Пауль Карелл

Битва за Крым [193]

«Кого боги хотят покарать, того они сперва лишают разума». Битва в Крыму — третья катастрофа, постигшая немецкие армии на южном фланге советско-германского фронта весной 1944 года, — наилучшая иллюстрация к этому древнему афоризму. Уж если что и было совершенно неоправданным и бесцельным, так это гибель 17-й немецкой армии на этом роковом полуострове Черного моря между 20 апреля и 12 мая 1944 года.

До этого обстановка на самой южной оконечности Восточного фронта оставалась относительно сносной. 17-я немецкая армия покинула Кубанский плацдарм в сентябре 1943 года в соответствии с планом общего отвода немецких войск, эвакуировалась с Таманского полуострова и переправилась через Керченский пролив без серьезных потерь. Главное командование сухопутных войск дало этой операции кодовое название «Маневр Кримхильда», использовав игру слов, объединившую название полуострова с именем белокурой героини саги о Нибелунгах.[194]

В течение 34 дней военно-морские корабли и переправочные средства инженерных войск перевезли через Керченский пролив 227 484 немецких и румынских солдат и офицеров, 28 486 человек вспомогательного персонала, 72 486 лошадей, 21 230 боевых, специальных и транспортных машин на механической тяге и 1815 артиллерийских орудий. Крупные боевые корабли Черноморского флота, базировавшиеся в кавказских портах Батуми и Поти, опасаясь немецких пикирующих бомбардировщиков, не предприняли серьезных попыток ударами с моря сорвать операцию «Кримхильда».

Решение оставить половину 17-й армии после ее эвакуации с Таманского полуострова в Крыму вместо переброски всех ее соединений — а не части их — на оказавшийся под угрозой южный фланг немецких войск на Украине, например на фронт 6-й армии на реке Миус или в помощь группы армий «Юг» на Днепре, представляется спорным. Получив в свое распоряжение все 16 дивизий этой армии, генерал-фельдмаршал фон Манштейн, вероятно, мог бы успешнее действовать в критических ситуациях, возникавших между Мелитополем и Киевом. Альтернативное решение — оставление всех соединений 17-й армии в Крыму — позволило бы организовать более прочную оборону полуострова. Однако ни того, ни другого сделано не было, а была предпринята попытка одновременно решить обе эти задачи.

Причины, побудившие Гитлера оборонять «Крымскую крепость», не следует легко сбрасывать со счетов. В середине августа 1943 года Гитлер сам обдумывал идею переброски немецких и румынских дивизий генерал-полковника Э. Енеке с Кубанского плацдарма за Днепр на новый «Восточный вал». Целых 16 дивизий! Примерно столько дивизий как раз и не хватало Манштейну, чтобы помешать советскому броску через Днепр.

Но Гитлеру пришлось отказаться от этой заманчивой идеи. Маршал Антонеску, глава правительства Румынии, отчаянно противился подобному оголению восточных бастионов Черноморья, опасаясь за безопасность румынского побережья. Царь Болгарии также был против ухода с Кубанского плацдарма. Наконец, необходимо было учитывать позицию Турции — важной нейтральной страны в южной части Черного моря.

Когда ход военных операций сделал эвакуацию Кубанского плацдарма неизбежной, политические и военные соображения, связанные с балканскими союзниками «третьего рейха» и нейтральной Турцией, немедленно сосредоточились на Крыме.

17-я армия вместе с немецкими военно-морскими силами и эскадрильями люфтваффе сковывали значительные силы русских в районе Черного моря. Вплоть до апреля 1944 года они препятствовали превращению Крыма в советскую военно-воздушную базу для рейдов на нефтяные источники Румынии и плацдарм для высадки десантов на румынском и болгарском побережье. Присутствие немецких сил в Черном море побуждало Турцию сохранять нейтралитет и разрешать торговым судам союзников Германии беспрепятственно проходить через Дарданеллы, несмотря на давление США и Англии. И наконец, присутствие немецких войск в Крыму создавало угрозу южному флангу советских армий на Украине.

Однако обстановка радикально изменилась, и немецкое верховное командование столкнулось с новой и неожиданной ситуацией, когда войска 4-го Украинского фронта под командованием генерала армии Ф. И. Толбухина, прорвав 24 октября 1943 года оборону 6-й немецкой армии севернее Мелитополя, устремились через Ногайскую степь к низовьям Днепра. Как только советские части выйдут к Перекопскому перешейку, 17-я армия будет полностью отрезана от остальных немецких армий на Украине. Новый Сталинград!

Генерал-полковник Эрвин Енеке, командующий 17-й армией, особенно болезненно реагировал на эту ситуацию, поскольку до середины января 1943 года он был командиром 4-го корпуса в Сталинграде. Предвидя надвигающуюся опасность, Енеке составил план под названием «Операция Михаель», предусматривавший своевременный прорыв 17-й армии через Перекоп и включение ее в оборонительные порядки немецких войск на нижнем течении Днепра. Ключевым словом в этом плане было «своевременный».

Прорыв готовился на 29 октября, и были отданы соответствующие приказания. Но 28 октября в 21.00 Гитлер запретил эту операцию.

