• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Смерть Симона де Монфора поставила папу Гонория III, избранного в 1216 году, в безвыходное положение. Разумеется, его святейшество мог поручить командование крестовым походом старшему сыну графа, Амори де Монфору, — что он и сделал, — но тот оказался недостаточно опытным и не справился с задачей. Осада продлилась еще несколько недель, затем, сделав последнюю попытку штурмовать город, сеньоры из окружения молодого графа недвусмысленно дали ему понять, что не намерены продолжать осаду Тулузы. Родной брат Амори, Ги де Монфор, младший сын покойного графа, обратился к старшему ровным и усталым голосом.

«Сеньоры, — молвил Ги Монфор, — уже который год

Во славу Господа Христа мы льем и кровь, и пот,

И многим в схватке умереть уже настал черед.

Клянусь, ни небо, ни земля не стоят сих утрат,

И если прежде на врага страх наводил мой брат[135],

То ныне битву продолжать рискнет лишь сумасброд».

Амори, который теперь встал, поскольку был старшим сыном Монфора, во главе крестоносцев, придерживался противоположного мнения.

«Сеньоры, — молвил Амори, — о том и речь идет,

Что кровь убитого отца о мести вопиет

И отступление мое всяк бегством назовет.

Как имя доброе спасти? Как избежать клевет?

Я, за отца не отомстив, нарушу свой обет

И делу Церкви причиню непоправимый вред».

Алан де Руси, один из самых храбрых рыцарей, разделял мнение Ги де Монфора.

«О граф, — сказал сеньор Алан, — позвольте дать совет:

Решившись город осаждать, мы не избегнем бед,

Ведь ныне к тем, кто был гоним, приходят дни побед.

Осаду жители снесут без горя и забот,

У них есть хлеб, вино, зерно, дары земных щедрот,

Дрова на случай холодов и подъяремный скот;

Сердца их радостью полны, а нас тоска гнетет.

Уж город был у нас в руках. Каков же результат?

Тот, кто победу упустил, как люди говорят,

Добро, утраченное им, вернет себе навряд!»

Его речь продолжил епископ Фульк.

«Столь велика моя печаль, — сказал Фолькет-прелат, —

Как будто Бог меня отверг, низринув душу в ад».

Но кардинал, представлявший папу в этом крестовом походе, суровым тоном положил конец жалобам недовольных рыцарей:

И так, к баронам обратясь, рек кардинал-легат:

«Мы все покинем этот край, прочь уведя солдат,

Однако будущей весной, когда весь мир цветет,

Вослед за войском короля вернемся в сей феод.

Сам принц на горе всем врагам возглавит наш поход!»

((ПКП, 207))

На этом разговор закончился. Крестоносцы, ободренные этими не слишком пастырскими речами, воспряли духом и поверили в будущее; 25 июля 1218 года, в день Святого Иакова, они подожгли все свои осадные машины и укрепления Нарбоннского замка. Тулузцы толпой устремились тушить пожар, а «победоносная», но изрядно поредевшая армия крестоносцев тем временем увозила мертвое тело своего предводителя, графа де Монфора, в Каркассон. Там его торжественно похоронили в соборе Сен-Назар. На его надгробном камне можно прочесть надпись, которая обещает, что граф, святой и мученик, воскреснет, познает в раю совершенную радость избранных и воссядет по правую руку Господа, однако анонимный автор второй части «Песни о крестовом походе» с горечью вопрошает:

Ведь если кто-то лил рекой кровь добрых христиан,

И лживым словом обольщал, и Зло возвел на трон,

И, сея семена вражды, нанес Добру урон,

и если Рыцарство и Честь унизил сей тиран,

Детей и женщин истреблял, пятная честь и сан,

И все же Господом Христом был избран и спасен,

То ясно, сколь святую жизнь он прожил в мире сем!

