• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

На рассвете 22 июня 1941 года, когда Германия, нарушив советско-германский пакт о ненападении 1939 года, напала на СССР, армия фашистской Румынии тотчас развернула военные действия против Красной Армии вдоль Прута и Дуная. В ряде мест немецко-румынские войска переправились на левый берег Прута, стремясь захватить опорные пункты пограничных застав, а также шоссейные и железнодорожные мосты1. Взлетающая с румынской территории авиация обрушила удары на советские города и села2.

На советско-румынской границе фашистское командование сосредоточило три армии (11-ю немецкую, 3 и 4-ю румынские) и ряд других частей, общая численность которых превышала 600 тыс. человек3. Больше половины этой армии составляли румынские солдаты и офицеры. По данным румынского Генштаба, в июле 1941 года численность личного состава армии под ружьем составляла около 700 тыс. человек, в том числе непосредственно на фронте находилось 342 тыс. солдат и офицеров4. Как впоследствии отмечал Й. Антонеску в одной из своих бесед с немецким генералом Ганзеном, Румыния выставила при вступлении в войну против СССР значительно больше дивизий, чем от нее требовало немецкое командование5.

В обращениях к армии король Михай и Й. Антонеску объявили войну против СССР «священной». Солдатам было сказано, что они выполняют историческую миссию «освобождения своих братьев», защищают «церковь и европейскую цивилизацию от большевизма»6. Не надеясь, по-видимому, что высокопарные слова «об освобождении своих братьев», «защите цивилизации» и т. д. воодушевят на ратные подвиги сотни тысяч простых румынских крестьян, одетых в солдатские шинели, М. Антонеску. назначенный в первый день войны вице-премьером правительства, а спустя несколько дней – и министром иностранных дел, объявил в своей речи по радио, что на «завоеванных землях крестьянские руки найдут благодаря справедливым реформам должное вознаграждение за пролитую кровь во имя этих земель»7. В армии был распространен циркуляр № 1500/А, в котором говорилось, что «воинские части должны составить именные списки отличившихся офицеров, унтер-офицеров и солдат, заслуживающих быть наделенными землей. Списки должны составляться воинскими частями через каждые 15 дней»8.

В первые же дни войны советское правительство предупредило королевскую Румынию о последствиях ее участия в гитлеровской агрессии против СССР. Г. Гафенку в своей книге воспроизводит беседу, состоявшуюся у него 24 июня 1941 года с советским наркомом по иностранным делам В,М. Молотовым. Последний, по словам Гафенку, сказал, что «Румыния не была вправе нарушать мир с СССР», советское правительство после урегулирования бессарабского вопроса неоднократно заявляло о своем желании улучшить отношения между двумя странами, иметь на своей границе «миролюбивую и независимую Румынию». Советский нарком отметил, что итало-германские «гарантии» означали «конец румынской независимости», за ними последовала оккупация страны немецкими войсками. Подчеркнув в конце беседы, что у Румынии «не было никакого резона присоединиться к агрессии германских бандитов против СССР», В.М. Молотов предупредил румынского посланника, что его правительству придется нести ответственность за последствия этой агрессии и что оно пожалеет о содеянном9. Но правительство фашистской Румынии не вняло этим предупреждениям.

В Румынии встретили войну против СССР с удовлетворением и одобрили действия генерала Й. Антонеску. Король Михай в телеграмме, направленной кондукэтору, находившемуся на фронте, выразил признательность за доставленную «радость дней былой славы». М. Антонеску, захлебываясь от восторга, воскликнул в своем выступлении по радио: «Сегодня генерал – это страна, генерал – это наше будущее»10. Председатель национал-царанистской партии Ю. Маниу в своих письмах Й.Антонеску от 11 и 18 июля 1941 года призывал вести борьбу «за великую Румынию со всеми ее провинциями». Он выражал уверенность в победе фашистских армий и надежду, что она приведет к «падению большевистского режима» и «возвращению России к системе частной собственности»11. Заместитель председателя НЦП И. Михалаке на второй день войны демонстративно отправился «добровольцем» в армию, за ним последовал и заместитель председателя НЛП Г. Брэтиану, удостоившийся гитлеровских наград. Характеризуя позицию И. Михалаке, К. Арджетояну в своем дневнике писал в 1941 году: «…Барон де Тополовень (так он иронически называл И. Михалаке. – И.Л.) отдает себе отчет, что до победы англичан необходимо уничтожить Россию, которую мы не можем ликвидировать иначе как с помощью немцев»12. Сам Арджетояну, узнав о том, какие обширные советские территории обещаны Гитлером его стране за участие в войне против СССР, с восторгом записал в свой дневник: «Пишу и спрашиваю себя: не сон ли это?»13

Следует сказать, что в начале войны под воздействием националистического угара, созданного фашистской пропагандой, воинственные настроения проявляли и некоторые слои мелкой буржуазии, надеявшейся нажиться на войне, часть солдат, поверивших обещаниям о наделении их землей на завоеванной территории. Относительно последних В. Адам писал: «Кое-кого из них, надо полагать, соблазняла земля в Бессарабии и на территории между Днестром и Бугом, которую Гитлер посулил маршалу Антонеску, окрестив ее Транснистрией.

Воинственные настроения поддерживались во многом мифом о непобедимости вермахта, хвастливыми обещаниями быстрой победы. П. Кирноагэ признает, что многие румынские офицеры и солдаты уверовали «в могущество германской армии», были убеждены, что «война будет недолгой и победоносной, с продвижением в глубь русской территории произойдет восстание против коммунистического режима…»14 На деле же все сложилось по-иному.

На бессарабском, как и на всех других участках советско-германского фронта, немецко-румынские войска натолкнулись на упорное сопротивление Красной Армии и советских пограничников. Поставленную Гитлером задачу о создании до конца июня «плацдармов восточнее Прута» осуществить не удалось. Как отмечается в отчете Управления политпропаганды (УПП) Южного фронта за период с 22 по 30 июня 1941 года, «попытки германо-румынских войск форсировать Прут отбиты со значительными для врага потерями, и государственная граница, за исключением Скулян, которые немцам удалось захватить; прочно удерживается нашими войсками»15.

В июньских боях на советско-румынской границе особенно большие потери понесла румынская армия. 1 июля 1941 года, на девятый день войны, полиция не без тревоги сообщила в Бухарест, что раненые румынские солдаты «появляются на железнодорожных станциях в окнах вагонов в окровавленных рубахах или же показывают свои раны» и тем самым «влияют на настроение солдат других частей, направляющихся в свои полки»16. Большие потери отрицательно сказывались и на моральном состоянии населения. Полицейским органам было дано указание во время прибытия поездов с ранеными «устраивать хороший прием и подбадривать их», доступ же на перрон «частных лиц запретить»17.

В начале июля 1941 года немецко-румынские войска перешли в наступление на бессарабском участке фронта. Накануне (1 июля) в письме, адресованном Гитлеру. Й. Антонеску выражал «уверенность в том, что окончательная победа уже близка», и заверял, что наступательная операция на румынском участке фронта «должна привести к окончательному уничтожению советских вооруженных сил на южном фланге»18

Создав большое превосходство в войсках и технике на Могилев-Подольском и Бельцком направлениях, вражеской армии удалось в первой декаде июля продвинуться вперед19. В связи с тяжелым положением, создавшимся на стыке Юго-Западного и Южного фронтов, советское командование Южного фронта решило отвести правофланговые части 18-й армии на рубеж Хотин – Липканы20. В течение 5—12 июля немецко-румынские войска заняли города Черновцы, Бельцы, Сороки, Хотин и вышли к Днестру на этом участке. 12 июля генерал Войкулеску был назначен «уполномоченным генерала Антонеску» по управлению Бессарабией, а полковник Риошяну – Буковиной. В посланной им директиве М. Антонеску подчеркнул, что на этих территориях «до подписания декрета об аннексии устанавливается режим военной оккупации». В заявлении для печати он объявил, что «следы коммунизма будут вырваны с корнем»21.

В связи с этим «уполномоченным» кондукэтора и военной администрации на оккупированной территории ставилась в качестве первейшей задача «очищения территории от коммунистов, отстранения большевиков, ненадежных элементов и евреев», а уже затем проведения «предварительной переписи всей собственности и собственников» с учетом положения до 28 июня 1940 года, «принятия мер по сбору урожая», объявленного «собственностью румынского государства», немедленного изъятия советских денег по эквиваленту за рубль – один лей22.

Побывавший 17 июля в г. Бельцы кондукэтор дал оккупационной администрации дополнительные указания. Вот некоторые из них в том виде, в каком они были записаны подчиненными: «Дороги восстановить с помощью населения. Трудовую повинность ввести и на завоеванных территориях. При самом незначительном сопротивлении со стороны населения – расстреливать на месте. Фамилии казненных опубликовать… Население Бессарабии подвергнуть проверке, подозрительных и тех, которые выступают против нас, нужно уничтожать… Ни один еврей не должен оставаться в селах и городах, их следует интернировать в лагеря…»23 Террор и массовое уничтожение советских граждан, издевательство над ними были возведены правителями военно-фашистской Румынии в ранг официальной политики.

В духе этих указаний румынские фашисты иногда сами, а иногда вместе с эсэсовцами, врываясь в тот или иной населенный пункт, устраивали охоту на коммунистов, уничтожая без суда и следствия тысячи людей, включая детей, женщин, стариков. В обвинительном заключении по делу главных румынских военных преступников содержатся следующие факты о зверствах оккупантов: «8 июля 1941 года в м. Маркулешты Сорокского уезда было собрано все еврейское население. Мужчины, женщины и дети выведены на окраину населенного пункта, расстреляны и закопаны в противотанковых рвах. Таким путем было уничтожено 1000 человек. В последующие дни таким же образом поступили во Флорештах, Гура-Каменке, Гура-Кайнарах. В населенном пункте Климауцы Сорокского уезда было согнано 300 детей, женщин и мужчин и 12 июля 1941 года расстреляно и погребено на окраине села в общей яме…»24 Массовые расстрелы с первого же дня оккупации производились на Буковине.

В центральных и южных районах Молдавии и в Измаильской области Украины в это время еще велись кровопролитные бои. Попытки немецко-румынских войск, предпринявших в первые дни июля наступление на кишиневском направлении, захватить столицу Молдавии с ходу провалились. Подводя итоги боев на указанном направлении в первой декаде июля 1941 года, начальник штаба сухопутных сил гитлеровской армии генерал-полковник Гальдер записал в служебном дневнике: «Атаки на правый фланг армии фон Шоберта25, видимо, вызвали значительное ослабление румынских соединений. Командование 11-й армии доносит, что оно считает эти соединения небоеспособными для дальнейшего наступления. Необходима «новая операция» против Кишинева»26. Только в ходе одной контратаки 90-го стрелкового полка 95-й Молдавской стрелковой дивизии в районе Ниспорены – Быковец были почти полностью разгромлены 63-й артиллерийский и 67-й пехотный полки румынской армии27, а 8-го и 9 июля в результате контрнаступательной операции 241-го стрелкового полка той же дивизии большой урон был нанесен 15-му и 55-му пехотным румынским полкам28. Неудачно закончились наступательные операции 4-й румынской армии в районе Фэлчиу – Лека – Епурень с целью поддержать с юга наступление на Кишинев. В течение 5—12 июля на этом участке шли ожесточенные бои. Части советского 14-го стрелкового корпуса нанесли группировке противника у Фэлчиу большой урон в живой силе и технике, не дав ей продвинуться вперед29.

Упорное сопротивление Красной Армии, внезапные контратаки советских войск, которые, по признанию румынского полковника, взятого в плен 8 июля 1941 года, «действовали ошеломляюще» на румынские войска и вызывали «полную панику»30, пробуждали антивоенные настроения у рядовых солдат. Среди документов, захваченных у разгромленного в боях на бессарабском участке фронта румынского полка, имеется циркуляр № 81, в котором говорится, что «некоторые солдаты вместо того, чтобы быть в бою, уклоняются, прячутся и возвращаются в свои подразделения лишь после окончания боя…»31. В другом документе, подписанном командиром этого полка Симеонеску и офицером Чумикэ. отмечается, что «в полку происходят самокалечения с целью увильнуть от войны (случай, происшедший с солдатом Теодором Василиу из 3-й роты, которому солдат Ешану В. прострелил ногу)»32. В конце циркуляра Симеонеску грозно требует «предать военно-полевому суду как раненых, так и тех, которые ранили».

Отпор, встреченный немецко-румынскими войсками со стороны Красной Армии на границе и в междуречье Прута и Днестра, заставил призадуматься и многих офицеров, ранее уповавших на легкую победу. Спустя всего месяц с лишним после начала войны тайная полиция докладывала в Бухарест: «Среди кадровых офицеров наблюдается некоторое беспокойство по причине гибели многих из них на фронте»33. А в упомянутом циркуляре полковника Симеонеску прямо сказано: «Я с горечью установил, что в операциях, которые имели место, было много нарушений своего долга со стороны подчиненных мне офицеров»34. И хотя румынская пресса еще продолжала трубить о «скорой победе», однако на ее страницах стали появляться нотки беспокойства. Еженедельник «Раза» («Луч»), который в начале июля с полной уверенностью писал, что «дни большевистского режима сочтены» и «победа цивилизованного мира… уже обеспечена», в середине этого же месяца заговорил о том, что зря многие надеялись на быстрое окончание военных действий в Бессарабии, что русские не будут воевать, а с первых же дней войны будут сдаваться массами»35.

Вместе с расчетами на слабость Красной Армии рушились и надежды на то, что после первых ударов фашистских войск возникнут конфликты между русскими и нерусскими народами. Румынские солдаты и офицеры, которым фашистская пропаганда вдалбливала в голову мысли о том, что они являются «освободителями», убеждались в другом. Подавляющая часть населения вовсе не встречала их как «освободителей». В ходе боев в июне-июле 1941 года румынские солдаты и офицеры видели, как весьма часто вместе с солдатами Красной Армии против фашистских войск сражались истребительные батальоны и отряды народного ополчения из местного населения, десятки тысяч жителей рыли окопы, строили оборонительные сооружения, оказывали другую помощь советским войскам.

Несмотря на тяжелые потери, 16 июля немецко-румынским войскам удалось захватить г. Кишинев36. 17 июля по приказу ставки начался отвод 9-й армии за Днестр. Он завершился в основном 22 июля, а 14-й стрелковый корпус закончил переправу на левый берег нижнего течения Днестра 26 июля37. Планы гитлеровского командования об окружении и уничтожении советских войск в междуречье Прута и Днестра не осуществились.

Правители Румынии старались использовать выход своих войск к Днестру для поднятия новой волны национализма в стране и укрепления диктатуры Антонеску. Пресса славила «генерала-победителя», «генерала-спасителя» нации. С большой помпой была установлена оккупационная администрация. В Кишиневе и Черновцах состоялись парады. Присутствие на всех этих церемониях «полномочного представителя» рейха Пфлаумера должно было подчеркнуть, что королевская Румыния получает Бессарабию и Северную Буковину благодаря Германии.

Румынская фашистская пропаганда вовсю славила румыно-германское содружество. Вся печать воспроизводила слова кондукэтора, высказанные в интервью итальянской газете «Трибуна», что «Румыния прекрасно вписалась в новый европейский порядок» и она «навеки с государствами оси»38. Фашистский листок «Порунка времий» объявил германо-румынский союз не больше и не меньше как «аксиомой национального существования» румынского народа. «Он будет впредь, – клялась газета, – перманентностью румынской политики в новой Европе»39.

27 июля Гитлер направил письмо Й. Антонеску. Он поздравлял кондукэтора с «возвращением провинций» и благодарил его за решение воевать «до конца на стороне Германии». Заодно он указал ему участки фронта на Украине, где румынской армии предстояло участвовать в боях, и предложил «нести охрану» на оккупированной территории40. В начале августа Гитлер наградил Й. Антонеску Железным Крестом41.

Между тем увлеченные официальной пропагандой «о румынском возрождении», фашистские молодчики продолжали «смывать позор 1940 года» и «искоренять» коммунизм путем организации массовых расстрелов советских граждан.

По признанию самих оккупационных властей, в этой атмосфере разнузданного террора «господствовало чувство безответственности, которое подогревало и возбуждало низменные инстинкты, и многие окунулись в море злоупотреблений»42. В информационном бюллетене кишиневской квестуры полиции от 19 августа 1941 года читаем. «Военные, прибывшие в первые дни, грабили дома, не делая исключения по отношению к христианам, оставив многих без движимого имущества». Далее сказано, что некоторые местные жители подвергались ограблению прямо на улице: «… их останавливали и отбирали у них ценные вещи при обыске»43. Полковник Тудосе, первый румынский комендант оккупированного фашистами Кишинева, хотя и старается, обелить румынскую армию, вынужден был признать, что не только немецкие части «на правах завоевателей совершали акты насилия, забирали все лучшее и ценное из складов, домов», но и румынские войска, якобы «подражая» им, присоединились к этим грабежам, что «поиски и присвоения ценностей… были всеобщим увлечением»44.

Нередко на почве дележа награбленного между «союзниками» происходили конфликты. Тот же Тудосе жаловался, что немецкие части присваивали себе все лучшее, что было обнаружено на складах и предприятиях оккупированной советской территории. Аналогичные жалобы поступали из Северной Буковины. 5 августа 1941 года правитель Буковины Риошяну телеграфировал в Бухарест, что немецкие солдаты, «открыв предварительно огонь из пулеметов, отстранили румынскую охрану от различных складов и нагрузили машины всевозможными вещами»45.

Грабежи, как и массовые расстрелы, были узаконены. Как уже отмечалось, вся сельскохозяйственная продукция объявлялась «собственностью румынского государства», а весь скот – «блокированным». В предписаниях армейским частям и оккупационной администрации указывалось, что войска «будут снабжаться за счет своей зоны и ничего не будет привезено из Запрутья»46; необходимо «брать на месте все, что надо, все, что есть, брать без всяких церемоний; „хлеб, крупный рогатый скот должны быть изъяты у населения для армии“, „в каждом доме необходимо производить тщательный обыск и забирать все без остатка“; „за утайку продовольствия, малейшее сопротивление – расстреливать на месте, а дом сжигать“. Грабеж, сопровождавшийся убийством советских граждан, принял такие размеры, что префект Бельцкого уезда полковник Ханчиу в письме от 26 августа 1941 года на имя правителя Бессарабии генерала Войкулеску вынужден был признать: „Бессарабия скорее, чем это можно было предполагать, будет совсем оголена“47.

Захват левобережных районов Молдавии и территории Украины между Днестром и Бугом.

Поражение румынской армии под Одессой

С выходом немецко-румынских войск к Днестру правители военно-фашистской Румынии вовсе не собирались прекратить военные действия против Советского Союза. В письме на имя Гитлера от 30 июля 1941 года Й. Антонеску подтвердил свое обещание «сражаться вместе с германской армией до победного конца». Дальнейшее участие в антисоветской войне кондукэтор объяснял «скромным желанием сохранить румынскую нацию на той стороне Днестра», внести свой вклад «в установление нового порядка в Европе»48.

