Италийские города пользовались самоуправлением. Ясно видно, что скрывалось под этим демократическим названием: в руках рабовладельческого класса «самоуправление» превращалось в орудие угнетения мелких производителей и малоимущего люда. Так было по всей Италии, и Помпеи, как мы увидим дальше, исключения не представляли.
Во времена самнитов Помпеи, как и прочие кампанские города, пользовались полной автономией. Управление городом находилось в руках городского совета, который назывался на оскском диалекте «kumbenieis» (соответствует латинскому «conventus» — «собрание»). В оскских надписях из Помпей несколько раз упоминается этот «конвент», по распоряжению которого был построен спортивный клуб, поставлены в Стабиевых банях солнечные часы и вымощен храм Аполлона. Сдачу с подряда всех этих и подобных им работ, надзор за их ведением и производство платежей конвент поручал квайстуру (латинский «квестор»), младшему магистрату, ведавшему городской казной. Помпейские надписи самнитского периода неоднократно упоминают квайстура. Старше его были эдилы: в оскских надписях из Помпей мы встретим их только раз, когда говорится о нескольких улицах, проведенных и вымощенных под их надзором. Председателем городского совета и главным магистратом у кампанцев был «medix tuticus» (так на латинский лад называли в Риме «meddiss'a tuvtiks'a», титул, который по-русски можно перевести «градоправитель»). В упоминаемых нами надписях он встречается неоднократно; насколько можно судить на основании очень скудного материала, имеющегося в нашем распоряжении, ему поручался надзор за ведением особо важных строений, и в некоторых вопросах городского благоустройства он волен был распоряжаться по собственному усмотрению.
Строй этот подвергся значительным изменениям, когда свободные Помпеи превратились в «Корнелиеву колонию помпейцев», как официально стал именоваться город после взятия его Суллой. Римляне, правда, не отбирали права самоуправления от побежденных городов, но они зорко следили за ними и властно подавляли все, что как-либо могло грозить их господству и влиянию. Помпейские магистратуры были переделаны на римский образец; принцип коллегиальности, строго проводимый в Риме, был распространен и на подчиненные италийские города, управление которыми стало теперь миниатюрной копией с римского государственного управления. Место единовластного меддисса заняли двое дуумвиров, в руках которых сосредоточена была вся полнота магистратской власти. Только они имели право созывать городской совет и народное собрание; они же в них и председательствовали. Будучи официальными представителями города, они оберегали его интересы, заключали от его имени договоры, следили за правильным отправлением культа. Они же являлись судьями в гражданских делах, иск по которым не превышал определенной суммы. С крупными исками помпейцы обращались в Рим, где решались и уголовные дела. В римских Помпеях должность квестора была уничтожена и дуумвиры стали ведать и городской казной.
Дуумвиры, избиравшиеся каждый пятый год, назывались «квинквенналами» («пятогодниками»). Чтобы быть выбранными в дуумвиры, надо было сначала пройти младшую магистратуру (эдилитет), но стать квинквенналом можно было и человеку, не бывшему раньше дуумвиром. Как дуумвиры были маленьким подобием римских консулов, так и квинквенналы явились сколком с римских цензоров. Они составляют в своем городе списки граждан с указанием их имущественного ценза. Они проверяют состав городского совета, вносят в него новых членов, вычеркивают умерших и тех, кто преступлением или каким-нибудь позорным поступком лишил себя чести находится в этом высоком собрании. Они же сдают подряды на общественные постройки и подыскивают арендаторов для городского имущества. В Помпеях таким арендатором долгое время был банкир Цецилий Юкунд, снимавший городскую сукновальню и общественный выгон.
Ниже дуумвиров стояли эдилы; карьеру городского магистрата в Помпеях начинали с эдила. Эдилы ведали всеми текущими делами городского благоустройства и благочиния: заботились о снабжении города хлебом, следили за правильностью мер и весов, за чистотой улиц и хорошим их состоянием, надзирали за банями. На их же обязанностях лежало устройство игр и зрелищ. Должность была многообразной и хлопотливой.