((ПКП, 208))

В течение следующих месяцев Раймонд VII Тулузский отвоевывал одно за другим свои владения в Лангедоке; войска Амори де Монфора тщетно старались ему в этом воспрепятствовать и неизменно терпели поражение. Многие города Лангедока сразу после смерти Симона IV де Монфора отступились от его преемника. Памье, Фуа, Ломбер и даже Альби перешли на сторону Раймонда Младшего. Сын графа де Комменжа занял несколько крепостей, и Раймонд-Роже де Фуа намеревался последовать его примеру. Амори метался из края в край владений, перешедших к нему от отца, но ничего у него не получалось, он не мог их спасти; его судно дало течь во многих местах. Пока Амори возвращал себе Альби или еще какой-нибудь город, его противник, Раймонд Младший, прибирал к рукам тот или иной город на другом конце Лангедока, или же отец последнего, Раймонд Старый, строил козни в Руссильоне, стараясь привлечь новых сторонников.

В январе 1219 года Амори начал осаду Марманта; граф де Фуа воспользовался этим, чтобы дерзко проникнуть в Лораге. Он закрепился со своими рыцарями на небольшом расстоянии от Тулузы, в Базьеже, где к нему вскоре присоединился Раймонд Младший, возглавивший как собственное конное войско, так и пешее тулузское ополчение. Сеньоры из северной Франции, превратившие Лораге, где занимались набегами и грабежами, в свой охотничий заповедник, не стали сидеть сложа руки перед такой угрозой. Братья Фуко и Жан де Берзи, которым Амори поручил охранять Каркассон и Лораге, а также Алан де Руси и некоторые другие рыцари-крестоносцы решили изгнать окситанцев из отвоеванных земель.

Но последние ждали их твердо и спокойно. Когда крестоносцы приблизились, они вышли из Базьежа и встали на берегах Эра, ища сражения в чистом поле. В отличие от битвы при Мюре, теперь, в начале 1219 года, и удача, и умение были на стороне Тулузы, Комменжа и Фуа. Окситанская легкая кавалерия окружила крестоносцев, тяжелая кавалерия вломилась в их ряды, а тулузское ополчение довершило дело, устроив резню. Французы были разбиты наголову. Жан и Фуко де Берзи попали в плен, и их под надежной охраной отправили в Тулузу.

Это поражение заставило старшего сына Симона де Монфора обратиться за помощью к сыну короля Франции, принцу Луи (будущему Людовику VIII Льву, сыну Филиппа Августа и Элизабет де Эно; он родился в 1187 году, и править ему предстояло всего лишь три года, с 1223 по 1226 г.).

Папа Гонорий III снова взялся призывать к крестовому походу, и не без успеха: вскоре принц взял крест, намереваясь сражаться с тулузскими еретиками, и в июне 1219 года обрушился на Лангедок с десятью тысячами лучников, шестью тысячами рыцарей и тридцатью графами, а за ними следовали десятка два епископов и целая толпа монахов, каноников и молодых монашков, числом «не менее пяти тысяч», как сказано в «Песни о крестовом походе», и все они читали латинские молитвы, проповедовали и наставляли. Тулузские консулы, со своей стороны, разослали гонцов по всему краю, сзывая гасконских сеньоров, и те без промедления явились на помощь графу Раймонду VII.

Тем временем французский принц Луи продвигался вперед; его огромная армия соединилась с войсками Амори де Монфора у города Марманда, осаду которого тот возобновил. И снова эти страшные дни весны 1219 года, как сообщает нам «Песнь о крестовом походе», были заполнены «стрельбой из лука, преследованием врага и кровавыми схватками». По всему городу работали плотники, которым помогали горожане, теперь готовые вступить в битву с французским принцем. Но Луи после нескольких дней боев сумел завладеть городом, несмотря на то что жители стойко его защищали. После этого он хладнокровно позволил своим войскам истребить большую часть населения. «Песнь о крестовом походе» описывает эти события так:

Меж тем настал для горожан час казней и расправ,

На них напала солдатня, в Марманде развязав

Резню, какой не видел свет. В одну толпу согнав

И стариков, и молодых, одежды с них сорвав,

Французы истребили всех, ширь улиц и дворов

Телами мертвыми устлав. Не просто заколов,

Но вырвав сердце из груди, клинком живот вспоров,

Над жертвами глумился враг. Французы, разорив

Весь город, в пепел и золу постройки превратив,

Не пощадили никого, ни донн, ни юных дев.

Цвет изменила вся земля, от крови покраснев;

Была та бойня и резня страшнее страшных снов,

Ковер же мяса и костей, обрубков и кусков,

Казалось, постлан был дождем, упавшим с облаков.

