Глава 5

На пике славы

Сицилийские ножи и фламандские копья

С Людовиком в Карфагене был его старший сын Филипп. После смерти отца он заключил перемирие с мусульманами и возвратился во Францию, где короновался как Филипп III (также известный как Филипп Смелый^[50]). Это — признак прочности правления династии Капетингов. Даже при том, что наследник короны был за границей в момент смерти короля, никто не пытался выступить против него. Коронация Филиппа прошла как само собой разумеющееся событие и без неприятностей.

Филипп продолжал усиливать королевскую власть в Южной Франции, но его правление было довольно скучным. В это время реальное очарование Капетингов проявилось в Карле Анжуйском, его дяде, который все еще правил в Неаполе и Сицилии и чьи амбиции не уменьшились после фиаско в Тунисе.

Карл решил напасть на Византийскую империю и пересек южную Адриатику, чтобы высадить армию на Балканах. В 1277 году он укрепился в значительной части византийских владений и даже сумел объявить себя королем Иерусалима. Титул был номинальным, ибо в Иерусалиме он ни разу даже не побывал. Корона наследовалась множеством людей после падения Иерусалима и приносила обладателю только престижный титул. Карл купил титул у предыдущего владельца.

Однако слабым местом Карла оказались его собственные итальянские владения. Он раздавал должности и феоды французской знати, обложил сицилийцев непомерными налогами, чтобы финансировать свои внешнеполитические амбиции. Сицилийцы, которые помнили прекрасные времена правления Фридриха II, оставались преданными его дому. Хотя последний потомок Фридриха мужского пола, Конрадин, был мертв, у Манфреда была дочь, которая оказалась женой Педро III^[51], короля Арагона.

Сицилийцы обратились к Педро, который согласился захватить власть в Королевстве обеих Сицилий. Он заключал союз с императором Михаилом VIII^[52], который был крайне заинтересован в поражении Карла.

Но не Педро и не Михаил нанесли главный удар Карлу. Это были сами сицилийцы, отчаянно ненавидевшие своих высокомерных французских господ.

31 марта 1282 года, во время вечернего богослужения, сицилийцы восстали. Было ли восстание спонтанным или организованным эмиссарами коварного Михаила VIII, мы не знаем, но результаты были кровавыми и решающими. Каждый француз, которого сицилийцы смогли схватить, был убит, такая же участь ждала тех, кто говорил с французским акцентом, если больше ничего не выдавало в нем ненавистного франка. Тысячи погибли в этой так называемой «сицилийской вечерне», и в течение месяца мятежники удерживали в своих руках весь остров.

Разгневанный Карл вернулся с Балкан, отложив свои византийские завоевания. Он, возможно, мог возвратить себе остров, но в этот момент на Сицилию прибыл Педро Арагонский с войском.

Педро вторгся в Южную Италию, разбил флот Карла около Неаполя и захватил в плен сына Карла. Филипп III, король Франции, пришел на помощь дяде, вторгшись в Арагон (так одна авантюра влечет за собой другую), где потерпел сокрушительное поражение. Карл Анжуйский умер в 1285 году, все его амбиции ни к чему не привели, а Филипп III умер месяц спустя.

А пока христиане продолжали воевать друг с другом, мусульмане захватывали те немногие замки и города, что оставались в руках крестоносцев в Святой земле. Их последняя крепость, Акра, захваченная за столетие до этого Ричардом Львиное Сердце, пала в 1291 году, и лишь спустя пять столетий христианское войско окажется на Святой земле.

За Филиппом III на троне Франции следовал его старший сын, Филипп IV, часто именуемый Филиппом Красивым^[53].

Филипп IV был сильным королем, который продолжал политику Людовика VI и Филиппа II — распространения прямого королевского управления всеми сторонами жизни королевства. Расширение королевского домена означало, что добрая половина Франции принадлежала королю или другим членам королевской семьи. И при этом король больше не был просто «первым среди равных». Он обладал высшей властью королевства, был избранником Божьим, и все были его подданными — и знать, и крестьяне.

Единственной областью Франции, над которой он был не властен, оставалась, конечно, Гиень, которой управлял английский король. Филипп вторгся в английские владения и даже вполне преуспел в этом, потому что английский король Эдуард I, сын Генриха III, был увлечен присоединением Шотландии. Для того чтобы Эдуард не отвлекался от этой проблемы, Филипп в 1295 году заключил союз с шотландцами, начав политический курс, которому Франция будет следовать в течение трех столетий.

Но если французы завели себе союзников на границах Англии, то и англичане могли расплатиться той же монетой. На северо-восточной границе королевства была Фландрия с ее городами. Они процветали под защитой монархии, пока короли опирались на города в своей борьбе против крупных феодалов. Однако ко времени правления Филиппа IV французская знать угомонилась и не представляла для короля никакой опасности. Зато города постоянно требовали расширения своих привилегий.

Теперь королевская политика стала антибюргерской, и богатые города Фландрии, чье благосостояние стало резко падать, видели теперь во Франции своего главного врага.

Это означало, что англичане стали их естественным союзником. Этот союз был обусловлен не только наличием общего врага, но и общими экономическими интересами. Фландрия обнаружила, что английские овцы (по причине английского климата) давали более длинную и толстую шерсть, чем фламандские. Фламандские ткачи закупали английскую шерсть и экспортировали ткань, таким образом обе нации получали прибыль. И при этом фламандцы не должны были бояться английской агрессии, так как две страны разделяло море. Оно, конечно, не являлось непреодолимой преградой, но это было лучше, чем суша, которая отделяла Фландрию от остальной части Франции.

В 1297 году Эдуард I был готов начать вторжение в Северную Францию при помощи графа Фландрского. И при этом обе страны уже не впервые заключали военный союз. Фламандцы выступали в союзе с королем Иоанном в кампании, которая закончилась сражением при Бувине в 1214 году.

Перед лицом этого вторжения Филипп IV был вынужден прекратить войну на юго-западе. Но Эдуарду пришлось возвратиться в Англию, чтобы вновь сразиться с непокорными шотландцами.

Мстительный Филипп IV решил наказать Фландрию. Он разбил графа Фландрского и в 1300 году подчинил Фландрию своей власти. Поражение стало плохим известием для фламандцев, но гораздо худшим для них был экономический спад. В Италии стала активно развиваться текстильная промышленность, из-за конкуренции сокращались фламандские доходы. Кроме того, несколько лет подряд были неурожайными. Фламандцы, взбудораженные экономическими проблемами, взбунтовались против французского правления, так же как это сделали сицилийцы за двадцать лет до этого.

