Глава 1

ПРЕАМБУЛА: О ПРОИСХОЖДЕНИИ ОРУЖИЯ

Человеческую цивилизацию породил огонь, породило умение его разводить и поддерживать. До того как это произошло, наши примитивные предки, очевидно, влачили животное существование. В легенде о «храбром сыне Юпитера» Прометее, как и во многих других, придуманных греками, или, правильнее было бы сказать — позаимствованных ими у египтян, под видом сказки скрывается глубокая истина, преподнося урок, не теряющий ценности и поныне. Результатом работы предвидения стал спуск semina flammae [7] с неба в полом сосуде или его кража из колесницы Солнца. В нем персонифицирован тот неизвестный гений, который, увидев однажды, скажем, дерево в джунглях, подожженное молнией, вздумал попробовать подкормить пламя топливом. Точно так же и в том, что Гермес, он же Меркурий, носил имена «Pteropedilos», или «Alipes», а на ногах у него сидели «Pedila» или «Talaria», крылатые сандалии, сокрыта идея о том, что солдат сражается не столько с помощью рук, сколько с помощью ног [8].

Я не буду здесь распространяться о том, сколь большой интерес вызывает хоплология сама по себе; история различных видов оружия, их связей между собой и переходов друг в друга играет в мировых хрониках важнейшую роль.

Создание оружия было, наверное, самым первым достижением материальной культуры человечества. История и этнография мира показывают, что не существует в нем народов настолько отсталых, чтобы не иметь искусственно созданных средств для защиты и нападения.

Разумеется, юное человечество должно было всецело посвятить свою изобретательность и творческие усилия разработке оружия. Я имею в виду отнюдь не зрелое человечество, чьи тело и душу взрастили жреческие касты Египта, Финикии, Иудеи, Ассирии, Персии и Индии. Тот Homo Sapiens, о котором я говорю, — это Адам Кадмон [9], в понимании не каббалистов, но антропологов, поднявшийся над окружающим зверьем силой своих мозгов и рук.

Животные рождаются без оружия, хотя невооруженными их не назовешь.

Использование для защиты и нападения средств, данных природой, — это действительно доля животных, а не людей, оружие же, в общем, свойственно человеку, а не животному. Натуралисты до сих пор не могут точно сказать, пользуются ли животные в так называемых естественных условиях оружием, как таковым. Полковник А. Лэйн Фокс, усердный исследователь примитивного вооружения и выдающийся антрополог, придерживается четкой убежденности в том, что первым доисторическим оружием был зажатый в руке камень. Он приводит примеры того, как обезьяны с помощью камней разбивают орехи; как гориллы защищались от карфагенян Ганнибала, а Педро де Сьеза де Леон повествует о том, что, «когда испанцы [в Перу] проходили под деревьями, на которых сидели обезьяны, эти твари отламывали сучья и швыряли их вниз, непрерывно строя при этом рожи». Еще во времена Страбона отмечалось, что обезьяны Индии забираются на скалу и сталкивают вниз на своих преследователей камни — что является и излюбленной тактикой дикарей.

Несложно поверить и в то, что обезьяны, чьи человекоподобные руки обладают способностью хватать, закидывают агрессора кокосовыми орехами и другими снарядами. Майор Денхэм (1821–1824), путешественник, вполне заслуживающий доверия, рассказывает о четвероруких обитателях страны Йеу, где он побывал, исследуя окрестности озера Чад: «Обезьяны, или, как их называют арабы, — «заколдованные люди» [10], были столь многочисленны, что я видел, как вечером на одном месте собиралось их до полутора сотен. Они, казалось, совершенно не собирались уступать место, а вместо этого взгромоздились все вместе на обрыве на высоте футов в двадцать, издавали ужасный шум и, как только мы приближались на определенное расстояние, начинали слегка, как бы в предупредительном порядке, кидаться в нас». Герр Голуб тоже «становился мишенью для стада африканских бабуинов, рассевшихся в ветвях деревьев»; а в другой раз наши «братья меньшие» даже обратили его вместе с его людьми в позорное бегство. «Так, — пишет полковник А. Лэйн Фокс, — наши «бедные родственники», даже выросшие в неволе, сохраняют привычку яростно трясти ветку, прыгая по ней всем своим весом, чтобы с нее оторвался плод и упал противнику на голову». В Египте, как свидетельствуют рисунки из гробниц, обезьяны (бабуины или собакоголовые) были обучены помогать при сборе фруктов и носить факелы. Их врожденная непоседливость не раз приводила к возникновению забавных сцен при выполнении последнего вида службы [11].

Сам я свидетелем таких обезьяньих бомбардировок не был. Но когда мой полк стоял в Бароде, Гуджарат, я видел, вместе с моими собратьями по офицерскому званию, как оружие применял слон. Это умное животное, именуемое туземцами Хатхи («рукастый» [12]), приковали к одному месту во время опасного жаркого сезона, и он в раздражении ходил туда-сюда.

Наверное, его обидело внезапное появление белых лиц, потому что он схватил хоботом тяжелый чурбан и запустил в нас с такой силой, что не оставалось сомнения в злобности его намерений.

