• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Мой конь, славная животина, замер неподвижно и поставил уши стрелкой, прислушиваясь; я тоже.

Когда у человека есть враги, невредно ему остерегаться, и я, Барнабас Сэкетт, рожденный в Фенладе — болотном крае — и лишь недавно вернувшийся из-за моря, имел врагов, которых не знал.

Моя черная шляпа с пером и черный плащ таяли в черноте ночи, не образуя на ней силуэта, который могли бы уловить чужие глаза. И когда я ожидал в темноте, прислушиваясь, выдать меня мог лишь блеск отраженного света на обнаженном клинке.

Кто-то был в лесу недалеко от меня, не знаю, зверь, человек ли — а в слухи, будто по здешним лесам бродят дьяволы и демоны, я не особенно верил.

Дьяволы и демоны меня не беспокоили, но повсюду хватало людей с клинками столь же острыми, как и мой, людей с большой дороги, ночных тварей, имевших манеру залечь в засаду и дожидаться любого случайного путника, едущего в одиночку… к своей смерти, если дело сложится по их воле.

Но болота меня неплохо натренировали, ибо мы, ребята из Фенов, приучены знать все, что творится вокруг. Мы там все охотники и рыболовы, а некоторые заодно и контрабандисты, хоть я сам не из таких. Но все мы ходим своими потайными путями, во тьме или при свете, и каждый малейший звук знаем на слух. Да и блуждания по лесам Земли Рэли[1] среди краснокожих индейцев не позволили моим чувствам притупиться.

Кто-то таился во тьме — как и я.

Острие моей шпаги чуть приподнялось в ожидании нападения. Ничего, те, кто дожидаются возможность напасть на меня, — всего лишь люди, из которых может течь кровь, — как и я.

Но из темноты донесся не шум нападения, а голос:

— А-а, ты осторожен, паренек, и мне это нравится в людях. Стой спокойно, Барнабас, я не скрещу с тобой клинка. Я приготовил для тебя слова, а не кровь.

— Ну тогда говори, и будь проклят! Если слов не хватит, то мой клинок — вот он! Так ты, слышу, произнес мое имя?

— Ага, Барнабас, мне знакомо твое имя, и твой стол тоже. Мне приходилось есть разок-другой в твоем домике на болотах, том самом, где тебя не было так много месяцев.

— Так ты делил хлеб и мясо со мной? Кто же ты тогда? Говори, слышишь!

— Скажу-скажу, деваться мне некуда. Они давно уже приготовили лестницу и веревку, им только поймать меня осталось. Тут, как говорится, и за соломинку ухватишься. Да, мне нужна помощь — и разрешение сослужить тебе службу.

— Какую службу?

Как я ни вглядывался в темноту, рассмотреть его не мог, — но тут ухо уловило какие-то знакомые нотки, какой-то звучок, пробудивший память.

— Ох! — внезапно сообразил я. — Уоткинс, Черный Том!

— Ага… — Вот теперь он выбрался из тени. — Черный Том и есть, усталый и голодный.

— Но как же ты меня узнал? Давненько я в последний раз проезжал по этой дороге.

— Мне ли этого не знать? Но не только я один знаю, что ты вернулся… и не только твой друг Уильям, который обрабатывает твою землю. Тебя дожидаются и другие, Барнабас, и потому я здесь, в лесной сырости и темноте, жду с надеждой перехватить тебя, прежде чем ты, ничего не зная, заедешь прямо им в лапы.

— Но кто? Кто ждет?

— Я — в бегах; меня дожидалась виселица, но удалось вырваться на волю, и вот я сидел в таверне неподалеку и раздумывал, что делать, — как вдруг услышал твое имя. О, они говорили потихоньку, но когда столько проживешь на болотах, сколько ты да я… Одним словом, я их услышал. Они устроили засаду, чтоб сцапать тебя за пятки и сунуть в Ньюгейтскую тюрьму.

Он подступил на шаг ближе.

— Да, паренек, у тебя завелись враги. Я ничегошеньки ни про них не знаю, ни про имеющиеся у них причины, но, виновен ты или нет, а ордер королевин у них есть, и в нем отписан и для них кусочек, если они тебя изловят.