18 мая 1302 года, во время заутрени, началось восстание в городе Брюгге, и приблизительно три тысячи французов были убиты.

На этот раз не было никакого Педро Арагонского, который мог прийти на помощь, однако фламандские горожане были готовы самостоятельно бросить вызов Филиппу IV. Конечно, у них не было ни единого шанса на победу, но тут вмешались следствия некоторых ранее не замеченных изменений в военном искусстве.

В течение многих столетий тяжеловооруженный рыцарь властвовал на поле битвы, и каждая из противоборствующих сторон стремилась увеличить мощь и численность своих рыцарей. К концу XIII столетия рыцарь стал своего рода танком, движущимся на огромной, зачастую закованной в броню лошади. Все это было тяжело, огромно и медленно.

Броня теперь была сделана из крупных металлических пластин, вместо старой кольчуги^[54], была куда менее уязвима, но стала намного более тяжелой и настолько дорогой, что было почти невозможно пытаться содержать большую рыцарскую армию.

Это стало одним из факторов, снизивших значение феодальной аристократии. Отныне лишь король мог создать большую армию должным образом снаряженных рыцарей.

XIII столетие было временем поиска нового типа оружия, которое смогло бы нарушить традицию войны рыцарей против рыцарей и при этом было бы недорогим.

Одно такое оружие уже существовало. Это был арбалет. Его передовой особенностью был установленный на деревянное ложе стальной лук и стальные стрелы — так называемые «болты». Сила натяжения была столь велика, что для взведения использовался специальный механизм^[55]. Болты обладали большей пробивной силой, чем обычные стрелы, и на короткой дистанции могли пробить броню!

Главным неудобством арбалета было то, что на его заряжание уходило некоторое время. Отряд арбалетчиков мог передвигаться с заряженным оружием. Они могли начать сражение обстрелом боевых порядков противника, нанося ему ущерб еще до начала рукопашной схватки. Естественно, стрелкам пришлось бы тут же отступить. После залпа им требовалось время на перезарядку, и в этот момент они могли быть опрокинуты конницей противника (а иногда и собственными надменными рыцарями, не желающими дожидаться конца перестрелки).

Арбалеты появились еще в 1066 году — Вильгельм Завоеватель использовал их при завоевании Англии, — но не получили развития до 1200 года. Они казались ужасным оружием, потому что позволяли безродному стрелку убить рыцаря, а церковь пробовала объявить их вне закона (за исключением применения их против «неверных»), но в действительности не было необходимости в подобных санкциях. Медленная перезарядка не позволяла арбалету стать оружием действительно решающим в любом из крупных сражений Средневековья.

Совершенно иной была судьба такого простого оружия, как пика. Это длинное деревянное копье, снабженное металлическим наконечником, а иногда и крюком, чтобы пику можно было использовать как багор. Копье является одним из самых древних типов оружия, но пика отличалась особенной длиной и прочностью и была предназначена для поражения всадника и лошади на дистанции, делающей невозможным применение оружия кавалеристом против пехотинца.

Одиночный пехотинец с пикой не мог быть преградой для всадника, но плотно построенная группа пикинеров могла выставить целый лес металлических наконечников, который при условии, что пехота будет дисциплинированна и станет крепко держать пики в руках, мог заставить коней повернуть вспять.

Фламандские копейщики участвовали в сражении при Бувине, но не сражались против французских всадников. Они победили французскую пехоту, а поскольку сражение было решено столкновением рыцарских отрядов, боевые возможности пики остались незамеченными.

Самое главное — арбалет и пика были настолько дешевы, что ими мог вооружиться любой простолюдин. На поле боя появилось оружие, способное противостоять лошади и броне аристократии.

Однако французы, собиравшиеся наказать непокорных фламандцев, еще не подозревали об этом.

Робер Артуа (внук Людовика VIII и сын того брата Людовика IX, из-за которого французы потерпели поражение в Египте) командовал французской армией^[56]. Под его началом было 50 тысяч человек, включая большой отряд тяжеловооруженных рыцарей.

Против них выступили 20 тысяч фламандцев.

Две армии встретились 11 июля 1302 года при Куртре, в двадцати пяти милях к югу от Брюгге. Фламандцы выбрали хорошую позицию. Они стояли на склоне холма, который был перекопан оросительными каналами, один из которых находился непосредственно перед фронтом их позиции и был укреплен земляным валом. Пространство перед ним было заболоченным.

За ним, ряд за рядом, с пиками, выставленными вперед, как иглы дикобраза, ждали фламандцы.

Робер Артуа послал свою пехоту и приказал дать залп из арбалетов. Но пехота завязла в болотной грязи, и обстрел произвел недостаточный эффект, тогда рыцари приготовились закончить сражение атакой.

Рыцарские романы, подчеркивавшие красоту рыцарства, и рассказы, посвященные Крестовым походам, где даже поражение христианского воинства в далеких странах преподносилось с романтической точки зрения, создали иллюзию непобедимости рыцарства. Поэтому французские рыцари не знали никаких других способов ведения боя, кроме как атаковать противника.

Против них было только скопище быдла, и считалось ниже рыцарского достоинства применить какую-нибудь причудливую тактику. Все, что нужно было сделать, — это пришпорить коней и на полном скаку врезаться в толпу.

Это они и попытались сделать, атакуя несколькими волнами. Конница проехалась по своим арбалетчикам, переправляясь через канал, завязла в трясине и стала подниматься по склону, в то время как фламандские горожане спокойно ждали их приближения с пиками наготове.

Атакующие порядки французов расстроились в мгновение ока. Некоторые рыцари вылетели из седла, оказались растоптанными копытами лошадей. Некоторые упали в канал или в болото, и тяжелая броня не позволяла им подняться^[57].

А затем их атаковали фламандцы.

Способ, которым рыцари сражались между собой, состоял в нескольких конных сшибках. Поверженного противника пленяли, сопровождая этот акт церемонными любезностями, и в дальнейшем удерживали в ожидании щедрого выкупа. Этим фактом восхищаются лишь близорукие люди, которые забывают, что такое вежливое отношение существовало только для рыцарей. Пехотинцы, не имевшие ни лошадей, чтобы сбежать при поражении в бою, ни хороших доспехов, обычно безжалостно вырезались без шанса на пленение. Они же не имели возможности заплатить выкуп.

Следовательно, когда горожане-ополченцы без малейшего милосердия убивали рыцарей, они действительно нисколько не следовали правилам галантной войны. Эти правила были обязательны только для рыцарей. Длинные пики «работали» методично и безжалостно, завязшие в трясине рыцари были убиты. Робер Артуа и вместе с ним семьсот других благородных рыцарей встретили свою смерть под Куртре.

Число погибших рыцарей известно, потому что семьсот пар золотых шпор были собраны фламандцами в качестве трофея, поэтому битва при Куртре более известна как Битва золотых шпор.

Филип IV не считал поражение финалом и ввел новые армии во Фландрию. Он одержал несколько побед, достаточных для восстановления престижа, но фламандские города сохранили существенную независимость, и Филипп понимал, что кампания не принесла нужных результатов.

Сражение при Куртре стало ценным уроком. Война всегда нечто большее, чем ряд поединков между рыцарями, как если бы они были на турнире или жили в своего рода сказке о короле Артуре, рожденной в сознании трубадура. Пехотинцы, хорошо дисциплинированные и хорошо вооруженные, могли остановить неорганизованную толпу всадников и нанести им серьезное поражение.

Урок нужно было усвоить, но французское рыцарство не захотело его учить. Отказываясь покидать мир трубадуров и их героической мифологии, они обвиняли в своем поражении при Куртре неудачный выбор диспозиции. Несколько лет спустя швейцарские ополченцы так же победили немецких рыцарей, и там ответственность за результат возложили на горы, а не на храбрость стойких и решительных воинов низкого происхождения.

Французская аристократия в течение более чем столетия несла военные поражения, подобные Куртре или даже хуже, чтобы наконец понять, что рыцарство годилось лишь для сборников рассказов.

Унижение римских пап

Хотя военные поражения в Сицилии и во Фландрии были сокрушительными, в конце концов, они были только булавочными уколами. Под устойчивой и несколько безжалостной рукой Филиппа IV продолжался процесс централизации, и Франция становилась более сильной, чем когда-либо прежде. Три века правления Капетингов объединили страну. К XIV столетию было только четыре региона, где власть короля оставалась символичной, и все они — на окраинах королевства.

На юго-западе была Гиень, которой управлял английский король, и Фландрия на северо-востоке, которая вступала в союзы с Англией столь часто, как того желала. На востоке была Бургундия, при герцоге — дальнем родственнике короля, который действовал лишь с одобрения королевского правительства. А на северо-западе лежала Бретань, которая была совершенно особым случаем.

В VI и VII столетиях сюда переселялись беженцы из Британии, спасавшиеся от вторжения саксов. Земли были заселены кельтами-бриттами, здесь сформировалась своеобразная кельтская культура и свой бретонский язык. Ее население не принимало французский язык, но это не означало антикапетингской политики. Скорее это символизировало желание герцогства оставаться нейтральным и самобытным. Когда Бретань должна была выбирать одну из сторон какого-нибудь конфликта, она делала это настолько аккуратно, насколько было возможно.

Но территориальной централизации было недостаточно. Франция нуждалась в централизации экономической, если правительство действительно желало быть сильным. Феодальная система была фактически мертва с военной и политической точки зрения, но все еще существовала в сфере экономики. Филипп IV чувствовал себя связанным средневековой финансовой системой, которая была чрезвычайно неэффективной и основанной на запутанных юридических взаимоотношениях сеньоров и вассалов. Королевские доходы никогда не превышали постоянно увеличивавшихся затрат, и Филипп IV управлял гораздо более крупным, а значит, и более дорогим королевством, чем его предшественники, а посему он должен был добывать деньги всеми возможными способами.

К тому же двор завяз в трясине феодальных традиций и стремился к обогащению, в то время как нация оставалась бедной. Бюргеры процветали. Приблизительно в 1200 году итальянский математик Леонардо Фибоначчи ввел в Европе новую цифровую систему, которую заимствовал у арабов, а потому названную «арабской». С новыми цифрами было гораздо легче работать, чем с освященными веками римскими. Они быстро получили популярность среди торговцев. Приблизительно в 1300 году в Италии была изобретена система двойной бухгалтерии. Оба достижения привели к упрощению и ускорению финансовых расчетов.

Неудивительно, что такой монарх, как Филипп IV, не остановился перед сомнительными методами, чтобы увеличить приток денег в казну. Например, он «портил» монету, включая меньше золота и серебра, оставляя себе избыток. Он безжалостно притеснял те слои населения, к которым не питал симпатии. Он брал огромные суммы в долг у евреев и итальянских ростовщиков, а когда выжал из евреев все, что смог, изгнал их из королевства. Он продавал рыцарские титулы богатым бюргерам за большие суммы. (Это давало им престиж и свободу от налогообложения, так что это была действительно долгосрочная потеря в обмен на краткосрочную выгоду.) Король также предложил свободу крепостным крестьянам, но не из гуманности, а за деньги, если они могли их найти.

Один источник денег, который всегда был дразнящей приманкой для всех монархов Средневековья, — казна церкви. Многие короли пытались заполучить хоть часть этих денег, но церковь всегда сопротивлялась и почти всегда добивалась успеха. В свое время король Англии Иоанн попробовал, но папа римский, Иннокентий III вынудил его признать свое поражение.

Однако времена менялись, и церковь уже пережила пик своей власти. Последними, кто осознал это, были папы.

24 декабря 1294 года папой римским стал Бонифаций VIII. Он был раздражительным и высокомерным человеком, который смотрел на папскую власть, как если бы все было как при правлении Иннокентия III. А на самом деле обстояло совсем по-другому.

Он считал себя арбитром королевских ссор. Он дал официальное одобрение арагонскому королю на управление Сицилией, которой фактически правил и без его одобрения, со дня «сицилийской вечерни». Он также стремился помирить Филиппа IV и Эдуарда I.

Он, естественно, хотел мира, потому что из-за расходов на войну оба короля облагали налогом духовенство без папского разрешения. Война продолжалась, и вместе с ней налогообложение, а кратковременная вспышка активности папы прошла. В 1296 году Бонифаций VIII написал буллу, названную Clericis laicos, в которой угрожал моментальным отлучением от церкви любого, кто облагает налогом духовенство без папского разрешения.

Английское правительство было ею укрощено, но Филипп IV не отреагировал. Его потребность в деньгах стала еще большей, и он решил изменить политику в отношении церкви. До сих пор Капетинги порой ссорились с Римом по личным проблемам, но почти никогда по принципиальным вопросам. Англия и Священная Римская империя тратили впустую энергию и силы в сражениях с церковью, пытаясь управлять духовенством и его деньгами, но Франция сделала очень мало таких попыток. Фактически, когда папа римский должен был бежать от германских армий, он мог всегда рассчитывать на безопасность во Франции.

