РАЗРУХА, АПАТИЯ

Теперь, казалось, Россия худо-бедно обрела покой и можно было подумать о самом главном: об экономике, о которой просто позабыли в горячке ожесточенной борьбы за власть. Мне нередко приходилось бывать в Государственной думе на различного рода слушаниях и получать иной раз ошеломлявшую меня информацию. Там я услышал, что в России действуют 35 тысяч самостоятельных экспортеров, работают 5 тыс. коммерческих банков, из них 808 имеют генеральные лицензии, т. е. могут оперировать и с иностранной валютой, и с золотом. Я узнал, что утечка капиталов из России не поддается никакому контролю и в год за рубеж уплывает не менее 18-20 млрд. долларов.

В России в эти годы заниматься бизнесом означало делать деньги, а не производить товары. Хороший, устойчивый доход, например, давали обменно-валютные операции. В Москве действовали тысячи таких меняльных контор. В один из дней силами Министерства внутренних дел было одновременно проверено 900 обменных пунктов, оказалось, что только 15% действовало на основании законных лицензий, остальные были попросту самодеятельными или, хуже того, прикрывались документами, полученными мошенническим путем.

Общее падение производства составляло в среднем в 1991-1993 гг. по 15-18% ежегодно. Мы оставили далеко позади времена Великой депрессии 1929 г. в США, когда общее падение производства в той стране составило 30% и вошло в мировую историю как самое обвальное кризисное потрясение, Россия скорым шагом приближалась к Германии, которая в результате разрушительных бомбардировок и ожесточенных военных действий на всей территории в период Второй мировой войны потеряла до 50% своего промышленного потенциала. Кое-как держалось только производство, связанное с добычей и экспортом сырья на Запад, - прежде всего нефти и газа. Топливно-энергетический комплекс спасался тем, что почти целиком оказался на территории только России: здесь были месторождения, подавляющая часть магистральных и распределительных трубопроводов, система насосных станций и управленческий блок. Имелся устойчивый, давно сложившийся рынок энергоносителей. Российское энергетическое сырье не имеет конкурентов на рынках Европы. Оно такое же по качеству, как и поступающее из других источников. К тому же, если при советской власти западноевропейские страны члены НАТО - придерживались принципа сохранения "энергетической независимости" от СССР и не позволяли себе покупать в СССР более 10% энергоресурсов от общего объема собственного потребления, то теперь, когда Россия перестала быть военным противником, эти ограничения были отброшены прочь и закупки нефти и газа стали поощряться. В какой-то мере подобного рода "положительные" факторы способствовали удержанию уровня производства в черной и цветной металлургии. Западные страны охотно покупали металлургическое сырье в виде болванок или грубого проката, алюминий и медь в слитках, что позволяло им экономить огромные средства и энергию на этапе производства первичного металла из руды и глинозема. Кроме того, они избавлялись от экологически опасного производства, с которым связаны доменный процесс или выплавка алюминия.

Все же остальные отрасли производства, как легкой, так и тяжелой промышленности, сохли и жухли на глазах. Разрыв производственных связей в одночасье парализовал многие предприятия. Удар пришелся в равной степени по России и по ставшим независимыми республикам ближнего зарубежья. В ряде случаев сырье оказалось в одной стране, а мощности по его переработке в другой (хлопок, сахарная свекла, масличные культуры и пр.). Рынок, рассеченный на мелкие куски новыми государственными границами, был крошечным для прежних масштабов производства. К тому он катастрофически ужался под воздействием резкого обнищания подавляющего большинства населения. К этому добавилось нашествие через открытые границы промышленной продукции и ширпотреба с Запада и Востока. Все отрасли обрабатывающей промышленности оказались отрезанными от внешних рынков, они не имели возможности приобретать твердую валюту, а русский рубль находился практически в свободном падении. Масштабы инфляции не позволяли сколь-нибудь разумно планировать производство. Нельзя было просчитать ни производственные риски, ни конечные результаты. К тому же приватизационный шторм подталкивал руководителей предприятий меньше всего думать о производстве, а больше о том, как бы обеспечить свою личную выгоду.

Никакой единой государственной политики в экономической жизни страны не было. Группировки в правительстве действовали автономно, каждая в своих клановых интересах. Указы президента оказывались неэффективными, потому что в стране отсутствовал нормальный государственный аппарат, способный и заинтересованный в проведении вразумительной экономической линии.

