22. Публий Корнелий Сципион Африканский Старший

Публий Корнелий Сципион, победитель Ганнибала при Заме, закончил вторую Пуническую войну, при Тичино. Будучи еще 17-летним юношей, он спас жизнь своего раненого отца, консула Публия Корнелия Сципиона {218). Два года спустя, в битве при Каннах, он был уже военным трибуном. После этого сражения он спасся бегством в Канузиум и вместе с более старшим трибуном Аппием Клавдием Пульхером принял начальство над солдатами, собравшимися в этом городе после поражения при Каннах. В то время когда оба трибуна вместе с другими военачальниками совещались о положении дел, им доложили, что несколько знатных юношей с неким Цецилием Метеллом во главе, отчаявшись спасти отечество, решили искать убежища по ту сторону моря при каком-нибудь иноземном царском дворе. Услышав об этом, молодой Сципион, исполненный высокого мужества и уверенности в том, что победа в конце концов останется за его родиной, поспешил во главе своих вооруженных друзей в собрание мятежников и, подняв с благородным гневом над их головами свой обнаженный меч, заставил их поклясться, что они не оставят земли римского народа и не допустят до такого поступка и кого-либо другого из коренных римлян. После этой клятвы все они добровольно отдались под начальство Сципиона.

В 212 г. Сципион был выбран эдилом. Так как он не достиг еще узаконенного возраста для занятия этой должности, то народные трибуны не хотели допустить его к выборам, но Сципион сказал: «Если квириты хотят, что бы я был эдилом, то, стало быть, я достаточно взрослый для этого». И граждане стали подавать голоса за него с таким рвением и в таком количестве, что трибуны тотчас же отказались от своей оппозиции.

В том же году умерли в Испании отец Сципиона и дядя Гней, которые с самого начала войны с Ганнибалом с большим успехом сражались там с обоими братьями Ганнибала и с Газдрубалом, сыном Гисгона. Их разбитые войска, которые до того отняли было у карфагенян почти всю Испанию, бежали за Эбро. Римляне поспешно отправили в Испанию пропретора Клавдия Нерона с 12 тыс. свежего войска, и он снова восстановил равновесие в военных силах. Но это был крутой, вспыльчивый человек, с надменными, аристократическими наклонностями и малоспособный к восстановлению старых связей с испанскими племенами и к приобретению новых союзников Когда в Риме узнали, что карфагеняне делали большие приготовления, чтобы дать возможность Газдрубалу Барка идти с сильным войском из Испании в Италию для помощи своему брату, то сенаторы, ввиду важности испанских дел, решили отправить в Испанию высшего главнокомандующего с новым подкреплением для того, что бы задержать Газдрубала. Теперь, когда Капуя пала и опасность войны в Италии уменьшилась, можно было употребить более значительные силы на войну в Испании.

Нового полководца для Испании должен был избрать народ; но на эту должность не оказалось кандидата, потому что ни одному из старых полководцев не нравилась Испанская война. Народ не знал что делать, сенат тоже был в недоумении, кого предложить на должность главнокомандующего, и тут неожиданно выступил вперед молодой 24-летний Сципион. Когда народ увидел перед собой этого красивого юношу с вьющимися кудрями, с румянцем скромности на щеках и в то же время с выражением благородной самоуверенности, когда он услышал, с каким воодушевленным патриотизмом этот молодой герой вызывался идти на опасный пост, туда, где пали геройской смертью его отец и его дядя, – тогда раздались громкие крики радости, рукоплескание, и назначение Сципиона главнокомандующим было решено избранием не только всех центурий, но и всех граждан. Когда же после выборов волнение улеглось, наступило общее молчание, и каждый стал тревожно спрашивать себя, не поступил ли народ слишком поспешно, не действовал ли он Польше под влиянием пристрастия и внезапного увлечения, чем рассудка. Особенно вызывала опасения молодость Сципиона. Правда, он уже во многих случаях дока-ил свою храбрость и воинственность, но достаточно ли он был готов к тому, чтобы стать во главе войска в трудной испанской войне, – это был еще вопрос. Многих треножила мысль о несчастной участи его семейства: из среды двух осиротевших семейств шел он в страну, где ему придется действовать среди могил отца и дяди.

Увидев такое настроение толпы, Сципион обратился к народу с пламенной речью, в которой говорил о своем возрасте, своем военачальническом положении и предстоящей войне с таким величием духа и с таким мужеством, что всех слушателей охватила непоколебимая уверенность в успехе. Причина удивительного впечатления, произведенного этой речью, заключалась в своеобразной натуре этого необыкновенного человека. В его наружности было нечто величественное, чарующее, неодолимо действовавшее на всякого; он был исполнен высокого царственного духа, вдохновенной уверенности в самом себе и в своей счастливой звезде. Все, что делалось им перед лицом народа, делалось большей частью вследствие какого-нибудь ночного видения или божественного наития. Со времени вступления в зрелый возраст он, как рассказывают, не принимался ни за одно общественное или частное дело, не отправившись в Капитолий и не пробыв там некоторое время без свидетелей в храме Бога. Это обыкновение сохранил он на всю жизнь, и оно послужило источником предания, что Сципион происходил от богов, что его отцом, так же как и отцом Александра Македонского, был громадный змей, которого часто видели в спальне его матери, но который внезапно исчезал каждый раз, как появлялся кто-нибудь посторонний. Сципион старался скорее поддерживать, чем опровергать эти рассказы. В сознании своего величия и своего высокого призвания он стоял выше всякой зависти и ненависти и охотно признавал чужие заслуги. Его талант военачальника не подлежит сомнению, хотя он и не может быть причислен к полководцам первостепенным; к тому же он был искусный дипломат, удивительно умевший понимать людей, тонкообразованный человек, в котором греческая культура была соединена с полнейшим римским национальным чувством, приветливый и милый собеседник. Человек с такими качествами не мог не играть в общественной жизни самой блистательной роли.

