|
||||
|
|
8ФЕОДАЛЬНАЯ ВОЙНА: ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ, ПРОВАНС И ТУЛУЗА (февраль 1216 г. — сентябрь 1217 г.) В феврале 1216 года, прибыв из Рима, где состоялся собор, и проехав через Геную, граф Тулузский, Раймонд VI, которому пошел тогда седьмой десяток, и его сын, Раймонд VII, которому едва исполнилось девятнадцать, добрались до Марселя по приморской дороге, которую мы сегодня называем «La Basse Corniche», нижней горной дорогой или горным карнизом, и которая в то время была всего-навсего каменистой тропой среди скал. Несомненно, ехали они верхом, и вполне возможно, что их сопровождал небольшой вооруженный эскорт. Шумная и многочисленная толпа радостно встретила графа Тулузского и его сына, и те расположились в некоем «замке Толоне». Во всяком случае, именно это поведал нам анонимный продолжатель, взявший перо из рук Гильема из Туделы и на всем протяжении второй части «Песни о крестовом походе» остававшийся на стороне жителей Лангедока:
Пьер де Во-де-Серне, который, как мы уже говорили, склоняется на сторону крестоносцев, в своей «Альбигойской истории» излагает нам ход событий менее восторженно:
Кому из них верить? Поэту-националисту, льстящему окситанцам, или в некотором роде официальному летописцу крестового похода? У нас нет никакой возможности в этом разобраться, но первая версия представляется более правдоподобной: марсельцы и тулузцы были подданными одного и того же сеньора (графа Раймонда); у них не было никаких оснований для того, чтобы сделаться сторонниками крестоносцев Монфора, тем более что катарская ересь, похоже, не распространилась в Провансе так, как она расцвела среди тулузцев. Как бы там ни было, легко представить, что Раймонд VI, постаревший, измученный душевно тяжкими днями собора, которые ему пришлось пережить, и физически — только что проделанным долгим путем от Рима до Марселя, обрадовался, когда его с чисто южной теплотой встретили провансальские сеньоры. Утратив свои земли, перешедшие к Монфору, и в первую очередь свое прекрасное тулузское графство, претерпев нравственные муки в Риме во время собора, он оценил прием, который оказал ему от имени населения Авиньона наиболее знатный его житель, мэтр Арнаут Одежье, «с сердцем чистым, как золото», как сказано в «Песни о крестовом походе», явившийся обещать сеньору свою поддержку, едва тот прибыл в большой южный город.
Ободренный этими словами, граф Тулузский назавтра же после своего прибытия в Марсель отправил гонцов в сопровождении немногочисленной охраны к арагонскому королю Хайме (Иакову) I, сыну Педро II, с просьбой прислать свежие войска подкрепления для боя, который он намеревался дать, чтобы освободить Тулузу от крестоносцев. Старый граф вместе со своим юным сыном Раймондом в сопровождении маленького, наспех собранного войска провансальских рыцарей двинулся в сторону Гаскони. В сумерках, усталый, но счастливый, он въехал в Салон-де-Прованс, где решил заночевать. В последующие недели это единое и оказавшееся под хорошим командованием провансальское войско будет отвоевывать для двух Раймондов Тулузских, отца и сына, одну за другой все крепости юго-востока. Благодаря «Песни о крестовом походе» мы способны восстановить различные этапы этой долгой реконкисты, все же далекой от того, чтобы стать эпопеей; созданная здесь картина альбигойского крестового похода очень далека от изображений разграбления Безье или каркассонской резни 1203 года. Ниже мы перескажем основные его эпизоды. 1. АВИНЬОН (март 1216 г.)Раймонд VI, его сын Раймонд VII и их скромная армия провансальских рыцарей выехали из Салона «нарядным утром», под пение птиц, среди едва распустившихся цветов — пришла весна. Бароны по двое скакали по равнине, впереди — молодой граф, рядом с ним — рыцарь-трубадур Ги де Кавайон. «Вот и настало время вернуть честь, которую попрали солдаты Монфора, — сказал ему трубадур, когда они выезжали из Салона-де-Прованс, — и это вам придется ее возрождать, сир Раймонд». «Ги, ваши слова согрели мне душу; знайте, что, если, как я на то надеюсь, Монфор вернет нам Тулузу, никто больше никогда не запятнает нашей чести, ибо, поверьте мне, я никого не страшусь в этом мире, кроме Церкви, и, если наши враги сделаются тиграми, я обращусь в льва». Так они, беседуя, продвигались вперед до тех пор, пока в непроглядной ночи не показались очертания стен Авиньона, куда оба Раймонда вступили под приветственные крики жителей города, в ожидании их прибытия не ложившихся спать. Народ встретил их возгласами: «Слава Тулузе!»; наиболее пылкие авиньонцы даже преклонили колени, и глаза их были полны слез. Оба тулузских графа проследовали в церковь, помолились, после чего уселись за роскошный пиршественный стол и с недюжинным аппетитом принялись уписывать мясо и рыбу под маслянистыми соусами, запивая их приправленными гвоздикой добрыми винами и поглядывая на собравшихся услаждать их слух и зрение певцов, жонглеров и плясунов. На следующее утро — день был воскресный — все именитые жители города по собственной воле поспешили явиться и принести им клятву верности. «Ведите нас, мы повсюду будем следовать за вами», — сказали они, и Раймонд VI им ответил: «С Божьей помощью я исполню ваши желания и обогащу вас!» Затем, после краткого совещания со своими рыцарями, он простился с городом и направился в Оранж, чтобы предложить договор о честной взаимопомощи своему сеньору, Гильему де Бо, а оттуда двинулся в Арагон. В последующие дни его сын Раймонд VII побывал в Венессене и разместил гарнизоны во всех значительных провансальских городах. Но над краем, по которому он неустанно рыскал, снова собрались тучи предательства, гибели и кровавых гроз. Сеньоры Алеса, Бо, Нима, Куртезона, Бокера и Монтелимара восстали против