• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Разгром итальянцев под Гвадалахарой доставил Франко определенное удовольствие. С союзника была сбита спесь малагской победы и «генералиссимус» мог чувствовать себя в отношениях с Муссолини более уверенно. В армии мятежников распевали итальянские боевые песни, но с другим, оскорбительным для «добровольцев» с Апеннин содержанием. Офицеры-франкисты поднимали тосты за «испанскую доблесть, какого бы цвета она ни была», недвусмысленно намекая на «красных». Канарису пришлось дать указание службе абвера легиона «Кондор» о пресечении среди легионеров насмешек над итальянцами. Больше всех был взбешен Муссолини, отдавший приказ о переформировании потрепанных дивизий экспедиционного корпуса.

Но, помимо этой лирики, перед мятежниками встал вопрос о дальнейшей военной стратегии. Франко после Гвадалахары убедился, что созданная на Центральном республиканском фронте, регулярная Народная армия сильна в обороне и принял решение отказаться от дальнейших попыток овладения Мадридом. С другой стороны, успех в Малаге показывал, что на окраинных фронтах по-прежнему воюет милиция, довольно легко поддающаяся паническим настроениям.

Такой анализ привел ставку Франко к выводу о переносе центра тяжести военных действий на север с целью завоевания районов, отрезанных от основной территории республики. В этом «каудильо» активно поддерживал командующий легионом «Кондор» Шперрле, обещавший массированным действием авиации подавить республиканскую оборону (немцам явно не давали покоя лавры ВВС республики, обретенные под Гвадалахарой). Итальянцы также перебросили на север свои части. Верховным командующим операцией стал генерал Мола.

Что же представлял собой весной 1937 года республиканский Север? Это была узкая (30–50 км) примыкающая к Бискайскому заливу территория трех провинций — Бискайи, Сантандера и Астурии, — протянувшаяся на 350 км с запада на восток от Галисии почти до французской границы. Это был центр тяжелой промышленности Испании (добыча угля в Астурии, железной руды в Бискайе и черная металлургия там же). Были здесь и заводы по производству вооружений, находившиеся, правда, под постоянным обстрелом франкистов. Население Северной зоны составляло 1,7 миллионов человек.

Основной проблемой республиканского Севера была его политическая разобщенность. На небольшой территории летом 1936 года образовались целых три органа управления. В Бискайе возникла Хунта обороны, сформировавшая отряды милиции общей численностью 2–2,5 тысячи бойцов. Она была очень пассивной и не оказала помощи соседней восточной баскской провинции Гипускоа, захваченной Молой в сентябре 1936 года. Только в начале сентября Хунта разоружила в Бильбао гарнизон и гражданскую гвардию, передав милиции 1500 винтовок и 8 пулеметов.

В Сантандере образовалась Директория во главе с гражданским губернатором провинции, находившимся под влиянием социалистов. Она также медлила с разоружением пехотного полка регулярной армии и частей гражданской гвардии (2–2,5 тысячи человек), имея в рядах милиции в начале осени только 800 бойцов. И все же Директория была более активной и оказывала помощь людьми и оружием своим восточным (Бискайя) и западным (Астурия) соседям.

В Астурии, как было показано выше, мятежному полковнику Аранде с 5 тысячами солдат и фалангистов удалось укрепиться в столице провинции Овьедо. Город окружали всего 2,5 тысячи бойцов милиции, половина из которых была вооружена охотничьими ружьями и динамитом. Власть в Астурии осуществлял Совет обороны во главе с одним из лидеров восстания октября 1934 года социалистом Белармино Томасом. В этот орган входили все партии и организации Народного фронта. Всего под началом Совета было около 5 тысяч бойцов милиции, вооруженных винтовками, 20 пулеметами и 5 орудиями.

В совокупности в начале сентября 1936 года в рядах защитников республики на Севере насчитывалось 10 тысяч человек. Однако не было единого командования, и дело доходило даже до организации таможенных постов на границах между тремя провинциями.

Каждая из провинций выпускала свои эрзац-деньги, а контролировавшие портовый астурийский город Хихон анархисты вообще отменили их, введя «либертарный коммунизм», продолжавшийся до конца 1936 года.

К весне 1937 года республиканский Север испытывал большие трудности со снабжением населения продовольствием. Мяса практически не было, и его выдавали только для госпиталей. По очень скудным нормам гражданское население получало по карточкам молоко, сахар, хлеб и жиры. В целом потребление продовольствия, по сравнению с довоенным временем, снизилось по отдельным категориям следующим образом: жиры — на 75 %, сахар — 70–90 %, мясо — 95-100 %, хлеб — 75 %. Картофель в январе — феврале 1937 года населению вообще не выдавался.

С самого начала мятежники организовали с моря блокаду Севера, которую осуществляли линкор «Эспанья», крейсера «Адмирал Сервера» и «Веласко». На стороне республики было две подлодки и два эсминца, а также несколько вооруженных гражданских судов. После того, как Север в начале сентября 1936 года был отрезан от Франции, единственным путем его снабжения был прорыв морской блокады или доставка грузов самолетами через территорию, занятую мятежниками. Привозимых самолетами из центра 30–50 тысяч патронов за рейс хватало милиционерам на 5 выстрелов на каждую винтовку в день.

Летом-осенью 1936 года обе стороны считали Северный фронт второстепенным, так как судьба войны решалась под Мадридом. Тем не менее, и на Севере шли военные действия.

Колонна мятежников из Галисии настойчиво пыталась деблокировать окруженный гарнизон в Овьедо, а народная милиция стремилась разгромить его до подхода подкрепления. Первый штурм Овьедо силами до двух батальонов при поддержке артиллерии начался в начале сентября, но уже на второй день атаки у милиции кончились боеприпасы. С другой стороны, колонна мятежников из Галисии 15 сентября 1936 года захватила город Градо в 25 километрах от Овьедо. В свою очередь, 5 тысяч республиканцев с трех сторон начали 4 октября второй штурм столицы Астурии и, прорвав созданное Арандой тройное кольцо обороны, 7 октября вышли к городской черте. 17 октября положение окруженного гарнизона стало критическим. В тот момент Франко уделял Овьедо уже больше внимания, чем Мадриду, постоянно напоминая Моле о необходимости ускорить деблокаду Аранды. Нащупав слабое место в обороне милиции и воспользовавшись слабой координацией действий отдельных отрядов, мятежники в самый последний момент прорвали фронт и 17 октября соединились с гарнизоном Овьедо. Был создан узкий коридор, по которому было налажено снабжение овьедской группировки боеприпасами. Попытки расширить коридор были сорваны контратакой милиции, которая в результате стала простреливать эту узкую артерию снабжения Овьедо. Теперь у обеих сторон вокруг Овьедо было по 9 тысяч человек: на помощь астурийцам прибыли отряды басков, один из которых назывался «Россия». 27 ноября 1936 года коридор был практически перерезан, но милиция не смогла удержать завоеванные позиции опять таки из-за нехватки боеприпасов.

Чтобы ликвидировать морскую блокаду Северной зоны, правительство республики решило 25 сентября 1936 года направить республиканский флот в Бискайский залив (линкор, крейсер и 6 эсминцев). До того дела у ВМС республики на севере (как, впрочем, и везде) не клеились. 19 сентября, когда мятежники атаковали одну из республиканских субмарин, ее командир сразу решил сдаться. Произошла стычка с экипажем, который хотел затопить подлодку. В результате экипаж был расстрелян подобравшим его кораблем франкистов.

Но, прибыв на Север, флот оказался без горючего и настоящего дела, так как на фронтах наступило затишье. К тому же корабли стали подвергаться налетам итало-германской авиации. Поэтому уже 10 октября 1936 года, оставив в Бискайском заливе два эсминца, флот вернулся в Картахену. В целом, операция была задумана неплохо, но команды кораблей просто были неспособны на осуществление масштабных боевых действий. Единственной пользой северного похода ВМС республики была доставка 2000 винтовок, что было каплей в море.

Война в воздухе на Севере в августе-сентябре 1936 года характеризовалась малочисленностью самолетов с обеих сторон (республиканцы имели на 16 сентября 1936 года 5 «бреге 19», 1 «ньюпор 52» и еще 4 устаревших самолета разных типов). Поэтому воздушные бои были редкостью и авиация использовалась «классически», т. е. для нанесения бомбовых ударов по важным объектам противника. 23 сентября на севере разом появились все наличные немецкие истребители «хейнкель 51», которые только за один день 26 сентября сбили три республиканских самолета. Но на счастье защитников республиканского Севера, немцы уже 29 сентября вернулись под Мадрид. В октябре 1936 года республиканцы перебросили на Север еще 6 «бреге», но немцы, опять появившиеся на Севере, завоевали господство в воздухе, существенно мешая атакам на Овьедо. Республиканцы использовали на Севере авиетки и спортивные самолеты, которые оснащались примитивным стрелковым вооружением и легкими бомбами. Эту пеструю эскадрилью метко окрестили «цирк Кроне».

Положение несколько улучшилось, когда в начале ноября 1936 года на Север прибыли 11 советских летчиков во главе с комбригом Борисом Александровичем Туржанским (1900–1948), только что закончившим Военно-воздушную академию. А в середине того же месяца пароход «Андреев» доставил из Советского Союза 30 истребителей И-15 и авиационный бензин. В 1937 году прибыло еще несколько И-15, однако никогда истребительная авиация республики на Севере не превышала 40–50 самолетов.

С началом декабря 1936 года летчики Туржанского навели порядок в небе Севера, существенно ограничив бомбардировки со стороны численно превосходящей авиации мятежников. Советские пилоты сбили 6 самолетов противника и уничтожили на аэродромах еще 12. Сам Туржанский только за один боевой вылет сбил два самолета. 20 декабря в одном из боев комбриг был тяжело ранен и ему удалили один глаз. Однако он остался в боевом строю, а впоследствии даже стал летчиком-испытателем. За Испанию Туржанский вскоре получил Золотую Звезду Героя Советского Союза под номером 12. Начальник штаба Северного фронта Сиутат назвал советских летчиков «эскадрильей героев, руководимой львом». В марте 1937 года с Центрального фронта прилетела группа испанских летчиков и командиром эскадрильи «курносых» стал Фелипе дель Рио.

После образования правительства Ларго Кабальеро на Север был послан лейтенант (позднее майор) Сиутат, приступивший, наконец, к образованию центрального штаба по руководству военными действиями на Севере. Но более или менее крупные соединения — бригады — стали формироваться на Северном фронте только в начале 1937 года, причем, как правило, они создавались из батальонов одной и той же политической партии. В Бискайе 10 батальонов сформировали компартия и ОСМ, 11 — ИСРП и ВСТ, 5 — НКТ-ФАИ (один из них носил имя Бакунина), 3 — республиканцы и 14 — баскские националисты. В Астурии за все время войны было создано 70 батальонов, из них 30 коммунистических, 20 социалистических, 12 анархистских и 5 республиканских (то если состоящих из членов республиканских партий).

Главной политической силой в Бискайе была Баскская националистическая партия (БНП), которую условно можно назвать по ее политической линии христианско-демократической. Несмотря на давление Ватикана, она не пошла в феврале 1936 года на союз с правыми силами и выставила своих кандидатов. Программа Народного фронта казалась БНП слишком левой и антиклерикальной. После начала мятежа БНП встала на сторону республики, так как только она обещала Стране басков долгожданную автономию. И действительно, уже 1 октября 1936 года испанские кортесы утвердили автономный статут Страны басков (в которую включались провинции Алава, Гипускоа и Бискайя), сходный с автономным статутом Каталонии. 7 октября 1936 года в столице Бискайи Бильбао выборщики от муниципальных округов избрали лидера БНП Хосе Антонио де Агирре председателем Временного правительства Страны басков, куда вошли партии Народного фронта и БНП (причем последняя заняла в кабинете ключевые посты).

Политика Временного правительства сильно отличалась от той, которая проводилась на остальной территории республики. Не были взяты под контроль ведущие промышленные предприятия (даже и военные). Сохранялись в неприкосновенности позиции церкви, и священники были прикомандированы к сформированным БНП батальонам милиции. В английском кабинете даже говорили, что политическая и экономическая система Страны басков гораздо ближе Великобритании, чем республика или франкистская зона.

Такой консерватизм БНП, конечно, не одобрялся левыми силами основной республиканской зоны. Подспудно эти настроения приводили к тому, что на Север не посылалось достаточное количество военной помощи (хотя это было затруднено и по объективным причинам). Левые социалисты и часть коммунистов полагали, что если БНП следует своим путем во внутренней политике, то и воюют пусть на свой страх и риск. Наконец, республиканские военные не без оснований полагали, что исход войны все равно решится в центре вне зависимости от судьбы Севера. Такие настроения, конечно, не были преобладающими, но определенное влияние на политику республиканского центрального правительства все же оказывали. В марте 1937 года советский представитель на республиканском Севере И. Туманов прозорливо сообщал Литвинову, что дальнейшее пренебрежительное отношение Валенсии (т. е. центрального правительства) к Северу будет иметь тяжелые последствия.

В ноябре 1936 года на Севере началась мобилизация в боевые и строительные части, возводившие вокруг Бильбао полосу укреплений, которую окрестили «железным поясом». Были организованы офицерские школы под руководством кадровых военных.

