|
||||
|
|
Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка1769–17701. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Безпримерные Вашего Величества попечения о пользе общей учинили Отечество наше для нас любезным. Долг подданической обязанности требовал от каждого соответствования намерениям Вашим. И с сей стороны должность моя исполнена точно так, как Вашему Величеству угодно. Я Высочайшие Вашего Величества к Отечеству милости видел с признанием, вникал в премудрые Ваши узаконения и старался быть добрым гражданином. Но Высочайшая милость, которою я особенно взыскан, наполняет меня отменным к персоне Вашего Величества усердием. Я обязан служить Государыне и моей благодетельнице. И так благодарность моя тогда только изъявится в своей силе, когда мне для славы Вашего Величества удастся кровь пролить. Сей случай представился в настоящей войне, и я не остался в праздности. Теперь позвольте, Всемилостивейшая Государыня, прибегнуть к стопам Вашего Величества и просить Высочайшего повеления быть в действительной должности при корпусе Князя Прозоровского1,[1] в каком звании Вашему Величеству угодно будет, не включая меня навсегда в военный список, но только пока война продлится2. Я, Всемилостивейшая Государыня, старался быть к чему ни есть годным в службе Вашей; склонность моя особливо к коннице, которой и подробности, я смело утвердить могу, что знаю. В протчем, что касается до военного искусства, больше всего затвердил сие правило: что ревностная служба к своему Государю и пренебрежение жизни бывают лутчими способами к получению успехов. Вот, Всемилостивейшая Государыня, чему научили меня тактика и тот генерал, при котором служить я прошу Вашего Высочайшего повеления. Вы изволите увидеть, что усердие мое к службе Вашей наградит недостатки моих способностей и Вы не будете иметь раскаяния в выборе Вашем. Всемилостивейшая Государыня Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб Григорий Потемкин В квартере К[нязя] Прозоровского 24 маия 1769 году 2. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая державнейшая великая Государыня Императрица и самодержица Всероссийская. Государыня Всемилостивейшая. Всемилостивейшую Вашего Императорского Величества грамоту и орден Святаго Георгия я имел счастие получить, не находя себя довольно в силах заслужить оную Высочайшую милость на самом ли деле. Еще меньше себя чувствую способным на словах принесть верноподданнейшую благодарность. Нет для меня драгоценней жизни — и та Вашему Величеству нелицемерно посвящена. Конец токмо оной окончит мою службу. Позвольте, Всемилостивейшая Государыня, принесть всеподданнейше поздравление с покорением другого турецкого города на Дунае1. Повергая себя освященным стопам Вашего Императорского Величества, с рабскою преданностию есмь Всемилостивейшая Государыня Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб 1770 год, 21 августа. Григорий Потемкин Лагерь при Килии 1773–17743. Екатерина II — Г. А. ПотемкинуГосподин Генерал-Поручик и Кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что Вам некогда письмы читать. И хотя я по сю пору не знаю, предуспела ли Ваша бомбардирада1, но тем не меньше я уверена, что все то, чего Вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему Вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу Вы любите. Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то Вас прошу попустому не даваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься зделаете вопрос, к чему оно писано? На сие Вам имею ответствовать: к тому, чтоб Вы имели подтверждение моего образа мысли об Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна. Дек[абря] 4 ч[исла] 1773 г. Екатерина Скажите и бригадиру Павлу Потемкину спасиба за то, что он хорошо турок принял и угостил, когда оне пришли за тем, чтоб у Вас батарею испортить на острову2. 4. Екатерина II — Г. А. Потемкину[7 февраля 1774. Царское Село] Quand le Gra[nd] Duc sera sorti de chez moi, je Vous feres avertir et en attendant amuses-Vous le mieux que Vous pourres sans toutefois faire tort aux honnetes gens parmi lesquels je me compte aussi. Adieu, mon bon Ami.[2] 5. Екатерина II — Г. А. Потемкину[До 14 февраля 1774] Mon cher Ami, ayes la bonte de me choisir quelque present pour l'esprit, et faites moi savoir, si Vous pouves, comment on se porte? N'ayant aucune communication directe et Mr le Gros n'y etant pas, je suis obligee de Vous incommoder, je Vous en fais mes excuses.[3] 6. Екатерина II — Г. А. Потемкину[До 14 февраля 1774] Mon cher Ami, je Vous prie d'envoyer ou de donner le billet ci-joint a Mr le Gros. C'est pour l'esprit de Caliostro.[4] 7. Екатерина II — Г. А. Потемкину[15 февраля 1774] Mon cher Ami, je viens de sortir du bain, l'esprit souhaitait d'y aller avant hier, mais cela sera difficile aujourd'hui: primo, parce qu'il est neuf heures deja; secondo, que toutes mes femmes у sont presentement et probablement n'en sortiront d'une heure et puis il faudroit encore remettre de l'eau etc. Cela prendroit le reste de la matinee. Adieu, mon cher Ami.[5] 8. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 16 февраля 1774] Mon Ami, moi j'ai dine, mais il faut que les autres dinent aussi; ainsi lorsque Mr le Gros aura dine, ayes la bonte de me le faire dire ou de me l'envoyer.[6] 9. Екатерина II — Г. А. Потемкину[18 февраля 1774] Mon cher Ami, malgre le contentement que les esprits de Caliostro ont produit, je suis dans une grande apprehension que je n'aye excede Votre patience et ne Vous aye cause de l'incommodite par la duree de la visite. Ma montre s'est arretee et le tems s'est passe si vite qu'a une heure il paroissait n'etre pas minuit; j'ai un autre regret encore qui est qu'au lieu de cette «soupe a la glace» Vous n'ayee eu sous Votre main il у a un an et demi Medecine chimique de Caliostro que est si douce, si agreable, si maniable, qu'elle embaume et donne de l'elastricite a l'esprit et aux sens, ma Basta, Basta, caro amico, il ne faut pas Vous ennuyer trop longtems; on est rempli de reconnaissance et de toute sorte de sentimens de reconnaissance et de consideration pour Vous.[7] 10. Екатерина II — Г. А. Потемкину[21 февраля 1774] Чистосердечная исповедьМарья Чоглокова, видя, что чрез девять лет обстоятельствы остались те же, каковы были до свадьбы, и быв от покойной Государыни часто бранена, что не старается их переменить, не нашла инаго к тому способа, как обеим сторонам зделать предложение, чтобы выбрали по своей воле из тех, кои она на мысли имела1. С одной стороны выбрали вдову Грот, которая ныне за Арт[иллерии] Генер[ал]-пору[чиком] Миллером2, а с другой — Сер[гея] Салтыкова] и сего более по видимой его склонности и по уговору мамы, которую в том поставляла великая нужда и надобность3. По прошествии двух лет С[ергея] С[алтыкова] послали посланником, ибо он себя нескромно вел, а Марья Чоглокова у большого двора уже не была в силе его удержать. По прошествии года и великой скорби приехал нынешний Кор[оль] Пол[ьский]4, которого отнюдь не приметили, но добрыя люди заставили пустыми подозрениями догадаться, что он на свете, что глаза были отменной красоты и что он их обращал (хотя так близорук, что далее носа не видит) чаще на одну сторону, нежели на другая. Сей был любезен и любим от 1755 до 1761. Но тригоднешная отлучка, то есть от 1758, и старательства Кн[язя] Гр[игория] Григорьевича], которого паки добрыя люди заставили приметить, переменили образ мыслей5. Сей бы век остался, естьли б сам не скучал. Я сие узнала в самый день его отъезда на конгресс из Села Царского и просто сделала заключение, что о том узнав, уже доверки иметь не могу, мысль, которая жестоко меня мучила и заставила сделать из дешперации выбор кое-какой6, во время которого и даже до нынешнего месяца я более грустила, нежели сказать могу, и иногда более как тогда, когда другие люди бывают довольные, и всякое приласканье во мне слезы возбуждало, так что я думаю, что от рождения своего я столько не плакала, как сии полтора года. Сначала я думала, что привыкну, но что далее, то хуже, ибо с другой стороны месяцы по три дуться стали, и признаться надобно, что никогда довольна не была, как когда осердится и в покое оставит, а ласка его меня плакать принуждала. Потом приехал некто богатырь7. Сей богатырь по заслугам своим и по всегдашней ласке прелестен был так, что услыша о его приезде, уже говорить стали, что ему тут поселиться, а того не знали, что мы письмецом сюда призвали неприметно его8, однако же с таким внутренним намерением, чтоб не вовсе слепо по приезде его поступать, но разбирать, есть ли в нем склонность, о которой мне Брюсша сказывала, что давно многие подозревали9, то есть та, которую я желаю чтоб он имел. Ну, Госп[один] Богатырь, после сей исповеди могу ли я надеяться получить отпущение грехов своих. Изволишь видеть, что не пятнадцать, но третья доля из сих: первого по неволе да четвертого из дешперации я думала на счет легкомыслия поставить никак не можно; о трех прочих, естьли точно разберешь, Бог видит, что не от распутства, к которому никакой склонности не имею, и естьли б я в участь получила смолоду мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась. Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви. Сказывают, такие пороки людские покрыть стараются, будто сие произходит от добросердечия, но статься может, что подобная диспозиция сердца более есть порок, нежели добродетель. Но напрасно я сие к тебе пишу, ибо после того взлюбишь или не захочешь в армию ехать, боясь, чтоб я тебя позабыла. Но, право, не думаю, чтоб такую глупость зделала, и естьли хочешь на век меня к себе привязать, то покажи мне столько же дружбы, как и любви, а наипаче люби и говори правду10. 11. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 21 февраля 1774] Я, ласкаясь к тебе по сю пору много, тем ни на единую черту не предуспела ни в чем. Принуждать к ласке никого неможно, вынуждать непристойно, притворяться — подлых душ свойство. Изволь вести себя таким образом, чтоб я была тобою довольна. Ты знаешь мой нрав и мое сердце, ты ведаешь хорошие и дурные свойства1, ты умен, тебе самому предоставляю избрать приличное по тому поведение. Напрасно мучи[шь]ся, напрасно терзае[шь]ся. Един здравый рассудок тебя выведет из безпокойного сего положения; без ни крайности здоровье свое надседаешь понапрасно. 12. Екатерина II — Г. А. Потемкину[26 февраля 1774] Благодарствую за посещение. Я не понимаю, что Вас удержало. Неуже[ли] что мои слова подавали к тому повод? Я жаловалась, что спать хочу, единственно для того, чтоб ранее все утихло и я б Вас и ранее увидеть могла. А Вы тому испужавшись и дабы меня не найти на постели, и не пришли. Но не изволь бояться. Мы сами догадливы. Лишь только что легла и люди вышли, то паки встала, оделась и пошла в вивлиофику к дверям, чтоб Вас дождаться, где в сквозном ветре простояла два часа; и не прежде как уже до одиннадцатого часа в исходе я пошла с печали лечь в постель, где по милости Вашей пятую ночь проводила без сна1. А нынешнюю ломаю голову, чтоб узнать, что Вам подало причину к отмене Вашего намерения, к которому Вы казались безо всякого отвращения приступали. Я сегодня думаю ехать в Девичий монастырь, естьли не отменится комедия тамо2. После чего как бы то ни было, но хочу тебя видеть и нужду в том имею. Был у меня тот, которого Аптекарем назвал, и морчился много, но без успеха. Ни слеза не вышла. Хотел мне доказать неистовство моих с тобою поступков и, наконец, тем окончил, что станет тебя для славы моей уговаривать ехать в армию, в чем я с ним согласилась. Они все всячески снаружи станут говорить мне нравоучения, кои я выслушиваю, а внутренне ты им не противен, а больше других Князю3. Я же ни в чем не призналась, но и не отговорилась, так чтоб могли пенять, что я солгала. Одним словом, многое множество имею тебе сказать, а наипаче похожего на то, что говорила между двенадцатого и второго часа вчера, но не знаю, во вчерашнем ли ты расположении и соответствуют ли часто твои слова так мало делу, как в сии последние сутки4. Ибо все ты твердил, что прийдешь, а не пришел. Не можешь сердиться, что пеняю. Прощай, Бог с тобою. Всякий час об тебе думаю. Ахти, какое долгое письмо намарала. Виновата, позабыла, что ты их не любишь. Впредь не стану. 13. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Определив жизнь мою для службы Вашей, не щадил ея отнюдь где только был случай к прославлению Высочайшего Вашего имяни. Сие поставя себе прямым долгом, не мыслил никогда о своем состоянии и, если видел, что мое усердие соответствовало воле Вашего Императорского Величества, почитал уже себя награжденным. Находясь почти с самого вступления в Армию командиром войск, к неприятелю всегда ближайших, не упустил я наносить оному всевозможного вреда, в чем ссылаюсь на Командующего Армиею и на самых турков. Остаюсь непобуждаем я завистию к тем, кои моложе меня, но получили лишние знаки Высочайшей милости, а тем единственно оскорбляюсь, что не заключаюсь ли я в мыслях Вашего Императорского Величества меньше прочих достоин? Сим будучи терзаем, принял дерзновение, пав к освященным стопам Вашего Имп[ераторско]го Вел[ичест]ва, просить, ежели служба моя достойна Вашего благоволения и когда щедроты и Высокомонаршая милость ко мне не оскудевают, разрешить сие сомнение мое пожалованием меня в Генерал-Адъютанты Вашего Импер[аторско]го Вел[ичест]ва. Сие не будет никому в обиду, а я приму за верх моего щастия: тем паче, что находясь под особливым покровительством Вашего Имп[ераторско]го Вел[ичест]ва, удостоюсь принимать премудрые Ваши повеления и, вникая во оныя, сделаться вящще способным к службе Вашему Имп[ераторско]му Вел[ичест]ву и Отечеству. Всемилостивейшая Государыня Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб 27 февраля 1774 года Григорий Потемкин 14. Екатерина II — Г. А. Потемкину[27 февраля 1774] Голубчик, буде мясо кушать изволишь, то знай, что теперь все готово в бане. А к себе кушанье оттудова отнюдь не таскай, а то весь свет сведает, что в бане кушанье готовят. 15. Екатерина II — Г. А. Потемкину[28 февраля 1774] Гришенька не милой, потому что милой. Я спала хорошо, но очень немогу, грудь болит и голова, и, право, не знаю, выйду ли сегодни или нет. А естьли выйду, то это будет для того, что я тебя более люблю, нежели ты меня любишь, чего я доказать могу, как два и два — четыре. Выйду, чтоб тебя видеть. Не всякий вить над собою столько власти имеет, как Вы. Да и не всякий так умен, так хорош, так приятен. Не удивляюсь, что весь город безсчетное число женщин на твой щет ставил. Никто на свете столь не горазд с ними возиться, я чаю, как Вы. Мне кажется, во всем ты не рядовой, но весьма отличаешься от прочих. Только одно прошу не делать: не вредить и не стараться вредить Кн[язю] Ор[лову] в моих мыслях, ибо я сие почту за неблагодарность с твоей стороны. Нет человека, которого он более мне хвалил и, по видимому мне, более любил и в прежнее время и ныне до самого приезда твоего, как тебя. А естьли он свои пороки имеет, то ни тебе, ни мне непригоже их расценить и разславить. Он тебя любит, а мне оне друзья, и я с ними не расстанусь1. Вот те нравоученье: умен будешь — приимешь; не умно будет противуречить сему для того, что сущая правда. Чтоб мне смысла иметь, когда ты со мною, надобно, чтоб я глаза закрыла, а то заподлинно сказать могу того, чему век смеялась: «что взор мой тобою пленен». Экспрессия, которую я почитала за глупую, несбыточную и ненатурально[ю], а теперь вижу, что это быть может. Глупые мои глаза уставятся на тебя смотреть: разсужденье ни на копейку в ум не лезет, а одурею Бог весть как. Мне нужно и надобно дни с три, естьли возможность будет, с тобою не видаться, чтоб ум мой установился и я б память нашла, а то мною скоро скучать станешь, и нельзя инако быть. Я на себя сегодни очень, очень сердита и бранилась сама с собою и всячески старалась быть умнее. Авось-либо силы и твердости как-нибудь да достану, перейму у Вас — самый лучий пример перед собою имею. Вы умны, Вы тверды и непоколебимы в своих принятых намерениях, чему доказательством служит и то, сколько лет, говорите, что старались около нас, но я сие не приметила, а мне сказывали другие. Прощай, миленький, всего дни с три осталось для нашего свидания, а там первая неделя поста — дни покаяния и молитвы, в которых Вас видеть никак нельзя будет, ибо всячески дурно. Мне же говеть должно. Уф! я вздумать не могу и чуть что не плачу от мыслей сих однех. Adieu, Monsieur,[8] напиши пожалуй, каков ты сегодни: изволил ли опочивать, хорошо или нет, и лихорадка продолжается ли и сильна ли? Панин тебе скажет: «Изволь, сударь, отведать хину, хину, хину!» 2 Куда как бы нам с тобою бы весело было вместе сидеть и разговаривать. Естьли б друг друга меньше любили, умнее бы были, веселее. Вить и я весельчак, когда ум, а наипаче сердце свободно. Вить не поверишь, радость, как нужно для разговора, чтоб менее действовала любовь. Пожалуй, напиши, смеялся ли ты, читав сие письмо, ибо я так и покатилась со смеху, как по написании прочла. Какой [в]здор намарала, самая горячка с бредом, да пусть поедет: авось-либо и ты позабави[шь]ся. 16. Екатерина II — Г. А. Потемкину[28 февраля 1774] Mon cher Ami, commet Vous portes Vous? Je Vous aime de bon coeur, j'ai tousse cette nuit beaucoup a deux reprises. Voici ce que je pense dire au Prince.[9] Прибавь или убавь, что хочешь, и то скажи — письменно или словесно ли сему быть. 17. Екатерина II — Г. А. ПотемкинуГосподин Генерал-Порутчик! Письмо Ваше господин Стрекалов мне сего утра вручил1. Я прозьбу Вашу нашла столь умеренну в разсуждении заслуг Ваших, мне и Отечеству учиненных, что я приказала заготовить указ о пожаловании Вас Генерал-Адъютантом. Признаюсь, что и сие мне весьма приятно, что доверенность Ваша ко мне такова, что Вы прозьбу Вашу адресовали прямо письмом ко мне, а не искали побочными дорогами. В протчем пребываю к Вам доброжелательная Екатерина Февраля 28-го 1774-го 18. Екатерина II — Г. А. Потемкину[1 марта 1774. С.-Петербург] Голубчик мой, Гришенька мой дорогой, хотя ты вышел рано, но я хуже всех ночей спала и даже до того я чувствовала волнение крови, что хотела послать по утру по лекаря пустить кровь, но к утру заснула и спокойнее. Не спроси, кто в мыслях: знай одиножды, что ты навсегда. Я говорю навсегда, но со времен[ем] захочешь ли, чтоб всегда осталось и не вычернишь ли сам. Великая моя к тебе ласка меня же стращает. Ну, добро, найду средство, буду для тебя огненная, как ты изволишь говорить, но от тебя же стараться буду закрыть. А чувствовать запретить не можешь. Сего утра по Вашему желанию подпишу заготовленное исполнение-обещанье вчерашнее. Попроси Стрекалова, чтоб ты мог меня благодарить без людей, и тогда тебя пущу в Алмазный1, а без того, где скрыть обоюдное в сем случае чувство от любопытных зрителей. Прощай, голубчик. 19. Екатерина II — Г. А. Потемкину[1 марта 1774] Часто позабываю тебе сказать, что надобно и чего сбиралась говорить, ибо как увижу, ты весь смысл занимаешь, и для того пишу. Ал[ексей] Гр[игорьевич] у меня спрашивал сегодня, смеючись, сие: «Да или нет?» 1 На что я ответствовала: «Об чем?» На что он сказал: «По материи любви?» Мой ответ был: «Я солгать не умею». Он паки вопрошал: «Да или нет?» Я сказала: «Да». Чего выслушав, расхохотался и молвил: «А видитеся в мыленке?» Я спросила: «Почему он сие думает?» «Потому, дескать, что дни с четыре в окошке огонь виден был попозже обыкновенного». Потом прибавил: «Видно было и вчерась, что условленность отнюдь не казать в людях согласия меж вами, и сие весьма хорошо». Молвь П[анину], чтоб чрез третий руки уговорил ехать В[асильчикова] к водам2. Мне от него душно, а у него грудь часто болит. А там куда-нибудь можно определить, где дела мало, посланником. Скучен и душен. 20. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 1 марта 1774] Миленький, какой ты вздор говорил вчерась. Я и сегодня еще смеюсь твоим речам. Какие счас[т]ливыё часы я с тобою провожу. Часа с четыре вместе проводим, а скуки на уме нет, и всегда расстаюсь чрез силы и нехотя. Голубчик мой дорогой, я Вас чрезвычайно люблю, и хорош, и умен, и весел, и забавен; и до всего света нужды нету, когда с тобою сижу. Я отроду так счастлива не была, как с тобою. Хочется часто скрыть от тебя внутреннее чувство, но сердце мое обыкновенно пробалт[ыв]ает страсть. Знатно, что полно налито и оттого проливается. Я к тебе не писала давича для того, что поздо встала, да и сам будешь на дневанье. Прощай, брат, веди себя при людях умненько и так, чтоб прямо никто сказать не мог, чего у нас на уме, чего нету. Это мне ужасно как весело немножко пофинтарничать1. 21. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 1 марта 1774] Батинька, В[еликий] К[нязь] ко мне ходит по вторникам и по пятницам от 9 до 11 часов. Изволь сие держать в памяти вашей. Критики не было, и, кажется, быть не может, ибо их Граф Тигорд — Ан[дрей] Раз[умовский] к ним ходят в таковом же наряде, и я его заставала не луче прибранным1. Бог с тобою, обедай дома. Воронцову пред комедией пожелаю щастливого пути2, а тебя как теперь, так и прежде от всей души люблю. 22. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 1 марта 1774] Был у меня известный господин1 и так покорен, почтителен и умнехонек, что любо смотреть. А я была так, как условились, душа милая, голубчик. 23. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 1 марта 1774] Mon Ami, faites donner du vin ou de la boisson telle que Vous voudres aux matelots et soldats, qui ont travaille au chantier et a la forteresse aujourd'hui, a mes depens et prenes l'argent chez Strekalof.[10] 24. Екатерина II — Г. А. Потемкину[15 марта 1774. С.-Петербург] Господин подполковник полку Преображенского, с Божиею помощию извольте объявить указ Ваш. 25. Екатерина II — Г. А. Потемкину[15 марта 1774] Я думала, что ты сам Стрекалову уже приказал, я к тебе его присылала. А что полк будет хорош, о том не сумневаюсь1. Я сегодни тверда почти как камень и бодра так, что только чуть что не вовсе весела. Сердце жмет, но ум поверхность совершенную взял. Adieu, mon faisan d'or.[11] 26. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 15 марта 1774] Здравствуй, Господин подполковник. Каково Вам после мыльни? А мы здоровы и веселы, отчасти по милости Вашей. По отшествии Вашем, знаете ли Вы, о чем слово было? Лехко Вам можно догадаться: Вы и мысли иногда отгад[ыв]аете. Об Вас, милуша. Расценили Вас, а цены не поставили: ее нет. Прощай, возись с полком, возись с офицерами сегодня целый день, а я знаю, что буду делать: я буду думать, думать об чем? Для вирши скажешь: об нем. Правду сказать, все Гришенька на уме. Я его не люблю, а есть нечто чрезвычайное, для чего слов еще не сыскано. Алфавит короток и литер мало. 27. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 15 марта 1774] Гришенька, здравствуй. Я здорова и спала хорошо, и в первом слове не ошиблась, а написала по Вашему представлению. Боюсь я — потеряешь ты письмы мои: у тебя их украдут из кармана и с книжкою1. Подумают, что ассигнации, и положат в карман, как ладью костяную. Ты не велел бранитца: это кстате весьма пришло. Я ни малейшей охоты не чувствую и отнюдь не гневаюсь. А Гришеньку разбираю, как умные люди делают, не горячась. Напиши, пожалуй, твой церемониймейстер каким порядком к тебе привел сегодня моего посла и стоял ли по своему обыкновению на коленях?2 Пожалуй, спроси письменно или словесно у Панина об известном письме, каково принято будет. Его ответ много повода подаст мне к разбирательству шайки той мысли, а подозреваю, что недомыслие их головы в[есьма] много и часто им самим скучно было3. Чего изволил требовать, при сем посылаю. Но не понимаю, тебе они на что? Пожалуй, прийми от меня дружеский совет, положи на себя воздержание, ибо опасаюсь в противном случае, что приятнее всего любовь теряется, а ты обо мне зделал некоторое фальшивое заключение. Со времянем увидишь, что ошибся и что я тебе говорила правду. Сегодня, естьли лихорадка тебя не принудит остаться дома и ты вздумаешь ко мне прийти, то увидишь новое учреждение. Во-первых, прийму тебя в будуаре, посажу тебя возле стола, и тут Вам будет теплее и не простудитесь, ибо тут из подпола не несет. И станем читать книгу, и отпущу тебя в пол одиннадцатого. Прощай, миленький, не досуг писать. Поздо встала. Люблю тебя премного. Напиши, каков в своем здоровье. 28. Екатерина II — Г. А. Потемкину[До 17 марта 1774] Хочется мне весьма все произвождения сегодня кончить, как гвардейския, так и армейския, но не ведаю, успею ли1. И из сего мне ожидать потом будет много недовольных людей и лиц, которые все, чаю, сего же дня или завтра увижу, и таковые дни для меня так приятны, как пилюли принимать. Фуй, как хорошо быть на моем месте! Allons, encourages-moi avec quelque chose.[12] Ведь Павлу Сер[геевичу] достается в Ген[ерал]-Маиоры, изволишь ли это ведать? Велю ему ехать к Бибикову2. Об ласке моей упомянуть нечего: ты сам видел, какова я была вчерась, такова и сегодня. Если б ты мне пожаловал дни с три срока еще, я б все с большим порядком устроила и приготовила, а чрез то ничего потеряно не было бы. Прощай, сударик. 29. Екатерина II — Г. А. Потемкину[До 19 марта 1774] Только что послать хотела к тебе, когда принесли твое письмецо. А теперь досадно, что упредил, и печально, что, голубчик, недомогаешь. Естьли ты потел, то, пожалуй, не выходи. Помню же я всегда про тебя и без дела и при всяком деле. Проходил в манеж сквозь мою комнату мудреный человек и казался как и вчерась1. Естьли не выйдешь, пришли сказать. Adieu, mon tonton.[13] 30. Екатерина II — Г. А. Потемкину[До 19 марта 1774] 1. Дом, что в Луговой противу дворца строится, он для того год назад куплен, ибо предвиделось тогда, чего сбываться могло. И с тех пор, что куплен, смотрела на него с удовольствием всякий раз, что к окошки подходила, и И.И. Бет[скому] покоя не давала, дабы достроил, но В[еликого] Кн[язя] свадьба нам помешала окончить. 2. Деревень, как заслуг и качеств к заслугам нет, едва ли пригоже дать. Но умнее меня отдаю на размышление сию статью и, естьли разсудится включить, то прошу поступать умеренно, а более двух не дам. 3. Деньги я в четыре приема давала, а сколько всего, не помню, а думаю — около шестидесять. За последние весьма на меня осердились, и теперь не ведаю, почему. И так дать впредь кажется излишне, но естьли за нужно почитаться будет, то прошу умеренно поступать: более сорока не дам. 4. Сервиз серебряный персон на двадцать или денег на сие. 31. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 19 марта 1774] Нет, Гришенька, статься не может, чтоб я переменилась к тебе. Отдавай сам себе справедливость: после тебя можно ли кого любить. Я думаю, что тебе подобного нету и на всех плевать. Напрасно ветренная баба меня по себе судит. Как бы то ни было, но сердце мое постоянно. И еще более тебе скажу: я перемену всякую не люблю1. Quand Vous me connaitres plus, Vous m'estimeres, car je Vous jure que je suis estimable. Je suis extremement veridique, j'aime la verite, je hais le changement, j'ai horriblement souffert pendant deux ans, je me suis brule les doigts, je ne reviendrai plus, je suis parfaitement bien: mon coeur, mon esprit et ma vanite sont egalement contents avec Vous, que pourrai-je souhaiter de mieux, je suis parfaitement contente; si Vous continuees a avoir l'esprit alarme sur des propos de commer, saves Vous ce que je ferai? Je m'enfermerai dans ma chambre et je ne verrai personne excepte Vous, je suis dans le besoin prendre des partie extremes et je Vous aime su-dela de moi meme.[14] 32. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 19 марта 1774] Миленький, и впрямь, я чаю, ты вздумал, что я тебе сегодня писать не буду. Изволил ошибиться. Я проснулась в пять часов, теперь седьмой — быть писать к нему. Только правда сказать, послушай пожалуй, какая правда: я тебя не люблю и более видеть не хочу. Не поверишь, радость, никак терпеть тебя не могу. Вчерась до двенадцатого часа заболтались, а его выслали. Не прогневайся: будто и впрямь без него быть не можно. Милее всего из сего разговора то, что я сведала, что между собою говорят: нет, дескать, это не В[асильчиков], этого она инако ведает. Да есть и кого. И никто не дивится. А дело так принято, как будто давно ждали, что тому быть так. Только нет — быть всему инако. От мизинца моего до пяты и от сих до последнего волоску главы моей зделано от меня генеральное запрещение сегодня показать Вам малейшую ласку. А любовь заперта в сердце за десятью замками. Ужасно, как ей тесно. С великой нуждою умещается, того и смотри, что где ни на есть — выскочит. Ну сам рассуди, ты человек разумный, можно ли в столько строк более безумства заключить. Река слов вздорных из главы моей изтекохся. Каково-то тебе мило с таковою разстройкою ума обходиться, не ведаю. О, Monsieur Potemkine, quel fichu miracle Vous aves opere de deranger ainsi une tete, qui ci-devant dans le monde passoit pour etre une des meilleures de l'Europe?[15] Право пора и великая пора за ум приняться. Стыдно, дурно, грех, Ек[атерине] Вт[орой] давать властвовать над собою безумной страсти. Ему самому ты опротиви[шь]ся подобной безрассудностью. Почасту сей последний стишок себе твердить стану и, чаю, что один он в состояньи меня опять привести на путь истинный. И сие будет не из последних доказательств великой твоей надо мною власти. Пора перестать, а то намараю целую метафизику сентиментальную, которая тебя наконец насмешит, а иного добра не выдет. Ну, бредня моя, поезжай к тем местам, к тем щастливым брегам, где живет мой герой. Авось-либо не застанешь уже его дома и тебя принесут ко мне назад, и тогда прямо в огонь тебя кину, и Гришенька не увидит сие сумазбродство, в котором, однако, Бог видит, любви много, но гораздо луче, чтоб он о сем не знал. Прощай, Гяур, москов, казак. Не люблю тебя. 33. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 23 марта 1774. Царское Село] За вчерашнее Ваше угощенье благодарствую. И хотя я была немного embarrassee,[16] однако ласку Вашу всю помню и ей веселилась, ложась спать и проснувшись. Одолжи-скажи, что наш племянник говорил, когда вы одне остались. Я, чаю, сумасшествие наше ему весьма странно показалось1. Я не могу без смеха вздумать, как собаки пошли ему кампанию делать. Прощай, Гришенька, ужо я чаю, естьли Вы заподлинно останетесь за стулом, я буду красна, как рак. Дай Господи, чтоб в галерее студено было. Как изо стола встану, скажу: уф! Только и тебе вить обедать надобно. Не забудь сие. А я тебя ушлю, как ты вчерась Алек[сандра] Нико[лаевича]. 34. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 23 марта 1774] Здравствуй, миленький. Со мною зделалась великая диковинка: je suis de venu Somnambule.[17] Я во сне гуляла по саду, да приснилось мне, что хожу по каким-то палатам, изрядно прибранным. Стены наподобие золота разпестрены цветами и голубками. Тут я нашла Амвон, на котором не стоял, но лежал прекрасный человек. И на нем было надето: одежда серая, соболем опушенная. Сей человек ко мне весьма бы ласков и благодарил за мой приход, и мы с ним разговаривали о посторонних делах несколько времяни. Потом я ушла и проснулась. Знатно, это был сон, так как рак по спине ползет. А теперь я везде ищу того красавца, да его нету, а в уме моем его воображение никогда не исчезнет. Куда как он мил! Милее целого света. О, естьли б Вы могли его видеть, Вы б от него глаз не отвратили. Миленький, как ты его встретишь, поклонись ему от меня и поцалуй его. Он, право, того достоин. А может статься, что встретишься с ним, естьли встав с постели, обратишься направо и на стену взглянешь1. 35. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 23 марта 1774] Матушка, l'esprit de Caliostro[18] будет гулять на берегу против Эрмитажа. Не пойдешь ли в Эрмитаж?1 Р_у_к_о_й Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Cela s'appelle se moquer des gens.[19] 36. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 23 марта 1774] Сего утра в саду подал мне малорос[сийский] Атаман Кардаш приложенные оба прошения. Прикажите его к себе позвать и посмотрите, чем, как и за что его наградить прилично, и дайте мне знать, дабы скорее с ним решение зделать можно было. 37. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 26 марта 1774] Милая милюшечка Гришенька, здравствуй. Я знаю, что Пр[асковья] Ал[ександровна] про меня скажет? Она скажет, что я без ума и без памяти1. А про тебя? Ну, брат, сам знаешь, что она скажет. Угадать не буду, не ведаю, не знаю, опасаюсь, трушу: она скажет, она скажет, что бишь она скажет? Она скажет: «И он ее любит». Чего же больше? Неуже[ли], м[иленький], что о сих строках разворчишься. Погляди хорошенько, разгляди, откуда проистекают. Незачем сердиться. Только нет, пора перестать тебе дать уверения: ты должен уже быть пре пре преуверен, что я тебя люблю. Вот и вся сказка тут, а сказки иные — не суть сказки. А иные сказки — просто разстроил ты ум мой. Как это дурно быть с умом без ума! Я хочу, чтоб ты меня любил. Я хочу тебе казаться любезною. Окроме безумства и слабости крайней тебе не кажу. Фуй, как это дурно любить чрезвычайно. Знаешь, это болезнь. Я больна, только за аптекарем не пошлю и долгих писем не напишу. Хочешь, я зделаю тебе экстракт из сей страницы в двух словах, и все прочее вымараю: а вот он — я тебя люблю. 38. Екатерина II — Г. А. Потемкину[Март-апрель 1774] Милая милюша, я встала очень весела и просвещеннее, нежели ложилась. Куда, сказывают, греки в старину какие хитрые были люди: у них науки и художества свои начала взяли, и они очень были лихи на выдумки. Все сие написано в Энциклопедии, но милее, умнее, красивее гораздо их тот, с кого списан точь-в-точь Артикул delicieux,[20] то есть Гришенька мой любезный. 39. Екатерина II — Г. А. Потемкину[Март-апрель 1774] Гришенька, здравствуй. Сего утра мне кажется не только, что любишь и ласков, но что все это с таким чистосердечием, как и с моей стороны. А надобно Вам знать, что заключения те, кои я делаю по утрам, те и пойдут правилами до тех пор, пока опыты не подадут причины к опровержению оных. Но естьли б, паче всякого чаяния и вероятья, ты б употреблял какое ни есть лукавство или хитрость, то поверь, что непростительно умному человеку, каков ты, прилепиться к таким глупым способам тогда, когда ты сам собою — первый и лучий способ к обузданию сердца и ума пречувствительного человека на век. И напротиву того знаешь, что из того родиться бы могло ни что иное, как некоторый род недоверки и опасения, вовсе невместный с откровенностию и чистосердечием, без которых любовь никогда твердо основана быть не может. Бог с тобою, прости, брат. По утрам я гораздо умнее, нежели по захождении со[л]нца. Но как бы то ни было, а ум мой расстроен. И естьли это продолжится, от дел откажусь, ибо не лезут в голову, и голова, как у угорелой кошки. Только стараться буду сию неделю употребить в свою пользу, а Бог даст мне рассуждение и смысл напасть на путь истинный. Вить я всегда была raisonneur de profession,[21] хотя с бредом иногда. 40. Екатерина II — Г. А. Потемкину[Март-апрель 1774] Душенька Гришенька, я Вас чрезвычайно люблю. Посмотри, пожалуй, ненарочно случилось, а опять новое [письмо] — лист сей попался, так разгляди, пожалуй, лист поперек писан. А ужо скажешь, что это Финляндия. Добро, ищи лукавство хотя со свечой, хотя с фонарем в любви моей к тебе. Естьли найдешь, окроме любви чистой самой первой статьи, я дозволяю тебе все прочее класть вместо заряда в пушки и выстрелить по Силистрии или куды хочешь. Мррр, мррр, я ворчу — это глупо сказано, но умнее на ум не пришло. Вить не всякий так умен, как я знаю кто, да не скажу. Фуй, чтоб я подобную слабость имела и тебе сказала, кто-то по моим мыслям умнее меня и всех, кого я знаю. Нет, сударь, и не изволь допытываться — не сведаешь. Я приободрилась. О, Боже мой, как человек глуп, когда он любит чрезвычайно. Это болезнь. От этого надлежало людей лечить в гошпиталях. Il faudroit des calmants, Monsieur, beaucoup d'eau fraiche, quelques saignees, du sue de citron, pointe de vin, peu manger, beaucoup prendre d'air, et faire tant de mouve-ment qu'on rapporta le corps a la maison,[22] и черт знает, можно ли и за сим еще тебя вывести из мысли моей. Я думаю, что нет. Adieu, французские пять томов in-folio.[23] 41. Екатерина II — Г. А. Потемкину[Март-апрель 1774] Душа моя, душа моя, здравствуй. Выговором Марии Александровны изволь прочесть1. A propos,[24] я видела ее во сне, и сидела она с одной стороны, а Анна Никитишна2 с другой, и у них гостей было премножество, в том числе и Вы. А Ал[ександр] Ал[ександрович]3 все бегал около стола и подчивал, чего я весьма не люблю. И я на него за то все сердилась, и проснулась от сердца, и лежала в превеликом жаре, и металась после того до утра, не могла спать. Вот Вам разсказы. Я думаю, что жар и волнение в крови от того, что уже который вечер, сама не знаю что, по-моему, поздо очень ложусь. Все в первом часу. Я привыкла лечь в десять часов. Зделай милость, уходи ранее вперед. Право, дурно. Напиши ко мне, каков ты, миленький, и изволил ли опочивать спокойно. Люблю, а писать недосуг, да и нечего. 42. Екатерина II — Г. А. Потемкину[7 апреля 1774] Мой милый дружочек, здоров ли ты? Я спала хорошо и хочу надеть полонез и казать носу кавалерам1. Собственный мой, изготовь лист о Фельдм[аршальской] канцелярии2. 43. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 7 апреля 1774] Еще до Вашего письма я приказала Кузьмину зделать с Масловым конец; а думала я, что Алексею Гр[игорьевичу] приятнее будет, как без него оставаться1. Об Обрезкове все вычернила, а только оставила то, чтоб с канцелярией остался в Фельдм[аршальской] диспозиции2. М[уж] милой, прости3. 44. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 9 апреля 1774. Царское Село] Что значит, Матушка, Артикулы, которые подчеркнуты линейками. Р_у_к_о_й Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Значат, что прибавлены и на них надстоять не будут, буде спор бы об них был. 45. Екатерина II — Г. А. Потемкину[10 апреля 1774. С-Петербург] Я пишу из Эрмитажа, где нет камер-пажа1. У меня ночию колика была. Здесь неловко, Гришенька, к тебе приходить по утрам. Здравствуй, миленький, издали и на бумаге, а не вблизи, как водилося в Царском Селе. Река не прошла еще, только чуть держится, а бродят по ней. Запрети имянным указом Толстому ее переходить2: у него жена и дети. Да он мне хорошо служит, я отнюдь не хочу, чтоб он утонул. Полюбилось мне весьма, как он отзывался вчерась, что служил для того, чтоб служить и исполнять на него положенное. Се sont les sentiments d'un honnete homme et d'une ame remplie de candeur, cela ressemble a son pere.[25] Ну полно об других говорить. Прикажи говорить про нас. По милости Вашей я встала весела. Vous faites mon bonheur, Dieu donne que je puisse faire le Votre.[26] И хотя я немножно осердилась было, наказав Вас для образца, сердце отошло и теперь отменно к Вам милостива и отменно вежлива. Примечай, пожалуй, рифму: таково-то с Вами знаться, Господин казак Яицкий3. Душа моя милая, чрезмерно я к Вам ласкова, и естьли болтливому сердцу дать волю, то намараю целый лист, а Вы долгих писем не жалуете, и для того принуждена сказать: прощай, Гаур, москов, казак, сердитый, милый, прекрасный, умный, храбрый, смелый, предприимчивый, веселый. Знаешь ли ты, что имеешь все те качества, кои я люблю, и для того я столько тебя люблю, что выговорить нет способу. Mon coeur, mon esprit et ma vanite sont egalement et parfaitement contents de Votre Excellence parce que Votre Excellence est excellent, delicieux, tres aimable, tres amusant et precisement tout ce qui me faut et il faudroit je crois se donner au Diable pour pouvoir Vous quitter.[27] Из Ваших сетей небось не выпутаешься, а час от часу более завернешься. А как сам как-нибудь умалишь страсть во мне, то зделаешь меня бесчастна. Но едва и тогда перестану ли я тебя любить. Но Бога прошу, чтоб я умерла, кой час ты ко мне не будешь таков, как мне кажется, что недель семь изволишь быть. Только как бы то ни было, мне нужно, чтоб я думала, что ты меня любишь, и малейшее о сем сумнение меня жестоко трогает и несказанно печалит. Миленький, у тебя сердце добренькое: люби меня, хотя крошечко, за то что я чистосердечно тебе привязана. Я чаю, не будет терпенья у юлы прочесть сие письмо. Ну, кинь в огонь, я согласна. Только будь весел. 46. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 10 апреля 1774] Миленькая милюшичка, здравствуй. Я к Вам прийти не могла по обыкновению, ибо границы наши разделены шатающимися всякого рода животными. И так мысленно только Вам кланяюся и желаю Вам здоровия, а нам — любви и дружбы Вашей. А мы к Вам сегодня, как вчерась и завтра. А, например, как Вам казалось, что мы были вчерась? 47. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 10 апреля 1774] Голубчик, я приходила в осьмом часу, но нашла Вашего камердинера, с стаканом противу дверей стоящего. И так к Вам уже не вошла. Я сие к Вам пишу, дабы Вы знали, коей причины ради я нарушила установленный милый порядок. Adieu, mon faisan d'or. Je Vous aime beaucoup, beaucoup.[28] 48. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 10 апреля 1774] Батинька, голубчик, я здорова. Накрывают в Эрмитаже, тамо холодно, да и ты слаб1. Сколько ни желаю, чтоб обедал, но однако просить ниже советовать не смею. Adieu, mon bijou.[29] 49. Екатерина II — Г. А. Потемкину[15 апреля 1774] Красавец мой миленький, на которого ни единый король непохож. Я весьма к тебе милостива и ласкова, и ты протекции от меня имеешь и иметь будешь во веки. Протопопский крест поехал к Москве1. И так не изволь более пещися о его отправленьи. Как я чаю, ты пуще хорош и чист после бани, только это дело странное: я отнюдь тебя не люблю. Не поверишь, радость, терпеть тебя не могу. Легко ли это? Скажи Миха[илу] Сер[геевичу]2, что ты ныне в опале совершенной. Только не вдруг ему объяви, умрет с печали. Иван Ив[анович] Бет[ской] что-то мне обещал сего дни. Не прогневайся, не скажу. Да небось и Фридрихс3, как не догадлив, но зятю твоему не скажет4. Не могу вздумать, как сей войдет в бывшую биллиардную: из двух одно — или умру со смеху, или, как рак, покраснею. Foudra t'il l'admettre au petit souper pour faire pendant а Елагин?[30] То-то зачинюсь. Подумаю, что в Сенате сижу. Чем-то он позабавиться жалует: в веревки что ли заставит играть? Пожалуй, душенька, не много подобных вводи, вить для меня это будет вместо потовой. Слушай ты, марморный мой красавец, я встала ужасно, как весела и неласкова ничуть к тебе, mon coeur, il faut de la variation dans le style et pour cela je dit,[31] что неласкова; разумеешь, вить хотя ты разумовский. Adieu, mon bijou.[32] 50. Екатерина II — Г. А. Потемкину[16 апреля 1774] Сей час получила я, Гришенька, твое письмо. Что нам обеим вчерась покой нужен был, это правда, но в том ни под каким видом признаться не могу, что будто бы я тебя отпустила, душа моя, неласково. И не понимаю, из чего делаешь подобное заключенье. Я тебя люблю чрезвычайно и, когда ты ко мне приласкаешься, моя ласка всегда твоей поспешно ответствует. Я спала хорошо и не скушна, а буду совершенно весела, как тебя увижу. Более сего нету в свете удовольствия. Насилу Мих[аила] Сер[геевича] дождались. По Павла послать надобно1 — не забудь; а как приедет, то две вещи нужны: первая, поправить его домашнее разстроенное состоянье, без чего он не в состояньи будет делать, чего я от не него требую, без некоторого рода поношенья. Другое — запретить ему нужно мотать и в долг входить. По одним протестованным векселям на него здесь — он около одиннадцати тысяч должен, чего я Вам показать могу: именно кому да кому. Прощай, душа, грустно, что сегодня со мною, ни завтра не будешь2. Прощай, Москов, Гяур, козак. 51. Екатерина II — Г. А. Потемкину[До 21 апреля 1774] Голубчик, при сем посылаю к Вам письмо к Гр[афу] Алек[сею] Гр[игорьевичу] Орлову. Естьли в ортографии есть ошибка, то прошу, поправя, где надобно, ко мне возвратить1. Тем, коим не нравится пожалованье Господ Демидовых в советники Бергколлегии, в которой части они, однако, знания имеют довольные и с пользою могут быть употреблены, в ответ можно сказать, что Сенат часто и откупщиков жалует по произволению своему в чины2. И так, чаю, и мне можно, по власти моей, жаловать разоренных людей, от коих (порядочным управлением заводов) торговле и казенным доходам принесена немалая и долголетняя прибыль, и оне, чаю, не хуже будут дурака генеральского господина Бильштейна3, за которого весь город старался. Но у нас любят все брать с лихой стороны, а я на сие привыкла плевать и давно знаю, что те ошибаются, кои думают, что на весь свет угодить можно, потому что намерения их суть безпорочны. Юла моя дорогая, не прогневайся, что заочно написала того, чего Вы мне не дали договорить или б не выслушали, естьли б были со мною. Всякому человеку свойственно искать свое оправданье, окроме паче меня, которая подвержена ежечасно безчисленным от людей умных и глупых попрекам и критикам. И так, когда уши мои сим набиты, тогда и мой ум около того же вертится, и мысли мои не столь веселы, как были бы с природою, естьли б на всех угодить могла. Прошу написать, естьли Вам досуг будет, о Бибикове, Князе Голицыне, Фреймане, Мансурове и Рейнсдорфе4. Теперь говорить буду о том, что, статься может, нам обеим приятнее будет: то есть, что Иван Чернышев Вам солгал, когда он говорил, что я заочно любить не умею5, ибо я Вас люблю и тогда, когда я Вас не вижу. А вижу Вас, по моему мнению, всегда редко, хотя в самом деле и нередко. Изволь сие приписать страсти: кого не любишь, того видеть жадности нету. Прощай, миленький. 52. Екатерина II — Г. А. Потемкину[21 апреля 1774] Миленький, здравствуй. Надобно правду сказать, куда как мы оба друг к другу ласковы. В свете нету ничего подобного. Что встала, то послала к Вице-канцлеру по ленты, написав, что они для Ген[ерал]-Пор[учика] Пот[емкина], после обедни и надену на него1. Знаешь ли его? Он красавец, да сколь хорош, столь умен. И сколь хорош и умен, столь же меня любит и мною любим совершенно наравне. Мудрено будет доказать, чтоб один другого больше и луче любил. При сем прилагаю записки, кои я сегодни заготовила для объявления сего же дня2. Прошу их ко мне возвратить, естьли в них не найдешь, чего поправить. А естьли что переменить находишь, напиши, милуша, душа моя. Adieu, mon bijou. Пожалуй, будь весел сегодни, а я по милости Вашей очень, очень весела, и ни минуты из ума не выходишь. 53. Екатерина II — Г. А. Потемкину[22 апреля 1774] Здравствуй, миленький, и с Белым Орлом и с двумя красными лентами и с полосатым лоскутком, который, однако, милее прочих, ибо дело рук наших. Его же требовать можно, как принадлежащий заслуге и храбрости1. Нас же просим впредь не унизить, а пороки и ошибки покрыть епанечкою, а не выводить наружу пред людьми, ибо сие нам приятно быть не может. Да и неуместно ниже с другом, еще меньше с ж[еною]2. Вот тебе выговор, но самый ласковый. Я встала весела, к чему много способствует вчерашний вечер и Ваше удовольствие и веселье. Ужасно как люблю, когда ты весел. Я чаю, сегодни примериванья сколько будет3. Adieu, mon bijou, souvent Vous n'aves pas le sens commun, mais toujours Vous etes fort aimable.[33] Об Рейнсдорфе ты ко мне позабыл и писать, и говорить. 54. Екатерина II — Г. А. Потемкину[После 22 апреля 1774] Bonjour, mon coeur! Comment Vous portes Vous?[34] Фуй, миленький, как тебе не стыдно. Какая тебе нужда сказать, что жив не останется тот, кто место твое займет. Похоже ли на дело, чтоб ты страхом захотел приневолить сердце. Самый мерзкий способ сей непохож вовсе на твой образ мысли, в котором нигде лихо не обитает1. А тут бы одна амбиция, а не любовь, действовала. Но вычерни сии строки и истреби о том и мысли, ибо все это пустошь. Похоже на сказку, что у мужика жена плакала, когда муж на стену повесил топор, что сорвется и убьет дитятю, которого на свете не было и быть не могло, ибо им по сту лет было. Не печалься. Скорее ты мною скучишь, нежели я2. Как бы то ни было, я приветлива и постоянного сложения, и привычка и дружба более и более любовь во мне подкрепляют. Vous ne Vous rendes pas justice, quoique Vous soyes un bonbon de profession. Vous etes excessivement aimable.[35] Признаться надобно, что и в самом твоем опасеньи есть нежность. Но опасаться тебе причины никакой нету. Равного тебе нету. Я с дураком пальцы обожгла. И к тому я жестоко опасалась, чтоб привычка к нему не зделала мне из двух одно: или навек безщастна, или же не укротила мой век. А естьли б еще год остался и ты б не приехал, или б при приезде я б тебя не нашла, как желалось, я б статься могла, чтоб привыкла3, и привычка взяла [бы] место, тебе по склонности изготовленное. Теперь читай в душе и в сердце моем. Я всячески тебе чистосердечно их открываю, и естьли ты сие не чувствуешь и не видишь, то недостоен будешь той великой страсти, которую произвел во мне за пожданье. Право, крупно тебя люблю. Сам смотри. Да просим покорно нам платить такой же монетою, а то весьма много слез и грусти внутренной и наружной будет. Мы же, когда ото всей души любим, жестоко нежны бываем. Изволь нежность нашу удовольствовать нежностью же, а ни чем иным. Вот Вам письмецо некороткое. Будет ли Вам так приятно читать, как мне писать было, не ведаю. 55. Екатерина II — Г. А. Потемкину[Апрель 1774] Великие дела может исправлять человек, дух которого никакое дело потревожить не может. Меньше говори, будучи пьян. Нимало не сердись, когда кушаешь. Спечи дело, кое спеет трудно. Принимай великодушно, что дурак сделал. 56. Екатерина II — Г.А. Потемкину[3 мая 1774. Царское Село] Миленький голубчик. Пришло мне на ум, чтоб ты Панину дал знать, чтоб он естьли завтра, то есть воскресенье, намерен сюда приехать, то чтоб приехал поранее, да и так собрался, чтоб здесь мог остаться на несколько дней, и тогда он луче сам увидит. Да и время изберет, а может статься, что к нему прибегать будут1. Все же в понедельник многие другие уедут, и все будет ловчее, нежели в присудствии всех, в день воскресенья и понедельника. Понимаешь, миленький. Естьли же тебе угодно, то всех в одне сутки так приберу к рукам, что любо будет. Дай по-царски поступать — хвост отшибу. 57. Екатерина II — Г.А. Потемкину[5 мая. 1774] Миленький, как ты мне анамесь говорил, чтоб я тебя с чем-нибудь послала в Совет сегодни1, то я заготовила записку, которую надлежит вручить Кн[язю] Вяземскому2. И так, естьли итти хочешь, то будь готов в двенадцать часов или около того. А записку и с докладом Казанской Комиссии3 при сем прилагаю. За вчерашнее посещенье ласковое благодарствую. Я сказала Стрекалову, чтоб он толк добился или на глаза не казался. Adieu, mon Coeur.[36] 58. Екатерина II — Г.А. Потемкину[8 мая 1774] Я ужасно как с тобою браниться хочу. Я пришла тебя будить, а не то, чтоб спал, и в комнате тебя нету. И так вижу, что только для того сон на себя всклепал, чтоб бежать от меня. В городе, по крайней мере, бывало сидишь у меня, хотя после обеда с нуждою несколько, по усильной моей прозьбе, или вечеру; а здесь лишь набегом1. Гаур, казак москов. Побываешь и всячески спешишь бежать. Ей-ей, отвадишь меня желать с тобою быть — самый Князь Ор[лов]2. Ну добро, естьли одиножды принудишь меня переломить жадное мое желанье быть с тобою, право, холоднее буду. Сему смеяться станешь, но, право, мне не смешно видеть, что скучаешь быть со мною и что тебе везде нужнее быть, окроме у меня. Г: М: К: К: М: С: С: Т: М: С:[37] и все на свете брани, а ласки ни одной нету. Я пошлю по Баура3. 59. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 8 мая 1774] Голубчик милый, о чем, на постели лежа, охать изволишь? Я, не за ширмой стоя, сие подслушала, но ох твой до моих ушей дошел чрезо все галереи и покои даже до дивану. Просим сказать, сей ох что значит? И, Jesus Maria,[38] значил, что Вас люблю чрезвычайно. 60. Екатерина II — Г.А. Потемкину[14 мая 1774. Царское Село] Приведи Осипова в кабинет1, где портреты стоят, и прийди мне сказать. Алексей Гр[игорьевич] приехал, и чаю, ко мне прийдет. 61. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 мая 1774. Царское Село] Я и с губками сижу на кожаном канапе, ноги протянувши, ибо бродила по горам и лощинам часа два. Попадалось мне навстречу, окроме трех камер-юнгфер моих и авдотьиной собаки, никого. Теперь принялась за дело, любя тебя безмерно и веселясь твоей ко мне любовью, милой и безценный друг собственный, голубчик, Ангел. 62. Екатерина II — Г.А. Потемкину[16 мая 1774. Царское Село] Естьли, голубчик, ты многого вчерась позабыл доложить мне по причине мнимого моего шпионства, то и я по случаю тому, что Вас не видала, а увидав, была сонна, да сверх того упражнена собственным своим состоянием и Вашим, многого весьма Вам сказать не могла, чего во весь день на уме, на сердце и в сердце имела. Я не спешу делом анжелиевым, но ответствую на письмы Ген[ерал]-Прок[урора] с точностию. Камергер цесарский задержан Губернатором, а здесь мы и не знали, что он с ним1. Настоящему Вице-президенту опекунства поручить несходственно, ибо его не знаю, не ведаю. Он же не кредитный человек, а лутче его мне кажется Ржевский, ибо честен и безкорыстен и осторожен2. Прости, друг и душа, сегодня пятница, а час — одиннадцать ровно. Обедаю у себя3. Работа отошла, пойду одеваться. Вам же от всего сердца желаю здравствовать, поручая себя в милости Ваши попрежнему, впрочем. 63. Екатерина II — Г.А. Потемкину[19 мая 1774. Царское Село] Жалею, душенька, от всего сердца, что еще не вовсе тебе лехче. Письмо Муромцева я прочла и сему удивляюсь, ибо я его почитала между любимцами Чернышева1. Сего утра на завтраке я видела Гр[афа] Кир[илла] Гр[игорьевича] да и За[хара] с Бран[ицким] и спросила у них, что вчерась делали после меня? Кир[илл] сказал, что нашед В[еликого] К[нязя] на террасе, с ним гулял, а За[хар] сказал, что лег спать и от меня утаил гулянье2. А теперь пришел у меня просить дозволенье Строга[нову] надеть ленту Стани[слава]3, за что я его разбранила сказав: «Хотелось бы мне знать, хто-то без боли моей выходит всякому черту неслужащему ленту?» С тем изволил от меня и уйти, а ты изволь сказать Браницкому, а естьли ты не берешься, то сама скажу и Штакельбергу напишу, чтоб лент тамо не давали, не спрося наперед — угодно ли мне4. Adieu, mon [Ami]. 64. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 мая 1774. Царское Село] Пожалуй спроси и прочти доклада Казанской тайной комиссии, которого сего утра я возвратила Князю Вяземскому, также и мое к Ген[ерал]-Проку[рору] письмо о сем деле1. Je crois que la montagne accouchera d'une souris.[39] Однако, естьли где сих шалунов отыскать должно, то чаю здесь в Царском Селе. А то нигде не опасны. А приметы их при сем посылаю. Один бешеный колодник показывает, что оне от господина Пугачева отправлены меня с сыном и невесткою убить. 65. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 25 мая 1774] Слышала я, душенька, что с Ржеуским зделалось: его Андрюшка катал и чуть всего не переломал1. Я думала же, моя жизнь, кого бы в Синод на место Чебышева сажать, но не придумала. Акчурин умен, но горький пьяница, как все те, кои у Бестужева сидели за душою. Мне же надобно обер-прокурора, на которого и моя довереность пасть могла, а то всякий черт и на меня поедет. Курбатова не знаю2, но ведаю, что в Иностранную коллегию. Что тебя увижу после обеда, тому радуюсь заранее. Дай Боже, чтоб Вы были здоровы. Прощай, милая душа, а я не груша. Saves Vous bien que cette lettre fait la parodie de la Votre?[40] Я точно держалась Вашего слога. Adieu, mon beau faisan d'or. Je suis Votre servante.[41] 66. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 25 мая 1774. Царское Село] Ну, как Кур[батов] будет отправлять должность об[ер]-пр[окурора], то ни он, никто об нем просить не будет ради, ибо или должность упущена будет, или же по утрам и за городом гуляний не будет. 67. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 мая 1774. Царское Село] Est-ce que Rzeusky и Жержбитский sont partis? Ou aurai-je encore ce soir le plaisir de les voir? Je suis tres aise de voir le G[rand] General, mais je Vous prie, faites en sorte que quand il reviendra, qu'il revienne seul.[42] Я тово и смотрю, что Андрюшка отведет и Ржеуского ср[азу] к В[еликому] К[нязю]. 68. Екатерина II — Г.А. Потемкину[30 мая 1774. Царское Село] General, m'aimes Vous? Moi aimer General beaucoup.[43] 69. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1 июня 1774. Царское Село] Конец Вашего письма довольно доказывает противоречие в словах сумазброда. Получа единого чина, который сам собою миновать Вас никак не мог, не могла я скучать прозьбами о чинах. И Вы чины просить не могли, ибо Вы уже имели степень, выше которой лишь два чина. Один Вам дан, а другого — я и не помню, чтоб Вы просили1, ибо Вы столько же, как и я, знали и имели принципии мои, mais cette mauvaise tete compose et decompose les phrases a sa fantaisie, il prend d'une un mot et l'attache a une autre; cela m'est arrive cent fois avec lui et je ne doute pas que Vous et bien d'autres ne l'aient remarque, il se pourroit aussi que dans ce moment, ou il est enrage, il n'y eut de la mechancete dans son esprit et que ne pouvant se racrocher il ne cherche a bouillonner et qu'il ne soit souffle a cela peut etre par d'autres. J'espere que Vous aures deja des nouvelles de la personne qui s'etoit perdue hier pendant l'ennyeux entretien que Vous aves essuye. Adieu, mon Ami, portes Vous bien. Je suis bien fachee que Vous soyes tracasse par un fou[44] 70. Екатерина II — Г.А. Потемкину[2 июня 1774. Царское Село] La tete a l'envers m'a envoye dire qu'il allait partir et reellement il est venu prendre conge de moi. J'ai ordonne au Gr[and] Ecuyer de Vous envoyer ce billet des qu'il sera parti. Il va en ville; je n'ai pas voulu le contrairier en cela, parce qu'il ne veut у rester que peu de tems, et il sera le plus aise d'en venir a bout. Il est afflige et abattu et il m'a paru plus tranquille. Je suis tres aise qu'il soit hors d'ici. Bonsoir, mon Ami. Envoyes moi dire demain comment Vous Vous portes. Adieu, je m'ennuey beaucoup sans Vous Vous. 71. Екатерина II — Г.А. Потемкину[4 июня 1774. Царское Село] Батинька, я завтра буду и те привезу, о коих пишете1. Да Фельдм[аршала] Голицына шлюбки велите готовить противу Сиверса пристани, буде ближе ко дворцу пристать нельзя2. Прощайте, будьте здоровы, а мы будем к вам веселы так, что любо будет смотреть. Monsieur le Gros[46] позовите3, буде изволишь. Adieu, mon Ami.[47] 72. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 8 июня 1774] Гришенок бесценный, беспримерный и милейший в свете, я тебя чрезвычайно и без памяти люблю, друг милой, цалую и обнимаю душою и телом, му[ж] доро[гой]. 73. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 8 июня 1774] При сем возвращаю, батинька, сия бумага. Но буде еще не про что, то из нее употребление мне зделать не можно. С[упруг] м[ой] ми[лый]. 74. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 8 июня 1774] Батинька, голубчик, будто ты просишь мудреного чего, что приласкаться. Это весьма натурально для меня, душа милая и бесценная, м[уж] дорогой. 75. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 8 июня 1774] Голубчик, si 3a[xap] est faux comme je n'en doute pas, il est puni. S'il a souhaite que Vous fussies a cote de lui, il doit etre content,[48] но, как бы то ни было, гласно досаду показать ему нельзя. Возвращаю к Вам его поздравительное письмо1, остаюсь в[сегда] л[юбящей] в[ас] в[ерной] ж[еной]. 76. Екатерина II — Г.А. Потемкину[12 июня 1774. С.-Петербург] Пусть едет, душенька. Я мучусь духом и телом, что согрешила глупым и неуместным ворчаньем противу твоей и моей ласки. Умру, буде в чем переменишь поступок; милой друг, нежный муж, презри великодушно глупости спящего ума и тела1. 77. Екатерина II — Г.А. Потемкину[14 июня 1774] Миленький голубчик и безценный дружочек. Я должна к тебе писать, чтоб слово сдержать. Знай же, что я тебя люблю и тем никого не дивлю. Посади возле себя главу полиции и не перемени позиции, а то Черныш перчит, а Разум карту держит,[49] за что Бран[ицкий] будет коситься и Мих[аил] Сер[геевич] усердится. Не прогневайся, рифма не очень чиста, но принимайте сие за вольный слог et pour Vous l'on feroit l'impossible et pour cela aussi je serai ou Votre tres humble servante, ou Votre tres humble serviteur, ou bien aussi tous les deux a la fois.[50] 78. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Около 25 июня 1774] Il me semble et J.J. Бет[ской] est aussi de mon avis que ce serait une bonne chose, si Vous pouvies dire а Пассек de persuader la soupe a la glace de s'en aller avec lui dans ses terres de la Russie Blanche.[51] 79. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Накануне 27 июня 1774. Петергоф] В викториальные дни производилась всегда пальба во время войны с шведами, а во время мира не стреляют. А сегодня стрелять нельзя, не шокируя шведы, ми[лый] др[уг], м[уж] д[орогой]. 80. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 28 июня 1774] General, la tete me tourne de Votre projet. Vous n'aures de moi aucun repos apres les fetes, que Vous ne m'ayes mis par ecrit Vos idees. Vous etes un homme charmant et unique. Je Vous aime et Vous estime de tout mon coeur a jamais. 81. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 28 июня 1774] Bonjour, mon coeur. Я так встала весела, что ужасть. Ах, радость, не прогневайся, вить ты любишь, когда я весела. Кроме вздора сегодня не услышишь. Однако же есть одна материя невздорная, о которой говорить могу, ибо чувство повсюду занято ею. Но ей кончу сие письмецо, а теперь a propos de cela,[53] нижайше прошу подполковничий список с Вашими рассуждениями не задержать, а то боюсь, Кузьмин меня высечет, а Чернышев лишний раз комнату свою накурит духом неприятным1. Миленький, душа моя, любименький мой, je n'ai pas le sens commun aujourd'huy.[54] Любовь, любовь тому причиною. Я тебя люблю сердцем, умом, душою и телом. Всеми чувствами люблю тебя и вечно любить буду. Пожалуй, душенька, я тебя прошу — и ты меня люби, зделай милость. Вить ты человек добрый и снисходительный. Приложи старанье у Гри[гория] Алек[сандровича], чтоб он меня любил. Я умильно тебя прошу. Также напиши, каков то он: весел ли он и здоров? Я сегодня думала, что моя собака сбесилась. Вошла она с Татьяною, вскочила ко мне на кровать и нюхала, и шаркала по постели, а потом зачала прядать и ласкаться ко мне, как будто радовалась кому-то. Она тебя очень любит, и потому мне милее2. Все на свете и даже собака тебя утверждают в сердце и уме моем. Рассуди, до какой степени Гришенька мил. Ни минуты из памяти не выходит. Право, радость, ужасть, ужасть, как мил. 82. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 30 июня 1774] Душа милая, за ласку тебе спасибо, и, право, ласка за ласку Вам же отдаю. Когда я Батурина увижу, я с ним говорить буду1. Только, пожалуй, не привези вверх всяких людей, не поговоря со мною, а то здесь не можно будет ни от кого отговориться и хуже будет города для меня. Прощай, милай милушичка, поговори сегодня о Бибиковых со мною2. 83. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Накануне 3 июля 1774. Петергоф] Миленький, здравствуй. Я встала тому полчаса и удивляюсь, как ты уже проснулся. За письмецо и за ласку спасиба тебе, душенька. Я сама тебя очень, очень люблю. При сем к Вам гостинца посылаю. Вели Параше приехать обедать к Бетскому. 84. Екатерина II — Г.А. Потемкину[8 июля 1774. Петергоф] При сем, голубчик, посылаю и письмо, мною заготовленное к Щербатову1. Изволь поправить, а там велю прочесть в Совете подписанное. Это будет не в глаз, но в самую бровь. 85. Екатерина II — Г.А. Потемкину[9 июля 1774. Петергоф] Aussitot dit, aussitot fait, Monseigneur![55] При сем посылаю письмо мое к Кн[язю] Волконскому, но, право, Чорбу надобно туда отправить, а Кличка при нем быть может1. Adieu, Monseigneur et cher tonton.[56] 86. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 июля 1774] Михельсона1 жалую полковником. Всем с ним бывшим треть не в зачет. Мещерядским старшинам — медали2. 87. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 июля 1774. Петергоф] Душатка, cher Epoux,[57] изволь приласкаться. Твоя ласка мне и мила и приятна. Тебе за то спасибо. Концерт будет, а о Лолии изволь сам Гофмарш[алу] приказать1. Безценный му[ж]. 88. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 июля 1774. Петергоф] У Князя Долгорукова1 четыре полка гусарские, а именно: чорный, желтый, Молдавский и Бахмутский, да 8 эскадронов сверх того2. Я к нему напишу, чтоб он два полка отправил чрез Воронежскую губернию к Москве для всякого случая. А пришлет он тех из них, кои ближе сюда, а прийдут, как успеют. Я послала звать всех сюда на концерт и предложу им о поездке моей к Москве. А там станем готовиться3. 89. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 июля 1774] Батинька, пошлите повеления в обе армии, чтоб, оставя самое нужное число генералов при войсках для возвращенья полков в Русь, чтоб прочие Генералы-Поруч[ики] и Генер[ал]-Маиоры ехали, каждый из тех, коим велено быть при дивизии Казанской, Нижегородской, Московской, Севской и прочих бунтом зараженных мест, в тех местах, где они расписаны иметь свое пребывание, и чтоб каждый из них взял с собою невеликий экскорт и везде б объявляли, что войски идут за ними. А при войсках можно оставить генералитет тот, кому квартировать в спокойных местах: как-то — дивизии Украинской, Ревельской, Лифляндской, Смоленской, Белорусской и пр[очие]. Bonjour, mon bijou, comment Vous portes Vous?[58] 90. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 июля 1774] Я думаю, голубчик, что Татияна своим хохотаньем тебя разбудила1. А хохотала она тому, что кормилица моя, — хватя меня за голову, долго не пускала и расцаловала меня2. Однако образ мысли сей моей кормилицы и тебе полюбится, как услышишь, [что] у ней один сын и есть он капитан артиллерийский и послан тому пять лет назад с эскадрою Спиридова3 в Архипелаг, с коих пор она его не видала. Да и письмы почти что не получает. Сегодня она пришла ко мне и говорит: «Слава Богу, что мир заключен, и я сына увижу. Я писала к нему: хотя оттудова все станут проситься, но ты останься. Я слышать не хочу, чтоб ты не служил тут, где нужда». Ma foi, il у a de la vigueur a cette facon de penser d'une femme du commun.[59] Я подарила ей тысячу рублей и отпустила, а тебя, душенька, за вчерашнюю ласку тысячи раз мысленно обнимаю, а притти не могу, ибо передня полна. 91. Екатерина II — Г.А. Потемкину[29 июля 1774] Увидишь, голубчик, из приложенных при сем штук, что Господин Граф Панин из братца своего изволит делать властителя с беспредельною властию в лучшей части Империи1, то есть, Московской, Нижегородской, Казанской и Оренбургской губернии, a sous entendu[60] есть и прочия; что естьли сие я подпишу, то не только Князь Волконский будет и огорчен и смешон2, но я сама нималейше не сбережена, но пред всем светом первого враля и мне персонального оскорбителя, побоясь Пугачева, выше всех смертных в Империи хвалю и возвышаю3. Вот Вам книга в руки: изволь читать и признавай, что гордость сих людей всех прочих выше. При сем прилагаю и Бибикова инструкцию для confrontatie.[61] И тот пункт не худ, где сказано, что всех людей, где б ни были, он может как, где и когда хочет4 [казнить и миловать]. 92. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Июль 1774] Каким образом до рук Ваших дошел сей пакет? Естьли он прислан к Вам для пересылки к Фельдмаршалу, то пошлите его к Чернышеву назад, сказав, что Вы сие делаете для того, что, конечно, ошибкою он запечатан партикулярною его печатью, а не коллежской. Естьли же Фельдмаршал его к Вам прислал, то скажите мне, и тогда я Чернышеву скажу, чтоб впредь в противности обычаю сие бы не делал, ибо печать его, конечно, не государственная. 93. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 1 августа 1774] Голубчик, странное я тебе скажу. Сего утра вздумала я смотреть план московского Екатерининского дворца и нашла, что покои, кои бы, например, могли быть для тебя, так далеко и к моим почти что непроходны, и вспомнила, что я их полтора года назад зделала сама нарочно таково, за что я была бранена1, но оставила их так, отговорясь, что места нету. А теперь нашла шесть покоев для тебя: так близки и так хороши, как луче быть не можно. Avec Vous tout devient aise; voila ce que c'est que d'aimer veritablement.[62] Прощай, миленький. 94. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 1 августа 1774] Что делать, миленький, не мы одне, с кем сие делается1. Петр Великой в подобный случай посылывал на рынки, где обыкновенно то говаривали, чего он в тайне держал. Иногда par combinaison[63] догадываются. Прощай, душа. Я на плане черчу твой на Москве покой2. 95. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1 августа 1774] Я теперь только читать могла твою цыдулку. В[еликий] К[нязь] у меня сидел. Кой час оденусь, пущу Кохиуса1, а луче бы его послать в город и тамо бы вручил он мне свой инструмент, ибо я не одета, а сегодня пятница, и я за столом не обедаю. Д[уша] м[илая], су[пру]г, м[уж] ми[лый]. 96. Екатерина II — Г.А. Потемкину[16 августа 1774] Объявить Военной Коллегии, что до утушенья бунта я приказала Гене[рал]-Поруч[ика] Суворова — быть под командою Ген[ерала] Графа Панина. 97. Екатерина II — Г.А. Потемкину[18 августа 1774. Царское Село] Позволь доложить, друг милой и любезный, что я весьма помню о тебе. А сей час, окончив тричасовое слушанье дел, хотела послать спросить. И понеже не более десяти часов, то пред тем опасалась, что разбудят тебя. И так не за что гневаться, но в свете есть люди, кои любят находить другим людям вины тогда, когда надлежало им сказать спасибо за нежную атенцию всякого рода. Сударка, я тебя люблю, как душу. 98. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 18 августа 1774] Весьма мне прискорбно, миленький, что недомогаешь, а наипаче, что моими рассуждениями, кои тебе неприятны были вчерась, можно быть, что я умножила в тебе болезни, ибо оне тебя, мне казалось, обезпокоили. Милая душа, верь, что я тебя люблю до безконечности. 99. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 18 августа 1774] Сударушка, ангел мой, ты можешь быть здоровейший человек в свете, буде здоровье твое зависит от моей к тебе любви. Милой м[уж], душа бесценная. 100. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 23 августа 1774] Умные люди так, как и мы дураки, подвержены ошибкам. Ошибае[шь]ся радость, думав, что малейше о Черныш[еве] задумаюсь1. Все прочие заключенья Ваши в сем случае таковой же силы. Adieu, Amour ou conge.[64] 101. Екатерина II — Г.А. Потемкину[23 августа 1774] Суд не бывает, не выслушивая наперед оправдание обвиняемого. Встала я в осьмом часу, потом пошла в бани1. Вышедши оттуда, слушала Генер[ал]-Прокурора. И твои доклады имев на уме, чтоб больного не будить, послала тогда, когда думала, что, например, проснулся2. Моn Ami, je suis bien fachee que Vousj etes malade,[65] а что не с сердцов, не с досадою, о том не сумневаюсь, ибо знаю, что ни об чем ни досадовать, ни ни сердиться. Ужо посетить буду больных. 102. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 августа 1774] Заготовила я теперь к Гр[афу] П[етру] Пани[ну] письмо в ответ на его от 19 ч. и посылаю к нему реестр тех, кои отличились при Казанском деле и коих награждаю деревнями, как Вы то здесь усмотрите из приложенного письма. А впредь, как офицер наградить, кои противу бунтовщиков? Крестьян не достанет, хотя достойны. Пришла мне на ум следующая идея: в банк Дворянский орденская немалая сумма в проценты идет1. Я из процентов велю противу орденских класс[ов] производить им пенсии. Как Вам кажется? Adieu, mon tonton.[66] 103. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 августа 1774] Я думаю, что прямой злодейский тракт на Царицын, где забрав Артиллерию, как слух уже о его намерении был, пойдет на Кубань. А по сим известиям или сказкам десяти Саратовских казаков он намерен на Дон итти1, который от Царицына в 60 верстах и, следовательно, уже сие бы было обратный ему путь. И естьли сие сбудется, то он [с]толкнется с Пушкиным2, и тут его свяжут, нежели ингде. Защищенье Керенска показывает, как сие лехко противу толпищи черни3. Делать теперь нечего. Все поздо будет. А вопль Щетнева скорее чего зделает, ибо он правил на ногах и Долгорукова, и Щербинина4. Все, что теперь делать Вам для меня нужнейшее, есть то, чтоб быть здоровым и держать счет порядочен. Изволь и то приметить, что он и от Яика и казацких жилищ не далее, как верст с двести5. 104. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 30 августа 1774] Mon tres cher Epoux,[67] я к тебе не прийду, потому что я вспотела немного ночию, что кости болят по-вчерашнему и что весьма холодно. Душечка, спала я хорошо и тебя люблю всем сердцем. 105. Екатерина II — Г.А. Потемкину[30 августа 1774. С-Петербург] Mon cher Ami, donnes-moi un conseil, je n'ai aucune envie d'aller au Couvent;[68] устанешь, как собака, никто спасиба не скажет. J'ecoutairai la Messe ici et je dinerai a la table avec les Chevaliers.[69] Права рука болит и колика маленько есть, да сверх того сыро на дворе, как сам видишь. 106. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Август-сентябрь 1774] Голубчик милой, благодарствую за хлеб, за соль. Гришенок мой, накормил и напоил вчерась, однако ж не вином же. Пожалуй, пришли ко мне записки Галахова1. 107. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Август-сентябрь 1774] Здравствуй, миленький. За ласку тебе спасибо. Я сама тебя чрезвычайно люблю. Пожалуй, пошли по капитана Волкова. Его отправление подписано, однако мне надобно с ним говорить самой, дабы ему объяснить мое мнение. 108. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Август-сентябрь 1774] Здравствуй, миленький голубчик, который для меня формировался1. Я не знаю, поняла ли я Ваши мысли, однако наугад написала при сем приложенное увещеванье, в котором прошу не смотреть на слог, ни на ортографию, а на мысли, а прочее поправить. Adieu, mon coeur. 109. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Август-сентябрь 1774] Батинька, я спала до десятого часа, а вставши, я здорова, но слаба из меры вон. Скажи мне, сударушка, каков ты и в милости ли я? Ты знаешь, душа моя, что ничего мне столь не мило, как когда сказываешь мне, что меня любишь. Скажи же, а я тебя чрезвычайно люблю. Пришли, пожалуй, ко мне письмы от Панина и из Казани. 110. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Начало сентября 1774] Я хочу, да и очень хочу, чтоб ты был весел. И для того сказываю, что тебя, голубчика, люблю, как душу. Цыплетев1 репортует, что у него между пленными — Пугачева секретарь, мценский купец Трофимов2. Я сей репорт к Князю Волконскому отослала. 111. Екатерина II — Г.А. Потемкину[13 сентября 1774] Милуша милая. Поздравляю тебя со днем рождения, моего милого друга к моему щастию. 112. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 14 сентября 1774] Как мне подписать что по прошению Собакина, тогда когда мой есть указ о неувольнении их1. Есть c'est une contradiction,[70] а надо прописать какую ни на есть причину, как-то услугу или что вздумаете. Имя Собакина поныне в публике не заслуженное. Он же мне самой грубил прежде сего. 113. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! При усерднейшем исполнении моем Высочайшей Вашего Императорского Величества воли о формировании одного драгунского полка, с приятнейшим удовольствием имел я случай усмотреть ревностное в том соучаствование между прочими коллежского ассесора Саввы Яковлева, который, по случаю скорого всех к полку сему принадлежащих вещей исправления, споспешествует капиталом своим на всякие вещи — двенадцать тысяч рублей — и пятьсот лошадей. Сей постойный хвалы и признаия поступок его обязывает меня, Всемилостивейшая Государыня, отдав ему пред освященным лицом Вашим должную, как ревнительному сыну отечества, справедливость, всеподданнейше просить о всемилостивейшем избавлении его от ратманской должности, в которую он здешним магистратом избран. Сие Высочайшее к нему благоволение не токмо к лучшему отправлению коммерции его возспособствует, но и послужит примером для других в подобных сему опытах ревности. Купечеству же никакого отягощения тем не нанесется. Всемилостивейшая Государыня! Вашего Императорского Величества верно всеподданнейший раб Григорий Потемкин Сентября 14 дня 1774 года 114. Екатерина II — Г.А. Потемкину[14 сентября 1774] Il n'y a rien de plus impertinent que се «раб».[71] Естьли б я браниться намерена была, то бы я привязку имела. Но я не намерена, слышишь ли, сударушка? Я здорова, но не весела, не печальна, а радовалась видеть тебя в окошке. 115. Г.А. Потемкин — Екатерине II[14 сентября 1774] Отчего, матушка, ни весела, ни печальна? Р_у_к_о_й_ _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Куды ответ хорош. Нельзя суше быть. Разве надлежит быть необходимо или весела или печальна. 116. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 14 сентября 1774] Савву Яковлева можно бы скоро от ратманства освободить (все же сие только годовое дело) пожалованием его дворянином. Только он деревень накупит пропасть и станет мужиков переводить к рудокопным заводам1 и умножит число роптунов по справедливости. Преимущество дано и освобождены они от служб казенных, а общественных — едва написано ли. Когда лучие выбудут, кто же останутся — дурные? 117. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 14 сентября 1774] Вы, сколько я Вас знаю, желаете, чтоб не одна часть только была в хорошем состоянье, но все. Когда пришло до того, чтоб выбрать в магистратские члены порядочных людей, а не банкрутных купцов, тогда роптанье ото всех тех, кои, пользуясь купеческими выгодами, не хотят обществу служить. Когда же банкрутных и бездельников выбирали в члены, тогда не менее роптанья было, что ни суда, ни расправы нету в магистрате. Освободя всех лучих людей из сей должности, само собою останутся плохие. Прошу сыскать средства, как быть? Не думала я, чтоб моя давнишняя цыдулка принесла бы мне толиких выговор[ов] за дело, однако, для общества небезполезное1. 118. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 сентября 1774] Здравствуй, миленький. Каков твой кашель, пришли сказать. Отъезжающие в Царское Село теперь ко мне приходили веселехоньки. Я, видя сие, сказала, что я рада видеть, что он веселее сегодня, нежели вчерась, где казался инак, и спросила, что тому причиною было? На что он сказал: «rien, sur mon honneur»,[72] a она сконфузилась и, не захотя (казалось мне) солгать, смолчала. И поглядя друг на друга, он еще повторял, что он ничего не имеет, чему я верить была принуждена, ибо божился «sur son honneur».[73] Прощай, любушичка. 119. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 сентября 1774] Старайся узнать, отданные в Комиссариат знамены голштинские живописцем Фохтом1, — целы ли и все шесть тамо ли налицо или куды их девали. И спросите о сем у Мерлина2. Он должен знать, ибо он был у разбора и заплаты Голштинских дел. Рисунок же у Федора Матвеевича3. А на то, что Фохт говорит, что Белое знамя им отдано было самому императору, нечего смотреть, а надо смотреть в комиссариат. 120. Екатерина II — Г.А. Потемкину[21 сентября 1774] Друг мой сердечный, я очень жалею, что недомогаешь. Я принуждена была из обедни выйти (так голова болела) и, дав аудиенцию шведскому камергеру, разделась и обедую у себя. Мочи нету, такая боль. 121. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 23 сентября 1774] Я думаю, душа моя, что естьли ослепленный В[еликий] Кн[язь] инако не может быть приведен в резон на щет Раз[умовского], то не может ли Па[нин] уговорить его, чтоб он Раз[умовского] услал в море, дабы слухи городские, ему противные, упали. Из приложенного пакета зделайте употребление, как сами разсудите. 122. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 24 сентября 1774] Первый час. Естьли тебя теперь стригут и завивают, то обедать дома будешь, я догадываюсь. Зятя определю, и мне сие отнюдь не противно. Но и зятю скажи, чтоб он держал ухо востро1, ибо, конечно, я как не хочу разоренья ничьего, так и равно хочу, чтоб Корона вышла без потери и обмана из сего дела. 123. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 24 сентября 1774] Пожалуй, голубчик, призови зятя и поговори с ним о разбросанных моих мыслях в приложенной бумаге. 124. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 28 сентября 1774] Сентября 28 дня за Левенгауптскую баталию положено по табели из Санкт-петербургской крепости поднимать штандарт и в присутствии Ея Императорского Величества производить по молебне из 31-й пушки пальбу. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Сие делается только во время войны, а во время мира не стреляют. 125. Г.А. Потемкин — Екатерине II[4 октября 1774] Не изволите ли помнить, как зовут казака, что с Галаховым поехал. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Астафий Трифонов. Он ушел и увез три тысячи рублей у Галахова. 126. Екатерина II — Г.А. Потемкину[5 октября 1774] Миленький мой голубчик. Все на свете толку подвержено. Я чаю, и сим строкам подобное толкованье будет, но я на то не посмотрю, а буду писать истину по совести. Яицким казакам нужен покой, когда оне четыре ночи его не имели, а то с ног свалятся1. Один из них уже ясно чувствует, что он неможет, жалуется, что голова болит, лом в спине и лихорадка маленькая. У него же чирьи на груди и рана, которая производит, заживая, обыкновенно лихорадку. Пожалуй, дайте им отдохнуть, по крайней мере, сему больному. Я знаю, что Вы скажете, что он плут и мошенник, но, как бы то ни было, плуту и мошеннику покой нужен же. Теперь Вам донесу нужнее сего: я Вас чрезвычайно люблю и вечно любить буду, лишь не отнимайте у меня нежности чувства и не откажите мне [в] нижайшей моей прозьбе, к умножению нежности служащей. Bonjour, mon coeur. 127. Екатерина II — Г.А. Потемкину[10–12 октября 1774] Голубчик, Павел прав: Суворов тут участия более не имел, как Томас, а приехал по окончании драк и по поимке злодея1. Я надеюсь, что все распри и неудовольствия Павла кончатся, как получит мое приказание ехать к Москве. Пожалуй, возврати ко мне письмы Пе[тра] Ив[ановича]. Ответ нужно сочинить и разрешить некоторые запросы его. А я, миленький, очень тебя люблю и желаю, чтоб пилюли очистили все недуги. Только прошу при них быть воздержан: кушать бульон и пить чай без молока. 128. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 12 октября 1774] Прикажи, батинька, поточнее разведать и разсмотреть, от чего фрегат потонул у своих берегов и близ своих портов. Кажется, стыдно им тонуть, да и людей много потонуло. 129. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 26 октября 1774] Говорить хочу о том, кому вверить инспекторский смотр здесь и в прочие места. Голубчик милый, только дело. 130. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 26 октября 1774] Матушка моя родная и безценная. Я приехал, но так назябся, что зубы не согрею. Прежде всего желаю ведать о твоем здоровье. Благодарствую, кормилица, за три платья. Цалую Ваши ножки. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Радуюсь, батя, что ты приехал. Я здорова. А чтоб тебе согреваться, изволь итти в баню, она топлена. 131. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 26 октября 1774] Что все больны, сие не мило слышать. И что ты назябся, о том, миленький, жалею. А естьли полк Кексг[ольмский] Вам понравился, то, надеюсь, что хандра уменьшилась. О прочем после поговорим. Также о том, что ты мил, мой голубчик. 132. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Октябрь 1774] 1. Буш мне сказал, что Ваш аглицкий садовник застрелитца заподлинно, буде ему не дадите наискорее работу1. 2. Буш и агличан просят, на чем съездить сегодни в Гатчину. Бушу сие нужно для спознания одного-другого вкуса, знания количества и качества. Прикажите им дать лошадей или нанять Льву Катанскому2. 3. Quand est-ce que je saurai et que j'aurai le register,[74] что безподобному надлежит?3 4. Bonjour, mon Ami, portes Vous grandement bien et aimes-moi parce que je Vous aime beaucoup, beaucoup.[75] 133. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 12 ноября 1774] Приложенное дело прошу сегодни вручить Преосвященному Петербургскому1 для его собственного известия и понеже сумнения нету (хотя Казанский Архиерей и отпирается) о его непростительной с злодеями пересылке2. И для того желаю я, чтоб Преосвя[щенный] Петербургский написал письмо к Казанскому Архиерею с тем, дабы сей из ума выживший старик просился немедленно на обещанье. И естьли сие зделает Архиерей Казанский, то в рассуждение сана уже далее следствие производить не велю и с сим письмом Преосвященного Вы нарочного отправьте будто к Павлу Пот[емкину], а к Моск[ве] Арх[иерею] Казанскому незачем ехать, ибо желаю утушить и слух сего дела. 134. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 ноября 1774] Гришенька, меня безпокоит весьма, что ты не обедал и что двойжды, когда я к тебе послала, ты почивал оба раза, а теперь слышу впервые, что жалуе[шь]ся головой. Пожалуй, вели сказать: могу ли прийти к тебе, чтоб видеть тебя. Сказывают, что один купидон лишь у тебя. О комедии на той стороне ничего мне сегодни не сказали. Да, кажется, что и не будет, ибо сего утра Вел[икая] Княгиня репортовалась больна, чего он мне сам сказал1. 135. Екатерина II — Г.А. Потемкину[18 ноября 1774] Гришатка, здравствуй. Был у меня друг твой — Преосвященный здешний — и сидел у меня с планами, и я ему строение монастыря отдала, а тебя люблю, как душу. 136. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 22 ноября 1774. С-Петербург] Великий Князь имянем жены своей просил меня, чтоб я для нее не женировалась и не отложила своей поездки. На что я ответствовала, что я ее выздоровленье ждать буду до субботы, а в субботу поеду до вторника и не женируюсь, а была бы в отсутствии безпокойна о ея состояньи. 137. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 2 декабря 1774] О таганрогском коменданте Дежедерасе1, как при отправлении его для занятия и построения той крепости ему сказано имянем моим, что новогородское место останется порожно для него, дабы по окончании войны он сам избрал, которое из двух комендантских мест для него выгоднее будет. Того для надлежит писать к нему, дабы сие дело аранжировать. О пикинерных офицер уравнении противу армейских2 пришло мне на ум, что не будут ли оне полученьем чина, который за уряд имеют, и потом повышеньем двух чинов противу армейских (итого — полученьем трех чинов) весьма в разсуждении армейских награждены. Или же не выйдет ли из сего некоторый род зависти между ними. Но как в существе сии мои мысли могут быть неосновательны, то буду ждать на них объяснений. 138. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 2 декабря 1774] Батинька, признаю, что положение пикинерного штата весьма безрассудно. А только хотела, дабы дело в моей голове твердое основанье взяло, слышать Ваши объяснения на те мысли, кои понятию моему встретились. За вчерашнюю ласку покорнейший поклон. И я, право, ласкова, только не знаю, почему морщился. Недомогаешь ли, голубчик, или гневен? Adieu, mon tonton. 139. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 декабря 1774] Бетский ко мне приходил сего утра с тем от В[ице]-К[анцлера], что сей желает теперь чистую отставку и чтоб при том ему дано было деньгами по смерть ежегодно, что теперь имеет, браня притом Панина, который, дескать, гонит из мест и определяет, кого хочет, и всем безпредельно властвует, к чему прибавил, что все те пропозиции, кои я приказала чрез него делать Ви[це]-Кан[цлеру], уже везде по площадям известны, что сей весьма прискорбен. На чистую отставку я ответствовала, что я никого не принуждаю служить и не служить, что ни черты не переменяю моих обещаний, что должности раздать в воле моей и что одна милость моя не допущает меня сей раз без церемонии сказать Вице-Канцлеру: «Вы мне ненадобны». Брани о властолюбии Панина я терпеливо выслушала с молчанием, ибо, чаю, хотелось из меня выведать, кто место займет или как сие происходит. А о том, что везде о сем уже знают, я сказала, что поруча ему — Бет[скому] — сие, я другому никому не говорила, и, впрочем, мало мне в том нужды, и что прискорбие Ви[це]-Кан[цлера], кроме глупой спеси, ничего в себе не заключает и что знаю, что служба его сверх меры и с моим намерением об нем награждается. Я не прибавляю, ни убавляю ни слова. С сим от меня и пошел и ни гроша, кроме некоторой вспыльчивости, не выторговал. О чем донеся, остаюсь Вам верна по гроб. 140. Екатерина II — Г.А. Потемкину[8 декабря 1774. С-Петербург] Mon cher Ami et Ep[oux],[76] услыша, что ты болен, я было пошла к тебе, но нашла столь много людей и офицеры в проходах, что возвратилась. Болезнь твоя крайне меня обезпокоит, ибо меня уверили, что ты приехал домой убраться. Не один ты больной. В городе есть и такие, от коих Аргусы сего вечера отстали для комедии. Душа милая, пришли сказать, увижу ли я тебя сегодни и когда. 141. Екатерина II — Г.А. Потемкину[8 декабря 1774] Милая милюша, письмо твое весьма меня обрадовало тем наипаче, что Лев Катанский мне сказал, что ты неможешь, и давал выразуметь, что невесел2. А моя мысля, как залетает обыкновенно, уже сумнение получила, что едва не я ли тебе чем досадила. И думала, что письмом. Конечно, оно ему неласково показалось3. И сбиралась писать по своим чувствам к тебе вторично, а сии чувства суть наполнены ласки к тебе, сударика моего. Сожалею, душа безпримерная, что недомогаешь. Вперед по лес[т]нице босиком не бегай, а естьли захочешь от насморка скорее отделаться, понюхай табак крошичко. Тот же час луче будет. Adieu, m'amour, mon Coeur,[77] м[уж] дорогой, славный, сладкий и все, что себе милое, приятное, умное представить можешь. 142. Екатерина II — Г.А. Потемкину[9 декабря 1774] Голубчик, душа моя. Каков ты, пришли сказать, каков. Я домой пришла, и буде я тебе надобна, как и не сумневаюсь, то вели сказать, сударушка. Душа не на месте, что неможешь. Естьли теперь мне прийти нельзя, то когда можно будет, дай знать. 143. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 9 декабря 1774] Душенок мой, сердечно жалею, что недомогаешь, и прошу об нас не забыть. А мы душою и сердцем на век Гришатке крепки. 144. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 9 декабря 1774] Миленький, к Стрекалову я писать велю, чтоб послал скорее указ о Собакине. К Лиз[авете] Ро[мановне] послала чет[ыре] ты[сячи] ру[блей]. От пяти часов сижу за делом. Тебя люблю безмерно и очень жалею, что недомогаешь. 145. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 9 декабря 1774] Батушинька, голубчик. Весьма тоскую, что ты недомогаешь. Зделай мне ту ласку — пошли по Кельхена явить все твои болезни1. Очень боюсь, знаю, как худо трактуешь болезни. Mon cher Ami, Dieu donne que Vous Vous porties mieux demain.[78] 146. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 9 декабря 1774] Mon cher Ami, je suis bien fachee de ce que Vous etes malade. Envoyes apres Kelchen.[79] 147. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 9 декабря 1774] Батинька, Ch[er] Ep[oux].[80] Можно ли подобный случай на мой щет ставить? Голубинька, о негоц[иации] с Кн[язем] Ор[ловым] после поговорим. Я послала Кельхен грудь твою лечить и люблю тебя очень, мой бесценный друг. 148. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 12 декабря 1774] Батинька, faut-il donner а Текутьев 1000 paysans ou 600?[81] Вели сказать: первое или последнее. 149. Екатерина II — Г.А. Потемкину[14 декабря 1774] Указ подписанный к тебе возвращаю. Голубчик, скажи мне, как звать полк: Георгьевской или Орденской? Что же ты, душа моя, голубчик, доволен моим письмом или резолюциями, сие меня чрезвычайно обрадовало. Дай Боже, чтоб ты мною так был доволен, как я твоей любовью. Что ты болен, сие меня очень обезпокоивает. А мне, хотя я и нездорова, но минуту не дают покой. Черт знает, сколько уже отправила, а столько еще ждет. А у меня все кости болят. 150. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 17 декабря 1774] Батинька, мой друг. Грустно до безконечности, что ты недомогаешь. Чрез час или менее пришлю я мотивы к Манифесту1 и прошу тебя, буде нетрудно, оных прочесть. И буде ими доволен, то вручи их Преосвященному, дабы сочинил Манифест2. И естьли ему надобно, то и дело дам прочитать, но велико очень, и иного не выберет, как что я написала. Но надобно, чтоб для точности сохранения обрядов Преосвященный прочел Манифест о Мировиче, где увидит, как суд наряжен был. 151. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 17 декабря 1774] Bonjour, mon coeur. Каков ты, голубчик, сегодни. При сем посылаю к Вам мое маранье. Изволь читать и сказать нам о сем, буде добро и буде недобро. Душечка милая, выйдешь ли сегодни? 152. Екатерина II — Г.А. Потемкину[17 декабря 1774] Превозходительный Господин, понеже двенадцатый час, но не имам в возвращении окончания Манифеста, следственно, не успеют его переписывать, ни прочесть в Совете1. И посему он остановит еще на несколько дней других. И до того дня, буде начертания наши угодны, просим о возвращении. Буде неугодны — о поправлении. И пребываем Вам верны на век. 153. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 25 декабря 1774] Приходил ко мне Ве[ликий] Кн[язь] и сказывал мне, что по новой Генеральной репортиции шурин его написан в Лифляндской дивизии и что Вел[икая] Кн[ягиня] просит, чтоб любезный шурин написан был в С[анкт]-Петербургской дивизии1. Я на сие ответствовала, что посмотрю. Мне стыдно было сказать, что не знаю, не ведаю. Прежде сего репортиции наперед мне показывали и не выпускали ее, не показав мне. Голубчик, я тебе все показываю и не имею от тебя сокровенного. И так и ты не введи меня в людях в простяки, что со мною люди говорить будут, кто куда написано, а я принуждена буду или казаться людям о своих делах несведуща, или же непопечительна. А репортиции без меня и, не показав мне, выпустить не должно. Ты сам последнюю у меня в комнатах видел в Петергофе. Да и ни один шеф Военной Коллегии сие делать не мог. Я тебя люблю, а репортиции прошу казать. 154. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 декабря 1774] Здравствуй, душа. Каков ты сегодни? Как приидешь ко мне, покажу тебе письмо Зах[ара] Гр[игорьевича], дабы с тобою условиться, чего ответствовать. Кан[темир] совсем с ума сошел1, по признанию Зах[ара] Гр[игорьевича]. По приказанию твоему сегодня наряжусь впрах, pour Vous plaire, mon coeur.[82] 155. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 декабря 1774] Сударушка, благодарствую за милое посещенье. Святой Андрей над тобою еще не действует. Но как бы то ни было, вечно мил пребудешь. 156. Екатерина II — Г.А. Потемкину[26 декабря 1774] Сударушка милая, здравствуй. Прошу дать знать, каков Кавалер Святаго Андрея опочивал, ибо опасаюсь, не растрогалась ли старость его необычайными его делами, о чем скорбеть буду, еже[ли] так учинилось, понеже крепко его люблю. 157. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Декабрь 1774] Мими, думаю я Захара взять к Москве, а то случится отселе отлучиться, мне то ловко Голицына бывало здесь оставить. Как советуешь? 158. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Декабрь 1774] Батинька, был у меня В[еликий] К[нязь] и, говоря с жалобою на Адми[ралтейств] Коллегию, просил съездить в ней посмотреть. Я, быв на то никак не приуготовлена, сказала — хорошо. На что он прибавил: «Все же делается положение обоих Воен[ных] Коллегий о Георгиевских кавалерах». На сие я промолчала. Душа милая, ты всякий день открываешь новые затеи. 159. Екатерина II — Г.А. Потемкину[31 декабря 1774] Здравствуй, душенька. Поздравляю тебя с Новым Годом и желаю тебе всякого благополучия и здравия наипаче. И любовь, и мир да утвердится от часу крепче. Сударка милая, каков ты сегодни? Записочки Г.А. Потемкина — Екатерине IIмарт — декабрь 1774160.Матушка родная, позволь полюбопытствовать, был ли у Вас вчера Елагин. Да пожалуйте на минуту план Вашей бани. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II: Елагин был у меня и все, что привез мне, подписано. План бани пришлю чрез полчаса и послала взять его у Павлова1. 161.Щербачев1, матушка, имеет нужду ехать на две недели в Москву. Г[ене]р[ал]-Прок[урор] болен, так просит меня доложить. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Пущай едет. Скажи ему, батинька. 162.Не удалось мне, матушка Всемилостивейшая Государыня, Вам доложить. Толико Горкину окрестить новорожденную его дочь1. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Хотя завтра. 163.Матушка, я не знаю, не ведаю. Француз принес пиластр [?] сам собою. Не гневайтесь на меня, ради Бога. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Батя, я не гневаюсь, а на француза досадовала, что принесли, чего таили. Да и то прошло. А тебя люблю, как душу. Записочки Екатерины II — Г.А. Потемкинумарт — декабрь 1774164.Bonjour, mon coeur. Я по грязи хотя и гулять не люблю, но однако с Вами везде весело и хорошо. 165.Вздор, душенька, несешь. Я тебя люблю и буду любить вечно противу воли твоей. 166.Батинька, сударушка, здравствуй. Ты мне мил наравне с душою. Что б ни говорил противное, знай, что лжешь, и для того не верь бредне подобной. 167.Голубчик мой, я здоров[а] и к обедне выйду, но очень слаба и не знаю, обедню снесу ли я. Сударушка милой, целую тебя мысленно. 168.Батинька, мой милой друг. Прийди ко мне, чтоб я могла успокоить тебя безконечной лаской моей. 169.Батинька, здоров ли ты и каков опочивал. Дай знать, душа милая. 170.Бог видит, голубчик, я не пеняю, что не выйдешь, а только сожалею о том, что недомогаешь и что тебя не увижу. Останься дома, милуша, и будь уверен, что я тебя очень, очень люблю. 171.Милуша, что ты мне ни слово не скажешь и не пишешь? Сей час услышала я, что неможешь и не выйдешь. Est-ce que Vous etes fache contre moi et pourquoi?[83] 172.Батинька, душа, окроме слабости, теперь ничего не чувствую. 173.Голубчик, чего получила сию минуту, то к Вам, не мешкав, посылаю, а Брюсу1 приказала, чтоб к Митусову2 написал, чтоб сей исполнял данный здесь ордер без отлагательства. Батинька, здравствуй. Каков ты? А я здорова и тебя чрезвычайно люблю. 174.Или указ и письмо не суще мне ясны, или я безтолкова сегодни. Но, полагаясь на Вашу честность, подписала и возвращаю. 175.Лжешь, душенька, не я спесива, не я неласкова, а только очень была упражнена своим проектом. А впрочем очень тебя люблю. 176.Bonjour, mon coeur. Comment Vous portes Vous?[84] Моей голове есть лехче, и я Вас чрезвычайно люблю. 177.Лучий подарок в свете ты мне зделал сегодни. Тем же отдариваюсь, милой мой и прелюбезной друг. 178.Естьли следующий ему чин таков, что Вы оного объявить можете, то, батинька, объяви. 179.Естьли ошибки нету в ортографии, то возврати, и я запечатаю. А естьли есть, прошу поправить и прислать сказать запросто, могу ли я прийти к Вам или нельзя? А Вас прошу по холодным сеням отнюдь после бани не отважи[ва]ться. Adieu, mon bijou. 180.Поезжай, голубчик, и будь весел. 181.Душенька, разчванист ты очень. Изволишь ли быть сегодни и играть на бильярды? Прошу прислать сказать на словах — да или нет, для того, что письма в комедьи без очков прочесть нельзя. Мррр, разчванист ты, душенька. 182.Здравствуй, душа. Я здорова, каков-то ты миленький? Изволь водить в Эрмитаж весь причет церковный и знай, что тебя люблю, как душу. 183.Душа моя милая, я все сие кровью подпишу. Трактат таковой важный и милый инако подписан бы не должен. 184.Гришенок, не гневен ли ты? А хотя и гневен, я надеюсь, ты сам велел не единожды, что гнев твой перестанет. А я перестала же ворчать на Панин[а] и на его Короля, а не отроду не на тебя.1 185.Здравствуй, милой друг. Я устала так, как нельзя более. Я убирала бумаги да еще не окончила. Два часа целые. 186.Буде люди сии подобный секрет имеют, то удивительно, что сами тем не пользуются и просят у меня 200 000 ру[блей] да пенсии. 187.Здравствуй, душенька. Я спала до девятого часа и теперь только встала. Каков ты опочивал, пришли сказать, буде писать поленишься. Рано, а ужо В[еликий] К[нязь] будет. Люблю тебя, как душу, душа, душатка милая. 188.Хотя тебе, душечка, до меня и нужды нету, но мне весьма есть до тебя. Каков ты в своем здоровье и в опале ли я или нету? А тебе объявляю всякую милость от Бога да и от Государ[ыни]. 189.Выправясь, оказалось, что Мар[ия] Павл[овна]1 в концертные дни в бриллиантовый2 вхоживала, говорит, с камер-юнгферами, а дале того и более того не бывала. 190.Je Vous envoye les papiers que Vous souhaite, l'interet que Vous у prenes ne peut que me faire plaisir[85] 191.Я очень и без перевода поняла, что все сие написано было, и мой ответ точно значил, что я тебя чрезвычайно люблю и тобою весьма довольна и счастлива. Желаю, чтоб ты в том же находился положении. 192.Bonjour, mon cher Ami. Je [Vous] aime de tout mon Coeur.[86] 193.Гришенька, знаешь ли ты, вить тебе цены нету. Только, пожалуй, пришли сказать, каков ты после мыленки. 194.Здравствуй, голубчик. Все ли в добром здоровье. Я здорова и тебя чрезвычайно люблю. 195.Мамурка, здоров ли ты? Я здорова и очень, очень тебя люблю. 196.Гришенька, здравствуй. Хотя что ни говори, но люблю тебя чрезвычайно. 197.Батинька, не смею приходить, что поздо, а люблю тебя, как душу. 198.Нет, голубчик, мне не подали. Разве [с] секретарем? Я, писав четыре часа, миленький, чуть жива, но притом тебя люблю со всего сердца. 199.Милой друг, я не знаю почему, но мне кажется, будто я у тебя сегодни под гневом. Буде нету и я ошибаюсь, tant mieux.[87] И в доказательство сбеги ко мне. Я тебя жду в спальне, душа моя желает жадно тебя видеть. 200.Батинька милой, я здорова, но спала худо и мало, а Вас люблю много. 201.Батинька, голубчик, я тебя чрезвычайно люблю. 202.Шалун, долго ли тебе дуться? 203.Душа милая, сударушка, люблю тебя чрезвычайно. 204.Bonsoir, mon coeur. Je vais me coucher.[88] 205.Воля твоя, милюша милая Гришифушечка, а я не ревную, а тебя люблю очень. 206.Милая милуша, здравствуй. Знай, что тебя милее нет на свете. Душечка, Гришенок мой. 207.Благодарствую, милуша, за твое поздравление, а что люблю и непременно любить буду, о том не сумневайся. 208.Милая милуша, дорогие сладкие губки, жизнь, радость, веселье. Сударушка, голубушка, mon faisan d'or. Je Vous aime de tout mon Coeur.[89] 209.Батинька, голубчик милой, каков ты опочивал, сударка любезный? 210.А я тебя за то, что всклепал на меня спесь, тебя накажу поцелуем прямо в губы. Я здорова и радуюсь об Вашем здоровье. 211.Батинька, милой сударинька, м[уж] любезный, друг сердечный, палец мой болит и теперь умяхчительный пластырь приложен. 212.Душа моя милая, безценная и безпримерная, я не нахожу слов тебе изъяснить, сколько тебя люблю. А что у тебя понос, о том не жалей. Вычистится желудок. Но надлежит беречься, милой м[уж], сударка. 213.Сударинька милой, здоров ли ты? Я здорова и тебя чрезвычайно люблю. 214.Я всегда помню о Гришеньке и он из памяти не выходит. И я его люблю, как душу. 215.Bonjour, mon coeur, comment Vous portes Vous, а я тебя люблю чрезвычайн 216.Милуша, здорова. Я тебя мысленно цалую и милую. 217.Милушенька, ты не знаешь, как я тебя люблю. Право, чрезвычайно, сударка милой. 218.Пошлите взять у расходщика кабинетского три тысячи рублей. 219.Не посылала потому, что камер-юнкера послать хочу, а их еще не видала, д[руг] м[илой], м[уж] д[орогой]. 220.Сударинька, могу ли я прийти к тебе и когда? Умираю, хочу тебя видеть, Гришатка мой собственный. 221.Je Vous demande pardon, mon coeur, de n'etre point venue ce matin. Je me suis levee tard, mais je ne Vous en aime pas moins.[90] 222.Милушенька, как велишь: мне ли быть к тебе или ко мне пожалуешь. А каков ты сего вечера? 223.Милой мой дружочек. Здравствуй, мой голубчик безценный и безпримерный. 224.Благодарствую за преласковое и хвалою и усердием наполненное письмо, которое, прочтя, я обще с возвращенным моим письмом тот час в камин кинула. 225.За вчерашнее письмецо премного благодарствую и от всего сердца подтверждаю до меня касательное в рассуждении тебя. La-dessus il n'y a qu'un seul mot a dire qui est que je Vous aime, mon Ami, de tout mon Coeur.[91] 226.Батинька, когда угодно тебе будет меня видеть, пришли сказать, премилой друг. 227.Милуша, здорова. Каков ты почивал? Дай знать, душечка. Я здорова. 228.Что сказано, то правда. И в самое то время мне зделалось как будто некоторый род судорги в пальцах на левой руке, которой коснулись. Но надеюсь, что неприметно было. 229.Миленький, мне жаль, что ты худо для меня ночь проводил, а я спала изрядно. Однако чувствую некоторую усталость в руках и ногах. А Рожерсон1 говорит, что пульс необыкновеный. Не знаю, выйти или нет. Дай совет. 230.Аллеман1 приказал мне сказать чрез Кельхен, что ни малейшей, дескать, опасности, и обмороками назвать нельзя, а кровь подымается кверху и причинит ей тягости. И все это значит ничего, а она свежехонька. 231.Долго ли это будет, что пожитки свои у меня оставляешь. Покорно прошу, по-турецкому обыкновению платки не кидать. А за посещение словесно так, как письменно, спасибо до земли тебе скажу и очень тебя люблю. 232.Батинька, сказывают, будто нынешнюю ночь чудилось: оказалось, будто я по дворцу ходила и в разные комнаты заходила. Не была ли у Вас? Я, чаю, Вы перепугались. 233.Миленький, я иду спать и двери запрут. Но естьли приидешь паче чаяния и оне заперты будут, то ей-ей плакать буду завтра. И так, всепокорно прошу остаться дома и быть уверен, что нельзя более любить, как я тебя, душечка, люблю. 234.Je n'oserai jamais venir si Vous ne m'avertisses.[92] 235.Гришенька, друг мой, когда захочешь, чтоб я пришла, пришли сказать, а между тем я села читать газеты. 236.Mon coeur, je suis venue chez Vous mais j'ai vu par la porte le dos d'un ecrivain ou d'un bas officier et je me suis enfuie a toute jambe. Toutefois je Vous aime de toute mon ame.[93] 237.Голубчик, друг сердешный, теперь не могу его призвать для того, что одеваюсь. А после, как — оденусь. Душа. 238.Нет, уж и в девять часов тебя неможно застать спящего. Я приходила, а у тебя, сударушка, люди ходят и кашляют, и чистят. А приходила я за тем, чтоб тебе сказать, что я тебя люблю чрезвычайно. 239.Батинька, я приходила с тем, чтоб тебе сказать, сколько тебя люблю, но нашла дверь замкнуту. 240.Bonjour, mon coeur. Je me suis levee tard, je n'ai dormi, que quatre heures.[94] He смею к тебе итти, боюсь встречу. Голубчик, Ангел милой, друг собственный, мой м[уж]. 241.Сударушка милой, безценный друг Гришутка, здравствуй. Дай тебе Бог все по сердцу твоему. Я здорова и люблю тебя безмерно. Я искала к тебе проход, но столько гайдуков и лакей нашла на пути, что покинула таковое предприятие к вышнему моему сожалению, ибо хотелось тебя расцаловать весьма-весьма. Пришли, голубчик, Барятинского реляцию, как списана будет. 242.Les portes seront ouvertes et il dependre du vouloir et de la possibilite de qui il appartient. Pour moi je vais me coucher.[95] 243.Душенька, прошу нам не пенять. Я так заспалась, что встала в девятому, в исходе. И когда я к тебе приходила, тогда уже окошки твои были отдернуты, и, следовательно, я опасалась входить. Однако верь, что тебя люблю примерно. 244.Голубчик мой, я приходила к тебе, но не осмелилась войти для того, что у тебя окошки были подняты уже. И так, отдаю тебе письменно свой поклон. Сама же я встала в девятом часу, а люблю тебя чрезвычайно. 245.Яур, москов, казак, хочешь ли мириться? Протяни руку, естьли бешенство прошло и в тебе осталась искра любви. Естьли нету, пошлю по твоего зятя. Яур, казак, москов. 246.Гришенок, по сей записке прикажи себе дать, как в ней написано. 247.Голубчик, здравствуй. Милая милуша, я желаю слышать, что ты хорошо опочивал и что ты ко мне таков ласков, как я к тебе. 248.Здравствуй, душа милая. Понеже без ознобления носа неловко будет сегодня кататься, того для не поеду. А вас очень люблю и желаю слышать, что ты, Гришефишечка, здоров. 249.Ко мне прийти, сударушка, не советую, понеже лехко простудиться можешь. А что после мыльни тебе хорошо, тому радуюсь, раrce que je Vous aime, ma commande.[96] 250.Батинько, сударик, жалею от всего сердца, что резь продолжается. Сердцу моему сие весьма печально, ибо люблю тебя чрезвычайно. 251.Возвращаю самую дорогую и необходимую позабытую вещь. Другая подобная едва ли в свете сыщется ли? Прошу доставить кому надлежит, дабы тоску или грусть и прискорбие о ней утолить, заблаговремянно изъясня сие. 252.Видно, голубчик, что хандрушечка сошла. Я себе сие приписываю. Не прогневайся, буде невиденье сему причиною. 253.Душою бы рада была исполнить Ваше прошение, но, хотя очень тебя люблю, но все, что делать могу, есть, чтоб не жаловаться. Но, однако, голова болит не очень. Радуюсь, что тебе есть лехче. 254.Что же делать, душенька? Вечеру луче. Я очень смеюсь, mais comment.[97] Оно тут очень уместно пришло и видно, что диспозиции в Вас не лихорадочные. 255.Добра ночь, миленький. Сожалею, что недомогаешь. Бог с тобою, и я иду спать. 256.Mon Ami, je Vous ecris ceci pour savoir comment Vous Voue portes, je m'ennuye a mourir. Quand Vous reverroi — je?[98] 257.Голубчик, буде Толстой тебе сказал, что я скончалась, то знай теперь, что я уже воскресла. А газету утащили секретари мои. Я за ней послала к Козьмину? 258.Милуша, о болезни Михельсона сожалею, а тебя люблю чрезвычайно. 259.Mon Ami, je m'ennuye si je ne puis Vous voir, envoyes moi quelqu'un pour jaser.[99] Сударушка, друг милой. 260.На охоту ехать не очень хочется. Далеко да и ветрено. Пришли сказа как советуешь. 261.Здравствуй, голубчик милой, я к обедне иду. 262.Отошлите донос сей к Князю Вяземскому и с доносителем. 263.Друг милой и собственный, в мой полк вели дать 500 р[ублей] и изволь ехать свой смотреть. 264.Пьяный мужик с сыном да баба, кои теперь взяты гусаром и отведены, чаю, в караулы, хотя дрались с извощиком, но тут никто не виноват. Myжик вывалился и, встав, сел опять, и баба стала его держать. Но при первой луже оба, потеряв баланс, упали. Встав, зачли бить извощика, который обороняясь, дрался. И извощика вступившиеся за ездоков ударили его раза три. 265.Буде же, паче чаяния, моя память меня обманывает и докладных пунктов Азовского Губернатора Толстого1 в кабинетном архиве нету, то у графа Толстого что здесь, или у брата его можно.2 266.По справке оказалось, что Азовский губернатор Вас[илий] Чертков старее Энтельгардта1. 267.Два года искала я панагию, а она лежала в ящике таком, в котором два года никто не заглянул. При сем ее посылаю для вручения Преосвященному Платону1. 268.Aves Vous dit a Saltikof de passer chez moi pendant l'apresdiner.[100] 269.План Царского Села тотчас пришлю. Я послала к Неелову его взять1. Но на нем строения, чаю, разсмотреть не можно, а оным строениям есть частные планы, кои у него потребовать можно, буде нужны. 270.Lises се biller et si Vous le trouves bien, je seres venir Pouschkin tantot et l'enverres avec ce billet.[101] 271.Из сих трех выбирать одного для посылки в Швецию: Князь Несвицкий, Василья Бибикова, Алексея Нарышкина1. 272.Envoyes Millissino а Га[т]чина avec des plans et dites lui, qu'il empeche qu'il ne se noye.[102] 273.Батинька, здравствуй. Чуть ли дурак не опять приходил к Татьяне. Но истопники его вытолкнули и побежали по пикету, и он стремглав с лестницы побежал. 274.Брюс мне сказал, что когда от Салтыкова1 возвратился человек с капитаном, он его отдал полицейскому офицеру. А человек Ардатова [?] отстав[ного] поручика, и Брюс более ничего не знает. 275.Сто лет, как я тебя не видала. Как хочешь, но очисти горницу, как прийду из Комедии, чтоб прийти могла. А то день несносен будет, и так ведь грус[т]ен проходил. Черт Фонвизина к Вам привел. Добро, душенька, он забавнее меня знатно. Однако я тебя люблю, а он, кроме себя, никого1. 276.Голубчик, завтра ответ напишу, а сегодня голова болит. Я не сердита и прошу Вас также не гневаться и не грустить. В прочем же остаюсь Вам в[ерной] ж[еной] до гроба, буде изволишь; буде нет, то ты Г[яур], м[осков], к[азак]. 277.Естьли, батинька, необходимая тебе нужда меня видеть, то пришли сказать. У меня понос пресильный с шестого часа. Боюсь проходом чрез студеную галерею в такой сырой погоде умножит резь, а что ты болен, о том сердечно жалею. Tranquillises-Vous, mon Ami. C'est le meilleur conseil que je puis Vous donner.[103] 278.Un grand vent contribueroit-il a donner de l'imagination? Le bon ou le mauvais tems contribueroit-il a la bonne on a la mauvaise humeur? La bonne ou la mauvaise constitution du corps contribueroit-elle a la force ou а la faiblesse de l'esprit, du coeur, ou de l'ame? 279.Кнорингу аренду дать немудрено, наипаче по Вашей рекомендации и прошению1, но, о которой прозьба их идет, — велика. А приказала выправиться, сколько гак дается таковым чинам по правилам о раздаче аренд, мною конфирмованным. Пребываю, как обыкновенно. Je dinerai a l'Hermitage, Monseigneur.[105] 280.Слушай, миленький. Два раза помешал ты мне своими билетушками слушать дело превеликое. Я сбиралась ответствовать после, но терпенья стало — выгнала Козьмина. Что ты, сударушка, болен, о том сердечно сожалею. После обеда к тебе буду, естьли не будет у тебя ни гусар, ни арнаут, ни образцов, то есть originali.[106] Табатьерку к тебе послала. Что-то это за фигура у тебя на носу сидит? Конечно, это та фигура, что у золотых фазанов вместо мантильи. Она-то растет и оно так и надобно, прилично и уместно. Adieu, mon beau faisan, je Vous aime de tout mes facultes.[107] И приказываю тебе быть здоровому и веселому. 281.Три рескрипта черные и отнюдь не белые мне были читаны и чернены, и исправлены во многих местах. За все мои труды только одну отраду имею. И при многих неблагодарностях ото всех лестна мне одна Ваша ласка. Естьли б ею еще ласкаться могла, желала бы я, чтоб Вы предстали предо мною, но отнюдь не в виде Плутона гневного, но снисходительного божка. К слабости моей, сказав Вам сие, примолвлю при том еще и то, что естьли Вы в сем найдете малейшее затрудненье, то буду предпочитать волю Вашу моим Вам тягостным иногда прихотям. 282.Встав рано, пришло мне на мысли написать письмом мои бродящие мысли. Посылаю тебе оныя. Отнюдь не настою, чтоб оное письмо послано было, буде в них слово несходное с обстоятельствами; прошу приметить, que cette lettre est ecrite d'un seul trait de plume без концепта и copie нету.[108] Из двух одно: либо кинуть в камин, либо послать. 283.Длинное Ваше письмо и рассказы весьма изрядны, но то весьма глупо, что ни единое ласковое слово нету. Мне что нужда до того, хто как врет в длинну и поперек, а Вы, перевираючи, мне казалось, по себе судя, обязаны были вспомнить, что и я на свете и что я ласку желать право имею. Дурак, татарин, казак, Гяур, москов, morbleu.[109] 284.Изодранное мною мне неприятное письмецо при сем возвращаю. Сожалею, что попустому горячи[шь]ся. Но как сердце сие без основания, то надеюся, что останется и без дальнего хвоста, car coute que coute je Vous aime de tout mon coeur et Vous estime de meme.[110] 1775285. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 января 1775. С-Петербург] Как Ген[ерал]-Ад[ъютант] дежурный Фельдм[аршал] Разумовский, то я приложенное письмо написала к обер-коменданту, которое к нему пошлите. Bonsoir, mon coeur, je Vous aime bien sincerement.[111] 286. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 8 января 1775] Ответ на вопрос, что делать, буде Порта [потребует] о перемене артикула мирного трак[тата]. Отзыв Кн[язя] Долгорукова. 287. Екатерина II — Г.А. Потемкину[10 января 1775. С-Петербург] Письмы от 7 генваря — оне ответные на те, кои отправлены в Новый Год1. В них пишут, что когда ответ мой получат на их письмы от 2 числа, тогда надеются все кончить в три дни2. А ты моя сударушка безпримерная. 288. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 3 февраля 1775. Москва] По получении твоего письма, голубчик, я послала реестр Аннен[ских] кандидатов к Вел[икому] Кн[язю], друг сердечной и милой. 289. Г.А. Потемкин — Екатерине II[18 февраля 1775. Москва] Матушка, apres demain c'est le jour de naissance de notre esprit.[112] Цалую ручки твои. Меня насморк замучил. Donnes-moi conseil, que faut-il lui donner[113] 290. Екатерина II — Г.А. Потемкину[19 февраля 1775. Москва] Il у a trois jours que je ne Vous ai pas vu a mon grand regret.[114] Тебя замучил насморк, а меня боль в голове. Но как мне лехче, то могу вечеру прийти к тебе. Однако ж до того прошу написать, что вчера сказать хотел1 par rapport au jour de naissance, qui est demain, de l'esprit[115] 291. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 1 марта 1775] Душа милая и безценная, казаки твои знатно что хороши, ибо я от них без ума. Плевать на твои кирасиры, не прогневайся. Посылаю рисунки, м[уж] родной. 292. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Начало марта 1775] Гришифишенька, врешь, очень я тебя помню и [люблю?], ибо ты почивал, а я нет. Вот тебе, душечка, письмо Принца Генриха. Он не будет. 293. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Начало марта 1775] Весьма желаю знать, сударушка, каков ты сегодня. Я не поеду гулять по причине стужи. Милюша, голубчик, пришли ко мне письмо Принца Генриха и Гр[афа] Ал[ексея] Гр[игорьевича] Орлова. Прощай, душа родная. 294. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Март 1775] Для изследования и щета соляных дел1 я никого не вижу и придумать не могу, окроме Павла Сер[геевича]. Да ему придать брата его Ми[хаила], да двух офицер в гвардии, как то Маврина2 и еще кого. Оне хорошохонько в ясность приведут и выдут из унынья, будто в опале. А буде, голубчик, на то скажешь, что неловко, то Андрея Шувалова3 не изволишь ли. Он щет знает. А буде найдешь, что все мои пропозиции бешены, то не прогневайся, аще за неименьем людей, луче не придумала. 295. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Март 1775] Друг мой сердечный, указ о соляном разбирательстве весьма пространен. Это первый его порок. Другой есть то, что дело сие до кончания века не кончится тем обрядом, и столько винных по всей Империи сыщем, что более будет крика, нежели добра. И на конец из двух одно выйдет: или иных простить и других наказать придет[ся], или же покрыть дойдет Генеральным указом. Третий порок есть тот, что, называя везде директора, сие уже похоже будет на персональное гоненье в умах людей, кои того, может быть, и стерегут, чтоб кричать о чем. И четвертые: все сие будет делаться под Свят[ым] имянем твоим. Пятые: все дело сие есть свойства такого нежного, что Петр Шува[лов], который, конечно, был человек с отменными качествами и который желал сим делом прославиться и принести Империи пользу, от нея понес народную ненависть1. И так, дабы добро зделано было, а вред, колико возможно, отвращен был, мое мнение есть указ сей написать коротче и просто сказать, что как мое желание есть видеть устройство и порядок во всех частях и доходах и того для… Второе, делать исполнение его короткое и возможное. Третье, избегнуть в нем все то, чтоб отзываться могло персональным гоненьем на директора или ином кого. Четвертое, тебя сим не отягощать, ибо от сего более будет ненависти и труда и хлопот, нежели истинного добра. Сверх того, пока сие Вы велите изготовить, я Князю Вязем[скому] велю также написать и который мне понравится, того и подпишу, или же из обеих сочиню своим лаконическим и нервезным штилем2, в котором обыкновенно более дела, нежели слов. Третье, прощай, милюха, более о сем при случае словесно поговорим, а что на уме и на совести имела, то Вам чистосердечно сообщила. Еще должна Вам сказать того, что, чаю, Вы знаете, что Шапкин такой же, по крайней мере, плут, как и Моисеев3, аще не больше. 296. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Март 1775] Горячи[шь]ся по пустому, миленький. Не изволь гневаться. Право, отвадишь истину сказать, как думаю. Прийди скорее. А я тебя ни отроду не сравняла с Шуваловым. А указ переписать нужно. 297. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Март 1775] Встав из-за стола, получила я гневное Ваше письмо1. Признаюсь, велика моя вина, что требую, чтоб в моих указах избежено было противуречие и сказано было, какой ни есть, только претекст, дав оный Вам же на выбор. Я дурачить Вас не намерена, да и я дурою охотно слыться не хочу. Прочия изражении письма Вашего принимаю за спыльчивость, на которых ответствовать не буду, а еще меньше горячиться попустому, ибо Вы сами знаете, что Вы вздор написали. Прошу, написав указ порядочно, прислать к моему подписанию и притом перестать меня бранить и ругать тогда, когда я сие никак не заслуживаю. Дурак, яур. 298. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Март 1775] Батинька, право, приймуся за соляное дело и Камынина1 означу. А ты весьма мил. 299. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 14 марта 1775] Батинька, буде Петр Панин возвратил мой экземпляр, прошу прислать1. Опасаюсь, чтоб мерзкий толк не зделали в людях прежде времени. От понедельника до пятницы, кажется, прочеть можно было. 300. Екатерина II — Г.А. Потемкину[18 марта 1775] Я приехала домой, освободясь от своей пакотильи,[116] при чтении которой многие тронуты были до слезы1. Позабыла я тебе сказать, что вчерась Вел[икий] Кня[зь] поутру пришед ко мне, пока я убиралась; велела я ему с Стрекаловым прочесть в спальне всю сию пакотилью, и он сказал Сте[пану] Фед[оровичу], прочтя прощение бунта, что это рано. И все его мысли клонились к строгости2. Сие-то я хотела тебе вчерась сказать, голубчик. Буде ты не будешь ласковее прежнего, то, то, то, право, обедать не буду. 301. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 19 марта 1775] Прошу родительницу поздравить и от нас и послать к ней сей гостинец1. Об сбавке с соли просим не говорить более. Дело зделано будет к нашему рождению, а до тех пор таить станем2. А ты сударка и сударка милая и безпримерная. 302. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 6 апреля 1775] Батинька, я тринадцать лет назад приказала Коллегии экономии, чтоб все, что мироварению надлежит, зделать серебряное. И теперь вижу, что варят в серебре, а понесут в церемонии всенародно миро в оловянных премерзких сосудах. Пришло мне на ум на сей случай: пока поспеют серебряные, не можно ли дать взаймы из мастерской или Оружейной кувшины серебряные, но с тем, чтоб опять поставлены были в Грановитую к праздникам мирного торжества. И буде мысль моя Вам нравится, прикажи по ней исполнить, слышишь, душа. 303. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 14 апреля 1775] Голубчик родной, при сем посылаю к тебе бухарский мешок для любопытства. Вели Егорьевскому полку мешки [для] денег делать таковые. О Архиерее и архимандрит[е] приказала указы написать1. Прощай, душа. 304. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 17 апреля 1775. Москва] Дабы Крестинека в Синбирске определить комендантом1, надлежит выправиться, не полковничье ли это место, ибо он только что майором и в подполковники пожаловать можно, а в полковники много. 305. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 17 апреля 1775] Батинька, сударка, прикажи себе напомнить о Крестинеке и о его комендантском месте в Синбирск1. А буде тебе не можно, то прикажи указ написать и я подпишу. Милюха милая, je Vous embrasse mille fois.[117] 306. Екатерина II — Г.А. Потемкину[17 апреля 1775] Буде, батинька, у Бородина сыновья есть, то обнадежить их, что я их за службу отца их не оставлю. И в самом деле посмотрите, каковы оне и не можно ли с ними делать какую милость. 307. Екатерина II — Г.А. Потемкину[20 апреля 1775] Батинька, буде притом остается, что приведешь обедать Лаваля, то дай знать маршалам, чтоб стол мой поприборнее был. 308. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 21 апреля 1775] Чем ужо доложить, чего позабудем оба, напиши, пожалуй, теперь имян подполковников достойных. Или, одевшись, сам прийди. Но естьли очень молоды по списку, то многие за обиды паки почтут. 309. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 21 апреля 1775. Москва] По пяти копеек с соли сбавить — учинит 400 000 р[ублей]. Мне в кабинет отпускается миллион. Буде Вяземский инако не согласится и половину на себя убытка не берет, я народу бью челом из моих 400 000 р[ублями]. 310. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 апреля 1775] Вел[икий] Кн[язь] был у меня и сказал, что он опасается, чтоб до меня не дошло и чтоб я не прогневалась. Пришел сам сказать, что на него и на Вел[икую] Кн[ягиню] долг опять есть1. Я сказала, что мне это неприятно слышать и что желаю, чтоб тянули ножки по одежке и излишние расходы оставили. Он мне сказал, что ее долг там оттого, от другого, на что я ответствовала, что она имеет содержание (и он такое), как никто в Европе, что сверх того сие содержание только на одни платья и прихоти, а прочее — люди, стол и экипаж — им содержится, и что сверх того еще она платьем и всем года на три снабдена была. И чтоб не хуже было менее купить и заказать всякой дряни и лоскутки и завести хозяйство порядочное. Он говорил, что дорога им дорога стала2. На что я ответствовала, что я их вожу и что за них вдвое пошла противу моего проезда. На сие он меня хотел уверить, что на них кладут то, что на меня пошло. Одним словом, он просит более двадцати тысяч, и сему, чаю, никогда конца не будет. Говори Ан[дрею] Ра[зумовскому], что[б] мотовство унял3, ибо скучно понапрасно и без спасибо платить их долги. Естьли все счесть и с тем, что дала, то более пятисот тысяч в год на них изошло, и все еще в нужде. А спасибо и благодарности ни на грош. 311. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 апреля 1775. Москва] Друг милой и бесценный. Я чаю, Вел[икого] Кн[язя] понапугать и тем можно, буде ему Разу[мовский] или кто ни на есть скажут, что подобная репутация быть мотом зделает молодежи дурной пример, ибо на него слаться будут, выпрося у родителей денег на уплату мотовства. Вить скучно. 312. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 апреля 1775] О сорока тысячах я, окроме Дюранова1 писем, нигде не слыхала. Пишешь, Г[раф] С[ольмс] — дур[ак]2. 313. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 апреля 1775] Буде письмо невинное могло зделать скаредному моему Щесаревичу] наивящее попотение1, то, по крайней мере, приложенный указ, которого прошу приказать переписать иной рукой, дабы и из сего толки не вышли, должен пресечь всякое скаредное и неистовое подозрение и восстановить справедливость мысли2. 314. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 апреля 1775] Милуша, я весела, я не сержусь, да и не за что. Гришенька премилый, вчерашний день не выключу из числа дней щастливых, ибо кончился весьма приятно. Хотя бы и впредь бы так было. Я, душенька, буду уступчива, и ты, душа моя, будь также снисходителен, красавец умненький. Портрет я тебе дам в мирное торжество1. Наперед тебе сказываю для избежания недоразумений. Adieu, mon bijou, mon coeur, м[уж] дорогой. 315. Екатерина II — Г.А. Потемкину[24 апреля 1775] При сем прилагаю издание И.И. Бецкого, из которого увидите его нынешнее ума положение. Но хотя он сие берет на свой щет, но по существу оно выписано из книги «Epitres diverses sur differents sujets par le etc.» de Bayer. «L'Epitre a Sa Patrie» etait adressee a la Westphalie en 1743. M-r Betzky en a fait une application a la Russie,[118] и оно идет, как увидите, как корове седло. Тут, чаю, входит и то, что Настасия ныне англозировалась1. 316. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 25 апреля 1775] Ехать Репнину в Боровск я дозволяю, а о Боровском монастыре ничего сказать не могу, ибо не ведаю, сколь сие сходствует с общим о погребении по всей Империи зделанным узаконениям. 317. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 1 мая 1775] Получил я от Графа Панина дошедший к нему рапорт от Суворова и на тот его ответы. Он желает ведать: Вы изволите найтить их достаточными или что отвечать прикажете. Р_у_к_о_й Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Резолюцию сходственно с тем, что о сем приказано, а подозрение на башкирцев слишком хитро, в сем я не участвую. Из вышеписанных строк вычернила я речи церемониальные1. 318. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 7 мая 1775] Заготовь же и Манифест, который тогда и публиковать, когда время будет. И в нем-то вносить нужно все их буйствы, почему вредное таковое общество уничтожается. 319. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 9 мая 1775] Я знаю, для чего ты сегодня меня не пустил и для чего рано встал. Это для того, чтоб я к тебе не приступала с подобными требованиями, как у Троицы Никола к Параше. Однако, это даром. Только пришли сказать, каков ты сего дни? 320. Екатерина II — Г.А. Потемкину[20 мая 1775. Село Братовщина] Здравствуй, сударка. Я пришла дом[ой] и отошла шесть верст и ничего не устала. А ты, душа, здоров ли? 321. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 20 мая 1775. Москва] Это переманка, душатка, не новая. Крым-Гирей в Балту всегда переманивал. Это штука Девлет-Гирея, чтоб более иметь дохода1. Мельгунову в сем изъяснение подавать надоть2. Батя, улыбнись. 322. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 24 мая 1775] Я думаю, что Г[раф] П.И. Панин может от себя приказать объявление делать в те места, где он за нужно находит, что до него слух дошел, что в простолюдье носится молва, будто какой-то злодей Метелька1 сбирает толпу для народного снова разорения. И для того он, Гр[аф] Па[нин], находя таковой слух общему покою противным, запрещает всякое злодейское подобное разглашение равномерно и произношение слова «Метелька». И буде за сим хто в народе слух таковой рассеивать будет и в том доказан будет, то жестоко на теле наказан будет. 323. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май-июнь 1775] Хотя Вы и знаете, я чаю, но однако же я Вам даю знать, что и мне известно, что Петр Кирилл[лович] увез Черторижскую и обвенчался с ней сего дня1. 324. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май-июнь 1775] Батько, письмо твое я получила1, сидя за столом. А теперь, встав, скажу тебе, батько, что ни один, батько, тебя так не любит, как я. Батько, спроси у Гагарина, каким цветом юбка Демидовой была та, из которой она в церкви выпорола полотнища для подножия при венчании Пет[ра] Кир[илловича]?2 325. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 3 июня 1775] Во веки веков не поеду более Богу молиться. Ты таков холоден ко мне, что тошно становится. Яур, москов, казак, волк, птица. 326. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 6 июня 1775] Я думаю Степанова выслать из гвардии, по причине прежней его службы, напольным капитаном1. И сие будет с унизением одного чина. Однако же ожидаю Ваше о сем мнение. Прошу прочесть сентенцию и ревизию. 327. Екатерина II — Г.А. Потемкину[8 июня 1775. С. Коломенское] Голубчик миленький, прямой наш праздник сегодня, и я б его праздновал[а] с великой охотою, но то дурно, что у тебя все болит, а я всею душою желаю тебя видеть здоровым, веселым, довольным, ибо люблю чрезмерно милости Ваши. 328. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 15 июня 1775] Милостивый Государь мой Григорий Александрович. Я желаю Вашему Превосходительству всякого благополучия, а в карты сего вечера необходимы Вы должны проигрываться, ибо Вы меня внизу вовсе позабыли и оставили одну, как будто бы я городовой межевой столб. Р_у_к_о_й _Г.А. П_о_т_е_м_к_и_н_а: (строка условных знаков, имитирующих арабскую вязь), то есть ответ; если сметь сказать или доложить, что все писанное неправда, ибо Вас сюда нетерпеливо ожидали. 329. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 20 июня 1775] Голубчик, пошли сказать к Г[рафу] Панину, что я Гр[афа] Шувалова означила ехать к Шведскому Королю с контр комплиментом. 330. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 28 июня 1775] Позвольте, матушка Государыня, сегодня отлучиться. Я зван в гости. Р_у_к_о_й_ _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Желаю веселиться, а по вчерашней записке определите полковниками (Вами представленные). 331. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Июнь 1775] Я приметила, что Матушка Ваша очень нарядна сегодня, а часов нету. Отдайте ей от меня сии. 332. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 4 июля 1775] Княгиня Голицына просит за 150 душ 36 000 да 30 000 взаймы на десять лет — итого 66 000. Сумма сия немалая и кондиции не суще умерены и цена деревень тем несумненно увеличится. 36 тысяч, буде необходимость, дать велю, а взаймы на десять [лет] — 30 000 — несходственно с банковым учреждением, думаю отказать. А как орденские [суммы] отдадите в банк, то приказать можно, чтоб 10 000 ей же Княг[ине] дали на семь лет. 333. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 июля 1775] Aves Vous envoye du vin aux deux regiments qui ont ехеrce devant moi? Et aves Vous recu la liste des gens employes au feu d'artifice de la paix? Pardon, si je Vous importune, mon coeur, mais je souhaiterais que l'un et l'autre fut fait parceque je crains que des miseres comme cela ne s'oublie et cependant cela fait plaisir au gens, et avec les artificiers cela s'est toujour pratique. 334. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 8 июля 1775] Батинька, по спискам Бибикова нельзя Фельдм[аршалу] остаться в том доме1. Я приказала Гофмарш[алу] сыскать другой, и кой час сыщет, то пошлю сказать. Григо[рий] Ни[китич] говорит, что Дармштадский где жил поедет осмотрит2. Прощай, душа. 335. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 8 июля 1775]. J'ai oublie de Vous dire que cela est fort indifferent que le Marechal passe de jour ou de nuit par les porte triomphales faites pour lui sur le chemin; parce qu'elles sont fort bien de jour aussi. 336. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 10 июля 1775] 1. Повестить Гр[афу] Румянцеву, Князю Долгорукову, Графу Орлову и Гр[афу] Панину, чтоб прислали имян тех, кои достойны по службе прошедшей войны к награждению, а еще не награждены. 2. Подать список тех, кои желают ко двору. 3. Сказать Князю Вяземскому, чтоб Сенат подал о тех, кои десять лет и выше в одних чинах и ревностно исполняют службу, или о таких, кои пресекли непорядки в своих департаментах или подали способы к поправлению той или другой части управления. 337. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 10 июля 1775] Батинька, не луче ли будет, как Каменскому по штатутам надлежит Георгий второго класса, дать ему при том шпагу, нежели двух лент вдруг1. Но буде найдешь двух лент складнее, ни словечушка не молвлю. 338. Екатерина II — Г.А. Потемкину[10 июля 1775. Москва] Матушке твоей во утешение объяви фрейл[ин]ами, сколько хочешь из своих племянниц. 339. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 10 июля 1775] Mon Ami, faut il donner toujours au Marechal le titre Задунайский?[121] 340. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 10 июля 1775] Жетоны и медали, кои солдатам раздать, пожалуй, прикажи скорее раздать, слышишь, голубчик. 341. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 26 июля 1775] Милуша, Завадовский1, чаю, тебе сказал, что я велела об деле Сапожевском2. Ответствовать же на ласку досель не могла, ибо был у меня В[еликий] К[нязь], а теперь знай, что ты милая душа и я тебя люблю, как душу. 342. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1 августа 1775] Деньги четыре тысячи привезли для трех полков, и я приказала тебе сказать, чтоб изволил взять на каждый, сколько надобно, а ты ответ прислал, что не знаешь и не помнишь. Я также не знаю, как фрунт проеду. Остановиться ли, дабы мимо прошли нас или нет? Прошу о сем ясно сказать, как луче, а отнюдь не ответствовать, «как благоугодно Вам» 1, ибо я ищу ясности и лучей, дабы опять не было от недогадки моей, как у Троицы, что ход с крестами очутился позади кареты оттого, что не знала, что он у приходской церкви, а его позади народа не видно было. Просим о сих наших докладах не гневаться, а ответствовать без гнева, ибо и мы негневны, а только голову ломаем о сотворении Креста Господня. При самом возхожденьи солнца из недр сна. 343. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 1 августа 1775] 1. Спросите у Князя Долгорукова1, буде бы кто в доме его, не спросясь у него, стал жить, что бы он зделал? 2. Буде бы кто, живя в его доме без его дозволения и согласия, от него за кустами прятался, где б его увидел издали, что бы он зделал? 3. Буде бы кто, жив в его доме, без его дозволения и согласия, в оном повелевал и распоряжал, ездил бы на его лошадях, с его собаками, посылал бы к его людям приказания и не уважал бы ни его, ни ему принадлежащего, что бы он зделал? 4. Буде бы тот человек, видя, что хозяину его поступки неприятны, на того бы не смотрел и не унимался, что бы он зделал? 5. Буде хозяин, избавясь подобного сокровища из дома, впредь не пустил в дом, а тот бы его назвал несправедливым, что бы он зделал? Получая его ответ, решу его судьбину. 344. Екатерина II — Г.А. Потемкину[2 августа 1775] Кукла, или ты спесив, или ты сердит, что ни строки не вижу. Добро, душенька, накажу тебя, расцалую ужо. Мне кажется, ты отвык от меня. Целые сутки почти что не видала тебя, а все Щербачев и другие шушеры, что пальца моего не стоят и тебя столько не любят, те допускаются до вашего лицезрения, а меня оттерли. Добро, я пойду в General des Jamchiks[122] возле вас, то получу вход к Высокопревосходительному. 345. Екатерина II — Г.А. Потемкину[4 августа 1775] Душенька, я теперь только встала и думаю, что не успею к тебе прийти, и для того пишу. Я спала от второго часа и до сего часа очень хорошо. Ужо часу в двенадцатом поеду прокатывать невестку, а он поедет верхом. Погода райская, и оне вчерась уже о сем говорили мне. И хотя дико покажется, что она выедет сегодня, нашим баринам, но я сие на себя беру. Скажу, что я ее вывезла. Кукла милая, я тебя люблю чрезвычайно. Прости. 346. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 6 августа 1775] Запрещение о привозе вина из-за границы зделан в рассуждении таком, чтоб уменьшить выход из государства монеты. Ибо вино есть продукт второй нужды, и как сие правило есть общее, которое простирается на все границы, то отмена его в одной части будет отзываться и в других. И понеже правило таковое есть полезно, то без необходимости нарушить ее не должно, ибо весь тариф опрокинет. 347. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 16 августа 1775] В Петербурхе великое было наводнение, чего видя, Фельд[маршал] Кн[язь] Голицын тотчас приказал зделать фонтаны таковые, кои, вытянув воду с улицы, кидали ее в облака. И теперь, буде ветр облака не разнесет, ожидать надлежит великие дожди. 348. Екатерина II — Г.А. Потемкину[18 августа 1775] Долго, голубчик, тебе со мною обходиться так недружественно. Ко мне В[еликий] К[нязь] приходил спросить, как поеду? Я сказала — обедать в Коломенском. Он сказал, что полкам велено быть готово по утру. Я осталась в дурах, ибо не знаю того, чего мне надлежит приказать и от меня требовать: время и час. 349. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 25 августа 1775] Очень хорошо. Только Великим Князьям не надобно сказать, что будет, а то вздумают, что будет комедия, которая ныне у них представляется под неприятным видом. Сему причиною Маркети1 и его кривляний, а повезу их с собою, будто гулять, буде день будет хорош. 350. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 августа 1775] Батинька, сударушка. Был у меня В[еликий] К[нязь] и спросил меня с большими околичностями и несмелостию, будет ли чего завтра? И что им хочется спектакель. Я на то ему сказала, что может быть, буде поспеет, то в лесу будет «Аннетта и Любин», но чтоб жене не открыл. А буде не поспеет, то в Коломенском играть велю комедию, с чем пошел весьма доволен и благодарил. Ainsi, mon Ami, si l'орerа comique ne peut avoir lieu dans le bois, ordonnes la Comedie a Kolomensky.[123] Милой друг, душа безпримерная. 351. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 сентября 1775] Я, соизволяя на Ваше прошение, наполненное благодарностию и признанием к Г[оспо]дину Загряжскому (и холодностью ко мне, хем-хем), дозволяю ему пасть ко священным моим стопам, когда и где угодно Вам будет1. И сверх того разрешаю Вам употребить слово «Вы» во все утро заочно, сколько изволишь, лишь бы я его не слыхала ни письменно, ни словесно. О, холодно, холодно! Знатно, окошки где открыты. Так и несет ветер буйный, звонится знатно пред Г[оспо]дином Загряжским. Посылаю по обрядного. 352. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 7 октября 1775] Чтоб со славою поправить усердный, но неосторожный и хлопотливый поступок Де Медема, надлежит возвратить ключи Дербента и восстановить Фет-Али хана. 353. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 27 октября 1775] Прочитав допрос майора Лаврова и сличая оный с письмом Ген[ерал]-Пор[учика] Кн[язя] Голицына, нахожу я тут разонствующие обстоятельства. Признаюсь, что вина Лаврова уменьшается в моих глазах, ибо Лавров, пришед в дом Князя Голицына с тем, чтоб требовать за старую обиду, офицерской чести противную, сатисфакцию, не изъясняя, однако, какую, и быв отозван в другую комнату, получил от Князя отпирательства, слова и побои горше прежних вместо удовольствия и удовлетворения. Был посажен в погреб, потом в избу и, наконец, в полицию, где и теперь под строгим арестом. Я чаю, у нас нету места, которое о сем деле судить может с основанием, ибо в сем деле служба и честь смешаны и легко потерпеть могут. Для такого рода дел во Франции и только в одной Франции, помнится, установлено — Jugement des Marechaux de France.[124] Я б сердечно знать желала о сем мнение Фельдм[аршала] Гр[афа] Румянцева, как сие дело кончить с честию. Пришло на ум, отдать на суд кавалерам Свя[того] Георгия с таким предписанием, чтоб честь, служба и законы равно сохраняемы были, а презусом посадить Каменского Ген[ерал]-Пор[учика]. Но незрела мысль еще. 354. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Начало ноября 1775] Матушка, ежели уже Великая Княгиня знает, что Принц Де Пон умер, не изволишь ли послать хотя за Николаем Ивановичем, чтоб через него сказать ей Ваше сожаление. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Я Великому Князю поручила то делать, а сама пойду ужо, ибо сказала, что не очень здорова. 355. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 7 ноября 1775] Просим и молим при каждой статье поставить крестик таковой +, и сие значить будет апробацию Вашу. Выключение же статьи просим означивать тако #. Переменение же статьи просим прописать точно. 356. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 7 ноября 1775] Присланных бумаг: первой — план генеральный1 и все к тому принадлежащее — я читала с большим удовольствием и нашла, что все то с полной головой и глубоким размышлением составлено, за что тебе премного спасибо. И во оном вижу везде пылающее усердие и обширный твой смысл. Вторые бумаги, касательно губерний2, я тоже читала и об оном приказала с тобою объясниться, ибо число жителей по уездам некоторым вышло из прилагаемой препорции. Луче оные, то есть уезды, умножить. 357. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 13 ноября 1775] Батинька, три раза старалась я приходить к тебе, но всякий раз я нашла лакей и истопники. И так, посылаю Попову1, чтоб узнать, каков ты. 358. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 14 декабря 1775] Пожалуй, батинька, не упомяни уже более ни о чем. Я твоей ласкою чрезвычайно довольна. И она, конечно, мое есть утешение. И так, je Vous prie d'agir comme si de rien n'etoit,[125] и все пройдет, и моя бездонная чувствительность сама собою уймется и останется одна чистая любовь1. Разсуди, пожалуй, какую плутню учинил Матонис2. Кому верить после того из тех людей. 359. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец 1775] Пошли спросить у Адмирала Спиридова, много ли албанцы во флоте получали, как жалование, так и провиант, дабы узнать можно, сколько на 250 человек на месяц нужно и того и другого. А по тому на первый случай и распоряжения зделаем. Буде же теперь в Керчи и Ениколе тесно и албанцев будет более, то, кажется, луче на первое время их поместить по городам Азовской губернии, по городам и крепостям, а тамо помаленьку можете их позавоживать в Керчь и Ениколе, а то боюсь, чтоб зимою не вытерпели великую нужду. Пожалуй, позабочива[йт]есь об них. Письма и записочки Екатерины II — Г.А. Потемкину1775 360.Нимало не сумневаясь, ответствую многократным признанием. 361.Уверена о всем, что пишешь. С благодарностию непременною чувствительно принимаю прекрасный дар, а наипаче сентименты, начертанные Вашей верной рукой. 362.Кукла, я с концерта, на котором Вы из памяти не выходили, пришла. Могу ли прийти к Вам или нету, не знаю. Или изволишь ли ко мне пожаловать? 363.Pourrai-je savoir ce que c'est que la nouvelle folie que Vous aves imagine?[126] 364.По причине дальности и дурной погоды желаю, чтоб не утрудились. 365.Воля Ваша, я безтолкова. Я вижу, что это перо племянницы Вашей1, mais que voules Vous que j'en fasse; a moins de la presenter au Perroquet.[127] 366.Батинька, за картину тебя благодарю, а Виц-губернатор зделан будет. 367.Киргизские ханы жалованье получают, помнится, по триста рублей. И так, жалованье уровнять, чаю, можно, чтоб зависти не было между тамошними народами. Это сумма весьма великая. 368.Присланные письмы чрез вручителя сего получила и на оные ответствовать себе предоставляю в городе. Кланяюсь обоим — и писателю и приписателю и желаю им здравствовать и веселиться. 369.Si Votre Compagnie Vous amuse, j'en suis bien aise, mais il ne faut pas oublier Vos Amis pour cela. Souvenes Vous que la fierte n'est pas une vertu, pourrai-je avoir l'honneur de Vous voir, Monseigneur? 370.Ну, батинька, ждала я до двенадцати часов, думала, что пришлешь по причине вчерашней моей боли спросить, какова я. Но вижу, что моя ожиданья тщетна, хотя знаю, что сие отнюдь не от того, что я не в памяти Вашей. Однако, как Вы делами упражнены, а я уже отделалась, то сие пишу к Вам, дабы узнать, живы ли Вы. А я жива. 371.Боже мой, увижу ли я тебя сегодни? Как пусто, какая скука. Я политическое ваше собранье желаю быть везде, где хотят, а мне бы быть с тобою. 372.Недоразумение мое — в щете и весе ошибаться легко. Прошу сказать Князю Вяземскому о договоренной цене, о пошлине и о сроках платежа, а он, Князь Вяземский, так изготовит указы. 373.Хорошо, пусть сей раз их отпустят без пошлин, но с таким объявлением для избежания ежегодных о сем от них докук, что вперед они должны платить пошлины, а Вице-канцлеру сказать надлежит, чтоб никому в свете пашпорты не были даны в противность моих учреждений. 374.Qu'est се que Vous penses est-il necessaire et meme bienseant de faire repartoire cet enfantillage? Cela s'appelle faire respecter ses caprices, a ce qu'il me paroit. 375.При сем посылаю известные ружья. Я весьма поздо встала да и захлопоталась по причине езды сегодняшней. Прощай, голубчик. 376.О артиллерии, понеже деньги Вам нужны, приказала сего утра Князю Вяземскому, и он с Вами о сем говорить будет. 377.Voyes mon Ami, puisque Vous m'aves parle de recompenser la bonne conduite, si cette montre peut servir a cet usage. 378.Унимай свой гнев, Божок. Вздор несешь. Не бывать ни в Сечи, ни в монастыре. 379.L'humeur et l'impatience nuisent a la sante tout ce que l'on fait avec humeur et impatience est mal fait et maussade quand on se laisse aller a l'humeur on prend par depis et par deraison toujours le plus mauvais parti. Voila ce que je viens de lire dans un livre. Si Vous trouves que mon livre a raison, venes chez moi. 380.Сие письмо сходственно тому, чего я всегда тебе говорила. Доброй ночь, ложусь спать, голубчик. 381.Mon Ami, comme je ne sais pas qui Vous aves invite, je ne sais pas non plus qui prendre avec moi. 382.Я, голубинька, об Виличе и не слыхала, а сказывал Черны[шев], что просит о какой-то деревне родовой дяди своего Кн[язь] Чарторижский. На что я ответствовала, что буде пришлет, что дядя ему дает, то отдадим. Об Виличе велю выправиться. А ты сударка милая. 383.Голубчик, естьли слезок нет, не изволь морщиться над пряжками, а носи их на здоровье. Прощай, милюшка, я радуюсь, что ты весел. 384.J'ai choisi pour lui une bret[elle] de 1 800 rs., si Vous ne me conseilles autrement.[133] 385.Запиши имянной указ об уничтожении суда. Но причины надо прописать и чтоб отнюдь не упомянуто было, что сие делается по чьей прозьбе, а прописать можно для наступающих праздников. Здравствуй, милой друг. 386.У меня так сильно голова болит, что я теперь ни о каких делах рассудить не могу. И так, голубчик, вперед о татар поговорим. 387.Pour couper court а се dont Vous m'aves parle, faites lui dire que j'ai rependu moi [meme]:[134] что унтер-офицеры гвардии инако не выпускаются (окроме наказаний), как в напольные офицеры. 388.Совет просит почту и курьера Репнина прочесть. 389.Слишком год, как проект таковой Банка, зделанный Сен-Полем, готовый лежит. Я ныне его возьму паки в разсмотренье. Быть может, что тем курс установится. 390.Ныне вить не апрель первое число, что прислать бумагу и в ней написать ничего. Знатно сие есть следствие Вашего сновидения, чтоб лишней ласкою не избаловать. Но как я лукавству худо выучилась, то статься может, что иногда и я не догадываюсь, что безмолствие значит. Но, как бы то ни было, как я ласкова, то от Вас зависит платить нас неравной монетою. Гяур, Москов, козак яицкий, Пугачев, индейский петух, павлин, кот заморский, фазан золотой, тигр, лев в тростнике. 391.Что-то написано было на сем листе. Уж верно брань, ибо превосходительство Ваше передо мною вчерась в том состояло, что Вы были надуты посереди сердца, а я с сокрушенным сердцем была ласкова и искала с фонарем любви Вашей утомленную ласку, но до самого вечера оная обретать не была в силе. Что же зделалось? О, Боже! лукавство мое поправило то, что чистосердечие испортило. Брань родилась третьего дни оттого, что я чистосердечно искала дружески и без хитрости лукавства и приуготовления — изъясниться с Вами о таких мыслях, кои нельзя было думать, чтоб кому ни на есть могли быть предосудительны, но напротив того, они еще были в собственную Вашу пользу. Вчерась же вечеру я поступала с лукавством нарошно. Признаюсь, нарошно не посылала к Вам до девяти часов, чтоб видеть, приидешь ли ко мне, а как увидела, что не идешь, то послала наведаться о твоем здоровье. Ты пришел и пришел раздут. Я притворялась, будто то не вижу. И, норовнее во всем тебя, довела сердце и дуванье до упадка и видела с удовольствием, что ты сим уже от нее рад был отделаться. Ты скажешь, что просил у меня ласковое письмо и что я вместо того делаю рекапитуляцию брани. Но погоди маленько, дай перекипеть оскорбленному сердцу. Ласка сама придет везде тут, где ты сам ласке место дашь. Она у меня суетлива, она везде суется, где ее не толкают вон. Да и когда толкаешь ее, и тогда она вертится около тебя, как бес, чтоб найти место, где ей занять пост. Когда ласка видит, что с чистосердечием пройти не может, тот час она облечет ризы лукавства. Видишь, как ласка хитра. Она всех видов с радостию приимет, лишь бы дойти до тебя. Ты ее ударишь кулаком, она отпрыгнет с того места и тот же час перейдет занимать способнейшее по ситуации, дабы стать ближе не к неприятелю, но к ее другу сердечному. Кто же он? Его зовут Гришенька. Она преодолевает его гнев. Она ему прощает неправильное коверканье ее слов. Она крутым его речам присваивает смысл уменьшительный, спыльчивые пропускает мимо ушей, обидные не принимает на сердце или старается позабыть. Одним словом, ласка наша есть наичистосердечнейшая любовь и любовь чрезвычайная. Но сердись, буде можешь, и отвадь нас, буде способ сыщешь, быть чистосердечной. Великий найдешь барыш. Раздумайся, раздуйся, но, пожалуй, хотя мало, соответствуй, и оба будем довольны. 392.Ласковое Ваше письмо с сумазбродным предложением я получила, и понеже я в полном уме и в совершенной памяти, я оное кину в печь, как лишнюю и недельную бумажку. Я сие принимаю без сердца, ибо мысли мои незлобны и я могу человека не хотеть в том или другом месте, думая, что он годен и способен в других. А об прочих, кажется, нигде и упомянуто не было. Вы были в намерении браниться. Прошу повестить, когда охота пройдет. 393.Душенька, я взяла веревочку и с камнем, да навязала их на шею всем ссорам, да погрузила их в прорубь. Не прогневайся, душенька, что я так учинила. А буде понравится, изволь перенять. Здравствуй, миленький, без ссор, спор и раздор. 394.Хотя мои цыдулки у тебя наровне трактованы с дражайшими письмами умной твоей кузины, но однако я не могу тебе не сказать в ответ на твою записку (следует строка условных знаков наподобие арабской вязи), то есть — я тебя чрезвычайно люблю, в знак чего посылаю к тебе гостинца, то есть твой зубочист, который у меня квартирует. Adieu, mon coeur.[135] 395.Голубчик, возвращая к Вам письмо Господина Браницкого, прилагаю цыдулу к Маврину1, которой ортографию прошу поправить. Сей человек усерден и со здравым рассудком: он об заводских крестьян что говорит, то все весьма основательно, и думаю, что с сими иного делать нечего, как купить заводы и, когда будут казенные, тогда мужиков облехчить. За ласку тебе спасиба, я сама ласкова же. Adieu, mon bijou, je Vous aime de tout mon coeur.[136] 396.И ведомо пора жить душу в душу. Не мучь меня несносным обхождением, не увидишь холодность. Платить же ласкою за грубости не буду. Откровенно быть я люблю и в сем нету затруднений в душе моей. Что ты болен, голубчик, о том жалею. Calmes Votre esprit, il lui faut du repos. Au reste Vous deves Vous en tier a la bonte de mon coeur, qui n'aime point a voir ou a faire souf-frir; j'aimerais bien a trouver la meme disposition dans les autres hommes vis a vis de moi.[137] 397.Хотя Вы мне сказали, что Вы ко мне неласковы, и я довольна, потому причину имела не быть к Вам ласкова и Вам то сказать, естьли б сие сходствовало с моими мыслями. Но как во мне ни единой неласковой нитки нету, то Вам в соответствие солгать не намерена для того, что подло для меня говорить то, чего с чувствием не сходствует, гяур! 398.Я буду весела, душа милая. Ей Богу! Я столь разтронута любовью твоей и твоим сожалением, что я б желала сыскать способ, чтоб ты позабыл прошедшего дня и все, что произходило, и чтоб более о том уже между нами упомянуто не было. Сударушка моя, сердечушко безценное. 399.Нежное твое со мною обхождение везде блистает и колобродство твоих толков всегда одинакое тогда, когда менее всего ожидаешь. Тогда гора валится. Теперь, когда всякое слово беда, изволь сличить свои слова и поведение, когда говоришь, чтоб жить душу в душу и не иметь тайных мыслей. Сумазброда тебя милее нету, как безпокойство твое собственное и мое, а спокойствие есть для тебя чрезвычайное и несносное положение. Благодарность, которою я тебе обязана, не исчезла, ибо не проходило, чаю, время, в которое бы ты не получал о том знаки. Но притом и то правда, что дал мне способы царствовать, отнимаешь сил души моей, разтерзая ее непрестанно новыми и несносными человечеству выдумками. Сладкая позиция, за которую прошу объяснить: надлежит ли же благодарить или нет. Я думала всегда, что здоровье и покойные дни во что-нибудь же в свете почитают? Я бы знать хотела, где и то, и другое с тобою быть может? 400.Вы и вам дурак, ей Богу ничего не прикажу, ибо я холодность таковую не заслуживаю, а приписую ее моей злодейке проклятой хандре. Vous affiches il me semble cette froideur, saches que cette affiche tout comme cette froideur sont deux betes ensemble.[138] Однако же, естьли это affiche только для того, чтобы я сказала, чего ни на есть ласкового, то знай, что это труд пустой, ибо я божилась, что окроме одной ласки я ласкою платить не буду. Я хочу ласки, да и ласки нежной, самой лучей. А холодность глупая с глупой хандрой вместе не произведут, кроме гнева и досады. Дорого тебе стоило знатно молвить или «душенька» или «голубушка». Неужто сердце твое молчит? Мое сердце, право, не молчит. 401.…по сту и по полторы давала. Теперь изволь щитать: хотя бы по двухсот тысяч в год прибыло, чтобы в десять лет вышло два миллиона, но и сего быть не может, ибо двести — один год только даны откупщикам целой кампании. Погодно на персону пятьдесят тысяч не может приходить. И так, естьли б и тут что в кампании даст пользу сущую, то, по крайней мере, барыш есть выдумленный, чего и подписую. Екатерина 402.Из криминального дела, по которому с преступника снято дворянство по моей конфирмации, вышло, что бездельники выманили на Тамбовский и Ширванский полк из комиссариата медали и ленты. Потом медали перелили в слитки, ленты сожгли. Мне кажется, что подобное случиться не могло, буде в полках медали инако не раздавались, как с генеральским аттестатом в комиссариат. 403.В мастерской есть штатский советник Леонтий Исаков1. Сей написан в произвождении с десятилетними, но, как я не знаю, дано ли ему сие место вместо отставки, то прошу мне о сем дать знать, ибо таковых я в произвождении не написала, а буде хочешь, произведен будет. 404.Что касается до Ащерина1, чтоб его определить в отставной лейб-гвардии баталион, то, чаю, сие невозможно, ибо когда зделана в Муроме инвалидная гвардейская рота, тогда положено Московской баталион дать исчезать, и для того уже давным-давно в сей баталион не определяют никого, и думаю, что уже весьма мало. А в команде он Князя Волконского. И так, желаю знать, куда Ащерина девать. 405.Брат брату зделал полный экипаж. Одел его от головы до ног. Тоже и людей. Заплатил сим полугодишное жалование вперед. Да сверх того деньгами чистыми дал ему две тысячи рублей, да ныне чрез комиссариат переслал тысячу рублей. А всего обошлось около шести тысячей, о чем щеты явствуют и налицо хранятся, не считая того, что здесь за него заплатил. Вот те самые верные и чистые известия. Г.А. Потемкин — Екатерине II406.[1775] Ея Императорскому Величеству. Всенижайшее прошение. Припадая к стопам Вашим, прошу меня уволить сегодня обедать к Лазоревичу. Раб Вашего Величества Г.П. Р_у_к_о_й Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Увольняю с таким всемил[остивейшим] подтверждением, чтоб ни обжор[ства], ни пья[нства] не было, а за тем болезнь не воспоследовала. 1776407. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1 января 1776] Батинька, сударушка, ласковое твое письмо о новом лете1 не инако мною принято, как с тем нежным чувствием, с которым принимаю все то, что от тебя приходит. Дай Бог и тебе все то, что только желать можешь. Люблю тебя сердечно и буде ты мне друг, то знай, что, конечно, и я вернейший, которого имеешь. Я твоих прозьб исполняю, прошу тебя и моих не предать забвению. Прощай, душа милая, я сей час позову Морсошникова2 и велю, чтоб он хранил на мой кошт Гра[финю] Воронцову3. 408. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1 января 1776] Я Ан[ну] Кар[ловну] хранить приказала, но и то правда, что братец ее довольно богат1, чтоб сей долг ее мог на себя взять. 409. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Начало января 1776] Батинька, здравствуй. Бориско1 приехал и с деньгами. Тринадцатый день, как из Москвы. И целую гисторию сложил. Я думаю, что он играл, их проиграл, а как отыгрался, то прискакал. А говорит, будто воры его разбили и лошади и будто воров отдал в Новгород. 410. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Начало января 1776] Выдумка и поклеп Ив[ана] Черны[шева] о Загряж[ском]. 411. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 25 января 1776] Генерал-Порутчик Суворов просит в отпуск на год. По сему и не остается в дивизии Петербургской ни одного Генерал-Порутчика. Я б желал Господина Кашкина, но на сие нужна Ваша воля. Ежели позволите, то Коллегия его определит. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Определите Кашкина1. 412. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 31 января 1776] Петровна на свой щет ставит. Мы ее сватаем. Сметь ли благодарить Перюша. Отнюдь казалась не дика. 413. Г.А. Потемкин — Екатерине II[31 января 1776] Сей день тезоименитая Евдокея многая лета пользовалась щедротами царскими. Но бык прервал сию струю милостей. Она не меньше, как Ио, сокрушалась, лишь только не бегала по свету столько и не была как та превращена в корову. Рада же теперь сесть хоть на козла, лишь бы только приобресть то право, что потеряла. Аминь. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Моп Ami, quand je donne une fois suis-je obligee [de] donner toujours?l Cette fois je don nerai, mais pour Vous faire plaisir, mais je ne veut pas qu'elle me fasse un devoir de donner.[139] 414. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 14 февраля 1776] Будте изволишь, подпишу сей, а буде изволишь, то и одно только позволенье для тысячи лошадей. Естьли сей подпишу, некоторое будет несходство с ответом, данным две недели назад Цесарскому поверенному в делах, ибо тут отговорились недостатком, мором и запрещением, и в согласие сего ответа луче будет выпустить закупленные тысячи лошадей до запрещения. Все же и цесарцам не хочется вспомоществовать противу Абдула-Гамеда Хан Оглу Хан Ахмета. Покорнейшая услужница. Кто умнее, тому и книги в руки. Изволь избрать сходственнейшее с обстоятельствами, и по решению Вашему положу знамение моего имяни. 415. Екатерина II — Г.А. Потемкину[20 февраля 1776] Сухое Ваше письмо я получила и при оном Ваш доклад. Теперь у меня правилы читают, и я с Вами о докладе изъяснюсь, когда зделаете мне честь ко мне прийти. Письма Екатерины II — Г.А. Потемкинуфевраль — март 1776 416Благодарность и чувствование соединились во мне, получа, батинька, письмо твое и прекрасный подарок. Прошу быть уверен, что моя к тебе искренная дружба и чистосердечная привязанность никогда непременно во мне пребудет. Будь сам здоров и весел, умножишь тем самым мое удовольствие. Прощай, любезный питомец, желаю тебе добрая ночь. Теперь ложусь спать. 417Что моя голова дурна, кружится и слаба, сие непритворно1. Я не зла и на тебя не сердита. Обхождения твои со мною в твоей воле. Мучить тебя я не намерена. Напрасно беспокри[шь]ся. Я желаю тебя видеть спокойным и сама быть в равном положении. Друг мой сердечный, истину говорю, приклони слух твой к правде. Некому тебе говорить ея, окроме меня самое. 418Подобного ответа на простое предложение о моем желании видеть — нарисовано то, чего меня фраппировало.[140] Я не ожидала и теперь не знаю, в чем мое любопытство тебе оскорбительно. Еще менее ведаю, кто тебя шиканирует.[141] 419Весьма резонабельное твое письмо я получила1 сей час и на оное буду ответствовать подробно, чего бы теперь учинила, буде бы не время было выйти. Будь спокоен и надежен, что я тебе отнюдь не враг. 420Верности первейший знак есть покорность. Неблагодарность оказать я непривычна. Жизнь Ваша мне драгоценна и для того отдалить Вас не желаю. 421Прочитав, душатка, твои письмы, нетрудно решиться: останься со мною. Политичные же твои предложения все весьма разумные. 422Больного совестно будить; мне, батинька, Шт[акельберг]1 сказывал, что спишь. Теперь посылаю сие, чтоб узнать, каков ты? Я велела, чтоб от себя написал инструкцию, и чаю, дело так и пройдет2. Душа, я все делаю для тебя, хотя б малехонько ты б меня encouragиpoвал[142] ласковым и спокойным поведением. Je ne suis jamais mieux que quand les mouvemens de mon bon coeur ne sont pas genes.[143] Сударка, м[уж] любезный. 423Батинька бесценный, скажи Штакельбергу, чтоб пришел завтра в десять часов. Теперь у меня мысли весьма устали и притом занята размышленьем о турецком разрушении мирного трактата отказом двух важных артикулов1. И сие бродит в голове, а завтра со всяким прилежанием войду в твои дела, кои всегда охотно зделаю, душа милая. 424Штакельберг прийти может; хотя теперь голова болит, да немного. Думаю вытти, друг сердечный. 425A Vous entendre parler quelquefois l'on dirait que je suis un monstre qui a tout les defauts et surtout celui d'etre une bete. Je suis d'une dissimulation horrible, si je suis affligee, si je pleure, ce n'est point par sensibilite, mais par toute autre raison que celle-la, et par consequent il faut mepriser cela et me traiter de haut en bas, moyen fort tendre qui ne saurait que reussir sur mon esprit. Cependant cet esprit tout mechant, tout horrible qu'il est ne connait point d'autre moyen d'aimer qu'en rendant heureux ce qu'il aime et par cette raison il lui est impossible d'etre brouille un moment avec ce qu'il aime sans en etre au desespoir, il lui est encore plus impossible d'etre continuellement occupe a reprocher tous les moments du jour ceci ou cela a ce qu'il aime; au contraire mon esprit est occupe a trouver des vertus, des merites a ce qu'il aime. J'aime a voir en Vous toutes les merveilles. Dites moi un peu, comment series Vous, si continuellement je Vous reprochois les defauts de toutes Vos connaissances, de tous ceux que Vous estimes ou employes le plus, que je Vous rendisse responsable des betises qu'ils font, series Vous patient ou impatient? Si, Vous voyant impatient je me fachais, me levais, m'enfuyais en jetant les portes derriere moi, qu'apres cela je Vous battais froid, ne Vous regardois [pas] et meme que j'affectois d'etre plus froide qu'en effet je ne me trouvais; qu'a cela j'ajoutois des menaces. Decides cela que je me donnais des airs avec Vous; enfin si apres cela Vous avies la tete aussi echauffee et sang bouillant, seroit-il fort etonnant si tous les deux n'avoitent pas le sens commun, qu'ils ne s'entendissent pas ou qu'ils parlassent tous les deux a la fois[144] Христа ради выискивай способ, чтоб мы никогда не ссорились. А ссоры — всегда от постороннего вздора. Мы ссоримся о власти, а не о любви. Вот те истина. Я знаю, что скажешь. И так не трудись выговорить. Право, безответно оставлю, ибо с моей стороны я, конечно, намеренье взяла не горячиться. Voules Vous me rendre heureuse, paries moi de Vous, je ne me fachere jamais.[145] 426Mon Ami, Vous etes fache, Vous me boudes, Vous dites que Vous etes afflige, et de quoi? De ce que je Vous ai ecrit une lettre ce matin qui n'a pas le sens commun, Vous m'aves rendu cette lettre, je l'ai dechiree devant Vous et l'ai brulee un moment apres. Quelle satisfaction pouves-Vous desirer encore? L'Eglise meme, quand un heretique est brule, ne pretend rien de plus. Mon billet est brule, Vous ne voudres pas me bruler aussi, mais, si Vous continues a me bouder, Vous detruisee toute ma gayete pour le tems que cela durera. Paix, mon Ami. Je Vous tends la main, la voules Vous?[146] 427Душу в душу жить я готова. Только бы чистосердечие мое никогда не обратилось мне во вред. А буде увижу, что мне от нея терпеть, тогда charite bien ordonnee commence par soi-meme.[147] Переводы денежные оставьте, как оне теперь суть в Голландии тянуть будут деньги часто в Черное море. Душа милая, голова болит, писать неловко. 428Гневный и Высокопревосходительный Господин Генерал Аншеф и разных орденов Кавалер. Я нахожу, что сия неделя изобильна дураками. Буде Ваша глупая хандра прошла, то прошу меня уведомить, ибо мне она кажется весьма продолжительна, как я ни малейшую причину, ни повода Вам не подала к такому великому и продолжительному Вашему гневу. И того для мне время кажется длинно, а, по нещастию, вижу, что мне одной так и кажется, а Вы лихой татарин. 429Пора быть порядочен. Я не горжусь, я не гневаюсь. Будь спокоен и дай мне покой. Я скажу тебе чистосердечно, что жалею, что неможешь. А баловать тебя вынужденными словами не буду. 430Mon mari m'a dit tantot:[148] Куды мне итти, куды мне деваться? Mon cher et bien aime Epoux, venes chez moi, Vous seres recu a bras ouverts.[149] 431Я написала и изодрала для того, что все пустошь. И как Вы умны очень, то на все сыщете ответ, а я на себя Вам оружия не подам. Впрочем, поступайте, как изволите. Мне Вам предписывать нечего, да того знайте, что и я стараюсь разбирать Ваши мысли и поступки, кои во мне действия производят потому единственно, как я в них нахожу те сентименты, кои я бы желала найти. Je Vous avoue outre cela que j'aime mieux voir Votre visage que Votre dos.[150] 432Батинька, голубинька, зделай со мной Божескую милость: будь спокоен, бодр и здоров, и будь уверен, что я всякое чувство с тобою разделяю пополам. После слез я немного бодрее и скорбит меня только твое безпокойство. Милой друг, душа моя, унимай свое терзанье, надо нам обеим tranquillite,[151] дабы мысли установились в сносном положенье, а то будем, как шары в jeu de paume.[152] 433Как слепой о цветах судит, так судишь о положении человека, которого не ведаешь мысли. Мне скучно, это правда. Из доверенности я Вам сие открыла и более еще сама не знаю за собою, да и знать нельзя, понеже от глаз и взгляда издалека о положении объектов и мест судить нельзя. Расстояние же изчислить и измерить нет возможности. И так, до зрелости откладываю и отнюдь на почту скакать не хочу, ибо обижена. 434Владыко и Cher Epoux![153] Я зачну ответ с той строки, которая более меня трогает: хто велит плакать? Для чего более дать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу твоей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана Святейшими узами? Голубчик, изволишь суп[с]онировать[154] невозможное, на меня шляся. Переменяла ли я глас, можешь ли быть нелюбим? Верь моим словам, люблю тебя и привязана к тебе всеми узами. Теперь сам личи: два года назад были ли мои слова и действия в твоей пользы сильнее, нежели теперь? 435. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Февраль-март 1776] Р_у_к_о_й _Г.А. П_о_т_е_м_к_и_н_а Моя душа безценная, Ты знаешь, что я весь твой, И у меня только ты одна. Я по смерть тебе верен, и интересы твои мне нужны. Как по сей причине, так и по своему желанию, мне всего приятнее твоя служба и употребление заранее моих способностей. Зделав что ни есть для меня, право не раскаешься, а увидишь пользу. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II Знаю. Знаю, ведаю. Правда. Без сомненья. Верю. Давно доказано. С радостию, чего! Душой рада, да тупа. Яснее скажи. 436. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Февраль-март 1776] Р_у_к_о_й _Г.А. П_о_т_е_м_к_и_н_а Позволь, голубушка, сказать последнее, чем, я думаю, наш процесс и кончится. Не дивись, что я безпокоюсь в деле любви нашей. Сверх безсчетных благодеяний твоих ко мне, поместила ты меня у себя на сердце. Я хочу быть тут один преимущественно всем прежним для того, что тебя никто так не любил; а как я дело твоих рук, то и желаю, чтоб мой покой был устроен тобою, чтоб ты веселилась, делая мне добро; чтоб ты придумывала все к моему утешению и в том бы находила себе отдохновение по трудах важных, коими ты занимаешься по своему высокому званию. Аминь Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II Дозволяю. Чем скорее, тем луче. Будь спокоен. Рука руку моет. Твердо и крепко. Есть и будешь. Вижу и верю. Душою рада. Первое удовольствие. Само собою придет. Дай успокоиться мыслям, дабы чувства действовать свободно могли; оне нежны, сами сыщут дорогу лучую. Конец ссоры. Аминь. 437. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 8 марта 1776] По поводу известий бригадира Бринка1, что мне сообщил Фельдмаршал, как их только получил, я предложил ему, чтоб усилить тот деташемент Смоленским драгунским и Острогожским гусарским, которые к той стороне расположены. Он уже и писал о сем к Князю Прозоровскому. Надлежит мне знать, угодно ли Вашему Величеству обратить помянутые полки в ту сторону. Я у сего прилагаю записку о числе войск, какие уже действительно в том краю находятся. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Из записки усмотрела с удовольствием, что сила на той стороне достаточная. 438. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович! Всемилостивейше дозволяем Мы Вам принять от Римского Цесаря присланный к Вам диплом на Княжеское достоинство Римской Империи и соизволяем впредь Вам именоваться повсюду в силу онаго диплома Римской Империи Князем. Впрочем остаемся как всегда к Вам доброжелательна. Екатерина Марта 21 ч., 1776 г. 439. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 марта 1776] Батинька, Ch[er] Ep[oux], хандришка от купанья в холодной воде. Я тебе сказывала, что надо мною тоже бывает. Сейчас из Риги получила известье, что Принц Генрих 21 ч. мар[та], то есть в прошедший понедельник, к вечеру приехать хотел в Ригу и примахнет, чаю, на страшную неделю, в начале. Мызишку сыщем. Напишу к Броуну1, чтобы приискал. Батя, голубчик, друг милой, будь весел, откинь хандру. 440. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 марта 1766] Когда ни поступки, ни слова не могут служить доказательством, тогда или воображение наполнено пустотою и своенравием, либо подозрением равномерна пустым. Как бы то ни было, не имев на сердце, ни за душою оскорбительной для тебя мысли, пребываю в надежде, что бред сей наискорее кончится, чему истинная пора. 441. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 марта 1776] Je Vous fais се billet pour Vous dire que cette nuit en songe me sont apparus les esprits de Caliostro et ils m'ont dit: «Tout songe est menteur», mais ecrit: «Le Pr[ince] Pot[iomkine] dans la mixture chimique qu'il alambique pour toi, il employe toute sorte d'herbes excellentes et tres saines; ils m'ont nomme toutes les herbes par noms et surnoms; j'en pourrais faire un Catalogue a part (mais comme cela ne gate point la chose ou ni entre pas, je le reserve pour une autre fois); mais ont ajoute les petits esprits d'un pouce et demi de haut, il у en a deux qui croissent sur la meme tige qu'il meprise ou neglige d'y faire entrer; cependant il est essentiel pour toi et ton bonheur qu'elles s'y trouvent, ces herbes sont tendres et delicates, elles n'ont point d'autre nom, mais la tige d'ou elles sortent a un nom sacre pour les ames nees. Je fus frappee de ce que me disaitent les esprits; je me hatois de porter a Votre alambic un brin de ces herbes sans lesquelles, me disoitent les esprits, tout le reste se reduiroit a rien; mais j'eus beau marcher sur la pointe des pieds, a peine m'aprochai-je de Votre alambic, que je Vous trouvai sur mon chemin. Vous me repoussates avec tant de vehemence que je me reveillai en sursaut, les yeux baignes de pleurs de ce que les seules herbes qui pouvaitent rendre la mixture bonne, saine et agreable pour moi etoitent celles, que Vous negligies et dont Vous ne voulies pas entendre parler. Reveillee je rappelois mes esprits et je dis: il faut qu'il sache mon reve. Tenes le voila. S'il ne Vous amuse pas, Vous n'aves qu'a faire dire a Caliostro de tenir ses esprits en bride, afin qu'ils cessent de faire des apparitions pour moi, je m'en passerai aisement».[155] 442. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 марта 1776] От Вашей Светлости подобного бешенства ожидать надлежит, буде доказать Вам угодно в публике так, как и передо мною, сколь мало границы имеет Ваша необузданность. И, конечно, сие будет неоспоримый знак Вашей ко мне неблагодарности, так как и малой Вашей ко мне привязанности, ибо оно противно как воле моей, так и несходственно с положением дел и состоянием персон. Венский двор один. Из того должно судить, сколь надежна я есмь в тех персон[ах], коих я рекомендую им к вышним достоинствам. Так-то оказывается попечение Ваше о славе моей. 443. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 21 марта 1776] Батинька Князь! До рождения моего Творец назначил тебя мне быть другом, ибо сотворил тебя быть ко мне расположенным таковым. За дар твой благодарствую, равномерно же за ласку, которую вижу и с зрительною трубкою, и без нее, куда не обращуся. 