Раймонда VII, отказываясь его признать, но молодой граф, хотя ему было тогда всего девятнадцать лет, умел за себя постоять, был отважен и упорен. Тем временем его отец, «старый Раймонд», как назван он в «Песни о крестовом походе», направился в поисках союзников и подкрепления в Арагон и Испанию. «Доверяю вам сына, — сказал он своим рыцарям, — будьте ему помощниками, советчиками, братьями; эта война настолько же ваша, насколько его. И помните, что вы должны быть благодарны марсельцам и авиньонцам, которые так хорошо нас приняли и помогли нам: они вам понадобятся, ведь без них, если они не придут, вам не взять Бокер, нашу следующую крепость, которая в начале 1215 года перешла под власть Монфора и его крестоносцев». «Прощайте, отец, — сказал ему растроганный Раймонд VII Младший, — заявите королю Арагонскому о своих правах и не забывайте тулузский народ: он благороден и сумеет за вас отомстить». Отец обнял сына, снова вскочил на коня и галопом погнал его в сторону Испании, а Раймонд VII тем временем тайно отдал своим спутникам приказ двигаться к Бокеру. 2. БОКЕР (начало июня 1216 г.)Укрепленный замок Бокер был выстроен на скалистой площадке, возвышающейся над Роной. Его охраняли лодочники, преграждавшие к нему доступ и обеспечивавшие снабжение водой. Перед тем как расстаться с сыном, Раймонд VI посоветовал ему приблизиться к основанию этой площадки, вплотную прижавшись к стенам, и, если удастся, безжалостно убить стражу. «Лишившись воды, — сказал он ему, — Бокер падет». И вот, едва отец уехал, молодой граф Тулузский собрал нескольких тарасконских лодочников; их лодки, проскользнув среди длинных судов, спускавшихся по Роне, пересекли реку и доставили его вместе с его людьми к подножию укреплений Бокера. Жители города, узнав тулузские флаги и разгадав уловку, рассыпались по улицам с криками: «Наш господин граф вошел в город! Французы покинут наши стены! Какая радость!» Раймонд VII вошел в Бокер без боя, его бароны проложили ему путь среди ликующей толпы, и все отправились отдыхать в домах, предоставленных в их распоряжение. Но радость и победителей, и населения Бокера, которое так дружески их приветствовало, вскоре угасла: правитель города, которым был один из приближенных Монфора, сенешаль Ламбер де Лиму, уже нам знакомый, созвал своих наемников, и те ворвались в Бокер с криками: «Ура Монфору! Да здравствует Монфор!» Тулузские бароны заспешили, принялись выкрикивать приказания своим людям, развернули знамена и двинулись прямо на врага под крики: «Тулуза — наша!» Скрещивались дротики, копья, топоры и мечи, дождем сыпались стрелы и камни, ломались щиты, на шлемах появлялись вмятины. Вскоре гарнизон крестоносцев, который Монфор оставил в городе, чтобы его защищать, укрылся в верхней части замка, и тулузцы начали осаду. Теперь положение осложнилось. Осажденные посылали гонцов к Симону де Монфору, но тот был за пределами Франции — он неспешно возвращался после Латеранского собора. В Бокер освобождать крестоносцев поспешили брат «благородного графа», Ги, и его сын Амори. Сам Симон де Монфор прибыл туда лишь 6 июня 1216 года с небольшим войском, и в течение двух месяцев противник изматывал его силы. Узнав о том, что Раймонд VI вернулся из Испании и перешел Пиренеи, Монфор решил вступить в переговоры с его сыном, в котором «благородный граф» надеялся найти более сговорчивого собеседника, считая, что того легче будет убедить. Он предложил Раймонду VII снять осаду Бокера, в обмен обещав сохранить жизнь его солдатам. Юноша с радостью согласился: ему было всего девятнадцать лет, он в жизни своей не воевал и только что одержал победу над величайшим воином христианского мира... который годился ему в деды! Акт о капитуляции был подписан 24 августа 1216 года, и Бокер начиная с этого дня стал частью тулузских владений: это было первое поражение или, по крайней мере, первая неудача Монфора и его людей в начавшемся семью годами раньше крестовом походе. За пять недель до подписания этого акта, 16 июля 1216 года, умер папа Иннокентий III. На папском престоле его сменил кардинал Ченчо Савелли, который будет править церковью с 1216 по 1227 год под именем Гонория III. 3. ТУЛУЗА (начало сентября — ноябрь 1216 г.)Итак, донжон Бокера остался в руках молодого графа Раймонда VII Тулузского, который был разумен, смел и знатного рода, доводился родней королю Франции и королю Англии. Что касается Монфора, тот удалился, пылая яростью, оставив в Бокере своих мулов, арабских скакунов и остатки прежней добычи; твердо решив отыграться за свое поражение, он предпочел начать военные действия на землях своего тулузского врага. В начале сентября 1216 года он собрал французские войска, рассеянные по юго-западу, и отдал всем приказ: «Встречаемся в Монжискаре через три дня и идем к Тулузе». После бешеной трехдневной скачки войска французских крестоносцев, вооруженных с ног до головы, в боевом порядке подошли к крепостным стенам Тулузы, размахивая знаменами и угрожающе выставив копья. У ворот города — самого большого во всем французском королевстве после Парижа — их ждали богатые горожане и рыцари. Они без страха приблизились к Симону де Монфору, поклонились ему и спокойно сказали: «Господин граф Монфор, почему вы идете к нам с воинственными намерениями? Что мы сделали, чем навлекли на себя ваше недовольство? Вы даровали мир нашему городу, но видя вас таким, в доспехах и в сопровождении всех ваших рыцарей, мы подумали, что вы позабыли свое обещание; почему бы вам не войти в наш город без шлема и кольчуги, в шитом золотом пурпуэне вместо того, чтобы приближаться к нашим стенам подобно разъяренному льву?» «Благородный граф» ответил им в грубых выражениях, которые повторяет или выдумывает автор второй части «Песни о