• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Слух о приезде Жукова в Одессу быстро разнесли сами одесситы. Не было публикаций в газетах, ничего не сообщило радио, а знакомые и незнакомые при встрече спрашивали друг друга с радостно сияющими глазами:

— Слыхали — к нам едет Жуков?!

И не просто узнали об этом, а точный день и приблизительно час приезда стал известен.

Одесситы народ веселый, любят погулять, попраздновать. Ну, а приезд прославленного маршала разве не праздник? Задолго до предполагаемого часа прибытия поезда жители города, взрослые и дети стекались к центральным улицам. Они были по—праздничному одеты и по праздничному возбуждены. У всех букеты цветов. Был июнь — благодатный, цветочный, летний месяц. Каждый мечтал, если не вручить, то хотя бы бросить цветы в машину Жукову.

Где он поедет? Ну, конечно же, по Пушкинской, которая начинается от привокзальной площади, а потом повернет на Дерибасовскую. Все великие люди проезжали этим маршрутом. Не проехать по Дерибасовской — это оскорбить Одессу. На тротуарах этих улиц встречающие не помещались, они выплеснулись на обочины, а проезжая часть уже вся была усыпана цветами — будто сплошной ковровой дорожкой покрыты улицы, по которым поедет любимый маршал.

Люди не знали истинной причины приезда Жукова в Одессу. Все, что знает читатель из предыдущей главы, вершилось в тайне.

А секреты хранить тогда приучили: чуть пикнешь про то, что «не положено» и загремел туда, «где Макар телят не пас».

В обкоме партии самые крупные чины, конечно же, знали. Первый секретарь обкома Алексей Илларионович Кириченко присутствовал на Пленуме ЦК, все слышал, включая и твердый строевой шаг Жукова. Узнав позднее о новом назначении маршала, предвидел для себя многие неприятности. И не ошибся. Вот, пожалуйста, с дня приезда начинается канитель. Там наверху могут неправильно понять, подумают, что это он, Кириченко, или обком организовал такую торжественную встречу.

Чтобы такое не случилось, позвонил в Москву, не Сталину, за все свое секретарство в обкоме ни разу не доводилось поговорить «с самим» ни по телефону, ни лично. Позвонил куратору, попросил проинформировать в случае, если возникнут вопросы. В Москве тут же отреагировали на сигнал Одесского обкома и сообщили (нет, опять же, не Сталину), а «куда надо». А у тех прямая связь с эшелоном, в котором следует Жуков, не могли же они его отпустить без своих глаз и ушей. Тем более, после случившегося. Не только в поезде, но и на новом месте жительства все было «подготовлено». Получив команду из Москвы (с Лубянки), начальник охраны, как ему и положено, доложил маршалу, что в Одессе готовятся какие—то мероприятия, не санкционированные сверху, и маршалу не рекомендуется появляться принародно.

— Как же быть? — спросил Жуков. — Мы не можем проехать мимо, дальше море.

— А мы не доедем. Да, вы не беспокойтесь, все сделаем в лучшем виде.

Вроде бы получив согласие маршала и не продолжая разговор, охранник откозырял и удалился.

Поезд остановили на разъезде, не доезжая до Одессы, выгрузили с платформ две личные машины маршала, он их привез из Германии. Один болотного цвета «мерседес—бенц», говорили будто бы раньше принадлежал Геббельсу и поэтому был бронированный.

Вот на этих машинах въехали в город совсем не с той стороны, где ожидали встречающие. Промчались, не останавливаясь даже при красных светофорах, сразу в штаб округа.

Не теряя ни минуты — за дело! Попросил зайти начальника штаба округа генерал—лейтенанта Ивашечкина. Когда тот пришел, подал руку:

— Здравствуйте. Будем вместе работать. Соберите членов Военного совета, начальников родов войск и служб, начальников управлений и отделов штаба.

Дальше (нам опять повезло) я пов. еду рассказ со слов очевидца, полковника Соцевича, который присутствовал в те минуты в штабе.

— Весть о прибытии Жукова молниеносно разлетелась по штабу. Мы были наслышаны и о крутости и о непредсказуемости в действиях маршала. Но каждому хотелось увидеть и тем более услышать прославленного полководца. Я в числе других, кто похрабрее пошел к кабинету командующего, надеясь войти в него и где—нибудь в уголке примоститься. Я предполагал, охрана, порученцы и адъютанты не знают в лицо тех, кого приказал собрать маршал. Мое предположение оправдалось. И я не был одинок, узнал в числе сидевших в заднем ряду некоторых старших офицеров штаба.

Когда все собрались, маршал вышел из комнаты отдыха, оглядел присутствующих и попросил сесть с ним рядом членов Военного совета. Когда вошел маршал, адъютант закрыл дверь в приемную. И буквально тут же эту дверь кто—то попытался открыть, но адъютант ее придерживал и что—то спрашивал в щелочку.