444. Екатерина II — Г.А. Потемкину[4 апреля 1776. С.-Петербург] Защитница и друг твой тебе советует надеть Прусский орден и сие будет учтивость и аттенция. 445. Екатерина II — Г.А. Потемкину[9 апреля 1776. С.-Петербург] Когда Принц о чем говорить тебе будет, то выслушай, да мне скажи, чтоб по материи разобрать было можно. Советовать в твою пользу я всегда рада. О преданности твоей не сумневаюсь. Добра ночь, ложусь спать. 446. Екатерина II — Г.А. Потемкину[10 апреля 1776. С.-Петербург] Я была в четыре часа, и она мучилась путем. Потом успокоились боли, и я ходила пить кофе. И выпивши, опять пошла и нашла ее в муке, коя скоро паки так перестала, что заснула так крепко, что храпела. Я, видя, что дело будет продолжительно, пошла убираться. Убравшись, опять пошла. Настоящие боли перестали и он идет ломом. Сие может продлиться весьма долго. Я приказала, чтоб меня кликнули, когда увидят, что дело сериознее будет. У меня у самой спина ломит, как у роженицы, чаю, от безпокойства. 447. Екатерина II — Г.А. Потемкину[12 апреля 1776] M[onsieur], пророчество мое сбылось. Неуместность употребления приобретенной Вами поверхности причиняет мне вред, а Вас отдаляет от ваших желаний. И так, прошу для Бога не пользоваться моей к Вам страстью, но выслушать ко времяни и к случаю мои резоны, кои, право, основаны не на пустых отговорках. Теперь не могу ответствовать ни за четверг, ни за пятницу, ниже за воскресенье. Я знаю, что ты все сие за пустошь, за лукавство примешь, но оно самое истинное. Ну хотя единожды послушай меня, хотя бы для того, чтоб я сказать могла, что слушайся. Прощай, миленький, люблю тебя чрезвычайно и очень весела, а впрочем здорова, да ночь была крута. 448. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 15 апреля 1776. Царское Село] Естьли Вы удовольствия не находите в беспрестанной со мною быть ссоре, естьли есть в Вас искра малейшей любви, то прошу Вас убавить несколько спыльчивости Ваши, выслушав иногда и мои речи, не горячась. Я от самой пятницы, выключая вчерашний день, несказанное терплю безпокойствие. Естьли покой мой Вам дорог, зделайте милость, перестаньте ворчать и дайте место чувствам, спокойствием и тишиной совокупленные, и кои, следовательно, приятнее быть могут, нежели теперешнее состоянье. Я, право, человек такой, который не токмо ласковые слова и обхожденье любит, но и лицо ласковое. А из пасмурности часто сему противное выходит. В ожиданьи действия сего письма по воле Вашей, однако же, пребываю в надежде доброй, без которой и я, как и прочие люди, жить не могла. 449. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуВсемилостивейшая Государыня! Вашему Императорскому Величеству известны все дерзновенные поступки бывшего сечи Запорожской кошевого Петра Калнишевского и его сообщников судьи Павла Головатого и писаря Ивана Глобы, коих вероломное буйство столь велико, что не дерзаю уже я, Всемилостивейшая Государыня, исчислением онаго трогать нежное и человеколюбивое Ваше сердце, а притом и не нахожу ни малой надобности приступать к каковым-либо изследованиям, имея явственным доводом оригинальные к старшинам ордера, изъявляющие великость преступления их пред освященным Вашего Императорского Величества престолом, которою по всем гражданским и политическим законам заслужили по всей справедливости смертную казнь. Но как всегдашняя блистательной души Вашей спутница добродетель побеждает суровость злобы кротким и матерним исправлением, то и осмеливаюсь я всеподданнейше представить, не соизволите ли высочайше указать помянутым, преданным праведному суду Вашему узникам, почувствовавшим тягость своего преступления, объявить милосердное избавление их от заслуживаемого ими наказания, а вместо того по изведанной уже опасности от ближнего пребывания их к бывшим запорожским местам повелеть отправить на вечное содержание в монастыри; из коих кошевого в Соловецкий, а протчих в состоящие в Сибири монастыри с произвождением из вступающего в секвестр бывшего запорожского имения — кошевому по рублю, а протчим по полуполтин на день. Остающееся же за тем обратить по всей справедливости на удовлетворение раззоренных ими верноподданых Ваших рабов, кои, повинуясь божественному Вашему предписанию, сносили буйства бывших запорожцев без наималейшего сопротивления, ожидая избавления своего от десницы Вашей и претерпев убытков более, нежели на 200 000 рублей, коим и не оставлю я соразмерное делать удовлетворение. Всемилостивейшая Государыня! Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб Князь Потемкин Апреля 21-го дня 1776-го года Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Быть по сему. 14 майя 1776 Царское Село. 450. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 9 мая 1776] Касательно до Разумовского, то зделанное останется в своей силе. Пр[инцу] Дарм[штадтскому] ответствовать прилично, как ты намерен. Сей враль и впредь, чаю, удержится от посещения. Что ты болен, о том жалею. И у меня вчерась голова болела, а сегодня здорова. Возвращаю письмы. 451. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май 1776] Vous m'aves pour une action au fond estimable, mis le poignard dans le sein car Vous m'aves dit qu'une action pareille de ma part diminuait Votre amour pour moi. Ma foi! s'il n'est pas bien leger cet amour, il n'y a pas la de quoi, car je n'ai rien fait du tout qui puisse Vous offenser ni ne ferai, ni n'ai l'idee de faire, malgre tout ce que Votre esprit vif et ombrageux pourra Vous faire imaginer avec Votre fougue ordinaire; mais quoi que Vous disies, je ne m'alarme pas sur Votre compte; je sais fort bien qu'a tout moment Vous me temoignes en parole peu d'estime et d'egard, mais en effet Vous en aves beau-coup dans Votre esprit et dans Votre coeur pour moi; je ne me repents point d'avoir ecrit cette lettre, mais je suis sensiblement affligee de l'effet qu'elle a fait sur Vous et je prevois que Vous me punisses suffisamment en rabachant continuellement cette matiere avec toutes les imprecations imaginable; comme de coutume, je me soumets avec resignation, courage et patience. Allons, commences! Il n'y a qu'un point que je ne saurois supporter, c'est si reellement Vous cessies de m'aimes. 452. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май 1776] Прочтите с терпением мой ответ, ибо я без скуки прочитаю Ваши письмы. Вот Вам ответ на первую строку: Бог да простит Вам, по моему желанию, пустое отчаяние и бешенство не токмо, но и несправедливости, мне оказанные, ради причин, кои приписываешь и кои не инако, как приятны мне быть должны. Но буде можно, просим позабыть неприятное. Катарина никогда не была безчувственная. Она и теперь всей душою и сердцем к тебе привязана. Она иного тебе не говорила и, снося обиды и оскорбления (читай вчерашнее ея письмо), увидишь, что ты найдешь всегда, как ее желать можешь. Я не понимаю, почему называешь себя немилым и гадким, а меня милостивой ко всем, опричь тебя. Не прогневайся, сии суть три лжи. В милости по сю пору ты первый. Гадким и немилым едва быть ли можешь. Слово «омерзение» не токмо из тебя, но и из меня душу извлекает. Je ne suis pas nee pour la haine, elle n'habite point dans mon ame, je ne l'ai jamais sentie ni n'ai l'honneur de la connaitre.[157] Я верю, что ты меня любишь, хотя и весьма часто и в разговорах твоих и следа нет любви. Верю для того, что я разборчива и справедлива, людей не сужу и по словам их тогда, когда вижу, что они не следуют здравому рассудку. Ты изволишь писать в разуме прошедшем, изволишь говорить «был, было». А мои поступки во все дни приворотили лад на настоящее время. Кто более желает покой и спокойствие твое, как не я. Теперь слышу, что ты был доволен прошедшим временем, а тогда тебе казалось все мало. Но Бог простит, я не пеняю, отдаю тебе справедливость и скажу тебе, чего ты еще не слыхал: то есть, что, хотя ты меня оскорбил и досадил до бесконечности, но ненавидеть тебя никак не могу, а думаю, что с тех пор, что сие письмо начато и я тебя видела в полном уме и здравой памяти, то едва ли не пошло все по-старому. Лишь бы устоял в сем положении, а буде устоишь, то, право, каяться не будешь, милой друг, душа моя. Ты знаешь чувствительность моего сердца. 453. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май 1776] Буде есть в тебе капля крови, еще ко мне привязанная, то зделай милость — прийди ко мне и выложи бешенство. Ей, ей, сердце мое пред тобою невинно. 454. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май 1776] Батинька, верь, что я не сердита и что желаю тебя видеть спокойным. Я тебе стократно повторяла, что одно твое обхождение может нам доставить жизнь схожую с нашим состоянием. Друг мой, кто столько желает дружно и спокойно жить, как я, и кто нравом тише. Возьми рассудок предводителем, а не имажинацию. Она тебя выводит из натурального положения. 455. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Май 1776] Вы изволили мне приказать: «такого-то смотреть сквозь пальцы». Я, Всемилостивейшая Государыня, где смотрю, там смотрю не сквозь пальцы. Отступаюсь же там, где у меня вырвутся из пальцев. Но, когда бы перестали мои способности или охота, то можно избрать лутчего, нежели я, на что я со всей охотой согласен. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Я колобродным пересказам не причиною. Я никогда не сказывала, что «такого-то смотреть сквозь пальцев», а сказывала: «такого-то несмотрение». И того я говорила на щет Толстого, ибо непростительно ему полк или, лутче сказать, солдат толикое число оставить без нижнего платья. Я столько смыслу имею, что подполковник не может быть каптенармус. 456. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май — июнь 1776] Vous m'aves grondee hier toute la journee sans aucune raison. Dieu merci aujourd'huy Vous en aves trouve une. J'ai ecrit une lettre qui Vous deplait, mais si Vous pouvies un monent envisager la chose, sans aucune sorte de passion, Vous verries que cette lettre est la lettre d'une Imperatrice elemente a un sujet qui l'а offensee par etourderie, par extravagance et par manque de jugement, que cette Imperatrice a puni comme elle le devoit, un sujet qui l'а offensee, mais qu'un meme tems elle n'a pas oublie que ce sujet a expose souvent sa vie, comme il le devoit pour son service. Voila l'examen sans passion et sans fougue de cette lettre, qui est une piece a imprimer. 457. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Май-июнь 1776] Прочитала я тебе в угодность письмо твое1 и, прочитав его, не нашла следа речей твоих вчерашних, ни тех, кои говорены были после обеда, ни тех, кои я слышала вечеру. Сие меня не удивляет, ибо частые перемены в оных я обыкла видеть. Но возьми в рассуждение, кто из нас безпрерывно строит разлад и кто из нас непременно паки наводит лад, из чего заключение легко родиться может: кто из нас воистину прямо, чистосердечно и вечно к кому привязан, кто снисходителен, кто обиды, притеснения, неуважение позабыть умеет. Моим словам места нету, я знаю. Но, по крайней мере, всякий час делом самим показываю и доказываю все то и нету роду сентиментов в твою пользу, которых бы я не имела и не рада бы показать. Бога для опомнись, сличая мои поступки с твоими. Не в твоей ли воле уничтожить плевелы и не в твоей ли воле покрыть слабость, буде бы она место имела. От уважения, кое ты дашь или не дашь сему делу, зависит рассуждение и глупой публики. Просишь ты отдаления Завадовского. Слава моя страждет всячески от исполнения сей прозьбы2. Плевелы тем самым утвердятся и только почтут меня притом слабою более, нежели с одной стороны. И совокуплю к тому несправедливость и гонение на невинного человека. Не требуй несправедливостей, закрой уши от наушник[ов], дай уважение моим словам. Покой наш возстановится. Буде горесть моя тебя трогает, отложи из ума и помышления твои от меня отдалиться. Ей Богу, одно воображение сие для меня несносно, из чего еще утверждается, что моя к тебе привязанность сильнее твоей и, смело скажу, независима от evenements.[159] Сожалительно весьма, что условленность у Вас с Гагариным, Голицыным, Павлом, Михаилом и племянником3, чтоб свету дать таковую комедию, Вашим и мои злодеям торжество. Я не знала по сю пору, что Вы положения сего собора исполняете и что оне так далеко вникают в то, что меж нами происходит. В сем я еще с Вами разномыслю. У меня ни единого есть конфидента в том, что до Вас касается, ибо почитаю Ваши и мои тайны и не кладу их никому на разбор. Всякий человек устраивает свои мысли и поступки по своей нежности и по своему уважению к тем особам, к коим имеет обязанности или склонности. И как я никогда не умела инако думать о людях, как по себе, то равное ждала и от других. Из моей комнаты и ни откудова я тебя не изгоняла. В омерзении же век быть не можешь. Я стократно тебе сие повторяю и повторяла. Перестань беситца, зделай милость pour que la douceur de mon caractere puisse rentrer dans son etat naturel, d'ailleurs Vous me feres mourir.[160] 458. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 2 июня 1776] Вот, матушка, следствие Вашего приятного обхождения со мною на прошедших днях. Я вижу наклонность Вашу быть со мною хорошо. Но довели и до того, что Вам ко мне милостивой быть становится уже не в Вашей воле. Я приехал сюда, чтоб видеть Вас для того, что без Вас мне скушно и несносно. Я видел, что приезд мой Вас амбарасировал.[161] Я не знаю, кому и чему Вы угождаете, только то знаю, что сие и ненужно и напрасно. Кажется, Вы никогда не бывали так стеснены. Всемилостивейшая Государыня, я для Вас хотя в огонь, то не отрекусь. Но, ежели, наконец, мне определено быть от Вас изгнану, то лутче пусть это будет не на большой публике. Не замешкаю я удалиться, хотя мне сие и наравне с жизнью. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Моп Ami, Votre imagination Vous trompe[162]. Я Вам рада и Вами не embarrasuрована[163]. Но мне была посторонняя досада, которую Вам скажу при случае. 459. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 3 июня 1776] Даваясь точь в точь в мою волю, не будешь иметь причины каяться. Пришли Елагина. Я с ним говорить буду и готова слушать, что ему поручишь со мною говорить. И, чаю, что сие коротче будет, нежели письменные изражения. 460. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 3 июня 1776] Изволь сам сказать или написать к Елагину, чтоб сыскал и купил и устроил дом по твоей угодности. И я ему то же подтвержу, а впротчем уверениям твоим охотно веру подаю, потому что таковые мысли сходственные суть с честностию и добросердечием. 461. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 3 июня 1776] Душа любезная, ужо о доме Биби[кова] поговорим. 462. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 7 июня 1776] Матушка Государыня, я четыре дни ждал, когда по обещанию Вашему начнете говорить о судьбе Бибикова дому. Всемилостивейшая Государыня (серия знаков, имитирующая арабское письмо). Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Если дело пошло на фигурничанье, то Вашему Превосходительству донесу, что некогда было говорить о доме Бибикова для того, что я видела, что Вы упражняетесь в ворчанье и роптанье. А теперь, быв чувствительно тронута сей Вашей цыдулы, имею честь быть Вашего Превосходительства (серия знаков, имитирующая арабское письмо). 463. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 7 июня 1776] Ecoutes Mon Ami, Votre lettre demanderait de longues discussions, si je voulais у repondre en detail; j'en ai choisi deux points essentiels. Le premier, la maison d'Anitchkoff. A Moscou on en voulait quatre cent mille roubles. C'est une somme enorme que je ne saurais ou prendre, mais Елагин n'a qu'a demander le prix; peut-etre est-elle a meilleur marche; c'est une maison inlogeable et qui menace ruine; tout un cote est une muraille crevassee; l'entretien et la reparation seront, je crois, pas de peu d'importance. Le second point est l'amitie; j'ose affirmer qu'il n'y a pas d'ami plus fidele que moi, mais que faut-il pour etre ami? Il m'a paru toujours confiance reciproque; de mon cote elle a ete entiere. Il у a bien longtems que je Vous ai dit ce que je pensais la-dessus. Reste a savoir, de quel cote penchait la balance, et du quel les egards… etc; mais treve de discussions: je ne pretends ni disputer, ni aigrir; je sais estimer et connais le prix des choses.[164] 464. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 21 июня 1776] Батинька, видит Бог, я не намерена тебя выживать изо дворца1. Пожалуй, живи в нем и будь спокоен. По той причине я тебе и не давала ни дома, ни ложки, ни плошки. Буде же для диссипации[165] на время уроненное ты находишь за лучий способ объездить губернии, о том препятствовать не буду2. Возвратясь же, изволь занять свои покои во дворцах попрежнему. Впрочем, свидетельствуюсь самим Богом, что моя к тебе привязанность тверда и неограниченна и что не сердита. Только зделай одолжение — menages mes nerfs.[166] 465. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 21 июня 1776] Que de choses dans un menuet et dans Votre lettre aussi.[167] Верь, что отъезд меня не амбарасирует. Думаю, что сам, подумавши, тому поверишь. Пишешь тетрадями. Ответствовать пришлю1. Но как едешь, то буду ожидать возвращения. Бог с тобою, и я тебе желаю всякого добра. 466. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 21 июня 1776] Mon cher Ami, voyes un peu si cette tournure Vous accommode, j'espere bien que Vous ne Vous en ires pas sans me voir, Vous ne rendes pas justice a mes sentimens, cela m'afflige. 467. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович, купленный Нами Аничковский у Графа Разумовского дом Всемилостивейше жалуем Вам в вечное и потомственное владение. Извольте принять его от Елагина, которому и исправить, и убрать его по Вашему вкусу приказано, употребя на то до ста тысяч рублев. Екатерина В 22 день июня 1776 года. Царское Село 468. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович. Письмо Ваше господин Елагин мне вручил1. Будьте уверены, что я справедливость отдаю усердию Вашему ко мне и к службе моей. Князю Вяземскому говорить буду, чтоб начатое окончил. Великий Князь пишет ко мне из Риги от 20 июня2, что полки, кои под Ригою, терпят нужду в обуви и в одежде и что от ссоры Ген[ерал]-Пор[учика] Эльмпта с Генерал-Губернатором служба терпит. Наведаетеся, от чего полки те и наги и босы, и прикажите поправить, чего поправить надлежит. Что же до Эльмпта касается, то, чаю, он не имеет с Генерал-Губернатором в той губернии дела, и так, чаю, и ссора их есть ссора и ничего более, ибо формальной жалобы нету. Пребываю с искренним доброжелательством благосклонна. Екатерина Из Села Цар[ского]. Июня 23 ч. 1776 469. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович, два письма Ваши: одно без числа, а другое от 29 сего месяца, я получила. За поздравление благодарствую. Репорты Кн[язя] Прозо[ровского], знатно, Вы позабыли прислать2, хотя в письме пишете, что их прилагаете. Ко мне из Риги пишут, что полковники аммуниционные вещи не принимают. Унимайте сей безпорядок. Соммерса при сем отправляю. Что Вы ногу разбередили, о том сожалею. В прочем пребываю как и всегда доброжелательна. Екатерина Из с. Петергофа, 30 июня 1776 г. 470. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! По сообщению от Ивана Перфильевича о пожаловании мне дома Аничковского я лобызаю ноги Ваши. Приношу наичувствительнейшую благодарность. Милосерднейшая мать, Бог, дав тебе все способы и силу, не дал, к моему несчастию, возможности знать сердца человеческие. Боже мой, внуши моей Государыне и благодетельнице, сколько я ей благодарен, сколько предан и что жизнь моя в Ея службе. Всемилостивейшая Государыня, имей в твоем покрове и призрении человека, тебе преданного душою и телом, который наичистосердечнейшим образом по смерть Вашего Величества вернейший и подданнейший раб Князь Потемкин Июля 5 [1776]. Новг[ород] 471. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 июля 1776] Mon Ami, par rapport a Vos Gouvernements, pour les mettre sur le nouveau pied aves Vous fait quelque chose? Et Vous en etes — Vous occupe depuis Votre retour ou non? Je Vous prie de me faire savoir.[169] 472. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 июля 1776] Батинька, не изволишь ли, чтоб Лифляндскому Ген[ерал]-Губ[ернатору] дала на сей случай такой указ, чтоб он в тех полках на щет Комиссариату выдал сколько следует из рижских казенных доходов. 473. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 26 июля 1776] Князь Григорий Александрович. Князь Вяземский везет к Вам письмо Князя М.Н. Волконского, из которого усмотрите, что он уже наряд зделал, и, кажется, едва есть ли нужда послать более того. Чего отдаю на Ваше разсмотрение. О Рожнове Брюсу прикажу1. 474. Екатерина II — Г.А. Потемкину[26 июля 1776] При сем посылаю к Вам письмо Архангелогородского губернатора к Генерал-Прокурору1 и письмо сего ко мне, из которого усмотрите, что надлежит послать небольшую легкую команду для очищения Вологодского уезда от разбойничей шайки. Видно, что у страха глаза велики и что гора мышь родить может. 475. Г.А. Потемкин — Екатерине II[26 июля 1776] Чрез Сенат донесено уже, конечно, о сем. Такой же рапорт Князя Волконского, в Военную коллегию дошедший, у сего подношу. Шайка воровская может быть и вправду достойна уважения и довольно Князь Волконский принял мер отрядом трех шквадронов и приближением одного баталиона. Но что он предписал в Рязани квартирующему полку, сие мне кажется больше наделает шуму и привязок с стороны воинской команды. Ежели там еще воров нету, то по сему предписанию доискиваться будут, Матушка Государыня, я так думаю. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Рязанскому полку, надеюсь, и дела не будет, а у страха глаза велики. 476. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 27 июля 1776] Подан мне от Сената доклад по делу Глебова1. В сем докладе полагается, дабы установить на Москве комитет из трех Сенаторов, кой бы имянем Сената (которому от меня поручено сие дело) производство вел. Сие делается для того, чтоб все щеты и людей из Москвы не таскать сюда. Хотя Глебов и жалуется на Кн[язя] Волконского, но, однако, как сему следствие уже поручено, то, думаю, ему только придать двух Сенаторов, и имянно: или Измайлова2, или Козлова3, или Камынина4, или Вяземского5. Из сих четырех — двух. Но как дело сие комиссариатское, то прошу мне сказать для пользы, кого Вы находите из них луче, буде иных не придумаете. 477. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 27 июля 1776] Конечно, матушка, Всемилостивейшая Государыня, лутче быть следствию в Москве. Сенаторы кажутся все равны, которым изволили написать. Только я мою мысль предварительно Вам открою, что в похищении казны едва ли найдут его виноватым, а ежели б следовали в упущении должности, то б он был бы повинен и виноват не меньше, как в похищении. Не прикажете ли тут прибавить и Г[енерал]-К[ригс]комиссара Дурново1. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Я б сего определила, но опасаюсь отнять у него время от обширной должности. Что неможете, о том сердечно жалею. 478. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Октябрь 1776] Un plan forme pendant quatre a cinq mois (dont meme NB, la ville et les faubourgs etaient instruits) pour plonger le poignard dans le sein de son amie, de la personne qui nous affectionne le plus, qui n'avait en vue que notre bonheur reel et constant; un pareil plan fait-il honneur a 1'esprit et au coeur de celui qui Га concu et qui le met en execution? 479. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович. Пошлите к Генерал-Поручику Павлу Олсуфьеву1 абшит, как непрочному к военной службе, ибо, быв наряжен в поход, просится к Москве и сюда для тяжебных дел и по слабости здоровья. И прикажите его выключить из армейского списка. Екатерина Но[ября] 12 ч., 1776 г. Письма второй половины 1776480. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПриложенное письмо к Графу Штакельбергу я нарочно не дописала1, дабы Вы могли оного содержание распространить, колико за полезно рассудите. После чего допишу и подпишу. 481. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВот, матушка Государыня, какие странности. Быть так, что один брат вздумал было с Сардинским двором заключить оборонительный и наступательный трактат, сие было только смешно. Но что другой в Сибири затеял, могло б навлечь худые следствия. Ежели не дошло до Вас губернатора Немцова представление, то я от себя посылаю, которое мне Немцов, как начальнику войску иррегулярному, прислал при секретном рапорте. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Я приказала послать сенатского майора Смирнова арестовать Нарышкина и сего сумасшедшего привести в Сенат. 482. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕстли б поданные от меня штаты о поселенных полках достойны были Вашего Величества апробации, то б я просил конфирмовать их. Необходимая нужда того требует. Сии полки, не имея положения, терпят нужду в мундирах и аммуниции, а бывшие запорожцы без упражнения не отправляют никакой службы, следовательно, в праздности. Сумм же на сии полки в прибавок, как сами изволите видеть, ничего не требуется. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н+ы II: Мундиры и аммуницию откуда брали прежде? Запорожцев упражнять и умещать долго ли? Таможенные те доходы по сю пору едва естьли достаточны, а при начатии каждой войны с той стороны вовсе пресекутся. Комиссариат же разстроен многими воровствами, недоимками, но отягощен чуть ли не выше мер, доходы убавлены, а расход прибавляется ежечасно, и для того до тех пор, пока Комиссариат окажется исправен, лутче новизны не вчинять, есть мое мнение. 483. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Естьли я не прошу из Комиссариата ни полушки, следовательно, и убытку сему месту нет? Известно ли Вашему Величеству, что я Комиссариату в каждый год зделал меньше расходу 452 943 рубли, а и еще бы зделал до трех сот тысяч. А чтоб полки тамошние были теперь на прежнем продовольствии, как изволите упоминать, сего не можно. Они содержались сборами с селений своих, которыми истощились и разорились во время войны. Я донес Вашему Величеству, что должен Вашей пользе. Впротчем, как угодно Вам. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Из Комиссариата не берете, таможенных нету, следовательно, другие снова расходы из других сумм, кои без того разсигнованы; потребные откуда взять, не знаю. Я читаю штаты губерний Ваши[х]1: тут определяются и учреждаются снова воеводы и их канцелярии, кои в Манифесте моем от 11 ноября 1775 году отрешены и описаны, как оне и суть. Буде конфирмую, как представлены, то и выдет из того, что в одном месте хулю того, что в другом ввожу. Медиус термо[171] сыскать можно. Хотя сердишься, но нельзя не говорить то, что правда. 484. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуСветлейший Князь, Милостивый Государь! По твоему желанию, батя, отысканы три места и, может быть, еще будут. Изволь выбрать: 1. Кайкуша на Неве. 2. Койрова, позади дачи Чернышева. 3. Сказываемый зверинец с шумной речкой у Горелова кабака — Березень, сударушка. 485. Г.А. Потемкин — Екатерине IIПриложенное у сего письмо1 получил я чрез почту, которое для усмотрения Вам, матушка, посылаю. Мне помнится, что Вы приказали сии деревни присматривать в губернии, а как сие последнее зделалось, я не знаю. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Спрошу, что происходило, а помнится Вам я поручила ея торговать. 486. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВаше Императорское Величество мне об этом, то есть, чтоб торговать, не изволили приказывать ни слова. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Что так церемонисто. Пожалуй, батинька, поторгуй. 487. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Сожалею, что часто принужден Вам скучать и такою прозьбою, которая мне потому только нужна, чтоб быть вяще Вам обязану. Мельгунов уехал1, и так распорядок, касательный до выкупа деревень Ягужинского, остановился без действа2. Ежели б Ваше Величество на место его приказали быть. Елагину Ивану Перфильичу, дело б кончилось, конечно, к общему удовольствию. Впротчем, матушка моя родная, поверьте, что я равно буду доволен, будут ли у меня сии деревни или нет. Вы мои намерения об них знали из первого моего благодарения. Притом, Бог знает, что я вперед буду и владеть ли мне чем-нибудь. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: К чему такие мысли печальные и от чего? Елагину быть велю. 1777488. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 5 марта 1777] Mon cher et bien aime Ami, soyes persuade que mon coeur partage tendrement tout ce qui peut Vous affecter, je n'aime point a parler de sujet triste.[172] Поезжай, батинька, в свой дом, тебе здорово проехаться. 489. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 марта 1777] В одиннадцатом часу вечера. Сей час, батинька, получила твое письмо1. Оставляю до завтра чтение сие. Теперь ложусь спать. Bonsoir, mon Ami, demain je Vous dirai[173] с свежей головы, что Бог на ум положит о важной материи твоего письма. Будь здоров и весел. 490. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 30 марта 1777] Ваше Императорское Величество о прощении капитана Якова Княжнина1 в содеянном им преступлении и о возвращении ему прежнего чина, не определяя в службу, Высочайше повелели мне учинить оное самой Военной Коллегии. Но как сия Коллегия, имея записанное Графом Захаром Григорьевичем Высочайшее повеление, чтоб отставить Княжнина без всякого чина, не может собою приступить к сей милости, то не соизволите ли, милосердная мать, повелеть мне объявить Коллегии Высочайший указ. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_ II: Князь Григорий Александрович, объявите Княжнину прощение и возвратите ему чин. 491. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 13 апреля 1777] Не удалось мне, матушка Государыня, самолично принесть поздравление с принятием Святаго причастия. Дай Вам Бог безсчетные лета и непрерывно совершенное удовольствие, а мне только одну Вашу милость. Р_у_к_о_й_ _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II: Премного благодарствую, рука руку моет. Ложусь спать, устала очень. 492. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 17 апреля 1777] Чтоб унять плутни, нужно бы было знать, чрез кого с той стороны тому или другому оказывают, что с ними дурно обходятся для того, что с Вами знаются. Тогда, знав употребленных, я б уже знала, как унять. Панину же говорить велю чрез Бетского или Гр[афу] Остерману1. Буде же луче знаете, то прошу сказать чисто. 493. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 17 апреля 1777] Батя, я приказала Князю Орлову к Вам отписать, что я Гейкину возвращаю секунд-маиорский чин. Добра ночь. 494. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец апреля 1777] Курьер от Прозоровского приехал. Хан выбран. Депеши мною не все прочтены. По прочтении пришлю. Убор годиться будет [для] китайских домиков. Посылая, желаю Вам всякое здоровье и благополучие. 495. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 14 мая 1777] Светлейший Князь, Милостивый Государь! Ответствуя на причины Вашей посылки, чтоб узнать о моем здоровье, объявляю Вам, что я здорова, но в страдании сердечном и душевном, и сему конца не предвижу сегодня. Буде Бог мне судья, то не мне одной. Всегда я снисхожденьем своим плачу всекрайним своим безпокойством. Невинных не забываем не токмо, но ни единой минуты из памяти не выпускаем. Прощайте, Бог с Вами, коли то будет завтра после обеда! Mais tout cela sont paroles perdues car Vous ne parleres pas plus de moi aux personages interesses que Vous m'en paries a moi. Adieu, mon Ami, je suis et sera horriblement fachee contre Vous jusqu'a ce que je Vous voie et cela sera je croi Dieu sait ou et Dieu sait quand.[174] 496. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 14 мая 1777] Я посылала к нему и спросила, имеет ли он, что со мною говорить? На что он мне сказал, что, как он мне вчерась говорил, угодно ли мне будет, естьли кого выберет, и получая на то мое согласие, то выбрал Гр[афа] Ки[рилла] Гр[игорьевича] Ра[зумовского]. Сие говорил сквозь слез, прося при том, чтоб не лишен был ко мне входить, на что я согласилась. Потом со многими поклонами просил еще не лишать его милости моей et de lui faire un sort.[175] На то и на другое я ответствовала, что его прозьбы справедливы и чтоб надеялся иметь и то, и другое, за что, поблагодаря, вышел со слезами. Весь разговор сей ни пяти минут не продолжился. Теперь ждать буду Фельдм[аршала]. Когда-то приидет? Конечно, не сего же дня. Прощай, миленький, забавься книгами. Оне по твоему росту. 497. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 мая 1777] В одиннадцатом часу. Сей час получила известия, что Король Шведский вчерашний день хотел выехать из Стокгольма, что от того дня считая он намерен здесь очутиться чрез две, а не позднее трех недель, то есть неделя после Троицына дня1. Хочет во всем быть на равном поведении и ноге, как Император ныне во Франции2, всем отдать визиту, везде бегать и ездить, всем уступать место. Посла Шефера3 и камергеров шлет наперед и никаких почестей не желает принимать. Будет же он под именем Графа Готландского и просит, чтоб величеством его не называли. Я велю Нолькену4 приехать сюда в пятницу, и он едет ему навстречу. Я послала по Гр[афа] Чернышева, чтоб яхты послать навстречу или фрегату, как успеют. Отдайте Сенюше приложенное письмецо5. Куда как скучаю без Вас6. Adieu, mon cher et bien aime Ami.[176] 498. Екатерина II — Г.А. Потемкину[27 мая 1777] Сима n'а pas de montre, donnes lui celle-ci de ma part, mon cher Ami.[177] 499. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 10 июня 1777] Пожалуй, нарядите нас для Петергофа так, чтоб мы у всех глаза выдрали и чтоб наровне слух был о нашем экоссерстве[178] да и о приезде Короля Шведского1, Перюша2, сударушка. Je crois qu'il у a des chevaux turks a mon ecurie, ils sont a Votre choix. Je Vous baise les mains et j'ordonne a la Perruche de les becqueter.[179] С какой смешной тварью Вы меня ознакомили3. 500. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 июня 1777] Письмо Ваше и с приложением сей час получила1. Я сего дня веселюсь тем, что завтра у Вас буду обедать2. О Вашей же дружбе нежной никак не сумневаюсь, уверения же принимаю с крайней чувствительностью. Прошу Perruche вручить приложенную цыдулку, а Катишу привезу3, mais a condition que la Perruche ne fasse pas des projets d'attaque sur ce retranchement-la.[180] Понеже не упоминаете о моем письме, посланном с конюхом, то знатно еще до Вас не дошло. 501. Екатерина II — Г.А. Потемкину[23 июня 1777] Что неможешь, о том сердечно жалею. Репорта полкового и письмо получила1. Прошений тех людей, о коих пишешь, знаете сами, что без решения не оставлю. Бриллиантового пера в получении нету, хотя пишете, что послали2. С великою охотою готовлюсь быть у Вас во вторник3. Персон же сколько и кого — на Вашу волю и благоразсмотрение предаю. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien et surtout soyes gai et content, ou bien cela m'affligera.[181] 502. Екатерина II — Г.А. Потемкину[24 июня 1777] Князюшка, перо мною получено и отдано Симе, и Сима разщеголял, по милости Вашей. Vous lui aves envoye une canne superbe. Il ressamble au Roy de Suede avec la sienne, mais il surpasse celui-ci en reconnoissence pour Vous.[182] В том от сердца жалею, что неможешь. Пожалуй, будь здоров завтра и весел, или я буду весьма недовольна. Adieu, mon Ami. 503. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 28 июня 1777] Матушка Государыня. Позвольте мне послать к Петрову1, чтоб он прислал ко мне лексикон Белев ради некоторой справки. Еще, матушка моя кормилица, прошу приказать мадам Мальтиц2, чтоб комнаты К[нягини] Катерины Николавны3 отдать моей Варваре Васильевне4. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II: Батинька, о первом, то есть о лексиконе, прикажите Петрову, а о втором прикажу чрез Барятинского, Голубчик, будь весел и здоров. 504. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 3 июля 1777] Также найдете в письме от Князя Прозоровского, кое вчерась прислано1. Но не вем, не введет ли нас сие с Портою в новые хлопоты. Хана же Шагина Гирея, буде ему принадлежат, обижать неприлично. И так, буде будут на Дон, пожалуй, последует доброе; буде же обещают Вам вдруг, то хлопотно. 505. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 3 июля 1777] Некрасовцы не принадлежат никак Порте, а естьли б и принадлежали, то принятие их паки в Россию позволительно в замену того, что турки запорожцев почти большее против их число приняли по заключении уже мира. Естьли ж некрасовцы принадлежат Хану, то весьма убедительные резоны есть к склонению самого Хана согласиться на их выход в Россию и Князю Прозоровскому так приняться хорошо, что сам Хан о сем просить будет. Дело сие большой пользы. Не угодно ли будет о сем сделать разсмотрение. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II: Понеже в рапортах Прозоровского о сем деле упоминается, то при чтении оных в Совете старайтесь вскользь о сем завести разговор, не показывая горячего к сему желания, и повыслушивайте о сем, что разсуждать будут. И буде в пользу, то велите о сем записать в протокол. Новых же хлопот с Портою и чего б Хана дискредитировать могло, отнюдь не желаю завести ради сих людей наипаче. 506. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 5 июля 1777] Скажите Языкову, что я его умещу Губернатором прежде осени1 и чтоб ознакомился с Сиверсом2. Посмотрю, не годится ли и в Твери. Проститься изволь прийти ужо после комедии. 507. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПисьмо сие я читала сама. Приложенный же реестр читал предо мною Турчанинов1. Я буду ожидать от Вас мнения, чем наградить Прозоровского. Генер[ал]-Маиор[ов] его лентами, чаю, наградить довольно. Похвальный рескрипт составить Вам же к нему. Случай же к тому удобный будет после аудиенции татарских посланников2. Пребываю навеки дружелюбна. Екатерина 11 июля 1777 г. 508. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 19 августа 1777] За письмецо благодарствую1. У Кингстонши желаю веселиться2. Видеть Вас в добром здоровье здесь очень жадно хочу. У нас теплее, мы целое утро повсюду гуляем, и все, в том числе и я, здоровы. Adieu, mon bon Ami, portes-Vous bien.[183] Спеша пишу. 509. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 4 сентября 1777] Радуюсь, батинька, что Осиновая Роща тебе понравилась. Когда точная справка вынесена будет, на сколько верст в Осиновой Роще Систербекские заводы лес рубят в Ваших дачах или же сколько Вы захотите, чтоб дачи Ваши освобождены были от рубки леса, то, не мешкав, тебе дам подписанный большими литерами указ. Будь здоров и весел, вот мое желание. 510. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 10 сентября 1777] Батя, ты иногда замысловато докладываешься. Мне куды девать 100 человек колодников, коих острог вода разнесла. Я говорю: в Карантинный дом, но не ведаю, крепок ли он. Канальи живы, а пятнадцать человек верных солдат в том месте у них потонули. 511. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 11 сентября 1777] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Твое великодушие и сострадание всегда ходатайствуют о прегрешивших. Я к сим чувствованиям и к незлобливому твоему сердцу повергаю прозьбу винного. 512. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 11 сентября 1777] К достижению милости моей способ у всех, следовательно, и у Чичерина1 в руках: исполнение с ревностию и точностию возложенную должность. Всегда заслужит от меня призрение. Равномерно да покорится терпеливо воле моей. Сердце Царево в руце Божией. Оно же незлобливо, по Вашему изречению. 513. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 11 сентября 1777] Батинька, о болезни Чичерина жалею. Сей случай при мне в третье над ним случилось. Пожалуй, не будь скучным. Я желаю тебя видеть веселым. Прийди ко мне. 514. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович, поздравляю Вас со днем двойного празденства — рождения и имянин Ваших. Я приказала вручить Фридриксу на диспозицию Вашу полтораста тысяч рублей, кои имеете употребить на оплату Вашего долга. Пребываю к Вам отлично доброжелательна. Екатерина Сент[ября] 30 ч., 1777 г. 515. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 2 октября 1777] Матушка моя безпримерная, скажите Князю Вяземскому, чтоб уже он не торговал больше Пудваши. Да нельзя ли ему приказать об Осиновой Роще. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Об Осиновой Роще уже вчера приказала, а другое прикажу. 516. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 6 ноября 1777] Указ я прочла и вижу, что полки командированы, куда приказала. О больных ничего не ведаю, а впредь, что до меня дойдет, Вам сообщу. Намерения теперь инаго нет, как только смотреть, что турки предприимут, ибо о трактовании с ними теперь полномочия у Стахиева. В случае же войны иного делать нечего, как оборонительно бить турков в Крыму или где покажутся. Буде же продлится до другой кампании, то уже на Очаков, чаю, приготовить действие должно будет. Хорошо бы и Бендеры, но Очаков по реке нужнее1. О летах баста, более ни словечушку не молвлю. 517. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 10 ноября 1777] Батя, ректор Академии будет наречен по твоей прозьбе1. За апельцыны и картины спасибо. Что Осиновая Роща нравится, тому радуюсь, ибо Аз избрахом для тебя сие место. Веселися ей ныне и на сто лет. Прощай, будь здоров, аще я. Saves Vous, mon Ami, tout се que j'ecris depuis trois jours; cela sent la poesie: alles а Назия2 et revenes chez nous gai comme un pinson.[184] 518. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 12 декабря 1777] В Вену послать думаю камергера: или Лопухина, или Кня[зя] Серг[ея] Гагарина, или Талызина. Для Берлина и Швеции — камерюнкера: или Кн[язя] Ал. Ал. Долгорукова, или Кн[язя] Гавр[илу] Гагарина, или Гра[фа] Миниха. К родителям Вел[икой] Княг[ини] капи[тана] гвардии прошу дать. 519. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 20 декабря 1777] Граф Иван Григорьевич Чернышев спрашивает от дежурства позволения быть в церемонии погребальной Адмирала Мордвинова в Невском монастыре обыкновенной пальбе. Они дают от Адмиралтейства один баталион. Всемилостивейшая Государыня! Он служил 61 год, а Вы заслуженных людей почитаете. Не благоугодно ли будет приказать прибавить еще один полк армейский в уважение того, что он был полный генерал. Не прогневайтесь, матушка, на меня, что я от себя осмелился нечто прибавить. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_ II: Помнится есть запрещение о церемониальных погребениях. Выправьтесь о том. Мое есть мнение, чтоб морским оставить погребение, не посылая других команд. 520. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 28 декабря 1777] Батинька, Панина я пришлю к Вам. Что неможешь, о том весьма сожалею. Не пошлете ли Вы на Дон запрещенье, чтоб пруссакам лошадей не продали, а то все-таки покупать станут. Хотя Панин Сольмсу и говорил, генеральное запрещенье делать нельзя, а частное можно, как то Донскому войску и Малороссийской коллегии, чтоб от себя упреждение о сем делали. Adieu, mon tonton. Записочки Екатерины II — Г.А. Потемкину1777 521Голубчик Князь, напрасно обезпокоился. Я и давича тебе сказала, чтоб изволил быть уверен, что нимало мне не досадно все, что говорил. Пожалуй, будь здоров и весел и я буду довольна. Паранья, Леонус, Магнус, Лоди, Мими и я Вам кланяемся. 522Слушай, голубчик, Варенька очень неможет. Si c'est Votre depart qui en est cause, Vous aves tort.[185] Уморишь ее, а она очень мне мила становится. Ей хотят кровь пустить. 523J'aurai l'honneur de Vous dire, la Perruche, dans peu de tems, que je Vous aime de tout mon coeur.[186] 524Voila qui paye les dettes de la Perruche.[187] О, Перюша, Перюша, Перюша. 525Je Vous donne les lignes ci-jointes a la Perruche et faites Vous les montrer.[188] 526Que faites Vous? Que fait ma Perruche?[189] 527Батинька Князь, за письмо благодарствую и желаю тебе быть здоровым и веселым. У меня голова болела весьма сего утра, а теперь молитвами Вашими есть лехче. Surtout для surtout[190] мне кажется, как седло для коровы. Мещанк[ов]у прикажу отпустить гродитуру, которого желаете иметь, но буде не более надобно, как двести аршин, то не луче ли взять фасоны. Андрея Вашего я приказала делать мундшенком. Adieu, mon Ami. Portes Vous bien. 528Батинька друг сердечный, за ласковый прием тебе спасибо! Притом посылаю я рескрипт к Стахиеву. В нем точно сказано: от пятнадцати до двадцати процентов. Сама же не несу его к тебе, потому что голова кружится от самой минуты, что проснулась. 529С благодарением принимаю присланные от Вас ко мне богатые подарки и все то, что при сем случае ко мне пишешь. Таковой образ мысли благородной душе свойственен, а я бываю ли благодарна или нет, тому свету на суд отдаю. 530Grand merci, cher Ami, pour la superbe et charmante boite que Vous m'aves envoyee; elle m'est autant agreable que Vous meme m'etes cher.[191] 531Что давно тебя, батинька, не видала, о том жалею и на пожара Вашего негодую. За финифтную картину благодарствую тебе и посылаю дыню здешнего произращения. Изволь кушать на здоровье. 1778532. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 20 февраля 1778] Матушка Всемилостивейшая Государыня! Препровождаю у сего копию с челобитной от наших, находящихся в Хиве в плену, и рапорт ко мне Астраханского губернатора1. Моя щедрая мать, будь здорова по мере моего желания. Р_у_к_о_й Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: При сем посылаю мое мнение. Здорова и тебя, батя, прошу быть здоров и весел. Прощай до завтра. 533. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 20 февраля 1778] Князь Григорий Александрович. Прочтя приложенные бумаги, пришло мне на ум, что пока Иностранная коллегия положит на меры, как впредь пленных выкупать, чтоб Вы приказали будто имянем Вашим выкупать пленных, хотя тысяч на двадцать на первый случай. И та сумма весьма долго не избудет и что число их весьма меньше, нежели выходцы сказывают. Что же по временам издержано будет, о том сообщите в Кабинет, дабы плата производилась, а на месте можно взять хотя из соляного или инаго дохода. 534. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 6 марта 1778] Отзывом Князя Прозоровского я довольна и весьма. Но для Гр[афа] П[етра] Алек[сандровича] уже пять губерний: дело невозможное. И когда случай надстанет, я о прозьбе Князя Прозоровского не забуду, чего ему сказать можешь. Ты цалуешь у меня ручки, а я у тебя щечки. 535. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 21 апреля 1778] Сердечно сожалею, батинька, о твоей болезни. Берегись, пожалуй. Очень холодно повсюду. И как ни рада тебя видеть, но еще более хочу, чтоб был здоров. Ефремова прощу в мое рождение и, буде о том указ надобно, то подпишу. Цыпляты Ваши здоровы1. Bonsoir, mon Ami.[192] 536. Екатерина II — Г.А. Потемкину[21 апреля 1778] Князь Григорий Александрович. Находящемуся ныне в Пернове бывшего войска Донского атаману Степану Ефремову я позволяю жить в Таганроге. 537. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 мая 1778] Батя, план операции из рук Ваших с охотою прийму1. Об Голицыне с Вами поговорим в городе2. Пеняю, сударь, на тебя, для чего в притчах со мною говорить изволишь. Ум не достанет догадаться, на кого целишь. Бог тя знает, кому обязан и кому родство есть сильным правом. Parles net ou bien je me fache, mais j'aimerais mieux que Vous me disies a la fois toutes ces belles choses et ce que Vous souhaites, [не] как урывками tous les jours quelques choses.[193] Дитятя уехал et puis c'est tout: du reste nous parlerons ensemble.[194] За табатьерку Осиновой Рощи нижайше кланяюсь. Не забыли ли Вы, что Вам завтра обедать dans le chateau de Tunderthentrunk, en grec Кекериксина. Adieu, mon bijou, que le ciel Vous benisse et surtout que je Vous voye guai comme un pincon demain, ou bien je ne ferai que bouder a Espenbaum.[195] 538. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 1 июня 1778] Боюсь пальцы обжечь и для того луче не ввести во искушение, а наипаче не казать на глаза параклиту.[196] И так, опасаюсь, что вчерашний день разславил мнимую аттракцию,[197] которая, однако, надеюсь лишь односторонняя и которая Вашим разумным руководством вовсе прекратиться лехко может. И так, хотя не хотим и не хотя хотим. Morbleu, voila qui est clair comme le jour.[198] 539. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 1 июня 1778] Никакой робости не было, вели себя приятнейшим образом. C'est un Ange, grand, grand, grand merci[199] 540. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 1 июня 1778] Батинька, голубчик. Что тебе есть лехче, тому весьма радуюсь. У меня Рожерсон был и сказал, что Вам дал лекарства. Черноголовый имеет приказанья тебе сказать всякую от меня ласку. Позабываю же тебя, как себя. О Александр-шанце я приказала уже, а сей час еще погоню1. Adieu, mon cher et bien aime Ami, je Vous embrasse.[200] Мне очень скучно, ожидаю скучное прощанье2. 541. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 18 июня 1778] Надлежит сделать на Лимане редут, в котором бы уместились Адмиралтейские верфи и прочее по примеру здешнего Адмиралтейства, и назвать сие Херсон. Тамошний Кронштадт естественный есть Очаков, осада онаго и взятье не станут так дорого, как крепость, прожектированная господином Медером1. Сивильное же строение Херсона можно обнести полевым укреплением. 542. Екатерина II — Г.А. Потемкину[23 июня 1778] Голубчик, батинька, письмо Ваше я сейчас получила. Благодарствую за угощение. Ваши фре[й]лины будут в Иванов день в город. Я послала к ним сказать. Я здорова и сего утра купалась. Adieu, mon cher Ami, je Vous embrasse. Будь здоров и весел. 543. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 июня 1778] Получила я от Турчанинова здесь, в Левендале, в первом часу письмо твое1, барин, и приложенные ко мне и к тебе письмы. Корыстолюбие более всего не двояко, все прочее — тебе разбирать, а от меня первое не ушло. Прощай, мой друг, не забудь нас. А об тебе всегда помню. Указ возвращаю. Что мною подписано, то подписано. Я торговаться и торга не люблю. Буде бы ничего не дала, то бы претензии не было, а дареному коню в зубы не смотрят. Adieu, mon Ami, je Vous embrasse. 544. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 28 июня 1778] Батя, что касается Херсона, то мне все равно, где б ни стояла, лишь бы у меня корабли строились и двойной крепостной и иной работы не было. Указы получила, но переписать надлежит. Все же Пирр царь Эпирский протестует противу камерюнкерского чина. Вы позабыли, что тут же и Путятина надлежало вписать. О Давыдове буду иметь честь с Вами говорить1. Adieu, mon bijou, grace a Vous et au Roy d'Epire je suis gaie comme un pinson et je veux que Vous soyes aussi gai et bien portant. Grand merci pour les fruits. Les dessins je les regarderai aujourd'huy ou je n'ai rien autre chose a faire.[201] 545. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 22 июля 1778] Необходимо нужно иметь наготове корпус нарочитой в близости Цесарской Польши. И для того я думаю командировать к Киеву пехотных три полка: Санктпетербургский, Невский, Сибирский; конные — Орденский, поселенных 10 эскадронов. Сим и состоять в окружностях Киева до повеления, а когда нужно будет соединить корпус, тогда сии вместе с находящимися у Ширкова и командированными прежде в Подолию составят пехотных полков девять, а конницы 22 эскадрона, да Донской полк. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Надлежит также предписать ближним по цасарской границе командирам, чтоб дезертиров, наипаче же нашего закона, не выдавали обратно, но под разными предлогами удерживали и в Киев или Новороссию отправляли. 546. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 29 июля 1778] Присланный формуляр указа я подписала, но не без опасения, что в Ганнибаловом может встретиться противуречие немалое1, чего к немалому дискредиту в людях служит, как и всякая двоякость. Без справок дело делать неловко. Суворова репорт я читала, и кондиции греков, не думаю, чтоб много разнствовали с нежинскими2. Здесь никого не имею привилегии для составления, ибо Вяземский уехал, равно и Безбородко3. И для того к Вам возвращаю о том и о деньгах. И буде иное что нужно, с Ген[ерал]-Проку[рором] прошу переговорить. Прощай, Бог с тобою. Скакун, скорохват, я тебя не люблю, и дело пришло не ко времени. Голова чрезмерно болит, чуть вижу, что пишу. 547. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 29 июля 1778] Умен и очень умен и умнехонек и предан ей самой без изъятия Князь Григорий Александрович. Je Vous embrasse mille fois, mon Ami, pour Votre lettre d'aujourd'huy,[202] и ты прав: без тебя Херсон не будет построен1. И буде ты говоришь, что в твоем указе противуречья нету с Ганнибаловым, то полагаюсь на твое изреченье. J'etais tres malade hier de la tete, mais aujourd'huy je me porte bien. Adieu, mon Ami, Vous etes charmant et Vous aves de l'esprit comme un ange.[203] Спасибо, что не хорохори[шь]ся, и тысячи спасибо. Будь здоров и весел. 548. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 5 августа 1778] Во ожидании твоего приезда с часа на час живем и жили. Жалею весьма, что неможешь. Дитя мне поручило, что буде в небытности его приедешь, чтоб поцаловать в губы. За виды италианские и швейцарские благодарствую. Пожалуй, выздорови скорее и приезжай к нам. А ден чрез десять уже в городе неразлучно будем. Adieu, mon cher Ami, je Vous embrasse et je desire beaucoup Vous voir, parce que je Vous aime de tout mon Coeur.[204] 549. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 августа 1778] Спасибо и премного спасибо за прилагаемое попечение о Херсоне, а лес сей час прикажу Кашкину тебе дать, голубчик, на строение, Бог с тобою. 550. Екатерина II — Г.А. Потемкину[9 августа 1778] Спасибо, голубчик, и весьма спасибо за расторопное разпоряжение о Херсоне. Комендантство же смело изволь обещать Соколову1, хотя с теми выгодами, кои имел Дежедерас в Таганроге при заведении. Верфи же, хотя на три военных корабля, чаю, довольно будет на первый случай. Здешняя имеет одиннадцать эллингов, но вдруг более как на пять кораблей строить нельзя, одиннадцатая — фрегатная. Сие пишу примерно, чтоб Вы к сему примениться могли. О крепости буду ожидать Ваше предположение. Здесь весьма же скучно, обрадуюсь весьма вашим завтрешним приездом. Прощайте, Бог с Вами. Будь здоров, батинька, для меня. 551. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 22 августа 1778] Батинька, письмо твое мне Турчанинов отдал1. Я говорила с Михельсоном, и он сказывал мне, что многие есть дворяне в Курляндии, недовольные герцогом2. Сие есть для меня не новое. Я и сама Герцогом недовольна. Жалобы приносить им запретить нельзя, но все сии люди весьма ветренные: я их видела в четырех случаях при четырех хозяйствах3. Я к послу напишу, чтоб он им не препятствовал жаловаться, но наперед с тобою поговорю. Баурово письмо я не получила4. Adieu, mon cher Ami. 552. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 сентября 1778] Vou juges bien qu'il ni saurait у avoir chez moi, pour ce qui regarde le personnel, aucune sorte de comparaison entre Vous et le D[uc] de C[urlandie] et assurement toute ma vie ce sera avec le plus grand plaisir et empressement que je me porterai vers tout ce qui pourra procurer ou seulment contribuer a Votre bien-etre. Dans l'affaire dont m'est venu parler hier Michelson, il faut avant tout poser des principes de justice et d'equite, afin de partir de la pour lui donner de la solidite. Le mecontentement juste ou faux de quelque sujet inquiet ne suffit pas pour contenter l'Europe. Celui que je puis avoir dans l'affaire de sa femme, que j'ai protegee, n'est pas non plus suffisant pour que je defasse mon propre ouvrage. Приведите в безопасность славу и справедливость et comptes apres cela que personne ne combattra avec plus de zele et sincerite pour Vous que moi, parce que je Vous aime et que je suis convaincue que Vous m'etes plus fidelement attache qu'ame du monde. N'alles point recevoir cela en Jupiter Tonnant, dont Vous etes l'image lorsque Votre sang bouillonne, mais souvenes — Vous de l'inscription grecque et lettre d'or dans Votre jardin Фемиды. Samedi, a quatre heures du matin. 553. Екатерина II — Г.А. Потемкину[21 сентября 1778] Князенька, батинька. Что тебе есть лехче, за то Бога благодарю. Пока ты слаб, пожалуй, береги себя, не езди и имей для меня попечение о своем здоровье. Я здорова. Вчерашний день весьма тихо и благообразно прошел. Чаю, Волков Вам сказал, что я о Гориче приказала1. Буде сыщут, прикажи учинить с ним, как законы повелевают. Что дитятю люблю, о том будь уверен2. Он сам к тебе написал, что он у меня выпросил: je n'ai [pas] pu lui refuser une chose aussi aisee a faire pour le rendre content, d'autant plus qu'il agit par reconnaissance. Adieu, mon Ami. Quand je Vous reverroi en bonne sante, je Vous embrasseroi de tout mon Coeur.[206] Приложенную Вашу записку для скорости пошлите к Вяземскому3. Письма и записочки1778–1779 Екатерина II — Г.А. Потемкину554Вы помните, чаю, что начало сего дела происходить должно тамо, откуда посыланный Ваш приехал. Тамо и жалобы уважаемы будут. Подкрепить угнетенных и истину от меня предписано и всякий час готова подтвердить сии повеления и всего того, что в пользу Вашу служить может непременно. Иного писать не имею, ибо сама с Вами при свидании переговорю. 555За сафьяны, батинька, премного благодарствую. Мне есть лехче и я здорова молитвами Вашими. Теперь назад только что приехала. Ездили гулять по Стрельнинской дороге. Adieu, mon Ami, je Vous embrasse tendrement.[207] Завтра дитя к Вам отпущу. 556Я б Мансурова тот час определила в Иркутск, но понеже правит Оренбургом, то несколько обождать придется. Приятность Озерков и веселость тамо бывшей компании подают причины завидовать тем, кои тут не случились. Пребываю, как и всегда, с крайним доброжелательством. 557Надо посмотреть те места, где я поставила на письме Ганнибала карандашем NB. Не значат ли подкрепление Крымским шалостям. 558Вице-канцлер сей час был у меня и сказывал, что его жена раза четыре Герцогине говорила о известном деле, и всякий раз получила в ответ, что сестра бы рада была и делу непротивна, но будто бы желала, чтоб брат ей говорил, а брату говорить отклонила, говоря, что таковое дело зависит от склонности. Сей министриальный ответ тебе сообщаю. Надо теперь посмотреть поведение того господина. Может статься, что высматривает девицу. Г.