Хранителем административного опыта и традиций городского управления являлся городской совет, именовавшийся «сенатом». Члены его назывались «декурионами» («десятскими»), потому что, по объяснению римского законодательства, среди колонистов, отправлявшихся на новые места, одна десятая часть набиралась для организации совета в будущей колонии. Мы не знаем, как велик был помпейский сенат: число декурионов не было определено раз и навсегда. В таких крупных городах, как Путеолы и Капуя, в состав городского совета входило сто человек, но таким же по величине был и сенат в крохотных Вейях или Курах. Звание декуриона человек получал пожизненно; только смерть или преступление выводили декуриона из городского совета (сената). Уже в начале империи народное собрание в городах утратило почти всякое значение; подлинным хозяином городской общины становится совет. Он управляет ее имуществом, контролирует расходы, принимает отчеты от магистратов и от лиц, выполнявших городские поручения, — вообще, держит верховный надзор за городским благосостоянием и за всем, что делается в городе. Члены городского совета — это верхушка городской общины, муниципальная аристократия, сильная своим влиянием, авторитетом и богатствами. Стать членом совета — это великая честь, для достижения которой не останавливаются перед жертвами. Богатые люди, которым доступ в совет прегражден их рабским происхождением, стремятся, не считая денег и не разбирая средств, вывести своих детей на ту дорогу, в конце которой можно рассчитывать на декурионат. Иногда размах родительской щедрости был так широк, что награда детям приходила неожиданно быстро. В Помпеях, например, чести быть декурионом удостоился быть шестилетний Цельзин, «восстановивший, — как гласит надпись, — храм Исиды,[33] обрушившийся от землетрясения» (речь идет о землетрясении 63 г. н. э.).
В составе совета находились, как мы только что видели, люди, почтенные званием декуриона за свои заслуги перед городом, но основную его массу составляли бывшие магистраты, которые по истечении срока своей службы механически входили в состав городского совета. Обычный путь к декурионату — городские магистратуры. Кто же мог стать в городе, в частности в Помпеях, эдилом и дуумвиром?
От кандидата на любую городскую должность требовалось прежде всего рождение свободным (поэтому вольноотпущенники допускались к магистратурам только во втором поколении), обладание правами гражданства и личная незапятнанность. А затем он должен был владеть определенным состоянием; в его биографии пункт этот играл существенную роль — городские магистраты в древности не получали за свою службу и работу никакого вознаграждения; платили не им, а платили они городу, внося при вступлении в должность «за почет» немалую сумму. В одном африканском городке, например, квинквеннал должен был, приступая к исправлению своих обязанностей, заплатить 25 000 сестерций (1 сеет, около 6 коп.); в другом городке эдил платил 4000. В Помпеях дуумвир вносил в городскую казну 10 000 сестерций «за дуумвират», как лаконически сообщает надпись. Дело не кончалось этими уплатами: магистрату полагалось быть щедрым. Этого требовало и его достоинство и сами избиратели, не скрывавшие обычно своих расчетов на щедрую благодарность со стороны ими избранного. Надежды их неизменно оправдывались; магистраты и члены совета воздвигают или ремонтируют за свой счет общественные постройки, устраивают великолепные зрелища, щедро угощают своих сограждан. Для всего этого нужны большие средства, и управление городом поэтому находится в руках богатых людей, крупных землевладельцев и купцов; судьба бедного городского люда зависит от них. Бросая ему подачки, иногда очень щедрые, муниципальная знать заботится в первую очередь, конечно, о собственных интересах, отнюдь не совпадающих с интересами неимущего населения. В разговорах «маленьких людей», собравшихся за столом у Тримальхиона (в романе Петрония[34]), отчетливо звучит жалоба на то, что городские правители обделывают собственные дела и не обращают внимание на простой народ: «бедный народ страдает, а у этих толстопузых всегда сатурналии[35]». В жизни рядового малоимущего городского слоя выборы были событием весьма важным; вопрос шел о том, чтобы среди богатых чужаков найти наименее бессовестного и наиболее доброго человека. И в среде городской аристократии тоже шло волнение; стать магистратом и членом городского совета, — скольким людям хотелось этой власти и этого почета! Давались они не легко; недаром же Цицерон говорил, что легче стать сенатором в Риме, чем декурионом в Помпеях. Калигула[36] считал себя равным Юпитеру, но принять звание почетного дуумвира в Помпеях он согласился. Характерно существование закона, который запрещал человеку, желавшему выставить свою кандидатуру, в течение года до выборов раздавать подарки, устраивать для народа пиршества и приглашать к себе в гости больше девяти человек. Можно с уверенностью сказать, что закон этот принадлежал к числу тех, которые постоянно обходились; кандидаты на городские магистратуры соблюдали его внешне, но умели находить путь к сердцам своих избирателей и расставлять капканы своим соперникам. Если для избрания в должность требовался ряд условий, то выбирать имело право все свободное городское население. Город делился обычно на несколько избирательных участков, именовавшихся «куриями». Какие избирательные участки были в Помпеях, мы не знаем. Имена кандидатов заранее объявлял дуумвир или квинквеннал, проводивший выборы. Если кандидатов оказывалось мало, то он называл столько имен, сколько нужно было, чтобы заполнить требуемое число. Каждый из названных мог указать себе заместителя, а этот, в свою очередь, называл еще третьего кандидата; баллотировались все поименованные лица. Избиратель писал имя своего кандидата на дощечке и опускал ее в урну своей курии. После подсчета голосов объявляли имя того, кто был избран в этой курии; выбранным на должность считался тот, за которого высказалось большинство курий.
