• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Советский Союз мог гордиться уникальной системой привлечения иностранных специалистов. Мы их заманивали идеями строительства «коммунизма в отдельно взятой стране» — это для свободных граждан — или просто обещали ослабление режима содержания в плену — приманка для военнопленных и интернированных немецких специалистов. А еще вынужденная эмиграция за «железный занавес» — единственный способ избежать наказания за шпионаж. На каждом этапе истории СССР практиковались свои приемы.

До начала 40-х годов наша страна испытывала острый дефицит квалифицированных кадров. Кому-то нужно было работать на иностранном оборудовании и внедрять технологии, которые добыла отечественная разведка. Для подготовки собственных кадров требовалось время и опытные наставники. А их и не было. Часть погибло на фронтах гражданской войны, остальные ушли на руководящую работу или привыкли большую часть времени проводить на митингах и партсобраниях. Вот и решили пригласить иностранцев, как при Петре I.

В 20—30-е годы XX века современники стали свидетелями небывалого по численности и характеру историко-социального феномена, который до сих пор остается в значительной степени неизученным — массовой эмиграции иностранцев в Советскую Россию. Страна, только начавшая вставать из руин войн и революций, сама традиционно считавшаяся источником эмиграции в другие части света, вдруг стала местом паломничества иностранцев из разных стран.

В молодую Советскую республику ехали все, начиная от бывших революционеров, которые скрывались за рубежом от царской полиции и заканчивая теми, кто ехал на заработки — для них движущей силой был экономический кризис.

В отношении экономической эмиграции государство проводило жесткую и прагматичную политику. В страну попадали только те, в ком действительно нуждалась отечественная промышленность или кто заслужил право стать советским подданным, поделившись с новой «родиной» секретными технологиями.

В качестве примера такого подхода — ответ председателя ВСНХ СССР Ф. Э. Дзержинского на письмо сотрудницы Коминтерна Е.Д.Стасовой от 4 апреля 1924 года. Накануне она сообщила о желании шести квалифицированных рабочих из Йены, с оптических заводов известной германской компании «Цейс», приехать на работу в СССР. Поскольку в Советском Союзе не было собственной оптической промышленности, их опыт, по мнению Стасовой, мог оказаться весьма ценным. «Дорогой товарищ, у нас имеется один оптический завод, да и тот малюсенький в Ленинграде, — ответил ей Ф. Э. Дзержинский. — Опыт доказывает полностью, что приезд к нам эмигрантов кончается очень печально и для них, и для нас, если это не персональный приезд по персональному вызову».

Поэтому приоритет отдавался квалифицированным промышленным и сельскохозяйственным рабочим, которые были готовы закупить и привезти в СССР свое оборудование, инструменты и другие средства производства.

В 1927 году ВСНХ еще больше ужесточил требования, приняв инструкцию, определяющую конкретные категории иноспециалистов, необходимых для советского народного хозяйства и квалификационные требования к ним.

А вот к концу 20-х годов ситуация резко изменилась. Возникла острая необходимость в профессионалах, способных работать на иностранной технике и использовать передовые технологии.

Формально старт массовому въезду в Советскую Россию иноспециалистов был дан летом 1930 года на XVI съезде ВКП(б), принявшем судьбоносное решение о расширении практики посылки советских специалистов за рубеж и о приглашение большого числа иностранных специалистов в СССР при условии «полного использования их опыта и знаний на предприятиях Советского Союза»[604].

Более того, съезд одобрил привлечение для работы в промышленности страны 40 тысяч человек. Отечественная экономика в тот период постепенно от НЭПа переходила к плановой экономике, вот поэтому и определили количество людей, которых необходимо было привлечь. Понятно, что план старались перевыполнить. Так, уже в 1932 году в СССР жили и трудились 9190 иноспе-циалистов и 10 655 инорабочих[605].

О важности этого вопроса свидетельствует то, что в 1930—1931 годах эта тема обсуждалась четыре раза на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б): 15 и 25 марта, затем — 15 апреля 1930 года и 15 октября 1931 года. Кроме этого, вопрос «О порядке вербовки иноспециалистов и инорабочих» обсуждался 9 сентября 1931 года на заседании Оргбюро ЦК партии[606].

Не нужно забывать и о зарубежных командировках отечественных специалистов. Именно в те годы в операциях по линии научно-технической разведки стали принимать активное участие обычные инженеры и рабочие. От них лишь требовалось как губкам, впитывать все интересное и новое, что они услышат при посещении иностранных промышленных и научных объектов во время стажировки. Обычно они действовали по собственной инициативе, в интересах родного предприятия, пославшего их за рубеж. Часто этими людьми двигал фанатизм и желание сделать максимум полезного для Родины.

«Иногда получение необходимых формул, чертежей и инструкций было достаточным для того, чтобы советские инженеры и изобретатели смогли воссоздать станок или в точности воспроизвести какой-то сложный производственный процесс» — писал один из асов советской внешней разведки А. М. Орлов (Швед) в своей книге «Пособие по контрразведке и ведению партизанской войны».

Однако, несмотря на такой успех, он справедливо отмечал, что в «СССР часто обнаруживали нехватку человеческого фактора — особого умения и инженерной интуиции, когда приходилось точно воспроизвести какой-то сложный производственный процесс».

В таком случае, если верить Орлову, «требовалось найти подходящих немецких или иностранных инженеров и побудить их, соблазнив финансовым вознаграждением, поехать в Россию для обучения советских инженерно-технических кадров. И тогда, чтобы тщательно скрыть поездки граждан Германии в Советский Союз, новый паспорт на чужое имя был необходим для сокрытия этого факта, что тот или иной ученый или инженер отправился в несанкционированную поездку.

Гонорары, выплачиваемыми русскими за такие поездки, иногда достигали 10 тысяч долларов США за несколько дней работы», хотя, как писал А. М. Орлов: «Советы экономили на этом миллионы»[607].

Правда, такую поездку нужно было заслужить. Цена — секретные технологии. Многие соглашались на такую сделку. До 1933 года визиты немецких специалистов были обычным делом и в Германии к их производственным командировкам относились весьма лояльно. Тем более, что мировой экономический кризис 30-х годов заметно сократил рынок труда на родине.

В качестве примера можно привести историю организации промышленных алмазов в СССР. В ней активное участие принял А. М. Орлов. Сама технология принадлежала концерну «Крупп». Стоимость лицензии была слишком высока, да и ее покупка не позволяла решить главную проблему — зависимость от иностранной державы. И тогда на заседании Политбюро было принято решение выкрасть эту технологию.

Орлов поехал в Германию и разыскал разработчика этой технологии. В оперативной переписке с Центром агент фигурировал под именем Ворм. Он охотно продал необходимую документацию, уверенный в том, что Швед (Орлов) представляет интересы одной из Скандинавских стран, а не Советского Союза. Этот человек был фанатичным антикоммунистом. В Москве решили, что кроме подробного описания технологии, необходимо присутствие и самого разработчика при строительстве и пуске в эксплуатацию печи. Процесс ее работы был относительно прост. Она вращается на большой скорости при высокой температуре для образования тепла и давления, требуемого для преобразования частиц графита в промышленные алмазы. Дополнительный заработок для Вор-ма и гонорары его супруге решили все проблемы. Он приехал в СССР, жил в первоклассной гостинице, в его распоряжении находился автомобиль с шофером, все это было заранее оговорено в контракте, и выполнил все обязательства перед Советской страной. Так с помощью немецкого специалиста был выполнен план первой пятилетки по выпуску недорогих промышленных алмазов[608].

Хотя не всегда поездки заканчивались так удачно, как описанная выше. И если бы не книга, которая вышла после Второй мировой войны, мы бы никогда не узнали о ней. Обычно же для многих немецких специалистов такие «командировки» заканчивались арестом еще до того, как они пересекали границу Германии. Обвинение, которое предъявлялось таким неудачникам, звучало лаконично и емко: промышленный шпионаж.

Дело в том, что одним из условий получения работы в Советском Союзе была секретная информация, которую должен был добыть кандидат. Ведь це, все, кто обратился в советское торгпредство, были изобретателями и крупными учеными. Большинство — обычные рабочие и инженеры. Однако и среди них встречались уникальные специалисты, но исключений ни для кого не было.

До революции химический завод «Сольве» в Бернбурге (пригород Дессау) имел филиал в Российской империи. Русский филиал был национализирован в 1918 году и его решили модернизировать в рамках первого пятилетнего плана. Москва решила сманить с завода «Сольве» старого и опытного химика по фамилии Мейер, которому были известны все новые технологии, и с его помощью возродить простаивающий завод. Ему предложили пять тысяч рублей в месяц, бесплатную квартиру и четыре с половиной тысячи рублей на дорожные расходы. Перед отъездом он попытался собрать максимум информации, которая потребуется ему на новом месте работы, но был арестован и осужден на четыре месяца тюрьмы.

В октябре 1930 года был арестован инженер Колленбах, который работал на заводе конценра «Крупп» в Магдебурге. В его портфеле обнаружились секретные документы, описания патентов и чертежи машин. Выяснилось, что он и еще двое коллег готовились к отъезду в Россию и эти материалы были «пропуском» в СССР. Их тоже приговорили к четырем месяцам тюрьмы.

Инженер В. Рихтер, работник цементного завода «По-лизиус» вблизи Дессау, передал секретные планы и чертежи для завода, который планировали построить в пригороде Москвы. Кроме передачи необходимых документов, он сам регулярно посещал Советский Союз. Его арестовали в январе 1931 года[609]. И таких примеров можно привести множество.

Часто иностранные специалисты сами предлагали свои услуги. Например, 16 июня и 8 октября 1925 года отставной советник по военному судостроению Б. Вайхардт из Бремена дважды письменно обращался к советским представителям с предложением оказать содействие в «постройке подводных лодок». Оба письма попали в Москву по каналам Разведупра РККА. Предложение этого человека было поддержано начальником тактического отдела Оперативного управления (разведка) штаба РККФ Эверлин-гом. А комиссар штаба РККФ А. Автухов написал 3 декабря 1925 года наркому военмору СССР о положительном заключении в штабе РККФ: «…привлечение Вайхар-дта на службу признается желательным, имея в виду ту пользу, которую он мог принести в деле подводного судостроения». К сожалению, дальнейшая судьба этого специалиста неизвестна[610].

Эта практика закончилась в середине 30-х годов. Среди основных причин:

1. Приход к власти в Германии А. Гитлера, и как следствие этого, ужесточение режима выезда специалистов в СССР.

2. Постепенная милитаризация промышленности. Теперь присутствие иностранцев было нежелательном.

3. Проведение массовых репрессий, в т. ч. среди иностранных инженеров и рабочих.

Даже вернувшись на родину, иностранные специалисты продолжали приносить пользу СССР. Доказательство этого утверждения можно найти в справке реферата ГУ Е5 4-го отдела РСХА (гестапо) «Об организации и деятельности советской разведки». Этот документ датирован 3 декабря 1941 года.

«Среди так называемых русских возвращенцев советская разведслужба широко проводила ловлю своих агентов. Что касается русских возвращенцев, то здесь идет речь о таких людях, которые в период системы — будь то следствие безработицы или из чувства симпатии — выехали в Советскую Россию, и о специалистах, которые на основе договоров с согласия германского правительства были направлены на работу в СССР. Эти люди возвращались в Германию либо по окончании срока действия договора, либо, осознав, что Советский Союз отнюдь не является раем. Выяснилось, что почти все эти вовращенцы были завербованы или дали обязательства работать на советскую разведку. Осталось неизвестным, сколько из них сообщило германским учреждением о том, что они завербованы или дали обязательство работать на советскую разведку. Во всяком случае, советская разведслужба обеспечила себе в лице части такой категории хороший источник информации, тем более, что, возвратившись (в Германию) специалисты опять получили здесь работу на военных предприятиях»[611].

Однако отечественная промышленность почти не пострадала от этого. Ведь заботу о пополнении новыми «кадрами» взял на себя НКВД. Поясним, что речь идет о различных «шарашках».

Идея использовать труд заключенных специалистов была реализована еще в 1938 году. Тогда в структуре НКВД — МВД появился 4-й спецотдел. Образован как Отдел особого конструкторского бюро 29 сентября 1938 года приказом НКВД №00641 и получил наименование 4-го спецотдела 21 октября 1938 года приказом НКВД №00698. Ликвидирован в связи с преобразованием 10 января 1939 года приказом НКВД №0021 в Особое техническое бюро при наркоме внутренних дел СССР для использования заключенных, имеющих специальные технические знания[612].