Когда же город был сожжен, все войско чужаков

Пустилось снова в путь.

((ПКП, 212))

Обагрив кровью Марманд, теперь большая и грозная армия двинулась в июне 1219 года к Тулузе под предводительством сына французского короля. Будущий Людовик VIII, за которым следовал его знаменосец, шел по полям и дорогам, увлекая за собой «неисчислимую свору» французов, фламандцев, анжуйцев, нормандцев, немцев, баварцев и многих других, армию «убийц» (ПКП, 213), отягощенную повозками, мулами, палатками, мешками, битком набитыми золотом, — армию, численность которой наш анонимный автор оценил в «тринадцать сотен тысяч человек» (число, совершенно очевидно, преувеличенное), а за ней следовали «пять тысяч пастырей святых» — прелатов, епископов, аббатов, каноников и монахов, ибо, как осмотрительно говорили прелаты, «меч должен предшествовать кресту».

Увидев, какое огромное войско приближается к стенам их города, тулузцы испугались, и их консулы — в наши дни написали бы «муниципальные советники» — без промедления разослали во все стороны быстрых гонцов:

Тотчас посланцев и гонцов направил магистрат

К баронам края, им сообщив, что город видеть рад

В своих пределах тех, кому дороже всех щедрот

Свобода, Рыцарство и Честь, кто хочет свой феод

Себя, достоинство свое спасти от вражьих орд.

Так говорили те гонцы: «Все, чем богат наш род,

Да будет отдано тому, кто в руки меч возьмет!»

Пришли в Тулузу, взяв мечи, дабы врага громить,

И те, кто опытом богат, и те, кто родовит,

Пятнадцать сотен храбрецов, каких не видел свет.

((ПКП, 213))

В ожидании вражеского наступления граф Раймонд VII заперся в городе. Он побуждал свой народ идти в бой, велел выставить в базилике Сен-Сернен мощи святого епископа Экзюпера, покровителя Тулузы, и созвал своих баронов на совет. Главный его советник, Пельфор де Рабастан, считавшийся хорошим оратором, встал и обратился с речью к собравшимся:

«[...] Сеньоры! Спору нет,

Что нужно мудрость проявить, отринув злобы гнет,

Ведь, сделай мы неверный шаг, беда произойдет.

Король французский нам грозит, прислав сюда солдат;

Столь жаждут крови чужаки, столь нас убить хотят,

Что опрометчивость в делах поможет нам навряд.

Тулузский граф пред королем ни в чем не виноват,

Он свято чтил вассальный долг, как родич[136], друг и брат,

И нужно вновь восстановить меж ними прежний лад,

Пока в предместья и сады не вторгся супостат.

На графа сердится король? Спор завершая тот,

Пускай со свитой небольшой в Тулузу он войдет —

И граф, как преданный вассал, а не изгой-файдит,

Ему на верность присягнет и город свой вручит,

Король же стражу и дозор на башнях разместит,

Сеньор вассала пощадит, отринув злой навет,

Иль нам останется одно: дать Небесам обет,

Всем сердцем вверившись Христу, который был распят!»

((ПКП, 213))

Бароны его поддержали, однако граф Тулузский не разделял мнения Пельфора:

«Хоть мудр совет, но в нем — изъян, как люди говорят.

Король и впрямь был мой сеньор, но то, что он творит

Несправедливость, ясно всем. Когда бы мне обид

Король французский не нанес, забыв и честь, и стыд,

Никто б меня не упрекнул, что мною долг забыт!

Король сам первый поднял меч. Уж стяг французский взвит

В Марманде. Войско короля к Тулузе путь стремит.

Спешат, знамена развернув, пустив коней в намет,

Убийцы, кои взяли Крест, и прочий наглый сброд,

И ныне гнев на короля в душе моей растет.

Французы яры и храбры, как волки в гуще стад,

Вкруг короля — клеветники, что нас пред ним чернят;

Могу ли, слабость проявив, смягчить сердец гранит?

О нет, я лишь удвою боль, что враг мне причинит.

Когда французы, взяв мечи, жестокий бой начнут,

Когда их шлемы и щиты у наших стен блеснут,

Мы им дадим такой отпор, что дрогнет небосвод,

И наземь всадники падут, как переспелый плод.