Наконец, в ноябре 1936 года правительство Басконии решило начать наступление с целью освобождения провинции Алава, являвшейся согласно статуту составной частью автономии. При этом БНП настояла на том, чтобы в операции приняли участие только баскские воинские части (15 батальонов). Основные силы (9-10 батальонов) должны были нанести удар на юг в направлении города Вильяреаль, а три других батальона наносили отвлекающий удар на восток, страхуя левый фланг главной группы войск.

15 декабря ударная группировка перешла в наступление, стремясь окружить Вильяреаль. Фронт был прорван и открылся путь в глубокий тыл мятежников. Но вместо того, чтобы окружить Вильяреаль и двигаться дальше на юг, баски ввязались в затяжные бои на подступах к городу, израсходовав все резервы. А между тем правительство Страны басков не разрешило бригаде астурийцев, стоявшей в боевой готовности на границах автономии, принять участие в боях. Многообещающее наступление завязло. Франко перебросил на помощь своим войскам немецкую авиацию и войсковые подкрепления, но все контратаки были отражены басками.

В январе 1937 года командование Севера произвело небольшую операцию силами трех батальонов в направлении столицы мятежников Бургоса, которая находилась всего в 50 километрах от фронта и 6 февраля решило нанести здесь же массированный удар.

К тому времени армия Севера насчитывала в своих рядах 100 тысяч бойцов (140 батальонов), на вооружении которых было 244 орудия и 1000 пулеметов. В каждом батальоне было примерно 400 винтовок и 4–6 пулеметов (батальон франкистов имел на вооружении 500 винтовок, 12 пулеметов и 2 мортиры, т. е. его огневая мощь в два раза превосходила батальон республиканцев). Вооруженные силы Севера были организованы в бригады, дивизии и корпуса (в Астурии и Сантандере в них были политкомиссары).

Две бригады и одна дивизия нанесли из Астурии удар на юг, и передовые части дошли до окрестностей крупного города Леон. Но все же это был отвлекающий удар, так как основной целью наступления было взятие Овьедо. В этой операции участвовала и баскская дивизия. Командование извлекло уроки из осенних боев, когда удар наносился по одному месту овьедского коридора, и мятежники могли быстро маневрировать резервами. На этот раз наступление началось в самом Овьедо и по всему периметру коридора.

В результате атак, в которых отличились баски, Овьедо фактически вновь оказался в окружении. Аранде пришлось для снабжения своего гарнизона использовать вьючных лошадей.

Операции вооруженных сил Севера страдали теми же недостатками, что и бои их товарищей из основной республиканской армии. Командиры, как правило, хорошо организовывали оборону и могли успешно провести наступление на конкретный видимый объект (дом, группу деревьев и т. д.). Но дальше терялась связь между отдельными подразделениями, занятая территория плохо подготавливалась к обороне, и командиры не знали, как развить успех. Это была, как выразился Висенте Рохо, боязнь открытого пространства. Батальоны все время опасались, что их обойдут, и при малейших признаках этого сразу отступали на старые, хорошо знакомые позиции.

Командование республиканской армии не исключало в феврале-марте 1937 года большого наступления мятежников на Севере, и для организации обороны туда в январе был направлен кадровый военный генерал Франсиско Льяно де Энкомьенда (1879–1963). Этот офицер получил генеральское звание при республике в 1931 году и в июле 1936 года в Барселоне отказался поддержать мятеж. Затем Льяно выступил свидетелем на суде против главы барселонских путчистов генерала Годеда, получившего высшую меру. Рассчитывать на милость мятежников ему никак не приходилось. Генерал разместил свою штаб-квартиру в Сантандере, но правительство Страны басков наотрез отказывалось подчинить ему свои вооруженные силы. До прибытия Льяно и Сиутата штаб Северного фронта практически не функционировал и занимался по оценкам советских советников только «прожектерством».

Всего у басков было 75 батальонов (из них только 27 сформировала БНП, остальные были выставлены КПИ, ИСРП, республиканцами и анархистами), сведенных организационно в 14-й корпус. В то же время в этом корпусе не было бригад и дивизий; поэтому для каждой операции собирались новые группы батальонов, что мешало оперативно организовывать и атаку, и оборону: отсутствовали постоянные штабы. Баски защищали 120-километровый фронт на востоке и юге, имея 10 батальонов в резерве. Вооружение состояло из 450 пулеметов, 184 мортир и 46 орудий. Вся истребительная авиация Севера весной 1937 года насчитывала пятнадцать И-15 (и еще примерно столько же различных устаревших моделей разведчиков и бомбардировщиков). Оборонительные рубежи состояли из двух-трех линий окопов с пулеметными гнездами, но без укрытий от артиллерийского огня и авиаударов. На направлении будущего главного удара мятежников в районе Очандиано глубина обороны достигала 3–4 километров (в других местах 600–800 метров), и некоторые высоты были оборудованы телефонной связью.

Мола предполагал, как бы продолжая операцию сентября 1936 года по овладению Сан-Себастьяном, наступать на Страну басков с востока и юго-востока. Ударная группировка мятежников состояла из 30 тысяч человек, костяком которой были 4 наваррские бригады карлистов, привыкшие, как и баски, вести войну в родных для них горных условиях. На направлении главного удара в секторе Очандиано Мола сосредоточил две наваррские бригады (24 батальона) против 5 республиканских. Подавляющим было превосходство мятежников в боевой технике. Их поддерживали 80 немецких и 70 итальянских самолетов, 250 орудий и 60 танков. Мола рассчитывал завершить завоевание Страны басков за три недели. Весь план операции разрабатывался под руководством командующего легионом «Кондор» генерала Шперрле.

Над республиканским Севером готовился к своему боевому крещению один из лучших самолетов Второй мировой войны истребитель «Мессершмитт 109» (Bf 109). Первые четыре опытных образца «Мессершмитта» прибыли в Испанию в разобранном виде в ноябре 1936 года. Вместе с другими новейшими самолетами люфтваффе («Хейнкель 111», «Дорнье 17» и «Юнкерс 86») их свели в экспериментальную группу легиона «Кондор» VK /88 (Versuchsкommando 88). Поставлявшиеся в Испанию истребители Ме-109 серий В (39 машин), С (5), D (36) и Е развивали скорость от 465 до 550 км в час и имели на вооружении 2–4 пулемета. Всего на стороне мятежников в годы войны воевали 136 “Мессершмиттов”, которые пилотировали только немцы. С прибытием Ме-109 “Хейнкели 51” начали использоваться как штурмовики, и их стали передавать испанцам.

6 декабря 1936 года Ме-109 сбил первый самолет республиканцев на Центральном фронте. Однако в первой партии истребителей обнаружилось много конструктивных дефектов (например, на крутых виражах отваливалось слабое хвостовое оперение, не отличались надежностью двигатели), и самолеты вернули в Германию на доработку. В феврале 1937 года в порту Кадиса разгрузили уже 15 серийных «Мессершмиттов». Немцы не решились применить новинку под Мадридом, где им противостояли закаленные в боях советские пилоты и местом дебюта истребителей был определен Северный фронт. Легион «Кондор» тщательно готовился к будущим боям. Немцы выдвинули к линии фронта наземные посты воздушного наблюдения и оповещения, развернули запасные и дополнительные пункты управления и связи в Бургосе, Леоне и Логроньо. Учитывая сложный горный рельеф местности, на некоторых возвышенностях были установлены радиомаяки. На фронте постоянно находились авианаводчики со средствами связи.

31 марта 1937 года началось наступление франкистов на республиканский Север. Мола обратился к его защитникам с ультиматумом, угрожая в случае продолжения сопротивления сровнять Бискайю с землей. «У меня есть для этого средства», — заявил бывший «Директор». И уже в первый день немцы их продемонстрировали, разрушив мирный городок Дуранго (при этом погибли 127 человек и 131 потом скончался от ран). Это было первый в истории войн пример ликвидации с воздуха целого населенного пункта.

Легион «Кондор» буквально висел над позициями басков и его самолеты преследовали даже одиночные автомобили. Когда немцы заправлялись, их «страховала» тяжелая артиллерия. Но, несмотря на это, в течение четырех дней Мола не мог сдвинуться с места. В гневе он приказал Шперрле начать уничтожение с воздуха промышленных предприятий Бильбао. Но даже немцам этот приказ показался слишком варварским, и они захотели услышать его от самого Франко. «Генералиссимус» не стал заходить так далеко. Во-первых, он считал, что предприятия тяжелой промышленности пригодятся ему самому (Мола, как ярый монархист, открыто говорил, что все беды Испании от заводов и их рабочих: чем меньше останется тех и других, тем лучше). Во-вторых, в промышленность Страны басков было инвестировано много английского капитала, а Франко никак не хотел ссориться с Лондоном, чтобы в нужный момент разыграть английскую карту против своих слишком навязчивых друзей из Берлина и Рима.

Наконец, 4 апреля Мола взял Очандиано, вклинившись в линию обороны республиканцев на 10–12 километров. 6 апреля немецкие «мессершмитты» сбили первый И-15, который пилотировал 18-летний испанский летчик. Но затем вплоть до 20 апреля мятежникам пришлось, неся большие потери, выдерживать яростные контратаки баскских резервов и астурийских бригад. Многие высоты несколько раз переходили из рук в руки и если бы не господство в воздухе германо-итальянской авиации, то Моле пришлось бы отступить. Немцы официально потребовали от генерала активизировать наступательные действия, и Мола призвал на помощь едва оправившихся от гвадалахарского разгрома итальянцев.

20 апреля 15 наваррских батальонов пошли на штурм высот Инчорт после полуторачасовой артподготовки и бомбежек силами всей авиации. Но два батальона басков держались героически. Они отступили только тогда, когда мятежники проникли к ним в тыл, где практически разбежался батальон анархистов. 24 апреля вдоль побережья начали наступать итальянцы. 22 апреля немцы сбили командира эскадрильи «курносых» Фелипе дель Рио, который на тот момент был лучшим асом республиканского Севера: одержал 7 побед.

Глава правительства Страны басков Агирре каждый день слал телеграммы в Валенсию с просьбой срочно прислать на помощь авиацию, так как бесконечные и безнаказанные бомбардировки начали сказываться на боевом духе бойцов. В ответ ему сообщали о плохой погоде и технических трудностях перелета через территорию, занятую мятежниками. Многие в Стране басков приходили в отчаяние. Росли антикоммунистические настроения: солдаты говорили, что им нужны не политкомиссары, а советские самолеты.

Чтобы окончательно сломить волю басков к сопротивлению, 26 апреля 1937 года немецко-итальянская авиация (23 «юнкерса», четыре новейших бомбардировщика «хейнкель-111», три «савойи СМ 81» и один «дорнье-17» в сопровождении 12 истребителей) в 16 часов 30 минут подвергла массированной бомбардировке священный для басков город Герника с 7000 жителей в 15 километрах от фронта. В этом городе рос старинный дуб, около которого испанские короли давали клятву соблюдать древние вольности и привилегии басков. Тот день в Гернике был ярмарочным: в город съехались крестьяне из окрестных деревень. Немцы завалили это скопление людей на центральной площади зажигательными и осколочными бомбами, сбросив в общей сложности 50 тонн смертоносного груза. Было убито 1645 и ранено 889 мирных жителей. В мире поднялась волна протестов, и немцы попросили Франко отрицать их участие в налете. Итальянцы публично открестились от Герники. После занятия города 28 апреля войсками мятежников специальная команда «Кондора» очистила его от остатков бомб. Иностранным корреспондентам было заявлено, что Гернику сожгли отступающие баски (вплоть до 1960-х годов франкисты упорно держались этой версии). Потом стали объяснять, что в Гернике сконцентрировалось много республиканских войск, что было явной ложью. Бомбардировкой Герники Франко и немцы добились обратного эффекта: ненависть к ним среди басков только возросла, и на сторону защитников Басконии встало все мировое общественное мнение.

Над Герникой «во всей красе» проявил себя лучший бомбардировщик испанской гражданской войны со стороны мятежников — немецкий «Хейнкель 111» (франкисты называли его «педро»). Этот цельнометаллический двухмоторный бомбардировщик был своего рода ответом на советский СБ. Он был немного медленнее «катюшки» (максимальная скорость 370–390 км в час), имел меньшую дальность полета, но зато в полтора раза превосходил советский самолет по бомбовой нагрузке (1500 килограмм). Первые «Хейнкели 111» появились в Испании еще в феврале 1937 года и их дебют был неудачным: в марте под Гвадалахарой итальянская ПВО по ошибке сбила один «хейнкель». Всего из направленных в Испанию за годы войны 95 бомбардировщиков этого типа было сбито 28. 21 разбился или был поврежден в результате аварий. Люфтваффе высоко оценила боевые заслуги «Хейнкелей 111» в Испании и бомбардировщик использовался немцами на всем протяжении Второй мировой войны (в том числе, и для налетов на Москву). В испанской армии «хейнкели» стояли на вооружении до конца 1950-х годов.

Между тем весь март и апрель Лондонский комитет по невмешательству занимался вопросами вывода иностранных добровольцев и организацией контроля морских и сухопутных границ Испании. Немцы и итальянцы прибегали к проволочкам, пытаясь перевести дискуссию на тему об испанском золоте, «похищенном Советами». А 23 марта представитель Италии в Комитете прямо заявил, что ни один итальянский «доброволец» не покинет Испанию до полной победы Франко.