Выборы происходили в течение марта; вступали в свою должность новые магистры с 1 июля и несли ее в течение одного года. Повторное занятие одной и той же должности допускалось, но с временным промежутком.
В Помпеях сохранилось много надписей, живо рисующих нам предвыборную борьбу и предвыборную агитацию. Агитация эта велась на стенах, которые ко дню выборов оказывались покрыты рекомендациями кандидатов, написанными обычной красной краской на полосе белой штукатурки. Газет античный мир, как известно, не знал; папирус, а тем более пергамент были материалом слишком дорогим, чтобы тратить его на афиши, которые мог сорвать любой расшалившийся мальчишка или превратить в тряпку первый проливной дождь. На камень можно было положиться, и жители Помпей не обманулись в своем доверии к нему: стены их домов донесли до нас отзвук тех чувств и настроений, серьезных и легкомысленных, деловых и шутливых, какими бывал полон город во время выборов.
Кандидат, естественно, нуждался в рекомендации и поддержке как со стороны отдельных лиц, так и целых корпораций. Займемся сначала последними.
Неоднократно в избирательных афишах мы читаем, что такого-то выставляют кандидатом «соседи». Рекомендация соседей имела несомненный вес. В маленьком городке, где трудно было укрыться от постороннего глаза, кто же, как не они, могли выступить с верным свидетельством о жизни и поведении того, кого они предлагали в эдилы или даже в квинквенналы? Кому, как не им, было знать, щедр ли он и добр, порядочен ли и честен? Древность высоко ценила добрососедские отношения: «был бы хорошим сосед, так и бык не пропал бы». Может быть, не все в Помпеях знали в подлиннике эту старинную греческую пословицу, сохраненную Гесиодом,[37] но ее требование было одним из условий общежития, и нарушитель этого условия не мог рассчитывать на добрую славу. Избиратели имели все основания прислушиваться к голосу соседей — он был авторитетен и существенно важен.
Особняком стоит одна надпись, в которой с просьбой о поддержке своего кандидата обращаются не «соседи», а «соседки»: «Лорей, соседки просят тебя, выбери в эдилы Амплиата». Мы знаем до некоторой степени этого Лорея. Ему принадлежал большой дом на улице Изобилия («Новые раскопки») с прекрасным садом, устроенным на земле, проданной обедневшими соседями предкам нашего Лорея. Художественные и литературные интересы были в его семье, видимо, наследственными: на стене Крытого театра в Помпеях сохранились обрывки нескольких любовных стихотворений и под одним из них греческая подпись: «написал Тибуртин». Надпись относится ко времени Суллы; имя Тибуртин в Помпеях встречается крайне редко: можно уверенно сказать, что поэт Тибуртин приходился предком нашему Лорею: в саду его стояли превосходные статуи муз; стены дома были покрыты фресками, иллюстрировавшими Илиаду и подвиги Геракла, героя особо чтимого в Тибуре,[38] откуда родом был Лорей. Среди других картин заслуживают упоминания великолепное «Лето» в парадной столовой, портрет молодой женщины в одной из спален и портрет предка нашего Лорея, в одежде жреца египетской Исиды с систром (особый музыкальный инструмент) в руках: Лорей были преданными поклонниками этой богини и, видимо, сильно содействовали распространению и укреплению ее культа в Помпеях. Род их принадлежал к старинной муниципальной аристократии; наш Лорей был эдилом незадолго до гибели города и добился дуумвирата. Знатный и влиятельный человек, он обладал, по-видимому, большим личным очарованием: несколько часов, проведенных в его обществе, оставили такой след в душе какого-то его собеседника, что он записал на стене памятку об этой встрече. В квартале, где он жил, его, конечно, прекрасно знали, и женские голоса были до него, видимо, доходчивее мужских — Амплиат знал, что делал, когда выставил просительницами за себя именно «соседок».