Клянусь, сговорчивее тот, кого печаль долит,

И с нами принц подпишет мир и договор скрепит,

Но прежде чем утихнет жар и пламя догорит,

Никто не сможет через топь найти надежный брод.

Час грянул! Иль удар врага, как чашу, разобьет

Тулузу, иль в ее стенах мы обретем оплот,

и, полня радостью сердца, вновь Роза расцветет».

((ПКП, 213))

Затем автор «Песни о крестовом походе» живо и с блеском описывает нам в последней лессе поэмы храбрость тулузцев, готовых любой ценой отстаивать свой город от нападений французского принца Луи:

Дабы злодеев и убийц изгнать с позором вон,

А также графа защитить, что не для зла рожден,

Бароны края, спесь врага ценя в гнилой каштан,

Решили силой поддержать тулузских горожан.

Возглавил войско юный граф, скажу вам не в обман,

И те, кто чести не отверг, на ратный подвиг зван,

Делили поровну труды, забыв покой и сон,

И охраняли день и ночь ворота и донжон.

Нашлись достойные вожди для каждой из дружин.

((ПКП, 214))

Тот же автор представляет нам также тулузских сеньоров, готовящихся защищать свой город, и описывает подвиги пятидесяти из них: Арнаута де Монтегю, прославившегося своим мужеством, искусного Фротара Пейре, сира Аймерика де Рошнегада, мессира де Комменжа, «столь же прекрасного, сколь и могущественного», сира Гираута Уно, «доблестного и вместе с тем мудрого», достойного сеньора де Пюилорана, виконта Бертрана де Лотрека, «еще отрока», и нескольких десятков других воинов. Анонимный автор «Песни о крестовом походе против альбигойцев» заканчивает свою поэму долгой и прочувствованной тирадой, направленной против французов:

Так пусть же добрый Иисус, пресветлый Божий сын,

Кем Милосердье спасено и Разум в мир внесен,

На тех обрушит весь свой гнев, кто добрых чувств лишен!

Ведь принц, наследник и вассал славнейшей из корон,

Тридцать четыре графа с ним, раскрыв шелка знамен,

И столько рыцарей креста, сколь в поле есть семян,

пришли, дабы обрушить меч на братьев-христиан,

И проповедует легат[137], избрав суровый тон,

Что всех, от старых стариков до плод носящих жен

И тех младенцев, что еще не вышли из пелен,

В Тулузе ожидает смерть, всяк будет истреблен.

Но в силах Девы Пресвятой, прекраснейшей из донн,

Казнить злодеев и убийц, как было испокон!

Так пусть же Бог и юный граф, гоня Гордыню вон,

Тулузу защитят.

Аминь.

((ПКП, 214))

На этом и заканчивается «Песнь о крестовом походе», ничего не рассказав нам об исходе сражений. Исход этот, против всех ожиданий, оказался благоприятным — счастье было на стороне защитников города. Дело в том, что принц Луи, хотя и располагал огромной армией, не сумел взять город до истечения предписанного сорокадневного срока. Первого августа он ушел, и Тулуза в очередной раз была спасена. С этого дня начался многолетний период, который — по крайней мере, поначалу — был удачным для графа Тулузского и его вассалов. После ухода принца Луи тиски крестоносцев разжались, и Раймонд Младший попытался воспользоваться этим для того, чтобы вернуть себе земли предков.

И молодой граф тотчас взялся за дело. Для начала он навел порядок в Лораге, где освобожденные (их обменяли на неудачливого защитника Марманда) Фуко и Жан де Берзи вновь начали свои грабежи. На этот раз оба брата, попав в руки окситанцев, немедленно были обезглавлены. Более того, их головы, насаженные на пики, были выставлены на обозрение черни — к немалому удовольствию их жертв.

И это еще не все — 1220 год стал для Раймонда VII началом кампании по возвращению своих владений, в ходе которой крестоносцы утратили многие города и крепости. Лавор был отвоеван; затем молодой граф взял, один за другим, Пюилоран и Кастельнодари, где и закрепился со своими войсками. Амори безуспешно осаждал его там в течение восьми месяцев. Почуяв опасность, папа Гонорий III постарался начать новый крестовый поход. Но его многочисленные призывы ко всем католикам, оставшимся верными Риму, пропали даром. И даже в освобожденные Раймондом VII города поспешили вернуться совершенные, которых в свое время изгнали крестоносцы.

