|
||||
|
|
Встреча с Эйзенхауэром5 июня 1945 года после долгих предварительных переговоров было назначено первое заседание Контрольного Совета в Берлине. На этом заседании уполномоченные своими правительствами Жуков, Эйзенхауэр, Монтгомери, Делатр де Тасиньи должны были подписать Декларацию о поражении Германии и взятии на себя верховной власти правительствами четырех союзных держав. Кроме ответственности и высокого доверия в этой миссии на Жукова легли еще и заботы по встрече, размещению, обеспечению безопасности и другие хлопоты, связанные с проведением очень представительной конференции. И действительно, эти четыре военачальника в те дни были самые выдающиеся и знаменитые личности в Европе. В 12.00 на Темпельхофском аэродроме приземлился самолет главы американской делегации. Его встречали с почетным караулом генерал армии Соколовский и комендант Берлина генерал—полковник Берзарин. Разумеется, было непонятно, почему не встречал Жуков, как полагается, равный — равного (скажу позднее о веской причине). Генерал Эйзенхауэр, я думаю, специально внес некоторую экстравагантность в момент своего прибытия. Американцы вообще большие любители выкинуть нечто необычайное, особенно запоминающееся. В нарушение принятого во всем мире ритуала встречи почетных гостей, Эйзенхауэр не спустился по лестнице и не пошел по ковровой дорожке к почетному караулу. У самолета опустился кусок борта, превратившись в трап, и из темного чрева выехал новенький, сверкающий на солнце «виллис». В нем сидели двое. За рулем очаровательная, типичная американская красавица в форме лейтенанта, улыбающаяся белоснежными зубками. Рядом с ней в пилотке (и как контраст красавице) морщинистый, но тоже сияющий улыбкой Айк (да, именно Айк, как его звали сослуживцы и вся Америка). Сама простота, сама непосредственность, ни тени заносчивости, язык не поворачивается, не смотря на торжественность момента, называть его полным именем генерал—армии Дэвид Дуайт Эйзенхауэр. Да его так никто и не звал с детства. Отца его тоже звали Дэвид. На это имя откликались оба. К тому же, мать не любила модную манеру сокращать имена в Боб, Эд, Тед, Кэт. Она не стала звать сына Дэви и привилось ему второе имя Дуайт. Родительница была довольна, вроде бы и не сокращается оно. А вот мальчишки в школе сразу дали ему кличку — по аналогии с гадким утенком — Гадкий Айк, потому что у него были светлые волосы и красное лицо. Не стану напоминать читателям всю его биографию и головокружительную карьеру. С 1915 года, за 25 лет он дослужился до подполковника и в феврале 1940 года, когда уже полыхала мировая, еще занимался подготовкой резервистов, будучи работником штаба 15 пехотного полка в Калифорнии. Айк был типичный провинциальный парень из пыльного ковбойского городка Абелина. Отец его работал механиком на маслобойне. Айк обожал (до конца дней своих) фильмы—вестерны. Романтичная история ковбойских приключений витала в воздухе его детства. Еще недавно в Абелине было больше бандитов и проходимцев, чем в других городах Америки. Ковбои и гуртовщики приезжали сюда развлечься, пьянство, поножовщина, перестрелки были повседневной жизнью этого городишки всего с пятью тысячами коренных жителей. Очень колоритной была фигура Дикого Билла, недавнего шерифа Абелина, который пристрелил более 50 преступников, попадал из кольта в подброшенную монету. Правда, и самого Билла уложили выстрелом в затылок во время игры в карты. И вот к концу войны в Абелине боготворили самого Айка, который стал Верховным главнокомандующим армий трех держав — США, Англии и Франции. Портреты легендарного земляка были теперь в каждом доме. Но дружок юности, со свойственной американцам склонностью к подначке, писал по этому повод Айку: «Это самые худшие из твоих портретов. Рот у тебя на них, как у Джона Брауна, а другие черты лица вообще ни на что не похожи». В ответе Эйзенхауэр писал: «Если абилинцы попытаются превозносить меня и величать по титулам, а не называть по имени, я, когда приеду домой, буду чувствовать себя