Просят за своих кандидатов и «коллегии». Эти союзы объединенных одним и тем же занятием «маленьких людей» — ремесленников, рабочих, мелких торговцев — были очень многочисленны при империи; они имели свою кассу, составлявшуюся из ежемесячных взносов, и своих выборных, которые ведали делами коллегии и ее казной. На эти деньги члены коллегии справляли свои праздники (коллегии часто выбирали себе в покровители особое божество, как позже средневековые цехи избирали какого-нибудь святого) и хоронили своих умерших. Многие коллегии стремились найти себе патрона и среди людей; обычно это бывала какая-нибудь влиятельная фигура, которая своим именем и состоянием могла оказать коллегии помощь в трудную минуту. Избирательные надписи из Помпей дают нам длинный перечень разных отраслей местной хозяйственной и ремесленной деятельности: тут и плотники, и ювелиры, и цирюльники, и носильщики, и возчики, и харчевники, и хлебопеки, и пирожники, и торговцы фруктами. Поддерживают ли эти коллегии собственных патронов? Связаны ли они какими-то деловыми отношениями с данным кандидатом? Мы редко можем ответить на этот вопрос. Почему, в самом деле, «все ювелиры» предлагают в эдилы Куспия Пансу и почему за него же высказываются «все плотники»? Почему «все извозчики» отдали свои симпатии ему и Юлию Полибию? Иное дело, когда этого же Юлия Полибия выставляют хлебопеки: он сам хозяин пекарни и, следовательно, для хлебников свой человек.
В числе корпораций следует особо упомянуть почитателей египетской богини Исиды, которые в Помпеях были многочисленны и влиятельны, и военно-спортивный аристократический союз «Молодежь», члены которого часто выступали кандидатами на выборах и пользовались, естественно, поддержкой своих сочленов.
Чрезвычайно интересна социальная физиономия отдельных лиц, выступавших просителями за своих ставленников. Иногда это старинные аристократические семьи, вроде Попидиев или Поппеев, предлагающие от лица всей такой семьи определенного кандидата; иногда это отдельные члены знатного или по крайней мере широко известного рода: таковы, например, Марцелл или Веттий. Гораздо чаще, однако, мы встречаем скромные имена, преимущественно греческие, носителями которых являются или свободные люди из низов, или вольноотпущенники, как, например, Клодий Нимфодот, «страстно желающий видеть в дуумвирах Светтия Церта», или Евпор, «глава вольноотпущенников», предлагающий в эдилы Куспия Пансу. Обстоятельство это очень любопытно. Маленькому человеку, нередко вчерашнему рабу, конечно лестно было связать свое неведомое имя со звонкой фамилией муниципального аристократа; приятно было почувствовать, что этот аристократ нуждается в его помощи и до некоторой степени теперь от него зависит. Помощь эта оказывалась, вероятно, не раз, с тем или иным расчетом на будущее — по русской пословице «рука руку моет». Для историка картина деятельного, все нарастающего участия ремесленников и мелких торговцев Помпей в общественной жизни города весьма показательна. «Дионисий сукновал, вольноотпущенник, просит вас выбрать эдилом Луция Попидия» — агитационные надписи подобного рода встречаются нам все чаще. И если скромные люди так энергично выступают в предвыборной кампании, то это ясно свидетельствует о том, что к голосу их прислушиваются. Помпейские предвыборные афиши красноречиво говорят, что в Помпеях, лишь в уменьшенном масштабе, происходило то же, что и в Риме, да и во всей империи: бывший раб и его потомки приобретают в жизни города и всего государства все большее значение и все больше влияют и на муниципальные и на государственные дела.