По сведениям капитана Холла, который, однако, лишь повторяет услышанное от эскимосов [13] — единственных живых представителей палеолита в Европе, — о белых медведях часто рассказывают, что если они находят спящего у подножия скалы моржа, то сталкивают на него своими рукоподобными передними лапами камни и булыжники. Целится зверюга при этом в голову и в итоге вышибает своей ошеломленной добыче мозги. Может быть, конечно, эти случаи и принадлежат к тому же разряду, что и свидетельства о том, как страус бросает камни, приводимые многими натуралистами, в том числе и Плинием, в то время как на самом деле булыжники просто вылетают из-под ног птицы, когда та улепетывает от врага. То же самое касается и легенд о том, что дикобразы мечут иглы [14], отчего многие получали тяжелые травмы, а иногда и умирали. С другой стороны, эму, например, лягается, как дикий осел, и от его пинка человек может перелететь через шканцы.

Но хотя человек первым делом, только появившись на свет, вооружился, нам не следует вслед за циниками и гуманистами полагать, что с самого его недавнего появления на арене Творения, или, скорее, на подмостках жизни, начался постоянный процесс разрушения. Огромные млекопитающие третичного периода, предшествовавшие человеку, — гоплотерий, дейнотерий и другие «терии» — задолго до него превратили Землю в арену постоянного кровопролития, и скромный вклад человека мог разве что сделать эту жуткую картину еще чуть-чуть ужаснее. И даже в наши дни хищные рыбы, не имеющие совершенно никакого представления о бесчеловечном обращении людей друг с другом, демонстрируют не меньше свирепости, чем самые дикие и необузданные представители рода человеческого.

Первобытный человек — животное, возникшее после третичного периода, — самими условиями своего существования и среды был обречен на жизнь воина: он должен был постоянно нападать, чтобы добыть пищу и защищаться, чтобы сохранить жизнь. Улисс патетически заявляет:

Меж всевозможных существ, которые дышат и ходят
Здесь, на нашей земле, человек наиболее жалок [15].

То же ощущение встречается и в «Илиаде», а пессимист Плиний пишет: «Человек есть единственное животное, которое может плакать».

Путь восхождения этих несчастных, не имевших ни «ума», ни «души», представлял собою непрерывную военную кампанию против голодных зверей и таких же «родственников»-дикарей. Мир всегда был для них не более чем краткой передышкой. «Золотой век» поэтов — лишь сказка. Существование наших далеких предков представляло собой в полном смысле слова битву за жизнь. Развитие искусств и технологии направлял тогда, как и сейчас, Его Величество Желудок, а война была естественным состоянием человечества, от которого по большей части и зависел прогресс, продвижение от низшей к высшей стадии развития. Как современные дети, беспомощные и не умеющие говорить, Первобытные люди, как и все животные того периода, обладали только инстинктами, необходимыми для самосохранения в благоприятных условиях. Мысль, которую не развивают, творит немногое; мозг не порождает идей: он лишь комбинирует их и развивает все новое способом дедукции. То же самое происходит и в языке — ономатопея, имитация звуков природы, изначальная речь человечества, все еще продолжает существовать; а к ней уже мы добавляем наши более живописные и оживленные выражения. Но, несмотря на всю слабость человека, лучший учитель — необходимость — все время заставлял дикаря и варвара делать из опасного безопасное, создавать комфорт из его противоположности.

Человек, вынужденный вооружаться самой природой, несет с собой два великих начала — умение подражать и стремление к прогрессу. И то и другое — странные свойства, у животных они находятся в зачаточном состоянии. Способность человека к языковой речи наряду с постоянным развитием букв и письменности вообще позволили ему накапливать для себя и передавать другим опыт, достигнутый посредством чувств, который, будучи полученным однажды, таким образом, никогда уже не терялся. Дикарь собирал и применял к настоящему и будущему накопленную мудрость прошлого, хотя, конечно, неизмеримо в меньшей степени, чем цивилизованный человек.

Способность к подражанию, это замечательное преимущество двуногих, лишенных врожденных приспособлений, над четвероногими, приучило первых с детства заимствовать ad libitum [16] и не отдавать взамен ничего или почти ничего. Будучи практически охотником-одиночкой, человек был обречен на сражения и погони; на то, чтобы уничтожать других ради того, чтобы выжить самому и дать выжить своей семье. Это было столь постоянным и всеобъемлющим условием его существования, что все остальные цели оказывались менее значительными. Став пастухом, человек продолжал сражаться со зверьем и другими людьми за то, чтобы сохранить и приумножить свои стада; поднявшись до уровня земледельца, он еще больше стал нарушать мир, будучи влеком жаждой наживы, амбициями и инстинктивными стремлениями.