Французское правительство Народного фронта, узнав о трагедии Герники, приняло решение негласно открыть франко-испанскую границу, через которую пошли опломбированные поезда с советскими военными грузами (правда, вскоре под давлением Англии граница была вновь закрыта).

6 апреля 1937 года мятежники объявили о полной морской блокаде республиканского Севера, включая запрет на перевозку туда продовольствия иностранными судами. Будучи бит на фронте, Мола решил задушить противника голодом. Основную часть грузов на Север республики перевозили английские торговые суда, и мужество их капитанов подкреплялось баснословными гонорарами, которые была вынуждена платить республика. Однако, когда английский пароход «Торпхолл» был остановлен в 5 милях от берега крейсером мятежников «Адмирал Сервера», на горизонте показались два британских эсминца, и «Торпхоллу» немедленно разрешили продолжить свой путь в Бильбао. Но скрытые сторонники франкистов в Великобритании, включая сидевшего во французском городе Андай посла в Испании Чилтона, всячески убеждали адмиралтейство, что блокада мятежников эффективна и рейды Бильбао заминированы. Английское правительство после этого рекомендовало находящимся в море британским торговым судам зайти во французский порт Сент-Жан-де-Лус до выяснения обстановки.

В палате общин разразились бурные дебаты. Либералы и лейбористы требовали обеспечить английским судам эффективную защиту в международных водах. Пока парламентарии спорили, капитан одного из английских пароходов на свой страх и риск вышел 19 апреля из Сент-Жан-де-Луса и, не встретив на своем пути ни мин, ни кораблей мятежников, спокойно вошел в Бильбао. Всем стало ясно, что Франко блефует. Когда сразу же после этого «Адмирал Сервера» все же остановил британское судно «Макгрегор», по сигналу SOS последнего подошли военные корабли Великобритании и «попросили» «националистов» оставить «Макгрегор» в покое. Поняв этот доступный им язык силы, франкисты впоследствии даже не пытались мешать британскому судоходству.

Между тем войска Мола дошли до устья реки Герника, и 1 мая 1937 года итальянцы заняли портовый город Бермео. За 30 дней боев неудачливый Мола продвинулся всего на 20 километров, т. е. по 750 метров в день. И то, главные заслуги этого скромного успеха следует отнести на счет легиона «Кондор», командующий которым Шперрле уже в открытую стал сомневаться, что при таких темпах продвижения вообще удастся взять Бильбао.

Горя желанием отомстить за Гернику, баски, наконец, реорганизовали свои части в бригады, провели дополнительную мобилизацию и имели на фронте в начале мая 17 баскских, 5 астурийских и 2 сантандерские бригады трехбатальонного состава, сведенные в 5 дивизий. В конце апреля попытались поднять мятеж в Бильбао два батальона анархистов, которые, правда, быстро сложили оружие и выступили на фронт, чтобы делом доказать свою преданность революции.

Баски нанесли мощный контрудар по Бермео, отбив город и взяв в плен батальон итальянцев из дивизии «Черные стрелы». Оставшиеся срочно потребовали подкреплений. На помощь подошли 24 батальона наваррцев, марокканцы и еще одна итальянская дивизия «23 марта». Интересно, что со стороны мятежников в составе 2-й танковой роты легиона «Кондор» наряду с 13 немецкими танками Pz-I воевали и три трофейных советских Т-26. Республиканцы успели получить в августе 1936 года до закрытия границы из Франции 39 танков «Рено FT-17» (3 из них были вооружены только пулеметами), а в марте 1937 года из Польши в Сантандер прибыли еще 16»рено». Но с немецкими и, тем более советскими танками, эти тихоходные черепахи времен Первой мировой войны сравниться не могли.

Всю первую половину мая фронт басков у моря держался, хотя с фланга его обстреливал флот мятежников. 13 мая второй по результативности за всю войну ас ВВС республики Леопольдо Моркильяс (1915–1989) на своем И-15 сбил первый «мессершмитт» в испанском небе. Всего Моркильяс уничтожил 21 самолет противника. После поражения республики Моркильяс эмигрировал в СССР, где служил в советских ВВС и вышел в отставку в 1948 году в звании подполковника. Бывший ас осел в Туле, где женился и жил до самой смерти. Конечно, «курносые» уступали «мессершмиттам», но испанские и советские летчики компенсировали техническое превосходство немецких истребителей оригинальными тактическими приемами. Так, «чатос» нередко атаковали немцев в лоб и те, не выдержав психологического поединка, разворачивались, подставляя под удар «хвост».

22 мая Прието, наконец, послал на Север 10 истребителей, 7 из которых долетели благополучно, но не могли, разумеется, противостоять уже около 200 немецким и итальянским самолетам. Одновременно армия Севера была разделена на две части. Льяно Энкомьенда остался руководить уже только вооруженными силами Астурии и Сантандера, а басков возглавил прибывший из центральной зоны республики генерал Улибарри. Оценив ситуацию, он в телеграмме предложил Прието на выбор два пути: либо запереться в Бильбао, опираясь на «железный пояс» укреплений вокруг города, либо оставить Страну басков и, сохранив ее армию, отступить на запад в Сантандер. Было решено сражаться на «железном поясе». Траншеи этой линии периметром 80 километров проходили в 10–15 километрах от Бильбао, не опираясь на естественные препятствия. Лучше всего укрепленной оказалась почему-то западная часть пояса, обращенная в сторону республиканского Сантандера. В наиболее же опасной восточной части «железный пояс» состоял из 2–3 траншей с незаконченным профилем и пулеметных гнезд без укрытий для бойцов. Самое же страшное было в том, что еще 27 февраля 1937 года на сторону мятежников перебежал с подробным планом главный архитектор «железного пояса» майор Гойкоэчеа.

12 июня 1937 года в наиболее слабом месте, указанном предателем, пошли в атаку сразу три наваррские бригады, путь которым прокладывали 100 орудий, 50 истребителей и 70 бомбардировщиков. К 15 часам в обороне республиканцев была пробита километровая брешь, куда хлынули наваррцы, и к концу дня прорыв был расширен до трех километров. За день до этого глава баскского правительства Агирре прислал в Валенсию последнюю полную отчаяния телеграмму с требованием хотя бы в самый критический момент проявить солидарность с его автономией и прислать, наконец, самолеты. Прието пытался направить их через Францию, но уже с 3 мая 1937 года действовал международный режим контроля границ, и голландский наблюдатель вернул самолеты обратно, предварительно сняв с них пулеметы.

3 июня в авиакатастрофе погиб генерал Мола. Официальная версия гласила, что на пути из Памплоны в Бургос его самолет в тумане врезался в гору. Некоторые полагали, что самолет «Директора», имевший английские опознавательные знаки (его угнал из Мадрида перешедший на сторону мятежников летчик, а республиканцы использовали английские опознавательные знаки для доставки грузов из Франции) был по ошибке сбит ПВО мятежников. Другие считали, что с потенциальным соперником свел счеты сам Франко. Мола считался «идеалистом» и презирал коррупцию и подобострастие, окружавшие нового «вождя». Как бы то ни было, Франко поручил руководить войсками на Севере генералу Давиле, который, как и Мола, слыл убежденным монархистом, что было важно для мотивации карлистов в решающей битве за Бильбао.

13 июня Агирре собрал совещание в отеле «Карлтон» баскской столицы. Направленный после Гвадалахары на Север под именем «генерала Янсона» Горев (за разгром итальянцев под Гвадалахарой его произвели в комдивы) рекомендовал последовать примеру Мадрида и драться за каждый дом. Его поддержали коммунисты. Однако баски не хотели разрушения своей столицы и было принято решение отступать в Сантандер. Хотя 14 июня астурийские бригады предприняли мощную контратаку, баски уже начали отход. Некоторые лидеры БНП в последний момент попытались договориться с врагом. К чести сражающихся, надо сказать, что ранее они отвергали попытку Ватикана оказать посредничество в заключении сепаратного мира между басками и Франко. Госсекретарь (т. е. глава внешнеполитического ведомства) Ватикана кардинал Пачелли направил обычной почтой Агирре через Париж соответствующее письмо. Но, по ошибке, французская почта послала его не в Бильбао, а в Валенсию, где оно попало в руки тогдашнего премьера Ларго Кабальеро. Тот заподозрил басков в двурушничестве, а те его — в провокации. На самом деле баски отвергли в апреле-мае все предложения о сепаратном мире.

Но теперь министр юстиции баскского правительства Лейсаола отказался выполнить приказ о разрушении мостов и ведущих оборонных предприятий. Он же выпустил из тюрем 2000 арестованных членов «пятой колонны».

И все же Бильбао продолжал сражаться. Вступивший в командование первой баскской дивизией бывший командующий XIV-й интербригадой эльзасец Лутц создал новый фронт вокруг города. 16 июня поступил приказ Прието удерживать город любой ценой. 17 и 18 июня компартия призвала жителей Бильбао «превратить каждый дом в крепость». 17 июня бои начались непосредственно в городе. Попытка «пятой колонны» поднять мятеж была быстро подавлена анархистами. В тот же день на город обрушилось более 20 тысяч снарядов, и 18 июня правительство Страны басков отдало приказ об отступлении на запад. И, тем не менее, в этот день несколько батальонов отказались подчиниться приказу и контратаковали мятежников, отбив у них казино «Арчанда».

Днем 19 июня 1937 года в Бильбао вошли первые части наваррцев. На улицы вышли 200 членов «пятой колонны», размахивавших монархическими флагами. Но тут неожиданно появился республиканский танк и разогнал толпу, после чего удалился к своим в западном направлении.

Потеря Бильбао и Страны басков была тяжелым ударом для республики. В плен попало 10 тысяч бойцов из батальонов БНП. Враг захватил нетронутой всю тяжелую промышленность, 18 тысяч снарядов и 3 млн патронов. Во время баскской кампании немцы потеряли от огня советских истребителей два бомбардировщика «хейнкель 111». Сначала эти машины летали на бомбежки без истребительного сопровождения, так как преобладавшие среди ВВС республики на Севере И-15 уступали им в скорости. Однако с появлением И-16 картина изменилась и немцам пришлось прикрывать свои новейшие бомбардировщики.

Первоначально Франко, не желая раздражать итальянцев, не проводил в Бильбао массовых репрессий против мирного населения. Еще в марте после зверств в Малаге он обещал итальянскому послу, что лично будет рассматривать все смертные приговоры. Каудильо так и делал, но с удовольствием и быстро подписывал целые пачки расстрельных списков. Теперь это было уже «законно». Мятежники сразу распустили все автономные органы Страны басков и запретили баскский язык. В боях погибло 11 тысяч басков и еще 15 тысяч были убиты в ходе бомбежек «Кондора». 49,5 тыс. получили серьезные ранения и 21,5 тыс. были расстреляны до конца войны. В лагерях и тюрьмах к 1939 году томились 86 тысяч заключенных-басков и 150 тысяч были вынуждены покинуть родину. Почти 600 тысяч подверглись другим, более «мягким» формам преследований (штрафы, конфискация имущества и банковских счетов, увольнение с работы и т. д.). 31 июля 1937 года, следуя примеру своих германских друзей, фалангисты сожгли в Бильбао книги Франса, Золя, Диккенса, Генриха Манна и, естественно, Карла Маркса.

С военной точки зрения, завоевание Страны басков было, прежде всего, триумфом немецкой авиации. В телеграмме Гитлеру Франко благодарил «великий германский народ и его фюрера» за оказанное доверие. А в беседе с Фаупелем «генералиссимус» крайне пренебрежительно оценил боевой вклад итальянцев и даже сказал, что не будет возражать против их отправки на родину при условии, что вооружение будет оставлено в Испании.

И все же большого повода для радости у Франко не было. Если с мощнейшей немецкой авиационной поддержкой его войска за 80 дней прошли 60 километров, то что было бы, если бы баски имели советские танки и самолеты в таком же количестве, как под Мадридом? К тому же войска Молы-Давилы понесли такие потери, что им потребовался почти месяц, чтобы возобновить наступление.

Для советских людей баски в 1930-е годы ассоциировались не только с их героическим сопротивлением, но и с турне футбольной команды Страны басков по СССР в июне 1937 года. Молодой советский футбол, игравший по старой системе «пять в линию» столкнулся с современной моделью расположения игроков «дубль вэ». Советские города встречали басков, среди которых были бойцы республиканской армии, как героев. В Москве получили заявки со всей страны на 2 миллиона билетов. Сборная клубов «Динамо» проиграла баскам 4:7, был разгромлен и «Локомотив» — 1:5. Но все ждали матча басков с сильнейшим клубом страны — «Спартаком», который усилили игроками других команд, по сути, сделав его сборной СССР. «Спартак» пошел на риск и впервые применил в матче систему «дубль вэ» с тремя защитниками. Москвичи выиграли 6:2. Но баски в ходе своего турне еще громили наши команды в Ленинграде, Киеве, Минске и Тбилиси. И, тем не менее, на них не обижались. Ими гордились как посланцами маленькой гордой страны, до последнего защищавших честь и достоинство своей родины — пусть и в условиях окружения и при чудовищном превосходстве врагов в вооружениях. Однако анархистская пресса в самой Испании не преминула съязвить и по этому поводу. Мол, как это испанцы осмелились выиграть у русских в футбол, если республика зависит от советской военной помощи.