Бои шли еще в междуречье Прута и Днестра, когда румынская пропаганда развернула идеологическую подготовку обоснования дальнейшего участия страны в антисоветском походе. Пресса и радио во весь голос заговорили о «правах» Румынии на заднестровские земли. В конце июля вновь начала выходить издаваемая в 30-х годах газета «Транснистрия». В редакционной статье первого номера цель газеты была сформулирована следующим образом: «…утверждать наши извечные права на эту древнюю румынскую область». Небезызвестный Онисифор Гибу, внесший в 1918 году большой «вклад» в подготовку захвата Бессарабии, объявил устаревшим прежний лозунг «От Днестра до Тисы», а националист-белогвардеец П. Ильин прямо назвал свою газетную статью: «От Тисы до Буга». Президент румынской академии И. Симионеску в этом первом же номере «научно» обосновал «исторические права» королевской Румынии на советскую территорию. Н. Смокинэ на страницах газеты «Тимпул» с видом большого знатока заявлял: «Даже и Одесса была создана румынами»49.

Редко какая буржуазная румынская газета не упражнялась в эти дни в доказательствах «прав» Румынии на советские земли, расположенные восточнее Днестра. Одни устанавливали этот рубеж на Буге, другие – на Днепре и дальше. Бухарестская «Вяца» («Жизнь»), например, в редакционной статье писала: «Дакия простиралась не только до Днестра, как это ранее полагали, а до устья Днепра». Следовательно, продолжала газета, «румыны имеют на заднестровские территории древние права, более древние, чем другие проживающие там народы»50. Воинственный еженедельник «Раза» безапелляционно твердил, что «эта война принесет нам не только Бессарабию и Транснистрию, но и сердца вызволенных братьев, живущих в пограничных с Транснистрией районах»51.

Под эту газетную шумиху румынские войска были двинуты кликой Антонеску за Днестр и дальше на Восток. 3-я румынская армия была направлена в район Буга, а 4-я под командованием генерала Чуперкэ в составе 17 пехотных, 3 кавалерийских дивизий и 1 фортификационной бригады52 была брошена на Одессу. Как явствует из дневника Гальдера (запись от 18 июля 1941 года), Гитлер придавал большое значение захвату Одессы и первоначально выделил для этого наряду с румынскими дивизиями

54-й немецкий армейский корпус, однако по настоянию Антонеску53 осуществление данной операции взяло на себя румынское командование. Кондукэтор полагал, что это обеспечит его стране право навсегда стать хозяином упомянутого крупного порта, а заодно и занять господствующее положение в Черноморском бассейне.

В условиях, когда гитлеровские войска продвинулись к Бугу и дальше, захват Одессы предполагалось осуществить с ходу. В одном из документов румынского командования, захваченных у противника, говорилось: «Одессу взять к 10 августа, после чего дать войскам отдых…»54 Ценой больших потерь румынской армии удалось подойти вплотную к Одессе и окружить ее с трех сторон55. Антонеску настолько был уверен в быстром взятии города, что, не задумываясь, положительно откликнулся на новое предложение Гитлера, сделанное ему в письме от 14 августа 1941 года, об отправке на фронт для участия в операциях восточнее Днепра одного горнострелкового и одного кавалерийского корпусов56. «Я счастлив вместе с румынскими войсками, что мы принимаем участие в победоносных сражениях по ту сторону Днепра…» – писал Й. Антонеску 17 августа в ответном письме Гитлеру. В этом же письме кондукэтор согласился взять «на себя ответственность за охрану, поддержание порядка и безопасности на территории между Днестром и Днепром», а также «за администрацию и экономическую эксплуатацию» советской территории между Днестром и Бугом57.

19 августа 1941 года Й. Антонеску издал декрет об установлении румынской администрации на территории между Днестром и Бугом, официально названной в нем Транснистрией. Своим полномочным представителем в Транснистрии кондукэтор назначил профессора Г. Алексяну. Румынские чиновники, назначенные на работу в Транснистрию, – говорилось в декрете, – «будут получать двойное жалованье в леях и жалованье в марках58, не превышающее жалованья в двойном размере в леях»59. Спустя несколько дней, 27 августа 1941 года, немецкая военная миссия в Румынии вручила румынскому Генштабу инструкцию о функциях оккупационных войск60. Согласно этой инструкции румынская армия обязана была обеспечить охрану военных и промышленных объектов, шоссейных и железных дорог, мостов, аэродромов, портов, телефонной и телеграфной связи и главное – «предупреждение восстаний, забастовок, саботажа, шпионажа…» Й. Антонеску было предложено выделить для этого 9 крупных соединений, в том числе 2 кавалерийские бригады, один армейский и 2—3 корпусных штаба, береговую артиллерию, истребительную авиацию и средства противовоздушной обороны. «Для связи, разведки и использования в случае восстания» рекомендовалось выделить три авиаэскадрильи. Иными словами, на румынскую армию были возложены карательные функции, в первую очередь борьба с партизанским движением.

Зачарованные победными гитлеровскими реляциями, правящие круги Румынии одобряли курс Антонеску на продолжение войны. Королевским декретом от 21 августа 1941 года кондукэтору было присвоено звание маршала, он был также награжден высшим румынским орденом – Михая Витязу. В указе о награждении отмечалось. что орден дан ему «за особые заслуги» в руководстве боями на территории «между Днестром и Бугом», «за продолжение священной войны», приведшей к «освобождению за/днестровского населения61. Этим подчеркивалось, что монархия поддерживает политику Антонеску и после достижения Днестра.

Такую же позицию заняли лидеры «исторических» партий. В письме от 8 ноября 1941 года, адресованном Й. Антонеску, Ю. Маниу от имени национал-царанистской партии заявил, что он одобряет акцию по «освобождению5 Бессарабии и Буковины, а также «румынского элемента по ту сторону Днестра» и «с воодушевлением воспринимает достигнутые в этом деле результаты»62.

Антонеску отправлял на фронт все новые дивизии. Однако румынские войска не в состоянии были овладеть Одессой. Командованию приходилось каждый раз назначать новые сроки взятия города: 23, 25, 27 августа…63 Это вызывало у гитлеровцев раздражение. В дневнике Гальдера читаем: «20 августа. Одесса все еще продолжает вызывать беспокойство. К северо-западной окраине города подошла только одна румынская пограничная дивизия. Пока еще вызывает сомнение вопрос, доросли ли румынское командование и его войска до выполнения такой задачи». «21 августа… Румыны считают, что им удастся занять Одессу только в начале сентября. Это слишком поздно. Без Одессы мы не можем захватить Крым»64.

Обозленное неудачами на фронте командование румынской армии пыталось сломить сопротивление защитников Одессы, лишив город питьевой воды. Захватив Беляевку, противник перекрыл основной источник водоснабжения Одессы.

В начале сентября румынские войска продолжали топтаться на месте. Под удар был поставлен престиж новоиспеченного маршала Антонеску, который в 20-х числах августа вместе с королем находился на фронте под Одессой, явно рассчитывая с триумфом въехать в город. 22 августа кондукэтор прибыл в штаб 4-й румынской армии, осаждавшей Одессу. Посыпались грозные приказы, выдержки из которых воспроизводятся в книге маршала Советского Союза Н.И. Крылова, принимавшего участие в 1941 году в обороне города. «Господин маршал Йон Антонеску приказывает, – говорилось в одном из них, – командиров, части которых не наступают со всей решительностью, снимать с постов, предавать суду, лишать права на пенсию. Солдат, не идущих в атаку с должным порывом или оставляющих оборонительную линию, лишать земли и пособий семьям…»65 4сентября кондукэтор издал специальный приказ № 1539, полный ругани и обвинений в адрес румынских солдат и офицеров. «Позор такой армии, – восклицает Антонеску, – которая в 4—5 раз превосходит противника по численности66, превосходит его вооружением… и вместе с тем топчется на одном месте…» Объявив себя «спасителем» нации, выведшим якобы страну «из унизительного позорного положения, в которое ее завела преступная и недальновидная политика» прежних руководителей, Антонеску приказывал солдатам идти «смело вперед к победе, а командирам всех степеней – показывать пример»67. Но эти приказы и призывы не возымели особого действия. Солдаты не шли «смело вперед к победе».

Как явствует из приказа румынского командования № 210802 от 12 сентября 1941 года, разосланного всем фронтовым частям, солдаты задавали вопрос: «Зачем нам нужна Одесса?» Приказ требовал от всех командиров частей разъяснять солдатам и офицерам «живым словом, а не письменно», что «только после взятия Одессы Бухарест, Констанца, Плоешты не будут бомбиться авиацией противника. Одесса даст нам свободу на море и спокойствие в стране»68. Тем самым солдатам внушалась мысль, что операция под Одессой – вынужденная военная акция, что после взятия города для румынской армии наступит мир.

Борьба с «коммунистической пропагандой» на фронте и среди войск в тылу выдвигалась командованием румынской армии в качестве задачи особой важности. На этот счет был издан строго секретный приказ Ставки от 29 сентября 1941 года, а в начале ноября разослан еще один приказ, подписанный командующим внутренними силами безопасности генералом Драгомиреску, в котором прямо говорилось: «Проблема поддержания морально-патриотического духа и дисциплины войск становится сегодня, как никогда раньше, проблемой первостепенного значения, тем более что различные враждебные течения развернули непристойную пропаганду…»69 Чтобы парализовать коммунистическую пропаганду, Драгомиреску рекомендовал военным органам на местах насаждать тайных осведомителей в госпиталях среди раненых и на вокзалах с целью выявления «коммунистических агентов», которые ведут пропаганду среди солдат.

Поражения на фронте вызвали грызню в стане высшего командного состава румынской армии. Начались взаимные обвинения. Ряд генералов, в том числе командующий 4-й армией Чуперкэ, были смещены со своих постов. В конце сентября Й. Антонеску объявил себя министром обороны, отстранив от этой должности генерала Якобича. Тщеславному кондукэтору, хоть он этого и не хотел, пришлось обратиться за помощью к Гитлеру, чтобы овладеть Одессой. 26 сентября 1941 года Гальдер записал в своем дневнике: «Генерал Хауффе (начальник миссии сухопутных войск в Румынии) докладывает об обстановке на одесском участке фронта: позавчера Антонеску принял решение просить немецкой помощи, так как румыны не смогли взять Одессу одни»70.

С аналогичной просьбой по дипломатическим каналам обратился в Берлин М. Антонеску. 30 сентября в беседе с Киллингером он заявил, что Румыния имеет с начала войны 90 тыс. убитых и раненых солдат и офицеров, в том числе 56 тыс. она потеряла менее чем за месяц в боях под Одессой, и если она не получит немецкой помощи вооружением и боеприпасами, а также не будут выполняться рейхом поставки сырья и материалов для румынской военной промышленности, то все жертвы «окажутся напрасными». М. Антонеску заявил своему собеседнику, что «для снабжения германских войск и финансирования нужд вермахта Румыния отдала все, что было возможно, и продолжает делать все, что в ее силах»: отправила в Германию все запасы нефти и хлеба, пошла на развал своей денежной системы и национального бюджета, допустила инфляцию, – но если помощь не будет ей оказана, страна будет охвачена волнениями, что «не в интересах Германии»71.

Спустя несколько дней Гитлер обещал Й. Антонеску выделить тяжелую артиллерию и пехотную дивизию, чтобы «облегчить румынским войскам наступление на Одессу и избежать излишней крови»72. Выполнение распоряжения Гитлера было поручено командующему группы армии «Юг» Рундштету 11 октября он сообщил в Бухарест, что обещанная помощь «для первой фазы наступления' может быть предоставлена, „по-видимому, только 24 октября…“, следовательно, „главная атака с юго-запада может иметь место не ранее начала ноября… Наступление на Одессу, если противник намерен ее дальше защищать, следует отложить до того момента, пока немецкие подкрепления будут готовы к действиям“. Вместе с тем Рундштет объявил Антонеску, что руководство действиями по захвату города будет осуществлять командование 42-го армейского корпуса во главе с генералом Кунценом, который „считает полезным взять под свое руководство все немецкие и румынские войска для главного наступления на юго-западном участке Одесского фронта“73. Иными словами, это означало, что румынское командование отстранялось от руководства операцией, а 4-я армия переходила в подчинение немецкого генерала Кунцена.

Но, как известно, Верховное командование Красной Армии, исходя из стратегических соображений, приняло решение об эвакуации наших войск из Одессы, завершившейся 16 октября 1941 года. Насколько искусно была проведена эта операция, указывает такой факт. Еще накануне, 14 октября 1941 года, командование 4-й румынской армии в очередной сводке отмечало: «Противник продолжает удерживать занимаемые позиции, яростно защищая их даже тогда, когда его атакуют большими силами»74. Лишь к концу следующего дня румынское командование обнаружило признаки эвакуации. 15 октября румынским частям и соединениям был разослан приказ штаба армии № 302266, в котором говорилось: «Каждый армейский корпус на рассвете 16 октября предпримет наступление силами одного батальона при поддержке артиллерии в избранном им направлении с целью проверки намерения противника. Не позже 9 часов утра первые результаты атаки должны быть известны командованию 4-й армии»75.

Между тем в 9 часов 16 октября от пирсов Одесского порта ушел последний советский сторожевой катер. И только в конце дня противник осмелился вступить в город. Это не помешало фашистской пропаганде трубить о «грандиозной победе», в высокопарных словах расписывать «доблесть» войск в боях за Одессу. Еженедельник «Албина» («Пчела»), например, недвусмысленно заявлял: «…благодаря Одессе мы достигаем высокой чести находиться рядом с великими народами мира, Одессой мы показываем всем, кем мы являемся и на какой основе можем мы требовать и получить наши естественные и положенные права»76. 17 октября перед королевским дворцом был устроен митинг, на котором король Михай поздравил «маршала-победителя», а в начале ноября в Бухаресте при участии гитлеровского фельдмаршала Кейтеля был устроен торжественный «парад победы»77.

В действительности же занятие Одессы и территории до Буга было пирровой победой. Она обошлась очень дорого румынской армии. Ее потери были колоссальны. Трудно сказать, насколько верно Й. Антонеску информировал своих министров, но на заседании правительства 13 ноября 1941 года он объявил, что армия в боях между Прутом и Бугом потеряла 130 тыс. человек убитыми, ранеными и без вести пропавшими78. Немецкий историк А. Хильгрубер приводил еще более внушительные цифры: от начала войны до 6 октября 1941 года —70 тыс. погибших и около 100 тыс. раненых, при этом он подчеркивает, что эти данные были представлены руководству вермахта румынским командованием79.

Но дело не только в потерях. Уже в период самих боев под Одессой в румынских войсках господствовали страх и растерянность.

С каждым днем становилось очевиднее, что стратегия «молниеносной» войны потерпела крах. Широко разрекламированное геббельсовской пропагандой Генеральное наступление гитлеровцев на Москву, начатое 30 сентября 1941 года, разбилось о величайшую стойкость и выдержку солдат Красной Армии. В конце октября дальнейшее продвижение войск вермахта было приостановлено. Неприступной крепостью продолжал стоять перед врагом Ленинград. Предпринятое во второй половине октября наступление немцев в Крыму захлебнулось у стен Севастополя.

В связи с большими потерями немецкой армии в живой силе и технике, Гитлер требовал от своего румынского союзника новых контингентов войск. 31 октября 1941 года немецкая военная миссия в Бухаресте потребовала от румынского Генштаба в соответствии с «обещаниями Й. Антонеску» направить 1, 2 и 18-ю румынские пехотные дивизии на территорию между Бугом и Днепром и кавалерийские бригады в район Мелитополя для обеспечения там «порядка», находившиеся на фронте горнострелковый и кавалерийский корпуса передать в подчинение командованию 11-й немецкой армии, а всем остальным румынским частям, расположенным восточнее Буга, «удовлетворять требования немецких командований на местах»80. Эти, как и все предыдущие, распоряжения гитлеровцев Антонеску выполнил.

Кондукэтор полагал, и эти его убеждения пропагандистский аппарат старался внушить солдатам и офицерам, что за активное участие Румынии в войне против СССР Германия щедро вознаградит ее не только за счет территории Советского Союза, но и возвращением Северной Трансильвании.

Гитлеровцы поддерживали у своих румынских союзников иллюзии о желании Германии удовлетворить все их территориальные притязания. Геринг при вручении ему высшего румынского ордена Михая Витязу бранил венгров за «жадность» и, как сообщал румынский военный атташе в Берлине, заверил, что в его лице румыны имеют убежденного сторонника их правоты и что «настоящее положение долго не протянется»81. Румынская секретная служба информации доносила правительству, что побывавшие в стране видные представители промышленных кругов Германии Кристиан Хенк и Армии Шеве, имеющие «доступ во все политические и культурные сферы Германии», хвалили румын и ругали венгров, авторитетно заявляли, что «после войны в Центральной Европе будут изменены границы в пользу Румынии и в качестве вознаграждения за жертвы в войне она получит также Украину до Буга». Сейчас, мол, этого сделать нельзя, но после войны «справедливость будет соблюдена»82.

Большую роль в решении Антонеску продолжать активно участвовать в войне против СССР сыграла, конечно, его ненависть к большевизму. Гитлеровцы использовали в своих интересах тщеславие румынского кондукэтора, его желание войти в историю не только в качестве «спасителя» румынской нации и «воссоздателя Великой Румынии», о чем он сам неоднократно говорил, но и одного из вершителей судеб «новой» Европы и наиболее активных борцов против коммунизма. Они не скупились на лестные высказывания и похвалы в адрес кондукэтора.

С явным расчетом на то, что это тотчас же будет доложено Антонеску, личный переводчик Гитлера и начальник пресс-службы германского министерства иностранных дел Шмидт во время торжественного приема, устроенного в Берлине, передал румынскому военному атташе следующие слова: «Из всех государственных деятелей союзных и дружественных Германии стран фюрер считает маршала Антонеску самой выдающейся личностью. Фюрер считает, что на маршала Антонеску он может больше всего полагаться»83. И маршал изо всех сил старался оправдать доверие фюрера. Конечно, в ту пору Й. Антонеску еще слепо верил в победу Германии и вслед за лживой гитлеровской пропагандой объяснял неудачи немецкого наступления на Москву в октябре 1941 года климатическими условиями. Выступая на заседании правительства 13 ноября 1941 года, он следующим образом охарактеризовал положение на советско-германском фронте: «Если бы мы могли окинуть взором весь русский фронт от Черного моря до Северного Ледовитого океана, то видели бы только застывшие автомашины. Если немецкая армия не продвигается, то вовсе не потому, что ей противостоят значительные русские силы У них не более 5—6 дивизий в Петрограде, еще 6 дивизий вокруг, 7—8 дивизий перед Москвой, а от Тулы и до Донца немецкой армии никто не противостоит»84.