чужаком. Самое худшее в военных чинах заключается в том, что они ведут к изоляции, а это мешает товариществу». Прошу читателей запомнить последнюю фразу, она поможет вам постоянно представлять манеру поведения, жесты и речь Эйзенхауэра при общении с Жуковым. Итак, выкатился из самолета на «виллисе» прославленный военачальник, генерал армии Эйзенхауэр и в сопровождении почетного эскорта помчался в отведенную ему резиденцию. Он жаждал скорой встречи с Жуковым, увидеть которого давно хотел, заочно был готов с ним подружиться, выпить и поболтать по—приятельски. Но не тут—то было! Наша извечная зарегулированность и хроническая бюрократия едва не испортили при первой же встрече отношения с Жуковым. Наверное, самым достоверным на этот счет мнением будет выдержка из мемуаров Эйзенхауэра:
Эйзенхауэр, в приведенной выше цитате, пишет, что именно при первой встрече, на завтраке, он вручил Жукову высокую награду. А теперь приведу цитату из книги Георгия Константиновича по поводу его первой встречи с Эйзенхауэром:
Обращаю внимание читателей, — Эйзенхауэр «улетел», так как это имеет значение для дальнейшего описания событий. Даю продолжение цитаты из книги Жукова:
Из приведенных цитат получается, — Эйзенхауэр дважды прилетал и дважды вручал одну и ту же медаль — орден «Легион почета». Первый раз, когда он выкатился из самолета на «виллисе» и, как он пишет, «воспользовался предоставившейся мне возможностью заехать в штаб к маршалу Жукову, чтобы вручить ему высшую воинскую награду — медаль «Легион почета». И затем, как сказано в книге Жукова, «Эйзенхауэр прилетел в конце мая и улетел в свою ставку во Франкфурте—на—Майне, а 5 июня прибыл в Берлин и перед заседанием приехал в штаб и вручил высший военный орден». Отнесем эту путаницу на счет редакторов рукописи Жукова. Не было двух прилетов, не было возвращения Эйзенхауэра во Франкфурт—на—Майне после первой встречи в штабе Жукова. На этот счет не оставляет никаких сомнений подлинное донесение Сталину, написанное самим Жуковым. Вот выдержки из него:
Вспомните, как Эйзенхауэр долго ждал, нервничал и едва не улетел в свою ставку. А задержка начала конференции по подписанию давно уж согласованной и отредактированной Декларации произошла потому, что Жуков, получив от Эйзенхауэра высший орден, ожидал решения Президиума Верховного Совета (которое после разговора со Сталиным по телефону, срочно, в течение нескольких часов было оформлено) о награждении Эйзенхауэра и Монтгомери орденами Победа. Маршал Жуков понимал, что этот ответный жест должен произойти сегодня же, безотлагательно. Вот он и ждал. Далее в донесении Сталину говорится:
В своих мемуарах Эйзенхауэр вспоминает: после завершения официальной части конференции, «…маршал Жуков подготовил тщательно продуманный банкет для своих гостей, но я не был готов провести всю ночь в Берлине… Поэтому я сказал Жукову, что мне придется этим же вечером возвращаться во Франкфурт, и довольно рано, чтобы произвести посадку до наступления темноты. Он попросил меня согласиться на компромисс и зайти в банкетный зал на пару тостов и прослушать две песни в исполнении ансамбля Красной Армии. Он обещал мне быстрый проезд через город к аэродрому, сказав, что сам поедет со мной на аэродром и проследит, чтобы не было никаких задержек… …банкетный стол был заставлен русскими деликатесами». Далее, для оживления довольно сухих цитат из документов и мемуаров, я приведу небольшую сценку из воспоминаний поэта Долматовского, который присутствовал в том банкетном зале.
Подводя итог первой встречи двух прославленных полководцев, отметим главное — они понравились друг другу и подружились. Это помогало им свершить немало полезных дел в поддержке (еще некоторое время) добрых отношений между нашими странами. Позднее пошло охлаждение, обострение — от них не зависящее. И еще, опираясь на документы и воспоминания участников этой встречи с обеих сторон, уточним — происходили эти события в один день — 5 июня, с 12.00 до 19.00. |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