крестовом походе» (лесса 171): «Довольно болтать вздор, добрые люди! — будто бы крикнул он, не спешиваясь. — Этот город принадлежит мне, и я прихожу сюда когда и как захочу. Вы и ваш граф причинили мне большой ущерб, и вы об этом сильно пожалеете. Ваши бароны только что украли у меня Бокер, Прованс, графство Венессен и Валентинуа; за один только месяц я получил больше двадцати донесений и свидетельств, в которых говорится о подлом предательстве вашего графа, так что я, Монфор, всех вас считаю виновными. Я знаю, вы все подстроили так, чтобы старик Раймонд вернулся в Тулузу и выгнал меня оттуда, и я заставлю вас за это поплатиться. Клянусь Святым Крестом — так же верно, как то, что меня зовут Монфор, верно и то, что я расстанусь с этим шлемом и этой кольчугой лишь тогда, когда вы отдадите мне в заложники самых богатых ваших горожан, и горе тому, кто осмелится мне противоречить!» Именитые тулузцы, дрожа, молили и все отрицали: в их сердцах, уверяли они, нет ни на грош лукавства, они не устраивали заговоров с целью погубить графа де Монфора, а те, кто донес до него эти лживые известия, — зловредные создания. «Вы отъявленные лицемеры, — ответил им Монфор, — я знаю, что ни один из вас меня не уважает и что вы радовались бы, если бы я утратил свое графство... Право слово! вы что же, Монфора не знаете?» Сопровождавшие графа рыцари попытались его успокоить. «Остерегайтесь, граф, — сказал ему один из них, Одри Фламандец, — тулузцы горды, и унижать их так, как вы сейчас это сделали, означает подвергать себя смертельной опасности: играя в эту игру, вы рискуете оказаться под землей». «Сеньор рыцарь, — отвечал Монфор, — у меня нет выбора. У меня в кармане не осталось ни гроша, я вложил все, что у меня было, в крестовый поход, и те крестоносцы, которые последовали за мной, не богаче меня; Тулуза — богатый город, я, должно быть, найду здесь, чем заплатить моим солдатам и моим людям: все они бедны, и, боюсь, если я этого не сделаю, они меня покинут. Так что пусть глупая болтовня этих тулузцев немедленно смолкнет: сражаюсь-то я, а не эти размазни. Пусть их схватят и отправят гнить в подвалах нарбоннского замка, а мы тем временем поживимся их имуществом; когда наш кошель наполнится, мы снова отправимся сражаться в Прованс. Но пусть они знают: перед тем мы разграбим этот город и, поскольку граф Тулузский и тулузцы только что украли у меня Прованс, я снова его отвоюю на их деньги». Симон был вне себя от ярости и готов на все. Его брат Ги де Монфор, присоединившийся к нему у Бокера, попытался его успокоить и вразумить[109]. «Брат, — сказал он ему, — послушайте меня, тулузцы богаты, это правда. Так заберите у них пятую часть их богатства или даже четверть, и никто не будет на вас в обиде; но не разоряйте этот город, после Парижа прекраснейший во всем французском королевстве. Разрушив его, вы богаче не станете; напротив, и вы потеряете честь, и славе Божией это не послужит». «Брат, — отвечал ему Монфор, — мои люди грозятся разойтись по домам, если я им не заплачу, и у меня нет ни малейших причин щадить Тулузу: тулузцы меня ненавидят, это всем известно, с самого начала крестового похода... Я соберу здесь много денег, и вскоре падут и Бокер, и Авиньон». Тогда вмешался тулузский законник, мэтр Робер. Он тоже попытался образумить «благородного графа»: «Мессир граф, давайте поговорим начистоту. Кажется, вы забыли, что этот край был доверен вам папой и что вы действуете здесь от его имени; если вы заденете правосудие и право, то обесчестите Церковь Христову. Если тулузцы говорят, что они невиновны, вы не имеете права без суда отнимать у них имущество. Недостаточно обвинить их, прежде чем их наказывать, надо доказать, что они поступили плохо». Тем временем Фульк, епископ Тулузский, последовавший за Монфором в Бокер, расхаживал по городским улицам и строго внушал его жителям: Встречайте же радостно и приветливо графа де Монфора и льва, украшающего его знамя! Откройте безропотно двери своих домов его людям, продайте им то, что они просят, будьте уверены, они хорошо вам заплатят, это не рейтары, не наемники, это честные люди, которые и кружки воды не украдут у ближнего!» Однако по переулкам Тулузы пополз слух, будто граф де Монфор требует выдать ему заложников. Слух был небезосновательным, поскольку улицы заполнились крестоносцами. Они вламывались во все дома, оттесняли хозяев, тыкали им в лицо мечом и орали: «Выкуп или жизнь, тулузский житель, наш благородный граф шутить не расположен, открывайте кошельки и сундуки!» Женщины и дети разбегались в слезах и с громким плачем, сбивались в кучки на площади, а ошеломленные мужчины ворчали. «Надо это видеть своими глазами, чтобы поверить: граф с нами обходится как фараон поступал с Моисеем и евреями в Египте!» Внезапно со всех сторон послышался один и тот же крик: «К оружию, добрые люди, проснитесь, лев Монфор выпустил когти!» И вскоре из всех домов Тулузы вышли рыцари, городские обыватели или ополченцы, в кожаной одежде, с железными шлемами на головах, вооруженные острыми топорами, серпами, тесаками, арбалетами, ручными луками. Они возвели баррикады у дверей своих домов, и завязался кровавый уличный бой. «Монфор!» — вопили крестоносцы, сзывая своих пехотинцев, а противники им в ответ: «Тулуза наша!» или «Бокер! Авиньон!» Весь город превратился в огромную кровавую свалку, в которой мелькали мечи, копья, пики, топоры, стрелы, ножи, палки; те, у кого не было оружия, дрались досками или кидались камнями. Тулузцы упорно отстаивали свою жизнь и свои права, пядь за пядью защищая город, где иные дома уже были объяты пламенем; они рыли канавы и возводили баррикады. Бароны Монфора отступали под ударами: не так многочисленно было его войско, чтобы сопротивляться подобной ярости. Но их предводитель, «благородный граф», бросил не слишком благородный клич: «Поджигайте все!» (ПКП, 172). Тотчас в еврейском квартале города запылали факелы и головни; французы заперлись в епископском дворце и в стоявшей поблизости от него большой башне Маскарон, пока тулузцы сражались, как могли, с истреблявшим их город пламенем. Анонимный автор второй части «Песни о крестовом походе» так описывает постигшее их бедствие:
Битва продолжалась до поздней ночи, а епископ Фульк и Монфор тем временем искали способ выбраться из этого опасного положения. «Благородный граф», охваченный яростью, был непреклонен: взятым им в заложники тулузским баронам он велел сообщить, что на рассвете им отрубят головы, а тела их будут сброшены с крепостных стен Тулузы. Епископ Фульк не мог дольше мириться с этим кровожадным неистовством. Он был добрым христианином и обдумывал другую возможность. «Попробуем для начала смягчить народ», — сказал он окружавшим его клирикам. И ночью, когда ярость народа утихла, он послал нескольких из них в город с тем, чтобы пролить на самых разъяренных «медовые слова», как сказано в «Песни о крестовом походе»: люди Фулька старались образумить тулузцев, объяснить им, что всех проблем их города за одну ночь не уладить. Один из них, аббат из Сен-Сернена, так старался, что именитые горожане сдались и согласились на следующее утро, как только рассветет, собраться в ратуше, а затем отправиться в расположенное за пределами городских стен предместье, в квартал Вильнев, чтобы заключить нечто вроде временного соглашения. 4. ВИЛЬНЕВСКАЯ ЗАПАДНЯ (ноябрь 1216 г.)День едва проглянул и солнце еще не встало, когда наиболее видные жители Тулузы — знатные бароны, богатые и именитые горожане, торговцы, мельники, а также скромные рыцари собрались в ратуше, куда пришли также аббат Сен-Сернена, прево Маскарона, законник мэтр Робер и, разумеется, всемогущий епископ Тулузский, его преосвященство Фульк из Марселя, высшая власть в делах веры. Как только все эти высокие особы удобно устроились, аббат Сен-Сернена повел беспредельно вкрадчивые речи. Для начала он воззвал к Духу Святому, что для аббата вполне естественно: «Да снизойдет на нас Дух Святой в Его кротком сиянии: я призываю Его благую волю примирить Тулузу и мессира Симона де Монфора, да воцарится Его праведный и чистосердечный мир!» Затем, повернувшись к тем, кого это непосредственно касалось, продолжил: «Приемлемое соглашение вполне возможно: отныне это зависит лишь от вас одного, господин граф, ибо его преосвященство епископ и божественная доброта так много потрудились этой ночью, что Монфор дрогнул». «Монфор дрогнул!» Если бы «благородный граф» был на такое способен, жители Лангедока и в особенности Тулузы давно бы это заметили; вот уже семь лет как он прибирал к рукам окситанские города и крепости. У всех на памяти были Безье, Каркассон, Минерв, Терм, Лавор, Кастельнодари, Сент-Антонен, Монкюк, Пенн-д'Ажене, альбигойские крепости, Муассак, Мюре, владения Фуа и Прованс, до которого теперь дошел черед и который постепенно завоевывали крестоносцы. Однако молодой граф Раймонд VII, после Латеранского собора лишившийся своего графства, не утратил надежды; он показал это в Бокере, и сам Монфор пока что не считал себя окончательным победителем графов Тулузских. Так что тулузцы оставались недоверчивыми, хотя и выслушали предложения, сделанные аббату «благородным графом»:
Все было сказано. Совет закончился, тулузцы успокоились. Теперь видные тулузские горожане доверчиво направились к воротам Вильнев, чтобы выслушать графа де Монфора. Их ждало глубокое разочарование, им пришлось сбавить тон. Оказавшись лицом к лицу с непримиримым графом, которого большинство из них никогда в жизни не видели, именитые тулузцы оробели и растерялись. Что касается епископа Фулька, то он продолжал играть свою роль посредника. «Господин граф, — угодливо обратился он к Монфору, — эти горожане сдаются на вашу милость; тем не менее, на мой взгляд, надо обеспечить себе уверенность в том, что обещание не бунтовать, которое они вам дали, будет выполнено, а для этого следует взять еще заложников, и, если хотите, я могу сам их выбрать». Монфор, не ответив епископу, повернулся к тулузцам, которых нисколько не успокоило то, что они услышали, и для начала отдал им приказ освободить тех его баронов, которых они взяли в плен, что и было немедленно исполнено; воины вернулись к нему без единой царапинки. После этого завязался общий разговор, и мнения явственно разделились[110]. «Бароны, — сказал Монфор, — я хочу знать ваше мнение: в соответствии с законами войны я намерен разграбить Тулузу и отдать вам ее богатства, это с лихвой вознаградит вас за былые невзгоды. Что вы об этом думаете?» Его брат, Ги Старший, тотчас откликнулся и попытался его смягчить: «Брат, не делайте этого: разграбить Тулузу означало для бы для вас навредить самому себе. Возьмите город потихоньку, не торопясь, и вас будут любить; запятнайте Тулузу кровью, и вы утратите честь. Истинный рыцарь не сокрушает противника, когда тот преклоняет перед ним колени, он отказывается удовлетворить требования собственной гордыни. Простите Тулузу, и тогда она поистине сделается вашей. Верните знатным сеньорам их земли и законные владения, горожанам — их привилегии, а если они попросят новых — даруйте им и это. В день, когда вам будет недоставать средств, эти люди развяжут для вас свой кошелек. Поверьте мне, именно так следует завоевывать Тулузу, а не кровью и грабежом». Сир де Руси, один из приближенных графа, склонялся к тому же мнению: «Удовлетворите просьбу этих людей, которые молят о пощаде, благородный граф, и они останутся вам признательны; если же вы их ограбите, они только о том и будут думать, как бы