Спустя две недели по случаю первой годовщины присоединения фашистской Румынии к оси Берлин – Рим – Токио кондукэтор направил в Германию своего заместителя М. Антонеску с дружественным визитом. Здесь в беседах с Гитлером. Герингом и Риббентропом были подведены итоги годичного «сотрудничества» и намечены планы на будущее. Итоги, как видно из немецких записей бесед, были далеко не утешительными для румынской стороны М. Антонеску плакался на то, что финансовая система страны расшатана, золотой запас иссяк, и так как главные предметы румынского экспорта – нефть, продовольственные товары и лес – отправляют в основном в Германию и Италию, взаиморасчеты с которыми производились по клиринговой системе, то и возможности пополнения его отсутствуют. Согласно приведенным М. Антонеску данным, из 5,5 млн. т нефти, добытых в Румынии в 1941 году, 3,3 млн. т было отправлено в Германию и Италию, в том числе за 4 месяца войны, начиная с июля 1941 года, – 1,5 млн. т, не считая запаса высококачественного бензина, который весь был отдан военно-воздушным силам Германии85. Румынский вице-премьер просил во имя облегчения финансового положения его страны уменьшить в ней численность немецкой «военной миссии», достигшей 65 тыс. человек. На содержание этой «миссии» только в последние 8 месяцев было истрачено 20 млрд. леев, а еще 30 млрд. было затребовано немецким командованием86. М. Антонеску жаловался и на нелегальные закупки продовольствия, производимые немецкими службами на рынках Румынии, что вызвало только за два последних месяца повышение цен в два раза87 и дальнейший рост инфляции.

Правительство Германии обещало рассмотреть просьбу своих союзников об уменьшении численности «немецкой миссии» в Румынии, но при этом Геринг не без ехидства спросил М. Антонеску: действительно ли кондукэтор настолько верит в прочность своего внутриполитического положения, что решается отказаться от части немецких войск?88 Это был недвусмысленный намек на то, что диктатура Антонеску удерживается у власти благодаря наличию в стране немецких войск и зависит от благожелательного отношения к ней Берлина89.

Румынский вице-премьер не добился от правительства Германии ничего, кроме общих обещаний помочь стране в какой-то мере преодолеть тяжелое экономическое бремя войны. Стоило М. Антонеску заговорить о том, что Румыния собирается вложить значительные средства в химическую промышленность, как тут же Геринг напомнил об отведенной упомянутой стране роли аграрного придатка в новой Европе… «Что касается планов индустриализации, – читаем в немецкой записи беседы, – рейхсмаршал предупредил румынского вице-премьера относительно их проведения. В будущем Румыния, – говорил Геринг, – станет страной с громадными зерновыми богатствами, и ей нужно будет думать о продаже этих излишков»90.

В один голос правители рейха потребовали от своего румынского союзника увеличить поставки Германии нефти, зерна и продовольствия91. Геринг заявил, в частности, что во имя победы над Россией «добыча нефти должна быть увеличена даже с риском истощения румынских нефтяных скважин». Он утешал румынского вице-премьера обещаниями, что затраты его страны в будущем будут компенсированы за счет ближневосточной нефти, что Румыния примет участие «в русских и иранских нефтяных компаниях» и еще в декабре, самое позднее в январе, 1942 года «германские и союзные войска доберутся до нефтеносной территории Майкопа»92. Тогда, говорил Геринг, можно будет продолжать наступление «до Урала и, если будет необходимо, на Свердловск, Омск или Иркутск»93.

Чтобы подбодрить своего союзника, с хвастливыми заявлениями выступили также Гитлер и Риббентроп. Последний прямо заявил, что «война уже выиграна» и остается «просто закрепить конечную победу Германии, Италии и других союзников над Англией и Россией в самое короткое время и с минимальными потерями». Гитлеровский министр иностранных дел обещал, что еще до зимы немецкие войска продвинутся до «Кавказа и окружат Москву», что «Ленинград будет вскоре взят», после чего придется до мая 1942 года сделать передышку, чтобы затем снова «приняться за русских» и «изгнать их из Европы навсегда»94. Фюрер также внушал своему румынскому собеседнику, что «Ленинград и Москва сдадутся зимой», а «Севастополь будет в руках Германии через несколько дней», т. е. в декабре. Он утешал М. Антонеску, что вторая мировая война вообще продлится не более двух лет и за это время «Румыния ни в коем случае не выдохнется…»95.

Румынский вице-премьер, в свою очередь, обещал правителям рейха, что поставки нефти и сельскохозяйственных продуктов «очень быстро увеличатся» как за счет роста производства, так и за счет сокращения внутреннего потребления. Он повторил слова своего кондукэтора, что Румыния, которая рассматривает альянс с Германией не только как союз политический, но и главным образом как идеологический, «всегда будет идти вместе с ней» и сражаться на ее стороне «до конечной победы»96.

М. Антонеску пытался обсудить вопрос о румыно-венгерских отношениях, чтобы заручиться поддержкой немецких правителей в спорах с Венгрией. Однако Риббентроп оборвал его, заявив, что «преступление останавливаться на вопросах, представляющих наименьшую важность по сравнению с громадными задачами на Востоке». Гитлеровский министр дал понять, что не может быть и речи о пересмотре сейчас венского «арбитража», и, чтобы еще больше привязать своего младшего партнера к колеснице антисоветской войны, рисовал ему радужные перспективы на Востоке. «Завоеванные восточные территории, – заявил Риббентроп, – должны быть полностью освоены. В этом Румыния тоже должна принять большое участие. А для того чтобы осуществить это, нужно оставить в стороне все расхождения по европейским делам»97. В конце беседы германский министр иностранных дел назвал германо-румынский союз «краеугольным камнем их открытой борьбы против Советской России».

Гитлер подтвердил румынскому министру, что сфера взаимных интересов Германии и Румынии лежит не на Западе, а «в колонизации громадных территорий на Востоке»98. Согласно румынской записи беседы М. Антонеску и Гитлера, последний заявил: «Моя миссия, если мне удастся, – уничтожить славян». На это М. Антонеску ответил: «… славянские народы являются для Европы не политической или духовной проблемой, а серьезным биологическим вопросом, связанным с рождаемостью в Европе. Этот вопрос должен быть серьезно и радикально разрешен… По отношению славян необходимо занять непоколебимую позицию, а поэтому любое разделение, любая нейтрализация или занятие славянской территории являются законными актами». Довольный тем, что в лице М. Антонеску он нашел почитателя своей расистской человеконенавистнической «концепции», Гитлер продолжал: «Вы правы, славянство представляет собой биологический вопрос, а не идеологический… В будущем в Европе должны быть две расы: германская и латинская. Эти две расы должны сообща работать в России для того, чтобы уменьшить количество славян. К России нельзя подходить с юридическими или политическими формулами, так как русский вопрос гораздо опаснее, чем это кажется, и мы должны применить колонизаторские и биологические средства для уничтожения славян»99.

Гитлер обещал с пониманием относиться к территориальным притязаниям фашистской Румынии на Востоке, оснастить румынскую армию «всем, чем сможет ее снабдить Германия», и заверил своего собеседника, что он «желает увидеть сильную и могущественную Румынию»100. Не скупились правители рейха и на похвалы в адрес кондукэтора. Гитлер объявил его «национальным вождем своего народа».

Отправляясь домой, М. Антонеску никаких письменных документов, фиксирующих обязательства гитлеровцев по отношению к своему союзнику, не увез. Гитлер в ходе беседы сказал, что германо-румынское сотрудничество не нуждается в формальных договорах, иными словами, дал понять, что дальше устных обещаний он не пойдет.

Вскоре правители военно-фашистской Румынии сумели убедиться, чего стоили хвалебные слова и обещания их берлинских коллег. На Восточном фронте ничего из того, о чем говорили главари рейха, не осуществилось. Более того, те самые «остатки» советских дивизий, о которых с пренебрежением говорил Й. Антонеску 13 ноября 1941 года, успешно отразили и второе, ноябрьское, генеральное наступление гитлеровцев на Москву, предприняли контрнаступление на Южном фронте, освободив 29 ноября Ростов-на-Дону, за три дня до этого начали контрнаступательные операции под Тихвином, а 5 декабря развернули мощное контрнаступление под Москвой. В то же время несколько попыток немецких войск в Крыму захватить в декабре 1941 года Севастополь кончились провалом. Военные успехи гитлеровцев первых месяцев войны сменились тяжелыми поражениями. В результате контрнаступления Красной Армии под Москвой в декабре 1941 года – начале января 1942 года было разгромлено 38 немецких дивизий. Вермахт потерпел первое крупное поражение во Второй мировой войне. Стратегия «молниеносной войны» с треском провалилась. Политический и военный престиж Гитлера и его генералитета заметно упал.

Между тем в конце 1941 года рамки Второй мировой войны расширились. 7 декабря 1941 года Япония совершила нападение на тихоокеанский флот США в Пёрл-Харборе, а на второй день официально объявила войну США и Англии. 11 декабря Германия и Италия заявили, что находятся в состоянии войны с США, а еще через день королевская Румыния была принуждена своими союзниками по фашистскому блоку объявить войну Англии и США. Все это ускорило оформление антигитлеровской коалиции. 1 января 1942 года 26 государств, среди которых Советский Союз, США и Великобритания, подписали декларацию об объединении военных и экономических ресурсов для разгрома фашистского блока.

В королевской Румынии, как и во многих других странах, поняли, что война на Востоке не только не выиграна, как заранее объявили гитлеровские стратеги, а лишь только развертывается, притом не так, как этого хотели бы правители оси. Красная Армия, разгромив гитлеровские войска под Москвой, продолжала теснить противника все дальше на Запад. В ходе зимней кампании 1941—1942 года советские войска освободили свыше 60 городов и около 11 тыс. других населенных пунктов. В самой же Германии и в государствах гитлеровской коалиции, в том числе в фашистской Румынии, настроение ухудшилось: стали поговаривать о поражениях. В жандармском обзоре за декабрь 1941 года указывается: «…прекращение оперативных успехов на Восточном фронте, наступление большевиков на Востоке и англичан в Африке, а также вступление в войну Америки поставили под вопрос исход войны…»101

Неудачи на фронте несколько сбили спесь с руководителей фашистской Румынии. На заседании правительства 16 декабря 1941 года, в разгар советского наступления под Москвой, Й. Антонеску, который всего месяц назад вслед за фюрером грубил о поражении России и скорой победе, вдруг заговорил «о возможности достижения компромиссного мира»107. Спустя два месяца на заседании правительства 26 февраля 1942 года кондукэтор признал, что он «не представлял себе, что война примет сегодняшний оборот, ибо сведения тогда были другие. Согласно полученной информации из Берлина, думалось, что русская армия уже побеждена. Но она не была побеждена, она дала отпор, и этот отпор заставил нас приложить новые усилия и направить свои вооруженные силы дальше, не только в Транснистрию, а на Донец. Отсюда и новые потери, расходы и затраты материалов. Следовательно, изменилось исходное положение, которое заставило меня принять августовское решение»103, т. е. вести до конца войну на стороне Германии. Эти нотки растерянности и неуверенности проскальзывали и в заявлениях М. Антонеску. На заседании правительства 23 января 1942 года он сказал: «Мы не можем знать, как развернутся дальше военные события в России»104.

Можно было ожидать, что правители Румынии сделают для себя выводы из хода военных действий на Восточном фронте. Но этого не случилось. Они продолжали находиться под гипнозом временных успехов германских войск в начале войны и возлагали надежды на разрекламированное гитлеровцами «решающее наступление» вермахта летом 1942 года.105

В последних числах декабря 1941 года после поражений гитлеровских армий под Москвой, Тихвином и Ростовом-на-Дону Гитлер через полковника Шпалке отправил Антонеску письмо, в котором, поблагодарив его за согласие «участвовать с многочисленными дивизиями в новом весеннем наступлении против большевизма»106, выразил пожелание, чтобы выделяемые дивизии «были отправлены на фронт до начала таяния снегов», чтобы тотчас же, как подсохнет, начать наступление. Вместе с тем Гитлер просил своего «товарища по борьбе» сделать «все возможное и поставить на службу общей войны то, чем Румыния больше всего может помочь; нефть и бензин». Польщенный высокой оценкой своей личности и признанием его «заслуг» в борьбе против большевизма, Й. Антонеску просил полковника Шпалке «заверить фюрера, что, чем больше будут трудности, тем больше он и может полагаться на него, на армию и румынский народ»107. Единственное, на чем настаивал Антонеску перед Гитлером, – это «ускорить присылку обещанных Румынии вооружения и обмундирования».

4 января 1942 года кондукэтор издал приказ, в котором, напомнив «о славе румынского оружия», объявил, что румынскую армию ждет «новая миссия». «Наши немецкие союзники, – сказано в приказе, – ведя тяжелые бои, зовут нас на фронт…»108 В распоряжении немецкого командования находилось в феврале 1942 года около 10 крупных румынских соединений, общая численность которых составляла 170—180 тыс. человек109.

Начав готовиться к новому походу на Восток, на заседании правительства 15 января 1942 года М. Антонеску распорядился, чтобы «все зерновые из Транснистрии и даже из Бессарабии и Буковины… были предоставлены для удовлетворения эвентуальных военных потребностей», чтобы к моменту, когда начнутся «переброски войск», были созданы «базы снабжения» для них110.

В феврале Й. Антонеску выехал в Германию, где в течение нескольких дней он вел переговоры с Гитлером, Герингом, Риббентропом и Кейтелем. Одно из центральных мест в беседах занял вопрос об участии румынских войск в подготавливаемом гитлеровцами летнем наступлении111. Румынский диктатор подтвердил свое обещание направить большое число войск на советско-германский фронт.

Германское командование, ни во что не ставя жизнь румынских солдат, часто бросало их на самые опасные участки и, как рассказывали военнопленные, силой заставляло идти на прорыв112. Плохо вооруженные румынские части несли огромные потери. 1-я горнострелковая бригада, 8 и 10-й кавалерийские полки в ходе наступательных боев 17 и 18 декабря 1941 года потеряли у Севастополя до 50% личного состава113. Эта же горнострелковая бригада в январско-февральских боях 1942 года лишилась около 2400 солдат и офицеров. Большой урон был нанесен 4-й горнострелковой бригаде у Феодосии и Судака114. 31 декабря 1941 года приставленная к румынскому горнострелковому корпусу в Крыму немецкая группа связи докладывала командованию 11-й армии, что «моральное состояние румынских войск на пределе», и, чтобы заставить их воевать, предлагала во главе батальонов и рот поставить немецких офицеров. Штаб 3-й румынской армии, зная настроение своих войск, посчитал эту меру «опасной и чреватой противоположными последствиями». Гитлеровцы ограничились посылкой своих офицеров только в части и подразделения 4-й смешанной бригады115.

Значительные потери понесли румынские войска и в районе Харькова, где в составе немецкой армейской группы Кортцфлейта в боях участвовали части 6-го армейского корпуса. 2 февраля 1942 года, как явствует из сводки румынского командования, 85 и 95-й пехотные полки, имея много убитых и раненых, при паническом бегстве с поля боя потеряли свои знамена116.

Чем больше выявлялось нежелание румынских солдат воевать на советско-германском фронте, тем более открыто выражали гитлеровцы свое пренебрежение к румынам. Число стычек между румынскими и немецкими солдатами непрерывно возрастало. В связи с этим 29 ноября 1941 года появился приказ № 28010, подписанный командующим 3-й румынской армией генералом Думитреску, в котором указывалось, что «во избежание в будущем недоразумений и печальных инцидентов, имевших место между румынскими и немецкими солдатами», румынским частям «в случае жалоб по спорным вопросам с немцами следует соблюдать полнейшую вежливость», ибо, как отмечается далее в приказе, эти конфликты «могут иметь тяжелые последствия для осуществления наших пожеланий в будущем…»117.

Издевательское отношение к рядовым румынским солдатам проявляли не только гитлеровцы, но и румынские офицеры. Как показали многие румынские солдаты 5-го егерского полка, взятые в плен 8 и 9 февраля 1942 года, за малейшую провинность офицеры их «зло избивали», полковые интенданты вместе с офицерами присваивали себе из солдатского пайка жиры, сахар, мыло118.

Солдаты страдали от холода, голода, антисанитарии, многокилометровых переходов. Уповая на успех «блицкрига», военно-фашистское правительство Румынии не подготовило армию к действиям в зимних условиях. В результате большое число солдат было обморожено. 23 января 1942 года командир 2-го батальона 5-го егерского полка рапортовал начальству, что «приблизительно 50—60% строевого состава 2-го батальона обморожено вследствие перехода, совершенного вчера, 22 января»119.

Такое же положение сложилось в целом в 1-й пехотной дивизии, в связи с чем приказом № 12/215 от 5 февраля 1942 года командирам полков дивизии было предложено «принять меры к реорганизации подразделений, понесших потери…»120. О настроении солдатских масс красноречиво говорит содержание дневника сержанта Думитриу из второй роты 18-го пехотного полка. В нем встречаются такие слова: «два дня ничего не ел», «отправляемся в 25-километровый поход без хлеба», «уничтожаем вшей», «передвигаюсь на коленях, ноги замерзли», «питаюсь грязной пшеницей», «плачу и вспоминаю домашнюю пищу» и т. д.121

Сильно сказывалось на моральном состоянии румынских солдат тяжелое положение их семей в тылу. Известия об этом доходили до солдат, несмотря на преграды, устанавливаемые военной цензурой. В письме от 13 ноября 1941 года, адресованном солдату Гиля, жена просила: «Приезжай домой, отец больной, не двигается, некому пахать. Попроси отпуск, иначе мы погибнем, умрем от голода, некому было провести сев». Жена солдата Теодору в письме от 11 января 1942 года писала: «Ты оставил меня и семерых детей, чтобы умереть от холода и голода. Мы очень страдаем и глубоко несчастны»122. В письмах родные и близкие рассказывали о конфискации властями зерна и продовольствия, реквизиции лошадей и т. д. Все это усиливало у солдат антивоенные настроения.

Прямым следствием указанных фактов явился рост дезертирства из румынской армии. В 4-й горнострелковой бригаде за 2—3 месяца из каждого батальона сбежало примерно по 60 человек123. Бывали случаи, когда отдельные румынские солдаты или небольшие группы переходили линию фронта и сдавались в плен124. О фактах перехода румынских солдат на сторону Красной Армии сообщали и политорганы Юго-Западного фронта125.

Обеспокоенные таким положением дел, румынские офицеры запугивали солдат небылицами о «русском плене», старались внушить им, что их будут расстреливать. Как рассказывали военнопленные, солдаты еще находились под влиянием этой пропаганды и боялись переходить на сторону советских войск. В связи с этим политорганы Красной Армии выпустили ряд листовок, обращенных к румынским солдатам, в которых говорилось, что «советское командование обеспечивает всем, кто перейдет на сторону Красной Армии, жизнь, хорошее обращение и возвращение на родину после войны»126.

