Рабочие будни

Жуков в Ставку Эйзенхауэра прилетел со своей группой как и договорились, 10 июня.

Встречали Жукова «большим почетным караулом, который произвел хорошее впечатление своей внешней выправкой».

Нетрудно представить, как тщательно готовили и муштровали этот караул. Эйзенхауэр отлично знал, какой заядлый строевик маршал Жуков, и ему, конечно же, хотелось блеснуть строевой лихостью своих воинов.

Свое пребывание в гостях у Эйзенхауэра маршал описал в одном абзаце:

«Состоялась церемония награждения советскими орденами Эйзенхауэра и Монтгомери, американских и английских генералов и офицеров. После вручения орденов был проведен воздушный парад американской и английской авиации, в котором участвовало несколько сот самолетов. Затем все мы были приглашены на завтрак».

И все, больше ни слова. Что это обычная жуковская сдержанность? Пожалуй так, маршал в своей книге во всем краток, пишет только о деле, никаких сантиментов и копания в душе. А жаль, все это для истории тоже было бы очень интересно.

Посмотрим, что пишет по поводу этой встречи Эйзенхауэр:

«Завтрак прошел с большим успехом. Выдался прекрасный летний день, и сначала мы повели гостей на большой открытый балкон, где нас угощали вином и закуской перед завтраком, и в это время, как было запланировано, провели воздушный парад с участием большого числа самолетов нашей авиации, полагая, что маршал Жуков воспримет это как проявление глубокого уважения к нему. С ближайших аэродромов мы подняли сотни истребителей, за которыми строем пронеслись бомбардировщики всех типов, какие только у нас имелись. В ясную, солнечную погоду получилось внушительное зрелище, и казалось, оно произвело на Жукова большое впечатление.

В соответствии с русским обычаем, насколько мы его знали, во время завтрака провозглашались тосты. Маршал Жуков был мастером провозглашения тостов, или, по крайней мере, таким он нам тогда показался, и его высказывания через переводчика делали честь союзникам и рождали надежду на успех нашего сотрудничества в будущем. Все по очереди провозглашали свои тосты — англичане, американцы, русские и французы. Мы, должно быть, не меньше десяти раз вставали при провозглашении тостов.

Награды, врученные мне и Монтгомери, относились к числу тех немногих, какие я видел и какие имеют больше истинную, чем символическую ценность. Орден представляет собой пятиконечную звезду, инкрустированную примерно 80–90 бриллиантами вокруг рубинов, а в центре звезды находится покрытое эмалью изображение Кремля».

Поведение Монтгомери на этих торжествах было отражением прохладного (если не сказать больше) отношения английской стороны (а точнее, лично Черчилля) к Советскому Союзу. Монтгомери при всех встречах был или очень сдержан или очень напорист в отстаивании английских интересов. Его не раз сдерживал Эйзенхауэр: «Монти, не спорь! Маршал Жуков прав!»

На банкете Эйзенхауэра в честь Жукова фельдмаршал не досидел до конца и провожать советскую делегацию на аэродром не приехал. А при вручении наград, наверное, чтобы избежать встречи в своем штабе, на которой полагалось говорить приятные и уважительные слова, Монтгомери очень ловко уклонился от всего этого, да и от хлопот и расходов, неизбежных при таком визите. На вопрос Жукова — где и когда желательно вручить ему награду, очень вроде бы тактично ответил:

— Поскольку в течение всей компании в Европе я находился под командованием генерала Эйзенхауэра, то хотел бы получить эту награду в его штабе.

Но не ответить на награду советской стороны соответствующим актом было бы в высшей степени бестактно и, хорошо воспитанные в этом отношении англичане, совершили такой ответный жест — английское правительство наградило Жукова, Рокоссовского, Соколовского и Малинина военными орденами.

Вскоре Монтгомери прибыл к Жукову с визитом.

Стараясь во всем быть независимым, он даже процедуру вручения наград предложил провести по—своему:

— Советские войска произвели свой завершающий удар в районе Бранденбургских ворот, где они водрузили над рейхстагом Красное знамя. Я полагаю, что именно в этом месте и следует вручить вам ордена Великобритании.

Так и было осуществлено. В районе Бранденбургских ворот награжденных встретил почетный караул английской гвардии. И около рейхстага были вручены Жукову орден «Бани» 1 степени и Большой рыцарский крест, Рокоссовскому — «Бани» 2 степени, Соколовскому и Малинину — ордена «За заслуги».

Не отступая от традиции, фельдмаршал устроил прием в честь награжденных. Если празднеству у Эйзенхауэра Жуков уделил в своих воспоминаниях один абзац, то описанию приема у фельдмаршала в книге Георгий Константиновича не отпущено ни одной фразы. Прохладные отношения двух маршалов, как видим, были обоюдными.

Вы, наверное, обратили внимание на то, что все поездки и визиты Жукова обычно кратковременные. Нигде ни разу не остался с ночевой. Уже на что дружелюбен и гостеприимен Эйзенхауэр, да и самому Жукову общение с ним приятно; ан нет, на ночь не остался, скорей назад в свою штаб—квартиру.

Объясняется такая поспешность просто: дома ждали неотложные и очень важные дела. Предлагаю вам познакомиться лишь с некоторыми заботами маршала только в те майские дни, о которых вы вроде бы уже все знаете.

Непрерывно продолжались работы по расчистке улиц и приведению в порядок коммунальных служб. Население Берлина с каждым днем увеличивалось, жители города, бежавшие в сельские районы от боевых действий и из страха, что русские будут чинить расправу, постепенно возвращались к своему жилью. В первой декаде мая их уже было 4 миллиона 200 тысяч. Главная забота в эти дни — как их накормить? Хоть и недавние враги, но теперь несчастные, испуганные люди. И вот опять небывалая в истории гуманность, извечная русская жалостливость к пострадавшим. Потянулись эшелоны с российским хлебушком в Германию. Своих голодных ртов не перечесть, и все же не отказали, помогли бедствующим немцам.

4.200.000 продовольственных карточек было отпечатано и роздано только в Берлине. По ним выдавались в сутки на человека 600 граммов хлеба, 80 г крупы и макаронных изделий, 100 г мяса, 30 г жиров, 20 г сахара, натуральный кофе. Не ошибусь, если скажу, что больше половины жителей нашей страны такого пайка не получали. Для тех, кто засомневается в этом, напомню: в сельской местности, в деревнях (а это почти половина населения) люди жили на «подножном корму», им такие пайки были бы, как праздник.

Перед тем, когда Жуков встречался с высокими гостями, полным ходом шла подготовка к открытию коммерческой торговли. И с 10 июня приняли покупателей первые магазины. На Берлинер—алле открылся ресторан на 500 мест, и на Самаритер—штрассе на 120 мест. Гуляйте берлинцы! Единственное преимущество победителям — вход в магазины для советских офицеров без очереди. А вот погулять и выпить в ресторане здесь у некоторых победителей, как говорится, «по усам текло, а в рот не попало» — в приказе Жукова был такой пункт:

«Запретить посещение ресторанов и магазинов рядовому, сержантскому составу и старшинам.

Коменданту города Берлина генерал—полковнику тов. Берзарину для охраны товаро—материальных ценностей магазинов и ресторанов установить необходимые круглосуточные посты, а также в районе магазинов и ресторанов во время их работы иметь постоянный офицерский патруль для поддержания надлежащего порядка».

Вот так — победа — славно, радость великая — прекрасно, но «надлежащий порядок» маршал поддерживал твердой рукой!

6 июня, как раз накануне прилета Гопкинса, к которому Сталин просил Жукова проявить особенное внимание, на маршала свалились вот такие заботы. Генерал Чуйков доложил: с уходом управления 1–го Украинского фронта некому будет обеспечивать 364000 репатриированных граждан Советского Союза, ожидающих отправки на родину. Как быть с 500.000 человек (население Дрездена), продовольственным снабжением которых занималось раньше командование 1 Украинского фронта? Ну и еще 25.000 раненых в госпиталях и немецких лазаретах, а количество репатриированных с каждым днем увеличивается. Как быть маршалу? Тут команды или распоряжения недостаточно, необходимы реальные продукты и медикаменты. А где все это взять, кругом развалины и пустые поля, которые только предстоит засеять. И медлить с решением таких проблем нельзя, люди имеют неисправимую привычку есть хотя бы один раз в день. А людей этих, как видим, миллионы. И взять им продукты негде. Думай, товарищ маршал, думай, на то ты и главноначальствующий.