вас убить». «Богом клянусь, сир де Монфор, — подхватил третий, — разрушить Тулузу означало бы проститься с Небесами и рыцарской честью». Однако рыцарь по имени Люка с ними не согласился: «Не верьте им, благородный граф, они вас обманывают! Сокрушите тулузцев, унизьте их, и ваше имя возвеличится; если же вы их возвысите, позором покроемся мы. Ваши подданные вас ненавидят: вы убивали их отцов, их сыновей, их родню; зачем же любить того, кто не любит вас? Они хотят видеть своим сеньором графа Раймонда VI, и с этим вы ничего поделать не можете». Епископ Фульк снова взялся за свое: «Если вы хотите крепко держать в руках этих людей, благородный граф, вот как надо действовать: я обещал им помощь Церкви, если они будут разорены, воспользуйтесь этим, чтобы заткнуть им рот. Велите сломать заграждения, которые они возвели в городе, отнимите у них оружие и доспехи и известите всех, что тот, кто станет их прятать, будет караться смертью. Не стесняйтесь проводить обыски, и, если найдете в сундуках деньги, берите их. Обирайте этих горожан: на их золото вы сможете нанять сильное войско, достойное такого завоевателя, как вы; вы сможете снова забрать Гасконь, Каталонию, Прованс и Бокер, которые бывший граф Тулузский, Раймонд Старый, только что у нас отнял при помощи своего сына. Постарайтесь захватить в плен этих двоих, сошлите их заложниками в отдаленные земли, вычерпайте до дна их казну, и тогда вы, граф Монфор, сделаетесь бесспорным властителем Гаскони». «Благородный граф» все еще колебался между великодушным поступком и замашками пирата, но одного названия Бокера оказалось достаточно, чтобы он встрепенулся: Монфор не смог примириться с утратой своих провансальских крепостей. Повернувшись к остальным, он резко и гневно проговорил: «Провансальские бароны меня предали, и они дорого за это заплатят! Но я не допущу, чтобы то же повторилось и в Тулузе, так что могу вам обещать, что, если они немедленно не покорятся, я обращу город в дымящиеся развалины». «Вы толкаете моего брата на преступление, — возразил Ги де Монфор сторонникам силовых методов. — Если он обратит Тулузу в прах, население города, пусть даже и поредевшее, будет его ненавидеть так сильно, что придется ему отказаться от своих прав и навсегда покинуть город». «Граф Ги говорит правильно, господа, — поддержал его один из приближенных Монфора. — Тулузцы никогда не забудут своих сыновей и друзей, погибших от ваших рук, и никогда не перестанут вас ненавидеть. Когда граф Раймонд вернется в свои сожженные стены, его возвращение заронит в их сердца новую ярость, и горе нам, если тулузцы тогда еще будут в состоянии сражаться!» «Покончим с этим, господа, — сказал Фуко де Берзи, рыцарь-разбойник, и скорее разбойник, чем рыцарь, следовавший за Монфором с самого начала крестового похода. — Советовать Симону разрушить этот город, снести до основания его стены, сжечь его дворцы, украсть его золото означает желать всем нам погибели и вечного проклятия. Тулуза, ее стены и богатства, которые в них заключены, — лучшее оружие нашего графа, а следовательно, и наше: он не имеет права его утратить. Для него лучше обходиться с тулузцами уважительно, успокоить их, сделать так, чтобы они его полюбили, И тогда его слава и его могущество заставят содрогнуться всю Испанию». К несчастью, эта речь пропала даром, к тому же и люди Монфора уже рассыпались по городу. Они пинками и ударами кулаков останавливали встречавшихся им на пути тулузцев и загоняли их в качестве заложников в хорошо охраняемый лагерь; там набралось четыреста человек, которые всю ночь дрожали под проливным дождем. На следующее утро, едва рассвело, граф и епископ велели отвести их в церковь Сен-Пьер[111], где ученый законник произнес перед ними следующую краткую речь:
Обещанное соглашение на деле было подло подстроенной ловушкой. Собравшаяся толпа оторопела, ничего не понимая. Тулузцы осознали, что у них остается лишь один-единственный выбор: между смертью и рабством. Один из горожан воскликнул, обращаясь к толпе: 5. МОНФОР НАКАЗЫВАЕТ ТУЛУЗУ (конец 1216 г. — начало 1217 г.) Тулузцы, охваченные негодованием, возмущенные тем, насколько низко были обмануты, вернулись домой, и Монфор немедленно бросил на город свои войска: его люди вышибали двери домов, шарили повсюду, забирали все оружие, какое удавалось найти. Поскольку граф более всего опасался именитых горожан, он разослал во все кварталы Тулузы глашатаев, велел трубить в рог и призывать рыцарей, знатных дам и всех состоятельных людей покинуть город в кратчайший срок; вместе с тем он сообщил, что нуждается в их деньгах для того, чтобы победить ересь, и что им придется заплатить особый налог еще до ближайшего дня Всех Святых. А пока что он поручил могучим солдатам вывести за городские укрепления сливки Тулузского общества вместе с их роскошными и упитанными женами и прогнать, ослепших от пыли и дрожащих от ярости, прочь из города, словно паршивых псов. «Благородный граф» объявил, что накажет Тулузу, разрушив ее дома и ее памятники, и обещание свое сдержал. Силой пригнали к укреплениям народ с лопатами, заступами, кирками и молотами, чтобы снести городские стены и сбросить камни в ров. Послушайте, как автор «Песни о крестовом походе» жалуется, горюет о разрушении своего прекрасного города, рассыпающегося на куски:
Теперь злоба и бешенство Монфора не знали границ. Он без умолку говорил о том, что обдерет до костей этот дерзкий город, подожжет его, истребит его население. Тщетно брат, сир Ги де Монфор, молил его умерить ярость. «Не поддавайтесь охватившей вас ненависти, — уговаривал он. — Велите им отдать вам все золото и серебро, в которых вы нуждаетесь, но Бога ради, пощадите их жизнь и их дома...» Зато епископ Фульк, забыв, что служит в Тулузе религии любви, а не ненависти, поощрял графа в его бесчеловечном стремлении разрушать. Если те слова, которые вложил в его уста автор второй части «Песни о крестовом походе», по сути своей верны, мы можем лишь содрогнуться, читая их:
Все участники этого импровизированного совета его поддержали, и подручные Монфора обрушились на славный город, угрожая, избивая, высаживая двери домов, круша все на своем пути, опустошая сундуки и дари, нападая на всех встречавшихся им горожан и горожанок с криками: «Пусть живут, если им хочется, но на коленях!» Они тащили из амбаров мешки с мукой и зерном, забирали вино и вяленое мясо, срывали парчу и греческие шелка, украшавшие дома зажиточных горожан. К вечеру этого страшного дня Тулуза превратилась в груду обуглившихся развалин, еще продолжавших дымиться. Тулузцы после этого в течение двух месяцев будут оплакивать свой город и свое прошлое, испепеленные перед их растерянными взглядами, а тем временем тот, кого именовали «благородным графом», де Монфор станет наслаждаться своей победой над дважды покоренным городом, на этот раз захваченным изнутри. Главной заботой графа теперь стала предстоящая женитьба его младшего сына, Ги де Монфора, на графине Петронилле де Бигорр[112]. Затем Монфор, жадный до новых земель, направился в долину Арьежа, где намеревался осаждать Монгренье, владения Роже-Бернара, сына его давнего врага, графа де Фуа; позарился он и на соседние земли и замки. Затем, в начале весны 1217 года, он велел седлать лучших коней, созвал самых отважных рыцарей, покинул Тулузу, перебрался через Гаронну и, повернув прямиком по направлению к Сен-Годану, направился в гасконские земли, где почти без боя завладел несколькими феодами (в частности, теми, что принадлежали графу де Фуа). Он устроил там настоящую резню, истребляя «мирных и кротких людей, стремящихся к свету», спокойно работавших на своих полях. * * *После смерти папы Иннокентия III, скончавшегося 16 июля 1216 года, обстановка в Лангедоке решительно изменилась. Его преемник, Гонорий III, «заново открывал» этот край, и представитель папы, которого он отправил к новому графу Тулузскому, то есть к Монфору, — в данном случае этим представителем был легат Бертран, преемник кардинала-легата Пьера де Беневана, — совершенно не разбирался в политических и династических проблемах, которые возникли в связи с Тулузой и тулузским графством. С точки зрения феодального права над всем прочим должно было преобладать решение Латеранского собора: графство и титул графа Тулузского принадлежали Монфору на том основании, что «с давних пор по некоторым признакам несомненно, что под господством Раймонда VI его край не может сохранить католическую веру». Однако в 1216 году для местной знати, горожан и простонародья эти феодальные права принадлежали сыну Раймонда Старого (тот был еще жив, но отлучен от Церкви, а стало быть, не мог вернуть себе ни своих владений, ни своего титула), иными словами — Раймонду VII, который во всех документах, какие ему приходилось подписывать, именовал себя «сыном сеньора Раймонда и милостью Божией герцогом Нарбоннским, графом Тулузским и маркизом Прованса». Кроме того, трудности, с которыми столкнулся Монфор под Бокером, склонили нового папу Гонория III к тому, чтобы собрать для него крестоносное войско, пообещав всем, кто возьмет крест, чтобы истреблять катаров или их покровителей, такие же индульгенции, какие получали крестоносцы, воевавшие в Святой земле. «Благородный граф» де Монфор использует эти войска для того, чтобы завоевать несколько замков в Провансе и сражаться с Раймондом VI, у которого он уже отнял Тулузу и теперь рассчитывал оборонять от него этот город. 6. ВОЗВРАЩЕНИЕ РАЙМОНДА VI (сентябрь 1216 г. — сентябрь 1217 г.)Во второй половине 1216 года положение сделалось еще более сложным. Как мы уже говорили выше, Монфор в ноябре женил своего младшего сына Ги на графине Петронилле де Бигорр, и тот сделался графом де Бигорр; и тут начался новый спор — из-за города Лурда, чьи земли оказались на границе двух различных владений. Уладив разногласия, Симон де Монфор в декабре 1216 года вернулся в Тулузу, принадлежавшую ему в соответствии с решениями Латеранского собора, и потребовал, чтобы его подданные выплатили налог, причитающийся ему и за тот год, который подходил к концу, и за прошедший. Сборщики налогов «благородного графа» взялись за дело, отнимая имущество у налогоплательщиков и закладывая их земли; вскоре беспорядки в городе достигли предела. В декабре Монфор получил неприятное известие: папа решил вернуть графу Раймонду-Роже его замок Фуа. Кроме того, Раймонд-Роже построил себе новый укрепленный замок в Монгренье, выше Монгайяра, неподалеку от Фуа. Возникшая угроза заставила Симона де Монфора в первых числах февраля 1217 года отправиться в Монгренье и начать осаду. Крепость, которую защищали Роже-Бернар, сын Раймонда-Роже, и Роже де Комменж, после нескольких недель осады сдалась. Осажденные вышли оттуда свободными, но оставили Монгренье войскам Монфора, с которым было заключено перемирие на год. После этого Симон вернулся в Тулузу, в Нарбоннский замок. Ему не суждена была долгая безмятежная жизнь: возвращение обоих Раймондов в Прованс, где они укрепили свою власть, заставило его в мае покинуть жену, детей и племянников и отправиться воевать сначала в Корбьер, а затем на правый берег Роны, которую он перешел в июле. Оттуда он отправился осаждать Кре на Дроме и причинил некоторый ущерб Раймонду VII Младшему, разорив по пути его виноградники близ Баланса. В конце лета 1217 года Раймонд VI Старший, пользуясь отъездом Монфора, вернулся из Испании. Его встретили старый граф де Комменж, с которым он некогда вместе сражался против Монфора, и еще несколько