В тылу, как и на фронте, тяготы войны давали о себе знать все больше и больше. Материальное положение румын, и без того тяжелое, за 7—8 месяцев военных действий еще больше ухудшилось. «Население с малыми доходами (служащие, пенсионеры, рабочие) и беднота. – читаем в обзоре Генеральной дирекции о внутреннем положении за январь 1942 года, – недовольны, озабочены и явно обеспокоены из-за дороговизны, отсутствия товаров первой необходимости, роста спекуляции. Чтобы получить хлебный паек, с трех часов ночи создаются очереди у пекарен, и многим не удается его получить (Сучава). То же самое имеет место и у дровяных складов, и у лавок по продаже керосина»127. Полиция г. Сучава доносила, что в очередях за хлебом «раздаются протесты, возникают драки, в конечном счете большинство людей уходит без ничего». В то же время, сказано далее в этом документе, «из-за отсутствия рабочих рук и транспортных средств большие засеянные площади остались неубранными»128. В стране, отдававшей Германии миллионы тонн нефти, леса, продовольствия, народ испытывал голод и холод.

В начале 1942 года правительство Антонеску объявило о снижении норм потребления хлеба для жителей городов и о реквизиции всех зерновых у крестьян. На личное потребление оставлялось по 40 кг зерна на ребенка и до 80 кг – на взрослого. Это вызвало сильное недовольство на селе. Крестьяне были обречены на полуголодное существование, лишены возможности держать скот и птицу. Катастрофическое положение создалось в горных районах и в уездах, где отмечался неурожай. Дорохойская полиция сообщала, что сельскохозяйственные работы не выполняются, ибо многие крестьяне «не имеют что кушать, ходят по улицам города, попрошайничают и плачут от голода…». Некоторые, сказано далее, «три дня ничего не ели». Полицейские чины просили вышестоящее начальство принять меры, «ибо брожение среди населения с каждым днем нарастает»129.

На многих промышленных предприятиях, испытывавших трудности в снабжении сырьем, руководство переводило сотрудников на трехдневную рабочую неделю, соответственно урезывая им зарплату («Дымбовица», «Индустрия текстилэ ромынэ» и др.), многих вообще оставляли без работы («Оланда-текстилэ», «Виктория», «Герман и Моссер» и др.) и средств к существованию, взимали большие проценты за ссуды, полученные в кассах предприятия («Кредитул Миньер»), не выплачивали за сверхурочные работы, задерживали выплату зарплаты, по завышенным ценам отпускали через лавки предприятия промышленные товары («Астра ромынэ»), кое-где не выдавали даже хлебные пайки («Трикотание») и т. д.130

Полицейские власти вынуждены были признать, что одной из главных причин недовольства населения является «присутствие немецких войск»131. Расчеты правящих кругов фашистской Румынии на то, что приобретение с помощью гитлеровских войск советских территорий вызовет в народе признательность к рейху и его армии, не сбылись. Газетная шумиха о немецко-румынском «братстве по оружию», «боевом содружестве», пышные взаимные награждения не могли заслонить усиливавшуюся неприязнь румынского народа к гитлеровцам. «В связи с многочисленными случаями столкновений между немецкими и румынскими военнослужащими, а также с гражданским населением… – сказано в циркуляре Генеральной дирекции полиции Румынии от 25 октября 1941 года, направленном местным полицейским органам, – и в целях их предупреждения министерство внутренних дел предлагает, чтобы румынские военно-полицейские патрули при осуществлении ими контроля сопровождались немецкими…»'32

Гитлеровцы стремились приписать распространение антинемецких настроений «враждебной» пропаганде и требовали от румынских властей принятия мер. Некий Аугуст Гюнтер, который занимался в Румынии выяснением морального состояния возвратившихся с фронта румынских солдат, жаловался в начале декабря 1941 года сигуранце, что «враждебная» пропаганда, которая проводится не только среди демобилизованных солдат, но и среди «рабочих и служащих на вокзалах, в холлах гостиниц, на рынках и в магазинах», внушает народу, что немцы «присваивают себе продовольствие и являются виновниками голода среди бедного населения»133. Дело, конечно, было не только во «враждебной» пропаганде, о которой сообщал гитлеровский эмиссар, а и в той действительно грабительской политике, которую проводила Германия в «союзной» стране.

Очередной «конфиденциальный» протокол о взаимных поставках, подписанный 17 января 1942 года в Берлине сопредседателями смешанной германо-румынской правительственной комиссии К. Клодиусом и А. Рэзмерицэ, указывал на то, что гитлеровцы и после ноябрьского визита М. Антонеску в Берлин не собирались ослабить давление на своего союзника. «Румынское правительство, – читаем в подписанном протоколе, – сделает все возможное, чтобы в будущем, как и в прошлом, максимально увеличить экспорт нефти в интересах совместного ведения войны», притом, как сказано далее в протоколе, в первую очередь, за счет «сокращения внутреннего потребления»134. Как явствует из приложенного к договору письма Рэзмерицэ Клодиусу, «для удовлетворения возрастающих в последнее время потребностей в нефти для совместного ведения войны румынское правительство согласилось на растущую неэкономичную эксплуатацию источников нефти»135.

В то время как, по признанию самого Й. Антонеску, «народ в Бухаресте начинает умирать от голода»136, протоколом была предусмотрена отправка в Германию до 30 сентября 1942 года 200 тыс. т пшеницы, 300 тыс. т кукурузы, 90 тыс. голов разного скота, 45 тыс. т гороха и многое, многое другое. Немцы потребовали предоставить Германии все «излишки» урожая масличных культур, полученного не только в Румынии, но и на оккупированной ею советской территории. Взамен всего этого Румынии было обещано главным образом вооружение. Правительство Антонеску обязалось до 31 марта выделить 3 млрд. леев для «текущих нужд немецкой армии в Румынии» и «в кратчайший срок» – еще 7,1 млрд. леев «для других потребностей германской армии в Румынии»137.

В самой Румынии гитлеровцы хозяйничали как у себя дома, прибирая к рукам все богатства страны. При попустительстве правительства Антонеску все ключевые позиции румынской экономики заняли немцы. На положении государства в государстве находилось немецкое меньшинство в Румынии. «Они (т. е. румынские немцы. – И.Л.), – писали чиновники сигуранцы, – считают себя превыше румынского населения…»138 Военные формирования из молодежи немецкого меньшинства маршировали в гитлеровской форме по улицам Брашова и других румынских городов. Все это не могло не задевать самолюбия румын.

Рост недовольства в стране, огромные потери румынской армии на фронте, решение правительства Антонеску продолжить посылку войск на Восток в 1942 году заставили забеспокоиться лидеров так называемых исторических партий, еще не так давно благословивших участие фашистской Румынии в «крестовом походе» Гитлера. Председатель национал-царанистской партии Ю. Маниу в письме на имя Й. Антонеску от 8 ноября 1941 года, одобряя захват советских территорий до Буга, вместе с тем сожалел «об ослаблении румынской военной мощи» в результате потерь на фронте. Руководитель национал-либеральной партии Д. Брэтиану в письме, адресованном Й. Антонеску 24 ноября 1941 года, сокрушался по поводу того, что фронт поглотил «более 100 000 молодых рабочих рук»139.

Лидеры «исторических» партий считали, что после завоевания Одессы и территории до Буга все свое внимание правительство должно уделить вопросу о Трансильвании. Они упрекали Й. Антонеску в том, что он не заручился письменными гарантиями Германии об отмене решений венского диктата и выражали сомнение в готовности ее пересмотреть эти решения. Д. Брэтиану, как явствует из упомянутого его письма от 24 ноября 1941 года, был склонен думать, что в случае германской победы Трансильвания будет объявлена автономной областью под немецким протекторатом. По сообщениям тайных агентов сигуранцы, в кругах, близких к Г. Брэтиану, говорили, что «преждевременно питать чрезмерно оптимистические надежды» относительно обещаний гитлеровцев о том, что «Румыния будет играть ведущую роль в Юго-Восточной Европе», тем более что «не уточняется даже, как будет решена в конце войны проблема Трансильвании»140. Агенты также доносили, что на состоявшемся заседании руководства НЦП в феврале 1942 года высказывались подобные же сомнения141. Даже такой ярый сторонник политики диктатуры Антонеску, как К. Арджетояну, в узком кругу своих приближенных выразился: «Наше положение отличное, мы пользуемся доверием фюрера благодаря искренним отношениям г-на маршала Антонеску, но в вопросе о Трансильвании Венгрия имеет полную поддержку национал-социалистической партии… Симпатии же фюрера носят для нас платонический характер».

Лидеры «исторических» партий выражали сомнение в том, что посылка больших контингентов войск на советско-германский фронт склонит Гитлера к пересмотру венского «арбитража». Они полагали, что войны с Венгрией из-за Трансильвании не миновать. Между тем соотношение сил в венгеро-румынском конфликте складывалось не в пользу Румынии. «Вклад» последней в антисоветскую войну, а следовательно, и ее людские и материальные потери были значительно больше, чем у хортистской Венгрии142. Поэтому дальнейшую отправку войск на советско-германский фронт Ю. Маниу и Д. Брэтиану считали опасной для своей страны. Маниу, по сообщению секретных служб, полагал, что после завоевания Одессы Румыния «должна участвовать в антибольшевистской войне символически, посылая только части, укомплектованные легионерами»143. Король Михай придерживался мнения, что войска можно послать только в том случае, если Румынии будет гарантировано возвращение Северной Трансильвании144. Против отправки новых контингентов румынских войск на Восточный фронт высказался 8 января 1942 года начальник штаба румынской армии генерал И. Якобич145. В результате он был отстранен от должности, и его место занял генерал Штефля. Министром обороны кондукэтор назначил верного ему генерала Пантази.

Разногласия, появившиеся между кликой Антонеску и лидерами «исторических» партий относительно степени дальнейшего участия румынских войск в боях на советско-германском фронте, не вызывали беспокойства у правительства. Кондукэтор спокойно взирал на то, что Маниу и Брэтиану копии своих писем, направленных ему, распространяли среди своих сторонников в Румынии и определенных кругов в Англии и США, понимая, что все это делается для создания видимости оппозиции нынешнему курсу. Знал он и то, что Маниу поддерживал тесные контакты с легионерами. Как отмечалось в отчетах тайной полиции – сигуранцы, в начале 1942 года Маниу, завязал переговоры с «умеренными легионерами» о сотрудничестве в вопросе об отмене венского «арбитража». В качестве условия для сотрудничества легионеры потребовали, чтобы Маниу «не был против Германии».

Разъясняя свою позицию, председатель национал-царанистов заявил, что «его действия не носят антигерманский характер, а лишь направлены на возвращение Трансильвании, потерянной по воле держав оси в результате венского диктата, и он первый был бы всецело на стороне держав оси, если бы Германия вернула Трансильванию».

Маниу заверил железногвардейцев, что «не будет поддерживать акции правительства против легионеров»146. Несколько позже он встретился с руководителями железногвардейцев Думитреску-Зэпадой и Казаку Василе, «с которыми, – как сказано в донесении сигуранцы, – обсуждался вопрос о возможности включения определенных легионерских элементов в состав национал-царанистской партии»147.

В связи с появившимися в среде господствующей верхушки, в том числе генералитета, разногласиями по вопросу о степени дальнейшего участия в антисоветской войне Й. Антонеску созвал в феврале 1942 года командный состав армии, чтобы заручиться его поддержкой. На совещании было доложено о политике правительства148. Как отмечается в февральском 1942 года обзоре Генеральной дирекции полиции о внутреннем положении, в кругах «оппозиции» сам факт созыва такого совещания был расценен как признак «очень тяжелой ситуации внутри армии», «наличия сомнений и признаков недовольства»149.

Проводилась и усиленная идеологическая подготовка для оправдания посылки новых контингентов румынских войск на советско-германский фронт. 19 марта 1942 года перед представителями духовенства во главе с патриархом Никодимом, университетской профессуры, преподавательского состава школ выступил М. Антонеску. Назвав свой доклад «Румыния в завтрашней Европе», румынский вице-премьер старался обосновать необходимость дальнейшего широкого участия страны в антисоветской войне. Повторив все старые доводы, он на сей раз основной упор делал на «долг» помочь Гитлеру и Муссолини в их «великой миссии по уничтожению большевизма» и «защите европейской цивилизации», «частной собственности», на роль фашистской Румынии в создании «новой Европы», в «установлении политического равновесия». «Без этого Европа провалится, без этого Европа ославянится, без этого Европа – носительница вечного факела – окунется в царство тьмы!»150.

М. Антонеску заверял, что Румынию ожидает в «новой Европе» блестящее будущее, что она станет «воротами против восточных славян, воротами, через которые богатства немецкой Центральной Европы будут связаны с румынским Черным морем». «Через Северные Карпаты, – продолжал он, – мы проложим мост к великой немецкой массе. Через Львов мы свяжемся с Балтийским морем, через нас будут стекаться богатства европейского севера на юг и восток Европы; благодаря Дунаю мы принадлежим к Центральной Европе, мы кроны Балкан, а через Черное море мы протягиваем нашей сестре Италии руку вечной латинской веры»151. М. Антонеску призывал всех, в первую очередь молодежь, следовать по пути, начертанному королем и маршалом, принести на алтарь антисоветской войны новые жертвы.

Вице-премьер затронул также волновавший румынскую общественность трансильванский вопрос и, чтобы успокоить ее, резко отозвался о венгерских «союзниках», уверяя, что не забыта отторгнутая часть Трансильвании.

Но речь М. Антонеску не вызвала в стране ожидаемого энтузиазма. Даже в профашистских кругах ее оценили, согласно донесениям тайной полиции, как «анестезирующее средство для успокоения общественности в канун большой мясорубки на Востоке, в которой Румыния будет участвовать вовсю»152. Лидеры национал-либералов выразились, что речь «вызвана только стремлением стимулировать энтузиазм общественности и обосновать участие в войне на Востоке»153. Национал-царанисты усмотрели в ней попытку «вызвать фальшивый оптимизм», эта речь лишь подтвердила, что у Румынии «нет никаких заверений от Германии относительно возвращения Трансильвании»154.

Но дальше кулуарных разговоров и высказываний в частных беседах отдельных критических замечаний в адрес правительства, которые тотчас же становились известны Й. Антонеску, дело не пошло.

18 марта 1942 года Антонеску просил передать Кейтелю свое желание, чтобы шесть румынских дивизий, действовавших в Крыму и на Северном Донце, продолжали воевать на этом же участке155. На второй день румынский Генштаб сообщал, что «господин маршал считает сохранение румынских войск под общим немецко-румынским командованием моральной и естественной необходимостью»156. Это было на руку гитлеровцам, которые тем самым получили формальное право и далее распоряжаться войсками румынского союзника по своему усмотрению.

13 апреля 1942 года румынский Генштаб адресовал руководителю немецкой военной миссии в Бухаресте генералу Хауффе очередное письмо, в котором сообщал, что «маршал Антонеску в своем желании, чтобы войска первого эшелона участвовали не только в нынешних оборонительных, но также в будущих наступательных операциях, решил заблаговременно укрепить все звенья этого эшелона необходимым персоналом и материалами». Генштаб просил заранее известить, когда и в каких секторах выделенные части будут действовать157.

Румынское правительство явно старалось перещеголять других союзников гитлеровской Германии. По стране прокатилась очередная волна мобилизации в армию. Средства массовой информации с новой силой обрушили на слушателей воинственные речи и статьи. «Наша героическая армия, – писала газета «Униря», – готовится вместе с германской и другими союзными армиями нанести последний удар по врагу на Востоке, чтобы окончательно ликвидировать его и рассеять все угрозы, которые подстерегают христианство и цивилизацию…»158

Участие Румынии в летне-осенней кампании 1942 года

Воспользовавшись военной пассивностью Англии и США, задерживающих открытие второго фронта в Европе, фашистская Германия решила добиться в 1942 году окончательной победы над Советским Союзом. К июлю 1942 года она сконцентрировала на Восточном фронте 182 дивизии, 4 бригады и 4 воздушных флота. Кроме того, против советских войск действовали 47 дивизий и 12 бригад стран-сателлитов Германии159. В ходе летне-осенней кампании гитлеровцы и их союзники продолжали наращивать вооруженные силы против Красной Армии.

Из всех союзников гитлеровской Германии наибольшее число дивизий выставила против СССР Румыния. По сравнению с 1941 годом ее «вклад» в антисоветскую войну в 1942 году, как явствует из румынских же документов160, даже возрос. На 1 августа 1942 года на Восточном фронте и оккупированной советской территории находилось 32 крупных румынских соединения («grosse Einheiten»), т. е. дивизии и бригады. Столько же их насчитывалось в 1941 г., но общая численность солдат и офицеров в указанных соединениях в 1942 году была выше. Соединения включали 24 500 (23453)161 офицеров, 31 400 (18 321) унтер-офицеров и 654 000 (631 333) солдат. Кроме того, в 1942 году Румыния предоставила Гитлеру 52 (55) эскадрильи, 500 (310) транспортных и военных кораблей, 144 (120) зенитные и береговые батареи. Увеличивая «вклад» своей страны в антибольшевистскую войну, клика Антонеску надеялась, что гитлеровцы учтут это при дележе добычи. Не случайно в упомянутом документе «Вклад Румынии в войну против СССР» отмечается, что 80% людских и 75% материальных потерь162 румынская армия понесла в боях восточнее Днестра. Этим правители Румынии подчеркивали, что они вели войну не только ради того, чтобы вновь захватить Бессарабию и Северную Буковину, но и для того, чтобы внести еще больший «вклад» в войну против «большевизма» вообще, и, следовательно, вправе рассчитывать и на другие советские территории, а также пересмотр венского «арбитража» по вопросу о Трансильвании. Накануне упомянутой поездки М. Антонеску в Берлин в сентябре 1942 года газета промышленно-финансовых кругов Румынии «Аргус» с гордостью писала, что на Восточный фронт было отправлено не менее 24 тыс. военных эшелонов. «Это, – заключала газета, – говорит о самом большом вкладе в победу на Востоке»163.

В соответствии с директивой № 41 от 5 апреля 1942 года, содержащей план наступательных операций армий стран оси на весну и лето 1942 года, румынские войска должны были действовать на южном участке советско-германского фронта164. Как известно, цель всей кампании 1942 года оставалась, в сущности, той же, что и в плане «Барбаросса» – разгромить Советский Союз. Для решения этой задачи намечалось провести ряд последовательных операций: в Крыму, южнее Харькова и уже после этого на Воронежском, Сталинградском и Кавказском направлениях.

В майских и июньских наступательных операциях вермахта участвовала лишь часть румынских соединений, направленных на Восточный фронт: несколько дивизий – в Крыму, несколько – южнее Харькова. Пока гитлеровцы продвигались вперед, румынская армия, наступавшая вместе с ними, еще в какой-то мере сохраняла боеспособность. Правда, и в этих боях особого энтузиазма румынские солдаты не проявляли. Тем не менее вместе с немцами румынские войска в начале августа продвинулись к Сталинграду и Северному Кавказу. Воодушевленные успехами, румынские генералы слали в Бухарест победные реляции, а средства массовой информации на все лады расписывали «доблесть» войск и прочили им скорую победу.

