Глава тридцать вторая

Хижина, которую нам предоставили любезные хозяева, была сейчас неподходящим местом для мужчины — со всем этим шитьем, приметыванием и женскими разговорами, пока они подшивали, ушивали и что-то там еще делали со своими платьями, всеми этими верхними юбками и нижними юбками, и примеряли, и подгоняли, и охали, ахали, восклицали то по одному поводу, то по другому. Ибо, как выяснилось, ни Эбби, ни Ноэлла не имели подходящих одеяний ни для пребывания на борту корабля, ни, тем более, для прибытия в Лондон.

Вернулся Кин, и мы присели под бревенчатой стеной снаружи хижины.

— У Джонатана Делва что-то на уме, — заявил он, — но что именно, никто не представляет. Это практически все, что я узнал. Ну, разве что вот такое: он был захвачен британским военным кораблем, какое-то время сидел в Ньюгейте, но взятками сумел купить себе путь на волю.

— Не станет он здесь болтаться просто так, без дела, — заметил я.

— Это уж точно. Брайан сидит сейчас за элем с матросом с его корабля, и, если я хорошо знаю Брайана, он скоро вытащит из этого матроса все, что тому известно.

Кин причесал пятерней длинные волосы.

— Па, мы сегодня можем припоздниться. Надо оглядеться и присмотреться.

— Полегче с этим, сынок. Британцы — не дураки, они очень внимательны и к форме, и к сути дел.

И тут у меня что-то шевельнулось в голове.

— А где Янс?

— Янс? — переспросил Кин почти рассеянно. — Помогает кузнецу, там, сзади, в кузнице. Ты же знаешь Янса. Ему надо все время быть при деле.

Еще бы, я его знал. При деле-то он при деле, только при каком? Янс никогда не бездельничал, только слишком часто дела его кончались хлопотами и неприятностями.

Тем не менее день был спокойный, и я с удовольствием сидел на солнышке и наблюдал за всем, что происходило вокруг, ибо давным-давно уже я не видел никакого поселения кроме своего собственного. Время от времени кто-то из местных останавливался поболтать со мной, так что я наслушался рассказов о первоначальном заселении Джеймстауна — к нынешнему времени это были уже почти легенды.

Кое-что нам рассказывали индейцы и раньше. А теперь я услышал, как колония оказалась на краю голода, как многие из колонистов были убиты. И как наконец командование было передано Джону Смиту, что следовало сделать с самого начала, и тогда все понемногу пошло на лад. Еще мне рассказали о некоторых его исследованиях вдоль побережья и как он добрался до островов далеко у северного берега, к другому поселению, чтобы разжиться припасами.


* * *

Наступила теплая ночь. Я лежал в постели рядом с Эбби, лежал без сна и смотрел в темноту под стропилами. Умелая рука придала им нужную форму, умелый молоток вколачивал деревянные колышки. Есть в таких вещах своя тихая красота, красота не меньшая, чем та, которую создает кисть или резец, красота спокойных людей, делающих прочные вещи для себя, придающих каждой вещи нужную форму любовными пальцами.

Наконец я заснул, но наполовину проснулся, когда вернулись мальчики, и в полусне подивился еще, что это они явились так поздно, когда небо уже начало светлеть.

Утром пришел капитан Пауэлл.

— Скажите, — начал он, — если начнется заваруха, будете ли вы и ваши товарищи сражаться на нашей стороне? Видите ли, капитан Делв все еще здесь, а этим утром должен прибыть корабль, имеющий на борту тысячу мер пороха и соответствующее количество ядер и свинца. Он везет также ткани, семена и многое такое, чего мы ожидаем с нетерпением.

— Куда пойдет этот корабль отсюда?

— В Лондон, капитан Сэкетт, прямо в город Лондон.

— Сможет ли он забрать мою жену, дочь и сына Брайана?

— Сможет, если вы нам поможете. Ибо я опасаюсь, что Делв хочет захватить его. Мы только что выяснили, что он испытывает нехватку пороха и ему нужно все, что привезет этот корабль, — не знаю уж, для чего оно ему требуется; во всяком случае, свой корабль он повернул, и теперь его пушки нацелены на город.

— Мы будем с вами, — сказал я.

— Да, — подтвердил Кин, — это мы сделаем, если потребуется. Но не тревожьтесь, капитан Пауэлл. Вооружите своих людей и держите их наготове тоже. Но пушечного огня они могут не бояться.

— Не бояться пушечного огня? Послушайте, у него тридцать шесть пушек. Как можно говорить, что нечего бояться пушечного огня, когда у него тридцать шесть пушек?

— Можно, — Кин улыбнулся своей неторопливой улыбкой, на худощавом загорелом лице вспыхнули серо-зеленые глаза. — Ни одна из них не выстрелит. Прошлой ночью мы поднялись на борт — я с братьями, О'Хара, Джереми Ринг и мистер Берк, и пока двое из нас на всякий случай сторожили двери, остальные заклепали все пушки.