Ордер королевы? Что ж, может быть. Был такой ордер. Только кто же мог о нем дознаться и выбраться на охоту за мной? От нас до Лондона далеко, невероятное дело…

— Они возле домика? — спросил я.

— Не-а. Есть тут вроде как таверна в нескольких минутах ходу по дороге, вот они там и устроились в уюте. Время от времени один садится на лошадку и едет поглядеть, не появился ли ты дома, и еще, думается мне, у них человек прячется в живой изгороди.

— А что за люди-то, какой породы?

В голове у меня промелькнуло: уж не мой ли враг Ник Бардл, капитан «Веселого Джека», охотится за мной? Но его самого разыскивают власти, и уж о Ньюгейте он бы не подумал.

— С виду — шайка мошенников, и возглавляет их высокий темный человек с жирными волосами до плеч… Двигается, как ловкий мечник. Вроде бы он у них главарь, но, может и другой. Покороче, пошире… да и потолще… малость постарше, насколько я могу судить.

Мой конь испытывал такое же нетерпение, как и я. До моего домика оставалось меньше часа пути… может, и вполовину меньше, не поймешь, ночь темная, никаких примет не разглядишь. Положение мое было далеко не приятно.

Мой добрый друг и деловой компаньон капитан Брайан Темпани сейчас на борту нашего нового корабля, дожидается только моего возвращения, чтобы отплыть. Отплыть к новым землям за морем, чтобы торговать с кем сможем. И, возможно, там мы с Абигейл найдем дом.

Ордер королевы — дело нешуточное, даже если тот, кто дал под присягой показания, уже мертв и дело ушло в прошлое. Вообще-то ордер должны были уже отменить, но, попав в Ньюгейт, я могу проторчать там многие месяцы, и никто об этом даже знать не будет.

Капитан Темпани, если окажется в Лондоне, может нажать кое на какие рычаги, чтобы отменить ордер, да и мой друг Питер Таллис мог бы, но для этого я сперва должен добраться до Лондона и рассказать им.

— Том, двигай к домику и проверь, все ли там спокойно, и вдоль живой изгороди тоже посмотри. После возвращайся по дороге, встретишь меня. И вызови лодку.

— Сделаю.

— Погоди, Том. Ты, вроде, говорил о какой-то помощи?

Он взялся за стременной ремень.

— Барнабас, меня, если поймают, повесят в Тайберне, а ты, говорят, недавно вернулся из новых земель за морем и скоро снова туда уплывешь. В Англии для меня ничего уже не осталось, паренек, и никогда уже ничего мне тут не светит. Я бы ушел в море, и если ты меня возьмешь, так буду я твоим верным человеком до самой смерти. Если ты про меня слышал кой-чего, так знаешь, что я матрос. И солдатом тоже был, умею обойтись хоть с оружием, хоть с кораблем. Возьми меня за море, а я уж найду, чем там прокормиться.

В голосе его звучала искренность, и я немало наслышался о нем, все в один голос говорили, что человек это крепкий и стойкий. Быть контрабандистом в Британии означало вращаться в хорошем обществе, ибо, несмотря на суровость законов, многие священники и чиновники сами были вовлечены в это занятие или же умели вовремя отвернуться в другую сторону.

Наши болота и плавни в Кембриджшире и Линкольншире служили гаванями для контрабандистов, ибо тут хватает извилистых проток, по которым лодка может пройти от самого моря, и найдется пара десятков городишек, куда эта лодка может заявиться без какого-либо даже намека, что она пришла с моря.

— Хорошо подумай, о чем просишь, Том. Земля, куда я отправляюсь, далека. Там полно дикарей, а леса такие, каких ты в жизни не видел. Жизнь там будет нелегкая.

— А когда она была легкой для такого, как я? Шрамы на мне остались не от легкой жизни, паренек, и как бы плохо там ни было, а все же лучше, чем эшафот и петля, что меня тут ожидают.

Он ушел, а я еще какое-то время сидел в седле неподвижно и прислушивался — я не доверял темноте; но не услышал ничего, кроме стука дождевых капель по листьям. Черный Том — подходящий человек для Земли Рэли… человек что надо.