Этот благоприятный для графов Тулузских период все еще плохо изучен за недостатком свидетельств: «Песнь о крестовом походе против альбигойцев», как мы видели, ничего не говорит о событиях, произошедших после 1219 года; «Альбигойская история» Пьера де Во-де-Серне заканчивается тем же годом. Однако нам известно, что Амори постепенно, кусок за куском, утрачивал свои владения, настоящее княжество, которое сумел выкроить для себя в Лангедоке его отец. В 1221 году ему пришлось снять осаду Кастальнодари. Граф де Фуа в том же году вернул себе Монреаль, Лиму, Фанжо — в этом последнем городе снова поселилось множество катарских «добрых людей». Затем в окситанский лагерь вернулся Ажан. Раймонд Младший, искусный политик, в отличие от Симона де Монфора, чаще всего даровал амнистию тем, кто перешел в свое время на сторону врага, и закреплял местные обычаи. Кроме того, он проявил себя как дальновидный и рассудительный правитель и восстановил тулузскую экономику, завоевав расположение буржуа, которым дал новые льготы. Картину омрачила лишь кончина старого графа Раймонда, который умер своей смертью в Тулузе, в возрасте 65 лет, оставив судьбу города и графства в руках сына. Однако для Раймонда VII дальше все пошло еще лучше: в том же году восстали Безье, Нарбонн и Минервуа, и крестоносцев оттуда вымели. Амори, чье влияние съеживалось подобно шагреневой коже, был вынужден отступить в Каркассес. Два года спустя, в начале 1224 года, он окончательно капитулирует и вместе с последними оставшимися у него верными спутниками направится в северную Францию.

Казалось, теперь можно считать, что Окситания освобождена. Оставалось неизвестным одно: как отнесется ко всему этому глава христианского мира, папа Гонорий III.

Итак, к 1224 году положение изменилось. Похоже, началась эпоха переговоров. Папа, который в это время считал своим долгом прийти на помощь христианам Палестины, проявил готовность договориться. В июне в Монпелье начались совещания, которые завершились заявлением графа Раймонда VII: тот сказал, что готов изгнать из своего графства всех еретиков и возместить ущерб, причиненный за время войны тулузским храмам. Стало быть, между Римом и Тулузой отныне мог воцариться мир?

Увы, нет! В самом деле, принцу Луи, ставшему теперь королем Франции под именем Людовика VIII, удалось воздействовать на папу Гонория III, и тот ограничился тем, что направил к графу Тулузскому нового легата. Папский посланник отверг предложение Раймонда подчиниться папе в обмен на восстановление его феодальных владений и титулов — предложение, которое граф Тулузский вновь выдвинул перед участниками собора в Бурже, на котором собрались 30 ноября 1225 года четырнадцать архиепископов, сто тринадцать епископов и сто пятьдесят аббатов, а проводил его новый кардинал-легат, Ромен де Сен-Анж. Этот отказ окончательно склонил короля к тому, чтобы завоевать графство Тулузское и установить там свои порядки; крестовый поход против альбигойцев вновь превращался в завоевательную войну. Итак, по приказу папы снова начали призывать к крестовому походу против Раймонда VII, который теперь лишился поддержки королей Англии и Арагона, на которую, как ему казалось, мог рассчитывать, и с ужасом смотрел на то, как к стенам Авиньона в июне 1226 года подступает огромная армия, снаряженная королем Франции. Когда после трех месяцев осады город перешел в руки французов, весь Прованс покорился королю Людовику VIII. Вскоре после этого тот завладел всем краем, остановившись в четырех лье от Тулузы, весьма тактично вернул прежним соратникам Монфора их владения, отдал Кастр сыну последнего, Ги де Монфору, и поставил сенешалей во всех городах, какими завладел от Роны до Гаронны и даже до Пиренеев.

Раймонд VII уже мог считать себя побежденным, но король Людовик VIII внезапно скончался в замке Монпансье в Оверни 8 августа 1226 года, в возрасте тридцати семи лет. Некоторые полагали, будто он был отравлен графом Шампанским, любовником королевы Бланки Кастильской; по мнению других, он пал жертвой эпидемии чумы, выкосившей его войска. Как бы там ни было, но перед тем как испустить последний вздох, король успел собрать вокруг своего ложа двенадцать сеньоров и взять с них клятву, что они признают его преемником его старшего сына Луи (позже того станут называть Людовиком Святым), которому в то время было одиннадцать лет. Затем, назначив Эмбера де Боже правителем завоеванных на юго-западе земель, а свою супругу, Бланку Кастильскую, — регентшей королевства на то время, пока не достигнет совершеннолетия его сын, Людовик VIII Лев, взошедший на престол 14 июля 1223 года, безвременно угас; его царствование длилось всего три года.

В течение следующего, 1227 года граф Раймонд VII, воспользовавшись соперничеством между наместником Эмбером де Боже и северными баронами, которые зарились на его тулузские земли, вновь завладел многими городами из тех, которые раньше были у него отняты королевской армией. Тем не менее, несмотря на свои успехи, граф Тулузский, сознавая, насколько истощены его земли после двадцати лет ожесточенной войны с северными крестоносцами, в конце концов прислушался к предложениям мира, с которыми обратилась к нему, с согласия папского легата, регентша Бланка Кастильская. Та и впрямь понимала, что попросту присоединить к королевству графство Тулузское будет невозможно, тогда против королевской власти поднимутся все юго-западные провинции и, должно быть, другие провинции французского королевства, поскольку передача феодов по наследству везде считалась священным принципом.

Однако в этом и был весь вопрос: у графа Раймонда VII не имелось наследника мужского пола, ни по прямой линии, ни по боковой; у него была лишь одна дочь, принцесса Жанна, и ее мать, графиня Санча, арагонская инфанта, больше детей ему не подарила. Впрочем, именно по этой причине он пытался добиться от Церкви разрешения развестись с Санчей, но папа отказался дать согласие на развод, который ради одних лишь династических расчетов и целей лишил бы права наследования единственную дочь графа и ее будущее потомство. Таким образом, графство Тулузское должно было перейти к принцессе Жанне, которая по смерти отца сделалась бы графиней Тулузской[138]. Все это полностью отвечало нормам феодального права, но тем не менее создавало проблему для французского двора: в самом деле, граф Тулузский пообещал руку своей дочери наиболее могущественному сеньору Пуату, Югу де Лузиньяну, графу де Да Марш, открытому врагу короля Людовика VIII, которому совершенно не хотелось допустить расширения земельных владений графа. И потому король стал оказывать давление на графа де Ла Марш, пытаясь заставить его отказаться от этого брака; он дошел даже до того, что угрожал захватить его владения, и право сильного победило — Югу де Лузиньяну пришлось уступить требованиям своего государя и отказаться от принцессы Жанны вместе с ее наследством.

И тогда стало возможным начать в Мео переговоры между королем и его тулузским вассалом. Эти переговоры продолжались несколько месяцев, и в конце концов был составлен договор, который был подписан в Париже 12 апреля 1229 года, в Великий Четверг, на помосте, возведенном перед собором Парижской Богоматери. Раймонд VII Тулузский должен был поклясться, как бы для него это ни было тяжко и унизительно, соблюдать условия договора, имевшего большое значение по двум причинам: с одной стороны, он был проявлением окончательной победы французской монархии над феодальным строем, с другой же — это единственный в истории Франции пример крупного политического события, задуманного, подготовленного и полностью осуществленного женщиной, Бланкой Кастильской.

В те времена, когда на юго-западе Франции, точнее, в той области, которая образовалась из Нарбоннской Галлии римлян и которую в наши дни называют Лангедоком, распространялась катарская ересь, Тулузское графство, которое было прекраснейшей и самой богатой его частью, процветало. Оно уже много веков принадлежало роду Сен-Жиль, и в то время, которое нас интересует, его графа (который должен был стать последним графом Тулузским) звали Раймондом VII (он родился в Бокере в 1197 году, а умрет в Мило 27 сентября 1249 года). Жизнь этого человека нам относительно хорошо известна, и мы уже напоминали на предыдущих страницах некоторые из наиболее важных ее эпизодов: сыну графа Раймонда VI (1156—1222), Раймонду VII, едва исполнилось десять лет, когда было совершено убийство папского легата Пьера (Пейре) де Кастельно, после чего в Лангедоке и вспыхнул пожар, и мы уже рассказывали о том, каким образом граф де Монфор захватил большую часть его владений и как графу Тулузскому удалось вернуть их себе.

Двенадцатого апреля 1229 года в соответствии с условиями Парижского договора Раймонд VII пообещал повиноваться папе и королю Франции. Впоследствии он пригласил в свой город профессоров богословия, церковного права, философии и грамматики, создав таким образом Тулузский университет за несколько лет до того, как Робер де Сорбон учредит в Париже Сорбонну. Несмотря на то что граф Тулузский отдал тогда свой край под власть короля — то есть династии Капетингов, — он принужден был снести мощные стены своего города, безропотно позволить разрушить тридцать наиболее значительных крепостей своего графства, отдать все свои богатства епископам, церквям и монастырям, а лучшие его владения, Каркассес, альбигойские земли, нарбоннский край, Разес, сделались собственностью французского короля, представленного кардиналом-легатом де Сент-Анж. «Ai! Tolosa et Provensa!» — стенали тогда поэты, в то время как по всей стране равно распространялись альбигойская ересь и ненависть к церковным учреждениям. Можно даже утверждать, что именно в лоне графства Тулузского, в рамках борьбы против катарской ереси, и зародился французский антиклерикализм, одно из последствий самого неудачного и самого чудовищного нововведения Церкви — Инквизиции.

Эта форма епископского полицейского правосудия была разработана двумя доминиканцами: Пьером Сейланом, богатым тулузским горожанином, который был одним из первых последователей святого Доминика, и Гильемом Арно, уроженцем Монпелье. Оба они в июле 1233 года были избраны папским легатом Жаном де Берненом первыми инквизиторами. Этим двум служителям культа, вышедшим из среды местной мелкой буржуазии, были даны от имени папы неограниченные полномочия для борьбы с еретиками, в особенности с теми, «кои именовали себя катарами», как сказано в документе папского легата. Раймонд VII, выполняя обещания, данные им папе, учредил в своих владениях так называемые суды Инквизиции, которые начали преследовать и с величайшей суровостью наказывать катаров, и в награду за эти действия в пользу римско-католической Церкви получил графства Форкалькье и Систерон. Затем, издав в феврале 1234 года драконовский указ, направленный против альбигойских сектантов, граф Тулузский отправился в Рим, чтобы лично засвидетельствовать свою преданность папскому престолу, и в награду за это ему был возвращен титул маркиза Прованса.

Однако мир еще не воцарился в графстве Тулузском. В самом деле, в 1235 году, после того как города Тулуза и Нарбонн выгнали инквизиторов, которым поручено было преследовать и карать еретиков, граф Раймонд VII, которого Рим считал тайным подстрекателем этого мятежа, был снова отлучен от Церкви папой Григорием IX (сменившим на престоле Гонория III в 1227 г.), лишился всех своих титулов — архиепископ Нарбоннский, Пьер Амьель, который объявил об этой санкции, называет его «Раймондом, прежде графом Прованским», — и должен был исполнить обещание отправиться во искупление своих грехов в Святую землю. Граф поспешил вернуть в Тулузу братьев-доминиканцев и инквизиторов, и это позволило ему в 1238 году возвратить себе расположение Рима. Но годом позже он вместо того, чтобы отправиться в Палестину, перешел на сторону германского императора Фридриха II (1194— 1250), который тогда был не в ладах с папским престолом, и успешно сражался против графа Прованского, еще одного союзника Рима. Затем, менее чем через год после этого, Раймонд VII снова сделал крутой поворот, покинул императора, заключил мирный договор все с тем же графом Прованским и женился на дочери последнего, разведясь со своей супругой Санчей Арагонской.

Этот развод и вступление в новый брак, как мы догадываемся, не были вызваны никакими сентиментальными побуждениями. В самом деле, граф Тулузский страстно желал иметь сына, чтобы завещать ему свои владения, на которые зарился французский король, но принцесса Арагонская не смогла подарить ему ребенка мужского пола. Итак, из чисто династических соображений он в 1242 году объединился против короля Людовика Святого с графом де Ла Марш и королями Англии, Арагона, Кастилии и Наварры, вследствие чего был в третий раз отлучен от Церкви; его обвинили в причастности к убийствам нескольких инквизиторов, совершенным в Авиньоне, — к этим преступлениям привело недовольство катаров, раздраженных суровостью братьев-доминиканцев.