Но не существует абсолютной точки водораздела, по крайней мере, в том, что касается материальных предметов, которой была бы отмечена заря нового «творческого периода»; и Homo Darwiniensis, созданный этим Аристотелем нашего времени, величайшим из натуралистов Англии, напрямую связан с Homo Sapiens. Есть много животных и птиц, способных к подражанию, но их способности всегда естественным образом ограничены. Более того, это всего лишь «инстинктивные» действия, которые невозможно развивать, в противоположность «размышлению» как процессу высокоразвитой нервно-мозговой системы. За то время, пока человек научился членораздельно разговаривать, собака, которая только выла и скулила, так ничему и не научилась, разве что лаять. Человек опять же способен развиваться, и границы развития мы не можем определить; а зверь, неспособный к созданию собственной культуры, развивается в благоприятных условиях автоматически и лишь в достаточно узких пределах.

Я еще немного задержусь на способности к подражанию и ее реализации. Достойно сожаления, что в полных утонченной мудрости словах Поупа не обратили внимания на великий урок из мира животных в предложении и применении искусства защиты и нападения:

С прилежных тварей не своди ты глаз!
Учись у зверя раны исцелять;
Пчела искусство строить преподаст;
Крот — землекоп, червь ткать весьма горазд;
Моллюск-малютка, вверившись ветрам,
Тебя научит плавать по морям [17].

Человек, особенно в тропиках и субтропиках, которые были его первым домом, если не колыбелью, получил много полезных подсказок от обладающих ужасным арсеналом тропических растений. Тут и ядовитые деревья, и большие острые шипы акации и мимозы, например «подожди-ка» (Acacia detinens), гледиции, сокотрского алоэ и американской агавы, и прокалывающие кожу колючки Caryota urens и некоторых видов пальм. Туземные народы получали дальнейшее обучение в искусстве защиты и нападения у сильных и грозных ferae [18] солнечных речных отмелей, где дикари впервые начали строить жилища.

Перед тем как перечислять средства нападения и защиты, предложенные самой природой, мы должны разделить хоплологию, науку о доспехах и оружии защиты и нападения, присущих людям и животным, на два больших раздела, из которых последний можно разделить на четыре вида:

Наука о метательных снарядах.

Наука об оружии ближнего боя:

а) ударного действия;

б) проникающе-колющего действия;

в) рубящего действия;

г) режуще-пилящего действия.

Полковник А. Лэйн Фокс («Примитивное вооружение») классифицирует вооружение «животных и дикарей» таким образом:

Мой список менее обстоятелен, и в нем перечисляется только то, что имеет отношение к «белому оружию».

1. Как уже говорилось, метательный снаряд был, наверное, самым первым оружием, и по сей день он все еще является излюбленным оружием дикарей. Его использование не противоречит естественному инстинкту самосохранения. «Чем короче оружие, тем храбрее его владелец» — с этим никто не спорит. Первобытный охотник, время которого принадлежит только ему самому, выбирал метательное оружие; но земледелец, которому надо поспеть домой к сбору урожая, брался за оружие для рукопашной, которое ускоряет работу. Мы можем без излишней легковерности принять к сведению тот факт, что метательное оружие общепринято и у животных, и у людей. Если взять так называемых рыб-стрелков [19], то, например, токсот [20], рыба-лучник, безошибочно сбивает каплей воды насекомых, находящихся в воздухе на высоте три-четыре фута. Четодона, или японскую рыбу-стрелка, держат в аквариуме и кормят, поднося мух на прутике на расстояние нескольких дюймов от поверхности воды; она сбивает их без промаха. У млекопитающих этот трюк повторяют лама гуанако и ее родственники, которые плюются на приличное расстояние с поразительной точностью [21].

А метание камней имеет многовековую историю, как мы читаем в одном источнике XV века:

Побольше подготовьте вы камней;
Пращу получше подберите тоже.
Пусть будет враг весь в стали иль в броне,
Но град камней он вынести не сможет [22].

2. Примеры удара, приводящего к рваной ране, можно найти у животных семейства кошачьих, например, это страшный удар лапы льва, тигра или удар хобота «полуразумного однорукого». Можно наблюдать и то, как зебра и квагга (получившая свое название по издаваемому ей крику «Ваг-га, ваг-га!», лошадь и осел, верблюд и даже корова защищаются, лягаясь копытом; а страус, журавль и крупные хищные птицы, нападая, бьют крыльями.

Касатка вооружена крепким тараном. Обыкновенный кит бьет головой с такой силой, что может потопить китобойный корабль; более того, это млекопитающее использует свой мощный хвост в боях с людьми и животными, к примеру, в битве с акулой или морской лисицей [23].