Моему коню надоело стоять, он двинулся вперед по своей воле, и я, спрятав шпагу в ножны, предоставил ему идти, куда хочет, а потом отстегнул клапан седельной кобуры на правой стороне. Приблизившись к таверне, я повернул коня на поросшую травой обочину той тропы, которую мы тут зовем дорогой.

Высокий человек, который двигается, как фехтовальщик? С черными сальными волосами? Никого такого не знаю.

Впереди появились огни в тусклых и грязных окошках. Я натянул поводья и остановил лошадь. Теперь я припомнил эту таверну. Старое заведение с конюшней… Открылась дверь, оттуда вышел какой-то человек. Закрыл дверь за собой… Я ждал.

Он постоял немного, потом обошел дом вокруг и направился в конюшню. Через некоторое время появился, ведя лошадь, влез в седло и свернул на дорогу, удаляясь от меня. Я последовал за ним на приличном расстоянии.

Должно быть, тот самый человек, который поедет к моему домику проверить, не появился ли я. Уж не перепутает ли Черный Том его со мной?

Мне не было нужды надолго задерживаться в своем доме. Возвращение мое сюда было не в меньшей мере сентиментальным, чем деловым, ибо во мне все крепло чувство, что больше я уже не увижу этого дома, который даровали моему отцу за службу в войнах. Иво Сэкетт, мой отец, был йоменом, солдатом, первоклассным воином… и порядочным человеком тоже, и столь же хорошим учителем, как и воином.

Надо было повидать Уильяма, ибо он будет заботиться о моей земле, когда я отправлюсь за великие воды, и нам следовало обсудить несколько небольших дел. Он-то человек надежный, но если с ним что-то случится… в конце концов, все мы смертны.

Отец дал мне хорошее образование и оставил после себя отличный участок земли, но у меня не было желания сидеть на месте, да он и сам этого от меня не хотел. Он изрядно натренировал меня обращению с оружием, в чем сам был мастером, а писать и читать выучил лучше, чем сам умел.

— Мальчик мой, — говаривал он, — я знаю ткача, который стал крупным купцом, да и люди, следовавшие за Вильгельмом Нормандским, не имели ничего, кроме крепких рук и мечей, но с их помощью стали вельможами в королевстве. Для некоторых акр[2] земли да лачуга на нем — все, что в жизни нужно, но не для тебя, Барнабас. Я старался приготовить тебя к новой жизни в надвигающемся новом мире, где человек сможет стать тем, чем имеет желание быть.

Этот домик да участок среди болот были тем, чего добился в жизни мой отец. Теперь наступил мой черед. Как ни любил я наш коттедж и болотный край, но знал, что есть где-то более широкий и вольный свет. Я унаследовал от отца презрение к лизоблюдам, которые угодничают перед власть имущими, ожидая от них лакомых кусочков. Ну уж нет, я не буду обязан никому…

Всадник, за которым я следил, начал, по мере приближения к моему дому, замедлять поступь коня.

Он внезапно остановился и прислушался, но я, почувствовав заранее, что он вот-вот придержит лошадь, успел прижаться к высокой живой изгороди, и он не мог меня увидеть.

Довольно долго он смотрел на дорогу у себя за спиной, потом поехал дальше, но я сдержал коня, ибо было во мне ощущение, что он остановится снова. И он действительно остановился и вывернулся в седле, глядя назад. Через некоторое время поехал дальше, видимо успокоившись.

Приблизившись к проезду, который поворачивал вниз по склону к моему домику, он натянул поводья и спешился. Я нарочно заставил свою лошадку сделать пару шагов — пусть услышит.

Он мгновенно застыл на месте, глядя в мою сторону. Но я сидел в седле молча, зная, что он чуть-чуть встревожен и напуган — во всяком случае, обеспокоен, — а этого я и добивался.

Он провел свою лошадь к проезду, ведущему к моему дому, и то, что он увидел — или не увидел, — его вполне устроило, во всяком случае, он снова поднялся в седло. Но он поехал в ту сторону, откуда мог бы видеть обращенную к воде часть домика — и вот тут я замурлыкал вполголоса какую-то песенку и шагом направил коня к нему. Он уже собирался повернуть в проезд, но тут услышал меня, как я и задумал; повернув за угол, я увидел его — с алебардой в руке.

