонит сигнальный колокол на столбе посреди двора… Тогда еще электрических звонков не было.

Выбегают пожарные, на ходу одеваясь в не успевшее просохнуть платье, выезжает на великолепном коне вестовой в медной каске и с медной трубой. Выскакивает брандмейстер и, задрав голову, орет:

— Где? Какой?

— В Охотном! Третий! — отвечает часовой сверху…»

Многие горожане считали, что колокола приносят счастье, защищают от невзгод; если их разместить на городском гербе, они будут покровительствовать жителям. Колокол красовался на гербе Звенигорода в полном соответствии со звонким названием города. На некоторых гербах изображали даже два-три колокола.

Под защитой колоколов и колокольчиков находятся не только города, люди, но и все живое. Колокольчики домашних животных с древних времен выполняли «пастушескую» роль — они сообщают, где находится их подопечный, и одновременно заботятся о нем — отпугивают кровожадных зверей.

И как иллюстрация вспоминаются слова великого Пушкина в повести «Дубровский». Когда Троекуров подъезжал к имению Верейского, то он «не мог не любоваться чистыми и веселыми избами крестьян и каменным господским домом, выстроенным во вкусе английских замков. Перед домом расстилался густо-зеленый луг, на коем паслись швейцарские коровы, звеня своими колокольчиками» — конечно, русскими.

Колокола и колокольчики возвращаются в нашу повседневную жизнь. Вошли в моду сейчас колокольчики на входных дверях. В магазинах они сообщают продавцам, что пришел покупатель, и одновременно приветствуют его. Радостно и весело звонит колокольчик, когда открываешь дверь своего дома. И как в старину, на нем традиционная валдайская надпись: «Звони веселей у дверей». Школьный колокольчик, призывающий на урок, сплетается с веселым смехом и щебетом спешащих на его зов детишек. А последний звонок школьного колокольчика возвещает о важном рубеже в жизни выпускников — о вступлении во взрослую, серьезную жизнь.

В начале третьего тысячелетия по Р.Х. вновь торжественно гудят над городами и селами церковные колокола в праздничные дни.

На Украине, в Крыму, в древнем Херсонесе, около знаменитого храма Святого Владимира звонит православный колокол, вернувшийся на родину из плена. История его такова.

Свято-Владимирский монастырь был основан в 1850 году на месте, где до XV века стоял древний город Херсонес. Во время Крымской войны (1853–1856) эта территория была захвачена французскими войсками. Уходя, они похитили всю церковную утварь и как военный трофей увезли главный монастырский колокол. Только что возведенные постройки были разрушены или сожжены.

Прошло совсем немного времени, и в России стало известно, что плененный монастырский колокол поместили на башню Нотр-Дама — главного собора французской столицы. Звон колокола явно выделялся среди остального набора колоколов, он очень нравился горожанам, и они специально приходили послушать его, а для Франции этот звонкоголосый пленник был своего рода «моральной компенсацией»: ну и пусть, что казаки Платова были в 1814 году в Париже, зато теперь у нас звонит трофейный русский колокол.

Особого греха в том, что уникальные «сувениры» из стран, куда ступала нога иноземного солдата, оседали потом в государственных музеях, на площадях, в частных коллекциях, никто не видел, и ни у кого даже не возникало мысли их вернуть. Да и российским чиновникам не приходила в голову мысль поднять вопрос о возвращении награбленного.

После окончания Крымской войны, в 1858 году, император Александр II принимает решение о строительстве огромного соборного храма Святого Благоверного князя Владимира и об оказании помощи в восстановлении обители.

В 1861 году император с императрицей Марией Александровной побывал на строительстве собора и пожертвовал деньги на отливку 111-пудового колокола. Его разместили около собора во временной колокольне. В 1895 году рядом зазвонил колокол весом 723 пуда 20 фунтов в память императора Александра III, а чуть позже появился и третий колокол в память коронования государя императора Николая II; он весил 351 пуд.

Все послевоенные годы через посольство России во Франции шел поток обращений православных к французскому правительству, руководству Церкви вернуть плененный колокол. И только в начале XX века, когда укрепился авторитет России на мировой арене, когда над Францией нависла реальная угроза вторжения войск Германии, когда уже и Англия вернула свой «трофей»-колокол Соловецкого монастыря, также похищенный во время Крымской войны, в год 300-летия Дома Романовых, 23 ноября 1913 года колокол вернулся в родной Херсонесский монастырь после 59-летнего плена. Он занял место на перекладине между двух массивных столбов, сложенных из много повидавших блоков известняка.

На мысе Херсонес, как и прежде, он стал участвовать в церковных богослужениях и одновременно исполнять роль маяка. В этом месте море очень мелкое, и в туман, который часто здесь бывает, колокол предупреждает о грозящей опасности

Во время Великой Отечественной войны ветеран оставался на своем месте, только появились вмятины да щербины от пуль и осколков снарядов. Колокол служит людям и сегодня.

О колокольных коллекциях можно написать целое исследование. Много нового из истории сибирской земли рассказали колокольчики, собранные известным коллекционером Владимиром Ефремовым. В Тюмени он обнаружил поддужный валдайский колокольчик, датированный январем 1802 года, — это самый старый из ныне известных валдайских колокольчиков.