У правителей Румынии разгорелись аппетиты, кое-кому показалось, что в торге с Германией они продешевили, мало попросили советской земли в качестве вознаграждения за участие в войне. Губернатор Г. Алексяну, в частности, мечтал о расширении границ Транснистрии путем включения в ее состав новых районов Украины, расположенных восточнее и севернее существовавшей демаркационной линии. В письме от 30 июля 1942 года, адресованном Й. Антонеску, он «доказывал», что иначе Транснистрия, «призванная самым широким образом помочь продолжению войны», в ее установленных границах «не может обеспечить себе экономическую самостоятельность». Алексяну старался даже подкрепить свои «доводы» фактами из исторического прошлого, вроде того, что г. Немирово был некогда крепостью молдавского господаря Дукэ-Воды, а г. Бар принадлежал известному молдавскому летописцу из богатого боярского рода Мирону Костину. «Поднимая перед вами этот вопрос, – писал губернатор, – оставляю на ваше единоличное усмотрение решить, можем ли мы в настоящее время присоединить районы, которые сейчас отделены от нас, и обеспечить себе в направлении Буковины прикрытие с севера путем установления румынской администрации»165.

На страницах прессы вновь появились явно инспирированные статьи об «историческом ареале румын», границы которого отодвигались все дальше за Буг. Некоторые идеологи румынского фашизма и экспансионистской политики до того были уверены в успехе летней кампании, что стали открыто писать о захватнических целях королевской Румынии в войне. Главный редактор фашистской газеты «Порунка времий» Илие Рэдулеску, еще до войны известный своими воинственными призывами и прогитлеровской политикой, издал сборник своих статей, опубликованных в дни войны, под недвусмысленным названием «За румынский империализм». «Румынский империализм?» – задает вопрос Рэдулеску, и сам отвечает: «Да! А почему бы нет…» Он упрекает довоенные правящие партии за их «близорукую концепцию», за то, что якобы после 1919 года они придерживались политики статус-кво и отказались от «неприкосновенных румынских прав, нереализованных в ходе Первой мировой войны, главным образом на востоке Европы»166. Во имя «мировой цивилизации и культуры», «спокойствия и безопасности европейского континента», восклицал Рэдулеску, «мы обязаны провозгласить и доказать логичность, правомерность и необходимость румынского империализма…»167. Ярый приверженец расистских «теорий», Рэдулеску считает, что румынский народ «должен находить себе жизненное пространство только на Востоке»168.

В летние месяцы 1942 года, когда казалось, что дела на фронте развиваются успешно для гитлеровской коалиции, «оппозиция» в лице Маниу и Брэтиану перестала донимать кондукэтора письмами и критическими замечаниями. Более того, в мае 1942 года Маниу в кругу своих друзей заявил: «Никто не вправе отказывать маршалу в патриотизме, который он поставил на службу высшим и перманентным интересам румынской нации; он должен продолжать руководить государством по своему разумению, и никто не должен пытаться становиться на его пути». А 19 июня 1942 года он же сказал, что «маршала и его соратников не следует трогать, их нужно даже подбадривать в деле руководства страной»169.

Уверовавший в победу кондукэтор снова начал совершать поездки на фронт и временно оккупированную территорию, хвастливо высказываться, выступая перед зарубежными корреспондентами. Так, в интервью газете «Трибуна», воспроизведенном центральными румынскими газетами, он заявил: «Мы должны всеми своими силами вытолкнуть русских за Волгу, чтобы создать непроходимую стену между нами и большевизмом». В тот же день при приеме нового посланника фашистской Испании в Бухаресте Й. Антонеску сказал, что Румыния воюет «главным образом, чтобы уничтожить коммунизм»170.

Следует, однако, сказать, что и в Германии, и особенно в Румынии далеко не у всех было оптимистичное настроение. Румынский военный атташе в Берлине полковник Ион Георге в присланном информационном бюллетене о политическом положении в Германии за май и июнь 1942 года писал, что, несмотря на успешное возобновление наступательных операций на Восточном фронте, «уверенность в победе не такая твердая, как прежде…». Далее он отмечал, что среди немецкого населения часто можно слышать: «…если все не кончится быстро, будет очень плохо…»171

Недовольство румын усугублялось массовыми мобилизациями в армию. Имели место открытые выступления против отправки на советско-германский фронт новых контингентов войск.

Постепенно разочарование стало охватывать даже самые оптимистически настроенные круги страны. Чем дальше на Восток углублялись фашистские армии, тем сильнее становились сопротивление и контрудары Красной Армии, тем ощутимее были потери в живой силе и технике. Все новые румынские дивизии вовлекались в кровопролитные сражения. В августе—сентябре в боях на Северном Кавказе участвовало 8 пехотных, кавалерийских и горнострелковых румынских дивизий. На Новороссийском направлении, под Темрюком, большие потери понесла 5-я румынская кавалерийская дивизия. Ее пришлось сменить 9-й кавдивизией, но уже в первые два дня наступления – 22 и 23 августа – ее потери составили до 1500 солдат и офицеров172. Особенно большой урон в районе Абинской был нанесен 3-й горнострелковой дивизии, переброшенной 2—3 сентября из Крыма для участия в наступлении на Новороссийск. В составе дивизии насчитывалось около 16 тыс. подготовленных и экипированных солдат и офицеров. В ходе ожесточенных боев с 19 по 26 сентября она потеряла убитыми, ранеными и пленными до 8 тыс. солдат и офицеров, много боевой техники173.

Но, как известно, главные события летне-осенней кампании развернулись в районе между Доном и Волгой. Бои, начавшиеся здесь в середине июля 1942 года, не стихали ни днем, ни ночью. Войска вермахта стремились захватить Сталинград, выйти к Волге, отрезать Кавказ от центральных районов страны и овладеть им.

Создав на Сталинградском направлении двойное превосходство в силах, гитлеровцы тем не менее не смогли взять город на Волге с ходу, поэтому военное командование вынуждено было направить на помощь своей 6-й армии 4-ю танковую армию, а также армии своих союзников.

Основные силы румынских войск – 3-я и 4-я армии – стали стягиваться к Дону и под Сталинград в конце сентября. 22 и 23 сентября во время переговоров в Германии М. Антонеску согласовал с заместителем начальника штаба ОКВ генерал-полковником В. Варлимонтом вопрос о дальнейшем использовании румынских соединений. Как выясняется из румынской записи беседы, М. Антонеску согласился на переброску в оперативную зону 4-й румынской армии 7-го армейского корпуса, а с возобновлением наступления на Кавказском фронте – вновь предоставить в распоряжение немецкой группы армий «А» кавалерийский корпус. Оборонительный фронт 3-й румынской армии был определен штабом ОКВ между Доном и Волгой174.

В результате осенью 1942 года на подступах к Сталинграду и на Дону оказалась большая часть Вооруженных сил Румынии: две из трех ее армий, шесть из семи армейских корпусов, 18 из 26 румынских дивизий, сражавшихся на советско-германском фронте175.

Как и немецкое, румынское командование направило на Сталинградский фронт самые боеспособные дивизии, почти всю свою тяжелую артиллерию. Наиболее укомплектованной была 3-я румынская армия, которая в октябре 1942 года занимала на Дону участок протяженностью в 130 км между населенными пунктами Басковская и Ярковский (северо-восточнее Клетской). В ее состав входили 8 пехотных, 2 кавалерийские и 1 танковая дивизии.

На фронте армии действовало 14 артиллерийских полков дивизионной артиллерии, 4 тяжелых артполка и 1 отдельный дивизион тяжелой корпусной артиллерии176. 4-я румынская армия по составу уступала 3-й. Она включала 5 пехотных и 2 кавалерийские дивизии.

Все перечисленные дивизии ранее участвовали в боях, следовательно, опыт войны у них был. Все же по боевой подготовке и особенно по оснащению военной техникой они значительно уступали немецким. Германия, которая взяла на себя обязанность вооружать румынскую армию, не очень-то баловала свою союзницу. В меморандуме, переданном М. Антонеску руководству рейха 22 сентября 1942 года, отмечается, что заявки румынской армии за последний год были удовлетворены: по вооружению – на 26%, снаряжению – 36, моторизованным средствам – 5, материалам для связи инженерных сооружений – 30, обмундированию и продовольствию – на 5% и только по медикаментам – полностью177.

Моральный дух румынских войск продолжал оставаться низким. В своей книге «Солдаты, которых предали», написанной в форме воспоминаний о пережитом, бывший майор вермахта Гельмут Вельц, сообщая свои впечатления о встречавшихся ему в пути румынских войсках, направляемых в конце сентября на Дон, пишет: «… румыны – солдаты свежие, крепкие. Но по лицам видно, что они не сами выбрали себе маршрут, ведущий их к смерти»178.

Румынское командование делало отчаянные попытки поднять моральный дух своих войск, прибегая в основном к старому, во многом уже исчерпавшему себя арсеналу пропагандистских средств. Вновь возобновились обещания, что после разгрома Красной Армии солдаты и офицеры получат крупные наделы и дома, и на оккупированной территории, а офицеры – целые имения179. Чтобы хоть чем-то заинтересовать румынских солдат, в частях был оглашен циркуляр румынского Генштаба № 361800 от 10 сентября 1942 года, в котором сообщалось, что на основе конвенции от 30 июня 1942 года, подписанной румынским генералом Штефля и немецким генералом Беккером, румынской армии предоставляется ряд «преимуществ», а именно: любой румынский военнослужащий, находившийся на фронте, при отъезде в отпуск или демобилизации может захватить с собой не только личные вещи, но и другие предметы «домашнего обихода», «сколько можно унести в чемоданах своими руками»180. Иными словами, румынским солдатам и офицерам разрешено было грабить советское население и увозить его имущество не только с румынской зоны оккупированной советской территории, но и с германской.

В частях, особенно тех, где было много уроженцев Трансильвании, офицеры-пропагандисты в часы «морального воспитания» убеждали подчиненных, что «война с СССР позволит румынам вернуть Трансильванию при поддержке Германии». Стараясь вызвать новый прилив национализма, они заявляли солдатам, что победа в войне приведет к созданию «Великой Румынии от Тисы до Буга». В то же время фашистская пропаганда продолжала твердить солдатам и офицерам, что, «пока существует Россия, сохранится угроза независимости Румынии», и лучше ее «защищать на Волге», нежели на своей территории. Чтобы подбодрить войска, отправляемые на фронт, солдатам говорили, что Красная Армия уже разбита и победа будет достигнута через 2—3 месяца. Еще в начале сентября румынские газеты писали, что немецко-румынские войска находятся в 8 км от центра Сталинграда, «ожидается с минуты на минуту капитуляция этого города», а затем «провал всего фронта в этом секторе»181. Многие солдаты, направленные в район Дона, верили таким сообщениям. Но вскоре они поняли, что их вновь обманули.

Первый ощутимый удар по румынским войскам, брошенным в бой под Сталинградом, был нанесен в двадцатых числах сентября 1942 г. В результате контратаки, предпринятой советскими частями 51-й и 57-й армий в районе озер Сарпа, Цаца, Барманцы, 1 – я и 4-я румынские пехотные дивизии потеряли только убитыми более 4000 человек, 4-я дивизия лишилась при этом всей своей артиллерии182. Спустя несколько дней Красной Армией был нанесен новый удар на участке 6-го румынского армейского корпуса в районе г. Садовое (в 50 км южнее Сталинграда). В результате были разгромлены 5-й и 21-й пехотные полки, 22-й артиллерийский полк, штаб 5-го пехотного полка; убит командир 5-го пехотного полка полковник Бутенеску; уничтожено до 3000 солдат и офицеров, 15 орудий, 17 танков, много пулеметов, минометов и автомашин, взяты большие трофеи. Румынских солдат и офицеров 6-го армейского корпуса охватила паника183. В ходе операции были захвачены ценнейшие секретные документы об оперативных замыслах врага не только на Сталинградском, но и на других фронтах, о взаимоотношении гитлеровцев с союзниками, о моральном состоянии румынских войск и т. д.

В результате анализа материалов, полученных в ходе сентябрьских контрнаступательных операций против румынских дивизий, штаб Сталинградского фронта сделал следующие выводы: «Румынские части хотя сравнительно достаточно были укомплектованы, но боеспособностью обладали довольно низкой. Где бы ни наступали наши части, даже меньшими силами, чем у противника, румыны всегда были биты. Это лишний раз подтвердилось частными операциями 57-й и 51-й армий с 29 сентября по 4 октября, когда армии, наступавшие по одному усиленному полку на две пехотные дивизии румын, смогли разгромить до трех полков. Частные операции 57-й и 51-й армий показали большую неустойчивость румын южнее Сталинграда, их значительную чувствительность к ночным внезапным ударам. Немцы вынуждены были снять из-под Сталинграда до 100—130 танков и одну мотодивизию, чтобы поддержать румын южнее Сталинграда. При этом было установлено, что за румынскими частями находились немецкие заградительные отряды, примерно на дивизию – один немецкий батальон».

Далее в документе обращается внимание на низкое моральное состояние румынских войск и плохие взаимоотношения между гитлеровцами и их румынскими союзниками. В заключение сказано: «Все это вместе взятое говорило за то, что обеспечение правого фланга сталинградской группировки немцев довольно ненадежно и сулит определенные успехи при нашем ударе южнее Сталинграда на участке обороны румынских частей»184.

К таким же выводам пришло командование Юго-Западного фронта на основе анализа разведданных о боевом и морально-политическом состоянии румынских войск на Дону. В одном из отчетов читаем: «Моральное состояние невысокое. С наступлением холодов оно еще более ухудшилось. Все это объяснялось следующими причинами: бесперспективностью войны для румын, которую понимало большинство солдат и офицеров. Солдаты, оторванные от своей страны на тысячи километров, не хотели воевать на стороне Германии. Нежелание воевать выражалось в массовом членовредительстве, дезертирстве и добровольном переходе на сторону Красной Армии. Питание солдат в связи с широко развитой системой хищений в интендантстве было организовано плохо, поэтому часть солдат бродила по окрестным деревням в поисках пищи. Солдаты боялись наступающей зимы. Тяжелое продовольственное положение в стране также отражалось на моральном состоянии румынских войск. Только суровыми мерами и широко развитой пропагандой об «ужасах» советского плена офицеры удерживали солдат от массовой сдачи в плен и поддерживали дисциплину в войсках»185.

Данные фронтов о боеспособности и моральном состоянии румынских войск имели важное значение при планировании операции по разгрому фашистской группировки на подступах к Сталинграду и выборе участков прорыва вражеской обороны. «Генеральный штаб на основе данных фронтов, – писал Г.К. Жуков, – изучил сильные и слабые стороны немецких, венгерских, итальянских и румынских войск. Войска сателлитов по сравнению с немецкими были хуже вооружены, менее опытны, недостаточно боеспособны даже в обороне. И самое главное – их солдаты, да и многие офицеры не хотели умирать за чуждые им интересы на далеких полях России, куда их забросило по воле Гитлера, Муссолини, Антонеску, Хорти и других фашистских лидеров».

Жуков отмечал, что еще до подготовки детальных расчетов контрнаступления у Сталинграда «было ясно, что основные удары нужно наносить по флангам сталинградской группировки, прикрывавшимся румынскими войсками»186. Это же подчеркивали в своих мемуарах A.M. Василевский и А.И. Еременко. Советскому командованию, писал A.M. Василевский, было хорошо известно, что фланги сталинградской группировки врага были «прикрыты более слабыми во всех отношениях, тяготившимися войной румынскими войсками. Большая протяженность участков обороны румынских войск и отсутствие за ними резервов еще более усугубляли уязвимость здесь вражеской обороны»187. Маршал А.И. Еременко отмечал, что при планировании разгрома фашистских армий под Сталинградом и на Дону во внимание принимались и политические факторы, «в частности, взаимоотношения между гитлеровцами и румынами»188. В отчете Сталинградского фронта по этому поводу сказано: «Между румынами и немцами царит скрытая вражда, которая иной раз прорывается наружу и выливается в крупные эксцессы. Немцы презирают румын и стараются на каждом шагу их унизить»189.

Не доверяя румынским солдатам, немецкое командование по различным поводам направляло в румынские части все большее число своих офицеров, а в тылу румынских войск увеличивало численность заградительных отрядов. Пленный полковник, командир 27-го полка 6-й румынской пехотной дивизии Иосиф Чобану рассказал: «По настоянию германского командования в каждой румынской дивизии имеется немецкий офицер, который контролирует и направляет действия румынского генерала – командующего дивизией. Это оскорбляет национальное достоинство румынских офицеров и вызывает среди них большое недовольство»190.

Все эти факты, став достоянием румынской общественности, усиливали недовольство и в стране. В одном из циркуляров Генеральной дирекции полиции от 24 ноября 1942 года констатируется: «В последние дни солдатами-фронтовиками распространяется слух, что наша армия находится в прямом подчинении немецкого командования, которое на передовой линии Восточного фронта выставляет только румынские части, а в тылу их размещает немецкие войска, с тем чтобы задерживать наши части, когда их теснят русские. В результате такой постановки наши потери в людях и технике очень велики. Этим способом Германия хочет застраховаться на случай возможного сопротивления наших войск, не желающих больше воевать на Восточном фронте»191. Полиция Антонеску, естественно, требовала принимать меры против «распространителей слухов».

Меры принимались, но они не приостановили упадка морально-психологического состояния румынских войск и населения. Апатия, чувство обреченности стали охватывать румынские войска, находившиеся в далеких донских степях и предгорьях Кавказа.

Антивоенные настроения, особенно сильные на фронте, быстро распространялись на тыловые части. В докладной записке от 16 октября 1942 года глава Секретной службы информации (ССИ) Е. Кристеску писал, что «вновь сформированные части, которые из страны перебрасываются в зону операций, вступают в действие с невиданной боязнью, моральное состояние их низкое. Имеются сигналы, – пишет далее Кристеску, – что в новых частях, находящихся на пути к фронту, низкое моральное состояние принимает и внешние формы проявления. Унтер-офицеры и низшие чины критикуют и обсуждают последние военные меры, выступают без подчеркнутого желания воевать»192.

О некоторых причинах недовольства и низкого морального состояния румынских солдат, возвращающихся с фронта в отпуск, писал в своей докладной записке от 22 октября 1942 года губернатор Бессарабии генерал Войкулеску. В ней отмечается, что солдаты, не получая полного продовольственного пайка, в пути «остаются голодными и вынуждены попрошайничать у населения и железнодорожников», некоторые ходят в рваной одежде, не имеют нательного белья. Далее в докладной сказано: «Солдаты, размещенные в привокзальных бараках, спят на полу без всяких подстилок, нет кроватей, а так как полы смазаны керосином, то одежда становится грязной. Бараков не хватает, солдаты вынуждены спать на улице.