— Кто там? — строго и громко спросил Жуков.

— Заместитель командующего по строительству, — доложил адъютант.

— Не пускать! — приказал Жуков. — Надо являться вовремя, а не когда вздумается!

С этой минуты все поняли (хотя и раньше знали) без долгих разъяснений — теперь работа пойдет с точностью до секунды.

Маршал заслушал короткие доклады руководящего состава округа и объявил перерыв. Во время перерыва он не ушел в комнату отдыха, а вышел в коридор, где курили офицеры. Он прошелся по коридору и остановился около самой большой группы. Все затихли, а он улыбнулся и спросил:

— Вы, наверное, хотите спросить, почему я, заместитель Верховного Главнокомандующего, прибыл командовать Одесским округом?

Генералы и офицеры негромко пробубнили что—то похожее на «конечно же, хотелось бы узнать». Жуков помолчал, потом улыбнулся и, поскольку разговор шел не официальный, а коридорный, вдруг рассказал нам старую байку:

— Зимой был сильный мороз. Воробей летел, летел и на лету замерз. Упал. А тут шла корова. Задрала хвост и кое—что сделала. Это кое—что упало на воробья. Воробышек согрелся. Ожил. Высунулся и зачирикал. Откуда ни возьмись кошка подбежала, схватила и сожрала воробья. Вот как хотите, так и понимайте. Окружающие оторопели, не знали, как себя вести, смеяться вроде бы неудобно. А Жуков вполне серьезно подвел итог:

— Видимо, не надо было чирикать…

* * *

Маршал поселился в военном санатории «Волна» на высоком берегу моря (кстати, это был санаторий ГРУ, в котором мне доводилось бывать позже). Старожилы помнили и показывали комнаты, которые занимал Жуков. Режим он установил строгий и четкий. Вставал рано. После умывания выходил на крыльцо, где ожидал коновод с оседланной лошадью. Прогулка на коне длилась около получаса. Затем маршал спускался к морю и купался. Он был отличный пловец. Однажды подшутил над охранником. Они от него не отставали ни на суше ни в море. И вот Жуков поплыл все дальше и дальше от берега. Охранник не отставал. А потом стал выбиваться из сил, взмолился:

— Товарищ маршал, у меня сил назад доплыть не хватит.

— А я тебя сюда не тащил.

С берега увидели в бинокль, что—то там неладно. Послали катер. Охранника привезли на катере, а Жуков от помощи отказался. Вернулся «своим ходом».

В 9 часов приезжал в штаб. Заслушивал доклад дежурного о случившемся за ночь на территории округа. Коротко отдавал необходимые распоряжения. К этому моменту приходил начальник штаба с неотложными делами, бумагами на подпись. Генерала Ивашечкина маршал уважал, обращался с ним очень деликатно. Покончив с бумажными делами, Жуков уезжал в какую—нибудь часть. Он вообще больше времени проводил в войсках. За короткое время объехал все гарнизоны округа. Много ходит рассказов о жестокости Жукова, о том, как он беспощадно расправлялся с командирами. Но, рассказывая об этом, обычно забывают объяснить причину маршальского гнева. А он снимал или наказывал за нерадивость, за леность, не говоря уже о выпивохах. В одном из полков Жуков начал осмотр с задних хозяйственных ворот. Ну, здесь некоторые недостатки простить можно. Но, осматривая казарму, столовую, спортгородки, Жуков убедился — нет в полку настоящего хозяина — все запущено, замусорено, грязно в умывальниках и туалетах, постельное и солдатское белье серое. Для наведения порядка не нужны ни деньги, ни стройматериалы. Здесь просто нераспорядительность. Можно ли оставлять такого нетребовательного командира? И Жуков, «подогретый» всем увиденным, перед отъездом подошел к проходной, до которой сопровождал его командир полка, строго глянул на виновника всех этих беспорядков и приказал дежурному с красной повязкой на рукаве:

— Выведите этого чудака за ворота и в полк больше не пускайте!

Что было то было, как говорится, слова из песни не выбросишь. Затем последовал из штаба письменный приказ. Но к командирам, у которых много трудностей и недостатков, от них не зависящих, командующий относился хорошо, старался им помочь.

Вот рассказ командира 105–го гвардейского артиллерийского полка Репина Петра Дмитриевича, полк которого в апреле 1947 года прибыл из Прикарпатья в состав Одесского округа, и, естественно, после переезда еще не успел навести должный порядок на новом месте:

«Я был вызван к командующему войсками Одесского военного округа маршалу Г. К. Жукову. В 11 часов утра 7 апреля 1947 года я прибыл в просторный кабинет на ул. Островидова. Жуков принял меня доброжелательно, поднялся из—за стола и вышел мне навстречу. Я представился, он пожал мне руку и предложил сесть в кресло. Я ответил: «Нет, я постою», тогда Георгий Константинович сказал: «Когда старшие предлагают — садитесь». Я сел. Жуков задавал мне вопросы, а я каждый раз после его вопроса вставал, а он снова предлагал мне сидеть. Наша беседа была о том, как полк разместился. Не обижают ли меня в дивизии? Интересовался Жуков подготовкой офицерского состава, их жилищными условиями. Наша беседа продолжалась минут 40–50.

30 апреля 1947 г. утром на площади «Октябрьской революции города Одессы» маршал Жуков проверял готовность частей гарнизона к первомайскому параду, отмечая недостатки и высказывал замечания.

Обращаясь ко мне, Жуков посоветовал иметь запасной тягач, чтобы взять на буксир, если во время прохождения заглохнет по неисправности автотягач, буксирующий пушку. Жуков даже дирижеру сводного духового оркестра сделал замечание и потребовал подготовить и на параде играть егерский марш.

4 мая 1947 года Г. К. Жуков прибыл в Чабанку, в 32 километрах северо—восточнее города Одессы на берегу моря, вблизи бывшей дачи героя гражданской войны Г. И. Котовского, там мой полк приступил к оборудованию лагеря. Я представился и доложил Жукову.

Георгий Константинович потребовал от меня, чтобы до 20 мая закончил оборудования места для лагеря — вокруг палаток посадить кусты жасмина, а по линейкам — акации. Построить здания для штаба и столовую на 900 мест. Присутствующий здесь начальник квартирно—эксплуатационного управления округа вручил мне техническую документацию. На мой вопрос, как быть в полку по штату нет инженера—строителя, Жуков ответил: «У тебя есть солдаты и офицеры, круглая гербовая печать и текущий счет в госбанке, ты командир полка, действуй. В Зелентресте закупите саженцы, а в карьере добудете камень—ракушечник, а я 20 мая проверю…» Попрощался и уехал. Это был приказ, для выполнения которого у меня было всего лишь шесть суток, так как с 10 по 19 мая я должен быть на учебных сборах, проводимых Жуковым в коминтерновских лагерях в Молдавии.

За сутки я спланировал работы — создал строительные бригады, которым поставил конкретные задачи. Договорился с директором завода им. Октябрьской революции — выделил группу солдат для работы на заводе, а директор взаимно оказал полку помощь в выделении строительных материалов и инженера—строителя, который возглавлял работу в лагере Чабанка. Оставил за себя заместителя гвардии подполковника Героя Советского Союза Михаила Федоровича Иванова.

С 10 по 19 мая 1947 года я находился на учебных сборах командиров полков, дивизий и корпусов, которые проводил Жуков. На продолжении всего периода сборов он лично проводил занятия с 14 до 16 часов ежедневно. Больше всего он ценил командиров полков. Он говорил — командир полка — главная фигура в армии.

20 мая 1947 года Жуков прибыл и осмотрел размещение полка в лагере Чабанка, похвалил солдат и офицеров за благоустроенный лагерь, а у меня спросил, что нужно для окончания строительства. Я попросил маршала помочь мне лесоматериалом, кухонным оборудованием и инвентарем и выделить 50 тонн бензина для автотранспорта. Жуков пообещал оказать мне помощь, попрощался и уехал.

Через несколько часов командир дивизии генерал Г. И. Чурмаев передал указание Г. К. Жукова, чтобы я выехал на склад КЭУ в г. Одессе на ул. Хуторскую, с собой привез 100 человек офицеров и сержантов. Когда мы прибыли на склад КЭУ, там был маршал и много автомашин, загруженных разными материалами. Когда я доложил маршалу о моем прибытии, Георгий Константинович распорядился посадить моих офицеров и сержантов в кабины машин и сопровождать их в Чабанку. «К вам в полк выедут работники КЭУ и там оформят выписку всех необходимых материалов. А три финские разборные казармы используйте для штаба, клуба и жилья офицерам. Так командующий войсками Одесского военного округа маршал Г. К. Жуков оказал мне огромную помощь в устройстве лагеря для полка.»

Особенно сильно разгневался Жуков, осмотрев окружной учебный центр. Он находился в песчаной голой местности. Ни воды, ни деревца, ни кустика. Почти круглые сутки ветер. Песок набивается повсюду, в жилых домиках для офицеров без отопления зимой, в казармах, в столовой, в пище песок хрустел на зубах.

— Расстрелял бы подлеца, который выбрал здесь место для учебного центра, — мрачно сказал Жуков, потом поправился. Нет лучше бы его здесь поселить пожизненно, мерзавца.