В исполнении сильных кулаков человека это дает нам «благородное искусство» бокса, восходящее к глубокой античности; на кулаках бились еще в Древнем Риме, Греции и Лузитании. Хотя бокс и принято связывать с Великобританией, но он популярен не только среди крестьян России, но и среди чернокожих мусульман хауса, сослуживших такую хорошую службу на войне с ашанти. Любопытным подражанием вооружению кошачьих является индийский багнак. Вслед за Деммином полковник А. Лэйн Фокс [24] впадает в заблуждение, описывая «лапу тигра» как «индийское предательское оружие, принятое в тайных обществах, изобретенное около 1695 года нашей эры». Деммин ошибочно приписывает изобретение багнака Сиваджи, князю страны Маратха, находящейся на западе Индии, с помощью обмана убившего этим оружием Афзал-хана, мусульманского полководца Аурангзеба, посланного в 1659 году на подавление восстания Сиваджи. Тогда было принято решение о встрече вождей противоборствующих сторон, и мусульманин, выйдя из рядов своей армии, двинулся вперед в сопровождении одного слуги; на нем была тонкая мантия, а из оружия только прямой меч. Сиваджи же, выйдя из крепости, казался робким и неуверенным и к тому же был безоружен. Но под тонкой хлопковой курткой у него была кольчуга, а помимо спрятанного кинжала — «тигриная лапа». Хан с презрением посмотрел на сгорбленную маленькую «горную крысу», которую мусульмане грозились запереть обратно в клетку; но, обнимая врага, Маратха вонзил свой багнак в его тело и добил кинжалом. Как мне было сказано, тот самый багнак до сих пор хранится как реликвия в семье Бхонсла [25].

С тыльной стороны ладони ничего не было видно, кроме двух массивных золотых колец на указательном пальце и мизинце; в ладони между этими кольцами лежала полоска стали, на которой крепились три-четыре «когтя», достаточно тонкие, чтобы спрятаться между пальцев полусжатой руки. Нападение начиналось с резкого распарывания живота противника: слышал я и об отравленных багнаках, подобных, видимо, отравленным перстням древней и средневековой Европы.

Дата изобретения этого оружия совершенно неизвестна; цыгане, эти европейские индийцы, производят его в своей модификации, весьма любопытной и изобретательной.

3. Колющее оружие сделано явно в подражание «вооружению» коз, оленей и прочих рогатых животных, типа буйвола или дикого быка, — все они разбегаются, наклонив голову, и вонзают рога в тело противника. Антилопа гну и другие африканские антилопы, будучи загнанными, отбиваются от охотников именно таким образом. В Европе «удар оленя» (вспарывающий и разрывающий удар) унес в могилу множество людей. Гиппопотам, опасное животное, которое часто недооценивают, подныривает под каноэ, как кит, внезапно всплывает и пробивает прочнейшими костяными клыками две дыры в днище нарушителя его спокойствия. Черный носорог, самое свирепое и раздражительное животное африканской фауны, хоть и является травоядным, имеет на изогнутых носовых костях один-два рога из древоподобных сплетений волокон, крепящихся посредством развитого аппарата мышц и связок. Это оружие, мягкое и обвислое, когда животное настроено мирно, становится жестким и неподвижным, когда он разгневан, что подтверждает единственное предназначение этого органа — боевое. Это великолепный кинжал, который распарывает слона и протыкает ребра лошади сквозь седло и подкладку. Вымерший саблезубый тигр, имевший один резец и пять клыков, тоже убивал проникающим ударом. Если взять птиц, то и выпь, и павлин, и белый журавль бьют клювом в глаз; последний известен тем, что погружает свой длинный острый клюв глубоко в противника; чтобы поймать журавля, ему подставляют дуло ружья: птица с силой загоняет клюв в отверстие, тут-то ее и ловят.

Цапля защищается на лету от сокола своим острым длинным клювом. Фазан и куропатка, домашний петух и перепел, не говоря уж об остальных, пользуются своими шпорами как кинжалами; фазан-аргус из Индии, американская якана, рогатый крикун, австралийская цапля и ржанка из Центральной Африки несут свое оружие на крыльях.

По сведениям, которые приводит Плиний, дельфины, заплывающие в Нил, вооружены острым плавником на спине, чтобы защищаться от крокодилов. Кювье относит это упоминание на счет Squalus centrina или Spinax Линнея. Европейский спинорог (Balistes capriscus), живое ископаемое, редкое в британских водах, замечательно показывает эффективность, красоту и разнообразие такого рода вооружений. Он протыкает неприятеля снизу сильным, способным натягиваться шипом на первом переднем спинном плавнике; основание этого копья широкое и содержит отверстия, и шип из поддерживающих пластин свободно проходит сквозь него.

Когда позвоночник поднимается, паз на спине заполняется выступом от следующего костяного луча, который закрепляет шип в поднятом положении.

Как и взведенный курок, этот шип уже невозможно опустить, просто нажимая на него с силой, пока не произведен сброс, например, не нажат спусковой крючок. По словам образованного и опытного профессора Оуэна, этот механизм можно сравнить с примыканием и отмыканием штыка: когда шип опускается, он укладывается в выемку в поддерживающей пластине и, таким образом, совершенно не мешает плавать.

Драчливая и жадная маленькая колюшка (Gasterosteus) снабжена похожим механизмом. Подкаменщик (Gottus diceraus) имеет на спине шип с зазубринами, в точности похожий на копья эскимосов и дикарей Южной Австралии.