Недовольство на фронте, – продолжал губернатор, – вызвано и тем, что румынские солдаты, хотя и сражаются рядом с немецкими, не получают такое же денежное вознаграждение. Немецкие солдаты получают по 2 марки в день, а румынский – 1 марку в месяц. Раненые румыны не пользуются тем уходом, что немецкие солдаты…»193

Как на фронте, так и в тыловых частях антивоенные настроения все больше проявлялись в форме дезертирства. Согласно отчетам румынского военного командования, еще на пути к фронту из 991, 993 и 994-го отдельных пехотных батальонов, насчитывавших каждый по 1000 солдат и офицеров, дезертировало соответственно 130, 180 и 93 человека, а после первых боев в 993-м батальоне сбежало 92 человека и 243 «пропало без вести», в 994-м дезертировало 98 солдат194. Красноречивым признанием роста дезертирства явился и приказ от 24 октября 1942 года командующего 3-й румынской армией генерала Думитреску, с явным беспокойством отметившего: «В результате обследования положения с дезертирством констатируется, что количество дезертиров большое и продолжает расти»195. Если в 1941 году румынские военно-полевые суды рассмотрели 3976 дел, связанных с дезертирством из частей, находившихся в самой Румынии, то в 1942 году – 20 456, т. е. в 5 с лишним раз больше. Кроме того, в течение 1942 года полевыми судами было рассмотрено 2000 дел по дезертирству из фронтовых частей и 10 406 – в связи с неявками на призыв в армию. Всего в 1942 году суду военного трибунала за различные правонарушения в армии подвергся 41 871 человек196. Следует иметь в виду, что далеко не все дезертиры и лица, уклонявшиеся от призыва, попадали под суд. Следовательно, их число было значительно больше, чем указано в статистике военно-полевых судов.

Моральное состояние румынских войск не могло не вызывать беспокойства у немецкого командования. Но положение самой германской армии после понесенных огромных потерь в летне-осенней кампании 1942 года было таково, что гитлеровцы при всем пренебрежительном отношении к румынской армии не могли без нее обойтись.

14 октября 1942 года Гитлер был вынужден подписать приказ о переходе к зимней обороне и о защите занятых рубежей «любой ценой», «до последней капли крови», что фактически означало признание провала планов немецкого командования о разгроме Красной Армии и победоносном окончании войны в 1942 году. Того, чего, по словам румынского военного атташе в Берлине И. Георге: больше всего боялась общественность Германии – затяжки войны до наступления новой зимы, – было не миновать. Конца войны, тем более успешного, не было видно. В информационном бюллетене, присланном И. Георге осенью 1942 года из Германии, читаем: «… продолжительность войны вызывает недовольство всего народа. Тяжелые потери на Восточном фронте серьезно повлияли на моральное состояние внутри страны… В среде немецкого народа наблюдаются большая нервозность, разочарование, растерянность и неуверенность». Единственное, чем мог утешить И. Георге свое бухарестское начальство, было то, что «по мере того, как растут внутренние трудности, увеличиваются эсэсовские организации – гарантия того, что хороший порядок будет сохранен»197.

Подводя итоги изложенному, можно сказать: второе стратегическое наступление вермахта и его союзников летом и осенью 1942 года, так же как наступление 1941 года, не принесло фашистским правительствам Германии, Румынии и других стран гитлеровской коалиции желаемого результата – разгрома Советского Союза. Красная Армия не только выдержала натиск вооруженных сил фашистской Германии и ее сателлитов, но и сокрушила их наступательную мощь. В ходе боев на советско-германском фронте в указанный период огромные потери понесла армия военно-фашистской Румынии. И хотя вместе с войсками вермахта она дошла до Волги и предгорьев Кавказа, однако не только ее солдаты, но и значительная часть офицеров утратили веру в победу, были охвачены чувством обреченности. Такие же настроения царили и в самой Румынии. Политика клики Антонёску вызывала все большее недовольство среди широких масс. В стране назревал новый кризис, начало которому было положено ноябрьским наступлением Красной Армии на Дону и под Сталинградом.

Оккупационная политика Румынии на захваченных советских территориях

В результате активного участия Румынии в войне против Советского Союза ей удалось оккупировать и ряд областей Украины. На этих территориях была установлена оккупационная администрация, созданы румынские органы власти. Из королевской Румынии на захваченные территории были направлены тысячи гражданских и военных чиновников, полицейских и жандармов.

Для управления оккупированной обширной советской территорией, общая площадь которой составляла около

100 тыс. кв. км, правительство Антонеску создало три губернаторства: Бессарабия198 (центр – г. Кишинев), Буковина199 (центр – г. Черновцы) и Транснистрия200 (центр – с 19 августа до 17 октября 1941 года г. Тирасполь, а затем – г. Одесса).

Прибыв 24 июля 1941 года в Черновцы, Й. Антонеску собрал румынских и иностранных журналистов и заявил, что «лично будет руководить организацией Бессарабии и Буковины», что с прежним отношением к этим областям покончено и «утверждается новый порядок, основанный на честности и труде, справедливости и правдивости»201. На одном из заседаний румынского правительства при обсуждении вопросов о будущих границах Румынии министр культуры и культов И. Петрович с пеной у рта говорил о необходимости «полностью ликвидировать… Молдавскую республику»202. Успокаивая своего министра, вице-премьер Михай Антонеску заявил, что в Берлине он обговорил все территориальные вопросы в плане того, чтобы «в будущем избегать создания молдавских республик»203.

Правительство Антонеску пыталось «сказать свое слово» в Берлине и в отношении будущего решения так называемой украинской проблемы. Оно не прочь было сотрудничать с различными группами Организации украинских националистов (ОУН) в борьбе против большевистской власти. Еще до войны в королевской Румынии, как и в Германии, действовали украинские националистические организации, различные «союзы» русских фашистов. С начала войны деятельность этих организаций и «союзов» заметно активизировалась, они охотно предлагали свои услуги гитлеровцам и румынским фашистам для борьбы с коммунизмом204.

Однако в лагере антисоветчиков проявились и серьезные противоречия. Тесно сотрудничая с гитлеровцами, вожаки ОУН надеялись увидеть себя во главе «самостийного» украинского государства и стали на страницах своих журналов открыто претендовать на всю Бессарабию и всю Буковину. В Бухаресте опасались, что создание «самостийного» украинского государства, пусть даже под эгидой Германии, может стать помехой на пути осуществления аннексионистских планов Румынии за счет территорий Молдавской и Украинской республик. Тревога усилилась особенно после того, как 30 июня 1941 года на съезде бандеровцев во Львове было объявлено о создании «Первого краевого правления» – своего рода правительства «самостийной» Украины. Как сообщал 25 июля 1941 года в Берлин германский посланник в Румынии Киллингер, «Антонеску проявил интерес к будущему украинскому государству» и выразил пожелание не иметь с ним общей границы. Посетивший за день до этого германский МИД румынский посланник в Берлине Босси передал желание своего правительства, чтобы в состав упомянутого государства не вошла Галиция, дабы не нарушить «прямую связь между Германией и Румынией». Румынский посланник запугивал гитлеровского дипломата, что большое украинское государство сможет подчинить себе не только Румынию, но и другие европейские страны205. Но опасения Бухареста были напрасны. В Берлине не собирались создавать украинское государство. У Гитлера были свои планы: Советская Украина должна была стать германской колонией. Он отверг «государственную» деятельность бандеровцев, несмотря на их клятвенные заверения в верности национал-социалистической Германии и готовности сражаться до конца против СССР. Детище оуновцев – «Первое краевое правление» – оказалось мертворожденным.

Между тем в начале сентября 1941 года в Бухаресте был опубликован декрет, определивший статус и устройство Бессарабии и Буковины206. «Уполномоченные» генерала Антонеску по руководству Бессарабией и Буковиной, соответственно генералы Войкулеску и Калотеску, стали именоваться губернаторами и в качестве «высшей власти» были наделены большими правами. Административный аппарат губернаторств распределялся по управлениям, именуемым директоратами. На территории оккупированных Бессарабии и Северной Буковины было вновь введено в действие законодательство королевской Румынии. В качестве официальной валюты был утвержден румынский лей.

В отличие от Бессарабии и Северной Буковины Транснистрия формально в состав румынского государства не входила. В соответствии с «Соглашением об обеспечении безопасности, администрации и экономической эксплуатации территории между Днестром и Бугом (Транснистрия) и Бугом и Днепром (область Буг – Днепр)», которое было подписано 30 августа 1941 года в Бендерах между представителями немецкого и румынского командования207, Румыния получила лишь немецкий мандат на осуществление временной «администрации и экономической эксплуатации» территории между Днестром и Бугом.

Для связи между кондукэтором и губернаторами, а также для руководства оккупационной администрацией и координации ее деятельности при Кабинете министров был создан так называемый Военно-гражданский кабинет для администрации Бессарабии, Буковины и Транснистрии (КББТ)208, возглавляемый генеральным секретарем правительства.

Сам факт подчинения губернаторств Бессарабия и Буковина, официально объявленных «румынскими провинциями», и оккупированной Транснистрии единому органу – КББТ, которому, кстати, вменялось в обязанность проводить и работу по поддержанию «национального самосознания» среди румын, проживавших на оккупированной германскими и итальянскими фашистами территории Югославии и Греции, говорил о том, что фашистские правители Румынии не делали большой разницы между губернаторствами. Все же решено было иметь на Востоке двойную демаркационную линию: одну вдоль Днестра, которая вроде отделяла «собственно Румынию» от ее же оккупационной зоны, другую – вдоль Буга, отделявшую румынскую и немецкую зоны оккупации.

В губернаторствах все руководящие посты в центральном аппарате, а также все должности префектов и преторов были доверены только уроженцам Старого королевства. Все префекты были главным образом военными.

В целях обеспечения своим аннексионистским акциям международного признания, МИД Румынии разослал правительствам ряда стран уведомление «о восстановлении румынского суверенитета» над Бессарабией и Северной Буковиной. Особый восторг вызвал у правящей верхушки ответ госдепартамента США. На одном из заседаний правительства М. Антонеску объявил: «Что касается Бессарабии и Буковины, могу сообщить, что их возвращение и аннексия признаны даже Соединенными Штатами»209.

Что же касается Транснистрии, то правители Румынии не собирались довольствоваться ролью только «администраторов». Они надеялись со временем аннексировать и эту территорию, включив ее в состав своего государства. 16 декабря 1941 года на заседании правительства губернатор Транснистрии Алексяну, обращаясь к Й. Антонеску, заявил: «Мы, господин маршал, работаем там с мыслью, что владеем этой областью твердо и окончательно». Предупреждая членов правительства, что «никакого политического заявления в отношении Транснистрии сделать сейчас не может», Й. Антонеску вместе с тем сказал: «Действуйте там так, будто власть Румынии установилась на этой территории на два миллиона лет». Восторженный губернатор произнес: «Именно это я хотел услышать от Вас»210.

Еще более определенно высказался кондукэтор о своих аннексионистских планах на заседании правительства 26 февраля 1942 года: «Не секрет, что я не склонен упустить из рук то, что приобрел, – заявил он. – Транснистрия станет румынской территорией, мы ее сделаем румынской и выселим оттуда все чуженациональное население. Во имя осуществления этой цели я готов вынести на своих плечах все тяжести…»211 Эта линия главы государства получила одобрение присутствующих членов правительства. В напыщенном тоне кондукэтор заверил: «Нет такой силы, которая могла бы нам помешать!»212

Что же мешало румынским официальным кругам открыто афишировать свои аннексионистские планы в отношении советской территории между Днестром и Бугом? Излагая эти причины на заседании правительства 23 января 1942 года, М. Антонеску говорил о нецелесообразности в данный момент менять «юридический статус Транснистрии» или же предпринимать какие-либо шаги, которые могли бы быть интерпретированы как стремление осуществить «территориальный суверенитет» Румынии над этой областью, во-первых, потому, что сами немцы сохраняют пока статус «военной оккупации» и официально еще не объявили о включении какой-либо части советской территории в состав рейха. Во-вторых, как заявил М. Антонеску, «пока неизвестно, что станет с Россией, очень трудно знать, как далеко простирается Транснистрия». Иными словами, он боялся, как бы не прогадать, заранее установив границы этой области. Однако правительство Румынии открыто не заявляло о своих намерениях в отношении Транснистрии больше всего из-за боязни того, как бы аннексия этой советской территории не рассматривалась в качестве компенсации Румынии за Северную Трансильванию. «Совершенно ясно, господа, – говорил М. Антонеску, – что Венгрия будет настаивать на этой мысли о компенсации; я же не хочу дойти до того (в случае если политические обстоятельства в один день, возможно, приведут к тому, что румынский народ станет господствовать на Черном море), чтобы мы потеряли нашу колыбель, ибо великие творцы мира уже будут проникнуты венгерской пропагандой, которая утверждает: венгры задыхаются, им негде жить, в то время как румыны имеют богатства Украины и могут владеть берегами Босфора, ибо являются черноморской державой; и все же они упрямо добиваются каких-то уездов, которыми они когда-то владели»213.

Одобряя эту линию своего руководства, члены правительства требовали вместе с тем усилить пропаганду «прав» королевской Румынии на территорию Транснистрии. «Вы совершенно правы, – заявил И. Петрович, обращаясь к М. Антонеску, – но следует вести пропаганду, ибо очень много румын спрашивают, что мы ищем в Одессе… Сейчас, когда у нас имеется возможность экспансии, ее нужно осуществлять. Это признак жизненности»214.

Новый поток литературы о «правах» фашистской Румынии на восточные территории заполнил книжный рынок. К выполнению правительственного задания были подключены профессора, академики. Профессор Э. Диаконеску в своем труде, озаглавленном «Восточные румыны. Транснистрия», сетовал по поводу того, что неверно проводилось «воспитание румынского народа», которому внушали, что граница Румынии должна быть всего лишь на Днестре. Румынские поселения, доказывает ясский профессор, простираются далеко на Востоке, и поскольку румыны «представляют здесь историческую перманентность по отношению к кочевым племенам варваров», они вправе включить эту территорию в состав Румынии. Создание «Великой Румынии» – «единой, сильной, хорошо подготовленной, проникнутой наступательным духом» – якобы нужно для «спокойствия Европы».

В саму Транснистрию посылались докладчики с лекциями на темы: «Откуда происходят и кто такие заднестровцы»; «Наше заднестровское происхождение, историческая и цивилизаторская роль Румынии»; «Древность румын в Транснистрии по сравнению с другими проживающими там народами» и др.215 Они должны были убедить местных жителей в их многовековой принадлежности к румынскому государству.

Активную деятельность по подготовке «присоединения» Транснистрии к румынскому королевству развернули местные националисты: Смокина, Зафтур, Булат, Ильин, Думитрашку и др. 15 декабря 1941 года они учредили в Тирасполе так называемый «Национальный совет заднестровских румын», цель которого состояла в том, чтобы «сотрудничать с административными органами в деле подготовки присоединения к родине-матери»216. Но так как по указанным политическим причинам правительство Румынии решило временно не выставлять официально свои аннексионистские требования в отношении Транснистрии, то и миссия этого «Совета» не афишировалась. Было решено замаскировать его деятельность под вывеской «Молдавского научного института», созданного осенью 1941 года в Тирасполе.

Поддерживая у румынских союзников иллюзии о «Великой Румынии», Гитлер вместе с тем не собирался делить захваченное со своими младшими партнерами. Излагая свои планы «освоения» оккупированных советских территорий, он прямо заявил на совещании 16 июля 1941 года в узком кругу своих приближенных: «Теперь является важным, чтобы мы не раскрывали своих целеустановок перед всем миром… Поэтому мы пока будем действовать так, как если бы мы осуществляли мандат. Но нам самим при этом должно быть совершенно ясно, что мы из этих областей никогда уже не уйдем». Касаясь далее отношений с Румынией, Гитлер сказал: «В настоящее время наши взаимоотношения с Румынией хороши, но никто не знает, как эти отношения сложатся в будущем. С этим нам нужно считаться, и соответственно этому мы должны устроить свои границы. Не следует ставить себя в зависимость от благожелательства третьих государств. Исходя из этого, мы должны строить наши отношения с Румынией»217. В рамках данных указаний своего фюрера и действовали гитлеровцы во взаимоотношениях с румынским «союзником».

В первые же недели войны закулисная возня завязалась вокруг Буковины. 20 августа 1941 года губернатор Буковины доносил в Бухарест об усиливающихся разговорах, исходящих от официальных представителей немецких властей, в частности от генерального секретаря дистрикта «Галиция», а также немецких офицеров, что этот дистрикт, как бывшее австрийское владение, вместе с Буковиной и Трансильванией, также входивших в свое время в состав австрийской империи, будут включены со временем в состав рейха и что в этом плане «публично проводится большая пропаганда»218. О планах гитлеровцев в отношении Буковины в Бухаресте было известно еще в начале Второй мировой войны. Армейская контрразведка уже тогда докладывала, что немецкие туристы, приезжавшие на Буковину в большом количестве, поют песню о «стране буков», в которой говорится, что «Буковина связана с Германией своей культурой, верой и обычаями населения»219.

В ту пору главную ставку в своей захватнической деятельности на Буковине и в Бессарабии правители Германии делали на проживавших там богатых немецких колонистов, среди которых им удалось создать широкую сеть национал-социалистических организаций. Летом же 1941 года этой возможности они не имели. Как известно, после освобождения Бессарабии и Северной Буковины Красной Армией немецкие колонисты в соответствии с советско-германским соглашением от 5 сентября 1940 года были репатриированы в Германию.

Лишившись этой опоры, гитлеровцы, чтобы в любой момент можно было доказать неспособность румынских властей обеспечить порядок на оккупированной территории, стали разжигать противоречия между румынскими властями и вожаками украинских националистов, имевших на Буковине и в северной части Бессарабии определенное влияние среди местного украинского населения.

Как докладывали в Бухарест румынские оккупационные власти, вместе с немецкими войсками на Буковину прибыли одетые в немецкую форму отряды украинских националистов. В Черновцах при немецкой комендатуре действовало Украинское бюро, а главный штаб оуновцев находился в помещении, занимаемом эсэсовцами220. Снабженные немецкими удостоверениями и пропусками, оуновцы разъезжали в машинах гестапо и абвера по городам и селам Буковины и Северной Бессарабии, распространяли свою литературу и антирумынские воззвания221. Под покровительством немецких властей украинские националистические организации устраивали на Буковине и в Северной Бессарабии свои съезды, открыто вывешивали портреты Петлюры, свободно контактировали с подобными же организациями из дистрикта «Галиция». В газете «Украiнський вiсник», издаваемой ОУН в Берлине, появилось решение руководства о том, чтобы украинцы – уроженцы Бессарабии и Буковины, которые скрывались на Западе, «немедленно возвратились на свои родные земли». Это объявление, вызвавшее недовольство правящих кругов королевской Румынии, было расценено ими как «инспирированное германским правительством»222.