Потеряв Басконию, республиканцы, наконец, решили нанести давно готовившийся крупный удар на Центральном фронте, чтобы оттянуть силы мятежников с Севера. Но прежде чем мы приступим к рассмотрению этой операции, необходимо осветить некоторые события международной политики в мае 1937 года, которые едва не привели к мировой войне.

Наступление мятежников на Севере активизировало пессимистов в республиканском стане. Прибывший в Лондон на коронацию короля Георга VI лидер правого крыла ИСРП Хулиан Бестейро (к тому времени правое крыло социалистов фактически уже состояло только из него самого) предложил министру иностранных дел Великобритании Идену, чтобы Англия еще раз выступила с миссией международного посредничества в Испании. Миссию Бестейро поддержал Асанья, уже потерявший веру в возможность военными методами победить Франко. Иден дал поручение английским послам в Москве, Берлине, Риме и Париже официально предложить план английского правительства по прекращению огня, отзыву иностранных добровольцев и проведению в Испании свободных выборов. Но немцы и итальянцы были против перемирия накануне падения Бильбао. А Франко честно признался Фаупелю, что любые свободные выборы приведут к победе левых сил и гибели «белой» Испании. (Здесь надо отметить, что сначала немцы называли воюющие стороны в испанской войне «красными» и «белыми», видимо, по аналогии с Советской Россией. Но затем Гитлер лично приказал всем СМИ рейха именовать мятежников «национальными силами», а их противников «испанскими большевиками».)

Несмотря на провал миссии Бестейро и инициативы Идена самоуверенность немцев чуть не привела к мировой войне.

3 мая 1937 года наконец вступил в силу международный режим контроля испанских морских и сухопутных границ (немцы и итальянцы оттягивали это событие, утверждая, в частности, что у них нет валюты для взносов в Комитет по контролю). Согласно принятой схеме южное средиземноморское побережье республики контролировал германский флот; северо-западное и южное атлантическое побережье — английский, Балеарские острова и Испанское Марокко — французский. Итальянцам досталась северная часть средиземноморского побережья республики. СССР от участия в этом механизме отказался. Корабли-контролеры получили право досматривать следующие в Испанию суда на предмет выявления военных грузов.

28 мая 1937 года итальянский представитель в Комитете по невмешательству пожаловался, что республиканская авиация бомбила стоявший на рейде столицы Балеарских островов Пальма де Майорки итальянский крейсер «Барлетто», убив 6 человек. При этом военные корабли Италии не имели никакого права находиться в этом районе, подпадавшем под контроль французского флота. Военное министерство республики к тому же заявило, что контроль не может осуществляться в испанских территориальных водах.

29 мая 1937 года республиканская авиация бомбила порт острова Ивиса (часть Балеарского архипелага), и две бомбы попали в стоявший там опять же вопреки нормам соглашения о контроле (согласно этому документу патрульные суда не могли приближаться более чем на 10 миль к испанским берегам) германский линкор «Дойчланд». Одна из бомб угодила в кубрик, в результате чего погиб 31 моряк и 74 получили ранения. Гитлер бушевал, и министру иностранных дел Германии фон Нейрату потребовалось 6 часов, чтобы его успокоить. Бешенство «фюрера», возможно, было бы еще более неистовым, если бы он узнал, что «Дойчланд» бомбил советский экипаж бомбардировщика СБ Николая Острякова (в годы Великой Отечественной войны Остряков командовал ВВС Черноморского флота и погиб под Севастополем). Кстати, немцы это предполагали, но сами не хотели идти на обострение отношений с СССР. Наши пилоты утверждали, что спутали германский корабль с крейсером мятежников «Канариас» и к тому же были обстреляны с «Дойчланд» зенитным огнем. Республиканское правительство по просьбе советской стороны, не желавшей обострения международной обстановки, заявило, что «Дойчланд» по ошибке бомбили испанские летчики.

В качестве ответной меры германская эскадра («карманный» линкор «Адмирал Шеер», эсминцы «Альбатрос», «Леопард», «Зееадлер» и «Лукс») 31 мая в 5 часов 45 минут утра бомбардировала открытый республиканский порт Альмерию, выпустив 200 снарядов, убивших 19 человек и разрушивших 35 зданий (в т. ч. пострадали городской собор, штаб-квартира Красного креста и вокзал) Причем немцы побоялись обстрелять Валенсию и Картахену, которые были сильно укреплены с моря. Да и в случае с Альмерией германские корабли держались на расстоянии 12 километров от берега и сразу же удалились, поставив дымовую завесу, как только береговая батарея начала ответный огонь. Помимо этого варварского акта, Германия потребовала твердых гарантий против повторения подобного рода инцидентов, угрожая в противном случае выйти из режима «невмешательства» (которого она, собственно, на деле никогда и не придерживалась). Новый посол Великобритании в Берлине Гендерсон упрашивал фон Нейрата не «давать красным столь желанный для них предлог к мировой войне».

Английский посол как в воду глядел, ибо на заседании правительства республики Прието предложил нанести бомбовый удар по германской эскадре. Министр обороны сознавал, что это может привести к мировой войне, но именно в этом и был смысл его предложения. Мировая война отвлечет силы Германии и Италии от испанских дел и, наоборот, поставит на сторону республики Англию и Францию. 31 мая в 8 часов 45 минут по поручению правительства собрался на экстренное заседание Генеральный штаб республики для выработки возможной реакции на агрессивные действия германской эскадры. Взвесив все «за» и «против», генштаб рекомендовал реагировать «в наступательном смысле», так как выжидательная тактика «поставила бы страну в положение депрессии и деморализации». Конкретно Генштаб предлагал атаковать подлодками немецкие корабли в Атлантическом океане (для этого нужны были резервы топлива, составлявшие на тот момент десятидневный запас) и нанести авиаудары по портам Мелилья и Пальма де Майорка, которые наиболее часто использовались германскими судами (во время войны каждые пять дней из Германии в контролировавшиеся мятежниками порты прибывало одно судно). Военные полагали, что в интересах республики было «покончить с фикцией», будто Италия и Германия не ведут войны на деле. Ознакомившись с мнением Генштаба, кабинет министров прислушался к рекомендациям Москвы и решил не рисковать и просто забыть про Альмерию.

Немцы и итальянцы картинно бушевали дальше, впрочем, не переходя определенных рамок (Гитлер в то время сам боялся европейской войны), и в конце концов вышли 22 июня из соглашения по контролю, использовав инцидент якобы торпедной атаки неизвестной подлодки против германского крейсера «Лейпциг» (хотя даже капитан его утверждал, что если торпеды и были, то прошли мимо).

Итак, Европа устояла на грани мировой войны, но война в самой Испании продолжалась. Республике необходимо было срочно спасать свой гибнущий Север.

Между тем, победа под Гвадалахарой вселила в руководство республики излишнюю и очень опасную самоуспокоенность. Это чувство укрепилось после еще одной победы Народной армии, одержанной весной 1937 года на Южном фронте, там, где военное счастье до тех пор не улыбалось республиканцам.

5 марта три колонны мятежников начали наступление в Андалусии с целью захватить ртутные месторождения Альмадена и деблокировать сидящий в осаде с лета 1936 года гарнизон гражданских гвардейцев в монастыре Святой Девы Марии (Вирхен де ла Кабеса). Первоначальным объектом удара было местечко Пособланко к северу от Кордовы на западе горной цепи Сьерра Морена. Командующий армией Юга мятежников генерал Кейпо де Льяно заявил, что Пособланко падет, как перезревший фрукт с дерева.

Однако в отличие от Малаги, народная милиция на этом участке фронта состояла из отличавшихся высоким боевым духом шахтеров, которые три недели оказывали героическое сопротивление и, в конце концов, остановили мятежников в трех километрах от Пособланко. В начале апреля командование республиканцев перебросило под Пособланко XIII-ю интербригаду, а также 6-ю и 86-ю бригады регулярной армии. 6-я бригада и XIII-я интербригада уже сражались с итальянцами под Малагой и горели желанием взять реванш.

4 апреля республиканцы начали наступление на железнодорожную станцию Вальсекильо, однако, не зная местности, двинулись не в том направлении и упустили фактор внезапности. К тому же сначала не подошли обещанные танки, и пассивно вела себя артиллерия. После четырехчасового боя станция все же была взята, причем последних мятежников выкурили с помощью танков из церкви, откуда они вели сильный пулеметный огонь. Многонациональный батальон XIII-й интербригады «Чапаев» потерял в тот день 131 человека из 600.

5 апреля, уже полностью использовав фактор внезапности, «чапаевцы» и один испанский батальон неожиданным ударом захватили еще два селения: Ла Гранхуэла (в 4 километрах к югу от Вальсекильо) и Бласкес. Причем здесь республиканцам, как ни странно, помогло их плохое знание местности. На заре они пошли в атаку не той дорогой и неожиданно вышли в тыл франкистских позиций. Было захвачено много пленных и один немецкий танк, экипаж которого состоял из немецкого офицера, португальца и трех испанцев.

6 апреля пали позиции мятежников в Сьерра-Нориа, опасно нависавшие над флангом наступающей республиканской группировки. Были захвачены сотни винтовок и 12 тяжелых пулеметов. На сторону республиканцев стали переходить солдаты мятежников. Республиканцы вплотную подошли к рудникам Пеньяройя, трубы которых они уже могли наблюдать в бинокль. Это создавало угрозу всему экспорту «национальной зоны». Подбросив подкрепления, Кейпо де Льяно 7 апреля все же смог остановить наступление противника. Большую помощь мятежникам оказали 8 «юнкерсов», в то время как у республиканцев не было поддержки с воздуха. К тому же один из офицеров перебежал к мятежникам с планами дальнейших действий.

Основную роль в срыве наступления Кейпо де Льяно, обернувшегося тяжелым поражением мятежников (они назвали это сражение «славным отступлением»), сыграли умелые действия республиканской артиллерии.

Вплоть до конца войны Южный фронт оставался спокойным. Провал наступления Кейпо де Льяно на Пособланко сделал безнадежным положение мятежников, осажденных в монастыре Вирхен де ла Кабеса. Там находилось 250 гражданских гвардейцев с семьями, 100 фалангистов и 1000 представителей богатых классов. Сначала местный Народный фронт даже не знал, на чьей стороне в войне находятся эти люди. Но гарнизон монастыря, собрав значительное количество продуктов питания, открыто объявил о своей приверженности мятежникам. С помощью почтовых голубей командир осажденных капитан Кортес наладил связь с основными силами мятежников и ему было сброшено с самолетов более 150 тонн продовольствия.

Монастырь, находившийся на вершине горы, окружало до 10 тыс. бойцов милиции, но без артиллерии взять эту мощную крепость было невозможно. Дело сдвинулось с мертвой точки, когда в конце апреля, разбив Кейпо де Льяно под Пособланко, к монастырю подошла XIII-я интербригада и при поддержке авиации начала штурм. Причем его успех предопределил разведывательно-диверсионный батальон Унгрии-Старинова. Был найден выросший в монастыре мул, на которого навьючили обложенную гвоздями взрывчатку и пару ящиков негодных патронов для отвода глаз. Одинокий всадник появился на этом муле под самыми стенами монастыря и после выстрелов мятежников «позорно бежал». По старой памяти «троянский мул» побрел к монастырю и был втянут осажденными за его стены. Спустя некоторое время в монастыре раздался мощный взрыв, и республиканцы ринулись в атаку на ошеломленных мятежников. Те никак не могли придти в себя и почти не отстреливались. 30 апреля Кортес был ранен, а 1 мая республиканцы ворвались в монастырь (ранее Франко «разрешил» гарнизону капитулировать). Кортес вскоре умер от ран в госпитале. Мятежники сразу же попытались сделать из Вирхен де ла Кабеса второй пропагандистский Алькасар.

Итак, республиканцы могли похвастаться двумя победами на юге, но их масштаб был явно недостаточен для того, чтобы отвлечь главные силы мятежников от гибнущего республиканского Севера.

Ларго Кабальеро предпочитал план нанесения главного удара по мятежникам в Эстремадуре, чтобы выйти к португальской границе и разрезать территорию, подконтрольную Франко, надвое. Для этого было необходимо как минимум 75 тысяч бойцов, в т. ч. все лучшие соединения Мадридского фронта. Командующий последним генерал Миаха и советские военные советники считали, что столь масштабное наступление не по силам молодой Народной армии, и даже в случае успеха вряд ли удалось бы удержать завоеванные позиции. В конце концов назначенный после отставки Ларго Кабальеро начальником Генштаба республики Висенте Рохо поручил советским военным советникам разработать план окружения мадридской группировки мятежников, насчитывавшей 55 тысяч человек. Но на подготовку такой операции требовалось время, и потому было решено провести пока несколько локальных контратак, чтобы все-таки оттянуть с Севера часть сил франкистов.