— Заклепали пушки?! — воскликнул Пауэлл. — Но как вы смогли, ведь там были вахтенные и…

— Мы — лесные охотники, капитан Пауэлл, мы умеем пройти так тихо, что даже индейцы не услышат. Эти нас точно не услышали. Одного вахтенного мы без шума уложили спать. А другой… ну что ж, мне печально говорить об этом, но этот оказался сильным, затеял драку и выхватил клинок, как положено настоящему молодцу. Сейчас он в реке, плывет по течению в сторону залива.

Часть пушек мы просто заклепали, а в некоторые закатили ядра до самой казенной части и плотно забили там деревянными клиньями. Конечно, при этом мы слегка нашумели, но те, кто был на борту, крепко спали после всего этого рома, что они тут у вас нахлестались, и мы могли не особенно тревожиться.

Что делать дальше, капитан, я оставляю на ваше усмотрение, но будь я на вашем месте, я бы вырвал Делву зубы, забрав у него тот порох, что еще остался. Нам не хочется, чтобы он погнался за кораблем, на котором поплывут наши мать и сестра, хотя Брайан, конечно, сумел бы позаботиться о себе и о них.

— И чья же это была идея, — спросил я подозрительно, — подняться на борт и так далее?

Кин расплылся в улыбке:

— Янса, чья же еще! Но нам она тоже пришлась по вкусу. А разве ты хотел, чтобы мы поступили не так, а как-то иначе?

— Могли бы хотя бы меня разбудить, — проворчал я.

— Но ведь это встревожило бы маму, — Кин хихикнул. — А кроме того, вам, людям пожилым, сон очень нужен.

Он нырнул, уклоняясь от моей оплеухи, и засмеялся, глядя на меня нежными глазами.

Я подумал о своем отце, Иво Сэкетте. Он бы их тоже полюбил, я уверен.

В дверях появился какой-то солдат.

— Капитан Пауэлл! — закричал он. — Капитан Делв сходит на берег, и с ним двадцать человек.

— Предупреди роту. Мушкеты зарядить и изготовить к бою. Я встречу их здесь.

Итак, мы взяли свои мушкеты и вслед за капитаном Пауэллом пошли к воде, и когда люди Делва высадились на берег, мы окружили их со всех сторон — шестьдесят человек против двух десятков, все с мушкетами и пистолетами и готовые к бою.

Джонатан Делв сейчас был уже пожилой человек, и на лице у него имелась метка Сатаны. Он начал бахвалиться и угрожать, но я негромко прервал его:

— Ты меня, конечно, помнишь, Делв. Ты служил когда-то под моей командой — и уже тогда был неважным человеком. Судя по виду, сейчас ты не стал лучше.

Он заговорил было, но я снова оборвал его:

— Ты тут никому не будешь угрожать, ты рта не раскроешь на улицах этого города. Ты и твои люди арестованы, и капитан Пауэлл предоставит вам самое уютное помещение, пока будут обыскивать твой корабль. Мы слышали, у тебя еще осталось немножко пороха, так вот мы его заберем.

— Будь ты проклят! Считай, ты пропал! — он разразился бранью.

— Это ты проклят, это ты пропал, капитан Делв. Не пытайся угрожать нам своими пушками. Думаю, сейчас твои люди уже обнаружили, что пушки у вас заклепаны.

— Заклепаны?! — он уже хрипел от ярости. — Ты врешь, Барнабас Сэкетт! Кто бы смог…

— Мои сыновья — лесные жители, Делв. Они поднялись к тебе на борт прошлой ночью…

Уголком глаза я заметил какое-то движение и, отвернувшись от него, увидел корабль, поднимающийся по реке.

— А вот и судно, что ты наметил себе в добычу, с грузом для Виргинии. Ты ведь не откажешься подождать на берегу, пока оно уйдет обратно, так ведь, Делв?

Теперь в его глазах появился намек на панику.

— Чего это ты добиваешься, Сэкетт?

— А это не я. Тебе надо поговорить вот с этим офицером, — я показал на капитана Пауэлла, — или с губернатором.

Итак, они были разоружены и отправлены под замок. А мы пошли к причалу, я и мои сыновья, но мне вид этого корабля не доставил радости, сколь ни красиво было это судно, — ведь на нем уплывет Эбби и моя маленькая девочка вместе с ней.

Есть ли у Ноэллы дар? Мы с ней никогда не говорили об этом, но временами она смотрела на меня так серьезно, так странно, что я был уверен — дар у нее есть.