Накануне первой встречи Жукова с Эйзенхауэром, из числа многих происшествий, неизбежных при таком многомиллионном скоплении людей, расскажу об одном, связанном с американцами. Происшествие это к прилету Эйзенхауэра достигло кульминации, но, как мы с вами уже знаем, Жуков не упомянул об этом случае ни единым словом, оберегая добрые отношения с союзником, и считая, что своими силами разберется и справится с ЧП.

А события развивались так.

В советской зоне оккупации в поселке Волкенштейн (уезд Мариенбург) находился совершенно секретный завод немцев, на котором производились детали для самолетов—снарядов и фаустпатронов. Хозяин этого завода, он же конструктор многих деталей, сбежал и находился в американской зоне. 1 июня в 16.00 без пропуска от советского командования приехали на завод четыре офицера американской армии на грузовой машине. Они забрали у администрации завода ключи от сейфов с документами и начали погрузку на машину деталей, изготовляемых на заводе.

Немцы позвонили коменданту Мариенбурга, подполковнику Катышеву. Он немедленно прибыл на завод. Понимая ценность того, что хотят увезти союзники, фронтовик с ними любезничать не стал, а приказал американцам разгрузить машину и немедленно покинуть территорию, занимаемую Красной Армией. 2–го июня в 21.00 в Мариенбург прибыл полковник американской армии Штаргервальд Иосиф Францевич и попросил разрешение получить с завода несколько деталей. О просьбе полковника было доложено «наверх» и, естественно, Жуков отказал и полковник уехал ни с чем. Но американцам очень нужны были чертежи и детали фаустпатронов. 3 июня тот же полковник Штаргервальд прибыл к подполковнику Катышеву и стал его уверять, что получил разрешение от Репина, который был начальником Катышева, взять на заводе то, что он просил вчера. Катышев убедился, что у гостя нет письменного разрешения и отправил его, как и накануне, с пустыми руками. Американцам надоели эти вежливые игры. И в дальнейшем они стали действовать, как в детективном фильме. 4 июня в 8 часов утра, когда многие еще спали, во двор завода въехали две грузовых машины с 12 американскими военнослужащими. Они перерезали телефонные провода, связывающие завод с Мариенбургом, и двинулись в заводской корпус. Но не тут—то было! Военный комендант Катышев предвидел, что соседи не остановятся на нескольких неудачных попытках захватить чертежи и детали, он усилил охрану завода. Оценив обстановку, «союзники» не решились вступить в бой с охраной — там были ребята фронтовой закалки. Детективный сюжет не получил продолжения с перестрелкой, трупами, захватом ценностей или пленников, в зависимости от того, чья сторона взяла бы верх. Американцы предпочли удалиться так же «по—тихому», как и приехали. Кстати, кроме чертежей в сейфе завода было еще 60 килограммов золота и платины, которые применялись для производства деталей.

В городе Альтенберге военный комендант майор Кальницкий бил тревогу, просил помощи в ликвидации беды, не терпящей отлагательства. По решению чехословацкого правительства немцы (тс, кто в свое время способствовали приходу гитлеровцев на чешскую землю) теперь выселялись в принудительном порядке на территорию Германии. В Альтенберг ежедневно прибывали 3–4 тысячи таких выдворяемых. Причем, все они без вещей и продуктов, им давали «на сборы 15 минут и 5 марок на дорогу». (У чехов, наверное, были наши советники, которые занимались переселением крымских татар, чечен и других народностей). Далее комендант докладывал: «Немцы, будучи совершенно разорены, не имея абсолютно никакой перспективы на будущее, кончают жизнь самоубийством, убивая также и своих детей». В подтверждение того, что это не пустой разговор, комендант приводит только один факт: «8–го июня в районе города Альтенберга покончили жизнь самоубийством (путем вскрытия вен на руках) 71 человек. Необходимо отметить, что большинство переселяемых — это женщины, дети и старики».

Думал маршал, крепко думал! Улыбался Гопкинсу, а на душе наверное кошки скребли, — сколько там в Альтенберге еще вен вскрыто?