Все же теперь Филипп IV пошел на открытый конфликт с папой римским. Он начал с запрета на экспорт золота и серебра из королевства. Это сразу сократило существенную часть папских доходов в тяжелый момент для Бонифация, поскольку у него были конфликты с местной римской знатью. Против желания он был вынужден пойти на компромисс и даже сделать примирительный жест в виде канонизации Людовика IX, дедушки Филиппа, в 1297 году. Более важным было то, что он позволил облагать налогом французское духовенство, чтобы оплачивать войны Филиппа во Фландрии.

Но когда в 1300 году Бонифаций VIII объявил Юбилей или Святой год празднования XIII столетия Рождества Христова, орды паломников прибыли в Рим, и невероятное количество денег поступило в казну благодаря их пожертвованиям. Папа был преисполнен счастья от этого свидетельства власти Святого престола. Сочетая уверенность в собственных силах с финансовыми поступлениями от Юбилея, он был готов вновь пробовать бороться против Филиппа.

Шанс представился в ноябре 1301 года, когда французского епископа судили за различные преступления королевским судом. Это было незаконно, ибо священников мог судить лишь церковный суд. Сразу же началась серьезная полемика между королем и папой. Бонифаций использовал обычные папские угрозы, но Филипп IV применил новое оружие — чувство роста национальной гордости среди французов.

Для папы римского все еще существовал единый христианский мир, в пределах которого могли править различные короли и люди разговаривали на разных языках, но он был объединен наследием Римской империи, общим для всех латинским языком, единым императором и, самое главное, единой церковью, во главе с единым папой римским.

Филипп думал иначе. Укрепление и расширение королевских владений, героические рассказы о Крестовых походах, которые в основном были написаны французами, популярная литература — все это помогало французам осознавать себя прежде французами, а уже потом христианами.

Филипп смело начал агитацию против Бонифация, обвиняя его во всевозможных преступлениях, приучая своих подданных видеть в нем лишь иностранца, нефранцуза, а уже потом папу римского.

Филипп также организовал собрание представительных членов всех трех сословий — дворян, духовенства и бюргеров — для того, чтобы консультироваться с ними, получить их согласие с его политикой и дать нации чувство участия в государственных свершениях. Ранее подобное происходило на местном или провинциальном уровне, но в этот раз впервые собирались представители со всей Франции. Поэтому это национальное собрание было названо Генеральными штатами. Это собрание удовлетворило Филиппа еще и потому, что, когда Генеральные штаты одобряли введение нового налога, это было желанием нации, принимающей решение, а не произволом королевской тирании, а значит, и налог встретит намного меньше сопротивления.

Даже духовенство не могло забыть свое французское происхождение, участвуя в «общенациональном» деле.

Бонифаций, возможно, и был готов отступить перед лицом ясного намерения Филиппа принять чрезвычайные меры в случае необходимости, но в это время произошло сражение при Куртре, и папа почувствовал, что Филиппу придется уступить. В ноябре 1302 года, спустя четыре месяца после сражения, он торжествующе выпустил буллу Unam sanctum. В этой булле папа ясно и прямо заявил, что папа римский был правителем не только в духовном, но также и мирском смысле и что все короли мира должны присягнуть на верность папе римскому, а все те, кто отрицает это, — еретики. Ни один папа до Бонифация не делал таких прямолинейных и властных заявлений.

Филипп не позволял себе быть удрученным поражением при Куртре или папским графоманством. Вместо этого в мае 1303 года он собрал специальную коллегию в Париже, в которую входили даже французские церковники, и сделал так, чтобы его адвокаты составили подробный список преступлений Бонифация. Папа обвинялся в религиозных преступлениях: ереси, колдовстве, установлении своих образов в церквах. Фактически он был обвинен в преступлениях против французской нации: из-за объявления французов еретиками и призывов уничтожить их, из-за высказывания, что он предпочитает быть собакой, чем французом, и тому подобного.

Единственное, что Бонифаций мог сделать в ответ, — это отлучить Филиппа от церкви, объявить его дурным правителем и объявить всех его вассалов свободными от вассальной присяги.

Король понимал, что некоторые из его вассалов могли попытаться использовать эту ситуацию в своих интересах. Поэтому Филипп действовал быстро. Интердикт должен был вступить в силу 8 сентября 1303 года. В тот день у Филиппа нашлись верные люди в Риме, готовые на решительные действия. Ими командовал Гильом де Ногаре, который возглавлял комиссию, составлявшую обвинения против папы. Используя в своих интересах вражду среди римлян, объединившись с семьей Колонна, которая смертельно ненавидела папу римского, Ногаре внезапно захватил папу в его летней резиденции в Ананьи, в тридцати милях к востоку от Рима.

Папа был арестован. Колонна были готовы убить его на месте, но Ногаре воспрепятствовал этому, хорошо зная, что, если дело зайдет слишком далеко, злодеяние возвратится, как бумеранг^[58].

Бонифаций был освобожден и возвратился в Рим, но интердикт не был оглашен, и семидесятилетний папа, сломленный оскорблением, умер через несколько недель.

За ним на папский престол взошел Бенедикт XI. Новый папа римский был приверженцем Бонифация, но он делал то, что от него требовалось. Он признал Филиппа IV и не предпринял попытки продолжить борьбу. Он удовлетворился отлучением Ногаре.

Положение изменилось, и это было совершенно ясно. Предыдущие папы успешно боролись против монархов, используя в своих интересах феодальные принципы. Они всегда могли восстановить против короля крупных сеньоров и лишить целую нацию церковных милостей. Теперь все стало иначе.

При новых идеях патриотизма стало тяжелее подбивать сеньоров на мятеж и стало легче заставлять духовенство служить интересам страны даже против желания папы римского. Если раньше при выборе между папой римским и королем выигрывал папа, то теперь предпочтение отдавали королю.

Папство по-прежнему было влиятельным в некоторых странах и остается таковым даже по сей день. После Ужасного дня Ананьи папы больше не могли помыкать монархами.

Но Филипп IV не был удовлетворен. Он хотел большего. Ему казалось недостаточным, что папа римский его признает. Он хотел такого папу, который будет его марионеткой.

Когда Бенедикт XI умер в 1304 году, Филипп Красивый приложил максимум усилий для выбора подходящей кандидатуры. Кандидат был французом, архиепископом Бордо. Он был избран 5 июня 1305 года и принял имя Климент V.

Будучи человеком больным и слабовольным, Климент V с самого начала оказался под сильным влиянием французского короля. Филипп вынудил его согласиться на перенос папской резиденции из Рима в Авиньон, который, являясь папским владением, все же находился на территории Франции. Папа был француз, и ему теперь угрожали французские враги, как раньше итальянцы угрожали папам-итальянцам.