* * *

В связи с благополучным выходом из внезапно возникших суровых обстоятельств я был приглашен к губернатору, сэру Фрэнсису Уайатту, на стакан вина. Он жестом пригласил меня сесть напротив него.

— Капитан Сэкетт, я слышал, вы скоро нас покидаете?

— Покидаю.

— А ваша супруга, я слышал, возвращается в Англию?

— Вместе с моим сыном Брайаном и дочерью Ноэллой. Здесь не самая подходящая страна для воспитания молодой женщины, а мой сын желает изучать законы.

— Похвально, — он повертел свой стакан на столе. — Сэкетт, если вы позволите… Я не задавал никаких вопросов о вашем прошлом и о причинах, побудивших вас поселиться здесь. Вы понимаете, конечно, что земля, занятая вами, принадлежит королю?

— Полагаю, это официальное толкование, — отвечал я спокойно. — Однако я должен выдвинуть некую мысль для обдумывания. Земля эта лежит во владениях племени катоба. Насколько мне известно, никакая часть этой земли до настоящего времени не была ни приобретена, ни завоевана. Более того, катоба всегда были друзьями белых людей. По крайней мере, — добавил я, — англичан.

— То, что вы говорите, несомненно справедливо, однако объявленные права распространяются до западного океана. Я не желаю создавать казус относительно мест, где еще ничего нет, Сэкетт, и конечно помню, как вы нам помогли. Большинство людей при сложившихся обстоятельствах потребовали бы от нас самую высокую цену за свое зерно.

— Не в нашей натуре злоупотреблять своим преимуществом.

— Вы не желаете ответных услуг?

— Никаких. Но если, однако, у вас есть такое желание, вы могли бы написать рекомендательные письма для моей семьи, особенно для сына. Молодому человеку нелегко проложить себе дорогу без друзей.

— Это будет сделано. Мой родовой дом располагается в Боксли-Абби. Письма отправятся в Англию на том же корабле. Я также наилучшим образом отрекомендую вас и ваших близких нескольким членам компании[34].

Он откинулся на спинку кресла:

— Никто из нас не знает, что таит в себе будущее, но если судить по нынешним обстоятельствам, я пробуду здесь губернатором несколько лет[35]. Может оказаться так, что нам вновь потребуется ваша помощь.

— Вам нужно только позвать.

— Благодарю вас. Я также воспринял бы как любезность, если бы вы держали меня в курсе ваших исследований местности в горах или за ними. И, может быть, вы помогли бы нам установить отношения с племенем катоба. Как я понимаю, это сильный народ.

— Они входят в число самых известных воинов этой земли, сэр Фрэнсис. И сложилось так, что большинство их врагов — это и наши враги также.

Я сделал паузу.

— Вы понимаете, сэр Фрэнсис, что я покинул Англию довольно спешно.

Он поднял руку.

— Прошу вас! Ни слова больше об этом. Вы — здешний поселенец. Вы проявили себя умелым и полезным человеком. Больше мне знать ничего не нужно. Сэкетт, я — человек практический, и меня волнуют только интересы колонии. — Он глянул на меня с любопытством. — Вы долго здесь пробыли?

— Больше двадцати лет.

— Но вы понимаете, что официально никто не жил здесь так долго? — он долил себе вина. — Конечно, какое-то время ходили рассказы о белых людях, живущих где-то в глубине страны. Вы об этом знаете, я полагаю?

— Таких слухов было множество, когда мы впервые прибыли сюда, сэр Фрэнсис. Я уверен, что мы не были первыми. Мы находили вырезанные на деревьях инициалы, среди индейцев ходили рассказы о белых людях. И рассказы эти передавались еще до того, как исчезла «потерянная колония» на Роаноке.

Хуан Пардо слышал такие истории. Похоже, что капитан Гордильо тоже. Эстеван Гомес плавал вдоль здешних берегов в 1525 году и внес большой вклад в их картографирование. А я имел доступ ко многим картам, — отметил я. — Неважно, как далеко в прошлое мы ни взглянем, все равно найдем слухи о белых людях. Совершенно очевидно, что море пересекали многократно, может быть даже постоянно в течение долгого периода времени. Финикийцы никогда не раскрывали своих источников сырья или товаров…

Мы говорили долго, и сэр Фрэнсис задавал множество вопросов о почвах, дичи, минералах. Я рассказал ему, что золота мы нашли совсем мало, зато заложили несколько шахт, где добываем железо и свинец, а потому сами отливаем пули для мушкетов — и порох тоже приготовляем сами.

Когда я вернулся в нашу хижину, меня ожидал Пим Берк. Выглядел он беспокойно, что было для него необычно.

— Что случилось, Пим?

Он взглянул на меня смущенно, наконец заговорил:

— Барнабас, я… — и замолчал. — Ну-у… В общем, мне предложили должность. Я должен стать секретарем и переводчиком, а еще заниматься торговлей. На этой должности полагается субсидия, Барнабас, а я не становлюсь моложе…

— Никто из нас не становится моложе, так что я советую тебе принять это предложение.