К городским магистратурам, однако, как мы видели, прямого доступа эти люди не имеют: область магистратуры — это арена деятельности, на которой выступают только богатые и знатные. К числу последних принадлежат, например, Голконии, которых предвыборные надписи упоминают неоднократно. Это старинный аристократический и землевладельческий род, усиленно занимавшийся виноградарством; один сорт лоз, дававший прекрасные урожаи в Кампании, назван был даже по их имени. Весьма вероятно, что наряду с виноградниками разводили они и фруктовые сады: так, коллегия помпейских фруктовщиков поддерживала одного из Голкониев, очевидно, именно потому, что она постоянно покупала у него товар. Из поколения в поколение занимают Голконии магистратуры в Помпеях. При Августе Марк Голконий Руф пять раз был дуумвиром и два раза квинквенналом. Ему поставлена была статуя и даровано почетное звание «патрона» (покровителя) города. В театре у него имелось почетное место, на котором бронзовыми буквами были перечислены все его титулы. Его брат, Голконий Целер, был дуумвиром и квинквенналом в начале царствования Тиберия. На собственные средства братья построили в Помпеях большой театр. В 23 г. н. э. дуумвиром был Голконий Гелий. Когда помпейцы выбрали в 40–41 гг. Калигулу почетным дуумвиром, то последний назначил своим заместителем, т. е. фактически дуумвиром, бывшего квинквеннала Голкония Марка. Голконий не сходят с муниципальной арены вплоть до самой гибели Помпей. В 78 г. кандидатуру в эдилы выставил Голконий Приск; другой член той же семьи вторично баллотировался в дуумвиры в 79 г.
Другим родом, не менее важным, чем Голконий, являлся в Помпеях древний оскский род Попидиев, представители которого были видными городскими деятелями еще в свободных Помпеях. Незадолго до гибели города выставил свою кандидатуру в дуумвиры Нумерий Попидий Руф, бывший эдилом в 75 г. Его поддерживал союз «Молодежь». Несколько раз давал он гладиаторские игры; в одной надписи его приветствуют как «несравненного их устроителя» и величают членов всей этой семьи «защитниками колонии».
В последний год Помпей кандидатом в эдилы был выставлен другой представитель этого рода — Луций Попидий Секунд.
Его коллегой был Куспий Панса, происходивший из старинного этрусского рода, осевшего в Помпеях. Предкам его — одному «четырежды дуумвиру и квинквенналу», другому «понтифику и дуумвиру» — поставлены были, по распоряжению декурионов, «на городские средства» статуи на форуме. В надписях упоминается еще дуумвир Куспий Лорей. Мы видим, что участие в управлении городом в ряде семей было своего рода наследственным занятием.
Избирательные афиши составлены почти всегда одинаково. На первом месте стоит имя кандидата; на последнем — имя того или тех, кто его рекомендовал. Обращение к избирателям почти всегда неизменное, по формуле: «просим [или «прошу»] вас, выберите». Эту формулу писали сокращенно, начальными буквами трех входивших в ее состав слов: «о. v. f.», т. е. «ого vos, faciatis». Характеристика кандидата, следовавшая сразу же за его именем, в большинстве случаев трафаретна: рекомендуемого называют «достойным общественной деятельности» («dignum rei publicae»). Определение это настолько стереотипно, что его тоже всегда почти сокращают: «d. г. р.». Иногда встречаются и дополнительные характеристики: выставляемого кандидата называют человеком «достойнейшим», «честнейшим», «совестливейшим». Случается, что избирателям напоминают уже проверенные добрые качества человека: «честность его вы испытали». Заслуживает внимания настойчивое упоминание о принадлежности кандидата к союзу «Молодежь». Эпитет «юноша» в избирательных программах отнюдь не является определением возраста, как думали раньше, а указывает на принадлежность лица к этому союзу, а вместе с тем и на его социальную характеристику: мы уже сказали, что члены союза комплектовались преимущественно из аристократических семей, таких, например, как те, к каким принадлежали Куспий Панса, Голконий Приск, Луций Попидий Секунд. О принадлежности этих лиц к союзу «Молодежь» надписи никогда не забывают упомянуть; видимо, связь избираемых с этим союзом уже сама по себе служила рекомендацией. Бывает, что авторы избирательных плакатов разражаются вдруг стихами:
Если за честную жизнь воздать мы обязаны славой, Юноше славу воздать должную следует нам.