сеньоров, в числе которых были молодой граф Роже-Бернар де Фуа и Эмери де Кастельно, тулузский судья. «Мессир, — обратился Раймонд VI к Комменжу, — выскажите ваше мнение. Конечно, мне пришлось покинуть мои прекрасные тулузские владения, а главное — мой город, который я сделал прекраснейшим во всем французском королевстве, и сделал я это ради того, чтобы избежать столкновений. Но если верить тому, что мне рассказывают, бывшие мои подданные больше не могут терпеть несправедливых притеснений Монфора, а что касается меня самого, то я чувствую, что неспособен долее оставаться разлученным с моей страной. И потому я послал гонцов в Тулузу, к самым именитым жителям моего города, желая узнать, в каком положении находятся дела, и они ответили мне в посланиях, надлежащим образом скрепленных печатями, что Монфор изгнал наиболее мудрых из них. Но они настолько горят желанием увидеть, как в Тулузе восстановятся прежние честность и верность, что готовы подвергнуться любым опасностям, пойти на все ради того, чтобы я вернулся туда и снова взял власть в свои руки. Они заверили меня в том, что, если я прибуду туда тайно, город, любящий и преданный, будет моим и вместе со мной прогонит Монфора. И вот я вас спрашиваю: что, по вашему мнению, мессир, я должен делать?»[113] «Сир, — ответил ему Комменж, — если вы сумеете отвоевать и сохранить Тулузу, вы вернете всю силу понятию чести, столь долго попираемому в Лангедоке и Провансе, в особенности бесчинствами графа и его крестоносцев». «Тулуза — ключ к этому краю, господин граф, — произнес Кастельно, — возьмите ее и возродите, вдохните в нее жизнь. И тогда к вам возвратятся все украденные у вас замки, и тулузцы вновь обретут прежнюю честь и радость жизни. А когда вы вернете себе Тулузу, мессир, молим вас бережно хранить ее к величайшему счастью для всех». «Тогда скажите мне теперь же, как действовать; я так давно покинул эти края... У меня даже войска нет!» «Незачем говорить об огне, когда фитиль еще не подожжен: забудьте о прошлом, граф, и идите прямо на Тулузу», — произнес сеньор Роже де Монто. И все дружно, едва ли не в один голос прокричали: «Слава Богу, рыцари, возвращаемся в Тулузу! Войска никакого не потребуется, мы не встретим никакого сопротивления: тот, кто по глупости станет искать с вами ссоры, мессир граф, пожалеет о том, что на свет появился!» «Хвала Господу, друзья, — сказал граф Раймонд VI, — вы согреваете мне душу. Вы правы: не надобно никакого войска, чтобы отвоевать Тулузу, достаточно и тех баронов, которые нас окружают». Дальше все происходило очень быстро, на волне всеобщего восторга. Через несколько дней после этого совета, в сентябре 1217 года, доблестный граф Раймонд во весь опор погнал своего коня к Тулузе; армия его сторонников следовала за ним по холмам, лугам и долинам, возглавляли ее «три Роже», то есть граф Роже де Фуа, Роже де Монто и Роже де Комменж, виконт де Кузеран. Лошади ржали, эхо от топота копыт летело через окрестные горы и долины, и вдруг в долине Лгу, в месте под названием Ла Сальвета, скакавший впереди всадник оказался лицом к лицу с мессиром Жорисом, ведущим войска «благородного графа». Через несколько минут все пришло в смятение, поднялся шум, завязалась схватка. Роже де Монто вращал мечом и подбадривал своих людей, граф де Фуа молнией примчался на своем арабском коне, одним ударом сразил скакавшего рядом с Жорисом Ришара де Турнедо, и тот повалился наземь в помятой кольчуге и с рассеченной надвое головой. Повсюду в лугах шел свирепый и безмолвный рукопашный бой. И с той, и с другой стороны резали, рубили, кромсали. Мессир Жорис выбрался из схватки и стремглав помчался прочь, спасаясь бегством, и никто не мог его нагнать. Несмотря на свои шестьдесят лет, во весь дух прискакал Раймонд Старший, но битва уже завершилась, и он увидел, как бежит враг. Бернар де Комменж окликнул его: «Мне кажется, сеньор, Бог за нас: первый бой — и первая победа! Меня радует такое предзнаменование... Мы отвоюем Тулузу ради вас, граф Раймонд, положитесь на слово ваших верных вассалов». «Я на это рассчитываю, племянник, и я уверен, что войду с вами в мой славный город. Пошлите гонцов сказать тулузцам, что мы приближаемся: пусть берут оружие и присоединяются к моим баронам. А теперь в путь, друзья мои, воспользуемся туманом, который только что поднялся, и пойдем к Тулузе через лес: так мы сможем застать врага врасплох». Они тотчас пустили коней рысью; едва въехав в лес, за которым был город, они встретили двух консулов[114], мессиров Раймонда Беленгье и Юга Жана, ликующих и радостных до слез. «Сеньор, — обратился к графу первый из них, — Тулуза ждет вас, нас вас уповают как на Духа Святого, но ни за что не входите в город через мосты, ибо все они охраняются: переплывите через реку в лодке; над водой расстилается такой густой туман, что вы окажетесь у ворот прежде, чем стражники Монфора успеют опомниться». И в самом деле, город, через который к тому же протекала Гаронна, был так велик, что преградить в него доступ было практически невозможно, да и стены его находились в весьма плачевном состоянии. И вот армия графа Раймонда VI Старого уже перебралась через реку и выстроилась на берегу, развернув все знамена. Народ, обезумев от счастья, устремился навстречу. Все обнимались, а когда граф Раймонд въехал в Тулузу через самые большие сводчатые ворота, весь город сотряс взрыв радости. Повсюду, где он проезжал, к нему устремлялись богатые и бедные, женщины и мужчины, девушки и юноши, молодые люди и убеленные сединами старики; преклонив колени, они целовали его одежду и обувь, протягивали к нему руки и кричали: «Слава Иисусу Христу, наш сеньор возвращается!» И каждый, схватив палку, нож, копье или камень, устремлялся вдоль улиц, потрясая своим оружием, намереваясь изрубить в куски всех французов, какие только ему встретятся, — как всегда поступали в истории человечества, в Средние ли века или в наши дни, народы, оказавшиеся под властью чужеземных захватчиков[115]. Тулузцы распевали на улицах:
Так граф Раймонд VI принял дань почитания от разоренного города, у которого не осталось ни башен, ни зубцов на стенах, ни часовых, ни оружия, но жители его были полны радости. «Небо возвратило нам Раймонда, нашего сеньора!» — восклицали одни; «Вооружимся, тулузцы, каждый убьет крестоносца!» — пели другие. Один хватал меч, другой — дубинку, третий — копье, с криком рассыпались жители по улицам, преследуя французов, а догнав — рвали в клочья. Выглянув из окна, графиня де Монфор осведомилась: «Бароны, кто эти люди, разоряющие город?» «Ни малейшего сомнения, — ответил ей кто-то из слуг, — это граф Раймонд, который возвращает себе Тулузу... и он не один, я вижу рядом с ним Бернара де Комменжа и его знаменосца, и Роже-Бернара де Фуа, сына графа Раймонда-Роже, и многих других сеньоров, которых обобрал ваш благородный супруг. Их больше тысячи...» Жители Тулузы, ликуя, приветствовали освободителей, а графиня де Монфор тем временем призвала щитоносца: «Бегите скорее, проскользните как-нибудь, найдите благородного графа, где бы он ни был, и скажите ему, чтобы забыл свой Прованс и спешил сюда, потому что он вот-вот потеряет Тулузу, жену и сыновей, и если еще час промедлит и не придет им на помощь, то не увидит их больше в этом бренном мире!» В Тулузе начали готовиться к обороне в предвидении возможного штурма: богатые и бедные, прекрасные дамы, «гордые юноши и любезные девы» орудовали кто киркой, кто лопатой, возводили баррикады, с наступлением темноты все вместе несли дозор. Молодые тулузцы в ожидании появления графа Раймонда Старого пели, женщины пускались в пляс, а девицы скакали под звуки тамбуринов (ПКП, 183). Тулузцы так давно ждали дня, когда смогут стряхнуть гнет узурпатора, который украл у Раймонда VI его титул! А ведь тому он достался вместе с землей и замками в наследство от старинного рода: Раймонд I, его предок, получил титул тремя веками раньше, в 849 году, от Карла Лысого. Но вскоре горожанам пришлось испытать разочарование: вступившие в город войска не были армией графа Раймонда, это были войска и вооруженная свита сира Ги, сына графа де Монфора, которые шли с развернутыми знаменами. «Спешивайтесь, бароны!» — прокричал он громким голосом. Тотчас эскадроны выстроились в боевом порядке, запели трубы, засверкали вынутые из ножен мечи, и свора крестоносцев обрушилась на город, снося баррикады и заграждения, а граф де Фуа тем временем скликал своих баронов. И завязался бой, великолепно описанный анонимным автором «Песни о крестовом походе»:
Так они сражались целый день, неуклюжие тулузские обыватели, которых вели в бой их сеньоры, против искусных воинов, людей Монфора. К тому времени, как стемнело, битва закончилась: неподготовленные войска графа Раймонда победили крестоносцев. Без малейшей помощи извне, почти без оружия, сражаясь дубинками, они спасли Тулузу; их противники не могли понять причин своего поражения, и ближайшие помощники Монфора в бешенстве кричали своим баронам:
Тулузцы же, радостные, сияющие, волокли по улицам пленных и без долгих разговоров вешали их на городских деревьях; их старый обездоленный сеньор, доблестный граф Раймонд VI Тулузский, выгнал из города французов, нормандцев, англичан и прочих тевтонских наемников с одной лишь Божьей помощью. Господь спас город. Один из вражеских полководцев, Фуко, жаловался:
«Сир Фуко, — ответил ему мессир Ги де Монфор, брат графа, — разве вы забыли, что когда-то тулузцы просили нас пощадить их? Если бы мой брат обладал хоть малостью истинного благородства и раскрыл им объятия вместо того, чтобы изображать из себя кровожадного тирана, дело до этого не дошло бы. Господь перешел на другую сторону, потому что увидел наш обман, и кто знает, сможем ли мы когда-нибудь снова взять Тулузу? Для этого, рыцари, нам придется сразиться со всеми храбрецами Гаскони и других земель, которые обрушатся на нас». Мессир Ги де Монфор даже не подозревал, насколько верны были его слова. Примечания:1 Сеньория Альби играла весьма незначительную роль в этой долгой и недостойной религиозной войне, на самом деле охватившей весь юго-запад Франции. (Здесь 10 Ср. Georges Duby, Histoire de la France, Larousse-Bordas, rééd. 1997, p. 270. 11 Прево (prévôt) — должностное лицо в средневековой Франции. С XI века — королевские чиновники, обладавшие судебной, военной и фискальной властью в пределах административно-судебных округов; в XIII веке были поставлены под контроль бальи и сенешалей. (Примеч. переводчика.) 108 Число явно завышенное: в то время в Авиньоне должно было быть самое большее двадцать тысяч жителей. 109 Следующий за этим диалог — чисто лингвистическая адаптация, пересказ на современном французском языке того, что сказано в «Песни о крестовом походе»; мы бережно сохранили психологическую основу. 110 Все диалоги, которые мы здесь приводим, взяты из «Песни о крестовом походе» (лесса 177); мы ограничились тем, что сделали речь более современной. 111 См. план Тулузы, Приложение VI. 112 Она была вдовой Гастона Беарнского, который одновременно с «тремя графами» (Тулузским, де Фуа и де Комменж) утратил свои владения, доставшиеся Монфору; см. Приложение XIII. 113 Пересказ «Песни о крестовом походе», лесса 181. 114 Главных городских судей. 115 Надо постоянно помнить о том, что в те времена до политического единства Франции было еще далеко, и жители Лангедока, к примеру, считали себя оккупированными силами северной Франции, французами. |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