Удался ли бы этот прорыв — вопрос другой: танки 2-й гвардейской армии 4-го Украинского фронта появились у Перекопа 30 октября. Что бы случилось, если бы они атаковали 17-ю армию на марше в момент ее отвода из Крыма? Армию, тяжелые средства противотанковой обороны которой сократились до двух бригад штурмовых самоходных установок и нескольких батарей 88-мм зенитных орудий, а соединения которой в основном пользовались конно-гужевым транспортом?

Но запрет Гитлера основывался не на этих соображениях. Гитлер по-прежнему исходил из политико-стратегических аргументов в пользу обороны Крыма, даже после того как все сухопутные коммуникации 17-й армии были перерезаны. Его взгляды разделял и поддерживал главнокомандующий немецкими военно-морскими силами гросс-адмирал Дениц. Сдача Крыма, предупредил он Гитлера, исключительно неблагоприятно скажется на военно-морской обстановке в Черном море. А если вдруг возникнет необходимость эвакуации войск, то немецкий флот проведет ее без особого труда. Плавучие транспортные средства способны обеспечить переброску 20 тысяч человек с полным снаряжением за четыре дня. Таким образом, вся 17-я армия с ее 200-тысячным личным составом, лошадьми, оружием и прочим техническим оснащением может быть эвакуирована в течение 40 дней, а в случае плохой погоды — в пределах 80 дней. Поэтому в конце октября Гитлер подтвердил свой приказ об обороне Крыма.

В ноябре 1943 года войска 4-го Украинского фронта ворвались на Перекопский перешеек, форсировали Сиваш и овладели плацдармом на его южном берегу, а войска Северо-Кавказского фронта в результате десантной операции захватили плацдарм на Керченском полуострове. Но попытки с ходу добиться решительного прорыва в глубь Крыма не удались.

Немцы усилили снабжение своих войск в Крыму морем со своих баз в Одессе и Констанце. Для срочных транспортных операций — эвакуация раненых, доставка подкреплений — использовалась эскадрилья огромных шестимоторных самолетов Ме-323 «Гигант».

Сегодня мы знаем, почему в это время советские крупные корабли, крейсеры и эсминцы оставались в своих портах — Батуми и Поти. Ставка Советского Верховного Главнокомандования запретила привлекать крупные надводные корабли для ведения операций на море вдали от своих баз без ее разрешения.[195] Поэтому понятно, что ключевую роль в обороне Крыма играла немецкая авиация, базирующаяся на полуострове, — 120–160 пикирующих бомбардировщиков, штурмовиков, бомбардировщиков и истребителей 1-го авиакорпуса. Судьба 17-й армии — как это уже было ранее со всеми окруженными немецкими группировками в ходе войны на Восточном фронте — в конечном итоге зависела от люфтваффе, от надежного прикрытия с воздуха, от господства немецкой авиации в небе над Россией. Вскоре мы увидим трагическое подтверждение этого тезиса.

Генерал-полковник Енеке располагал для обороны Крыма тринадцатью дивизиями: шесть немецких пехотных дивизий, три румынские горнострелковые, две кавалерийские и две пехотные дивизии. После передачи 13-й танковой дивизии в 6-ю армию танков почти не осталось, но, с другой стороны, имелись две превосходно оснащенные бригады штурмовых орудий — 191-я и 279-я под командованием соответственно майора Альфреда Мюллера и капитана Хоппе, а также горноегерский полк «Крым» и два батальона зенитных орудий.[196] Среди специальных соединений следует выделить 9-ю дивизию ПВО генерала Пикерта, которая надежно прикрывала Перекопский перешеек от танковых атак своими 88-мм орудиями. Принимая во внимание, что эти соединения представляли собой внушительную силу, угрожавшую южному флангу советских войск на Украине, трудно отрицать, что крымский бастион имел определенную стратегическую ценность, по крайней мере пока сохранялся Никопольский плацдарм восточнее Днепра, и советским армиям грозила опасность немецких концентрических ударов с целью восстановления сухопутных коммуникаций с Крымом. Пока существовала эта угроза, русское командование было вынуждено держать сильную группировку войск у Перекопа и на Керченском полуострове. В конечном итоге для штурма Крыма Советским Верховным Главнокомандованием было сосредоточено три армии, танковый корпус, несколько отдельных бригад — 30 стрелковых дивизий.[197] Таким образом, шесть немецких и семь румынских дивизий сковывали значительные силы противника.

29 ноября капитан Ханс Рупрехт Гензель, офицер оперативного отдела штаба 17-й армии, записал в своем дневнике: «Крым похож на остров, вокруг которого где-то вдали шумит и пенится прибой». Он одновременно указал, что многие штабные офицеры мечтают лишь об одном — поскорее выбраться из Крыма. Однако создавалось впечатление, что в Крыму никто не воспринимает войну всерьез. Многие штабы вместо строительства укреплений использовали инженерные войска для ремонта и благоустройства штабных помещений. Перестраивались целые дома, а их интерьер декорировали под стиль немецких крестьянских домов, хотя солдат можно было бы с гораздо большей пользой использовать для восстановления и укрепления оборонительных сооружений.

Подобные настроения отрешенности были порождены таившейся в душе тревогой, сознанием того, что 17-я армия не сможет противостоять массированному советскому наступлению с севера и востока полуострова и тем более морской десантной операции на одном из участков 400-мильного побережья Крыма. Это было ясно каждому офицеру, каждому командиру дивизии и, конечно, командующему армией Эрвину Енеке и начальнику его штаба генерал-майору Риттеру фон Ксиландеру, которые не питали на этот счет никаких сомнений.