В конце лета 210 г. Сципион с титулом проконсула во главе 11 тыс. свежих войск отправился в Испанию в сопровождении пропретора М. Силана, который должен был заменить Нерона и служить молодому главнокомандующему советником, и своего адмирала и близкого приятеля К. Лелия. Объехав зимой страны союзников и зимнюю квартиру армии и повсюду приобретая доверие и любовь, Сципион следующей весной собрал свою армию в устье Эбро. Три неприятельских полководца – Могон и два Газдрубала – были в Испании далеко друг от друга, и между ними не было согласия. Вместо того чтобы напасть на одного из них и тем привлечь также двух других, Сципион предпринял смелый поход на Новый Карфаген – карфагенскую столицу в Испании, который оставался неприкрытым и где находились казна, оружие и военные запасы неприятеля, равно как и заложники испанских племен. Этот город представлял огромную важность для карфагенян, так как отсюда можно было удобно перебраться в Африку и так как тамошняя гавань, достаточно обширная для всякого, даже самого большого флота, была почти единственная на всем восточном берегу Африки. Сципион оставил для прикрытия прибрежья Эбро Силана с 3 тыс. пехоты и 300 конницы, а сам с остальной армией в количестве 25 тыс. человек пехоты и 2,5 тыс. всадников двинулся вдоль берега к Новому Карфагену, между тем как флот под предводительством Лелия шел одновременно с сухопутными войсками. Через семь дней римляне дошли до Нового Карфагена и разбили лагерь в северной части города.

Сделав все приготовления к штурму, указав также флоту место в гавани, Сципион начал нападение с моря и с суши. Могон, предводитель городского гарнизона, приготовился к отчаянному сопротивлению. Так как его войска было недостаточно для занятия всех укреплений, то он вооружил, насколько это было возможно, граждан и выставил 2 тыс. из них на стенах города против римского лагеря. С 500 солдатами он занял крепость, а с остальными 500 расположился к востоку от города на возвышении; прочие же граждане получили приказание спешить туда, где раздастся громкий крик о помощи или вообще случится что-нибудь неожиданное. Вслед затем Могон сделал из ворот, находившихся против римского лагеря, вылазку, которую римляне отбили без большого труда, а затем со своей стороны начали штурмовать стены города. Римские войска бросились вперед с несокрушимым мужеством, потому что полководец шел впереди их, предшествуемый тремя юношами, защищавшими его Своими щитами, но стены оказались так высоки, что только немногие лестницы достигали их зубцов, и чем выше были эти лестницы, тем скорее разламывались они под тяжестью поднимавшихся по ним солдат. К тому же неприятель защищался с отчаянным мужеством. Новые войска римлян сменили уставших, и битва становилась все серьезнее и ожесточеннее, в то время как экипаж флота штурмовал стены города со стороны моря. Защитники города были истощены до крайности, но штурм остался безуспешным.

Сципион, впрочем, и не ожидал особенного успеха ни от сухопутного, ни от морского нападения. Он предпринял их только с той целью, чтобы отвлечь внимание граждан. Дело в том, что Сципион слышал от моряков, что стоячее озеро, примыкавшее к городской стене с западной стороны, до такой степени мелеет во время отлива, что через него можно было легко перейти вброд и добраться до городской стены. Поэтому, как только начался отлив, он взял с собой 500 человек и двинулся туда. Было часов двенадцать дня; море отхлынуло, как будто хотело открыть римлянам дорогу к городу. Тогда полководец обратился к своим солдатам с призывом – идти дальше под предводительством Нептуна и добраться до стен по морю, как по суху. Вода доходила солдатам едва до колен, в некоторых местах до пояса; взобраться на стены было нетрудно, потому что укреплений в этом месте не было никаких, его считали достаточно защищенным морем, а оборонявшие город сосредоточились в том пункте, который они считали наиболее опасным. Войдя без сопротивления в город, римляне устремились к воротам, где шла самая ожесточенная битва. Тут они внезапно ударили по неприятелю с тыла, и одна часть поспешила к воротам, чтобы открыть их своим. Войска ударили в ворота изнутри и извне, разбили их, и солдаты ворвались в город. Многие перелезли через стены, и вскоре все улицы города наполнились римлянами. Таким образом Сципион в один день завоевал столицу неприятеля.

Число пленных мужского пола достигало 10 тыс. человек; тех из них, которые были гражданами Нового Карфагена, Сципион отпустил на волю и отдал им как город, так и то, что пощадила война; 2 тыс. ремесленников были объявлены рабами римского государства, причем им было обещано скорое освобождение, если они будут усердно работать на римское войско. Остальные молодые жители и способные к труду рабы были отданы на корабли для усиления экипажа. Испанские заложники также попали в руки Сципиона, который обошелся с ними так, как будто они были дети союзников. Остальная добыча оказалась очень значительной: римляне получили 18 военных кораблей и 63 фрахтовых, из которых многие оказались с грузом пшеницы, оружия, меди, железа и полотна для парусов; кроме того, большие запасы орудий, а именно 120 катапульт самого большого размера, 281 менее значительного, 23 большие баллисты, 52 меньших, скорпионов разных размеров 14, много оборонительного и наступательного оружия и 74 знамени. Золотом и серебром полководцу было выдано 276 золотых чаш, из которых почти каждая весила около фунта, 18,3 тыс. фунтов чеканенного и обработанного серебра и множество серебряных кубков. Все это было взвешено и сосчитано в присутствии квестора К. Фламиния.