Желтобрюхая рыба-хирург, или рыба-ланцет (Acanthurus), обитающая во всех океанах, вооружена двумя длинными шипами по обеим сторонам хвоста; этим «ланцетом» она искусно защищается от своих многочисленных врагов. Naseus fronticornis, помимо рога на морде, снабжена еще и режущими копьевидными лезвиями на зазубренном и утыканном шипами хвосте. После укола «жалящей рыбы» (Trachinus vipera) ничего не остается, кроме как ампутировать раненую часть тела. В плавниках рыбы есть полые каналы, в которых хранится яд — кстати, подсказка изготовителям кинжалов.

Морской кот (он же хвостокол, Raia trygon и Raia histrix) оборачивает свой длинный тонкий хвост вокруг объекта нападения и режет шипованным краем этого хвоста, нанося ранение, которое заживает очень долго. Шипы эти мало того что отравлены, так еще и рассчитаны на то, чтобы задерживаться в ране: их широко используют дикари Фиджи, островов Гамбье и Пелью, Таити и Самоа.

В них воплощена идея об отравленном оружии, которое нельзя извлечь. Именно таковы стрелы бушменов, шошонов, гуйанских макоинчи, а вершиной развития подобного направления является продукт высокой технологии — стилет, которым пользуются низы общества.

Меч-рыба (Xiphias), хоть и является растительноядной, отмечена Плинием как способная потопить корабль. Имеются записи, что она убила человека, когда тот купался в Северне близ Уорчестера.

Меч-рыба нападает на акул, и известен случай, когда она пробила своим чудовищным оружием борт корабля. Нарвал, или морской единорог (Monodon monoceros), снабжен замечательным клыком; такую же форму часто придают клинкам мечей.

Можно предположить, что человек, живший среди животных и зависевший от них в вопросах пропитания, в начале своего эволюционного пути перенимал у них же привычки и способы защиты и нападения.

На этой иллюстрации изображены сингхаута, маду, или мару (двойные кинжалы), сделанные из рогов широко распространенной в Индии антилопы, соединенных поперечинами. Их до сих пор используют в качестве оружия — как в необработанном виде, так и с металлическими наконечниками дикие бхилы и адепты мистических направлений — йоги (индусы) и факиры (хинди и мусульмане). И тем и другим религия запрещает носить светское. оружие. Служили сингхаута и для обороны, как средство защиты от ударов — в Африке и Австралии; при этом их оснащали гардой, которая в настоящее время превратилась в маленький круглый щит. Этот древний инструмент с грациозными изгибами имеет четыре четко выраженные стадии своего развития: первая — естественный вид, вторая — ранний искусственный, когда для улучшения пробивных качеств к рогам были добавлены металлические наконечники. Третьим шагом стал переход к изготовлению всего оружия целиком из металла; четвертым же и последним было добавление прямого широкого лезвия, выходящего под прямым углом из центральной перекладины. Это и была «адага» [26] средневековых авторов.

4. Первоначально представления о режущем оружии, возможно, подсказали различные растения и травы; их острые листья под определенными углами могли разрезать тело до кости, что на своем опыте познали многие люди, пробираясь через заросли дикого сахарного тростника. Взрослые растения вырастают выше человеческого роста, а острейшие листья, торчащие во все стороны, образуют лабиринт из лезвий мечей. Также и мавинго-винго (Pennisetum benthami), как «конский хвост» или испанская «трава-бритва», использовался вместо ножа палачами угандских королей Сунна и Мтеса, когда те разрезали жертву на куски.

Таковы же «трава-меч» и «трава-бамбук». Многие народы, в особенности андаманезийцы и жители островов Полинезии, делают ножи из расщепленного и заостренного бамбука: их изначально вырезают из зеленого растения, а затем высушивают и обугливают, чтоб заострить кромку. Если взглянуть снова на животных и птиц, то мы видим, что казуар разрывает противника режущими ударами, а лысуха, будучи раненой, царапается как кошка. «Старик кенгуру» длинными когтями своих мощных задних лап вспорол живот не одной охотничьей собаке. Дикий кабан начинает атаку с колющего удара, за которым следует расчетливое распарывающее движение снизу вверх. Именно такова была схема действия некоторых древнегреческих и варварских сабель — режущий край находился у них на внутренней, а не внешней стороне клинка. Я бы добавил к этому, что именно эта древняя атака воплощена в недавно вошедших в обиход фехтовальных приемах [27].

Для оружия с зазубренным или волнообразным краем моделью послужило такое оружие нападения, как жала многочисленных насекомых и зубы животных, включая самого человека. Так, полковник А. Лэйн Фокс подмечает: «Неудивительно, что результаты первых попыток человека создать режущее оружие полностью состоят из зубов и острых обломков кремня, расположенных по краю несущей основы». Но очевидно, нож все-таки был придуман раньше пилы, поскольку последняя является не более чем зазубренным лезвием ножа.