Поэтому их усилия были направлены на то, чтобы побудить Гитлера отменить свой приказ об обороне Крыма и приготовиться к планомерной и своевременной эвакуации 17-й армии морем.

В ноябре 1943 года был составлен план эвакуации под названием «Рудербоот» («Гребная шлюпка»), его заменил план «Глейтербоот» («Глиссер») и, наконец, в начале апреля 1944 года план «Адлер». Основной замысел плана состоял в том, чтобы в течение шести-семи дней отвести войска из всех секторов полуострова в укрепленный район Севастополя, откуда они будут вывезены транспортными судами. Чтобы задержать преследующие бронетанковые соединения противника во время отвода немецких войск к Севастополю, создавались оборонительные заградительные полосы и запасные позиции с противотанковыми рвами. Главная линия обороны — «линия Гнейзенау», дугой окружавшая Севастополь, прикрывала все основные дороги, ведущие к этому городу-порту. Севастополь намечалось удерживать в течение трех недель. За это время армию предстояло вывезти на судах, используя портовые пристани и пирсы.

Таким образом, 17-я армия ждала. Она ждала перехода советских войск в наступление и приказа об эвакуации. В восточной части полуострова у Керченского пролива оборону держал 5-й армейский корпус генерала Альмендингера в составе 73-й и 98-й немецких пехотных дивизий, 6-й кавалерийской и 3-й горнострелковой дивизий румын. 49-й альпийский корпус генерала Конрада прикрывал оборонительные рубежи на Перекопском перешейке и вдоль Сивашской дамбы. В его состав входили 50-я и 336-я дивизии немцев, а также 10-я и 19-я пехотные и 9-я кавалерийская дивизии румын. Две горнострелковые румынские дивизии охраняли прибрежные районы и вели борьбу против партизан в глубине полуострова. Переброшенная в Крым с юга Украины в начале марта 111-я немецкая пехотная дивизия находилась в резерве. Одна бригада штурмовых орудий находилась у Перекопа, вторая — в районе Керчи.

С середины марта 1944 года стало очевидным, что момент перехода советских войск в решительное наступление приближается. Немецкий плацдарм у Никополя был ликвидирован, армии группы «А» отброшены за Днестр, Одесса — основная база снабжения 17-й армии — оказалась в безнадежном положении и 10 апреля была взята советскими войсками. Теперь советские армии, находившиеся между Перекопом и Днепром, обрели свободу маневра, и логическим стратегическим ходом должен был стать удар по немецким войскам в Крыму. Так и произошло.

Вечером 7 апреля около восьми батальонов атаковали опорные пункты 10-й румынской пехотной дивизии в районе Сиваша. На следующий день в 9.00 начался массированный штурм немецких позиций на Перекопе. Командующий 4-м Украинским фронтом генерал Толбухин бросил в бой две армии. После мощной артиллерийской подготовки 18 стрелковых дивизий при поддержке танкового корпуса нанесли удар по дивизиям 49-го горнострелкового корпуса генерала Конрада.

50-я пехотная дивизия вместе с частями 111-й пехотной дивизии первый день удерживала свои позиции в районе Татарского рва и переходила в контратаку. Стойко держалась и 336-я немецкая пехотная дивизия в районе Сиваша. Но 10-я румынская дивизия, на которую пришелся основной удар советских танков, нанесенный с Сивашского плацдарма, дрогнула. После ожесточенного боя ее полки понесли тяжелые потери и в ряде пунктов оборона была прорвана.

9 апреля капитан Гензель, ознакомившись с поступившими в штаб армии донесениями, записал в своем дневнике: «Северный фронт сообщает о крупном наступлении противника на Перекопском перешейке при поддержке мощного артиллерийского и минометного огня. 50-я пехотная дивизия вынуждена отступить на новую линию обороны. Еще в более критической ситуации оказалась 10-я румынская пехотная дивизия на Сивашском участке фронта. Армия запросила у штаба группы армий “А” разрешение на операцию “Адлер”. Это означает отступление войск к Севастополю. Ночью разрешение получено. Операция “Адлер” начинается».

10 апреля он записал: «Северный фронт удержать нельзя. 50-я пехотная дивизия, понеся тяжелые потери с трудом сумела отойти на запасную линию обороны… Но сильная танковая группировка русских наступает сейчас через брешь в румынском секторе обороны создавая угрозу нашим тылам. Мы лихорадочно трудимся над тем, чтобы подготовиться к размещению войск на оборонительной “линии Гнейзенау”. Мне было приказано вылететь в 5-й корпус на Керченском полуострове, чтобы доставить туда приказ об отступлении к Севастополю. “Совершенно секретный” документ. Наш связной “Шторх” отчаянно болтало над грядой Яйла. Я отрапортовал полковнику Бруну, начальнику артиллерии корпуса, и передал ему привезенные документы. 5-й корпус получил приказ оторваться от противника в течение ближайшей ночи и отходить к Севастополю».

73-я и 98-я пехотные дивизии и две дивизии румын, входившие в 5-й корпус, получили закодированный сигнал о начале операции «Адлер» в пасхальное воскресенье, 10 апреля. Отвод войск должен был начаться в 19.00. Медлить было нельзя. Путь отхода на запад до «линии Гнейзенау» через промежуточный Ак-Монайский оборонительный рубеж составлял около 150 миль.