В тот же самый день Сципион вернулся с войском В лагерь и предоставил всем необходимый отдых; охрану же города поручил Лелию и своим матросам. На следующий день он созвал свои сухопутные и морские войска и принес бессмертным богам благодарность, а солдат похвалил за их мужество, приказав тому из них, кто первый взобрался на стену, выступить вперед для получения почетного венка.

Вслед за тем Сципион призвал к себе заложников испанских государств. Он советовал им не терять бодрости, потому что они попали под власть народа, который хочет привлечь к себе людей благосклонностью, а не страхом, и стремится привлечь к себе иноземные народы верностью и приязнью, а не покорять их, как рабов. После этой речи он передал их квестору, поручив ему обходиться с ними как можно мягче. В эту минуту из среды их к ногам полководца с плачем бросилась престарелая женщина, жена Мандония, одного из братьев Индибила, царя илергетов. Она умоляла его приказать надзирателям особенно заботиться о женщинах и охранять девиц от всяких оскорблений. Рядом с ней стояли красавицы – дочери Индибила и другие девушки такого же высокого звания, почитавшие ее как мать. Молодой полководец успокоил женщин приветливыми словами и передал их попечению человека испытанной нравственности, поручив ему обращаться с ними с таким же уважением, как с женами и матерями близких друзей.

В то же время привели к Сципиону взятую в плен девушку необыкновенной красоты. Он спросил ее, откуда она родом и кто ее родители, и между прочим узнал, что она невеста молодого и знатного кельтиберийца по имени Аллуция. Тогда полководец вызвал к себе в дом родителей и жениха и отдал последнему невесту, выпросив себе единственное вознаграждение за нее – обещание, что Аллуций станет с этих пор другом римского государства. Между тем как юноша в радостных и трогательных выражениях высказывал Сципиону свою глубокую благодарность, родители невесты положили к его ногам большую сумму золота в виде выкупа. Сципион, по настоятельной просьбе их, взял золото, подозвал к себе Аллуция и сказал: «К приданому, которое ты получил от твоего тестя, присоедини и этот свадебный подарок от меня». Аллуций вернулся домой довольный и стал распространять среди своих соплеменников похвалы благородному и великодушному Сципиону. «К нам пришел, – говорил он, – молодой человек, истинное подобие богов, все побеждающий не столько оружием, сколько добротой и благосклонностью». Затем он набрал 1,4 тыс. отборных всадников и привел их к Сципиону.

Сципион отправил своего друга Лелия на пятивесельном корабле в Рим с вестью об одержанной победе. В числе пленных, поехавших с Лелием, находились Магон и 15 карфагенских сенаторов. Удивительный успех молодого полководца оправдал доверие, с которым отнеслись к нему римляне, и восхваления ему стали переходить из уст в уста. Главное начальство над войском было продлено ему на неопределенное время.

Сципион остался в Карфагене еще на несколько дней для принятия окончательных мер по обеспечению этого пункта и воспользовался этим временем для обучения своих сухопутных и морских войск. Полководец бывал всюду: то наблюдал за маневрами флота, то принимал участие в обучении легионов, то ходил между рабочими на доках и в мастерских, где ремесленники всех родов были заняты изготовлением боевых припасов. Когда в его присутствии в Карфагене не было необходимости, он вернулся с большей частью своего войска в Таракону, столицу римской Испании, где к нему явилось большое количество испанских посольств с предложением союза своих государств. Нападение на Новый Карфаген заставило Сципиона отложить на время выполнение главной задачи, которую он себе поставил, – помешать Газдрубалу, занятому в это время приготовлениями к походу и Италию, перейти через Пиренеи. Счастливая звезда Сципиона устроила так, что он вернулся в Таракону прежде, чем Газдрубал показался на берегу Эбро.

Зиму 209/08 г. Сципион употребил на то, чтобы распустить свой флот и включить матросов в состав сухопутного войска. Это он сделал с целью иметь достаточно войск, чтобы не только сторожить север Испании и Пиренейский проход, но и предпринять на юге наступательную войну, так как первой задачей он не удовольствовался и замышлял покорение всей Испании. В начале лета к нему стекались со всех сторон испанские войска, в числе их Индибил и Мандоний, тайно отделившиеся со своими армиями от Газдрубала. Тогда Сципион вместе с вернувшимся из Рима Лелием двинулся к югу в область, лежащую по верховьям Бетиса (Гвадалквивира). При Бекуле, недалеко от лесистой горы Кастудо, он встретился с Газдрубалом, который при его приближении ушел из равнины на террасообразное возвышение, оканчивавшееся вверху довольно широкой площадкой. На следующий день Сципион совершил нападение на эту террасу. Первая терраса взята приступом, но так как вторая была прикрыта с фронта крутым уступом, то Сципион поручил Лелию взобраться на возвышение с правой стороны, а сам напал на неприятеля с левой. Этим маневром карфагенские передовые ряды были принуждены к отступлению, вследствие чего римские войска могли соединиться на возвышении с фронтом. Таким образом, неприятель был теперь окружен с трех сторон и понес значительные потери. На месте осталось около 8 тыс. человек. Однако же Газдрубалу, выславшему вперед свою военную кассу и своих слонов, удалось с отборным отрядом уйти от неприятеля и через леса и горы беспрепятственно достичь реки Того, а оттуда добраться до моря, омывающего Испанию с северной стороны, и через западные проходы Пиренейских гор в Галлию, откуда в следующем году он двинулся в Италию. По-видимому, он отвлекал противника от Эбро умышленно и дал ему сражение для того, чтоб открыть себе дорогу в Италию.

