• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Народы, живущие севернее Рейна и Дуная, в областях плодородных и со здоровым климатом, зачастую размножаются так быстро, что избыточному населению приходится покидать родные места и искать себе новые обиталища. Когда какая-нибудь такая область хочет избавиться от чрезмерного количества людей, все ее жители разделяются на три группы так, чтобы каждая состояла из равного числа знатных и незнатных, имущих и неимущих. Затем группа, на которую падет жребий, отправляется искать счастливой доли в иных местах, а две другие, избавившись от избыточного населения, продолжают пользоваться наследием своих предков. Именно эти племена и разрушили Римскую империю, что было облегчено им самими же императорами, которые покинули Рим, свою древнюю столицу, и перебрались в Константинополь, тем самым ослабив западную часть империи: теперь они уделяли ей меньше внимания и тем самым предоставили ее на разграбление как своим подчиненным, так и своим врагам. И поистине для того, чтобы разрушить такую великую империю, основанную на крови столь доблестных людей, потребна была немалая низость правителей, немалое вероломство подчиненных, немалые сила и упорство внешних захватчиков; таким образом, погубил ее не один какой-либо народ, но объединенные силы нескольких народов.

Первыми выступившими из этих северных стран против империи после кимвров, побежденных Марием, римским гражданином, были вестготы - имя это и на их языке, и на нашем означает "готы западные". После ряда стычек вдоль границ империи они с разрешения императоров на длительное время обосновались на Дунае и хотя по разным причинам и в разное время совершали набеги на римские провинции, их все же постоянно сдерживала мощь императорской власти. Последним, одержавшим над ними славную победу, был Феодосии: он настолько подчинил их себе, что они не стали выбирать себе короля, но, вполне удовлетворенные сделанными им пожалованьями, жили под его властью и сражались под его знаменами. Со смертью же Феодосия его сыновья Аркадий и Гонорий унаследовали государство отца, не унаследовав, однако, его доблестей и счастливой судьбы, а с переменой государя переменилось и время. Феодосии поставил во главе каждой из трех частей империи трех управителей - на Востоке Руфина, на Западе Стилихона, а в Африке Гильдона. После кончины государя все трое задумали не просто управлять своими областями, а добиться в них полной самостоятельности. Гильдон и Руфин погибли, едва начав осуществлять свой замысел, а Стилихон сумел скрыть свои намерения: с одной стороны, он старался завоевать доверие новых императоров, а с другой внести такую смуту в управление государством, чтобы ему затем стало легче завладеть им. Для того чтобы восстановить вестготов против императоров, он посоветовал прекратить выплату им условленного жалованья. А так как этих врагов ему показалось недостаточно для того, чтобы вызвать в империи смуту, он стал побуждать бургундов, франков, вандалов и аланов (также северные народы, двинувшиеся на завоевание новых земель) к нападению на римские провинции. Лишившись положенной дани и стремясь покрепче отомстить за обиду, вестготы избрали своим королем Алариха,[20] напали на империю и после целого ряда событий вторглись в Италию, где захватили и разграбили Рим. Одержав эту победу, Аларих умер, а наследник его Атаульф[21] взял себе в жены Плацидию, сестру императоров, и, вступив с ними в родство, согласился прийти на помощь Галлии и Испании, которые по вышесказанной причине подверглись нападению со стороны вандалов, бургундов, аланов и франков.

В конце концов вандалы, занявшие ту часть Испании, что звалась Бетикой,[22] будучи не в состоянии отразить удары вестготов, были призваны правителем Африки Бонифацием занять эту провинцию, охотно согласились на это, а Бонифаций был доволен этой поддержкой, ибо, восстав против императора, он опасался расплаты за свое преступление. Так под водительством своего короля Гензериха вандалы обосновались в Африке.

К тому времени императором стал сын Аркадия Феодосии. Он так мало заботился о делах Запада, что все эти зарейнские народы вознамерились прочно утвердиться на захваченных землях.

Таким образом, вандалы стали хозяйничать в Африке, аланы и вестготы в Испании, а франки и бургунды не только захватили Галлию, но дали и свое имя занятым ими областям, которые стали называться Францией и Бургундией. Все эти успехи побудили и другие народы принять участие в разделе империи. Гунны, тоже кочевая народность, захватили Паннонию, провинцию по ту сторону Дуная, которая, приняв теперь имя этих гуннов, получила название Хунгарии. К бедам этим добавилась еще одна: император, теснимый с разных сторон, пытался уменьшить количество своих врагов и стал заключать соглашения то с франками, то с вандалами, а это лишь усиливало власть и влияние варваров и ослабляло империю.

Остров Британия, что ныне именуется Англией, тоже не избежал этих бедствий. Напуганные варварами, занявшими Францию, не видя никакой возможной защиты со стороны императора, бритты призвали на помощь англов, одно из германских племен. Англы, предводительствуемые своим королем Вортигерном, охотно откликнулись и сперва защищали бриттов, а потом изгнали их с острова, утвердились там, и стал он по имени их называться Англией. Но первоначальные жители этой страны, лишившись родины, сами вынуждены оказались разбойничать и хоть и не сумели защитить свою собственную страну, решили завладеть чужой. Со своими семьями переплыли они через море, заняли прилегавшие к нему земли и по своему имени назвали их Бретанью.

Гунны, захватившие, как мы уже говорили, Паннонию, соединились с другими народами - гепидами, герулами, турингами и остготами (так именуются на их языке готы восточные) и двинулись на поиски новых земель. Захватить Францию им не удалось, так как ее обороняли другие варвары, поэтому они вторглись в Италию под водительством своего короля Аттилы, который незадолго до того умертвил своего брата Бледу, чтобы не делить с ним власти. Это сделало его всемогущим, а Андарих, король гепидов, и Веламир, король остготов, превратились в его данников. Вторгшись в Италию, Аттила принялся осаждать Аквилею. Хотя ничто другое ему не препятствовало, осада заняла два года, и в течение этого времени он опустошил всю прилегавшую местность и рассеял всех ее жителей. Отсюда, как мы еще будем говорить, пошло начало Венеции. После взятия и разрушения Аквилеи и многих других городов он устремился на Рим, но от разгрома его воздержался, вняв мольбам папы, к которому он возымел такое почтение, что даже ушел из Италии в Австрию, где и скончался.[23] После его смерти Веламир, король остготов, и вожди прочих народов подняли восстание против его сыновей, Генриха и Уриха, и одного убили, а другого принудили убраться вместе с его гуннами за Дунай и возвратиться к себе на родину. Остготы и гепиды обосновались в Паннонии, а герулы и туринги - на противоположном берегу Дуная.

Когда Аттила удалился из Италии, западный император Валентиниан решил восстановить страну, а дабы легче ему было оборонять ее от варваров, он перенес столицу из Рима в Равенну.

Бедствия, обрушившиеся на Западную империю, явились причиной того, что император, пребывавший в Константинополе, часто передавал власть на Западе другим лицам, считая ее делом дорогостоящим и опасным. Часто также безо всякого его соизволения римляне, видя себя брошенными на произвол судьбы, сами выбирали себе императора, а то и какой-нибудь узурпатор захватывал власть в империи. Так, например, после смерти Валентиниана престол занимал некоторое время Максим, римлянин, заставивший Евдокию, супругу покойного императора, стать теперь его женой. Та происходила из императорского рода и брак с простым гражданином считала для себя позором. В жажде мести за поругание она тайно призвала в Италию Гензериха, короля вандалов и правителя Африки, расписав ему, как легко и как выгодно будет ему завладеть Римом. Вандал, соблазненный добычей, явился, нашел Рим оставленным на произвол судьбы, разграбил его я оставался там две недели.[24] Затем он захватил и разграбил еще другие итальянские земли, после чего он и войско его, отягощенные огромной добычей, отправились обратно в Африку. Вследствие кончины Максима римляне, возвратившись в свой город, провозгласили императором римского гражданина Авита. Затем последовало еще очень много различных событий, сменилось много императоров и наконец константинопольский престол достался Зенону, а римский - Оресту и сыну его Августулу, захватившим власть благодаря хитрости. Пока они намеревались силой удерживать ее, герулы и туринги, обосновавшиеся, как я сказал, после смерти Аттилы на берегу Дуная, объединились под руководством своего полководца Одоакра и вторглись в Италию. · Покинутые ими места были тотчас же заняты лангобардами, тоже северным народом, под водительством их короля Кодога, каковые, о чем будет сказано в свое время, явились последним бичом Италии. Одоакр, вторгшись в Италию, победил и умертвил Ореста недалеко от Павии, а Августул бежал. После победы Одоакр принял титул не императора, а короля Римского, дабы в Риме переменилась не только власть, а и само название ее. Он был первым из вождей народов, кочевавших тогда по римскому миру, который решил прочно обосноваться в Италия.[25] Ибо все Другие, то ли из страха, что им не удержаться в Риме, так как восточный император легко мог оказать Одоакру помощь, то ли по какой другой тайной причине, всегда только предавали его разграблению, а селились в какой-нибудь иной стране.

В то время прежняя Римская империя подчинялась следующим государям: Зенон, царствовавший в Константинополе, повелевал всей Восточной империей; остготы владели Мезией и Паннонией; вестготы, свевы и аланы - Гасконью и Испанией; вандалы - Африкой; франки и бургунды - Францией; герулы и туринги - Италией. Королем остготов стал к тому времени Теодорих, племянник Веламира. Будучи связан дружбой с Зеноном, императором Востока, он написал ему, что его остготы, превосходящие воинской доблестью все другие народы, владеют гораздо меньшим достоянием и считают это несправедливым; что ему уже невозможно удерживать их в пределах Паннонии, и, таким образом, видя, что придется разрешить им взяться за оружие и искать новых земель, он решил сообщить об этом императору, чтобы тот предупредил их намерения, уступив им какие-либо земли, где существование для них было бы и более почетным, и более легким.

И вот Зенон, отчасти из страха перед остготами, отчасти желая изгнать Одоакра из Италии, предоставил Теодориху право выступить против Одоакра и завладеть Италией. Тот немедленно выступил из Паннонии, оставив там дружественных ему гепидов, явился в Италию, умертвил Одоакра и его сына, принял по его примеру титул короля Италии[26] и местопребыванием своим избрал Равенну, по причинам, которые побудили еще Валентиниана сделать то же самое.

И в военных и в мирных делах Теодорих показал себя человеком незауряднейшим: в боевых столкновениях он неизменно одерживал победу, в мирное время осыпал благодеяниями свои города и народы. Он расселил остготов на завоеванных землях, оставив им их вождей, чтобы те предводительствовали ими в походах и управляли в мирной жизни. Он расширил пределы Равенны, восстановил разрушенное в Риме и вернул римлянам все их привилегии за исключением военных. Всех варварских королей, поделивших между собою владения Римской империи, он держал в их границах, - одной силой своего авторитета, не прибегая к оружию. Между северным берегом Адриатики и Альпами он настроил земляных укреплений и замков, дабы легче было препятствовать вторжениям в Италию новых варварских орд. И если бы столь многочисленные заслуги не были к концу его жизни омрачены проявлениями жестокости в отношении тех, кого он подозревал в заговорах против своей власти, как например умерщвлением Симмаха и Боэция,[27] людей святой жизни, память его во всех отношениях достойна была бы величайшего почета. Ибо храбрость его и великодушие не только Рим и Италию, но и другие ·области Западной Римской империи избавили от непрерывных ударов, наносимых постоянными нашествиями, подняли их, вернули им достаточно сносное существование.