Первое наступление было поручено переименованному в Восточный Арагонскому фронту, который после майских событий в Барселоне возглавил генерал Посас. Была проведена определенная реорганизация частей (в т. ч. распущена 29-я дивизия ПОУМ), но основную массу солдат по-прежнему составляли анархисты. Целью наступления было взять, наконец, окруженный с трех сторон с самого начала войны город Уэску. Наступление довольно вяло шло две недели и, несмотря на большое превосходство республиканцев в живой силе, не имело никаких результатов. Было убито 1000 республиканцев, в том числе очень популярный в Народной армии генерал Лукач (Матэ Залка), которого 11 июня 1937 года сразил осколок снаряда. Лукач вместе со своим советником Батовым проводил рекогносцировку на простреливаемой мятежниками дороге. Она была защищена от глаз врага невысоким плетнем, но поднимаемая машинами пыль сводила на нет ценность этого импровизированного прикрытия. Поэтому машина Лукача попала под обстрел, во время которого он был смертельно ранен. Серьезное ранение получил и Батов.

Генконсул СССР в Барселоне Антонов-Овсеенко сообщал в Москву, что наступление под Уэской было скверно подготовлено, а авиация действовала трусливо. Танки с «испанской прислугой» (выражение Антонова-Овсеенко) работали плохо. Франкисты, судя по показаниям пленных, ждали республиканской атаки. XII-я интербригада была морально подавлена смертью своего любимого командира, а 72-я испанская бригада прибыла в небоеспособном виде (она состояла из необстрелянного пополнения и имела четыре типа стрелкового вооружения без патронов). Разведка не выявила наличия у противника железобетонных огневых точек, которые нанесли республиканцам большие потери. После провала наступления на Уэску прибывшие на Восточный фронт с центрального участка бригады были, несмотря на протесты Посаса, отозваны обратно

Другая атака к северу от Мадрида в направлении на Сеговию началась более успешно. 31 мая 1937 года три республиканских дивизии под командованием полковника Морионеса прорвали фронт мятежников и дошли до Ла Гранхи. Ударной частью республиканских сил была XIV-я интербригада. Но командующий мадридской группировкой франкистов генерал Варела оперативно подтянул части с южного фаса своего фронта и отбил атаку. Не очень хорошо в этой операции действовала авиация республиканцев, иногда бомбившая позиции собственных войск. Большие потери понесли советские штурмовики Р-5 и «Р-зет».

Провал атаки на Сеговию окончательно предопределил падение Бильбао.

Для спасения оставшейся части республиканского Севера с конца апреля активно шла подготовка к решающему удару на Мадридском фронте. На этот раз операция разрабатывалась в обстановке полной секретности. Войска перемещались ночью и занимали боевые позиции под видом участия в учениях. Даже начальник штаба Центрального фронта полковник Матальяна до последнего дня ничего не знал о предстоящей операции, которую готовил сам Рохо вместе с советскими военными советниками (наиболее существенную роль играл Малиновский).

Собственно план операции был не совсем уж и новым. Он в принципе повторял январские наброски 1937 года, когда планировалось взять мадридскую группировку Варелы в клещи, нанеся главный удар с северо-запада и вспомогательный (с Харамы) с юго-востока. Но встречное сражение на Хараме тогда расстроило всю комбинацию. Теперь ее хотели повторить, но с привлечением уже гораздо большего количества сил и средств.

Основной удар с севера в направлении на Брунете (городок с 1000 жителей) наносили 5-й и 18-й корпуса республиканской армии. 5-м корпусом (в него входили 11-я дивизия Листера трехбригадного состава и еще две дивизии, состоявшие из двух бригад каждая) командовал Модесто.

18-й корпус (три дивизии, включая XIII-ю и XV-ю интербригады) возглавлял кадровый офицер подполковник Хурадо (позднее его сменил человек, сыгравший в истории Испанской республики роковую роль — подполковник Сехисмундо Касадо).

Навстречу двум ударным корпусам должен был двинуться из южных предместий Мадрида 2-й корпус подполковника Ромеро (две дивизии, пять бригад). Соединение двух группировок планировалось в районе городка Мостолес.

План был детально разработан, и советские военные советники настояли на выделении крупного резерва (две дивизии из четырех бригад, включая две интернациональные), который должен был развить первоначальный успех. Командирам ударных частей строго предписывалось не ввязываться в бои за укрепленные населенные пункты, оставляя их ликвидацию в тылу войскам второго эшелона. Главное было в первый же день прорвать оборону и углубиться на расстояние, не позволявшее мятежникам локализовать наступление.

Руководство республики придавало операции огромное значение. Речь шла не просто об отвлечении сил мятежников с Севера, а о разгроме их основной группировки и окончании войны. Министр обороны Прието сказал президенту Асанье, что если это наступление окончится неудачей, то следует оставить все надежды на победу в гражданской войне. Ведь в бой шла лучшая часть Народной армии — Центральный фронт при поддержке практически всей имевшейся в наличии боевой техники.

Всего было собрано 85 тыс. солдат и офицеров (к концу битвы их число возросло до 110 тысяч), 250 орудий, 130 танков, 40 бронеавтомобилей и 140 самолетов. Группировка Варелы насчитывала 55 тысяч солдат, 300 орудий, 100 танков и 100 самолетов. Таким образом, в целом большого преимущества у республиканцев не было. Но на направлении главного удара им удалось создать подавляющее превосходство (в людях 6:1, в противотанковой артиллерии 4:1). Весной 1937 года в Испанию прибыли новые партии Т-26 (7 мая на пароходе «Кабо Палос» — 50 танков) и в дополнение к прежней одной было образовано четыре бронетанковые бригады, каждая из которых имела в своем составе один танковый батальон и два батальона бронеавтомобилей (советского и испанского производства). Новые танковые экипажи состояли уже исключительно из испанцев. 70 танков и 20 бронеавтомобилей должны были поддерживать основную ударную группировку под Брунете, а 2-му корпусу было придано 30 Т-26 и 10 бронеавтомобилей.

Перед началом генерального наступления батальон спецназа Унгрии получил задание вывести из строя железнодорожную магистраль Талавера-де-ла-Рейна — Навальмораль-де-ла-Мата, чтобы лишить франкистов возможности перебрасывать резервы под Мадрид с юга. Только за один день разведчики установили на дороге 14 мин, на одной из которых сразу подорвался эшелон с войсками. Еще пять дней спецназ минировал магистраль, обеспечив успех республиканского наступления на его первом этапе.

Будущей театр военных действий в районе Брунете представлял собой выжженную солнцем равнину, практически лишенную растительности. Фронт мятежников здесь не имел сплошной линии, а состоял из отдельных опорных пунктов, в каждом из которых занимали круговую оборону 1–2 батальона.

Вечером 5 июля 1937 года перед войсками с напутствием выступили Прието, Рохо и Долорес Ибаррури, и ночью того же дня 11-я дивизия Листера скрытно просочилась сквозь боевые порядки мятежников. Когда утром 6 июля после артподготовки и авиаударов в атаку пошел 18-й корпус, бойцы Листера уже были в 16 километрах от линии фронта и внезапным ударом взяли Брунете. Части противостоявшей республиканцам 71-й дивизии (состояла в основном из фалангистов и 1000 марокканцев) были захвачены врасплох, но быстро пришли в себя. Только в ночь с 6 на 7 июля 18-й корпус смог взять деревню Вильянуева-де-ла-Каньяда. Но при этом большие потери понесла XIII-я интербригада. Досталось и танкам, по которым били две замаскированные в церкви немецкие противотанковые пушки. Республиканцы потеряли более десяти Т-26.

Дни 6 и 7 июля были решающими. Вместо того, чтобы согласно приказу стремительно двигаться на юг, республиканские командиры все же решили уничтожить оставшиеся у них в тылу опорные пункты мятежников в деревнях Вильянуэва-дель-Пардильо и Кихорна, которые располагались на флангах республиканского прорыва. Но эти деревни были сильно укреплены, и командованию пришлось раньше времени ввести в бой все резервы.

Однако и Франко был крайне обеспокоен наступлением республиканцев. Его еще никогда не видели таким удрученным («Они развалили мой Мадридский фронт»). Запланированное на 9 июля продолжение наступления на Севере было отложено, и вся германо-итальянская авиация была переброшена оттуда под Брунете. Уже в первый день республиканского прорыва мятежники оперативно стали направлять на угрожающее направление резервы. С севера прибыли две наваррские бригады, 150-я и 108-я дивизии из Галисии, уже готовившиеся нанести удар по Астурии.

Между тем наступавшие войска республиканцев 7 июля повернули вместо юга на восток (в направлении Мадрида) и форсировали реку Гуадаррама. Но преодолеть высоту Москито и занять местечко Романильос не удалось, так как в бой уже вступили франкистские резервы. На следующий день верховное командование республиканцев (его формально осуществлял Миаха, но на деле все было в руках Рохо) приказало не отвлекаться на восток, а продолжать движение в южном направлении. В это же время началось наступление 2-го корпуса к югу от Мадрида. Оно развивалось успешно, и республиканцы быстро перерезали Толедское шоссе. Однако в этом корпусе было много едва обученных новобранцев и к концу дня, увидев, что не подошли подкрепления, они самовольно вернулись в тыл. Возникла трудно объяснимая паника, и 2-й корпус оказался на своих первоначальных позициях.

А в тылу основной ударной группировки еще держалась Кихорна, атакуемая двумя дивизиями республиканцев. Листер продолжал наступление на юг, но франкисты уже начали переходить в контратаки. Обе стороны несли огромные потери. Господство в воздухе перешло к мятежникам, которые активно применили в Брунетском сражении немецкие истребители Ме-109. Там впервые столкнулись в испанском небе опытные советские и немецкие пилоты на самых современных в своих странах истребителях

Первые две эскадрильи «месссершмиттов» прибыли под Брунете с Северного фронта еще 7 июля. А уже 12 июля «мессеры» записали на свой счет шесть сбитых самолетов, в том числе три И-16 и один СБ. «Мессершмитты» превосходили И-16 (хотя «муха» практически не уступала «мессерам» первых серий) и И-15 в скорости на горизонталях, но советские самолеты были маневреннее. К тому же на советских пилотов новые немецкие истребители вовсе не нагоняли никакого ужаса. 13 и 18 июля были сбиты по одному «мессершмитту». Бои шли на равных, советские летчики не уклонялись от единоборства и немцам пришлось менять тактику. Они стремились охотиться за тихоходными штурмовиками R-Z, и только в один из дней Брунетской битвы их жертвами стали 9 машин этого типа. В противоборстве с И-16 «мессеры» внезапно атаковали с большой высоты (6000–7000 метров) и обычно сразу же выходили из боя, если не имели численного превосходства. Немецкие и советские истребители делали по 4 боевых вылета в день, но численное превосходство германо-итальянской авиации сказывалось все сильнее, и к концу сражения господство в воздухе перешло к мятежникам. Легион «Кондор» бросал в бой смешанные авиагруппы с мощным истребительным сопровождением. Бомбежки шли и ночью, причем почти безнаказанно, так как республиканские самолеты не были оборудованы для ночных боев. На свой страх и риск советский летчик Анатолий Серов (будущий муж известнейшей киноактрисы Валентины Серовой) создал группу ночных истребителей И-15, которая сбила несколько «юнкерсов». Всего Серов провел в Испании 40 воздушных боев и сбил 8 самолетов лично и 7- в группе. Под Брунете взошла звезда лучшего аса военно-воздушных сил СССР Ивана Федорова («Хуана»), который за всю свою жизнь сбил в различных войнах 49 самолетов лично и 47 — в группе. В июле 1937 года Федоров совершил 25 боевых вылетов и однажды вернулся с 96 пробоинами. За время пребывания в Испании Федоров уничтожил 24 самолета, став одним из лучших асов ВВС республики.

Между тем на земле части интербригад после чудовищных потерь, действуя в ближнем бою штыками и гранатами, 9 июля взяли, наконец, Кихорну. 10–13 июля продолжались атаки с использованием уже всех имевшихся резервов, но успеха они не приносили. Между интербригадами возникли конфликты: командиры некоторых частей считали, что их умышленно бросают в безнадежные атаки. Включенные в интербригады испанские новобранцы стали дезертировать, а иногда и переходить на сторону противника, оставляя записки о своем нежелании воевать под командованием иностранцев. Одна группа перебежчиков даже увела с собой поляка, чтобы выдать его франкистам за русского и заслужить вознаграждение. Некоторые бойцы умышленно наносили себе легкие ранения, чтобы быть отправленными в тыл. К 11 июля 1-я бронетанковая бригада Народной армии даже с учетом брошенного в бой резервного батальона состояла только из 38 танков, которые поддерживали уже лишь один 5-й корпус.

13 июля, вымотавшись окончательно, республиканские части начали окапываться. Каждой бригаде были заранее выделены 1–2 роты саперов, которые стали рыть окопы и натягивать колючую проволоку. Но авиация мятежников не давала вести работы днем и к началу контрнаступления франкистов оборонительные рубежи не были закончены. XIII-я интербригада, боровшаяся на восточном берегу Гуадаррамы, попросила отвода в тыл, так как дальнейшие бои грозили ей полным уничтожением. Но командование было непреклонным.

Всего в ходе своего наступления республиканцы смогли освободить территорию шириной 15 и глубиной 12 километров. Но эти скромные приобретения были достигнуты ценой огромных потерь. Основной ошибкой было стремление захватить каждый населенный пункт. Для этого использовались танки, большее число которых было уничтожено. Пехота слишком поздно после артподготовки поднималась в атаку, и мятежники успевали выйти из укрытий и снова занять оборону. Мобилизованные новобранцы были плохо обучены и пребывали в состоянии животного ужаса от ударов с воздуха.