Стихотворение имеет в виду знакомого уже нам Куспия Пансу. А вот и другие стихи, найденные неподалеку от дома Лукреция Фронтона:
Если честная жизнь на пользу людям бывает, То Лукреций Фронтон чести достоин вполне.
В монотонное однообразие бесцветных просьб и стандартных похвал иногда врываются живые и жизненные подробности. Предлагая в эдилы Юлия Полибия, его сторонник пишет: «он человек заботливый и хлебник». В другой надписи мы читаем: «он дает хороший хлеб». Когда Квинт Бруттий Бальб, человек, славившийся в Помпеях своей честностью, выставил свою кандидатуру в дуумвиры, то в избирательной рекомендации о нем написали: «этот сбережет городскую казну». Очевидно, общественные деньги не для всех магистратов были предметом неприкосновенным. Есть надписи, спокойно и беззастенчиво разоблачающие закулисную сторону предвыборной борьбы: «Прокул, выбери Сабина эдилом, и он тебя выберет». Жалобы старого ворчуна в романе Петрония на то, что в городской жизни все основано на принципе «послужи мне — послужу тебе», имели, видимо, основания. Что перспектива такой взаимной помощи сильно действовала на избирателя, об этом свидетельствует неоднократное повторение подобного совета. На стене прекрасного дома, принадлежащего Требию Валенту, много раз баллотировавшемуся в эдилы, среди множества надписей, как таких, в которых его рекомендуют, так и таких, где он сам выступает с рекомендацией, мы читаем текст, почти дословно совпадающий с наставлением, сохранившимся в романе Петрония: «Требий Валент, выбери его, и он тебя выберет». Этот Требий Валент, влиятельный человек, которого со всех сторон просили о помощи и поддержке, решил поддержать себя самого и сам предложил себя в эдилы: «Валент предлагает эдилами Цейя и Требия Валента». На дверях дома Руфина, собиравшегося, очевидно, посвятить себя муниципальной деятельности, читаем: «Выбирайте в эдилы Попидия Сабина, честнейшего юношу. Руфин, поддержи его, и он тебя выберет». Имеется обращение к уже знакомому нам Лорею: «Прошу тебя, Лорей, выбери в дуумвиры Цейя Секунда, и он тебя выберет». Избиратель, несомненно, учитывал, что Лорей, бывший эдил, собирался выставить в дуумвират собственную кандидатуру. Иногда избиратели беспокоятся о том, что их кандидаты слишком беспечно относятся к предвыборной компании. «Требий Валент, ты спишь», — укоряет надпись в нерадении знакомого уже нам Требия. «Требий, проснись, выбирай», — увещевает его другая надпись. «Соседи, проснитесь и голосуйте за Амплиата», — волнуются сторонники этого кандидата. Они же обращаются к хозяину какой-то харчевни: «График, будь бдителен» (надписи эти находятся в кварталах, поддерживавших, видимо, кандидатуру Попидия Амплиата). Упрек «ты спишь» является своего рода техническим термином, уличающим выборщиков в их предвыборной бездеятельности. Не довольствуясь этой обычной формулой, по адресу какого-то Астила, который «спит», вместо того чтобы действовать в пользу Цейя Секунда, раздраженный избиратель тут же нарисовал на него карикатуру.
В этих упреках и предостережениях очень интересно одно обстоятельство: часто бывает нам ясно, что «спит» сам кандидат, но несравненно чаще встречаемся мы с таким упреком по адресу нам неизвестных людей, например какого-то трактирщика Графика, какого-то клиента Полита, каких-то Астила и Инфанта. По всей вероятности, кандидаты имели агентов, на обязанности которых лежали ведение избирательной пропаганды и слежка за противной стороной. Последнее было делом далеко не лишним: соперники не останавливались иногда и перед тем, чтобы уничтожить надпись, рекомендующую противника. Под одной из надписей высказано характерное пожелание: «Чтоб ты заболел, если из зависти это уничтожишь!». Среди эпиграфических документов этого рода сохранился на стене Лореева дома и следующий, замечательный по своему спокойствию и достоинству совет: «Подражать надо, а не завидовать». (Сравни «Заговор Каталины» Саллюстия[39] — 51, 38.)