И действительно, если на Италию и другие провинции, ставшие жертвой разбушевавшихся варваров, обрушились жестокие беды, то произошло это преимущественно за время от Аркадия и Гонория до Теодориха. Если поразмыслить о том, сколько ущерба наносит любой республике или королевству перемена государя или основ управления, даже когда они вызваны не внешними потрясениями, а хотя бы только гражданскими раздорами, если иметь в виду, что такие пусть и незначительные перемены могут погубить даже самую могущественную республику или королевство, - легко можно представить себе, какие страдания выпали на долю Италии и других римских провинций, где менялись не только государи или правительства, но законы, обычаи, самый образ жизни, религия, язык, одежда, имена. Ведь даже не всех этих бедствий, а каждого в отдельности достаточно, чтобы ужаснуть воображение самого сильного духом человека. Что же происходит, когда приходится видеть их и переживать! Все это приводило и к разрушению, и к возникновению и росту многих городов. Разрушены были Аквилея, Луни, Кьюзи, Пополония, Фьезоле и многие другие. Заново возникли Венеция, Сиена, Феррара, Аквила и прочие поселения и замки, которые я ради краткости изложения перечислять не стану. Из небольших превратились в крупные Флоренция, Генуя, Пиза, Милан, Неаполь и Болонья, К этому надо добавить разрушение и восстановление Рима и других то разрушавшихся, то возрождавшихся городов.

Из всех этих разрушений, из пришествия новых народов возникают новые языки, как показывают те, на которых стали говорить во Франции, Испании, Италии: смешение родных языков варварских племен с языками Древнего Рима породило новые способы изъясняться. Кроме того, изменились наименования не только областей, но также озер, рек, морей и людей. Ибо Франция, Италия, Испания полны теперь новых имен, весьма отличающихся от прежних: так, например, По, Гарда, острова Архипелага, чтобы не упоминать многих других, носят теперь новые названия, представляющие собой сильнейшие искажения старых. Людей теперь именуют не Цезарь или Помпеи, а Пьетро, Джованни и Маттео. Но из всех этих перемен самой важной была перемена религии, ибо чудесам новой веры противостояла привычка к старой и от их столкновения возникали среди людей смута и пагубный раздор. Если бы религия христианская являла собой единство, то и неустройства оказалось бы меньше; но вражда между церквами греческой, римской, равеннской,[28] а также между еретическими сектами и католиками многоразличным образом удручали мир. Свидетельство этому - Африка, пострадавшая гораздо больше от приверженности вандалов к арианской ереси,[29] чем от их врожденной жадности и свирепости. Люди, живя среди стольких бедствий, во взоре своем отражали смертную тоску своих душ, ибо, помимо всех горестей, которые им приходилось переносить, очень и очень многие не имели возможности прибегнуть к помощи божией, надеждой на которую живут все несчастные: ведь по большей части они не знали толком, к какому богу обращаться, и потому безо всякой защиты и надежды жалостно погибали.

Вот почему Теодорих справедливо заслуживает похвалы - ведь он первый положил предел столь многим несчастиям. За тридцать восемь лет своего царствования в Италии он так возвеличил ее, что исчезли даже следы войн и смут. Но по смерти Теодориха власть перешла к Аталариху, сыну его дочери Амаласунты, и в скором времени неутоленная еще злая судьба вновь погрузила страну в те же бедствия. Ибо Аталарих скончался вскоре после своего деда, престол перешел к его матери, а с ней изменнически поступил Теодат, которого она приблизила к себе, чтобы иметь в нем помощника по управлению государством. Он умертвил ее, завладел королевским троном, но остготы возненавидели его за это преступление. Тогда император Юстиниан возгорелся надеждой на изгнание их из Италии. Во главе этого предприятия поставил он Велизария, только что изгнавшего вандалов из Африки и вернувшего эту провинцию империи. Велизарий завладел Сицилией и, перебравшись оттуда в Италию, занял Неаполь и Рим. Тогда готы предали смерти своего короля Теодата, считая его ответственным за бедствие, и избрали на его место Витигеса, который после нескольких незначительных стычек был осажден Велизарием в Равенне и взят в плен. Но не успел Велизарий завершить победу, как Юстиниан отозвал его, а вместо него назначил Иоанна и Виталия, ни в малейшей мере не обладавших его доблестью и благородством. Готы ободрились и королем избрали Гильдобальда, правителя Вероны, однако тот был вскоре убит, и королевская власть досталась Тотиле,[30] который разбил войска императора, занял Тоскану и Неаполь, так что за императорскими полководцами осталась лишь последняя из областей, отвоеванных Велизарием. Тогда император почел необходимым вернуть Велизария в Италию; однако, явившись туда с недостаточными вооруженными силами, этот полководец не только не достиг новой славы, но утратил и ту, что выпала ему за первоначальные его деяния.

Действительно, пока Велизарий со своим войском находился еще в Остии, Тотила на глазах у него захватил Рим и, видя, что ему не удастся ни удержать город, ни безопасно отступить, в значительной части разрушил его, изгнал всех жителей, забрал с собой сенаторов и, не раздумывая о противнике, повел свое войско в Калабрию, навстречу тем вооруженным силам, которые прибывали из Греции в помощь Велизарию. Последний, видя Рим брошенным на произвол судьбы, задумал дело весьма достойное: он занял развалины Рима, восстановил со всей возможной поспешностью его стены и вновь созвал под их защиту прежних обитателей. Однако в благородном этом начинании ему не повезло. Юстиниана в то время теснили парфяне, он опять отозвал Велизария, который, повинуясь приказу своего повелителя, оставил Италию на милость Тотилы, вновь занявшего Рим. На этот раз Тотила, однако, не обошелся с ним так жестоко, как прежде: напротив, склоняясь на мольбы святого Бенедикта, весьма тогда почитавшегося всеми за свою святость, он даже решил восстановить вечный город.

Тем временем Юстиниан заключил с парфянами мир и уже задумал было послать новые войска на освобождение Италии, как ему воспрепятствовали в этом славяне, новые пришедшие с севера племена, которые переправились через Дунай[31] и напали на Иллирию и Фракию, так что Тотиле удалось завладеть почти всей Италией. Под конец Юстиниан одолел славян и послал в Италию войско под командованием евнуха Нарсеса, полководца весьма одаренного, который, высадившись в Италии, разбил и умертвил Тотилу. Остатки готов, рассеявшихся после этого разгрома, заперлись в Павии и провозгласили королем Тейю. Нарсес же, одержав победу, взял Рим и под конец, в битве при Ночере, разбил Тейю и умертвил его. После этой победы в Италии уже не слыхали имени готов, господствовавших в ней семьдесят лет от Теодориха до Тейи.

Но не успела Италия избавиться от власти готов, как Юстиниан скончался, а его сын и преемник Юстин по наущению супруги своей Софии отозвал Нарсеса и вместо него послал в Италию Лонгина. Тот последовал примеру своих предшественников и местопребыванием своим избрал Равенну, а кроме того, установил в Италии новый порядок управления: не назначая, как это делали готы, правителей целых областей, он каждому городу, каждой более или менее значительной местности дал отдельных начальников, названных герцогами.[32] При этом порядке Рим не получил никакого преимущества. До этого времени оставались хотя бы названия консулов и сената, теперь они были упразднены, и Римом управлял герцог, ежегодно, назначавшийся из Равенны, и Рим стал просто Римским герцогством. Равеннский же наместник императора, управлявший всей Италией, получил название экзарха. Такое разделение ускорило и окончательную гибель Италии, и ее захват лангобардами.

Нарсес был до крайности возмущен тем, что император отнял у него управление провинцией, освобожденной его доблестью и кровью. К тому же и София не удовольствовалась одним оскорблением - лишением власти - а добавила к этому издевательские слова: она, мол, заставит его прясть, как других евнухов. И вот вконец разъяренный Нарсес подбил Альбоина, короля лангобардов, правившего тогда в Паннонии, на захват Италии.

Как было уже сказано, лангобарды заняли области вдоль Дуная, оставленные герулами и турингами, когда тех повел на Италию их король Одоакр. Там они и оставались, пока королем у них не стал Альбоин, человек свирепый и дерзновенный. Под его водительством они перешли Дунай, напали на Гунимунда, короля гепидов, владевшего Паннонией, и пoбедили его. Среди захваченных ими пленных была дочь короля Розамунда. Альбоин взял ее в жены и стал владыкой Паннонии. И такова была присущая ему свирепость, что он велел сделать из черепа Гунимунда чашу, и пил из нее в память о своей победе.

Призванный в Италию Нарсесом, с которым у него завелась дружба со времен готской войны, он предоставил Паннонию гуннам, возвратившимся, как мы уже говорили, после смерти Аттилы к себе на родину. Затем он проник в Италию,[33] убедился, что она раздроблена на мелкие части, и одним ударом завладел Павией, Миланом, Вероной, всей Тосканой, а также большей частью Фламинии, называемой ныне Романьей. Столь многочисленные и быстрые успехи, казалось, предвещали ему захват всей Италии. На радостях он устроил в Вероне пир и, не без воздействия винных паров, приказал наполнить вином череп Гунимунда и поднести его Розамунде, которая принимала участие в пиршестве, сидя напротив него. При этом он сказал нарочито громко, так, чтобы королева слышала, что пускай-де на радостях она выпьет вместе со своим отцом. Слова эти были ей как острый нож в сердце, и Розамунда вознамерилась отомстить. Она знала, что некий благородный лангобард по имени Алмахильд, юноша до ярости храбрый, влюблен в одну из ее женщин, и сговорилась с этой женщиной устроить так, чтобы он провел ночь с ней, королевой, вместо своей возлюбленной. Та указала ему, куда он должен прийти на свидание, и он улегся в темном покое с Розамундой, думая, что имеет дело с ее прислужницей. После того как все совершилось, Розамунда открылась ему и поставила его перед выбором: либо он умертвит Альбоина и завладеет навсегда и престолом, и ею, либо будет казнен Альбоином как осквернитель королевского ложа. Алмахильд согласился убить Альбоина, но, содеяв это убийство, они увидели, что троном им не завладеть, и к тому же стали опасаться, как бы с ними не расправились лангобарды, которые Альбоина любили. Поэтому, захватив с собой все королевские сокровища, они бежали в Равенну к Лонгину, где и были с честью приняты им.

Пока происходили все эти события, император Юстин скончался, и преемником его стал Тиберий, который до того завяз в войне с парфянами, что не в состоянии был оказать какую-либо помощь Италии. Тут Лонгин решил, что наступило для него удобное время сделаться с помощью Розамунды и ее золота королем лангобардов и всей Италии. Он поделился этим замыслом с Розамундой и уговорил ее умертвить Алмахильда, а его, Лонгина, взять в мужья. Она согласилась, и вот, когда Алмахильд после бани захотел пить, она поднесла ему заранее приготовленный кубок с отравленным вином. Выпив едва половину кубка, он внезапно ощутил, что ему разрывает внутренности, понял, в чем дело, и принудил Розамунду проглотить остаток яда. Так, вскорости, оба они умерли, и Лонгин потерял надежду стать королем.

Между тем лангобарды собрались в Павии, которая стала столицей их королевства, и провозгласили королем Клефа. Он отстроил заново Имолу, разрушенную Нарсесом, захватил Римини и почти всю страну до самого Рима, но в разгар этих побед скончался. Этот Клеф проявлял не только к чужакам, но и к своим лангобардам такую жестокость, что они возымели отвращение к королевской власти и решили не ставить над собой королей, а избрать тридцать герцогов и вручить им управление страной. Такое решение явилось причиной того, что лангобарды так никогда и не заняли всей Италии: их владычество простиралось не далее Беневента, а Рим, Равенна, Кремона, Мантуя, Падуя, Монселиче, Парма, Болонья, Фаенца, Форли, Чезена частью смогли долгое время обороняться от них, частью же так никогда и не были ими заняты. Ибо отсутствие королевской власти ослабило готовность лангобардов к войне, когда же они опять стали выбирать королей, то, раз отведав свободы, стали уже не столь послушны и более склонны к внутренним раздорам. Из-за этого сперва замедлились их успехи, а затем они вообще потеряли Италию. Благодаря тому что лангобарды оказались в таком положении, римляне и Лонгин смогли прийти с ними к соглашению, по которому военные действия прекращались и за каждой из сторон сохранялось то, чем она владела.