Климент должен был назначить столько французских кардиналов, сколько было необходимо для гарантированного выбора следующим папой француза. Фактически семь следующих пап римских, начиная с Климента V, действительно проживали в Авиньоне в течение шестидесяти восьми лет. Этот период истории папства называется «авиньонским пленением». Даже позже, когда папы возвратились в Рим, в течение сорока лет Авиньон был пристанищем претендентов на папский престол.

Папа также был вынужден аннулировать буллы Clericis laicos и Unam sanctum, снять отлучение с Ногаре. Но и это было не все.

Наконец он склонил голову и согласился не сопротивляться планам Филиппа IV относительно тамплиеров.

Гибель тамплиеров

Орден тамплиеров появился в Палестине после Первого крестового похода. В 1119 году некий рыцарь^[59] посвятил себя защите паломников, стекавшихся в Иерусалим.

Другие присоединились к нему, и скоро появился отряд воинов, давших обет бедности и служения Богу. Эти монахи-воины получили под свою первую резиденцию крыло дворца в Иерусалиме, рядом с тем местом, где, как полагали, в древности стоял храм Соломона. И поэтому они назвали себя «бедными рыцарями Христа и храма Соломона», сокращенно — тамплиерами, что означало — храмовники.

Монахи-воины героически сражались в течение Крестовых походов, но они также получали богатые пожертвования от тех, кто им сочувствовал. Бедные рыцари уже не были столь бедны, как вначале, но стали многочисленным и дисциплинированным орденом с отделениями по всей Европе и с быстро накапливавшейся казной. Самые сильные позиции у ордена были, естественно, во Франции, поскольку в основном французское дворянство несло бремя Крестовых походов.

Даже после того как Крестовые походы прекратились и положение крестоносцев в Святой земле стало безнадежным, тамплиеры все еще оставались силой. Их мощь, богатство и абсолютная политическая независимость как набожных и целомудренных воинов Христовых сделали их государством в государстве и церковью в церкви. Они были неподвластны ни епископам, ни королям и вели себя так, как если бы действительно были верховной властью.

Используя свои богатства, они стали ростовщиками Европы, давали деньги в долг так же, как это делали евреи, но более «хитрым» способом, представляя все так, будто поступают как добрые христиане, а вместо процента берут комиссионные или пожертвования^[60].

Кроме того, они легче, чем евреи, возвращали свои деньги, поскольку у тамплиеров было гораздо больше сил и им было проще обращаться в суды, как защитникам веры.

К концу правления Людовика VII тамплиеры получили большой участок земли в пригороде Парижа. Там они построили свою резиденцию, названную Тампль — храм, который стал главным центром ордена. Во времена Филиппа IV Тампль, при Великом магистре ордена, Жаке де Моле^[61], был финансовым ядром Западной Европы, своего рода средневековой Уолл-стрит.

Нет, однако, ничего более неумолимого и столь же опасного, чем венценосный должник. Поскольку тамплиеры становились все более высокомерными, рано или поздно должен был наступить момент, когда они одолжили деньги (и потребовали их возврата) тому, кто был достаточно силен и достаточно недобросовестен, чтобы нанести ответный удар.

Этот некий был Филиппом IV. Он был должен ордену, и, несмотря на все его вымогательства у еврейских и итальянских ростовщиков (которых он мог грабить по своей прихоти, не помышляя о возврате денег), несмотря на постоянно увеличивающиеся налоги, он знал, что никогда не будет в состоянии расплатиться или умерить аппетиты беспощадных рыцарей. Альтернативой должен был стать роспуск ордена, разгром тамплиеров и конфискация их богатств.

Для этого он нуждался в сотрудничестве папы римского. Климент V, возможно, обещал такое сотрудничество. И при этом он не мог отступить, ибо постоянно подвергался шантажу и угрозам со стороны короля. Ему постоянно напоминали о судьбе предшественника и обещали окончательную дискредитацию папского престола в глазах всего христианского мира.

А кроме того, возможно, папа втайне сам хотел избавиться от тамплиеров, тем более чужими руками. Уж слишком они были богаты, сильны и непокорны духовной власти.

Что же народ? Многих отталкивало высокомерие тамплиеров, но был еще суеверный страх: многое в их организации было таинственным, а народ всегда готов поверить в худшее, особенно если это касается каких-то тайных обрядов. Было бы слишком просто утверждать, что тамплиеры втайне предавались всем видам религиозных и сексуальных извращений, отрекались от Христа, поклонялись идолам, поощряли гомосексуализм.

Тамплиеров могли заставить признаться во всем этом под пыткой, и в то время (впрочем, как и в другое, включая наше собственное) люди были готовы верить признаниям, которые выбивают подобным образом.

Чтобы реализовать этот план, нужно было устранить того, кто мог организовать сопротивление и контрпропаганду. Жак де Моле был в этот момент на Кипре, вне досягаемости французского короля, и тогда Филипп сделал так, чтобы папа вызвал его во Францию под предлогом обсуждения возможности организации нового Крестового похода. Ничего не подозревавший де Моле возвратился, воспользовавшись в качестве предлога каким-то случайным доносом, Филипп приказал без шума допросить нескольких тамплиеров и затем начал секретные переговоры с папой Климентом V, настаивая на расследовании положения дел в ордене. Опасаясь обострять отношения с королем, папа после некоторого колебания согласился.

В последний момент Филипп изобразил свое расположение к тамплиерам, а затем начал действовать.

13 октября 1307 года королевские чиновники арестовали всех тамплиеров, которых смогли задержать, включая и Великого магистра ордена. Рыцари не оказали никакого сопротивления. Фактор внезапности был успешно реализован^[62].

Все произошло быстро. Арестованные тамплиеры были моментально допрошены, естественно с пристрастием. Пытки продолжались до тех пор, пока они не признавались, и, пока их пытали, им говорили о признаниях товарищей. Альтернативой признанию была смерть под пыткой, и в одном только Париже тридцать шесть тамплиеров умерли, но не признались. Де Моле среди них не было. Он сломался, и это сделало тяжелее участь других. Тамплиеры признавались во всем, что от них требовали.

Филипп IV проследил за тем, чтобы вести о признаниях стали известны всей стране, используя общественное мнение против тамплиеров, как ранее он сделал это против папы римского Бонифация.