Кроме зубов животных, человеку с давних пор были знакомы и зазубренные жала насекомых, особенно обычной пчелы. Опять же есть еще оса, шершень, обитатель умеренных и тропических широт, чьи бои, зрелищем которых наслаждались китайцы, сравнивают с дуэлями на саблях. Для защиты и парирования они используют предплечье, на котором расположены ряды прочных острых шипов; удачный удар обезглавливает или рассекает противника. К этой же категории принадлежит и вооружение рыбы-пилы (Pristis), широко распространенной в арктических, умеренных и тропических морях акулы. Ее способ нападения заключается в том, чтобы выпрыгнуть высоко из воды и упасть на противника не острием, а одним из краев своего замечательного оружия: рядом прочных и острых зазубрин, похожих на зубы, глубоко врезающихся в мясо кита. Так в Новой Гвинее зазубренный клинок стал излюбленным видом меча.

Таким образом, человеку, который изначально представлял из себя животное, способное к изготовлению орудий и обреченное самими условиями своего существования на бесконечную непрерывную битву с жестокими существами, его же противники предоставили не только образцы для подражания в области оружия и инструкции о том, как их использовать, но и собственное же оружие, которое человек приспособил под свои цели. Различий между оружием и инструментом первобытный человек не делал; в его руках для обеих целей служил, похоже, один и тот же предмет. Самые первые осколки кремня делались, возможно, для применения и в качестве оружия, и в качестве орудия труда — чтобы раскапывать корни, рубить деревья и выдалбливать каноэ [28].

Восточноафриканское племя ватуси изготавливало корзины с помощью заостренных наконечников копий, а так называемые кафиры (амазулу и т. д.) все еще бреются ассегаями. И тут, поскольку одинаковые условия нередко порождают одинаковые результаты, оружие и орудия труда различных народов так предельно похожи, что можно предположить их общее происхождение даже в тех случаях, где подражание было, на первый взгляд, невозможным.

К примеру, возьмем два самых распространенных вида оружия. Духовая трубка была разработана и доведена до совершенства по одному и тому же плану в самых отдаленных друг от друга географических областях [29].

Другой пример — chevaux-de-frise [30], знакомые древним металлические пики. Они существуют до сих пор в виде щепы бамбука, выращиваемого в земле босоногими мпангве (фанами) страны Габон и рангами из Малакки.

На заре развития антропологии мы слышали жалобы о том, что «невозможно установить среди орудий современных дикарей четкую последовательность возникновения», хотя в отношении некоторых подробностей истину можно установить, и, «что касается изначального порядка развития, многое остается еще открытым для предположений». Но по ходу дальнейшей работы и набора большего объема материала цепь преемственности, местами разорванная, была по большей части восстановлена. Сейчас мы с определенной точностью можем проследить продвижение эволюции, которая по прошествии множества лет привела к появлению систематизированного военного искусства. Искусство это дошло до таких высот, что в последнее время общество стало получать периоды отдыха, вернее даже, восстановления; и больше свободного времени для практики, которая в отношении оружия, как и всего остального, позволяет «добиться совершенства» [31]. А представления о завершенности человек не имеет: он не остановится ни на чем, кроме абсолютного совершенства. Он будет работать над броненосцем так же, как работал над каноэ, и над гранатой так же, как работал над петардой [32].

К использованию оружия восходят и примитивные искусства дикаря. Музыка началась с того, что он принялся выражать радость и печаль эмоциональными криками, — так человеческий голос стал первым музыкальным инструментом (и поныне остается лучшим). За этим последовали инструменты, подражающие голосу, — на этом пути четко различаются этапы — и больше ничего об этом развитии мы не знаем.

Стукнув друг о друга двумя дубинками, дикарь впервые изобрел ударный инструмент, свистнув — духовой инструмент (свирель, орган, волынку и т. д.); а дернув за тетиву лука — струнный инструмент.

Рисование и скульптура были сначала всего лишь простыми линиями, нарисованными или вырезанными на томагавке или другом первобытном орудии — оружии. «Как люди живут и думают — так они и строят», — говорил Гердер; и архитектура, которая в конце концов объяла все остальные искусства, зародилась тогда, когда дикарь впервые попытался защитить и украсить свой насест среди веток дерева или вход в свою пещеру.

После этого предисловия, которое получилось больше, чем я предполагал, перейдем к первым, самым примитивным формам истинного оружия, которыми пользовался первобытный человек.

Примечания:

Повернитесь лицом на Восток И, обнаженным держа меч, вознесите молитву (лат.).

Я имею в виду живую, но одностороннюю статью «О мече» в «Эдинбургском журнале Блэквуда» за май 1881 г.

Оружейные залы (фр.).

«Семена пламени» (лат.).