К тому времени политическая власть римских пап стала значительно сильнее, чем ранее. Первые преемники святого Петра за святость своей жизни и творимые ими чудеса были столь почитаемы людьми и так распространилось христианство благодаря их примеру, что и государи вынуждены были примыкать к нему, дабы прекратить смуту, царившую в мире. Вследствие того что император, приняв христианскую веру, перенес престол свой в Константинополь, империя римская гораздо скорее пришла в упадок, но зато римская церковь значительно усилилась. Однако же до вторжения лангобардов вся Италия находилась в подчинении императоров или королей и папы не обладали тогда иной властью, чем та, которую приносило им всеобщее уважение к их жизни и учению. Во всем прочем они сами подчинялись императорам и королям, которые порой предавали их смерти, а порой поручали им управление государством. Но больше всего содействовал усилению их влияния на итальянские дела король готов Теодорих, когда он перенес свою столицу в Равенну. Рим остался без государя, и римляне ради безопасности своей вынуждены были все в большей степени идти под защиту папы. Все же власть эта тогда еще не слишком увеличилась: римская церковь добилась лишь одного - за ней, а не за равеннской осталось первое место. Но приход лангобардов и раздробление Италии сделали папу более смелым: он оказался как бы главой Рима, константинопольский император и лангобарды проявляли к нему уважение, и таким образом через его посредство римляне могли вступать в переговоры и с лангобардами и с Лонгином не как подданные, а как равные. Так папы оставались друзьями то византийцев,34 то лангобардов, и их значение от этого лишь увеличивалось.

Именно в это время, в правление императора Ираклия,35 начался упадок Восточной империи. Славянские племена, о которых мы уже упоминали, снова напали на Иллирию и, захватив ее, дали ей и свое имя - Словения.

Другие же области этой империи подверглись нападению сперва персов, затем арабов, вышедших из пределов Аравии под водительством Мухаммеда,36 и, наконец, турок. Империя потеряла Сирию, Африку, Египет, и, видя ее бессилие, папа уже не мог обращаться к ней за помощью. С другой стороны, мощь лангобардов все нарастала, папе надо было искать новых союзников, и он прибег к помощи франков и их королей.37 Таким образом все войны, которые в то время варвары вели в Италии, были в значительной мере вызваны римскими первосвященниками, и все варвары, нашествиям коих она подвергалась, бывали почти всегда ими же и призваны. Так же ведут себя они и поныне, и именно из-за этого Италия остается раздробленной и бессильной. Вот почему, повествуя о событиях, происходивших с того времени и до наших дней, мы уже станем говорить не об упадке империи, окончательно поверженной, а об усилении власти римских первосвященников и прочих государей, которые управляли Италией до вторжения Карла VIII.38 Мы увидим, как папы, сперва прибегая лишь к силе церковных отлучений, затем к отлучениям и оружию одновременно, в сочетании с индульгенциями, стали грозными и благоговейно чтимыми, а затем из-за дурного использования и того, и другого оружия силу первого свели на нет, а в отношении второго оказались на милости тех, к кому обращались за помощью.

Однако пора вернуться к нашему повествованию. Когда на папский престол вступил Григорий III,[39] а на лангобардский - король Айстульф, последний в нарушение заключенных договоров занял Равенну и повел войну против папы. По названным уже причинам Григорий, не полагаясь на константинопольского императора из-за его слабости и не доверяя слову лангобардов, столь часто ими нарушавшемуся, стал искать помощи во Франкском королевстве у Пипина II,[40] который из герцога Австразии и Брабанта превратился во франкского короля благодаря не столько своим достоинствам, сколько заслугам своего отца Карла Мартелла и своего деда Пипина. Это отец его Карл Мартелл, будучи правителем королевства, разгромил арабов в памятной битве при Туре на берегу реки Луары,[41] уложив там не менее двухсот тысяч врагов. Так сын Мартелла Пипин и стал по заслугам отца правителем этого королевства. Папа Григорий, как мы уже сказали, послал к нему за помощью против лангобардов. Пипин обещал эту помощь, но сообщил папе, что сперва хотел бы лично свидеться с ним и оказать ему должные почести. Григорий отправился в королевство франков и проехал через владения своих врагов лангобардов, и при этом никто не чинил ему никаких препятствий из-за уважения к религии. В королевстве франков король осыпал Григория всевозможными почестями и направил в Италию свои войска, которые осадили лангобардов в Павии. Айстульф вынужден был просить мира, и франки пошли на переговоры с ним по просьбе папы, который не домогался смерти своего врага, - он хотел, чтобы тот жил, приняв, однако, крещение. По заключенному с франками договору Айстульф обязывался вернуть папе все захваченные у него земли, но как только франкские войска вернулись на родину, он нарушил договор. Папа вновь обратился за помощью к Пипину, который вторично послал в Италию войско, разбил лангобардов, взял Равенну и вопреки воле византийского императора отдал ее папе вместе со всеми владениями, подчиненными экзархату, добавив к этому еще Урбино и Марку.

Во время передачи этих земель Айстульф умер, и лангобард Дезидерий, который был правителем Тосканы, взялся за оружие с целью завладеть троном и стал просить поддержки у папы, обещая ему свою дружбу. Папа внял его просьбе и тем самым вынудил других государей уступить. Поначалу Дезидерий оставался верен своему слову и продолжал передавать папе города, уступленные по договоренности с Пипином. В Равенну больше не являлись константинопольские экзархи, она управлялась по воле римского первосвященника.

Вскоре скончался Пипин, и королем стал сын его Карл, тот самый, который по величию деяний своих получил прозвание Великого. На папский же престол вступил Феодор I,[42] который рассорился с Дезидерием, вследствие чего тот принялся осаждать Рим. Тогда папа обратился за помощью к Карлу, который перешел через Альпы, осадил в свою очередь Дезидерия в Павии, взял его с сыновьями в плен и отослал их во франкское королевство. Затем он отправился в Рим посетить папу и там объявил, что римский первосвященник, как наместник божий на земле, не может быть судим судом человеческим; папа же и римский народ[43] провозгласили Карла императором. Таким образом, Рим снова получил императора на Западе, но теперь уже не папа нуждался, как раньше, в помощи императоров, а императору требовалась поддержка папы в избрании. По мере того как императорская власть утрачивала свои прерогативы, они переходили к церкви, и благодаря этому с каждым днем усиливалась ее власть над светскими государями.

Лангобарды находились в Италии уже двести тридцать два года и от коренного населения отличались только именем. В понтификат Льва III Карл решил навести в Италии полный порядок и дал свое согласие на то, чтобы они поселились в области, где водворились с самого начала, и чтобы область эта по имени их называлась Ломбардией.[44] Для того же, чтобы они чтили римское имя, он повелел, чтобы пограничная с ними часть равеннского экзархата стала называться Романьей.[45] Кроме того, сына своего Пипина он провозгласил королем Италии, с тем чтобы подвластны ему были все области до Беневента; прочие же принадлежали византийскому императору, с которым Карл пришел к соглашению.

Между тем на папский престол вступил Пасхалий I, и вот приходские священники римских церквей, чтобы приблизиться к папе и принимать участие в избрании его, порешили украсить свою власть громким титулом и стали называться кардиналами. Они присвоили себе такие права, что теперь уже весьма редко первосвященник избирался не из их среды, в особенности с тех пор, как им удалось отстранить римский народ от выборов главы церкви,[46] Так, после кончины Пасхалия они избрали папой Евгения II из прихода Санта Сабина.

В Италии, когда она перешла под власть франков, частично изменились форма и порядок управления, и потому что папская власть возобладала над светской, и вследствие того, что франки установили в ней звания графов и маркграфов, как до того равеннский экзарх Лонгин установил звание герцога. Когда затем папой стал римлянин Оспорко, он счел необходимым изменить столь неблагозвучное имя и переменил его на Сергия; с той поры и пошел в ход обычай, по которому папы после избрания стали менять имя[47] .

Между тем император Карл скончался, оставив престол сыну своему Людовику. После же смерти последнего среди сыновей его возникли такие раздоры, что ко времени внуков франкский дом лишился империи, которая перешла к германским правителям: первым германским императором стал Арнольф.

Из-за раздоров своих Каролинги потеряли не только империю, но и Итальянское королевство; лангобарды вновь усилились и стали притеснять папу и римлян. Не зная уж, к какому государю обращаться за помощью, папа вынужден был провозгласить королем Италии Беренгария, герцога Фриульского.[48]

События эти придали смелости гуннам, осевшим в Паннонии, напасть на Италию, но, разбитые Беренгарием, они возвратились в Паннонию, или, вернее, в Венгрию, как они теперь называли эту область. В Византии императором к тому времени стал Роман, отнявший власть у Константина,[49] которому сперва служил как начальник его войска. Воспользовавшись сменой власти, Апулия и Калабрия, входившие, как мы упоминали, в состав Восточной империи, восстали против власти Романа, и, раздраженны этим, он разрешил сарацинам[50] проникнуть в эти области, которые и были ими заняты, после чего сарацины попытались одним ударом захватить Рим. Однако римляне, видя, что Беренгарий занят обороной от гуннов, военачальником своим сделали Альбериха, герцога Тосканского, и благодаря доблести его спасли Рим от арабов, каковые, снявши осаду, поставили на горе Гаргано мощную крепость, откуда господствовали над Апулией и Калабрией и совершали набеги на прочие области Италии. Таким образом, Италия оказалась в плачевнейшем состоянии: со стороны Альп ей угрожали гунны, со стороны Неаполя - сарацины, и горестное это положение не улучшалось в течение царствования трех Беренгариев, наследовавших один другому. Папа же и вся церковь переживали всевозможные потрясения, не зная к кому обращаться за помощью, ибо государи западные враждовали между собою, а восточные были совершенно бессильны. Сарацины опустошили город Геную и все его побережье, но эти же бедствия возвысили Пизу, куда стекались люди, изгнанные из своих родных мест. События эти происходили около 931 года по христианскому летосчислению. Но когда на императорский престол вступил герцог саксонский Оттон,[51] сын Генриха и Матильды, государь, славившийся своим разумением, папа Агапий[52] обратился к нему с призывом явиться в Италию и избавить ее от тирании Беренгариев.

В то время Италия разделена была следующим образом: Ломбардия повиновалась Беренгарию III[53] и сыну его Альберту; Тосканой и Романьей управлял наместник западного императора; Апулия и Калабрия подчинялись частью византийскому императору, частью сарацинам; в Риме знать ежегодно выбирала двух консулов, которые и правили там по древнему обычаю, и при них состоял еще префект в качестве судьи народа и, кроме того, совет из двенадцати членов, которые ежегодно же назначали правителей в зависящие от Рима города. Папы и в Риме, и во всей Италии имели большее или меньшее влияние в зависимости от того, насколько сами пользовались благосклонностью императоров или тех, кто в данное время был в этой стране сильнее всего. Император Оттон явился в Италию, отнял королевство у Беренгариев, властвовавших пятьдесят пять лет, возвратил римскому первосвященнику его прежние полномочия. У государя этого были сын и внук, носившие, подобно ему, имя Оттон, каковые и царствовали после него один за другим.[54] В царствование Оттона III римляне изгнали из города папу Григория V, император тотчас же оказал ему помощь и снова водворил в Рим; а папа желая покарать римлян, отнял у них право участия в венчании императора и передал право выбора его шести германским властителям: трем духовным - епископам Майнцскому, Трирскому и Кельнскому - и трем светским - герцогам Бранденбургскому, Пфальцскому и Саксонскому.[55] Все это произошло в 1002 году. После смерти Оттона III германские князья избрали императором Генриха II, герцога Баварского, который, процарствовав двенадцать лет, был в конце концов коронован папой Стефаном VIII.[56] Генрих и супруга его Симеонда[57] прославились святостью своей жизни, чему свидетельство - множество храмов божиих, получивших от них богатые даяния или даже ими воздвигнутых, как например церковь Сан Миньято недалеко от Флоренции. Генрих II умер в 1024 году, ему наследовал Конрад Швабский, а тому - Генрих III. Последний явился в Рим, где в церковных делах царила смута, ибо избраны были сразу трое соперничавших между собой пап.[58] Он низложил всех троих и поддержал избрание на их место Климента II, каковой и венчал его императорской короной.

Италией правили тогда частью сами магистраты, избранные населением городов, частью государи, частью уполномоченные императора, главный из коих, начальствовавший надо всеми прочими, именовался канцлером. Из государей наиболее могущественным был Готфрид, женатый на графине Матильде, дочери Беатрисы, сестры Генриха II. Супруги эти владели Луккой, Пармой, Реджо, Мантуеи и всем тем, что ныне зовется Патримонием святого Петра.[59] Первосвященникам же римским приходилось вести беспрерывную борьбу с честолюбивыми притязаниями римского народа, ибо народ, сперва использовав папскую власть для того, чтобы избавиться от господства императоров, установить свое господство в городе и распорядиться им согласно своей воле, затем стал самым ярым врагом первосвященника, который терпел от народа римского больше обид, чем от любого христианского государя. В то самое время, когда угроза папского отлучения от церкви держала в страхе весь христианский Запад, народ римский упорствовал в неподчинении папе, и оба эти соперника только и старались, чтобы урвать друг у друга власть и почет.

Тем временем на папском престоле оказался Николай II, и как Григорий V отнял у римлян право участвовать в венчании императора, так Николай II лишил их возможности участвовать в избрании папы, постановив, что отныне это будет делом кардиналов. Этим он не удовольствовался, но, сговорившись с государями, правившими теперь Калабрией и Апулией в силу обстоятельств, о которых речь впереди, принудил всех должностных лиц, посланных римлянами всюду, куда распространялась власть города Рима, присягнуть папскому престолу, а кое-кого из них даже отрешил от должности.

После смерти Николая II в церкви произошел раскол, ибо ломбардское духовенство не пожелало подчиниться Александру II, избранному в Риме, и сделало Кадала Пармского антипапой.[60] Генрих же IV, которому ненавистно было усиление папской власти, пытался убедить папу Александра отказаться от тиары, а кардиналов - собраться в Германии для избрания нового первосвященника. Так этот государь и оказался первым, которому пришлось испытать на себе всю тяжесть духовной кары, ибо папа созвал в Риме собор и на нем лишил Генриха императорского и королевского достоинства. Некоторые народы Италии приняли сторону папы, другие сторону Генриха, - отсюда и пошло разделение на гвельфов и гибеллинов, словно Италии суждено было, избавившись от варварских вторжений, оставаться раздираемой внутренними смутами. Генрих, отлученный от церкви, вынужден был по требованию своих подданных явиться в Италию, чтобы разутым и коленопреклоненным молить папу о прощении, что и произошло в 1080 году.[61] Однако вскоре после того между папой и Генрихом опять возникли раздоры. Генрих был снова отлучен от церкви и послал на Рим с войском своего сына, тоже Генриха, который с помощью римлян, ненавидевших папу, осадил его в римской цитадели. Однако Робер Гвискар двинулся из Апулии на помощь папе, и Генрих, не дожидаясь его, удалился в Германию. Одни лишь римляне упорствовали в сопротивлении, так что Робер разгромил город, снова превратив Рим в развалины, из коих его прежде подняли несколько пап. Поскольку от этого Робера пошло начало королевства Неаполитанского, мне представляется нелишним рассказать о его происхождении и деяниях.

Как уже было сказано выше, между наследниками Карла Великого возникли раздоры, каковые и дали возможность новым северным народам, именуемым норманнами, напасть на Францию и захватить в ней целую область, с тех пор и названную по их имени Нормандией. Часть норманнов явилась в Италию[62] ко времени, когда в ней бесчинствовали Беренгарии, сарацины и гунны, и заняла некоторые земли в Романье, доблестно выстояв среди всех этих войн. У одного из норманнских государей Танкреда родилось несколько сыновей, из коих особо выделялись Вильгельм по прозванию Железная Рука и Робер, называемый Гвискаром. Когда власть перешла к Вильгельму, в Италии стало уже поспокойнее, однако же сарацины еще занимали Сицилию и каждодневно совершали набеги на итальянское побережье. Тогда Вильгельм сговорился с правителями Капуи и Салерно, а также с Мелорхом, наместником византийского императора в Апулии и Калабрии, напасть на Сицилию и по достижении победы разделить захваченную добычу и земли между собой на четыре равные части. Предприятие это увенчалось успехом, но Мелорх тайно вызвал из Византии войска и завладел всем островом от имени императора, разделив только добычу. Вильгельм этим был весьма недоволен, но, отложив мщение до более благоприятного времени, покинул Сицилию вместе с правителями Салерно и Капуи. Едва они отделились от него, возвратившись в свои владения, как он, вместо того чтобы вернуться в Романью, устремился со своим войском в Апулию, внезапно завладел Мельфи и, несмотря на противодействие императорских войск, вскоре подчинил себе почти всю Апулию и Калабрию, где ко времени папы Николая II правил брат его Робер Гвискар. Будучи не в состоянии договориться со своими племянниками о разделе наследства, Робер затем обратился к посредничеству папы, на каковое папа с охотою согласился, ибо рассчитывал найти в Робере опору как против германских императоров, так и против дерзновенности римского народа. Расчеты эти, как мы уже видели, оправдались, когда по просьбе Григория VII Робер отогнал Генриха от Рима и усмирил римский народ. Роберу наследовали его сыновья, Рожер и Вильгельм, присоединившие к владениям своим еще Неаполь и все земли между Неаполем и Римом, а затем и Сицилию, властителем коей объявил себя Рожер. Когда Вильгельм отправился в Константинополь свататься к дочери императора, Рожер напал на брата и захватил все его владения. Возгордившись от всех этих захватов, он сперва объявил себя королем Италии, но затем, удовольствовавшись титулом короля Апулии и Сицилии, стал первым, давшим имя и порядок этому королевству, которое до наших дней существует в прежних своих границах, хотя род и племя властителей его менялись не однажды, ибо когда угасла норманнская династия, власть перешла к немецкой, затем к французской, после французской - к арагонской, а теперь Сицилией владеют фламандцы[63] .

Урбан II, вступив на папский престол, навлек на себя ненависть римлян. Не считая себя в безопасности среди всех несогласий, раздиравших Италию, он задумал некое весьма смелое предприятие. Он отправился в сопровождении своего клира во Францию, собрал в Оверни[64] массу народа и принялся проповедовать против неверных. Он так воодушевил всех собравшихся, что они постановили отправиться в Азию[65] в поход на арабов, каковой вместе со всеми последующими такими же походами стал именоваться крестовым, ибо все, кто в него отправлялся, отмечались красным крестом на одежде своей и на оружии. Вождями этого предприятия были Готфрид, Евстахий и Болдуин Бульонские, графы Булони, и некий Петр Пустынник, пользовавшийся за мудрость свою и святость великим уважением; многие народы и короли содействовали этому делу своей казной, а значительное количество частных лиц шли в поход за свой счет безо всякого вознаграждения. Такова была тогда сила религиозности в душах людей, движимых примером своих начальников. Сперва предприятие это увенчалось славным успехом: вся Азия, Сирия и часть Египта оказались во власти христиан. Тогда и возник орден иерусалимских рыцарей, существующий и поныне и владеющий островом Родосом, единственной твердыней против мусульман.[66] Основался также орден храмовников, который через малое время весьма плохо кончил из-за развращенности своих членов.[67] Так в разное время совершилось множество разных событий, прославивших и многие народы, и отдельных лиц. В крестовых походах участвовали короли Франции, Англии, а из народов венецианцы, пизанцы и генуэзцы заслужили в них немалую славу. Итак, эта борьба велась с переменным успехом до времен мусульманского правителя Саладина. Его доблесть, а также раздоры среди христиан лишили их в конце концов славы, приобретенной вначале, и через девяносто лет были они изгнаны из всех тех мест, которые так счастливо и с такой честью отвоевали.

После смерти Урбана папой стал Пасхалий II, а императорский престол получил Генрих IV,[68] каковой явился в Рим, притворяясь другом папы, но затем заключил папу со всем его клиром в темницу и согласился вернуть им свободу лишь при условии, что он будет распоряжаться германской церковью по своему усмотрению. В это время скончалась графиня Матильда, все свои владения оставившая в наследство церкви. После же смерти Пасхалия II и Генриха IV сменился ряд пап и императоров, пока папский престол не перешел к Александру III, а императорский к Фридриху Швабскому, прозванному Барбароссой. И до этого времени у пап были весьма трудные отношения и с римским народом, и с императором, - при Барбароссе трудности еще увеличились. Фридрих был весьма искусный полководец, но его преисполняла такая гордыня, что он даже думать не хотел о возможности уступить папе. Однако после избрания своего он прибыл в Рим для коронования, а затем мирно возвратился в Германию. Но не долго находился он в подобном расположении духа, ибо вскоре вернулся в Италию, чтобы подавить мятеж в некоторых областях Ломбардии. В это время случилось, что кардинал Сан Клементе, по происхождению римлянин, поссорился с Александром и был некоторыми из кардиналов избран папой.[69] Александр пожаловался на антипапу императору Фридриху, стоявшему лагерем у Кремы, и император ответил: пускай и тот, и другой явятся к нему, а он уж рассудит кому быть папой. Такой ответ Александру не понравился, он видел, что император склоняется на сторону антипапы, поэтому отлучил Барбароссу от церкви, а сам бежал к Филиппу, королю Франции. Между тем Фридрих, продолжая военные действия в Ломбардии, взял и разграбил Милан, вследствие чего Верона, Падуя и Виченца объединились против общего врага. В это время умер антипапа, и Фридрих поставил на его место Гвидо Кремонского. Римляне же, приободрившись от отсутствия папы и затруднений, которые Фридрих испытывал в Ломбардии, понемногу стали хозяйничать у себя в Риме и приводить к покорности те области, которые обычно от них зависели. Жители Тускула не пожелали подчиниться, и римский народ всем скопом двинулся на них. Однако им оказал помощь Фридрих и совместно с ним тускуланцы так основательно разгромили римское войско, что с тех пор Рим и перестал быть богатым многонаселенным городом. Между тем папа Александр возвратился в Рим, полагая, что может чувствовать себя в безопасности из-за ненависти римлян к Фридриху и множества врагов, которые у императора имелись в Ломбардии. Фридрих же, невзирая ни на что, начал осаду Рима, хотя Александр, не дожидаясь его, бежал к Вильгельму,[70] королю Апулии, оставшемуся единственным наследником этого королевства после смерти Рожера. Фридриху пришлось из-за чумы снять осаду и возвратиться в Германию.

Тогда объединившиеся против него ломбардцы, дабы иметь возможность угрожать Павии и Тортоне, где находились императорские войска, построили крепость, которая могла стать главной позицией в этой войне, и назвали ее Алессандрией в честь папы и в поношение Фридриху. Умер также антипапа Гвидо, а на его место избрали Иоанна из Фермо, который пребывал в Монтефьясконе под защитой императорских войск.

Пока совершались эти события, папа Александр отправился в Тускул, призванный населением этого города в надежде, что он защитит их от римлян. Туда к нему явились посланцы короля английского Генриха[71] , которым поручено было заявить, что король никак не повинен в убиении блаженного Фомы,[72] епископа Кентерберийского (в чем его громко обвиняла молва), по каковой причине папа послал в Англию двух кардиналов разобраться в этом деле. Хотя они не смогли установить, что король был явно замешан в этом убийстве, возмущенные гнусностью этого преступления и тем, что король недостаточно почтил убитого, они наложили на него эпитимью: король должен был собрать всех баронов королевства и публично поклясться перед ними в своей непричастности; кроме того, послать незамедлительно двести вооруженных людей в Иерусалим и содержать их там в течение года, а также дать обет, что не позже как через три года он сам отправится туда во главе самого сильного войска, которое только сможет собрать; и, наконец, еще - отменить все то, что могло быть предпринято в его правление для ограничения вольностей духовенства, и позволить любому из своих подданных, кто бы он ни был, жаловаться на него в Рим. На все это Генрих согласился: так могущественнейший государь подчинился требованию, которое в наши дни сочло бы позорным признать любое частное лицо.

А между тем, хотя папе покорствовали, таким образом, государи самых отдаленных стран, он не мог заставить слушаться себя римлян настолько, что они не соглашались, чтобы он пребывал в Риме, хотя он и обещал не вмешиваться ни во что, кроме церковных дел. Так перед многими вещами трепещешь в отдалении гораздо больше, чем вблизи!