А. Потемкин — Екатерине II559Премного спасиба, что приехали. Не можете ли Вы ко мне притти на час хотя на малую лес[т]ницу. Je voudrais Vous parler.[208] 560Я давно собирался просить о предложении перехода в Россию славянам, как то черногорцам и прочим. А теперь увидел, что они и сами вызывались. Не можно ли сие произвести в действо. 561Матя, nous sommes de retour, a present on veut souper.[209] Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Mon Dieu, qui auroit cru que Vous reviendries. Etes Vous prie a Gatchina![210] 562Non, je ne suis pas prie. Madame la Princesse Orloff fait la difficile, et ce n'est pas pour у aller, que je suis revenu; mais parce que je Vous ai promis,[211] я думаю, голубушка, тебе это не досадно. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II: Mon cher Ami, je suis enchantee de Vous savoir ici; mais bien fachee que Vous soyes malade. Ne prie pas chez Vous.[212] 563Матушка Государыня! Симолин у меня пружина действующая в известном Вам деле, и здесь, что делается, я только его каналом знаю. Вы через меня обещали ему место в Дании. Я к сему хотел просить еще ему об милости, но он, против его желания и способности, определяется в другое место. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II: Батинька, из Дании есть прозьба, чтоб его туда не посылать. Я думала самое хорошее место ему доставить, но опасаюсь, что трудно его удовольствовать. Буде же тут быть не хочет, то сказать может. 1779564. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВаш характер не мстит обидящим. Вы подражаете Богу, а я Вам. И для того упадаю у ног Ваших. Прошу милосердия столько, как Вы показали справедливости. Простите, Всемилостивейшая Государыня, бригадиру Ергольскому его неосновательный поступок. Укажите сие дело вечно предать забвению. Воззрите на его состояние и поданием помощи отвратите тяжесть, угнетающую его состояние. Я с сей прозьбою к Вам дерзаю приступить, как к сильнейшей гонительнице бедности и несчастия. Ваше Величество взыскали меня более моих заслуг, но не более моего усердия. В награждение сего последнего покажите прошлую мне милость, за что не отречется заплатить жизнию Вашего Императорского Величества верный раб Князь Потемкин 23 февраля [1779] 565. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До марта 1779] Позабыла сказать, что Анненскую ленту Тутолмину по справедливости дать надлежит. 566. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 июня 1779] Кланяюсь те, Князь, поживитка с нами. На степи и без тебя исправно будет распоряжениями твоими же. Я люблю тя, Князь, и не забуду тя. Те дитя1 приказал писать, шаля. Он кланяется и цалует тя, Князь. Завтра в шестом часу за полдень приеду и буду весела. Газету посылаю, прошу не потерять. Adieu, mon bijou. Параша2 кланяться приказала. 567. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 23 июля 1779] Благодаришь ты меня много, только воистину не знаю, за что. Французы говорят: Voila comme les gens de qualite se ruinent.[213] В первом письме изволишь писать, что прибудет тебе доход1. Я любопытствовала узнать от К[нязя] В[яземского] — как? Но, говоря с ним, узнала, что вместо прибылого дохода забираешь за десять лет наперед нынешний. Ma fois je m'etonne comment Vous trouves cela si rejouissant. Si cela peut payer Vos dettes ou si cela les paye, encore a la bonne heure, cette idee peut rejouir, mais si cet argent, tire du sanctuaire auquel il ne faudroit, en bonne economie, jamais toucher, est employe en choses dont on peut se passer et que Vous resties charge de dettes; je Vous avoue que je regretterai infiniment ce que je fais par complaisance pour Vous cette fois,[214] затем, что никому в добро не оборотится. Аглинскому посланнику, хотя я означила вчерашний день для свидания, но как Вы уехали, то я его только, проехав мимо, стоя у ворот, видела2. Прощай, батинька, до свидания. Что же у тебя голова болела от жара, в том от сердца жалею. Ma malgre cela il faut gronder les jeunes gens comme Vous, quand leurs amis voyent qu'ils font mauvaise economie, et qu'ils manquent de parole.[215] 568. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 августа 1779] Mon cher Ami, j'ai un regret infini de ce que peut-etre j'ai contribue a Votre mal de tete. Ma lettre aura, je supose, hate Votre retour. Pardonnes la vivacite qu'elle contenoit. Ma situation hier etoit si cruelle que tout m'impatientoit; c'etoit une journee insupportable; la promenade de ce matin a mis du baume dans mon ame. Je n'ose Vous demander le sort de mon tout petit billet d'hier; je vois bien qu'il n'est pas devenu courtisan du Roy Pyrrhus, car s'il etoit la, je pense qu'il auroit daigne l'honorer d'un mot de reponse, peut-etre, aussi mes pretentions sont-elles trop fortes, mais c'est que mon jugement est nebuleux depuis quelques jours.[216] 569. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 3 сентября 1779] Что неможешь, о том от сердца жалею. Не изволь жечь дом, он весьма мил. Пожалуй, будь здоров. Привезите с собою веселый вид, а то и я нахмурюсь. Дитя же буду ждать нетерпеливо. 570. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 16 сентября 1779] Пожалуй, прочти и буде находишь основательность, то пошли сказать, чтоб не ломали. И Принца также отговори ехать1. А буде найдешь в сем прошении пустошь, то не делай ни то, ни другое. 571. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 20 сентября 1779] Кажется год целый тебя, барин, не видать. Пора тебе покидать чухонские леса и болоты и возвратиться к нам. Право, батинька, медведи и лоси Осиновой Рощи цены твоей не знают, а мы любим и чтим тебя. Хорошо ли покидать своих друзей и от них бегать в пустыни? Я радовалась третьеводнишним тучам, когда увидала, что идут на тот берег реки, надежде той, авось-либо тебя выгонят паки к нам. Adieu mon cher Ami, portes-Vous bien et revenes au plustot trouver Vos Amis qui Vous aiment.[217] 572. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 20 сентября 1779] Mon Ami, il fait si froid ici, que j'ai pris la resolution de m'en aller demain ou ce soir a Czarsko Celo.[218] Слышу я, батинька, что ты живешь в лагерь. Весьма опасаюсь, что простуди[шь]ся. Пожалуй к нам в покой: каков ни есть — суше и теплее, нежели в палатке. Мне кажется год, как тебя не видала. Ay, ay, сокол мой дорогой. Позволь себя вабить.[219] Давно и долго ты очень на отлете. 573. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец сентября 1779] NB. Tout la parente, qu'il aime, soupe chez lui, mais lui est alle, m'a-t-il dit, passer le soiree chez Марина Осиповна. Si Vous avies a propos quelque furet qui put guetter les deux portes de S[on] E[xcellence] mad[emoiselle] la Comtesse ou il paurroit bien se rendre au sortir de chez Осип[овна] ou bien aller chez lui, ce seroit une bonne chose. Bonsoir, mon Ami. 574. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 26 октября 1779] За апельцыны благодарствую, батя. Мне есть лехче. Я спала днем четыре часа. У Турчанинова готова крестить или сама или par delegue.[221] Прощай, Бог с тобою. 575. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 26 ноября 1779] Матушка, Николай Петрович Румянцев просится к отцу и спешит туда ехать, а обер-камергер болен и поручил мне доложить Вам об нем. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Отпусти его, а я тебя не люблю. 576. Екатерина II — Г.А. Потемкину[4 декабря 1779] J'ai le plaisir de Vous annoncer que le Monsieur dit de Катенька qu'elle est et plus aimable, et plus attentive, et plus jolie que toutes les Demoiselles du courant. Il parle d'elle fort volontiers, il trouve fort agreable d'etre avec elle, voilla ce que je sais jusqu'ici; tantdt la Ryibas viendra chez moi et ce qu'elle me dira je Vous en ferai part. 577. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 декабря 1779] Le petit Bo[brinski] dit que Катенька a plus d'esprit que toutes les autres femmes et filles de la ville. On a voulu savoir sur quoi il fondoit cette opinion, il a dit que cela seul le prouvoit a son avis qu'elle mettoit moins de plumes, de rouge et de bijou que les autres. А l'opera il a pense casser la grille de sa loge parce qu'elle l'empechoit de voir Катенька et d'en etre vu; enfin il a reussi je ne sais comment a agrandir un des carreaux de la grille et alors — adieu l'opera, il ne faisoit plus d'attention; il s'est defendu comme un lion hier contre le Pr[ince] Or[loff] qui vouloit le turlupiner sur la passion; il lui a repondu a la fin avec tant d'esprit qu'il l'а fait taire, car il lui a dit que Катенька n'etoit point la cousine germaine. 578. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 декабря 1779] Selon се que Ribas m'a dit hier son eleve n'aime pas beaucoup qu'on le moralise ainsi; je crois que ces precheurs ne feront pas grand effet sur lui, d'ailleurs je sais que le ton de papa ne lui plait toujour.[224] Он же чутья имеет боле, нежели летам его свойственно, лжей не любит, и не всегда тот успеет, который думает брать или вкрас[ть]ся ласканием. Il a beaucoup de candeur et de franchise.[225] 579. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 5 декабря 1779] Parole d'honneur je n'en dirai rien; mais Бетский m'a demande hier si cela etait et qu'on en parloit en ville. J'ai jure que je n'en savais rien, comme en effet je l'ignorois avant Votre billet de cet apres-diner. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien. 580. Екатерина II — Г.А. Потемкину[6 декабря 1779] Catiche est-elle allee aujourd'hyi au Corps des Cadets? 581. Екатерина II — Г.А. Потемкину[14 декабря 1779] Катенька hier a fait des merveilles. Elle a enchante tout le monde par sa politesse et ses manieres. La Ribas est allee chez son mari pour voir ce que dit le Monsieur.[228] Воровка у всех умела вкрасться в милости. 582. Г.А. Потемкин — Екатерине II[1779] Граф Никита Иванович просит меня исходатайствовать Высочайшую ему милость пожалованием внука его сержанта Лобанова Князя Якова в тот же Семеновский полк прапорщиком. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Объявите. 1780583. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 2 ян варя 1780] Матушка Государыня. Николай Иванович хотел распросить, что это за вздор насказали камердинеры. Третий уже раз меня спрашивают: несколько раз Граф Чернышев и Николай Ив[анович], что Великая Княгиня может ли ласкаться милостию к ея брату пожалованием голубой ленты1. Я сказал, что я не знаю. Меня предупредили, что Ваш братец получил, будучи еще 13 лет2, и служил после получения полковником у Цесаря. Покойная де Государыня была тетка, а Вы мать. Да он же уже дядя двум Великим Князьям3. Я Вам божусь, что отнюдь не подам виду, что я Вас, матушка, просил. А коли угодно, зделай собственным своим движением. Притом сказали, что он после сего скоро поехал. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Накануне его отъезда я дать могу. Не луче ли всем ея братьям дать разом. Так меньше приезжать станут. Моего никто не видал и он России, кроме двух аршин голубой ленты, ни единой копейки не стоит. 584. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 2 января 1780] Государыне есть легче и по желанию Вашему совершенно здорова и довольна будет, когда узнает, что Вы веселы и благополучны пребываете. Батя, прощай. 585. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 10 февраля 1780] Барятинский испугал меня смертельно: с весьма сериозным лицом пришел ко мне и сказал: «Le Prince est au desespoir,[229] капитан у него ушел». «Кто, кто? Капитан?» У меня сердце от desespoir[230] твоего забилось. Наконец, все сие обратилось на бомбардирского. Не плачь, батенька, найдешь его, как оставил, всегда ласковым и дружелюбным к тебе. Здесь холодно, а вчерась и скучно уже было: je n'ai point mon Ami, mon Prince.[231] О Днепровских порогах Турчанинов Вам скажет мое мнение. Одни пороги легко чистить, вываливая одинокие каменья из форватера, а другие уступами, сих нельзя переводить. И так, il faut que Vous commencies par me donner des materiaux qui me comvainquent de la possibilite.[232] Сумма же весьма мала и за нею, видя пользу, не постою. Adieu, mon cher et bien aime Ami. 586. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 19 апреля 1780] Сей час возвратился ко мне Ал[ександр] Дм[итриевич] и сказывал, что дух твой наполнен безпокойствами1. Но как из всего того, кроме сущепустых бреден, я ничего не понимаю и притом знаю, что душа моя и его в рассуждении тебя весьма безпорочны, с каковым душевным спокойством и пребуду до тех пор, пока рассудишь за благо со мною переговорить. И я ни мало не сумневаюсь, что всякая клевета и неправда уступит истинной той дружбе, которую всегда и непременно найдешь в моей и ко мне привязанной душе того, который тебя наравне со мною любит и почитает. Сожаление же наше единственно об тебе, что ты находи[шь]ся в безпокойстве. 587. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 19 апреля 1780] Пожалуй, дай мне знать: досадил ли тебе Александр Дмитр[иевич] и серди[шь]ся ли на него и за что имянно? 588. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 19 апреля 1780] Mon cher Ami, j'ai fini mon diner et la porte du petit escalier est ouverte. Si Vous voules me parler Vous pouves venir.[233] 589. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 19 апреля 1780] Зорич набрал всякой сволочи в эскадрон1, в который положено с переменою брать из полков гусарских. Теперь из таковых представляется в кавалергарды некто Княжевич2, никогда не служивший, и все у него ходил в официантской ливрее восемь месяцев, как записан; и прямо из ливреи — в офицеры. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_ II: Ливрейные служители мне не надобны в кавалергардии, а Зорину запретите именем моим кого жаловать и пережаловать в такой корпус, где положено не быть, окроме заслуженных, попеременно из полков. 590. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 мая 1780] Батинька, письмо твое из Могилева я сейчас, приехавши, в Сенном получила1, то есть в 10 часов за полдень. Весьма ласкательныя речи Графа Фалькенштейна приписываю я более желанию его зделаться приятным, нежели иной причине2. Россия велика сама по себе, а я что ни делаю — подобно капле, падающей в море. Что же его речи обо мне тебя веселят, о том не сумневаюсь, зная, колико меня любит любезный и признательный мой питомец. О свиданье с Графом Фалькенштейном отдаю на собственный его выбор, как день, так и час во дню, когда с ним познакомиться без людей. Si je n'avais suivi que les mouvements de mon impatience et ma vivacite naturelle, des que Votre lettre m'est parvenue, c'est-a-dire a dix heures du sour, je me serais remise en carrosse et aurais courru sans m'arreter nulle part tout droit a Mohilef, ou j'ai beaucoup de regret de savoir que Mr. le comte de Falkenstein m'ait devance. Mais comme cela aurait fait une breche a son incognito, la reflexion a retenu mon premier mouvement, et je m'en vais suivre ma route, comme Vous saves qu'elle a ete reglee. Je coucherai demain a Шклов et dimanche je viendrai pour la messe a Mohilef.[234] Только тут не знаю, как выгоднее будет условиться о свидании без людей; ибо как прийду из обедни, тут люди ко мне повалят; опять отложить до после обеда — не учтиво будет; разве пока все люди со мною у обедни будут, не пожалует ли ко мне, дабы вошед я во внутренние свои покои, то есть пред спальнею, уже бы тут его нашла. Но только буде луче найдешь способ, то уведоми меня, а кажется, и так ловко быть может. Как Гр[аф] Румян[цев] ко мне пишет4, что гость нигде не хочет обедать, то заключаю, что и со мною обедать не станет за большим столом, о чем буду ждать уведомления. Письмо его влагаю, дабы Вы знали, что и как пишет. Rien de plus flatteur ni de plus agreable que cette lettre que Vous m'aves envoyee. Je Vous prie de reiterer a Mr. le Comte de Falkenstein les assurances que mon premier desir est de me conformer en toute facon a tout ce qui pourra lui rendre le sejour de Mohilef supportable.[235] Прощай, друг мой, мы очень тоскуем без тебя. Я весьма желаю скорее увидеться с тобою. 591. Екатерина II — Г.А. Потемкину[23 мая 1780] из Шклова, в 11-том часу вечера Сейчас получила я твое письмо, друг мой сердечный1. Я завтра к вам надеюсь быть рано, всем скучно без вас. Что пишешь, во всем том вижу твою ко мне дружбу. О Фальк[енштейне] стараться будем разобрать вместе. Добра ночь. Саша Дмитр[иевич] кланяется и тоскует весьма по тебе. 592. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Мшаги, июня 9 ч. 1780 Батинька Князь, письмо твое из Вязьмы, приехавши сюда в 10-том часу вечера, сегодни я получила1, из которого усмотрела, что Гр[аф] Фалькенштейн, а ты за ним, полетели к Москве. Мы все, равно и дети Ваши, здоровы2. Я их везу скоренько, думаю быть в пятницу дома. Спешу, чтоб Вы меня не упредили. Буде Вас найду в Новогороде, то увезу с собою. Вы подумаете, что брежу; нет не брежу, но знаю, что с проворными людьми дело имею. Буде гость заботится еще знать мое о нем мнение, то можете сказать, что je pense qu'aucun Souverain presentement vivant ne l'approche en fait de merite et de connaissances et de politesse; je suis enchantee d'avoir fait sa connaissance; comme particulier meme ce serait une excellente connaissance a faire. Adieu, mon bon Ami.[236] Будь уверен, что моя к тебе дружба равна твоей ко мне привязанности, которой цены не ставлю. За каврижки благодарствую. Ал[ександр] Дм[итриевич] просил Вам поклониться, без Вас скучаем, нивесть как долго не видали3. 593. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Новогорода, 11 ч. июня 1780, то есть, в четверг Сюда мы приехали благополучно сего утра в четыре часа, и после обеда уеду прямо в Царское Село. Я здорова и все при мне находящиеся, начав с детей, от тебя мне вверенных. Весьма желаю знать, батинька, каков ты. Спешу я, чтоб вы меня не упредили в дороге. Теперь, чаю, я выиграла скоростью. Mon bon Ami, пусто без тебя. Je suis charmee de Vous revoir et je m'en vais ordonner Vos quartiers a Czarsko село.[237] Прощай, батинька. Архиерей меня принял без речи, что приписывать должно его скромности, что безпокоить не хотел посреди ночи. Как-то тамо Вы поживаете, а ко мне никто о том не пишет. 594. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 июля 1780] Буде обер-полицмейстер Лопухин Ранцова не сыщет в городе или у матери в деревне в трое сутки от сего 25 ч. июля1 и после того от меня наряженные его сыщут, чтоб он — Лопухин — знал, что он сам со мною будет иметь дело, ибо мне в обер-полицмейстеры в Питербурх не нужен трус, либо непроворный человек, или нерасторопный. Прошу о сем ему дать знать последнее мое приказание. Екатерина 595. Екатерина II — Г.А. Потемкину[27 июля 1780] Уж не посылай мое письмо к Архарову. Ранцов уже привезен от матери из деревни и отослан к Вяземскому. 596. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 26 августа 1780] Жалею, батинька, что ты не очень здоров1. Снова потеть будешь. Осенью при приезде наследного] принца Прусского2, чаю, у Панина рассудка мало увидим. 597. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Август-сентябрь 1780] Dites au Prince de Ligne, Mon Ami, en le remerciant de son livre, que la description de Beloeil m'a enchantee. J'ai toujours aime les tetes a tapage et je n'ai guere lu de livre qui renferme une plus grande Encyclopedic de mouvements que le sien; je fais chorus avec lui lorsqu'il dit que l'on voit, que l'on pense tout en beau. Que personne ne se plaigne. 598. Екатерина II — Г.А. Потемкину25 сент[ября] [1780], пятница, в девятом часу вечеру. Сейчас, батинька, получила я твое письмо от 241 и очень тем обрадованы мы, то есть Саша и я. Вложенная цыдулка ему отдана и при сем посылаю его ответ. Что скорее возврати[шь]ся, то тем приятнее будет для меня, не то, чтоб забыть тебя. В ту минуту, как милое твое письмо принесли, то об тебе речь была и сумневались, что возврати[шь]ся ко вторнику, а теперь не без сожаления вижу, что и в середу в твои имянины не изволишь быть2. Однако, как бы то ни было, лишь будь здоров и об нас знай, что ты нами весьма любим. К Александре Васильевне за письмом к тебе послала я, но она, чаю, уехала к Гаррису3, и так не прогневайся, быть тебе сегодни без письма от них. 599. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 24 ноября 1780] Позвольте, матушка, представиться нынче Соллогубу. Р_у_к_о_й_ _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Приехал ли он или едет, или иной ли причины ради? 600. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1780] Батинька, как Сейм Польский кончился теперь, то время войск оттуда возвратить и привести мое о том данное повеление в исполнение. При сем посылаю письмо Послу, буде твой курьер неравно дорогою пропал, чтоб сие письмо верно дошло. Желаю сердечно, чтоб ты скорее выздоровел. 601. Г.А. Потемкин — Екатерине II[1780] О комиссариатских суммах донесу мое усерднейшее мнение, как о приходе доходов в сие место, так и об экономии. В числе остающихся мест мне кажется наибезполезнейшим Коммерц-коллегия, которая и прежде, Бог весть, что делала. Правило, положенное мануфактуре, еще более простирается на торговлю. Прибыток наилутчим есть поощрением оной. Естли ж разправа между агличанами до сей коллегии надлежит, то мне кажется лутче ей быть на основании трактата в общем месте купеческом, которое, как называется по новому учреждению, я теперь не помню. И тем наипаче, что дела их наиболее связаны с нашим купечеством. А дальновидное распространение внешней торговли, умножение и облегчение способов внутренней оставить времяни, просвещению и попечению купеческому обществу, ибо состояние торгующих становится часто хуже от того, когда о прибыли их слишком стараются другие. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: За уничтожение Коммерц-коллегии никто не берется, но в трактате точно сказано о разборе агличан с нашими «быть в той коллегии». Трактат же изчезнет чрез шесть лет. Все же прочее весьма сходственно и моему мнению. В военных казначеях почитаю немалую нужду, но остаточных казначеев собенных устроить ли? О сем ожидаю Ваше мнение. 602. Г.А. Потемкин — Екатерине II[1780] Касательно коллегии Экономии: оная уничтожиться может, ибо легче смотреть подробности хозяйства по наместничествам. Но содержание монастырям и прочему духовенству истекать долженствует из одного места, которое назвать духовной ренториею в ведомстве Государственного казначея. Потому что нельзя не замешаться в щотах, когда расход на содержание многих частей последует из разных мест. То же на починку церквей и других ея строений лутче ассигновать из одного же места, иначе несравненно более расходы будут по многим причинам, и произойдет немалая трудность в соображении сумм. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Радуюсь, что мои мысли встретились в сем пункте с Вашими. Я вчерась еще приказала включить духовного казначея с казначейством. 1781603. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 14 января 1781] Вчерась, опасаясь, чтоб Панин не возвратил Кобенцелю1, не присылая ко мне, его предложения, приказала ему и Вице-канцлеру, чтоб оне взяли мне на доношение то, что Кобенцель им предложить будет и о чем Император ко мне пишет2. Вследствие чего и присланы при сем следующие бумаги. Теперь буду требовать от них о сем рассуждения, а там положу, как мне угодно окажется. 604. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 14 января 1781] Как к вранью старого мошенника уже нечувствительна и на это нечего смотреть. Про Вас спросили у Салты[ковых]: каковы Вы1. Обо мне прошу верить, что я непременна. 605. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 25 января 1781] Сравнивать прилично не ради трусости, но ради честности, что имея обязательства, нарушить оные безчестно. Трактат же равной дружбы не есть безчестное дело по тому правилу, что всякая держава старается со всякой державой жить дружно, когда не в войне. Войну же не вчинять без причин и без нужды. Я ни от кого из держав зависима быть не желаю. Венский двор весьма может хвалиться, что я сравниваю с двадцатилетним союзником тогда, когда десять лет назад оный двор отказался ото всякой связи с нами в нужное для нас время и всякую пакость чинил во время оное. Что слабеешь, о том от сердца жалею и не знаю, чему приписать. Ужо сама посмотрю тебя. Прощай, мой любезный друг. Проект трактата, который ты читал, представлен Кобенцелем. Наш контр-трактат заготовляется. 606. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 25 января 1781] При сем посылаю мой ответ, который прочесть можешь, батинька, Гаррису, переведя на слова и диктуя ему. Кажется, я тут сохранила все, что только сохранить можно, не компрометируясь. Ответствовала же я на всякий пункт, сколько время дозволило. Тут опасение еще есть и то, что кой час на предварительную негоциацию соглашусь, то та и другая держава от мира уклонятся по противуречащим причинам, и мирное дело (уж конечно и то с афронтом) из моих рук выйдет, и тогда заневолю втянуты будем в дело. Или же с меньшей доверенностию поступят с нами те, кои и без того насилу с нами повидимому ласковы. Только Кингстонша ко мне пишет и просит дозволения о покупке какой-то деревни, об которой велю выправиться. Adieu, mon Ami. Исписалась до смерти, устала. 607. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 27 января 1781. Санкт-Петербург] Третьего дни я сказала Бра[ницкому]: Si Vous etes dans quelque embarras, parles-moi tout net, je m'offre a Vous en tirer.[239] Он благодарил и сказал: Il se pourrа que je prenne cette liberte.[240] Вчерась, слыша, что он тут, я его призвала и повторила те же слова. Быв наедине, он мне сказал: Je crois deviner de quoi il est question. A mon age on est si peu sur de pouvoir plaire, mais je crois que j'aurai recours a Vos bontes. Cependant je tache de voir si nous nous convenons.[241] На что я сказала: Vous feres comme Vous l'entendes.[242] Он мне несколько раз сказал: Commandes, je feroi tout се que Vous voudres.[243] На что я ответствовала: Je n'ai rien a Vous commander, mais volontiers je Vous tireroi d'embarras.[244] Что ты, батинька, слаб, о том очень, очень жалею. 608. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Февраль-март 1781] Кобенцель буде тебе говорить будет так, как он заговаривал, что между Императором и Российскою Императрицею альтернатива быть не может1, то прошу сказать, чтобы он отстал от подобной пустоши, которая неминуемо дело остановит, что мои правилы были суть: никому места не отымать и никому не уступать. 609. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 1 апреля 1781] Приказали, матушка, мне прислать к себе записку о Генералах, кои достойны получить анненские ленты. Я ту же записку повторяю, которую два года назад подносил и на которую Вы изволили милостиво отозваться. Я тут выключил Михаила Сергеича, который всех их старее, для того, что Король за окончание комиссии подарит свой орден, естли Ваше милосердие будет дать позволение. Включил вместо его Талызина1, который служил отлично. 610. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Апрель 1781] Je suis curieuse de savoir се que Cobenzel aura dans son sac et quand celui-la sera vide, j'ai une idee qui pourra remedier a tout: c'est qu'en laissant tomber tous discours et propos d'alternative, chaque Souverain fasse mettre par ecrit un exemplaire du Traite et qu'il le fasse commencer ainsi: Moi ou Nous par la grace de Dieu promettons de donner a Notre Cher Frere (Soeur) ceci et cela selon la teneur des articles dont on sera convenu, et que chacun signera et ces signatures seront echangees, et alors… 611. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 29 июня 1781] Были ли деланы опыты из тростника сего писанного моря делать сахар и, буде не было делано, пожалуй, постарайся узнать, можно ли будет из того тростника варить сахар? 612. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 29 июня 1781] Mon ancien Pylade est un homme d'esprit.[246] Сахарный тростник, найденный Войновичем2, подал мне мысль присоветовать сыскать охотников к заведению в Астрахани сахарной фабрики. Прикажи скорее к нему послать морской всякой провизии, чтоб нужды не претерпел. С большим удовольствием прочла его рапорты и не сумневаюсь в добром успехе сей экспедиции, тобою руководствуемой. 613. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Июнь-июль 1781] Протопоп Преображенского собора умер. На место его есть при посольстве в Париже священник, отличный поведением и ученостию. Перевод его на французский язык «Богословии» Платоновых доказывает, что он сей язык совершенно знает. Он годен будет к употреблению для школы бомбардирской. Да благоволите, Ваше Величество, его определить. 614. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Июнь-июль 1781] Когда протопоп Андрей при сущем своем невежестве был пожалован Синода членом для знатности полку, то я надежнее прошу Ваше Императорское Величество о нынешнем протопопе, сколь честном, столь же и ученом человеке, бывшем очень долгое время при посольствах с похвалою в Вене и Париже, а пред тем в Гамбурге. Ему было объявлено министрами Вашего Величества дозволение носить крест. Но сей с него здесь сняли. 615. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 22 октября 1781] Мироныч Ушаков1 жил во все время, как Вы были в Царском Селе, в Кузьмине2, а как двор был в Петергофе, то там. Я ни его, ни отца его не знаю. Он хвалился явно, что успеет меня отставить, и на мое место будет определен Граф Алексей Григорьич. Я никогда об этом не хотел говорить, потому что я сие презираю и считаю его за дурака. Он и в Гатчине и здесь бывает у Князя, и там его дураком не считают. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Мне вчерасъ Князь Орлов сказал об нем, что он сумасшедший и много непристойного говорит, а сегодня мои люди из Эрмитажа сказывали, что он шатается по коридору. Буде бы я скорее о сем узнала, то бы не оставила сумасшедшего отдать туда, куда таковых сажают. О том же, что он делал летом, я ни слова не знала, и его в лицо не знаю, в чем присягаю. Отца же я знаю по делу Пушкиных, которого он вез из Нейгаузена3. 616. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До ноября 1781] Mon cher Ami, permettes que je m'explique avec Vous sur un point qui nous touche vivement et de si pres et dont Vous m'aves parle il у a trois jours, et sur lequel je vois que Vous aves de l'inquietude ce qui en donne a mon amitie pour Vous. Vous etes dans l'opinion que je suis contraire' a l'inclination de ces deux jeunes gens l'un pour l'autre, tandis que je puis dire avec verite que je n'y ai jamais ete contraire ni ne suis contraire. Je pense que notre desk est egal, Vous et moi nous souhaitons qu'ils soyent heureux. Mais pour qu'ils le soyent il faut de part et d'autre que ce soit affaire dependante d'eux-memes et de leure inclinations reciproques. Je Vous promets, que ni directement, ni indirectement je ne m'y opposerai. Mais je ne puis Vous cacher que ce jeune homme n'est encore rien moins que forme, qu'il est niais et gauche, et qu'il se pourroit bien qu'une femme dans ce moment ne trouve pas son compte avec lui, се qui ne laissera pas que de deranger leur bien-etre et causer bien des amertumes.[247] Мое чистое мнение есть дать им волю аранжироваться меж собою, как хотят, а то неровно оба на нас с тобою пенять будут, буде в женитьбе не найдут удачу. До тех же пор, пока оба согласятся, оставить его под смотрением, где ныне, и в продолжение изучения, дабы молодость его не учинилась без призрения порочно. J'ai vuide mon sac avec sincerite et amitie; si ma vue est bornee et que Vous aves a me fournir des idee plus solides je les ecouterai avec amitie et plaisir.[248] 617. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1781] Прочтя сей проект, я нашла, [что] оный составлен по правилам всех монополистов, то есть, — захватить все в свои руки, несмотря на раз[з]орение вещей и людей, из того последуемое. В начале моего царствования я нашла, [что] вся Россия по частям роздана подобным кампаниям. И хотя я девятнадцать лет стараюсь сей корень истребить, но вижу, что еще не успеваю, ибо отрыжки (авось-либо удастся) сим проектом оказываются. Буде сам его не издерешь, то возврати его сочинителям с тем, чтоб и вперед о том и подобном не заикались. 618. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1781] За табатьерки, батинька, благодарствую, а фре[й]лины увольняю. Прощай, друг сердечный. 1782619. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 8 апреля 1782] Друг мой сердечный, глупость и безтолковчина Турчанинова заставляет тебя читать устав благочиния вместо городового положения1. Сию пьесу приказала отыскать между моих бумаг и едва ли найдут начисто переписанный экземпляр. Je Vous fais се billet pour Vous eviter une grande lecture dans laquelle Vous ne trouveres rien de ce que Vous cherches.[249] 620. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Естли добродетель и производит завистников, то что сие в сравнении тех благ, коими она услаждает своих исполнителей. Она мой ходатай пред Вами. Она обнадеживает теперь и Бибикова моим уже ходатайством у источника ея. Просить недолго там, где милость всегда на пути. Вы уже помиловали, верно. Он потщится, исправя развращенные свои склонности, учинить себя достойным Вашего Величества подданным, а я и сию милость причту ко многим на меня излияниям. Пребывая по смерть непоколебимо Вашего Императорского Величества наивернейший и всеподданнейший раб Князь Потемкин 15 апреля [1782] 621. Г.А. Потемкин — Екатерине II[19 апреля 1782] Моего мщения напрасно он страшится, ибо между способностьми, которые мне Бог дал, сей склонности меня вовсе лишил. Я и тово торжества не желаю, чтоб он и прощения у меня публично просил. Пусть он удовлетворит правосудие познанием Вашей милости, сравнивая суд Ваш с судом бывших Государей, и чтоб сердце его, наполненное до сего времени развращенными склонностями, впредь было занято чувствиями верности к особе Вашей и святым почитанием Высочайших узаконений. Он ничево со всем бешенством не нашел на меня выдумать и что ни сказал, во всем от меня опровержен. Равно не найдет он примера, чтобы в жизнь мою кому мстил. 622. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуБатинька Князь Григорий Александрович. Не токмо желание мое узнать о твоем добром состоянии принуждает меня послать к тебе сего нарочного, но и самая нужда по делам: в Крыму татары начали снова не малые безпокойства, от коих Хан и Веселицкий уехали из Кафы водою в Керчь1. Филисовым приняты не ласково2. Теперь нужно обещанную защиту дать Хану, свои границы и его, нашего друга, охранить. Все сие мы б с тобою в полчаса с тобою положили на меры, а теперь не знаю, где тебя найти. Всячески тебя прошу поспешить своим приездом, ибо ничего так не опасаюсь, как что-нибудь проронить или оплошать3. Adieu, mon cher Ami, revenes au plus vite, portes-Vous bien,[250] а обо мне будь уверен, что я тебя, как душу, люблю. Денег пошлю и суда наряжу, а о войсках полагаюсь на тебя, также — кого пошлешь. Ведь ты горазд избрать надобного. Cette affaire me parait delicate parce qu'elle peut avoir des suites, qu'il serait bon d'eviter encore quelque terns.[251] Агличане жестоко побили на море: французский Адмирал с четырьмя кораблями взят в полон у острова Доминго близ Ямайки4. При сем прилагаю цыдулу человека, тебе крайне привязанного, и который жестоко по тебе тоскует5. Июня 3 ч., 1782 г. Пятница по утру 623. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 1 июля 1782] Батинька Князь, пишу к тебе, дабы узнать от тебя, в каком полку и каким чином советуешь принять сына Княгини Дашковой1. А тебе желаю быть здоровым и возвратиться к нам frais et gaillard comme un poisson.[252] 624. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 3 августа 1782] Из последних посланника Булгакова1 депешей видно, как турки тонко хитрят. Сверх неминуемого и всегдашнего подстрекания татар против России нынешняя посылка трехбунчужного паши в окрестности Тамана явно их намерения открывает2. Рассказывая (Рейз Эфенди — Булгакову) жалобы от татар на Хана, насказал множество причин смеху достойных. Но утаил главное, что их тревожит, а именно — привязанность Хана к Персоне Вашей, и что наивяще ознаменило Его русским — сего также не сказал, то есть что Хан принял чин военный в гвардии3. Их намерение было Его умертвить, чего теперь не удалось, но умысел на веки остался, то хотя бы татары и покорились, но как Хану у них жить без охранения? Случай же ввести в Крым войски теперь настоит, чего и мешкать ненадобно. Преданный Вам союзник и самовластный Государь своей земли требует Вашей защиты к усмирению бунтующих. Естли Вам не подать помощи Ему, сим некоторым образом дознают, будто бунтовщики имели право возстать на Хана. И так повелите Хану из Керчи переехать в Петровскую крепость, откуда с полками, поблизости находящимися, вступит он в Перекоп. Те же войски останутся в Крыму доколе нужно будет. Я Вас уверить могу, что татар большое число, увидя войски, отпрутся от прозьбы Порте вознесенной и вину всю возложат на начальников возмущения. 625. Екатерина II — Г.А. Потемкину[28 августа 1782] Le Mr. Jankovitsch sera le bienvenu des demain Lundi ou bien Mardi apres dine entre 5 et 6 heures du soir. Je dis Mardi parce que peut-etre est-il fatigue du voyage, ou peut-il avoir tel autre empechement cause par la meme cause. 626. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 1 сентября 1782] Что причиною, что Самойлов ни о чем не пишет касательно его переговоров с Ханом. Или он говорил, или ты ему ничего не предписал говорить? 627. Екатерина II — Г.А. Потемкину[12 сентября 1782] Сожалею, батинька, о неприятных спутниках, худой погоде, дурных дорог[ах] и нехороших лошадях, кои тебя до Пскова проводили. Что же Гдов поукрасился, то добрые вести, но лучшия имею ожидать от тебя. Вчерашний день, то есть 11 числа, я приехала в город. В сенях встретила Соммерса и спросила у него, какова графиня Скавронская1. Он мне сказал то, что после и Рожерсон мне подтвердил, что ей есть гораздо луче и что сегодня ее перевезут в город. При сем прилагаю письмо к тебе Ал[ександра] Дми[триевича] Лан[ского], который чуть что не плачет, что к нему нет ни строки от тебя. Прощай, любезный друг, будь здоров и возвратись к нам скорее веселехонько. У агличан пропал, сказывают, стопушечный корабль2 на рейде в Спитеге от неосторожности, и на оном утонул искусный адмирал Кемпенфельд и из 900 человек лишь триста спаслось. Хотели что-то чинить и перевезли пушки на одну сторону, а в самое то время ветр опрокинул и потопил того корабля. 628. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПисьмо твое, друг мой сердечный, от 10 сентября из Могилева я сегодни получила1. Сожалею о безпокойной твоей езде. Пожалуй, побереги свое здоровье: луче день позднее приехать, да быть здоровым. Здесь ныне дни стоят изрядные. Из Царяграда получила я от Булгакова2 вести, что весь город выгорел и горел 55 часов (пожар начался 10 августа, а письмы от 15 числа): казармы янычарские, все судебные места и многие мечети. Людей же тысяч до четырех сгорело, а несколько сот тысяч погорело. Ожидали от сумятицы бунта, и для того сменен визирь и кегая-бей. На место первого зделан визирем Очаковский паша, а на место другого — какой-то Эмин-паша, который слывется умным и знающим человеком. А чернь злится на нас и нас клеплет поджиганием города. И улемы вранье подкрепляют. В городе же в хлебе оказывается скудость, мельниц и пекарен мало что осталось. Пожарища простирались от сераля, который однако цел, так как и Софийская мечеть, до Семи башен. Больная твоя оправляется, сидит. Алек[сандр] Дми[триевич] у ней вчерась был и нашел ее гораздо луче. Она здесь в город перевезена. Прощай, мой милый друг. Алек[сандр] Дми[триевич] тебя за цыдулку сам будет благодарить3. Сент[ября] 19 ч., 1782 629. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПисьмы твои, батинька, из Херсона от 16 сен[тября] я имела удовольствие получить сего утра1. И хотя подробностей не пишешь, но как тебе самому кажется удивительно, сколько сии места после заключения мира переменились, то из того заключить уже можно, что зделано много. По известиям Веселицкого Хан спешит своим переездом. И так думаю, что вы с ним уже виделись2. О уходе крымцев в Анатолию и цареградские вести гласят. Удивительнее всего, что посреди сумятицы тамошней после пожара, спешили уплачивать деньги, кои нам должны3, и сие приписую трусости. Благодарствую за добрые вести, что провиант и сено заготовляются с успехом и что урожай был добрый. Катиша выздоравливает. У ней два чирьи оказались наружные и оба открылись. Бауру также есть лехче. Прощай, друг мой сердечный, будь здоров и весел. С будущими имянинами тебя поздравляю. Дай Бог тебе всякого добра. Сентября 25, 1782 630. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 30 сентября 1782] Заехал ты, мой друг, в глушь для своих имянин. Я думаю, что у тебя ни necessaire,[254] ни нужного прибора. И для того посылаю к тебе необходимонужное в деревне, наипаче в праздник такой, который для меня столь драгоценен и любезен, как твое рождение. Прийми, друг мой, дар доброго сердца и дружбы. Будь здоров и весел, я тебе сие желаю искренно. Бог с тобою. 631. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуСентября 30 ч., 1782 года С сегодняшними твоими имянинами поздравляю тебя от всего сердца. Сожалею, что не праздную их обще с тобою. Желаю тебе тем не меньше всякого добра, наипаче же здоровья. Об моей к тебе дружбе всегдашней прошу ни мало не сумневаться, равномерно и я на твою ко мне привязанность щитаю более, нежели на каменных стен. Письмо твое от 19 сентября из Херсона до моих рук доставлено1. Неблистающее описание состояния Очакова, которое ты из Кинбурна усмотрел, совершенно соответствует попечению той Империи об общем и частном добре, к которой по сю пору принадлежит. Как сему городишке нос подымать противу молодого Херсонского Колосса! С удовольствием планы нового укрепления Кинбурна прийму и выполнение оного готова подкрепить всякими способами. Петр Первый, принуждая натуру, в Балтических своих заведениях и строениях имел более препятствий, нежели мы в Херсоне. Но буде бы он оных не завел, то мы б многих лишились способностей, кои употребили для самого Херсона. Для тамошняго строения флота, как Охтенских плотников, так и Олончан, я приказала приискать, и по партиям отправим. А сколько сыщутся, тебе сообщу. По письмам Веселицкого из Петровской крепости я почитаю, что скоро после отправления твоего письма, ты с Ханом имел свидание. Батыр-Гирей и Арслан-Гирей изчезнут, яко воск от лица огня, так и они, и их партизаны, и покровители — от добрых твоих распоряжений2. Что татары подгоняют свой скот под наши крепости, смею сказать, что я первая была, которая сие видела с удовольствием и к тому еще до войны поощряла всегда предписанием ласкового обхождения и, не препятствуя, как в старину делывали. Здесь говорят, что турки до войны не допустят, а я говорю: cela se peut.[255] Кажется по последним известиям, что носы осунулись у них. Курьер сказывает, что по всей дороге нет ни единого города, ни единого замка, который бы не заперт был по причине внутренних конвульсий3 каждого из тех городов и замков. Принц Виртембергский приехал сегодни4 и завтра ко мне будет. Прощай, мой друг сердечный. Кате, твоей племяннице, есть лехче, только наружные чирьи еще не все миновались. 632. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуОкт[ября] 8 ч., 1782 г. Из писем твоих, друг мой сердечный, от 25 и 26 числа я усмотрела твое свиданье с Ханом и пустой его страх1. Пуганая ворона куста боится. Татары об нас судят по тем правилам, по которым приобыкли судить о турецких распоряжениях, и для того нам подножием служат ныне. Что-то Хан к тебе напишет? Войск весьма достаточно наряжено идти2, лишь бы в Крыме достаток был на зиму в фураже; а прочие заботы в моей голове исчезли, видя из твоих писем приуготовление пропитанья. Что мои письмы тебе приятны, сие служит к моему большому удовольствию. Бог знает, Веселицкий или Хан причиною недоразумения о Ахтиярской гавани, я никогда на эти слова много не полагалась: надобно будет — займем и без них, не надобно, то перед ними. Катя все еще возится с чирьями. Пятый оказался. Я почитаю сие за великое щастие, что материя сама сыскала такой путь. Виртем[бергская] Принцесса приехала, и в четверг у ней в Эрмитаже глаза были так распухли и расплаканы, что жалко было смотреть3. Они, сказывают, живут, как кошка с собакою. Вел[икий] Кн[язь] приехал в Вену 23 сентября, тамо останутся две недели4. И так теперь на обратном пути. Саша ужасно как обрадован твоими письмами. Прощай, любезный друг, будь здоров и приезжай скорее к нам. 633. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Около 14 октября 1782] 1. Об экстраординарной сумме, надеюсь, что остановки не зделается, ибо Кн[язю] Вяз[емскому] экстраординарные деньги на сей неделе даны. 2. На заведение литейного дома в Киеве нельзя не согласиться, тем более что в Малороссии еще находятся тамошней артиллерии литейщики и другие мастеровые, от коих помощь ожидать можно, а иного и сберечь [от] лишней пересылки людей и вещей. 3. Хотя не люблю, когда ты не у меня возле бока, барин мой дорогой, но признаться я должна, что четырехнедельное пребывание твое в Херсоне, конечно, важную пользу в себе заключает, как сам упоминаешь1. Bonjour, mon Ami, portes Vous bien.[256] О наборе рекрут еще нужно промышлять. 634. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Около 26 ноября 1782] Чаю, не оспоришь, буде Генерал-кригскомиссара Дурнова вмещу в число Александровских кавалеров1. Что же касается до мужа твоей племянницы, то прошу тебя отложить сие прошение до другого дня2, а наипаче к праздникам всякие прозьбы за неделю, а еще лутче за две, доставить к моему сведению, дабы мысли время имели бродить, аки брага. Я, увидясь с тобою, объясню тебе мои мысли дружественно и дружеские, car, m'amour, je n'en ai point d'autres pour toi.[257] 635. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 14 декабря 1782] Ест ли б Император своему Министру у Порты повелел обще с нашим настоять только в том, чтоб Порта не инако почитала Хана, как Государя самовластного и никак не подлежащего их суду1, тем паче, что жалобы и неправильно взнесенные и ложно вымышленные, да и никак по соседству Порту безпокоить не могущия. В таком дознании Хана независящим будет сильно всякое с ним постановление. Некстате заставлять цесарцев говорить о уступке чрез пособие Порты нам гавани Ахтиарской, ибо сие наделает больше тамо подозрения, нежели пользы2. И мы вящее только подарим прежде время подозрение. К тому же не надлежит турков вмешивать в дела, Хану принадлежащие, чтобы они и мыслить не могли быть господами в татарском имении. Я все, Всемилостивейшая Государыня, напоминаю о делах, как они есть и где Вам вся нужна Ваша прозорливость, дабы поставить могущие быть обстоятельства в Вашей власти. Естли же не захватите ныне, то будет время, когда все то, что ныне получим даром, станем доставать дорогою ценою. Изволите разсмотреть следующее. Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего Хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то, извольте рассудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах. Всемилостивейшая Государыня! Неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит3. Удар сильный — да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением безсмертную славу получите и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду. Хану пожалуйте в Персии, что хотите, — он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешную зиму и жители охотно принесут о сем прозьбу4. Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, она могла, да не хотела или упустила. Естьли твоя держава — кротость, ту нужен в России рай. Таврический Херсон! из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость християнского правления. 636. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец 1782] Благодарю, друг мой сердечный, за прекрасный подарок и за письмо с начертанием твоих ко мне чувствований1. Видит Бог, что я тебя люблю и чту, яко вернейшего и умнейшего друга. Письмо паши к Хану доказывает весьма твои предсказания к le moment est tres favorable pour oser beaucoup[258] и для того надлежит начать занятьем Ахтиярской гавани2. 637. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец 1782] Mon Ami, faites venir chez Vous le Comte Cobenzel, et quand il sera venu, faites chercher chez moi la lettre de la Grande Duchesse que je viens de recevoir par estaffette et que je ne Vous envoie pas dans ce moment, parce que je suis pressee d'y repondre, et qu'en la retenant je gagne du tems. Elle me mande qu'elle, le Gr[and] Duc, son pere et sa mere sont d'accord de faire habiter a Vienne la Princesse Elisabeth, comme l'Empereur en avait le dessein, qu'elle, la Princesse у ira demeurer cet ete peut-etre et qu'on n'attend que mon consentement pour conclure; je m'empresse a le leur dormer et je leur glisserai l'idee de conduire la Princesse a leur retour jusqu'a Prague ou a Vienne meme et par la je ferai d'une pierre deux coups. Vous pouves dire cela aussi au Comte Cobenzel, en le priant de ne point ecrire cela chez lui par la poste qui passe par des pays ou on aurait interet a contrecarrer mes vues.[259] 1783638. Екатерина II — Г.А. Потемкину[28 февраля 1783] Mon cher et bien aime Ami, j'at baptise Votre petit-neveu, je Vous prie de choisir pour leur faire present ce qu'il Vous plaira, ou bien faites-moi dire ce que Vous voudries, que je fisse pour l'enfant.[260] 639. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Февраль — март 1783] Прилагается здесь наряд войск к шведской стороне, из которого Ваше Величество усмотреть изволите, сколь он достаточен своим числом против государства, где все военные силы состоят из сорока тысяч. До дальней нужды не посылать более к шведским границам, как один корволан, который с полками Финляндской дивизии расположится по той границе. Противу Прусского Короля не вижу я нужды ополчаться. Его демонстрации не на нас будут, но устремится может быть он самым делом на Данзиг. Тут Император дремать не станет, а мы отдалим время. Но естли б Прусский Король вместо Данзиха стал забирать Польшу, тогда поднять поляков, обратив против Его корпус Салтыкова частью и прибавя из оставших полков в России; составится нарочитая сила, с чем, присоединясь к Австрийским войскам, воспрепятствовать Ему приобретать от Польши. С турками дела наши не остановятся: корпус Князя Репнина удержит в узде их войски по Хотинской и Бендерской границе. Я на Буге учрежу отряд, и сии обе части будут оборонительные. Осаду Очакова до время отложим, а Крым займем, удержим и границы обезпечим. Корпусами же Кубанским и Кавказским умножим как наиболее демонстрации и заставим Порту заботиться с той стороны. Флоту летом пребывание назначить так, чтоб он смотрел на Стокгольм, и приуготовления флотские делать как можно казистее. На Швецкого Короля смотреть не надобно, а сказать Его Велич[еству], что Вы собрания лагерные близ Ваших границ в другое время сочли бы забавою, но в обстоятельствах настоящих, ето пахнет демонстрациею. Объявите ему сериозно, что Вы не оставите употребить всего, что возможно к избавлению себя впредь от таковых забот. Приведение войск Малороссийских на лутчую и строевую ногу немало послужит к устрашению недобромыслящих1. Я по воле Вашей скоро кончу как об них, так о мундирах2, лаская себя наперед, что, конечно, удостоюсь апробации Вашего Величества. 640. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Март 1783] Отправление флота в Архипелаг (сстли будет с турками ныне война) последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских турецких сил. Удержав их флот присудствием нашего, всю мы будем иметь свободу на Черном море. А естли бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам. Когда же нет нужды делать десантов, но ненужно и число столь неудобное сухопутных войск, какое Адми[рал] Грейг1 полагает, а паче пеших кирасир; для службы же при флоте прибавить к числу их солдатской команды егерей один баталион, а к сему еще навербовать пять или шесть баталионов албанцев из Химары, и славян также число достаточно и для службы на острове Лемне, естли флот тут возьмет свое место, и ради поисков, где случай удобный представится. Главный вид для флота Вашего Величества притеснять сообщения по морю туркам с их островами и Египтом, и чрез то лишать их помощи в съестных припасах. Притом все целить пройтить Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре. Препятствовать ли турки захотят? Тут они обязаны будут дать баталию морскую, чего нам и желать должно. Но чтоб Дарданеллы форсировать с Сухова пути, на сие нужна армия. Ибо у турок достанет сил их оборонять. Притом мы видели в прошедшую войну, что они и тремя стами человеками гоняли наши большие десанты. Какая же разница флоту действовать единственно на водах. Число пятнадцати кораблей уже несумненно превосходит силу морскую турецкую. К тому числу почтенному сколько пристанет каперов, обезпокоивающих везде их транспорты, а искусный и предприимчивый адмирал верно выждет способ пролететь Дарданеллы. Усердие мое побуждает Вашему Величеству представить, что нужен испытанный в предприимчивости и знании адмирал. Нигде столько успехи от манер и стратигем не зависят, как на море, а сих вещей без практики большой знать нельзя. А Вашему Величеству известна практика наших морских. Я не смею сказать, а думаю, что бы мешало секретнейшим образом соединить ескадры, кои теперь в походе, и послать под видом прикрытия торговли в Архипелаг, и пока турки еще не готовы, пройтить в Черное море. Тогда бы уже в Архипелаг нужды не было посылать другова флота. Но сие может быть мои бредни. Только кажется, что… 641. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 31 марта 1783] Князь Репнин прислал ко мне, чтоб доложить о месте в Невской церкви покойному Г[рафу] Никите Ивановичу. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Пошли Архиерея сказать, есть три места еще. 642. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Март-апрель 1783] Об одежде и вооружении силИсполняя Высочайшую Вашего Императорского Величества волю об обмундировании кавалерии наивыгоднейшим образом для солдата, я употребил всю мою возможность к избежанию излишества и, облача человека, дал однако же ему все, что может служить к сохранению здоровья и к защите от непогоды. Представя сие на Высочайшую апробацию, могу уверить Ваше Императорское Величество, и самое время покажет, что таковое Ваше попечение будет вечным свидетельством материнского Вашего милосердия. Армия Российская, извлеченная из муки, не престанет возносить молитвы. Солдат будет здоровее и, лишась щегольских оков, конечно, поворотливее и храбрее. В прежние времена в Европе, когда всяк, кто мог, должен был ходить на войну и по образу тогдашнего боя сражаться белым оружием, каждый по мере достатка своего тяготил себя железными бронями. Защиты таковые простирались даже и до лошадей. Потом, предпринимая дальние походы и строясь в эскадроны, начали себя облегчать. Полные латы переменились на половинные, а, наконец, и те уменьшились так, что в коннице осталось от сего готического снаряду только передняя часть и каскет на шляпе, а в пехоте — знак — и то только у офицеров. Как тогда более сражались поодиночке, то защиты таковые немало обороняли, особливо же от копий, почему не напрасное имели к ним уважение, которое, превратясь в некоторое военное педантство, поставило цену и аммуниции, вовсе не обороняющей. А как все казалось легко в разсуждении железного снаряда, то при перемене аммуниции ввели множество вещей излишних и нескладных. В Россию, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством тогдашнего времени. А наши, не зная прямой цены вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах и прочем. Занимая же себя таковою дрянью, и до сего еще времени не знают хорошо самых важных вещей, как-то: марширования, разных построений и оборотов. А что касается до исправности ружья, тут полирование и лощение предпочтено доброте. Стрелять же почти не умеют. Словом, одежда войск наших и аммуниция таковы, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в 30 почти лет возраста узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих. Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением: платье чтобы было солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно есть плод роскоши, требует много времени, иждивения и слуг, чего у солдата быть не может. На сем основании предложу по порядку о вещах, составляющих аммуницию. Шляпа убор негодный: она головы не прикрывает и, торча концами во все стороны, озабочивает навсегда солдата опасностию, чтоб ея не измять, особливо мешает положить голову и, будучи треугольником, препятствует ей поворачиваться да и не закрывает также от морозу ушей. Кафтан и камзол с рукавами: как сих вещей вдруг не носят, то которая-нибудь и есть излишняя. Покрой кафтана подает много поводу делать его разнообразным, следовательно, уравнения быть не может. Штаны в коннице лосинные, которым срок положен весьма долог, так, что сберегая их, солдат должен на свои деньги делать другую пару суконных: убыток несносный, коего требовать от него несправедливо. При том много заботят чищеньем и трудностию надевания. Зимою от них холодно, а летом жарко. Под ними же нельзя иметь полотняной одежды. Ныне лосинная одежда ненужна. В старину ее носили для того, что употребляли железные латы, и как лосина больше могла сносить, нежели сукно, потому и предпочиталась. Сапоги делают так узки, что и надевать трудно, а скидывать еще труднее, особливо, когда они намокнут. При том сколько подвязок, чтоб они гладки были, и сколько лакирования, чтобы лоснились! Для пехотного шпага лишняя тягость: оружие неудобоупотребительное, о котором главное старание у всех, как бы ловчее надеть, чтобы маршировать свободнее, также и ворочаться. Многие армии шпаг в пехоте не употребляют, а носят штыки. Седло венгерское лучше всех седел. Доказательством тому, что все нации, ездящие верхом, такие употребляют: венгры, татары, черкесы, казаки и поляки. Оне легки, лошадей вовсе не саднят. Делать их в полках можно и оне дешевле старых. О уборке волос. Завивать, пудриться, плесть косы, солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то готов. Если б можно было счесть, сколько выдано в полках за щегольство палок и сколько храбрых душ пошло от сего на тот свет! Простительно ли, чтобы страж целости Отечества удручен был прихотьми, происходящими от вертопрахов, а часто и от безразсудных? Употребление солдатами пуколь и кос сопряжено с следующими невыгодами: 1. уносит у них понапрасну время и изнуряет их, ибо когда бывает отряд на карауле, то обыкновенно 6, а когда эскадрону или целому полку назначается строй, то до 12 часов употребить им непременно должно для убирания себе взаимно волос и препроводить целую ночь в сем безпокойстве без сна, от чего неминуемо должно последовать неизбежное упущение в других нужных исправлениях. Тем, что препроводивши таким образом ночь в изнурении, не имеют они ни времени, ни силы исправить других своих дел, как например, вычистить и накормить своих лошадей, или, ежели в сем упущения не сделают, то, не будучи подкреплены сном, бывают слабы, нерасторопны и малоспособны к таким действиям, где потребны бодрость, живость и сила. 2. Требуют раззорительного иждивения для бедных солдат, которые, нуждаясь и так во многом по малости своего жалованья, должны еще из того употребить на пудру, помаду и косные ленты в год каждый по меньшей мере по 1 рублю 5 копеек. Суконные лосинных штанов выгоднее тем, что суконные полагаются только на один, а лосинные на 4 года, почему нижние чины принуждены бывают заменять оные суконными, покупая их на счет своего жалованья, что составит в год каждому не дешевле 60 копеек. Во время осенних и дождливых погод лосинные причиняют великое безпокойство, а паче вновь приверстанным. Зимою же оне нимало не греют. Лосинные суконных убыточнее для солдат, поелику не только потребно их часто вохрить, на что в год изойдет по меньшей мере 20 копеек, но надлежит еще иметь к ним пары три штибель-манжет, что будет стоить в год, по крайней мере, 30 копеек, а суконные по новому образцу ничего того не требуют. Просторные сапоги пред узкими и онучи или портянки пред чулками имеют те выгоды: 1. что в случае, когда ноги намокнут или вспотеют, можно при первом удобном времени тотчас их скинуть, вытереть портянкою ноги и, обвертев их опять сухим уже оной концом, в скорости обуться и предохранить тем их от сырости и ознобу. В узких же сапогах и чулках того учинить никак не можно, которых ни удобно скинуть, ни свободно опять надеть нельзя. Да и чулки не всегда бывает возможность переменить или высушить, чрез что бедные солдаты, имея безпрестанно ноги мокрые, подвергают себя нередко простуде и другим болезням. 2. Что, не имея нужды, так как при узких сапогах, подвязывать крепко своих ног, солдаты могут и свободнее ходить и более переносить путевого труда, да и обращение крови не останавливается. Ежели все сии столь очевидные в теперешних мундирах и других вещах неудобства исправить, то солдат, сверх других многих выгод, будет иметь еще от своего жалованья в остатке против теперешних издержек до 2-х рублей. Каска сверх выгоды и способности в употреблении своем пред шляпою и ту предпочтительность имеет, что вид дает пригожий солдату и есть наряд военный характеристический. 643. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 6 апреля 1783] Генерал-майоры Князь Меншиков, Салтыков, бригадир Фаминцын. Но последние два еще и полков своих не здали, на что требуется время. Ежели Вашему Величеству угодно Меншикова, то не благоволите ли в Измайловский полк, а ко мне пожаловать Олсуфьева. Но естли угодно обождать, не представится ли впредь лутчий, промежду тем повелите майору Левашову командовать полком. 6 Екатерина II и Г.А. Потемкин 644. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПисьмо твое из Нарвы без числа я вчерашний день от Мих[аила] Сер[геевича] получила1. Жалею, что дороги так дурны. Я чаю, ты весь разбит. Пожалуй, друг мой любезный, будь здоров. Я здорова. Прощай, Бог с тобою. Скучаем весьма без тебя. Апреля 9 ч., 1783 645. Екатерина II — Г.А. Потемкину14 апреля 1783 г. в Великую Пятницу Mon Ami. J'ai recu hier une lettre de l'Empereur dont je Vous envoye copie, c'est la reponse a ma demiere, j'ai ordonnee de Vous envoyer un resume de tout le bavardage de Cobenzel. Je ne fais aucune reflexion sur tout cela parce que je suis tres fermement resolue de ne compter sur personne que sur nous-meme. Quand le gateau sera cuit chacun prendre de l'appetit[261] Как мало я щитаю на союзника, так мало я опасаюсь и уважаю французский гром, или луче сказать, зарницы. Сожалею, что от самой Нарвы от тебя строки не видала. Пожалуй, не оставь меня без уведомления о себе и о делах, дабы я, знав о всем, излишнего безпокойства не имела. Будь здоров и пиши чаще. Ал[ександр] Дм[итриевич] тебе кланяется и ежедневно ходит [на] почту осведомиться. Татьяна Васильевна здорова ли? Adieu, mon cher Ami, je Vous sou-haite sante et Bonheur.[262] С наступающим праздником тебя поздравляю. 646. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПриходил Ефимович1, хотел со мною проститься. Я велела сказать ему, что с отрешенными за плутни судьями я знакомства не имею. Везде ходя, лжет на тебя, говорит, что ты ему полк дал. Я тому не верю, понеже знаю, что для него бездельника добрых и честно служащих подполковников не будешь обижать. А его дела скорее кнута, нежели полка, в награждение удостойны по суду. Я о сем спешу написать к тебе, дабы ты знал, как тебя облыгает Ефимович. Прощай, мой друг, желаю тебе здоровья и лучую дорогу. Знаю, что ты 10 числа апреля приехал во Псков. Апреля 18, 1783 647. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка моя родная, Государыня. Я всем должен дню твоего рождения, он для меня источник всех благостей. И так я его праздную душой и сердцем. Сохрани Бог твою жизнь и продли Ея на щот моих дней. Во многих местах реки меня останавливают и починка экипажей. Несколько дней для сего и для устройства деревень моих, что от тебя, кормилица, мне пришли, здесь пробуду. Писал я письмо к Князю Вяземскому о пакостях, какие в Шклове происходят1. Он Вам доложит обстоятельно. Прикажи, матушка, Генерал-Губернатору пресечь при начале. Ему вся тамошняя клика людей известна. Он Вам донесет, что от них всего ожидать можно. Проезжая чрез здешние губернии, я единогласно слышу удовольствие мелких людей. Они благодарят, что Вы дали им правосудие, чего они в Польше не знали. К сему благу, ежели бы убавить некоторый род людей, называемых патронами и адвокатами, и искам поставить термин, то бы еще жители были благополучны, а то множеством фальшивых привилегий и документами, за сто лет (как вино венгерское) подделанными, почти взаимно все перепутаны. Еще здешний край терпит на границе от бывшего униатского Архиерея Смогоржевского2, который на той стороне построив слободы, приманивает мужиков с обещанием льгот, и немало бегут, а ему последуют и другие. Не прикажите ли, будто под видом отыскания беглых, роты две послать в его деревни. Всякий раз, как здесь проезжаю, не могу довольно надивиться, для чего Витебск Вам не показан. Большой город, имеющий прекрасное положение, наполненный великими зданиями; множество богатого купечества. Город наипристойнейший для наместнического правления, внутри земли и центр всем караванам, кои барками идут. Он бы по Петербурге был красивейший зданиями город. Моя матушка, цалую безценные твои ручи. Примите безделку, какую я посылаю, с той милостью, каково мое к Вам усердие. Дай Бог, чтоб я нашел случай доказать Вам на деле. Помни, кормилица, того, кто душей и телом твой во веки вернейший раб Князь Потемкин 20 апреля [1783]. Могилев 648. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня! Приложенная копия Императорского письма немного твердости показывает1, но поверьте, что он инако заговорит, как Вы и угадываете, когда пойдут предположения Ваши в действо. Кауниц2 ужом и жабою хочет вывертить систему политическую новую, но у Франции они увязли, как в клещах, и потому не смеют отстать от нее, хотя бы в том был и авантаж. Стремятся также поссорить Вас с Королем Прусским, а это их главный пункт. Я щитаю, что их всех мучит неизвестность о наших движениях. Облекись, матушка, твердостию на все попытки, а паче против внутренних и внешних бурбонцев: все что ни будет, будет только одна пустая замашка, а на самом деле все захотят что-нибудь также схватить. На Императора не надейтесь много, но продолжать дружеское с ним обхождение нужно. Впротчем, право, и нужды большой нет в его помочи, лишь бы не мешал. Будь уверена, моя матушка родная, что я не упущу нигде к твоей делать пользе и всегда с жаром таким, коим сердце мое наполнено. Я скоро буду на месте, откуда непрестанно буду уведомлять о всем происходящем. В дороге получил рапорты из Крыма3, но ничего важного нету, ниже известий, кроме того, что подножного корму нету, почему конные полки придвигать неловко. Но я надеюсь, что скоро покажется. Зима была сей год продолжительна. Время Вам докажет, сколь Вы хорошо зделали, что не послали флот. Прости, моя матушка, цалую твои ручки. Вернейший по смерть раб твой Князь Потемкин Скажите спасибо Ал[ександру] Дми[триевичу]. 22 апреля [1783]. Дубровна 649. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуАпреля 24 ч., 1783. Из Царского Села Письмо твое, друг мой сердечный, из Полоцка я получила1, но оное без числа, и так не знаю, когда доехал. Сожалею, что ты столь много трудностей нашел в дороге. Надеюсь, что ты всю экспедицию получил. Репнин, отъезжаючи, просил меня, чтоб когда ему вперед итти прийдет, чтоб его уведомить гораздо заблаговремянно, понеже на его корпус пропитанья имеет не долее 15 июня, дабы пропитанье заготовить мог2. Бог с тобою, будь здоров и пиши чаще ко мне и ставь числа. И уведоми меня подробно обо всем. Тем самым убавишь во мне много безпокойства. Прощай, желаю тебе щастливого пути. Саша тебе кланяется. 650. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Апреля 27 ч., 1783 Друг мой сердечный, за поздравление твое со днем моего рождения благодарствую, также и за присланный подарок. Хвалю тебя, что ты отдохнул несколько в Могилеве. Пассек сам едет ради Шкловских диковинок1, и он, конечно, пресечет наискорее и станет смотреть за ними. Винных накажет, а за прочим будет иметь бдение. Что людей ты нашел своим нынешним состоянием довольных, тому радуюсь. Чего не достает, постараюсь поправить со времянем. Прикажу и Смогоржевского унимать2. Спасибо тебе, что числа вписал и место, откуда пишешь. Пожалуй и впредь так делай и пиши часто и подробно, а твои письма весьма мне приятны. Я здорова. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien. L'Empereur est alle pour six semaines en Hongrie pour visiter sa frontiere. Voila ce qu'il m'ecrit.[263] 651. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Майя 4 ч., 1783 По получении последнего твоего [письма] от 22 апреля из Дубровны я так крепко занемогла болью в щеке и жаром, что принуждена была, лежа на постеле, кровь пустить. Но как круто занемогла, так поспешно паки оправилась, и вся сила болезни миновалась коликою в третьи сутки. И выздоровела Царица и без лекарства, похоже, как в сказке «О Февее» написано1. Я уже писала к тебе, что от Цесаря ко мне два письма были, кои уже опять иным тоном. Я на него никак не надеюсь, а вредить не станет. На внутренних и внешних бурбонцев я ни мало не смотрю, а думаю, что война неизбежна. Время у нас отменно хорошо и тепло, и, по тому судя, думаю, что и подножный корм у вас поспевает. В Малороссии зделано теперь распоряжение о платеже податей по душам2. Таковые не худо делать и в местах Полтавского и Миргородского полков, кои приписаны к Новороссийской губернии, не касаясь новых поселений, которым даются льготные годы. Тутолмина я велела отпустить к тебе3. Прощай, мой друг сердечный. Прошу быть столь уверен о моей к тебе непременной дружбе, как я в твоей ко мне верности. Прощай, будь здоров и весел и имей во всем успех. 652. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуМайя 5 ч., 1783 года Голубчик мой Князь, сейчас получила твое письмо из Кричева и из оного и прочих депеш усмотрела, что Хан отказался от ханства1. И о том жалеть нечего, только прикажи с ним обходиться ласково и со почтением, приличным владетелю, и отдать то, что ему назначено, ибо прочее о нем расположение не переменяю. Непростительно Ефимовичу оболгать тебя повсюду: он здесь везде в шарфе и в полковничьем мундире ходил. Ответ твой Вел[икому] Князю по причине Екеля весьма пристоен2. На сих днях Грейг ко мне будет, и я посмотрю, можно ли будет в Кронштадте строить без него, или нужен ли он, по крайней мере, при начале работ, ибо он знает Бауеровы мысли. Adieu, mon cher Ami, portes-Vous bein. 653. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня. Приехав в Херсон, измучился как собака и не могу добиться толку по Адмиралтейству1. Все запущено, ничему нет порядочной записки. По протчим же работам также неисправно. Дороговизны подрядов и неисправность подрядчиков истратили много денег и время. Я Вице-Адмиралу Клокачеву2 приказал учредить комиссию, чтобы привести в порядок. Никто из тех, кои должны были смотреть, не были при своем деле, ниже капитан над портом. Все были удалены, а в руках находилось все у секретаря Ганнибалова — Князя Шахматова3, которого он увез с собою, не оставя здесь ни лет, ни примет. Когда Вы указом повелели в Адмиралтейств Коллегию, чтобы нынешний год было готово семь кораблей, он в Коллегию рапортовал, что готовы будут. Теперь выходит, что и лесу всего на корабли не выизготовлено, а из готовленного много гнилого. Я приказал выправляться, кто подрядчики, и за сим доставлю подробную ведомость о всем, как и что нашел. Достанет, конечно, моего усердия и сил, чтоб все сколько можно поправить, а прошу только иметь ту милость, чтоб заметить, как было до сих пор и как пойдет у меня в руках. В Крыму я предупредил моими предписаниями нерешимость тамошнего начальника4. После тех пор значительного ничего не произошло. На сих днях еду туда сам, и что будет, не премину донесть. Немало мне прискорбно, что давно не слышу про тебя, моя матушка родная. Молю Бога, чтобы Вы были здоровы. Цалую ручки Ваши и по смерть неложно вернейший раб Ваш Князь Потемкин Я свидетельствую усердие Графа Браницкого и за него, как за себя, ручаюсь, что естли Вы употребите на Вашу службу, то он не уступит рвением подданному5. 11 майя [1783]. Херсон 654. Г.А. Потемкин — Екатерине II16 мая [1783]. Херсон Матушка Государыня. Вы мне все милости делали без моей прозьбы. Не откажите теперь той, которая мне всех нужнее, то есть — берегите здоровье. Как Хан уедет, то крымские дела скоро кончатся1. Я стараюсь, чтоб они сами попросили подданства, думаю, что тебе, матушка, то угодней будет. Сближаю теперь полки к Крыму, которые далеко зимовали, дабы можно было обнять надежнее полуостров. Ох, матушка, как Адмиралтейство здесь запутано и растащено. Я по сю пору много доволен Клокачевым. Поверьте, что работать начали с того только дня, как я приехал. Я все неустройства приписываю к одной ленности, но ленность и беспечность непростительные, превосходящие всякую меру. Вам удивительным покажется, что он в пять лет ни на одной работе не был ни разу, и секретарь при нем Князь Шахматов — сущий мошенник — все расхитил и щоту не оставил. Я бьюсь как собака с этой частью. Крепость и строения не меньше запущены, но то скоро поправиться может. Жар здесь несносный тем паче, что закрытия нету. Не было ума дереву насажать. Я приказал садить. О многих нуждах по делам я писал к Безбородке, чтобы Вам доложил. По обеим частям Городской и Адмиралтейской я учредил комиссии, дабы разбирать и щитать суммы. Прости, моя матушка родная, сударка моя. Дай Бог тебе здоровья, чего желаю от чистейшего сердца. Твой вернейший раб Князь Потемкин Генерал-кригскомиссар в худом состоянии. Поспешите, матушка, определением другого. Право, кроме Святого, годного к сему месту нет2. В бытность мою в Петербурге просил меня Петр Васильич Завадовский3, что он желает быть при мне, ежели я найду годным его к чему употребить и чтоб со времянем пособствовать перейтить ему в Армию — исходатайствовать Вашу милость ему — переименованием в чин придворный в егермейстеры, гофмейстеры или на место Святого в шталмейстеры. Все сие зависит от твоей, матушка, воли. Я же с моей стороны, право, рад буду таковому о нем благоволению. Прусский Король точно как барышник все выпевает вероятности перед французами. Я бы желал, чтоб он успел Короля уговорить послать сюда войск французских, мы бы их по-русски отделали4. 655. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 16 мая 1783] Пожалуй будь здоров и весел. Я принуждена буду, по причине болезни Ген[ерал]-кригскомиссара, к его должности определить другого, лишь теперь ищу для себя шталмейстера. Прощай, друг мой. 656. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Майя 26, 1783 Письмо твое, друг мой сердечный, из Херсона я получила вчера. Жалею много о приключенном тебе безпокойствии дорогою и о том, что ты по Адмиралтейству и по крепостному строению не все нашел в надлежащем порядке. Сюда приехал Ганнибал и уверил меня, что крепость совершенно в безопасном положении противу нечаянного нападения и что корабли отстраиваются. Я для славы города Херсона и для гремящего сего града с младенчества имяни дала строителю большой крест Владимирский. Не сумневаюсь, что в твоих руках и твоим попечением все пойдет, как должно. Крымских известий дальних ожидаю нетерпеливо и думаю, что ныне уже объявлены Российскими подданными1. В Цареграде начали хулить суджукского паши предприятия на Таман. Из репортов с разных мест вижу, что и с Темрюком последовало то же, и нельзя, чтоб Порта о том не знала2. Я не знаю, почему мои письмы к тебе не доходят. Кажется, я писала к тебе при всяком случае. Пока ты жалуешься, что от меня нет известий, мне казалось, что от тебя давно нету писем. Теперь я здорова, а с начала мая я здесь занемогла, по моему обычаю, круто. Принуждены были кровь пустить, чем жар прорвался. Вчерась получила письмо от Короля Шведского, который к 13 июня сбирается приехать в Финляндию и спрашивает, где может со мною увидеться. Я означила Фридрихсгам, куда к тому времяни поеду на три дни, а всего ден десять отселе отлучусь, и первый мой ночлег будет в Осиновой Роще. Король Шведский, взяв от французов денег для демонстраций, делает из шести полков лагерь у Тавастгуса и в самое то же время нам подтрушивает свиданием3. Я не знаю, кто-то компоновал Графине Браницкой русское письмо такое странное ко мне, что расхохотаться надлежит. Луче бы она запросто писала сама4. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien et ecrives-moi le plus souvent possible. Aves-Vous vu le Marechal Roumanzof ou ne l'aves-Vous pas vu? Qu'est-ce qu'il fait; je pense rien.[264] 657. Г.А. Потемкин — Екатерине IIХерсон. Майя 28 дня [1783] Матушка Государыня. Немало меня смущает, что не имею давно об Вас известия. Дай только Бог, чтоб Вы меня не забыли. По сие время еще Хан не выехал, что мне мешает публиковать манифесты. Татары не прежде будут развязаны, как он оставит Крым. При нем же объявить-сие народ почтет хитростью и попытками, по прозьбе его зделанными. И так еще неделю подожду, а там уже приступлю. Зараза вновь не распространяется, к чему меры взяты наистрожайшие. Вы, матушка, не можете представить, сколько мне забот по здешнему краю одно Адмиралтейство. По сие время распутать не могу. Нету ничему ни лет, ни примет. Денег издержано много, а куда, тому не сыщу. Строение кораблей с моего приезда идет успешно. За лесами, коих недостает, послал. Зделайте милость, прикажите командировать сюда потребное число чинов, о чем прилагаю ведомость. Кузнецов здесь недоставало. Послал по коих в Тулу. С другойстороны по Губернии напакощено немало. Тут мои заботы облегчил много Губернатор1, которого теперь я послал, куда нужно. Одна часть меня услаждает — это закупка хлеба, которая дешева и успешна. По сие время была бы оная еще и выгоднее, естли б не встретилось по таможням недразумение: в тарифе написано, хлеб в прилежащие Губернии к Польше пропускать без пошлин, но как тут именно упомянуты только что Малороссия и Белоруссия, то и не пропустили без пошлин, а поляки, не имея чем платить, отвезли сей хлеб в Очаков и Аккерман, которого было 50 тысяч четвертей. Я застал мало, однако тысяч пять купил у них за 65 ко[пеек] четверть. По сей цене и весь бы был куплен. Я, имея Ваше повеление покупать в Польше в помешательство туркам, приказал, не брав пошлин, провозить, записывая число четвертей. Я не знаю, матушка: для Новороссии то запрещено, что позволено старым Губерниям, а наша еще в младенчестве2. Кроме пособия в хлебе, в котором от саранчи терпели нужду, была от привозщиков и та польза, что мужики часто у нас оставались. Прости, матушка родная, я совсем наготове ехать в Крым. Жду с часу на час выезда ханского3. Цалую ручки Ваши вернейший раб Князь Потемкин 658. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Майя 30 числа 1783 Письмо твое из Херсона от 16 мая я получила вчера и, по прозьбе твоей выполняя, имею тебе объявить, что я здорова, а в начале мая захворала так, что первого числа вместо гуляния пустила кровь и то лежа на постели. Вместе с твоим письмом получила я из Вены курьера с письмом от Иосифа Второго, с которого при сем копию прилагаю1. Увидишь из оного, что твое пророчество, друг мой сердечный и умный, сбылось: l'appetit leur vient en mangeant.[265] Дай Боже, чтоб татарское или, луче сказать, крымское дело скоро кончилось. Я думаю, что менее теперь станешь мешкать, то лутче, дабы турки не успели оному наносить препятствия, какие ни на есть, буде скорее узнают, нежели зделается. А на прозьбу татар теперь не смотреть, а ногайские и так уже по письмам Павла Сергеевича о подданстве заговаривают2. Сожалею, что в Херсоне строения военные и цивильные не таковы, как желалось. Надеюсь, что усердием все исправлено будет. У нас весь май месяц так хорош, что луче желать нельзя. Святова я определю в должность Генерала-кригскомиссара, а что пишешь о Завадовском, то трудно разбирать: не понимаю, как от Сената да к собакам, а от собак к полководству дорога лежать может. Я на время возьму к шталмейстерской должности или Князя Ник[олая] Алекс[еевича] Голицына3 или Юсупова4. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien. Саша тебе кланяется и сам писать будет. По разным представлениям получишь резолюции. Восьмое июня поеду на десять дней в Финляндию, где в Фридрихсгаме увижусь с Королем Шведским. 659. Г.А. Потемкин — Екатерине II1-е июня [1783]. Херсон Матушка Государыня! Хан свой обоз на Петровскую крепость отправлять уже начал. После чего и сам в Херсон будет скоро1. Резон, что я манифестов при нем не публикую, есть тот, что татары сами отзываются, что при Хане они желания быть в подданстве российском объявить не могут, потому что только тогда поверят низложению ханства, когда он выедет. Самовольное же их покорение тем полезнее делам Вашим, что нельзя уже никому будет грозить и тем, что их к подданству принудили. Я не упускаю ничего к приуготовлению умов2. В Очакове починка крепости начинается; войски прибывают помалу; я теперь начал Кинбурн приводить в оборонительное состояние, который положением своим не поручен был поддерживаем от какого-либо корпуса, и так надлежит его поставить на долгую оборону. Адмиралтейство здешнее ни копейки денег не имеет, так что и рабочим платить нечем, кроме тех, что на плотников отпускаются. Комиссию я учредил, чтобы изследовать расходы, но сего скоро зделать неможно, а при том и барыша мало будет. Найдутся только дорогие цены, а не деньги. Чтобы не остановить работ, которые так горячо пошли, благоволите поддержать. Что касается до городских строений, сии достаточно своими деньгами исправятся. Пред сим представил я о доставлении следуемого числа людей в Адмиралтейство: зделайте, матушка, милость, прикажите их командировать, они бы заменили в работе армейские полки, которым теперь нету способа уже людей уделять на работы: сверх содержания разных постов ими я производить буду строение в Кинбурне и на Глубокой пристани. Осадная артиллерия почти уже вся доставлена в Херсон; огромное число и так больших орудий я не замедлил скоро доставить, не требуя на сие новой суммы, а изворотился старою и экстраординарной экономией; число орудий почти в пять раз больше того, что было под Бендерами. Повторяя мою просьбу о снабжении Адмиралтейства Херсонского деньгами и людьми, доношу, что первый корабль спустится «Слава Екатерины»; позвольте мне дать сие наименование, которое я берусь оправдать и в случае действительном. Цалую ручки Ваши, вернейший раб Князь Потемкин Александру Дмитричу кланяюсь. 660. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Июня 5 числа 1783 года Третьего дня получила я от Кор[оля] Шведского извещение с нарочным, что он приехал в Або благополучно, быв 22 часа на море; а вчера прислал он другого с тем, что он, смотря войски при Тавастгусе, стоя на одном месте верхом — лошадь его, испугавшись от пушечного выстрела, бросилась в сторону, и Его Вел[ичество], упав с ней, левую руку меж плеча и локтя переломил наискось. Присланный сказывает, что с места Короля понесли на кресле до Тавастгуса. Он же сам правою рукою написал ко мне, чтоб я согласилась отсрочить свидание до двадцатого июня и что тогда лекарь обнадеживает, что с перевязанной рукой ко мне быть может. Я писала к нему с сожалением, послала камер-юнкера для осведомления о его здоровье и согласилась на отсрочение. Pardi, mon Ami, voila un heros bien maladroit, que de tomber comme cela dans une manoeuvre devant ses troupes.[266] Письмо твое, мой милый друг, от 18 мая я получила1. Чтоб Ханское желание в рассуждении голубой ленты удовлетворить2 и притом сохранить все то, что мне и ему сохранить надлежит, то приказала я изготовить голубую ленту чрез плечо с медальоном овальным, на котором посреди алмазов слово из надписи ордена Святаго Андрея: «Верность». Звезда же бриллиантовая и с тою же надписью. А ему при том сказать надлежит, что креста ни он носить не может, ни я дать не могу ему, потому что он не христианин, а даю ему голубую ленту с надписью ордена Святаго Андрея и с преимуществом того ордена — с Генерал-Поруческим чином. Нетерпеливо жду от тебя известия о окончании Крымского дела. Пожалуй, займи прежде, нежели турки успеют тебе навернуть сопротивление. К Павлу Сергеевичу и к тебе приказала отправить подарок: мехи и вещи, которые ты требовал3. Путь на Ригу и вверх по Двине, а там по Днепру, который ты желаешь, чтоб единороги взяли, дабы Ахтиярской гавани доставить против неприятельских судов оборону, не есть ближний. Конечно, ты имеешь тем путем иное намерение. Буде тебе скорее куда надобно, то везти в Смоленск — кратчайший отселе путь. Отселе в Ригу будут три недели в пути, а там вверх по Двине проедут ли, Бог еще знает, а там переволок до Днепра. Однако ж отправить велела. Фельдмаршал Румянцев пишет ко мне, требует генерального штаба, инженеры и экстраординарной суммы4. Я приказала к тебе сообщить его письмы. Он же опасается, чтоб турки его не упредили. Как война не объявлена, то, кажется, все ко времени еще поспеть может. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien. После похода моего переменю Ген[ерал]-кригскомиссара. Зорич ехал было сюда, но я послала ему сказать, чтоб он до решения дела Зановича не казался мне на глаза. И так просил, чтоб ехать в Сесвеген, чего я ему дозволила. 661. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. 9 июня 1783 Письмо твое от 28 прошедшего я получила сегодня из рук Ал[ександра] Дм[итриевича]. Я надеюсь, что мои письмы теперь, Князюшка, до рук твоих дошли, а когда изволишь писать: «Дай Боже, чтоб Вы меня не забыли», то сие называется у нас «писать пустошь». Не токмо помню часто, но и жалею и часто тужу, что ты там, а не здесь, ибо без тебя я, как без рук1. Прошу тебя всячески: не мешкай занятием Крыма. Пугает меня теперь зараза для тебя и для всех. Для Бога возьми и вели взять всевозможные меры. Я очень жалею, что ты с Фельдм[аршалом] Румянцевым где ни на есть не съехались. Все на свете теперь на него находят заботы: штаба генерального, инженеров, деньги экстраординарные и вестей от Булгакова просит. Также боится быть упрежден турками и чтоб чего не проронить. Видя сие, приказала к нему послать, что можно будет. Авось-либо все по-пустому. Верю, что тебе забот много, но знаю, что ты да я заботами не скучаем. Что строение кораблей идет с поспешением — сие слуху моему весьма приятно. Потребное число людей стараться буду прислать. В покупке хлеба удача была, а таможенным недоразумениям легко пособить: в теперешнее время оно и нужно. Король Шведский руку переломил в Тавастгуском лагере, и для того наше свидание в Фридрихсгаме отложено до 20 сего месяца. Adieu, mon Ami. Христос с тобою. Сего утра Изм[айловского] полку майор Олсуфьев умер. Напиши несколько достойных людей, из коих мне выбрать на его место. Теперь поручила полк Левашову. 662. Г.А. Потемкин — Екатерине II13 июня [1783]. Херс[он] Матушка Государыня! Богу одному известно, что я из сил выбился. Всякий день бегаю в Адмиралтейство для понуждения, а притом множество других забот: укрепление Кинбурна, доставление во все места провианта, понуждение войск и прекращение чумы, которая не оставила показаться в Кизикермене, Елисавете и в самом Херсоне, но везде, благодаря Бога, предостережено и прекращено. Сею язвою я был наиболее встревожен по рапортам из Крыма, где она в розных уездах и гофшпиталях наших показалась. Я немедленно кинулся туда, зделал распоряжения отделением больных и незараженных, окуря и перемыв их одежду. Разделил по сортам болезней, и так, слава Богу, вновь по сие время — пять. Не описываю о красоте Крыма, сие бы заняло много время, оставляя до другого случая, а скажу только, что Ахтияр лутчая гавань в свете1. Петербург, поставленный у Балтики, — северная столица России, средняя — Москва, а Херсон Ахтиярский да будет столица полуденная моей Государыни. Пусть посмотрят, который Государь сделал лутчий выбор. Не дивите, матушка, что я удержался обнародовать до сего время манифесты. Истинно нельзя было без умножения войск, ибо в противном случае нечем бы было принудить, к тому же и транспорты хлебные остановились: вощики, убоясь карантина, все было ушли. Я нашелся принужденным публиковать облегчение и указать возвращение из Крыма на Александровскую крепость, где они употребят много время в прохождении степью, почти тот же выдержат карантин, и у Александровской их окурят. Обращаясь на строение кораблей, Вы увидите из ведомости, что представлю за сим, в каком было все расстройстве. Одним словом, из всех один мастер корабельный — честный человек2, протчие все были воры. Адмирал Клокачев истинно попечительный человек, но что ему делать без помощников. Я просил пред сим о присылке следующих людей к здешним кораблям. Тогда способы все будут. Также по представлению моему о прибавке пехотных полков, которые должны сформироваться уделением рот от старых3. Естли б вышла резолюция скорее, то бы я послал нарочных к приему, и сии полки к сентябрю были бы все в Крыму. Тогда бы достаточно было войск для отрядов на поиски. Я считаю по собрании всех фрегатов, которые из Дону выдут, можно будет в случае разрыва (и когда турки флотом от своих берегов отделятся) произвести поиск на Синоп или другие места. А что касается до Императора, не препятствуйте ему. Пусть берет у турков, что хочет. Нам много это пособит. И диверсия одна с его стороны — великая помощь. Я получил известие от консула из Букарешт, что уже пикеты цесарские стражу молдавскую прогнали, объявя, что далее занять намерены, и о сем послано к Порте. Посланное почтовое судно от капитан-паши в Очаков, о котором упоминает Булгаков, подлинно в Очакове было и пошло в Царьград. Александру Дмитричу мой поклон. Прости, матушка родная, цалую ручки Ваши. Верный раб Ваш Князь Потемкин P.S. Естли, матушка, изволишь определить Святого к комиссариату, то прикажите ему приехать ко мне. Первое, ради учреждения департамента и большого магазейна в здешней стороне, где Малороссийская и моя дивизии составляют почти половину армии, а запасов никаких нет; а что еще страннее, что многие соседние фабрики ставят вещи в Москву, а оттуда присылают сюда и плотят напрасно провоз. Второе, и подушные на жалованье прямо можно из ближних мест посылать. Третье, множество вещей старых образцов у них гниет даром, которые все можно употребить на формируемые вновь войски, а совсем ненужное продать. Я много и других способов покажу им к сбережению знатной суммы. Через три дни отправляюсь в Крым4. 663. Г.А. Потемкин — Екатерине II[13 июня 1783] Сколь нужны потребные для кораблей здесь строющихся офицеры и нижние чины, Вы сами знать изволите. За употреблением на фрегаты, здесь почти ничего не остается. Положенное же число на здешние корабли людей много бы поспешествовало работе. А ежели будет воля Ваша, чтоб сих отрядить, то прикажите хороших, а то что барыша, когда в новое место нашлют дряни. Ежели бы приказали В[еликому] К[нязю], так как Г[енерал] Адмиралу, сей наряд зделать, сказавши, что Ваша воля есть, чтоб люди были, как офицеры, так и протчие — годные, то бы, конечно, разбор был лутчий. Я, матушка, прошу воззреть на здешнее место, как на такое, где слава твоя оригинальная и где ты не делишься ею с твоими предшественниками. Тут ты не следуешь по стезям другого. Прикажите поспешнее отправить. Цалую ручки Ваши. Вернейший раб твой Князь Потемкин Того же дня 664. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Июня 13 ч., 1783 года Письмы твои, друг мой сердечный, от 1 июня из Херсона я третьего дня получила. Желательно весьма, чтоб ты скорее занял Крым, дабы супротивники как-нибудь в чем излишнее препятствие не учинили, а в Цареграде, кажется, о занятии уже глухие слухи доходят. А на это смотреть нечего: добровольно ли татары на то поступают или предаются, или нет. Отовсюду известия подтверждаются, что турки ополчаются. Я приказала к тебе сто тысяч рублей переслать на Херсонские нужды по твоим требованиям на первый случай. Понеже ты сумму не означиваешь, то я не знала, сколько переслать по тамошним необходимостям, а избрала переслать сию сумму. Я приказала людей число командировать, следующих к Адмиралтейству, и надеюсь, что нарядом тем служба исправлена будет. Что осадной артиллерии впятеро более довезено, нежели под Бендеры было, сие подает надежду добрую. Хорошо, что и в перевозах лутчая экономия наблюдаема, за что спасибо эконому. Пожалуй, не давай кораблям очень огромные имяна, afin que des noms trop tot fameux ne deviennet a charge et qu'il ne soit trop difficile de remplir une pareille carriere,[267] впрочем, как хочешь с имянами, ma bride en main, parce qu'il vaut mieux etre que paraitre et ne pas etre. Adieu, mon Ami.[268] По прочим твоим требованиям ссылаюсь на данные резолюции. Пожалуй, дай мне знать о продолжении или утушении или пресечении язвы. Сия меня стращает, опасаюсь все, чтоб не прокралась паки от какой ни на есть оплошности форпостной внутрь России. Прощай, будь здоров. После завтра означила ехать в Фридрихсгам. Не знаю, как Король с изломленной рукою снесет дорогу. Послала проведать. Александр Македонский пред войском от своей оплошности не падал с коня. Саша кланяется. 665. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИюня 29, 1783. Из Царского Села Друг мой сердечный, с праздниками тебя поздравляю1. В прошедшую субботу я возвратилась из Фридрихсгама, где я виделась с Королем Шведским, который много терпит от изломленной руки. Ты его знаешь, и так писать о том нечего. J'ai seulement trouve qu'il etoit excessivement occupe de sa parure se tenant fort volontiers devant le miroir, et ne permettant a aucun officier de se presenter autrement a la Cour qu'en habit noir et ponceau et point en uniforme; ceci m'a choque parce que selon moi in n'y a point d'habillement plus honorable et plus cher qu'un uniforme.[269] Видела я и Крейца2, его нового министра. Сей прямо из Парижа в Фридрихсгам приехал. Il m'a paru que Шефер avoit plus d'esprit.[270] Лутчим в suite[271] королевской показался Таубе3, что зимою был в Петербурге, а прочие все люди весьма, весьма молодые. Вот тебе вести наши. Теперь ответствовать буду на твое письмо из Херсона от 12 июня. Что ты выбился из сил, о том весьма сожалею; ты знаешь, что ты мне очень, очень надобен. И так прошу тебя всячески беречь здоровье. К оружению морскому люди отправлены и отправляются, и надеюсь, что выбор людей также недурен — самому Ген[ерал]-Адмир[алу] поручен был4. На все взятые тобою меры о укреплении Кинбурна, о доставлении повсюду провианта и о понуждении войска, имею твердую надежду, что все то пойдет, как желается. Одна чума меня страшит, чтоб не распространилась. Для Бога, не упущай ни единого известного способа для предосторожности от оной, как для себя, так и для всех. Опасаюсь иногда и того, чтоб не вкралась паки в Россию. Пехотные полки по твоим представлениям апробованы. Генерал-кригскомиссар[ом] зделан Святой5. Проект твой на Синоп или другие места, естьли война будет объявлена, недурен. Отовсюду слышу, что турки сильно вооружаются, но друзья их удержут от войны до времяни. О Цесаре мысли мои с твоими весьма согласны, лишь бы он не был в том положении, как был в прошедшей войне; всякая иная [помощь] нам от него полезна. Мих[аилу] Серг[еевичу] Пот[емкину] по твоей прозьбе прикажу ехать к тебе. Надеюсь, что по сей час судьба Крыма решилась, ибо пишешь, что туда едешь. Adieu, mon cher Ami, portes-Vous bien, je Vous embrasse de tout mоn coeur.[272] Саша тебе кланяется. 666. Г.А. Потемкин — Екатерине II10 июля [1783]. Лагерь при Карасубазаре Матушка Государыня. Я чрез три дни поздравлю Вас с Крымом. Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все. Вам еще то приятнее и славнее, что все прибегли под державу Вашу с радостию. Правда, было много затруднения по причине робости татар, которые боялись нарушения закона, но по уверениям моим, зделанным их присланным, теперь так покойны и веселы, как бы век жили у нас. Со стороны турецкой по сие время ничего не видно. Мне кажется, они в страхе, чтоб мы к ним не пошли, и все их ополчение оборонительное. Чрез три дни отправленный курьер поднесет подробные донесения, то здесь сокращаюсь повергнуть себя и всех трудившихся, о которых просить буду. Что до меня касается, я выбился из сил. Право, все самому надобно приводить в движение и бегать из угла в угол. Пред сим занемог было жестоко в Херсоне спазмами и, будучи еще слаб, поехал в Крым. Теперь, слава Богу, оправился. Чума вокруг лагеря, но Бог хранит по сю пору. Простите матушка, цалую ручки Ваши, не забывайте. вернейшего раба Вашего Князя Потемкина Принц Виртембергский вступил в командование и очень охотен к службе1. Александру Дмитричу кланяюсь. 667. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз царского Села. Июля 10 ч., 1783 Давным давно, друг мой сердечный, я от тебя писем не имею, думаю, что ты уехал в Крым. Опасаюсь, чтоб болезни тамошние как ни на есть не коснулись, сохрани Боже, до тебя. Из Царяграда получила я торговый трактат, совсем подписанный, и сказывает Булгаков, что они знают о занятии Крыма, только никто не пикнет, и сами ищут о том слухи утушать1. Удивительное дело! С часа на час ждем родины Вел[икой] Княг[ини]2. Я здорова. Отправляю ныне к тебе Святого, а на его место взяла я паки Ребиндера3. У нас теперь Папский посол4. Вот те вести здешние. Только признаюсь, что жду нетерпеливо от тебя вестей. Пуще всего береги свое здоровье. Adieu, mon cher et bien aime Ami.[273] 668. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Села Царского. Июля 15 ч., 1783 Ты можешь себе представить, в каком я должна быть безпокойстве, не имея от тебя ни строки более пяти недель. Сверх того здесь слухи бывают ложные, кои опровергнуть нечем. Я ждала занятия Крыма, по крайнем сроке, в половине мая, а теперь и половина июля, а я о том не более знаю, как и Папа Римский. Сие неминуемо производит толки всякие, кои мне отнюдь не приятны. Я тебя прошу всячески: уведомляй меня почаще, afin que je reste un fil des choses; l'activite naturelle de mon esprit et de ma tete forge mille idees qui me tourmentent souvent.[274] Сюда и о язве приходят всякие сказки. Частым уведомлением успокоишь мой дух. Иного писать не имею: ни я и никто не знает, где ты. Наугад посылаю в Херсон. Фельдмаршал Румянцев, как и всегда, выискивает разные неудовольствительные замашки. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien. Quand est-ce que Votre histoire de la Crimee sera une fois terminee.[275] 669. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЛагерь при Карасу Базаре. Июля 16 [1783] Матушка Государыня. Я прошу милости Генерал[ам], подо мною служащим: Суворову — Володимерский крест и Павлу Сергеевичу. Графу Бальмену — Александровский. Не оставьте и Лашкарева, он, ей Богу, усердный человек, и очень много я его мучил4. Упражняюсь теперь в описании топографическом Крыма2. Деревни все уже описаны, только надобно перевесть на русский язык. Я поспешу все представить, как о продуктах земли, так и о сборах. Теперь только могу доложить, что редко можно найтить так плодородную землю: нонешний год не в силах будут всего урожая убрать. При всем удовольствии татар тревожит их посеянный от турков очаковских в них слух, что браны будут с них рекруты3. Я им на сие дал уверение, что таковой слух пущен от их злодеев и что он пустой. Ежели, матушка, пожалуете указ, освобождающий их от сего, то они совсем покойны будут. Также просят неотступно, чтобы подать им платить не по душам, а с земли и со всего — десятину, что учинит гораздо более доходу, да для них честнее. И ежели это будет, то поверьте, что можно тогда в Анатолию послать Манифесты, и там примут подданство. Сочинив таблицу о доходах, поднесу мои примечания, на что ассигновать нужно, дабы угодить магометанам: как то на содержание некоторых мечетей, школ и фонтанов публичных. Сей последний пункт считается у них великим благодеянием и весьма их обрадует, ежели прикажете на Ваше имя построить большой и хороший. И от сей безделицы пойдет громкая слава не в пользу Султана турецкого. Турки по сие время везде смирны. По известиям, в пограничных местах починивают, но слабо, и гарнизоны не умножаются. Они боятся, чтобы мы к ним не пришли. Укрепляют всячески проход Боспорский, да и в Цареграде велено починивать укрепления. Ежели и быть войне, то не нонешний год. Теперь настоит рамадан и кончится двадцатого августа, то много ли уже останется до осени. Я не дивлюсь Короля шведского жеманству, что же бы ему другое и делать. Он хорошо делает, что не носит военного мундира для того, что у них больше комического, нежели сериозного. Я пишу, матушка, к Безбородке некоторые мои примечания политические, о чем он Вам доложит4. Прости, моя матушка милая. Твой вернейший раб Князь Потемкин Алекс[андру] Дмитричу мой поклон. 670. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Июля 20 числа 1783 После долгого ожидания, наконец, вчерашнего числа получила я, любезный друг, твое письмо от 10 сего месяца из Карасу-Базара с приятными вестьми о присяге Крыма и двух Ногайских орд. За все то благодарю тебя. Авось-либо все обойдется на сей раз без дальних хлопот. Ожидаю теперь курьера с обстоятельными вестьми. Прошу тебя уверить трудившихся, что оставлены не будут, а от тебя ожидаю о том представления. Сожалею только о том, что ты был болен и, в слабости быв, много труда понес. Стращает меня чума, дай Боже, чтоб ты успел своих охранить от оной и в Крыме пресечь ее пребывание. Что Принц Виртембергский охотник служить, скажу сестре; с час на час ждем разрешения сей. Саша так больно ушиблен от аглинского коня, что почти в постеле лежит недвижим. Однако опасности нету. Сие зделалось вчерась по утру, теперь ровно сутки. Adieu, mon cher et precieus Ami, portes-Vous bien. Просит у меня Безбородка 2 000 душ ранговых полковничьих деревень в Украине1. Говорит, что сие не делает еще шестой доли того, что законы определяют за промыслы барыша короне, а он мало ли придумал. Il me semble que ce raisonnement est assez juste, cependant je serais bien aise de savoir ce que Vous en penses.[276] 671. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Села Царского. Июля 26 ч., 1783 Отпуская майора Глазова1 обратно к тебе по твоему желанию, вручить велела и сие письмецо, чрез которое уведомляю тебя, друга моего сердечного, что я с прошедшим курьером ответствовала на твое письмо о занятии Крыма. Публика здешняя сим происшествием вообще обрадована: цапанье нам никогда не противно, потерять же мы не любим. Напиши ко мне, отослал ли ты к Шагин-Гирею голубую ленту2, да пришли ко мне имян людей, кои в майоры годятся в Измайловский полк, ибо Олсуфьев умер. Также не забудь мне ответствовать о деревнях, кои Безбородка просит. Александр Дм[итриевич] выздоравливает от своего нещастливо[го] с лошади упадения. С часа на час месяц целый ждем разрешения Великой Княгини, но по сю пору тщетно. Adieu, mon Ami, portes-Vous bien, я здорова. 672. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЛагерь у Карасу Базара. 29 июля [1783] Матушка Государыня. Я пишу оправдание мое в особливом письме, а здесь доложу о Крыме. Я все старанья употребляю делать подробное описание, но язва, разплодившаяся во всех почти деревнях, препятствует зделать верный щет жителям. Несказанно изобильное и способнейшее место, как для флота, так ради торговли и многих заведений, приличных теплому климату. Сей полуостров еще будет путче во всем, ежели мы избавимся татар на выход их вон. Много можно обрести способов. Ей Богу, они не стоят земли, а Кубань для них жилище пристойное. Положение соседей здешних по сие время смирно. Сбирают они главные силы у Измаила и пост у Кочибея. Тут уже сыщется способ их разбивать в поле от корпусов, в Польше расположенных, которые с прибавкою от части полков, назначаемых прежде к Салтыкову, составят хорошую армию. Тем паче сильную, что не будет нужды делиться, ибо я щитаю не ходить дале, а держать у себя в руках места, теперь занятые. Нам нужно выигрывать время, чтоб флот усилить. Потом будем господа. Меня и Кавказский корпус — помилуйте — оставьте прямо под Вашим предводительством1, иначе, право, все пойдет верх ногами. По отправлении курьера поеду в Ахтияр для положения, как укреплять; и как о сем месте, равно и о всей пограничной системе, представлю мое мнение2. Корсаков3, матушка, такой инженер, что у нас не бывало. Как он Кинбурн отделал, истинно дорого смотреть. Сего человека нужно беречь. Чтобы понудить полки Малороссийские скорей привести в годность на службу, назначьте из них 4 к Г[рафу] Салтыкову, 3 к К[нязю] Репнину и 3 ко мне. Я ручаюсь, что те, кои ко мне написаны будут, верно на будущую кампанию выдут во всякой исправности. Цалую ручки Ваши. Прости, матушка родная, я по отправлении К[нязя] Дашкова очень было занемог, да слава Богу оправился. Вернейший раб Ваш Князь Потемкин Александру Дмитричу кланяюсь. P.S. Язва сильно в Крыму продолжается, но в войске в мое время в третьем полку Гр[еческом] умер один, а больных сею болезнию только трое. В Херсоне все взяты предосторожности. Я, матушка, стою, право, как на часах, имея себе большим помощником Сергея Николаевича Салтыкова, который у меня дежурным генералом. Я об нем Вам примечаю, как о годном весьма для употребления в дела государственные. Он не белоручка. Естли б милость была в уравнении с товарищами его пожаловать Анненский орден, так как и Вице-Адмир[алу] Клокачеву. Желание, матушка, чтоб я доложил, кого я знаю, в Измайловский полк: не угодно ли будет Псковского полку полковника Князя Лобанова4 или Буксгевдена5, а из Генералов, право, не знаю, и никто не пожелает. В корпус кадетский годится Генерал-Маиор Князь Меншиков. 673. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЛагерь при Карасу Базаре. Июля 29 дня [1783] Матушка Государыня! Я виноват правда, что не уведомлял долго Вас, кормилица, и сокрушался, что держал долго в неизвестности. Но причина сему была та, что Гр[аф] Бальмен от 14 числа июня обнадеживал меня чрез всякого курьера о публикации манифестов и, протянув до последнего числа того месяца, дал знать, наконец, что татарские чиновники не все собрались еще. Я, видя, что съезд их зависел от их воли, и тут не доставало того, что я ему еще с дороги предписывал сими словами: «возьмите тон военного начальника», решился поскакать сам и чрез три дни объявил манифесты, не смотря, что не все съехались. Говорено было мне всюду, что духовенство противиться будет, а за ними и чернь, но вышло, что духовные приступили из первых, а за ними и все. Что Вы, матушка, изволили упоминать в письме Вашем, что Вы ожидали покорения Крыма в половине майя, но в предписаниях мне данных сказано сие учинить по моему точно разсмотрению, когда я найду удобным. А писал ко мне Безбородко, что он считает к времяни объявить министрам чужих дворов, естли учинится сие в половине мая. Матушка Государыня, я тогда только что приехал еще в Херсон, и полки в Крым вступить не могли прежде половины июня, а которые дальние, из тех последний сегодня только пришел. Большей части полков марш был по семисот верст. Притом две, иным — три переправы чрез Днепр и Ингулец, из которых меньшая задерживала по четыре дни каждый полк. Естли б Вы знали, сколько мне труда стоило набирать паромов, которых не было вовсе. Государыня, я Ваши дела произвожу с охотой душевной и с попечением неограниченным. Мне предстояло тысячу забот, и я все исправил, борясь с климатом, с водой и разными недостатками природными и, снабжаясь всем со всевозможной дешевизною, с малым числом помощников и посреди большой язвы, везде один за всех, не щадя себя. Помощию Божиею язва не распространяется ни в войсках, ни в губернии Вашей, и что Вы пишете о слухах заразы, размножают оные трусы, которые и без того сюда не поедут: сборное их место Спа и Париж1. Замашки неудовольственные Фельдмаршала, как Вы называть изволите, не новое, а старое. Дай Бог, чтоб по принятии команды пошло хорошо. Только то известно мне, что на меня за полки Малороссийские кроется досада, что и выплатит, как попадусь в руки2, чего Вы меня можете избавить, естли усердие мое и служба Вам надобны. Я прилагаю на будущую операцию мои мысли, как и составление армии, что и подаст способ оставить край, где я командую, под особливым Вашим руководством3. Я еще раз скажу, что я невольным образом виноват, не уведомляя, матушка, Вас долго. Но что касается до занятия Крыма, то сие чем ближе к осени, тем лутче, потому что поздней турки решатся на войну и не так скоро изготовятся. Мне что пришло на ум, то я писал к Безбородке. Не везде может быть умно, но везде преисполнено усердием4. Простите, матушка Государыня, и будьте уверены, что по моей службе никто со мной не сравнится рвением, и по разположению моего сердца я могу сказать, что нет вернее Вашего нелицемерного раба. Князь Потемкин 674. Г.А. Потемкин — Екатерине IIАвгуста 5 [1783]. Лагерь у Карасу Базара Матушка Государыня. Вот, моя кормилица, и грузинские дела приведены к концу1. Какой Государь составил толь блестящую эпоху, как Вы. Не один тут блеск. Польза еще большая. Земли, на которые Александр и Помпеи, так сказать, лишь поглядели, те Вы привязали к скипетру российскому, а таврический Херсон — источник нашего християнства, а потому и людскости,[277] уже в объятиях своей дщери. Тут есть что-то мистическое. Род татарский — тиран России некогда, а в недавних времянах стократный разоритель, коего силу подсек царь Иван Васильевич. Вы же истребили корень. Граница теперешняя обещает покой России, зависть Европе и страх Порте Оттоманской. Взойди на трофей, не обагренный кровию, и прикажи историкам заготовить больше чернил и бумаги. Я скоро за сим пришлю курьера с многими представлениями, для которых теперь езжу осматривать в Крыму нужные места. Пишу примечания нужные до инвеституры царя Ираклия к Безбородке2; что, матушка, мешает наградить его 2000-и душами ранговых. Я к сей присовокупляю еще две прозьбы о подполковнике Тамаре3, столь похвально в Грузии дела производившему, и подполковнике Корсакове, искуснейшем не только у нас, но и везде инженере, весьма трудолюбивом и усердном. Они оба старшие по полкам Екатеринославским. Цалую ручки твои, матушка родная, и еду сей час в Ениколь, а третьего дни только приехал из Ахтияра. Вернейший раб Ваш Князь Потемкин Не стыдно Александру Дмитричу ездить на бешеной лошади, которая раз уже его ушибла. Я желаю сердечно ему облегчения. 675. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЛагерь между Акмечетью и Карасу Базаром на Бурунче. 9 августа [1783] Матушка Государыня. Изготовя отправлять сего курьера с ответом об Адмирале Эльфинстоне1, получил присланного со Всемилостивейшим рескриптом и награждениями Генералам, от меня рекомендованным. Матушка моя родная, побывай у меня в сердце, ты увидишь, сколь нелицемерно я несу живот мой, паче на службу, и естли ты благоволишь призирать на мои дела, то я пойду охотно в воду. Возвращаюсь на Эльфинстона. Конечно, предприимчивый Адмирал здесь нужен, но как согласить: Клокачев был капитаном, как тот был уже Адмирал, а теперь старее чином. Ежели Вы найдете способ обойтить сии затруднения, не отымая Клокачева, который нужен для строения, то бы я просил Эльфинстона и с сыном2. В какие приятные стечения обстоятельств Бог Вам дал внуку Александру Павловну. Насаженные лавры будут возрастать на брегах Эвксина с Александром и Константином, а для нее взойдет роща маслин у мыса, что в древности назывался Парфенион, то есть — девичий. Урочище сие при Балаклаве, тут был в древности храм Дианин. Там Ифигения была жрицей3. Готовя за сим отправить подполковника Попова4 с описаниями Крыма, теперь не распространяюсь, а цалую ручки Ваши. Остаюсь по смерть. вернейший раб Ваш Князь Потемкин 676. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Августа 13, 1783 Письмы твои, друг мой сердечный, из лагеря у Карасу-Базара от 29 июля я получила, и уже о прошедшем, по которому ты прислал объяснение, упоминать не буду. Слава Богу, что ты и с тобою в лагере находящиеся войски, посреди сильной Крымской язвы, здоровы. Хорошо бы было, естьли б каждую татарскую деревню для пресечения язвы можно было до того довести, чтоб наблюдали обряд тот, который у нас каждая деревня наблюдала в подобном случае. Скорее пресеклась бы зараза. За все приложенные тобою труды и неограниченные попечения по моим делам не могу тебе довольно изъяснить мое признание. Ты сам знаешь, колико я чувствительна к заслугам, а твои — отличные, так как и моя к тебе дружба и любовь. Дай Бог тебе здоровья и продолжение сил телесных и душевных. Знаю, что не ударишь лицом в грязь. Будь уверен, что не подчиню тебя никому, окроме себя. Что дешевле подряжаешь, и за то великое тебе спасибо. Только, пожалуй, береги себя для меня. Я очень смеялась тому, что пишешь о слухах заразы размножения теми, у коих сборное место Спа и Париж. C'est un mot delicieux.[278] Я чаю, после Байрама откроется, на что турки решатся, а дабы не ошибиться, кладу за верно, что объявят войну1. О чем ты писал, о том решение к тебе отправлено. Во флот отправленные к тебе люди, чаю, уже до тебя доходят. Радуюсь, что Корсаков тебе пригодился и что мои о нем попечения и деньги не втуне остались2. Росписание Малороссийских полков зделано, как сам усмотришь3. Прощай, мой друг сердечный, Бог с тобою. Саша тебе кланяется. 677. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуАвгуста 18 ч., 1783. Из Царского Села Вчерашний день я письмо твое от 5 сего месяца получила чрез подпол[ковника] Тамара, который привез и Грузинское дело, за которое снова тебе же спасибо. Voila bien des choses de faites en peu de tems.[279] Прямо ты — друг мой сердечный! На зависть Европы я весьма спокойно смотрю: пусть балагурят, а мы дело делаем. По представлениям твоим дела не будут залеживаться, изволь прислать. О Тамаре и Корсакове получишь с сим курьером1. Радуюсь, что сей последний столь искусен. Дай Бог тебе здоровья и всякого счастия и удовольствия. А про меня знай, что я на век к тебе непременна. Саша выздоровел и благодарит тебя за поклон. 678. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Августа 31 дня 1783 Когда я получала от тебя не иные известия, как радостные о твоих успехах и, веселясь о том, на сих днях приказала отпустить на достройку петербургского твоего нового дома на Литейной улице сто тысяч рублей из кабинета, ожидала ли я, чтоб ты всекрайне опечалил меня известием о твоей опасной болезни, которое усмотрела из письма твоего из Кременчуга1. Просила я тебя, да и прошу, ради самого Бога и естьли меня любишь, приложи более прежняго старание о сбережении драгоценного твоего для меня здоровья. Игельстрома2 оставь у себя, буде тебе надо, а Хану вели сам ехать, куда разсудишь. Лишь будь здоров. Браниться с тобою и за то хочу, для чего в лихорадке и в горячке скачешь повсюду? Теперь крайне буду безпокойна, пока отпишешь, что каков. Сына Эльфинстона я взяла в службу, а с ним никто не уладит3. Дай Бог скорее услышать о твоем выздоровлении. Тогда станем паки веселиться о твоих успехах. Adieu, mon cher et bien aime Ami.[280] 679. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До сентября 1783] Естли Ваше Императорское Величество благоволите 22 сентября жаловать Александровские ордены, то осмеливаюсь представить Генерал-Порутчика Апухтина1. Он первый по армии в сем чине, человек знающий и прилежный. 680. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Царского Села. Сентября 11 числа 1783 Друг мой сердечный, я об тебе в крайнем безпокойстве, и для того посылаю нарочного курьера, чтоб узнать, каков ты? От посторонних людей слышу, что маленько будто легче тебе1, чего от сердца желаю, а наипаче, чтоб ты совершенно выздоровел. О делах тебе скажу, что мое мнение есть, аще турки не объявят нам войны прежде 1 числа октября, чтоб от того числа войски расположить по винтер-квартерам. А именно где, о сем прошу прислать твое мнение, буде тебе в мощь, как надеюсь с помощию Божиею. Сестренцевич2 сюда приехал и отдал мне твое письмо, и я его всегда находила, как его описываешь. Как Киевский наш Митрополит умер3, то переведу в Киев Ростовского, а дабы Новгородский, Московский и Псковский не были в черных клобуках, когда тот наденет белый, то думаю всех трех нарядить в белые клобуки, дав им титул митрополичий. А на Ростовскую и Владимирскую епархии, опорожненные, переведу по Синодскому докладу из степени в степень. Теперь отовсюду французские интриги и происки до нас доходят, mais ils ne feront que de l'eau claire, pourvu que Vous Vous porties bien. Adieu, mon cher Ami.