Но денег уже ухлопано на учебную базу очень много, да и земли другой не выбьешь, пришлось обустраивать эту. И добился своего маршал! Пробурили артезианские колодцы, вода вдохнула жизнь в растения, зазеленели кустарнички, зацвели цветы. Отремонтировали жилой фонд. Теперь сюда части приходили учиться, заниматься боевой подготовкой, а не Страдать и проклинать все на свете, как было совсем недавно.

В одном из гарнизонов встретил Жукова командир полка. Представился, доложил, как положено, чем полк занимается. Жуков смотрит, в стороне у ограды палатка стоит и белье на веревке сушится.

— А это что такое? — спросил командующий.

— Офицер с семьей живет, — ответил командир. — Нет квартир, товарищ командующий. Там дальше еще стоят палатки, для семейных. А одинокие в казармах с солдатами живут.

Заходили желваки у маршала, но на полковнике зло не сорвал, не он виноват. Надо было решать жилищный вопрос фундаментально. Было этому посвящено специальное заседание Военного совета, на котором присутствовал и первый секретарь обкома Кириченко, он по положению тоже был членом Военного совета. Перебрали все возможности решения квартирной проблемы. Но все они упирались в большие расходы (а денег на строительство отпускалось недостаточно, да и на осуществление его требовалось много времени.) Кириченко не проявлял особого желания помочь военным. По сути дела офицеры оставались в прежнем тяжелейшем положении. Но для Жукова безвыходных ситуаций не существовало. Он не побоялся испортить личные отношения с местным партийным начальством, создал комиссию по выявлению излишков жилой площади в городе, в которую включил и представителей горсовета. Эта комиссия за короткое время выявила большое количество пустующих квартир, которые охраняют только замки. Нашлись Старушки, готовые пустить жильцов, лишь бы их кормили и поддерживали лекарствами. Выявив такие излишки жилой площади, командование округа стало просить жителей, чтобы потеснились, помогли военным, без прописки, чтобы не боялись потерять жилплощадь, а на время пускали, пока новые дома строятся. Кто—то понимал, кто—то упирался, приходилось нажимать. Обком делал вид, что поддерживает. А секретарь Кириченко названивал в Москву — сигнализировал, что опальный маршал и на новом месте рвется к власти, попирает советские законы.

Параллельно с развязкой жилищного вопроса Жуков повел борьбу с преступным миром. После войны в Одессе развелось много крупных и мелких воров и жуликов. С наступлением темноты никто не выходил на улицу — стали грабить в собственных квартирах. Карманщиков развелось столько, что они, утратив профессиональное мастерство, нахально выворачивали карманы, и человек, даже ощущая, что его обкрадывают, не смел пикнуть, опасаясь получить удар финкой в бок. Появилась известная в те годы не только в Одессе крупная банда «черная кошка». Может быть, она и не была такой кровожадной на самом деле, сколько о ней ходило жутких историй.

В общем, жители города были запуганы преступным миром. Случалось все больше нападений и на военнослужащих. Сначала Жуков приказал выдать всем офицерам личное оружие. (И конечно в Москву полетел сигнал — маршал вооружает офицеров!). Затем он решил, не останавливаясь на полумерах, повести настоящую, наступательную планомерную борьбу с уголовщиной. На совещании в штабе город был разделен на сектора, их закрепили за командирами частей. Все парки, скверы, вокзалы, рестораны, окраины также получили конкретных опекунов. Всюду, кроме патрулирования, осуществлялись одновременные засады, налеты, проверки в подозрительных квартирах, на чердаках и в подвалах. Всех подозрительных задерживали, везли в комендатуру, а утром передавали милиции и в следственные органы. Бывали сутки, в течение которых вылавливали несколько сот человек без определенных занятий. Такая операция длилась около двух месяцев. Порядок в городе был восстановлен. Жители были благодарны Жукову, а Кириченко умолял, чтобы убрали из города новоявленного диктатора, который установил фактически свою власть. В Москве решили послать в Одессу комиссию во главе с Булганиным, который к тому времени уже был Министром Вооруженных Сил. Проверку решили осуществить внезапную, не предупредили о приезде. Жуков в тот день был на учениях в поле. Комиссия никаких особых недостатков не нашла, боевая подготовка шла нормально, устройство войск улучшалось. А вот сигналы из обкома подтвердились. Да еще и от прежних замашек гордеца маршал не избавился не приехал на вокзал встречать самого министра, он мог не уважать Булганина, но как командующему округом ему положено встречать своего прямого начальника. (Так было истолкован внезапный приезд, который сами же затеяли). И вообще при докладе Сталину Булганин намекнул — граница с Турцией рядом: может махнуть за границу.

В общем, учтя все обстоятельства, 2 февраля 1948 года был подписан приказ о назначении маршала Жукова командующим Уральским военным округом. Лично ему никаких разъяснений по поводу его перевода сделано не было.