Уже стало традицией привозить из далеких путешествий сувениры-колокольчики. Они могут быть с надписью или гербом, рисунком или портретом, но всегда напоминают о том месте, которое вы посетили. Их создают из стекла, хрусталя, глины, дерева, камня и конечно же из металла. Во многих семьях появились уже небольшие коллекции прекрасных произведений искусства, народного творчества.

В этих коллекциях нередко можно увидеть так называемые зазывные колокольчики, или позвонки. Когда-то с их помощью звали прислугу. В наши дни они украшают интерьер и вызывают добрые воспоминания (хотя есть, наверное, дома, где используют их и по прямому назначению)…

В последние годы появились тематические коллекции колокольчиков. Это связано в первую очередь с развитием туризма. Увлечение приходит ко многим путешественникам и по родному краю, и за рубежом. По существу, сегодня в мире создана целая индустрия производства сувенирных колокольчиков. Но собирать всё практически невозможно (это ведь только в детстве — поголовное коллекционирование почтовых марок, монет, спичечных этикеток и т. д.). Наиболее подготовленные коллекционеры, склонные к поискам, научным исследованиям, предпочитают собирать меньше по количеству, но полнее, в принятых или условных ограничениях. Это могут быть изделия определенного завода, времени создания; типичные для какого-то континента, страны или региона; принципом отбора может стать материал, оформление, область применения в повседневной жизни и т. д.

Например, в коллекции Андрея Глущецкого более пяти тысяч колокольчиков, а он этим занимается всего пятнадцать лет. Занимается серьезно и профессионально, и результат его поисков — удивительный труд «Каталог-справочник дужных и подшейных колокольчиков касимовского колокололитейного центра XIX — начала XX в.».

А можно коллекционировать не сами колокольчики, а их «отражения» в пословицах, поговорках, частушках, сказках. Большая радость — обнаружить долгожданную находку в древней книге, былине, сказке, но еще приятней — получить в подарок от бабушек и дедушек, сохранивших в своей памяти то, что передается из уст в уста уже несколько поколений, то, что отобрала и сберегла память народная.

Вот, например, частушки:

Играй, гармонь
С колокольчиками!
А я выйду, попляшу
С приговорчиками!

Гармонист в гармонь играет,
Колокольчиком звенит.
Не пошла бы на гулянье,
Да гармонь меня манит.

За рекой у колышка
Стоит парнёк Миколушка —
Шапочка с заломчиком,
Тальянка с колокольчиком.

Проводила Коленьку
За нову колоколенку,
За Пронино училище —
Пожалуйста, гости еще!

Зазвени, мой голосочек,
Заливайся бубенцом.
Я наплакаться успею
С нелюбимым под венцом.

Шел я лесом, торопился,
Из-под ног огонь летел.
Сердце колоколом билось —
Повидать тебя хотел.

Из земли взяли,
На огне грели,
Опять в землю положили;
А как вынули — стали бить,
Чтоб мог говорить. (Колокол)

Сидит петух на воротах, косы до́ полу, голос до́ небу. (Звонница надвратная с очепным звоном)

Стоит домина, золотая вершина. (Колокольня)

Звонко звякнет,
Утка крякнет.
Собирайтесь детки
К одной матке.
(Звон о начале службы)

Выйду я на гой, гой, гой,
И ударю я гой, гой, гой,
Разбужу царя в Москве,
Короля в Литве,
Старца в келье,
Дитя в колыбели,
Попа в терему.
(Колокол)

Бочка медная висит,
Из нее язык торчит.
Вот коснулся бочки он,
И раздался гулкий звон.
(Колокол)

Живой мертвого бьет,
мертвый благим голосом кричит,
на крик народ бежит.
(Колокол, набат)

В церковь других созывает,
А сам в ней не бывает.
(Колокол)

Я — мертв, но живым вещаю о радости и горе, и чем больше бьешь меня, тем громче говорю о Боге. (Колокол)

Колокола отливают, так вести распускают.

Славится Москва невестами, колоколами да калачами.

В Москве толсто (часто) звонят, да тонко (редко) едят. (Дорого.)

В Москве к заутрени звонили, а на Вологде звон слышали.

Кабы Иван Великий был маленький, а карман у меня большой, я бы его туда посадил.

У царя колокол по всей России.

Первый звон — пропадай мой сон;
другой звон — земной поклон;
третий звон — из дома вон!

Колокольный звон не молитва, а крик не беседа.

К обедне ходят по звону, а к обеду — по зову. К

вечерне в колокол — всю работу об угол.

Звонить не умею, а перестать не смею.

Пашни меньше, простору больше; избы не крыты, да звон хорош!

Звоны хвалятся по голосу, люди — по беседе.

Не поглядев в святцы, да бух в колокол. (Звон должен соответствовать церковному дню.)

Пришло счастье, хоть в колокола звони.

Бездушен колокол, а благовестит во славу Господню.

Звон хорош, а грешника приводит в дрожь.

Дан попу колокол, хоть разбей его об угол.