Ну а что творилось в это время на селе, и описать невозможно. Я каждый год ездил в родное село Алмазово Скопинского района Рязанской области, и на моих глазах умирали остатки крестьянства. Из 5 тыс. гектаров угодий нашего колхоза в 1994 г. обрабатывалась едва половина. Мужское население быстро деградировало под влиянием хронического алкоголизма. В свое время к нам из Башкирии приехали несколько десятков семей, которые смягчили нехватку рабочей силы. Теперь под влиянием националистического угара они вновь снялись с мест и вернулись к себе, в родные края. Не идет у меня из памяти разговор, который состоялся между ветеранами Великой Отечественной войны и председателем нашего колхоза им. Свердлова. Когда он их поздравил в День Победы и спросил, чего бы они хотели, старики дружно ответили: "Ничего больше не надо. Дай только досочек на гроб!". Председатель опустил глаза в землю и ответил: "Простите, мужики, но не могу обещать вам этого. В колхозе нет ни единой тесиночки. Спирту могу поставить хоть целую молочную флягу в 50 литров, а гробов не просите, не могу". На том и разошлись.

В родной деревне появились неслыханные признаки одичания людей: то кто-то украдет сушащееся на веревке около дома белье, то из грядки по весне выдернут только что посаженную рассаду, то из-под наседки исчезнут уже полунасиженные яйца. Но хуже всего то, что односельчане, зная обо всем этом, скупают у опустившихся воров за гроши краденое, не сомневаясь при этом, что завтра их самих обокрадут. А я ведь помнил с детства, как в той же самой деревне мужики стояли стеной против воровства. Конокрадов никогда не сдавали милиции, а просто убивали самосудом, и ни один из односельчан не стал бы содействовать властям в расследовании. Воровство было и тогда, но воры были изгоями, скрывавшимися в глухих урочищах и всегда рисковавшими жизнью при встрече с односельчанами.

Все лето и осень в обществе доминировало настроение апатии. Например, 27 мая во Владивостоке высадился возвратившийся из Соединенных Штатов, где он жил в эмиграции, Александр Исаевич Солженицын. Пожалуй, он был самой крупной фигурой в мире литературы и публицистики, нанес, наверное, самый сильный удар по коммунистическому режиму. Его литературный талант, работоспособность и одержимость чувством мести прошлому строю были орудиями самого крупного калибра в борьбе против советского строя, Он ехал на Родину, рассчитывая стать властителем дупл, духовным поводырем масс, трубадуром новой России. Он уже давно, еще в горбачевское время, обозначил свои политические амбиции, опубликовав большую статью "Как нам обустроить Россию?", в которой благие пожелания переплетались затейливым образом с полным непониманием реальной обстановки в стране, где писатель уже не жил много лет. А. Солженицын решил медленно продвигаться по России, задерживаясь в городах и селах, читая лекции, провода встречи с населением. Но никакого триумфального шествия по стране не получилось. Он имел неосторожность с первых шагов честно, а значит, и неприлично резко, отозваться о результатах деятельности демократов-реформаторов. Потом Солженицын даже напишет разгромную антидемократическую книгу "Россия в обвале", а тогда только сказал: "Я не буду хвалить Б. Ельцина ни в глаза, ни за глаза!" - но и этого было достаточно, чтобы "вырубить" его из информационного поля России. Его просто стали замалчивать.

А. Солженицын еще во Владивостоке встретился со Светланой Горячевой прокурорской работницей, выступавшей с позиций страстной патриотки левых убеждений, которую иногда называли "нашей Жанной д'Арк" за то, что она, будучи заместителем Б. Ельцина в бытность того председателем Верховного Совета РСФСР, резко, публично выступила против него вместе с другими коллегами. В тот момент, до августа 1991 г., в условиях непогрешимого авторитета Б. Ельцина этот акт был поистине героическим поступком. Безразличие общественности к ее самоубийственному вызову, очевидно, повлияло и на нее, она потеряла свое особое политическое сияние, посерела и встала в строй почитай рядовых левых оппозиционеров. И, тем не менее, факт встречи Солженицына с ней добавил яда и желчи в Редкие сообщения средств массовой информации о его поездке:

"Отстал Александр Исаевич в эмиграции! Не понимает нынешней России!". Таким, закутанным в стеганое одеяло молчания приехал вчерашний кумир демократов в Москву и таким же отлученным от общественной жизни живет до сих пор на своей подмосковной дачке. Он так и не вернулся из эмиграции. Никому теперь не нужны ни его литературные труды, ни политические эссе.

Вообще вся так называемая общественно-политическая жизнь ушла постепенно в закоулки полупридушенной Государственной думы, в норы интеллигентских клубов, в групповую болтовню, в индивидуально-семейные посиделки. Читаю свои заметки тех дней: "На Таганке, в одном из старых особняков, собирается раз в месяц так называемый Московский интеллектуально-деловой клуб, которым руководит бывший советский премьер-министр Н. И. Рыжков, недавно возглавивший совет директоров "Тверьуниверсалбанка". Там бывают уважаемые лица, академики, бывшие министры, бизнесмены, деятели культуры. Они приглашают на свои заседания в качестве докладчиков кого-нибудь из видных экономистов, политологов, послов и т. д. Все внимательно слушают умные, как правило, критические по отношению к правительству речи, задают вопросы. Затем вкусно обедают под рюмку-другую водки и расходятся по домам до следующего месяца.

Где-то еще тусуется (странное слово - порождение того времени, означающее "собирается") клуб "Реалисты", созданный Ю. Е. Петровым, в свое время первым секретарем Свердловского обкома КПСС (при Б. Ельцине бывший вторым секретарем), затем послом СССР на Кубе, затем начальником администрации президента Ельцина, а теперь либеральствующим бизнесменом. Там также идет бессистемная болтовня о проблемах России, о планах создания еще одной партии, издаются брошюры просветительского характера, и каждая встреча завершается хорошим обедом.

На углу Садового кольца и Малой Бронной, где некогда существовал "Театр на досках", созданный С. Кургиняном, собиралась более левая публика. С. Кургинян, давно сменивший амплуа режиссера на профессию политолога, примерно по той же схеме созывал подходящую публику, приглашал соответствующего докладчика, и шло говорение-слушание без толку и без проку. Мне приходилось бывать на таких собраниях. Здесь я видел и Д. Язова, и В. Крючкова - не так давно всесильных министров советского правительства и бессильных членов ГКЧП.

Везде было одно и то же: обилие констатирующей жвачки. Везде не было одного и того же: желания действовать и ясного понимания пути выхода из глухого национального тупика.

Примерно в то же время в Парламентском центре на Трубной площади проводились публичные слушания о судьбах СНГ. В зале сидели М. Горбачев, А. Павлов (бывший премьер-министр СССР), А. Лукьянов, С. Шахрай (весьма близкий тогда к Б. Ельцину). Пробовали найти ответ на вопрос, кто же виноват в развале СССР. Выступление М. Горбачева звучало в кратком изложении примерно так: "Только не я, это вина ГКЧП", А. Лукьянов парировал: "Только М. Горбачев, и никто другой". С. Шахрай признал, что причиной распада СССР была борьба центральных властей (М. Горбачева) с властями России (Б. Ельциным).

Трехлетняя годовщина победы демократии над ГКЧП в августе прошла совершенно незаметно. В Москве перед зданием Московской мэрии на Новом Арбате собралась небольшая кучка людей, около тысячи, перед которыми истерично витийствовала Валерия Новодворская - несчастная, психически неуравновешенная женщина, которую на полную катушку постоянно использовали демократы, а ее следовало бы пожалеть, дать возможность полечиться. Вместо этого распаляли вниманием прессы, деньгами, и она все больше заклинивалась на двух-трех идеях фикс: ненависти к давно уничтоженному советскому строю, который, как всем было понятно, никогда не вернется, и ненависти к России и русскому народу.

Лишь один мэр Санкт-Петербурга А. Собчак решился в августе 1994 г. организовать эстрадное шутовское спортивное шоу и велел транслировать его по телевидению. Участвовали команды "бизнесменов", "таможенников", "журналистов" и т. д. На абсолютно пустом стадионе пели и кривлялись профессиональные артисты, бегали пузатые "футболисты" - женщины и мужчины вперемежку, киноактер Фарада пытался изобразить ведущего. Дикторы лопотали без умолку, изображая энтузиазм и отрабатывая полученные деньги. Но все это происходило в пустоте.

Оглавление