Началась драматическая гонка. Советское наступление велось энергично. Руководил им генерал армии А. И. Еременко, командовавший Отдельной Приморской армией в составе двенадцати стрелковых дивизий и танковой бригады, которую поддерживала 4-я воздушная армия. Все эти силы атаковали арьергардные части отступавшего 5-го немецкого корпуса.

Генерал Еременко узнал, что происходит, как только немцы начали готовиться к отступлению. Сведения были безошибочными. Их источником была не только войсковая разведка и агентура, а сами немцы, которые нервничали и часто нарушали дисциплину. Некоторые румынские части, так же как и подразделения немецких ВВС и ВМС, не выполняли приказа о соблюдении секретности. Велись многочисленные ненужные разговоры по радио и телефону. Румынские и немецкие артиллеристы береговой обороны спешно расстреливали запасы снарядов, которые они не могли увезти с собой, поджигали казармы и наблюдательные вышки, приступили к уничтожению аэродрома в Багерово. С возмущением штаб корпуса и командиры соединений взирали на опасный упадок дисциплины, но были бессильны что-либо сделать.

В результате советское командование было осведомлено о предстоящем отступлении немцев еще до того, как оно началось. И как только немецкие части в назначенный час стали покидать свои позиции, советские войска сразу же перешли в наступление. Моторизованные советские части неотступно преследовали 5-й армейский корпус, который после длительного пребывания в обороне отвык от маневренной войны и во многом зависел от конно-гужевого транспорта. В начавшейся смертельной гонке советские танки и мотопехота должны были неизбежно опередить немцев.

Тем не менее ценой больших потерь 73-й и 98-й немецким пехотным дивизиям удалось к 12 апреля достичь промежуточного Ак-Монайского оборонительного рубежа и удержаться на его укрепленных позициях до наступления темноты.

Поскольку наступавшие с севера советские бронетанковые части уже вступили в Симферополь и могли в любой момент появиться в тылу 5-го корпуса, его дивизии повернули на юг, чтобы продолжать отход на запад по приморской дороге через Судак и Ялту. 13 апреля отступавшие немецко-румынские войска достигли подножия Крымского хребта.

В 9.00 со стороны Старого Крыма появились первые советские танки. Хвост отступавшей колонны 5-го корпуса как раз втягивался в перевал Чатырдаг. Противотанковый заслон сумел задержать передовой отряд советских войск, и немецкая колонна была спасена. Однако переправить артиллерийские орудия через перевал не удалось. Шестерке лошадей было не по силам втащить орудия вверх по крутой горной дороге. Орудия и повозки пришлось взорвать, лошадей пристрелить. К вечеру 13 апреля части 5-го корпуса достигли Судака, а к утру 14 апреля вступили в Алушту. С рассветом следующего дня отступающие части колонны немцев и румын двинулись к Ялте. То тут, то там их обстреливали скрывающиеся в горах партизаны.

16 апреля в 11.00 последние арьергардные отряды 5-го корпуса вошли в Севастопольский укрепленный район. Около 10 тысяч солдат и офицеров корпуса, ранее погруженные на военно-морские корабли в портах Южного берега Крыма, уже прибыли в Балаклаву. Тепел все надеялись на быструю эвакуацию из Крыма, но и ожидало разочарование. 5-й корпус направили в отведенный ему сектор Севастопольского укрепрайона.

Вернемся теперь к 49-му горнострелковому корпусу генерала Конрада. 12 и 13 апреля его поредевшие полки получив временную передышку благодаря контрудару двух бригад штурмовых орудий, сумели отойти на «линию Гнейзенау» и закрепиться на ней. Подошедшие советские танки устремились в обход укрепленных немецких позиций. Их удалось на какое-то время задержать, бросив в бой пикирующие бомбардировщики и выставив заслоны из тяжелых зенитных орудий. Но все было бесполезно. 13 апреля советские части ворвались в Симферополь, где всего 12 часов назад размещалась штаб-квартира генерал-полковника Енеке, — так стремительно развивалось советское наступление.

14 апреля основные силы 49-го горнострелкового корпуса, которым удалось спасти тяжелую артиллерию, достигли внешнего обвода укрепленного района Севастополя. Вскоре туда же подошла оборонявшая от советских атак аэродром Сатабус боевая группа генерал-лейтенанта Сикста, составленная из частей 50-й пехотной дивизии, транспортных подразделений и нескольких батарей зенитных орудий.

Советские танки неотступно преследовали отступавшие немецкие войска, и было чудом, что операцию по отводу соединений 17-й армии под непрерывным воздействием превосходящих сил противника вообще удалось завершить.

Конечно, достигшие Севастопольского укрепрайона дивизии 17-й армии были в плачевном состоянии. Румынские соединения, по существу, распались, а немецкие дивизии практически превратились в усиленные полки. Немецкие потери составили 13 131 человек, румынские — 17 652 человека. Личный состав армии к 18 апреля сократился до 124 233 человек.

Эвакуация морем велась непрерывно с 12 апреля. В первую очередь вывозились тыловые службы, транспортные подразделения, власовцы, военнопленные и гражданские служащие. К 20 апреля было эвакуировано 67 тысяч человек, то есть ежедневно транспортные суда перевозили более 7 тысяч человек. Еще 18 дней — и можно будет завершить всю операцию.