Фридрих Великий заявлял, что армия, подобно змее, движется лежа на брюхе. Согласно Плутарху, змея почиталась священной за то, что движется, не имея ног, как это делают звезды. По словам Плиния, впервые огонь высек из камня Пирод, сын Циликса (от слова silex, означающего характерный для древности кремень), а Винсент де Бово объяснял: («Кремень есть камень твердый, так говорят о нем те, кто искры из него высекает». Санскритское слово «шила» означает «камень» — оба слова, очевидно, восходят к общему корню, «ши» или «си». «Religiosa silex» («Священный кремень») Клаудиана, возможно, представлял собой каменный столб, вроде тех, что символизируют Зевса Касийского и Венеру Пафийскую, не говоря уж о каменных обелисках, которым поклонялись египетские и арабские приверженцы литолатрии, и древнем троянском Палладии, перевезенном в Рим. Идея о Прометее, обучившем людей хранить огонь внутри стеблей сухих растений, была позаимствована индусами, которые сделали из него Прамантху. Однако Прамантха — это торчащий вверх факел, впервые созданный Твасту, Священным Плотником, который, кажется, является братом Горнила; в общем, он считается мужским символом. Корень «пир» (солнечный жар) мы встречаем даже в перуанском Китцуа, где он входит в имя царской семьи — Пирхуа. В бельгийских и французских пещерах привязанность этого корня к вспыхивающему огню подтверждается названием пиритов, которые были известны первобытному человеку.

Этот первочеловек Адам был двуполым, став единым родителем из книги Бытия — «мужчинами и женщинами создал Он их» — до-адамитов из мусульманских представлений. Главной ошибкой современных читателей Библии становится то, что они воспринимают все эти мифы и символы как банальные исторические подробности. Во времена иудейских мудрецов люди выше ценили мистическую мудрость евреев.

В поисках представлений о превращениях не нужно далеко ходить и обращаться к древним грекам и римлянам. Эти представления свойственны человеческой природе в целом, и, вне всякого сомнения, источником их является сходство человека с животным по внешнему виду и поведению; возможно, они существуют еще с тех пор, когда человек был еще почти равен в развитии с животными.

Неповиновение обезьян каралось «палкой и лишением ужина». Древние египтяне, как и карфагеняне или средневековые татары, славились тем, что приручали и дрессировали самых диких зверей — горных кошек, леопардов, крокодилов и газелей. На века прославились «царские боевые львы» Рамсеса II. Приучали египтяне и домашних кошек приносить водоплавающую дичь на охоте.

Лукреций называет слона «anguimanus» (змеерукий). Как хорошо известно, между индийским и африканским слоном есть межвидовые различия. Последний — ниже, крепче и компактнее сложен, чем первый, бивни его крупнее и тяжелее, уши — значительно длиннее; различаются эти слоны и формой костей лба.

Это слово происходит от оджибуэйского «аскимег» или от абинакского «эскиманцик», что означает «поедатели сырого мяса». Раньше под этим словом подразумевали народы крайнего севера Америки и прилегающего побережья Азии. Более современный термин «иннуиты» в дословном переводе означает не более чем «народ» или «люди», подобно «хои-хои» («люди из людей»), как называют себя готтентоты, или «банту» («народ») — слово, которым, скорее по ошибке, обозначают многочисленную семью южноафриканских народов. Более того, термин «иннуиты» ни в коей мере не универсален. Эскимосы — весьма благодарный объект для изучения; в частности, среди их типично первобытных свойств — нехватка уважения к мертвым и слабая привязанность к одному месту.

Рассказ о том, как дикобраз обстрелял иглами собак, многие из которых были тяжело ранены, описан у Марко Поло. Полковник Юл приводит свидетельства Плиния, эллинов и китайцев. На самом же деле животное сбрасывает на бегу пустые иглы, а если не может убежать — пытается, как еж, свернуться и спрятать голову. Цыгане хорошо знают, что мясо их очень вкусно, как самая изысканная свинина, разве что немного суховато, если не добавлять жира.

Перевод Н. Гнедича.

Неограниченно (лат.).

Поуп Александр. Опыт о человеке. Перевод В. Микушевича.

Звери (лат.).

Сепия (кальмар, каракатица) защищается, разряжая свой «чернильный мешок», находящийся у него в печени, и скрывается под чернильным покровом. Это защищает не хуже щита.

Что кажется родственным латинскому слову taxus, обозначающего «тис» — излюбленный материал для изготовления оружия. Славянский «тис», скандинавский «ир», кельтский «юбар» — все эти слова означают тис, а подразумевают еще и лук. Скальды называли лук еще и «алмр» (вяз) и «аскр» (рябина). Ту же этимологию имеет и латинское слово toxicum, которое продолжает использоваться и в наши дни в словосочетаниях типа «алкогольная интоксикация»

Это я испытал на себе, обидев чем-то одну гуанако в Кордобе, республика Аргентина; разозлившись, она тут же плюнула мне на шляпу, неприятно удивив меня своей точностью.

Струтт. Спорт и развлечения. II, гл. 2

Все находившиеся на борту потерпевшего кораблекрушение крейсера «Х.М.С. Грифон», в том числе и я, стали свидетелями боя между акулой и китом в бухте Бьяфры (1862?).

Антропологическое собрание. С. 180. Деммин же, однако, не прав еще и в том, что описывает это оружие как имеющее «два с половиной фута в длину» (Оружие и вооружение. С. 413. Издание Белла, Лондон, 1877). В «Каталоге индийского искусства музея Южного Кенсингтона» лейтенанта Х.Х. Коула, R.E. (С. 313). По его словам, Сиваджи убил мусульманина с помощью «бичва», или «скорпиона», — «изогнутого обоюдоострого лезвия». Возможно, имеется в виду некий уменьшенный кинжал.