Те тамплиеры, которые признались, не спасли свою жизнь. Они были заточены в темницы, а затем сожжены на костре по приказу безжалостного короля 12 мая 1311 года. Пятьдесят четыре тамплиера, вызванные свидетелями в трибунал, были осуждены инквизиционными судами, действовавшими по приказу короля, и сразу же казнены. Сам Жак де Моле был главным персонажем этой драмы. Он был вынужден многократно признаться во всех преступлениях, много лет провел в заточении, подвергаясь оскорблениям и унижениям, несмотря на свой старческий возраст. 18 марта 1314 года был вынесен приговор Великому магистру Жаку де Моле и еще троим руководителям ордена. Все они признали предъявленные им обвинения и были приговорены к пожизненному заключению. Но в момент произнесения приговора Жак де Моле и другой высокопоставленный рыцарь, Жоффруа де Шарпе, объявили: они виноваты лишь в том, что, пытаясь спасти себе жизнь, предали орден и признали истиной возведенную на него хулу^[63]. В тот же вечер оба по приказу короля были сожжены на костре.

Тамплиеры, таким образом, были потоплены в крови, долги Филиппа аннулированы, имущество ордена разделено между церковью и государством. В ходе всего процесса папа неоднократно менял свое мнение относительно ордена. Было написано несколько булл, в которых оговаривалась судьба имущества, а также, что немаловажно, привилегий ордена: булла Ad Providum о передаче прав и привилегий рыцарей-тамплиеров ордену госпитальеров (2 мая 1312 года); булла Nuper in Concilio об условиях передачи прав и привилегий рыцарей-тамплиеров ордену госпитальеров (16 мая 1312 года); булла Licet Dudum о приостановке действия привилегий ордена (18 декабря 1312 года); булла Licet Pridem о передаче имущества ордена тамплиеров ордену Иоанна Иерусалимского (13 января 1313 года).

Этот процесс привел к ужасным последствиям. Он поощрял веру в колдовство и санкционировал применение пыток при допросе любого обвиняемого в ереси. Те зерна, что Филипп Красивый посеял ради удовлетворения банальной потребности в деньгах, взошли в виде пяти столетий ужаса в Европе, наводимого церковью.

Существует легенда о том, что де Моле, умирая, поклялся встретить короля и папу на небесах не позже чем через год. Папа римский Климент V умер 20 апреля 1314 года, спустя один месяц после того, как огонь поглотил Великого магистра, а король Филипп умер 29 октября того же года.

На момент смерти Филиппа Франция находилась на пике могущества и была лидирующей страной христианской Европы. Традиционно это положение делили две империи — Священная Римская и Византия. При Филиппе Византийская империя уменьшилась до границ города Константинополя и нескольких маленьких провинций, в то время как Священная Римская империя была номинальным государством со времен смерти императора Фридриха II.

Приблизительно в 1306 году французский адвокат Пьер Дюбуа издал памфлет, который якобы призывал к Крестовому походу, чтобы возвратить Святую землю. Однако на самом деле он в основном пропагандировал идею создания европейской Лиги наций, возглавляемой Францией. Эта Лига могла решать все конфликты в арбитражном порядке вместо войны, в ней должна быть унифицированная система управления и образования, а церковная собственность секуляризирована. Было еще несколько человек, столь же опередивших свое время, как и Дюбуа.

Представители Капетингской династии сидели на тронах и вне пределов Франции. Хотя Карл Анжуйский потерял Сицилию в результате «сицилийской вечерни», его сын Карл II освободился из арагонского плена и с папской помощью правил Южной Италией. Он правил как король Неаполя до 1309 года, когда ему наследовал младший сын — Роберт I, который правил страной до своей смерти в 1343 году.

Старший сын Карла II был избран королем Венгрии как Карл I, а при его сыне Людовике I страна достигла периода расцвета. Людовик управлял Венгрией с 1342 по 1382 год, а также Польшей с 1370 года.

Правление Филиппа IV, однако, не было абсолютно успешным, его постигли три известные неудачи.

Первая. Несмотря на все его усилия, и популярные и неприглядные, Филипп не решил финансовых проблем. Его доходы были в десять раз больше, чем у Людовика IX, но они не покрывали расходов. К тому же из-за несправедливого налогообложения и примитивных методов их взимания французский народ был задавлен поборами.

Вторая. Идея Генеральных штатов не достигла своей цели. В Англии подобная организация развивалась в парламент, который дал стране правительство необыкновенной эффективности. Это произошло в том числе потому, что в Англии мелкое рыцарство и средний класс объединились против абсолютизма монарха и анархии знати. Во Франции, к сожалению, разделение между рыцарями и бюргерами оказалось непреодолимым, и Генеральные штаты так никогда и не стали эффективным инструментом управления.

Третья. Такой мудрый и прагматичный политик, как Филипп IV, так и не удосужился проанализировать поражение при Куртре и провести необходимые военные реформы. За этот недочет пришлось заплатить большую цену.

Три сына

Старший сын Филипа IV правил как Людовик X^[64]. Его прозвали Людовиком Сварливым. Это характеризует его как человека, но как король молодой человек (а ему было двадцать пять в момент вступления на трон) не проявил никакой силы. Его дядя Карл, сын Филиппа III и младший брат Филиппа IV, подавлял нового короля и был фактическим правителем королевства.

Филипп III оставил своему младшему сыну Карлу графство Валуа. По этой причине дядя короля известен как Карл Валуа^[65].

При Людовике X и Карле Валуа произошел реванш против политики Филиппа IV. И знать, и духовенство возвратили себе часть власти, отнятой у них Филиппом. Попытка продолжить внешнюю политику Филиппа, вторгаясь во Фландрию, сорвалась из-за обильных и несвоевременных дождей летом 1315 года.

Затем 5 июня 1316 года король умер от плеврита, которым заболел, выпив много холодного вина после того, как перегрелся, играя в мяч. Ему было двадцать семь лет. Он так и не успел по-настоящему стать королем, и его смерть оставила Францию в очень странном положении.

В течение трех с четвертью столетий Францией управляли двенадцать королей Капетингов. Некоторые были лучше или сильнее других, но первые одиннадцать схожи в том, что каждый передал корону сыну. Ни разу не возникало споров о престолонаследии, и благодаря этому стабильность и авторитет власти повышались раз от раза. И это вело к процветанию королевства. (В Англии было намного больше неприятностей в этом отношении, включая периоды анархии, когда Генрих I умер, не оставив сына.)

И вот теперь двенадцатый король Капетинг умер, не оставив сына. Была четырехлетняя дочь — Жанна, однако не могло идти и речи о том, что она поднимется на трон.

Таков был обычай, в соответствии с которым старшая в семье дочь могла получить отцовское наследие, лишь если в роду вообще не было наследников мужского пола. Примером подобной ситуации можно считать наследование Элеонорой огромного герцогства Аквитания или почти состоявшееся обретение короны Англии Матильдой.