Больно свято звонишь: чуть на небе не слышно!

Не пойдешь в звонари, не попадешь и в пономари.

Не в попы, так в звонари. Ограда выше колокольни.

Пономарь пьян, и колокол не тем голосом запел.

Медь дороже серебра: серебро — чертово ребро, а медь Богу служит, царю честь воздает.

Поп со двора, пономари — в колокола.

Хоть при колокольном звоне под присягу пойду. (Присяга под колоколами — самая надежная.)

Труд — хомут, а под дугой колокольчик звенит.

Удивительная коллекция колокольчиков собрана на небольшой скромной даче Булата Окуджавы в Переделкине, недалеко от столицы. Сюда идут и идут почитатели поэта — те, кто любит поэзию Булата, кто мечтает увидеть эту творческую мастерскую, где родились многие его произведения. Здесь собираются и его друзья — Андрей Вознесенский, Зоя Богуславская, Римма Казакова, Леонид Жуховицкий, Александр Городницкий, Михаил Рощин… И каждый приносит в музей колокольчик. Хранительница музея Ольга Владимировна Окуджава рассказывает, что первый колокольчик подарила Булату Окуджаве Белла Ахмадулина со словами: «Когда суровый барин хочет позвать ленивого слугу, как быть, Булат? Вот колокольчик, ты позвони, я прибегу». Поэт был растроган и всем рассказывал эту историю. Вскоре уже гости, приезжавшие в Переделкино, входили со звоном колокольчика. Коллекция поэта пополняется после его смерти. Существуют и архивы музея — в них имена всех дарителей.

Сложилась своеобразная традиция: каждый год 27 августа в 15 часов в Переделкине отмечают День колокольчика, и вы можете приехать к поэту с подарком — колокольчиком.

А другой не менее известный поэт, народный любимец Владимир Высоцкий, тоже после смерти оказался «повенчанным» с колоколом. В Москве, на Малой Грузинской улице, на доме, где он жил и писал, — памятная доска. На ней на фоне колокола — портрет поэта и артиста. Отсюда с 1975 по 1980 год колокольным звоном звучали по всей стране его яркие песни.

…В синем небе, колокольнями проколотом, —
Медный колокол, медный колокол —
То ль возрадовался, то ли осерчал…
Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал…

((«Купола», 1975))

А еще раньше Высоцкий писал:

Вот в набат забили:
Или праздник, или —
Надвигается, как встарь, чума!

Заглушая лиру,
Звон идет по миру, —
Может быть, сошел звонарь с ума!
…
Нет, звонарь не болен:
Слышно с колоколен,
Как печатает шаги судьба.
Догорают угли
Там, где были джунгли;
Тупо топчут сапоги хлеба.
…
Не во сне все это,
Это близко где-то —
Запах тленья, черный дым и гарь.
Звон все глуше: видно,
Сверху лучше видно —
Стал от ужаса седым звонарь.

Бей же, звонарь, разбуди полусонных,
Предупреди беззаботных влюбленных,
Что хорошо будет в мире сожженном
Лишь мертвецам и еще не рожденным!

((«Набат», 1971))

Может быть, перед глазами Высоцкого, когда он писал эти строки, вставали страшные страницы истории, написанные кровью невинных жертв. Были такие страницы и в XX столетии. В мемориальных комплексах, посвященных их памяти, скорбят о них печальные колокола.

…«Хатынь» — огромные, словно обожженные огнем войны буквы появляются на 54-м километре дороги Минск — Витебск. Здесь, на месте деревни, где когда-то стояли хаты, — остатки фундаментов, печные трубы и доски с именами погибших жителей каждого дома. Дети, женщины, старики, а над ними печальный колокольный звон. Камень, бронза и вечная народная память, безмерная людская скорбь.

На месте деревни мемориал — символическое кладбище, братская могила 186 деревень, сожженных фашистами вместе с жителями в Белоруссии.

В центре мемориала — бронзовая фигура непокоренного старика с мертвым мальчиком на руках. Печально звонят обелиски-звонницы. И не понять, то ли колокола оплакивают погубленные души, то ли старики и женщины, пеплом осевшие на землю в родной своей белорусской деревне, окликают, ищут сгоревших вместе с ними детей…

…В немецком Веймаре в 1956 году на кладбище Эттерсберг впервые зазвучал мемориальный колокол. «Бухенвальдский набат» — так по праву назвал его поэт А. Соболев.

Люди мира, на минуту встаньте.
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон.
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон.

Необычна форма колокола — она напоминает старинный улей. Колокол, его звон гармонично сочетаются с архитектурой ансамбля-мемориала и передают глубокую скорбь и трагедию узников Бухенвальдского концлагеря.

Всех посетителей поражают устремленные к небу выразительные человеческие руки — они как бы появляются из колокола в верхней его части, там, где должны быть проушины, и простерты с мольбой к небу. Они рвутся ввысь, но не могут выпутаться из колючей проволоки.

Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь, и восстали вновь…

…В августе 1945 года американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму, и каждый год в траурный день в мемориальном парке Мира, созданном на месте эпицентра атомного взрыва, звучит поминальный глухой звон траурного колокола…