• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Людям старшего поколения хорошо памятна лаконичная и точная фраза классиков: "Политика - есть концентрированное выражение экономики". И в самом деле, если читатель пользуется этим никем не опровергнутым и бесспорно точным инструментом анализа, то за любыми стратегическими программами политиков и различных партий и движений, за всякими тактическими извивами их повседневной деятельности он будет легко видеть глубинные экономические интересы. Вся предыдущая история человечества свидетельствует о том, что только тот, кто является реальным собственником средств производства, материально-технической базы общества, становится и политическим руководителем страны или народа. Политика и экономика не существуют в отрыве друг от друга. Это две стороны одной и той же медали, и они должны быть отчеканены на одном монетном дворе. Всякий кратковременный разрыв между экономикой и политикой приводит к бурным социальным катаклизмам, точно так же, как столкновение холодных и теплых масс воздуха вызывает в природе ураганы, циклоны. Установление в 1917 г. в России власти диктатуры пролетариата в форме Советов при господстве в стране частной собственности неизбежно должно было привести к гражданской войне, что и случилось, к великому несчастью, для страны и ее народа. Схожие предпосылки сложились в России и к 1991 году. В результате августовских событий к власти в стране пришли политические силы, которые открыто и даже демонстративно связывали свое будущее с торжеством частной собственности, в которой они видели и единственное спасение для стагнирующей России. Следует признать, что к этому времени в общественное сознание уже глубоко вошла мысль о порочности самого принципа государственной собственности на основные производительные силы. В этом людей убеждали видимые и ощутимые успехи капиталистических стран в виде насыщенного потребительского рынка, на это работала вся информационно-пропагандистская машина СССР с самого начала "перестройки". Китайский пример постепенного, но неуклонного расширения частнособственнического сектора в национальной экономике также свидетельствовал об определенных преимуществах разумного сочетания двух систем собственности. Следует при этом заметить, что правящие "элиты" как СССР, так и демократической России практически делали и делают все для замалчивания китайского опыта. Российская общественность как бы отгорожена от китайского опыта занавесом молчания. Наши журналисты и политологи с необъяснимым усердием будут копаться во всех совершенно не нужных нам деталях американских избирательных кампаний, но упорно станут воротить нос в сторону от Китая, где нам можно и следовало бы поучиться многому. В этом сказывается, по-моему, глубокий комплекс неполноценности, иногда приобретающий форму некоего снобизма, высокомерия по отношению к отсталому Востоку, а иногда черты острой ревности и зависти. Ведь Горбачев М. С., когда поехал осенью 1988 г. в Пекин, был гораздо более озабочен не тем, чтобы поучиться у китайцев технологии реформирования социализма, а тем, чтобы научить их своему "новому мышлению", в котором ему мерещилась мессианская задача.

Как бы то ни было, но и советское руководство уже начинало предпринимать шаги в направлении разрешения частной собственности в легальной экономической жизни. Делалось это робко, как бы в экспериментальном порядке, ощупью и, поэтому нормативная база практически отсутствовала. Фактически приватизация началась в 1988 г., когда был принят закон "О государственном предприятии (объединении)" и было дано согласие на организацию кооперативов.

Тогда родились две концепции, которые в конечном итоге должны были протоптать дорожку частной собственности в бескрайний океан государственных предприятий. Первая концепция называлась "право полного хозяйственного ведения", которым наделялось руководство предприятий. Это право позволяло директорам вести свободно всю хозяйственную деятельность, руководствуясь только соображениями экономической эффективности. Поначалу они не имели права проводить сделки с оборудованием, ибо государство формально сохраняло право собственности на эти предприятия, более того, требовалось согласие соответствующего министерства на проведение коммерческих сделок выше определенного размера. Но вскоре и то, и другое ограничение были сняты. Складывалась ситуация, при которой руководство предприятий в реальной жизни действовало как субъект рыночной экономики, но официально правовой статус предприятия оставался прежним. Оно сохранялось в государственной, общенародной собственности. Естественно, что в такой обстановке все инстинкты хватательного характера, дремавшие доселе в душах директорского корпуса, должны были получить широкий оперативный простор. Движимые в первую очередь личными интересами, руководители предприятий становились естественными сторонниками идей приватизации. Им казалось вполне очевидным, что завтрашними владельцами предприятий будут, разумеется, они сами при некотором допущении к кормушке трудовых коллективов. Такой путь приватизации в принципе широко применяется в нынешнем Китае.

Существовала и концепция постепенного превращения государственных предприятий в частные путем передачи их в аренду либо коллективам самих предприятий, либо третьим лицам. В этом случае опять-таки складывалась двойственная ситуация. Формальным (юридическим) собственником предприятия оставалось государство, но арендатор получал неограниченные права хозяйствования, - он даже мог продать часть оборудования, если это способствовало большей эффективности производства. Права арендатора были основательно защищены: не допускались досрочное прекращение арендных отношений, пересмотр условий аренды (а в обстановке ускоряющихся темпов инфляции это было чрезвычайно выгодно арендатору), договор об аренде не мог быть изменен даже в случае принятия законов, с которыми он мог не стыковаться, и т. д.

Дальше - больше. Вскоре появилось новое понятие: "аренда с правом выкупа", получившее законодательное оформление. Это была уже дверца в мир частной собственности, ибо арендатор по истечении срока аренды имел преимущественное право на приобретение предприятия путем покупки.

Все эти нормы действовали еще во времена советской власти, и к началу 1992 г. таким путем было приватизировано около 2 тыс. предприятий. Вполне возможно, что, если бы не было драматических событий августа 1991 г., этот процесс пошел бы, разрастаясь вширь и вглубь, переводя экономику страны на рельсы рыночной экономики. Лозунги плюрализма в экономике, как и плюрализма в политике, стали к этому времени настолько избитыми, что их без ущерба для себя повторяли все, - от твердокаменных коммунистов до оголтелых "демократов". Уже на излете своей исторической траектории советская власть приняла 3 июля 1991 г. закон "О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР". Правда, этот закон приняла российская советская власть, но президент СССР и союзные структуры не возражали против закона по существу и были готовы только затеять свару вокруг вопроса, какая собственность принадлежит Российской Федерации, а какая Советскому Союзу, а это уже совсем другая проблема, проблема передела собственности.

Из всего этого следует, что неправильно было бы называть Анатолия Чубайса отцом приватизации. Много чести ему в таком названии. Да и сам он, когда много лет спустя - в 1999 г. - решился написать о своем видении приватизации в России, честно признался, что "вплоть до 90-го года в профессиональном отношении идея приватизации меня лично абсолютно не трогала... Ведь (приватизация) это больше процесс организационно-политический, процедурный, чем профессионально-экономический. Да и вообще в нашей команде (имеется в виду ленинградская группа экономистов-"демократов") не было человека, который внутренне очень бы интересовался приватизацией" ("Приватизация по-российски". Под. ред. А. Чубайса. М., 1999 г., стр. 21). Потом он по-чубайсовски категорично заявил: "В дореволюционную" эпоху вопрос приватизации в силу целого ряда причин меня абсолютно не волновал" (Там же, стр. 22).

Почему же получилось так, что человек, которого до 1991 г. вопрос приватизации абсолютно не волновал, стал после августа 1991 г. яростным приватизатором, отдавшим всю свою недюжинную энергию, организаторский талант, помноженные на природный цинизм и наглость, именно делу приватизации, той самой приватизации, которой он никогда не занимался даже в теоретическом плане?

Это случилось потому, что в августе 1991 г. в России произошли коренные сдвиги в политических структурах. В одночасье - в большей степени неожиданно даже для руководителей так называемого "демократического" движения, в чем публично признавался один из его идеологов Г. Попов, - рухнула власть коммунистической партии. Руководители ГКЧП оказались за решеткой, КПСС запрещенной, президент СССР - лишенным практически всех властных полномочий. Переворот в политике был полный. Не хватало только массовых репрессий, закона о люстрации и т. д., хотя раздавалось много голосов, требовавших этого. Но тогда экономика страны оставалась преимущественно социалистической. Приватизационные процессы захватили еще незначительную часть ее. Все отраслевые министерства, директорский корпус выросли при той, уже свергнутой власти, они сформировались в условиях социалистической системы хозяйствования, и хотя они неторопливо дрейфовали к берегам рыночной экономики, но в обозримом будущем могли стать экономической основой для любого социалистического реванша в политике. Новая власть в лице Б. Ельцина и группы радикальных демократов чувствовала себя в первое время абсолютно неуверенно. Именно этим объясняется отказ от политики репрессий, которая могла бы спровоцировать активное сопротивление. Какое-то время власть держалась на волне общественной поддержки, питавшейся антигорбачевскими, антикоммунистическими настроениями, да на политической поддержке со стороны Запада, видевшего в событиях в России свой счастливый шанс покончить с коммунистической угрозой. Но и того и другого было явно недостаточно для консолидации власти. Под новую политическую надстройку следовало подвести и новый экономический фундамент. Россия в XX веке дважды оказалась жертвой специфических коллапсов - в 1917 и 1991 годах. И в том, и в другом случае быстро, и в большей степени спонтанно, происходили политические взрывы в правящих верхах, а новая власть, занявшая образовавшийся вакуум, начинала ломать доставшийся ей в наследство экономический фундамент, чтобы на его месте соорудить новый, надежный для нее базис. В обоих случаях новая власть не руководствовалась интересами исторического государства Россия и народов, его населявших. Трагедия России в том и состоит, что целый век политика подгоняет под себя экономику, хотя общемировые процессы развития свидетельствуют о том, что экономика в своем эволюционном развитии рождает те или иные соответствующие ей политические институты. Смена кожи, т. е. перемена политической надстройки, тоже процесс небезболезненный - он носит революционный характер с кровопролитием, но не ведет к разрушению исторического и экономического фундамента нации, ее психологии, духовной жизни. Например, Франция за относительно короткий отрезок времени - с 1789-го по 1816-й - сменила с полдюжины политических надстроек, но при этом осталась Францией со всеми ее историческими атрибутами. В России же и в 1917, и в 1991 годах произошли тяжелейшие разрывы в исторической преемственности, в духовной и нравственной целостности народа, был разрушен, причем насильственно, экономический фундамент государства.

Судьба уготовила для Анатолия Борисовича Чубайса именно такую роль - стать палачом сложившейся за последние 70 лет экономической системы России. Для роли палача особых дарований не требуется. Нужны нечувствительность к чужой боли и способность хладнокровно выполнить те манипуляции, которые предписаны или определенными идеологическими доктринами или чужими рекомендациями. Создание нового экономического фундамента является политической задачей, которая не имеет никакого отношения к развитию страны и благополучию народа. Целого железнодорожного состава не хватит, чтобы загрузить бумажную макулатуру, в которую превратились истошные заклинания тысяч и тысяч экономистов, политологов, журналистов, уверявших, что общественную собственность на средства, производства надо уничтожить именно потому, что тогда откроется безграничный простор для свободного расцвета экономики, для быстрого подъема благосостояния народа и т. д. и т. п. Людям говорили об экономике, в то время как речь шла о политике. Там, наверху, никто всерьез не собирался ничего созидать. Там обычно господствуют другие интересы, ориентированные в первую очередь на удержание власти. А для этого надо было разрушить социалистический фундамент экономики, который в случае его сохранения неизбежно отражался бы на политике. Многие исследователи заметили, что всякую разрушительную работу в государстве лучше поручать людям некоренной национальности. Им не связывают совесть узы генетической принадлежности к титульной нации, они чужды ее истории, духовности. У них иная национальная психология, другая шкала ценностей. Всякий, кто захочет заглянуть в состав первого советского правительства, сформированного после взятия Зимнего дворца, оторопеет от абсолютного, подавляющего большинства в нем нерусских людей. В период перестройки и реформ картина была весьма схожей. Какой русский мог бы так безоглядно и щедро разбрасывать историческое наследие России, как это делал Э. Шеварднадзе, занимавший по недомыслию Горбачева пост министра иностранных дел СССР? Разве мог бы русский высокопоставленный дипломат публично отстаивать мысль о передаче Курильских островов Японии, как это делал Г. Кунадзе, остающийся и поныне, к нашему стыду, на службе у российского правительства?