Раздражение противников находило себе иногда (как уже упоминалось) выход в карикатурах. В предвыборной борьбе последних лет города большое участие принимал Пинарий Цериал, представлявший собой одну из любопытнейших фигур в Помпеях. Он принадлежал к той древней италийской фамилии, которой — по благочестивой легенде — в незапамятные времена, еще до основания Рима, Геркулес, проходивший мимо Палатинского холма,[40] поручил свершение своего культа. Цериал исправлял в Помпеях должность жреца Геркулеса. В его доме, отличающемся прекрасным убранством, нашли большую красивую чашу, украшенную рельефными изображениями ягод и листьев плюща, из которой Цериал совершал возлияния герою по его праздникам, и бронзовый жертвенный нож, весь из одного куска металла, с широким треугольным лезвием. Такие ножи и чаши часто встречаются на картинах жертвоприношений. Культ Геркулеса был в Помпеях очень распространен: статуэтки этого героя или нарисованные изображения его часто встречаются в ларариях. Греческая молитва Гераклу, защитнику дома ото всякого зла, сохранилась на стене одной мастерской, и в Помпеях же была найдена фреска (единственная до сих пор), на которой изображена встреча Геркулеса с местным италийским царем Евандром и сооружение жертвенника в честь Геркулеса.
Исполнением жреческих обязанностей не исчерпывалась деятельность Цериала. В его доме нашли инструменты резчика и настоящий клад резных или приготовленных для резьбы камней (всего 114 штук; из них 28 готовых камней, причем некоторые поразительной красоты). До сих пор мы знали о помпейском резчике Кампане, которого приветствовал чеканщик Приск в одной надписи; Цериал является вторым представителем этой профессии. Ремесленником обычного типа он не был: дом его с несколькими комнатами и прекрасной утварью — это дом состоятельного человека, а не бедняка, зарабатывающего хлеб своим мастерством. Множество избирательных программ свидетельствует о том, каким широким влиянием Цериал пользовался: его поддержки просят для Лоллия, он выступает сторонником Требия Валента, Епидия Сабина, Паквия Прокула. Его неугомонная деятельность в избирательной борьбе оказалась кому-то сильно не по вкусу — и стена с избирательными надписями от его имени покрыта была рядом карикатур, набросанных поспешными ударами кисти: рисовальщики постарались подчеркнуть большой нос Цериала, изображенного в ритуальной позе священнодействующего жреца.
Не устраняли себя от участия в предвыборной кампании и женщины. Почтенная Тедия Секунда, бабка Луция Попидия Секунда, могла с удовольствием записать на стене, что она предлагала в эдилы своего внука и провела его на эту должность, — знатная и богатая старуха пользовалась, несомненно, в городе влиянием и авторитетом. Гораздо чаще, однако, рекомендуют женщины совсем другого социального слоя: например Сукцесса, Фортуната, Гельпида, Смирна — бывшие рабыни. Некоторые из них были кабатчицами (как, например, гречанка Феруса, предлагавшая в эдилы Попидия Секунда), которые пользовались, надо полагать, популярностью среди своих клиентов; были среди них и женщины легкого поведения, и вряд ли Клавдий, которого предлагала в дуумвиры его «душенька», был очень доволен такой рекомендацией. Равным образом, едва ли особенно радовались и те кандидаты, которых поддерживали своими надписями веселые дамы, хорошо знакомые им и другим помпейцам по питейному заведению, остатки которого не так давно найдены на территории «Новых раскопок». Юлий Полибий, по крайней мере, узнав, что пылкая сириянка Смирна и работница из мастерской красильщика Верекунда, которую прозвали «Кукушкой», выступили с поддержкой его кандидатуры, немедленно распорядился стереть их рекомендации. Удалось ему это только отчасти: буквы затерты плохо. Весьма возможно, что через этих женщин действовала чья-то умелая враждебная рука, стремившаяся ослабить противника. Трудно решить, было ли веселой шуткой беззаботных повес или сознательно рассчитанным ударом, направленным против враждебного кандидата, появление на одной из самых бойких улиц городка прекрасно выписанных афиш, рекомендовавших в эдилы Церинния Ватию от имени «всех сонливцев» и «всех пьянчуг».