Общая ситуация выглядела обнадеживающей. Оборонительные и блокирующие позиции трех укрепленных полос города-крепости можно было бы удерживать еще две-три недели. Пока они не были прорваны, аэродромы внутри укрепрайона находились вне досягаемости огня советской артиллерии, и самолеты люфтваффе могли пользоваться ими, а пока немецкая авиация обеспечивала прикрытие с воздуха, эвакуация морем могла продолжаться. Таким образом, все было взаимосвязано. 17-ю армию еще можно было спасти и, если действовать умно и смело, попытаться спасти даже ее арьергардные части в последний день эвакуации. Командование 17-й армии верило в это, судя по запискам начальника оперативного отдела ее штаба подполковника Вайтерхаузена.

Но роковой приговор ей уже был передан в эфир. Гитлер снова принял одно из своих непонятных решений. 12 апреля он подписал приказ: «Севастополь оборонять до конца. Боеспособные войска не эвакуировать!» В город перебрасывались новые батальоны. Севастополь должен держаться!

Генерал-полковник Енеке, а также генерал-полковник Шернер, командовавший группой армий «Южная Украина» с 31 марта 1944 года после смещения генерал-фельдмаршала фон Клейста, равно как и начальник генерального штаба сухопутных войск Цейтцлер, напрасно пытались убедить Гитлера отменить этот приказ.

21 апреля Шернер прилетел в Бергхоф, чтобы уговорить Гитлера пересмотреть приказ об обороне Севастополя. Гитлер привел свои контраргументы. Позиция Турции, заявил он, после крушения фронта у Керчи и Перекопа стала неопределенной и зависит теперь от того, удастся ли удержать Крым, иначе говоря, Севастополь. Таков главный мотив его решения об обороне Севастополя. «Для ведения войны мне прежде всего необходимы две вещи — румынская нефть и турецкая хромовая руда. И то и другое будет потеряно, если я оставлю Крым». Затем он несколько смягчил свое заявление: нет необходимости, разумеется, удерживать Крым бесконечно, достаточно продержаться всего восемь — десять недель. Как только ожидавшееся вторжение союзников во Францию будет успешно отражено, через несколько недель можно будет спокойно оставить Севастополь без особого политического риска. Гитлер заверил Шернера, что в Севастополь будут направлены подкрепления.

В апреле 1944 года для обороны Севастополя немцы располагали пятью ослабленными дивизиями. Артиллерия состояла из тех орудий, которые удалось спасти при отступлении 49-го корпуса. Правда, основной рубеж обороны был хорошо укреплен, его оборонительные сооружения прикрыты колючей проволокой, но железобетонные доты в глубине обороны существовали лишь в тактически важных секторах. Вторая и третья оборонительные линии, где дислоцировались резервы, были значительно слабее. Старые форты и железобетонные укрытия не были восстановлены и использовались лишь как госпитали и пункты сосредоточения войск. Укрепления в юго-восточном секторе внешнего обвода города были более слабыми, а траншеи недостаточно глубокими. 5-й корпус не имел тяжелой артиллерии, не хватало и тяжелого стрелкового оружия. 98-я пехотная дивизия оказалась без шанцевого инструмента. Кирки и лопаты пришлось собирать по всему укрепрайону, а саперам срочно изготовлять к ним рукоятки. Только после этого началось сооружение земляных укреплений. Вокруг города-крепости стояли готовые к штурму три советские армии, танковый корпус, три артиллерийские дивизии и несколько самостоятельных бригад. Около 6 тысяч орудий и минометов были готовы обрушить на него ливень снарядов и мин.

27 апреля перед лицом неотвратимо надвигавшейся катастрофы генерал-полковник Енеке направил в штаб группы армий «Южная Украина» телеграмму, предназначенную Гитлеру. Шернер немедленно передал ее в ставку фюрера, Енеке, который тремя днями ранее сделал запрос относительно двух дивизий, обещанных ему в качестве подкрепления, теперь категорически требовал немедленной присылки одной дивизии, а также просил предоставить ему «свободу действий».

Для Гитлера последние слова были крамолой. Енеке был вызван в ставку для доклада и отстранен от командования армией. Новым командующим был назначен генерал Альмендингер. Лишился своего поста и командир 49-го корпуса генерал Конрад. Его преемником стал генерал Хартманн.

Советское наступление началось 5 мая в 9.30 двухчасовой артиллерийской подготовкой, в которой участвовало 400 тяжелых орудий и 400 многоствольных ракетных установок. Основной удар пяти советских стрелковых дивизий наносился по позициям 336-й пехотной дивизии Бои носили исключительно упорный характер, но немецкие войска на северном участке фронта держались двое суток — до 7 мая.[198]

7 мая войска Отдельной Приморской армии нанесли решительный удар по позициям 5-го корпуса в южном и восточном секторах немецкого фронта. Плотность артиллерийского огня достигала до 320 стволов на 1,6 километра фронта. Советские орудия обрушили град снарядов и мин на немецкие узлы обороны и артиллерийские позиции. Затем на штурм пошли советские войска. Они атаковали ослабленные полки 73, 111 и 98-й немецких пехотных дивизий.