НКВД был не только крупнейшей строительной организацией, но и многопрофильным конструкторским бюро. Там разрабатывали все, начиная от систем закрытой связи и заканчивая боевыми самолетами.

В 1938 году был арестован как враг народа известный уже в те годы конструктор ракетных систем С. П. Королев. До 1940 года он отбывал срок на Колыме, а 28 февраля 1940 года был сослан в Казань. Так он попал в «спецконтингент» авиационной тюрьмы НКВД ТАССР. Это была та самая «шарашка», описанная А. И. Солженицыным в его романе «В круге первом». Она базировалась при казанском авиационном заводе № 22.

В архивах КГБ республики Татарстан сохранились ведомости, по которым Королев и другие работники конструкторского бюро тюремного типа получали зарплату и даже премиальные. Судя по этим документам, это были не совсем обычные зэки. Их сравнительно неплохо кормили, снабжали всем необходимым для работы. Но все-таки это были зэки…

Как вспоминает известный летчик-испытатель М. Галлай, которого судьба в 1943 году забросила в Казань, он встретился на летном поле с С. Королевым, которого всюду сопровождал работник НКВД. Поговорить с конструктором было можно, но только по тем вопросам, которые имели прямое отношение к работе.

Хлебнул лиха в Казани и авиаконструктор А. Н. Туполев. Он был арестован НКВД 21 октября 1937 года. А до конца года были репрессированы почти все работники руководимого им конструкторского бюро. Суд состоялся 28 мая 1940 года. Его обвинили в организации шпионско-диверсионной группы и в том, что он является агентом французской разведки. Приговор: 15 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. Но уже в 1939 году, еще до приговора, Туполев работал над проектом пикирующего четырехмоторного высотного бомбардировщика. Правда, находясь в «режимных условиях», под бдительным оком все того же НКВД. Несмотря на все трудности, созданный по его проекту знаменитый самолет Ту-2 вскоре стал лучшим фронтовым бомбардировщиком ВВС СССР.

Туполев попал в казанскую «шарашку» уже немолодым человеком — ему было 50 лет. Поэтому он особенно тяжело переживал трудности «режима» — не столько материальные, сколько моральные. Но вида не показывал, держался твердо и все силы отдавал работе во благо Родины. Той самой, которая обошлась с ним так круто и несправедливо…[613].

О том, что кроме отечественных специалистов можно активно эксплуатировать и немецких, руководство НКВД приняло решение только после окончания Второй мировой войны. Для этого сначала решили проверить тех, кто сидел в лагерях для военнопленных и интернированных лиц.

В первые послевоенные годы СССР испытывал острый дефицит не только в новейших технологиях и оборудовании, но и специалистах, которые могли бы внедрять иностранные ноу-хау в отечественном производстве. До Второй мировой войны эта проблема решалась просто. Огромное количество германских технических специалистов работало в СССР или консультировало наших специалистов у себя на родине. Понятно, что продолжить такую практику после июня 1941 года было невозможно. И нужно было принимать какие-то радикальные меры. Проще всего было с пленными немецкими специалистами, находящимися в многочисленных лагерях по всему Советскому Союзу. У них была два способа выжить — согласиться сотрудничать с лагерной администрацией, либо начать работать в одной из многочисленных «шарашек» вместе с советскими коллегами, которые были репрессированы родным государством. Был и третий путь — остаться верным своей стране до конца.

Кто-то стал «стукачом», кто-то предпочел умереть, но не нарушить свои моральные принципы, а были и те, кто активно участвовал в развитии промышленности страны-победительницы. Каждый из военнопленных выбирал свой путь. И мы не вправе их судить и пытаться понять причины того или иного поступка этих людей.

На самом деле большинство немецких специалистов не были призваны в армию и поэтому они не попали во время боевых действий в плен. Часть из них попыталось перебраться в зону, оккупированную войсками западных стран, остальные затаились.

Такая ситуация не очень устраивала руководство советских министерств, которые остро нуждались в квалифицированных кадрах. Поэтому нет ничего удивительного в том, что 27 июня 1945 года нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин обратился с письмом в ЦК ВКП(б). Под ним могли бы подписаться руководители других наркоматов. Вот текст этого документа:

«Большое количество немецких специалистов и ученых в области авиации находится сейчас в наших руках. Эти ученые и специалисты обладают огромным запасом знаний, накопленных за время работы в научно-исследовательских и опытных организациях Германии. Часть этих специалистов находятся в зоне, занимаемой союзниками, но, по имеющимся у нас сведениям, уже используется союзниками и некоторые из них отправлены в США и Англию.

Имеются также сведения и о том, что среди немецких ученых, находящихся в советской оккупационной зоне, наблюдается большое стремление попасть в Англию и США, что для нашей страны было бы чрезвычайно нежелательно. Необходимо не только не допустить перетекание германских ученых к союзникам, но, наоборот, принять меры к использованию (их) в наших интересах.

С нашей точки зрения, было бы целесообразно на территории СССР или в оккупированной нами зоне Германии организовать специального типа организации с особым режимом (под наблюдением НКВД), где немецкие ученые могли бы вести научно-исследовательские работы по нашим заданиям. Основное руководство и направление научно-исследовательских работ таких организаций должны возглавляться советскими учеными; немцы должны быть изолированы от общения с нашими научными и опытными организациями.

Ввиду чрезвычайной важности вопроса, прошу доложить его товарищу Сталину с тем, чтобы поручить НКАП и НКВД совместно подготовить проект решения по этому вопросу»[614].

Неясно, знал или нет автор письма о том, что за неделю до этого, 19 июня 1945 года, руководство НКВД санкционировало первую попытку «инвентаризации» своих интеллектуальных «ресурсов» — высококвалифицированных «зэков»-специалистов. В тот день было издано распоряжение НКВД № 132 «Об учете специалистов, работающих в лагерях НКВД для военнопленных и интернированных», в котором говорилось:

«В соответствии с приказом НКВД №0014 от 11 января 1945 г. учет специалистов, работающих в лагерях для военнопленных и интернированных, должен проводиться отделами кадров НКВД республик и УНКВД краев и областей, в связи с чем предлагается:

1. Взять на учет всех специалистов с законченным высшим и средним специальным образованием, работающих как военнопленные и интернированные, и должны их учитывать в общих квартальных отчетах о движении специалистов по форме 52-Т (объявлена приказом НКВД СССР №002286 1942 г.), представляемых в отделы кадров НКВД.