Отныне на земле Лангедока не прекращались заговоры и бедствия. В ходе новой войны против короля Франции граф Раймонд VII Тулузский, завладев Нарбонном, большей частью альбигойских территорий и земель Каркассона, позвал на помощь испанских правителей, однако последние не спешили откликнуться на его зов, и граф, решив покориться, подписал в январе 1243 года мирный договор с королем Людовиком Святым. Затем, осенью того же года, он отправился в Италию, где тщетно пытался добиться соглашения между германским императором (Фридрихом II Гогенстауфеном) и папой Иннокентием IV, с которым он впоследствии будет оставаться в наилучших отношениях.

После этих, не имевших последствий политических маневров Раймонд VII вернулся в свои владения, подчинил себе тех своих вассалов, кто вел себя беспокойно, и, по-прежнему одержимый желанием заполучить наследника мужского пола, которому мог бы оставить свои графство и титул, решил летом отправиться в Рим, дабы среди прочего попросить папу Иннокентия IV узаконить его новый брак, на этот раз с Маргаритой де Да Марш (но и она не сможет подарить ему желанного наследника...)

Четвертого августа 1245 года папа расторг брак Маргариты с Раймондом VII, который тотчас испросил новое разрешение на брак: он хотел жениться на второй дочери графа Прованского, Беатрисе. В следующем году случилась неожиданная развязка: пробыв шесть месяцев в заточении в Лувре по приказу Бланки Кастильской, вместе с сопровождавшими его в Париже тулузскими баронами и именитыми горожанами Раймонд VII вернулся в Тулузу и узнал о том, что прованские регенты уже выдали Беатрису Прованскую за Карла I Анжуйского, брата короля Франции, и что его единственную и обожаемую дочь, принцессу Жанну, держат заложницей в Лувре, опять же по приказу грозной Бланки Кастильской. Тем не менее, как ни странно, он вновь обрел рыцарское звание, которое пожаловал ему... король Франции, Людовик IX. Граф Тулузский, начавший стареть, философски принял обрушившиеся на него несчастья и в конце 1247 года решил в самом деле отправиться в крестовый поход, чтобы сражаться с неверными в Палестине. Судьба, однако, распорядилась по-иному: 27 сентября 1249 года, собираясь на Восток, Раймонд VII скоропостижно скончался в Милло в возрасте пятидесяти двух лет, не оставив законных отпрысков мужского пола, и все его владения перешли к единственной дочери, Жанне. Она же благодаря своему браку с Альфонсом де Пуатье присоединит их к владениям Капетингов. За несколько месяцев до смерти граф Тулузский приговорил к сожжению восемьдесят еретиков — должно быть, чувствуя приближение кончины, надеялся таким образом заслужить прощение Церкви и Божью милость.

Жители Тулузы в слезах шли за его гробом; разумеется, они оплакивали своего графа, но в первую очередь они оплакивали утрату национальной независимости. Право сильного восторжествовало, но какой ценой!

Примечания:

1

Сеньория Альби играла весьма незначительную роль в этой долгой и недостойной религиозной войне, на самом деле охватившей весь юго-запад Франции. (Здесь

13

Эта ересь, которую проповедовал епископ Арий, расколола зарождающееся христианство. Арианство по-своему трактовало божественную природу Христа. Согласно Арию Христос, вторая ипостась Троицы, не совечен Отцу, но был им порожден, а до этого порождения не существовал: Сын имеет начало, учил Арий, но Отец, причина всех вещей, безначален. Это учение, называемое арианством по имени его создателя, было осуждено как еретическое Никейским (325 г.) и Константинопольским (381 г.) церковными соборами.

135

В соответствующем месте французского подстрочника — «Симон», то есть отец Амори и Ги. (Примеч. переводника.)

136

Граф Тулузский доводился родней королю.

137

Кардинал Бертран, легат папы Гонория III.

138

См. Приложение XIII, генеалогическую таблицу.