В предвыборной агитации важным человеком был писец-каллиграф, которого нанимали делать надписи. Такому специалисту часто приходилось прибегать к помощи штукатура: дело в том, что надписи, делавшиеся для выборов, оставались по окончании их нетронутыми. Перед новыми же выборами их закрывали слоем свежей штукатурки, по которой писец и выводил затем новую надпись. Археологи получили, благодаря этому обычаю, возможность прочесть не только предвыборные надписи 79 г., но и более старые, которые удалось открыть, осторожно снимая последовательные слои штукатурки. Таким образом, обнаружены были надписи еще от времен республики: их можно сразу отличить по форме букв, более массивных. Сохранилась интересная фреска, изображающая штукатура за работой (рис. 16): молодой человек, одетый в тунику, босиком, с непокрытой головой, трудится, стоя на легких переносных козлах; в руках у него инструмент для штукатуренья; рядом на козлах стоят две посудины с материалом. Без помощи штукатура писцу сплошь и рядом нельзя было обойтись; недаром же штукатуры, как, например, грек Онисим, требовали иногда, чтобы об их работе было упомянуто в надписи.
Рис. 16.
Мы знаем имена нескольких писцов: Инфантион, Флор, Фрукт, Парис, Протоген, Аскавл. Судя по их именам, среди них было много греков. Не всегда бывает легко определить их социальную принадлежность: среди них могли быть и свободные люди, и рабы, и вольноотпущенники. Эти писцы любили проставлять под надписью свои имена. Служило это одновременно и удовлетворению гордости мастера, и целям рекламы: каждый мог видеть, кто же именно был создателем такой превосходной работы. В последние годы жизни Помпей особенной известностью пользовался писец Инфантион: он работал на Попидия, Куспия Пансу и Церинния Ватию. Работал он с артелью, товарищами его и подручными были Флор, Фрукт и Сабин, — любопытный пример античного ремесленного объединения.
Рис. 17.
Помпейские писцы были не только мастерами каллиграфии — они были подлинными знатоками рекламного дела. Белая полоса штукатурки, иногда еще как бы вставленная в рамку, заставляла надпись словно выступать из стены; крупные, отчетливо выписанные буквы так и бросались в глаза (рис. 17). Опытный писец умел искусно скомпоновать надпись: имя кандидата, на котором необходимо было сосредоточить основное внимание, он ставил на первом месте, причем выводил его часто буквами значительно более крупными, чем все остальное, иногда достигавшими величины 10, 15, 19 см. Остальная часть надписи выполнялась шрифтом гораздо более мелким, порой даже миллиметровым. В узких помпейских улочках от таких надписей некуда было деваться: они внушали, настаивали, приказывали. И думается, среди помпейских граждан оказывалось, вероятно, немало таких, которые отдавали свои голоса тому или иному кандидату просто потому, что имя выдвигаемого человека неотвязно стояло у них перед глазами.
Примечания:
3
3 Плиний Младший — римский прозаик I в. н. э. Славу ему создали его «Письма», сообщающие о многих событиях его времени.
4
4 Марциал — римский поэт I в. н. э., автор многих язвительных эпиграмм.
33
33 Исида — египетская богиня, почитание которой было очень распространено в древней Италии.
34
34 Петроний — римский писатель I в. н. э. Его роман приключений «Сатирикон» сохранился только в отрывках. Главную часть этих отрывков составляет «Обед у Тримальхиона», богатого выскочки, бывшего раба, безмерно хвастливого, совершенно необразованного, но добродушного и, по тем временам, человечного. За столом его собира ются разные «мелкие люди»: каменотес со своей женой, бывший носильщик, старьевщик и т. п. Их беседа, живая, яркая и красочная, дает много материала для характеристики городской жизни в Италии.
35
35 Сатурналии — у древних римлян праздник в честь бога Сатурна, сопровождавшийся пирами и весельем. Приходился на вторую половину декабря и продолжался несколько дней.
36
36 Калигула — римский император (37–41 гг. н. э.). Известен своим самодурством и жестокостью.
37
37 Гесиод — греческий поэт VIII в. до н. э. Написал поэму «Труды и дни», где описывает жизнь трудового крестьянина.
38
38 Тибур — маленький городок возле Рима, ныне Тиволи.
39
39 Саллюстий — римский историк I в. до н. э. В числе его работ имеется одна, посвященная заговору Катилины.
40
40 Палатинский холм — один из семи холмов Рима. На нем находился императорский дворец.