14 и 15 июля республиканцы еще предпринимали локальные атаки, но они не только не приносили успеха, а отбивались уже серьезными контратаками противника.

18 июля (в годовщину начала мятежа) франкисты с трех сторон перешли в контрнаступление. Предварительно они попытались вывести из строя всех советских военных советников. Вечером 17 июля все они ужинали в мадридском отеле «Гэйлорд», где жили почти все советники, воевавшие на Центральном фронте (атмосфера вечеров в «Гэйлорде» ярко описана у Хемингуэя в романе «По ком звонит колокол»). На утро все они, включая Штерна, почувствовали симптомы острого отравления, и анализы показали наличие в организме мышьяка. Были арестованы несколько человек из обслуживающего персонала, которых затем отпустили из-за недостатка улик.

В первый же день своего наступления мятежники пытались ударами справа и слева срезать республиканский выступ, одновременно давя на него с фронта. 45 тыс. атаковавших поддерживали легион «Кондор» и 100 орудий. Но первые дни ничего не дали Вареле. Франкисты были вынуждены занимать каждую пядь отбитой территории ценой большой крови. 23 июля, когда в одном из батальонов XIII-й интербригады на Гуадаррамском плацдарме взорвался боезапас, измученных непрерывными боями людей охватила паника, совпавшая с бегством части нестойких республиканских войск из-под Брунете. В этот критический момент мог развалиться весь республиканский фронт. Но части Листера, стоя насмерть, сумели удержать Брунете. Бегущих останавливали танками и пулеметами. Командир XIII-й интербригады убил одного солдата, отказавшегося вернуться в бой, и едва не был разорван на куски его сослуживцами.

25 июля Листер все же был вынужден оставить Брунете, сумев закрепиться на кладбище этого селения.

К 28 июля линия фронта стабилизировалась. Республиканцы сохранили захваченные населенные пункты Кихорна, Вильянуэва-де-ла-Каньяда и Вильянуэва-дель-Пардильо, потеряв 20 тысяч человек убитыми и 100 самолетов. Мятежники недосчитались 17 тыс. человек и 23 самолетов. Но уже в середине июля 1937 года из Германии прибыло еще 22 истребителя Ме-109. Особенно ужасными были потери республиканских танков — 61 захваченных и уничтоженных Т-26. Конечно, сказались неопытность и нестойкость испанских экипажей. Но главная причина крылась в небывалой концентрации противотанковой артиллерии на стороне франкистов: на один километр фронта приходилось 26,6 стволов, в то время как в среднем этот показатель обычно не превышал 13,8 единиц. После Брунете многие военные теоретики на Западе решили, что эра танков закончилась.

Большие «Канны» вокруг Мадрида опять не удались, но наступление франкистов на Севере было прервано на 5 недель. Варела предлагал Франко воспользоваться измотанностью республиканцев и на их плечах ворваться в Мадрид, но «генералиссимус» не стал рисковать своими отборными частями и вновь перебросил их на Север. Народная армия в этом первом своем крупном наступлении оставила в целом хорошее впечатление, хотя налицо была большая разница в боеспособности — с одной стороны, между закаленными интербригадами и коммунистическими частями Листера, а с другой — свежими бригадами испанской армии. Большие потери объяснялись неумелыми действиями командиров при маневрировании, а также подавляющим господством в воздухе авиации мятежников во время второй фазы сражения.

После Брунете во многих воинских частях Народной армии стал ощущаться упадок духа и неверие в благоприятный исход войны. Некоторые бойцы интербригад, особенно выходцы из богатых и среднеобеспеченных семей США, Великобритании и Скандинавских стран, стали проситься на родину. Они ехали на романтическую войну («войну поэтов», как ее называли), а оказались в грязных окопах под непрерывными бомбежками и артобстрелом. Некоторые жаловались, что им не хватает хорошего питания и «сладостей». Среди интербригадовцев распространилось крайне низкое мнение о боевых качествах испанцев. С другой стороны, продолжался приток добровольцев из Восточной Европы, особенно балканских стран, которых не пугали бытовая неустроенность и тяжелые бои.

Переформировав свои силы, Франко вернулся к прерванной компании на Севере.

После захвата Бильбао отступавшие на запад в Сантандер части басков были сведены в 14-й корпус в составе четырех дивизий. Тогда же в баскских частях появились политкомиссары. Организованные в два корпуса силы обороны Сантандера занимали фронт протяженностью в 220 километров, обращенный на восток и юго-восток (с запада была республиканская Астурия). Генерал Льяно де Энкомьенда хотел сократить линию фронта, расположив оборонительные рубежи на горных цепях. Однако генерал Гамир Улибарри и его новый начальник штаба майор Ламас не стали менять позиций. Республиканцы имели 50 тысяч солдат, 50 батарей артиллерии и 44 самолета (в т. ч. 33 истребителя, из них только 18 новых советских). Три дивизии находились в глубине обороны в резерве.

Мятежники под командованием Давилы имели 106 батальонов (в т. ч. три итальянские дивизии, 6 наваррских бригад, и 30 батальонов мобилизованных в армию кастильцев). «Армию Севера» поддерживали 63 артиллерийские батареи, легион «Кондор» и итальянская авиация. Итальянцы, как и в случае со Страной басков, наступали вдоль побережья (им противостояла одна бригада), а наваррцы наносили удар с юга (там соотношение сил было 8:1 в их пользу).

У республиканцев на Севере было 6 спокойных недель (купленных их товарищами дорогой ценой под Брунете), и они не только изучили расположение противника, но и сформировали целый бронетанковый полк (20 танков «рено», 8 танков «трубия», построенных в Бильбао, и 20 бронеавтомобилей).

С помощью советских военно-морских советников А. П. Александрова и А. В. Крученых два республиканских эсминца «Сискар» и «Хосе Луис Диас» провели в середине июля операцию «Маятник» по прорыву морской блокады Сантандера. К тому времени около Сантандера и Хихона скопилось несколько судов с грузами для осажденного Севера. Путь в порты им преграждал мощный крейсер мятежников «Адмирал Сервера» и несколько канонерских лодок. Согласно разработанному плану «Сискар» вышел из Сантандера в направлении Хихона и за эсминцем сразу погнался крейсер мятежников. Когда оба корабля были уже далеко от Сантандера, второй эсминец легко разогнал канонерские лодки франкистов, и отконвоировал в порт транспорты с грузами. Получив сигнал SOS от своих канонерок, «Адмирал Сервера» прекратил преследование «Сискара» и вернулся к Сантандеру. А неуловимый «Сискар» проследовал дальше к Хихону, обратил в бегство два боевых корабля мятежников и провел в порт грузовые суда. И опять «Адмирал Сервера» помчался к Хихону, но было уже поздно. Операция «Маятник» полностью удалась и если бы у республиканских эсминцев было больше боеприпасов (имелось в наличии только 15–20 снарядов на орудие) и топлива, мятежники наверняка лишились бы своих канонерок (одна из них получила пару попаданий). Позднее неуловимый «Сискар» был потоплен немецким бомбардировщиком «хейнкель 111».

14 августа после артподготовки силами 300 орудий и авиаударов примерно такого же количества самолетов мятежники перешли в наступление. 15 августа произошел танковый бой, в котором итальянская дивизия «23 марта» потеряла в противостоянии со старыми «рено» и советскими бронеавтомобилями БА-6 два танка (всего в Сантандерской компании участвовали 5 рот танков «фиат»).

16 августа наступавшие с юга наваррцы отрезали выступ республиканского фронта у Рейносы (тот самый, который Улибарри отказался заблаговременно очистить), а на следующий день итальянцами был захвачен стратегически важный перевал Эскудо.

Началась паника, командир одной из дивизий республиканцев вместе почти со всем штабом перешел к врагу. Панику смогли прекратить, но создать единый фронт обороны уже не удавалось. Баскские батальоны геройски сражались на побережье, но их руководство решило заключить сепаратный мир с итальянцами и направило войска не на запад (в Астурию), а на восток, в портовый город Сантонья, навстречу наступавшим интервентам. Генерал Гамир Улибарри медлил с отходом основной армии в Астурию, и более 1/3 ее личного состава попало в окружение.

ВВС республиканцев под Сантандером после перелета из центральной зоны 18 августа девяти И-16 состояли всего из 27 истребителей. 21–22 августа 1937 года над Сантандером произошло крупнейшее воздушное сражение за все время противоборства на Севере. Немцы на «мессершмиттах» сбили три И-15, но сами потеряли два бомбардировщика. Франкисты хвастливо заявили об уничтожении 30 республиканских истребителей, хотя такого количества самолетов у защитников Сантандера просто не было. 24 августа немцы были вынуждены на короткое время перебросить две свои истребительные эскадрильи под Сарагосу, где началось крупное наступление Народной армии.

25 августа командование басков заключило перемирие с итальянским полковником Фагоси, который обещал сохранение жизни всем сдавшимся и возможность покинуть Испанию на стоявших в гавани Сантоньи двух британских судах. 27 августа баски стали грузиться на корабли, но в 10 часов утра мятежники неожиданно с пулеметами окружили их и объявили, что Франко не разрешил эмиграцию. Итальянцы выразили мятежникам неудовольствие, но басков уже строили в колонны и под охраной фалангистов отправляли в лагеря военнопленных. Как всегда, начались расстрелы без суда и следствия.

26 августа итальянцы без боя вошли в Сантандер. 9 батальонов республиканцев смогли с боями прорваться на запад, в последнюю непокоренную провинцию Севера — Астурию. Большую роль в успехе этого прорыва сыграл командир эскадрильи истребителей Иван Евсевьев, который смог сбросить окруженным под Сантандером республиканцам вымпел с точным маршрутом отхода. При этом Евсевьев вступил в бой с двумя «мессершмиттами», сбив один из них. А его товарищи в это время сбили над своим аэродромом один бомбардировщик и один истребитель «фиат». В тот день немцы также потеряли над Хихоном сразу два бомбардировщика «хейнкель 111».

Часть республиканских войск сумела эвакуироваться из Сантандера морем. Группа советских военных советников и переводчиков, прорвавшись в порт через охваченный мятежом «пятой колонны» город, на шлюпках добралась до подводной лодки С-6, которой командовал Н. П. Египко. В ходе боев на Севере С-6 не раз успешно торпедировала корабли мятежников, но старые торпеды не взрывались, сводя на нет мастерство экипажа. Обманув преследовавшие ее корабли франкистов, С-6 добралась до Хихона. Позднее, после полученных С-6 тяжелых повреждений было принято решение затопить субмарину. Генерал Гамир Улибарри также на подводной лодке перебрался также в Астурию, а оттуда — в Барселону.

Компания в Сантандере была для мятежников более легкой, чем в Стране басков. В среднем они продвигались на 4–5 километров в день, а после капитуляции басков в Сантонье вообще за 3 дня продвинулись на 30 километров и заняли Сантандер. Активную роль в победе сыграла уже не авиация, а искусные маневры наваррских частей, обошедших основные республиканские узлы обороны.

Муссолини уже не мог скрыть своей радости. 27 августа 1937 года все итальянские газеты совершенно открыто сообщали о «блистательной победе солдат дуче» под Сантандером.

Одновременно по просьбе Франко итальянские подлодки начали активную войну против идущих в республиканские порты судов всех стран. В крайнем случае (при обнаружении) итальянским подводникам было предписано поднимать флаги мятежников. 30 августа был потоплен советский пароход «Тимирязев», а 1 сентября — еще одно судно под советским флагом — «Благоев». Нападения были совершены на английские, датские, греческие, французские и даже итальянские торговые суда, (некоторые из них также отправились на дно), Муссолини хвастался потом немцам, что его подлодки потопили суда общим водоизмещением в 200 тысяч тонн.

Коммуникации республиканской Испании оказались под угрозой, а поток советской помощи сократился до минимума. Франко просил вести подводную войну хотя бы месяц, чтобы успеть покончить с Астурией и не дать республиканцам возможности новой советской техникой устроить мятежникам такую же кровавую баню, как под Мадридом.

Англия и Франция, конечно, сразу догадались о принадлежности «неизвестных» субмарин. Париж и Лондон вовсе не желали, чтобы Муссолини взял под контроль все западное Средиземноморье. 31 августа зарвавшиеся итальянцы атаковали даже британский эсминец «Хэвок». Всего было потоплено 19 английских судов, на которых погибло 150 человек. А в это время Лондонский комитет по невмешательству обсуждал советское предложение о немедленном выводе всех иностранных добровольцев из Испании. Немцы и итальянцы, следуя своей излюбленной тактике проволочек, формально не возражали, но требовали одновременно признать за мятежниками статус воюющей стороны. Это, естественно, было неприемлемо не только для Москвы, но и для самой Испанской республики.

Будучи уверены в своей безнаказанности, Берлин и Рим думали, что и вопрос о «неизвестных» подводных лодках также будет передан в Лондонский комитет, где благополучно утонет в дискуссиях, в то время как в Средиземном море будут по-настоящему тонуть корабли с грузом для республики. Советскому Союзу была вполне ясна национальная принадлежность таинственных подводных лодок, и 6 сентября 1937 года советский полпред в Риме передал ноту протеста. В ней содержалось жесткое предостережение от повторения актов пиратства против торговых судов СССР.