Тем временем Фридрих возвратился в Италию. Пока он готовился к новой войне с папой, все его прелаты и бароны заявили ему, что отрекутся от него, если он не примирится с церковью. Так что он вынужден был преклонить перед папой колени в Венеции, где между ними и был заключен мир.[73] По договору папа лишал императора какой бы то ни было власти над Римом, а своим союзником объявил Вильгельма, короля Сицилии и Апулии. Фридрих же никак не мог обойтись без войны, и потому он устремился в Азию, чтобы в борьбе с Магометом насытить свое честолюбие, которое никак не могло найти удовлетворения в борьбе с наместником Христовым. Но очутившись на берегах реки, он так восхитился прозрачностью ее струй, что задумал в ней искупаться, каковое легкомыслие стоило ему жизни. Так речные воды принесли мусульманам больше пользы, чем папские отлучения христианам: те только разжигали неистовство Фридриха, эти же с ним покончили.

Со смертью Фридриха папе оставалось только одолеть упорную несговорчивость римлян. После весьма длительных препирательств насчет избрания консулов стороны согласились на том, что избирать консулов будет по обычаю народ, но консулы смогут вступать в должность лишь после того, как дадут клятву послушания церкви. Этот договор принудил антипапу Иоанна бежать в Монте Альбано, где он вскоре и скончался.

К тому времени умер также Вильгельм, король Апулии, и папа вознамерился завладеть этим королевством, благо единственным наследником Вильгельма остался его побочный сын Танкред.[74] Однако бароны не пожелали признать папу и потребовали, чтобы Танкред стал королем. Папский престол занимал тогда Целестин III.[75] Желая вырвать королевство из рук Танкреда, он устроил так, что императором стал Генрих, сын Фридриха,[76] и при этом обещал ему королевство Неаполитанское, с тем чтобы церкви были возвращены принадлежавшие ей владения. Дабы облегчить дело, он извлек из монастыря уже немолодую дочь Вильгельма Констанцию и выдал ее замуж за Генриха. Так основанное норманнами королевство Неаполитанское перешло от них к немцам. Император Генрих, приведя сперва в порядок дела в Германии, явился в Италию со своей супругой Констанцией и четырехлетним сыном Фридрихом[77] и без особого труда завладел престолом, ибо Танкреда уже не было в живых, а после него оставался только грудной младенец по имени Рожер. Спустя некоторое время Генрих умер в Сицилии, и Неаполитанское королевство унаследовал Фридрих, а императором благодаря содействию папы Иннокентия III избран был Оттон, герцог Саксонский.[78] Однако не успел Оттон венчаться императорской короной, как, ко всеобщему удивлению он объявился врагом папы, занял своими войсками Романью и решил напасть на Неаполитанское королевство. За это папа отлучил его от церкви, так что все от него отшатнулись, и императором избрали Фридриха, короля Неаполитанского. Фридрих явился в Рим принять корону, однако папа отказался короновать его, опасаясь его могущества и надеясь изгнать его из Италии, как перед тем Оттона. Возмущенный Фридрих двинулся в Германию и, успешно воюя против Оттона, победил его. Пока все это совершалось, Иннокентий скончался. Он прославился многими блистательными делами и, кроме всего прочего, учредил[79] в Риме госпиталь Святого духа.

Преемником его стал Гонорий III, при коем основан был орден святого Доминика, а также в 1218 году орден святого Франциска.[80] Этот папа короновал Фридриха, которому Иоанн, потомок Балдуина, короля Иерусалимского, еще пребывавший в Азии[81] с остатками христиан, дал в жены одну из своих дочерей.[82] В числе приданого оказался титул короля Иерусалимского. Вот почему все короли неаполитанские именуются с тех пор также иерусалимскими.

Конец формы

В Италии положение было такое: римляне перестали назначать консулов, а вместо них соответственные полномочия передавали то одному, то нескольким сенаторам; существовала по-прежнему Лига, которую составили против Фридриха Барбароссы ломбардские города - Милан, Бреша, Мантуя, Виченца, Падуя и Тревизо. За императора стояли Кремона, Бергамо, Парма, Реджо, Модена и Тренто.[83] Прочие города и замки Ломбардии, Романьи и Тревизской марки склонялись то на одну, то на другую сторону в зависимости от обстоятельств. Во времена Оттона III[84] явился в Италию некий Эццелино и здесь у него родился сын, от которого произошел другой Эццелино.[85] Этот последний, будучи весьма богатым и могущественным, сблизился с Фридрихом II, который, как уже сказано было, стал врагом папы.[86] С помощью и при содействии Эццелино Фридрих явился в Италию, взял Верону и Мантую, разгромил Виченцу, занял Падую и разбил войско союзных городов,[87] а затем направился в Тоскану. Эццелино тем временем подчинил всю Тревизскую марку. Однако он не смог взять Феррары, которую обороняли Аццоне д'Эсте и папские войска в Ломбардии. Как только снята была осада с Феррары, папа объявил ее ленным владением и отдал Аццоне д'Эсте, от которого пошли государи, и поныне ею правящие.

Фридрих, стремясь поскорее завладеть Тосканой, остановился в Пизе и так старался выяснить, кто за него, кто против, что посеял величайшую смуту, которая оказалась гибельной для Италии, ибо повсюду стали распространяться гвельфы и гибеллины: гвельфами называли себя сторонники церкви, гибеллинами - сторонники императора. Названия эти впервые прозвучали в Пистойе. Оставив Пизу, Фридрих стал нападать со всех сторон на владения церкви и опустошать их. Папа, не видя иного выхода, объявил против него крестовый поход, как его предшественники объявляли против неверных. Фридрих, чтобы не оказаться оставленным сразу всеми своими сторонниками, как это произошло с Фридрихом Барбароссой и другими его предками, принял на службу немалое количество сарацин. Дабы покрепче привлечь их на свою сторону и вдобавок иметь в Италии поддержку, не страшащуюся папских отлучений, он отдал им город Ночеру,[88] полагая, что они станут лучше и уверенней служить ему, имея здесь свое прибежище.

На папский престол вступил Иннокентий IV. Страх его перед Фридрихом был так велик, что он отправился в Геную, а затем во Францию, и в Лионе устроил собор, на котором решил присутствовать и Фридрих. Помешало ему в этом восстание в Парме. Пав духом от неуспешности своих действий, он отправился в Тоскану, а оттуда в Сицилию, где и скончался.[89] В Швабии у него остался сын Конрад, а в Апулии незаконный отпрыск по имени Манфред, коего он сделал герцогом Беневент-ским.[90] Конрад явился в Неаполь принять власть, но там скончался, а после него остался наследником малютка Конрадин, находившийся в Германии. Манфред завладел королевством сперва как опекун Конрадина, а затем, распустив слухи о его смерти, объявил себя королем против воли папы и неаполитанцев, которых заставил признать себя силой.

Покуда в королевстве творились все эти дела, в Ломбардии происходили смуты между гвельфами и гибеллинами. За первыми стоял папский легат,[91] за вторыми Эццелино, завладевший уже почти всей Ломбардией по ту сторону По. Пока шли военные действия, против него восстала Падуя, и он истребил двенадцать тысяч падуанцев, но и сам умер еще до окончания войны восьмидесяти лет от роду,[92] а после его смерти все находившиеся в его владении города обрели свободу. Манфред, король Неаполитанский, питал по примеру своих предков великую вражду к церкви и постоянно держал тогдашнего папу, Урбана IV, в жесточайшем страхе. Дошло до того, что папа объявил против него крестовый поход и отправился в Перуджу дожидаться войск. Видя, что отрядов подходит мало, что они слабы и являются с большим запозданием, он решил, что для победы над Манфредом потребна более действенная помощь. Он обратил свои взоры к Франции, отдал королевство Сицилии и Неаполя Карлу Анжуйскому, брату короля Французского Людовика,[93] и вызвал его в Италию принять власть в королевстве. Но еще до прибытия Карла в Рим папа умер, а место его занял Климент IV, при котором Карл и явился в Остию[94] с флотом из тридцати галер, повелев прочим своим войскам двинуться в Италию пешим порядком. Пока он пребывал в Риме, римляне, дабы почтить его, дали ему звание сенатора, а папа предоставил ему инвеституру на королевский престол, взяв с него обязательство ежегодно выплачивать церкви пятьдесят тысяч дукатов и, кроме того, издав указ, по которому ни Карл, ни любой другой король Неаполя не могут одновременно быть избранными императором. Карл выступил против Манфреда, разбил его и умертвил у Беневента, завладев Сицилией и королевским троном. Но Конрадин, которому отец завещал это владение, собрав в Германии немалое войско, явился в Италию сразиться с Карлом, что и произошло при Тальякоццо. Однако он потерпел поражение, а затем, неопознанный, бежал, но был захвачен и убит.

В Италии царил мир, покуда на папский престол не вступил Адриан V. Карл продолжал пребывать в Риме и управлял им в качестве сенатора. Не желая терпеть эту его власть, папа удалился на жительство в Витербо и стал призывать императора Рудольфа[95] в Италию против Карла. Так папы то из ревности к религии, то из личного честолюбия беспрерывно призывали в Италию чужеземцев и затевали новые войны. Не успевали они возвысить какого-нибудь государя, как тотчас же раскаивались в этом и искали его погибели, так невыносимо было для них, чтобы в этой стране, для владычества над которой у них самих не хватало сил, властвовал кто-либо другой. Государей все это тоже порядком страшило, ибо уклонялись ли папы от военных действий или воевали, но всегда они выходили победителями, если не удавалось обойти их с помощью какой-нибудь хитрости, как было с Бонифацием VIII и некоторыми другими, которых императоры, прикинувшись добрыми друзьями, сумели заманить в плен. Рудольф в Италию, однако, не явился, ибо в этом ему помешала война, которую он вел против короля Чешского.[96] Адриан скончался, а место его занял Николай III из дома Орсини,[97] человек весьма смелый и честолюбивый, который сразу же решил во что бы то ни стало ослабить власть Карла. Он побудил императора Рудольфа жаловаться на то, что Карл держал в Тоскане своего наместника для содействия гвельфам, которых он после смерти Манфреда восстановил там в правах. Карл уступил императору, отозвал своих наместников, и папа послал в Тоскану одного из своих племянников, кардинала, чтобы тот управлял этой областью от имени императора.[98] Император же в благодарность за этот знак уважения возвратил церкви Романью, отнятую у нее в свое время одним из его предшественников, и папа сделал Бертольдо Орсини герцогом Романьи.[99] Сочтя себя достаточно сильным, чтобы потягаться с Карлом, Николай III лишил его сенаторского звания и издал указ, по которому ни один отпрыск какого-либо королевского дома не мог отныне быть римским сенатором.

Был у него также замысел отобрать у Карла Сицилию, и с этой целью он вступил в тайный сговор с королем Педро Арагонским,[100] но предприятие это увенчалось успехом лишь при его преемнике. Хотелось ему, кроме того, возвести на королевские престолы еще двух своих родичей, - одного на Ломбардский, другого на Тосканский, дабы они служили защитой церкви от немцев, которые пожелали бы проникнуть в Италию, и против французов, хозяйничавших в Неаполитанском королевстве. Однако он скончался, не осуществив этих помыслов. Это был первый папа, открыто проявлявший честолюбивые вожделения и старавшийся под предлогом величия церкви осыпать своих родичей богатствами и почестями. В течение всего времени, о котором мы вели повествование, не приходилось говорить о племянниках и вообще родичах пап, зато теперь история будет полна ими настолько, что нам придется даже говорить о папских сыновьях. И если до нашего времени папы старались делать их владетельными государями, то теперь им остается только еще передавать папский престол своим потомкам по наследству. Впрочем, по правде говоря, основанные ими государства до последнего времени имели весьма мимолетное существование. Папы по большей части жили недолго, и вследствие этого их насаждения не могли пустить корней; если это и удавалось, то ростки пускали слабые корни, и, лишившись поддержки, они при первом же сильном ветре погибали.