Однако женщины-монархи выходили замуж, и после этого их мужья фактически правили страной. Это делало правление женщин крайне нежелательным. Кто мог предугадать, не будет ли ее супруг дурным правителем. А королева-ребенок была худшим вариантом из всех возможных.

В данном случае имелась еще и другая проблема. Жанна была дочерью Маргариты Бургундской, первой жены Людовика X. В последние годы правления Филиппа IV ее судили за прелюбодеяние. Она была заключена в тюрьму пожизненно и умерла вскоре после вступления ее мужа на трон. Ходили слухи, что Людовик велел умертвить ее, дабы жениться снова. В таком случае кто мог поручиться, что Жанна была истинной дочерью короля?

Наконец, вторая жена Людовика X, Клеменция Венгерская, верность которой была вне подозрений, объявила, что на момент смерти ее мужа она была беременна, и, конечно, ребенок, который ожидался, мог быть мальчиком.

Карл Валуа хотел видеть Жанну королевой, ведь при ней он мог быть регентом, а значит, еще долго фактически править королевством. Но общественное мнение было в пользу ожидания результата разрешения от бремени Констанции, и Карлу пришлось набраться терпения.

Был другой человек, более страстный и нетерпеливый, — Филипп, младший брат Людовика X. Если бы Жанна была исключена из списка наследников и если бы ожидаемый ребенок также оказался девочкой, то у него появлялись вполне ощутимые шансы на корону. Он находился в провинции, когда Людовик X умер, но теперь поспешил назад и моментально объявил себя регентом от имени своего будущего возможного племянника.

12 ноября, спустя пять месяцев после смерти короля, ребенок родился, и это был мальчик. Его называли Иоанном, и он вошел в историю как король Иоанн I Французский^[66]. Радость его рождения, однако, была омрачена, когда ребенок через неделю умер. Тринадцатый король Капетингской династии по прямой линии скончался.

Регент Филипп решил проблему, объявив себя королем Филиппом V^[67] и назначив дату коронации на 9 января 1317 года. Единственным, кто, возможно, мог оспорить его претензии, был Карл Валуа, но, если эта мысль действительно приходила ему в голову, он быстро ее прогнал.

Незамедлительно после коронации Филипп V собрал совет знати и духовенства для укрепления своих позиций. Совет постановил, что отныне во Франции действует закон, по которому женщина не может наследовать престол. Это создавало прецедент, на который можно было сослаться в будущем при возникновении подобной ситуации. Ни одного довода в пользу принятия такого закона не приводилось, он был просто объявлен, так как иначе Филипп V не мог быть королем.

Позже возникла теория, что такой закон был записан в салическом праве, относящемся к временам салических франков, которые начали завоевание римской Галлии в V столетии, в том смысле, что женщина не может считаться владельцем имущества (в том числе и королевства), но это было очень сомнительным прецедентом. Однако идея считалась неплохой только потому, что в течение всей истории Франции и Франкского королевства всегда было в достатке кандидатов на корону мужского пола, и женщинам так и не представился случай взять бразды правления в свои руки.

Филипп V (также именуемый Филиппом Длинным) пробовал возвратить владения, потерянные лордами и духовенством при Людовике X. Он поощрял бюргеров, позволив им пользоваться гербами при определенных условиях. Он пробовал централизовать чеканку монеты и унифицировать меры, но встретил сопротивление тех, кому были невыгодны эти перемены. Он созывал многочисленные заседания Генеральных штатов, чтобы обсудить денежно-кредитные проблемы, но не всегда успешно.

Это всегда полезно для короля, когда в королевстве есть часть населения, вызывающая к себе всеобщую неприязнь, которую он может преследовать и использовать как громоотвод, чтобы переключить недовольство подданных со своей персоны на них. Но тамплиеров больше не было, еретиков юга тоже, не имелось даже нужного числа евреев. Поэтому Филипп нашел новое и совершенно беспомощное меньшинство — прокаженных. Они обвинялись в организации заговора против правительства, и многие были казнены — впервые в истории инфекционное заболевание стало преступлением, наказуемым смертной казнью.

Филипп V умер 2 января 1322 года после пяти лет правления в возрасте двадцати восьми лет. Сын Филиппа умер в 1317 году, будучи еще ребенком. Это означало, что у Филиппа V оставалась только дочь и беременная жена. И снова страна ждала, но на сей раз родилась девочка.

По новому закону корона перешла к третьему и самому младшему сыну Филиппа IV. Он правил как Карл IV^[68].

При нем началась небольшая война на юго-западе за английские земли. Англичанами теперь правил Эдуард II, слабый король и шурин Карла IV. Его старшая сестра Изабелла (дочь Филиппа IV) была замужем за Эдуардом II с 1308 года; на момент свадьбы ей было шестнадцать, а ему — двадцать четыре. Это был несчастливый брак, как и могло ожидаться, так как Эдуард II был гомосексуалистом, который уделял внимание лишь своим фаворитам и смотрел на супругу с отвращением. Естественно, Изабелла завела себе любовников.

В 1326 году она и ее возлюбленный Роджер де Мортимер организовали восстание против короля, вынудили его отречься от престола, а в 1327 году он был жестоко умерщвлен в тюрьме. Карл IV, естественно, поддерживал ее, частично потому, что она была его сестрой, но в основном потому, что любая английская гражданская война была полезна для Франции. В результате свержения Эдуарда II война на юго-западе закончилась некоторыми французскими успехами, так как Изабелла нуждалась в мире по любой разумной цене, чтобы упрочить свое правление.

Быстрая смена королей во Франции, начиная со смерти Филиппа IV, возможно, могла стать бедствием для королевства, но, по счастью, эта политическая чехарда совпала с периодом правления Эдуарда II в Англии. Но это только с первого взгляда кажется, что Франция имела причины опасаться Англии. Франция больше не была раздробленной страной перед грозным лицом централизованного Англо-нормандского королевства.

При централизованном правлении численность населения Франции достигла 15 миллионов человек. Хотя некоторыми французами в Гиени правил английский король, они были далеки от Англии, население которой было меньше 4 миллионов. И при этом ни один английский город не мог сравниться с французской столицей — Парижем с его двухсоттысячным населением.

Но в январе 1328 года Карл IV заболел и умер. Третий (и последний) сын Филиппа IV умер после сравнительно краткого правления. Если смерть его старших братьев заложила основу проблемы престолонаследия в королевстве, то это было ничто по сравнению с тем, что началось после его смерти.