Мне во время долгой службы за рубежом не раз приходилось встречаться и в дружеской беседе проверять реакцию американцев на "их" иноверцев, оказывавшихся на высоких постах в американской администрации. Помню, как критически оценивали они деятельность Киссинджера и Бжезинского, когда те были специальными советниками президента США по вопросам национальной безопасности. Один из крупных бизнесменов говорил мне: "Я бы предпочел видеть на таком посту нашего веснушчатого парня из Кеннтуки вместо наемных международных выскочек, которые неизвестно на кого работают тайно, а явно только стараются непомерно раздувать свою значимость". Но в США с их короткой историей, миграционным происхождением, эффективной системой контроля над деятельностью государственных чиновников эта проблема не стоит так остро, как в России, где ситуация прямо противоположная. Б. Ельцин, исходя из особенностей задачи по разрушению экономического фундамента, счел возможным поручить ее также нерусскому человеку - А. Чубайсу, согласившись с предложением последнего дать ему в заместители немца Альфреда Коха, получившего впоследствии кличку Приватизатор-2 и "прославившегося" чудовищными, оскорбительными высказываниями в адрес России и ее народа в одной из американских газет в конце 90-х годов. Безусловно, таким людям проще проводить любой, даже самый жестокий, эксперимент, выполняя политический заказ. А заказ был элементарно прост: в кратчайшие сроки создать класс частных собственников, который мог бы стать социальной опорой новой политической власти. Заказ этот теоретически был оформлен уже давным-давно, еще в годы холодной войны, когда вся американская государственная машина была запрограммирована на борьбу со всеми формами общественной собственности в любом уголке мира, ибо таковая рассматривалась как почва для произрастания коммунистической идеологии. Вся система помощи, займов и любых форм сотрудничества ориентировалась на поддержку частной инициативы, частной собственности, которая рассматривалась как естественная союзница США, где бы она ни находилась.

В пику американцам Советский Союз исходил из противоположной посылки теоретического характера, гласившей: "Чем сильнее будет в той или иной стране государственный сектор в экономике, тем ближе будет эта страна к СССР". Когда Советский Союз принимался за такие крупные проекты как Асуанская плотина и гидроузел в Египте, металлургический комбинат в Бхилаи (Индия), то общее направление мысли у тогдашних хозяев Кремля сводилось к тому, что, создавая крупную промышленность в странах третьего мира, мы тем самым создаем там новый класс - пролетариат, который является естественным союзником социалистического содружества. А то, что крупная промышленность всегда будет в государственной собственности, - это подразумевалось само собой. Вот так выглядел приведенный к общему экономическому знаменателю вой и скрежет холодной войны. Это был простейший бином: частная собственность против государственной (общественной) собственности.

Следовательно, чесоточный зуд проведения немедленной политики разгосударствления собственности в России являлся чистейшим рудиментом холодной войны, ибо соответствовал давным-давно известным фундаментальным стратегическим установкам США. Совершенно правомерно сделать вывод, что и заказ на "дикую приватизацию" был сделан из США. Если Б. Ельцин оставил, как положено, записи содержания своих бесед с американскими государственными деятелями и если эти записи не будут уничтожены по соображениям собственной безопасности перед историей, то при исследовании их, нет сомнения, обнаружатся прямые и энергичные наставления американских учителей немедленно приступать к приватизации государственного имущества. Русским людям, гражданам России, не надо говорить, что сам Б. Ельцин не был генератором никаких идей или мыслей. Просто потому, что его интеллектуальный багаж стратегического назначения столь ничтожен, что его величиной можно пренебречь. Мы здесь не говорим о его тактической изворотливости, недюжинной воле, определенной харизме, которыми он в полной мере пользовался, чтобы удержаться у власти в стране в течение десяти лет. А. Коржаков вспоминал, что Б. Ельцин не раз обрывал Е. Гайдара, который при докладах начинал оперировать экономическими категориями вроде "макроэкономика", "фондовый рынок" и т. п., говоря: "Брось ты, Егор Тимурович, свое умствование, говори нормальными словами по жизни". Чего стоит одно его публичное выступление перед всей страной буквально за несколько дней до катастрофического дефолта в августе 1998 г., когда Б. Ельцин уверял своих подданных, что "все хорошо, прекрасная маркиза" и нет никакой угрозы финансового кризиса. Вряд ли он сознательно обманывал россиян, он просто ничего не понимал в реальном положении дел в экономике и финансах страны и, не отдавая себе отчета, делал подобные заявления по просьбам и подсказкам придворных кукловодов. Вот и получается, что сам Б. Ельцин не мог породить идею "дикой приватизации", Б. Чубайс в "дореволюционное время" даже не интересовался этой идеей, других претендентов на авторство этой затеи в России не объявилось. Значит, семена сей напасти занесены политическими ветрами из далеких заморских стран, оттуда когда-то дополз до России колорадский жук. Сама по себе приватизация государственного имущества как метод повышения эффективности национальной экономики известна в мире очень давно. В Англии приватизировали в свое время угольную промышленность, во Франции - ряд крупных машиностроительных комплексов, которые в военные и первые послевоенные годы были национализированы. В Мексике, Перу, Аргентине государственная собственность также в определенных условиях поступала на торги и переходила в руки частных лиц. Ни само слово "приватизация", ни содержание этого процесса не вызывали острой аллергической реакции в обществе, не разрушали национальное единство. Даже левые и патриотические силы спокойно относились к процессу разгосударствления. Никого не раздражает приватизация, проходящая в Китае. Российская общественность даже и не заметила, как происходила приватизация в восточноевропейских странах, еще вчера бывших нашими социалистическими союзниками. Почему-то только российский вариант перехода к частной собственности оказался разрушительным в экономическом и катастрофическим в социальном отношении.

Дело в том, что в подавляющем большинстве случаев приватизации в зарубежных странах сначала четко выстраивается правовая основа и только затем начинается сам процесс. У нас такой основы не было, и, как вскоре выяснилось, она никому не была нужна. В условиях отсутствия законов легче совершать любые беззакония. Закон можно временно заменить президентским указом: он имеет законодательную силу именно при отсутствии соответствующего федерального закона. Указ президенту может подсунуть либо дочка Таня, либо личный летописец Валя, и - вперед, заре навстречу, товарищи-приватизаторы. А закон надо вносить в Государственную думу, где в него вцепятся коммунисты, аграрии, конкуренты из своей собственной социальной среды, вроде "яблочников", потом подключатся журналисты, заработают демагогические рычаги и будут пилить, строгать, утюжить, шкурить, полировать его, пока он не приобретет приемлемые для всего общества содержание и форму. Ни президент, ни правительство не были заинтересованы в формировании правовой базы приватизации по понятным причинам: кто же станет сам на себя надевать кандалы? А вот почему Государственная дума и ее предшественник Верховный Совет РСФСР не озаботились этой задачей останется загадкой надолго. Здесь, видимо, сказала свое убедительное слово коррупция.

Когда в зарубежных странах осуществлялся сам приватизационный процесс, то соблюдались определенные и довольно жесткие правила. Во-первых, он проходил непременно под контролем общественно-политических сил: создавалась комиссия из представителей всех действующих в стране политических партий, представленных в парламентах.

Во-вторых, проводилась обязательная оценка приватизируемого имущества по действующим на момент приватизации рыночным ценам, для чего привлекались независимые, а если требуется, и международные эксперты.

В-третьих, устанавливалась очередность поступления на торги приватизируемой собственности. Как правило, в первую очередь выставлялись на продажу наименее прибыльные предприятия или объекты. До их реализации другие объекты на аукционы не шли. Это напоминает старое народное правило: до выдачи замуж старшей дочери уважающая себя семья отказывает всем женихам, претендующим на руку младшей или младших дочерей.

В-четвертых, на конкурсные аукционы допускались наряду с местными инвесторами также и иностранные вкладчики капиталов, с тем чтобы конкуренция была честной и объективной и максимально страхованной от сговора.

В-пятых, каждый участник торгов обязан был представить в конкурсную комиссию не только записочку (секретную) с указанием суммы, которую он готов заплатить за тот или иной объект, но, главное, план реконструкции или расширения предприятия. Любой претендент обязывался не сокращать количество рабочих мест на приватизируемом предприятии.

В-шестых, четко оговаривалось целевое использование средств, вырученных за приватизируемое имущество. В известных мне случаях такие средства шли на погашение внешнего долга страны или на стабилизацию национальной валюты. Не допускалось безадресное зачисление сумм в бюджет.

Наверное, эти шесть базовых правил для цивилизованной приватизации и объясняют тот феномен, что разгосударствление имущества в других странах не ведет ни к каким негативным последствиям ни в экономической, ни в социально-политической жизни. Если же мы посмотрим в свете этих общепризнанных требований на наш российский опыт, то легко увидим, что у нас не соблюдалось ни одно из этих канонических правил нормальной капиталистической приватизации. Наши приватизаторы делали все как раз наоборот. Недаром А. Чубайс назвал свою книгу (она, правда, написана несколькими авторами, но издана под его общей редакцией) именно "Приватизация по-российски" (Чубайс А. Б. "Приватизация по-российски". М., 1999 г., Изд. Вагриус), подчеркивая ее уникальную специфичность. В подтексте же можно прочитать что угодно.

Ни сам А. Чубайс, ни один из его соавторов - основных организаторов приватизационного процесса в России (А. Кох, П. Мостовой, М. Бойко и пр.) - ни единым словом не упоминают о своих связях с американскими исследовательскими центрами и государственными учреждениями, откуда они получали консультации, советы и рекомендации. Многие в России знали, что в аппарате А. Чубайса всегда работали американские "эксперты", имевшие доступ ко всей информации и трудившиеся в кабинетах правительственных структур, но "демократическая" пресса стыдливо отворачивала глаза от этого неприличия. Разоблачения пришли из самих США, но уже значительно позже, в 2000 году, когда там в пылу очередной предвыборной президентской кампании республиканцы выболтали правду. Выяснилось, что в 1991 г., когда в России произошли известные события, в США при Гарвардском университете был создан так называемый Институт международного развития, который и стал на долгие годы центром управления российскими процессами с далеких американских берегов. Институт был создан в результате переговоров, которые вели Анатолий Чубайс, Егор Гайдар с российской стороны и Андрей Шлейфер, Джеффри Сакс - с американской. Их объединяло, кроме того, что все они были евреями, непомерное честолюбие и неукротимая жажда личного обогащения. Но веревочка не заканчивается на Гарвардском университете. Андрей Шлейфер - гражданин США, хотя он родился в Москве и в подростковом возрасте выехал вместе с родителями в Америку, давно поддерживал тесную дружбу с министром финансов США Лоуренсом Саммерсом (в период президентства Клинтона), который был его учителем и наставником в Гарварде. Неудивительно, что Андрей Шлейфер стал руководителем Института международного развития и практически без конкуренции выиграл государственный контракт в 57 млн. долларов на управление денежной помощью России. Надо только знать, что его учитель Лоуренс Саммерс в то время как раз и распределял от имени американского правительства всю помощь иностранным государствам по линии развития. Вот так и сложилась целая цепочка кукловодов: Саммерс руководил Шлейфером, Шлейфер - Чубайсом, а Чубайс Ельциным. У Саммерса и Ельцина цели были, разумеется, преимущественно политические, а вот середина цепочки Шлейфер-Чубайс руководствовалась честолюбивыми и шкурными интересами. Им очень нравится выглядеть в глазах окружения, широкой общественности вундеркиндами, кудесниками экономических трансформаций, трудоголиками, человеками-компьютерами. Шлейфер с университетской скамьи поднимает волну в прессе вокруг своей гениальности и все время ищет, кто бы согласился выдвинуть его кандидатуру на получение Нобелевской премии. Под стать ему и А. Чубайс, из которого "демократическая" печать без устали много лет лепит образ выдающегося управленца, гения избирательных кампаний, виртуоза дипломатических переговоров с международными финансовыми организациями и т. д. и т. п. "Сладкая парочка" Андрей Шлейфер-Анатолий Чубайс, конечно, имела свои команды. Кто в них входил с нашей стороны, мы уже называли, а вот правой рукой Шлейфера был Джонатан Хей, почти постоянно находившийся в Москве. Когда эта братва получила доступ ко всей информации, касавшейся российской экономики и финансов, она просто захлебнулась от слюны при виде такого сладкого и ничем не защищенного пирога. Американские подельники сразу же привлекли к российским проектам своих жен Нэнси Циммерман (супруга Шлейфера) и Элизабет Хеберт, которые были профессиональными финансистами и активно занялись созданием неких "инвестиционных фондов" в России.

Аферисты развернулись во всю мощь своих подлых душ. Элизабет Хеберт, не выходя из кабинета, создала фонд под названием "Паллада". В фонде не было ни гроша, у аферистки не было ни репутации, ни рекомендаций, но по мановению волшебной палочки Чубайса она выиграла крупный контракт российского правительства на право работы с деньгами Фонда защиты инвесторов. А в этот фонд отчислялось 2% от аукционной цены приватизируемых предприятий плюс частично кредиты Всемирного банка. Жизнь текла, как у Христа за пазухой, если бы не происки завистливых конкурентов в тех же Соединенных Штатах. Руководство Гарвардского университета получило в 1997 г. информацию о том, что влиятельная газета крупного капитала "Уолл-стрит джорнэл" готовит скандальную публикацию о похождениях и проделках в России чубайсовских дружков Шлейфера и Хея, которые использовали деньги американского правительства для собственных инвестиционных проектов в России.