Преемником Николая III стал Мартин IV.[101] Француз по рождению, он держал сторону Карла, каковой в благодарность за это послал свои войска на усмирение Романьи, восставшей против папы. Когда они осаждали Форли, астролог Гвидо Бонатто посоветовал народу напасть на них в неком указанном им месте, так что все французы были захвачены в плен или перебиты. В то же самое время осуществился заговор,[102] устроенный Николаем III и королем Педро Арагонским, и сицилийцы умертвили всех французов, находившихся на острове; им тотчас же завладел Педро, заявивший, что Сицилия принадлежит ему через супругу его Констанцию, дочь Манфреда. Готовясь к войне за восстановление на острове своего владычества, Карл скончался, а наследник его Карл II находился в это время в плену в Сицилии. Свободу он получил, дав честное слово возвратиться в плен, если в течение трех лет он не добьется от папы согласия на передачу королевства Сицилийского арагонскому дому.

Император Рудольф, вместо того чтобы явиться в Италию и поддержать в ней славу империи, отправил туда своего посла[103] с поручением заключить соглашение с городами, которые пожелали бы выкупить у императора свободу. Многие итальянские города воспользовались этим и, получив свободу, существенно изменили свой образ жизни.[104] На императорский престол вступил Адольф Нассауский, а на папский - Пьетро дель Мурроне под именем Целестина, который, будучи монахом-отшельником весьма святой жизни, через полгода отрекся от папской власти, и тогда папой был избран Бонифаций VIII.[105] Небо, знавшее, что наступит день, когда Италия избавится от французов и немцев и будет достоянием одних итальянцев, не пожелало, однако, чтобы папы, даже когда им уже не будут препятствовать живущие за Альпами чужестранцы, укрепили свою власть и благополучно пользовались ею. Поэтому оно допустило, чтобы в Риме возвысились два могущественных дома - Колонна и Орсини, которые благодаря своему влиянию и семейным связям могли постоянно ослаблять папскую власть. Бонифаций, уразумевший все это, решил покончить с домом Колонна и для этого не только отлучил их от церкви, но объявил против них крестовый поход. Хотя это и нанесло им некоторый ущерб, но еще более пагубным оказалось для церкви, ибо оружие отлучения, столь действенное, когда оно применялось для защиты веры, притупилось, когда честолюбие обратило его против христиан. Так и вышло, что чрезмерное стремление пап насытить свою алчность постепенно выбивало оружие из их рук. Вдобавок папа лишил двух кардиналов из дома Колонна их кардинальского достоинства.[106] Шьярра, глава дома Колонна, тайно бежал из Рима, был схвачен в море каталонскими пиратами и сослан на галеру. Но в Марселе его узнали и отправили к французскому королю Филиппу,[107] которого Бонифаций отлучил от церкви и лишил королевского сана. Рассудив, что открытая война против наместника Христова приводит всегда либо к поражению, либо к великим опасностям, Филипп решил прибегнуть к хитрости. Сделав вид, что желает примириться с Бонифацием, он тайком послал Шьярру в Италию, а тот, прибыв в Ананьи, где находился папа, собрал ночью своих сторонников и захватил его в плен. И хотя жители Ананьи вскоре освободили папу, это оскорбление явилось для главы церкви столь тяжелым ударом, что он помешался и умер.

В 1300 г. Бонифаций принял решение о праздновании юбилея, повелев, чтобы и впредь он отмечался каждые сто лет.

В то время раздоры между гвельфами и гибеллинами разгорелись с особенной силой. Так как императоры предоставили Италию ее участи, многие итальянские города обрели свободу, но многие же стали добычей тиранов. Папа Бенедикт[108] вернул прелатам из дома Колонна кардинальскую шапку и вновь принял Филиппа, короля Франции, в лоно церкви. После его кончины папой стал Климент V, каковой, будучи французом, перенес папскую резиденцию во Францию, в год 1305.[109]

Между тем скончался Карл II, король Неаполитанский, и престол унаследовал сын его Роберт, а императорскую корону получил Генрих Люксембургский, который явился в Рим[110] короноваться, хотя папы там не было. Прибытие его вызвало в Ломбардии великое смятение, ибо он вернул в Италию всех изгнанников, гвельфы они были или гибеллины. Однако же обе партии продолжали так враждовать между собой, что область эта раздиралась беспрерывной войной, которую император был бессилен прекратить, как ни старался. Он удалился из Ломбардии и направился по генуэзской дороге в Пизу, где пытался вырвать Тоскану из рук короля Роберта. Это ему не удалось,[111] и он отправился в Рим, где оставался лишь несколько дней, ибо Орсини, которым покровительствовал Роберт, изгнали его оттуда, и он возвратился в Пизу. Дабы более успешно вести войну с Тосканой и отнять ее у Роберта, он побудил напасть на нее Федериго, короля сицилийского[112] , но в тот момент, когда уже рассчитывал занять Тоскану и отнять у Роберта власть, он скончался, а преемником его на императорском престоле стал Людовик Баварский. К тому времени папский престол перешел к Иоанну XXII, в его понтификат император не переставал преследовать гвельфов и церковь, защитниками которых выступали по преимуществу король Роберт и флорентийцы. Так начались те войны, которые Висконти[113] вели в Ломбардии против гвельфов, а Каструччо из Лукки в Тоскане против флорентийцев.[114] Но поскольку дом Висконти положил начало герцогству Миланскому, одному из пяти государств, на которые с тех пор разделилась Италия, мне представляется, что следует обстоятельно рассказать о его происхождении.

Когда в Ломбардии образовался уже упоминавшийся нами союз городов для защиты от Фридриха Барбароссы, Милан, возродившийся из своих развалин и решивший мстить за учиненные ему обиды, примкнул к этому союзу, который дал отпор Барбароссе и на некоторое время оживил в Ломбардии деятельность церковной партии.[115] Пока велись эти войны, в Милане особенно возвысилось семейство Делла Торре, и слава его все возрастала, в то время как императоры в этой области пользовались совсем незначительной властью. Но когда Фридрих II явился в Италию, а гибеллинская партия благодаря стараниям Эццелино усилилась, во всех городах начали проявлять себя сторонники гибеллинов. В Милане на их стороне оказались Висконти, каковым и удалось изгнать из города Делла Торре[116] . Впрочем, в изгнании те находились недолго: между императором и папой заключено было соглашение, и благодаря этому они вернулись на родину. Когда же папа со всем своим двором удалился во Францию, а Генрих Люксембургский явился в Италию, чтобы короноваться в Риме, в Милане его приняли Маттео Висконти[117] и Гвидо Делла Торре, бывшие тогда главами этих домов.

Тут Маттео и задумал использовать присутствие в Милане императора,[118] чтобы изгнать Гвидо. Он полагал, что добьется своего без труда, ведь Гвидо принадлежал к враждебной императору партии. Подходящим поводом ему показались враждебные чувства народа к немцам из-за творившихся ими насилий: он потихоньку принялся укреплять мужество сограждан и подговаривал их взяться за оружие и сбросить с себя наконец иго этих варваров. Когда по его мнению все было уже достаточно хорошо подготовлено, он поручил одному из верных людей вызвать бунт, и вот внезапно миланский народ поднял оружие против всего, что носило немецкое имя.[119] Едва началась свара, как Маттео со своими сыновьями и вооруженными сторонниками поспешил к Генриху и заявил ему, что мятеж подняли Делла Торре, которые, не довольствуясь жизнью в Милане в качестве частных граждан, решили воспользоваться случаем нанести ему ущерб, чтобы выслужиться перед итальянскими гвельфами и захватить власть в городе, но что он может не тревожиться: зайди только речь о его защите, их, Висконти, и их сторонников будет вполне достаточно для обеспечения его безопасности. Генрих легко поверил всему, что говорил Маттео, соединил свои силы с силами Висконти, и вместе они напали на сторонников Делла Торре, старавшихся в разных концах города справиться с мятежом, умертвили из них всех, кого могли, а других изгнали из города, конфисковав их имущество. Так Маттео оказался властителем Милана. Ему наследовал Галеаццо и Аццо, а им Лукино и Джованни. Последний стал в Милане архиепископом, Лукино же умер раньше его, и наследниками были Бернабо и Галеаццо. Вскоре после этого скончался и Галеаццо, оставив единственного сына Джан Галеаццо, прозванного графом Вирту,[120] каковой после кончины архиепископа предательски умертвил своего дядю Бернабо и остался в Милане единственным владыкой. Он первый и принял титул герцога. Сыновья его были Филиппе и Джованни Мариа Анджело, вскоре убитый миланским народом. Он оставил государство Филиппо, который не имел, однако, мужского потомства, вследствие чего управление государством от дома Висконти перешло к дому Сфорца, а каким образом и почему это случилось, мы скажем в своем месте.

Вернемся, однако же, к тому, от чего я отклонился. Император Людовик, чтобы поднять значение своей партии да заодно и короноваться, явился в Италию.[121] Находясь в Милане, он под предлогом стремления вернуть миланцам свободу, но на самом деле желая выжать из них деньги, посадил всех Висконти в темницу, но, впрочем, вскоре освободил их по настояниям Каструччо Луккского. Затем он прибыл в Рим и, дабы усилить в Италии смуту, поставил антипапой Пьетро делла Корбара,[122] рассчитывая с помощью его влияния и вооруженных сил Висконти существенно ослабить враждебную ему партию в Тоскане и в Ломбардии. Однако Каструччо умер, и для императора это было началом поражения, ибо Пиза и Лукка восстали и пизанцы отправили антипапу во Францию к папе[123] в качестве пленника, так что император, отчаявшись добиться чего-нибудь в Италии, возвратился в Германию.

Не успел он отправиться восвояси, как Иоанн, король Чехии, явился в Италию по зову гибеллинов Бреши[124] и захватил этот город, а также Бергамо. Поскольку нашествие это произошло с согласия папы, хоть он и делал вид, что негодует, легат Болоньи[125] поддерживал его, полагая, что это хорошее средство помешать возвращению императора в Италию. Из-за этого положение дел в Италии совершенно изменилось. Флорентийцы и король Роберт, видя, что легат поддерживает действия гибеллинов, стали врагами всех, кого считали друзьями легат и чешский король. Теперь, уже не обращая внимания на гвельфские или гибеллинские симпатии, многие государи, среди которых были Висконти, делла Скала, мантуанский Филиппо Гонзага, властители Каррары и Эсте, заключили между собой союз. Папа их всех отлучил от церкви.[126] Король Иоанн в страхе перед этим союзом вернулся к себе домой собрать войско посильнее, и хотя он снова явился в Италию с более многочисленной армией, ему пришлось столкнуться с весьма значительными трудностями. Смущенный столь сильным сопротивлением, он возвратился домой[127] к величайшему неудовольствию легата, оставив свои гарнизоны лишь в Реджо и в Модене и препоручив Парму Марсилио и Пьеро деи Росси, которые были тогда здесь весьма могущественны. После его отбытия Болонья вступила в этот союз, и все его члены разделили между собой четыре города, еще державших сторону церкви: Парма досталась делла Скала, Реджо - Гонзага, Модена - дому д'Эсте, Лукка - флорентийцам.[128] Но захват этих городов вызвал немалые военные столкновения, которые прекратились большей частью благодаря посредничеству Венеции.

Может показаться странным, что, повествуя о столь многих событиях, совершавшихся в Италии, мы до сих пор не упоминали о венецианцах - ведь их республика по значению своему и могуществу заслуживает быть прославленной больше всех прочих итальянских государств. Дабы покончить с этой странностью, объяснив ее причины, придется мне вернуться далеко назад с тем, чтобы каждому стали известны и начало Венеции и обстоятельства, препятствовавшие ей в течение долгого времени вмешиваться в дела Италии.