Говорят, что ему поклоняются в старой крепости, столице Маратхи, Саттара (от слов «сат-истара», «семь звезд», — созвездие Плеяд). Здесь же находится и меч Сиваджи, «Бхавани», длинный генуэзский клинок хорошего качества. Миссис Гатри, видевшая последний, описывает его как «хороший меч из Феррары (?), четыре фута в длину, с шипом на эфесе для нанесения ударов». Также она отмечает малый размер эфеса. В индийском музее в Южном Кенсингтоне находится браслет из семи «когтей тигра», отделанный золотом, с застежкой на руке. Мистер Рузлет, приезжавший в Бароду в 1864 году, описывает в своей замечательной книге одно из любимых зрелищ раджи Геквара или Бароды — «наки-ка-каусти» («наки-ка-кушти»). Голые бойцы вооружались «тигриными лапами» из рога, позже замененными на стальные; смерть одного из спортсменов была неизбежной. Оружие, снабженное чем-то вроде рукоятки, было пристегнуто ремнями к сжатому правому кулаку. Бойцы, опьяненные бхангом (индийской коноплей), набрасывались друг на друга и раздирали лицо и тело соперника, как два тигра; нередко один из них или даже оба умирали от потери крови. Возбуждение правителя в этих случаях было столь высоко, что ему едва удавалось удержаться от повторения движений дуэлянтов.

Боутелл в «Оружии и вооружении» приводит гравюру защитного оружия с лезвием, находящимся под прямым углом к рукояти. Он назвал его «маврской адаргой» (XV век). Адарга это просто арабское «эль-дакара», что означает «щит»; от этого слова и происходят английские «targe» («круглый щит») и «target» («мишень»). Адага (а не «адарга»), которой, по описаниям Камоэнса в «Лузиадах», были вооружены восточноафриканцы, представляет собой оружие типа маду. Я перевел его как «боевой щит», потому что в этой части света он объединяет в себе и щит, и кинжал. Дикари и коварные аборигены Соломоновых островов все еще пользуются неописуемым оружием, наполовину мечом, наполовину щитом, имеющим около шести футов в длину.

Я имею в виду атаку, именуемую «манжетой», при которой кисть, запястье и предплечье режутся внутренним лезвием оружия.

Маори имели «токи», или каменные топоры, которыми пользовались в основном для того, чтобы рубить лес и выдалбливать каноэ из древесных стволов, расчищать участки для хижин, раскапывать корни и убивать животных ради пропитания, заготавливать дрова, соскребать мясо с костей и для других хозяйственных целей. Но во время войн они использовались в качестве оружия защиты и нападения, как примитивные томагавки.

Французская сарбакана, итальянская и испанская сербоната, португальская граватана и немецкий бласрор (от слов «дуть» и «труба»), по мнению Деммина, восходят к слову «арботана», или скорее «карпиканна», происходящему от «Капри», по названию места изготовления, и ассирийскому «кане», оно же греческое и латинское саппа («тростник»), от которого происходит и английское «cannon». Эта трубка, распространенная в трех регионах, заселенных различными расами — в Южной Азии, в Африке и Америке, — используется для метания вращающихся глиняных шариков или стрелок, отравленных и неотравленных. На Борнео, где Пигафетта (1520) отмечает наличие подобных растений на островах Каяян и Палаван, это называется сумпитан. Сиамские лаосы до сих пор используют полый бамбук, а у малагасийцев это сейчас излюбленный мальчишками способ охоты на птиц. Пьер Бурье отмечает его среди негроидных аборигенов Малаккана, которых малайские мусульмане именуют «оран-бануа» (лесными людьми); они называют это оружие «томканг». Оно известно на Цейлоне, в Силхете и по обеим сторонам Бенгальского залива. Кондамин описывает его среди ямео (североамериканские индейцы); Уотерфлоу и Клемм — в Новой Гвинее, а Маркхэм — среди уапе и других племен верховьев Амазонки. В Новом Свете существуют две его разновидности: длинная тяжелая зарабатана и более тонкая и легкая пукуна. В конце концов оно деградировало до современного европейского развлечения. Основной метательный снаряд для этого оружия — отравленный дротик; поэтому оно практически неизвестно среди племен, которые, подобно, например, жителям Андаманских островов, не знают ядов.

«Волосы Фриз» (фр.).

«К третьей попытке сделайте свою руку совершенной», — сказал Тимократ.

«До сих пор, — отмечает полковник А. Лэйн Фокс, — Провидение занималось своей работой самостоятельно, напрямую; впредь же оно будет управлять косвенно прогрессом и развитием создания, вначале посредством инстинктивно использующего инструменты дикаря, и так постепенно вплоть до разумного человека».

Оглавление

Глава 1 ПРЕАМБУЛА: О ПРОИСХОЖДЕНИИ ОРУЖИЯ

Примечания:

Глава 1

ПРЕАМБУЛА: О ПРОИСХОЖДЕНИИ ОРУЖИЯ