2. Представить в отдел кадров НКВД по установленной форме на указанных специалистов контрольные списки по состоянию на 1 июля 1945 г.»[615].

Первые результаты «инвентаризации» заместитель начальника Главного управления по делам военных и интернированных (ГУПВИ) НКВД СССР А. 3. Кобулов сообщил 15 октября 1945 года Л. П. Берия в «Справке о количестве немецких ученых и специалистов, выявленных в лагерях НКВД для военнопленных».

Вот текст этого любопытного документа:

«В целях использования немецких специалистов, содержащихся в лагерях НКВД нами был проведен специальный учет.

В результате выявлено:

Докторов физико-математических наук — 2.

Докторов физики и химии — 2.

Профессоров физики и химии — 10.

Докторов и инженеров химии — 91.

Химиков — 39.

Инженеров — электриков — 139.

Электромехаников и электротехников — 21.

Инженеров машиностроения 125.

Инженеров-механиков — 140.

Механиков — 12.

Всего — 581.

Об использовании военнопленных специалистов Оперативным управлением ГУГПВИ НКВД СССР докладываю Вам письмом №28/00/8933 от 7 сентября 1945 года.

Прошу Вашего решения»[616].

И решения последовали. Одно из них — более тщательно провести проверку всех военнопленных. Вдруг кто-то попытался скрыть свою квалификацию? Другое указание — создать специальные конструкторские бюро, подчиненные 4-му спецотделу МВД СССР. Одно из них занималось работами в области авиационной техники.

Результаты второй «инвентаризации» отражены в «Докладной записке о количестве высококвалифицированных специалистов, выявленных среди военнопленных, и возможности их использования по специальности». Ее подготовил 22 июня 1946 года помощник министра внутренних дел С. И. Круглова для И. В. Сталина и Л. П. Берия. В этом документе не только сухая статистика, но и предложения об эффективном использовании этих людей:

«В лагерях военнопленных МВД СССР выявлено до 1600 высококвалифицированных специалистов.

В том числе:

Докторов физико-математических и технических наук— 111 чел.

Инженеров общего машиностроения — 572 чел.

Инженеров строителей и архитекторов — 257 чел.

Инженеров-электриков — 216 чел.

Инженеров-химиков — 156 чел.

Инженеров по слабым токам — 29 чел.

Инженеров по самолетостроению — 39 чел.

Горных инженеров — 37 чел.

Инженеров-металлургов — 28 чел.

Инженеров по автостроительству — 16 чел.

Инженеров-путейцев — 13 чел.

Инженеров-текстильщиков — 9 чел.

Агрономов — 13 чел.

Прочих специалистов — 85 чел.

По отзывам Академии наук СССР, ряда научно-исследовательских институтов и хозяйственных министерств, среди выявленных специалистов имеются крупные ученые, а также видные производственные и технические руководители известных германских фирм. Так, например, Христиан Манфред — член быв(шей) Германской академии наук, крупный специалист по газовым турбинам и реактивным двигателям, быв(ший) технический директор моторостроительной фирмы «Аргус».

По имеющимся данным, американцы через своих доверенных лиц пытались его получить из советской оккупационной зоны Германии и вывезти в США.

Хеймендт Пауль — доктор технических наук, один из крупнейших специалистов в области низких температур, моторов внутреннего сгорания и ракетных агрегатов.

Буссе Эрнст — доктор физических наук, бывший руководитель Центрального института дециметровых и сантиметровых радиоламп.

Бранднер Фердинанд — бывш(ий) технический директор завода фирмы «Юнкере» в городе Дессау по производству турбинных самолетов, изобретатель и владелец многих патентов по 24-цилиндровому авиационному мотору.

Юнг Герхард — профессор физической химии, бывш-(ий) руководитель института при Центральной военно-химической лаборатории в Шпандау и ряд других.

МВД СССР организовало работу с выявленными специалистами, в результате которой получено значительное количество технических материалов, получивших положительные оценки заинтересованных организаций.

В связи с этим ряд министерств и научно-исследовательских институтов обратились в МВД СССР с просьбой передать им нужных специалистов из числа военнопленных и интернированных для использования на заводах, в конструкторских бюро, институтах и других объектах.

Запросы поступили из Министерства черной металлургии, авиационной промышленности, электропромышленности, целлюлозной и бумажной промышленности, химической промышленности, машиностроения и приборостроения, станкостроения, Совета радиолокации, Главного управления гидрометслужбы при Совете Министров СССР, а также от ряда научно-исследовательских институтов Министерства Вооруженных Сил СССР.

МВД считает целесообразным удовлетворить просьбу заинтересованных министерств. Проект Постановления Совета министров СССР прилагается»[617].

Проект Постановления, на который есть ссылка в этом документе, содержал шесть пунктов.

В первом пункте Госплану при Совете Министров СССР вместе с МВД СССР поручалось распределить выявленных среди военнопленных и интернированных специалистов по отраслям промышленности. Во втором пункте МВД СССР поручалось освободить отобранных для работы в промышленности специалистов из лагерей, выдать им временные удостоверения на проживание в местности, куда они направлялись на работу, установив контроль за режимом проживания. На соответствующие промышленные министерства возлагался контроль за правильным использованием специалистов и за созданием им надлежащих жилищно-бытовых условий. Проект предусматривал оплату труда специалистов по существующим ставкам для советских специалистов с выдачей половины этой суммы в валюте государств, подданными которых были военнопленные и интернированные. За МВД СССР было оставлено право водворять обратно в лагерь тех специалистов, которые не проявят себя на работе в течение трех месяцев или по каким-либо причинам не могут быть в дальнейшем использованы на производстве[618].

С сентября 1947 года согласно Приказу МВД СССР № 00837 от 7 августа 1947 года «О сосредоточении оперативных учетов враждебного элемента и агентуры по военнопленным и интернированным в первых отделах МВД—У МВД» на оперативном учете стояли не только преступники, но и «специалисты в области перспективных отраслей науки и техники».

По этому приказу сотрудникам МВД, которые осуществляли агентурно-оперативное обслуживание лагерей военнопленных и интернированных лиц, нужно было выявить и сообщить в первые отделы областных МВД установочные данные на категории специалистов работавших в сфере:

«радиолокации, электронной и вакуумной техники;

атомной физики;

области низких температур и реактивной техники;

ночного видения».

