• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Думаю, вы читали «Чонкина». Если еще нет — настоятельно рекомендую. Есть там такой забавный эпизод: капитан НКВД товарищ Миляга по странному стечению невероятных обстоятельств попал в плен к красноармейцам. По причине контузии (ему врезали прикладом по голове) Миляга не сразу понял, куда он попал, и поэтому начал на ломаном русском языке давать показания о том, что он есть сотрудник русского гестапо и много стрелять-убивать коммунистен унд комсомольцен (последнее заявление было чистой правдой). Ярость благородная вскипела как волна, и советские бойцы решили прикончить гнусного фашистского выкормыша. Когда до Миляги наконец дошло, что власть в деревне еще не сменилась, он начал было менять свои показания, начал объяснять, что он не тварь дрожащая, а сотрудник учреждения, которое право имеет... И все было бы хорошо, если бы не заорал капитан Миляга сдуру: «Да здравствует товарищ Гитлер!» Эти слова стали последними в жизни славного чекиста...

К чему это я? А вот к чему. В августе 1991 г. произошли в нашей стране большие события. И многим тогда показалось, что власть сменилась. По этой ли, или по какой иной причине, но в самом начале 1992 г. «Военно-исторический журнал» (а это, к вашему сведению, официальный печатный орган Министерства обороны, а не какой-нибудь эмигрантский листок «литературных власовцев») опубликовал те самые, многократно выше упомянутые «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» от мая 1941 года. Ошеломленная публика прочитала, в частности, такие соображения:

«...Считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.

Первой стратегической целью действий войск Красной Армии поставить — разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее Демблин, и выход к 30 дню операции на фронт Остроленка, р. Нарве, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц (города в Польше и Чехии на расстоянии в 300—350 км к западу от границы СССР. — М. С). Последующей стратегической целью иметь: наступлением из района Катовице в северном или северо-западном направлении разгромить крупные силы Центра и Северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии...»

Соображения абсолютно здравые — с какой стати отдавать «инициативу действий» противнику? Для чего еще создавались 61 танковая и 31 моторизованная дивизии, если не для проведения крупных наступательных операций? Но для человека, проведшего несколько месяцев в невесомости, нормальное для всего живого земное тяготение становится невыносимой мукой, и бледных, теряющих сознание космонавтов на руках выносят из спускаемого аппарата... Так и для советских/российских читателей, с детского сада воспитанных на сказках про «доброго дедушку Ильича» и «неизменно миролюбивую внешнюю политику Советского Союза», нормальная правда о том, что волки не едят капусту, оказалась тяжелым нервным потрясением.

Пока публика ужасалась, удивлялась, восхищалась, время шло и дошло наконец до того, что всем стало ясно — власть не сменилась (да и куда она, родимая, от нас, а мы от нее?) и пора снова кричать: «Да здравствует товарищ Сталин!» К слову говоря, я совершенно не понимаю, почему нельзя было кричать «да здравствует товарищ Сталин», размахивая майскими (1941 г.) «Соображениями»? Не понимаю. Что плохого в том, что товарищ Сталин, оказывается, замышлял врезать топором по затылку «товарищу Гитлеру»? Что в этом зазорного? Да наши генералы из Института военной истории должны были на руках носить Виктора Суворова за то, что тот изобразил их усатого кумира в виде хищного зверя (каковым Сталин и был в действительности), а не растерявшейся, перепуганной институтки... Но не срослось что-то где-то, и команда «кругом» так и не прозвучала. А это значит, что все виновные в публикации документов, порочащих неизменно миролюбивую политику СССР, должны «за базар ответить».

Вот они и начали отвечать

Первым делом ветераны советской пропагандистской «науки» объяснили всем, кто еще способен их слушать, что майские «Соображения» — это всего лишь черновой набросок, эдакий «шахматный этюд», составленный (на 15 листах, с четырьмя приложениями и семью картами) генералом Василевским от скуки, в свободное от его основной работы заместителя начальника Оперативного управления Генштаба Красной Армии время. Гипотеза, конечно, смелая, однако абсолютно несовместная с мнением о предназначении документа самих его составителей, которые в последних строках пишут:

«... Прошу:

1. Утвердить представляемый план стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР и план намечаемых боевых действий на случай войны с Германией.

2. Своевременно разрешить последовательное проведение скрытого отмобилизования и скрытого сосредоточения, в первую очередь — всех армий резерва Главного Командования и авиации...»

То есть, по мнению военных (конкретно к документу имели отношение ровно четыре человека: Василевский — его рукой написан текст, первый заместитель начальника' Генштаба Ватутин — его рукой предположительно внесены правки в текст, начальник Генштаба Жуков и нарком обороны Тимошенко), они представили Сталину на утверждение «план намечаемых боевых действий», а вовсе не ученический реферат.

Затем началась «атака с тыла». На оригинале документа, действительно, нет никакой резолюции Сталина. Согласитесь, это уже открывает некое «окно возможностей» для того, чтобы избавиться от столь неудобных «Соображений». В кустах был немедленно найден рояль. То есть видный советский военный историк Н.А. Светлишин неожиданно вспомнил, что еще в 1965 году Г.К. Жуков рассказывал ему и про майские «Соображения», и про реакцию Сталина на них. 27 лет Светлишин молчал как рыба, нигде не публиковал эти воспоминания Жукова, не записал их в свою секретную тетрадь, не сдал ее, как положено, в секретные фонды ЦАМО... Но в нужный момент все вспомнил.

Оказывается, Жуков (в пересказе товарища Светлишина) отдал Особой важности совершенно секретный документ (с надписью в правом верхнем углу: «Только лично. Экземпляр единственный») не тому, кому этот документ был лично адресован, а сталинскому секретарю Поскребышеву. Отдал — и ушел.

Для тех, кто не понял, поясняю — это трибунал. Как минимум. Как максимум — «вышка». Отдать постороннему лицу документ Особой важности кадровый военный не мог. До этого мог додуматься только советский военный историк. На тот момент в Красной Армии действовала утвержденная наркомом Тимошенко Инструкция о порядке составления и хранения документов Особой важности. Это брошюра' на 15 страницах. В частности, такие документы должны были быть написаны лично от руки «на твердой подложке, не оставляющей оттиска от пера», все черновики и промокательная бумага должны были уничтожаться по акту, документ должен был храниться в опечатанном сейфе, находящемся в комнате с опечатываемой же железной дверью и стальными решетками на окнах. Инструкция прямо запрещала передавать документы Особой важности даже старшим по званию и должности — только лично в руки тому, кому конкретный документ был адресован.

Но это еще не финал комедии. Далее Светлишин (от лица покойного Жукова) рассказывает о том, что на следующий день Поскребышев от имени и по поручению Хозяина отругал начальника Генерального штаба, причем этот выговор и приказ «впредь таких «записок для прокурора» не писать» Жуков выслушал прямо в приемной Сталина (возможно — в присутствии третьих лиц). Самое смешное во всей этой истории то, что Светлишин даже не подумал о существовании рассекреченного и опубликованного еще в 1990 г. «Журнала посещений» кабинета Сталина. Из этого документа явствует, что у Жукова и Тимошенко не было никаких проблем с тем, чтобы передать документ лично Сталину. На основании «Журнала посещений» можно даже предположить (не утверждать, но вполне обоснованно предположить), когда это произошло.

10,12 и 14 мая Тимошенко и Жуков были в кабинете Сталина, причем встречи продолжались 1,5—2 часа. На этих совещаниях военные могли получить указания, на основании которых они вели работу над «планом намечаемых боевых действий». Майские «Соображения» содержат сведения из разведсводки от 15 мая, именно поэтому их и датируют «не ранее 15 мая». 19 мая Сталин и Молотов (на тот момент — заместитель Сталина на посту Председателя Совнаркома и фактически «второй человек» в стране) приняли Тимошенко и Жукова. Через 15 минут в кабинет вошел еще один из разработчиков плана — Ватутин. Совещание продолжалось полтора часа, все четверо покинули кабинет Сталина одновременно.

24 мая в кабинете Сталина состоялось многочасовое совещание, участниками которого, кроме самого Сталина, были Молотов, Тимошенко, Жуков, Ватутин, начальник Главного управления ВВС Красной Армии Жигарев, командующие войсками пяти западных военных округов, члены Военных советов (т.е. комиссары) и командующие ВВС пяти округов. Другого столь же представительного совещания высшего комсостава Красной Армии в кабинете Сталина не было — ни за несколько месяцев до 24 мая, ни после этого дня вплоть до начала войны. С очень большой долей достоверности можно предположить, что на этом, явно неординарном совещании утвержденный Сталиным план войны был доведен до сведения командования западных округов (будущих фронтов).

Еще одним, косвенным, но очень, на мой взгляд, убедительным подтверждением того, что на совещании 24 мая 1941 г. план будущей войны — причем войны отнюдь не оборонительной — был окончательно отработан и доведен до сведения исполнителей, является абсолютная завеса секретности, которой окутана тайна этого совещания. В советскую эпоху ни одно упоминание хотя бы о факте его проведения — не говоря уже о стенограмме обсуждения — ни разу не появилось ни в так называемой научной, ни в мемуарной литературе. Да и по сей день документально ничего не известно ни о повестке дня, ни о принятых решениях. Что очень странно, учитывая огромное количество «антисуворовской» литературы, изданной за последние 10 лет. Чего тут только нет: «миф ледокола», «ледокол лжи», «шулер от истории», «антиСуворов», «как Суворов выдумывал историю», «неправда Виктора Суворова»... Некий проходимец, взявший себе псевдоним «В. Суровое», выпустил в свет пасквиль под названием «Ледокол-2». Хотя, казалось бы, чего проще — опубликуйте материалы совещания 24 мая 1941 г., и все окончательно убедятся в неизменно миролюбивой политике Сталина...

Последние сомнения в том, что майские «Соображения» являются одним из многих документов практической разработки плана вторжения в Европу, а вовсе не теоретическим упражнением, пропали после того, как в первой половине 90-х годов были опубликованы другие аналогичные документы. На сегодняшний момент в распоряжении историков имеется четыре варианта общего плана стратегического развертывания Красной Армии (август, сентябрь, октябрь 1940 г. и март 1941 г.) и материалы по оперативным планам двух важнейших фронтов («Докладная записка по решению Военного Совета Юго-Западного фронта по плану развертывания на 1940г.», декабрь 1940 г. и «Директива наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии командующему войсками Западного ОВО на разработку плана оперативного развертывания войск округа», апрель 1941 г.). К документам, фактически раскрывающим оперативные планы советского командования, следует отнести и материалы январских (1941 г.) оперативно-стратегических игр, проведенных высшим командным составом РККА. К такому выводу нас подводит не только простая житейская логика, но и опубликованная лишь в 1992 г. статья маршала А.М. Василевского, который прямо указывает на то, что «в январе 1941 г., когда близость войны уже чувствовалась вполне отчетливо, основные моменты оперативного плана были проверены на стратегической военной игре с участием высшего командного состава вооруженных сил».

И что же мы видим? Все известные ныне оперативные планы представляют собой фактически один и тот же документ, лишь незначительно меняющийся от одного варианта к другому. Имеет место не только смысловое, но и явное текстуальное совпадение всех вариантов Большого Плана. Все планы без исключения представляют собой план крупномасштабной наступательной операции, проводимой за пределами государственных границ СССР. Боевые действия на собственной территории не рассматривались даже как один из сценариев для штабной игры. Вся топонимика театра предполагаемых военных действий представляет собой наименования польских, румынских, словацких и восточно-прусских городов и рек.

Такими были планы. Посмотрим теперь на факты. Стоит лишь нанести на географическую карту то расположение войск западных округов, которое создавалось в ходе скрытого оперативного развертывания, как совершенно очевидным становится «наступательный характер планируемых стратегических действий». Благодаря предусмотрительно вырисованной в сентябре 1939 г. (и подписанной Сталиным лично в двух местах) «линии разграничения государственных интересов СССР и Германии на территории бывшего Польского государства» новая граница имела два глубоких (на 150— 170 км) выступа, обращенных «острием» на Запад. Белостокский выступ в Западной Белоруссии и львовский выступ в Западной Украине. Двум выступам неизбежно сопутствуют четыре «впадины». С севера на юг эти «впадины» у основании выступов находились в районах городов Гродно, Брест, Владимир-Волынский, Черновцы.

Если бы Красная Армия собиралась встать в оборону, то на «остриях выступов» должны были остаться самые мини-малыше силы прикрытия, а основные оборонительные группировки были бы выстроены у оснований, во «впадинах». Такое построение позволяет гарантированно избежать окружения своих войск на территории выступов, сократить общую протяженность фронта обороны (длина основания треугольника всегда короче суммы двух других сторон) и создать наибольшую оперативную плотность на наиболее вероятных направлениях наступления противника, т.е. у «впадин». В июне 1941 г. все было сделано точно наоборот.

Главной ударной силой Красной Армии были механизированные (танковые) корпуса. Крайняя спешка и разновременность начала их формирования привели к тому, что оснащены боевой техникой они были очень неравномерно. В большей части корпусов танков «новых типов» (Т-34, KB) не было вовсе, некоторые мехкорпуса имели всего по 100— 200 (в Красной Армии про две сотни танков говорили «всего») танков БТ-2/БТ-5 выпуска 1932—1934 гг., с почти выработанным моторесурсом. На этом фоне очень четко выделяются «пять богатырей», пять мехкорпусов, на вооружении которых обнаруживается от 700 до 1000 танков, в том числе • более 100 новейших танков Т-34 и KB, сотни тракторов (тягачей), несколько тысяч автомобилей и мотоциклов. Это (перечисляя с севера на юг) 3-й МК, 6-й МК, 15-й МК, 4-й МК и 8-й МК. Даже среди этих, лучших из лучших, заметны 6-й и 4-й мехкорпуса. На их вооружении было, соответственно, 452 и 414 новейших танков — больше, чем во всех остальных мехкорпусах Красной Армии вместе взятых!

Где же стояли эти «богатыри»? 4-й МК развертывался в районе Львова — на острие львовского выступа. Рядом с ним, немного южнее, дислоцировался 8-й МК, восточнее Львова находился 15-й МК. Еще не сделав ни одного выстрела, ударная группировка в составе трех мехкорпусов нависала над флангом и тылом немецких войск, зажатых в междуречье Вислы и Буга. За два дня до начала войны все три дивизии 4-й МК начали движение на запад, к самой границе. Утром 22 июня к пограничной реке Сан выдвинулся и 8-й МК. Но, пожалуй, самым показательным был выбор места дислокации 6-й МК, который спрятали среди дремучих лесов и бездонных болот у Белостока. Выехать своим ходом из Белостока корпус мог только в одну сторону — по шоссе на Варшаву, до которой от границы оставалось тогда (после войны Сталину пришлось вернуть Белостокское воеводство Польше) всего 80 км.

Не менее примечательно было и место дислокации 3-го МК. Этот корпус был подчинен 11-й армии, развернутой на юге Литвы, на стыке Северо-Западного и Западного фронтов. Линия границы в районе этого стыка имела вид длинного и узкого «языка», который от польского города Сувалки вдавался в глубь советской территории в районе г. Гродно. Само очертание границы у Гродно внушало большие опасения (еще большие опасения должны были вызвать 4 танковые и 3 моторизованные дивизии вермахта, развертывающиеся на этом «пятачке»). Тем не менее 3-й МК оказался значительно севернее Гродно, даже севернее Каунаса, отделенный от «сувалкского плацдарма» полноводным Неманом. Странное решение для отражения весьма вероятного удара противника от Сувалки на Гродно, зато очень понятное и рациональное для наступления на Тильзит и далее к балтийскому побережью Восточной Пруссии.

Аналогичным образом (главные силы — на обращенном к противнику «острие выступа», значительно более слабые — у оснований) были распределены и отдельные полки тяжелой артиллерии. В составе 3-й армии, прикрывавшей гродненское направление, было всего два отдельных артполка (152-й и 444-й), а в составе 10-й армии (острие белостокского выступа)-семь(130-й, 156-й, 262-й, 315-й, 311-й, 124-й, 375-й).

Вы думаете, уважаемый читатель, что после рассекречивания таких документов и фактов ОНИ посыпали головы пеплом, смиренно признались в своем многолетнем наглом «мозгоимении» и ушли в монастырь? Щас...

В 1996 году все тот же «Военно-исторический журнал» опубликовал в пяти номерах серию статей под общим заголовком «Конец глобальной лжи». Самое забавное, что одним из двух авторов публикации был тот самый Ю.А. Горькое, который в начале 1992 года опубликовал майские «Соображения». Иезуитская логика заказчиков публикации понятна: «мы тебя за язык не тянули, сам заварил эту кашу — сам ее теперь и расхлебывай». Только столь жесткой постановкой задачи я могу объяснить то решительное бесстыдство, какое проявили авторы «Конца...», попытавшиеся всучить публике козу под названием и по цене коровы. Впрочем, учитывая, что в вопросах военно-стратегического планирования широкая публика разбирается еще меньше, чем в животноводстве, определенный фурор «глобальная ложь» произвела. Еще бы! Были предъявлены насквозь (ну, почти насквозь) оборонительные планы, и почти все боевые действия планируются на своей территории, и топонимика уже нашенская...

Не буду вас долго интриговать, тем более — на пустом месте. Главным содержанием «Конца глобальной лжи» была публикация пяти (по числу западных военных округов) документов. Этими документами были Планы прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск округов. Пользуясь тем, что далеко не все читатели (хотя, между нами говоря, у читателей ВИЖа следовало бы ожидать наличия некоторой компетентности) понимают значение специфических военных терминов, авторы «глобальной лжи» попытались выдать план операции прикрытия, т.е. план сугубо частной, ограниченной по времени и задачам операции, за счастливо найденный ими «план войны», каковой план оказался сугубо оборонительным. Вот, собственно, и весь конец. Чисто технологически жульнический трюк был построен на непрерывной подмене понятий: план прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания превращается в «план прикрытия границы» (что уже есть грубая неточность), затем — в «план обороны границы», затем — просто в «план обороны». Что и требовалось доказать.

Строго говоря, даже самый далекий от военного дела читатель мог бы самостоятельно прийти к незатейливой мысли: если весь оперативный план исчерпывается одним только прикрытием мобилизации и развертывания, то зачем же тогда проводится это крайне дорогостоящее развертывание? Неужели только для того, чтобы создать лишние проблемы с его прикрытием? Но, учитывая, что мыслить самостоятельно советского человека тщательно отучили, а человека российского реклама уже приучила не мыслить, а «управлять мечтой», имеет смысл подробнее разобраться в содержании термина «операция прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания».

В переводе на нормальный человеческий язык «отмобилизование, сосредоточение и развертывание» означает следующее:

— предназначенные для участия в войне части и соединения надо пополнить людьми (резервистами, которые в мирное время заняты созидательным трудом и ждут своего часа), вспомогательной техникой, (схема мобилизации Красной Армии предполагала изъятие из народного хозяйства сотен тысяч автомобилей и десятков тысяч тракторов), боеприпасами, горючим, продовольствием и медикаментами из мобилизационных запасов.

— отмобилизованные части (люди, техника, боеприпасы и прочее) надо переместить в установленные планом развертывания места; для одних частей это означает пеший марш на 50 км, для других — железнодорожную перевозку на 5000 км.

— прибывшие на театр будущих военных действий войска нужно определенным образом разместить: танковый полк спрятать в глухом лесу, полк тяжелой артиллерии вывести на огневую позицию, противотанковый дивизион замаскировать рядом с перекрестком шоссейных дорог, десантников привезти на аэродромом погрузки, пехоту посадить в заранее вырытые окопы и траншеи и.т.д.

Только после того, как все это (отмобилизование, сосредоточение, развертывание) сделано, самый главный начальник может снять самую главную телефонную трубку и прохрипеть в нее: «Начали!» На самом же этапе сосредоточения и развертывания войска на редкость беззащитны. По сути дела, процесс сосредоточения и по форме, и по содержанию схож с известным, наверное, каждому переездом из одной квартиры в другую. Через пару недель после переезда жизнь войдет в свою колею и, как все надеются, станет лучше, чем была на прежнем месте. Но это будет потом. В сам короткий момент переезда даже такое простое дело, как найти нитку, иголку и пуговицу нужного размера, превращается в неразрешимую проблему. Та же ситуация создается и при передислокации войск. Танковая дивизия (370 танков, 11 тыс. человек личного состава), развернутая в боевой порядок, представляет собой страшную силу. Эта же дивизия, погруженная в забитые фанерой для маскировки вагоны, становится беспомощной, как младенец. Хуже того, она превращается в удобную мишень для противника. Соответственно, для того чтобы короткий период сбора резервистов, переезда и оперативного развертывания войск не стал для них последним, необходимо проведение целого комплекса специальных мероприятий, который на военном языке называется «операция прикрытия мобилизации и развертывания».

Эта операция по определению является оборонительной и кратковременной. Объектом прикрытия является не страна, не линия границы, «не мирный труд советского народа», а процесс — весьма непродолжительный процесс мобилизации, сосредоточения и развертывания. От частей и соединений, решающих задачу прикрытия, требуется в течение нескольких дней сдерживать наступление противника, не допустить прорыва крупных моторизованных частей противника в оперативную глубину, прикрыть с воздуха районы выгрузки войск, железнодорожные станции и перегоны. Вот и все. Не меньше, но и не больше. На этапе прикрытия от линии пограничных столбов можно и отступить. Не это главное. Отмобилизованная и развернутая в боевые порядки армия через несколько дней вернет все столбы на свое место.

Самым эффективным и одновременно самым дешевым способом решения задачи прикрытия является выбор противника настолько слабого, что он просто не рискнет произвести первый выстрел и нарушить тем самым плановый ход развертывания ваших войск. Это возможно. Именно так обстояло дело с теми войнами, которые СССР вел в 1939 — 1940 годах. Ни Польша, армия которой рассыпалась в сентябре 1939 г. под ударами вермахта, ни 3,5-миллионная Финляндия даже не пытались помешать развертыванию войск Красной Армии на их границах. Первоначально именно по такому сценарию кремлевские правители собирались начать войну против Германии. Разработка планов прикрытия началась не в сентябре 39-го года — после возникновения общей линии соприкосновения немецких и советских войск, и не поздней осенью 40-го года — когда уже полным ходом шла работа по отработке планов стратегического развертывания Красной Армии для вторжения в Европу, а лишь в мае 1941 года. Это не опечатка — в мае 41-го.

Забавно, но российские «историки» с особым рвением выпячивают ныне это обстоятельство, видимо, не понимая, что отсутствие планов прикрытия — при наличии планов вторжения с глубиной наступления в 300 км на этапе решения «первой стратегической задачи» — демонстрирует не особое миролюбие, а лишь запредельную самонадеянность высшего военно-политического руководства страны. Если в таком удивительном планировании и был хоть какой-то смысл, то он, скорее всего, заключался в надежде на то, что войну против Германии удастся начать по самому «облегченному варианту», а именно: основные силы вермахта уйдут на Ближний Восток или (что было бы еще надежнее и лучше) высадятся на Британских островах. При таком сценарии развития событий оставленные в Польше 20—30 пехотных немецких дивизий или вовсе не рискнут помешать стратегическому развертыванию Красной Армии, или будут с легкостью уничтожены при первой же попытке пересечь границу. Другие, гораздо более тревожные ожидания возникли лишь весной 1941 г. Так, в апрельской (1941 г.) Директиве на разработку плана оперативного развертывания армий Западного ОВО появляется уже фраза о «возможности перехода противника в наступление до окончания нашего сосредоточения».

Разработка полноценных планов прикрытия началась только в мае 1941 года (до этого действия по прикрытию развертывания коротко упоминались в общем перечне задач, предусмотренных оперативными планами). Вероятно, именно в мае 41-го к Сталину начало приходить понимание того, что вторжение Гитлера на Британские острова может быть отложено на неопределенное будущее, и Красной Армии придется иметь дело с главными и наиболее боеспособными частями вермахта и люфтваффе. Соответственно, изменилось и отношение к сложности и значимости операции прикрытия. В период с 5 по 14 мая 1941 г. соответствующие директивы наркома обороны были направлены в округа, и к 6—19 июня планы прикрытия пяти западных округов поступили из соответствующих окружных штабов на утверждение в Генеральный штаб Красной Армии.

Примечательно, что наряду со стандартной фразой «упорной обороной укреплений по линии госграницы прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа», все планы прикрытия предполагали нанесение авиационного удара по сопредельной территории:

«... Последовательными ударами боевой авиации по установленным базам и боевыми действиями в воздухе уничтожить авиацию противника... Мощными, систематическими ударами по основным группировкам войск, железнодорожным узлам и мостам нарушить и задержать сосредоточение и развертывание войск противника...»

Надо ли доказывать, что «задержать сосредоточение и развертывание войск противника» возможно только в случае нанесения первого, а вовсе не «ответного» удара? Надо ли специально объяснять, что нанести в первые часы войны удар по установленным аэродромам базирования вражеской авиации можно только в том случае, если места расположения этих аэродромов и маршруты подхода к ним разведаны заранее. И такая кропотливая подготовительная работа была проведена в реальности. Так, например, в приложениях к плану прикрытия Западного ОВО «бомбардировочный расчет наряда самолетов для удара по аэродромам противника» занимал три листа текста.

Более того, планы прикрытия Киевского и Ленинградского округов предполагали даже возможность вторжения наземных войск на территорию противника уже на этапе выполнения задач прикрытия: «При благоприятных условиях всем обороняющимся и резервам армий и округа быть готовыми по указанию Главного Командования к нанесению стремительных ударов для разгрома группировок противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных рубежей». Миролюбие, обнаруженное авторами «глобальной лжи», было весьма и весьма зубастым...