По указке эсэсовцев оуновцы организовывали и передавали немецкому консулу в Черновцах, а также армейским и гестаповским органам на Буковине индивидуальные и коллективные жалобы на румынские власти. Как докладывала румынская контрразведка, по рекомендации самого Пфлаумера руководители украинских националистических организаций составили «меморандум» с фактами и фотографиями о преследованиях румынскими властями украинского населения в период оккупации Северной Буковины и Бессарабии в 1918—1940 годах. Этот «меморандум» 18 сентября 1941 года был переправлен в германское посольство в Бухаресте223.

Снабженные немецким оружием, бандеровцы нередко предпринимали вооруженные вылазки против румынских жандармов224. Продолжая надеяться, что правители рейха в конечном счете поставят их во главе «самостийного» украинского государства, бандеровцы старались доказать Берлину, что являются реальной силой, которая лучше, чем правительство Антонеску, сумеет обеспечить гитлеровский «новый порядок» в этой части Европы.

Румынские фашисты, зная, что за спиной оуновских организаций стоят гитлеровцы, боялись принять против них решительные меры и старались лишь ограничить их деятельность, обращаясь с жалобами к немецким представителям на Буковине и в Бухаресте. Все это было на руку Берлину: в любой момент можно будет «во имя поддержания порядка» потребовать установления немецкого «протектората» над Буковиной.

Документы румынских разведывательных органов свидетельствуют, что гитлеровцы вынашивали и планы возвращения в Бессарабию и на Буковину репатриированных осенью 1940 года немецких колонистов. Среди последних было немало искавших путей вернуться туда для того, чтобы вновь завладеть покинутыми владениями. В одном из документов говорится, что немецкий консул в Черновцах Шельхор направил в Берлин доклад о будущем устройстве Буковины, в котором он предлагал направить в Северную Буковину 15 тыс. немецких колонистов под видом создания «немецкого этнического острова между румынским и славянским государствами», а Черновцы объявить пока «свободным» городом для создания в нем «военно-политической базы»225.

Румынское правительство, которое само преследовало цель осуществить широкую колонизацию завоеванных советских территорий, всячески сопротивлялось планам возвращения в Бессарабию и на Буковину немецких колонистов. После долгих переговоров, улучив момент, когда потерпевшие поражение под Москвой гитлеровцы очутились в трудном положении и просили направить новые контингенты румынских войск на фронт, Бухарест добился в январе 1942 года подписания «Соглашения о регламентации прав на собственность репатриированных из Бессарабии и Северной Буковины граждан немецкого происхождения». Правительство Антонеску обязалось выплатить Германии 4,5 млрд. леев за собственность этих колонистов, а правительство рейха в свою очередь «заверяло, что эти граждане не будут больше предъявлять претензии к румынскому государству». Румынскому правительству было также обещано, что Германия на мирной конференции поддержит их претензии о возмещении суммы, выплаченной немецким колонистам, «за счет России»226.

Правительство Румынии постаралось вырвать у своего немецкого союзника и другие уступки в «украинской проблеме» на Буковине. Губернатор Калотеску доложил на заседании правительства 16 декабря 1941 года, что немецкий консул в Черновцах обещал ликвидировать действующий там без разрешения румынских властей так называемый «Национальный украинский комитет». М. Антонеску объявил, что во время своего посещения в конце ноября 1941 года Германии он обсудил с Гитлером «украинскую проблему» и может заявить, что в вопросе «украинского государства фюрер мыслит так же, как и румынское правительство»227. Кондукэтор в свою очередь отметил, что «немцы изменили отношение к украинцам», а посему он потребовал от своих подчиненных «в экономической области украинцам не позволять делать никакого шага вперед», наоборот, «пытаться прижать их», а тех, кто занимается политикой и составляет меморандумы, «отправлять в лагерь»228.

В целях осуществления своих политических и экономических планов на оккупированной королевской Румынией советской территории правители рейха держали под неослабным контролем деятельность румынской администрации. Упомянутый «государственный министр» Пфлаумер состоял в советниках «по всем вопросам» при губернаторах Бессарабии и Буковины.

Многие решения о совместной эксплуатации оккупированной королевской Румынией советской территории в интересах укрепления фашистской военной машины принимались при его непосредственном участии229. Этим занимался и небезызвестный Нейбахер – глава германской экономической миссии в странах Юго-Восточной Европы. Он «советовал» румынскому министру национальной экономики как следует «организовать» производство в Бессарабии, лучше использовать существующую там рабочую силу. Для реализации своих советов Нейбахер предлагал направить в Бессарабию «надежных организаторов»230. В августе 1941 года Кишинев посетил один из руководителей экономического департамента германского МИДа Клодиус231, а в мае 1942 года в Тирасполь приехал высокопоставленный гитлеровский чиновник Нейман, чтобы, как писали газеты, «ознакомиться с реальностями и румынскими достижениями в Транснистрии»232. В октябре 1941 года в Бессарабию и на Буковину были направлены группы «сельскохозяйственных экспертов»233. Эти назойливые немецкие «советники» и «эксперты», которых, как заявил на заседании правительства Й. Антонеску, «никто не призывал», но в то же время «выгнать нельзя»234, активно вмешивались в деятельность румынских оккупационных властей, подчеркивая при этом подчиненное положение последних в системе фашистской оккупационной администрации.

Особенно старались гитлеровцы проявить свою власть на оккупированной фашистской Румынией территории между Днестром и Бугом. Уже при составлении упомянутого соглашения «Хауффе – Тэтэряну» от 30 августа 1941 года они обеспечили себе ключевые позиции в Транснистрии. В конвенции говорилось, что все средства коммуникации, т. е. железные дороги, морские и речные транспортные пути, «находятся в распоряжении оперативных войск и администрируются германским транспортным командованием». В Одессе было учреждено специальное транспортное немецкое управление, при котором мог находиться эмиссар Бухареста для «представления румынских интересов». На крупных станциях учреждались немецкие транспортные комендатуры235. Гитлеровцы обеспечивали себе также первоочередное право распоряжаться телефонной и телеграфной связью. Для решения совместных экономических и прочих вопросов конвенция предусмотрела создание «комендатуры связи немецкой армии в Одессе», которую возглавил гитлеровский генерал фон Роткирх. Ей вменялось в обязанность среди прочего «содействовать ответственным румынским властям в экономической эксплуатации» области236, что практически открывало гитлеровцам возможность подчинить себе деятельность румынской администрации. Во всех уездах и районах Транснистрии под этой ширмой обосновались в качестве советников «сельскохозяйственные эксперты» в военной форме.

Важным рычагом Германии для обеспечения своих политических и экономических интересов в подведомственной королевской Румынии Транснистрии была действующая там денежная система. Как уже отмечалось, Й. Антонеску в своем приказе о создании губернаторства по настоянию правителей рейха утвердил в качестве единственно «законной» валюты для этой области немецкую оккупационную марку (Reichskreditkassenscheine, сокращенно – РККС), специально выпущенную гитлеровцами для оккупированных советских территорий. За этой валютой Бухарест должен был обращаться в Берлин. Начальник так называемой «Одесской службы трофеев» полковник Василиу писал в Президиум Совета министров Румынии, что в «Транснистрии румынская власть без румынской монеты воспринимается всеми как временное явление…»237.

Главной своей опорой в Транснистрии гитлеровцы стремились сделать местных граждан немецкой национальности. 13 декабря 1941 года губернатор Алексяну и оберфюрер СС Хофмайер подписали соглашение о статусе немецкого населения Транснистрии. Руководство населением немецкого происхождения, сказано в документе, осуществляется в принципе «Фольксдейче Миттельштелле»238. В целях создания компактных масс немецкого населения румынская администрация согласилась на отселение не только из немецких, но и из окружающих сел жителей других национальностей и поселение на их место немцев. Румынские оккупационные власти не имели права вмешиваться в административные дела немецких сел. Назначать и смещать примарей, нотаров, учителей в этих селах, вести пропагандистскую и «культурно-просветительную» работу могло только «Фольксдейче Миттельштелле». Для охраны «порядка» создавались собственные немецкие формирования во главе с командирами СС. Немецкое население получило ряд налоговых льгот, в отличие от местных жителей других национальностей оно могло без разрешения румынских оккупационных властей разъезжать в пределах губернаторства, в этих селах последние не могли проводить реквизиции и т. д. Конвенция предусматривала право «Фольксдейче Миттельштелле» направлять в Транснистрию представителей 12 германских фирм для «закупки и отправки» в рейх местных товаров»239.

О том, как гитлеровцы использовали и претворяли в жизнь эту конвенцию, говорят донесения румынских оккупационных органов»240. Так, например, 21 марта 1942 года из с. Василиново Березовского уезда были высланы семьи молдаван и украинцев и вместо них поселены немцы. То же имело место в апреле в с. Фрейберг Тираспольского уезда. В июне 1942 года из с. Петровка Дубоссарского уезда, в котором проживало всего 12 немецких семейств, было выдворено все коренное украинское население241, «22 апреля 1942 года представитель немецкой организации „Фольксдейче Миттелыителле“ из с. Сельтз, – сообщали органы губернаторства, – стал распоряжаться без всякого на то права мельницей и маслобойным заводом сел Сайки и Гельмауцы Тираспольского уезда», а в с. Агро Дубоссарского уезда «немецкий представитель захватил мельницу». В Очаковском уезде немецкий лейтенант Петер распределял «среди жителей немецкого этнического происхождения имущество колхозов, транспорт и скот жителей»242.

Начальник румынского Генштаба генерал Штефля писал 21 марта 1942 года в Совет министров, что поскольку румынские власти не могут принимать никаких мер в отношении немецких военнослужащих, то у местного населения «создается впечатление, что они (т. е. немцы. – И.Л.) являются подлинными хозяевами Транснистрии»245. Это задевало самолюбие Антонеску. На заседании правительства 16 декабря 1941 года кондукэтор заявил: «Транснистрия наша, и никто не вправе вмешиваться там»244. МИД Румынии обратился с письменной жалобой в немецкое посольство245. Гитлеровский наместник в Транснистрии Лудз обещал подчинить немецкие села румынской администрации, но фактически все оставалось по-старому. В бюллетене Министерства внутренних дел Румынии № 174 от 23 июня 1942 года говорится, что немецкое население продолжает не считаться «с распоряжениями румынских властей». Далее сказано, что в с. Бегдорф Дубоссарского уезда немцы «силой отняли около 200 га пахотной земли у соседнего с. Осиповка», а немцы из с. Войничевка присвоили себе 80 га пастбищ, принадлежавших с. Шосе – Островка246. По требованию «Фольксдейче Миттельштелле» губернаторство Транснистрия признало, что «имущество ненемецкого населения, выселенного из немецких сел, окончательно переходит к немецким селам»247.

Гитлеровцы не ограничивались только тактикой игнорирования румынских оккупационных властей. В отчетах и донесениях ССИ, сигуранцы, армейских органов сообщалось, что немцы и послушные им оуновцы ведут среди населения Транснистрии антирумынскую пропаганду, агитируют местных жителей, чтобы они сами обращались в соответствующие инстанции с просьбой о замене румынской администрации немецкой248.

18 августа 1941 года Генеральная дирекция полиции разослала директиву своим подведомственным органам на захваченной советской территории об аресте всех депутатов СССР и союзных республик. Аналогичные распоряжения получили органы ССИ и жандармерии249. Приказом № 8542 от 14 сентября 1941 года Й. Антонеску распорядился, чтобы в Бессарабии и Северной Буковине «все жители русской национальности и все те, кто служил при большевиках, считались подозрительными»250.

Й. Антонеску требовал от своих подчиненных обходиться с «подозрительными» беспощадно. На одном из писем Алексяну, датированном 30 октября 1941 года, он написал следующую резолюцию: «Любого подозрительного расстрелять»251. Зачисленных в категории «подозрительных» и «коммунистов» сгоняли для проверки в полицейские и жандармские комендатуры, где неделями держали в подвалах, подвергали пыткам, избивали резиновыми дубинками, вырывали ногти клещами, многих затем расстреливали.

Оккупированные советские территории покрылись густой сетью концлагерей и тюрем. Особенно много их было в Транснистрии, превращенной оккупантами в ссыльный район. Печальную память о себе оставили тюрьмы для «политзаключенных» Кишинева, Рыбницы, Тирасполя.

30 апреля 1942 года на заседании румынского правительства с участием губернаторов оккупированных территорий М. Антонеску с удовлетворением отметил, что, по данным правительства, были отправлены в лагерь «все, кто сотрудничал с большевиками и занимал при них должности, часть – после того, как были осуждены военно-полевым судом»252.

Победа под Сталинградом положила начало коренному перелому в ходе Великой Отечественной войны и всей Второй мировой войны в целом. В период контрнаступления с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года советские войска разгромили пять вражеских армий, в том числе две румынские. Это было самое крупное поражение румынской армии на советско-германском фронте, которое наложило особенно тяжелый отпечаток на ее моральное состояние, вызвало глубокое потрясение в королевской Румынии и повлекло за собой усиление кризиса диктатуры Антонеску.

Разгром под Сталинградом поколебал престиж Германии у ее союзников и сателлитов. В лагере союзников по антисоветской войне усилилась нервозность. Правящие круги Румынии стали лихорадочно искать пути избежания надвигавшейся катастрофы.

Контрнаступление, начатое на Волге и Дону, вскоре переросло в общее стратегическое наступление Красной Армии на огромном фронте от Ленинграда до Главного Кавказского хребта. В ходе зимнего наступления 1942—1943 годов советские войска, преодолевая упорное сопротивление противника, на отдельных участках фронта продвинулись на запад до 600—700 км, очистив от врага территорию почти в 0,5 млн. кв. км. Началось массовое изгнание врага с территории страны.

Летом 1943 года, пользуясь отсутствием второго фронта в Европе и сконцентрировав на сравнительно небольшом участке Курского выступа большое количество войск и техники, немецкое командование сделало еще одну попытку захватить утраченную стратегическую инициативу, взять реванш за Сталинград, предотвратить распад гитлеровской коалиции. Но эта попытка завершилась полным крахом.

После победы под Курском Красная Армия впервые за время войны развернула невиданное по масштабам летнее наступление на фронте протяженностью в 2 тыс. км – от Невеля до Таманского полуострова. Оно продолжалось осенью и зимой 1943—1944 годов. Вместе с гитлеровцами терпели поражение и несли большие потери их румынские союзники, В результате наступления Красная Армия с ноября 1942 года по декабрь 1943 года продвинулась на запад от 500 км в центральной части фронта до 1300 км на юге. К концу 1943 года было освобождено более половины оккупированной советской территории. К весне 1944 года советские войска подошли вплотную к границам территории, оккупированной Румынией.

Освобождение советских территорий, оккупированных Румынией, началось весной 1944 г. В результате успешно проведенных войсками 1, 2 и 3-го Украинских фронтов Проскуровско-Черновицкой, Уманско-Ботошанской и Одесско-Тираспольской операций за месяц и десять дней наступления в марте—апреле 1944 года Красная Армия освободила большую часть территории: южные районы Винницкой и западные районы Николаевской областей, Одесскую и Черновицкую (за исключением ряда сел Путиловского района) области, северные и восточные районы Молдавской Республики. Наступление войск 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии завершилось 12 мая 1944 года полным разгромом крымской группировки немецко-румынских войск.

В ходе наступательных операций конца марта – начала апреля 1944 года советские войска вышли на государственную границу по р. Прут. Дальнейшие военные действия проходили уже на территории Румынии.

Примечания

1 ЦА МО СССР, ф. 931, оп. 7220, д. 2, л. 1; ф. 842, оп. 3974, д. 3, л. 1—2 и др.

2 Подробно о военных действиях на советско-румынской границе в первые дни войны см.: Афтенюк С, Елин., Коренев А., Левит И. Молдавская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941—1945 гг. Кишинев, 1970, с. 84—99; Битва за Буковину. Ужгород, 1967. С. 35—41.

3 Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками, т. 2. М., 1958, с. 696. Фашистским войскам на советско-румынской границе противостояли части 9-й и 18-й советских армий, вошедших в состав Южного фронта.

4 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Situatia efectivului sub arme (mobilizate) fata de efectivul mobilizabil pe anul respecliv.

5 Нюрнбергский процесс…, т. 2, с. 712.

6 Timpul, 22.VI 1941 (editiespeciala); 23.VI 1941; 24.VI 1941.

7 Ibidem, 24.VI 1941.

8 Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны, т. 1. М., 1946. С. 214.

9 Gafenco G. Preliminaires de la Guerre a i'Est. De I'accord de Moscou (21 Aout 1939) aux hostiiites en Russie (22 juin 1941). Fribourg, 1944. P. 360—362.

10 Timpul, 24.VI. 1941.

11 Лебедев Н.И. Крах фашизма в Румынии. М., 1976, с. 400. Studii, 1956, №6. Р. 20.

12 Попеску-Пуцурь и др. Румыния во Второй мировой войне. Очерки. Бухарест, 1964. С. 21.

13 Лебедев Н.И. Указ. соч. С. 341.

14 Chirnoagr P. Istoria politica si militara a razboiulni Romaniei contra Rusiei Sovietice. Madrid, 1965. P. 173.

15 ЦА МО СССР, ф. 228, on. 710, д. 13, л. 11.

16 ЦГА МССР, 706, on. 2, д. 1, л. 66.

17 ЧОГА, ф. 30, оп. 4, д. 35, л. 71.

18 Documents on German Foreign Policy (1918—1945) (далее: DGFP), series D, v. XIII. Washington, 1964. P. 66, 68.

19 Тюленев И. На Южном фронте. – Военно-исторический журнал, 1960, № 3, с. 30; Анфилов В.А. Начало Великой Отечественной войны. М., 1962. С. 189, 190.

20 ЦА МО СССР, ф. 228, оп. 2535, д. 32, л. 160—161. 21 Timpul, 14. VII. 1941.

22 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1,д. 1117, л. 1.

23 Там же, ф. 112,оп. 1, д. 445, л. 14—15.

24 Procesul marii tradari nationale (Stenograma desbaterilor de la tribunalul poporului asupralui Antonescu). Bucuresti, 1946. P. 36.

25 Фон Шоберт – командующий 11 – й немецкой армией.

26 Гальдер Ф. Военный дневник, т. Ill, кн. I. M., 1972. С. 116.

27 ЦА МО СССР, ф. 904, оп. 8915, д. 2, л. 73—74; д. 4, л. 247.

28 Там же, ф. 204, оп. 8915, д. 4, л. 266.

29 Там же, ф. 842, оп. 3974, д. 3, л. 47—49, 53, 55, 57, 59; д. 15, л. 60, 65, 67; ф. 228, оп. 710, д. 58, л. 28.

30 Там же, ф. 5871, оп. 5748, д. 2, л. 44.

31 Там же.

32 Защитник Родины, 5.VIII 1941.

33 ЦГА МССР, ф. 679, оп. 1, д. 6392 л. 8.

34 Защитник Родины, 5.VIII 1941. 35 Raza, 5—12 и 12—19 VII 1941.

36 ЦА МО СССР, ф. 931, оп, 7220, д. 4, л. 96, 98.

37 Там же, ф.842, оп. 3974, д. 15, л. 106. 38 Timpul, 1.VIII 1941.

39 Porunca vremii, 29.VII 1941.

40 Нюрнбергский процесс…, т. 2. С. 697—699.

41 Timpul. 8.VIII. 1941.

42 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 69, л. 6.

43 Там же, ф. 679, оп. 1, д. 6392, л. 8.

44 Там же, ф. 706, оп. 1,д. 69, л. 8, 14.

45 Там же, д. 10, л. 346; д. 1117, л. 34.

46 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 7, л. 34.

47 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 10, л. 337.

48 DGFP, scries D. v. XIII, p. 226.

49 Timpul, 1.VIII 1941. 50 Viata, 24.VIII 1941.

51 Raza, 5—12.VII 1941.

52 Marea conflagratie a secolului XX. Al doiiea razboi mondial, ed. II. Bucuresti, 1974, p. 165.

53 Гальдер Ф. Указ. соч., т. Ill, кн. I. С. 152, 294.

54 Крылов Н.И. Не померкнет никогда. М., 1969. С. 64.

55 ЦА МО СССР, ф. 288, оп. 9905, д. 12, л. 3.

56 Нюрнбергский процесс…, т. 2. С. 700.

57 Там же. С. 700—701.

58 Речь шла о немецких оккупационных марках, выпущенных гитлеровцами для захваченных советских территорий и объявленных единственно разрешенной монетой.

59 Одесса в Великой Отечественной войне Советского Союза. Сборник документов и материалов, т. II. Одесса, 1950. С. 5.

60 ИДА. ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar: Schimb de corespondenta intre Marele Stat Major si misiunea germana. Memoriu asupra sigurantei Ucrainei.

61 Timpul, 25.VIII 1941.

62 Procesul marii tradari nationale… P. 16.

63 Крылов Н.И. Указ. соч., с. 165.

64 Гальдер Ф. Указ. соч., т. Ill, кн. I. С. 288, 291, 293.

65 Крылов Н.И. Указ. соч. С. 164—165.

66 В действительности противник имел шестикратное численное превосходство.

67 ЦА МО СССР, ф. 288, оп. 9905, д. 7, л. 44-46.

68 ЦА МО СССР, ф. 288, оп. 9905, д. 7, л. 25—26.

69 ЦГА МССР, ф. 680, оп. 1, д. 4178, л. 52.

70 Гальдер Ф. Указ. соч., т. Ill, кн. I. С. 376.

71 DGFP, series D, v. XIII. P. 592, 593.

72 Нюрнбергский процесс, т. 2. С. 702.

73 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Scrisoarea Comandantului Grupului de Armate Slid von Rundstedt crtre M-1 Antonescu, 11.x 1941.

74 Там же.

75 Там же. Jurnal de operatie. Odessa. 76 Albina, W.Xl 1941.

77 Timpul, 19.X, 10.X1 1941.

78 ЦГА MCCP, ф. 706, on. 1, д. 1208, л. 326—327.

79 Hillgruber A. Hitler, Konig Carol und Marschall Antonescu. Die deutsch-rumanischen Beziehungen 1938—1944, 2-te Auflage. Wiesbaden, 1965. S. 138.

80 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar. Schimbde corespondenta intre M. St. Major Regal cu Misiunea gcrmana. Scrisoarea catre D-1 G-1 C. A. lacobici, 31 Octombrie 1941.

81 Прочитав это донесение, Й. Антонеску написал на полях: «Вопрос абсолютно секретный. Хранить в архиве МИДа среди дипломатических документов войны. Придет подходящий момент для предъявления наших прав. Поблагодарите реихсмаршала за самолет (Геринг подарил Антонеску самолет. – И.Л.) и за его деятельность» (ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar: Corespondenta cu ata§atul militar roman din Berlin. № 537, 5 0ctombre1941).

82 ЧОГА, Ф. 30, on. 4, д. 2, л. 459.

83 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов Dosar: Corespondenta cu atasatul militar roman din Berlin crrte Marele Cartier General. № 531, 29 Septembre 1941.

84 ЦГА МССР, ф. 706, on. 1,д. 18, л. 335.

85 DGFP, series D, v. XIII. P. 847.

86 Ibidem. P. 846.

87 Ibidem, p. 873.

88 DGFP, series D, v. XIII, p. 848.

89 Гитлеровцы принимали меры, чтобы сохранить у клики Антонеску чувство неуверенности в прочности своего положения. После подавления мятежа 21—23 января 1941 года в Германии скрывалось несколько тысяч железногвардейцев, большинство из них проживало в самом Берлине. Секретная служба докладывала, что легионеры в Германии «пользуются поддержкой немецких властей, сотрудников румынского посольства и при содействии румынских студентов-стипендиатов издают газету „Порунка времий“ (ЧОГА, Ф. 30, оп.4, д. 197, л. 361).

90 DGFP, series D, v. XIII. P. 848.

91 Ibidem. P. 844, 872, 894.

92 Ibidem. P. 844—845.

93 Ibidem. P. 846.

94 Ibidem. P. 871—872.

95 Ibidem. P. 894.

96 Ibidem. P. 846, 873.

97 DGFP, series D, v. XIII. P. 874.

98 Ibidem. P. 893.

99 Цит. по кн.; Шевяков А.А. Экономическая и военно-политическая агрессия германского империализма в Румынии. Кишинев, 1963. С. 108—109.

100 DGFP, series D, v. XIII. P. 893—894.

101 ЧОГА, ф. 30, on. 4, д. 198, л. 806.

102 ЦГА МССР, ф. 706, on. 1. д. 560, л. 296.

103 Там же, д. 566, л. 25. 104 Там же, д. 564, л.251.

105 Немалые надежды возлагались румынскими правящими кругами и на то, что Япония после головокружительных успехов в войне на тихоокеанском театре фронта против США не устоит перед соблазном захвата и советских территорий на Дальнем Востоке, что облегчит положение на советско-германском фронте.

106 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов: Dosur: Schimb descrisori ontre Fiihrer 51 D-1 M-1 Antonescu. Scrisoarea lui Hitler catre Antonescu, 29 Decembrie 1941.

107 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar Raspunsul D-lui M-1 Antonescu dat colonelului Spaike, Decembrie 1941.

108 Там же. Jurnal de operatie. Odesa. Paza si siguranta ontre Bug $i Nipru. Crimeia. 3.09.1941 —9.11.1942.

109 Anale. 1960, № 1. P. 68.

110 ЦГА МССР, ф. 706, on. 1, д. 564, л. 252.

111 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Darea de scema asupra vizitei §i ontrevederilor D-iui M-1 Antonescu on Germania. 9—15 Februarie 1942.

112 ЦА МО СССР, ф. 228, on. 710, д. 13, л. 13; д. 170, л. 12.

113 Там же, оп. 9905, д. 12, л. 261, 302.

114 Там же, ф. 371, оп. 6386, д. 112, л. 62—62 об. 115 Anale, 1965, №6, р. 51.

116 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов.

117 ЦГА МССР, ф. 680, оп. 1, д. 4072, л. 640.

118 ЦА МО СССР, ф. 206. оп. 294, д. 48, л. 227.

119 Там же, л. 362.

120 Там же, л. 369.

121 ЦГА МССР, ф. Микрофильмы румынских документов.

122 Там же.

123 ЦА МО СССР, ф. 371, оп. 6386, д. 112, л. 63.

124 Там же.

125 Там же, ф. 206, оп. 294, д. 48, л. 245.

126 ЦГА МССР, ф. Микрофильмы румынских документов; Архив МО СССР, ф. 206, оп. 294, д. 46, л. 495.

127 ЧОГА, ф. 30. оп.4,д. 198, л. 338.

128 Там же, д. 2, л. 408.

129 ЧОГА, ф. Р-307, оп. 2, д. 134, л. 2.

130 Там же, д. 234, л. 475—476, 478.

131 Там же, д. 197, л. 478; д. 234, л. 34.

132 ЦГА МССР, ф. 680, оп. 1, д. 4072, л. 640.

133 Там же, ф. 679, оп. 1, д. 18, л. 498.

134 Там же, ф. 706, оп. 1, д. 433, л. 2, 3.

135 Там же, л. 70.

136 Там же, д. 23. л. 89.

137 Там же, д. 433, л. 62, 67.

138 ЧОГА, ф. 30. оп. 4, д. 197, л. 343.

139 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosarcuprinzind scrisori si memorii d-lui Const. I.C. Brrtianu cu raspunsurile d-lui Maresai.

140 ЧОГА, ф. 30, on. 4, д. 197, л. 506.

141 Там же, л. 503.

142 В начале войны Венгрия направила на советско-германский фронт 4 бригады (всего 44,4 тыс. солдат и офицеров). Оккупационную службу осенью 1941 года несли около 40 тыс. человек (Страны Центральной и Юго-Восточной Европы во Второй мировой войне. Военно-исторический справочник. М., 1972. С. 57, 59).

143 ЧОГА, ф. 30, оп. 4, д. 198, л. 55.

144 Лебедев Н.И. Указ. соч. С. 401. 145 Anale, 1965, №6. Р. 52.

146 Там же, д. 234, л. 488.

147 ЦГА МССР, ф. 680, оп. 1, д. 4483, л. 470.

148 Там же, ф. 706, оп. 1, д. 566, л. 9.

149 ЧОГА, ф. 30, оп. 4, д. 197, л. 506.

150 Antonescu M. RomBnia on Europa de meine. Cuventarea rostita la Marea adunare a clerului ei onvatamontului on ziua de 19 Martie 1942 la facultatea de drept din Bucuresti, p. 22.

151 Antonescu M. Op. Cit., p. 28.

152 ЧОГА, ф. 30, on. 4. д. 234, л. 65.

153 Там же, л. 62.

154 Там же, л. 484.

155 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar: Schimb de scrisori ontre Misiunea militara germana si Cabinetui militar.

156 Там же.

157 Там же. 158 Unirea, 10.V1942

159 Хортистская Венгрия отправила на фронт 2-ю армию, насчитывавшую 205 тыс. солдат и офицеров. Фашистская Италия послала 8-ю армию в составе 7 дивизий и 2 бригад.

160 В связи с поездкой вице-премьера М. Антонеску в Берлин румынский Генштаб подготовил очередную справку о «Военном вкладе Румынии в войну против СССР». Она содержит данные на 1 августа 1942 года, приводимые в сравнении с 1941 г. (ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar: lucrarile de documentare care au servit la ontrevederile d-lui vice-presedinte in Gern-iania on zilele de 22 si 23 Septembrie 1942. «Die militarischen Antrengungen Rumaniens im Kriege gegen USSR»).

161 Здесь и далее в скобках указаны данные за 1941 г., приведенные в румынском документе.

162 Людские потери Румынии (убитые, раненые, обмороженные, пропавшие без вести и т. д.) на 1 августа 1942 года составляли: офицеров – 6567, унтер-офицеров – 3119, солдат – 165 200, или, как отмечается в приводимом документе, треть вооруженных сил, принимавших участие в боях. Причем потери шли главным образом за счет молодого поколении – не старше 30 лет. Стоимость потерянных и израсходованных материалов составляла 52,1 млрд. леев.

163 Argus, 14.IX1942.

164 «Совершенно секретно! Только для командования!» Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. Документы и материалы. М,1967. С.383.

165 ЦГА МССР, и. 706, оп. 1, д. 46, л. 329.

166 Radulescu I. Pentru un imperializm romanesc. Bucure§ti, 1942. P. 7—8.

167 Radulescu I. Op. Cit. P. 10.

168 Ibidem. P. 38. 169 Anale, 1956, №3. P. 63. 170 Unirea, 12.VI 19—12.

171 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar: infor-matiuni despre Germania din punct de vedere politic si militar trimise de atasatul militar roman la Berlin. Buletinul informativ pe mai si iunie 1942.

172 Гречко А.А. Битва за Кавказ. Изд. 2-е, дополненное. М., 1973. С. 134.

173 Там же. С. 149.

174 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar: Darea de seama asupra discutiilor ce an avut loc la O.K.W. in zilele de 22 si 23 Septembrie 1942.

175 Дивизии, действовавшие на Кавказе, были включены в состав немецких армий и подчинялись непосредственно их командованию. Несколько румынских дивизий дислоцировались на временно оккупированной советской территории для «охраны безопасности». В ноябре 1942 года Румыния имела под ружьем (по данным румынского Генштаба) 786 840 солдат и офицеров. Такого количества мобилизованных войск в течение всей войны фашистская Румыния больше не имела. (ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Situatia efectivului sub arma fata de efectivnl mobilizabil pe anual respectiv).

176 ЦА МО СССР, ф. 229, on. 590, д. 35, л. 6, 9.

177 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Aspectui ge neral a moduliii cum s'au satisfacut cererile de materiale pentru dotarea armatei on ultimul an.

178 Гельмут Вельц. Солдаты, которых предали. Записки бывшего офицера вермахта. М., 1965. С. 36.

179 ЦА МО СССР, ф. 229, оп. 612, д. 92. д. 60.

180 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 25, л. 452.

181 Curentul, 5.IX1942.

182 Еременко А. И. Указ. соч. С. 220.

183 Там же. С. 224.

184 ЦА МО СССР, ф. 220, оп. 451, д. 166, л. 1 —2.

185 ЦА МО СССР, ф. 229, оп. 590, д. 35, л. 18.

186 Жуков Г. К. Разгром немецких войск в районе Дона, Волги и Сталинграда//Сталинградская эпопея. М., 1968. С. 36—37.

187 ВасилевскийA.M. Незабываемые дни // Военно-исторический журнал, 1965, № 10.

188 Еременко А. И. Указ. соч. С. 221.

189 ЦА МО СССР, ф. 220, оп. 451, д. 166, л. 2.

190 Сообщения Советского информбюро. М., 1944, т. III. С. 361—362.

191 ЦГА МССР, ф. 680, оп. 1, д. 4378, л. 573. 192 Апаlе, 1960, № 1. Р. 74—75.

193 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 25, л. 276.

194 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Darea de seama asupra moclului de comportare on lupta a batalioanelor de infanterie independente.

195 Цит. по кн.: История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945, т. III. M., 1964. С. 19.

196 OlteanuС, Ceaueescu /., Vocanu V. Activitatea Partidului Comunist roman on armata. 1941—1944. Bucure?ti, 1974. P. 195.

197 ИДА, ф. Микрофильмы румынских документов. Dosar: Informatiuni despre Germania din punct de vedere politic §i militar trimise de atasatui militar roman la Berlin. Buletinul informativ pe septembrie 1942.

198 В состав губернаторства Бессарабия были включены 6 уездов Молдавской Республики и Измаильская область Украинской Республики.

199 В состав губернаторства Буковина была включена Черновицкая область, некоторые северные районы Молдавской Республики.

200 В губернаторство Транснистрия были включены левобережные районы Молдавии, Одесская область, южная часть Винницкой области, западные районы Николаевской области. Вся территория губернаторства была разбита на 13 уездов, включающих 65 районов.

201 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 577 л. 2-6.

202 Там же, д. 564, л. 236.

203 Там же.

204 Там же, д. 8, л. 58.

205 Documents on German Foreign Policy (далее: DGFP). series D. v. XIII, p. 210—211.

206 Monitorul oficial, partea I, 4.IX 1941, p. 5192—5195.

207 ЦГА МССР, ф. 706, on. 1, д. 9. л. 65—69. Это соглашение в документах фигурирует еще под названием «Соглашение Хауффе – Тэтэряну».

208 Там же, д. 556, л. 89—90; д. 36. л. 6-7. 203 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 564, л. 231.

210 Там же, д. 560, л. 272.

211 Там же, д. 568, л. 166.

212 Там же, л. 166—167.

213 Там же, д. 564, л. 230—236.

214 ЦГА МССР, ф. 706, on. 1. д. 564, л. 236.

215 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1.д. 11, л. 719. 216 Там же, д. 19, л. 101.

217 Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками, т. 2. М., 1958. С 582.

218 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 1117, л. 283. 219 Там же. оп.2, д. 12, л. 251.

220 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 10, л. 249; ЧОГА, ф. Р-307, д. 165, л. 35.

221 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 10, л. 409 Об.

222 Там же, д. 9, л. 99.

223 ЧОГА, ф. 30, оп. 4, д. 198; Ф. Р-307, д. 16о, л. 35; ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1,д. 10, л. 240.

224 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 1177, л. 283; оп. 2. д. 12, л. 97; ЧОГА, ф. 30, оп. 4, д. 35, л. 49.

225 ЧОГА, ф. 30, оп. 4, д. 2, л. 536.

226 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 565, л. 64. 65, 79.

227 Там же, д. 560, л. 232, 233.

228 Там же, л. 295, 297, 299.

229 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 7, л. 34.

230 Там же, д. 559, л. 321—322. 231 Timpul, 14.VIII 1941. 232 Unirea, 7.VI 1942.

233 ЧОГА, ф. Р-307, д. 2137, л. 33.

234 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 567, л. 187.

235 В марте 1942 года с большим трудом Бухаресту удалось добиться передачи части железных дорог Транснистрии румынской администрации (ЦГА МССР, ф. 706. оп. 1. д. 562, л. 136).

236 Там же, д. 9, л. 64—69.

237 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 12, л. 652.

238 «Фольксдейче Миттельштелле» – служба войск СС по содействию местным лицам немецкого происхождения, проживавшим на территориях, временно оккупированных Германией.

239 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1,д. 21, л. 120—122.

240 По указанию Й. Антонеску было заведено специальное дело «Вмешательство немцев в румынскую администрацию». В нем аккуратно собраны факты о попрании «прав» румынской администрации со стороны гитлеровцев. Материалы готовились в связи с предстоящим приездом в Бухарест Гиммлера.

241 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1,д. 21, л. 5—5 об., 15.

242 Там же, л. 5 об.

243 Там же, д. 13, л. 28.

244 Там же, д. 560, л. 300.

245 Там же, д. 10, л. 273.

246 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 21, л. 50.

247 Одесса в Великой Отечественной войне Советского Союза. Сборник документов и материалов, т. II. Одесса, 1950. С. 59.

248 ЦГА МССР, ф. 706, оп. 1, д. 11, л. 67—68; л. 12, л. 66; ЧОГА, ф. 30, оп.4, д. 197, л. 371.

249 ЧОГА, ф. 30, оп. 4, д. 41, л. 261; ф. Р-307, д. 165, л. 29.

250 ЦГА МССР, ф. 680, оп. 1, д. 4128, л. 347.

251 Там же, д. 21, л. 79.

252 Там же, д. 574, л. 193.