На этот раз лопнуло терпение и англичан и французов, и они предложили созвать специальную конференцию черноморских и средиземноморских стран по проблеме пиратства в Средиземноморье. Попытка СССР добиться участия в конференции Испанской республики натолкнулась на жесткое неприятие Парижа и Лондона. 10 сентября 1937 года конференция открылась в швейцарском городе Нион и в отсутствие немцев и итальянцев (отказавшихся от приглашения), страны-участницы (Великобритания, СССР, Франция, Болгария, Египет, Греция, Румыния, Турция и Югославия) быстро подписали соглашение о борьбе с пиратством. Согласно этому документу французский и британский флоты получали право топить все подозрительные подводные лодки. Затем соглашение было распространено и на борьбу с самолетами и кораблями. Причем нарушителей соглашения разрешалось атаковать не только в международных, но и в испанских территориальных водах.

Почувствовав решимость мирового сообщества, Гитлер и Муссолини пошли на попятную и пиратство временно прекратилось. В швейцарских кафе шутили, что «неизвестный государственный деятель» Муссолини должен поставить памятник «неизвестной подводной лодке».

Нападений на советские суда больше не было, но их на всякий случай стали вооружать пулеметами и глубинными бомбами.

В Риме, подумав, пришли к выводу, что можно добиться гораздо больших результатов, подыгрывая западным демократиям. Муссолини «одумался» и присоединился к системе морских патрулей, получив для своего флота зону контроля в западном Средиземноморье, что позволяло ему без проблем снабжать мятежников через Балеарские острова.

В Испании в то время республиканцы решили снова помочь Северному фронту. На сей раз удар было решено наносить не под Мадридом, где враг был настороже после Брунете, а на спокойном Восточном (бывшем Арагонском фронте), где у франкистов были второсортные войска и очаговая линия обороны. Предполагалось стремительным ударом захватить столицу Арагона Сарагосу, которую с передовых республиканских позиций было видно в бинокль. Это облегчало командирам ориентирование на местности. Было решено послать в Сарагосу, расположенную на реке Эбро, специальную группу из 60 человек, которая должна была захватить мосты и удерживать их до подхода главных сил.

С Мадридского фронта под Сарагосу был переброшен самый сильный в Народной армии «коммунистический» 5-й корпус Модесто. Всего было собрано 10 дивизий (две из них состояли из интербригад), которых поддерживало 103 танка Т-26 и большее, чем под Брунете, количество артиллерии. По дороге к фронту части Листера разогнали в городе Каспе Арагонский совет (к тому времени, помимо анархистов, в него входили и представители организаций Народного фронта, но тон задавала НКТ), арестовав его руководителей (Прието специально использовал коммунистические части против Арагонского совета, чтобы еще глубже вбить клин между КПИ и НКТ). Правительство в Валенсии, наконец, вернуло себе контроль над Арагоном, а принудительные сельхозкоммуны были распущены. Общее командование силами республиканцев на Восточном фронте по-прежнему осуществлял генерал Посас.

24 августа (за два дня до падения Сантандера) 80 тысяч республиканцев без артиллерийской подготовки перешли в наступление сразу на восьми участках к югу и северу от Сарагосы (урок Брунете был усвоен: удар на одном направлении позволял противнику быстро перебросить на угрожаемый участок войска с соседних спокойных направлений). Группа из 33 штурмовиков «Р-зет», пилотируемых испанскими летчиками, под прикрытием истребителей в тот день четыре раза вылетала на боевые задания. Компенсируя низкую скорость штурмовиков, летчики блестяще выполняли противозенитный маневр и не потеряли в тот день ни одной машины, несмотря на чрезвычайно плотный зенитный огонь мятежников.

На самом северном направлении 27-я дивизия уже к полудню прорвала фронт и захватила населенный пункт Суэра. К югу от нее 45-я дивизия продвигалась медленнее, потому что она ввязалась в бои в укрепленном населенном пункте Вильянуэва-дель-Гальего. К тому же командование дивизии отдавало бригадам только устные приказы, а те исполняли их, не учитывая быстро менявшейся оперативной обстановки.

На центральном участке 5-й корпус прорвал оборону и, обойдя с тыла два укрепленных населенных пункта Кинто и Бельчите, устремился на Сарагосу. Но и здесь опять республиканцев одолела боязнь оторваться от тылов, и Листер перенес продолжение наступления на следующий день.

Наконец, самый южный 12-й корпус вместо того, чтобы наступать на север и соединиться с Листером под Сарагосой, обошел Бельчите с тыла и ввязался там в бои. Командование республиканцев боялось оставлять Бельчите и Кинто в руках мятежников, так как эти населенные пункты контролировали фланги наступавшего республиканского клина.

25 августа Листер, начал, было наступление, но отвлекся на второстепенную задачу овладения населенным пунктом Фуэнтес-де-Эбро. 26 августа был взят Кинто, но Бельчите отчаянно сопротивлялся. Мэр города погиб с винтовкой в руках на баррикаде, а его дочь с оружием в руках была взята в плен. 2 сентября на КП Модесто приехала Долорес Ибаррури, заявившая, что не покинет позиций, пока город не будет освобожден. Без воды, на страшной жаре гарнизон мятежников численностью свыше 3000 человек продержался до 6 сентября, когда осажденным стало ясно, что деблокады ждать не приходится (к тому времени Бельчите находился уже в 16 километрах от линии фронта). Отчаянное сопротивление объясняется еще и тем, что мятежники поставили местных жителей под ружье, рассказав им, что город осаждают четыре русские дивизии, которые не берут пленных. Когда республиканцы вошли в город, женщины приветствовали их криками «Вива Русия!», «Вива Сталин!» и «Виван лос козакос!» («Да здравствуют казаки!»), и были удивлены, когда им отвечали на чистом испанском языке (среди вступивших в Бельчите войск был и американский батальон им. Линкольна)

Между тем русские действительно сражались в Бельчите, но только с другой стороны. Артиллерией в осажденном городе командовал бывший генерал-лейтенант белой армии А. В. Фок, а командиром одной из рот был бывший штабс-капитан Я. Т. Полухин. Израсходовав все боеприпасы, Фок застрелился, а раненый в шею Полухин погиб под развалинами церкви после прямого попадания туда снаряда республиканцев. Оба офицера посмертно были награждены высшей военной наградой мятежников — лауреадой. Видимо, от этих белоэмигрантов доверчивые испанцы и наслушались сказок о «кровожадных казаках».

После начала гражданской войны в Испании среди русской белой эмиграции сформировалось три течения. Первые (их было немного) горели желанием поквитаться с красными на испанской земле. Другие относились к событиям на Пиренейском полуострове равнодушно. Автор широко известной «Истории русской армии» А. А. Керсновский, выражая точку зрения этой группы, рассуждал примерно так: в свое время белым в России не помогали никакие добровольцы, поэтому нет смысла ехать проливать кровь в далекую и ничего не значащую для русских страну. И, наконец, третье течение в эмиграции предпочитало воевать в рядах республиканцев, чтобы заслужить право вернуться домой.

Парижская резидентура абвера (в столице Франции располагались наиболее антисоветски настроенные центры эмиграции вроде Российского общевоинского союза — РОВС) прилагала большие усилия, чтобы организовать массовую отправку русских белоэмигрантов к Франко. Однако к мятежникам прибыло всего 72 «русос бланкос». В основном, эмигранты приезжали из Франции, но попадались скитальцы и из экзотических мест, например, с Мадагаскара. Первой в Испанское Марокко добралась группа Фока — Полухина в составе четырех человек. Испанцы усомнились в способностях пожилого (Фоку было уже 57 лет) генерала, но Фок бодро проделал несколько упражнений с винтовкой. В марте 1937 года из Франции прибыли две группы бывших корниловцев. Франко хотел в пропагандистских целях создать отдельную русскую воинскую часть со своим уставом, но для этого недоставало главного — достаточного количества русских. Поэтому белогвардейцев включили в состав карлистских частей на Арагонском фронте, где их и застало наступление Листера. Всего из 72 русских, воевавших на стороне Франко за время войны, погибло 34, а 9 было ранено. После окончания войны «генералиссимус» присвоил всем оставшимся в живых русским звание сержанта (офицерские звания царской и белой армий франкисты не признавали) и предоставил право на получение испанского гражданства.

На стороне республиканцев воевало около 200 русских эмигрантов, многие из которых после войны переехали в Советский Союз.

К 27 августа момент внезапности в Сарагосской операции был упущен, и мятежники направили на защиту столицы Арагона из-под Мадрида две дивизии, которые уже сражались с корпусом Модесто под Брунете. В небе над Сарагосой появились 40 истребителей и 20 бомбардировщиков легиона «Кондор». Было подтянуто большое количество зенитной артиллерии, и 27 августа с боевого задания не вернулись уже два «Р-зет». Правда, «наташи» и «разанте» уничтожили на аэродромах 15 самолетов противника. Однако и республиканцы сосредоточили под Сарагосой четыре эскадрильи «курносых» и шесть эскадрилий И-16, удерживая господство в воздухе. В одном из боев участвовало до 90 самолетов и мятежники потеряли пару «мессершмиттов». Черным для германо-итальянской авиации стало 1 сентября 1937 года, когда было сбито 26 самолетов (республиканцы потеряли всего два истребителя) и 19 летчиков попало в плен. Но и ВВС республики понесли над Сарагосой большие потери, особенно среди штурмовой авиации. Только в один из дней с боевых заданий не вернулось 30 самолетов.

К 30 августа фронт стабилизировался. Республиканцы захватили 1000 км² территории, но на этот раз Франко, вопреки своему обыкновению, не стал контратаковать и не снял с Северного фронта ни одной части (только самолеты). Республиканцы вышли на ближние подступы к Сарагосе, но уже не могли взять город внезапным ударом. Опять были чувствительными потери в танках: мятежники уничтожили и захватили пятнадцать Т-26.

В каком-то смысле два республиканских контрнаступления (Брунете и Бельчите) были похожи на франкистские атаки на Мадрид зимой-весной 1937 года. Тот же небольшой территориальный выигрыш и те же потери, никак не оправданные с точки зрения достигнутого результата.

Перенеся свою штаб-квартиру из Саламанки в более северный Бургос, Франко готовился к завершению последней части кампании по завоеванию республиканского Севера — захвату Астурии.

Мятежники спешили закончить войну на Севере до зимы, когда снег закрывает перевалы высоких астурийских гор.

Астурию защищали республиканские силы общей численностью около 90 тысяч человек (86 батальонов). Была объявлена всеобщая мобилизация мужчин от 17 до 50 лет. На вооружении республиканцев было 45 тысяч винтовок, 150 ручных и 372 станковых пулемета, 200 минометов, 60 самолетов и 200 орудий. Оборона астурийцев опиралась на горные цепи труднодоступных Леонских гор. Командование защитников Астурии правильно предугадало, что основные удары будут нанесены с востока (вдоль побережья) и юга, расположив здесь наиболее стойкие соединения.

У мятежников насчитывалось 110 тысяч солдат (150 батальонов) и 200 самолетов легиона «Кондор» (был и новейший пикирующий бомбардировщик Ю-87 или «штука»). Астурию полностью блокировали с моря.

1 сентября 1937 года Давила начал наступление с востока и за четыре дня смог продвинуться на 6 километров, да и то исключительно благодаря массированному применению авиации и бомбардировкам с моря. До 1 октября шли ожесточенные бои за каждую пядь земли. Несмотря на маневры и впервые исполненные «Кондором» ковровые бомбардировки (включая применение прототипа напалма — бензиновых бомб), фронт не двигался с места. На сей раз у республиканцев было много укрытий и после налетов они возвращались на позиции, отбивая атаки.

ВВС республики на Севере к началу октября состояли из шести И-16 и трех И-15. Они базировались на маленьком аэродроме, с трех сторон окруженном горами, посередине которого протекал ручей, прикрытый досками. Взлетать с такой полосы было опасно, но республиканские летчики до самого последнего момента оказывали ожесточенное сопротивление численно превосходящему их во много раз врагу. Так, 1 октября над Хихоном они вступили в бой с 40 бомбардировщиками и 30 истребителями противника.

10 октября мятежникам, наконец, удалось прорвать фронт и к 17 октября единой обороны республиканцев уже не существовало. Войска отступали со всех сторон к порту Хихон, в котором находилось 40 судов общим водоизмещением 600 тысяч тонн. 17 октября на заседании органа власти провинции — Суверенного совета Астурии — его лидер социалист Белармино Томас предложил эвакуировать армию в основную республиканскую зону силами ВМС, которых уже не было: германская авиация, как упоминалось выше, затопила в порту Хихон последний республиканский эсминец «Сискар». Все же удалось переправить во Францию на 19 пароходах около 9 тысяч человек, из которых многие были гражданскими лицами. Люди пытались на подручных средствах добраться до международных вод, где их подбирали стоявшие там английские и французские суда. Прибывшие во Францию солдаты-республиканцы были разоружены и сразу же отправлены в Каталонию, где они вновь пополнили ряды Народной армии. 18 тысяч бойцов ушли в горы, где еще многие месяцы продолжали партизанские действия. В плен попали 22 батальона республиканцев. Четверо советских летчиков смогли улететь на небольшой авиетке во Францию. Белармино Томас сумел уйти туда же.