И еще, и еще дела и проблемы посложнее наваливаются. Хотя и эти, как говорится, на грани фола, катастрофические ребусы, благодаря немедленному вмешательству Жукова, разрешались и развязывались. Но проблемы не убывали и даже усложнялись. От решения некоторых зависела не только сегодняшняя жизнь, но и будущее немецкого народа. Вот, например, обратился к маршалу господин Гермес — лидер вновь организуемой партии Христианско—демократический союз Германии. Он просит разрешение на создание этой партии, хочет издавать свою ежедневную газету «Новое время» и еженедельную «Восстановление».

Опять надо думать Жукову над непривычной для него политической головоломкой — какие там христиане объединяются, какое «Новое время» собирается отсчитывать газета, что намерены «восстанавливать» с помощью еженедельника христиане—демократы? Тут уж маршал не полагается на свои знания и интуицию, докладывает шифровкой Сталину и просит его разобраться, принять решение и дать ему указания.

Начались регулярные заседания раз в неделю Контрольного Совета, и опять кроме деловых вопросов бытовые заботы для Жукова. Он не без иронии пишет в своей книги:

«В процессе работы Контрольного совета питание участников заседаний союзники осуществляли по очереди: один месяц кормили американцы, другой — англичане, затем — французы, потом — мы. Когда наступала наша очередь, количество участников заседаний увеличивалось вдвое. Это объяснялось широким русским гостеприимством, хорошо зарекомендовавшей себя русской кухней и, разумеется, знаменитой русской икрой и водкой».

Наряду с очень важными повседневными делами, Жуков думал о необходимости обобщить опыт войны. И не только для истории. Эпоха войн продолжается. Подрастает новое поколение офицеров, надо им передать то, что было познано в ходе боев такими титаническими усилиями. Причем хотелось продумать, оценить, предостеречь от многих ошибок, ну и, конечно же, передать драгоценнейшее искусство достижения победы.

Жуков решил провести для начала военно—научную конференцию. Он продумал ее содержание, дал указание штабу о разработке необходимых материалов и написал свой личный доклад, очень содержательный в смысле обобщения опыта всей войны.

Говоря о конференции, я несколько опережаю события, которые предстоит описать, но фактически ее готовили в те же дни.

Конференция была проведена с 27 ноября по 1 декабря 1945 года в городе Бабельсберге.

Кроме работников штаба группы советских войск в Германии командования армий, корпусов и некоторых командиров дивизий, были приглашены представители Генерального штаба и военных академий. Всего более 300 генералов и старших офицеров.

Для изучения выбрана Варшавско—Лодзинско—Познанская операция, как наиболее яркая в смысле военного искусства, перед последним завершающим ударом на Берлин.

С докладами выступили крупнейшие знатоки своего дела, каждый о применении своего рода войск: генерал—полковник (будущий маршал артиллерии) В. И. Казаков; маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров; генерал—полковник (позднее маршал авиации) С. И. Руденко; начальники инженерных войск, связи, тыла, политического управления.

В прениях высказали свое мнение 24 человека. Тут была и критика и, как выяснилось позднее, зародыш одной из горячих многолетних дискуссий о том, что Берлин можно было взять сходу и завершить войну раньше на несколько месяцев. Причем, с течением времени кое—что подзабылось и маршал Чуйков объявлял себя зачинателем спора. В действительности, как видно из стенограммы, этот вопрос поднял на конференции 1945 года не Чуйков, а представитель Генерального штаба генерал С. М. Енюков. Но об этом у нас будет подробный разговор при описании жизни Жукова в шестидесятых годах.

Заключительный доклад Жукова, на мой взгляд, представляет нечто похожее на суворовскую «науку побеждать».

По энергичной, чисто жуковской, манере изложения видно, что текст этого доклада готовил сам Георгий Константинович. К сожалению, нет возможности даже цитировать этот доклад, в нем все важно. Но для подтверждения моего мнения, что его писал сам Жуков, приведу лишь одну фразу из раздела, где маршал говорит о том, что влияет на успех боя, сражения и операции:

«Я останавливаюсь на этих вопросах потому, что на протяжении всей войны я лично руководствовался ими при подготовке всех операций».

Этот доклад все годы опалы маршала пролежал в архивах и был впервые опубликован только после смерти Жукова в специальном выпуске журнала «Военная мысль» в 1985 году к 40–летию Победы.

Оглавление