• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Мнение, сложившееся о военной системе армий античности, несколько тенденциозно и однобоко. Действительно, трудно смириться с мыслью о том, что тактика древних могла быть достаточно гармоничной и практичной, приспособленной для достижения максимальных результатов при минимуме затраченных усилий. Довольно поверхностно наши современники осведомлены о способах действий греческой и македонской фаланги, равно как и римского легиона.

Зарубежные историки серьезно занимаются изучением «военной машины» прошлого (тому подтверждение — ряд великолепных изданий, перечень которых представлен в библиографии этой книги), но у нас в стране, к сожалению, этому вопросу уделяют мало внимания. Одним из немногих иностранных исследовательских трудов по военной тактике, переведенных на русский язык, является 4-томник Ганса Дельбрюка «История военного искусства», без сомнения, во многом полезная работа.

Основные сведения (правда, разрозненные) о боевой тактике античных армий мы получаем из книг древних авторов, таких как Аппиан, Арриан, Тит Ливии, Вегеций, Полибий, Ксенофонт и Цезарь. Достоверно известно, что Полибий и Посидоний создали теоретическую работу, своего рода руководство по тактике, до наших дней не сохранившуюся. Известно также, что Марк Порций Катон Старший написал труд «О военном деле», а полководцы Цельз и Фронтин описывали римскую военную систему. Эти работы были так хороши, что император Август на их основе создал устав для армии, который впоследствии был дополнен императорами Траяном и Адрианом. До наших дней эти записи также не дошли.

Изо всех трудов названных авторов наиболее ценны работы Ксенофонта и Цезаря, хотя сведений по интересующей нас теме там немного. Оба эти автора были профессиональными военными и знакомы с темой не понаслышке. Полибий тоже знал военное дело, так как сам был в свое время командующим конницей «Ахейского союза», противостоявшего Риму в Греции и Македонии в начале II века до н.э.; однако в сохранившихся пяти книгах его «Всемирной истории» в 40 книгах, информации по тактике мало.

Тит Ливии и Вегеций никогда не были военными, их работы смело можно назвать «сочинительскими». Обладая недюжинным литературным талантом, первый из них, мало того, что слабо разбирался в военном деле, так еще и путал хронологию исторических событий. Его работы больше были направлены на воспитание у юношества возвышенного патриотического чувства. Ренат Флавий Вегеций, живший во времена заката Римской империи (либо при Феодосии Великом, либо при Валентиниане III) в своей статье «Краткое изложение основ военного дела», скорее всего, пользовался отрывками из недошедших до нас работ Полибия и Посидония, Катона, Цельза и Франтина. Его «Краткое изложение…» удивительным образом состоит из вполне рациональных деловых советов, перемежающихся с абсолютно несостоятельными измышлениями автора.

У Аппиана (вторая половина II века н.э.) и Арриана (95175 гг. н.э.) сведения по тактике также очень скудны. Первый из них не имел никакого отношения к армии, а второй, хотя и был римским офицером, а затем — консулом, но в своем «Походе Александра», почти не касался военного устройства македонской армии. Но даже немногие отрывочные сведения ценны для нас.

Любой школьник может сказать, что древние греки воевали плотным строем — фалангой, фланги которой прикрывала легкая пехота, а позже — кавалерия. Фаланга в нашем представлении — это тесный строй гоплитов, выстроившихся в несколько шеренг, ширина фронта которого достигала чуть ли ни километра. Е.А. Разин в своей работе «История военного искусства» по этому поводу высказал следующее мнение:

"Фаланга — это не только строй, но и боевой порядок греческой армии. Действовала она всегда, как единое целое.

…Спартанцы считали тактически нецелесообразным делить свою фалангу на более мелкие части. Начальник наблюдал за тем, чтобы не нарушался порядок фаланги. Сильной стороной фаланги являлся ее удар, атака накоротке. В сомкнутом строю она была сильна и в обороне… Уязвимым местом ее были фланги, особенно фланги первой шеренги, которая прежде других наносила или отражала удар. Воины держали щит в левой руке, правое плечо оказывалось открытым, и его прикрывал правофланговый сосед. Но первого правофлангового никто не прикрывал. Поэтому здесь ставили наиболее сильных и хорошо вооруженных бойцов. Вследствие этого правый фланг фаланги был сильнее левого фланга.

…Атака носила фронтальный характер, и тактика была очень простой. На поле боя едва ли имелось даже самое элементарное тактическое маневрирование. При построении боевого порядка учитывалось только соотношение протяжения фронта и глубины построения фаланги. Исход боя решали такие качества воинов, как мужество, стойкость, физическая сила, индивидуальная ловкость и особенно сплоченность фаланги на основе воинской дисциплины и боевой выучки".

Все, казалось бы, просто, но при этом не делается даже попытки разобрать механизм действия первых шеренг в рукопашном бою. Кроме того, многих исследователей интересует мнимая слабость правого края фаланги: якобы из-за того, что воины держат щит в левой руке, правое плечо оказывалось открытым. Поводом к такому суждению послужил фраза Ксенофонта, описывавшего одно из сражений:

«Воины, стоявшие на самом краю на правом фланге, после натиска лакедемонян на невооруженный фланг были перебиты».

В комментариях этот случай был объяснен так:

«Щиты аргивян были обращены к Коринфу, так что к лакедемонянам были обращены их ничем не прикрытые правые бока». («Греческая история»).

Но ведь вполне возможно, что Ксенофонт имел в виду совсем другое и «невооруженный» означало «неприкрытый конницей или гимнетами». В противном же случае получается, что воины аргивян видя, что их атакует противник, ничего не предприняли, чтобы защитить себя. Почему-то авторы комментариев не допустили даже мысли, что воины перед приближающейся опасностью могли взять щиты в правую руку, а наносить удары левой.

В наше время большинство людей чаще пользуется правой рукой. Левши встречаются редко, потому что их еще в детстве, как правило, стараются переучить. Естественно, этот стереотип срабатывает при изучении, в данном случае, военной истории. Между тем описания и изображения говорят, что древние воины, имевшие дело с холодным оружием, одинаково хорошо владели им как правой, так и левой рукой.* Для них это являлось жизненной необходимостью до тех пор, пока порох постепенно не свел значение рукопашного боя почти на нет. * В подтверждение этои мысли попробуем разобрать римский строй «черепаха». Многим он известен по изображениям и по фильмам, но мало кто задумывался: как получается, что строй, кроме последнего ряда, со всех сторон опоясан щитами? Отпет прост: воины правого фланга держат их в правой руке, в то время, как те, кто находится в середине боевого порядка, поднимают щиты над собой, образуя что-то ироде черепицы. Ничего сложного в таком порядке не было; им могла воспользоваться каждая римская манипула.

Слабость правого (или левого) фланга фаланги была не в том, что воины имели открытое плечо, а в том, что атакующему фланг противнику противостояли всего несколько человек, следовательно, враг легко мог зайти в тыл. Времени для перестроения, как правило, в таких случаях оказывалось мало, и вполне логично, что воины могли запаниковать и обратиться в бегство: ведь никому не хотелось получить неожиданный удар в спину.

«Слабость фаланги гоплитов — во флангах. Если противнику удалось охватить фалангу хотя бы с одного фланга, в то время, как фронт занят, то она погибла. Незначительное количество бойцов из крайних рядов едва ли смогло бы выдержать натиск неприятеля. В то время, когда они вынуждены остановиться и поворачиваться к неприятелю, они или заставляют этим остановиться всю фалангу, отнимая у всех задних рядов возможность выполнять свою основную задачу — напирать на передние ряды, — или же происходит разрыв фаланги, и враг захлестывает ее с фланга». (51, т. 1).

Ксенофонт описывает такой случай очень убедительно: «В это же время из города вышел еще отряд воинов через другие ворота и напал сплоченным строем на правый фланг. Лакедемоняне были выстроены в восемь рядов и ввиду этого считали, что они слишком слабы для флангового боя; (интересно то, что, судя по тексту, автор фланговый бой, в принципе, считает возможным. — В. Т.) поэтому они попытались сделать маневр поворота (т.е., повернуться к неприятелю фронтом — В. Т.). Когда они стали для этой цели маршировать назад, враги решили, что они бегут, и напали на них; спартанцы оказались не в состоянии выполнить маневр, и часть войска, смежная с нападающими, обратилась в бегство. Мнасипп не мог подать помощи потерпевшим в этом деле, так как он должен был обороняться от нападающих с фронта; число его воинов все уменьшалось. Наконец, обоим неприятельским войскам удалось соединиться и напасть на Мнасиппа с его воинами, которых осталось уже очень мало».

В приведенном тексте автор упомянул, что для разворота фронта спартанцы «стали маршировать назад», то есть половина фаланги двигалась вперед, а другая — назад. Повернуться к рядом стоящим врагам спиной для проведения маневра воины вряд ли могли; но вряд ли также восемь рядов фалангистов, сохраняя строй и равнение, могли пятиться назад — это неудобно делать даже в одиночку, а не то что строем. Можно предположить, что только две-три передние шеренги действительно пятились, прикрывая остальных, тех, кто в это время, развернувшись спиной к врагу, спешили выполнить маневр.

Фаланга, как единое целое, из-за своей громоздкости не могла быстро выполнить такое перестроение, поэтому его, скорее всего, проводили отдельными составными частями.

Этот факт подтверждает и Арриан: "Они (трибалы) захватили вершину Тема и приготовились преградить войску дальнейший путь: собрали телеги и поставили их впереди, перед собой, чтобы они служили оградой и чтобы с них можно было отбиваться, если нападает враг. Кроме того, у них было в мыслях сбросить эти телеги на македонскую фалангу, когда она будет взбираться по самому крутому месту на горе. Они были убеждены, что чем теснее будет фаланга, на которую обрушатся сверху телеги, тем скорее эти телеги ее рассеют силой своего падения. Между тем, Александр составил план, как безопаснее всего перевалить через гору. Когда он увидел, что приходится идти на опасность, так как другого прохода нет, то он отдал гоплитам следующий приказ: когда телеги станут сверху валиться на них, то пусть солдаты в тех местах, где дорога широка и можно разбить строй, разбегаются так, чтобы телеги падали в промежутки между людьми; если же раздвинуться нельзя, то пусть они падают на землю, прижавшись друг к другу и тесно сомкнув свои щиты: тогда телеги, несущиеся на них, вследствие быстрого движения, скорее всего, перепрыгнут через них и не причинят им вреда.

Как Александр указывал и предполагал, так и случилось. Одни бросались врассыпную; другим телеги не причинили большого вреда, прокатившись по щитам; ни одного человека они не убили. Македонцы ободрились, видя, что телеги, которых они больше всего боялись, не нанесли им вреда, и с криком кинулись на фракийцев. Александр приказал лучникам уйти с правого крыла и стать перед фалангой, где она была наиболее уязвимой, и встретить фракийцев, откуда бы они не подошли, стрелами; сам он с агемой, щитоносцами и агрианами стал палевом крыле. Лучники, поражая фракийцев, выбегавших вперед, остановили наступление. Фаланга, вступив в дело, без труда отбросила варваров, легко и плохо вооруженных, так что они, не дожидаясь Александра, наступавшего слева, побросали оружие и кинулись с горы кто куда" (2).

Объяснить успех этой атаки можно только тем, что македонцы перед ней построились не монолитной фалангой, а отдельными подразделениями. Только так можно было избегнуть удара катившихся сверху повозок. Ведь наступая плотным строем, воины не имели бы возможности уклониться от катящихся повозок, а отдельные отряды, наоборот, были достаточно маневренными, чтобы избежать удара летевших на них телег.

Перед самой рукопашной схваткой Александр дал возможность гоплитам слиться в монолитный строй, прикрыв их на время этого маневра стрелками, так как биться самостоятельно отряды, вооруженные длинными копьями, приспособлены были плохо. Поэтому «расчлененная» фаланга была наиболее уязвимой.

Подобные ситуации возникали и прежде. Одну из них описывает Ксенофонт в «Анабазисе». Автор повествует, что на совете командиров он предложил атаковать противника в гору лохами (небольшими отрядами). Свое предложение он обосновал так:

«Полная линия сама собой разорвется. Здесь гора доступна, там подъем затруднителен. Воин, долженствовавший сражаться в полной линии, потеряет бодрость, увидя интервалы. Притом же, если мы двинемся густой колонной, то неприятельская линия нас охватит, и, обошедши наши крылья, могут против нас действовать по произволу. Если же мы, напротив, построимся в небольшое число воинов глубиною, то я не удивлюсь, если наша линия будет где-нибудь прорвана, по причине многочисленности варваров и стрел, которые на нас посыплются. Как скоро неприятель прорвется в одном пункте, то вся греческая армия будет разбита. И поэтому, я думаю, надо идти вперед многими колоннами, каждая в лох, чтобы наши последние лохи выдавались за крылья неприятельской армии. Каждый лох пойдет туда, где дорога будет удобнее. Неприятелю нелегко проникнуть в интервалы потому, что он очутится между двумя рядами наших копий (правым и левым флангами двух соседних отрядов — В. Т.). Ему также нелегко будет истребить лохи, идущие колонной. Если один будет с трудом удерживать напор неприятеля, ближайший поспешит к нему на помощь, и как скоро один достигнет вершины горы, то неприятель не устоит».

Атака увенчалась полным успехом. Из текста видно, что греческие лохи не боялись вступать в рукопашную, не соединяясь в общую фалангу. Бойцы могли отбиваться как с фронта, так и с флангов, всюду прикрывшись щитами. Такая тактика вовсе не была изобретением греков. Как было сказано ранее, ее знали еще египтяне и, возможно, хетты и ассирийцы, хотя до совершенства довели только римляне.

«Уже относительно греческой и македонской фаланг мы можем суверенностью принять, что они не образовывали совершенно непрерывных фронтов, а оставляли между частями небольшие интервалы, благодаря которым облегчалось правильное наступление…» (51, т. 1).

Словом, фаланги, и греческая, и македонская, были достаточно маневренны, благодаря тому, что передвигались отдельными подразделениями, соединяясь в монолитный строй лишь перед самым копейным ударом.

Что же собой представляла рукопашная схватка двух фаланг? Дельбрюк полагает, что:

«Непосредственно в бою в подобной фаланге могут принимать участие максимально две шеренги, причем вторая шеренга в момент столкновения заполняет прорывы, образовавшиеся в первой шеренге. Дальнейшие шеренги служат для немедленной замены убитых и раненых, но главное их назначение оказывать физическое и моральное давление на передовых бойцов. Более глубокая фаланга победит более мелкую, хотя бы даже непосредственно в рукопашной схватке принимало участие одинаковое число воинов». (51,т.1).

Камнем преткновения для древних военных теоретиков был вопрос: как задействовать в рукопашном бою возможно большее число шеренг? Ведь чем больше бойцов участвуют в сражении, тем больше шансов у полководца одержать победу над противником.

Ксенофонт по этому поводу рассуждает так:

«Думаешь ли, чтобы фаланги, которых густота производит то, что большая часть ратников не имеет возможности поражать неприятеля своим оружием, могли быть очень полезными для своих и наносить много вреда противной стороне. Мне хотелось бы, чтобы египетские гоплиты, вместо ста шеренг глубины (по рассказу Геродота, такой строй египтяне имели в битве под Пилусием против персов, но были разбиты — В. Т.) имели десять тысяч; тогда нам пришлось бы ведаться с меньшим числом людей». («Киропедия»).

Длина греческих копий (около 2,5-3 метров) вполне позволяла задействовать в рукопашной сразу три шеренги. Первая, прикрываясь большими беотийскими щитами (42) или круглыми «асписами» с кожаными или войлочными привесями, обеспечивавшими удобство передвижения и защиту ног, наносила удар копьем от бедра; вторая — от груди, а третья — от головы. Позже Ификрат и Эпаминонд попытались задействовать четвертую и даже пятую шеренги воинов за счет удлинения копья и переноса его на левую сторону, то есть воины держали такие копья не справа, а слева, перенеся действие ими за спины первых трех шеренг. Но управлять таким копьем (более 5 метров) было возможно только двумя руками.

Эту тенденцию развил Филипп II, отец Александра Македонского, в молодости долгое время живший в Фивах в качестве высокопоставленного заложника и хорошо изучивший все нововведения Эпаминонда. Сама идея переноса копий на левую сторону, за спины трех первых шеренг, позволяет задействовать еще три последующих ряда, действующих копьями-сарисами на трех уровнях. А для удобства манипулирования сарисой ей сделали противовес, похожий на оперение стрелы (163). Воины шести шеренг действовали одновременно в разных плоскостях. Копья не сталкивались и бойцы не мешали друг другу наносить удары.

В общем представлении македонская фаланга — это некий монстр: все воины в строю вооружены длиннющими сарисами. Шесть первых шеренг фалангистов направляют их на врага, а остальные держат вверх остриями, защищаясь ими от стрел и камней.

Мало того, что такая защита была бы равносильна попытке «удержать воду в решете», задним шеренгам воинов эти копья были вовсе ни к чему, потому что до врага дотянуться ими все равно нельзя, а во время движения они мешают.

Скорее всего, в действительности, македонская фаланга выглядела так: три первых ряда составляли гирасписты (те же гоплиты), использующие такое же вооружение и ту же технику, что и греки. Вооружать их сарисами не было смысла, потому что воины теряли возможность эффективно действовать в ближнем бою. А ведь именно им приходилось непосредственно иметь дело с врагами. Если бы тем удалось миновать линию наконечников (скажем, подкатиться под копьями), то фалангистам первого ряда пришлось бы бросить сарисы и обнажить мечи. Три очередные шеренги составляли сарисфоры, действовавшие своими копьями-гигантами за спинами первых шеренг: воины четвертого ряда — на уровне бедра, пятого — на уровне груди, а шестого — от головы. Все они наносили удары двумя руками. Остальные шеренги в фаланге комплектовались из гипаспистов, аналога греческим пельтастам, о которых речь впереди.* Можно допустить, что сарисофоры составляли также четвертые-шестые ряды на флангах фаланги.

Атаку такого построения, его сильные и слабые стороны, описал Шарль Арден дю Пик, автор замечательной работы «Исследование боя в древние и новейшие времена» (впоследствии он погиб во франко-прусской войне 1870-71 гг., в бою под Мецом):

"Напор людей с копьем в сомкнутом строе, лес пик, держащих вас на известном расстоянии, были непреодолимы. Но можно было свободно убивать все, окружающее фалангу, эту массу, двигающуюся мерным шагом и от которой подвижные войска всегда могли ускользнуть. Благодаря движению, местности, тысячам случайностям борьбы, храбрости людей, раненым, лежащим на земле и могущим резать поджилки первой шеренги, проползать под копьями на высоту груди (и незамеченных последними, ибо копейщики первых двух шеренг едва могли видеть куда направить удар) — в массе могли образоваться отверстия, и, как только являлся малейший таковой разрыв, то уже эти люди с длинными копьями, бесполезными на близком расстоянии, знавшие бой только на расстоянии древка (Полибий), были безнаказанно побиваемы группами, бросавшимися в интервалы.

И тогда фаланга, вовнутрь которой проник неприятель, делалась вследствии нравственного беспокойства, беспорядочной массой, опрокидывающимися друг на друга баранами, давящими один другого под гнетом страха".

Если такое происходило, воинам приходилось бросать копья и вести ближний бой мечами.

«Бой мечом против меча был самый убийственный и представлял наибольше перипетий, потому что в нем индивидуальные достоинства сражающихся, как храбрость, ловкость, хладнокровие, искусство фехтовки, наиболее и непосредственно проявлялись» (20). * Относительно названий отдельных типов македонской пехоты и кавалерии однозначного мнения не существует. Известно, что общее название для всей пехоты, сражавшейся в строю было «петзетайры» (пецетейры), то есть «пешая свита».

В то время бой на мечах не выглядел так, как можно представить, насмотревшись приключенческих фильмов. Пешие воины-фалангисты бились короткими мечами, удобными в тесноте строя. Наносимые удары парировались щитом и лишь изредка, когда не было другого выхода — мечом. Воин старался избегать боя «меч против меча», поскольку его оружие было слишком коротко и, к тому же, плохо закалено, а руки, как правило, незащищены. Следовательно, было достаточно одного удачного удара по руке, чтобы вывести бойца из строя. Отсутствие наручей говорит о том, что строй изначально не был приспособлен для мечевой схватки. Этот вид оружия оставляли на случай крайней необходимости. Если же такой случай представлялся, то воин держал руку и меч под прикрытием щита, которым действовал, нанося и отбивая удары.

Меч использовали для поражения цели, когда враг неловким движением открывал себя. Этот удар был завершающим в фехтовальном поединке («народы моря» и хетты, благодаря огромным размерам своих мечей, могли позволить себе элементы фехтования, даже не имея защитных наручей. Длина оружия позволяла им отбивать удары относительно безопасно для воина). В античной фаланге бой на мечах могли вести только воины, стоящие в первой шеренге, лишившиеся в сражении копий. Фалангист второй шеренги такой возможности уже не имел, потому что длина оружия не позволяла достать врага через плечо впередистоящего бойца. В случае потери копья ему оставалось только создавать давление, если не приходилось заменять павшего воина первой шеренги.

Вряд ли фаланга была приспособлена к затяжному бою. Сама рукопашная схватка длилась несколько минут, и побеждала более обученная, напористая сторона. Войска, не умеющие воевать строем, редко решались встречаться в рукопашной с фалангой. В «Анабазисе» не описано ни одного случая, когда персы попытались бы вступить в рукопашную с греческим строем. В битвах с Александром Македонским против его фаланги они всегда выставляли греческих наемников-фалангистов.

Слабым местом фаланги, как и любого прямоугольного строя, были углы. Дело в том, что воину, стоящему во второй шеренге, приходилось оказывать поддержку сразу по трем направлениям. Боец, стоявший в третьем ряду, вообще не доставал копьем до противника по диагонали, если только ему специально не удлиняли копье.

Именно по этой причине полководцы и старались поставить свою фалангу так, чтобы она выступала за край неприятельского фронта, и таким образом охватывала угол и часть фронта врага.

Естественно, на углы, как на самые опасные участки, ставились наиболее подготовленные и сильные фалангисты. Места эти считались наиболее почетными и ответственными.

Чтобы избежать углового охвата своей фаланги, Эпаминондом был придуман так называемый «косой боевой порядок», когда слабый фланг построения, в зависимости от обстоятельств, отодвигался от противника. Собственный же ударный фланг, построенный с расчетом охвата вражеского угла, выстраивался как можно ближе к противнику, и тот просто не успевал добежать до слабого места фаланги Эпаминонда и охватить его.*

Впоследствии такой боевой порядок переняли все греческие города и македонцы.

Конница у греков появилась после персидского нашествия, когда они на себе испытали силу ее атак. Всадники воевали беспорядочной толпой, каждый сам по себе. Вооружение было разнообразным, некоторые имели нагрудные и наручные доспехи. Сражаясь верхом, греки лук не использовали, основным оружием кавалериста были копье (или дротики) и меч. Щитами вооружались не все: в зависимости от личных качеств всадника, сможет ли он со щитом управлять конем. * Эпаминонд (418-362 г. до н.э.), выдающийся греческий полководец, лидер Фиванского полиса и Беотийского союза. Прославился победами над спартанцами при Левктрах и Мантинее.

Ксенофонт, автор работ «О коннице» и «О вождях конницы», писал, что он предпочитает два коротких дротикадля всадника одному длинному копью: один дротик можно метнуть во врага, а другим колоть во все стороны. Во время обучения рукопашному бою он рекомендовал посылать часть всадников вперед, другие должны были их преследовать. Первые галопировали среди всевозможных препятствий, временами останавливаясь, чтобы подставить под удары неприятеля свои копья или дротики; сторона же, изображающая противника, вооруженная затупленным оружием (также копьями или дротиками), подъезжала на дальность броска или удара и использовала свое оружие. Кроме того, Ксенофонт предлагает вооружать всадников махайрами («кривыми мечами»), так как последними рубить с коня удобнее. Учитывая индивидуальную манеру боя всадников, он советовал максимально защитить воинов доспехами на персидский манер, закрывающими, кроме торса, руки и ноги. В бою надо было беречь и коня, также подвергавшегося ударам со всех сторон. Ксенофонт рекомендует защитить доспехами и его.

Существующий в греческой коннице порядок изменил Эпаминонд. Он научил фиванских всадников атаковать строем. Но, видимо, тактика боя в конном строю была еще несовершенна, и колонну всадников приходилось прикрывать с флангов легкой пехотой.

"Противники Эпаминонда придали коннице такую же глубину, как и строю тяжеловооруженных, выстроили ряды ее тесно один за другим и не приставили к ней пехотинцев, сражающихся вместе с конницей.

Эпаминонд же сделал очень сильным строй конницы и приставил к ней вперемежку сражающихся вместе с конницей пехотинцев…" («Греческая история»).

Это нововведение также не ускользнуло от Филиппа II и он использовал его в своей армии.

Знаменитая македонская конная фаланга могла выглядеть следующим образом. Первую шеренгу и фланги составляли гетайры (или катафракты), хорошо защищенные доспехами (кони их, вероятно, также были снабжены броней) и вооруженные щитами и копьями средних размеров. Они наносили удары своим оружием от головы сверху вниз. Второй ряд состоял из сарисофоров. Эти воины пользовались сарисами на нижнем уровне — от бедра или груди — и старались поражать либо вражеских лошадей, либо пехотинцев. Щитов сарисофоры, скорее всего, не имели, так как сарису надо было держать двумя руками, и щит мешал бы управлять конем и пользоваться оружием. Отсутствие щита компенсировали прочные доспехи, закрывавшие все части тела воина. Третью и последующие шеренги составляли димахосы, вооруженные легче гетайров. Прикрывать коней броней им не было нужно. При необходимости димахосы использовались и для рассыпного боя.

Кавалерийская фаланга, как и пехотная, была поделена на тактические единицы и соединялась только перед самым копейным ударом.

Недостатком конной фаланги была неспособность всадников задних шеренг создавать напор на передние, как в пехоте. Попытайся они это сделать — лошади сгрудились бы плотной массой, начали беситься, перестали бы подчиняться командам всадников и, наконец, расстроили боевой порядок,

Остальная часть — легкая конница, или «продрома», у македонцев действовала по греческому образу, но, наряду с этим, они использовали наемников — фракийских и иллирийских всадников, умеющих с коня стрелять из лука.

Интересно описывает Арриан конную рукопашную схватку, в которой участвовал сам Александр Македонский:

«В этой битве (при Граннике) у Александра сломалось копье; он попросил другое у Ареты, царского стремянного, но и у того в жаркой схватке копье сломалось, и он лихо дрался оставшейся половинкой. Показав ее Александру, он попросил его обратиться к другому. Демарат Коринфянин, один из „друзей“, отдал ему свое копье. Александр взял его; увидя, что Мифридат, Дариев зять, выехал далеко вперед, ведя за собой всадников, образовавших как бы клин, он сам вынесся вперед и, ударив Мифридата копьем в лицо, сбросил его на землю. В это мгновение на Александра кинулся Ресак и ударил его по голове кинжалом. Он разрубил шлем, но шлем задержал у дар. Александр сбросил и его на землю, копьем поразив его в грудь и пробив панцирь. Спифридат уже замахнулся сзади на Александра кинжалом, но Клит, сын Дропида, опередил его и отсек ему от самого плеча руку вместе с кинжалом. Тем временем всадники, все время переправлявшиеся, как кому приходилось, через реку, стали прибывать к Александру» (2).

Греческие гимнеты действовали в бою, так же как и пехотинцы более древних народов, но греки ввели понятие средней пехоты — пельтастов (от названия щита — «пельта»).

«На прямое столкновение с гоплитами при равной численности пельтасты, конечно, не отваживались; но их легко было выставить в большем числе, а на труднопроходимой местности они легче могли двигаться и очень успешно оперировать против флангов и тыла гоплитской фаланги. При таких обстоятельствах лучник и пращник еще опаснее для гоплита, но пельтаст имеет то преимущество, что в крайнем случае все-таки может вступить и в рукопашный бой. Гоплит и лучник предоставляют лишь очень односторонние возможности их использования; пельтаст годен для всего, он бросает издалека копье, легко передвигается вперед и назад и имеет в своем щите (и легких доспехах) достаточное прикрытие на случай рукопашной борьбы». (51, т.1).

Ввел этот род войск Ификрат. Возможно, причиной тому послужило желание полководца использовать в рукопашной максимальное число воинов фаланги. Задние ее ряды и составляли пельтасты.

В тот момент, когда фаланга была «расчленена» на составные части, эти воины имели возможность в промежутки выбегать вперед и действовать дротиками, как аконтисты, а затем отходить на свои места под прикрытие гоплитов (по той же схеме действовали македонские конные димахосы).

Любопытно описание Ксенофонтом боя между спартанскими гоплитами и всадниками и афинскими пельтастами в «Греческой истории»:

«Полемарх же приказал призывным последних десяти лет преследовать неприятеля. Воины бросились преследовать, но помогли, будучи гоплитами, причинить никакого вреда пельтастам, находясь от них на таком расстоянии, какое может пролететь брошенный дротик. Ификрат приказал своим двинуться назад, прежде чем гоплиты соберутся вместе. В то время, каклакедемонские гоплиты отступали в беспорядке, так как они нападали с величайшей быстротою, воины Ификрата опять повернули назад и стали метать дротики с фронта, а, кроме того, другие пельтасты подбежали с фланга, поражая невооруженные части. Тотчас же, при первом натиске, они поразили дротиками десять или одиннадцать лакадемонян, после чего стали нападать с еще большей уверенностью. Так как лакедемоняне попали в трудное положение, Полемарх приказал на этот раз уже призывным последних пятнадцати лет преследовать врага. Но при отступлении они потеряли больше воинов, чем в первый раз. Когда цвет войска уже погиб, к лакедемонянам пришла на помощь конница, и вместе с ней они снова стали преследовать врага. Но при отступлении пельтастов всадники нападали недостаточно храбро: они не старались настигнуть кого-нибудь и убить, а только сопровождали пехотные отряды, делающие вылазки, находясь с ними на одной линии, и вместе с ними и преследовали врага и отступали».

Спартанцы в этом бою не имели пельтастов и попытались компенсировать их отсутствие молодыми гоплитами, способными быстро бегать, но из этого ничего не получилось.

Вряд ли Ксенофонт прав, обвиняя всадников в трусости. Не имея достаточного защитного вооружения и щитов, в ближнем бою они наверняка были бы легко перебиты пельтастами. Пострадали бы и лошади, которыми всадники дорожили. Средняя пехота, имея значительное защитное снаряжение, понесла бы меньшие потери, если, конечно, испугавшись конной атаки, не обратилась бы в бегство.

Образовавшаяся к концу VI века до н.э. Ахеменидская держава включала в себя множество народов.

Персы не заимствовали военных методов Ассирии и Вавилона и не имели мощной пехоты, способной сражаться в строю. Ее пехоту составляли легковооруженные воины, умеющие лучше сражаться на расстоянии. Если же дело доходило до рукопашной, то они могли биться только с такой же аморфной массой врагов. Попытки персидской пехоты атаковать правильный строй с холодным оружием, как правило, заканчивались неудачей. Диодор Сицилийский, описывая битву при Фермопилах, рассказывает:

«От Леонидовых воинов, будучи разбиты и прогнаны, в бег обратились. Ибо парпары щиты и короткие пельты употребляя, на открытом поле по способному и легкому движению тела с лучшим бились успехом. В тесных же местах сомкнувшихся неприятелей и великими щитами закрытых, ранить не могли удобно. И так по легкому вооружению, будучи открытые, получали удары еще» (29).

Персидские пехотинцы и всадники широко использовали разнообразные варианты мечей и топоров. В частности, Ксенофонт в «Киропедии» упоминает о копиде — мече, внешне напоминающем серп и сагаре — двустороннем топоре. Щиты были разных конструкций, но самое больше распространение получили плетеные — герры.

Трудно что-либо определенное сказать о предназначении гвардейского корпуса — «бессмертных». На рельефах они изображены в парадных дворцовых одеждах и доспехов не имеют. На рисунке, приведенном Е.А. Разиным в 1-м томе «Истории военного искусства» эти воины изображены с оружием, но опять-таки без защитного вооружения. Судя по наличию у них луков, «бессмертные» не сражались в плотной фаланге. Скорее всего, это были конные войска, так как гвардию не стали бы использовать в роли легкой пехоты. Позже византийцы ввели у себя корпус с тем же названием. Это было именно конное войско. Возможно, персидские бессмертные были обучены биться и пешими, и на конях. Но странно, что такой, казалось бы, боеспособный отряд из десяти тысяч воинов единственный раз принимает участие в бою при Фермопилах (по Геродоту). Больше он не упоминается ни у каких авторов.

Основной ударной силой персидской армии была конница, тяжелая и легкая; а также колесницы — курродренаны, со вставляющимися в колеса и дышла серпами (вероятно, изобретением мидийцев). Греки были хорошо знакомы с боевыми качествами этих родов войск. Ксенофонт описывает такой случай:

«Однажды, когда его воины (Агесилая), рассеянные по равнине, беззаботно и без всяких мер предосторожности забирали припасы, так как до этого случая они ни разу не подвергались опасности, они внезапно столкнулись с Фарнабазом (персидский сатрап — В. Т.), имевшим с собой около четырехсот всадников и две боевых колесницы, вооруженные серпами. Увидя, что войска Фарнабаза быстро приближаются к ним, греки сбежались вместе, числом около семисот. Фарнабаз не мешкал: выставив вперед колесницы и расположившись со своей конницей за ними, он приказал наступать. Вслед за колесницами, врезавшимися в греческие войска и расстроившими их ряды, устремились всадники и уложили на месте до ста человек; остальные бежали к Агесилаю, находившемуся неподалеку с тяжеловооруженными». («Греческая история»).

Объяснить это происшествие можно тем, что греческие воины были гимнетами или пельтастами. К тому же, отправляясь собирать провизию, они не взяли с собой достаточное количество оружия: копий, щитов… Завидя противника, греки попытались образовать строй, но колесницы его рассеяли, и всадники сражались уже с беспорядочной толпой.

Но те же колесницы в сражении при Гавгамеллах ничего не смогли сделать с хорошо вооруженными и подготовленными гимнетами.

«В это время варвары пустили на Александра свои колесницы с косами, рассчитывая в свою очередь привести в расстройство его фалангу. Тут они совершенно обманулись. Одни колесницы агриане (легковооруженные — В. Т.) илюди Балакра, стоявшие впереди конницы, встречали градом дротиков, кик только они приближались; на других у возниц вырывали вожжи, их самих стаскивали вниз, а лошадей убивали. Некоторым удалось пронестись сквозь ряды: солдаты расступились, как им было приказано, перед мчавшимися колесницами» (2).

Конница персов не умела сражаться строем. Всадники могли образовывать массы, «похожие на клин», как упоминал Арриан, но согласованно действовать в строю не были обучены и после атаки рассыпались.

Тяжеловооруженные кавалеристы использовали весьма серьезную защитную броню для себя и лошадей. Воины-катафракты представляли собой грозную силу во время рукопашной схватки, но бились они каждый сам по себе. Только парфянам удалось впоследствии организовать тяжелую кавалерию.

Илиадор рассказывает о том, как эти всадники использовали свои длинные копья — палты. Такую технику боя персы, вероятно, позаимствовали у скифов, сарматов или саков. Большая длина и тяжесть копья затрудняли действия тяжеловооруженного всадника, кроме того, он в то время не имел опоры для ног — стремян — и при мощном ударе мог просто вылететь из седла. И выход был найден (этим способом пользовались впоследствии византийские катафрактарии):

«Копье же острым концом далеко выдается, прямо привязано будучи к лошадиной шее; самый же ремень от копья собранный привязывается к верху ноги лошадиной, которой в сражении не только не убавляет силы, но притом делает помощь руке конного, коему оставалось единственно бросать прямо и метить. Итак когда он вытягивался, и шел далее, противник противлением жестче делал стремление для удара, то конный всякого попадавшего насквозь пробивал, а иногда и двух одним разом» (29).

Фиксированное копье гасило отдачу и всадник мог продолжать бой.

Сила персидских кавалеристов была в том, что как легко, так и тяжеловооруженные, они искусно владели луком, и стрелами наносили большой урон плотным построениям. Греческие наемники, принимавшие участие в битве под Пилусием (525 г. до н.э.) на стороне египтян, против персидского царя Камбиза, на себе испытали искусство персидских конных лучников.

Хочется сказать, что неизвестно, чем бы закончились битвы при Граннике, Иссе и Гавгамеллах, если бы не личная трусость царя Дария. Судя по описанию хода этих битв в книге Арриана, можно предположить, что еще первая из них могла завершиться полным разгромом македонских войск.

За свою 1229-летнюю историю (по официальному летоисчислению) Рим выдержал множество войн с самыми разными народами. Римляне, словно губка, впитывали все самое ценное и рациональное в военном деле и в результате создали уникальную армию.

Основой ее во все периоды римской истории были тяжеловооруженные воины — легионеры. В ранний — царский — период их вооружение и тактика почти ничем не отличались от греческой. Основой пехотного строя была фаланга. Во времена Республики легионеры многое заимствовали у галлов (или кельтов); например, защитную рубаху из колец — кольчугу. Римляне этот вариант доспеха называли «лорика хамата».

До сих пор не совсем понятно, в чем же конкретно выражалась знаменитая римская манипулярная тактика. Все знают, что манипулы легиона выстраивались в три или две линии в шахматном порядке. В легионе было тридцать манипул и, соответственно, каждая боевая линия насчитывала 10-15 манипул, в каждой из которых было 1210 воинов для гастатов и принципов и 60 легионеров — для триариев. Основанием для такого вывода послужило сообщение Тита Ливия:

"Раньше римские войска имели круглые щиты, но затем, после того как войско стало получать жалование, оно заменило круглые щиты продолговатыми.

Первоначально фаланга, похожая на македонскую, была сперва расчленена на манипулы, а затем поделена на несколько частей. Каждое отделение (ordo) состояло из 60 бойцов, двух центурионов и одного знаменосца.

Первый ряд боевого строя составляли гастаты, делившиеся на 15 манипул. Они выстраивались на небольшом расстоянии друг от друга. Манипула включала 20 легковооруженных бойцов, остальные же носили продолговатые щиты. Легковооруженными назывались бойцы, вооруженные только метательныл1 копьем и пикой. Это был передовой отряд, состоящий из цветущей молодежи призывного возраста За ними шел отряд, состоявший из более зрелых людей разделенный на несколько манипул; они назывались принципы все имели продолговатые щиты и были прекрасно вооружены.

Этот отряд из 30 манипул назывался «антепиланы» так как остальные 5 рядов размещались уже позади знамен.

Из них каждый в свою очередь подразделялся на три части, из которых каждая первая часть называлась pilus Ряд состоял из трех знамен, а при знамени было 186 человек За первым знаменем шли триарии — старые бойцы, испытанные по своей храбрости. За вторым следовали рорарии менее надежные как по возрасту, так и по нравственным качествам. Наконец, шли «причисленные» (accensi) — наименее надежный отряд, почему он и был поставлен в последнем ряду (в этом абзаце речь идет, скорее всего, о ком-то отдельном построении для охраны знамен — В. Т.).

Когда войско было построено в таком порядке, гастаты прежде всех начинали сражение. Но если они не могли устоять против неприятеля, они медленным шагом отступали назад и принципы их тотчас же принимали в промежутки между своими рядами. Тогда уже сражались принципы а за ними следовали гастаты. Триарии выстраивались позади своих знамен, вытянув левую ногу, плечом они опирались на щиты, а копья с поднятым вверх острием держали воткнутыми в землю, представляя собой боевую линию, как бы защищенную укреплением. Если принципы терпели неудачу в битве, то они из первого ряда отступали постепенно к триариям. Отсюда для обозначения крайней опасности вошло в поговорку выражение «дело дошло — до триариев». Тогда триарии поднимались с места, приняв принципов и гастатов в промежутки между своими рядами, образовав, таким образом, сплошную фалангу, как бы загораживающую все выходы, быстро нападали на неприятеля, не имея уже больше позади себя никакой поддержки. Для неприятеля этот момент был самый ужасный: преследуя уже как бы побежденного противника, он вдруг видел, что на него наступает новый и еще более многочисленный боевой отряд". (Текст приведен по 51, т. 1).

Возможно, в тексте есть неточности. Например, Ливии называет число манипул в легионе не 30, а 45. Некоторые из приведенных фактов логически не обоснованы.

Возникает вопрос, а стоит ли серьезно относиться к его сообщениям, если известна склонность автора к преувеличениям, что хорошо видно на примере следующего отрывка из описания битвы при Каннах:

«Битва, как водится, началась стычками легковооруженных. Затем вступила в дело галльская и испанская конница. Но меж рекою и рядами пехоты место для маневра не оставалось вовсе, и противники, съехавшись лоб в лоб, схватились врукопашную. На конное сражение это не было похоже нисколько, напротив — каждый только и старался стянуть или сбросить врага на землю. Впрочем, странная эта схватка продлилась недолго — римляне быстро ослабели и повернули назад» (6).

Читая эти строки, можно подумать, что воюют не обученные воины, а дети, посаженные верхом.

Вот другой пример:

«Враги были еще далеко друг от друга, когда 500 нумидийских всадников, скрыв под панцирями мечи, помчались к римлянам, знаками показывая, что хотят сдаться в плен. Подъехав вплотную, они спешились и бросили к ногам неприятеля свои щиты и дротики. Им велели расположиться в тылу, и, пока битва только разгоралась, они спокойно выжидали, но, когда все были уже поглощены боем, внезапно выхватили спрятанные мечи, подобрали щиты, валявшиеся повсюду между грудами трупов, и напали на римлян сзади, разя в спину и подсекая жилы под коленями» (6).

Мало того, что нумидийцы были легкой кавалерией, и панцирей, в подавляющем большинстве, не носили (163), сомнительно, чтобы воин смог спрятать меч под пригнанный плотно к телу панцирь, да еще потом «внезапно выхватить» оружие.

Но, при всех недочетах, описание Титом Ливнем системы римской тактики в целом верно. Косвенное подтверждение этому можно найти у Полибия, называющего численность воинов в легионе (4200 человек) и изображающего структуру его так же, как и Ливии.

Как действовали манипулы в бою, окончательно еще не выяснено. Общего мнения по данному вопросу пока нет. Очень характерно эти споры описывает Дельбрюк:

"…я считаю, что в момент столкновения в начале боя маленькие интервалы заполняются людьми из тех же манипул, стоящими позади, а в большие интервалы выдвигаются целые подразделения из второго эшелона. Фейт же предполагает, что для удобства маневрирования большие интервалы между когортами оставались незаполненными и во время боя.

…Не надо воображать, что противник остается в бездействии, очутившись перед интервалом. Находящийся во второй линии эшелон не может помешать движению противника, так как раньше, чем помощь подоспеет, уже произойдет физическое и моральное воздействие; а запоздалая помощь не принесет пользу, так как ворвавшийся неприятель сможет оказать сопротивление. Крайние же ряды могут обойти с фланга части противника, производящие фронтальный удар, и атаковать их сбоку, то есть с правой незащищенной стороны, остающейся при таком нападении открытой.

…я присоединяюсь к мнению Фейта, что между манипулами и соответственно когортами интервалы были и должны были быть, чтобы дать возможность командирам управлять тактическими единицами армии.

…В том случае, когда Фейт благодаря трудам Полибия приходит к заключению, что интервалы вообще были, — он прав; но когда Фейт уверяет, что интервалы были и во время рукопашных схваток, то его заключение неправильно". (51,т. 1).

Работа Фейта на русский язык не переводилась, но из приведенного текста видно, что у автора просто не хватило аргументов, чтобы обосновать фактически верную мысль. Основной довод, которым Дельбрюк опровергает мнение коллеги, заключается в том, что воины манипул, стоявшие крайними справа в каждой шеренге, держали щиты в левой руке, следовательно, были незащищены от атаки справа. Дельбрюк не допускает мысли, что они могли держать щиты и в правой руке.

Гениальность римского шахматного построения заключалась именно в наличии промежутков между манипулами, каждая из которых представляла собой отдельную тактическую единицу, способную самостоятельно маневрировать на поле боя. Врывающийся в промежутки противник оказывался как бы в «мешке» и бывал атакован сразу с трех сторон, двумя манипулами первой линии и одной — из второй линии. Обойти манипулы первого ряда с тыла враг не мог, так как сзади их прикрывали подразделения второго ряда. Каждая манипула была способна вести бой сразу на три стороны, а в случае необходимости она, по команде, сближалась с соседним отрядом, уничтожая на пути врагов, в ходе боя оказавшихся в интервале. В этот момент на ее место, заполняя образовавшийся зазор, заступала манипула из второго эшелон, а ее, в свою очередь, сзади прикрывало подразделение из третьего. По завершении маневра перестроение манипул могло произойти в обратном порядке.

Такая тактика была приемлема и в бою против неорганизованной толпы, и в сражении с фалангой, что доказали битвы при Киноскефалах (197 г. до н.э.) и Пидне (168 г. до н.э.).

Македонские фалангисты точно также, стремясь сблизиться с легионерами в рукопашной, заполняли промежутки между манипулами, тем самым разрывая и нарушая строй собственной фаланги.

Однако не следует считать манипулярную тактику безупречной. Пользуясь ею, римляне не раз терпели поражения в сражениях с войсками Пирра, Ганибала и Митридата, а также от иберов, кельтов и германцев. Слабыми местами каждой манипулы являлись опять-таки злополучные углы. Численность манипул была слишком мала, чтобы эффективно выполнять поставленные задачи. Поэтому Гай Марий, выдающийся реформатор римской армии, увеличил число воинов в каждом соединении. С тех пор основной тактической единицей в бою стала когорта (около 600 воинов). Он же сделал армию профессиональной и упразднил деление на гастатов, принципов и триариев.

От того, что римские войска предпочитали действовать в бою отдельными соединениями, манипулярная или когортная тактика вовсе не исключала возможности, что при необходимости подразделения могли выстроиться для боя фалангой. Ее универсальность заключалась в том, что полководец, в зависимости от обстоятельств, сам принимал нужное решение:

"Заметив это, Цезарь повел свои войска на ближайший холм и выслал конницу, чтобы сдерживать нападение врагов. Тем временем сам он построил в три линии на середине склона свои четыре старых легиона, а на вершине холма поставил два легиона, недавно набранные им в Ближней Галлии, а также все вспомогательные отряды, заняв таким образом всю гору людьми, а багаж он приказал снести тем временем в одно место и прикрыть его полевыми укреплениями, которые должны были построить войска, стоявшие наверху. Последовавшие за ним вместе со своими телегами гельветы также направили свой обоз в одно место, а сами отбросили атакой своих тесно сомкнутых рядов нашу конницу и, построившись фалангой, пошли в гору на нашу первую линию.

…Так как солдаты пускали свои тяжелые копья сверху, то они без труда пробивали неприятельскую фалангу, а затем обнажили мечи и бросились в атаку. Большой помехой в бою для галлов было то, что римские копья иногда одним ударом пробивали несколько щитов сразу и таким образом пригвождали их друг к другу, а когда острие загибалось, то его нельзя было вытащить, и бойцы не могли с удобством сражаться, так как движения левой руки были затруднены; в конце концов многие, долго тряся рукой, предпочитали бросить щит и сражаться, имея все тело открытым. (В этот перевод вкралась ошибка, так как слились в одно значение два типа копий: те, которые выпущены из аппаратов — «скорпионов», пробивавшие сразу несколько щитов, и те, которые бросали сами легионеры — «пилумы» — В. Т.). Сильно израненные, они, наконец, начали поддаваться и отходить на ближайшую гору, которая была от них на расстоянии одной мили, и ее заняли. Когда к ней стали подступать наши, то бои и тулинги, замыкавшие и прикрывавшие в количестве около 15 тысяч человек неприятельский арьергард, тут же на походе зашли нашим в незащищенный фланг и напали на них. Когда это заметили те гельветы, которые уже отступали на гору, то они стали снова наседать на наших и пытаться возобновить бой. Римляне сделали поворот на них в два фронта: первая и вторая линии обратились против побежденных и отброшенных гельветов, а третья стала задерживать только что напавших тулингов и боев". (15, т. 1).

Из рассказа видно, что атаку с (фланга римляне отразили без особого напряжения. Воинам, стоящим в когортах, достаточно было повернуться лицом к неприятелю, так что крайние линии (флангов оказались первыми шеренгами фронта. Это оказалось бы невозможным, будь легионеры выстроены фалангой: в этом случае пришлось бы отражать натиск врага слишком узким фронтом, который легко можно охватить с флангов,

Вот другой отрывок. В нем описывается момент, когда римские войска, отбиваясь со всех сторон от наступающего врага, выстроились в каре, тем самым полностью лишив себя маневренности. В конечном счете они потерпели поражение, но привлекает внимание тот факт, что в процессе боя римляне делали попытки отогнать противника, высылая из общего построения отдельные манипулы или когорты.

«Это распоряжение исполнилось со всей точностью: каждый раз, как какая-либо когорта выходила из каре для атаки, враги с чрезвычайной быстротой отбегали. А тем временем этот бок неизбежно обнажался и, будучи неприкрытым, подвергался обстрелу. А когда когорта начинала отступать на свое прежнее место в каре, то ее окружали как те, которые перед ней отступали, так и те, которые стояли поблизости от нее». (15,т. 1).

В тексте не совсем ясно выражена мысль автора (возможно, из-за неточного перевода), но, скорее всего, речь идет не о незащищенном правом боке когорты, а об образовывавшемся промежутке в самом каре, когда какой-либо отряд покидал общий строй. Видимо, эти промежутки давали возможность варварам обстреливать все шеренги каре вдоль. Если же допустить мысль, что речь идет о боке когорты, то возникает вопрос: что же мешает врагам нападать с этой стороны и уничтожать выходящие когорты поодиночке. Варвары же (эбуроны) не рискуют нападать врукопашную и пользуются только стрелковым и метательным оружием, давая возможность римским подразделениям беспрепятственно возвратиться на свое место.

О процессе рукопашного боя в римской армии можно сказать следующее:

Всем давно известно, что легионеры непосредственно перед схваткой бросали в неприятеля короткие копья — пилумы (вероятно, такая техника боя была ими заимствована у иберийских племен). Их длинный наконечник был сделан из сырого железа и, вонзаясь в щит противника, деформировался, накрепко там застревая. В результате воин либо оказывался очень ограниченным в движениях, либо вынужден был отбросить щит и сражаться без прикрытия.

Общепринято мнение, что все легионеры поголовно были вооружены такими дротиками. Но при этом не учитывается тот факт, что для метания пилума воин должен был широко размахнуться, чего нельзя сделать в плотном строю. Существуют разные гипотезы о способах использования легионерами этого оружия. Одну из них рассматривает Е. А. Разин в своем труде:

«Гостаты размыкались на полные интервалы, достигающие двух метров, бросали пилум в щит противника и нападали с мечами. Если нападение первой шеренги отбивалось, она отходила через интервалы в тыл и выстраивалась за десятой шеренгой. Таким образом гастаты повторяли атаки десять раз. В случае неудачного исхода этих атак гастатов сменяли или усиливали принципы, проходившие в интервалы манипул гастатов. Наконец, в бой вводились триарии, самые опытные воины, которые вместе с гастатами и принципами предпринимали последний, наиболее сильный удар». (103, т. 1).

В своей версии автор использовал метод «кароколирования», появившийся в XVII веке, при котором шеренга мушкетеров после залпа отходила назад, предоставляя возможность вести огонь следующей. Однако данный вариант явно небезупречен. Возникает противоречие: мы знаем, что римляне были сильны своим строем, а по Разину получается, что каждый воин бился сам по себе. Автор не учитывает, что при таком порядке действий отдельные бойцы и шеренги будут уничтожаться друг за другом, поскольку окруженные со всех сторон воины не смогут вести рукопашный бой в одиночку. Таким образом, можно предположить, что пилумы использовали только внешние шеренги легионеров. В зависимости от запаса этого оружия, каждый воин мог метнуть одно или несколько копий. Второй ряд строя вооружать пилумами было нецелесообразно, так как воинам нет места для размаха, а кроме того, первая шеренга легионеров оказалась бы лишенной поддержки, которую могла бы обеспечить ей вторая шеренга, будь она вооружена обычными копьями. Еще один довод: бросок пилума эффективен на расстоянии 3035 метров. Пока воины первого ряда будут использовать свое оружие, враги успеют преодолеть такое расстояние и у второй шеренги просто не останется времени метнуть дротики.

Известно, что у римлян копья были разной длины и делились на «гаста велитарис» — короткие дротики, используемые велитами; «гаста пилум» — длина которого была около 2, 5 метров, этот вид копья могли использовать вторая и третья шеренги; и, наконец, самая длинная — «гаста лонга», около 4,5 метров, копье такой величины применяли воины, стоящие в четвертом ряду.

Получается следующая картина боя; первая шеренга легионеров, использовав пилумы, выхватывает свои мечи — «гладиусы» — и, прикрывшись щитами — «скутумами» — встречает врага коротким холодным оружием. Вторая шеренга наносит удар копьями от бедра или груди в промежутки между воинами первого ряда, третья шеренга — от головы, через плечи впередистоящих. Легионеры четвертого ряда могли перенести копья на левую сторону по македонскому методу. Воинам, действующим копьями «гасталонга», было неудобно использовать скутумы, так как работать приходилось двумя руками, поэтому, скорее всего, их вооружали небольшими круглыми щитами — центрами, для защиты от стрел, дротиков и камней.

Римляне выбрали оптимальный размер щита для боя в плотном строю. Вначале он был овальным, затем, во времена императоров, постепенно приобрел прямоугольную форму. Оба вида щитов примерно 1,25 м в высоту и 80 см в ширину. Они были снабжены металлическими умбонами, а края их делались загнутыми назад, для рикошетирования ударов. Щит такого размера годился и для первой шеренги, поскольку прикрывал воина от шеи до середины голени и избавлял его от необходимости надевать в бой поножи, и для последующих рядов, потому что не мешал им двигаться и действовать в тесноте.

Воин-мечник первого ряда использовал туже технику боя, что греческий и македонский гоплит, больше действуя щитом, чем мечом. При кистевом горизонтальном хвате за рукоятку щита, в тесноте и сутолоке боя, воин мог эффективно наносить им три вида ударов:

— удар верхней кромкой щита в горло или подбородок противника (обычно незащищенные);

— прямой удар умбоном в грудь;

— удар нижней кромкой по стопе или голени врага.

Мечом обычно добивали оглушенного болью врага. Самым целесообразным римляне считали колющий удар, потому что он требовал гораздо меньше времени и пространства, чем рубящий. Нанося его, воин мог оставаться под прикрытием щита. Колющим ударом было намного легче пробить «мягкие» доспехи и даже кольчугу.

«Кроме того, они учились бить так, что не рубили, а кололи. Тех, кто сражался, нанося удар рубя, римляне не только легко победили, но даже осмеяли. Удар рубящий, с какой бы силой он ни падал, нечасто бывает смертельным, поскольку жизненно важные части тела защищены и оружием, и костьми; наоборот, при колющем ударе достаточно вонзить меч на 2 дюйма, чтобы рана оказалась смертельной, но при этом необходимо, чтобы, то чем пронзают, вошло в жизненно важные органы. Затем, когда наносится рубящий удар, обнажается правая рука и правый бок; колющий удар наносится при прикрытом теле и ранит врага раньше, чем тот успеет заметить. Вот почему в сражениях римляне пользовались преимущественно этим способом» (3).

Если строй бывал разрушен, то легионеры, бившиеся каждый сам по себе, уже не представляли такой грозной силы. Дело в том, что, хотя воинов и обучали индивидуально приемам боя на мечах и на копьях, вооружение их не было приспособлено к такой манере схватки. Тяжелым и большим щитом неудобно отбивать удары, сыпавшиеся со всех сторон, незащищенная рука с коротким гладиусом в первый же момент подверглась бы атаке, вздумай легионер принимать удары на меч. Галл или германец, имея более длинное ручное оружие — меч или топор, небольшого размера щит и, в большинстве случаев, неотягощенный доспехами, имел явное преимущество перед римлянином, поскольку мог свободно маневрировать вокруг него, держа противника на расстоянии длины своего оружия, которое римлянин не мог перекрыть, чтобы достать врага гладиусом. Появившийся на вооружении легионеров доспех «лорика сегментата» (широко распространившийся при императоре Тиберии), хотя и выдерживал за счет своей жесткой конструкции удары булавы или топора, но больше стеснял движения воина, в отличие от кольчужной «лорики хоматы», так что в индивидуальных схватках шансы легионера выжить уменьшались. Поэтому многие опытные воины предпочитали носить доспех старого образца. В кавалерии, где использовалась тактика одиночного рукопашного боя, всадники никогда не надевали лорику сегментату, а пользовались либо кольчугой, либо другим доспехом — чешуйчатой «лорикой скауматой».

В строю (по Полибию) каждый легионер (а также гоплит в фаланге) занимал площадь в три фута (около 1 кв. м), но, скорее всего, эту площадь воин занимал при передвижениях. Когда же наступал момент рукопашного боя, наверняка бойцы становились плотнее друг к другу: во-первых, чтобы увеличить число сражающихся на минимальном участке длины фронта, во-вторых, чтобы увеличить силу удара за счет большей плотности массы, а в-третьих, интуиция подсказывала воинам, что искать поддержки следовало у стоящего рядом товарища. Естественно, при этом нельзя было переходить разумную грань, дабы воины могли свободно пользоваться своим оружием.

О римской коннице можно сообщить, что она никогда не представляла собой такой грозной силы, как, скажем, македонская или парфянская. Римляне были плохими кавалеристами и для отрядов этого рода войск нанимали нумидийцев, иберов, галлов, германцев, славившихся своим умением сражаться верхом. Конный строй был исключительно рассыпным.

В республиканский период турмы* всадников были вооружены, в большинстве своем, согласно обычаям племен, из которых они набирались. Во времена империи вооружение кавалерии стало более упорядоченным и имело более-менее единообразный вид. Кроме доспеха и шлема, всадник имел овальный или круглый щит, которым было удобно пользоваться верхом, два дротика или копье, а также меч — «спату» или «полуспату».

В длину спата достигала 80 см, полуспата была короче, но оба меча были приспособлены для боя как верхом, так и в пешем строю, что нередко практиковали римские всадники. Этим оружием было удобно фехтовать даже воинам, не имеющим защиты рук, хотя есть данные, что всадники иногда носили наручи для большей безопасности. Луками римская кавалерия пользоваться не умела. * Конный отряд из 30 воинов.

Цезарь описывает случай, когда он был приглашен на переговоры с Ариовистом (вождем одного из кельтских племен). При этом тот потребовал, чтобы римский полководец явился к нему, сопровождаемый только конницей. А так как кавалерия у Цезаря состояла из кельтов, он заподозрил неладное:

"Так как Цезарь не желал, чтобы под каким бы то ни было предлогом переговоры не состоялись, и вместе с тем не решался доверить жизнь свою галльской коннице, то он признал наиболее целесообразным спешить всю галльскую конницу и на ее коней посадить своих легионеров десятого легиона, на который он безусловно полагался, чтобы в случае надобности иметь при себе самую преданную охрану. По этому поводу один солдат десятого легиона не без остроумия заметил:

— Цезарь делает больше, чем обещал: он обещал сделать десятый легион преторской когортой, а теперь зачисляет его во всадники". (15,т.1).

Разумеется, Цезарь не собирался использовать легионеров, необученных биться верхом, в качестве кавалеристов. Лошади нужны были только для доставки солдат, но при этом полководец выполнил поставленное условие и явился на переговоры в сопровождении «всадников».

Легкая римская пехота — «велиты» — использовала ту же манеру боя, что и греческая.

По мере того, как Римская империя приходила в упадок, в рядах ее армии становилось все больше наемников-варваров, как в пехоте, так и в коннице. Старая римская тактика начала медленно уходить в прошлое, ибо наемники сохраняли свою технику боя и вооружение. В последней крупной победе Западной Римской империи на Каталаунских полях в 451 году подавляющая часть армии состояла из наемников. Войска использовали тактику, тождественную византийской (о которой речь впереди). Такая манера боя существовала в Имперской армии, в то время, когда жил военный теоретик Ренат Флавий Вегеций. Однако его работу «Краткое изложение основ военного дела» ни в коей мере нельзя считать учебником тактики той поры. Скорее ее можно назвать размышлением на тему «как хорошо было бы, если бы…»:

"Первая шеренга состоит из старых солдат, принципов, вторая из снабженных латами лучников и вооруженных дротиками или копьями — прежних гастатов. Каждый человек занимает по фронту три фута; между шеренгами дистанция шесть футов. Третья и четвертая шеренги образуются легкой пехотой, состоящей из молодых солдат, вооруженных луками, пращами, дротиками. Они завязывают бой, выдвигаясь в голову легиона, преследуют совместно с кавалерией противника, а в случае напора последнего, отступают на свои места через интервалы первых двух шеренг, которые действуют дротиками и мечами.

Иногда формируется еще пятая шеренга из машин и прислуги. Молодые солдаты, не включенные еще в состав легиона, располагаются в этой же пятой шеренге и бросают от руки камни и дротики. Шестая шеренга — испытанных солдат, снабженных щитами и всеми родами наступательного и оборонительного оружия; они принимают участие в бою, если впередистоящие шеренги прорваны.

Кавалерия располагается на флангах, притом таким образом, что тяжелая примыкает непосредственно к пехоте, а конные лучники и легковооруженные всадники далее. Первые назначаются для прикрытия флангов своей пехоты, а последние для охвата неприятелем" (3).

Стоит только вдуматься в то, что предлагает автор, как начинаешь понимать полную несостоятельность такого построения:

1. Первую шеренгу он лишил поддержки трех последующих и предоставил в рукопашной схватке биться самим по себе. Сзадистоящие «лучники и вооруженные дротиками или копьями» в этом случае неспособны им помочь, и не имея ни соответственной выучки, ни нужного оружия для ближнего боя, все они будут непременно перебиты противником в первой же схватке, если вовремя не обратятся в бегство.

2. Воинов, снабженных «всеми родами наступательного и оборонительного оружия» Вегеций по каким-то соображениям ставит в последний ряд, а не в первый или второй. Какое участие в бою они могут принять, если их захлестнет волна своих же отступающих воинов?

3. Пятая шеренга, состоящая из машин и метателей дротиков не сможет вести прицельную стрельбу через головы впередистоящих рядов, для этого тем придется как минимум сесть, а то и лечь, а в таком инертном положении воины не смогут остановить атаку.

Конечно, можно надеяться на поддержку конницы, но только в случае, если она не будет занята битвой…

Остальные выводы читатель сделает сам.

Гладиаторские игры — пожалуй, самое чудовищное порождение нравов римского общества. Римляне заставляли военнопленных или преступников убивать друг друга на арене и, наблюдая за этим, испытывали искреннее удовольствие. Однако, вместе с тем, гладиаторские поединки можно назвать искусством — искусством фехтования.

Хотя мы и знаем о том, как организовывались и проводились гладиаторские игры, знакомы с наиболее интересными моментами их истории, с вооружением и некоторыми типами гладиаторов, но абсолютно не имеем сведений о технике и приемах, использовавшихся в таких боях, не знаем о правилах, которыми пользовались гладиаторы тех или иных типов, не знаем методов обучения бойцов: как были устроены механизмы и чучела, предназначенные для тренировок гладиаторов.

Кое-какие сведения о чучелах есть у Вегеция; правда, речь у него идет об обучении легионеров, но известно, что те же методы использовались в гладиаторских школах.

«Каждый отдельный новобранец должен был вбить для себя в землю отдельное деревянное чучело, так, чтобы оно не качалось и имело шесть футов в высоту. Против этого чучела, как бы против своего настоящего врага, упражняется новобранец со своим „плетнем“ и с дубиной, как будто с мечом и щитом; он то старается поразить его в голову и лицо, то грозит его бокам, то, нападая на голени, старается подрезать ему под коленки, отступает, наскакивает, бросается на него, как на настоящего врага; так он проделывает на этом чучеле все виды нападения, все искусство военных действий» (3).

Этим информация и исчерпывается. Авторы фильмов «Спартак» и «Варрава» сделали попытку показать способы обучения гладиаторов на экране, но вряд ли их можно назвать удачными. Есть откровенные выдумки. Так что нам остается только догадываться и предполагать, основываясь на случайных записях, подобных той, что оставил Валерий Флакк (Максимус):

«Рутилий, призвав гладиаторов из школы Аврелия Скавра, усердно учил этих гладиаторов нападать на противника и защищаться от него. Он придавал смелость, ловкость и решительность и этим увеличил значение и силу нанесенного противнику у дара, требуя, однако, в то же время, чтобы удар наносили с расчетом и осторожностью» (128).

Но технические приемы не рассматриваются и здесь.

В данной работе мы не будем рассказывать историю возникновения гладиаторских игр, нового по этой теме сообщить нечего. Интересующемуся читателю можно рекомендовать прочесть соответствующие* издания.

Можно с уверенностью сказать, что в гладиаторских поединках античное фехтование на самых разных видах оружия получило наивысшее развитие.

Характерной чертой снаряжения почти всех типов гладиаторов являлось то, что во время поединков у них оставались незащищенными жизненно важные органы: сердце, легкие и печень. Тяжеловооруженным обычно закрывали руку (иногда обе), ногу (или обе), и голову — шлемом с личиной или без нее. Рука, державшая меч, была защищена от кисти до плеча. Это позволяло сражающемуся активно наносить и принимать удары мечом. Отсутствие доспеха, закрывающего торс, способствовало быстрым телодвижениям: уклонам, прыжкам, бегу, поворотам… В условиях парных поединков бойцы могли проводить сложные наступательные и оборонительные комбинации со множеством ложных движений и обманных ударов. Во время поединка широко использовали всевозможные удары руками, ногами и головой, захваты борцовского характера — как дополнительное средство для достижения победы. * ХефлннгГ. Римляне. Рабы. Радиаторы. М., 1992; Тарноискии В. Гладиаторы. М.. 1989.

В Помпеях, на рельефе надгробного памятника Умбрицию Скавру, изображены некоторые виды гладиаторских поединков. Можно хорошо рассмотреть шлем одного из них, левая глазница которого закрыта заплатой с мелкими отверстиями, видимо, это сделано специально для ограничения поля зрения. Можно сделать вывод, что андабаты — «бьющиеся вслепую бойцы» (верхом или пешими) в свою очередь делились на подтипы.

(Хотя есть и другой вариант объяснения: возможно, эта заплатка служила для коррекции зрения. Известно, что при взгляде через сеть мелких отверстий создается иллюзия увеличения остроты зрения.)

Сейчас, конечно, не удастся перечислить все разнообразие типов гладиаторов. Публике нужны были новые и новые развлечения и, чтобы насытить ее потребности, приходилось выдумывать новые виды оружия и стили.

Способности гладиаторов, их фехтовальные достижения почти не выходили за пределы арены. В армии они не прижились или использовались очень ограниченно. Римляне не сочли нужным что-то менять в своей отлаженной военной машине. Оно и понятно: изменив манеру фехтования легионера и дав ему, например, защитный наруч по гладиаторскому образцу, пришлось бы менять всю когортную тактику и вооружение. Для нового способа фехтования воину понадобилось бы большее пространство, чтобы развернуться для ударов, что немыслимо в тесноте когорты. Соответственно, скутум стал бы слишком обременителен, его пришлось бы заменить более легким вариантом щита меньшего размера, что в свою очередь повлекло бы за собой необходимость защитить ногу или обе поножами. Реорганизация потребовала бы огромных затрат на переобучение и перевооружение легионов, и неизвестно, стоила ли она их, ведь Рим и так одерживал в войнах победу за победой.

Все же, способностям гладиаторов нашлось применение, и вне арены их услугами пользовались: нанимали телохранителями, учителями для индивидуального обучения фехтованию, и, возможно, в качестве наемных убийц. Известно, что Гай Калигула (в римской истории два императора имели пристрастие к личному участию в поединках: Калигула (3741 гг.) и Коммод (180-182 гг.) поставил нескольких гладиаторов-фракийцев (тип бойцов, а не национальность) начальниками над германскими телохранителями.

У многих современных читателей слово «гладиатор» в первую очередь ассоциируется с именем Спартака. Часто восстание, которое он начал и возглавил в 73 году до н.э., называют «гладиаторским». Но в армии восставших рабов гладиаторы составляли лишь «каплю в море». Из двух сотен человек, поднявших бунт в Капуе, только семидесяти удалось вырваться на свободу, остальные были перебиты. Разумеется, эти бойцы получили в войсках Спартака командирские и инструкторские посты.

Чем же объяснить множество громких побед, одержанных восставшими над знаменитыми римскими легионами? Ответ довольно прост. Дело в том, что восстание произошло в очень трудный для Рима период. Все боеспособные части Республики находились за пределами Италии. Квинт Метелл и Гней Помпей воевали в Испании с Серторием. Марк Лукулл сражался во Фракии, а Луций Лукулл вел тяжелую войну в Малой Азии с Митридатом. Консулы Геллий, Лентул и пропретор Аррий, выставленные сенатом против Спартака, мало того, что сами не обладали качествами хороших полководцев, к тому же под своим началом имели, главным образом, лишь наспех сформированное ополчение из римских граждан, слабо обученных и не умеющих воевать. Кроме того, восставших рабов было втрое больше, чем правительственных войск.

Конечно, не стоит умалять талант Спартака как организатора и полководца, но и его способности не помогли бы выстоять против хорошо обученных легионов. Это подтверждается тем, что, в конце концов, он потерпел поражение у города Пестум от Красса, сумевшего навести порядок и добиться дисциплины в импровизированном войске, оказавшемся в распоряжении Рима еще до того, как на помощи ему прибыли вызванные из Испании легионы Помпея.

В заключении остается сказать, что окончательно гладиаторские игры были запрещены в 399 году императором Гонорием.

Варвары

Этим словом греки называли народы, язык которых для них был непонятен (barbaras — непонятно болтающий). Затем термин заимствовали римляне, причем называли так все народы неримского происхождения.

В современном понимании варвары — племена грубых, невежественных, примитивных дикарей. Такой взгляд распространяется и на их способы ведения сражений. Сразу же возникает образ необузданной толпы в звериных шкурах, дико орущей и размахивающей дубинками. Однако такое мнение абсолютно неверно. То, что варвары не имели никакой государственности и жили родами и племенами, говорит лишь об их свободе и независимости, еще не отнятыми государственной системой. Это были сильные мужественные люди, жившие в гармонии с природой. Что же касается их военных методов, то были они достаточно эффективны и даже во многом прогрессивны. В этом разделе мы остановимся только на трех народах — варварах: кельтах, иберах и германцах.

Конфликты с кельтами в Италии у римлян начались еще в VI веке до н.э., но тогда основным противником этих племен были этруски, и вся сила удара была направлена на них. Вплотную же Рим столкнулся с этим народом в IV веке до н.э., когда его армия, объединенная с этрусками, была полностью разгромлена на речке Аллии (390 г до н.э.). Побежденный Рим был разграблен и сожжен.

Позже, после окончания 1-й Пунической войны, римляне у Теламона (232 г. до н.э.) разбили галлов, а в Северной Италии Гай Фламиний при Плаценции (223 г. до н.э.) разбил инсубров (одно из галльских племен), живших в долине реки По.

Катон Старший говорил:

«Двум вещам кельты придают особую цену — умению сражаться и умению красно говорить».

Теодор Моммзен в своем фундаментальном труде «История Рима», обобщив древние рассказы, составил сводную характеристику боевых традиций кельтов:

«Они носили пестрые, украшенные вышивками одежды, которые нередко сбрасывали с себя во время сражения, а на шею надевали широкие золотые кольца; они не употребляли ни шлема, ни какого-либо метательного оружия, но зато имели при себе громадный щит, длинный, плохо закаленный меч, кинжал и пику; все это было украшено золотом, так как они умели недурно обрабатывать металлы. Поводом для хвастовства служило все — даже рана, которую нередко намеренно расширяли для того, чтобы похвастаться широким рубцом. Сражались они обыкновенно пешими; но у них были и конные отряды, в которых за каждым вольным человеком следовали два конных оруженосца; боевые колесницы были у них в раннюю эпоху в употреблении, точно также как у ливийцев и у эллинов. Некоторые черты напоминают средневековое рыцарство, в особенности незнакомая ни римлянам, ни грекам привычка к поединкам. Не только на войне они имели обыкновение вызывать словами и телодвижениями врага на единоборство, но и в мирное время они бились между собой на жизнь и на смерть, одевшись в блестящие военные доспехи. Само собой разумеется, что за этим следовали попойки». (80, т. 1).

Согласитесь, достаточно противоречивые сведения: мечи плохо закалены, но при этом кельты «недурно умели обрабатывать металлы»; шлемы не употребляли, но тем не менее одевались в «блестящие доспехи».

Из описания Юлия Цезаря видно, что основу войска любого кельтского племени составляли профессиональные военные дружины со своими военачальниками (Цезарь называет их «всадники»). Эти воины были хорошо обучены биться пешими и конными и имели великолепное вооружение.

«Они все выступают в поход, когда это необходимо и когда наступает война (а до прихода Цезаря им приходилось почти ежегодно вести наступательные или оборонительные воины). При этом чем кто знатнее и богаче, тем больше он держит при себе слуг и клиентов. В этом одном они видят свое влияние и могущество». (15,т. 1).

К появлению в Галлии Цезаря с римским войском кельты уже почти не использовали боевые колесницы. Исключением были племена, жившие на территории Британии. Ранее же отряды колесниц, видимо, повсеместно входили в состав боевых дружин.

«Своеобразное сражение колесниц происходит так. Сначала их гонят кругом по всем направлениям и стреляют, причем большей частью расстраивают неприятельские ряды уже страшным видом коней и стуком колес; затем, пробравшись в промежутки между эскадронами, британцы соскакивают с колесниц и сражаются пешими. Тем временем возницы малопомалу выходят из линии боя и ставят колесницы так, чтобы бойцы, в случае если их будет теснить своей многочисленностью неприятель, могли легко отступить к своим. Таким образом в подобном сражении достигается подвижность конницы в соединении с устойчивостью пехоты. И благодаря ежедневному опыту и упражнениям британцы достигают умения даже на крутых обрывах останавливать лошадей на всем скаку, быстро их задерживать и поворачивать, вскакивать на дышло, становиться на ярмо и с него быстро спрыгнуть в колесницу».

В случае особенно крупных войн или походов набиралось ополчение из членов рода или племени. Эти воины были намного хуже вооружены, чем дружинники и составляли основную массу задних шеренг фаланги, строя, который кельты применяли не менее широко, чем «цивилизованные государства» (Юлий Цезарь об этом не раз упоминает). Первые ряды построения составляли воины-профессионалы, которые в рукопашном бою бились по той же схеме, что и греческие гоплиты. Наличие строя говорит о том, что среди ополченцев периодически проводились сборы для обучения.

Легкая пехота действовала по общему принципу.

Такая военная система обеспечивала кельтам частые победы. Недаром в армии Ганнибала число наемников из этих племен, как в пехоте, так и в коннице, составляло большой процент.

О том, что римские когорты часто бывали прорываемы галлами, говорит следующий случай:

«Цезарь послал нашим на помощь две когорты, и притом первые от двух легионов, и они выстроились на небольшом расстоянии одна от другой. Но так как невиданные боевые приемы врага привели наших в полное замешательство, то неприятели с чрезвычайной отвагой прорвались сквозь них и отступили без потерь. В этот день был убит военный трибун Квинт Лаберий Дурр».

Чтобы читателю было понятно значение этого происшествия, стоит сказать, что первые когорты в римских легионах (самые многочисленные) набирались из наиболее подготовленных воинов. Продвижение по службе шло от самой низшей — десятой, до самой высокой — первой когорты. Поэтому то, что кельты прорвали даже эти подразделения, само за себя говорит об их высоком воинском искусстве.

Предполагается, что племена Иберов пришли в Испанию из Северной Африки и заселили прежде всего юг и восток страны. Центром их расселения стала долина реки Ибер (Эбро). Частью иберы смешались с кельтами и образовали народ кельтиберов. На территории современной Португалии жили лузитаны.

Во II пуническую войну многие из этих племен воевали на стороне Карфагена, вступив наемниками в армию Ганнибала, но война была проиграна, и на правах победителей римляне оккупировали Испанию. Это вызвало негативную реакцию местного населения. В 197 г. до н.э. произошло крупное восстание. Несколько римских гарнизонов были разгромлены. В 195 г. до н.э. посланный в Испанию Марк Порций Катон сумел разбить отряды восставших, но затем был отозван сенатом, и восстание продолжилось. Лишь к 179 г. до н.э. Рим подавил восставшие племена.

В 154 г. до н.э. вновь восстали лузитаны и разгромили войска римского наместника, после чего к восставшим присоединились племена кельтиберов. Рим был вынужден послать для подавления две армии: в Ближнюю и Дальнюю Испанию. Лузитаны были побеждены, но кельтиберы продолжали успешно воевать и потерпели поражение только в 151 г. до н.э. Волна восстаний этим не завершилась. Через год поднялись лузитаны. К 149 г. до н.э. их движение возглавил Вириат. Ведя успешную партизанскую войну, он в течении 10 лет громил римские отряды, пока не был предательски убит своими соотечественниками.

Последним всплеском восстаний была так называемая Нумантийская война, начавшаяся в 138 г. до н.э. В продолжении пяти лет восставшие вели борьбу, пока Публий Сципион Эмилиан (разрушитель Карфагена) не нанес поражение иберам и лузитанам, взяв после 15 месяцев осады горд Нуманцию.

Можно еще упомянуть восстание римлянина Сертория в 78-72 годах до н.э. против диктатуры Суллы. Но, хотя БЭТОЙ войне и участвовали племена иберов, ее скорее следует назвать гражданской — ведь римлянин воевал против римлян.

Иберы и лузитаны были прекрасными всадниками и легкими пехотинцами. Строем они воевать не умели, в отличие от кельтиберов, военная организация которых была сродни кельтам Галлии. Иберийские и лузитанские отряды предпочитали не ввязываться в открытый полевой бой с римлянами, если в своем войске не имели кельтиберийских племен, а вели партизанскую войну, устраивая неожиданные налеты и засады на отдельные римские подразделения. Этому способствовала гористая местность, непривычная легионерам.

О вооружении иберов и лузитан некоторые сведения можно найти у Диодора и Страбона:

«Щиты лузитанов отличались особенным устройством: их плели из животных жил и давали им форму крупного таза в два фута в поперечнике. Ни кольца, ни рукояти на них не было, а носили их на ремне и так искусно действовали ими, что при необычной их прочности, всякое другое оборонительное оружие становилось почти ненужным» (4J).

У них же упоминаются длинный обоюдоострый меч, кинжал и фальката — идентичная греческой махайре. Перечислены разные виды метательных копий: гасум, лантияч, биден, фалларика, трагула, о технических данных которых известно немного. Например, мы знаем, что фалларика это вид дротика с железными крючьями на наконечнике, которые мешали вытащить оружие из тела жертвы; извлечь его можно было только вырезав вместе с куском плоти.

О войнах римлян с германцами известно довольно много. Эти народы Рим так и не смог покорить и романизовать, в отличие от галлов и иберов. Именно германцы сказали последнее слово в разгроме Римской империи. Общее название этих племен впервые упоминается у Посидония (135-51 г. до н.э.), а римляне переняли его от галлов, причем «германцы» было название только одного племени, позже распространившееся на все остальные.

О первом столкновении римлян с германцами упоминается в 113 г. до н.э., когда племя кимвров (или кимбров) вместе с амврами и тевтонами по каким-то причинам переселилось из Ютландии на юг и юго-запад. В Южной Германии — Норике они разгромили при Норее армию консула Папирия Карбона. В 109 г. до н.э. германцы вновь разбили римскую армию Силана в Южной Галлии, а в 105 году до н.э. нанесли еще удар, разогнав и уничтожив третью римскую армию под командованием Гнея Маллия Максима при Аривсоне. Дорога в Италию была открыта, но кимвры повернули в Испанию, где потерпели поражение от кельтиберов.

О военном деле кимвров, в несколько утрированной форме, подчеркивая их дикость, сообщает Моммзен:

«Военные приемы кимвров были, в сущности те же, что и у кельтов того времени. Кельты уже не сражались, как некогда италики, с помощью одних мечей и ножей и с непокрытой головой, а носили медные и часто богато украшенные шлемы и пользовались оригинальным метательным оружием „matem“. При этом у них остались в употреблении большие мечи и узкие длинные щиты; кроме того, они носили панцири. Была у них и конница, но римляне превосходили их в этом отношении. Их боевой строй по-прежнему являлся грубым подобием фаланги, имеющей, якобы, одинаковое число рядов в глубину и в ширину. Воины первого ряда нередко в опасных боях связывали себя веревками, продевая их в свои металлические пояса. Нравы кимвров были грубы. Мясо часто ели сырым. Своих королей — предводителей они выбирали из самых храбрых воинов, по возможности из самых высоких ростом. Подобно кельтам и вообще варварам, они нередко заранее условливались с противником о дне и месте боя и перед началом боя вызывали отдельных неприятельских воинов на поединки. Перед боем они выражали презрение к врагу непристойными жестами и поднимали страшный шум… Кимвры дрались храбро, считая смерть на поле брани единственной приличествующей свободному человеку. Зато после победы они предавались самым диким зверствам». (80, т. 2).

С большим уважением о германцах пишет Цезарь, лично имевший с ними дело. О битве с германским племенем нервиев в Галлии он рассказывает:

«Со своей стороны, враги даже при ничтожной надежде на спасение проявляли необыкновенную храбрость: как только падали их первые ряды, следующие шли по трупам павших и сражались, стоя на них; когда и эти падали и из трупов образовывались целые груды, то уцелевшие метали с них, точно с горы, свои снаряды в наших, перехватывали их метательные копья и пускали назад в римлян». (15,т.1).

Разница между военным искусством кельтом и германцев все же была. Последние не умели так хорошо обрабатывать металлы и, соответственно, их вооружение было хуже, чем у кельтов. Германцы широко использовали трофейное оружие — как галльское, так и римское.

Кельтские племена объединяла общая духовная (жреческая) прослойка — друиды. Германцы не имели такого объединяющего фактора, поэтому в случае войны им приходилось надеяться только на свою общину или род. Племена германцев не воспринимали себя как единый народ и поэтому много воевали между собой. Источниками их существования были: скотоводство, в меньшей степени земледелие, торговля, рыболовство и охота.

Тацит упоминает, что германцы с большим азартом участвовали в военных состязаниях, которые проводились во время народных праздников. Одним из видов соревнований были прыжки через вкопанные в землю острием вверх мечи или копья.

Большую часть войска любого германского рода или племени составляло ополчение, привлекаемое на случай крупного похода или обороны от нападения врага.

Наряду с воинами рода, существовали отдельные военные дружины, состоящие из изгнанных или ушедших из общины мужчин — «фридлозе». Семей и хозяйств они не имели, смыслом их жизни являлась война. Кочуя от рода к роду, от племени к племени, эти воины предлагали свои услуги за часть в добыче или отдельную плату. Часто по своему желанию фридлозе совершали набеги на римлян, кельтов, славян…

Германцы знали строй-фалангу и иногда применяли его. Уяснив для себя его слабости, они пошли дальше, предпочтя построение клином (cuneus). Позднее у викингов этот вид строя назывался «свинфикинг». Такое построение удобно тем, что не требует больших пехотных масс, как фаланга. В большом сражении, для которого могли объединиться сразу несколько общин, каждая из них могла воевать отдельным подразделением, по принципу римских манипул. Это было эффективно еще и потому, что германцы не имели зачатков государственности, как кельты и не могли созвать большие массы народа на сборы для обучения.

Прогрессивность клина (необязательно правильного треугольника) была в том, что в бою он не имел на линии фронта слабых мест, как фаланга. Слабость углов фаланги уже была объяснена. В клине в рядах находилось только четное или только нечетное число бойцов; скажем, в первом ряду — шесть воинов, во втором — восемь, в третьем — десять, в четвертом — двенадцать и т.д. до наиболее подходящего, по мнению полководца, количества. Затем это число повторялось в каждой последующей шеренге по всей глубине строя.

Разница была в том, что в фаланге воин второй шеренги на углу прикрывал двоих, а то и троих впередистоящих; а в клине была постоянная связка как минимум из двух-трех воинов. Есть сведения, что германцы использовали очень длинные копья — до 5 метров. Это говорит о том, что они вполне могли задействовать в рукопашной и четвертый ряд бойцов. Воины правого фланга клина должны были держать щиты в правой руке, как и в когорте, образовывая сплошную защитную стену. Обычно бойцы первого ряда были лучше вооружены и имели длинные щиты. Бойцы следующих шеренг действовали по уже известному шаблону, но вооружены были, конечно, похуже. У большинства единственным прикрытием являлся щит. Слабые, угловые части клина германцы убрали назад, тем самым лишая противника возможности быстро их прорвать. Пока фаланга сумеет с боков охватить клин и добраться до углов, она будет прорвана в центре и расчленена надвое, что, скорее всего, приведет к ее поражению. О таком способе ведения боя, принятом у германцев, нередко упоминает Тацит.

Не менее искусно эти воины сражались индивидуально. Римские авторы считали недостатком германских отрядов то, что они сильны своим напором, недолгого боя не выдерживают и отступают. Такое поведение германцев имеет свое объяснение. Продолжать битву, видя, что прорыв не удается, и клин частично распался, значило обречь себя на бессмысленное уничтожение. Не имея должного защитного снаряжения, врассыпную идти против копий когорты решались лишь немногие храбрецы или «одержимые» — берсерки. Обычные воины просто рассыпались (они этого не боялись в отличие от римлян) и уходили из зоны боя, чтобы в безопасности привести себя в порядок и перестроиться.

Естественно, что клин, как во время атаки, так и во время отступления прикрывали легковооруженные бойцы. Интересно то, что германцы предпочитали луку метательное оружие — дротики. Лук, несомненно используемый на охоте, в бою не нашел такого распространения. Праща также применялась, но сравниться в этом искусстве с римлянами, которые часто использовали наемников с Балеарских островов, славившихся во все времена античности искусными пращниками, они не могли.

Есть упоминания о случаях, когда воины первой шеренги перед схваткой привязывались друг к другу веревками или цепями. По этому поводу трудно сказать что-либо определенное, поскольку это, несомненно, было бы помехой в бою. Маневра такие воины лишены напрочь, а в случае смерти или ранения нескольких бойцов из этой цепочки их тела стали бы обузой для остальных. Если такое и случалось, то, скорее всего, это было связано с каким-то ритуальным обрядом.

Германская кавалерия считалась одной из лучших в Европе в эпоху античности:

«Даже привозных лошадей, до которых такие охотники галлы, покупающие их за большие деньги, германцы не употребляют, но в своих доморощенных, малорослых и безобразных лошадях развивают чрезвычайную выносливость. В конных сражениях они часто соскакивают с лошадей и сражаются пешими, а лошади у них приучены оставаться на месте, и в случае надобности они быстро к ним отступают. По их понятиям, нет ничего позорнее и трусливее, как пользоваться седлом. Поэтому, как бы их ни было мало, они не задумываются атаковать любое число всадников на оседланных конях».

«У них было шесть тысяч всадников и столько же особенно быстрых и храбрых пехотинцев, которых каждый всадник выбирал себе по одному из всей пехоты для своей личной охраны: эти пехотинцы сопровождали своих всадников в сражениях. К ним всадники отступали: если положение становилось опасным, то пехотинцы ввязывались в бой; когда ктолибо получал тяжелую рану и падал с коня, они его обступали; если нужно было продвинуться более или менее далеко или же с большой поспешностью отступить, то они от постоянного упражнения проявляли такую быстроту, что держась за гриву коней, не отставали от всадников».

Из ручного оружия германцы предпочитали топоры, которые употребляли и для метания, и для рукопашной, а также разновидности булав и простые деревянные дубинки; ими пользовались так же, как и топорами. Мечи из-за сложности изготовления использовались реже. Универсальным оружием германского воина была «фрамея» (или «фрама») — небольшое копье, длиной чуть более полутора метров. Оно имело широкий листовидный наконечник и предназначалось как для метания, так и для ближнего боя, причем фрамой можно было наносить рубящие и колющие удары, одной или двумя руками.