Фронт 73-й дивизии был прорван. К 18.00 немецкие потери на этих двух участках обороны составили 5 тысяч человек. Бои велись в исторических местах, хорошо известных еще с времен Крымской войны 1853–1856 годов — на Английском кладбище, Сапун-горе, Балаклавских высотах.

Форт «Максим Горький», разрушенный еще в 1942 году, служил полевым госпиталем. Там лежали длинные ряды раненых солдат. Стоны и трупный запах. Узкая траншея, проделанная в крутом склоне, вела вниз к причалу, куда переносили раненых для эвакуации. Внизу в воде плавали конские трупы.

Что произошло там, описал в своем дневнике 22 апреля известный нам капитан Гензель: «В соответствии с приказом об эвакуации все лошади были убиты и сброшены в море. Море внизу кишело тысячами трупов мертвых лошадей, которые лениво колыхались в волнах прибоя. Эта кровавая бойня лошадей была одной из многих бессмысленных вещей, совершенных в Крыму. Не желая убивать своих преданных четвероногих друзей поодиночке, румыны подгоняли к краю обрыва целые табуны и расстреливали их из пулеметов. И эта бойня длилась многие часы».

Кризис наступил 8 мая. Советские войска ворвались на господствующую над городом высоту — Сапун-гору. Все попытки отрезать их и сбить с этой высоты, а также отбить Английское кладбище сорвались. Немецкие войска в этом ключевом районе оказывали отчаянное сопротивление. На какое-то время 2-му батальону 282-го гренадерского полка удалось контратакой вернуть одну из высот, но вскоре немцы были снова вынуждены оставить ее. Командир батальона Финке был убит.

Командование армии приказало возобновить контратаки — что еще оставалось делать? Приказа об эвакуации не было, и Севастополь надо было оборонять. Но с потерей Сапун-горы это было невозможно.

Когда советские войска овладели Сапун-горой командование 17-й армии собрало все оставшиеся резервы и снова бросило их в контратаку. В полдень подполковник Вайтерхаузен, начальник оперативного отдела штаба доложил командованию группы армий, что контратака отбита. «Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть эту ключевую высоту». Но, несмотря на все отчаянные попытки, немецким войскам добиться этого не удалось. Важнейший рубеж обороны был потерян.

В этой ситуации генерал-полковник Шернер вечером 8 мая направил телеграмму в ставку Гитлера: «Прошу разрешить эвакуацию, так как дальнейшая оборона Севастополя более невозможна».

Гитлеру пришлось смириться с фактами. В 23.00 он дал согласие. При этом он с горечью сказал начальнику штаба ОКБ Кейтелю: «Самое худшее в этой вынужденной эвакуации, на мой взгляд, то, что русские смогут вывести из Крыма свои армии и использовать их против группы армий “Южная Украина”». Турция на этот раз упомянута не была.

К 2.15 9 мая генерал Альмендингер имел на руках приказ об эвакуации из города. Остатки армии начали срочно отходить на свой последний оборонительный рубеж, прикрывавший западную оконечность мыса Херсонес.

К 16.00 арьергардные отряды 50-й пехотной дивизии отступили из руин Севастополя и заняли позиции на северном участке нового оборонительного рубежа. Вечером этого же дня был убит комендант Сезастополя полковник Бетц, который командовал этой дивизией с 1 мая, после того как генерал Сикст был ранен.

Оборонительный рубеж на мысе Херсонес был тщательно спланирован и хорошо укреплен. Главную линию обороны составляли непрерывные линии траншей с дополнительными ходами сообщений, железобетонными дотами и бункерами для солдат, боеприпасов и продовольствия. Запасов продовольствия хватало с избытком. Имелись также достаточные запасы питьевой воды (на Херсонесе источников пресной воды нет). Это имело немаловажное значение для поддержания морально-боевого духа войск. Во главе боевых групп, сформированных из остатков различных родов войск и служб, были поставлены опытные офицеры. В секторе обороны 98-й пехотной дивизии, позади траншей и дотов, в которых находились гренадеры, всех других военнослужащих, имевших боевой опыт, объединили в готовый для контратак тактический резерв — 250 человек, значительная сила по меркам тех дней.

Советские войска, энергично преследовавшие отступавшие немецкие части, попытались с ходу прорвать последний оборонительный рубеж 17-й армии, смять ее боевые порядки и ликвидировать оставшиеся очаги сопротивления. Однако, несмотря на их численное превосходство, немецкая оборона сумела выдержать этот первый натиск.

Но вся эта храбрость была бесполезной. Настал момент, когда 17-я армия лишилась основного козыря своей обороны — базировавшихся в Крыму авиационных соединений генерала Дейчманна. Последний оставшийся у немцев на Херсонесском полуострове аэродром оказался под прицельным огнем советских артиллеристов, которые хорошо просматривали всю западную оконечность полуострова с высоты Сапун-горы. Вечером 9 мая, когда взлетное поле покрылось орудийными воронками, Дейчманн приказал своим последним тринадцати истребителям вернуться на материк. Воздушный зонт над полуостровом был утрачен. Авиабазы на материке находились слишком далеко, и это резко ограничило действия немецкой истребительной и штурмовой авиации. Имевшиеся же двухмоторные истребители были необходимы для прикрытия конвоев.

Последний акт трагедии начался 10 мая 1944 года сокрушительным ударом. Ударом, продемонстрировавшим тесную взаимозависимость военных действий на суше, море и в воздухе.

Как только был отдан приказ об эвакуации, военно-морской флот привел в действие механизм тщательно подготовленной крупномасштабной переправочной операции. Удастся ли ее провести? От ответа на этот вопрос зависела судьба 17-й армии. Первые конвои сразу же вышли в море. Переход из Констанцы в Крым занимал около полутора суток. Ощутимая разница по сравнению с Дюнкерком, где в 1940 году англичанам удалось эвакуировать из Франции целую армию, поскольку переход через Ла-Манш требовал всего несколько часов.

10 мая около 02.00 два крупных транспорта — «Тотила» и «Тейя» подошли к Крыму. Они остановились в двух морских милях к северу от Херсонесского полуострова, так как иначе оказались бы в пределах огня советской артиллерии.

Самоходные паромы и катера перевезли с берега солдат и офицеров, «Тейя» приняла на борт 5 тысяч человек и «Тотила» — 4 тысячи. А затем произошла катастрофа. Советские штурмовики и бомбардировщики в сопровождении истребителей с ревом промчались над судами.

Немецких истребителей в небе не было.

В 05.45, получив три попадания, транспорт «Тотила» загорелся и, потеряв ход, начал дрейфовать в море. Через полчаса он затонул. Спаслись лишь несколько сот человек. Такая же участь постигла «Тейю». Советский торпедоносец нанес ей столь тяжелые повреждения, что около 15.00 транспорт затонул. Из 5 тысяч уцелели 400 человек. Восемь тысяч нашли смерть в морской пучине в результате одного удара.

17-я армия собиралась эвакуироваться в ночь с 10 на 11 мая. На херсонесских оборонительных рубежах находилось приблизительно около 30 тысяч человек. Военно-морской флот дал согласие. В руководство операцией лично вмешался гросс-адмирал Дениц. Все, что могло держаться на воде, было направлено к Севастополю. В море вышли более 190 немецких и румынских военных катеров, транспортов, буксиров, тральщиков и самоходных барж. Они могли принять на борт 87 тысяч человек — этого было достаточно: ведь на полуострове оставалось немногим более 50 тысяч немцев и румын.

Казалось, что дела обстоят не так уж плохо. Но как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Начался шторм. График нарушился. Командующий операцией контр-адмирал Шульц со своими офицерами работали не покладая рук. Но что они могли сделать с восьмибалльным штормом. Многие конвои были вынуждены повернуть назад или остановиться. Другие опаздывали. Вскоре стало ясно, что суда не смогут достичь Херсонеса к 11 мая. Поэтому эвакуацию перенесли на следующую ночь — с 11 на 12 мая. Это означало, что план одновременной ночной эвакуации всех находившихся на полуострове частей 17-й армии сорвался и, следовательно, необходимо будет еще целые сутки удержись оборонительные рубежи, чтобы спасти армию от гибели.

Днем 11 мая все подразделения получили приказ оставить свои позиции и к 23.00 отойти к намеченным пунктам посадки на корабли и окопаться для обеспечения локальной обороны. При этом указывалось, что если корабли не прибудут в эти пункты, то солдаты должны садиться на любые другие суда, которые они сумеют найти. Учитывая обстановку, это был необходимый приказ, но он открывал также путь к хаосу и панике.

Шел двенадцатый час ночи. Генерал Рейнгардт, командир 98-й дивизии, опросил по радио собравшиеся у мест посадки подразделения дивизии. На его неоднократные запросы поступал один и тот же ответ: кораблей нет.

Кораблей не было. Что могло случиться? Но корабли были. Предназначенный для эвакуации флот стоял на рейде — он не мог подойти к берегу.

В 21.30 контр-адмирал Шульц поднялся на борт флагманского корабля 1-й флотилии сторожевых торпедных катеров. Он собирался сам подвести суда каравана к их якорным стоянкам и причалам. Ночь была темной, но контр-адмирала эта темнота устраивала. Советская артиллерия не сможет вести прицельный огонь, а советская авиация не имела опыта ночных атак.

Рассекая волны, катер устремился к берегу. Нетерпеливо офицеры вскинули к глазам ночные бинокли. Что такое? «Туман», — обронил первый офицер. Все пришли в ужас. «Но откуда он взялся?» Густые белые облака тумана ползли с берега на море, Туман сгущался. Пристань и пирсы теперь можно было разглядеть лишь вблизи. Но это был не туман — как не невероятно, но это была дымовая завеса!

Несколько месяцев назад военно-морские специалисты установили систему дымовой маскировки в портах и заливах Херсонеса — несколько сот баллонов. В случае массированных налетов авиации противника военные объекты и особенно места стоянки судов, пристани и причалы предполагалось укрывать дымовыми завесами, чтобы сделать прицельную бомбежку невозможной. Сейчас эти дымовые баллоны взорвались от случайных попаданий артиллерийских снарядов. Немецкие солдаты, удивленные и обрадованные тем, что они оказались укрытыми от вражеских глаз, привели в действие остальную уцелевшую дымозащитную аппаратуру, чтобы обеспечить, как им казалось, еще большую безопасность, не предвидя всех последствий.

Исправить что-либо теперь было уже невозможно. Правда, Шульц нашел транспорт «Дакия» и еще несколько судов и привел их к берегу. Но всего стоявших на рейде кораблей и судов было около шестидесяти, и большинство из них отыскать ему не удалось. К тому же ждать долго они не могли. С наступлением рассвета многие из них вернулись обратно в Констанцу пустыми.