Также нужно было выявить всех:

«профессоров и докторов наук;

технических руководителей физико-химических и научно-исследовательских институтов и лабораторий;

инженеров всех специальностей;

специалистов в области физики и химии, имеющих высшее образование».

А еще учесть всех «специалистов, независимо от их образования, давших ценные технические и рационализаторские предложения»[619].

Ответ на вопрос об эффективном использовании результатов «переписи» прозвучал в середине января 1948 года в докладной записке министра МВД СССР С. И. Круглова, адресованной И. В. Сталину, В. М. Молотову, Л. П. Берия, А. А. Жданову, «о количестве, физическом состоянии, трудовом использовании военнопленных и результатах оперативной и политической работы среди них в 1947 году».

Согласно этому документу в стране «широко использовались высококвалифицированные специалисты из числа военнопленных». 341 человек «использовался на научно-исследовательской работе в МВД СССР, промышленности и военно-научных учреждениях. Ими представлено 114 научно разработанных предложений и изобретений, из которых 21 принято нашей промышленностью (целлюлозно-бумажной, металлургической, авиационной, приборостроения и машиностроения, угольной и др.)».

А вот пример конкретных достижений заключенных. «Работы доктора физических наук Киршбаума (бывшего члена правления концерна „Сименс“) „План создания сети воздушного наблюдения и аэронавигации“ и „Новые принципы планирования кольцевых сетей для связи и для передачи электроэнергии на сверхдальних расстояниях“ изучаются специальной комиссией Совета Министров СССР[620].

Итоги учета зафиксированы в справке ГУПВИ МВД СССР «О трудовом использовании военнопленных в интересах народного хозяйства страны в 1941—1949 гг.», датированной серединой января 1950 года. В ней было отмечено, что «из числа военнопленных и интернированных было выявлено и учтено 1300 инженеров и научных работников, в результате работы с которыми было получено около 100 научно-технических предложений, получивших положительную оценку наших научно-исследовательских организаций и министерств и одобренных для использования в народном хозяйстве СССР»[621].

Спустя пятьдесят лет трудно назвать точную цифру объектов — лабораторий, конструкторских бюро, опытных производств и т. п., где штаты были частично или полностью укомплектованы немецкими пленными специалистами.

Один из таких проектов — разработка и строительство самолета Т-117 конструкции 4-го спецотдела МВД СССР. Вот так в нашей стране появилось еще одно КБ, существование которого до последнего времени хранилось в архиве под грифом «совершенно секретно».

Датой рождения этого необычного авиационного ОКБ № 86 при заводе № 86 (его официальное название) следует считать 5 сентября 1946 года. В тот день вступил в силу совместный приказ МАП и МВД СССР № 608с/0283

«Об организации Особого конструкторского бюро 4-го спецотдела МВД СССР при заводе № 86 МАП СССР».

В нем подробно расписано кто, когда и что должен сделать для воплощения в жизнь идеи разработки нового самолета с помощью пленных немецких специалистов.

Согласно тексту документа для «исполнения Постановления Совета Министров СССР от 29 июля 1946 года № 1666-737сс об организации Особого конструкторского бюро при заводе № 86 министерства авиационной промышленности СССР для проектирования и постройки трех опытных экземпляров самолета Т-117» было необходимо:

«1. Заместителям министра авиационной промышленности СССР тт. Шикину и Дементьеву и начальнику 4-го спецотдела Министерства внутренних дел СССР т. Кравченко:

а) Разместить к 1 октября 1946 г. на заводе № 86 Особое конструкторское бюро 4-го спецотдела МВД СССР, выделив для него необходимые производственные и жилые помещения.

Указанное бюро именовать в дальнейшем ОКБ-86 при заводе № 86.

б) Разработать положение о работе ОКБ-86 и представить нам на утверждение (министрам МАП и МВД. — Прим. авт.) к 15 октября 1946 г.

в) Разработать к 1 ноября 1946 г. график выпуска чертежей и постройки самолета Т-117 на заводе № 86.

2. Начальнику ОКБ-86 и директору завода т. Федорен-ко представить в 3-недельный срок мероприятия по организации, размещению и укомплектованию кадрами и оборудованием конструкторского бюро и опытного производства.

3. Начальнику 4-го спецотдела МВД СССР т. Кравченко к 1 октября 1946 г. довести спецсостав ОКБ-86 (конструкторов, расчетчиков и технологов) до 100 человек и направить в ОКБ-86 50 чел. инженеров, механиков и мастеров из военнопленных и интернированных.

4. И. о. начальника отдела кадров т. Бронникову и начальнику Управления рабочих кадров т. Мосалову перевести с завода № 37 200 чел. квалифицированных рабочих и 30 чел. конструкторов с серийных заводов.

5. Начальнику ГУПВИ МВД СССР т. Кривенко выделить 1000 чел. военнопленных и не позднее 1 октября 1946 г. перевести в СМУ-24 в г.Таганрог на восстановление завода № 86.

6. Заместителю министра авиационной промышленности СССР т. Визиряну обеспечить выполнение первоочередных восстановительных работ и работ по переоборудованию завода № 86 под опытное производство и создание жилого фонда завода № 86 в соответствии с прилагаемым перечнем восстановительных работ по заводу № 86.

7. Разрешить директору завода № 86 производить аккордную оплату по трудовым соглашениям за особо срочные работы по самолету, выполненные рабочими, ИТР в ОКБ и цехах»[622].

А в приказе МВД СССР № 00803 (гриф «совершенно секретно») были расписаны задачи отдельных подразделений этого ведомства по проектированию и постройке опытного экземпляра Т-117. Он был также подписан министром С. Кругловым 5 сентября 1946 года. В этом документе говорилось:

«1. Начальнику ГУЛАГа МВД СССР генерал-лейтенанту т. Наседкину к 1 октября 1946 г. по заявке 4-го спецотдела МВД СССР отобрать в лагерях 80 заключенных-специалистов (конструкторов, расчетчиков, технологов, научных работников — физиков, математиков) для работы в 1-м (самолетном) отделении 4-го спецотдела МВД СССР в г. Таганрог.