Сципион овладел карфагенским лагерем и взял в плен до 10 тыс. человек пехоты и 2 тыс. конницы. Испанцев он отпустил без выкупа; африканцев продал в рабство. Благодарные испанцы единогласно приветствовали его как царя. Тогда Сципион через его герольдов велел всем замолчать и сказал: «Для меня имя полководца, данное мне моими солдатами, есть самый высший титул. В других местах царский титул имеет большое значение, но в Риме он невыносим. Если вы полагаете, что я наделен царственной душой, то держите это мнение при себе, имени же царя не давайте мне!» Испанцы удивились бескорыстию человека, отвергнувшего титул, который у других считался величайшим украшением смертного.

После битвы при Бекуле Сципион наделил подарками испанских государей и их вельмож и предоставил Индибилу выбрать себе 300 любых лошадей из огромного количества взятых в плен. Когда квестор приступил к продаже африканских пленников, он нашел среди них одного юношу необыкновенной красоты и, узнав, что он царского происхождения, отправил его к Сципиону. На вопрос Сципиона, откуда он, кто таков и почему в такой ранней молодости уже отправился на войну, юноша отвечал, что он нумидиец, по имени Массива, воспитывался как сирота у своего деда по матери, нумидийского царя Гады, и недавно ушел в Испанию со своим дядей Масиниссой, приведшим на помощь карфагенянам свои войска. По его словам, он еще не участвовал ни в одном сражении, потому что этого не позволял ему дядя из-за его крайней молодости, но в день битвы при Бекуле он без ведома своего дяди взял оружие и лошадь и вступил в число сражающихся, но был сброшен с лошади и взят в плен римлянами. Сципион спросил его, не желает ли он снова возвратиться к Масиниссе. Юноша отвечал утвердительно со слезами радости. Тогда Сципион подарил ему золотое кольцо, широкие шаровары с испанским военным кафтаном, украшенным золотыми кистями, и лошадь в богатой упряжи и затем под конвоем нескольких своих всадников отправил его к Масиниссе.

Оба оставшихся в Испании карфагенских полководца приостановили военные действия в этом году и удалились: Газдрубал, сын Гисгона, – в Лузитанию, а Магон – на Болеарские острова; Масинисса же после их ухода стал совершать наезды со своим легким войском. Таким образом, Сципион овладел всем восточным берегом Испании. Когда в следующем (207) году полководец Ганнон явился из Африки со свежим войском, чтобы заместить Газдрубала Барка в Испании, Магон и Газдрубал снова двинулись к Бетису. Против Магона, соединившегося с Ганноном, Сципион выслал Силана. Карфагеняне были разбиты, и Ганнон взят в плен. Вслед затем Сципион выступил против Газдрубала, но тот отошел до самого Гадеса (Кадикса), распределив большую часть своих войск по укрепленным городам нижнего Бетиса для того, чтобы войска служили защитой стенам, а стены – войскам. Вследствие этого Сципион вернулся на север и довольствовался тем, что с помощью своего брата Люция завоевал Орингиду, один из важнейших городов этой местности.

В следующем (206 г.) году карфагеняне еще раз сделали большое усилие, чтобы удержаться в Испании. Они выставили войско из 70 тыс. пехоты, 4 тыс. конницы и 32 слонов. Но солдаты их были большей частью набраны из разных местностей Испании, и на них нельзя было вполне положиться. При Бекуле снова произошло сражение. В распоряжении Сципиона было не больше 40 тыс. человек, и в их числе находилось много испанского вспомогательного войска; но он выстроил свою армию так, что эта ненадежная часть ее не участвовала в бою и служила только для удержания одной части неприятельских войск на их позиции. Карфагеняне выстроили свои отборные отряды в центре, а на обоих крыльях поместили испанских союзников. Сципион же поставил своих союзников в центр против отборного войска карфагенян; римлян же разместил на обоих крыльях, выдвинув их значительно вперед. Таким образом, битва началась на обоих крылах, и римляне получили перевес, между тем как карфагенский центр не мог подойти к неприятелю и наконец подвергся с боков нападению победоносных римских крыльев. При этом Сципион устроил дело таким образом, что неприятеля рано на рассвете, до того как успел принять пищу, выманили из лагеря; сама же битва началась только после обеда. Вследствие этого карфагеняне в момент сражения были истощены голодом и жаждой, палящим зноем и долговременным стоянием под ружьем и таким образом не могли долго сопротивляться. Они кинулись бежать в свой лагерь, и он был бы взят римлянами штурмом, если бы внезапный проливной дождь не положил конец сражению. Эта битва решила вопрос об обладании Испанией. Газдрубал и Магон спаслись бегством в Гадес. Войско их разбежалось. Испанские солдаты перешли частью к римлянам, частью рассеялись по отдельным городам. Нумидийский царь Масинисса, которого Сципион склонил на свою сторону уже отсылкой к нему Массивы, отправился после тайного свидания с Силаном в Африку, решив в будущем испытывать свое счастье в союзе с Римом.