Когда Аттила, король гуннов, осаждал Аквилею, жители ее долгое время оказывали ему сопротивление, но под конец, отчаявшись, оставили город и, кто как мог, со всем скарбом, который сумели унести, обосновались на скалистых пустынных островах северного побережья Адриатики. Падуанцы, со своей стороны, видя, что к ним приближается пожар войны, убоялись, что Аттила, захватив Аквилею, нападет и на них. Поэтому они собрали все свое самое ценное имущество и отослали его в одно место у того же побережья, называемое Риво-Альто,[129] куда отправили также женщин, детей и стариков, оставив в Падуе только молодежь для обороны города. В тех же самых местах обосновались жители Монселиче и других прилегающих холмов, также охваченные страхом перед полчищем гуннов. Когда же Аквилея была взята и Аттила опустошил Падую, Монселиче, Виченцу и Верону, падуанцы и наиболее состоятельные переселенцы из других городов остались жить в лагунах у Риво-Альто, где к ним присоединилось гонимое теми же бедствиями население прилегающей области, называвшейся в старину Венецией. Так, вынужденные обстоятельствами, покинули они места счастливые и плодоносные и стали жить в местности бесплодной, дикой и лишенной каких бы то ни было жизненных удобств. Все же соединение в одном месте такого количества людей сделало его в самом скором времени не только вполне пригодным, но и приятным для обитания. Они завели у себя законность, порядок и оказались в безопасности среди бедствий и разрушений, обрушившихся на Италию, благодаря чему могущество их вскоре увеличилось и стало широко известным. К этим первым переселенцам присоединились и многие жители городов Ломбардии,[130] бежавшие большей частью от жестокости Клефа, короля лангобардов, что еще более способствовало росту нового города. Так что во времена Пипина, короля франков,[131] когда он по просьбе папы явился изгнать из Италии лангобардов, при заключении договора между ним и византийским императором установлено было, что герцоги Беневентские и венецианцы не будут в подданстве ни у того, ни у другого, а смогут пользоваться полной независимостью.[132]

Нужда, заставившая всех этих людей жить среди вод, принудила их подумать и о том, как, не имея плодородной земли, создать себе благосостояние на море. Их корабли стали плавать по всему свету, а город наполнялся самыми разнообразными товарами, в которых нуждались жители других стран, каковые и начали посещать и обогащать Венецию. Долгие годы венецианцы не помышляли об иных завоеваниях, кроме тех, которые могли бы облегчить их торговую деятельность: с этой целью приобрели они несколько гаваней в Греции и в Сирии, а за услуги, оказанные французам по перевозке их войск в Азию, получили во владение остров Кандию.[133] Пока они вели такое существование, имя их было грозным на морях и чтимым по всей Италии, так что их часто избирали третейскими судьями в различных спорах. Вот почему и случилось, что когда между союзниками возникли разногласия по вопросу о разделе завоеванных областей, они обратились к Венеции,[134] и она присудила Бергамо и Брешу дому Висконти. Однако с течением времени сами венецианцы захватили Падую, Виченцу и Тревизо, а затем Верону, Бергамо и Брешу, а также многие города в королевстве и в Романье и, движимые жаждой все большего могущества, стали внушать страх не только итальянским государям, но и чужеземным. Под конец все объединились против них,[135] и в один день потеряли они владения, которые приобрели в течение стольких лет с затратою огромных средств. И хотя за последнее время они вернули себе кое-что из утраченного, однако былого могущества и славы им завоевать не удалось, и существуют они, как и прочие итальянские государства, лишь по милости других.

Когда папой стал Бенедикт XII, он увидел, что потерял почти все свои земли в Италии. Опасаясь, как бы их не захватил император Людовик, он решил приобрести дружбу всех, кто захватил владения, ранее принадлежавшие империи, дабы они помогли ему в защите Италии от посягательств императора. Вот он и издал указ, по которому все тираны, захватившие в Ломбардии города, объявлялись законными государями, но очень скоро после того умер, и папский престол перешел к Клименту VI. Император, видя, с какой щедростью папа распоряжается имуществом империи, не пожелал уступить ему в тароватости и тотчас же объявил всех узурпаторов церковных земель их законными владельцами, властвующими в своих городах с согласия и разрешения императора. По этой-то причине Галеотто Малатеста с братьями стали государями Римини, Пезаро и Фано, Антонио да Монтефельтро - Марки и Урбино, Джентиле да Варано - Камерино, Гвидо да Полента - Равенны, Синибальдо Орделаффи - Форли и Чезены, Джованни Манфреди - Фаенцы, Лодовико Алидози Имолы, и еще многие другие - множества прочих городов, так что во владениях Папского государства почти не осталось земли без государя. Вследствие этого Папское государство оказалось ослабленным вплоть до понтификата Александра VI, который уже в наши дни, после разгрома потомков узурпаторов, восстановил его власть.

Когда император издавал свой дарственный указ, он находился в Тренто, и похоже было, что он намеревается вступить в Италию. Это вызвало в Ломбардии ряд военных столкновений, во время которых Висконти захватили Парму. Тогда же скончался Роберт, король Неаполитанский, оставив в качестве наследниц только двух внучек, дочерей своего сына Карла,[136] умершего уже задолго до того. Перед смертью он распорядился,[137] что престол унаследует старшая внучка, Джованна, с тем чтобы она вышла замуж за его племянника, венгерского короля Андрея. С этим своим супругом Джованна прожила недолго, ибо вскоре умертвила его и вышла за другого своего родича, князя Тарантского Людовика. Однако король Венгрии Людовик, брат Андрея, стремясь отомстить за смерть Андрея, поспешил с войском в Италию и изгнал из королевства Джованну и ее мужа.

В то же самое время в Риме произошло событие крайне знаменательное. Некий Никколо, сын Лоренцо, канцлер Капитолия, изгнал из Рима сенаторов и, приняв звание трибуна, стал главой Римской республики.[138] Он, используя древние обычаи, установил такое уважение к законам и гражданской доблести, что послов к нему слали не только соседние города, - вся Италия, и древние римские области, видя, что Рим встает из праха, подняли голову и, движимые одни страхом, а другие упованиями, воздали ему почести. Однако Никколо, несмотря на свою добрую славу, сам отказался от этих начинаний; изнемогая под свалившимся на него бременем, он, никем не изгнанный,[139] тайно бежал из Рима к королю чешскому Карлу, который указом папы, в обход Людовика Баварского, объявлен был императором. Карл, дабы засвидетельствовать свою благодарность папе, отправил к нему Никколо в качестве пленника.[140] Вскоре после того некий Франческо Барончелли, последовав примеру Никколо, захватил пост трибуна и изгнал из Рима сенаторов. Стремясь как можно скорее покончить с этим мятежником и не видя иного способа, папа извлек Никколо из заключения, вернул его в Рим и облек званием трибуна.[141] Никколо снова принял бразды правления и предал Франческо смерти. Но, возбудив против себя враждебность дома Колонна, он сам был в скором времени умерщвлен, и у власти снова стали сенаторы.

Между тем король Венгерский, согнав с неаполитанского престола Джованну, двинулся обратно в свои земли. Но папа, который предпочитал соседству этого короля Джованну, предпринял ряд шагов, и в конце концов ей вернули неаполитанский престол с тем, чтобы супруг ее Людовик не принимал титула короля, а довольствовался своим положением князя Тарантского.

Наступил год 1350, и у папы[142] появилась мысль, что юбилей, который по решению Бонифация VIII должен был праздноваться каждые сто лет, можно было бы справлять каждое пятидесятилетие, и он издал соответственный указ. Благодарные за такое благодеяние, римляне согласились с тем, чтобы он прислал в Рим четырех кардиналов с целью упорядочить в городе управление и назначить угодных папе сенаторов. Кроме того, папа даровал Людовику, князю Тарантскому, титул короля Неаполитанского, а в благодарность за это королева Джованна подарила церкви принадлежавший ей по праву наследования город Авиньон.[143]

К тому времени скончался Лукино Висконти, и единодержавным властителем Милана оказался архиепископ Джованни, который многократно воевал с Тосканой и своими соседями и весьма увеличил свою мощь. Наследниками после его смерти остались два племянника Бернабо и Галеаццо, но Галеаццо вскоре умер, оставив после себя сына Джан Галеаццо, который и разделил власть в государстве со своим дядей Бернабо.[144]

Императором в то время был король Чешский Карл, а папой Иннокентий VI, каковой послал в Италию кардинала Эгидия,[145] родом испанца, действовавшего так умело, что ему удалось вернуть папству уважение к его власти не только в Романье и в городе Риме, но и во всей Италии. Он вновь овладел Болоньей, занятой было архиепископом Миланским, заставил римлян принять в число сенаторов одного иностранца, которого папа должен был ежегодно назначать в Рим, заключил почетное соглашение с домом Висконти, разбил и захватил в плен англичанина Джона Хоквуда,[146] который во главе четырехтысячного английского отряда воевал в Тоскане на стороне гибеллинов. Святой престол перешел к Урбану V, и он в связи с такими успехами решил посетить Италию и Рим, куда явился также император Карл. Папа пробыл в Италии несколько месяцев, затем вернулся в Авиньон, а Карл вернулся в свое королевство. После кончины Урбана папой стал Григорий XI, но так как умер также и кардинал Эгидий, в Италии возобновились прежние раздоры, без конца возбуждаемые городами, объединяющимися против дома Висконти. Папа прислал в Италию нового легата[147] во главе шести тысяч бретонцев, затем и сам он явился в Италию уже со своим двором и окончательно остался в Риме. Это произошло в 1376 году.[148] Папский престол находился во Франции семьдесят один год. Вскоре после того Григорий XI умер, и на его место избран был Урбан VI. Однако десять кардиналов сочли это избрание совершенным незаконно, собрались в Фонди и поставили папой Климента VII.[149]

В это же время генуэзцы, в течение ряда лет подчинявшиеся дому Висконти, восстали; и между ними и венецианцами из-за острова Тенедоса завязались кровопролитные войны, в которых на той или другой стороне приняла участие вся Италия. Тогда же была впервые применена артиллерия - новое, изобретенное немцами оружие. Хотя поначалу успех был на стороне генуэзцев, которые несколько месяцев держали Венецию в осаде, в конце войны верх одержали венецианцы, и при посредничестве папы в 1381 году был заключен мир.[150]

В церкви, как мы уже сказали, произошел раскол. Королева Джованна склонялась на сторону папы-раскольника, вследствие чего Урбан призвал Карла, герцога Дураццо, потомка неаполитанских королей, заявить свои права на Неаполь; Карл и захватил там власть, а королева принуждена была спасаться бегством во Францию.[151] Возмущенный этим, французский король послал в Италию Людовика Анжуйского, чтобы тот возвратил королеве власть в Неаполе, изгнал Урбана из Рима и водворил там антипапу. Однако еще в начале этого предприятия Людовик умер, войско его распалось и возвратилось во Францию. Папа тогда явился в Неаполь и заключил там в тюрьму девять кардиналов,[152] державших сторону Франции и антипапы. Затем он озлобился на короля, отказавшегося назначить одного из его племянников[153] правителем Капуи, но сделал вид, что не придает этому отказу большого значения, и попросил короля отдать ему для жительства город Ночеру. Там он возвел укрепления и начал готовиться к военным действиям с целью отнять у короля его королевство, но король осадил его в Ночере, и папе пришлось бежать в Геную, где он и предал смерти заключенных им кардиналов. Оттуда он возвратился в Рим, где назначил двадцать новых кардиналов, дабы увеличить блеск своего двора. В то же самое время король Неаполитанский Карл отправился в Венгрию, где его избрали королем; немного времени спустя он там скончался, оставив в Неаполе свою супругу с двумя детьми Владиславом и Джованной.

Тогда же Джан Галеаццо Висконти, умертвив дядю своего Бернабо, стал в Милане единодержавным правителем, и мало ему было всей Ломбардии - он хотел присоединить к ней Тоскану, однако же умер как раз тогда, когда уже готов был завладеть ею и короноваться итальянским королем.

Урбана VI сменил Бонифаций IX. Антипапа Климент тоже умер в Авиньоне, и папой избрали Бенедикта XIII.

В то время в Италии было полно воинских наемных отрядов - английских, немецких, бретонских, из коих некоторые приводили туда чужеземные государи, являвшиеся в Италию, некоторые посылали папы, когда они пребывали в Авиньоне. Этими воинскими отрядами пользовались затем все итальянские владетели, воевавшие между собой, пока не объявился Лодовико да Кунео,[154] житель Романьи, который набрал сильный отряд итальянских наемников,[155] принявший имя святого Георгия. Мужество и дисциплина этого отряда затмили славу чужеземных войск и вернули ее итальянским воинам. С тех пор итальянские государи, ведя между собой войны, стали пользоваться только итальянскими наемниками. Так как между папой и римлянами возникли раздоры, папа удалился в Ассизи и оставался там до юбилея 1400 года. Римлянам же было выгодно, чтобы в юбилейный год папа находился в Риме, поэтому они снова согласились принять назначаемого папой сенатора-иностранца и допустили, чтобы папа укрепил замок Святого ангела. Возвратившись на этих условиях в Рим, он, дабы увеличить церковные доходы, повелел, чтобы годовой доход с каждого вакантного бенефиция поступал в папскую казну.

Хотя после смерти Джан Галеаццо, герцога Миланского, осталось два сына[156] - Джованни Мариа Анджело и Филиппе, государство это распалось. В начавшихся смутах Джованни Мариа Анджело погиб, а Филиппо на некоторое время был заключен в Павийскую крепость, где ему удалось сохранить жизнь благодаря верности и ловкости коменданта. Среди тех, кто завладел городами, принадлежавшими их отцу, был Гульельмо делла Скала. Он вынужден был бежать под защиту Франческо да Каррара, владетеля Падуи, помогшего ему снова водвориться в Вероне, однако не надолго, ибо по приказу означенного Франческо его отравили, и тот сам завладел городом. Но тогда жители Винченцы, мирно существовавшие до того времени под властью дома Висконти, стали опасаться усиления Падуи и передались венецианцам, которые объявили Франческо войну и сперва отобрали у него Верону, а затем и Падую.

К этому времени скончался папа Бонифаций и избран был Иннокентий VII. Народ обратился к нему с просьбой вернуть крепости, а также восстановить народные вольности, на что папа ответил отказом, народ же призвал на помощь короля Неаполитанского Владислава. Впрочем, вскоре они замирились, и папа, бежавший из страха перед народом в Витербо, вернулся в Рим, где сделал своего племянника Лодовико[157] графом Марки. Затем он скончался, и папой избрали Григория XII, с условием, что он откажется от папского престола, если и антипапа откажется от своих притязаний. Дабы удовлетворить желание кардиналов и попытаться прекратить раскол в церкви, антипапа Бенедикт[158] прибыл в Портовенере, а Григорий в Лукку, где начались переговоры. Они, однако, ни к чему не привели, так что кардиналы и того, и другого претендента от них отвернулись, и Бенедикт отправился в Испанию, а Григорий в Римини.

Что же до кардиналов, то они при поддержке Валтасара Коссы, кардинала и легата Болоньи, собрали в Пизе церковный собор,[159] на котором избрали папой Александра V. Новый папа тотчас же отлучил от церкви короля Владислава, а его королевство передал Людовику Анжуйскому,[160] после чего они оба в союзе с флорентийцами, генуэзцами и венецианцами и болонским легатом Валтасаром Коссой напали на Владислава и отняли у него Рим.[161] Но в самом разгаре этой войны Александр скончался, а на его место избрали Валтасара Косса, принявшего имя Иоанна XXIII.[162] Тот немедленно покинул Болонью, где совершилось его избрание, и отправился в Рим, соединившись там с Людовиком Анжуйским, явившимся с войском из Прованса. Они вступили в сражение с Владиславом и разбили его, однако по вине кондотьеров не смогли завершить победу, так что король в скором времени вновь собрался с силами и опять занял Рим, принудив папу бежать в Болонью, а Людовика в Прованс. Папа принялся обдумывать, как ему ослабить Владислава, и с этой целью постарался устроить так, чтобы императором избрали Сигизмунда, короля Венгерского.[163] Он убедил его явиться в Италию, встретиться с "им в Мантуе,[164] и там они решили созвать вселенский собор для прекращения раскола в церкви, каковая, объединившись, успешно могла бы противостоять своим врагам.

Было тогда трое пап - Григорий, Бенедикт и Иоанн;[165] соперничество их ослабляло церковь и лишало ее уважения. Против желания папы Иоанна местом собора избрана была Констанца в Германии.[166] Хотя со смертью короля Владислава устранилась причина, по которой папе пришло в голову собрать этот собор, он уже не мог отказаться от своего обещания явиться на него. Его привезли в Констанцу, там он через несколько месяцев с запозданием осознал свою ошибку и попытался бежать, но был заключен в темницу и вынужден отречься от власти.[167] Один из антипап, Григорий, прислал извещение о своем отказе от папства, а другой, Бенедикт, не пожелавший отречься, был осужден как еретик, но, оставленный своими кардиналами, в конце концов тоже принужден был отказаться. Собор избрал папой Оддоне из дома Колонна, принявшего имя Мартина V,[168] и таким образом церковь объединилась, после того как в течение сорока лет ею управляли сразу несколько пап.

Как мы уже говорили, Филиппо Висконти содержался тогда в заключении в павийской крепости. Но к тому времени умер Фачино Кане, который, воспользовавшись ломбардскими смутами, захватил Верчелли, Алессандрию, Новару и Тортону и набрал немалое богатство. Не имея потомства, он оставил свои владения в наследство жене своей Беатриче и завещал друзьям добиться, чтобы она вышла замуж за Филиппо. Став весьма могущественным благодаря этому браку, Филиппо снова овладел Миланом и всем ломбардским герцогством, а затем, дабы выказать благодарность за столь великие благодеяния так, как это делают почти все государи, он обвинил супругу свою Беатриче в прелюбодеянии и умертвил ее. Когда же могущество его окончательно окрепло, он, во исполнение замыслов отца своего Джан Галеаццо, стал подумывать о нападении на Тоскану.

Король Владислав, умирая, оставил сестре своей Джованне, кроме государства, еще и большое войско, над коим начальствовали искуснейшие в Италии кондотьеры, а первым среди них был Сфорца да Котиньола,[169] особо отличавшийся своей доблестью. Королева, желая снять с себя постыдное обвинение в том, что при ней вечно находится некий Пандольфелло, которого она воспитала, взяла себе в супруги Якопо делла Марка,[170] француза королевской крови, с условием, что он удовольствуется титулом князя Тарантского,[171] а королевский титул и монаршую власть предоставит ей. Но едва он появился в Неаполе, как солдаты провозгласили его королем, вследствие чего между супругами возник великий раздор, в коем одерживали верх то одна сторона, то другая. Однако под конец власть в государстве осталась за королевой, которая вскоре стала враждовать с папой. Тогда Сфорца решил довести ее до того, чтобы она оказалась в полной его власти, и с этой целью совершенно неожиданно заявил о своем отказе оставаться у нее на службе. Так она внезапно оказалась без войска - и ей не оставалось ничего иного, как только обратиться за помощью к Альфонсу, королю Арагона и Сицилии, которого она усыновила, да принять на службу Браччо да Монтоне, полководца, прославленного не менее, чем Сфорца, и к тому же врага папы, у которого он отнял Перуджу и некоторые другие земли, принадлежавшие Папскому государству. Вскоре затем она замирилась с папой,[172] но Альфонс Арагонский, опасаясь, как бы она не обошлась с ним, как в свое время с супругом, стал пытаться потихоньку прибирать к рукам укрепленные замки. Взаимные подозрения у них все усиливались, и дело дошло до военных столкновений. С помощью Сфорца, вернувшегося к ней на службу, королева одолела Альфонса, изгнала его из Неаполя, аннулировала усыновление и вместо него усыновила Людовика Анжуйского. А от этого воспоследовали новые войны между Браччо, ставшим на сторону Альфонса, и Сфорца, выступавшим за королеву. Во время этой войны Сфорца при переходе через реку Пескару утонул, так что королева вновь оказалась без войска и была бы свергнута с престола, если бы не помог ей Филиппо Висконти, герцог Миланский, вынудивший Альфонса вернуться к себе в Арагон. Однако Браччо, не смущенный тем, что Альфонс оставил его, продолжать воевать с королевой. Он осадил Аквилу; но тут папа, не считавший возвышение Браччо выгодным для церкви, принял к себе на службу Франческо, сына Сфорца, тот внезапно напал на Браччо у Аквилы, нанес ему поражение и убил его. Со стороны Браччо остался только сын его Оддоне; папа отнял у него Перуджу, но оставил его владетелем Монтоне. Спустя некоторое время он был убит в Романье, где воевал на службе у флорентийцев,[173] так что из всех сотоварищей Браччо остался лишь один, пользовавшийся значительной воинской славой, Никколо Пиччинино.

Поскольку я уже довел свое повествование до времени, которое указал с самого начала, и поскольку наиболее существенное из того, о чем мне осталось рассказать, относится к войнам флорентийцев и венецианцев с Филиппо, герцогом Миланским, каковые будут изложены, когда мы заведем речь именно о Флоренции, я свое повествование прерываю и только напомню о положении в Италии, ее государях и о войнах, которые в ней велись к тому времени, до которого мы дошли.

Если говорить о наиболее значительных государствах, то королеве Джованне II принадлежали королевство Неаполитанское, Марка, часть папских земель и Романья. Но часть городов в этих землях подчинялась церкви, часть управлялась законными правителями или же была подвластна тиранам,[174] захватившим там власть: так, в Ферраре, Модене и Реджо правили д'Эсте, в Фаенце - дом Манфреди, в Имоле - Алидози, в Форли - Орделаффи, в Римини и Пезаро - Малатеста, а в Камерино - семейство Варано. Часть Ломбардии признавала власть герцога Филиппо, часть подчинялась венецианцам, ибо все более мелкие владения в этой области были уничтожены, за исключением герцогства Мантуанского, где правил дом Гонзага. Большая часть Тосканы принадлежала флорентийцам, независимыми оставались лишь Лукка и Сиена, причем Луккой владели Гвиниджи, а Сиена была свободной. Генуэзцы то пользовались свободой, то подпадали под власть либо французских королей, либо дома Висконти, вели существование бесславное и считались в числе самых ничтожных государств. Ни один из этих главных государей не имел собственного войска. Герцог Филиппо заперся в своем дворце и не показывался никому на глаза, все его войны вели доверенные полководцы. Венецианцы, едва лишь честолюбивые взоры их обратились к суше, сами отказались от оружия, снискавшего им такую славу на морях, и по примеру прочих итальянцев доверили руководство своими войсками чужеземцам. Папа, коему по духовному сану воевать самому не подобало, и королева Джованна Неаполитанская, как особа женского пола, по необходимости прибегали к тому, что прочие государи делали по недомыслию. Той же необходимости подчинялись флорентийцы: дворянство их в беспрерывных гражданских раздорах было перебито, государство находилось в руках людей, привыкших торговать, которые военное дело и удачу в нем передоверяли другим. Таким образом, итальянские вооруженные силы находились в руках либо мелких владетелей, либо воинов, не управлявших государствами: первые набирали войско не для увеличения своей славы, а лишь для того, чтобы стать побогаче или пользоваться большей безопасностью; вторые, с малолетства воспитанные для военного дела и ничего другого не умевшие, только на него и могли рассчитывать, желая добиться богатства и могущества. Среди них в то время наибольшей славой пользовались Карманьола, Франческо Сфорца, Никколо Пиччинино - ученик Браччо, Аньоло делла Пергола, Лоренцо и Микелетто Аттендоли, Тарталья, Якопаччо,[175] Чекколино из Перуджи, Никколо да Толентино, Гвидо Торелло, Антонио даль Понте ад Эра и еще много им подобных. К ним надо добавить уже упоминавшихся мелких владетелей и еще римских баронов Орсини и Колонна, а также сеньоров и дворян королевства Неаполитанского в Ломбардии, - все они сделали из военного дела ремесло и словно договорились между собой вести себя таким образом, чтобы, стоя во главе войск враждующих сторон, по возможности обе эти стороны приводить к гибели. В конце концов они до того унизили воинское дело, что даже посредственнейший военачальник, в котором проявилась бы хоть тень древней доблести, сумел бы покрыть их позором к великому изумлению всей столь безрассудно почитавшей их Италии. В дальнейшем повествовании моем полно будет этих никчемных правителей и их постыднейших войн, но прежде чем пуститься в эти подробности, надо мне, как я обещал, вернуться вспять и поведать о начале Флоренции, дабы каждый уразумел, каково было положение этого государства в те времена и каким образом среди бедствий, совершавшихся в Италии тысячу лет, достигло оно нынешнего своего состояния.