— Эй, там! — окликнул я, не слишком громко. — Это дорога на Бостон?

— Прямо вперед — пока не увидите рынок, — он наклонился в мою сторону, вглядываясь. — Вы по дороге приехали?

— Ага-а… и перепугался там изрядно! Что-то там было… Не знаю что. Или кто. Я окликнул, но ответа не услышал, ну и постарался убраться побыстрее. Черт побери, человече, если вам в ту сторону, так поосторожнее. Мне не понравилось, как оно пахло.

— Пахло?

— Ага, очень противно воняло… как от чего-то дохлого. Я не разглядел ни силуэта, ни тени, но… Вы когда-нибудь слышали запах волка?

— Волка? — он чуть повысил голос. — В Англии нет волков!

— Ага-а… так говорят. Совсем нет волков, я понимаю, но мне волчий запах, приходилось чуять… не ваших обыкновенных волков, понимаете, а здоровенных, крадущихся тварей с жуткими клыками. Кровавыми клыками! И они воняли, как вот та штука на дороге. Может, слышали когда про вервольфов, оборотней? Я иногда думаю…

— Оборотни? Да это просто болтовня… сказки тупых крестьян. В Англии нет волков, и я…

— Да ладно, говорю вам, мне приходилось слышать их запах. Это было в Татарии, куда я ездил по приказу Генриха Седьмого…[3]

— Генриха Седьмого! — он уже просто визжал. — Невозможное дело! Уже почти сто лет прошло с тех пор, как…

— Так долго? — удивился я. — Вот не подумал бы…

Я наклонился к нему:

— Оборотни! Я этот запах где хочешь узнаю! Запах разрытых могил! Старых могил! Давным-давно мертвых тел! — я сделал паузу и пробормотал озадаченным тоном: — Но вы сказали, что король Генрих Седьмой правил около ста лет назад?

— Около того. — Человек осторожно пятил лошадь от меня.

— Ну-ну-ну! Ох и бежит же время! Но, знаете ли, когда уходишь и ты уже не подвластен больше времени…

— Мне надо ехать. Меня ждут в таверне вон там…

— А? В таверне? Хотелось мне туда заглянуть, но сами знаете, что из этого получается. Когда я захожу, другие уходят. Так я…

— Ты сумасшедший! — внезапно завопил человек. — Безумец!

Он ударил коня каблуками и умчался прочь.

Из живой изгороди донесся смешок.

— Он так и не понял, ты безумец или призрак, Барнабас. — Черный Том вздрогнул и передернул плечами. — В такую ночь, в темноте во что хочешь можно поверить. — И махнул рукой. — Быстрее! Лодка ждет.

Я двинулся по проезду, Черный Том бежал рядом вприпрыжку, держась за стремя. Времени было мало, я лишь мельком взглянул на свой дом: он стоял темный и тихий, маленькие окошко глядели, словно одинокие глаза. Я решил, что Уильям сейчас в хижине, чуть в стороне от дома. Меня словно кольнуло в сердце — этот коттедж был домом моего детства, этот участок и болота вокруг него. Внутри был очаг, возле которого отец давал мне уроки. Никто на свете не трудился усерднее ради будущности своего сына. Он научил меня всему что мог из увиденного и узнанного за свою жизнь.

Никогда больше… он ушел в мир иной и похоронен — не знаю даже, в каком году из прошедших. Волна печали захлестнула меня, я повернулся, чтобы кинуть еще один взгляд…

— Быстро! В лодку, Барнабас! Они скачут!

Это была не просто обыкновенная лодка, а скорее барка, я быстро провел лошадь по сходне, мы оттолкнулись от берега и скользнули на темную поблескивающую воду. Топот копыт звучал все громче.

Оглядываясь назад, я чувствовал, как закипают на глазах горячие слезы. Когда-то здесь был мой дом, в этом коттедже на краю болота. Здесь я вырос и стал взрослым, здесь умер мой отец.

А где же будет лежать мое тело, когда придет время?