Если чубайсовская компания страдает явным синдромом Дефицита совести, то академические круги США, слава Богу, еще не растеряли ее. Тогда и было принято решение об увольнении Шлейфера и Хея из Гарвардского университета, правительство США, в свою очередь, приостановило кредитование Института международного развития. Без государственных денег и сам институт вскоре прекратил свое существование. Министерство юстиции США возбудило уголовное дело против Шлейфера и Хея. Три года шло расследование, и 26 сентября 2000 г. Федеральная прокуратура США предъявила официальное обвинение двум главным советникам Чубайса в том, что они использовали государственные средства в целях личного обогащения и пользовались закрытой российской информацией сколачивания личного состояния. Не нужно иметь никакого ума, чтобы, например, спекулировать на наших ГКО, заранее зная, как будет меняться их курс. Простое нажатие клавиатуру на компьютере, и вы кладете в карман сотни тысяч долларов. Но к этой простоте можно было получить доступ, только если вы являлись советником и консультантом Анатолия Борисовича. Сам Чубайс, как только узнал о разразившемся в США скандале, сразу заявил, что он разрывает отношения с Гарвардским университетом, что он знать ничего не знает. Врать для него дело привычное.

Прости меня, читатель, за столь долгое отступление от главного стержня повествования - истории российской приватизации. Но мне казалось, что без знания того, откуда и кто руководил нашей приватизацией, многое было бы непонятно характере процессов, происходивших в России. Кстати, кем же был Чубайс до того момента, когда он выскочил, как черт из табакерки, и впился в холку российской экономике. Сам он выходец из семьи военного политработника (у Е. Гайдара тоже был военным политработником), воспитывавшего преданных социализму защитников родины. Когда отец Чубайс заканчивал Военно-политическую академию им. Ленина, он написал дипломную работу на тему "Полная и окончательная победа социализма в СССР - главный итог преобразующей деятельности партии и народа". Анатолий Борисович не лукавит, когда пишет: "Именно эту тему отец вдохновенно развивал на своих лекциях, будучи преподавателем научного коммунизма в военном училище. О победе социализма он говорил искренне и душевно, курсанты к нему относились всегда с большой теплотой". Так ли это было или нет, но для нас остается непреложным фактом, что именно в семье жгучих комиссаров вырастали сыны снискавшие себе славу столь же жгучих антикоммунистов. Старший брат Анатолия Борисовича Игорь Чубайс, работающий сейчас на кафедре философии Академии театрального искусства, еще в 1968 г. выходил на городскую площадь с чехословацким флагом в руках, протестуя против акции стран Варшавского пакта. Он был исправным слушателем вражеских "голосов" и часто вел с отцом политические дискуссии за домашним столом. Про себя Анатолий Борисович скромно пишет, что разумом был на стороне старшего брата, а вот душою лепился к отцу - человеку вроде бы искреннему и прямому. Внутренний антикоммунизм или раздвоенность вовсе не стали препятствием для вступления обоих братьев со временем в ряды КПСС. Они тоже хотели быть в первых рядах строителей коммунизма. Но если старший брат, большой экстраверт по натуре, был исключен из КПСС в 1990 г. за раскольническую деятельность (он стал одним из "отцов-основателей" так называемой "Демократической платформы в КПСС"), то младший тихонько и бесконфликтно дождался того момента, когда партия коммунистов растворилась сама собой. И хотя в 1990-1991 гг. он примыкал к "Демократической платформе в КПСС", но громко говорил о том, что его не интересует чисто политическая деятельность, отказывался баллотироваться в народные депутаты РСФСР.

В советские годы Анатолий Чубайс жил обычной жизнью рядового интеллигента. Окончив Ленинградский инженерно-экономический институт им. Тольятти, он в 1977 г. остался в аспирантуре этого же учебного заведения. За 13 лет черепашьим шагом добрался до ученой степени кандидата экономических наук и доцента ЛИЭИ. Но, будучи человеком беспокойным и честолюбивым, создал кружок молодых экономистов, которые стали повнимательнее изучать опыт Югославии и Венгрии, где имело место невероятное переплетение элементов социализма и рыночной экономики. К середине 80-х годов он установил контакты с московскими экономистами-единомышленниками, во главе которых стоял Егор Гайдар, уже привлекавшийся Старой площадью к написанию кое-каких разработок. Разумеется, эта работа шла бы ни шатко, ни валко, если бы не политические перемены в стране. На выборах в местное Законодательное собрание 1990 г., проводившихся в Ленинграде на многопартийной, демократической основе, коммунисты потерпели полное поражение. Победившие "демократы" выдвинули А. Чубайса на пост заместителя председателя исполкома Ленсовета и поручили ему возглавить комиссию по экономической реформе. Вот тут он познакомился с А. Собчаком и стал его верным помощником. Они вместе отчаянно пробивали идею создания особой экономической зоны в Ленинграде, эдакой стены, чтобы отгородиться от остальной гибнущей России. Слава Богу, что эта идея так и не получила своего претворения в жизнь. Начавшиеся драчки в ленинградской "демократической" элите привели к тому, что А. Чубайс был оттеснен на незаметную роль советника по экономическим вопросам мэра города, на которой и застал его август 1991 г.

В Москву он перебрался практически сразу же после переворота, в сентябре 1991-го. Пригласил его в столицу Егор Гайдар, которого Б. Ельцин и И. Силаев привлекли к разработке экономической программы нового правительства. Так начал складываться костяк "младореформаторов", которых стали называть "командой младших научных работников" и "гарвардскими мальчиками" (имея в виду их связи с упоминавшимися научно-исследовательскими центрами США). Во всех этих прозвищах-названиях сквозит почти единодушное мнение, что к экономическому реформированию страны были допущены люди, обладавшие только теоретическими представлениями о путях возможной перекройки народного хозяйства, мыслившие преимущественно макроэкономическими категориями, не имевшие никакого практического опыта управления экономикой. Добавим к этому, что у них не было и никаких собственных научных трудов концептуального характера, известных хотя бы в академической среде СССР или России. Это были действительно темные лошадки, выбранные в качестве волюнтаристской альтернативы всей имевшейся в стране научной и хозяйственной элите.

7 ноября 1991 г., в день 74-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, указом Б. Ельцина А. Чубайс был назначен председателем Государственного комитета Российской Федерации по управлению государственным имуществом в ранге министра РФ. Мне тогда вспомнились строки из "Конька-Горбунка": "И в два мига, коль не в миг, наш Иван воров настиг". Именно с такой же прытью вчерашний экономический советник ленинградского мэра стал хозяином-распорядителем колоссального природного и созданного поколениями людей богатства России.

Правительство "реформ", которое фактически возглавил Е. Гайдар, стало готовить первое крупное приватизационное мероприятие - изъятие у населения денежных сбережений, хранившихся в основном в сберегательных кассах. Отобрать эти суммы принудительным, административным путем, понятно, не представлялось возможным. Народ встал бы на дыбы. А вот обнулить все сбережения, превратить их в пыль можно было путем инфляции, спровоцировать которую было элементарно просто путем снятия всякого государственного контроля над ценами и введения в указном порядке "свободного рынка". Трудно себе представить более вопиющий цинизм новой "демократической" власти, которая провозглашала в качестве основополагающего принципа священность и неприкосновенность частной собственности и в то же время начала свою работу с национализации денежных средств граждан России. 300 млрд. конфискованных у населения рублей были глубокой пробой на способность людей к сопротивлению. Ограбленные граждане не сопротивлялись, они просто плакали от бессилия.

Изъятие у населения всех его денежных накоплений решило для команды реформаторов одну из важнейших задач, о которой чаще всего забывают исследователи этого периода. Изъятие путем аннигиляции денежных средств у рядового гражданина лишало его всяких платежных ресурсов, он автоматически исключался из числа будущих участников аукционов приватизируемых предприятий.

Е. Гайдар больше всех усердствовал, чтобы найти хоть какие-то оправдания для стопроцентного обесценивания банковских сбережений граждан. Он все время кивал в сторону бывшей советской власти, напирая на то, что деньги были уже фактически нуллифицированы, ибо под них не было товарного обеспечения, уже давно шла инфляция и т. д. В его оправданиях, кроме стремления найти политическое алиби, видно и убогое экономическое образование. Уж он-то, исполняющий обязанности премьер-министра, должен был знать, что весь объем денежных средств населения, хранившихся в сберегательных кассах, использовался Советским государством в инвестиционных целях. Иначе говоря, эти капиталы были вложены в заводы, газо- и нефтепроводы, жилищное и коммунальное строительство и т. д.

Позже, в 2000 г., другой видный финансист демократической эпохи - Михаил Задорнов, занимавший пост министра финансов, но большую часть времени возглавлявший различные финансовые комитеты Государственной думы, отвечая на вопрос о судьбе "украинских вкладов", ответил журналистам так: "Деньги вкладчиков давно ушли через бюджет в инвестиции, и реальных активов под ними не было" (Журнал "Российская Федерация сегодня" No 21 за 2000 год). В этой фразе соединены правда и ложь в равной пропорции. С одной стороны, он признает вместе с нами, что сбережения граждан "ушли через бюджет в инвестиции", а с другой - легкомысленно, по-гайдаровски неграмотно, утверждает, что "реальных активов под ними не было". Ведь самая элементарная логика подсказывает, что если деньги ушли в инвестиции, то они и стали реальными активами.

Вывод однозначен, Банковские сбережения российских граждан в 1991 г. имели материальную форму государственных инвестиций, т. е. стали частью государственного имущества. А коли так, то все вкладчики имели право на свою долю в этом имуществе в размере, соответствующем их денежному вкладу. Они должны были быть первыми среди возможных, потенциальных участников приватизационного процесса, но не были допущены к аукционам. Единственные законопослушные граждане, владельцы пусть рассеянного, но в совокупности весьма значительного легитимного капитала, были изгнаны из экономической жизни страны. Их имущество в размере 300 млрд. старых советских рублей было просто-напросто присвоено затем "новыми русскими", скупившими основную часть промышленных и иных предприятий страны. Ни в одну "демократическую" голову не пришла простейшая мысль компенсировать бывшие банковские вклады граждан пакетами акций приватизируемых государственных предприятий. Поразительно, что и наша структурная левая оппозиция почему-то пропустила мимо ушей такой, казалось бы, очевидный вариант.

Нелишне напомнить, что новая власть объявила себя правопреемницей старой. Новое государство - Российская Федерация выступает как правопреемница бывшего СССР, Б. Ельцин и его правительство заявили о том, что они признают все внешние долги СССР и будут исправно обслуживать их. И до сих пор Россия из кожи вон лезет, чтобы держать марку уважающего себя должника. А вот к собственному народу не было проявлено ни грана уважения: сбережения граждан, размещенные в государственных банках, по всем законам являются внутренним долгом государства и отношение к внутреннему долгу Должно быть равнозначным с внешними долгами. В США, например, внутренний долг значительно больше внешнего, но ни одному правительству не придет в голову просто отказаться признавать внутренний долг. Оно было бы просто сметено народным возмущением.

В составе Государственной думы работал до 1999 г. депутат от либерально-демократической партии (жириновец) Владимир Александрович Лисичкин - доктор экономических наук. Он много занимался вопросами приватизационной политики 1992-1997 гг. и даже написал небольшую книжицу под названием "Черная приватизация", изданную, правда, крошечным тиражом - 1000 экземпляров. Так вот он сравнивал действия российских приватизаторов с пиратским разбоем, бушевавшим в Новом Свете в XVI-XVIII веках. Тогда "приватизаторами" называли корсаров или каперов, которые получали от английских, французских или голландских монархов документ на право разбоя на воде и на суше в испанских колониальных владениях. Этот документ назывался либо "каперский патент" либо "приватизационное свидетельство", и он давал право "приватизировать все, что доступно в Новом Свете". Это сравнение недалеко от истины, ибо правовые основания для разбоя были такими же хилыми, а поле для грабежа практически безбрежным.

Сузив максимально число вероятных претендентов на государственную собственность путем обесценивания банковских вкладов граждан, младореформаторы взялись и за ту относительно небольшую часть населения, которая уже имела доступ к управлению предприятиями, была носительницей профессиональных знаний и управленческих навыков. Речь идет о директорском корпусе, инженерно-технической интеллигенции и наиболее активной части рабочего класса. Они все больше втягивались в частнособственническое предпринимательство на основе "полного хозяйствования" и "аренды с выкупом". И вот тогда А. Чубайс объявляет уже проводившийся медленными темпами по китайскому образцу процесс разгосударствления "стихийной приватизацией". По его словам, "это было разворовывание общенародной собственности. Но это разворовывание не было нелегальным, потому что легальных, законных схем разгосударствления не существовало". Подумать только, А. Чубайс в роли блюстителя общенародной собственности! Как бы не так! Его раздражало, что плодами приватизации пользовались другие слои, группы населения, которые он определяет как "партийные, директорские, региональные и отчасти профсоюзные элиты". Чубайс в своем разоблачительном угаре даже сочувствует трудящимся, трудовым коллективам, чьим именем прикрывалось тогдашнее начальство. Совершенно очевидно, что оставлять собственность пусть в частных, но в тех же постылых "совковских" руках было нельзя. Надо было создавать новый класс собственников, не связанных никакой пуповиной с прежним строем, создавать из людей, давно враждебно относившихся к советской системе или внутренне конфликтовавших с ней. Очередь тех, кто ожидал своего куска от упавшей в руки добычи, была весьма велика. По всей стране на разных уровнях, насчитывалось 800-900 тыс. относительно активных "демократических" функционеров, т. е. лиц, исполнявших те или иные властные полномочия. Несколькими годами позже А. Чубайс публично признается, что тогда было возможно и целесообразно обменять власть на собственность. В советское время ни один даже очень высокопоставленный партбюрократ не мог обзавестись собственностью, приносящей доход. Дети Хрущева, Брежнева, Андропова и т. д. зарабатывали свой хлеб в качестве писателей, профессоров, чиновников. Я уж не говорю о министрах, генералах, руководителях экономики. Дальше социалистического треугольника: "квартира, дача, машина" их благополучие не простиралось. Иное дело "демократические кадры". Они сразу же выстроились на предмет получения своей доли трофеев. Удовлетворить всю эту достаточно прожорливую публику можно было, только допустив к приватизационному процессу.

В период противостояния "коммунистов" и "демократов" на стороне последних решительно и последовательно выступали все обладатели тайных капиталов (представители теневой экономики, расхитители государственной собственности в крупных размерах, торговые мошенники - пересортица, усушка-утруска и пр.), оказывавшие немалую финансовую помощь "демократическим" силам, связывая их грядущую победу со своим выходом из финансового подполья. Плечом к плечу с ними стояли еще не слишком густые, но решительные когорты молодых предпринимателей - организаторов и лидеров кооперативного движения. В те годы слова "кооператив" и "кооператор" служили только прикрытием для заурядной частнопредпринимательской деятельности и были забыты практически сразу, когда отпала нужда в светомаскировке. На средства этих людей размножалась вся пропагандистская литература, изготовлялись атрибуты митингов и демонстраций (знамена, плакаты, значки, портреты и т. д.), заказывались стихотворные текстовки, покупалась множительная и звукоусилительная аппаратура. Кто-то кормил горячими пиццами сидельцев на баррикадах около Белого дома в августе 1991 г., бесплатно раздавал горячительные напитки. В те же дни на Лубянской площади из канистр в пластиковые стаканчики участникам митинга наливали водку - и все даром. Всю эту закулисную публику тоже надлежало отблагодарить по заслугам.

И творческая интеллигенция - самая горькая часть российского общества, несамостоятельная в своих взглядах, неустоявшаяся в морально-нравственных критериях, скорее склонная к сервильности власти, чем к естественной для нее роли полного достоинства оппонента, - ожидала, встав на задние лапки, своего кусочка сахара за исполненное цирковое представление в виде публичного сжигания своих партийных билетов.

Рядом с этими социальными группами стояли и преступные группировки, состоявшие из обыкновенных уголовников, которые существовали во все времена государства российского, но при советской власти пробавлявшихся мелкими грабежами. Добытых ими средств хватало на малиновую жизнь, но недостаточно было для приобретения частной собственности. С началом перестроечных реформ перед вчерашними урками открылись бескрайние горизонты. Появились "группировки": "солнцевские", "долгопрудненские", "люберецкие". Это в Москве. А сколько их высыпало на поверхность в провинции? Это ведь из них вышел Анатолий Быков, алюминиевый король Красноярска, с которым годами не могла справиться российская подслеповатая Фемида.

Вот из этих людей предстояло создать в короткий срок, в историческое мгновение, новый класс собственников. Если пользоваться старой терминологией класс буржуазии, которой не было в России в течение последних 70 с лишним лет.

Работа по подготовке новой приватизационной политики велась в бешеном темпе. 29 декабря 1991 г. Б. Ельцин подписал указ, утвердивший "Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год". Под разными предлогами новые управленцы старались ограничить число предприятий, которые могли попасть в руки ненавистного им директорского корпуса и стоявших за ним рабочих коллективов. Началась долгая волокита с разделением государственной собственности на федеральную, муниципальную и ту, что оставалась в ведении субъектов Федерации. А тем временем шла подковерная борьба за определение основного русла приватизации. Если суммировать все многоходовые комбинации двух основных политических и экономических сил страны, одну из которых представляли президент Б. Ельцин, его правительство с ключевым звеном в виде ведомства А. Чубайса и иностранных советников (все вместе они отражали интересы новой нарождающейся российской буржуазии), а другую потерявшие политическую власть, но еще сильные в экономике остатки партийно-профсоюзной элиты, директорский корпус и трудовые коллективы, пользовавшиеся поддержкой Верховного Совета Российской Федерации, то картина сведется к следующему: правительство стремилось к максимально быстрому разгосударствлению экономики, к полной обезличке приватизационных документов (чеков), к максимальному ограничению прав директорского корпуса и рабочих коллективов на приобретение в частную или коммерческую собственность своих предприятий, свободный, ничем не ограниченный доступ к аукционам любых заявителей (без проверки источников имеющихся у них средств). Так уж получилось, что Верховный Совет стал выразителем взглядов политической и экономической оппозиции, так как его депутаты, безусловно, были теснее связаны с прежней советской системой, при которой и проходили выборы его состава, с реальными производителями. Как народные избранники они не могли игнорировать и настроения широких масс. Правительство же проламывало свою линию, опираясь на имевшуюся у него политическую власть и на безусловную поддержку со стороны Запада. Таким образом борьба за огромную тушу социалистического кита, бросившегося на сушу и покончившего с собой, приобрела в политическом контуре форму противостояния между Верховным Советом и президентом России и его правительством.

Любые предложения, так или иначе ущемлявшие свободу доступа к приватизируемому имуществу, для новых русских (так просто удобнее называть конгломерат пришедших к власти групп и слоев, жаждавших оформиться как новый социальный класс) отметались. Так были похоронены предложения о проставке в паспортах граждан специального штампа, который бы свидетельствовал о реально совершенной им покупке части общенародного достояния. Даже не рассматривался серьезно чешский опыт, при котором приватизационные чеки могли обмениваться только на реальные акции предприятий. Равным образом была отброшена идея об именных приватизационных чеках, срок действия которых не имел бы временных ограничений, ибо в этом случае владелец - рядовой гражданин имел бы возможность сориентироваться в новой ситуации и выбрать наиболее правильное для себя решение.

В результате в августе 1992 г. Б. Ельцин подписал указ о введении в России системы приватизационных чеков, открывавшей двери настежь для кавалерийской атаки на бывшую социалистическую собственность. В соответствии с указом каждый гражданин России (независимо от возраста) получал безымянный приватизационный чек с номинальной стоимостью в 10 тыс. рублей, именно в такую сумму произвольно была оценена доля каждого гражданина в общенациональном достоянии страны. А. Чубайс не был бы Чубайсом, если бы не взял с каждого гражданина по 25 рублей за этот клочок бумаги под видом платы за изготовление и доставку. В прессе была развернута (особенно по телевидению) интенсивная кампания, убеждавшая население в чрезвычайной выгодности этих самых бумажек, сам Анатолий Борисович неоднократно появлялся в эфире и вдохновенно рисовал "светлое будущее" ваучере держателей. На память грядущим поколениям останутся его уверения, что за каждый ваучер граждане могут со временем получить две автомашины "Волга". В оплате рекламного времени использовались и средства, предоставленные правительством США через известных подельников А. Чубайса. Машина великого обмана завертелась. Людям растолковывали, что они теперь стали собственниками, могут свои ваучеры вложить в ходе чековых аукционов в акции предприятий, стать пайщиками создаваемых чековых инвестиционных фондов, продать ваучер по рыночной стоимости... Забыли только сказать, что за безликий листочек плохо пропечатанной бумаги человек практически отказывается от своего права на долю общественного богатства, ибо никаких практических путей материализации ваучера у него не было.

Ни на какой чековый аукцион владельцев единичных ваучеров или небольших семейных пакетов не допускали. Даже информация о таких торгах не доводилась до сведения населения. Средства массовой информации и особенно телевидение хранили гробовое молчание.

В стране в период проведения тотальной ваучеризации населения свирепствовала инфляция, и, по данным Счетной палаты, реальная рыночная цена одного приватизационного чека не превышала 4 тыс. рублей. Организаторы аферы хладнокровно рассчитали, что в условиях "шоковой терапии" и после проведения ликвидации банковских сбережений обнищавшее население будет в массовом порядке просто продавать за бесценок свои ваучеры. На перекрестках, в переходах станций метро появились молодцы с высоко поднятыми плакатами: "Куплю ваучеры". Они платили наличными по той самой "рыночной" цене, которой едва хватало на неделю голодного существования. В рабочих общежитиях, около проходных промышленных предприятий толкались такие же личности, предлагая обмен по бартеру "1 ваучер за 1 бутылку водки". Такая установилась пропорция.

Без всякого контроля со стороны правительства в стране расплодились многочисленные так называемые чековые инвестиционные фонды, куда граждане могли прийти и сдать свой ваучер под ничего не значащую расписку никому не известному лицу. Фонды размещались во временно арендуемых помещениях со взятыми напрокат средствами связи. В целом по стране их выросло аж 646 штук. В них аккумулировалось около трети всех выданных ваучеров, но подавляющее большинство из них бесследно испарилось наподобие других мошеннических организаций - типа "МММ", "Русской Селенги", "Властелины" и т. п. Чековые инвестиционные фонды испарялись, практически не вызывая острых протестов со стороны ваучеродержателей, потому что население привыкло к тому, что единственными формами общения между государством и его гражданами были вранье и обман.

Помнится, как молодые пронырливые люди стали энергично обхаживать профсоюзные организации, объединения пенсионеров, детские коллективы, т. е. те структуры, где можно было получить сразу пакеты ваучеров. Пара таких архаровцев выбрала в качестве мишени военнослужащих-отставников. В помещении, которое занимала ветеранская организация Министерства обороны, расположенном на втором этаже здания буквально напротив собора Василия Блаженного, эти молодцы усиленно уговаривали сдать приватизационные чеки в фонд, который они намеревались учредить. Мне довелось представлять на тех собраниях интересы группы пенсионеров - офицеров КГБ. Молодые люди соловьями заливались, расписывая перспективы выгодного вложения, но упорно уходили от ответов на конкретный вопрос, куда и в какие предприятия они думают вложить собранные ваучеры. Ясно было, что им надо было просто забрать наши бумажки. Клянясь в своем искреннем желании освободить пожилых пенсионеров от хлопот по реализации ваучеров, они с поразительной настойчивостью требовали для себя поста коммерческого директора планируемого фонда с правом подписи всех финансовых документов. Мне была предельно ясна их конечная цель и, публично высказав свою точку зрения, я просто ушел с собрания. Потом мне стало известно, что и в других организациях технология обмана была такая же.

Как бы там ни было, влекомые той логикой, которая вложена в поговорку: "Лучше синица в руке, чем журавль в небе", люди шли и получали ваучеры, хотя некоторые левые политики и призывали бойкотировать ваучеризацию, не брать ваучеры, не продавать свою совесть за чечевичную похлебку. За период с октября 1992 по февраль 1993 г. было выдано в общей сложности 144 миллиона приватизационных чеков. Если верить статистике правительства, то получается, что 97% населения согласилось принять эту заведомо проигрышную игру. Я сам, как и большинство соотечественников, получил эту бумажку, но, предчувствуя масштабы и глубину аферы, не стал никуда сдавать или продавать свой ваучер и сохранил его как вещественное доказательство всенародного обмана.

Кое-кому удалось выскользнуть из-под ваучерного сапога А. Чубайса и его заморской команды. Вся Москва решительно воспротивилась планам ваучерной приватизации. Вес - экономический и политический - мэра Ю. Лужкова был в то время огромен. Его вклад в победу в августе 1991 года был велик не на словах, а на деле, и Б. Ельцин не мог рисковать его дружбой, тем более что впереди уже виднелись сполохи новых острых конфликтов. У Лужкова была своя команда, обладавшая завидным аппетитом, и он вовсе не собирался отдать свою вотчину на разграбление А. Чубайсу. (Тип московского, лужковского, лихоимца незатейлив: он берет взятки за любое бюрократическое содействие в решении совершенно обычных законных имущественных или сервисных операций. Например, по жалобе одного из бизнесменов был арестован руководитель Дирекции единого заказчика по капремонту и эксплуатации жилого фонда Южного округа столицы Владимир Кочетков. Он вымогал крупную взятку за подряд на установку системы уличного освещения в округе. В ходе следственных действий, последовавших за арестом этого муниципального чиновника, выяснилось, что при зарплате в несколько тысяч рублей (200-300 долларов) он имел в Москве трехэтажный особняк с сауной, биллиардной, гаражом с тремя дорогими иномарками автомашин, кроме хорошей трехкомнатной квартиры. В особняке был обнаружен тайник с 70 тыс. долларов, 120 тыс. рублей и кучей дорогих украшений. Кроме того, из изъятых документов видно, что у него на счетах в Швейцарии лежат еще 785 тыс. долларов. И это рядовой муниципальный чиновник, но его поведение - типовая норма. Метастазы тянутся вверх - в префектуру, в мэрию).

Между ними разгорелась довольно острая полемика, в ходе которой Ю. Лужков не особенно выбирал выражения, критикуя приватизационный курс Чубайса. Обе стороны понимали, что их критическая несдержанность может стать побудителем общественной активности. По решению Б. Ельцина Россия была отдана на откуп Чубайсу, а Москва оставлена Ю. Лужкову. Конечно, это была основательная зуботычина по самолюбию главного приватизатора, но его подручные нашли слова утешения для своего шефа: "Проигрыш одного сражения не значит поражение в войне. Ты мудро поступил, оставив Москву. Ты достоин славы Кутузова".

Но совсем недавно, уже в 2000 году, я узнал, что не только Москва сумела избежать приватизации по Чубайсу (умеет наша "свободная демократическая" печать мужественно молчать в тряпочку, когда ей скажут), но и, например, Башкирия. Там были приняты свои оградительные меры. Стоимость одного ваучера была определена не в 10 тыс., как в остальной России, а в 40 тыс., что, безусловно, ближе к истинной доле каждого гражданина в общенародной собственности. Чубайсовские приватизационные чеки, по существу, были объявлены вне закона, ибо в соответствии с указом Верховного совета Башкирии они не принимались в качестве платежного средства на территории республики. Все четыре миллиона выпущенных башкирских ваучеров были заложены в компьютеры, и их прохождение через различные аукционы находилось под контролем правительственных органов. В результате ни один из так называемых "олигархов" не смог создать себе надежный плацдарм в экономике Башкирии.

В данном случае сыграла свою положительную роль национально-сепаратистская позиция башкирского руководства, воспользовавшегося великодушным предложением Б. Ельцина: "Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить". Они рассуждали так же, как и московские воеводы: "Зачем отдавать на разграбление Чубайсу то, что можно прибрать к своим рукам". Но в целом страна оказалась отданной, как военный трофей, на разграбление победителей.

Торопливость приватизаторов перерастала в болезненную лихорадку. Когда им померещилось, что население недостаточно быстро освобождается от выданных ему ваучеров, были приняты административные меры, насилие по изъятию этих бумажек. Объявили, что они имеют свою платежную силу только в течение трех месяцев - до 31.XII.1993 г., после чего будут считаться аннулированными. Надо было поставить какой-то временной предел, за которым должна была начаться распродажа имущества.

Вся ваучерная афера не раз критиковалась в печати. Поскольку приватизационные чеки были помечены только номерами, контролировать которые просто невозможно на территории страны, то никто не скажет, сколько же их было отпечатано всего, куда девались около пяти миллионов чеков, которые так и не были взяты гражданами, протестовавшими таким образом против всей этой затеи. Поступила информация, что ваучеры, однажды побывавшие на аукционах, затем вновь возвращались в оборот. Такие операции могли повторяться неоднократно. Очиститься от этих достаточно обоснованных подозрений можно было бы только одним способом: опубликовав официальные данные о цене, по которой было продано каждое предприятие или иной объект экономической деятельности в ходе чековых аукционов. Тогда было бы просто сравнить стоимость всех эмитированных ваучеров с суммарной выручкой за проданные предприятия. Но делать этого никто не собирался. В целом надо сказать, что вся приватизация - крупнейшая и важнейшая государственная акция 90-х годов прошла при почти полном замалчивании ее со стороны государственных ведомств, занимавшихся ее осуществлением, прессы, правительственных контрольных структур.

Для проведения в жизнь политики разгосударствления экономики были созданы два основных органа - Государственный комитет РСФСР по управлению государственным имуществом (юридически был образован постановлением Совета министров РСФСР еще в январе 1991 г. и Российский фонд федерального имущества (РФФИ). Госкомимущества был основным органом власти. В его задачу входило составление ежегодных программ приватизации государственного и муниципального имущества (по существу составление списка приватизируемых предприятий), определение круга предприятий, которые не подлежали приватизации по соображениям национальной безопасности либо особой важности для государства. Это ведомство должно было следить, чтобы все действия в ходе приватизационного процесса не выходили за рамки правового поля, имевшегося в стране на тот момент.

Российский фонд федерального имущества выступал в качестве уполномоченного государством продавца этого имущества. Он не имел никакой административной власти и мог только осуществлять сделки купли-продажи. Формально такое разделение полномочий объяснялось желанием сократить, насколько возможно, злоупотребления и коррупцию в процессе передела собственности. Такие же комитеты и фонды, по идее, должны были создаваться и на местах. Под различными предлогами вроде нехватки кадров, недостаточно широкой имущественной базы приватизации и т. д. комитеты брали на себя и функции продавца государственного имущества.

Фонды имущества должны были финансироваться за счет самих сделок купли-продажи. Было предусмотрено, что на их содержание пойдет 2% от сумм, вырученных за продажу государственного имущества. Принимая такое решение, его творцы исходили из того, что таким образом РФФИ и местные фонды будут стараться получать на аукционах максимальную цену, чтобы обеспечить себе безбедное существование. Госкомимущества получил право финансово поощрять другие государственные структуры за их содействие в деле приватизации, используя для этого фонды, полученные в виде отчислений от продаж.

Такая система создала условия для расцвета коррупции, по показателям которой Россия с тех пор твердо занимает одно из первых мест в мире. А. Чубайс и не пытался оправдываться, он только говорил потом, что, дескать, уровень коррупции в его системе был меньше, чем в других органах государственной власти. Это его привычная реакция: отмахиваться от любых обвинений. Но если учесть, что именно через его ведомство прошли самые гигантские потоки капиталов - практически все имущество второго по богатству государства мира и что участие в перераспределении этого имущества принимала самая нечистоплотная в смысле законопослушания часть населения, то станет понятным, почему в 2000 г. специальная комиссия палаты представителей США назвала самого Анатолия Борисовича Чубайса наравне с Черномырдиным главными коррупционерами России.

Поле для коррупции было необъятным, что видно хотя бы из двух фундаментальных обстоятельств. Надлежало определить стартовую цену на продаваемое имущество, и от того, кто ее назначал и из чего он исходил, зависела судьба всей сделки. А. Чубайс и его команда исходили из необходимости установления минимальной стартовой цены на аукционах. Бездоказательно, но невероятно эмоционально они кричали о том, что нет никакой возможности оценить эффективность работы того или иного предприятия, чтобы назначить за него цену. Они отказывались даже от попытки ранжировать предприятия по принципу его прибыльности. За всем этим скрывалось едва закамуфлированное желание продать в первую очередь самые прибыльные, выгодные производства. Поэтому РФФИ назначал аукционную стартовую цену не по параметрам реального капиталистического рынка, а по "остаточной стоимости", т. е. по последним оценкам, проводившимся еще в советские времена, когда уровень цен вообще формировался на другой основе и был искусственно занижен. То есть надо прямо сказать, что имущество выставлялось на торги практически задарма. Поскольку в стране круг претендентов на роль владельцев был весьма ограничен, то взятка чиновнику из РФФИ или местного фонда имущества могла существенно повлиять на уровень стартовой цены.

Далее А. Чубайс буквально вырвал у своих оппонентов согласие на то, чтобы восторжествовал заявочный принцип участия в приватизационных аукционах. Кто, дескать, первым подал заявку, тот и стоит в первом ряду на аукционе, а коллективам предприятий было отказано в праве выступать на аукционах в качестве покупателей. Зато аукцион мог быть проведен при любом количестве участников, даже если был всего один претендент. Вот вам и простор для коррупции и преступности. Под любым предлогом: неточность при оформлении документации, пустяшное нарушение сроков подачи заявки, инспирированная в прессе публикация компрометирующего материала и т. д. могли послужить основанием для недопущения к торгам. Угрозами физической расправы или финансового разорения преступные группы добивались от своих конкурентов снятия заявок и ухода с торгов. Иногда выстраивалась цепочка взаимных договоренностей, когда на каждых торгах непременно должен был выиграть определенный клиент, а в ходе самого аукциона разыгрывалась видимость соревнования. Все эти и другие "проделки" были хорошо известны Госкомимуществу и РФФИ, куда поступали многочисленные протесты со стороны проигравших против грязной игры в приватизацию.

Громкие скандалы потрясали Россию и выходили далеко за ее пределы, нанося непоправимый ущерб авторитету страны, подрывая доверие к ней. Например, в конце 1995 года встал вопрос о приватизации нефтяной компании "ЮКОС". Соответствующий аукцион готовился тайно, ибо организаторы торгов сговорились с руководством банка "Менатеп" о том, что стабильно преуспевающая нефтяная компания должна была попасть ему в руки, а часть акций в качестве вознаграждения досталась бы чиновникам из Министерства финансов и РФФИ.

Информация о подготовке аукциона все же не удержалась в кругу заговорщиков и стала достоянием деловых кругов. Тогда три крупных частных банка "Инкомбанк", "Альфа-банк" и "Российский кредит" - заявили категорический протест против подобных махинаций. Они выразили желание принять участие в торгах, но им уже не хватало времени для оформления соответствующей документации и создания необходимых денежных фондов путем подбора деловых партнеров. Представитель "Инкомбанка" публично обвинил Министерство финансов и "Менатеп" в мошенничестве и потребовал проведения торгов по всем правилам. Организаторам пришлось согласиться на перенос тендера.

Еще больший скандал вызвала в 1996 г. операция с продажей 25% акций крупнейшей в России организации телефонной и телеграфной связи России "Связьинвест". Несмотря на то, что на этот исключительно жирный кусок государственного пирога нацелились все тогдашние олигархи (включая всемогущего, как казалось, Б. Березовского), команда Анатолия Чубайса так "организовала" торги, что покупателем оказался Владимир Потанин, тогдашний владелец "ОНЭКСИМБАНКА", успевший под сурдинку и создать оффшорную компанию, формально выступавшую в роли покупателя, и найти союзника из числа иностранных инвесторов. Эта "сделка" вызвала глубокий раскол в среде олигархов, и уж, конечно, не без их помощи через некоторое время в печати разразился невероятно крупный скандал, когда стало известно, что А. Чубайс и его основные подельники - А. Кох, П. Мостовой, Д. Васильев и др. - получили баснословные гонорары, по 80-90 тыс. долларов, за некую, в те дни еще и не написанную книгу о приватизации. А гонорары заплатили через издательство "ОНЭКСИМБАНКА"... Однако чубайсовский караван невозмутимо продолжал свое движение, как будто бы ничего не происходило. Он сам неоднократно говорил: "Нам надо больше наглости".

В своей книге "Приватизация по-российски" А. Чубайс признает: "То, что мы сделали в рамках своей схемы... было своего рода насилием - насилием над естественно идущим процессом стихийной приватизации, над интересами элиты общества (имеется в виду советская парт- и хозноменклатура). Масштаб примененного насилия вызвал дикое сопротивление. Тем не менее нам удалось устоять и свою схему реализовать. А это значит: масштаб нашего вмешательства и примененного насилия был адекватен политическому потенциалу государства, нашим возможностям" (А. Чубайс. Цит. соч., стр. 34).

Не последнюю роль сыграла жесткая политическая воля высшего руководителя России. "Мы, - признает А. Чубайс, - опирались на поддержку президента".

Как бы ни старались А. Чубайс и люди из его команды скрыть роль иностранных советников и консультантов в приватизационном процессе в России, утаить правду им не удалось. Мы говорили о главном стержневом: канале, который связывал правительство США с российским правительством. С началом массовой приватизации этот канал разросся, получил много разветвлений. Уже упоминавшийся ранее Джонатан Хей (по данным ФСБ, кадровый разведчик ЦРУ) был назначен приказом No 141 по Госкомимуществу начальником отдела иностранной технической помощи и экспертизы. Туда сразу же набились тучи американцев, часть которых была ранее известна российским спецслужбам как разведчики. Общая численность различного рода советников и консультантов достигала 200 человек. Все они размещались в служебных помещениях российских ведомств, пользовались практически всеми видами связи, которые имелись в госучреждениях. 35 человек из их состава имели свободные пропуска для доступа в здание Госимущества и право пользоваться служебной информацией. Петр Мостовой признавался позже, что "в конечном счете мы стали обращаться за помощью к иностранным консультантам исключительно для отработки технических деталей: сделайте справку, как решается эта проблема в таком-то и таком-то законодательстве, посчитайте, опишите. Например, они написали положение о проведении чековых аукционов: "делай раз, делай два, делай три". Как наставление по стрельбе из пулемета" (А. Чубайс. Цит. соч., стр. 70). В этой фразе у Мостового вскрывается неувязочка. Речь идет не о технических справочках, а именно о наставлениях, т. е. прямых предписаниях, как надо поступать. Кстати, странно, что американцы взялись писать наставления по чековым аукционам, которых в США никогда не было. Это можно объяснить только тем, что роль аукционеров была политической, а вовсе не экономической.

Приказом А. Чубайса от 5 октября 1992 г. в Госкомимущества была создана специальная экспертная комиссия, которой поручено "в обязательном порядке рассматривать все проекты указов президента России, постановлений правительства, распоряжений председателя и заместителей председателя Госкомимущества по поводу определения специфики приватизации в отдельных отраслях народного хозяйства, создания холдинговых компаний и передаче управления предприятиями (пакетами акций в траст)". Заместителем председателя этой комиссии был назначен все тот же Джонатан Хей, в ее состав были введены и еще четыре иностранца. (В. А. Лисичкин "Черная приватизация", 1997 г., Самиздат, Москва). Граждане России, входившие в комиссию, составляли меньшинство, и их голоса не были решающими. Сейчас даже страшно подумать: американцы рассматривали и могли изменить проекты указов президента России и постановления российского правительства. Но при всем этом у США были и другие интересы: получение всеобъемлющей информации о российской промышленности и сырьевой базе страны. Они предложили с помощью своих подсобных рабочих лошадей из команды Чубайса создать Российский центр приватизации, который имел сеть своих региональных отделений от западных до восточных границ России. Формально учредителями и хозяевами РЦП были Госкомимущества и Российский фонд федерального имущества, а во главе был поставлен Максим Бойко, хорошо известный американцам, поскольку до 16 лет вообще жил с родителями в США, а затем в конце 80-х годов проходил стажировку в Национальном бюро экономических исследований США, будучи сотрудником Института мировой экономики и мировой политики.

Американцы выделили целевым назначением 116 млн. долларов на работу Российского центра приватизации и его региональных отделений. Щедрость США объясняется тем, что РЦП собирал подробную информацию о всех предприятиях региона или отдельной области и оценка их перспективности для приема иностранных капиталовложений. На работу в этот центр брали, как правило, людей, имевших базовую экономическую подготовку, владевших английским языком и желательно прошедших научные стажировки в Соединенных Штатах. В каждом областном или краевом отделении РЦП работали от 3 до 5 таких специалистов с высокими окладами (по 700-1000 долларов в месяц), составлявших подробные паспорта российских предприятий. Вся эта информация, естественно, становилась достоянием американцев. Когда Государственная дума спохватилась и попробовала (только в 1994 г.) получить ответ о работе и о расходах центра, было уже поздно. Информацию возвратить нельзя, а деньги разошлись по карманам команды А. Чубайса. М. Бойко представил "фиговый" листок, в котором только и указал, что он действительно получил из США за период с 1991 по 1994 год 116,6 миллиона долларов, из которых было израсходовано 79,8 млн. долларов. Никаких точных документов, удостоверяющих расходы, не было. Осталась безвестной судьба "остатка" почти в 40 млн. долларов. Комитет по приватизации Государственной думы безвольно провожал глазами бесконечную череду воровских махинаций, которые были основой всей драматической операции по приватизации российских богатств. Нет сомнения, что президент Б. Ельцин получал со всех сторон сигналы о практически бесконтрольном самоуправстве А. Чубайса и его команды вкупе с американскими советниками в российской экономике и однажды даже попытался оздоровить ситуацию в Госкомимуществе. В конце 1994 г. он претворил в жизнь очередную "загогулину". Находясь в поездке по Дальнему Востоку, он заехал в Амурскую область, где его принимал недавно испеченный губернатор Владимир Полеванов - личность во многих отношениях примечательная и нестандартная. Он произвел на вчерашнего партократа сильнейшее впечатление. В. Полеванов всю свою молодость провел на крайнем Северо-Востоке, на Колыме, занимаясь геологической разведкой новых золотоносных площадей. Затем работал на Полярном Урале и островах Северного Ледовитого океана. Чистейший русский человек, женатый на кубанской казачке, работавшей картографом в его экспедиции. Он был крут и справедлив, как полагается сибиряку-дальневосточнику. Прямо как в фильмах и литературных произведениях. Полеванов вырвался на политическую арену после кровавых событий 3-4 октября 1993 г. Будучи председателем геологического комитета Амурской области, он выступил против "двоевластия" в стране и решительно поддержал Б. Ельцина в его конфронтации с Верховным Советом. Этот шаг был вознагражден назначением на пост главы администрации. Новый губернатор разогнал местный областной совет, но и к "демократам" относился с большим подозрением, не допуская их к кормушке. Вот такая политическая независимость, незаангажированность, сильный характер привлекли внимание Б. Ельцина, и он в одночасье, росчерком пера, назначил Владимира Павловича Полеванова вице-премьером российского правительства и руководителем Госкомимущества вместо постылого А. Чубайса. Трудно себе вообразить, что в эти дни творилось в чубайсовском крысятнике. В кабинет начальника пришел человек, у которого за плечами было, как он сам выражался, "12 колымских и 6 магаданских лет", обладавший несокрушимой верой в открытую правду, честность и прямоту поступков. Он понятия не имел о подковерных играх в столице, о засилье чубайсят, о прикормленных, наглых американцах. Первое, с чего он начал: отобрал пропуска у иностранцев на вход в правительственные учреждения системы Госкомимущества, что вызвало эффект, равный взрыву протуберанца на Солнце. Никто раньше в администрации Б. Ельцина не позволял себе такого в отношении граждан США.

Первый же пакет документов об очередной приватизационной затее (речь шла об изъятии из ведения государства Сахалинского морского пароходства, которое обеспечивало в течение многих лет так называемый северный завоз) был остановлен В. Полевановым, который не мог добиться от инициаторов акции ответа на вопрос, кто и как будет в дальнейшем обеспечивать жизнедеятельность городов и поселков Дальнего Востока и Крайнего Севера.

Находясь еще в дурмане "демократических" грез, новый начальник Госкомимущества попросил аудиенции у своего предшественника А. Чубайса, который к этому времени был назначен первым заместителем председателя правительства РФ и формальным куратором своего бывшего ведомства, В. Полеванов открыто, но в доверительном порядке рассказал о своих впечатлениях по первым неделям работы, о том, что он успел ознакомиться с материалами российских спецслужб по практике приватизации, изучил опыт приватизации в бывших социалистических странах Восточной Европы и приходит к выводу: разгосударствление экономики в России носит антигосударственный и антинародный характер. Полеванова чуть не выгнали из кабинета.

Этот разговор был, по существу, последним идеалистическим вздохом В. Полеванова. Будучи человеком проницательным, он понял все. Он был упакован, как сосиска в хот-доге. Сверху над ним были Чубайс и Черномырдин, а снизу весь созданный А. Чубайсом аппарат, питавшийся американскими деньгами и наставлениями. Заместители стали действовать в обход своего нового начальника, о чем немедленно дали знать губернаторы, перепроверявшие распоряжения из Госкомимущества. Пришлось лишить заместителей права распорядительных подписей.

Это вызвало новый всплеск острого недовольства со стороны А. Чубайса, но все-таки Полеванов продолжат бороться, надеясь на поддержку высшего руководства страны. На рубеже 1994-1995 гг. шла война не на жизнь, а на смерть за алюминиевую промышленность России. С присущей ему прямотой В. Полеванов заявил: "Если подтвердятся предположения, что разгосударствление этих предприятий алюминиевых и оборонных отраслей противоречит государственным интересам, возможна их национализация". Было выпущено распоряжение ГКИ о приостановке торговли акциями алюминиевых заводов, чтобы не допустить получения контрольного пакета акций иностранными фирмами. Это было расценено А. Чубайсом как удар ниже пояса. Смириться даже с теоретической возможностью реприватизации было выше его сил. Все условности были отброшены, и началась открытая травля В. Полеванова в "демократической" прессе, на Западе. Проамериканское лобби в России заработало на полных оборотах.

Тогда В. Полеванов решил пойти ва-банк. 18 января 1995 г. он написал письмо тогдашнему премьер-министру В. С. Черномырдину, в котором были подведены итоги приватизаторской деятельности в 1992-1994 гг.

Он показал, что даже главная цель, декларируемая Чубайсом - "формирование слоя частных собственников, содействующих созданию социально ориентированной рыночной экономики" (какие лживые слова) - оказалась недостижимой. Несмотря на то, что за прошедшие два года 60% предприятий стали негосударственными и по отчетам в стране появилось 40 млн. акционеров, последняя цифра является блефом, ибо рядовые держатели акций не имеют никакой возможности влиять на управление созданных акционерных обществ. Для этого надо иметь как минимум пакет акций в 10%. Никто или почти никто не получает никаких дивидендов на свои, с позволения сказать, "акции". Продажа акций дает грошовую компенсацию. Никаких новых собственников, которые могли бы стать костяком среднего класса в России, не было создано. Предприятия попали в руки крайне узкой группы лип, располагавшей стартовым капиталом в виде скупленных ваучеров.

Вторая цель - повышение эффективности деятельности предприятий - также не достигнута. И приватизированные, и государственные предприятия работают малоэффективно, так как смена формы собственности сама по себе не обеспечивает повышения эффективности производства. Для этого необходимо заменить устаревшее оборудование на современное, внедрить передовую технологию, проводить углубленные маркетинговые исследования и улучшать управление. Этот процесс длителен по времени и требует крупных капиталовложений.

Третья цель: социальная защита населения и развитие объектов социальной инфраструктуры за счет средств, поступивших от приватизации (чисто демагогическая позиция). К ней даже и близко не подошли. За два года приватизационной лихорадки в бюджеты всех уровней поступило всего 1 триллион рублей (по меркам 2000 г. 1 миллиард), что в два раза меньше, чем получено от приватизации в Венгрии.

Четвертая цель: содействие процессу стабилизации финансового положения в Российской Федерации. Никакого намека на оздоровительное влияние приватизации на финансы России отмечено не было. Все эти годы в стране сохранялся огромный дефицит государственного бюджета, равнявшийся в среднем ежегодно 10% ВВП.

Пятая цель: создание конкурентной среды и содействие демонополизации народного хозяйства. Открытие российских рынков для иностранных товаров в эти годы привело к тому, что выпуск продукции машиностроительной промышленности сократился только в 1994 г. на 45%. Половина российского потребительского рынка была потеряна для отечественных производителей. Стремление к демонополизации любой ценой привело к разрушению агропромышленного комплекса, лесной промышленности и очень тяжело сказалось на металлургии.

Шестая цель: привлечение иностранных капиталовложений. В. Полеванов информировал премьер-министра, что поток иностранных капиталов сократился в абсолютных цифрах, и они совершенно не идут в машиностроение, в строительство, предпочитая главным образом топливно-энергетический комплекс.

И только последняя поставленная цель была достигнута полностью. Она сформулирована следующим образом: "Создание условий и организационных структур для расширения масштабов приватизации в 1993-1994 гг."

Действительно, к этому времени по всей стране уже была создана сеть комитетов государственного имущества, подразделений РФФИ, начало действовать Федеральное агентство по банкротству и пр. Прожорливая армия чиновников одной рукой загребала неоправданно высокие по российским меркам зарплаты, а другой набивала карманы взятками. Приватизация - это неповторимый медовый месяц для беспринципных проходимцев. Один из моих близких знакомых бизнесменов любил тогда говорить: "Приватизация - это редчайший шанс создать состояние в считанные дни. Он выпадает один раз в столетие, да и то не в каждое. Тут уж не до морали или совести".