Республиканское правительство не оставляло попыток спасти гибнущую Астурию. Было решено провести на Восточном фронте наступление при поддержке прибывших в Испанию в самом начале августа 1937 года современных советских танков БТ-5 (т. е. «быстроходный танк»). Этот колесно-гусеничный танк производился в Советском Союзе, начиная с 1933 года на базе шасси американского танка «Кристи». Он весил 11,5 тонн и был вооружен 45 мм пушкой, спаренной с пулеметом ДТ. Боекомплект составлял 115 снарядов и 3000 патронов. БТ-5, как и Т-26 имел только противопульную броню толщиной 16 мм. Бензиновый двигатель мощностью 400 лошадиных сил позволял развивать скорость 70 км в час на гусеницах и до 100 км в час на колесах. Экипаж состоял из трех человек, командирские танки были оснащены радиостанциями. Стоимость танка БТ-5 без радио была определена в 350 тысяч песет (к тому времени уже изрядно обесценившихся), радиофицированные танки стоили на 10 тысяч песет дороже. Если Т-26 был танком поддержки пехоты, то БТ задумывался как танк прорыва в духе разработанной Тухачевским теории глубокой операции.

На базе прибывших в Испанию БТ-5 был сформирован Интернациональный танковый полк в составе 48 машин под командованием С. И. Кондратьева. В полку были образованы смешанные экипажи, состоявшие из советских танкистов, испанцев и бойцов интербригад.

Командовавший 21-м корпусом, дислоцированным под Сарагосой, Сехисмундо Касадо решил танковым ударом занять населенный пункт Фуэнтес-де-Эбро и, в случае успеха, освободить Сарагосу. Советского военного советника при Касадо комдива И. Ф. Максимова и С. И. Кондратьева поражало, что Касадо отрядил в помощь танкам только две пехотные бригады. Причем главная ударная сила предстоявшего наступления — XV-я (англо-американо-канадская) интербригада только что была выведена из боев за Бельчите, в которых она понесла страшные потери. К началу октября и интербригаде было 1500 бойцов вместо положенных по штату 3000 и всего 12 пулеметов. Республиканцы прекрасно знали, что Фуэнтес-де-Эбро хорошо укреплен немецкими инженерами, поэтому невольно закрадывалось подозрение, что Касадо решил бросить советские танки и иностранных добровольцев на верную смерть. К тому же только месяц тому назад республиканцы уже пытались безуспешно взять Фуэнтес-де-Эбро, так что на внезапность и слабую оборону рассчитывать не приходилось.

Согласно плану операции, танковый полк должен был наступать тремя колоннами, каждую из которых поддерживало по одному батальону XV-й интербригады. О самой операции танкисты узнали только в 23 часа 12 октября, то есть, за несколько часов до начала наступления. Испанский батальон XV-ой интербригады было решено впервые в этой войне использовать в качестве танкового десанта. Решение об этом было принято только за два часа до начала наступления. Кондратьев возражал: БТ был не приспособлен для этих целей, и десантники с трудом могли держаться за сделанные в виде поручня антенны. К тому же, пехотинцев следовало потренировать. Но в отличие от немцев и итальянцев на стороне Франко, советские добровольцы были обязаны беспрекословно подчиняться приказам испанского командования. На вопрос командира танкового полка о системе противотанковой обороны противника на участке наступления, Касадо ответил, что считает эту проблему тривиальной. Позже выяснилось, что мятежники имели в Фуэнтес-де-Эбро четыре артиллерийских батареи (65-, 75-, 105- и 155-мм орудий). Гарнизон городка состоял первоначально из четырех рот, но позднее в этот район было подтянуто три дивизии. Таким образом, у республиканцев на участке прорыва не было даже численного преимущества.

13 октября 1937 года в полдень ударная группировка сосредоточилась в 30 километрах юго-восточнее Сарагосы и после непродолжительной бомбежки (18 «наташ») и артподготовки (вся артиллерия состояла из недавно захваченных у мятежников двух батарей 75 мм орудий, с мизерным боекомплектом) пошла в наступление. Никогда ни до, ни после мировая история не видела идущих на врага плечом к плечу советских людей и американцев (американский батальон интербригады вместе с 16 советскими танками наступал в центре, а фланговые колонны поддерживали канадцы и англичане). Интересно, что наступление явилось сюрпризом для собственных войск, которые обстреляли выдвигавшиеся из тыла танки. Преодолев свои окопы, БТ были вынуждены остановиться, так как республиканские позиции находились на плато, круто обрывавшимся вниз на 3–4 метра. Пришлось срочно искать удобный спуск, на что ушло драгоценное время. Далее танки продвигались по плантации сахарного тростника, перерезанной ирригационными каналами. От тряски и артиллерийского огня противника был растерян практически весь десант.

Когда БТ-5 стали утюжить трехрядные проволочные заграждения, по ним открыла ураганный огонь замаскированная противотанковая артиллерия мятежников. Наступавшие быстрее других канадцы ворвались в окопы и начали с помощью штыков и гранат очищать их от врага. Несмотря на потери, одна группа танков ворвалась в Фуэнтес-де-Эбро, где ее встретил огонь сразу нескольких батарей противотанковой артиллерии.

Между тем силы интербригадовцев быстро таяли. Были срочно необходимы подкрепления. Но командир 21-й бригады, состоявшей из анархистов, отказался поднять своих людей в атаку, еще раз продемонстрировав на деле популярное среди анархистов изречение: «Лучше жить для свободы, чем умереть ради нее». Не подошел и обещанный ранее испанский батальон танков Т-26 (он появился на поле боя позднее, когда наступление уже выдохлось и БТ-5 израсходовали весь свой боекомплект).

По указанию Касадо, часть советских танков пошла в наступление по дну бездействующего оросительного канала, но в середине пути мятежники открыли плотину, и на танкистов стремительно стала надвигаться огромная масса воды. Одновременно марокканцы стали забрасывать разворачивавшиеся танки с обоих берегов канала гранатами и бутылками с зажигательной смесью. На помощь танкистам вовремя пришли англичане и американцы, отбросившие марокканцев.

Между тем героически дравшиеся канадцы совместно с танками захватили господствовавшую над Фуэнтес-де-Эбро высоту и среди марокканцев началась паника. Если бы в бой была введена 21-я бригада, разгром противника был бы полным. Но помощи не было, и бойцы интербригады в одиночку вели ожесточенный бой в центре Фуэнтес-де-Эбро с подоспевшими к марокканцам подкреплениями. Танкисты умоляли командовавшего 35-й интернациональной дивизией Кароля Сверчевского ввести в бой резервы, но таковых просто не было. Бой шел целый день, и к утру стороны оказались на прежних позициях. Интернациональный танковый полк потерял более трети своих машин — 18. Столь стремительно начавшееся наступление имело все шансы на успех, а превратилось в очередную неудачу из-за фактического предательства анархистов. К тому же складывалось впечатление, что франкисты, в отличие от собственных войск, были прекрасно осведомлены о предстоящем танковом ударе, так как под Фуэнтес-де-Эбро была стянута практически вся противотанковая артиллерия мятежников на арагонском участке фронта. Основной урок из единственного танкового блицкрига республиканцев за все время войны можно сформулировать следующим образом: танки можно пускать в глубокий прорыв только после подавления противотанковой обороны авиацией и артиллерией. Именно так и поступали немцы на начальном этапе Второй мировой войны.

Потерпев неудачу на земле (правда, относительную, так как и мятежники понесли в сражении за Фуэнтес-де-Эбро огромные потери), республиканцы уже через день отыгрались в воздухе. В середине июля 1937 года на смену «генералу Дугласу» в качестве военного советника при ВВС республики в Испанию прибыл комбриг Евгений Саввич Птухин («генерал Хосе»). Уже в 15 лет Птухин вступил в 1917 году в Красную гвардию, а через три года впервые сел за штурвал самолета. В 30 лет талантливый летчик стал комбригом (генерал-майором) и к моменту отъезда в Испанию командовал Бобруйской бригадой истребительной авиации, многие пилоты которой также воевали на Пиренеях. Великую Отечественную войну Птухин встретил командующим ВВС Юго-Западного фронта. Но Берия изобрел очередной заговор военных и Птухина вместе с многими другими видными военачальниками ВВС РККА арестовали. Сначала под пытками Евгений Саввич признался, что был участником военного заговора еще с 1935 года, будучи завербованным Уборевичем. Однако потом Птухин отказался от этих показаний. Героя Испании расстреляли 23 февраля 1942 года. Вместе с ним принял смерть первый командир советской истребительной группы в Испании П. И. Пумпур и ас бомбардировочной авиации на Пиренеях, ставший к тому времени генерал-майором, Э. Г. Шахт. Еще раньше, 28 октября 1941 года, по личному указанию Берии без судебного приговора казнили Я. В. Смушкевича, Г. М. Штерна и П. В. Рычагова. Так, в результате преступного произвола страна лишилась цвета советской авиации — героев, прославивших Советский Союз в сражениях испанской гражданской войны.

В Испании Птухин лично разрабатывал тактику борьбы с «мессершмиттами» и «хейнкелями 111», ведя с ними воздушные бои (одного из «хейнкелей» комбриг сбил лично). Так как «мессеры» предпочитали нападать сверху, то в каждой истребительной эскадрилье была сформированы две пары «высотных чистильщиков» из наиболее выносливых летчиков. Эта четверка летела на 800-1000 м выше и чуть позади основной группы. Как только «мессершмитты» пикировали сверху на «мух» и «курносых», на них самих также сверху обрушивались «чистильщики». Тактика оказалась успешной и немцам потребовалось определенное время, чтобы к ней приспособиться. На «хейнкелей» И-15 и И-16, наоборот, нападали снизу, и бомбардировщики закрывали их от своих собственных Ме-109, которые обычно сопровождали «хейнкелей», летя выше них.

С именем Птухина связана и самая успешная после Гвадалахары операция республиканских военно-воздушных сил. Утром 14 октября 1937 года советские истребители под Сарагосой посадили на своем аэродроме итальянский «фиат», летчик которого сообщил много ценной информации о крупнейшей военно-воздушной базе мятежников аэродроме Гарапенильос (примерно в 30 километрах юго-западнее Сарагосы). В частности, итальянский капитан сказал, что сосредоточенные в Гарапенильос 80 истребителей 15 октября нанесут массированный удар по аэродромам республиканцев. Птухин решил упредить противника и уничтожить авиабазу врага. Это было рискованное решение, так как аэродром Гарапенильос был плотно прикрыт зенитками и прежние попытки приблизиться к нему заканчивались неудачей. Планировалось, что эскадрилья СБ Александра Сенаторова для отвода глаз нанесет бомбовый удар по Сарагосе, а две эскадрильи И-15 под командованием Серова пулеметным огнем будут поливать Гарапенильос. Пять эскадрилий И-16 будут прикрывать штурмующих, а в случае отсутствия какой-либо угрозы также подключатся к операции.

Всего лишь за один день операция была тщательно подготовлена. Летчиков ознакомили с распорядком дня охраны аэродрома и схемой расположения зенитного прикрытия. По данным пленного итальянца, самолеты на аэродроме стояли плотно, крылом к крылу, что было идеально для штурма.

Рано утром 15 октября 1937 года армада республиканских истребителей (более 60 машин) как на учениях, без всяких помех, подошла к аэродрому и накрыла его плотным пулеметным огнем. Зенитки врага были застигнуты врасплох и только спустя некоторое время открыли беспорядочную стрельбу. Гарапенильос всего за несколько минут превратился в море огня. Каждый из «курносых» спикировал по 7–9 раз с высоты примерно в 150 метров, пока не был полностью израсходован боекомплект зажигательных пуль. И-15 выходили из бреющего полета на высоте всего 10–15 метров от земли. Блестящую операцию Серова дополнили две эскадрильи «мух». На аэродроме было уничтожено около 50 самолетов. Пожар бушевал целый день, и запах гари чувствовался даже на линии фронта. Муссолини прислал специальную следственную комиссию и нескольких зенитчиков расстреляли перед строем. Ярость дуче была понятна: большинство уничтоженных самолетов и сожженный остродефицитный бензин только что прибыли из Италии.

Удар по Гарапенильос вошел во все учебники авиационной тактики, а герой операции Анатолий Серов стал Героем Советского Союза. Почти через два года ВВС РККА с успехом применят такую же тактику на Халхин-Голе.

Однако мастерство и героизм республиканцев на Восточном фронте не смог все же остановить падение Севера. 21 октября 1937 года в последний еще державшийся город Астурии Хихон вошли франкисты и продолжавшаяся с 31 марта битва за Север закончилась поражением республики. В руки мятежников помимо пленных попали 100 тысяч винтовок, 400 орудий, десятки самолетов. Но самым тяжелым обстоятельством было то, что под контроль мятежников перешла угольная и металлургическая промышленность Астурии и Басконии. К ноябрю 1937 года в «национальной зоне» находилось 60 % мощностей металлургической и 65 % угольной индустрии.

По международному престижу республики был нанесен серьезный удар. Многие в мире уже не верили в способность республиканцев долго сопротивляться. Даже у многих пылких и искренних сторонников республики начали опускаться руки. А 150-тысячная северная армия Франко, закончив свои операции, была готова к переброске на другие фронты.