Примечания:

Роберт I (Роберт III) (866 — 15 июня 923) — граф Парижа (898–923), Мелена, Этамп, Орлеана, герцог франков с 888 года, маркграф Нейстрии, король западных франков (922–923). После смерти брата в 898 году Роберт предпочел признать власть каролингского короля Карла III Простоватого. Роберт предпринял несколько походов против норманнов, одержанная им над ними победа при Шартре в 911 году проложила путь к договору, в соответствии с которым норманнам были отведены земли в Северо-Западной Франции (будущей Нормандии). В 922 году Роберт поднял мятеж против Карла, сверг его и оттеснил в Лотарингию; в том же году в Реймсе состоялась его коронация (29 июля), убит в битве с войсками Карла III Простоватого у Суассона 15 июня 923 года, хотя его войска и победили.

Роберт II Благочестивый (27 марта 971 — 20 июля 1031), коронован в 987 году, король западных франков (996–1031), герцог Бургундии (1002–1031). В 1002 году умер последний герцог Бургундский, и король начал войну за герцогство, окончательно присоединив его к короне в 1015 году.

Филипп III Смелый (1245–1285) — король Франции (1270–1285), сын Людовика Святого. Участвовал вместе с отцом в его последнем Крестовом походе и был провозглашен королем в лагере на африканском берегу. Немедленно по возвращении во Францию он смирил нескольких непокорных вассалов и добился признания своей верховной власти архиепископом Лионским. В его царствование, как и в царствование большинства Капетингов, произошло увеличение французской территории. Он забрал выморочный лен графов Тулузских (то есть половину Южной Франции), часть которого он, впрочем, отдал в качестве отступного Англии и папе; путем брака наследника престола с Жанной Наваррской к Франции были присоединены Наварра, Шампань и Бри. Кроме того, было подготовлено присоединение Лиона и Монпелье.

Педро III Великий — король Арагона и граф Барселоны (1276–1285), король Валенсии (1276–1285) и Сицилии (1282–1285).

Михаил VIII Палеолог (1224/1225–1282) — византийский император с 1261 года (как никейский император — с 1259 года), основатель династии Палеологов.

Филипп IV Красивый (1268–1314) — французский король (1285–1314), сын Филиппа III Смелого, из династии Капетингов.

Автор явно не разбирается в средневековом вооружении и его истории. Несмотря на наметившуюся эволюцию рыцарского вооружения, основным типом доспеха большинства рыцарей первого десятилетия XIV века были кольчужная рубаха и чулки. И только небольшое число рыцарей с середины XIII века стало надевать поверх кольчуги доспех в виде матерчатой куртки, с приклепанными с внутренней стороны металлическими пластинами.

Арбалетный лук в XIII веке изготавливался из нескольких слоев упругого дерева и роговых пластин, склеенных между собой и обернутых сухожилиями и кожей. «Болты» в течение всего Средневековья были исключительно деревянными. В XII–XIII веках арбалет взводился не механизмами, а при помощи стального крюка, прикрепленного к поясу.

Граф Артуа командовал королевской армией. При наборе армии имели место финансовые злоупотребления. Большие суммы королевских денег граф потратил лично на себя и своих приближенных.

Известное заблуждение о тяжести рыцарских доспехов.

По одной из версий, Ногаре ударил возмущенного подобным насилием папу по лицу.

Имя этого рыцаря — Гуго де Пейн.

Именно тамплиеры впервые в Европе ввели крупную кредитную систему, оперирующую векселями. Отправляясь в дальнее путешествие, состоятельный человек, чтобы не рисковать крупной суммой, мог обратиться в ближайшее командорство ордена Храма и оставить эти деньги на хранение, получив взамен расписку-чек, которую можно было обналичить в другом командорстве в любой точке Европы при условии, что там имелось местное отделение ордена. За это взимались определенные комиссионные.

Моле Жак де (ок. 1244–1314) — последний Великий магистр ордена тамплперов.

На самом деле аресты производились не одновременно. Однако даже в тех командорствах, где королевские чиновники появлялись позже, храмовники, уже знавшие о репрессиях, сопротивления не оказали. Историки не могут объяснить подобное их поведение.

В действительности именно отказ от предыдущих признаний и покаяния с точки зрения церковного права означал повторное впадение в ересь и карался смертной казнью.

Людовик X Сварливый (1289–1316) — французский король с 1314 года, сын Филиппа IV Красивого. Людовик унаследовал от своей матери, Жанны Наваррской, Шампань и Наварру (1305).

Карл Валуа, граф (1270–1325) — сын Филиппа III Смелого и его первой супруги Изабеллы Арагонской. Брат короля Франции Филиппа IV Красивого. Посвящен в рыцари в четырнадцатилетнем возрасте. В том же году через папского легата был пожалован королевством Арагонским, но престол ему занять не удалось, и он отрекся от титула короля Арагонского в 1295 году. По своей первой супруге Маргарите Анжу-Сицилийской удельный граф Анжу, Мэна и Перша; номинальный император Константинопольский (Латинская империя) по второй своей супруге Катрин де Куртенэ. С помощью папы Бонифация VIII стал графом Романьским. Был женат третьим браком (1308) на Марго де Шатийон-Сен-Поль.

Иоанн I Посмертный — король Франции, сын Людовика X Сварливого от его второго брака с Клеменцией Венгерской.

Филипп V Длинный (1294–1322) — король Франции (1316–1322), второй сын Филиппа IV Красивого. До вступления на престол носил титул графа Пуатье. После скоропостижной смерти своего старшего брата Людовика X Сварливого объявил себя регентом королевства при его беременной вдове и новом короле Иоанне I Посмертном. Наследовал племяннику, который скончался спустя пять дней после рождения. Смерть племянника оказалась настолько на руку Филиппу, что ходили слухи о его причастности к безвременной кончине короля-младенца. Немедленно по вступлении на престол Филипп V прекратил доставшуюся ему в наследство войну с Фландрией, отстранил от управления королевством своего дядю Карла, графа Валуа, и всецело посвятил себя внутреннему управлению.

Карл IV Красивый (1294–1328) — французский король (1322–1328). Последний из трех следовавших друг за другом на престоле сыновей Филиппа IV Красивого, преемник Филиппа V Длинного. Карл успешно боролся за усиление королевства, деспотически правя внутри государства; помогал графу Фландрскому против его мятежных подданных. Своей сестре, английской королеве Изабелле, он помогал бороться с ее мужем Эдуардом II, который был побежден и убит. За это Изабелла уступила Карлу Аженуа и заплатила ему 50 тысяч марок.