2. Начальнику ГУПВИ МВД СССР генерал-лейтенанту т. Кривенко совместно с начальником 4-го спецотдела МВД СССР генерал-лейтенантом т. Кравченко отобрать 50 человек высококвалифицированных инженеров, механиков и мастеров из военнопленных и интернированных специалистов и направить их на завод № 86 МАП для использования по специальности в ОКБ-86 спецотдела МВД СССР.

3. Начальнику УМВД по Ростовской обл. генерал-майору Горбенко, начальнику Тюремного управления МВД СССР генерал-майору Никольскому к 1 октября 1946 г. организовать спецтюрьму на заводе № 86 в г. Таганрог для работы заключенных специалистов МВД СССР, укомплектовав ее необходимым количеством надзорсостава и хозяйственниками с учетом содержания в спецтюрьме военнопленных и интернированных специалистов.

4. Начальнику 4-го спецотдела МВД СССР генерал-майору Кравченко к 1 ноября 1946 г. представить мне на утверждение график выпуска чертежей и дополнительных мероприятий по обеспечению работы, связанной с созданием самолета Т-117 в сроки, утвержденные правительством.

5. Начальнику Тюремного управления МВД СССР генерал-майору т. Никольскому и начальнику 4-го спецотдела МВД СССР генерал-майору Кравченко организовать в Болшево спецобъект для содержания немецких военнопленных специалистов, детального выяснения степени их квалификации и пригодности к работе на объектах 4-го спецотдела МВД СССР.

6. Начальнику Тюремного управления МВД СССР генерал-майору т. Никольскому организовать оперативно-агентурное обслуживание всех объектов 4-го спецотдела МВД СССР, обратив особое внимание на обеспечение обслуживания вновь организованных объектов, обеспечив при этом получение технической информации о работе заключенных специалистов, необходимой 4-му спецотделу МВД СССР. Все мероприятия, связанные с организацией этой работы, представить мне на утверждение к 15 октября 1946 г.»[623].

А вот и отчет о проделанной работе. Речь идет о записке С. И. Круглова И. В. Сталину «О разработке группой немецких военнопленных-специалистов турбореактивного двигателя». Документ датирован 10 декабря 1947 года:

«Группа немецких военнопленных-специалистов, работающих в системе 4-го спецотдела МВД СССР в кол-ве 42 человек во главе с интернированным немецким специалистом, бывшим техническим директором фирмы „Аргус“ доктором технических наук Манфредом Рудольфом, разработала и предложила проект турбореактивного двигателя с винтом — ТРДВ — с нижеследующими тактико-техническими данными:

Суммарная статистическая тяга…………………….6150 кг

При двух соосных винтах диаметром………………3,2 м

Суммарная мощность………………………………..5600 л. с.

Мощность на валу…………………………………….5060 л. с.

Расход воздуха………………………………………………21 кг/с

Удельный расход топлива, отнесенный

к мощности на старте………………………..0,334 кг/л.с./ч

Удельный вес двигателя, отнесенный

к тяге на старте с винтом……………………….0,301 кг/кг

В проекте ТРДВ разработан ряд конструктивных особенностей, позволяющих создать двигатель с большой концентрацией мощности, как-то: двойная камера сгорания, полые лопатки турбин, применение керамики для соплового аппарата турбины, регулирование распределения мощности диффузера и автоматической подачи топлива. Кроме того, спроектированы двухскоростной планетарный редуктор и 12-ступенчатый осевой компрессор со степенью сжатия 7.

Министерством внутренних дел Союза ССР проект турбореактивного двигателя с винтом — ТРДВ — был направлен на рассмотрение и заключение в Государственный научно-испытательный институт ВВС, который в своем заключении указал, что спроектированный двигатель по своим основным показателям (тяга, удельный расход топлива, вес и габариты) стоит на уровне двигателей, находящихся в плане опытного строительства 1947-1948 гг.

В заключении указывается также: „Конструктивные особенности двигателя, как-то: двухскоростной редуктор соосных винтов, две последовательные камеры сгорания и комплексная схема регулирования входного диффузионного реактивного сопла, оборотов турбины и винта, а также перепуск газов из второй камеры помимо турбины — представляют несомненный интерес для ВВС СССР, что дает основание считать целесообразным рекомендовать разработку экспериментального образца этого двигателя".

Докладывая Вам о проделанной работе по турбореактивному двигателю с винтом — ТРДВ, полагал бы целесообразным поручить Министерству авиационной промышленности совместно с Министерством внутренних дел СССР рассмотреть проект предполагаемого ТРДВ и подготовить практические мероприятия по его реализации»[624].

Кроме военнопленных, в советских лагерях «сидело» огромное количество высококвалифицированных интернированных иностранных специалистов. Правда, они отбывали свои сроки отдельно от военнопленных. Эти люди не воевали с оружием в руках против советских войск. Они вообще не служили в немецкой армии, зато имели несчастье проживать на территории, оккупированной Красной Армией. Причины их интернирования были разными, но итог один — работа в советских учреждениях на правах заключенных.

Они должны были до 1949 года вернуться домой. Понятно, что отток высококвалифицированных кадров не устраивал руководителей советской промышленности. Поэтому в принятом 7 мая 1948 года Постановлении Совета Министров СССР различным министерствам, на предприятиях которых работали интернированные немцы, по согласованию с МВД СССР, разрешалось переводить их на положение вольнонаемных рабочих с правом свободного проживания. Разумеется, при условии, что эти люди выразят искреннее желание остаться в Советском Союзе.

Процедуру «освобождения» регламентировала специальная инструкция «О порядке перевода на положение вольнонаемных рабочих интернированных немцев из числа высококвалифицированных специалистов, изъявивших желание остаться на работе в Советском Союзе, и порядке их документирования». Она вступила в силу согласно Приказу МВД СССР №00962 от 9 августа 1948 года.

Для того чтобы специалист был переведен в категорию «вольнонаемного рабочего с правом свободного проживания», руководство предприятия, где работал этот человек, готовило «мотивированное ходатайство о переводе».

В этом документе указывалось:

1. Установочные данные на работника (фамилия, имя, отчество, дата и его место рождения, национальность, где проживал до интернирования (подробный адрес). Также нужно сообщить: «в каком подданстве — гражданстве состоял до интернирования, когда и где был интернирован, какую имеет специальность». Понятно, что требовалось написать «подробный адрес предприятия и в состав какого министерства оно входит».

2. Отдельно отмечалась необходимость «подробной характеристики деловых качеств интернированного и его отношение к работе». В Советском Союзе очень любили различные характеристики. Они требовались везде, начиная от процедуры вступления в комсомол и заканчивая приемом в институт.

3. Мотивы, по которым возбужденно ходатайство. Этот документ готовился в двух экземплярах. Один для министерства, а другой для МВД—УМВД. К нему прилагалось письменное «заявление интернированного о его желании остаться на работе в Советском Союзе и 4 фотокарточки паспортного образца».

После того как МВД—УМВД получало ходатайство, там составляли «обоснованное заключение». При этом особо подчеркивалось, что для принятия мотивируемого решения необходимо наличие «письменного подтверждения ходатайства соответствующим министерством». Таким образом, ответственность за необходимость перевода и все последствия ложились на руководство предприятия и министерства. И это логично. Ведь в МВД могли проверить кандидата только на отсутствие негативных фактов в его биографии. Свое решение ГУПВИ представляло на утверждение руководству МВД СССР.

После этого документы начинали перемещаться в обратном направлении. «По получении извещения о согласии МВД СССР с переводом министерства, в системе которого находится предприятие, где работает переведенный интернированный, ГУПВИ дает указание руководству предприятия о переводе данного интернированного на положение вольнонаемного рабочего с правом свободного проживания».

Затем Главное управление милиции МВД СССР давало «соответствующему управлению милиции республики, края, области указание» о выдаче «вида на жительства для лица без гражданства и о прописке его на жительство в пункте работы». Этот документ под расписку «вольнонаемному» специалисту торжественно вручал начальник районного отдела милиции, которое было расположено по месту работы интернированного. О предстоящем событии человеку сообщал руководитель предприятия.

На самом деле, даже получив такой документ, человек продолжал оставаться подневольным. Специальный приказ МВД СССР № 00105 от 28 января 1948 года регламентировал все вопросы, связанные с «выдачей видов на жительство лицам без гражданства, интернированным, переведенным на положение вольнонаемных рабочих, порядок оформления и учета их, явка на регистрацию, обеспечение режима проживания и розыск скрывшихся».

Отметка «бывший интернированный» присутствовала не только в «виде на жительство», но так же «в учетной алфавитной карточке общесправочной картотеки — в графе „цель приезда в СССР“, в карточке „подданство“ и в „сводном рапорте“.

Последний, тринадцатый пункт инструкции предписывал «о каждом выданном виде на жительство интернированному, переведенному на положение вольнонаемного рабочего, ОВИР управления милиции немедленно сообщать МГБ республики, УМГБ края, области с указанием места работы и адреса жительства такого лица»[625].

В тексте инструкции фигурировал «вид на жительство». В отличие от паспорта этот документ существенно ограничивал права владельца на перемещение по стране. Фактически человек не мог покинуть населенный пункт, где он был прописан. Аналогичная проблема была у жителей сельских районов. Они тоже были лишены паспортов. Для поездки в город нужно было оформлять справку у председателя сельсовета. Вырваться из деревни можно было двумя путями. Для парня — отслужить в армии, а потом устроиться на работу в городе. Для девушки — выйти замуж за владельца паспорта, а потом развестись. Как эту проблему решали «бывшие интернированные», неизвестно.

Другая особенность положения «бывших интернированных» — они не имели советского гражданства. Может быть, его им могли оформить, но это отдельная процедура.

Тех, кто по тем или иным причинам не попал в советские лагеря, а предусмотрительно перебрался в зону, контролируемую западными войсками, пытались переманить большим пайком, деньгами и стабильной жизнью. Например, летом 1945 года около 300 немецких специалистов-ракетчиков проживало в отелях и на частных квартирах в 3—4 километрах от демаркационной линии. Сотрудники института Рабе (организован советскими специалистами для воссоздания германской ракетной техники совместно с немецкими коллегами) вместе с родственниками ракетчиков регулярно навещали их и вели активную агитацию. Руководил этой акцией выпускник Военно-воздушной инженерной академии им. Н. Е. Жуковского старший лейтенант В. Харчев. Им удалось переманить несколько крупных ученых, среди них самым ценным считался Г. Герттруп — специалист по системам управления[626].

Кроме интернирования широкое распространение получил другой способ перемещения интеллектуальных ресурсов. Немецких специалистов, которые работали на советских предприятиях в оккупированной зоне, просто отправляли в длительную командировку в СССР. Аналогичная практика существовала и в самом Советском Союзе перед войной. Тогда любого специалиста могли переместить с одного промышленного объекта на другой. И неважно, что их разделяли сотни тысяч километров, а жизнь в Москве радикально отличалась от жизни в Мурманске или Ташкенте. А ведь могли поселить в голом поле на том месте, где через несколько месяцев вырастит очередной гигант советской индустрии.

В апреле 1946 года Совет Министров СССР принял постановление о переводе всех работ по военной тематике в Советский Союз. И поэтому около 7 тысяч специалистов, не считая членов их семей, были вывезены в СССР.

Каждому «вынужденному переселенцу» выдавался паек и подъемные в размере от 3000 до 10 000 рублей, в зависимости от занимаемой должности.

Необходимость проведения такой акции была связана с принятием на Крымской конференции глав СССР, США и Великобритании в феврале 1945 года решения «…изъять или уничтожить все германское военное оборудование, ликвидировать или взять под контроль всю германскую промышленность, которая могла быть использована для создания военного производства». Понятно, что многочисленные советско-германские КБ и НИИ были грубым нарушением этого решения.

Для осуществления операции было привлечено до 2500 сотрудников управления контрразведки группы советских оккупационных войск, а также солдаты для погрузки вещей. Ранним утром 22 октября 1946 года к домам, где жили немецкие специалисты, подъехали армейские грузовики. Сотрудники контрразведки вместе с переводчиками и солдатами заходили в дома, будили жильцов и объявляли им приказ о немедленной эвакуации в СССР. Затем им предлагали собрать необходимые вещи. Интересная деталь. С собой они могли взять не только жен, но и любых женщин (разумеется, с согласия последних)[627].

Сколько всего немецких специалистов и рабочих оказалось в Советском Союзе к 1948 году? Называют цифру 200 тысяч человек — это сами специалисты и члены их семей.

Первая большая группа, в основном ученых-атомщиков, была вывезена из Германии в период между маем и сентябрем 1945 года. Вторая группа, тоже атомщиков и ракетчиков, приехала в рамках акции ОСОАВИАХИМ сразу после завершения в советской зоне оккупации в Германии общинных выборов в земельные представительства в начале октября 1946 года. Наконец, третья группа, состоящая из десятков инженеров-химиков из бывшего германского военно-химического концерна «И. Г. Фарбе-ниндустри», прибыла в сентябре 1947 года[628].

Депортированные специалисты работали на 31 предприятии 9 советских министерств:

Министерство вооружения: заводы №71, 79, 88, 233, 349, 353, 355, 393, 784 и НИИ-88;

Министерство авиационной промышленности: заводы №1, 2, 51, 456 и 500;

Министерство сельскохозяйственной промышленности: НИИ в Пушкино;

Министерство химической промышленности: Институт им. Карпова, завод «Карболит», завод № 96, Химкомбинат в поселке Рубежное (Ворошиловоградская область); Министерство машиностроения и приборостроения: КБ завода «Компрессор»;

Министерство промышленности и средств связи: НИИ-160 и НИИ-885;

Министерство электропромышленности: заводы № 596, 659, 686 и Новочеркасский электрозавод;

Министерство Военно-Морского Флота: НИИ в Се-строрецке;

Министерство судостроительной промышленности: НИИ-49 и завод № 82[629].

А вот как, к примеру, были распределены немецкие специалисты по конструкторским бюро предприятий Министерства авиационной промышленности: Завод № 1

ОКБ-1 (гл. конструктор Бааде) — 332 человека; ОКБ-2 (гл. конструктор Рессинг) — 187 человек. Завод № 2

ОКБ-1 (гл. конструктор Шайбе) — 350 человек; ОКБ-2 (гл. конструктор Престель) — 251 человек; ОКБ-3 (гл. конструктор Лертес) — 61 человек. Завод № 456

Группа специалистов Баума — 24 человека; Завод № 500

Группа конструктора Герлиха — 45 человек[630]. Другой пример по отдельному объекту — НИИ-88 (головная организация по реактивному вооружению) создан во исполнение Постановления правительства «Вопросы реактивного вооружения» от 13 мая 1946 года № 1017-419 ее в подмосковном городке Подлипки. Всего там работало 183 человека (основная группа была сосредоточена в Филиале № 1 НИИ-88), остальные распределены по подразделениям специального конструкторского бюро. О направлениях работы этих отделов можно судить по фамилиям руководителей. Многие из них стали потом знаменитыми конструкторами. Например, С. П. Королев. Отдел 3 СКБ НИИ-88, С. П. Королев, 1 человек; Отдел 4 СКБ НИИ-88, Е. В. Синильников, 3 человека;

Отдел 5 СКБ НИИ-88, С. Е. Рашков, 3 человека; Отдел 6 СКБ НИИ-88, П. И. Костин, 3 человека; Отдел 8 СКБ НИИ-88, Н. Л. Уманский, 30 человек; Отдел 16 СКБ НИИ-88, Б. Е. Черток, 19 человек[631]'

Вскоре после приезда немцев МВД направило в свои областные управления директиву:

«Придавая большое значение вопросу наблюдения за прибывшими специалистами и их бытовому устройству, Вам необходимо:

1. Связаться с директорами заводов, на которых работают немецкие специалисты, и ознакомиться с организацией их производственной деятельности, бытовым обслуживанием и т. п.

2. Ознакомить директоров предприятий, где будут работать немецкие специалисты, с прилагаемой инструкцией и оказать им необходимую помощь в деле организации порядка проживания немецких специалистов в СССР…».

По инструкции МВД прибывающие специалисты и члены их семей должны были считаться подданными Германии, проживающими в СССР по «виду на жительство» для иностранцев с отметкой «до особого распоряжения». Однако, в отличие от обычных иностранцев, им запрещалось покидать территорию своих поселков. Для контроля за режимом на предприятиях организовывали специальные комендатуры и на въездах в поселки — контрольно-пропускные пункты[632].

А для тех, кого по тем или иным причинам, не смогли вывезти вместе с основной массой специалистов, но было необходимо это сделать, разрабатывали специальные операции.

Вот, например, текст справки МВД СССР о мероприятиях по вывозу немецких специалистов из советской и союзнической оккупационных зон Германии 3 декабря 1947 года:

«Постановлением Совета Министров СССР от 6ноября 1947 года Министерству внутренних дел СССР поручено вывезти немецких специалистов, работающих в советской зоне Германии по строительству подводной лодки (бюро Антипова) для дальнейшей работы в СССР.

Для проведения подготовительных мероприятий по вывозу немецких специалистов МВД СССР направило в Германию группу оперативных работников.

В ходе подготовки к вывозу было установлено, что из 17 немецких специалистов, намеченных Министерством судостроительной промышленности к вывозу, 13 наиболее ценных специалистов проживают в английской, американской и французских зонах г. Берлин.

Министерство судостроительной промышленности СССР (т. Горегляд), внося предложение в Совет Министров СССР о вывозе немецких специалистов для работы в СССР, не проверило, где они проживают и не доложило об этом правительству.

В связи с этим МВД СССР поставило в известность т. Горегляда, что принудительный вывоз немецких специалистов из зон союзников вызовет в немецкой реакционной прессе антисоветскую кампанию или же союзники могут заявить по этому поводу протест, а поэтому необходимо этот вопрос доложить правительству и получить соответствующие указания.

Министерство судостроительной промышленности СССР направило письмо т. Вознесенскому, в котором настаивало на вывозе немецких специалистов, проживающих не в нашей зоне в г. Берлин.

Указаний в связи с поставленными нами вопросами Министерство внутренних дел до сих пор не получало.

МВД СССР докладывает, что если будет Ваше указание, то можно немецких специалистов вывезти без семей из г. Бланкенбург (советская зона оккупации Германии), где они работают, не трогая их семей. Вывезенные немецкие специалисты в дальнейшем сами могут вызвать семьи к себе для жительства в СССР.

Просим Вашего решения.

С. Круглов, И. Серов[633]».

К сожалению, остался неизвестен результат операции. Да это и не особо важно. В дальнейшем иностранные специалисты крайне редко перебирались добровольно за «железный занавес», а тащить их силой не позволяла политическая ситуация.