Мы подробно останавливаемся на положениях письма Поливанова в силу того, что это редкий документ, написанный вице-премьером ельцинского правительства своему непосредственному начальнику - председателю правительства. Заподозрить его в какой-то политической ангажированности просто невозможно.

Далее председатель Госкомимущества отмечает рост преступности, на которую приватизация подействовала, как канистра бензина на тлеющие головешки костра. Около 2 тысяч преступлений было совершено в прямой связи с разгосударствлением экономики (это только те, что были раскрыты), из них подавляющее большинство приходилось на взятки, скупку акций наиболее рентабельных предприятий иностранными компаниями с нарушением законодательства.

Вообще передел собственности вылился в широкомасштабное сражение, развернувшееся по всей стране, между хищниками всех мастей и оттенков. Среди них были откровенные уголовные элементы и люди пока без судимостей, но готовые действовать без оглядки на законы. 40-50 убийств за одну неделю в промышленно развитых областях (Екатеринбург, Санкт-Петербург, Москва и другие) считалось нормой. Тогдашний председатель Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин, выступая в Думе 18 ноября 1994 г., прямо признал: "Да, идет война, настоящая война, с массовыми убийствами". Спустя шесть лет, уже в 2000 г., первый заместитель министра внутренних дел России Владимир Козлов в интервью "Московским новостям" (No 44 за 7-14 ноября 2000 г.) признал, что 40% российской экономики криминализировано, т. е. контролируется преступниками. Он сказал: "Все мы в свое время очень сильно упустили момент приватизации. Криминальные группировки буквально разрывают государственную собственность... Чаще всего большинство акций вновь организуемых акционерных обществ принадлежат лидеру организованной преступной структуры или его представителю. Сейчас модно: кто-то из головки этого преступного сообщества находится на Западе, открывает там оффшорные компании, а потом это называется "западные инвестиции".

В русском языке тогда появилось новое словечко "беспредел", означавшее как раз торжество уголовного беззакония. Тот же В. Козлов говорил: "Я могу привести просто сотни примеров, когда руководителя предприятия, даже госпредприятия, "заказывает" его заместитель. Когда мужа заказывает жена. Человеческая жизнь сегодня ничего не стоит. У нас нет каких-либо серьезных рамок порядочности".

Для выявления потенциальных преступников В. Полеванов ставил вопрос о декларировании источников доходов покупателями чрезмерно крупных пакетов акций. Приводился пример, когда одно физическое лицо - Каха Бендукидзе - купил 51% акций такого гиганта, как "Уралмаш". В письме упоминалось имя некоего труженика из далекой Тюменской области Тимофеева Василия Юрьевича (абсолютно никому не известного), который приобрел 210 млн. акций "Газпрома", заплатив за них 2 млрд. 100 млн. рублей. (Кстати, потом распространился слух, что под фамилией этого самого Тимофеева скрывался не кто иной, как сам Черномырдин. Можете себе вообразить реакцию премьера на такое письмо?)

В. Полеванов отмечает, что общая номинальная величина ваучерного фонда (около 1,5 трлн. рублей) была в 20 раз меньше, чем стоили основные фонды промышленности, пущенные на аукционы. Одна Москва, где приватизация проводилась не по остаточной, а по рыночной стоимости, получила за 20% своих предприятий 1,8 трлн. рублей, в то время как доходы по всей остальной России за первые два года приватизации составили всего 1 трлн. рублей.

Излишнее обилие статистических данных утомляет читателя, но трагическая реальность российской приватизации лучше всего видна именно в цифрах. Из 500 крупнейших предприятий России большая часть (80%) была продана на аукционах по цене менее 8 млн. долларов каждое, 324 завода из этой золотой полутысячи пошли по цене менее 4 млн. долларов за каждый. Уже упоминавшийся "Уралмаш" с 34 тысячами рабочих был продан за 3,72 млн. долларов, Челябинский металлургический комбинат - за 3,73 млн., Ковровский механический завод, обеспечивавший стрелковым оружием всю армию, МВД и спецслужбы, пошел с молотка за 2,7 млн. долларов, Челябинский тракторный завод (54,3 тыс. рабочих) "уплыл" за 2,2 млн. долларов... и т. д. Для сравнения: средняя хлебопекарня в Европе стоит около 2 млн. долларов, один цех по разделке леса и выпуску отделочной доски-"вагонки" обходится покупателю в 4,5 млн. долларов.

В ходе приватизации сплошь и рядом происходили экономические курьезы. Например, Останкинский мясокомбинат в Москве перед самым началом разгосударствления приобрел новейшее импортное оборудование на сумму более 35 млн. долларов, а весь комбинат в ажиотаже приватизации был оценен всего в 3,1 млн. долларов.

Не следует сколь-нибудь серьезно принимать во внимание занудливые уверения чубайсят о том, что, дескать, они заботились о наполнении государственного бюджета. Никогда "доходы" от приватизации не превышали и 1% (!) от доходных статей консолидированного федерального бюджета. Никогда задания бюджета по выручке денежных средств от приватизации не были выполнены. Практически шло присвоение государственного имущества задаром, потому в народе вся операция по разгосударствлению получила, название "прихватизация".

Любопытно сравнить данные, скажем, по Чешской Республике, где приватизация проводилась примерно в то же время. Там было передано частным собственникам в общей сложности 25 тыс. предприятий (включая и самые мелкие ремонтные мастерские, ателье по пошиву платья, парикмахерские и пр.). В целом казначейство Чехии получило за них 3,2 млрд. долларов, т. е. в среднем по 128 тысяч долларов за каждое предприятие. Мы же в среднем за каждое предприятие получили всего по 1,3 тыс.) долларов, т. е. в сто (!) раз меньше, чем чешское государство. Вот вам и объяснение, почему именно российское правительство чаще всех правительств на земле повторяет сакраментальную фразу "У нас нет денег!" и почему в нашей стране нет даже подобия социального согласия, а есть нескончаемый кризис.

Под прикрытием приватизационного процесса был нанесен огромный ущерб национальной безопасности нашей страны. В силу острого военно-политического противостояния СССР и США и в результате жестких блокадных мер, введенных западными странами на торговлю и обмен технологиями, которые могут быть использованы в военной технике, развитие военно-промышленных комплексов двух сверхдержав развивалось самостоятельно и независимо. Усилия разведок обеих стран по добыванию военно-технических секретов соперников лишь в небольшой степени компенсировали этот естественный разрыв двух ветвей гонки вооружений. У нас были разные типы стрелкового оружия, бронетехники, авиации, военно-морских сил, ракетной техники. Это объяснялось и различием стратегического планирования применения вооружений, и особенностями вероятных театров военных действий, и многими другими обстоятельствами. Высокая степень секретности всего нашего военно-промышленного комплекса была постоянным раздражителем для США и их союзников. Они готовы были тратить колоссальные средства на получение нужной им информации. В 1991 г. победа в холодной войне, развал СССР и начавшаяся приватизация открыли настежь двери ВПК для разведок США и их натовских партнеров. Наши секреты стали одним из самых лакомых трофеев Запада.

Для проникновения в оборонный комплекс использовалось несколько типовых "отмычек". Во-первых, создавались подставные, зарегистрированные в России предприятия, которые затем на законных основаниях вторгались в приватизационный процесс, захвативший огромную часть оборонного комплекса. Например, уже упоминавшийся выше советник Чубайса Джонатан Хей - гражданин США, к тому же связанный с ЦРУ, - создал подставную российскую фирму "Граникс", с ее помощью купил опытный завод научно-исследовательского института "Графит" и 30% акций Московского электродного завода. Таким образом, он стал хозяином уникального оборонного комплекса, производящего стратегический графит для военного ракетостроения. Будучи уже хозяином предприятия, он отказался выполнять оборонные заказы военно-космических сил России и перешел на обслуживание американских фирм.

В записке В. Полеванова рассказывается и о втором варианте взлома дверей нашего ВПК: "В тех случаях, когда предприятия Российского ВПК включены в перечень объектов, не подлежащих приватизации, зарубежные предприниматели добиваются выделения из их состава структурных подразделений, которые получают статус совместных предприятий и производств. ...Создание при российских оборонных фирмах даже небольших СП предоставит широкие возможности по оказанию влияния на администрацию и последующему получению доступа к имеющимся и разрабатываемым технологиям. Например, голландская фирма "АСМ-Фико" проводит подобную линию по отношению к производственному объединению "Элмаш", а болгарская фирма "Пластхим" и немецкая "ЕОС-2" к производственному объединению "Тантал". Можно не сомневаться, что болгарские и голландские фирмы были не более чем фиговыми листками, прикрывавшими их подлинных американских владельцев.

Мне, всю жизнь прожившему в условиях необходимости сохранения в строжайшей секретности государственных тайн, пришлось испытать настоящий шок, когда я столкнулся нос к носу с американским специалистом, свободно разгуливавшим по цеху, в котором методом центрифугирования получали оружейный уран в одном из сибирских оборонных комплексов.

Я слушал с недоумением свидетельства очевидцев о том, что русскоговорящие приватизаторы широко практиковали допуск иностранных, чаще всего американских, аудиторских фирм на наши секретные объекты якобы для оценки эффективности производства и определения других макроэкономических показателей. Так было на Ижевском машиностроительном заводе, выполнявшем заказы Вооруженных сил России. Иностранные аудиторы получили доступ ко всей финансовой и производственной документации предприятия. В одночасье наша секретная дотоле отрасль стала "прозрачной" для тех, от кого ее прятали только вчера. Кстати, никакой реальной необходимости в проведении аудита не было, процедура использована как "крыша" для получения информации.

В прессу просочились сведения о том, что американцы коррумпировали наших военных, уговорив их передать сведения о самых передовых технологиях для публикации в специально созданном журнале "Военный парад" с последующей продажей этих технологий и образцов на международных выставках-салонах.

Одновременно резко упала эффективность всей системы защиты государственных секретов. Под предлогом экономии средств стали сокращаться, а то и вовсе ликвидироваться, режимно-секретные органы, на многих объектах распустили военизированную охрану, стали закрываться узлы спецсвязи, прекратили работу средства противодействия техническим приемам снятия информации и т. д. Наши люди перестали соображать, что одно утерянное в результате этих мер ноу-хау могло стоить в сотни, а то и тысячи раз больше, чем все расходы на поддержание его секретности. Для американцев наступили просто райские времена. При штаб-квартире НАТО в Брюсселе был создан специальный центр по оценке и сортировке военно-технической информации, где сотни специалистов денно и нощно выбирали из ее россыпей жемчужные зерна, которые направлялись на предприятия ВПК США и европейских стран, где использовали эти идеи для совершенствования оружия, которое, не приведи Господь, может быть использовано против России.

В. Полеванов, не отрицая объективной необходимости приватизации, подчеркивал в своем документе, что ее разрушительный характер объяснялся "форсированными темпами проведения и излишней политизированностью". Он предлагал премьер-министру В. Черномырдину воздержаться от заданной форсированности, защитить государственные интересы в стратегически важных отраслях промышленности. В заключение он писал: "Поскольку большая часть ответственности за упущения 1-го этапа лежит на первом заместителе председателя правительства А. Б. Чубайсе, он объективно не заинтересован в искоренении недостатков и будет пытаться проводить прежнюю, во многом дискредитировавшую себя линию в области приватизации, поэтому прошу передать курирование Госкомимуществом первому заместителю председателя правительства О. Н. Сосковцу...". Откуда было знать прямолинейному сибирскому золотоискателю, что в московской политике за такие вещи принято непременно "отрывать голову", что и произошло с автоматизмом часового механизма. Через две недели после отправки этого письма В. Полеванов был уволен.

Надо заметить, что российская верхушка была изрядно напугана таким непредсказуемым поведением сибирского медведя и постаралась взять его под пристальный контроль, не отпихивать в ряды, как принято говорить, "безответственной оппозиции". Он был на некоторое время "интернирован" в Контрольном управлении президента РФ на посту заместителя начальника управления, а когда немного улеглась пыль, поднятая его решительным поступком, он был выжит оттуда и сейчас занимается общественной деятельностью и увлекается почти на профессиональном уровне фотографией.

Так закончилась попытка крупного государственного чиновника, вице-премьера В. Полеванова, остановить разрушение государственной экономики. Каждый раз, когда в демократической печати или в воспоминаниях приватизаторов упоминается имя В. Полеванова, оно сопровождается неизбежно самыми уничижительными прилагательными, которые выдают степень их ненависти к этому человеку, сорвавшему с них маску.

"Выходка" В. Полеванова была самой громкой, но не единственной подобного рода в тогдашней России. 9 декабря 1994 г. Государственная дума приняла постановление, рекомендовавшее президенту страны приостановить действие своих приватизационных указов до принятия соответствующего закона, но Б. Ельцин обращал внимания на подобные увещевания меньше, чем на укусы комара на своей подмосковной даче.

Московская областная дума 11 ноября 1994 г. также направила Ельцину свое Обращение, в котором резкая критика в адрес приватизационной политики сопровождалась просьбой разработать недостающее в этой области законодательство с акцентом на защиту интересов рядовых производителей. Но и этот документ отскочил от Б. Ельцина, как от слона дробина.

А. Н. Ильюшенко, исполнявший тогда обязанности Генерального прокурора Российской Федерации, послал премьеру В. Черномырдину обстоятельную записку о фактах разбазаривания федеральной собственности. Если до этого А. Ильюшенко ходил в президентских любимчиках и, несмотря на неизменное отклонение Государственной думой его кандидатуры на пост полновесного Генерального прокурора, упорно оставался на этом посту с приставкой и. о., то теперь пришел и его черед. В октябре 1995 г. он был уволен, а потом даже и арестован.

По существу, к концу первого президентского срока Б. Ельцина, к 1996 г., приватизация была в основном завершена. Основные, дающие крупную прибыль отрасли производства и устойчивые рентабельные предприятия были разгосударствлены и стали частной собственностью. В руки новых владельцев перешла вся добыча сырья, почти весь топливно-энергетический комплекс, легкая и пищевая промышленность, около половины электроэнергетики, морской, воздушный и автомобильный транспорт, подавляющее большинство предприятий коммунального обслуживания и т. д. Хотя в реестре государственной собственности еще оставалось около 25 тыс. предприятий по всей стране, но они не играли сколь-нибудь существенной роли в экономике страны в силу своей изношенности, малой рентабельности и просто маломерности. Любителей приобретать такую собственность не так-то много. Это неходовой товар, потому он и залеживается на прилавках приватизаторов. Приватизация перестала быть центром политических баталий, оппозиция смирилась с ее результатами, и хотя любой демографический опрос показывает, что подавляющее большинство населения России отвергает проведенный передел собственности, все меньше голосов слышится с требованием нового витка национализации бывшего госимущества.

Раздел о приватизации был бы неполным, если бы не завершился портретом Анатолия Чубайса, главного ее зачинателя и организатора. В 2000 г. вышла книга Б. Ельцина "Президентский марафон", в которой бывший президент попытался ответить на вопрос, в чем же заключалась сущность политического феномена, называвшегося "Анатолий Чубайс". Вот что он сочинил: "Он (Чубайс) фантастически, за считанные дни, недели, месяцы умел наживать себе непримиримых врагов. Невозможно было объяснить это рационально - ни чертами характера, ни его участием в приватизации, которая была для всего постсоветского общества буквально как красная тряпка. Дальнейшая его карьера показала, что каким бы мирным делом Чубайс не занимался (электричеством, например), он везде сумеет ввязаться в драку. Но вот парадокс: именно за это Чубайса и уважали. Ненавидели, боялись и все-таки уважали. Его "полоскали" со всех флангов, - он был самой желанной мишенью для коммунистов, и для либеральных журналистов, и для какой-то части интеллигенции, и для некоторых бизнесменов. Но в этом напоре, в этой одержимости своими идеями была для меня и притягательность. Я никогда не мог забыть, какая абсолютная и отчасти зловещая тишина воцарялась в зале заседаний во время выступлений Чубайса. По себе знаю: политик не может быть удобен для всех, не может быть благостно принят всеми. Если это политик настоящий, крупный, - он всегда вызывает чью-то отчаянную ярость. Чубайс легко совмещал в себе и взрослый напор и юношескую энергию. Я смотрел на него, и мне казалось, что он не просто одиозный "рыжий", набивший всем и вся оскомину либеральный экономист. Он представитель того поколения, которое придет после меня. Придет обязательно" (Б. Ельцин "Президентский марафон", М. 2000, стр. 111-112).

Вернитесь к этим строкам более внимательным глазом и сразу увидите их полную бессодержательность, пустоту. Парадокс так и остается нерасшифрованным. "Конфликтность", "одержимость", "напор" могут быть чертами характера человека, но никак не раскрывают смысл и сущность деятельности государственного чиновника высокого ранга. А ведь даже беглого обзора поведенческой линии Анатолия Чубайса достаточно, чтобы ощутить и почувствовать его конечные цели. Пожалуй, его роль и место в разрушении российской экономики можно сравнить с той ролью, которую сыграл А. Н. Яковлев в разрушении коммунистической партии и идеологии. И если Яковлева совершенно определенно называли в печати агентом влияния США, то было бы несправедливо отказать в такой же квалификации и Анатолию Чубайсу. И тот и другой во всей своей политической и практической деятельности проводили в жизнь основные постулаты стратегической линии США в отношении России (прежде СССР). Государственная идеология, как и государственная собственность, были основными мишенями для политики холодной войны, начатой в феврале 1946 г. известным выступлением Уинстона Черчилля в США, где впервые был сформулирован тезис о "железном занавесе".

А. Чубайс почти никогда не говорил о таких категориях, как "Родина", "народ", "процветание страны", "суверенитет и независимость России", которые непременно должны были бы присутствовать в словарном запасе национально ориентированного политика. Нет! Он предпочитал всегда обходиться скудным словарем экономиста-рыночника: "свободная конкуренция", "приватизация", "отказ государства от роли экономического субъекта", "бездефицитный бюджет", "фондовый рынок" и пр., это как если бы хирург, начиная операцию, не объяснил своей бригаде задачу сохранения здоровья и жизни пациента, а только механически повторял: "зажим", "скальпель", "тампон" и пр. А. Чубайс и как экономист, и как политик не мог не отдавать себе отчет в том, что его приватизационная кампания повторяет по всем параметрам кампанию "красногвардейской атаки на капитал", совершенной в 1918-1919 гг. его предшественником Львом Давидовичем Бронштейном, в результате которой в стране были почти десятилетняя разруха и полная ликвидация промышленного потенциала Российской империи. Кстати, Б. Ельцин в своих воспоминаниях прямо называет А. Чубайса "абсолютным большевиком по темпераменту, по подходу" ("Президентский марафон", стр. 101). Оба в разные исторические эпохи действовали по принципу "Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...". Разрушение было главным побудительным мотивом действий и того и другого. А. Чубайс, конечно, превзошел своего предтечу по масштабам проделанной работы, ибо ему выпала роль уничтожить потенциал второй по величине промышленной державы мира, не находившейся в состоянии войны и не переживавшей полосы кровавых внутренних смут. Если Троцкий действовал, как можно предположить, в соответствии с социально-экономической схемой, разработанной и внедренной в сознание на Западе, то А. Чубайс ориентировался на прямые рекомендации, получаемые от своих американских советников - начиная с директоров-распорядителей Международного валютного фонда и кончая оравой консультантов, осевших в офисах чубайсовского ведомства.

Каким бы неистовым большевиком ни представляли Троцкого, Запад никогда не отказывал ему в поддержке и гостеприимстве, ибо его практическая деятельность объективно отвечала стратегическим устремлениям Запада в отношении Советской России. В конфликте между Троцким и Сталиным - между идеей мировой перманентной революции и национальной социалистической автаркией - Запад неизменно был на стороне Льва Давидовича. А он завещал свой "архиреволюционный архив" университету цитадели капитализма - США.

Точно так же на Западе относятся и к А. Чубайсу. Это их самый любимый беспорочный персонаж в современной истории России. У него нет даже того недостатка, которым грешил Троцкий, - социалистической демагогии. Он химически чистый разрушитель не только экономики, но и исторически сложившегося российского менталитета, основанного на коллективизме, соборности. Чубайс в душе никогда не был гражданином России. Весной 1996 г. на швейцарском курорте в Давосе он, выступая перед международным форумом бизнесменов, политиков, ученых, сказал, что, если в России на выборах президента победят коммунисты, "мы все уедем из России". "Все" - это те, кто видит себя только в роли управленцев, или те, кто видит в России лишь сочетание удобных условий для создания личного состояния. Вообще исследователи давно заметили, что для самых свирепых реформ в России всегда находятся иноземцы, иноверцы, внутренние эмигранты, которым безразлична судьба России и ее народов. И "бироновщина", и "чубайсятина" - это одно и то же.

Впоследствии стало достоверно известно, что А. Чубайс совершал антигосударственные поступки в интересах своих подлинных хозяев. В 1998 г., когда ему как близкому члену "Семьи" было ясно, что страна движется к финансовой катастрофе, т. е. фактическому признанию себя банкротом, он заранее предупредил своих американских клиентов о приближающейся опасности, и они, получив сигнал тревоги, в срочном порядке вывели из России основную часть своих инвестиций, вложенных в государственные ценные бумаги, чем значительно усилили разрушительный эффект августовского дефолта.

Позднее, став председателем совета директоров РАО "ЕЭС", А. Чубайс продал иностранцам 32% акций энергосистемы России, тем самым нарушив закон, запрещающий передавать иностранцам более 25%. Такой большой пакет позволяет иностранным вкладчикам капиталов блокировать любые решения российской стороны. По уставу акционерных обществ блокирующий пакет акций состоит из 25% плюс одна. А. Чубайс создал себе такие условия, когда его не могут сместить с поста руководителя РАО "ЕЭС" без согласия иностранцев, чью политику он проводит последовательно и напористо. Свидетельств его преданности Западу можно приводить сколько угодно, нет только доказательств преданности его национальным интересам России.

Именно поэтому сложилось такое положение, что если бы кому-нибудь из журналистов или политологов пришло в голову провести в стране опрос общественного мнения: "Кто из современных деятелей является самым непопулярным и ненавидимым в народе", то, безусловно, таким титулом был бы увенчан именно А. Чубайс. Сейчас его широко знают под кличкой Рыжий Кот, и всех рыжих котов в России зовут Чубайсами. Кажется, в православном понимании у него нет души. Во всяком случае, она не просматривается в его маленьких бесцветных глазках. Он не стесняется призывать своих сторонников к наглости, причем делает это публично. Напористость, цинизм и хладнокровие, - пожалуй, его самые характерные качества. К президенту Б. Ельцину он относился как к легкоуправляемой личности, озабоченной только сохранением власти в своих руках, но не обладающей серьезным интеллектуальным потенциалом, не способной к собственным концептуальным решениям, а следовательно, податливой на подписание любых документов и принятие решений по подсказке. Парламент России - сначала в виде Верховного Совета, а потом Государственной думы - Рассматривался А. Чубайсом как консервативная, тупая организация, которую всегда можно в конечном итоге обмануть, обойти, объегорить, на которую в крайнем случае можно наплевать и действовать в выбранном направлении, опираясь на президентские указы - суррогаты законов. Не менее презрительно он относился к руководителям субъектов Федерации, не говоря уже о директорском корпусе, который считает возможным запугать или подкупить. Если читателю не лень заглянуть в книжку под редакцией самого А. Чубайса "Приватизация по-российски", он найдет там тьму примеров, подтверждающих сказанное нами в этой книге. Своих подельников по приватизации он неизменно называет талантливыми, гениальными, выдающимися. Нет у него умнее людей на свете, чем Петя Мостовой (он их всех так фамильярно называет), Дима Васильев, Максим Бойко и т. д.

А. Чубайс - самый беспощадный хищник из той своры, что на глазах у всего человечества набросилась на ослабевшую великую державу мира. В этом смысле он оказался гораздо более опасным разрушителем для России, нежели близкие ему по роду-племени В. Гусинский и Б. Березовский. По сравнению с ними он выглядит, как матерый вор в законе рядом с мелкими карманниками. Те, наворовав немереных денег из государственного "лопатника", стали еще и нерасчетливо глумиться над облапошенным Кремлем, а Чубайс, разрушив великую самодостаточную экономику государства, создав всероссийскую воровскую малину, стоит тихонечко в сторонке и потирает руки от удовольствия. В памяти народной никогда не сотрется чубайсовская приватизация, технология которой предельно схожа с действиями преступников, которые бесстыжим враньем добиваются от беспомощных стариков согласия на передачу им прав на свою квартиру, а затем либо выкидывают их на улицу, либо отправляют на тот свет. Точно таким же приемом А. Чубайс заставил весь народ России отказаться от прав на принадлежащее ему имущество, нажитое десятками поколений предков.

Ошибался Б. Ельцин, предрекая, что в лице А. Чубайса идет новое поколение России. Нет, оно приходит в другом лице - в лице В. В. Путина.