Имелась лишь одна возможность — направить на поиски этих судов остальные торпедные катера 1-й флотилии с приказом эскортировать их к местам погрузки. Но флотилия была единственным боевым соединением, оставшимся у Шульца для отражения атак советских надводных кораблей. Лишить себя этой возможности Шульц не мог. Что мог бы он тогда предпринять в случае такой атаки? Случись это — и все транспортные суда подверглись бы смертельной опасности. Кто может упрекнуть адмирала за стремление держать наготове свое единственное оружие?

Так начался финальный акт трагедии многих тысяч оставшихся на полуострове солдат и офицеров 17-й армии.

За три прошедших дня с Херсонесского полуострова было взято на корабли 39 808 солдат и офицеров, 31 708 из них прибыли в назначенные им порты. Но многие другие эвакуироваться не смогли.

Особенно неудачно сложилась судьба 111-й пехотной дивизии, переброшенной в марте в Крым на усиление 17-й армии. Ни один из стоявших на рейде транспортов не нашел в темноте и дыму путь к сектору берега, куда отошли остатки дивизии.

Наступило утро 12 мая. Советские Т-34 атаковали последнюю линию опорных пунктов, прикрывавших отведенные этой дивизии пункты посадки на корабли. Тяжелое вооружение уже было уничтожено, у оборонявшихся немецких солдат имелись лишь винтовки и пулеметы.

На берегу у моря подполковник Франц, офицер разведки, спешно жег секретные документы. Организованное сопротивление прекратилось. Вспыхнула паника. Какой-то лейтенант схватил доску, бросился в воду и попытался уплыть в море.

«Тридцатьчетверки» не спешили подойти к берегу. Советская артиллерия обстреливала прибрежную полосу. На узкой грязной и каменистой отмели между высоким отвесным берегом и кромкой моря сгрудилось несколько тысяч человек.

Затем танки медленно двинулись вперед. Люки их были открыты. За ними не спеша шли советские солдаты…

Шесть месяцев спустя подполковника Франца в московской тюрьме допрашивал советский офицер. Офицер был корректен, вежлив и любознателен. Его особенно интересовали действия 111-й дивизии в Крыму. «Мы не спешили, кстати говоря, — заметил он, — со взятием Крыма. В конце концов, это был огромный лагерь военнопленных. Немцы фактически находились на этом полуострове у нас в плену с ноября 1943 года. К тому же они сами снабжали себя. Сторожили себя. Ездили в отпуска и даже добровольно возвращались обратно».

Если бы финал Крымской битвы не был столь трагичен, можно было бы согласиться с советским офицером, но итог слишком мрачен, чтобы ограничиться удачной шуткой.[199]

Между 8 апреля и 13 мая немцы потеряли убитыми и ранеными 31 700 человек, румыны — 25 800, а вместе — 57 500. Более того, сравнение данных об эвакуации показывает, что судьба 20 тысяч человек осталась неизвестной. Это была катастрофа, равная по своим масштабам Сталинграду.

Примечания:

Статья Базиля Лиддел Гарта опубликована в «Истории второй мировой войны» (т. 8), изданной в Великобритании в 1969 году (Liddel Hart B. Great Strategic Decisions. — History of the Second World War. Gr. Br., 1969, vol. 8, р. 3231–3238).

Лиддел Гарт, Базиль (1895–1970) — видный английский военный теоретик и военный историк. Участник первой мировой войны. Автор многочисленных книг и статей, в том числе главный редактор вышеупомянутой восьмитомной «Истории второй мировой войны». — Прим. перев.

Там же, с. 86. — Прим. перев.

193

Глава из книги П. Карелла «Война Гитлера против России», т. 2, с. 499–525.

194

Приказ об отводе 17-й армии с Кубанского плацдарма и обороне Крыма был подписан Гитлером 4 сентября 1943 года. Он был продиктован крупными стратегическими успехами Красной Армии на юго-западном направлении, где советские войска, освободив в конце августа Таганрог, а 8 сентября Донецк, продвигались к Днепру. 15 сентября гитлеровское командование было вынуждено отдать приказ об отводе группы армий «Юг» на линию Мелитополь — Днепр до района севернее Киева. — Прим. перев.

195

Это решение И. В. Сталин принял после потери в октябре 1943 года лидера и двух эсминцев при операциях у южного побережья Крыма в результате атак немецкой авиации. — Прим. перев.

196

К апрелю 1944 года 17-я армия располагала 215 танками и штурмовыми орудиями. — Прим. перев.

197

2-я гвардейская и 51-я армии 4-го Украинского фронта и Отдельная Приморская армия (470 тысяч человек, 5982 орудия и миномета, 559 танков и САУ, 1250 самолетов). — Прим. перев.

198

Это было вспомогательное направление атаки, избранное с целью отвлечения резервов противника с внутреннего обвода Севастопольского укрепрайона. — Прим. перев.

199

Потери 17-й армии на суше исчислялись в 100 тысяч человек, в том числе 61 587 пленными. Армия лишилась также всей боевой техники. — См.: История второй мировой войны 1939–1945 гг. М., 1977, т. 8. с. 109. — Прим. перев.

Оглавление