Сципион отправил своего брата Луция со многими знатнейшими пленными в Рим, чтобы сообщить о завоевании Испании. Все радовались этим великим успехам и прославляли полководца и его счастье. Но для Сципиона эта победа была только первой ступенью к более значительным предприятиям и более громкой славе. Предметами его замыслов теперь уже были Африка и старый Карфаген. На африканской почве, перед воротами Карфагена, хотел он закончить великую войну и увенчать свое геройское дело полным смирением старого врага. Чтобы уже теперь положить начало этому подвигу, он хотел привлечь к себе царей и народы Африки и решил прежде всего, приобрести расположение Сифакса, царя нумидийских массезилов, самого могущественного государя Африки, владения которого находились как раз против Испании. Сифакс, правда, находился в это время еще в союзе с Карфагеном, но так как Сципион полагал, что он, подобно большей части варваров, поставит свою верность в зависимость от военного счастья, то послал к нему с драгоценными подарками своего друга Лелия и пригласил его вступить в дружественный союз с Римом. Сифакс, видевший на каждом шагу победы римлян и поражение карфагенян, заявил, что готов отойти от этих последних; но заключить союз он пожелал не иначе как лично с римским полководцем. Вследствие этого Сципион вместе с Лелием переехал в Африку из Нового Карфагена на двух пятивесельных судах. Случилось так, что только что изгнанный из Испании Газдрубал, сын Гисгона, бросил якорь в царской гавани с пятью трехвесельными кораблями, как раз в то время, когда к этой же гавани приближались суда Сципиона. Карфагенские матросы тотчас приготовились к выступлению и нападению на римские корабли. Но они еще не подняли якоря, когда эти последние уже вошли в гавань, и таким образом карфагеняне не посмели нарушить мирное состояние царского порта. Газдрубал высадился на берег, а скоро вслед за ним сделали то же Сципион и Лелий, и все они отправились во дворец царя.

Сифакс чувствовал себя крайне польщенным, что полководцы обоих могущественнейших народов явились к нему в одно и то же время для заключения с ним мира и дружественного союза. Он принял обоих их радушно и попытался даже сделаться посредником для устранения их взаимной вражды. Но Сципион объявил ему, что к карфагенскому полководцу лично он не питает ни малейшей антипатии, но не может без полномочия сената вступить соглашение с врагом касательно какого бы то ни было государственного дела. Таким образом, предложенное совещание не состоялось. Оба гостя приняли приглашение на обед и за столом возлежали даже на одной и той же подушке. Во время обеда Сципион обнаружил такую приятность и ловкость в разговоре, что приобрел себе не только благосклонность царя варваров, но и своего врага Газдрубала, и этот последний громко высказался, что Сципион расположил его к себе личным знакомством еще больше, чем своими военными подвигами. Заключив с Сифаксом союз, Сципион возвратился в Испанию.

Время, проведенное Сципионом в Испании, он употребил на подчинение и усмирение многих народов, которые, как оказалось, до тех пор действовали вероломно в отношении римлян или старались сохранить свою личную независимость. Во время этих походов он тяжело заболел. Это обстоятельство, а также мятеж одного корпуса из 8 тыс. человек, недовольных недоимкой в уплате жалованья, а может быть, и подстрекаемых карфагенянами, укрепили надежду испанских бунтовщиков. Но Сципион выздоровел как раз вовремя для того, чтобы подавить восстание и разрушить замыслы испанцев прежде, чем они успели стать на твердую почву. У карфагенян из их испанских владений остался в руках только Гадес. Там командовал Магон Барка; но, по приказанию карфагенского сената, он оставил этот пункт и отправился на Болеарские острова, а оттуда в Италию. Таким образом, Испания после 13-летней войны сделалась из карфагенской провинции римской. Но римлянам до самого времени Августа приходилось иметь там дело с неоднократными возмущениями.

К концу 206 г. Сципион передал начальство в Испании проконсулу Я. Лентулу и Л. Манлию Ацидину и возвратился на десяти кораблях в Рим с богатой добычей и славой. Но в триумфе, на который он надеялся, ему было отказано, так как законы дозволяли праздновать триумфы только диктаторам, консулам и преторам, но не проконсулам или пропреторам. Вследствие этого Сципион вошел в город без триумфа, приказав нести для государственного казначейства 14 342 фунта серебра и огромное количество серебряной монеты.

В награду за все эти заслуги народ единогласно и восторженно выбрал его консулом на следующий год (205). Товарищем его был сделан П. Лициний Красс, который, в качестве верховного жреца, не имел права оставить Италии, вследствие чего, если бы было решено перенести войну в Африку, то это дело было бы возложено исключительно на Сципиона. Сципион же твердо решил осуществить план, который он составил уже в Испании. Но в числе сенаторов находились многие – и среди них старый Фабий Максим, – которые и слышать не хотели об экспедиции в Африку до тех пор, пока Ганнибал находился еще в Италии, и которые, кроме того, неодобрительно смотрели на молодого героя за его новый дух и самостоятельный, ни от кого не зависимый способ ведения войны. Но Сципион дал им понять, что если сенат не возложит на него Африканскую войну, то он обратится к народу, и тогда сенат был вынужден согласиться и отдал в его распоряжение провинцию Сицилию, с полномочием переправиться в Африку, если он это найдет нужным для блага государства. Но государство не поддержало его материальными средствами. Для снаряжения этой экспедиции ему не дано было права произвести рекрутский набор, так что он должен был довольствоваться призывом добровольцев. В Сицилии в его распоряжение предоставили оба штрафных легиона, уцелевших в сражении при Каннах и отправленных в Сицилию в наказание. Этрусские города и сицилийцы приняли на себя расходы по постройке и снаряжению флота. В короткое время было сооружено 30 новых судов и собрано 7 тыс. добровольцев, которых призвало сюда со всех сторон громкое имя полководца. С этими людьми он поплыл в Сицилию с твердой решимостью по окончании всех подготовительных мер в следующем же году переправиться в Африку в качестве проконсула.

Между тем его противникам в Риме едва не удалось уничтожить весь его план. Дело в том, что, будучи в Мессане, он, без полномочия на то сената, оказал содействие возвращению под власть Рима города Локры в Южной Италии и оставил там гарнизон под начальством своего легата Племиния. Но этот последний и его люди позволили себе в городе самые гнусные насилия, и так как Сципион, узнав об этом, поступил с легатом слишком мягко и не отрешил его от должности, то граждане Локр обратились с жалобой в Рим. Кроме того, тяжелые обвинения против полководца шли из Сицилии, главным образом через посредство квестора Сципиона, Порция Катона. говорили, например, что он ведет себя среди сицилийских греков не как римлянин, а как грек, ходит в греческом платье и сандалиях; вместо того чтобы думать о войне, проводит время в гимнастических школах, занимается учением и допускает свое войско до изнеженности и испорченности. В Сицилию была послана комиссия с поручением произвести на месте следствие и, в случае если жалоба окажется обоснованной, отозвать полководца в Рим. Сципион в свое оправдание представил комиссии не слона, а дела. Он созвал всю свою армию и велел флоту держаться наготове так, как будто бы в тот же день должно было произойти на суше и на море сражение с карфагенянами. Он радушно принял всех членов комиссии, показал им на следующий день все свои сухопутные и морские силы, произвел перед ними общее учение, повел их по цейхгаузам, хлебным магазинам и т. п. и настолько удивил их, что они сочли падение Карфагена совершенно неизбежным и просили Сципиона как можно скорее переправиться в Африку и там действовать по своему усмотрению.

В 204 г. Сципион переехал в Африку на 40 военных судах и 400 фрахтовых. Насчет числа войск, следовавших за ним, показания очень различны: одни определяют это число в 12,2 тыс. человек, другие – в 35 тыс. Сципион высадился у Прекрасного мыса, вблизи Утики, к западу от Карфагена. Карфагеняне, получив сведения о действиях Сципиона, приготовились, как могли, к защите. Они снарядили войско из 20 тыс. человек пехоты, 6 тыс. конницы и 140 слонов под начальством Газдрубала, сына Гисгона, который привлек также на свою сторону Сифакса, царя массилов, тем, что дал ему в жены свою дочь Софонисбу, девушку с отличным образованием и удивительной красоты. Масинисса, царь массилов, изгнанный из своих владений Сифаксом и карфагенянами, немедленно появился со своим конным отрядом в лагере Сципиона. Пока этот последний имел перед собой только слабую карфагенскую армию, преимущество было на его стороне, и он мог после удачной схватки приступить к осаде Утики. Когда же появился Сифакс с 50 тыс. пехоты и 10 тыс. конницы, римский полководец вынужден был снять эту осаду и стать на зимнюю квартиру на одном мысе, между Карфагеном и Утикой. Против него расположились лагерем Газдрубал и Сифакс.

В конце зимы Сципион, усыпив бдительность Сифакса и карфагенян хитро задуманными переговорами, предпринял однажды ночью нападение на оба неприятельских лагеря. Лелий и Масинисса незаметно приблизились к лагерю Сифакса и зажгли его. Огонь с соломенных палаток вскоре распространился во все стороны, и в то время как нумидийцы, не подозревая о присутствии врага и военной хитрости, бросились безоружные тушить огонь, неприятель напал на них с оружием в руках. Карфагеняне видели пожар дружественного лагеря, и так как они тоже не подозревали, что около них неприятель, то кинулись на помощь своим, не помышляя о защите своего собственного лагеря. Вследствие этого Сципион, выступивший в это самое время против карфагенян, мог беспрепятственно зажечь и их лагерь. Оба лагеря были полностью уничтожены пламенем, и как люди, так и животные погибли от огня или от меча римлян.

Вскоре после этой легкой и полной победы Сципион отправил Лелия и Масиниссу со всей конницей и легкой пехотой для преследования Сифакса в его владениях. Сам же он с тяжелой пехотой покорил окрестные города и достиг самого Туниса. В то время когда римляне приступили здесь к постройке лагеря, они увидели, что из Карфагена вышел флот для нападения на римские корабли, стоявшие при Утике. Римляне поспешили на помощь своим и отбили нападение. Между тем Масинисса и Лелий выгнали Сифакса из отнятой им у Масиниссы страны и вторглись в его владения. Сифакс снова собрал большое войско и вступил с римлянами в бой, но потерпел полное поражение и попал в плен. Столица его Цирта тоже попала в руки неприятелей, и Софонисба, его молодая красавица жена, для того чтобы не сделаться добычей римлян, отдала себя под покровительство Масиниссы, с которым она уже прежде была обручена. Масинисса женился на ней. Но так как Сципион боялся, что карфагенянка склонит мужа на сторону своего отечества, то он потребовал выдачи ее, как принадлежащей римлянам пленницы. Чтобы избавить ее от этого позора, Масинисса отправил ей через одного из своих приближенных кубок с ядом. Она мужественно выпила его. Масиниссу Сципион утешил ценными подарками и большими почестями.

Успех Сципиона побудил карфагенян к мирным переговорам и в то же время к отозванию Ганнибала. В 202 г. Ганнибал потерпел поражение при Заме, и карфагеняне были вынуждены заключить мир на условиях, выдвинутых Сципионом. После покорения Карфагена Сципион был чествуем повсюду на своем пути через Италию. С величайшим восторгом жители городов и селений выбегали толпами навстречу ему. Поселяне занимали все дороги и приветствовали молодого героя как победителя и миротворца. Триумфальное шествие его в город было самое блистательное, какое когда-либо видел Рим. Чистым серебром внес он в государственное казначейство 123 тыс., фунтов, каждому солдату выдал по 400 медных асов (около 7 рублей). Несчастный царь Сифакс послужил украшением его триумфа и вскоре затем умер пленником в Тибуре. После покорения Африки Сципион получил прозвище Африканского – первый пример, когда покоренная страна дала прозвище полководцу. Рассказывают, что народ хотел его сделать бессменным консулом и диктатором, поставить его статуи на площади, на ораторской трибуне, в ратуше, на Капитолии, в алтаре храма Юпитера и т. п., но что он сам отклонил все эти почести.

В следующие годы Сципион занимал в Риме самые видные места. Он был цензором (199 г.), во второй раз консулом (194 г.) и в течение нескольких лет princeps senatus.

В 190 г. Сципион еще раз отправился на войну. В то время консулами были его брат Луций и К. Лелий. Так как Сципион Африканский обещал сопровождать своего брата, человека с очень ограниченными способностями, в качестве легата, сенат поручил ему вести войну с Антиохом, царем Сирии. Антиох, уже давно находившийся с Римом в натянутых отношениях, подал повод к войне своими нападениями на римских союзников в Малой Азии и переходом во Фракию. Антиох начал войну весной 192 г переправой в Грецию, которой он обещал освобождение от римской тирании. Но, в надежде на помощь союзных с ним этолийцев и на переход на его сторону греков, он привел с собой только очень небольшое войско, а имен но 10 тыс. пехоты и 500 всадников, и вообще, вел эту войну очень неискусно. Из греков примкнули к нему только немногие, и вследствие этого он был в 191 г. разбит наголову вместе с этолийцами при Фермопилах консулом Ацилием Глабрионом. Из всего его войска спаслись только 500 человек, и он сам вынужден был бежать в Азию В следующем году римляне перенесли военные действия в Малую Азию, и оба Сципиона отправились в Грецию с новыми подкреплениями, в числе которых находились в качестве добровольцев многие старые солдаты Сципиона. Гам они приняли командование войском Глабриона и прошли через Македонию и Фракию до Геллеспонта, через который переправились беспрепятственно. Антиох видел необходимость заключить мир и поэтому обратился через посольство главным образом к Сципиону Африканскому, который был в римском лагере решающим лицом. На долю Антиоха выпало счастье взять в плен одного из сыновей Сципиона. Присланное теперь посольство предложило безвозмездное освобождение этого пленника и сверх того привезло с собой большую сумму денег. Сципион объявил, что он с благодарностью примет освобождение сына как частного лица, но относительно государства может принять от него так же мало, как и дать ему. При этом он заявил, что может дать Антиоху только добрый совет – во что бы то ни стало заключить мир с римским народом. Условия, выдвинутые Сципионом, заключались в уплате военных издержек и уступке Риму Малой Азии до Тавра.

Царь не принял условия, но освободил сына Сципиона, не потребовав никакого выкупа. Между тем как Сципион лежал больной в Эдее, при Магнезии, у реки Синила, произошла решительная битва. Так как Люций Сципион не надеялся на свои собственные способности, то главнокомандование в этой битве он поручил легату Домицию. 70-тысячное войско Антиоха потерпело полное поражение. Царь бежал с небольшим конным отрядом и скоро отправил посольство просить мира. Сципионы согласились па мир на тех же самых условиях, которые они поставили прежнему посольству. Римский сенат, от которого, как и во всех случаях, зависело утверждение мира, усложнил поставленные полководцем условия. Он потребовал уступки Малой Азии до Галиса и горы Тавра, так что у Антиоха осталась от этого полуострова только Киликия, и уплаты 15 тыс. эвбейских талантов. Отнятые у царя земли были отданы по частям римским союзникам, царю Эвмену Пергамскому и родосцам. Первый получил в Европе Фракийский Херсонес, в Азии – Фригию, Лидию, Ликаонию и многие другие земли; а родосцы – Ликию и часть Карии. Многим греческим городам в Малой Азии была возвращена свобода. Этолийцы, союзники Антиоха, были после кратковременной войны вынуждены покориться и заплатить большую сумму денег. Люций Сципион получил прозвание Азиатского.

Сципион, покоритель Испании, Африки и Азии, возвышался над остальными римлянами, как царь, превосходя всех величием и редкими заслугами. В гордом сознании собственного достоинства он шел своей дорогой, не заботясь о мнении света, и использовал досуг, остававшийся у него от занятий государственными делами, на беседы с образованными друзьями и знакомство с греческой литературой и искусствами. Но ему не было суждено спокойно пользоваться до конца своей жизни плодами своей деятельности. Среди римских вельмож нашлось у него немало врагов и противников. Многие, как, например, М. Порций Катон, видели в новом, греческом духе такого влиятельного и высокопоставленного человека опасность для староримских нравов; другие, как Тиберий Семпроний Гракх, боялись за свободу государства, сознавая необычайное общественное положение этого человека и нескрываемое им сознание, что он, как личность, стоит выше государственных законов; большая же часть просто завидовала великому человеку, Эти враги возбудили против Сципиона и его брата гнусный процесс, обвинив их обоих во взяточничестве и сокрытии денег, которые Антиох уплатил им для государства.

Ход процесса, о котором уже в древности рассказывали по-разному, был, вероятно, следующий: петиллийцы, подстрекаемые Катоном, заявили в сенат обвинение против Люция Сципиона в сокрытии денег. Сенат не имел права оставить это обвинение без последствий, но сделал его безвредным тем, что во главе следственной комиссии поставил К. Теренция Куллеона – сенатора, чувствовавшего себя обязанным Сципиону, так как П. К. Сципион во время Африканской войны освободил его из карфагенского плена, и Теренций, из благодарности к своему спасителю, пошел за его триумфальной колесницей со шляпой на голове, как поступали освобожденные рабы, и впоследствии в таком же виде шел перед гробом Сципиона на похоронах последнего. Всю свою жизнь он был искренним другом семейства Корнелиев. Таким образом, первое обвинение не имело успеха. Тогда один трибун перенес дело в комиции по трибам, и тут Сципион Азиатский был приговорен к большому денежному штрафу. Так как он отказался представить поручительство в уплате на том основании, что все выданные Антиохом деньги внесены в государственное казначейство и у него не осталось ничего принадлежащего государству, то трибун велел его схватить и отвести в тюрьму. В эту минуту явился Сципион Африканский, поспешивший на помощь брату из Этрурии, и вырвал Люция из рук врагов. Началось сильное смятение, народ разделился на две партии, и тут вмешался в дело Тиберий Семпроний Гракх, враг Сципионов. Он осудил противозаконное поведение Сципиона Африканского, но в то же время освободил его брата из заточения. «Правда, – сказал он, – что я нахожусь со Сципионами в такой же вражде, как и прежде, и делаю это отнюдь не для того, чтобы приобрести их благодарность; но позволить, чтобы в ту самую тюрьму, в которую некогда Сципион Африканский приводил царей неприятеля и полководцев, теперь заключили его собственного брата, я ни в коем случае не могу». Таким образом, арест Люция Сципиона не состоялся, но его имущество было конфисковано квесторами. В имуществе этом не только не оказалось денег Антиоха, но его далеко не хватило бы и для уплаты этого штрафа, к которому был приговорен Люций. Родственники, друзья и клиенты приговоренного собрали для пего столько денег, что если бы он принял их, то сделался бы гораздо богаче, чем был до своего несчастья; но он отказался от этого пожертвования и ограничился только согласием на самую необходимую поддержку со стороны своих родственников.

Вскоре после этого враги семейства Корнелиев выступили также против Сципиона Африканского. В сенате потребовали от него отчета об употреблении взятой во время войны добычи и собранных тогда же податей. Сципион принес свои счетные книги, как будто бы для того, чтобы оправдаться, но тут же на глазах сенаторов разорвал их, объявив, что для него оскорбительно давать отчет в 4 млн., когда он внес в кассу 400 млн. Сенат удовольствовался этим оправданием. Через несколько лет после этого два трибуна возбудили то же самое дело в трибах, В назначенный день Сципион явился в народное собрание в сопровождении большой толпы своих друзей и клиентов. Он взошел на ораторскую трибуну и, когда воцарилась тишина, сказал: «В этот день, трибуны и граждане, я одержал в одном сражении в Африке большую победу над Ганнибалом и карфагенянами; поэтому сегодня не следует заниматься никакими спорами и раздорами, я же немедленно отправлюсь отсюда в Капитолий помолиться всемогущему Юпитеру, Юноне, Минерве и остальным богам, под защитой которых находятся Капитолий и крепость, и возблагодарить их за то, что они именно в этот день, как и во многие другие, дали мне силу и умение вести государственные дела с должным искусством. Вы, квириты, тоже подите со мной и просите богов, чтобы они всегда ставили во главе вас людей, подобных мне». С этими словами он сошел с ораторской трибуны и отправился в Капитолий. Все собрание последовало за ним, и скоро тут остались только трибуны и их рабы и герольды, которые продолжали громогласно звать к ответу обвиняемых. Сципион обошел с сопровождавшей его толпой не только Капитолий, но и все остальные храмы и в тот же день отпраздновал триумф чуть ли не более блистательный, чем тот, которым удостоило его отечество после победы над карфагенянами и Сифаксом.

После этого трибуны неоднократно требовали Сципиона к суду, но гордость не позволяла ему явиться перед народом в качестве обвиняемого и унижать себя смиренной защитой. Негодуя на неблагодарность своих сограждан, он добровольно отправился в изгнание, в свое поместье Литернум, в соседстве Кум, где и прожил еще год и тихом уединении, не тоскуя о Риме и занимаясь земледелием. Он умер в возрасте старше 50 лет. Рассказывают, что, умирая, он потребовал, чтобы его похоронили не в Риме, а в Литернуме. В этом последнем месте показывали его памятник, но и в Риме перед Капенскими воротами стояла гробница Сципионов с тремя статуями, из которых две изображали Публия и Люция Сципиона, а третья – писателя Энния, пользовавшегося особенным расположением и покровительством высокообразованного семейства Сципионов.

Год смерти Сципиона Африканского с точностью неизвестен; вероятно, он умер в 183 г., когда скончался и его великий противник Ганнибал и грек Филопомен.

Женой Сципиона была Эмилия, дочь погибшего при Каннах Эмилия Павла. От нее он имел двух сыновей и двух дочерей. Один сын, Публий, очень образованный, но физически слабый человек, усыновил П. Корнелия Сципиона Эмилиана Африканского Младшего. Другой, Люций или Гней, тот самый, который находился в плену у Антиоха, выставляется историками испорченным человеком, изгнанным из сената цензорами в 174 г. Из дочерей Сципиона одна была замужем за Корнелием Сципионом Назикой, а другая – за вышеупомянутым Тиберием Семпронием Гракхом. Рассказывают, что Сципион обручил младшую дочь с бывшим врагом своим в тот самый день, в который он освободил Люция Сципиона из тюрьмы. В этот день сенаторы ужинали в Капитолии и, встав из-за стола, просили Сципиона тут же обручить его дочь с Гракхом. Так оно и случилось. Сципион отправился домой и сказал своей жене, что он обещал руку своей младшей дочери. Эмилия выразила неудовольствие, что не спросили ее совета на счет ее родной дочери, и сказала, что будь жених даже сам Тиберий Гракх, то и в этом случае следовало бы посоветоваться с ней, как матерью. Обрадованный этим единогласием в оценке избранного им человека, Сципион отвечал: «Именно Гракху я и обещал в жены нашу дочь». Эта Корнелия и есть знаменитая мать Гракхов.

Оглавление