Он явно испытал облегчение.

— Я не хочу показаться неверным человеком — понимаешь, сейчас, когда ты теряешь так много…

— Глупости! Да если бы я узнал об этом раньше, я бы тебе сам порекомендовал. В любом случае, Пим, соглашайся. Ты можешь здесь принести нам больше пользы, чем в нашей колонии. А кроме того, я подумываю о том, чтобы уйти за горы.

— Ну… если ты не возражаешь, Барнабас… Все-таки прежде всего я тебе верен.

Я положил руку ему на плечо.

— Пим, мы прошли вместе долгий путь, мы с тобой друзья, ты и я… Там, где мы живем, ты себе никогда не сыщешь жену, а тебе жена нужна. Ты ее вполне заслуживаешь.

— Ну, по правде говоря…

— Что, есть девушка?

— Вдова, вдова, Барнабас. Молодая, и у нее кое-что отложено, да и у меня немного есть, как тебе известно…

— Безусловно. Но, Пим…

Он поднял глаза:

— Изумруд? Я только одному человеку сказал… — он внезапно оробел.

— Ладно, так тому и быть, — сказал я. — Только давай не терять связи. И помни, Пим: где бы я ни был, у тебя есть друг.

Мы пожали друг другу руки, и он ушел — немного торопливо, словно опасаясь, что может повернуть назад.

И в эту ночь я лежал без сна, так и не сказав ничего Эбби об уходе Пима. Она бы пожалела о нем, пожалела бы, что его не будет рядом со мной, ибо он был хорошим другом и верным человеком, но я последние месяцы немало расстраивался, поскольку не видел будущего для него в том, что мы делали.

Земля — да. Мы купили у катобов землю, и у него был свой участок, как и у меня, но у одинокого человека жизнь пуста, хотя пока человек молод, ему так не кажется.

Но все же лучше бы он не упоминал об изумрудах. Мы нашли несколько штук, у него был один, у меня — четыре. Три я отдал Эбби, один — Брайану. Камни смогут сослужить им службу в случае нужды, и любой из них достаточно велик, чтобы купить поместье, если потребуется.

Пимов изумруд был не из крупных, но поражал меня безукоризненной красотой.

До нас доходили слухи, что в нижней части предгорий находили изредка маленькие алмазы, но наверняка мы на этот счет ничего не знали.


* * *

И наконец этот день настал. Несколько раз я встречался со шкипером «Орла», солидным человеком и, по всем отзывам, хорошим моряком. Дважды побывал я на борту и увидел, что судно поддерживается в отличном состоянии умелой с виду командой.

С рассветом я уже был на ногах и вышел из дома — поглядеть на погоду. Великолепный день — а для меня самый мрачный.

Вскоре появилась Эбби и подошла ко мне. Мы стояли у реки, ничего не говоря, лишь мои пальцы касались ее руки — или ее рука моей… Но слов у нас не было.

Мы уже говорили о ее возвращении, но, думаю, ни она, ни я в это не верили. Все еще оставался шанс, что ордер на мой арест лежит и пылится в каком-то ящике, чтобы в нужный момент появиться на свет и быть пущенным в ход, а мы оба знали, что десятилетняя девочка с дальней границы не может стать великосветской леди за три или четыре года.

Под конец мы поцеловались, нежно коснувшись губами, и она сказала:

— Береги себя, Барнабас.

А Ноэлла вцепилась мне в руку со слезами на глазах.

Брайан стоял выпрямившись, как я и ожидал, и крепко стиснул мою руку.

— Я сделаю все, чтобы ты мог гордиться мною, отец!

— Я уже тобой горжусь, — тихо ответил я. — Заботься о матери и сестре.

Другие мои сыновья стояли вокруг, вид у них был неловкий, а чувствовали они себя и того хуже. Лила все повторяла вновь и вновь, что должна была отправиться с ними.

— Тебе надо думать о Джереми, — отвечала ей негромко Эбби, — и о собственных детях.

— Возвращайся, Эбби, — сказал я. — Возвращайся.

— Жди меня, Барни, ведь я люблю тебя. Люблю, и всегда буду любить, и всегда любила с того самого первого вечера, когда ты вошел в дверь, а снаружи была буря.

Я стоял на берегу и смотрел, как уплывает «Орел» вниз по реке — и вдруг понял в глубине души, понял с жутким отчаянием, что никогда уже не увижу никого из них снова.

Лила взяла меня за руку и крепко сжала ее.

— У них все будет хорошо. У них все будет хорошо. Я вижу безопасное плавание и долгую жизнь для них.

Вот только она ничего не сказала обо мне и о моей жизни.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх