• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Отступать дальше некуда. Мы подошли к последней главе и последней теме. Не хотелось бы про такое вообще писать, да и не подходит это к заявленной в предисловии «легкой и веселой книге»... С другой стороны, просто пройти мимо нагромождений лжи и лицемерия в самом трагическом вопросе истории войны тоже нельзя. Поэтому тем, кто готов к нелегкому и очень грустному (порой — страшному) чтению, я предлагаю тринадцатую главу. Это глава про смерть, страдания, подвиг и мученичество. Глава про людские потери Советского Союза во Второй мировой войне.

Начнем же мы с вещей простых и безобидных. С одного математического парадокса, который называется «малая разность больших величин».

1000-999 = 1.

Есть возражения? Нет возражений. Теперь чуть-чуть, всего на один процент, увеличим первое число.

А второе число чуть-чуть, всего на один процент, уменьшим. Что получилось?

1010-989 = 21. .....

Вот это и называется «эффект малой разности больших величин». Там чуть-чуть, здесь чуть-чуть, а разность выросла в двадцать один раз! К слову говоря, этот парадокс не является совсем уже отвлеченной игрой ума. Всякий конструктор знает, что его надо учитывать при простановке размеров на чертеже, т.е. паз шириной в 5 мм на расстоянии в 670 мм от торца детали должен быть «образмерен» индивидуально и конкретно, в противном случае, при простановке двух размеров (670 мм и 675 мм), можно получить что угодно, но только не требуемые для сборки 5 мм...

К чему это я? А все к тому самому, к 27 миллионам. Которые раньше были 20 миллионами. Откуда взялись эти цифры? Почему Сталин говорил про 7, Хрущев — про 20, а Горбачев — про 27 миллионов погибших?

Вы, наверное, думаете, что государство в лице своих специально обученных госслужащих обошло все дворы, деревни, поселки, города и мегаполисы, сверило, сосчитало и пересчитало все картотеки всех «паспортных столов» (интересно, можно ли перевести это словосочетание на какой-нибудь европейский язык?) и СУММИРОВАНИЕМ данных по каждой деревне получило общую СУММУ потерь по всей стране? Скажу честно — я именно так и думал. Даже я, после стольких лет, проведенных за чтением сочинений отечественных «историков», не ожидал такого бесстыдства и такой халтуры, какие обнаружились в действительности.

Оказывается, никто ничего не суммировал. Оказывается,та сакральная цифра, которая присутствовала во всех учебниках, во всех газетах, которая звучала на всех митингах и торжественных заседаниях («20 миллионов погибших») и которая в 1990 году внезапно, без объяснения причин, вдруг взяла и выросла на 7 миллионов, была получена не суммированием, а ВЫЧИТАНИЕМ. Вычитанием двух огромных и совершенно произвольных чисел. В полном соответствии с теорией «малой разности больших величин».

А теперь я помолчу, а вы внимательно прочитаете ЭТО: «Оценка численности населения СССР на 22 июня 1941 г. получена путем передвижки на указанную дату итогов предвоенной переписи населения страны (17января 1939г.) с корректировкой чисел рождений и смертей за 2,5 года, прошедших от переписи до нападения фашистской Германии. Численность населения СССР на конец 1945г. рассчитана путем передвижки назад возрастных данных Всесоюзной переписи населения 1959г... Эта цифра была получена в результате обширных статистических исследований ученых-демографов и последующей работы (в конце 80-х годов XX в.) государственной комиссии по уточнению людских потерь Советского Союза в Великой Отечественной войне».

Вот так, «в результате обширных статистических исследований» центральный вопрос военной истории СССР был решен легко и просто. «Численность населения СССР на конец 1945 г. рассчитана путем передвижки назад возрастных данных Всесоюзной переписи населения 1959г.» Надо ли доказывать, что таким путем можно было получить любую, заранее заданную, цифру потерь? О какой точности можно говорить в случае передвижки данных переписи населения на 13 лет назад? 13 лет, и каких лет!

Кто, какие ученые-демографы могут знать, как «передвигать назад» данные переписи, если эти 13 лет были совершенно уникальными? Где и когда в истории цивилизованного человечества имела место другая подобная бойня? Да, во времена средневекового зверства случались еще более масштабные человекоубийства (считается, что в годы Тридцатилетней войны в Европе погиб каждый третий, а в Чехии — каждый второй), но тогда никто и не вел демографическую статистику с принятой в XX веке точностью и детализацией. Как, на какой статистической базе можно было вычислить количественное влияние на демографические показатели (рождаемость, смертность, прирост населения) таких Явлений, как массовая гибель мужчин брачного возраста (причем число этих смертей не известно, его-то как раз и предстоит определить путем арифметических игр в «передвижку»!), как массовое привлечение женщин детородного возраста к не-посильному физическому труду, массовая беспризорность детей, необычайно большое число неполных семей («безотцовщина»), гигантская, невиданная со времен «великого переселения народов», миграция населения...

Абсолютно бесспорный, на мой взгляд, вывод из сказанного заключается в том, что людские потери СССР во Второй мировой войне никому не известны. Очень может быть, что нормальное, т.е. основанное на суммировании, а не вычитании «среднепотолочных величин», исследование и было проведено сразу же после окончания войны, но его результаты по сей день строжайше засекречены.

Это предположение (о существовании реальной, относительно достоверной демографической статистики) я взял не с потолка. В серии «Документы советской истории» вышел сборник («Советская повседневность и массовое сознание 1939—1945 гг.», М, РОССПЭН, 2003 г.), в котором со ссылкой на ранее совершенно секретный отчет 1959 года «Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне» опубликована обширная демографическая статистика 1943—1945 годов. Чего там только нет — браки, разводы, рождаемость, смертность, детская смертность, соотношение между числом мужчин и женщин, дифференцированное по шести возрастным группам... Сельское население, городское население, на территориях, бывших под оккупацией, не бывших под оккупацией... Учет был. Был. Оставшихся в живых пересчитали. Строго говоря, по-другому и быть не могло в стране, в которой без прописки (или регистрации в сельсовете) человек просто не мог существовать (карточки на продукты питания, детский сад, школа, трудоустройство, погребение — ни одно из этих действий не могло быть произведено без штампа о прописке). Да вот только все опубликованные демографические данные приведены в процентах. Или в таких терминах, как «на тысячу родившихся», «на тысячу браков»... Но ведь тот, кто считал проценты и коэффициенты, не мог не знать абсолютных цифр!

В отсутствие достоверной информации обществу было предложено поверить сначала в цифру 20, затем — 27 миллионов. Цифры эти получены издевательски-нелепым способом вычитания двух больших величин, полученных в результате совершенно произвольных манипуляций с данными всесоюзной переписи населения 1939 и 1959 годов. Такая «методология» позволяла получить ЛЮБУЮ цифру в диапазоне 10—50 миллионов. Фактически единственный разумный вопрос в этой ситуации звучит так: «Почему Хрущев хо-тел, чтобы число жертв войны выражалось числом 20 миллионов, а Горбачеву потребовалось увеличить это число до 27 миллионов?» Попытке найти ответ на этот вопрос и посвящена данная глава. Не буду вас долго интриговать и сразу же скажу, что, по моему мнению, обе эти цифры ЗАВЫШЕНЫ. Число жертв войны меньше 20 миллионов, и уж тем более — меньше «горбачевских 27».

В самом общем смысле людские потери складываются из двух частей: потери личного состава Вооруженных сил и жертвы среди мирного населения. Относительный порядок в учете существует только применительно к первой составляющей — потерям Красной Армии. С нее мы и начнем. Н ачнем с традиционной школьной «задачи про бассейн» — в одну трубу вливается, в другую — выливается... Постараемся отвлечься от того моря человеческих страданий, которое скрывается за нижеприведенными цифрами, и займемся голой арифметикой.

К началу июня 1941 г. в Красной Армии, ВВС и на флоте, в военных формированиях гражданских ведомств несли службу 4 901 852 человек (здесь и далее — если не оговорено иное — все цифры взяты из статистического сборника «Гриф секретности снят», составленного в 1993 г. коллективом военных историков Генштаба российской армии под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева). В рамках скрытой мобилизации («большие учебные сборы») к 22 июня 1941 г. в войска поступило еще 767 750 человек. За все четыре года войны было мобилизовано еще 28 807 150 человек. Итого: 34 476 750 человек — вот общий «ресурс живой силы», использованный в Вооруженных силах. Эти цифры весьма точны и достоверны, так как они описывают действия военко-матов и иных служб, находившихся в тылу и ведущих строгую отчетность.

По состоянию на 1 июля 1945 г. (т.е. примерно через 50 дней после окончания боевых действий в Европе) в Вооруженных силах и военных формированиях других ведомств по списку состояло 11 793,8 тыс. человек. На излечении в госпиталях находилось 1046 тыс. военнослужащих. Я не вижу оснований сомневаться в достаточной точности и достоверности этих цифр. За 50 мирных дней командиры всех уровней могли пересчитать своих подчиненных и составить соответствующие донесения в вышестоящие штабы. Те раненые, кому суждено было умереть, уже умерли (военно-медицинская статистика свидетельствует, что вопрос жизни или смерти раненого в абсолютном большинстве случаев решается в первые несколько дней после ранения). С той точностью, с которой будут названы другие цифры, можно считать, что из 1046 тыс. раненых, которые были живы 1 июля 1945 года, не умер никто. Что же касается боевых действий против Японии, которые начались 9 августа 1945 года, то безвозвратные потери Красной Армии в этой операции составили 12 тыс. человек. Эта цифра составляет менее одной десятой процента от потерь в войне с Германией и ее союзниками, поэтому в дальнейшем мы потери «японской войны» учитывать не будем вовсе.

34476,8 - 11 793,8 - 1046 = 21 637.

За все время войны из Вооруженных сил СССР убыло 21 637 тыс. человек. Убыль и потери — это два разных слова с разным значением в военном языке. За годы войны из Вооруженных сил убыло 8007,1 тыс. живых людей. А именно:

— 3614,6 тыс. передано для работы в промышленность и военные формирования гражданских ведомств;

— 3798,2 тыс. демобилизовано по ранению или болезни;

— 594,3 тыс. осуждено, но при этом не расстреляно и не отправлено в штрафные подразделения.

Последняя категория требует пояснений. Речь идет о двух возможных ситуациях. Первая: человек не совершил никакого проступка, а из армии в ГУЛАГ его отправили вследствие «неправильной национальности» (немец, финн, румын, калмык, чеченец), неправильного места рождения (уроженец «бывшей Польши»), сомнительного социального происхождения (сын репрессированного). От греха подальше у таких отбирали оружие и отправляли на лесоповал или в Воркуту, рубить уголь «для фронта, для победы». Другой вариант: человек совершил нечто — с точки зрения «особого отдела» — особо опасное. Например, «высказывал террористические намерения против вождя народа... клеветнически заявлял, что в освобожденных от немецких оккупантов районах крестьяне настроены против восстановления колхозов... в 1928 г. голосовал за антипартийную троцкистскую резолюцию...» (надеюсь, вы понимаете, что это не ерничанье, а точные цитаты из документов СМЕРШа). Выявленных врагов «вождя народа» не расстреливали на месте и не отправляли в штрафбат «искупать вину кровью», а арестовывали и передавали из армии в распоряжение НКВД для проведения следствия и последующего осуждения. Приговором мог быть и расстрел, но эта смерть уже не входила в перечень потерь Вооруженных сил (что, строго говоря, вполне обоснованно — погибший не был жертвой войны).

И эти три цифры представляются мне достаточно точными. Событие происходило вне зоны боевых действий, строго учитывалось и контролировалось, причем контролировалось как минимум с двух сторрн: армия сдала — предприятие военной промышленности или органы НКВД приняли. Раненых демобилизовывали'по решению комиссии, решение протоколировалось, по возвращении домой инвалид предъявлял документы в военкомат для получения пособия. Ошибки и неточности возможны, но они относительно весьма малы.

Есть еще одна категория военнослужащих, которые убыли из действующей армии, но по состоянию на 1 июля 1945 г. были, вне всякого сомнения, живы. Это дожившие до конца войны военнопленные. Ни точного, ни даже приблизительного их числа не знает никто, но есть одна вполне достоверная цифра: количество военнопленных, прошедших через «фильтрационные пункты» и учтенных в документах Управления по делам репатриации. Еще раз повторяю — живых было больше, далеко не все бывшие военнопленные хотели оказаться на пороге «фильтрационного пункта», некоторые пытались остаться на Западе, некоторые пытались подделать документы и вернуться домой, минуя встречу с органами НКВД, но только зарегистрированных и персонально учтенных набралось 1836 тыс. человек.

21 637-8007-1836= 11794.

11 794 тыс. военнослужащих погибли или навсегда и безвестно покинули пределы СССР. Таков результат, причём достаточно достоверный и точный результат решения задачи «про бассейн». Это означает, что общие безвозвратные демографические потери военнослужащих Вооруженных сил СССР даже теоретически не могут быть больше 11 794 тыс. человек. Все, что больше — не более чем голословное кликушество на тему «трупами завалили». Специалистам фамилии современных кликуш хорошо известны, а всем прочим и незачем загромождать память всяким мусором. Постарайтесь запомнить главное: закон сохранения материи никто еще не отменял, и всякий бред про «25..., 37..., 43... миллиона убитых солдат» можно смело выбрасывать в корзину. Далее появляются цифры все менее и менее достоверные, так как речь теперь пойдет о событиях и процессах, которые происходили под огнем, непосредственно на линии фронта, а то и за этой линией, на территории, контролируемой противником:

— 5,23 млн военнослужащих Красной Армии, ВМФ, ВВС, пограничных и внутренних войск НКВД убиты или умерли на этапе санитарной эвакуации. Именно такая цифра получена коллективом историков под руководством Кри-вошеева путем суммирования донесений войск. Разумеется, она не включает в себя все случаи гибели советских солдат в бою (главным образом — вследствие хаоса и паники первых месяцев войны, когда целые соединения исчезали вместе со штабами и всей штабной документацией);

— 1,10 млн человек умерли от ран в госпиталях (как ни дико это звучит, но кошмарная цифра в миллион умерших людей является свидетельством высочайшей квалификации и самоотверженного выполнения своего человеческого и воинского долга со стороны всех работников советской военной медицины — от рядового санинструктора до главного хирурга; из 22 млн случаев ранения 21 млн закончился спасением жизни раненого; с учетом отсутствия простейших — по меркам сегодняшнего дня — медикаментов и чудовищной перегруженности всех медучреждений эти цифры выглядят подлинным чудом);

— 0,40 млн умерли от болезней, погибли в результате несчастных случаев и аварий (небоевые потери).

Для сравнения отметим, что в вермахте за 6 лет войны небоевые потери составили 200 тыс. человек.

— 0,16 млн расстреляны по приговорам военных трибуналов или решением вышестоящих командиров;

— 0,22 млн погибли в бою, сражаясь на стороне противника. О точности этой цифры говорить не приходится, тем не менее в книге Кривошеева (стр. 392) указана именно такая цифра потерь «добровольческих формирований» вермахта и СС, укомплектованных бывшими советскими гражданами.

С оценкой численности этой категории все очень зыбко: с одной стороны, военнопленные и дезертиры были основным, но отнюдь не единственным источником личного состава для «добровольческих формирований», с другой стороны, указанная цифра в 0,22 млн не включает в себя потери тех пособников оккупантов из числа бывших военнослужащих Красной Армии, которые вели бои с советскими парти-занами в составе «полицейских батальонов» и прочих карательных частей и подразделений.

В сумме получается цифра в 7,11 млн убитых и умерших, гибель которых не вызывает сомнений. Самой сомнительной и неопределенной является статистика, связанная с пленом и дезертирством — сама природа этих позорных явлений исключает возможность ведения точного персонального учета.

Поданным Кривошеева, пропавшие без вести и «неучтенные потери первых месяцев войны» в сумме составляют 4559 тыс. человек. Но при этом общий «баланс прихода и расхода» личного состава Вооруженных сил не сходится на огромное число в 2186 тыс. человек (см. стр. 140—141). Сами авторы сборника объясняют это, в частности, «значитель-ным числом неразысканных дезертиров». Для того чтобы арифметический (не военно-исторический, а всего лишь арифметический) баланс сошелся, надо признать, что общее число всех категорий пропавших без вести (пленные, дезертиры, неучтенные в донесениях штабов убитые, оставленные на захваченной противником территории раненые) составляет 6745 тыс. человек (4559 + 2186). Цифра огромная. Как видите, она больше числа учтенных убитых и умерших от ран в госпиталях. Такова цена катастрофического разгрома первых месяцев войны...

По оценкам немецких историков, общее число советских военнопленных составляет не менее 5,2 млн человек. Еще раз повторюсь, что это наиболее осторожные оценки (ряд ав-торов поднимают цифры до уровня 5,7 — 5,8 млн). Относительно точным можно считать только число освобожденных из плена: 319 тыс. было освобождено летом-осенью 1941 г. (украинцы, прибалты, этнические немцы); еще 504 тыс. были освобождены до 1 мая 1944 г. (главным образом — в связи с зачислением в «добровольческие формирования» вермахта и СС). Для тех, кого это еще удивляет, могу указать страницу (Кривошеее, стр. 334).

Число погибших военнопленных на протяжении многих десятилетий оставалось предметом политических спекуляций. Сначала сводки Совинформбюро называли нереально малые цифры пропавших без вести красноармейцев, затем, на Нюрнбергском процессе, было заявлено о 3,9 млн уничтоженных пленных; сборник Кривошеева, занижая общее число пленных, называет и удивительно малую цифру в 1,3— 1,7 млн погибших в немецком плену; немецкая военная статистика говорит о 0,67 млн погибших после февраля 1942 г., но при этом игнорируется самая страшная и самая массовая гибель советских военнопленных осенью и зимой 41-го года. Современные немецкие историки, анализируя документы вермахта и СД, приходят к оценке в 2,2 — 2,6 млн, в том числе порядка 1,5—2,0 млн погибших в первую военную зиму. Не претендуя на какую-либо точность, я предлагаю считать следующим образом: из общего числа захваченных в плен вычесть число вернувшихся на Родину и освобожденных из плена противником. Итого: 5,2 — 1,84 — 0,82 = 2,54 млн.

Суммируя указанное выше число убитых и умерших от ран (7,11 млн) с предполагаемым числом погибших в немецком плену (2,54 млн), мы получаем некую цифру в 9,65 млн. Это количество военнослужащих, которые, по всей вероятности, до конца войны не дожили. Сравнивая эту цифру с полученным методом решения «задачи про бассейн» максимально-возможным числом безвозвратных демографических потерь военнослужащих Вооруженных сил СССР (11,79 млн), мы обнаруживаем арифметическую разницу в 2,14 млн. Два миллиона человек, про судьбу которых никто не знает ничего определенного. И, скорее всего — никогда уже не узнает. Не мудрствуя лукаво, я предлагаю просто поделить это число пополам: половину отнести к категории убитых в бою, но не учтенных в донесениях штабов, вторую половину считать «неразысканными дезертирами» и пленными, ушедшими на Запад или скрывшими свое прошлое и под вымышленными именами оставшимися на территории СССР.

Теперь нам осталось только свести все обилие цифр в одну таблицу:

  Дополнительным подтверждением достоверности проведенных выше расчетов могут считаться данные учета извещений («похоронок»), поступивших в военкоматы за все время войны. Их набралось 12 401 тыс. штук. Нет ничего удивительного в том, что их оказалось на 600 тыс. больше, чем сумма всех перечисленных в таблице категорий потерь. Извещения приходили как на убитых, так и на тех, кто по документам штабов считался пропавшим без вести. А это значит, что всего могло быть выписано порядка 13,6 млн извещений. С учетом неизбежного дублирования (когда по запросам родственником в связи с их вынужденными переез-дами в разные военкоматы высылалось по нескольку извещений об одном и том же человеке) «похоронок» могло оказаться еще больше. Другими словами — указанные в таблице итоговые цифры отнюдь не занижены. Возможно, они даже несколько завышены.

Скорее всего, полученные результаты удивили вас, уважаемый читатель, своей «малостью». И я вас отлично понимаю — последние 20 лет наши отечественные публицисты вели отчаянную «гонку на гробах», оглушая самих себя истерическими воплями: «трупами завалили... одна винтовка на троих... по двадцать наших солдат за одного убитого немца...» Меньше, чем на 20—25 млн погибших — причем только из числа военнослужащих — никто уже и не соглашался. Но мы не будем пугать себя криком. Злосчастная «одна винтовка на троих» если и имеет некоторое отношение к реальным событиям, то случаи такой преступной неорганизованности могли иметь место лишь летом-осенью 41 -го года. Да и тогда подобные ситуации возникали отнюдь не от объективной нехватки оружия — имевшимся в наличии стрелковым вооружением можно было оснастить по полным штатным нормам военного времени 450—750 дивизий... В 1944—1945 годах Красная Армия заваливала противника не трупами, а артиллерийскими снарядами. Советская военная наука не без основания гордилась тем, что на завершающем этапе войны Красная Армия реализовала на практике такой термин, как «артиллерийское наступление». Средней нормой считались плотности в 150—200 орудий на 1 км фронта наступления и 50 тысяч снарядов калибра 122-мм и выше для подавления обороны одной пехотной дивизии вермахта (что означает три снаряда весом не менее 22 кг каждый на одного немецкого солдата). И это — в среднем. В крупнейших наступательных операциях конца войны создавались гораздо большие плотности. Так, при прорыве немецкой обороны в ходе Висло-Одерской операции (январь 1945 г.) в полосе главного удара были созданы фантастические артиллерийские плотности в 420 орудий на 1 км фронта. На каждом метре обороны немецких войск разорвалось по 15 снарядов среднего и крупного калибра. В полосе наступления 5-й Ударной армии за один час было израсходовано 23 килотон-ны боеприпасов — это мощность «хиросимской» атомной бомбы.

Для полноты картины завершающего этапа войны надо учесть многократное превосходство Красной Армии в танках и абсолютное количественное превосходство в воздухе. Начиная с осени 1944 года увидеть в небе над Восточным фронтом немецкий истребитель удавалось редко, а немецкий бомбардировщик — практически никогда (остатки немецкой авиации, вырабатывая последние запасы авиационного бензина, пытались предотвратить окончательное разрушение немецкой промышленности и транспортной сети, осуществляемое непрерывными массированными налетами американских «летающих крепостей»). То, что при таком подавляющем огневом превосходстве потери личного состава Красной Армии в разы (не в десятки раз, но в разы) превосходили потери противника, не должно удивлять. Это, простите за цинизм, «нормально». Потери наступающего и должны были быть выше потерь обороняющегося — особенно если обороняющийся/проявляет высочайшую дисциплину, стойкость и мужество.

Здесь я вынужден на минуту отвлечься от предмета обсуждения, так как на собственном опыте мог уже убедиться в том, что фраза про стойкость и мужество немецких солдат вызывает немедленную потерю слуха и зрения у некоторых читателей. Не далее как в марте 2008 г. я имел честь выступать перед приличнейшим собранием питерской интеллигенции. Так даже в этом, избранном обществе после слов про стойкость и мужество мне тут же задали дословно следующий вопрос: «Вот Вы сказали, что солдаты вермахта воевали за правое дело...» Я такого не говорил и не писал. Я вообще понятия не имею о том, за что воевал тот или иной конкретный Ганс или Фриц. Может быть — за фюрера и великую Германию, может быть — в мечтах о поместье с батраками в завоеванной России, может быть — за своего лучшего друга Курта, погибшего неделю назад... Не знаю, и не мое это дело. Я не поэт, не писатель, не философ. Как историк я обязан констатировать факт — немцы сражались с величайшим упорством, не отдавая без боя ни одного клочка нашей земли; по нескольку месяцев вели бои в полном окружении; при малейшей возможности переходили в умело организованное контрнаступление. Для того чтобы сломить сопротивление такого противника и отбросить его на 3 тысячи км от Волги до Эльбы, солдатам Красной Армии пришлось проявить не меньшую стойкость и мужество. И понести значительные потери.

Приведем несколько конкретных примеров.

Практически единственным образцом успешной стратегической наступательной операции Красной Армии начального периода войны является контрнаступление под Москвой. За один месяц (с 5 декабря по 7 января) безвозвратные потери (убитые и пропавшие без вести) составили 139,6 тыс. человек. Немцы потеряли в битве за Москву 77,82 тыс. убитых и пропавших без вести — но это за все время операции, с 3 октября по 10 января, т.е. с учетом потерь двух месяцев безуспешных попыток дойти до стен Кремля. С приемлемой для данного случая точностью можно принять немецкие по-тери декабря 41-го года за одну треть от суммарных безвозвратных потерь. При таком допущении соотношение потерь сторон выражается числом 5,35 к 1. Потери наступающей Красной Армии были в пять раз больше потерь вермахта. Но это—декабрь 1941 года. Это наступление на одном энтузиазме, по пояс в снегу, на лютом морозе, почти без артиллерии. Как пишет в своих воспоминаниях Г. К. Жуков (в то время —командующий Западным фронтом), «нам приходилось устанавливать норму расхода боеприпасов 1—2 выстрела в сутки на орудие. И это, заметьте, в период наступления!»

Теперь возьмем статистику потерь второго полугодия 1943 года. Это период широкомасштабных наступательных операций Красной Армии (Курская битва, освобождение Смоленска и Донбасса, форсирование Днепра, освобождение левобережной Украины и Киева). Общие (убитые, пропавшие без вести, раненые) потери Красной Армии составили 4809,3 тыс. человек. Общие потери вермахта и войск СС за тот же период составляют 1413,2 тыс. человек. Соотношение общих потерь: 3,4 к 1.

Имеет смысл рассмотреть отдельно третий квартал 1943 г. (июль, август, сентябрь). На этот период приходится Курская битва — одно из крупнейших сражений Второй мировой. Общие потери Красной Армии составили 2748 тыс. человек, в том числе безвозвратные (убитые и пропавшие без вести) — 694 тыс.

Потери вермахта и войск СС: общие — 709 тыс. человек, в том числе безвозвратные — 231 тысяча. Соотношение общих потерь: 3,8 к 1. Соотношение безвозвратных потерь: 3,0 к 1.

Второе полугодие 1944 года. Красная Армия практически непрерывно наступает по всему фронту. На этот период приходятся три грандиозные стратегические наступательные операции: «Багратион» (разгром немецкой группы армий «Центр» в Белоруссии), Львовско-Сандомирская и Ясско-Кишиневская. При этом в абсолютных цифрах потери Красной Армии (в сравнении со вторым полугодием 1943 г.) заметно меньше: 3 258,8 тыс. общие и 690,2 тыс. безвозвратные. Немцы потеряли 1 300,3 тыс. человек, в том числе без-возвратно — 650,4 тысяч. В структуре потерь противника впервые огромную долю составляют пропавшие без вести (463,3 тыс.). Соотношение'общих потерь: 2,5 к 1. При оценке соотношения безвозвратных потерь возникает проблема определения числа погибших в общей сумме «пропавших без вести» немцев. Фактически мы вынужденно переходим в область гаданий. Учитывая, что массового пленения, сопоста-вимого с ситуацией 41-го года, в вермахте все же не было, можно очень и очень условно предположить, что половину от числа «пропавших без вести» немецких солдат составляют убитые. При таком допущении соотношение числа погибших снижается до 1,7 к 1.

Непосредственно в ходе операции «Багратион» (а это самая крупная — и по численности советских войск, и по достигнутому успеху — стратегическая наступательная операция) потери Красной Армии составили: общие — 765,8 тыс., в том числе безвозвратные — 178,5 тыс. человек. Потери противника: 26,4 тыс. убитых, 263,1 тыс. пропавших без вести,109,7 тыс. раненых. Соотношение общих потерь: 1,9 к 1.

Соотношение по числу убитых (при тех же допущениях о числе погибших) составляет 1,13 к 1.

Разумеется, точность каждой из приведенных выше цифр можно оспорить. Нет двух источников, в которых цифры потерь (по периодам или операциям) не отличались бы на 10—15%. Тем не менее все эти оговорки не меняютхущественно общую картину, а она вполне ясна и очевидна — соотношение потерь непрерывно изменялось в лучшую (если в разговоре о гибели миллионов людей может быть что-то «хорошее» и даже «лучшее») для Красной Армии сторону. И хотя в безответственной публицистике последних десятилетий нято клеймить «бездарных и кровавых сталинских генералов», нельзя не признать, что соотношение потерь, достигнутое в ходе операции «Багратион», может считаться образцовым (хотя, конечно же, лучшим образцом для подражания является не это чудовищное кровопролитие, а мир и согласие, достигнутые в Европе за последние полвека).

В целом с 22 июня 1941 г. по 31 декабря 1944 г. вермахт и войска СС безвозвратно (с учетом пропавших без вести и пленных) потеряли на Восточном фронте 2,62 млн человек. В частности, группа армий «Центр», офицеры которой в ноябре 41-го рассматривали в бинокль улицы Москвы, безвозвратно потеряла 844 тыс. человек (в том числе 401 тыс. убитых и 443 тыс. пропавших без вести). Для сравнения отметим, что на всех фронтах, с 1 сентября 1939 г. по 31 декабря 1944 г. потери вермахта и войск СС составили 3360 тыс. убитых и пропавших без вести (из них порядка 2850 тыс. человек к началу 50-х годов считались погибшими). Другими словами, потери на Восточном фронте составили 78% (более трех четвертых) от всей суммы немецких потерь — вполне красноречивый ответ на вопрос о том, какая армия «сломила хребет фашистскому зверю».

Трудно сказать — с чем, с какими цифрами потерь Красной Армии имеет смысл сравнивать число безвозвратных потерь сухопутных войск Германии. Корректным ли будет сопоставление их с суммарными безвозвратными потерями Красной Армии, значительную часть которых составляют погибшие в плену, погибшие от пули советских же солдат или рас стрел ьной команды НКВД? В самом обобщенном виде можно констатировать, что потери Красной Армии в три-четыре раза превысили потери противника. Едва ли имеет смысл дискутировать о возможном уточнении этой цифры. В три-четыре раза. Эти пропорции достаточно реалистично отражают то, что происходило на полях грандиозной битвы.

В завершение этой темы я вынужден отметить, что коллектив Кривошеева все же влил изрядный черпак дегтя в результат своего уникального и высокопрофессионального труда. Возможно, кто-то сделал Кривошееву «предложение, от которого нельзя отказаться». Не знаю — но на странице 390, после подробного и вполне корректного (т.е. в целом совпадающего с результатами фундаментальных работ немецких историков) анализа структуры и числа немецких потерь вдруг, как чертик из табакерки, появляется следующая фраза: «Анализ некоторых архивных материалов и публикаций в советской и зарубежной печати показывает, что...» После этого безвозвратные потери Германии на одном только Восточном фронте вырастают до невероятной цифры в 6 923,7 тыс. человек! И это только начало.

Затем к ним прибавляются столь же ошеломляющие потери союзников Германии в сумме 1725,8 тыс. человек. Одна только Венгрия, оказывается, «ухитрилась» потерять на Восточном фронте 864 тыс. человек! Примерно в девять раз больше, чем Италия, и ровно в десять раз больше, чем Финляндия (см. стр. 392), хотя финны выставили против СССР 16 дивизий, которые летом 41-го и летом 44-го вели многомесячные кровопролитные бои, которые даже отдаленно нельзя сравнить с «подвигом» венгерских войск под Сталинградом. Но и этого показалось мало — в общей совокупности «безвозвратных потерь противника» появляются японцы, китайцы и корейцы в весьма скромном (для них) количестве 723,8 тыс. человек. В результате всех этих манипуляций удалось получить соотношение потерь Красной Армии и противника как 1,3 к 1.

Ларчик открывается предельно просто. Война для Германии закончилась полной и безоговорочной капитуляцией. После этого любой немецкий военнослужащий (например, охранник на складе боеприпасов в Германии, за всю войну не сделавший ни одного выстрела) мог на формально-законных основаниях считаться военнопленным. Эта. юридическая коллизия открывает огромные возможности для манипуляций с числами (не стоит забывать, что на двух солдат действующей армии и у нас, и у немцев приходилось «полтора человека» в различных тыловых и вспомогательных службах). Именно за счет суммирования реальных боевых потерь вермахта с колоссальным числом «майских военнопленных» и были получены вышеупомянутые цифры. Тот же трюк был произведен применительно к Венгрии. А вот Финляндия не капитулировала, 2-я советско-финская война закончилась подписанием Соглашения о перемирии (19 сентября 1944 г.), именно поэтому на стр. 392 реальные потери финской армии оказались в 10 раз меньше спекулятивной цифры венгерских «потерь». Появление же в расчете 640 тыс. японцев и китайцев, плененных в Маньчжурии (по большей части — уже после капитуляции Японии), ничем иным, кроме «черного юмора», и назвать-то нельзя...

20-11=9

27-11 = 16

Есть возражения? Думаю, что уже есть. И совершенно не случайно про цифру 20 (затем — 27) миллионов советских людей, погибших в годы войны, знают (по крайней мере —, слышали) все, про цифры потерь Вооруженных сил (9—10— 11 млн) знает всякий читатель военно-исторической и публицистической литературы — но при этом очевидная и бесспорная арифметическая разность между числом 27 и числом 11 не упоминается практически нигде и никогда. И это вполне объяснимо — даже у тех, кто заказал цифру в 27 миллионов, не хватило духу громко и открыто предположить, что немцы уничтожили 16 миллионов человек гражданского населения. Это слишком — даже для позднесоветских, равно как и нынешних, «имперских», пропагандистов. Поэтому арифметическая разница между высочайше установленной цифрой в 27 миллионов и числом безвозвратных потерь Красной Армии существует как кантовская «вещь в себе». О ней не говорят вслух — даже тогда, когда, казалось бы, не заметить ее невозможно.

Например, в 2001 году все тот же коллектив военных историков под руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева выпустил новый, исправленный и дополненный, вариант своего статистического сборника («Россия и СССР в войнах XX века. Потери Вооруженных сил. Статистическое исследование», М., Олма-Пресс). Цифру безвозвратных демографических потерь военнослужащих составители оставили прежней, т.е. 8,7 млн человек. Соответственно, до 27 им надо было «добрать» целых 18,3 млн Отчаянными усилиями (о которых речь пойдет ниже) удалось насчитать 13,7 млн. После этого идет такая фраза: «Количество погибших за годы войны мирных граждан в результате немецко-фашистской оккупации составляет больше половины всех людских жертв Советского Союза (сравните 13,7млн чел., и 26,6 млн. чел.)». Сравнить же названную цифру 13,7 с арифметически необходимой цифрой 18,3 и обсуждать огромную «недостачу» в 4,6 млн авторы сборника благоразумно не призывают...

Разумеется, и цифра потерь гражданского населения в 13,7 млн человек ужасна. К счастью, она значительно завышена. Набирали 13,7 млн следующим образом. После бесспорной и не вызывающей никаких возражений констатации трагического факта («варварское уничтожение мирных жителей проводилось во всех республиках СССР, подвергшихся вражескому нашествию») сразу же идет конечный вывод: «Всего было преднамеренно истреблено мирного населения на оккупированной территории более 7,4 млн человек». Ссылка на источник № 526. Что такое 526? Это энциклопедический справочник «Великая Отечественная война. 1941 — 1945», изданный в 1985 году. Я уже не говорю о том, что в фундаментальной монографии 2001 года сама ссылка на выпущенный в эпоху тотальной цензуры энциклопедический справочник смотрится довольно странно. Как ссылка на роман Жюля Верна в современной монографии по проектированию подводных лодок. Важнее другое — в 1985 г. правдой о войне считалась цифра в 20 млн погибших. Как же могут стыковаться те цифры с «новой правдой» про 27 миллионов? Они и не стыкуются. Поэтому составители сборника не моргнув глазом добавляют к числу жертв гитлеровского террора полученное из неких «социологических исследований» превышение фактической смертности населения на оккупированной*территории над средними значениями мирного времени. В результате получают еще 4,1 млн. Кто и как определил это «превышение», если даже численность населения, находившегося под оккупацией, известна с точностью не более «плюс-минус 5 миллионов»? А если существует, оказывается, конкретная статистика насильственных и ненасильственных смертей на оккупированной территории, то зачем же тогда понадобилас ь игра с «передвижкой» итогов переписи населения на 13 лет? На эти вопросы дан короткий и убедительный ответ: «По имеющимся данным».

Еще 2,16 млн погибших составители сборника обнаружили среди так называемых «остарбайтеров» — советских граждан, вывезенных на принудительные работы в Германию. Методика получения этой цифры традиционная: вычитание вместо суммирования. Число вернувшихся в Советский Союз «остарбайтеров» известно. Документы Управления по делам репатриации дают цифру в 2 654 тыс. человек. Огромный разброс существует в оценке числа вывезенных на принудительные работы. По немецким данным, это не более 2,8—3,0 млн человек (причем в эту сумму входят как гражданские лица, так и военнопленные, переданные в распоряжение немецких промышленников). Поданным Чрез-вычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников (в дальнейшем — ЧГК) оккупанты угнали на принудительные работы 4,3 млн человек. Составители статсборника указывают «точную цифру» в 5 269 513 человек. Далее методом вычитания получается и число погибших.

При этом составители сборника не обратили внимание на то, что всякому здравому смыслу противоречит представленное ими соотношение числа погибших военнопленных (1,78 млн) и погибших «остарбайтеров» (2,16 млн). Конечно, условия труда и жизни подневольных рабочих были очень тяжелыми. Особенно — в сравнении с тем представлением о «труде», которое существует у современного офисного клерка. Так, в одной из московских газет я недавно прочитал описанную в самых драматических тонах истори^о про двух украинских девушек, насильственно вывезенных в Германию. Они попали на ферму, где хозяин поручил им уход за целым стадом в 40 коров. В понятиях московского журналиста — это каторга. Увы, сытый голодного не разумеет. 40 коров в хозяйстве крепкого немецкого «кулака» — это не менее 400 литров молока в день. Молочная река с берегами из овсяного киселя. Даже если этот «кулак» был бездушной и злобной скотиной, для которого несчастные, оторванные от дома и родных девчушки были всего лишь разновидностью домашних животных, то и в этом случае частно-собственническое нутро подсказывало ему, что домашнюю живность надо кормить. О такой «каторге» даже мечтать не мог умирающий от голода советский военнопленный, которого летом 41-го расстреливали за попытку доползти до лужи и напиться дождевой воды, а уж избивали ежедневно безо всякого повода...

Удивительные цифры, связанные с количеством и судьбой «остарбайтеров», составители «нового Кривошеева» подкрепляют ссылкой № 537. Это статья в журнале «Социологические исследования» N° 12/1991. К этой ссылке дано и весьма примечательное примечание составителей статсбор-ника: «Кроме погибших на принудительных работах в Германии, к числу общих потерь гражданского населения отнесены 451,1 тыс. так называемых «невозвращенцев» из состава остарбайтеров, которые при активном участии военных властей Англии, США и Франции были завербованы в качестве дешевой рабочей силы в страны Западной Европы, Латинской Америки, в США и Австралию».

Вот он, звериный оскал капитализма — сманили простодушных колхозников и пользовались ими в качестве «дешевой рабочей силы». Количество обманутых «социологи» сосчитали опять же с завидной точностью — до 100 человек. Не иначе как объездили всю Австралию, Канаду и США. Жаль, что не сообщили они столь же точные цифры заработной платы «дешевых рабочих»...

Возвращаясь к «новому Кривошееву», следует отметить последнее и главное — на важнейший, официальный и основополагающий источник информации о жертвах гражданского населения СССР составители сборника .сослались только один раз. В самом начале статьи о людских потерях появляется ссылка на документы ЧГК. Правда, этим источником воспользовались совсем не для того, что найти там хотя бы минимально достоверные цифры потерь. Авторитетом ЧГК решено было подтвердить давнишнюю и, казалось мне, давно уже выброшенную на свалку фальшивку — преслову-тую «Памятку немецкого солдата». Мои ровесники должны еще помнить этот текст: «... Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек...»

Разумеется, никто и никогда такой «памятки» не выпускал и не видел. Перед нами вполне «нормальный», стандартный образец военной пропаганды военного времени. Ее задача не меняется из века в век — представить солдата противника в виде исчадия ада. Нормальная боевая работа: экипаж огнеметного танка ОТ-130 жжет противника огнесмесью КС, военный пропагандист «жжет сердца людей» пламенным словом. Говорить при этом одну только правду — это такая же измена Родине, как и умышленная подмена огнесме- , си шампунем. На войне — как на войне. Но что делает эта фальшивка в солидном военно-историческом исследовании 2001 года?

Впрочем, 2001 год — это уже прошлое. С учетом скорости происходящих в России изменений — далекое прошлое. Возьмем с полки книгу первой категории свежести. Издана в 2007 году. А. Дюков «За что сражались советские люди», М., Яуза, ЭКСМО. И книга новая, и автор весьма молод. Аннотация издательства утверждает: «Перед вами книга-напоминание, основанная на документах Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, материалах Нюрнбергского процесса, многочисленных свидетельствах очевидцев с обеих сторон. Первая за долгие десятилетия/ Книга, которую должен прочитать каждый!» А вот и мнение самого автора о своем сочинении: «Книга, которую вы держите в руках—первая отечественная работа, в которой относительно комплексно рассматриваются основные аспекты истребительной политики нацистов на оккупированной советской территории».

Несколькими страницами далее А. Дюков откровенно делится с читателем своим творческим методом. Он пересказывает печальный эпизод из воспоминаний К. Симонова: в освобожденном от немцев городе Черновцы (северная Буковина) чудом уцелевший еврей, крича и плача одновременно, рассказывал Симонову об ужасах истребления еврейского населения города; несчастный никак не мог остановиться, «и все продолжал кричать то же самое, что кричал мне, каким-то людям, которые толпились до этого возле нашей машины...». Пересказав это, Дюков делает следующий вывод: «Вот так — кричать и плакать — должны и мы, рассказывая о нацистском геноциде советского народа».

Я готов с этим согласиться, но только с одним, принципиальным и неотъемлемым уточнением: крик и плач уместен в любом тексте (роман, рассказ, стихотворение, киносценарий, даже философское эссе), кроме научно-исторического. Там, где читателя начинают взвинчивать «криком и плачем», историческая наука заканчивается. И начинается пропаганда. А крикливая пропаганда, маскирующаяся при этом под «комплексное рассмотрение основных аспектов», особенно вредоносна. Что немедленно демонстрирует книга А. Дюкова. В книге 500 страниц авторского текста да еще 76 страниц приложений. При этом все, что имеет отношение к центральному и вполне конкретному вопросу истории истребительной (без каких-либо кавычек) политики нацистов на оккупированной советской территории, занимает меньше половины страницы. Вот это «все» в его полном объеме:

«По сей день неизвестно, сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях. Советские историки говорили о 10миллионах (772), современные российские исследователи называют цифру в 13,5—14 миллионов мирных граждан, к которым следует прибавить 2,5миллиона уничтожен-ных военнопленных ( последняя цифра явно занижена) (773). Существует, однако, другая, еще более ужасающая оценка. Согласно этим расчетам, до войны в областях, подвергнувшихся оккупации, проживало в общей сложности 88миллионов человек, а к моменту освобождения в них осталось 55миллионов человек (774). Даже если сделать поправку на эвакуацию части населения, на призыв в Красную Армию, на тех, кому посчастливилось впоследствии вернуться из нацистских лагерей, цифра гражданских потерь составит более 20миллионов».

Странно, но при всем уважении к товарищу Сталину (каждую главу своей книги А. Дюков украсил эпиграфом, взятым из речей и выступлений Вождя Народов), автор забыл процитировать известные слова Сталина о.том, что «врезультате немецкого вторжения Советский Союз безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу около семи миллионов человек». Семь миллионов вместе с потерями Вооруженных сил, а не «более 20миллионов гражданских потерь». Примем к сведению, что даже своему кумиру А. Дюков верит не во всем, и посмотрим внимательно на использованные им источники.

772 — это учебник «История КПСС» 1970 года выпуска. 773 — это тот самый «новый Кривошеее», о котором шла речь выше. Но самое интересное — это 774. Источником «ужасающей оценки» численности населения оккупированных территорий до и после войны оказался синьор Дж. Боф-фа («История Советского Союза», пер. с итальянского, М., Прогресс, 1980 г.). Откуда итальянец в 1980 г. мог получить ту информацию, к которой не допускали советских историков? Впрочем, какой же он «синьор»? Правильнее сказать — «товарищ Джузеппе». Московский корреспондент газеты «Унита». Уникальные цифры могли быть получены им в единственном месте — на очередном инструктаже в-той организации, которая содержала все эти годы итальянскую компартию.

Вернемся, однако, от «ужасающих оценок» товарища Джузеппе к товарищу Дюкову. Если первый по значимости вопрос («сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях») занимает полстраницы, то чем же тогда заполнена вся книга? На первый взгляд — тем, что и обещано: криком и плачем. Причем иногда «книга-напоминание» начинает вырождаться в краткий курс для начинающих садистов: «на окраине деревни близ Белостока на пять заостренных колов было воткнуто пять трупов женщин. Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей...» Иногда — в некое упражнение в черном юморе. Как вам, например, такой пассаж: 

«... они взяли в зубы длинные кинжалы, засучили рукава гимна-стерок, держа оружие на изготовку. Их вид был омерзителен. Словно бесноватые, громко гикая, с пеной на устах, с выпученными глазами, неслись они по улицам Львова...»; «Громко гикая, с пеной на устах и длинными (следовательно, тяжелыми!) кинжалами в зубах...»

Самые первые дни войны в описании А. Дюкова выглядят так:

«...Пехотинцы рассыпались по Барановичам как саранча. Они врывались в дома — поживиться трофеями. Там, где двери были открыты, они убивали за косой взгляд; там, где дома были заперты изнутри, они убивали всех. Первых попадавшихся в руки немцев советских военнопленных ждала злая судьба. На Пионерской улице солдаты вермахта привязали к столбам четырех захваченных в плен красноармейцев, подложили им под ноги сено, облили горючим и заживо сожгли (12)».

Под номером 12 числится ссылка на стр. 169 книги А. Шнеера «Плен». Возможно, тут имеет место типографский брак, и у Дюкова в рукописи была указана другая страница, но в том экземпляре «Плена», который стоит у меня на полке с дарственной надписью автора, на странице 169 указанных слов нет. Но не эта мелочь важна — примечательно другое. По странному совпадению на стр. 169 можно прочи-тать следующее:

«Обычно на сборных пунктах размещали от десятков и сотен до нескольких тысяч человек. Охрана этих пунктов состояла всего из 2—10 солдат. Малочисленность охраны объяснялась тем, что по сообщениям разведчиков НКВД «среди военнопленных имеются упаднические настроения, и военнопленные, имея полную возможность бежать, не уходят из лагерей... в селе Кривополье их охраняют всего 6 охранников. В Умани большое, количество военнопленных. Они охраняются так, что спокойно могли бы уйти».

Как можно поверить в то, Что несколько сотен (или даже тысяч) молодых мужчин под охраной пары охранников, «имея полную возможность бежать», сидели и терпеливо дожидались того момента, когда их сожгут живьем или посадят на кол? При всем при этом кошмарный случай с сожжением четырех пленных в Барановичах вполне мог иметь место в действительности. Я это вполне допускаю — по той простой причине, что в армии вторжения было 3 миллиона солдат и офицеров. Среди такого количества вооруженных людей неизбежно, статистически неизбежно должно было набраться несколько тысяч психически ненормальных садистов, у которых в условиях сильнейшего стресса, каковым является война, окончательно «слетела крыша». Однако товарищ Дюков «слезами и криком» пытается ввести в невменяемое состояние своих читателей — и все это лишь затем, чтобы представить эти, редчайшие для обстановки победоносного наступления вермахта первых недель войны случаи НОРМОЙ. Общим правилом. Причем правилом, якобы прямо предписанным приказами немецкого командования.

Начинается книга Дюкова с «живых картинок» такого сорта:

«...Эрих фон Манштейн думал обо всей прекрасной германской земле; от нежности у него перехватывало горло. Долг перед родиной требовал покинуть ее; генералу и его солдатам предстояло уйти воевать в дикие восточные земли, населенные многочисленными ордами недочеловеков (А. Дюков с каким-то маниакальным упорством, едва ли не на каждой странице, повторяет — якобы от имени немецких солдат и генералов, рассуждающих о русских — это слово: «недочеловеки», «недочеловеки», «недочеловеки»...). Генерал фон Манштейн вспоминал о своей прекрасной родине. В это время в дивизиях его 56-го танкового корпуса офицерам зачитывался приказ командования об обязательном истреблении всех политработников, евреев и советской интеллигенции (подчеркнуто мной. — М.С.)».

Я не знаю, о чем думал Манштейн вечером 21 июня 1941 года и от чего у него «перехватывало горло». Я не увлекаюсь спиритизмом. Но вот известнейшие мемуары Манштейна («Утерянные победы») может сегодня при желании прочитать каждый:

«... За несколько дней до начала наступления мы получили приказ OKW, который позже стал известен под названием «приказа о комиссарах». Суть его заключалась в том, что в нем предписывался немедленный расстрел всех попавших в плен политических комиссаров Красной Армии — носителей большевистской идеологии. С точки зрения международного права политические комиссары вряд ли могли пользоваться привилегиями, распространяющимися на военнослужащих. Они, конечно, не были солдатами. Я вряд ли стал бы рассматривать как солдата, например, гаулейтера, приставленного ко мне в качестве политического надзирателя... Но какого бы мнения мы ни придерживались относительно статуса комиссаров с точки зрения международного права, их расстрел после взятия в плен в бою противоречил всяким представлениям о солдатской морали.

Выполнение этого приказа угрожало не только чести войск, но и их моральному духу. Я был поэтому вынужден доложить моему начальнику, что в моих войсках этот приказ не будет выполняться. Я действовал при этом с согласия командиров частей и в своем корпусе так и поступал. Впрочем, естественно, мои начальники были полностью согласны с моим мнением (подчеркнуто мной. — М.С.). Попытки отменить этот приказ привели к успеху только много позднее (приказ был отменен в марте 1942 года. — М. С), когда стало ясно, что единственным результатом «приказа о комиссарах» было то, что комиссары самыми жестокими способами заставляли войска сражаться до последнего...»

Можно, конечно, не поверить в то, что пишет Манштейн.

Но тогда совсем уже непонятно — почему надо верить видениям Дюкова? В любом случае, пресловутый «приказ о комиссарах» предписывал расстреливать вовсе не «советскую интеллигенцию» и даже не коммунистов как таковых, а исключительно и только попавших в плен политработников Красной Армии, т.е. вооруженных мужчин, которые силой партийного слова, а также пистолета ТТ обязаны были воспрепятствовать даже малейшим помышлениям о плене среди рядовых красноармейцев. Причем 8 июня 1941 г. (т.е. еще до начала боевых действий на Восточном фронте) главком сухопутных войск Браухич издал Дополнение к «приказу о комиссарах», в соответствии с которым «предпосылкой к принятию мер в отношении каждого политического комиссара являются открыто проявляемые или замышляемые действия, направленные против немецких Вооруженных сил».

А если уж мы начали читать мемуары Манштейна, то имеет смысл перелистнуть еще две страницы:

«... Уже в этот первый день нам пришлось познакомиться с теми методами, которыми велась война с советской стороны. Один из наших разведывательных дозоров, отрезанный врагом, был потом найден нашими войсками — он был вырезан и зверски искалечен. Мой адъютант и я много ездили по районам, в которых еще могли находиться части противника, и мы решили не отдаваться живыми в руки этого противника...»

От Манштейна полет творческой фантазии переносит Дюкова в расположение частей 2-й Танковой Группы вермахта:

«...Перед построенной поротно шеренгой саперного полка командиры зачитали приказ фюрера и верховного командова-ния вермахта. В быстро сгущавшихся сумерках читать было сложно, и гауптман посвечивал на бумагу фонариком; неровный свет придавал его лицу смутно-зловещее выражение...

Солдаты знали: в это же самое время эти же слова произносятся на всем протяжении Восточного фронта. Приказ фюрера читают в соседних пехотных дивизиях, в изготовившихся к удару танковых частях...

... Рядовой Отто Тышлер вглядывался в восточный берег Буга. На всем огромном фронте от Балтийского до Черного моря миллионы таких же немецких солдат смотрели на восток. Там, за пограничными столбами расстилалась богатая, щедрая, плодородная земля. По прихоти истории эту прекрасную землю населяли тупые и грязные русские, перемешавшиеся с бесчисленными азиатскими дикарями... эти выродки-славяне... жидобольшевистекая нелюдь... недочеловеки... славянско-азиатские орды...»

Теперь аккуратно закроем книгу Дюкова, опустим ее в мусорную корзину, вымоем руки, прополощем горло и нос, проветрим помещение. После этого постараемся разобраться с теми приказами, которые зачитывали (или никогда не зачитывали!) солдатам вермахта в целом, и солдатам Танковой Группы Гудериана — в частности. Слово «разобраться» (в отличие от «кричать и плакать») предполагает определенное умственное усилие, так что не обессудьте, уважаемый читатель — цитаты будут длинные и тяжеловесные.

До сведения каждого солдата должны были быть доведены требования «Директивы по поведению войск в России» (утверждена главным командованием вермахта 19 мая 1941 г., текст хранится в Государственном военном архиве Германии под учетным номером ВА-МА, RW4/v. 524). Вот этот документ, от первого до последнего слова:

«Главное командование Вррмахт. Директива по поведению войск в России.

1. Большевизм — смертельный враг национал-социалистического немецкого народа. Германия ведет борьбу против его вредного мировоззрения и его носителей.

2. Эта борьба требует бесцеремонного и энергичного противодействия большевистским подстрекателям, партизанам, саботажникам, евреям и полного устранения любого активного и пассивного сопротивления.

3. По отношению ко всем служащим Красной Армии — также и пленным — необходимо проявлять особую осторожность и острейшую бдительность, так как необходимо считаться с коварными методами ведения борьбы. Особенно непроницаемыми, непредсказуемыми, коварными и бесчувственными являются азиатские солдаты Красной Армии.

4. При взятии в плен воинских подразделений их руководство должно быть сразу отделено от подчиненных.

5. Немецкий солдат оказывается в Советском Союзе перед лицом не единообразного населения. СССР является государственным образованием, которое объединяет в себе множество славянских, кавказских и азиатских народов, держащееся вместе на насилии большевистских властителей. Еврейство щцх роко представлено в СССР.

6. Значительная часть русского населения, особенно обедневшее из-за влияния большевистской системы сельское население, оказывает внутреннее неприятие большевизму. В небольшевистских русских людях национальное самосознание, связанное с глубоким религиозным чувством, будут чаще всего находить радость и благодарность за освобождение от большевизма в религиозных формах. Благодарственные молебны или, процессии ни в коем случае не прекращать и им не мешать.

7. В разговорах с населением и в поведении с женщинами следует проявлять величайшую осторожность. Многие русские понимают немецкий язык, но не говорят на нем. Вражеская разведка будет особенно активна на занятой [вермахтом] территории, чтобы получать данные о важном в военном смысле ; оборудовании и мероприятиях. Любая необдуманность, недооценка противника и доверчивость могут иметь поэтому тяжелейшие последствия.

8. Материальные ценности всех видов и военные трофеи, особенно — продукты питания и фуража, горючее и предметы одежды — необходимо беречь и охранять. Любая растрата или пропажа вредит войскам. Грабежи наказываются по военным законам тяжелейшими приговорами.

9. Осторожно с употреблением захваченных продуктов питания! Воду можно употреблять только в кипяченом виде (тиф, холера). Каждое прикосновение к жителям таит в себе медицинские опасности. Защита собственного здоровья — обязанность солдата.

10. Для рейхсбанкнот и монет, а также для немецкой разменной монеты номиналами 1 и 2 пфеннига, а также 1,2,5 и 10 рейхспфеннига действует обязательный прием. Другими немецкими деньгами платить запрещается».

Где здесь «недочеловеки», «выродки-славяне», «грязные русские»? Смертельным врагом ясно и однозначно определен «большевизм», «его вредное мировоззрение и его носители». Объектом борьбы определены вовсе не «русские недочеловеки» (в тексте и слов-то таких нет), а «большевистские подстрекатели, партизаны, саботажники». А что, на свете существует армия, в которой бы от солдат не требовали «бесцеремонного и энергичного противодействия партизанам и саботажникам»? Единственной национальной группой, которая однозначно причислена к врагам, являются евреи. По отношению ко всем остальным предписано соблюдать «величайшую осторожность», в буквальном смысле слова «не прикасаться к жителям», уважать религиозные обычаи населения. За грабежи обещаны «тяжелейшие приговоры». Не знаю, как вам, но мне кажется, что если бы российская армия в Чечне строго выполняла подобную «директиву по поведению войск» (разумеется, с заменой слова «большевизм» на слово «терроризм»), то крови там было бы пролито в десятки раз меньше...

Имеет смысл процитировать еще один документ. Хотя он и не имеет прямого отношения к событиям начала войны, документ интересен тем, что показывает эволюцию взглядов командования вермахта на способы взаимодействия с населением оккупированных районов СССР. Речь идет о памятке «Десять заповедей немецкого солдата», распространенной в войсках в 1943 году командованием Группы армий «Юг». К каждой «заповеди» давалось еще и короткое разъяснение, но за неимением места все комментарии я пропускаю:

1. Всегда сохраняйте свой авторитет среди местного населения.

2. Будьте справедливы.

3. Поощряйте русского, если он работает хорошо.

4. Не бейте русских.

5. Избегайте любых высказываний в адрес русских, которые дают понять, что немцы по отношению к ним являются высшей расой.

6. Уважайте русских женщин и девушек точно так же, как вы уважаете немецких.

7. Откажитесь от самовольных конфискаций и незаконных реквизиций продовольствия и имущества.

8. При разговоре с русскими всегда проводите разницу между русскими и большевиками.

9. Будь сдержанным при разговоре с русскими о религии.

10. В обращении с русскими проявляйте спокойствие и чувство собственного достоинства: этим вы добьетесь большего, чем окриками и руганью.

Разумеется, между приказами и их практическим исполнением всегда существует некоторый «зазор». И хотя дисциплинированность вполне обоснованно считается характерной национальной чертой немцев, делать выводы о поведении солдат вермахта только на основании «директив» и «заповедей» было бы слишком опрометчиво. К счастью, мы дожили до того времени, когда и рассказы простых людей, переживших немецкую оккупацию, и ранее секретные отчеты военного командования могут быть опубликованы. За недостатком времени и места мы ограничимся двумя с виде-телъствами. Они относятся к событиям первых недель войны и особенно примечательны тем, что написаны противниками—в самом исходном смысле слова «противник». Они сражались почти напротив друг друга: 9-й армейский корпус (Группа армий «Центр») наступал в полосе от Белостока до Минска, а остатки разгромленной 3-й армии Западного фронта прорывались из окружения в направлении на Минск — Могилев.

В конце июня 1941 г. командир 9 АК генерал Гайер докладывал вышестоящему командованию:

«...Большинство солдат относится к населению добродушно, хотя необходимость отбирать продовольствие и лошадей, а также другие причины могут способствовать некоторым актам жестокости.

Отношение населения колеблется от удивительного безразличия до обычно боязливого любопытства и доверчивости. В связи со слишком большими разрушениями много беженцев, передвигающихся со всем скарбом, но каких-либо грабежей домов не замечено. На территории, прежде принадлежавшей Польше (т.е. в так называемой «западной Белоруссии».― М. С), немецких солдат восторженно встречали как освободителей. Но и на прежней русской территории бывает, что бросают цветы и дружески встречают. Доверие населения проявляется прежде всего в том, что закопанное продовольствие и другую собственность снова выкапывают, когда приходим мы, так как немецкий солдат, конечно же, ее не отберет.

Каких-либо актов саботажа со стороны населения в полосе корпуса не замечено. Напротив, в тех случаях, когда запуганное население вообще осмеливается что-либо говорить, высказывается много недовольства колхозным строем и всем большевистским хозяйничаньем. В целом командование корпуса расценивает опасность партизанской войны при участии населения как небольшую. Люди в пройденных нами районах по своему образу жизни и высказываниям не производят впечатление тех, кто вообще может фанатически придерживаться какой-либо идеи».

А вот отрывок из доклада, который 1 августа 1941 г., после своего выхода из окружения представил в Главное политуправление Красной Армии член Военного Совета 3-й Ар-мии, армейский комиссар 2-го ранга Н.И. Бирюков:

«...С первых дней войны и до боев на Днепре немцы старались проводить в деревне такую политику, которая бы не озлобляла крестьян против немцев. Поэтому первый период, если это так можно назвать, характеризовался тем, что немцы не творили в деревнях грабежей и насилия. В этот период немцы говорили крестьянам, что «они также за социализм, но без коммунистов и жидов». В этот же период немцы у крестьян брали только яйца, молоко, иногда брали и кур, но скот, находящийся в индивидуальном пользовании, не брали. В крестьянские сундуки не лазили и крестьян не грабили...»

Как видим, немецкий генерал описывает отношение немецкой армии к населению даже в более критических тонах («необходимость отбирать продовольствие и лошадей может способствовать некоторым актам жестокости»), в то время как советский комиссар утверждает, что в первые недели войны солдаты вермахта забирали у крестьян лишь то, что можно съесть и выпить на ходу (кружка молока, сырое яйцо...). На фоне этой действительности бредовые видения Дюкова («там, где двери были открыты, они убивали за косой взгляд; там, где дома были заперты изнутри, они убивали всех») смотрятся совершенно дико.

Теперь переходим к печально-знаменитому приказу от 13 мая 1941 г. «О применении военной юрисдикции (иногда это переводится как «об особом порядке подсудности»).в районе «Барбаросса». По версии А. Дюкова именно этот приказ зачитывал солдатам Гудериана безымянный гауптман, и «неровный свет фонаря придавал его лицу смутно-зловещее выражение». Плохо работает товарищ Дюков. Халтурно.«При товарище Сталине так не работали...» Надо было поместить неизвестного гауптмана с фонариком на какой-то другой участок Восточного фронта. Так как при упоминании 2-й Танковой Группы сразу же приходит на память следующий фрагмент из мемуаров Гудериана:

«...Незадолго до начала войны на Востоке непосредственно в корпуса и дивизии поступил приказ верховного командования Вооруженных сил относительно обращения с гражданским населением и военнопленными. Этот приказ отменял обязательное применение военно-уголовных законов к военнослужащим, виновным в грабежах, убийствах и насилиях над гражданским населением и военнопленными, и передавал наложение наказания на усмотрение непосредственных начальников и командиров (здесь и далее подчеркнуто мной. — М.С.). Такой приказ мог способствовать лишь разложению дисциплины. Очевидно, такое же чувство он вызвал и у главнокомандующего сухопутными силами, так как фельдмаршал фон Браухич приложил к приказу инструкцию, позволяющую не применять этот приказ в том случае, если он создает опасность подрыва дисциплины.

По моему мнению и по единодушному мнению моих командиров корпусов, приказ заранее создавал такую опасность, поэтому я запретил его рассылку в дивизии и распорядился отослать его обратно в Берлин. Этот приказ никогда не применялся в моей Танковой Группе... Обозревая прошлое, можно только с болью в сердце сожалеть, что оба эти приказа (имеется в виду также «приказ о комиссарах». — М.С.) не были задержаны уже в главном командовании сухопутных войск. Тогда многим храбрым и безупречным солдатам не пришлось бы испытать горечь величайшего позора, легшего на немцев...»

Битый гитлеровский генерал врет и пытается Обелить свое прошлое? Может быть. А может быть, и нет. В любом случае, «дисциплинарное распоряжение» Браухича, в котором тот подчеркнул, что «главной задачей войск является борьба с вооруженным противником», и фактически передал вопрос о применении «приказа об особой подсудности» на усмотрение командиров армий и корпусов, действительно существовало. Более того, уже в конце июля 1941 г. верховное командование вермахта и вовсе отдало распоряжение уничтожить все экземпляры «приказа об особой подсудности» во всех служебных инстанциях.

Приказ «об особой подсудности», конечно же, способствовал разложению дисциплины, а в той его части, которая предписывала расправы с мирным населением («Когда обстоятельства не позволяют быстро определить отдельных виновников, против населенных пунктов, из которых вермахт был коварно или предательски атакован, немедленно по приказанию офицера в должности не ниже командира батальона проводятся коллективные расправы») был, вне всякого сомнения, преступным.

И то, что вермахт был отнюдь не единственной армией в мире, которая отвечала «коллективными расправами» на нападения со стороны неизвестных лиц, ни в коей мере не меняет этой оценки: преступный приказ, противоречащий всем нормам и представлениям о праве. Однако даже этот, вскоре отмененный, а в ряде соединений никогда и не применявшийся преступный приказ отнюдь не освобождал солдат вермахта от ответственности за самочинные расправы с гражданскими лицами и уж тем более — не призывал к грабежам и изнасилованиям:

«...Судья определяет, достаточно ли в случае привлечения к ответственности военнослужащего дисциплинарного наказания или необходимо судебное вмешательство. Судья занимается разбирательством за действия против местных жителей в военно-судебном порядке только тогда, когда требуется поддержание дисциплины или охраны войск. Речь идет, например, о тяжелых проступках, которые основаны на половой распущенности, вытекают из преступных наклонностей или являются признаком того, что войскам угрожает одичание. Подлежат наказанию преступления, из-за которых в ущерб собственным войскам бессмысленно уничтожаются кров, продовольственные запасы или другое трофейное имущество...»

Почти одновременно с «приказом об особой подсудности» 7 июня 1941 г. статс-секретарь министерства продовольствия и сельского хозяйства Германии Бакке подписал Указания для работников гражданской администрации на Востоке. Документ объемный, но даже некоторые его фрагменты достаточно ясно характеризуют реальное содержание планов насильственной колонизации и эксплуатации России. Колонизации и эксплуатации. Не менее, но и не более того:

«...Не разговаривайте, а действуйте. Русского вам никогда не переговорить и не убедить словами. Говорить он умеет лучше, чем вы, ибо он прирожденный диалектик и унаследовал «склонность к философствованию»... Вы должны быть людьми дела, которые безо всяких дебатов, без долгих бесплодных разговоров и без философствования устанавливают и проводят необходимые мероприятия. Тогда русский охотно подчинится вам.

...Держитесь подальше от русских, они не немцы, а славяне. Не устраивайте никаких попоек с русскими. Не вступайте ни в какие связи с женщинами и девушками подчиненных вам предприятий. Заботьтесь о том, чтобы сохранить авторитет немца. Поднимайте его своими спокойными, деловыми приказами, твердыми решениями, высмеиванием дебатирующих и невежд.

...Русская молодежь на протяжении двух десятилетий воспитывалась в коммунистическом духе. Ей незнакомо иное воспитание. Поэтому было бы бессмысленно наказывать ее за прошлое. Мы не хотим обращать русских на путь национал-социализма, мы хотим только сделать их орудием в наших руках. Вы должны покорить молодежь, указывая ей ее задачи, энергично взяться за нее и беспощадно наказывать, если она саботирует или не выполняет этих задач...»

«А как же «Генеральный план «Ост»»? Действительно, куда же без него... Ни одна статья и ни одна книга не обходилась у нас без упоминания об этом людоедском плане физического истребления русского народа. Вот и составители «нового Кривошеева» в 2001 году пишут про «генеральный план «Ост» — чудовищный программный документ гитлеровского геноцида».

Генеральный план «Ост» (Восток) никогда не существовал в качестве директивного документа. Более того, — он вообще ни в каком законченном виде не существовал. Под этим названием обычно проходит один из документов (единственный найденный и предъявленный на Нюрнбергском процессе) разработки плана ПОСЛЕВОЕННОГО!!! обустройства огромной территории Восточной Европы в интересах Третьего рейха. Речь идет о «Замечаниях и предложениях по генеральному плану «Ост», подписанных 27 апреля 1942 г. неким Э. Ветцелем — начальником отдела колонизации 1-го главного политического управления «Восточного министерства». Цитировать этот документ целиком я не могу по двум причинам. Во-первых, он очень большой по объему и занудный по форме. Во-вторых, пространные рассужде-ния о сравнительной «расово-биологической ценности» и результатах «антропометрических исследований» различных восточноевропейских народов не только омерзительны, но и прямо подпадают под статьи Уголовного кодекса РФ. Поэтому нам придется ограничиться лишь несколькими фрагментами конкретных предложений составителя «Замечаний и предложений». Итак:

«... В настоящее время уже можно более или менее определенно установить в качестве восточной границы колонизации (в ее северной и средней части) линию, проходящую от Ладожского озера к Валдайской возвышенности и далее до Брянска. Из плана можно понять, что речь идет не о программе, подлежащей немедленному выполнению, а что, напротив, заселение этого пространства немцами должно проходить в течение примерно 30 лет после окончания войны (здесь и далее подчеркнуто мной. — М.С.). Согласно плану, на данной территории должны остаться 14 млн. местных жителей. Однако утратят ли они свои национальные черты и подвергнутся ли в течение предусмотренных 30 лет онемечиванию — более чем сомнительно, так как, опять-таки согласно рассматриваемому плану, число немецких переселенцев очень незначительно...

Кроме того, как мне кажется, в плане не учитывается, что местное население ненемецкого происхождения будет за период в 30 лет очень быстро размножаться... Учитывая все это, нужно исходить из того, что число жителей ненемецкого происхождения на этих территориях значительно превысит 51 млн. человек. Оно составит 60—65 млн. человек. Отсюда на-прашивается вывод, что число людей, которые должны либо остаться на указанных территориях, либо быть выселены, значительно выше, чем предусмотрено в плане... Необходимо кратко рассмотрет вопрос об отношении к русским, о чем почти ничего не сказано в генеральном плане»

Прежде всего, надо предусмотреть разделение территории, населяемой русскими, на различные политические районы с собственными органами управления, чтобы обеспечить в каждом из них обособленное национальное развитие... Русскому из горь-ковского генерального комиссариата должно быть привито чувство, что он чем-то отличается от русского из тульского генерального комиссариата. Нет сомнения, что такое административное дробление русской территории и планомерное обособление отдельных областей окажется одним из средств борьбы с усилением русского народа... В этих областях мы должны сознательно проводить политику на сокращение населения. Средствами пропаганды, особенно через прессу, радио, кино, листовки, краткие брошюры, доклады и т. п., мы должны постоянно внушать населению мысль, что вредно иметь много детей. Нужно показывать, каких больших средств стоит воспитание детей и что можно было бы приобрести на эти средства... Наряду с этим должна быть развернута широчайшая пропаганда противозачаточных средств. Необходимо наладить широкое производство этих средств. Распространение этих средств и аборты ни в коей мере не должны Ограничиваться. Следует всячески способствовать расширению сети абортариев...

Наряду с проведением этих мероприятий в области здравоохранения не должно чиниться никаких препятствий разводам. Не должна оказываться помощь внебрачным детям. Не следует допускать каких-либо налоговых привилегий для многодетных, не оказывать им денежной помощи в виде надбавок к заработной плате... Для нас, немцев, важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был больше в состоянии Помешать нам установить немецкое господство в Европе. Этой цели мы можем добиться вышеуказанными путями.. .»

Да, это проект программы КОЛОНИЗАЦИИ. Насильственной колонизации. Никакого баварского пива с ганноверскими сосисками для аборигенов программа колонизации не предусматривает. Газовых камер, массовых расстрелов и печей крематория эта программа также НЕ предусматривает.

Пропаганда абортов и раздача презервативов с целью сокращения русского населения в интересах немецких колонистов, равно как и раздробление единого русского народа на жителей псевдонезависимых «бантустанов», вполне раскрывает корыстные планы колонизаторов. Можно ли это назвать «чудовищным программным документом геноцида»? Вопрос спорный. Хотя если многие люди, религиозные деятели и политические партии считают аборт разновидностью убийства, то почему бы не назвать «план Ост» программой геноцида? Спор о юридической обоснованности использования в данном случае термина «геноцид» мне неинтересен. Гораздо более важным представляется мне подчеркнуть следующий, абсолютно бесспорный факт: никакого, ни малейшего отношения к событиям 41 - го года эта, написанная в апреле 1942 года докладная записка второразрядного чиновника не имела и иметь не могла.

И если на оккупированной территории горели избы и рекой лилась кровь невинных людей, то это совсем не потому, что какой-то клерк «Восточного министерства» писал проекты «широчайшей пропаганды противозачаточных средств» на срок в 30 лет «после окончания войны».

Все это очень странно. На первый взгляд. Зачем было выдумывать вымышленные преступления, когда Гитлер и его подручные совершили столько реальных тягчайших преступлений, что на их перечисление не хватило бы и 576 страниц 576 книг? Зачем пускаться «во все тяжкие», выдумывая какие-то фантастические цифры потерь гражданского населения СССР, когда даже самые минимальные оценки говорят о том, что оккупанты и их пособники истребили миллионы людей. Миллионы. Что, условно говоря, 5 миллионов убитых детей, женщин и стариков — это мало? Обязательно «нужно» 15 или 25 миллионов для того, чтобы признать Гитлера людоедом? Любой солдат вермахта, даже тот, который пальцем не прикоснулся к русской женщине и угостил шоколадкой ее ребенка (а такие солдаты были, и не в малом количестве), виновен. Виновен в том, что пришел с оружием туда, куда его никто не звал. Виновен в том, что привел за собой карателей из СС. Эту вину признал сам немецкий народ. Зачем надо напрягать болезненную фантазию, выдумывая «пену на устах, длинные кинжалы в зубах и выпученные глаза»?

«Если звезды зажигают — значит это кому-нибудь нужно. Значит — это необходимо...» Я считаю, что на все предыдущее обилие вопросительных знаков можно дать вполне конкретные ответы. Существуют, как минимум, ТРИ ПРИЧИНЫ, по которым советская и постсоветская пропаганда страстно хотела преувеличить число жертв среди гражданского населения оккупированных областей СССР и найти несуществующие «планы гитлеровского геноцида русского народа». Эти причины имеют очень разный «вес» — от почти каприза, мелочного жлобства, до важнейшего связующего звена всей советской мифологии. Рассмотреть их я предлагаю в обратном порядке, от третьестепенного к главному.

Третьим по значимости (но при этом первым по хронологии) следует признать «еврейский вопрос». Да-да, он самый. Ильф с Петровым сильно ошиблись. Все вышло точно наоборот: евреев в России почти уже нет, а злосчастный «еврейский вопрос» — все еще есть.

Я прекрасно понимаю, что нормальному человеку, да еще и не знакомому с «обстоятельствами дела», мое предположение может показаться очень странным. Я готов заранее извинить нормального человека за то, что он сейчас подумал о моей нормальности. Действительно, с позиций здравого рассудка трудно понять, почему в Большой Советской эн-циклопедии есть статья «Освенцим», но в этой статье нет слова «еврей» ни в каком падеже. Нормальный человек никогда не догадается, что за странный знак был изображен на надгробном памятнике в городе Невеле (Псковская область). А это шестиугольная «звезда Давида» над братской могилой замученных евреев, каковую звезду бдительные власти «обрезали» до пятиконечного состояния. Потому что «нечего тут выпячивать...».

Нормальный человек (если он только не видел это сам на экране телевизора) никогда не поверит в то, что 19 апреля 2001 г. несколько десятков депутатов Государствен ной Думы («лучшие люди страны») отказались встать и почтить минутой молчания память жертв геноцида (19 апреля 1943 г. началось восстание в Варшавском гетто). Впрочем, минуты молчания в любом случае не получилось, так как зал оглашался шумной перебранкой, дикими воплями Жириновского и Шандыбина, а усиленный микрофонами голос председательствующей, нашей несравненной Л. Слиски призывал каждого «определиться в этом вопросе самостоятельно».

А как? Как определиться в «этом вопросе», если необходимость почтить память миллионов безвинно убиенных людей является вопросом? Кроме школьного учебника истории большинство депутатов и избирателей ничего не читали. В школьном (равно как и в любом советском вузовском) учебнике о геноциде евреев не было сказано ни слова. Самые любознательные могли купить вышедший именно в 2001 году статистический сборник «Россия и СССР в войнах XX века».

И что же они могли там прочитать? А вот это:

«...Война, развязанная гитлеровцами против СССР, была войной на истребление целых народов, в первую очередь славянского, русского населения... Варварские действия немецко-фа-шистских захватчиков по истреблению советских людей, особенно славянских народов и в первую очередь — русского народа, унесли миллионы человеческих жизней... Уничтожению подлежали не только славянские народы, но и другие народы, жившие на территории СССР. Наиболее жестоким было отношение к евреям, которых немцы истребляли в первую очередь, наравне с коммунистами...»

Если профессиональные историки, кандидаты и доктора наук действительно считают, что евреев истребляли «наряду с другими народами» и «наравне с коммунистами», то они никакие не ученые, а невежды и самозванцы. Если знают правду, но при этом пишут про «истребление советских людей, особенно славянских народов и в первую очередь — русского народа», то они лжецы.

Гитлер не вынашивал планы «сокращения численности еврейского население в течение 30 лет после окончания войны посредством раздачи презервативов и пропаганды абортов» . Он вообще не собирался «сокращать» эту численность. Евреи, все — от мала до велика, от грудных младенцев до седобородых старцев, были обречены на полное, поголовное истребление. Этот приговор не был связан с какой-либо эко-номической или политической целесообразностью. Не принималось во внимание ни вероисповедание жертвы, ни ее поведение, ни даже согласие на сотрудничество. Массовые убийства евреев начались в первые же дни (не первые недели — дни!) после гитлеровского вторжения на территорию СССР. Там, где поголовное истребление людей, за которыми даже палачи не признавали никакой вины, кроме еврейского происхождения, производилось с немецкой организованностью и методичностью, жертвы могли рассчитывать на быстрый и «легкий» расстрел. Там, где местные «активисты» брали инициативу на себя, о расстреле евреям оставалось только мечтать...

К 22 июня 1941 года на территории, которой предстояло стать оккупированной, проживало порядка 4 млн евреев (в том числе — 1,9 млн на аннексированных в 1939—1940 гг. территориях Прибалтики, восточной Польши, Бессарабии). Эвакуироваться на Восток смогло порядка 1 млн евреев (главным образом из районов левобережной Украины и центральной России, куда немцы пришли лишь к осени 41-го года).

Из оставшихся в распоряжении захватчиков 3 млн евреев погибло не менее 2,83 млн человек. Оставшиеся в живых 150—200 тыс. евреев (примерно 5% от исходной численности) уцелели вовсе не потому, что немцы проявили снисхождение к кому-то из них. Просто в рамках сложных политических игр Гитлер вернул Румынии Бессарабию с Буковиной, да еще и подарил так называемую «Транснистрию», т.е. территорию Украины между Днестром и Южным Бугом. И если в начале войны истребление евреев румынскими войсками и жандармерией носило массовый и крайне изуверский характер, то после поражения под Сталинградом румынское руководство прекратило массовые убийства и даже разрешило доставку в еврейские гетто продовольственной помощи от международных организаций. Что же касается зоны немецкой оккупации, то там погибли практически все не успевшие эвакуироваться евреи.

В городе-герое Бресте перед войной проживало 25 тысяч евреев. До освобождения дожило 19. Не 19 тысяч, а 19 человек (шестерых из них спасла, спрятав в своем доме, семья Полины Макаренко). Такие семьи «праведников мира» нашлись едва ли не в каждом оккупированном городе и местечке. К настоящему времени израильским мемориально-исследовательским центром «Яд ва-Шем» установлено более 18 тысяч имен людей, спасавших евреев в годы геноцида. Этот величайший и беспримерный в истории подвиг самопожертвования (за укрывательство евреев каратели безоговорочно расстреливали всех причастных) в статистическом отношении дает ничтожные доли процента уцелевших. Да еще несколько десятков тысяч евреев дожили до освобождения , сражаясь в партизанских отрядах.

Уравняв евреев с коммунистами («немцы истребляли евреев наравне с коммунистами»), историки из Генштаба проявили, в лучшем случае, дремучее невежество. Коммунисты на оккупированной территории обязаны были зарегистрироваться в местной комендатуре. Вот и все. Если они не мешали жить немцам, то относительно спокойно доживали до прихода Красной Армии. После этого их опять регистрировали — на этот раз в органах НКВД. Приказ НКВД СССР № 001683 от 12 декабря 1941 г. сдополнениями от 18 февраля 1942 г. требовал всего лишь «обеспечить агентурное наблюдение» за такими, дважды регистрированными, коммунистами. Евреев же сгоняли к противотанковым рвам вовсе не в целях «агентурного наблюдения»...

В данном вопросе российские историки 2001 года всего лишь продолжили традиции 60-летней давности. В первые же дни войны советская пропаганда растерялась перед градом немецких листовок с коротким, но выразительным лозунгом: «Бей жида-политрука, рожа просит кирпича». Ничего лучше, чем поза перепуганного страуса, придумано не было. Всякие упоминания о геноциде евреев начали старательно вычеркиваться из газетных полос. Сегодня в подробностях известна история «редактирования» сообщения ЧГК о зверствах немецко-фашистских оккупантов в Киеве. 25 декабря 1943 г. был составлен и завизирован председателем ЧГК Шверником текст официального сообщения, в котором про Бабий Яр было сказано, что «гитлеровские бандиты произвели массовое зверское истребление еврейского населения». Затем, по жестко установленному порядку, текст сообщения ЧГК ушел на согласование в ЦК ВКП(б). 2 февраля 1944 г. (спустя целый месяц!) текст вернулся в ЧГК с правкой, внесенной рукой начальника Управления агитации и пропаганды ЦК товарища Г.Ф. Александрова (будущего маститого ученого, академика АН СССР). «Еврейское население» было вычеркнуто и заменено на «тысячи мирных советских граждан». Шверник намек понял, и более в сообщениях Ч ГК никаких евреев не было (лишь в акте по Минску — а этот город и его окрестности стали местом уничтожения 100 тыс. евреев — было упомянуто наличие гетто).

27 января 1945 г. войска 1-го Украинского фронта освободили лагерь смерти Освенцим. То, что в Освенциме евреев убивали сотнями тысяч, было сразу же установлено армейским командованием. Политотдел фронта создал специальную комиссию, которая к 5 февраля представила подробный отчет, в котором, в частности, отмечалось уничтожение в Освенциме летом 1944 г. 600 тыс. евреев из Венгрии. Однако официальное сообщение ЧГК появилось лишь через три месяца, 7 мая 1945 г. Из него следовало, что в Освенциме систематически уничтожались не евреи, а «миллионы граждан всех стран Европы».

Однажды совравший вынужден врать дальше и больше. Если в Бабьем Яру и сотнях других таких мест были расстреляны не евреи, а «мирные советские граждане», то надо же было придумать какое-то объяснение, какую-то мотивировку совершенного злодеяния. В советскую эпоху в ходу был «классовый подход». Фашизм был объявлен «террористиче-ской диктатурой крупной монополистической буржуазии», в , соответствии с этой логикой писалось: «Жертвами гитлеровских палачей стали десятки тысяч рабочих-стахановцев и передовых колхозников». Поскольку в наши дни упоминание о «стахановцах и передовых колхозниках» вызовет скорее кривую ухмылку, фальсификаторам пришлось перейти на «национальные рельсы», т.е. приписать немцам намерение физически уничтожить русский народ.

В сравнении с такой нелепостью даже классическая советская формула («хотели превратить свободолюбивых советских людей в рабов») гораздо ближе к истине. А если убрать неуместный эпитет «свободолюбивых» и не обращать внимание на то, что правовой статус советского колхозника находился где-то между государственным рабом древнего Китая и крепостным крестьянином конца XVIII века, то все и вовсе становится на свои места. Да, именно этого Гитлер и хотел — превратить Россию в колонию, а русских загнать в положение «белых негров». Для достижения этой преступной цели убивали всех сопротивляющихся. Не всех подряд (поголовно уничтожали исключительно и только евреев), а всех сопротивляющихся.

Удельный «вес» геноцида евреев в общем объеме репрессий оккупантов менялся во времени и пространстве. В первые недели и месяцы войны уничтожение еврейского населения было практически единственной составляющей массового террора гитлеровцев и их пособников на оккупированных территориях. Почти все описания расстрелов и казней лета-осени 41-го года, если только они не вымышлены, в реально-сти относятся к массовым убийствам евреев. В дальнейшем, в связи с развертыванием партизанского движения, жертвами карателей все в большей и большей мере становилось нееврейское население. Но даже в Белоруссии, в этой «партизанской республике», где общее число жертв мирного населения, по заявлениям ЧГК, составило 1 547-тыс. человек, половину погибших (порядка 730 тыс.) составили евреи. В Црибалтике и Молдавии между понятиями «террор оккупантов» и «геноцид евреев» можно практически ставить знак равенства. На востоке Украины и в оккупированных областях России доля евреев в общей численности населения была значительно ниже, к тому же многие успели эвакуироваться. В этих районах оккупированной территории СССР нееврей-ское население преобладает в общем числе жертв.

Покончив на этом с обсуждением «еврейской составляющей», перейдем ко второй, несравненно более важной причине того отчаянного стремления найти несуществующий план «геноцида русского народа», который проявляла и проявляет коммунистическая и неосталинистская историческая пропаганда.

Даже параноик Гитлер не был клиническим идиотом, и он отлично понимал, что сами по себе булки и сосиски из земли не вылезут, на земле кто-то должен работать, а заменить русских (украинских, белорусских, молдавских) крестьян на немецких колонистов если и планировалось, то лишь «в течение 30лет после окончания войны», но уж никак не летом 41-го года, в самый разгар боевых действий. Прагматизм и расчетливость справедливо считаются национальной чертой немцев, а простейший и очевидный расчет подсказывал, что спокойствие в тылу проще и дешевле всего обеспечить, не обостряя без нужды отношения с местным населением. Даже если кто-то в руководстве вермахта и немецкой оккупационной администрации и смотрел на русских, как на «славянско-азиатских выродков», то требования дисциплины вынуждали его сдерживать свои низменные чувства. По крайней мере — до той поры, когда Россия будет реально и окончательно разгромлена.

Причины того, что оккупированные территории были в конечном итоге залиты морями крови, невозможно понять без учета действий второго участника войны, а фальшивки вроде пресловутой «памятки немецкого солдата» («убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик») были придуманы как раз с целью отвлечь внимание от намерений и действий советского руководства.

Если и не сам «гитлеровский план Ост», то отдельные письменные документы его разработки сохранились и были предъявлены в Нюрнберге. Сталин вел себя гораздо осмотрительнее — он не доверял бумаге свои мысли о той судьбе, которую он уготовил населению оккупированных немцами западных областей СССР. Тем не менее сохранилось немало документов и свидетельств очевидцев, позволяющих вполне достоверно реконструировать «сталинский план Вест».

3 июля 1941 г., на двенадцатый день войны, Сталин наконец-то обратился к своим подданным с большой речью. Отказавшись признать за собой хотя бы одну малейшую ошибку, он честно предупредил: «Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями». И это была чистая правда. Две тоталитарные деспотии уже успели к тому времени набраться кровавого опыта массовых репрессий, которые они обрушивали и на собственный народ, и на население порабощенных стран Европы. Не приходилось сомневаться в том, что бывшие сообщники по разбою в равной мере постараются превратить вооруженное столкновение своих армий в невиданную по жестокости бойню. В той же речи от 3 июля 1941 г. прозвучала фраза, дающая первое представление о том, какими методами товарищ Сталин намеревается вести эту небывалую войну:

«...При вынужденном отходе частей Красной Армии не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Все ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться».

Уже одно только прямое и точное выполнение этого приказа (а речь Сталина, к тому моменту уже назначившего себя председателем Государственного Комитета Обороны, была именно обязательным к исполнению приказом) означало голодную смерть миллионов людей на оккупированной территории. Правда, «суровость российских законов смягчается их неисполнением». Приказ об истреблении всех запасов продовольствия и топлива не был выполнен в полном объеме, но огромные и многообразные разрушения системы жизнеобеспечения населения (водопроводы, электростанции, элеваторы) были во многих местах произведены.

Голодом русского мужика не удивить. Бесконечная череда войн, мятежей, набегов, неурожаев научила людей «варить суп из топора». Но в России бывает холодно, а зима 1941—1942 гг., как на беду, выпала очень ранняя и очень морозная. Это обстоятельство также было принято во внимание. 17 ноября 1941 г. Сталин лично подписал Приказ Ставки Верховного Главнокомандования №0428:

«... Приказываю:

1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40—60 км в глубину от переднего края и на 20—30 км вправо и влево от дорог. Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе немедленно бросить авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и подготовленные диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами...»

Гладом и хладом не исчерпывался перечень «казней египетских», которые Сталин решил наслать на мирное население оккупированных районов. Даже массовое сожжение домов, после которого жители оказывались с детьми на 30-градусном морозе, можно считать безобидной забавой — в сравнении с той «народной войной», которую всеми доступными ему способами разжигало советское руководство.

Уже 1 июля 1941 г. ЦК КП(б) Белоруссии выпустил директиву, в которой призвал «уничтожать врагов всюду, где их удастся настичь, убивать их всем, что попадется под руку: топором, косой, ломами, вилами, ножами... При уничтожении врагов не бойтесь применять любые средства — душите, рубите, жгите, травите фашистских извергов...». От партийного начальства не отставало и начальство военное. 6 августа 1941 г. бывший нарком обороны маршал Тимошенко — на этот раз в качестве командующего войсками Западного фронта — обратился «ко всем жителям оккупированных врагом территорий». Маршал, растерявший свою армию, потерявший десятки тысяч танков, самолетов, орудий, требовал теперь от безоружных людей таких действий: «Атакуйте и уничтожайте немецкие транспорты и колонны, сжигайте и разрушайте мосты, поджигайте дома и леса... Бейте врага, мучьте его до смерти голодом, сжигайте его огнем, уничтожайте его пулей и гранатой... Поджигайте склады, уничтожайте фашистов, как бешеных собак...»

Да, я в курсе, как это должно правильно называться: «Земля горела под ногами оккупантов». Только земля горела не сама по себе, она горела вместе с жителями. И лозунг «Все для фронта, все для победы» мне известен. Я только хочу понять — до каких пределов распространяется это «все»? Совсем — все? Мы за ЛЮБОЙ ценой не постоим? И если пре-вращение своей страны в выжженную, безлюдную пустыню совместимо с понятием «победа», тогда чья это победа?

Для достижения победы командование Королевских ВВС Великобритании избрало тактику массированных ночных налетов на города Германии. Под развалинами домов, в огне пожаров погибли сотни тысяч мирных жителей. Не успела закончиться война, как в Англии началась ожесточенная общественная полемика по вопросу о допустимости такого бесчеловечного отношения к женщинам и детям противника. Накал дискуссии был таков, что командующий английской бомбардировочной авиации генерал Харрис фактически был вынужден покинуть страну и удалиться в Южную Африку. Имена погибших пилотов бомбардировщиков отказывались внести в списки героев войны... Почему же мы не считаем возможным даже задуматься о допустимости принесения в жертву СВОИХ женщин и детей?

По меньшей мере, сомнительна и военно-оперативная ценность партизанской войны, осуществляемой при помощи лома, вил, косы и ножа. Разумеется, действуя таким образом — и расплачиваясь за каждого зарезанного немецкого тыловика жизнями сотен советских людей, — можно было нанести некоторый урон живой силе противника. В этом ли была главная задача вооруженной борьбы в тылу врага? Вермахт вел боевые действия на фронте, отдаленном тысячами километров от заводов в Германии. И если «яйки и млеко» еще можно было отобрать у местного населения, то патроны, снаряды, мины, бензин приходилось тысячами эшелонов везти по железным дорогам из Баварии и Саксонии до Волги, Дона и Кубани. Фактически вся военная машина вермахта висела на десятке «стальных нитей» железных дорог, проходящих через огромные лесные массивы Белоруссии и Брянщины. Систематическое разрушение этих коммуникаций могло поставить немцев в тяжелейшее положение. Но это не та задача, которую могли решить безоружные крестьяне с топорами и вилами...

Не пора ли наконец признать, что в глазах товарища Сталина население оккупированных областей стало отработанным шлаком, не имеющим более никакой ценности: этих людей невозможно было использовать ни как рабочую силу, ни как «призывной контингент». Хуже того — эти люди на-ходились вне его контроля, они могли теперь иметь свое личное мнение и обменяться им с соседом, они могли видеть живых иностранцев и по меньшей мере знаками и жестами общаться с ними, они могли быть использованы противником как для работы, так и для набора в антисоветские воору-женные формирования. Прошли десятки лет после войны, а вопрос «Проживали ли вы на оккупированной территории?» оставался в анкетах, которые заполняли миллионы советских людей, и положительный ответ считался «пятном'на биографии». А уж тогда, в разгар войны, Сталин и вовсе не собирался церемониться с этим «шлаком», поэтому сожженная вместе с жителями деревня рассматривалась им как вполне приемлемая цена за убийство пары зазевавшихся немецких отпускников.

Можно спорить о том, нашлась бы на свете армия, командование которой не ответило жестокими репрессиями на такие призывы и действия («душите, рубите, жгите, травите, как бешеных собак»). Гадать же о том, как будет реагировать командование вермахта и СС, и вовсе не приходилось. Однако советское руководство не просто отдавало себе отчет в том, что результатом избранной им тактики партизанской войны будут беспощадные массовые расправы с населени-ем — оно любыми возможными способами подталкивало противника к максимально-жестоким действиям.

Документы вермахта, к несчастью — слишком многочисленные, свидетельствуют о том, что в самые первые дни войны, уже в июне 1941 г. наступающие немецкие войска во многих местах находили трупы своих солдат, в силу ряда причин оказавшихся в плену (отставшие, раненые, экипажи сбитых самолетов), которые были замучены с невообразимой садистской жестокостью. Мне представляется совершенно невероятным предположение о том, что красноармейцы, т.е. в основной своей массе вчерашние русские, украинские, белорусские крестьяне, уже в первые дни войны успели проникнуться такой безумной ненавистью. Гораздо более реалистичной выглядит гипотеза о том, что эти преступления совершались специальными командами НКВД с це-лью преднамеренного" провоцирования немецких войск на ответные расправы с гражданским населением и пленными.

В том же направлении действовали и заброшенные в тыл противника «партизанские отряды», которые — если говорить о ситуации 41-го года — практически полностью состояли из оперативных сотрудников Н КВД, а вовсе не из сошедших с картины советского художника подростков и старика с берданкой. По характеру решаемых задач это были фактически карательно-диверсионные группы, которые не только провоцировали своими действиями немцев на ответные репрессии против местного населения, но и сами беспощадно расправлялись с крестьянами, которые не проявляли достаточной готовности помогать этим «народным мстителям».

Оказавшееся «между молотом и наковальней» население начинало стихийно вооружаться и создавать отряды местной самообороны для защиты от «партизан» и наводнивших леса банд вооруженных дезертиров. Немцам оставалось лишь взять под свой контроль эти вооруженные группы и превратить их в подчиненную им полицию. Указания Сталина о превращении оккупированной территории в выжженную пустыню весьма способствовали росту численност1Г«поли-цаев». Легендарный патриарх советских диверсантов, участник четырех войн, полковник И. Стариновв статье, написанной в 2000 году, говорил: «Получилось, что мы сами под-толкнули местных жителей к немцам... После лозунга «гони немцй на мороз» немцы сформировали полицию численностью около 900тыс. человек». Сама цифра (900 тыс.) многократно завышена, но она ярко отражает личные впечатления практика партизанской войны о том, что «полицаи были на каждом шагу...».

Об отношении населения к «партизанам от Н КВД» можно судить по следующим, страшным в своей красноречивости, цифрам. На Украине органы госбезопасности оставили в тылу врага и перебросили туда 778 отрядов и групп общей численностью 28 753 человек. По состоянию на 25 августа 1942 г. действующими числились 22 отряда, насчитывающие 3310 человек. В Белоруссии из 437 групп и отрядов, которые были заброшены в тыл противника, к концу января 1942 г. прекратили свое существование 412. Управление НКВД по Ленинградской области направило в тыл противника 287 от-рядов общей численностью 11 733 человек. К началу февраля 1942 г. из них уцелело всего 60 отрядов общей численностью 1965 человек. Все это называется одним коротким словом — разгром.

К ноябрю 1942 г. общая численность «вспомогательной полиции» выросла до 320 тыс. человек, еще 48 тысяч состояло в отдельных полицейских (по роду деятельности — карательных) батальонах. Были созданы и более крупные формирования, например, так называемая «Русская освободительная народная армия» численностью в 10 тыс. человек, которой немцы передали функции борьбы с советскими партизанами на обширной территории Брянской и Орловской областей. Можно долго спорить о том, уместно ли использование термина «вторая гражданская война» применительно к тому, что в 1942— 1943 гг. происходило на оккупиро-ванной территории России. Важны не термины, важно то, что под суровый шум брянского леса отряды вооруженных русских людей с остервенением убивали Друг друга, жгли деревни, расправлялись с теми, кого каждая сторона на свой лад считал «изменником», не щадя ни старого, ни малого. А уж о том, что на Западной Украине развернулась полномасштабная, чудовищно жестокая гражданская война с уча-стием польской Армии Крайовой, бандеровской Украинской Повстанческой армии, советских партизан, украинских «полицаев», и спорить не приходится.

«...А стрельба уже со всех сторон. И горит уже. Мы спрятались, а Галя соседская — нет. И дяди моего нет, он еще раньше к хлеву пошел... Когда всё уже успокоилось, узнали — это петровцы окружили Старую Рафаловку и повели бой с банде-ровцами. Бандеровцев убили нескольких, а местечко наше, считай, полностью уничтожили. И людей убили, не скажу даже сколько. Галю живьем в огонь бросили. Обгорелый труп дяди нашли мы около хлева. А на дворе и возле дома — еще сгоревших шесть трупов.

В нашем хозяйстве уцелел только погреб. В нем нашли Олежку соседского. Был он в новеньких, бабкой сшитых башмачках и с распоротым штыком животиком...»

Старая Рафаловка — это село на украинском Полесье, у железной дороги Ковель — Сарны. «Петровцы» — это партизаны из отряда «дяди Пети» (полковник Антон Бринский). Через три месяца после успешной операции в Рафаловке полковнику Бринскому присвоили звание Герой Советского Союза; ныне в Нижнем Новгороде его именем названа улица и детская библиотека. Питерский историк А. Гогун (из книги которого был процитирован рассказ о резне в Рафаловке) нашел еще несколько упоминаний об этом событии и об этом Герое. Так, 20 июня 1943 г. начальник штаба партизанского движения Ровенской области товарищ Бегма в своей докладной записке на имя Маленкова и Хрущева писал:

«...В Ровенской области в начале Отечественной войныраз-ведупром были оставлены небольшие специальные группы с рациями с чисто разведывательными целями. С развитием партизанского движения на Украине эти группы начали быстро возрастать за счет местного населения..., так, например, полковник Бринский — «дядя Петя» — вырос до 300 человек, капитан Каплун — до 150—400чел., майор Медведев — до 600чел... Все находящиеся в этих группах люди охраняют штабы, зани-маются заготовкой питания, а боевых операций за год с лишним не сделали ни одной... Люди разлагаются, имеется масса случаев самовольных расстрелов ни в чем не повинного населения, массовые пьянки, хулиганство и т.д.»

В донесении штаба УПА округа «Заграва» о событиях в Старой Рафаловке упоминается как о вполне заурядном событии: «Большевики напали на Старую Рафаловку, которую сожгли. Убили 60 человек, из них 8 районного актива. Убит политический референт Тетеря». Ничего из ряда вон выходящего в этом и не было. В отчете округа «Дунай» от ноября 1943 г. отмечены следующие эпизоды: «На село Карпиловку напали ночью красные банды, ограбили, сожгли и убили при этом 183 наших крестьян. Село Дерть окру жили, ограбили, забрали 300 шт. скота. 3 ноября снова напали на с. Боровое, дожгли хозяйства, которые оставались немцами не сожженные, и убили 20 крестьян...» Всего в течение осени 1943 г. красные партизаны расправились с жителями 29 деревень украинского Полесья, немцы за тот же период сожгли там 77 деревень...

Разумеется, Гитлер (обозначая под этим именем всю машину фашистской тоталитарной деспотии) является главным виновником этой трагедии. Все погибшие в кровавой вакханалии массового террора на оккупированной территории СССР должны считаться жертвами фашистской агрессии — даже если их убийцы говорили на русском или украинском языках. Именно гитлеровская агрессия сделала воз-можной эту многолетнюю бойню, именно Гитлер дал в руки оружие, направил и разжег огонь братоубийственной войны. Я не подвергаю это ни малейшему сомнению. Я только хочу спросить—а товарищ Сталин тут ни при чем? На нем нет вины за эту кровь? Не сталинский ли режим довел нароя до такого умопомрачения, в котором чужеземный вооруженный враг показался на миг освободителем?

А теперь переходим к самому главному. К пожару на складе.

Пожар на складе случается тогда, когда проворовавшемуся завхозу надо спрятать следы своих многолетних махинаций. Матерые жулики понимают, что пожар должен быть большой, «солидный» и, самое главное, документально зафиксированный в органах МВД и пожарной охраны. Вот тогда под это «дело» можно списать все, что угодно. Ну а если пожар случился сам собой, да еще и по причине, не вызывающей подозрения в поджоге — например, от удара молнии, то это и вовсе самый радостный день в жизни жулика...

В памятном для страны 1937 году в СССР была проведена Всесоюзная перепись населения. Однако население о результатах этой масштабной работы ничего не узнало. Итоги переписи были признаны «вредительскими», итоговые отчеты — засекречены, руководители научного коллектива, проводившего перепись, — арестованы. В январе 1939 г. была проведена повторная перепись населения, причем еще до подведения ее результатов товарищ Сталин огласил «правильный» результат: в стране победившего социализма про-живает 170 млн человек.

В настоящее время о «расстрельной переписи» 37-го года написаны монографии и сотни газетных статей. Считается, что реальная численность населения по результатам переписи 1937 года была равна 162 миллионам. С учетом некоторого прироста населения в 1938 году (хотя этот год — год кульми-нации массовых репрессий — едва ли был особо «урожайным» на людей) объявленные официальные результаты переписи 1939 года завышены на 6—7 млн человек. Другими словами, реальное число жертв сталинских репрессий 30-х годов (а это не только «большой террор» 37-го года, но и раскулачивание, голодомор периода коллективизации, очистка городов от «нетрудового элемента», этнические чистки) измеряется не теми сотнями тысяч, которые подтверждаются документами партийных и карательных органов, а многими миллионами людей.

Так на складе образовалась недостача в 6—7 миллионов. Война и послевоенный «восстановительный период» отнюдь не ослабили ни пресс беспощадной эксплуатации «рабсилы», ни масштабы репрессивной политики государства. Миллионы людей, согнанных на «спецпоселение» или в так называемые «рабочие батальоны», в совершенно нечело-веческих условиях продолжали рыть каналы, строить дороги, рубить уголь и возводить очередные «гиганты сталинской индустрии». Из бесконечной череды свидетельств приведем лишь одно — письмо безымянного рабочего М. И. Калинину от 18 июня 1945 года:

«... Чтобы описать все подробно о жизни рабочих-трудармейцев стройки ж/д Быстровка — Рыбачье, то потребовалось бы написать такую же книгу, как «Хижина дяди Тома», но пока ограничусь только этим клочком бумаги... Пища готовится гораздо хуже, чем хороший хозяин готовил бы свиньям. Рабочая сила используется не только на трассе, но более даже на всякие благоустройства: прораба, строймастера и прочих чиновников. .. Не лишним будет сказать здесь несколько слов о детях, которым здесь, как и их отцам, выпало влачить свое жалкое существование. Малыши здесь кроме 300 гр. черного кислого (от которого даже за ушами трещит) хлеба ничего не получают. Появляется в 3-й месяца раз сахар в магазине, но и то выдают его по разным темным причинам не полностью... Прошлой зимой рабочих не только голодных, но и буквально нагих принуждали работать на трассе при морозах, доходящих до 20 градусов, где некоторые погибали совершенно, а другие остались с отмороженными членами тела...»

Сколько людей навсегда осталось на этих «стройках века» — одному Богу ведомо. А уж чего точно не знает ни один человек, так это того, верил ли Сталин в Бога и готовился ли он дать отчет на Высшем суде. Зато доподлинно известно, что предстать перед земным судом Сталин не планировал, «ревизионной комиссии» не ждал и отчитываться перед «сбродом тонкошеих вождей», окружавших его, не собирался. Прятать хитрым способом «недостачу» многих миллионов своих рабов Сталин посчитал излишним, поэтому без тени смущения назвал цифру в 7 млн погибших в войне — примерно столько же, сколько в Германии. И дело с концом.

Хрущев тоже не готовился к приезду «ревизионной комиссии» (каковая неготовность и привела его в конечном итоге к октябрьскому 1964 г. Пленуму ЦК...), а резкое — сразу в три раза — увеличение числа жертв войны потребовалось ему для сугубо внешнего употребления. По сути дела Хрущев был первым, кто начал вести нормальную внешнюю политику. Нормальную по форме: он ездил за рубеж, к нему приезжали высшие руководители других стран; Москва принимала Международный фестиваль молодежи и буржуазных режиссеров с буржуазными фильмами. Нормальную по содержанию: окружающий мир перестали считать «враждебным империалистическим окружением», да и само слово «мир» перестало восприниматься как обозначение короткого периода подготовки к новой войне. В этой новой реальности международных отношений огромная, ошеломляющая цифра людских потерь СССР (20 миллионов) нужна была Хрущеву в качестве «идеологического башмака», которым он мог в нужный момент ударить по столу переговоров.

На все «неудобные» вопросы — от робких напоминаний о необходимости вернуть полученную по ленд-лизу технику до требований предоставить свободу выбора странам Восточной Европы — звучал один оглушительный ответ: «Двадцать миллионов человеческих жизней! Какие вам еще деньги? Мы мир спасли! Мы своей кровью заплатили...» Я прекрасно помню, как в августе 1968 года советский народ кипел искренним негодованием: «Мы же их освободили! Мы столько людей положили, а они нас выгнать хотят?»

А потом пришла феерическая эпоха «перестройки и гласности». Обозревая доставшееся ему наследство, Горбачев (или кто-то из его советников) не мог не заметить «чудеса» сталинской демографической статистики. Соответственно, в общем ряду мер по «обновлению социализма и демократизации внутрипартийной жизни» решено было навести некоторый порядок в деле учета людей.

Так, вероятно, и появилась цифра 27 миллионов. В не вызывающем никаких сомнений в своей реальности «пожаре» Второй мировой войны решено было спалить и «недостачу» Всесоюзной переписи 1937 года, и ужасающий рост смертности гражданского населения в тылу, и массовые репрессии послевоенных лет. Одним словом — списать на Гитлера преступления Сталина.

Была создана авторитетная комиссия проверенных и партийно-выдержанных доцентов с кандидатами под председательством член-корреспондента АН СССР Ю.А. Полякова. Один из ведущих сотрудников этой комиссии, доктор исторических наук А.А. Шевяков опубликовал интереснейшую статью («Социологические исследования», тФГ2 / 1991), в которой рассказывалось о работе комиссии и полу-ченных ею результатах. Точнее говоря — о том, как комиссия боролась за получение порученного ей результата в 27 млн. Оказывается, есть какие-то «данные Госплана и ЦСУ СССР», но их «пока обнаружить не удалось». Что значит «не удалось»? Что значить «обнаружить»? Я понимаю, почему экспедициям энтузиастов пока не удалось обнаружить в дикой безлюдной тайге обломки «тунгусского метеорита». Что обозначает глагол «обнаружить» применительно к работе Государственной комиссии с документами Госплана?

Из статьи Шевякова следует, что единственной документальной основой были и остаются акты и сообщения ЧГК. Из этих сообщений следует, что на оккупированных территориях погибло 6 390 тыс. человек. Так как комиссия (не ЧГК, а комиссия Полякова) уже знала, что потери Вооруженных сил определены числом в 8,7 млн и повышать эту цифру военное ведомство не желает, то ей до директивно-заданных 27 млн предстояло набрать 18,3 млн. Соответственно, единственный относительно достоверный источник — документы ЧГК — тут же подвергается обвинению в том, что представленные в нем цифры «значительно занижены». Как и положено доктору наук, Шевяков не только констатирует факт занижения, но и дает ему объяснение. Названы три причины. Одна другой лучше. Первые две звучат так: «интенсивная миграция населения» и «незавершенность репатриации советских граждан из-за рубежа».

Странно. И то, и другое может привести к завышению, но уж никак не к занижению числа жертв. Например, каратели сожгли белорусскую деревню и расстреляли ее жителей, ЧГК засчитала всех в число погибших. А кто-то остался жив, ушел к партизанам, был ранен, вывезен в госпиталь на Волге, после излечения женился и с молодой женой уехал по оргнабо-ру на Дальний Восток. Человек в реальности жив, но никто в Белоруссии об этом не знает. Вот это и есть «интенсивная миграция населения» и ее влияние на отчетные данные ЧГК. К такому же эффекту, к завышению числа жертв, приводила в первые послевоенные месяцы и «незавершенность репатриации советских граждан из-за рубежа» — человек числится погибшим, а фактически он попал в облаву, был насильственно вывезен в Германию и вскоре вернется домой.

Самая же интересная, третья причина мифического «занижения» числа погибших в отчетах ЧГК заключается, по версии доктора наук Шевякова, в том, что сотрудники ЧГК «не обладали политическим чутьем и методикой выявления фашистских злодеяний». А вот с этим я вынужден категорически не согласиться. Чего-чего, но «политического чутья» у советских чиновников сталинской эпохи было в достатке. Без лишних напоминаний ЧГК приписала немцам расстрел в Катыни, выявила «фашистские злодеяния» в деле массовых расстрелов органами Н КВД заключенных в тюрьмах Львова и Винницы. И каждый отчет ЧГК перед его опубликованием проходил многоступенчатую процедуру утверждения «на самом верху». Так что если бы уже в 1945 году была поставлена задача «раздуть» число жертв до 18 млн, то сотрудники ЧГК отлично бы это «учуяли». В противном случае — сами бы вошли в общий перечень «жертв немецких оккупантов». Но не знали они, какая именно задача будет поставлена перед со-ветскими историками в конце 80-х годов. И про «социализм с человеческим лицом» они еще не догадывались. Но разве это повод для обвинений в утрате бдительности и чутья?

Если же говорить серьезно, то полученные из отчетов ЧГК цифры действительно внушают очень и очень большие сомнения. Шевяков приводит данные по каждой республике СССР, причем с указанием процента погибших по отношению к довоенной численности населения (для РСФСР — по отношению к числу жителей, попавших под оккупацию, каковое число определено в 28 млн). В сводной таблице это выглядит так:

Может ли это быть правдой? Конечно, нет. Накануне войны население Литвы составляло 2,9 млн человек/Латвии — 1,95 млн человек. А число жертв гражданского населения в этих двух республиках оказалось в абсолютных числах больше, чем в России? И процент погибших в Латвии больше, чем в любой другой республике, включая Белоруссию (зона самых активных партизанских действий)? Как это понимать? И что такое «жертвы оккупантов» применительно к Латвии? Никакого массового партизанского движения там не было и в помине, более того, Латвия была «экспортером» карательных полицейских батальонов, которые зверствовали на территории соседней Белоруссии и России. Никакого другого «террора фашистских оккупантов», кроме геноцида евреев, в Латвии не было, но и евреев накануне войны там было не 314 тысяч, а всего 90 тысяч (в соседней Литве — 250 тысяч). Весьма странно выглядит и соотношение числа потерь в Украине и на оккупированных территориях РСФСР. Даже с учетом того, что на Украине погибло порядка 1,5 млн евреев — странно...

Печально, что в таком вопросе приходится гадать, но, скорее всего, разгадка несуразных цифр заключается в том, что в отчетах ЧГК (по крайней мере — во многих из опубликованных) названы суммарные цифры погибших местных жителей и военнопленных, а Шевяков интерпретирует их как число погибших мирных жителей, без учета военнопленных. При таком предположении все сразу же становится на свои места: Прибалтика была регионом, куда в концентрационные лагеря сгоняли и военнопленных, и «остарбайтеров». Да, звучит это несколько странно, но «советская» Прибалтика была получателем (!!!) подневольной рабочей силы. Поданным Управления по делам репатриации в Литве, Латвии и Эстонии на конец войны было учтено 227 044 гражданских лиц и 56 363 военнопленных, вывезенных туда на принудительные работы из других регионов оккупированной территории СССР. Огромные лагеря, для военнопленных были созданы и на Украине, где к тому же и само число за-хваченных вермахтом военнопленных было огромно (более 1,1 млн только в пяти «котлах»: Уманском, Киевском, Мелитопольском, Керченском и Харьковском).

Остается предположить, что вследствие ошибочного (если не сказать — преднамеренного) суммирования с числом погибших военнопленных (учтенных нами в общей численности погибших военнослужащих) даже число 6 390 тысяч убитых мирных жителей — завышено. Дальнейшие рассуж-дения Шевякова о том, что гитлеровцы умышленно распространяли смертельно опасные эпидемические заболевания на оккупированных территория (т.е. в тылу собственных войск), что многие «остарбайтеры» вернулись на Родину с неизлечимым болезнями, в число которых включены сифилис и гонорея, что оккупанты тайно облучали мужчин рентгеновскими лучами в целях понижения рождаемости, интересны лишь тем, что серьезный академический журнал не постеснялся напечатать такое...

Что же мы имеем в итоге обсуждения этой предельно грустной темы? Трагедия, пережитая советским народом, ужасна и не имеет аналогов в истории цивилизованного мира.

11 миллионов погибших военнослужащих.

5—6 миллионов мирных жителей, убитых и замученных фашистскими оккупантами.

Более 1 миллиона мирных жителей, погибших в блокадном Ленинграде и разрушенном дотла Сталинграде.

Неизвестное точно, но огромное (порядка 6—9 миллионов) число жертв сталинских репрессий.

И безбрежное море лжи.

Говорят, теперь с этой ложью начнут решительно бороться. По радио говорят. Сегодня, 16 апреля 2008 г. выступил с публичным заявлением заместитель начальника Генштаба российской армии генерал-полковник Скворцов. «Борьба с фальсификациями военной отечественной истории перестала быть задачей только Министерства обороны... Необходимо поддержать инициативу МИД по созданию межведомственной рабочей группы по истории при правительстве РФ в интересах противодействия попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России...» Во как! Я и не знал, что в перечень задач, которые поручено решать военному ведомству великой ядерной державы, входит литературная полемика с бывшим заместителем начальника Генштаба, академиком МА. Гареевым и питомцами его научной школы. В любом случае, приятно осознавать, что я написал очень своевременную книгу. Если вы, уважаемый читатель, успели купить и прочитать ее до того, как межведомственная комиссия при правительстве РФ успела всерьез взяться за борьбу с «фальсификациями», значит, я потратил свое и ваше время не зря.