[281] 681. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДвои письмы твои из Кременчуга от 31 августа и 8 сентября, друг мой сердечный, я получила одно за другим2. Дай Боже, чтоб ты скорее здоровьем оправился. Всекрайне меня обезпокоивает твоя болезнь. Я ведаю, как ты не умеешь быть болен и что во время выздоровления никак не бережешься. Только зделай милость, вспомни в нынешнем случае, что здоровье твое в себе какую важность заключает: благо Империи и мою славу добрую. Поберегись, ради самого Бога, не пусти мою прозьбу мимо ушей. Важнейшее предприятие в свете без тебя оборотится ни во что. Не токмо чтоб осудить, я хвалю тебя, что в Кременчуг переехал, но сие не должно было делать в самую опасность болезни. Я ужаснулась, как услышала, что ты в таком состоянии переехал триста верст. Саша благодарит за поклон, не пишет, чтоб излишним чтением не обременить больного2. Вести о продолжении прилипчивых болезней херсонских не радостные. Много ли тамо умерло ими? Отпиши, пожалуй, и нет ли ее между посланными матрозами и работниками. По причине продолжения оной едва ли поход мой весною сбыться может3. Прощай, друг мой любезный, молю Бога, да укрепит твое здоровье. Сен[тября] 17 ч., 1783 года. Из Петербурга В коронацию мою белый клобук дам одному Новгородскому Архиерею, буде от тебя не получу письма прежде4. 682. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! В крайнем изнеможении от жестокой и продолжительной болезни моей, не в состоянии будучи сам писать к Вашему Императорскому Величеству, должен я сие заимствовать. Я осмелился, Всемилостивейшая Государыня, искать убежища от страданий моих, коего не нашел я в Кременчуге, наполненном лихорадками. Я спешу удалиться оттуда, но болезнь моя остановляет меня ежечасно. Едва в неделю довезли меня до Нежина, и здесь принужден я несколько дней остаться, чтоб собрать остатки ослабевших сил своих и укрепиться на дальнейший путь, которого я уже продолжать не мог. Не знаю, Всемилостивейшая Государыня, чем кончатся мучения мои, но между тем все дела и войски, Всевысочайше мне вверенные, так распоряжены, что не учинил я и не учиню никакого по оным упущения и коль скоро получу облегчение, то и на службе Вашего Императорского Величества. Хан Шагин-Гирей, пользуясь влиянием своим в ордах, продолжает приклонять ногайцев к своим видам и не подает ни малой надежды ехать в Россию, отзываясь между прочим, что находится он и теперь в границах Российских1. Он требует отправления курьера своего в Петербург, но как сею пересылкою старается выиграть время, то я и приказал ему сказать, что курьера того может он отправить по прибытии своем внутрь Российских пределов. Недавно, призвав к себе находящегося при нем приставом подполковника Рахманова2, отзывался он ему, что хочет писать о состоянии своем в Константинополь, к находящимся тамо иностранным министрам, но послано от меня к господину Генерал-Порутчику и Кавалеру Суворову предписание о высылке его из Тамани внутрь Империи3 Вашего Императорского Величества. Надеюсь я вскоре кончить все его затеи. Вашего Императорского Величества верновсеподданнейший раб Князь Потемкин Сентября 23 дня 1783 года. Нежин 683. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Построенный в Херсоне корабль, имянуемый «Слава Екатерины», о шестидесяти шести пушках, сего месяца 16-го дня благополучно спущен на воду, о чем всеподданнейше донося Вашему Императорскому Величеству, прилагаю я теперь всемерное старание о скорейшем выведении оного в море. Вашего Императорского Величества верноподданнейший раб Князь Потемкин Сентября 23 дня 1783 году. Нежин 684. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуСент[ября] 26 ч., 1783 г. Из С[анкт]-Петер[бурга] С днем имянин твоих, любезный друг, сим я тебя поздравляю и от всего сердца желаю слышать наискорее о твоем совершенном выздоровлении. Последнее полученное от тебя письмо было от 8 сентября1, следовательно, сегодня 18 ден, как об тебе ничего не знаю, ни о состоянии Крымской и Херсонской язвы. Здесь ее описывают свирепствующей, наипаче между корпусами твоими и Репнина, но как от тебя и от Репнина ничего о том не имею, то почитаю те вести увеличенными. Однако о сем грущу. Увидишь из сообщенных бумаг твердый ответ Цесарского двора Французскому2. Теперь ожидаю с час на час объявления войны по интригам французов и пруссаков. Adieu, mon cher Ami, portes-Vous bien. Саша тебе кланяется. 685. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Петербурга. Сент[ября] 28, 1783 г. Сейчас получила я твои письмы, любезный мой друг, из Нежина от 23 числа, кои меня все крайне отревожили1, ибо вместо того, что думала, что тебе есть легче, вижу я, что ты слабее пуще прежнего. Бога прошу, да сохранить дни твои и даст тебе силы душевные и телесные. Мне чрезвычайно печально твое состояние. Je serais dans des inquietudes mortelles si Vous me laissies longtems sans nouvelles. Adieu, mon cher Ami, portes-Vous bien, quand Vous Vous porteres bien, tout le reste ira.[282] Ничему так не дивлюсь, как в крайней болезни скачешь. Тем болезни умножаешь. Больному покой нужен. 686. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Петер[бурга]. Октября 3 ч., 1783 Письмо твое от 27 сентября из Нежина, любезный мой друг, тем наипаче мне нужно было, что в крайней печали погружена была по причине опасного состояния твоей болезни. Мои безпокойства, однако, инако не пройдут, как тогда, когда узнаю о совершенном твоем выздоровлении. Дай Боже скорее о том узнать. Много в том сам можешь способствовать en soignant Votre convalescence.[283] Мне пришло на ум, естьли Шагин-Гирей еще шалить станет, то приводить ему на память, что Портою смененные ханы по двести тысяч пенсии никогда не получали2. Французы посылают Шуазеля Гуфиер послом в Цареград. Это тот, который «Вояж питореск де ла Грек» выдал и к оному предисловие, где предлагает из Греции составить республику. Je crois que Vous connoisses cela, si non je Vous prie de lire la preface dans le livre; il est fort anime contre nous et decrit notre guerre avec les Turks avec la plus grande animosite.[284] Прощай, мой любезный друг, Бога молю, да возстановит твое здоровье, мне столь нужное, скорее. 687. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуОктября 16 ч., 1783 Письмы твои, любезный мой друг, от 6 и 7 сего месяца я получила1, и хотя ты меня уверяешь, что тебе есть луче, но мое безпокойство продолжается и продолжаться будет, дондеже узнаю, что ты совсем оправился, понеже знаю, каков ты, когда болен. На меня же — черный год: на сей неделе умер Фельд[маршал] Кн[язь] Алек[сандр] Мих[айлович] Голицын, и мне кажется, кто Рожерсону ни попадется в руки, тот уже мертвый человек. Слышу я, что Соммерса нет с тобою, и то меня безпокоит. Дай Боже, чтоб ты скорее выздоровел и сюда возвратился. Ей, ей, я без тебя, как без рук весьма часто. Паче всего, зделай милость — побереги себя. О делах не пишу, увидишь из сообщений и из прочих моих писем. Кажется, в течение зимы по Крымским делам мир или война решится. Adieu, mon Ami, опасаюсь долгим чтением тебя обезпокоивать. Принц Вирт[ембергский] к тестю писал, что он одну часть Херсона от язвы охранил, а другую не мог, но он с корпусом своим в числе 28 000 в целости остался. C'est a Vous d'apprecier la verite du fait, du moins cela peut-il Vous faire une idee de l'homme.[285] К сестре же и к жене он о сем не писал. 688. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Петерб[урга]. Октяб[ря] 19 ч., 1783 Сего утра получила я твое письмо, любезный мой друг, от 13 сего месяца1. Богу благодарение за то приношу, что ты выздоровляешь. Не могу тебе описать, в каком я была безпокойстве до сегодняшнего дня по причине тяжкой твоей болезни. Знатно и Фельд[маршал] Румянцев оной испуган был, ибо пишет ко мне, что по причине настоящего кризиса о мире или войне надлежит наивящще все иметь в готовности2 для снабдения войск чрез зиму всем потребным, и просит меня, чтоб я ему наставление давала и сообщить приказала известие и о корпусах Кубанских и прочих, кои вступить могут или будут в его команде по объявлению войны. Касательно снабдения войск всем потребным чрез зиму, я надеюсь, что места и люди, коим оное вверено, не упустят время приличного к тому. Надеюсь, что ты, мой друг, понудишь кого надлежит, а касательно расположения корпусов, кажется, Его Сия[тельству] заботиться также излишне, ибо слышу, что нужное ему и от тебя сообщается. Вадковский, под[полковник] Семе[новский] на сих днях умер, и в Сенате, паки по департаментам, пусто становится, ибо и больных по городу много. Не знаю, за кого взяться: армейских требовать не сметь; по губерниям — или молоды, или трогать не сметь же. Заглянула в придворных, прошу смотреть, кому по старшинству следует в Тайные Советники, право, тут выбрать немного. Знаю, что в Сенате иногда bouche-trous[286] с имянами быть могут, но признаюсь, что дельных людей луче бы хотела. Буде кого знаешь, скажи мне. Adieu, mon cher Ami, portes-Vous bien. Саша кланяется. 689. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня! Я час от часу благодаря Бога лутче теперь. Выезжаю из Чернигова в Кричев и, тамо совсем оправясь, поеду к моей матушке родной на малое время. От турков никакого движения на границах не видать. Прости меня, кормилица. Твой вернейший раб Князь Потемкин Александру Дмитричу кланяюсь. Октября 22 дня 1783 году. Чернигов. 690. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1783] Si Vous voules envoyer Votre Adjoint au moins faut-il dire avec quoi.[287] Никто проворнее Самойловича1 из лекарей не поскачет. И естьли Вы сие апробуете, то только что запечатать осталось приложенные письмы. 691. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1783] Прикажи узнать заподлинно о Таманской язве — сколь с одной стороны для действительной от оной предосторожности, как с другой, чтоб татары, распуская слух о язве в Тамане, слухом тем отдаляя наших ездоков, не приняли турков вооруженных в Тамане. 692. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1783] Сия пиеса ходит здесь и на Москве и, сказывают, Степанам Ржевским1 сочинена была. Нового, кажется, тут нет, окроме жалобы на меня, что заслуженные, то есть он, не пущен за кавалергарды2, да другая строфа на моих адъютантов. 693. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1783] Вице-полковника Уварова1, как заслуженного человека, я охотно зделаю флигель-адъютантом. Буксгевдена тоже, понеже знаю его. От прочих отрицаюсь. 1784694. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Начало 1784] Хотя в рапортициях и назначены новые войски, но я об них готовлю подробное описание с показанием пользы и економии. К швецкой стороне назначен один полк башкир. Небезполезно бы было несколько нарядить калмык и вызвать также волонтеров черкесе. Действие флота много поспешествовать может, то и нужно сему быть в знатном числе. Назнача на все стороны войски, я кратко упомянул о их определении. Большой же операции план представлю естли повелено будет. 695. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Начало 1784] Весьма, матушка, хороши и достаточны предписания. Я одно только желал бы напомнить, чтоб в учении языков греческий поставлен был главнейшим, ибо он основанием других. Невероятно, сколь много в оном приобретут знаний и нежного вкуса сверх множества писателей, которые в переводах искажены не столько переводчиками, как слабостию других языков. Язык сей имеет армонию приятнейшую и в составлении слов множество игры мыслей; слова технические наук и художеств означают существо самой вещи, которые приняты во все языки. Где Вы поставили чтение Евангелия, соображая с латынским, язык тут греческий пристойнее, ибо на нем оригинально сие писано. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Переправь по сему. 696. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1784] Grace a Votre beau livre, la Chronologie de mon Histoire de Russie ou plutot des mes Memoires sur la Russie va devenir la partie la plus brillante. Grandissime merci[288] 697. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Начало 1784] Исполняя Высочайшее повеление о составлении армий на разные пункты предполагаемые, имел уже я честь представить росписании: Армии обсервационной против Прусского Короля, Армии против Порты, Армии против Швеции. Как таковые ополчения Ваше Императорское Величество предполагать изволите противу демонстраций, неминуемо быть долженствуемых от Прусского Короля в препятствии Цесарю, от французов к озабочиванию нас турками и шведами, то и долженствует армия Вашего Императорского Величества против Прусского Короля быть обсервационная, стоящая всегда на готовой ноге — отвлечь его силы, естьли б он действительно пошел в земли австрийские, убегая [как можно] давать баталии, ибо с ним они кровопролитны и весьма убыточны. А пользоваться поисками конных войск, паче же употребляя казаков, которыми, изноровя время, удобно в тылу их армии срывать конвои, а паче естьли удастся, отрезать пекарен хлебных, то сим новым ударом в один день разрушить армию можно. От начальника будет зависеть пользоваться случаем и наносить вред после больших сражений с Цесарскими войсками, где пруссаки хотя б и победителями остались, но уже против свежих войск почти полубитыми должны считаться. Превосходством легких Вашего Величества войск такие можно делать извороты, что транспорты его будут безнадежны или принудят его прикрывать их большими отрядами, а чрез то отнимется скорость его движения, что прежде главною было его силою. Сказав генерально об операции против сего Государя, присовокуплю мое усерднейшее разсуждение: сколько обстоятельства позволяют догадываться, то почти неможно верить, чтоб Прусский Король вошел в действительную войну, ибо его дела — как бы действующего оборонительно против сильнейшего неприятеля, где наступательные оказательствы для того внушаются, чтоб только скрыть прямую слабость. При старости ж своих лет не пожелает ли он лутче уснуть на приобретенных лаврах, нежели пожертвовать ими. Он испытыл, что его войски не так страшны, а цесарские не столь слабы, как прежде. Генералы его состарились с ним, а офицеры и солдаты потеряли тот фанатизм, какой к нему имели. Естьли ж еще Ваше Императорское Величество при размене земель прикажете по министерству зделать ему дружественные выражения, что Вы в справедливых причинах всегда своим друзьям спомоществуете и как ему в последнее время то доказали, так и Императору поставляете помочь, наипаче в деле ненаносящем никому предосуждения и зависящем единственно от обоюдного согласия, и что по сему свято наблюдаемому Вами правилу и он в подобных случаях может ожидать добрых услуг. Приласкан будучи таким образом, мне кажется, не дойдут дела до крайности. Против Швеции при малейшей демонстрации с их стороны объявить должно войну. Назначенный корпус к переходу за Кюмень заранее должен стать наготове. Датчане не должны остаться нейтральными. Сими озаботив шведов, удержим большую часть сил их на границах норвежских, а тогда Финляндия без труда достанется в руки. Флоты наш и дацкий на море шведов конечно не найдут; то, посадя войски, должно устремиться прямо на военный их порт. Во что бы то ни стало изтребить их флот за один раз и, следовательно, навеки. Действия войск Вашего Императорского Величества против Порты Оттоманской по натуре своей все в славу и пользу Вашу. Тут ревность и усердие командующего погонит успехи скорым шагом. Мы испытали турецкую силу, а потому и знаем, чего убегать и как поражать их. Искать в поле и, разбив, не давать оправляться. Войско их не останавливается, следовательно, простирая успехи, впереди не найдем препон. Сильны турки защищаться в укреплениях, для того не должно брать крепостей штурмами, тем паче, что положение их большею частию таковое, что сами упасть должны. Днестровские крепости первым движением отрезаны от сил своих будут. Поморские от Очакова до Измаила, в мертвом углу лежащие, не могут быть подкрепляемы. Движение Кавказского корпуса по занятии Дербента прострется за Ериван к границам Оттоманским. Турки, увидя себя в Европе и Азии атакованными, не узнают, куда итти на помочь. Непослушания, грабежи и целых провинций возмущения необходимо последуют. Сборы государственные доходить в свои места не будут. Молдавия и Валахия прибавят войск знатное число, ибо я, не имев ни способов, ни денег, имел более трех тысяч при своем корпусе, а под конец провинции Сорока, Кишенев и Лапушня все ко мне записались. Обе земли наверно по двадцати тысяч войска конного прибавят. Силы наши в сей стороне на первый раз туда долженствуют умножены быть, куда потянется неприятель. И всячески стараться должно скорее разбить их в поле. Я полагаю наверно сбор их в Бессарабии у Измаила, а потому и движение главное наше от Буга будет. Очаков во-первых схватить должно, а как осадная артиллерия уже вся в Херсоне, то и сборы недолго займут. Цесарцам в содействие нам довольно употребить тридцать тысяч, которая армия разположиться может против Боснии и тем удержать те народы обратиться к нам. Корпус от пяти до шести тысяч в Трансильвании, и, заняв за Фокшанами между гор узкую долину, называемую Лунка маре, будут властны по удобности входить в Валахию для вреда проходящим туркам к Хотину, безо всякой опасности быть отрезанными. Нет способа описать всех выгод, какие ревностная преданность в командующем изобрести может. Сокращаюсь одним донесением, что конницы чем больше, то лутче. Движения должны быть как можно стремительны и что тут Божия помощь видима. 698. Екатерина II — Г.А. Потемкину[2 февраля 1784] Я сей час подписала все касательно Тавриды, только прошу тебя не терять из вида умножения доходов той области и губернии Екатеринославской, дабы оплачивали издержки, на них употребленные. 699. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 27 февраля 1784] В Екатеринославской губернии находятся раскольники, вышедшие из заграницы, которые требуют позволения иметь церкви в следствие обещания, данного всем приходящим в Россию свободно пользоваться отправлением службы Божией по их закону. Наконец, подали с некоторым присоединением к церкви, что здесь и прилагается. Пользуясь таковым способом, не угодно ли будет Высочайшей воле назначить им селиться на степи крымской, дав Епископа той стране, к которому и их, и стародубовских привязать, также и белорусских, и сему повелеть мне с Новогородским Архиереем для поднесения Вашему Императорскому Величеству составить проект. 700. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 6 марта 1784] Я тебя прошу полный проект о сей монете прежде битья представить и дать на уважение Сената, дабы оный соображен был с законом 1762 или третьего года и тем оный проект признан был за непротивный Государственному правилу о единстве монет. Чрез то снимешь навек у людей способ врать и лихо истолковать оный. 701. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 11 марта 1784] В силу Высочайшего Вашего Императорского Величества повеления, нам с Преосвященным Гавриилом Митрополитом данного, о приискании способов к удовлетворению старообрядцев, живущих в Белоруссии, Малой России и Екатеринославском наместничестве, соображая все обстоятельства, мы находим лутчим способом поручить их Архиерею, которого Епархия будет в Херсоне Таврическом, а между тем, когда угодно будет Высочайшей воле, чтоб повелеть Митрополиту Новогородскому отписать к Архиереям Белорусскому и Славянскому, чтоб помянутым старообрядцам священников давать и по старым обрядам службу отправлять дозволить. Когда же дастся Архиерей в Тавриду, тогда о сих народах подробно предпишется. 702. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 11 марта 1784] Я рассуждаю, что, конфирмовав сей доклад, подам повод ко многим подобным от раскольников прошениям, из чего родиться может Церкви нашей неприятное: иногда раскольникам род привилегии таковой, что раскольники, всегда избегая местных Архиереев установленной власти, захотят быть у избранных ими Архиереев, чего тогда избегнуть инако не можно будет, как разве подчинив все раскольники в России единому Архиерею, чрез что войти могут в состояние прочих в России христианских исповеданий, кои не нашей веры. Сей пункт поныне всегда избегаем был с ними, и по сю пору о сем никто, а наипаче духовный чин слышать не хотел. И для того советую без всякой огласки и без формального установления, чтоб посредством Вашим Архиерей Херсонский и Московский между собою зделали так, чтоб овцы были целы, а волки сыты. О делах же Церкви едва ли и прилично установлять что-либо, минуя Синод. 703. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязюшка дружок сердечный, сие пишу к тебе единственно для того, чтоб тебе сказать, что я здорова, и спросить, каков ты находишься в дороге? Впрочем пребываю как всегда с крайним доброжелательством. Прощай, мой друг. Будь здоров. Екатерина Мар[та] 13 ч., 1784 г. 704. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуВот второе письмо. Будь здоров, о том я тебя весьма прошу. Я здорова. Прощай, Бог с тобою. Марта 14 ч., 1784 году Известия из Молдавии гласят, что молдаване завидуют состоянию Тавриды и что запорожцы беглые просятся паки к нам, такожде и вышедшие из Крыма татары назад идут1, а Цесарь окончил хлопоты свои торговые с турками2, одержал выгоды почти те же, что и мы. Саша мне сказал, что Катя отъезжает3. И так начертила я сию хартию тем же пером, которым подписала сего утра похвальную грамоту Князя Потемкина4. 705. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуАпр[еля] 15 ч., 1784 Друг мой сердечный, твое письмо из Дубровны от 5 сего месяца я получила1. Хотя я все праздники выстояла, но, однако, я здорова, а за твои поздравления тебя благодарю и равномерно с прошедшим поздравляю, буде в прошедших письмах о том не упомянуто мною. Скажи ты мне, друг мой, начисто: буде думаешь, что за язвою или другими препятствами в будущем году в Херсоне побывать мне не удастся, могу тогда ехать до Киева? Путче, чтоб Бальмен тебя ждал на месте, только, пожалуй, сам не давайся в опасности. Ты знаешь, каковы мне твои болезни. У нас погода была прекрасная и самая теплая от половины марта, а теперь ненастлива по вскрытии реки. Что персидские дела плавно идут, тому радуюсь2. В городе слух носится, будто в лейб-грена[дерском] полку ни копейки денег нет и будто полк так обеднел, что одной суммою затыкивают другую и перебивается с день ото дня. Прощай, мой друг, Бог с тобою, будь здоров и весел. Саша кланяется. 706. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз Села Царского. Апреля 25 ч., 1784 Носится слух по здешнему народу, будто язва в Херсоне попрежнему свирепствует и будто пожрала большую часть адмиралтейских работников. Зделай милость, друг мой сердечный, приймись сильной рукой за истребление херсонской язвы. Употребляй взятые меры при московском нещастии. Они столь действительны были, что от сентября по декабрь истребили смертоносную болезнь. Прикажи Херсон расписать на части, части на кварталы; к каждому кварталу приставь надзирателей, кои за истребление язвы бы ответствовали. Одним словом, возьмись за дело то, как берешься за те дела, коим неослабный успех дать хочешь. Ты умеешь вить взяться за дело. Установи карантины и не упусти ни единой меры, кои к тому способствовать могут. Пиши, пожалуй, здоров ли ты сам? И для чего давно от тебя писем нет, а из губернии твоей репортов? Штат Тавриды я конфирмовала1. Папский посол получил обещание, что вскоре наименован будет кардиналом2. Кобенцель получил посольский кредитив. Adieu, mon cher Ami, portes-Vous bien et aimes-moi.[289] 707. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуМайя 5 ч., 1784 За поздравление со днем рождения моего благодарствую тебя1, друг мой сердечный. Я, слава Богу, здорова и желаю то же слышать и об тебе и чтоб повсюду болезни умалялись, а тебе советую не даваться ни в какую опасность, ибо для меня и для службы твое здоровье нужно. О походе будущего года буду ожидать, что скажешь, Господин Генерал-Фельдмаршал. Только знай, что жестоко прогневаюсь, буде вдашься в опасности тогда, когда можешь пресечь добрым одним порядком. Не бойся, дружок, не позабуду тебя. Нельзя ли Хана переманить на твердую землю?2 Adieu, mon Ami. Сашенька тебе кланяется и тебя любит, как душу, и часто весьма про тебя говорит. 708. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуМайя 17 ч., 1784 Письмо твое, друг мой сердечный, из Кременчуга я получила1. Радуюсь, что местами язва пресеклась, и надеюсь, что добрыми твоими распоряжениями вовсе и в Херсоне пресечена будет. Из Англии и из Дании столь много и обстоятельных известий приходят о почти на сумасшествие похожих предприятиях Короля Шведского на Норвегию и самого города Копенгагена, что об оном, уже не оплошая, почти сумневаться не можно. Данию же ему атаковать не можно, чтоб с нами дело не иметь. И для того, дабы шалости его скорее унять, приказала я на десять тысяч пехоты и три тысячи конницы, да сорок орудий полевой артиллерии, заготовить генеральному штабу за Невою лагерное место, а провиантский [магазин] — в Финляндии — на то число провиант и фураж на целый год, а ты пришли сюда полка два или тысяч до двух казаков Донских. Датчане готовятся на всякий случай. Морского же вооружения будет столько, что всю Швецию раздавить можно, а имянно: пять кораблей, идущих из Ливорно, три от города Архангельского, да 7 из Кронштадта, а у датчан шесть будут в Зунде. Шведскому посланнику я сказать велела, что слухи таковые носятся и что хотя, кажется, вероятия не стоят, но чтоб оне знали, что на датчан наступать им неудобно, ибо союзники суть России. Ты видел, что и речи Короля Шведского с Марковым на то похожи были2. Теперь посмотрим, выехавши из Франции, убавит ли дурачества или нет. Чаю, от турок помочи по своему прославленному союзному трактату, которым хвастается, немного ему ожидать. У нас стужи непрерывные и листы на березах не более серебряной копейки, а липа и дубы и не думают за листы приняться. Великая Княгиня опять беременна и думает в ноябре родить. Пусть строят в Смоленске суда, а как ехать — всегда о том расположить можно. Прощай, будь здоров. Приятно мне было слышать, что упражняешься и по земским делам3. Несумнителен и успех, ибо когда прямо примешься, так уж пойдет, как по маслу. Adieu, mon Ami, je Vous aime beaucoup et avec raison.[290] 709. Екатерина II — Г.А. Потемкину28 майя 1784 Вчерашний день я получила письмо твое, друг мой сердечный, из Херсона1. Пожалуй, побереги ты себя и не очень ходи по зараженным местам. Просим этим не чваниться. Приятно мне слышать было, что болезнь пресеклась в Кизикермене. Дай Боже то же узнать скорее и об Херсоне. Осторожности, которые ты взял, я надеюсь, достаточны будут на сей раз, но все осторожности нужны, чтоб паки не привезли или навезли. Кажется, письмы Ибрагим-хана гораздо вежливее писаны, нежели турецкие и иные персидские2, когда до моих глаз дошли. Пожалуй, дай мне знать, кто он таков? и как учинился ханом? Молод ли или стар, силен ли или безсилен, и склонны ли персияне к нему? Что же до Шагин-Гирея надлежит, то, кажется, все теперь приведено в то положение, в котором желалось его видеть3. Что у тебя ноги пухнут, о том я жалею, это знак слабости и противу этого лучее лекарство — купаться, буде у вас тамо не так холодно, как здесь, где только, только что листы стали казаться. Из Италии пишут, что и тамо первого числа майя по нашему штилю листов не было и шел снег. По известиям из Швеции вооружения продолжаются; посмотрим, дадут ли французы денег на завоевание Норвегии. В Шкании и прочих Свенских областях совершенный недостаток в хлебе. Adieu, mon bon et cher Ami. Будь уверен, что забыть тебя никак не могу, понеже верен мне и любезен. Александру Дми[триевичу] я кланялась от тебя, и он тебе кланяется же. 710. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Имеретинский Царь Соломон1 минувшего апреля 23 дня совершил течение своей жизни. Пред самою кончиною, почувствовав приближение оной, в жестоком страдании своем призвал он духовенство и знатные чины и по совершении пред ними таинств покаяния и причащения сказал предстоящим, что умирает с должною верностию к Императорскому Российскому престолу и что назначает по себе преемником двоюродного брата своего Князя Давида2. Привел он всех к клятве, чтоб после его смерти сохраняли они ненарушимую верность к России и чтоб, повергнувшись к Освященному Вашего Императорского Величества престолу, искали всемерно Высочайшего Вашего Величества покрова и противились врагам до крайности. С сими словами излетело последнее его дыхание. Незадолго пред смертию своею прислал он к Генерал-Порутчику и Кавалеру Потемкину на Высочайшее Вашего Императорского Величества имя прошение, подписанное не только им самим и князьями дому его, и всеми знатнейшими духовными и гражданскими чинами, о принятии Имеретии под верховную Вашего Императорского Величества власть3. Оное имею счастие при сем поднести Вашему Императорскому Величеству. Имеретинцы оплакивают неутешно смерть своего Государя. Новый Царь подтвержден народом и, вступя в правление, прислал письмо с сим известием к Генерал-Порутчику Потемкину, а таковое же прислано к нему от всех властей имеретинских. Как Царь, так и народ, свидетельствуют о глубочайшей преданности своей к Высочайшему Вашего Императорского Величества престолу и готовности следовать по стезям, предписанным от Соломона, уведомляя при том о намерении своем отправить посольство к Высочайшему Вашего Императорского Величества двору, которое еще покойным Соломоном было приуготовлено. Младые лета племянника Соломонова Давида4, которого он по примирении с Ираклием предполагал нарещи себе преемником, воспрепятствовали Ему исполнить сие намерение. Царь Карталинский при всем участии, которое он, яко родной дед, принимал в сем младом князе, пожертвовал выгодами своими общему спокойствию, признавая Царем старшего Давида, брата Соломонова, но предоставляя впрочем требования в пользу внука своего до его совершеннолетия. Для лучшего наблюдения Высочайших Вашего Императорского Величества интересов приказал полковнику и кавалеру Бурнашеву5 перенесть пребывание свое из Тифлиса в Кутаис и стараться содержать нового Царя Имеретинского и народ в том расположении, в котором их Соломон оставил. Вашего Императорского Величества верновсеподданнейший раб Князь Потемкин Июня 3 дня 1784 года. Херсон 711. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Грузия имела ныне случай воспользоваться защитою войск Вашего Императорского Величества. Лезгины, скучась быть в недействии, учинили в семистах человеках нападение на соседственные грузинские селения1. Они их разграбили, но, возвращаясь с пленом и добычею, поражены и разсыпаны егерями. Белорусского егерского баталиона подполковник Квашнин-Самарин2 при первом слухе о их нападении, собрав три роты, пресек путь сим разбойникам и первым ударом обратил их в бегство. Конники царские, туда ж приспевшие, преследовали бегущих и многих потопили в реке. Бедные поселяне воздавали хвалу Вышнему, получа вольность свою и имущество, и удивлялись безкорыстию войск Вашего Императорского Величества, которые, не взирая на утомление свое, отреклись принять предлагаемую порцию, дабы не коснуться убогому стяжанию земледельническому. Царь отзывается о сем с крайнею признательностию, отдавая должную хвалу храброму подвигу и безкорыстию войск, оный произведших. Вашего Императорского Величества верновсеподданнейший раб Князь Потемкин Июня 3 дня 1784 года. Херсон 712. Г.А. Потемкин — Екатерине II[После 14 декабря 1784] Прилагаю здесь Вашему Величеству записку полкам, которые я назначаю в корпус за Днепр. Число пехоты и конницы — одних рядовых — более пятнадцати тысяч. С прибавкой их будет в той стороне — одной пехоты 34 только, следовательно, двумя полками превосходнее 1-ой армии, как она была в первую кампанию. Ежели Ваше Величество сие изволите апробовать, то мы пошлем секретный указ к помянутым полкам, чтоб они следовали заблаговремянно. Еще ж не соизволите ли артиллерию уравнять так же против того, как в Первой армии было. Протчие пункты записки Вашей я, что касается до меня, выполню, как то о Польском корпусе, о Кубанском и еще к стороне Горской, и подробное расписание буду иметь честь представить после завтра. Я не упущу, чтоб не охранить сторону Оренбургскую1. Одним словом, все возьмутся предосторожности, дабы вперед, ежели дело начнется с турками, не кидаться из стороны в сторону. Р_у_к_о_й_ _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Bсe сие не инако, как апробовать могу. 713. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! В сходственность Высочайшего Вашего Императорского Величества повеления привел я в единообразие одежду войск Вашего Императорского Величества с наблюдением всей выгоды солдатской и Главный кригскомиссариат при изтечении ныне сроков делает уже все подлежащее войскам снабжение по данным от меня образцам. Кирасирские полки удержали прежний свой цвет палевый, прочие кавалерийские полки, как карабинерные, так и легкоконные, вместо многих разных цветов имеют синий, различаясь только пуговицами, которые у карабинерных медные, а легкоконных белые. Пехота и драгуны остались при зеленом цвете. Таковою одинаковостию облегченный комиссариат с лучшею удобностию может производить свои заготовления. Вашего Императорского Величества верновсеподданнейший раб Князь Потемкин Декабря 30-го дня 1784 года 1785714. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 23 февраля 1785] Как в Екатеринославском университете, где не только науки, но и художества преподаваемы быть имеют, должна быть консерватория для музыки, то приемлю смелость Всеподданнейше просить об увольнении туда придворного музыканта Хандошкина1 с пожалованием за долговременную его службу пенсии и с награждением чина мундшенка придворного. 715. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Дворянское общество вверенных мне губерний, как страны, посвященной славе имяни Великия Екатерины, возложило на меня создать вечный монумент благодарности его и признания. Сие теперь исполняется изваянием образа Вашего Императорского Величества, который в новом губернском городе пред домом дворянства воздвигнут будет. Вашего Императорского Величества верновсеподданнейший раб К. Потемкин 23 апреля 1785 716. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 9 мая 1785] Премиер-маиор и кавалер Иван Меньшой Горич, принужденным образом вовлечен в поединок и, имев несчастие застрелить соперника своего, уехал в Польшу. По невинности его Ваше Императорское Величество сами Всемилостивейше благоволили, дабы он туда скрылся от гонения сродников убитого. А как ныне сродники его успокоились, то премиер-маиор Горич, приехав сюда, приемлет смелость, повергшись к освященным стопам Вашего Императорского Величества, всеподданнейше просить: во-первых, прощения в своем поступке, а потом о дозволении быть в Польской службе, где он в пристойных случаях может новыми опытами доказать наиревностнейшее к службе Вашего Императорского Величества усердие так, как верноподданнейший и усерднейший Вашего Величества раб. 717. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Июнь 1785] По полученному сегодня репорту от Якобия китайцы закрыли торг на Кяхте с пушечною пальбою, что приписывать надлежит за некоторый род объявления войны. Сие подтверждает и сказание китайского купца. Я думаю, что неизлишне будет: 1. Собрать Братских казаков и оных распределить, где Вам пособнее окажется по ту сторону Байкала. Как их подкрепить, о сем помышлять. Подумать о обороне Нерчинских заводов. Каменогорскую крепость приводить на первый случай в лучее оборонительное состояние, равномерно и Колыванские пограничные места. А как все сие распорядить и снабдить войсками на первый случай, о сем, подумавши, прошу мне представить скорее. 718. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Июнь 1785] Отдаленность границ китайских не позволяет зделать скорого распоряжения. Все что на первый случай может быть учинено состоит в укреплении упоминаемых мест, которое с углубленными рвами и довольно высоким валом для китайцев будет довольно трудным. Гарнизоны тамошнего департамента привесть в состояние полевое. Рекрут, со всей Сибири собираемых, обратить на составление тамошнего корпуса. Половину Сибирского драгунского полку перевесть к той дирекции и, дополня новыми, составить два полка. Братских и казаков тамошних собрать сколько возможно больше. Между тем послать отсюда комиссионера с переводчиком изъясниться о положении, как с обеих сторон наказание производить вместо смертной казни. Стараться продлить до сентября, с которого начнется формирование нового гранодерского корпуса и егерей. Тогда армия, усилена будучи, подаст способ некоторые мушкетерские полки отделить для тамошнего охранения. Теперь же следует сохранить возможную осторожность и не подать вновь ни малейшей причины к прицепке. Я сужу, что распря побудилась наиболе, что Якобию хотелось взять тон, а китайцы имя его терпеть не могут за то, что отец его как-то при разводе границ их обманул. Нужно бы добиться, чтобы зделано было обоюдное посольство, чтоб чрез сей способ китайцы увидели Россию в настоящем положении, а то они о нас судят по прежнему. Я несколько сумневаюсь, не дошло ли как-нибудь до китайцев требование, Якобием зделанное, о войсках для наступательного действия. 719. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 29 июля 1785] О разбитии секунд-майором Синненберхом1 турок и лезгин, учинивших впадение в Грузию. Паша Ахалцихский, раздраженный сею неудачею, новое употребил усилие к раззорению Грузинских пределов. 27 дня майя 1 200 лезгин и около 500 турков, прошед ночью из Ахалциха вниз по реке Куре, опустошили несколько деревень. Идущие с пленом и добычею встречены они были секунд-майором Синненберхом, имевшим триста егерей и грузинской конницы сто двадцать пять человек. Неприятель, бросясь с стремлением, смял грузин и ударил в егерей, но не взирая на опрометчивость его, с которою он более часа продолжал нападение, ни на помешательство, нам причиненное грузинцами, был обращен в бег, с потерею своих до трехсот человек убитыми на месте, причем, пленные поселяне освобождены и отнятое им возвращено. Секунд-майор Синненберх прислал в Тифлис взятых в плен четырех турков, прочих же пленников, грузинами полученных, число простирается до шестидесяти человек. Все они уверяют, что встретя егерей, дали друг другу клятву отмстить кровь побитых при Сураме и бросились на фрунт и пушки, но принуждены были, наконец, уступить жестокому действию пушечного и ружейного огня. Второе сие поражение удостоверило Грузию и Имеретию, что малое число россиян всегда может побеждать великия тысячи неприятелей. 720. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 29 июля 1785] Турки в Грузии явно действуют — лезгинскими лапами вынимают из огня каштаны. Сие есть опровержение мирного трактата, который уже нарушен в Молдавии и Валахии. Противу сего всякие слабые меры действительны быть не могут. Тут не слова, но действие нужно, нужно, нужно, чтоб сохранить честь, славу и Государства и пользу Государя. 721. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 13 декабря 1785] Имев счастие докладываться Вашему Императорскому Величеству о суконной Князя Хованского1 фабрике, известной по немалому количеству и доброте заготовляемых на ней для Армии Вашего Величества сукна, и получа по тому изустное Вашего Императорского Величества повеление, входил я во обстоятельства сей фабрики и сносился с Генерал-кригскомиссаром о способах к ея содержанию. Князь Хованский обременен знатным долгом, свыше двухсот пятидесяти тысяч рублев простирающемся. Кредиторы его требуют продажи имения его, состоящее в четырех тысячах девяносто девяти душах. Естли на сие будет поступлено, то не только должна фабрика совершенно упасть, но и армия от разрушения ея может потерпеть нужду в снабжении своем, получая с оной лутчия и в великом количестве сукна. Но естли в сходственность предлагаемого Князем Хованским обязательства о ежегодной на армию поставке сукна по двадцати тысяч аршин взята будет сия фабрика в управление комиссариатское с залогом всего помянутого имения, то, во-первых, сохранится лучшая в России фабрика от разрушения, откроется тут точный от сукна доход и удержится в пользу казенную цена оного, которую прочие фабриканты весьма стараются возвысить; уплатятся из прибыли долги его и остаток из оной разпорядится на содержание его, Князя Хованского, и детей его, чем вся сия фамилия спасется от угрожающей крайности. Я о всем том приемлю смелость Вашему Императорскому Величеству чрез сие всеподданнейше представить. 722. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец 1785] Князь Вяземский сейчас ко мне привез ответ Княжны Трубецкой. Она соглашается ити замуж за Алек[сандра] Нико[лаевича] Самойлова, с чем и тебя поздравляю. 723. Г.А. Потемкин — Екатерине II[1785] Я всегда считал Озерки способными для учреждения там училища и потому предполагал перевесть туда школу гарнизонную. Ныне же по Всемилостивейшем мне пожаловании сего места нахожу я весьма выгодным помещение там Греческой гимназии и прочих заведений, принадлежащих к университету Екатеринославскому. Наблюдая економию в Гимназии, сберег я достаточную сумму для сооружения потребных зданий и приемлю только смелость испросить на то Высочайшего соизволения. 724. Г.А. Потемкин — Екатерине II[1785] NB. Граф Потоцкий1, командующий региментарь, трусит бунта и суетится подлинно так, как должно тому, у кого из-под носу жену увезли и уморили. Местечко Смила2 подле нашей границы и принадлежит Князю Любомирскому3, службы нашей Генерал-Маиору, то, естли б что там подобное было, он сам не оставил бы донести командующему на границе нашему генералу. Не упустил бы и Граф Соллогуб о сем рапортовать. Он боится того, что в его Гумане4 наших поселенных гусар больше двух тысяч, зашедших туда во время впадения татар в Елисаветградскую провинцию, которые желают возвратиться, но он не пускает. Что же касается до успокоения духов по причине раздора между нашими и униатами, сие наилутче может зделаться чрез самого Епископа, которому приказать повелеть Его паствы церквам послать письмы циркулярные с подтверждением и тишины, и мирного обхождения с сущими в иной церкви. 725. Г.А. Потемкин — Екатерине II[1785] Престол Епископа Переяславского не перенесен в Польшу, но Архимандриту Слуцкому дан сан и Епархия Переяславская с властию управления церквей благочестивых в Польше, которая всегда в ведомстве находилась Митрополита Киевского, а он был и есть Его соправитель. Ежели Епископу Могилевскому доставил право Хмельницкий, то неужели Екатерине Второй посмеет отказать Польша. Утверждение прав одному больше служит примером о занятии его места другим, нежели исключает. Но в теперешнем случае и Епархии в Польше Россия не назначила, следовательно и дела остались в прежнем положении с переменою только личного пребывания Переяславского Архиерея. Письма 1785-1786726. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПо делу Свистунова с его падчерицею1 я приказала Князю Прозоровскому наведываться у Фельдмаршала Румянцева и от него Князю Прозоровскому в ответ сказано, что он, Фельдмаршал, от меня повеления о том деле не получал, а как я помню, что я сама своей рукою писала о сем деле к Фельдмаршалу, письмо же отдала тебе, то прошу дать знать, чрез кого ты послал и каким образом мое письмо до Фельдмаршала не дошло. Писано же прошедшею зимою. И так, тому круглый год. Причина же к тому письму — поданное безъимянное письмо, к тебе присланное. 727. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПо городу сказывают уже третий день, будто Князь Дашков застрелен тем, у кого полк принял, и за то, что Дашков его нашед в похищении полковых денег, назвал его вором. Правда ли это? И буде правда, прикажите вора и убителя наказать примерно. 728. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуУвидя тебя, я столь зарадовалась, что позабыла тебе сказать, что я вчера, приехавши сюда, не нашла не токмо во дворце дежурного флигель-адъютанта, но он осмелился и отлучиться из города без дозволения. Я, увидя его, Буксгевдена, сего утра, спросила и со гневом, где он был. Тут он вздумал отлыгаться, сказал, что ходил осматривать городовые караулы, о чем прошу приказать исследовать точно, и буде окажется, что он осмелился мне солгать, то надобно этого молодца отучить солгать и равномерно дабы неповадно было флигель-адъютантам отлучаться от своего поста без дозволения. 729. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуНимало не сумневаюсь о всем том, что в Вашем ласковом письме написано, за что — за все — и за прекрасную табатьерку от сердца благодарствую. 730. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВы приказали червям работать на людей. От плодов учреждений Ваших Ахтуба приносит Вам на платье. Естли моление мое услышано будет, то Бог продлит лета Ваши до позднейших времян, и ты, милосердная мать, посещая страны, мне подчиненные, увидишь шелками устлан путь. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: За прекрасную присылку и за доброе желанье Ваше от всего сердца благодарю. 731. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЯ на пути теперь к исповеди. Простите, меня, матушка Государыня, в чем согрешил пред Вами ведением и неведением. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Прошу равномерное прощение и с Вами Бог. Прочее же вышеописанное j'entend bien, mais je ne comprand rien ou fort реи;[291] читаючи, много смеялась. 732. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуSi Vous voulies bien avoir la bonte de me procurer l'air de Sarti, compose sur des points poses par hazard par Vous-meme. Grimm, en Vous faisant bien des remercimens pour l'opera d'Armide, me prie de lui faire avoir ce fameux air dont il a entendu parler.[292] 1786733. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! По полученному из Таврической области рапорту имею счастие Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше донести, что как вторая половина февраля, так и первые семь дней марта протекли там благополучно и не только нигде не оказалось опасной болезни, но и бывшие по городам и селениям лихорадки и горячки совсем прекратились. Что касается до достопамятных произшествий, то с 10-го числа февраля при деревне Кучук-кой, лежащей между Ялтою и Балаклавою, поверхность земли, начавши прежде нечувствительно отделяться, наконец, 13-го числа с сильным треском провалилась на немалое разстояние. Сколько же при сем случае разрушилось в помянутой деревне домов и иного строения и погибло садов с плодовитыми деревьями и посеянного хлеба, осмеливаюсь поднести ведомость, так как и планы прежнему и нынешнему там местоположениям. Жители сей деревни едва почувствовали начало движения, то, предвидя опасность и боясь землетрясения, которое, по уверениям старожилов, случилось в той деревне лет за пятьдесят, поспешили сами со всем скотом и имуществом перейти в ближайшую деревню Кнеиз и по таковой осторожности все остались в живых. Вашего Императорского Величества верный подданный Князь Потемкин 28 дня марта 1786 года 734. Екатерина II — Г.А. Потемкину[17 апреля 1786] Во-первыя, и спасибо тебе за богатый дар. Гримму ушью и пошлю все к нему от тебя. Безбородку завтра же посажу в Совет1, который почти пуст и пустой. 735. Екатерина II — Г.А. Потемкину[20 апреля 1786] Imagines, je Vous prie, ce que dit la Gazette Allemande de Deux-Ponts. Devines si Vous pouves. Apres avoir fait un eloge des soins que Vous Vous donnes pour rendre la Tauride florissante, elle finit par dire que Vous etes: Suisse de naissance. Je Vous avoue qu'en lisant cela, je suis partie d'un grand eclat de rire.[293] 736. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 30 мая 1786] Это не может быть дурно и заслуживает большого внимания. Я давно известен от самих турков, что такое дело им желательно. Р_у_к_о_й Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Трактаты дружбы и коммерции полезны будут, но оборонительный и наступательный может впутать в такие хлопоты, что сами не рады будем. Это францу[зская] замашка противу Константина. 737. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 28 июня 1786] Я крайне безпокойна, здоровы ли Вы? Столько дней от тебя ни духа, ни слуха нету, а сегодня и вчерась погода так велика была, что уже я зачала опасаться, как то Вы Вокшу переехали. И для того нарочного посылаю — знать, где и каковы Вы. Adieu, mon Ami, je prie Dieu que Vous Vous porties bien.[294] Пятница в вечеру в девятом часу. 738. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 20 июля 1786] Арбуза больше или равной величины Турчанинова я получила1. Его за арбузом не видать было, как он его в комнаты внес. Спасибо Вам или тебе, Барин-скакун. Во-первых, я щитала тебя на Вокшу, а ты изволил очутиться в Шлюссельбурх. О фельдмаршальских реляциях переговорю с тобою увидясь2. Сие есть второй пункт сего моего письма. Третье — содержит желанье мое тебя видеть, ибо, кажется, год, как не видала. Прощай, Бог с тобою. Je Vous embrasse, mon Ami.[295] Приезжай весел и здоров или бит будешь3. 739. Г.А. Потемкин — Екатерине II[20 июля 1786] Матушка, обошед Петербург, Петергоф, Ораниенбаум, возвратясь сюда, лобызаю твои ножки. Параклит[296] привез цел, здоров, весел и любезен. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Батинька, великий труд, барин, каков ты в своем здравьи и не спавши? Приездом весьма радуюсь. 740. Г.А. Потемкин — Екатерине II[26 июля 1786] Граф Безбородко получает всегда от Булгакова что посекретнее бывает из ведомостей. Мне всегда он дает читать их, и как теперь нужно знать больше, нежели когда, то я и прочел, которые и подношу1. Вы, матушка, изволите увидеть, какая кабала там действует: я знаю точно, что французы манят Порту помочь им недопущением флота нашего в Архипелаг и ссудою офицерами2. Я почти догадываюсь, что и Кюстина3 они прочат куда-нибудь противу нас; и то несумнительно, что пруссаки делают уверение4, но сие только словами. О Шах-Мансуре5 много фабал,[297] а я думаю — разве не другой ли это или не тот ли, что турки к нему подсылали? По прочтении пожалуйте мне сии бумаги обратно, дабы списать описание фигуры Мансуровой и расспросить тех, кои его видели. Сколько мне кажется, то кашу сию Франция заваривает, чтобы нас озаботить, боясь приближения смерти Прусского Короля, при которой они полагают конечно Императору затеи на Баварию6. Сие тем вероятнее, что во Франции приказано конницу всю укомплектовать лошадьми, чего у них без намерения о войне никогда не бывает. Пусть, хотя и уверили французы, что не пустят нас в Архипелаг, однако же флот потребно иметь в состоянии. Прикажите себе подать ведомость о кораблях и фрегатах с описанием годности каждого. Расположение духа в Швеции, кажется, в нашу пользу, но назначенный туда министр годится ли по нынешнему времяни7, где устремлять все, что можно, против французов следует? Мне сии последние Булгакова известия по многим обстоятельствам вероятны. Однако же я надежен, что французский посол8, снесясь с Булгаковым, поворотит сии дела, чтоб получить у Вас мерит.[298] К Г[рафу] Сегюру9 привезен большой пакет из Константинополя. Завтра он у меня будет обедать, я сам не зачну говорить, а ежели он зачнет, то из сего можно будет заключение сделать. Главное то, чтобы выиграть несколько времяни. 741. Екатерина II — Г.А. Потемкину[26 июля 1786] Я читала от начала до конца все бумаги, от тебя ко мне присланные. Твердость Царя Ираклия похвальна. Хорошо бы было, естьли Сулейман-паша к независимости бы приступил1. Твои представления ожидать буду. Петергофскую ноту, как тогда, так и теперь, хвалю. Из репортиции более еще увижу твое мнение. Естьли поездка твоя необходима, то и на оную соглашусь, хотя признаюсь, что весьма люблю тебя видеть при себе по дружбе и доверенности моей к тебе. 742. Екатерина II — Г.А. Потемкину[26 июля 1786] Несумненно, что кашу заваривает Франция. Приготовиться надлежит к войне. О Имаме Мансуре почитаю за сказку, а Монтемурли1, все быть может, из тех орудий, кои повсюду враги разсылают. 743. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИз сих непрестанных хлопот Французский двор может видеть, что неудобно товар возить на военных судах. Таможенные законы суть зделаны и оных отменить по прихотям, конечно, не буду. Естьли Гр[аф] Сегюр подаст жалобы, то рассмотреть велю. Я думаю, что оне придирки (то есть французы) ищут. 30 июля 1786 744. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 30 июля 1786] Признаюсь чистосердечно, что я не люблю дать матрозы на купеческих кораблях, и всем вообще отказала, а зделала для торговых кораблей выходцев, коих нанимать можно (и столько же привычны ходить по морю, как и матрозы). Не люблю же давать матрозы для того, что ежели снабдить матрозами купеческих кораблей, то матрозы не сыщу, когда в них нужда случится. Иван же Чернышев всегда готов истребить военный флот, раздавая и растаскивая матрозы, а я почитаю за полезно, чтоб торговые корабли снабдили флот, а не флот торговых кораблей матрозами. Еще ни единый данный назад не приходил. 745. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 6 августа 1786] Mon Ami, се qui Vous a donne mal au bras Vous rend aussi de mauvaise humeur.[299] Что же ты не в раю живешь, о том сердечно жалею. В приложенных письмах есть одно немецкое из Берлина к Сольмсу, в коем сказывают, что Кор[оль] Прусский час от часу хуже и слабее становится здоровьем1. Я б пришла к тебе, буде бы не услышала, что ты брее[шь]ся, да Архиерей сидит. 746. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Август 1786] Репорты Аршеневского1 о присяге горских и татарских народов Султану надобно сообщить Графу Остерману, дабы сообщены были Булгакову, ибо ему служить будут новым орудием в доказательство каверзы Порты. Павлу же Сергеевичу о подлинности сего прикажите разведать, и буде правда, то во взаимство положим меры, кои дело не испортят, но к развязке приведут. Надеюсь, не оставишь Гене[рал]-Пору[чика] Потемкина снабдить нужным по его прозьбам. 747. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Повергая к освященным стопам Вашего Императорского Величества проекты строениям города Екатеринослава, осмеливаюсь испрашивать на произведение оных всех остающихся за расходами сумм доходов губернских. Сия часть Империи Вашей, будучи, так сказать, в сущем еще младенчестве, однако ж содержит все чины и расходы по наместничеству, выплачивает отпущенные три миллиона на строение крепостей и прочих зданий в Тавриде, а за тем остатки довольны еще будут на созидание знаменитого города. Всемилостивейшая Государыня, где же инде как в стране, посвященной славе Вашей, быть городу из великолепных зданий? А потому я и предпринял проекты составить, достойные высокому сего града названию. Во-первых, представляется тут храм великолепный в подражание Святаго Павла, что вне Рима, посвященный Преображению Господню, в знак, что страна сия из степей безплодных преображена попечениями Вашими в обильный вертоград, и обиталище зверей — в благоприятное пристанище людям, из всех стран текущим. Судилище наподобие древних базилик в память полезных Ваших узаконений. Лавки полукружием наподобие Пропилеи или преддверия Афинского, с биржею и театром посредине. Палаты Государские, где жить и Генерал-Губернатору, во вкусе Греческих и Римских зданий, имея посредине великолепную и пространную сень. Архиепископия при соборной церкви Преображения с дикастериею и духовной школой. Как сия губерния есть военная, то в призрение заслуженным престарелым воинам — Дом инвалидный со всеми возможными выгодами и с должным великолепием. Дом Губернаторский, виц-губернаторский, дом дворянский и аптека. Фабрика суконная и шелковая. Университет купно с академиею музыкальною или консерваториею. Для всех сих строений довольно всяких припасов заготовлено, на что употребится двести тысяч рублев, оставшиеся от экстраординарной суммы. Вашего Императорского Величества всеподданнейший Князь Потемкин Октября 6 дня 1786 году 748. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 13 октября 1786] Как узаконением о банках проценты теперь уменьшены, то с банка Екатеринославского, накопленного мною разными сбережениями капитала до трехсот сорока тысяч рублев, университета с академиями художеств и музыки, с училищем хирургическим и народною школою содержать невозможно. Благоволите, Всемилостивейшая Государыня, определить из доходов Екатеринославского наместничества на все сие шестьдесят тысяч рублев. По соседству Польши, Греции, земель волошской и молдавской и народов иллерических множество притечет юношества обучаться, которые возвратятся с незагладимою благодарностию к Вашим благодеяниям и привязанностию к России. Капитал же банковый обратится в капитал фабрик, столь для того места пристойных по дешевизне хлеба и столь нужных для России. Полуденные места Империи Вашей изобилуют руноносным скотом почти больше, нежели вся Европа вместе. Переменив шерсть в лутчую чрез способы верные и простые, превзойдет в количестве сукон все прочие государства. Из всех тех мест, где находятся лутчие бараны, я выписал самцов, которых и ожидаю на будущее лето; мастера же прибыли и директор столь искусный, что и в Голландии был знаменитейшим. Франция много жертвовала денег для утверждения у себя сей мануфактуры. Вашему же Величеству почти ничего не станет. Сверх делания сукон на сей фабрике приниматься будут ученики от дворян, чрез что разойдется сие ремесло по всему государству. По всей Тавриде и степи Перекопской назначено разводить шелковицу, которой в Крыму и дикой множество. Прежде десяти лет, конечно, шелку будет, как пеньки. Для того шелковые мануфактуры в Екатеринославе полезны, которым и теперь довольно дела будет обрабатывать шелк, из Брусы и Морей привозимый, который я уставил променивать на соль, что все равно, как бы и на простой песок меняли. Шелковые фабрики в России без изъятия все в несовершенстве. Ни красы довольной, ни крепости производимые на них товары не имеют, а особливо те материи, где требуется ровная поверхность. Лутче прочих работают у Лазарева, но и его материи недолго выдерживают красоту. Выключая сию фабрику, прочие все не в надежном состоянии, покупая шелк в долг, в термины большие с несносными процентами, а употребляя шелк наиболее персидский, столь дурно размотанный, что почти всегда оного третья часть пропадает. По причине такового отягощения прибегают к разным плутовствам, как деланием основы тоньшей, нежели должно, примешивая вычески в уток, где должен быть шелк хороший, и тем делают, что материи имеют вид ветошек. В помощь и благодеяние сим фабрикам намерен я завести в Екатеринославе из шелку, остающегося за употреблением тамошних фабрик, магазейн крашеных и хорошо размотанных шелков, откуда отпускать заимообразно на 6 процентов. Сим возстановится дешевизна и фабрики не будут нужды иметь тростилен, разматывальных мельниц и красилен, которые тем еще превосходнее, поелику в климате Екатеринославском не будет нужды красить в зимние месяцы, ибо шелк, высушиванный не на солнце, далеко разнствует в красоте. По Высочайшему изволению, данному мне, пещись о размножении доходов и искусств я ничего не щажу соответствовать исполнением. Колонии ремесленников выписаны, фабрикаты в большом числе находятся у меня теперь в Белорусских деревнях во ожидании построения жилищ в Екатеринославе, которые к будущей осени поспеют, и они на судах Днепром с инструментами доставятся в свое место. Что касается до области Таврической, там хлебопашество год от году усиливается, виноград венгерский дал уже первоплод, вино делают лутче прежнего, водку французскую гонят лутче настоящей и чрез год, конечно, большое количество оной будет. 749. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМилостивейшая матушка! Князь Вяземский, Ваш Генерал-Прокурор, мне сообщил Вашу Всемилостивейшую милость, кою Вы, Всемилостивейшая Государыня, прибавкой Генерал-Губернаторам определенных 6 000 рублей на год, мне вновь без моих малейших заслуг и из единого Вашего ко мне благоволения, в коем я все мое благополучие полагаю, оказать удостоили. Будучи Вам, Всемилостивейшая Государыня, единой всем моим благосостоянием должен и с сими чувстви[ями] безконечной благодарности и всеглубочайшего благоговения, что я имею щастие к Вашим ногам пасть и быть по мое последнее издыхание. 16 октября 1786 года 750. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До ноября 1786] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Из письма ко мне Г[рафа] Стакельберха1 усмотрите его прозьбу о сыновьях. Ежели будете к нему милостивы, то б и я сию милость почувствовал. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Офицерами их зделать недолго и отпустить их на пять лет можно. Но определить их к посольству излишне. Bonsoir.[300] 751. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуНоя[бря] 19 ч., 1786 Вчерашний день меня твое письмо из Могилева от 11 сего месяца обрадовало1, ибо вижу, что ты здоров, мой друг. Нелюбо же я усмотрела из твоего репорта, что корабль «Александр» вовсе пропал. Слава Бога, что люди спасены. Более месяца уже италианские министры таскались с той вестью, а я ее поставляла за ложь. За антик благодарствую; где-то их берешь? Репнин сюда приехал и стал хуже старой бабы. Вздумал в Егорьевской думе заражать сумнение: первый корпус армии — гвардия, которой я полковник, а он, дурак, за честь почитать должен, что подполковник, почитать ли тот корпус и инженерный за военный? С тем пришел словесно мне доложить. Je l'ai ramboure comme Vous pouves croire.[301] Но как я думала, что ушам своим едва могу ли верить и не ослышалась ли я, то требовала, чтоб о том подал записку; и он оную подал. Что же мудренее всего, что в той же думе сидели Вице-президент Военной Коллегии и три майора гвардии2, аки сущие болваны, и ни единый вопреки не растворил уста. То-то люди, ниже муху с носу не сгонят! J'ai ete fachee comme un Demon de cette absurdite[302] тот пакостит, а они нюхают. Вольно тебе скакать так, что под тобою все ломается. Изволь на всякие сто верст чинить после того терпеливо изломленное. Лишь будь здоров, все прочее Богом исправлено будет. Александр Матвеевич3 тебя благодарит за ласковое приписание. Он сам тебя любит чистосердечно и с благодарным сердцем. Я здорова и упражняюсь, как всегда, а более всего занимает нас наша езда. Прощай, мой друг, будь здоров. 752. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуНоября 20 [1786] Письмо твое, друг мой, из Чернигова от 13 ч. я сего утра получила1. За твое поздравление и за антики благодарствую. Знаю твою искреннюю и чистосердечную привязанность ко мне. Будь здоров и помни, что ты мне обещал беречь себя. Турки трухнули. Увидим, будет ли Ахалцихский паша сидеть смирно2. Бог с тобою, у нас только и разговора, что дорога и езда3. Прощай, до свидания. 753. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович, твои два письма ко мне дошли сегодня1. Одно чрез Графа Безбородко, а другое чрез Александра Матвеевича. Восхитительное предложение Князя Репнина принудило меня в день Святаго Георгия надеть гвардейский мундир и гордиться им, аки пава2. Боюсь, чтоб Днепр и с нами не пошутил, как и с тобою. Не у вас у одних балы, и у нас, да сверх того еще хлопоты безконечные. Les etrilleries du Prince de Wurtemberg ont enfin oblige sa femme de se retirer chez moi, parce que reellement elle etoit en danger de sa vie; j'ai saisi cette tres favorable occasion pour les renvoyer tous les deux d'ici, et sous peu de jours nous en seront quittes. J'ai fait ce que j'ai du faire et j'ai fait bien, la femme ira chez les parens et le mari ou il voudra.[303] Странно, как тебе Князь Нассау4 понравился, тогда когда повсюду имеет репутацию d'un cerveau brules,[304] а притом известно, что он храбр. Твои с ним разговоры поправляют его в моей мысли. Сожалею очень, что тебя не увижу ранее, как в Киеве. Сегодня чрез две недели, то есть 2 января, непременно выеду отселе. Письмо Императора к тебе я читала с удовольствием5. Оно самое ласковое, он же пишет правду. О пути его не сумневаюсь, что возьмешь надлежащие меры. За перстеньки с антиками благодарствую. Мы все ничто так не желаем, как чтоб Бог нас отселе скорее вынес. Письмо твое к Александру Матвеевичу6 я с крайним удовольствием читала, и ты не ошибся: от тебя душою и сердцем любит и он час от часу любезнее становится. Прощай, мой друг, будь здоров. Уж быть так, естьли скорее нельзя видеться, так увидимся в Киеве. Племянницы твои поехали отселе вчерась. Весь свет отселе скачет, так что лишь завидно. Декабря 18 ч., 1786 1787754. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня! Цалую ручки Ваши, благодарю за милостивое писание. У нас здесь зелень на лугах начинает показываться. Я думаю, скоро и цветы пойдут. По дороге пыль, а у Перекопа еще снег. Дай Боже, чтобы сия страна имела счастие тебе понравиться, моя кормилица1. В этом состоит главное мое удовольствие. Простите, моя матушка родная, я ласкаюсь скоро предстать пред Вами. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Симферополь. 7 генваря [1787] 755. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПисьмо твое, друг мой сердечный, я сегодня получила здесь, в Смоленске, где я остановилась дни четыре долее, нежели я думала, по причине той, что Александр Матвеевич был болен1. Да все устали, а многие и глазами жаловались. У вас начинает показываться зелень, а у нас весьма холодно. Здесь снеги велики. Я не сумневаюсь, что Таврида мне и всем понравится. Завтра по утру еду отселе. Дай Боже увидеться с тобою скорее, и чтоб ты был здоров. Сегодня у меня здесь был превеликий бал. Я здорова. Прощай, мой друг, до свидания. Смоленск. 17 января 1787 756. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня. По крайним недосугам, а паче озабочен будучи приходящими войсками1 и боясь, чтобы их не поморозить, нужно еще несколько мне здесь побыть. К тому же и Господарь Молдавский явился, в границах Вашего Величества ища прибежища2. Он теперь в Ольвиополе. Я отправил за ним нарочного, чтоб узнать от него о тамошних обстоятельствах, а потом не умедлю быть в Киев. Я здесь пробуду еще двои сутки, а чрез трои буду иметь счастие увидеть Вас, моя мать родная. Булгакова депеши требуют необходимо делом самим с турками ладить и тем показать им, сколь нелепы толки посторонних держав. Приехав, сам получит мочь Высочайших по сему повелений. О протчем послал к Г[рафу] Безбородке3. По смерть вернейший подданный Князь Потемкин 1 февраля [1787]. Кременчуг 757. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 7 марта 1787] Греки Таврические и Мариупольские, лишась пастырей единоземцев своих Игнатия и Никифора, не могут сие сносить без чувствительности1. Пенсия последнего Архиерея Готфийского и Кефайского, в трех тысячах рублях состоящая, остается в казне Вашего Императорского Величества. Ваше Величество, излив безчисленные на сей народ милости, новый опыт всемилостивейшего к оному благоволения оказать изволите пожалованием викарного пастыря из единоземцев их, к чему известные достоинства Архимандрита Нежинского Дорофея путь ему отверзают. Естьли благоугодно будет Вашему Величеству препоручить ему оных в паству в качестве викария Екатеринославского и с титлом Епископа Феодосийского и Мариупольского, то и Екатеринославский Архиепископ много будет облегчен в разсуждении пространства Епархии и подастся повод к привлечению в Тавриду заграничных греков. Внутренние же возсылать будут благодарные молебны за услышание моления их. 758. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 апреля 1787] Сказывал мне Александр Матвеевич желание гостя1, чтоб я осталась здесь еще на один или два дни, но ты сам знаешь, что по причине свидания с Императором сие зделать нельзя. И так, пожалуй, дай ему учтивым образом чувствовать, что перемену делать в моем путешествии возможности нету. Да сверх того всякая перемена намерения, ты сам знаешь, что мне неприятна. 759. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 апреля 1787] Я на тебя сержусь, ты сегодня ужасно как неловок. 760. Екатерина II — Г.А. Потемкину[25 апреля 1787] Предложение о завтрашнем обеде зделано без вычеты возможностей. Сегодня Е[го] В[еличество] возвратиться должен водою в Канев — 7 верст. Завтра к обеду послать — 7 верст, приедет — 7; отобедавши, паки отвезти — 7 верст; шлюбкам возвратиться — 7 верст к нам; тамо ехать в путь. В котором же это часу будет? Отъехавши три версты, ради усталых шлюбок, кои двадцать восемь верст уже зделали, придется лечь паки на якорь. Когда я что определяю, тогда обыкновенно бывает то не на ветру, как в Польше часто случалось. И так, еду завтра, как назначила, а ему желаю всякого благополучия и выгоды зделать по возможностям. Право, батинька, скучно. 761. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Апрель-май 1787] В отличность Епархии Екатеринославской и Херсонеса Таврического не благоугодно ли будет пожаловать здешнему Архиерею1 на Чорный клобук бриллиантовый крест. 762. Екатерина II — Г.А. Потемкину[20–21 мая 1787] Лежала я вечер в беседке ханской, 763. Екатерина II — Г.А. Потемкину[9 июня 1787] Папа, вить я надеюсь, что ты меня отпустишь завтра без больших обрядов. 764. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕкатеринославское наместничество и область Таврическая при всей доброте земель своих недостаточествуют в жителях к возделанию оных, а прекрасные места остаются необитаемы. Имея долг пещись о благосостоянии Высочайше вверенных мне стран, дерзаю испрашивать Высочайшего Сенату повеления о вопрошении по губерниям и записке желающих переселиться в здешнее наместничество и Тавриду. Число охотников будет, конечно, весьма велико, особливо же из однодворцев, землями крайне нуждающихся. Россия возчувствует пользу такового переселения, плодородие здешних стран разпространит изобилие внутри ея, изнуренные же всегда отягощением поля по умалении жителей получат отдых и исправятся. Прекратятся побеги, от нужды предприемлемые. И как пресечь не было возможности, противно бы было пользе государственной запретить прибытие здесь беглецов. Тогда Польша всеми бы ими воспользовалась. Ваше Императорское Величество возстановить изволили всю землю. Населя же оную, будете основательницею новых сил Империи Вашей. Князь Потемкин Таврический 22 июня 1787 765. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Я здорова сюда доехала и обед имела в Дубровицах1, которое село таково, как Вы сказывали. И естьли Вы намерены продавать, то покупщик я верный, а имя в купчую внесем Александра Матвеевича, Вашего майора. Праздники возьмем здесь, а там поедем далее2. Писем от Вас не имею. Будьте здоровы, а мы здесь чванимся ездою и Тавридою и тамошними Генерал-Губернаторскими распоряжениями, кои добры без конца и во всех частях. Прощай, Бог с тобою. Село Коломенское. 25 июня 1787 766. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПапа, по написании моего письма последняго, я получила твое письмо. Слава Богу, что ты здоров. Пожалуй, поберегись. Я из Москвы уже выехала. Мне, кажется, весьма рады были. Прощай, Бог с тобою. Папа, я здорова. Котенок твой доехал со мною — здорова же1. Из Подъездного дворца. 1 июля 1787 767. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Когда из Москвы к тебе я сбиралась писать, тогда твои письмы от 22 июня из Кременчуга1 так были засунуты, что я их, спеша, найти никак не могла. Наконец здесь, в Твери, куда я приехала вчерась, я уже их открыла. Извини меня, мой друг, в такой неисправности. Теперь на оные имею ответствовать: во-первых, расположение умов и духов в Кременчуге по отъезде моем мне весьма приятно, а твои собственные чувства и мысли тем наипаче милы мне, что я тебя и службу твою, исходящие из чистого усердия, весьма, весьма люблю, и сам ты безценный. Сие я говорю и думаю ежедневно. Мы до Москвы и до здешняго места доехали здоровы, и дожди за нами следовали так, что ни от пыли, ни от жаров мы не имели никакого безпокойствия. Тебе казалось в Кременчуге без нас пусто, а мы без тебя во всей дороге, а наипаче на Москве, как без рук. В Петров день на Москве, в Успенском соборе Платона провозгласили мы митрополитом2 и нашили ему на белый клобук крест бриллиантовый в пол аршина в длинну и поперек, и он во все время был, как павлин Кременчугский. При великих жарах, кои у вас на полудни, прошу тебя всепокорно, сотвори милость, побереги свое здоровье ради Бога и ради нас и будь столь доволен мною, как я тобою. Прощай, друг мой, Бог с тобою. После обеда еду ночевать в Торжок. Тверь. 6 июля 1787 За четыре эскадрона регулярных казаков благодарствую. Ей Богу, ты молодец редкий, всем проповедую. 768. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Третьяго дни окончили мы свое шести тысячеверстное путешествие, приехав на сию станцию в совершенном здоровье, а с того часа упражняемся в разсказах о прелестном положении мест, Вам вверенных губерний и областей, о трудах, успехах, радении, усердии, попечении и порядке, Вами устроенном повсюду. И так, друг мой, разговоры наши почти непрестанные замыкают в себе либо прямо, либо с боку твое имя, либо твою работу. Пожалуй, пожалуй, пожалуй будь здоров и приезжай к нам безвреден, а я, как всегда, к тебе и дружна, и доброжелательна. Царское Село. 13 июля 1787 г. Император приехал в Вену. Фландрия и Брабантия бунтовать не перестают1. Он туда наряжает 30 000 войска. Голландцы двое суток держали Принцессу Оранскую, сестру Короля Прусского, под арестом2. Посмотрим, как братец сие примет. Людвиг XIV за сие заставил бы их кричать курицею3. Агличане наряжают 12 кораблей и уже факции Оранской помогают деньгами4. Вот вести, каковы есть в здешнем месте. Тепло и фрукты мы наехали лишь на севере, а у вас ни жаров, ни фруктов нет, сим вас теперь дразнить станем. Саша весьма милый человек. Просим его любить и миловать, и он тебя любит душою. 769. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня! Я получил Ваше милостивое писание из Твери. Сколь мне чувствительны оного изъяснения, то Богу известно. Ты мне паче родной матери, ибо попечение твое о благосостоянии моем есть движение по избранию учиненное. Тут не слепой жребий. Сколько я тебе должен. Сколь много ты зделала мне отличностей. Как далеко ты простерла свои милости на принадлежащих мне. Но всего больше, что никогда злоба и зависть не могли мне причинить у тебя зла, и все коварства не могли иметь успеху. Вот что редко в свете. Непоколебимость такого степеня тебе одной предоставлена. Здешний край не забудет своего счастия. Он тебя зрит присно у себя, ибо почитает себя твоею вотчиною и крепко надеется на твою милость. Благодарю за Катиньку, которая хвалится чувствительно милостями ей оказанными. Впротчем у нас все благополучно. Я еду в Елисавет от здешних несносных жаров: там место выше. Однако же, благодаря Бога, болезней нет, а ежели кто и занеможет, выздоравливает скоро. Прости, моя благотворительница и мать, дай Боже мне возможность доказать всему свету, сколько я тебе обязан, будучи по смерть вернейший раб Князь Потемкин Таврический 17 июля [1787]. Кременчуг 770. Г.А. Потемкин — Екатерине II[17 июля 1787] P.S. Прилагаю доклад об артиллерии морской. Естли последует повеление доставить мне оную, то зделайте одолжение, препоручите сие Адмиралу Пущину1. Он поскорей повернется. Доставить же чрез Ригу и оттоль на барках до Витебска, отколь перевезут восемьдесят верст до Дубровны сухим путем, а оттудова прямо до Херсона водою. Мелководье Днепра остановило транспорты лесов выше порогов. Я предпринял из польских лесов доставлять сухим путем. 771. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЯ имел счастие словесно Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше докладывать об уделении в здешний край части фарфорового завода из Петербурга. Сие удостоилось Всемилостивейшего благоволения, а потому я и приемлю смелость испрашивать Высочайшего повеления отрядить и отправить ко мне того завода каждого мастерства по два человека, кроме составщика, который может быть один. Найденные в Тавриде глины доброты чрезвычайной, обещают превосходный в сем деле успех. Князь Потемкин Таврический 17 июля 1787 772. Г.А. Потемкин — Екатерине II[Июнь-июль 1787] Для докладаИсполняя Высочайшую Вашего Императорского Величества волю о заведении столь нужного здесь для Адмиралтейства навигационного училища, положил я, опричь народных школ, все принадлежащие губерниям, Высочайше мне вверенным, училища соединить, дабы начать вдруг обучением большего числа учеников. Сие будет основанием Екатеринославского университета, которого цель будет к морскому употреблению. Греки врожденную имеют способность, то я сим всеподданнейше прошу повелеть: их уже в Петербург более не отсылать, а училище, тамо находящееся, присоединить в Екатеринослав, оставя теперь находящихся доучиться, где я приказал завести класс навигационный. Господин церемониймейстер Мусин-Пушкин1 из усердия берется иметь надзирание в мое отсудствие за греческим училищем. По охоте и прилежности его будет правление хорошее. И я на него, как на себя, надеюсь. Благоволите, Всемилостивейшая Государыня, ему препоручить должность директора к управлению подо мною помянутого училища. Как школы народные должны быть приуготовлением к вышним классам, то не благоугодно ли будет и в тех преподавать краткое понятие о навигации, об архитектуре морской и номенклатуру терминов. Таковые ученики с основанием вступать уже будут и при начале их учения откроется способность каждого. Из Харьковского училища и Кременчугского прошедшие геометрию скоро поспеют на море и я все силы к обучению их употребить приказал. Из солдатских детей много отданы в мастерствы. Естли Бог поможет, то в краткое время обойдемся без заимствования. Для Екатеринославских строений нужен архитектор. Я не знаю, где взять, то и прошу снабдить меня оным. Князь Потемкин Таврический 773. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 17 июля я получила на сих днях и из оного увидела, сколько тебя обрадовало мое письмо из Твери. Между тобою и мною, мой друг, дело в кратких словах: ты мне служишь, а я признательна. Вот и все тут. Врагам своим ты ударил по пальцам усердием ко мне и ревностию к делам Империи. Радуюсь, что ты здоров. От фруктов прошу иметь воздержание. Слава Богу, что нет болезни и больных. Дела в Европе позапутываются. Цесарь посылает войски в Нидерландию. Король Прусский противу голландцев вооружается. Франция, не имев денег, делает лагери. Англия высылает флот и дает Принцу Оранскому денег. Прочие державы бдят, а я гуляю по саду, который весьма разросся и прекрасен. Прощай, Бог с тобою. Из Царского Села. Июля 27, 1787 774. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня. Слава Богу, сохранившему тебя здраву во все трудное путешествие, которое нам навеки останется приятнейшим напоминовением. Будь, моя матушка родная, здорова и во всяком удовольствии. Я бы тебе душу свою отдал, естли бы возможно было. Столь ты меня осыпала милостьми. Осенью мы будет сеять леса, садить сады, а потомки наши разсказывать будут: вот роща, которую Екатерина Великая приказала посеять; вот дерево каштанное, которое она приказала сажать на песчаных местах; а пивши хорошую воду, воспоминать будут о твоем попечении. Теперь везде тут ключей около Екатеринослава найдено уже двадцать. В Кременчуге жар несносный и духота. Я еду в деревню жить, в семидесяти верстах отстоящую, да и все разъезжаются. Что пишете мне, матушка, об Александре Матвеевиче, и я то же об нем скажу. Притом верьте, что очень его люблю. Куда бы хорошо, матушка, естли бы Голландия довела французов до драки с англичанами. Прости мне, безценная благотворительница. Я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1 августа [1787] 775. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня. Я было занемог в Кременчуге, теперь в деревне Елисаветградского уезда помощию прекрасного воздуха выздоровел, только слаб, однако же совершенно здоров. Чрез несколько дней поеду в Херсон. Канцелярия моя и Попов в Кременчуге в заботах с Губернатором о хлебе. Так прижались, что еще никто не продает. Прости, моя матушка родная, дай тебе Боже всяких благ. Ваш вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 7 августа [1787] 776. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 1 августа я получила третьего дня. Я с неделю сюда приехала в город, и, пока Вы в Кременчуге праздновали мое благополучное возвращение, я праздновала здесь день Преображения, слушала обедню в полковой церкви, обедала с офицерами и пила здоровье подполковников обще с подкомандующими. Причем, не оставила и говорить о том, что я едучи видела и как старший отличается, аки Генерал-губернатор. Я здорова, и все те, кои со мною приехали. Здесь с моего приезда, то есть месяц целый все дожди идут, и, кроме одного дня, мы теплую погоду ниже издали здесь не видали. Облака непрестанно самые густые, и погода пасмурная. Такова Санктпетербургская каникула. Я почти живу в Эрмитаже и там погоду оставляю быти погодою. Желаю тебе щастливого успеха в сеянии лесов и сажании садов. Зделав сие, дашь тем местам точно то, чего им не достает, уменьшением зноя солнечного, и притянешь дождия. О прииске ключей тако же внимала я с удовольствием. Cela s'appelle faire du bien a la contree. Vous lui donnes ce quelle n'a pas.[305] Пожалуй, пожалуй будь здоров, поберегись от фруктов et ne Vous exposes pas trop a la chaleur.[306] По письмам Цареградским видно, что турки пошаливают1. Кажется, будто англичане хотят возпользоваться французским недостатком в деньгах и для того замешались крепко в голландские дела. Спасибо тебе, что милова Сашу любишь. Он честный и благородный человек. Прощай, друг мой, будь здоров. Катя приехала сюда. Августа 12 ч. 1787 из города Святого Петра, что на берегах Невских и который ужасно как хорош, но в дурном весьма климате построен. 777. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуPapa, прислал ты к Графу Безбородке поверенное письмо для продажи Дубровицы, но как в оном письме переправки и слова выскобленные, такожде в свидетельствах гражданской палаты, то я писала к Безбородке, чтоб он здесь приказал поверенное письмо написать начисто без ошибки и послал бы к тебе ради подписания, а мое мнение о сем послал Александр Матвеич к Попову. За сим пребываю как всегда к тебе, Papa, весьма, весьма доброжелательна. Августа 12, 1787 778. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня. Я совсем оправился, но засуха в Кременчуге и Херсоне умножила болезни. Я беру все меры к отвращению и надеюсь на Бога. Работы в Херсоне генерально все остановил до половины сентября. Сие послужит к облегчению сил. Туда не еду ради того, чтоб слухом моего прибытия не привлечь у соседей большого внимания к Очакову. Я и войскам назначил собираться к Ольвиополю1. Я принужден миновать страницу: на обороте чернилы проходят. У нас воды нет в речках, и мельницы все без действия. Я уже зерном начинаю покупать. Барышники, пришедшие из других мест, набили цену втрое. Матушка моя родная, будь ко мне всегда милостива, Я по смерть Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 14 августа [1787]. Село Михайловка 779. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПисьмы твои, друг мой Князь Григорий Александрович, от 7 августа до рук моих доставлены. Я весьма сожалею, что ты сверх забот нынешних и при оных занемог было. Пожалуй поберегись и вспомни о сем мои прозьбы. Я с первым Цареградским курьером ожидаю из двух приключений одно: или бешеного визиря и рейс-эфендия сменят, либо войну объявят. О смене министерства, кажется, интерес французский требует, чтоб посол того двора старался; а как сам Султан мир, а не войну хочет, то сие вероятнее еще1. На большое письмо сочиняю и большой ответ2. Естьли думаешь, что смена консула Селунского надобна, то под видом отпуска на время призвать его можно оттудова3. Прощай, мой друг, будь здоров. Мы все здоровы, а Саша весьма любезен. Авгу[ста] 19 ч., 1787 780. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Война объявлена. Булгаков посажен в Едикуле1. Я в крайности. Полки с квартер подойти скоро не могут. В Херсоне страшное число больных. В Крыму тоже довольно. Кораблей выведенных — защитить на Лимане трудно. Бог один в силах подать помощь. Транспорты все хлебные станут. Естли бы моя жизнь могла удовлетворить всему, то бы я ее отдал. Прикажите делать большой рекрутский набор и прибавлять двойное число в оставшие полки в России. Трудно нашим держаться пока какая помощь прибудет. Верный подданный Князь Потемкин Таврический 21 августа [1787] 781. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня. Стремление все теперь идет на меня. Войски мои подходят. Однако же прежде пятнадцати дневного сроку уповать нельзя. Больных в Херсоне множество. Бугская граница нельзя чтобы не потерпела от первого движения. Собравшись, я поддерживать стану все части. Войски Графа Румянцева ничего противу себя не имеют. Я просил его, чтобы часть ближних ко мне ввести, а там в Польшу их ввести можно будет1. Корабли, на Глубокой стоящие, невооруженные совсем, много меня заботят2. Прикажите рекрутский набор большой и все полки по военному комплекту поставить. Нельзя не видеть, что французы скрытые нам враги. Они верно вид только делали3. Я насилу хожу, после болезни слаб еще был, а теперь лихорадка начинает показываться. Матушка, прости, не смогу больше писать. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 22 августа [1787] 782. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович, радуюсь, что ты оправился, но притом весьма жалею, что в Херсоне болезни умножились. Здесь говорят, будто ни единого здорового нет, и все больны поносом. Вы бы запаслись в Херсоне и в те места, где поносы, пшеном сарочинским. Эти поносы, кроме пшеном сарочинским1, ничем не уймете. Вспомните, что татары, турки, персияны, итальянцы и все обитатели теплых мест пшено сарочинское употребляют. Когда оно будет дешево, тогда все будут покупать, а больных и даром накормить можно. Сверх того при сем кушаньи больным Вы б приказали дать по рюмке вина крепкого виноградного. Как сии мысли мне на ум пришли, то я за долг почла Вам оных сообщить и надеюсь, что они не останутся без пользы. Естьли б можно было, я б к Вам на почту переслала здешние дожди. С десятого июля, что я сюда приехала, по сегодня ежедневные дожди и мы почти дней ясных и теплых не видали от Петрова дни. Все сие писано было тотчас по получении Вашего письма от 14 августа. А вчерась вечеру, пришедши из оперы «Февей», я получила известия, присланные от консула Селунского от 11 и 14 августа, из которых явствует, что сам Молдавский Господарь ему велел сказать, что война объявлена и чтоб он и со всеми русскими выехал в Россию2; et comme pour ne me pas tromper je mettrai les choses ainsi,[307] то есть почту войну за объявленную, дондеже не получу иных вестей, хотя и сия высылка Селунского быть может сама по себе. Понеже и отзыва его домогалися и говорили, что вышлют его. Прочее же похоже на вести Молдавские и Волошкие, кои иногда бывали ложны, mais ceux-ci cependent paroissent avoir le cachet de la verite.[308] И так мысли мои единственно обращены к ополчению, и я начала со вчерашнего вечера в уме сравнивать состояние мое теперь в 1787 с тем, в котором находилася при объявлении войны в ноябре 1768 года. Тогда мы войну ожидали чрез год, полки были по всей Империи по квартерам, глубокая осень на дворе, приготовления никакие не начаты, доходы гораздо менее теперяшнего, татары на носу и кочевья степных до Тору и Бахмута; в январе оне въехали в Елисавет[г]радский округ. План войны был составлен так, что оборона обращена была в наступление. Две Армии были посланы. Одна служила к обороне Империи, пока другая шла к Хотину. Когда Молдавия и подунайские места заняты были в первой и второй кампании, тогда вторая взяла Бендер и заняли Крым. Флот наряжен был в Средиземное море и малый корпус в Грузию. Теперь граница наша по Бугу и по Кубани. Херсон построен. Крым — область Империи и знатный флот в Севастополе. Корпуса войск в Тавриде, Армии знатные уже на самой границе, и оне посильнее, нежели были Армии оборонительная и наступательная 1768 года. Дай Боже, чтоб за деньгами не стало, в чем всячески теперь стараться буду и надеюсь иметь успех. Я ведаю, что весьма желательно было, чтоб мира еще года два протянуть можно было, дабы крепости Херсонская и Севастопольская поспеть могли, такожды и Армия и флот приходить могли в то состояние, в котором желалось их видеть. Но что же делать, естьли пузырь лопнул прежде времяни. Я помню, что при самом заключении мира Ка[й]нарджи[й]ского мудрецы сумневались о ратификации визирской и султанской, а потом лжепредсказания от них были, что не протянется далее двух лет, а вместо того четверто на десятое лето началося было. Естьли войну турки объявили, то, чаю, флот в Очакове оставили, чтоб построенных кораблей в Херсоне не пропускать в Севастополь. Буде же сие не зделали, то, чаю, на будущий год в Днепровское устье на якоря стать им не так лехко будет, как нынешний. Надеюсь на твое горячее попечение, что Севастопольскую гавань и флот сохранишь невредимо, чрез зиму флот в гавани всегда в опасности. Правда, что Севастополь не Чесма. Признаюсь, что меня одно только страшит, то есть язва. Для самого Бога я тебя прошу — возьми в свои три губернии, в Армии и во флоте всевозможные меры заблаговремянно, чтоб зло сие паки к нам не вкралось слабостию. Я знаю, что и в самом Царе Граде язвы теперь не слыхать, но как оне у них никогда не пресекается, то войски оныя с собою развозят. Пришли ко мне (и то для меня единой) план, как ты думаешь войну вести, чтоб я знала и потому могла размерить по твоему же мнению тебя. В прошлом 1786 тебе рескрипт дан, и уведоми меня о всем под[р]обно, дабы я всякого бреда могла всегда заблаговремянно здесь унимать и пресечь поступки и возможности3. Кажется, французы теперь имеют добрый повод туркам отказать всякую подмогу, понеже противу их домогательства о сохранении мира война объявлена. Посмотрим, что Цесарь зделает. Он по трактату обязан чрез три месяца войну объявить туркам. Пруссаки и шведы поддувальщики, но первый, чаю, диверсию не зделает, а последний едва ли может, разве гишпанцы деньги дадут, что почти невероятно. И чужими деньгами воевать — много зделаешь4? К Графу Салтыкову5 писано, чтоб ехал в Армию. Прощай, мой друг, будь здоров. У нас все здорово, а в моей голове война бродит, как молодое пиво в бочке, и Саша в крайней заботе и старается успо[ко]ить мою безпокойную головушку. Посол цесарский еще курьера не имеет6. Фицгерберт7 уехал, Сегюр и Линье хотели ехать во вторник, но Линье, как услышит о войне, то едва не поскачет ли, получа дозволение Цесаря, к тебе8. Я думаю, у тебя на пальцах нохтей не осталось — всех сгрыз. Adieu, mon Ami. Августа 24 ч., 1787 Настоящая причина войны есть и пребудет та, что туркам хочется переделать трактаты: первый — Ка[й]нарджи[й]ский, второй — конвенцию о Крыме, третий — коммерческий. Быть может, что тотчас по объявлении войны оне стараться будут обратить все дело в негоциацию. Оне поступали равным образом в 1768. Но буде мой министр в Семибашни посажен, как тогда, то им по тому же и примеру ответствовать надлежит, что достоинство двора Российского не дозволяет подавать слух никаким мирным предложениям, дондеже министр сей державы не возвращен ей. Еще пришло мне на мысль, кой час подтверждение о войне получу, отправить повеление к Штакельберху, чтоб он начал негоциацию с поляками о союзе9. Буде заподлинно война объявлена, то необходимо будет в Военном Совете посадить людей, дабы многим зажимать рта и иметь кому говорить за пользу дел. И для того думаю посадить во оном Графа Вал[ентина] Пушкина, Ген[ерала] Ник[олая] Салтыкова, Гр[афа] Брюса, Гр[афа] Воронцова, Гр[афа] Шувалова, Стрекалова и Завадовского10. Сии последние знают все производство прошедшей войны. Генерала Прокурора выписываю от вод царицынских. Иных же, окроме вышеописанных, я никого здесь не имею и не знаю. 783. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня, турки предварили объявлением войны и тем переменили весь план наступательный, который чрез год от нас с выгодою несумненною мог бы произвестись. Флот бы наш три раза был больше нынешняго, и армии к нам пришли б прежде, нежели они двинуться могли. Теперь же войски все соберутся у нас к здешнему пункту в полтора еще месяца. Я защитил, чем мог, сторону Буга от впадения. Кинбурн перетянул в себя почти половину херсонских сил. Со всем тем мудрено ему выдержать, естли разумно поступят французы — их руководители. И во время сражения фрегата их были артиллеристы на шлюбках бомбардных. Их судов, то есть французских, употребится 80 для транспортов1. Сии злодеи издавна на нас целят. Как везде поставлено от меня к защите, то тем и оборонятся. Флоту приказано атаковать, что б во что ни стало2. От храбрости сих частей зависит спасение. Больше я придумать не могу ничего. Болезнь день ото дня приводит меня в слабость. Теперь войски Графа Петра Александровича идут сюда к соединению. До лета же армиям наступательно действовать и разделяться нельзя будет, то прикажите ему всю команду: то естли б я изнемог, то будет к кому относиться генералам3. Хлеба так скудно везде, что и двойной ценою трудно добывать. Вперед же не знаю, что и думать. Я не могу таить от Вас здешних обстоятельств. Дай Бог, чтоб мы додержались до тех пор, как соберемся. Вернейший подданный Князь Потемкин Таврический 28 августа [1787] 784. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Собственноручное твое письмо от 21 августа я сего утра получила, из которого я усмотрела подтверждение Молдавских известий о объявлении войны. Благодарю тебя весьма, что ты передо мною не скрыл опасное положение, в котором находи[шь]ся. И Бог от человека не более требует, как в его возможности. Но русский Бог всегда был и есть и будет велик, я несумненную надежду полагаю на Бога Всемогущего и надеюсь на испытанное твое усердие, что колико можешь все способы своего ума употребишь ко истреблению зла и препятствий родов розных. С моей же стороны не пропущу ни единого случая подать помощи везде тут, где оная от меня потребна будет. Рекрутский набор с пятисот-двух уже от меня приказан, и прибавлять двойное число в оставите полки в России велю и всячески тебя прошу и впредь с тою же доверенностию ко мне отписать о настоящем положении дел. Я знаю, что в трудных и опасных случаях унывать не должно, и пребываю как и всегда к тебе дружно и доброжелательна Екатерина Августа 29 ч. 1787 785. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Пущая и главная моя теперь забота и безпокойство о твоем здоровье, о котором Бога усердно молю. Пожалуй уведоми меня чаще, каков ты. Лишь бы тебя Бог возвратил в здоровье, то я надежна, что мой друг и любимец будет, каков мое об нем мнение и какова и моя к нему и доверенность. Твое письмо от 22 августа я вчерась получила и вижу из оного, что тобою все возможные меры взяты, хотя и стремление все неприятельское теперь идет к тебе, и как ты считал, что от 22 августа чрез пятнадцать дней войски наши подойдут, то от сего дня чрез четыре дни я считаю, что оныя будут, где им быть нужно. Что больных много в Херсоне, о том я весьма сожалею. Русский Бог велик особливо; и Бугская граница останется без вреда. Я к Фельдмаршалу Румянцеву приказала заготовить рескрипт, а к тебе отправлена будет копия с оного. Рекрутский набор — уже приказано, как я к тебе писала. Посол получил вчерась курьера и объявил Вице-канцлеру, что Император признает Казус федерис[309] и готов выполнить свои обязательства и послать повеления своим войскам итти к границам турецким. При сем прилагаю копию с Императорского письма ко мне1. Теперь я все бдение мое устремляю к тому, чтоб тебе никто и ничем помеху не зделал, ниже единым словом. И будь уверен, что я тебя равномерно защищать и оберегать намерен[а], как ты меня от неприятеля, и что я касательно тебя так щекотлива, что даже до изражения и слова размеряю, и вешу на весы, так как я отроду еще не делала. И как ты мне даешь несумненно опыты своей ревности и верности во всяком случае, то будь уверен, что и ты от меня имеешь ожидать во всяком случае несумненные знаки дружбы и прямо дружеского подкрепления. Бог да укрепит телесные твои силы, ты же, мой друг, употребишь дарования твоего духа и ума к пользе Империи и дел моих. И да увидят языцы, каков возпитанник и любимец мой, и да будет он в славе попечителей и в благополучии не горд, но точно таков, как я его видеть желаю. Ты, может быть, будешь смеяться сим моим изражениям и скажешь, что оне излишние, а я тебе на то скажу: пусть излишны, с кем говорить излишнее, естьли не с другом. Прощай, друг сердечный, будешь здоров, а я буду спокойна. Сентября 2 ч., 1787 Естьли б я была теперь в Севастополе, то бы я села с Войновичем на том корабле, на котором я находилась в бытье моем в том порту. Его роля блистательна быть может, естьли Бог их благословит, как я от сердца желаю, щастьем и смыслом и храбростию. Adieu, mon Ami. 786. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 28 августа я вчерашний день получила. Не страшит меня состояние дел наших, ибо все возможное делается, не страшит меня и сила неприятельская, руководима[я] французами, понеже из опытов известно мне, колико коварство то было уже опрокинуто раз, но страшит меня единственно твоя болезнь. День и ночь не выходишь из мысли моей, и мучусь тем заочно нивес[ть] как. Бога прошу и молю, да сохранит тебя живо и невредимо, и колико ты мне и Империи нужен, ты сам знаешь. Прошу тебя всячески приложить весь свой смысл к избежанию того, что здоровью твоему быть может вредно, или употреблению того, что тебе может возвратить силы и прекратить немочи. Сказав сие и полагая надежду на Бога, который меня в нужде никогда не оставлял, приступлю к ответу по твоим письмам. Не дай Боже слышать, чтоб ты дошел до такой телесной болезни [и] слабости, чтоб ты принужден был сдавать команду Графу Петру Александровичу Румянцеву, как ты о том ко мне пишешь. Но естьли бы случай таковой нещастный состоялся, либо по делам находишь то за необходимонужное, то сам о сем перепишись с ним, а в запас я к нему написать велю, чтоб он принял команду тогда, когда от тебя о том получит предложение. Касательно хлеба, который пишешь, что везде скудно, мне пришло на ум послать сего дня курьера к Генералу Поручику Де Бальмену, который отправился уже отсель в Курск, где по известиям значится, что с миллион четвертей в продаже, а у него уже и приказание есть тысяч десятов пять закупать, чтоб он, Де Бальмен, тебе, да и Фельдмаршалу Румянцеву дал знать, сколько у него закуплено и где тот хлеб, чтоб вы из того могли сами судить, удобно ли тот хлеб к вам обратить и не получите ли от него себе пособие. Пишешь ты ко мне то, чего естественно выходит из теперешнего положения нашего: то есть, что до лета наступательно действовать нельзя. Но до тех пор, что войски в границы и не перейдут, оныя мы почитать не инако можем, как в оборонительном состоянии. И так еще время довольно имеем установить того, что делать надлежит, когда Бог велит оборонительное состояние переменить в наступательное. Ты уже известен, что Цесарь ко мне пишет, что он признал Казус федерис, что войски его получили приказание итти к границам и что посол его здесь подал словесное изъяснение о сем и о том, чего им желается знать от нас. По сем дружественном поступке Императорского я велела принести к себе все касательные до сего союза бумаги от 1781 года до нынешнего дня. Из оных явствует: первое, что Император, не ожидав ныне от нас реквизиции,[310] уже решился действовать противу турок. Второе, сие быв зделано, по силе секретного артикула майя 24 ч. 1781 г. уже сепаратный мирный договор либо перемирие места иметь не может. Третье, буде по сему общему делу иная держава наступательно действовала противо которого Императорского двора, тогда колико можно силами обоюдными отражать оное, не давая однако в опасности собственные границы каждого. Четвертое, в письме Императора ко мне от 13 ноя[бря] 1782 г. он признает приобретение Очакова с землею и несколько островов в Архипелаге за дело, не подлежащее затруднению, а себе выговаривает Хотин с округом для закрытия Галиции, да Буковину и часть Валахии до Ольты. Пятое, в записке твоей по сим делам нахожу я следующие изражения, «что касается до сил военных, как их обращать на действие, в сем затруднений не будет. Ежели Император обратит на турков только сорок тысяч, сего будет довольно. Пусть он вспомнит, с чем мы воевали. За таким отделением много еще останется у него против Прусского короля. Что берет он в Валахии, это точно то, что Вы назначили. Хотин уступить можно, ибо он уже вокруг почти обрезан». Шестое, — в моем письме к Императору от 4 генваря 1783 года записано тако: «L'armee d'observation que V.M.I. aura en Boheme et en Moravie suffira je m'assure de ce cote la, et j'aurai de voir d'entretenir les corps de troupes dans mes provinces voisines de la Suede et de la Pologne en les portant au point d'assurer non seulment mes frontieres, mais aussi d'etre prets a agir en cas de besoin, ce qui suffira je pense pour tenir en respect ceux qui pourroient etre tentes de s'opposer aux succes communs».[311] Седьмое, в рескрипте к Князю Голицыну1 в Вену от 8 генваря 1783 году написано, что «взаимные обязательства, особливо же секретный Артикул с доброю верою исполним, поколику силы наши в продолжении турецкой войны, хотя уже в оборонительную тогда превращаемую, дозволить нам могут… и что ожидаем откровенного сообщения мысли Его Вел[ичества], дабы единообразный план учредить». NB сии мысли не были присланы. Восьмое, в рескрипте к послу Князю Голицыну от 8 июня 1783 года паки писано, «что на случай открытия у нас с Портою войны и на всякий другой подобный охотно представляем мы готовность нашу войти с Его Вел[ичеством] в ближайшее и точное определение, как пропорциональных и на обе стороны приобретений, так и запасных операционных планах, и что ожидаем от двора его сообщения проекта постановляемой о том конвенции». Девятое, в твоей записке 1784 года при случае умножения войск упоминается о корпусе, который ввести надлежит в Польшу в соседстве новых приобретений Короля Прусского. Сию краткую выпись, друг мой сердечный, я нарочно зделала для тебя, чтоб ты на одном листе имел перед глазами то, что в больших пуках записано, дабы нас не могли попрекать, что чего проронили или пропустили. Еще пришло мне на ум к тебе писать и требовать твоей мысли: ты знаешь, что Муловски[й] наряжен обходить Кап де Бон Эсперанц[312] и поехать к Камчатке. Вместо того — не лутче ли будет под видом той экспедиции оборотить его деятельно в Красное море, на Мекку и Медину, незаметно делать туркам пакости. Я отъезд его уже под рукою остановил [а], а естьли ты мысли мои похвалишь, то отправлю его заподлинно, и он не будет знать, куда едет, дондеже доедет до Кап де Бон Эсперанс. Прощай, Бог с тобою. Сент[тября] 6 ч., 1787 787. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. С великим нетерпением ожидаю известия о твоем здоровий и о том, что у вас делается. И естьли посреди хлопот тебя смею чем трудить, то прошу тебя прислать сюда архитектора Неелова с планами Бахчисарайскими ханского дома. Я, чаю, что Вам в нем теперь нужда мала, а мне он надобен. Прощай, мой друг, я молю Бога, чтоб тебе дал здоровье да силы телесные и душевные и успехов тьму на море и на суше. Сен[тября] 9 ч. 1787 788. Екатерина II — Г.А. Потемкину[15 сентября 1787] Поздравляю тебя, мой друг Князь Григорий Александрович, с доброю обороною фрегата «Скорого» и бота «Битюга». Естли по сему сметь судить, то о успехе Марка Войновича за верно полагать можно. Бога прошу, да поможет тебе и всем. Adieu, mon Ami. 789. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня! Почти один за другим возвратившиеся курьеры привезли мне дражайшие письмы Ваши. Ты мне покровительница пишешь подлинно, как родная мать, но не в силах соответствовать столь неописанным твоим милостям. Прежде всего начну, что Кинбурн неприятель жестоко притесняет, направя все свои бомбарды, и 4 сутки безпрестанно канордирует и бомбардирует, как днем, так и ночью1. Вред он причинил еще небольшой. Убито у нас 4, а ранено 10. Бог вливает бодрость в наших солдат. Они не унывают. Я приказал всем тамо находящимся производить винную порцию и мясо. Командует тем отрядом Генерал-майор Рек2, курландец, храбрый и разумный, по-русски разумеет, как русский, и сие много значит для людей. Комендант тамо Тунцельман3 — человек испытанный. Над всеми ими в Херсоне и тут Александр Васильевич Суворов. Надлежит сказать правду: вот человек, который служит и потом, и кровью. Я обрадуюсь случаю, где Бог подаст мне его рекомендовать. Каховский в Крыму — полезет на пушку с равною холодностию, как на диван, но нет в нем того активитета, как в первом5. Не думайте, матушка, что Кинбурн крепость. Тут тесный и скверный замок с ретраншементом весьма легким, то и подумайте, каково трудно держаться тамо. Тем паче, что с лишком сто верст удален от Херсона. Флот Севастопольский пошел к Варне. Помоги ему Бог. Граф Петр Александрович прислал ко мне два полка пехотных, два карабинерных и Генералу Каменскому приказал следовать с его частию из Орла. Но он еще не двинулся, кроме Ростовского пех[отного] полку, который из Белагорода пришел уже в Кременчуг. Легче мне будет, как он сюда придет. Тогда я его введу в Польшу, а стоящими отрядами по Бугу буду действовать, ибо граница будет тогда безопасна. Матушка, рекрут возьмите не меньше 60 тысяч. Ежели теперь сего не зделаете, то никогда армия не укомплектуется и тем самым изведется теперь же. По дороговизне хлеба жители о сем тужить не будут. Слава Богу, что Император решился принять участие и что скорей объявит войну, то лутче будет. Между тем прикажите ласкать агличан и пруссаков. Флот в Архипелаг нарядить нужно. Не меньше двадцати линейных кораблей, а приуготовлять 40. Французам о сем отправлении сказать с тем, что Вы не сумневаетесь, что они дозволят на своих берегах нашему флоту нужные выгоды. То же и агличанам. Тут увидите, как кто отзовется. Матушка Государыня, что до меня касается, разве Бог даст сил, а то я в слабости большой, забот миллионы, ипохондрия пресильная. Нет минуты покою. Право, не уверен, надолго ли меня станет. Ни сна нет, ни аппетиту. Все в играх, чтобы где чего не потерять. Когда уже удалюсь или скроюсь, что свет обо мне не услышит?! Это проклятое оборонительное положение. Один Крым с Херсоном держит пехотных полков 20. Какая бы из сего была армия!6 Да больные, ох, много отымают сил. Матушка, простите, не смогу писать больше. Ежели бы скорей Иван Петрович приехал7. В зимние месяцы позвольте мне на малое время приехать в Петербург. Нет способу написать, обо всем изъяснить. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 16 сентября [1787]. Кременчуг 790. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Из флота никакого известия нету. Кинбурн не престают канордировать, и несколько раз турки пытались зделать ночью десант, но нашли наших в осторожности1. Я приказал готовиться всеми возможными судами зделать попытку на бомбардирские турецкие суда2. Все сие готово будет не прежде, как дней чрез пять. Каменский, Господь ведает, когда еще будет здесь. Пехота, то есть баталионы гренадерские, частию готовы, а частью не прежде половины будущего месяца. Но я, моя матушка, изнемог до крайности. Спазмы мучат, и, ей Богу, я ни на что негоден. Теперь нужна холодность, а меньше большая чувствительность, какова во мне. К тому же, Боже сохрани, ежели бы зделалась какая потеря, то, естли не умру с печали, то, наверно, все свои достоинства я повергну стопам твоим и скроюсь в неизвестности. Будьте милостивы, дайте мне хотя мало отдохнуть. Ей, немогу3. Я все зделал, что можно по сие время сделать: в хлебе уверен, войски, кои формируются, поспевают. Но делать нынешний год — не знаю, что. Графа Петра Александровича войски теперь должны быть заодно с здешними, то следует ему всю иметь команду. К его же флангу и цесарский кордон. Он будет с ними лутче уметь переговорить, имев уже с ними прежде дело. Если б, поруча ему, дозволили мне приехать в Питербург, я бы в дороге обмогся. Матушка, Бог видит, не в силах. Вернейший и благодарнейший раб Ваш Князь Потемкин Таврический 19 сентября [1787] 791. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуP.S. Третья неделя, как я от Вас не имею не единой строки, почему нахожусь в великом душевном безпокойстве столько по делам, как и о Вашем здоровье1. Уведомите меня чаще о том и о другом. Сен[тября] 20 ч. 1787 792. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Услыша, что сегодня из канцелярии Вашей отправляют к Вам курьера, то спешу тебе сказать, что после трехнедельного несказанного о твоем здоровье безпокойства, в которых ни откудова я не получала ни строки, наконец, сегодня привезли ко мне твои письмы от 13, 15 и 16 сентября1 и то пред самою оперою, так что и порядочно оных прочесть не успела, не то чтобы успеть еще сего вечера на них ответствовать. Ради Бога, ради меня, береги свое драгоценное для меня здоровье. Я все это время была ни жива, ни мертва от того, что не имела известий. Молю Бога, чтоб вам удалось спасти Кинбурн. Пока его турки осаждают, не знаю почему, мне кажется, что Александр Васильевич Суворов в обмен возьмет у них Очаков. С первым и нарочным курьером предоставляю себе ответствовать на Ваши письмы. Прощайте, будьте здоровы и, когда Вам самим нельзя, то прикажите кому писать вместо Вас, дабы я имела от Вас известия еженедельно. Сент[ября] 23, 1787 С Вашими имянинами Вас от всего сердца поздравляю. 793. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Государыня, я стал несчастлив. При всех мерах возможных, мною предприемлемых, все идет навыворот. Флот севастопольский разбит бурею; остаток его в Севастополе — все малые и ненадежные суда, и лучше сказать, неупотребительные. Корабли и большие фрегаты пропали1. Бог бьет, а не Турки. Я при моей болезни поражен до крайности, нет ни ума, ни духу. Я просил о поручении начальства другому. Верьте, что я себя чувствую; не дайте чрез сие терпеть делам. Ей, я почти мертв; я все милости и имение, которое получил от щедрот Ваших, повергаю стопам Вашим и хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, думаю, и не продлится. Теперь пишу к Графу Петру Александровичу, чтоб он вступил в начальство, но, не имея от Вас повеления, не чаю, чтоб он принял2. И так, Бог весть, что будет. Я все с себя слагаю и остаюсь простым человеком. Но что я был Вам предан, тому свидетель Бог. Вернейший и благодарнейший раб Ваш Князь Потемкин Таврический 24 сентября [1787]. Кременчуг 794. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня. Сколько еще достает моего рассудка, то я осмеливаюсь доложить, что без флота в полуострове стоять войскам Вашего Императорского Величества трудно, ибо флот турецкий в Черном море весь находится и многочислен кораблями и транспортами, а посему и в состоянии делать десанты в разных местах. Одиннадцать полков пехотных, четыре баталиона егерей, 22 эскадрона конницы, 5 полков донских тамо заперты безо всякого действия. Ежели их вывести, силы наши умножатся, получа меньшую окружность для обороны, и войски больше взаимно себе помогать будут иметь удобности. Теперь же все части по своему положению на обороне, а наипаче Кинбурн подвержен всем силам неприятельским, и естли б не устоял, то Крым с Херсоном совсем разрезан будет, равно как и всякая коммуникация прервется. Может быть, другой лутче придумать может, но я боюсь, чтобы не было сбытия по моим мыслям. Вашего Императорского Величества вернейший подданный Князь Потемкин Таврический 24 сентября[1787] 795. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуЛюбезный друг мой Князь Григорий Александрович. По семнадцати денном ожидании от Вас писем, вчерашний день я получила вдруг отправления Ваши от 13, 15 и 16 сентября, по которым Вы получите немедленно мои резолюции. Перечень же оных я здесь припишу, кой час кончу мой ответ на собственноручное Ваше письмо, который я теперь начну тем, что я с немалым удовольствием вижу, что ты моим письмам даешь настоящую их цену: они суть и будут искренно дружеские, а не иные. Безпокоит меня весьма твое здоровье. Я знаю, как ты заботлив, как ты ревностен, рвяся изо всей силы. Для самого Бога, для меня, имей о себе более прежняго попечение. Ничто меня не страшит, опричь твоей болезни. Dans ce moment-ci, mon cher Ami, Vous n'etes pas un petit particulier qui vit et qui fait ce que lui plait; Vous etes a l'etat, Vous etes a moi; Vous deves, et je Vous ordonne de prendre garde a Votre sante; je le dois, parce que le bien, la defense et la gloire de l'Empire sont confies a Vos soins, et qu'il faut se porter bien de corps et d'ame pour faire la besogne que Vous aves sur les bras; apres cette exortation maternelle, que je Vous prie de recevoir avec docilite et obeissance je m'en vais continuer.[313] Что Кинбурн осажден неприятелем и уже тогда четыре сутки выдержал канонаду и бомбардираду, я усмотрела из твоего собственноручного письма. Дай Боже его не потерять, ибо всякая потеря неприятна. Но положим так — то для того не унывать, а стараться как ни на есть отмстить и брать реванш. Империя останется Империею и без Кинбурна. Того ли мы брали и потеряли? Всего лутче, что Бог вливает бодрость в наших солдат тамо, да и здесь не уныли. А публика лжет в свою пользу и города берет, и морские бои, и баталии складывает, и Царь-Град бомбардирует Войновичем. Я слышу все сие с молчанием и у себя на уме думаю: был бы мой Князь здоров, то все будет благополучно и поправлено, естьли б где и вырвалось чего неприятное. Что ты велел дать вино и мясо осажденным, это очень хорошо. Помоги Бог Ген[ерал]-Маи[ору] Реку да и коменданту Тунцельману. Усердие Алек[сандра] Вас[ильевича] Суворова, которое ты так живо описываешь, меня весьма обрадовало. Ты знаешь, что ничем так на меня неможно угодить, как отдавая справедливость трудам, рвению и способности1. Хорошо бы для Крыма и Херсона, естьли б спасти можно было Кинбурн. От флота теперь ждать известия. Несколько датских офицер морских, услыша о войне, хотят к нам в службу идти. Писал ко мне Князь Репнин2, представляя свою готовность служить под кем и где мне угодно. Я отвечала, что с удовольствием вижу его расположение и что не премину тут его употребить, где случай предстанет. Отпиши ко мне, надобен ли он тебе или нет, а он пишет ко мне из Сарепты, где он с Вяземским пили царицынские воды; по последнего я послала еще при первом известии, а между тем они от Горичев, кои поехали в Астрахань, сведали о войне, и Репнин ко мне писал, как выше сего. Я не знаю, что Гр[аф] Ив[ан] Пет[рович] Салтыков мешкает. Я однако велю писать, чтоб ехал скорее. Один рекрутский набор уже делают, а теперь зделаю другой и почитаю, что не 60, но 80 тысяч взято будет в обеих. Надеюсь, что сие достаточно. Император, как ты увидишь из бумаг, пред сим к тебе присланных, готовит 120 тысяч, с коими действовать намерен, и множество генералов пожаловал, в числе которых и Линь. Ласкать агличан и пруссаков — ты пишешь. Кой час Питт3 узнал о объявлении войны, он писал к С[емену] Воронцову, чтоб он приехал к нему, и по приезде ему сказал, что война объявлена и что говорят в Цареграде и в Вене, что на то подущал турок их посол, и клялся, что посол их не имеет на то приказаний от Великобританского министерства. Сему я верю, но иностранные дела Великобритании неуправляемы ныне аглинским министерством, но самим ехидным Королем по правилам Ганноверских министров4. Его Величество уже добрым своим правлением потерял пятнадцать провинций. Так мудрено ли ему дать послу своему в Цареграде приказания в противность интересов Англии. Он управляется мелкими личными страстьми, а не государственным и национальным интересом. Касательно пруссаков, то им и поныне, кроме ласки, [ничего] не оказано, но они платят не ласкою, и то может быть не Король5 но Герцберх6. Их войски действительно вступили в Голландию. Что французы теперь скажут, посмотрим. Они, кажется, вступятся, либо впадут в презрение, чего, чаятельно, не захотят. Король Французский отдался в опеку, зделал Принципал-министра, отчего военный и морской министр пошли в отставку7. На тот год флот большой велю вооружить, как для Архипелага, так и для Балтики, а французы скажут, что хотят. Я не привыкла учреждать свои дела и поступки инако, как сходственно интереса моей Империи и дел моих, и потому и державы — друг и недруг, как угодно им будет. Молю Бога, чтоб тебе дал силы и здоровье и унял ипохондрию. Как ты все сам делаешь, то и тебе покоя нет. Для чего не берешь к себе генерала, который бы имел мелкий детайль. Скажи, кто тебе надобен, я пришлю. На то даются Фельдмаршалу Генералы полные, чтоб один из них занялся мелочию, а Главнокомандующий тем не замучен был. Что не проронишь, того я уверена, но во всяком случае не унывай и береги свои силы. Бог тебе поможет и не оставит, а Царь тебе друг и подкрепитель. И ведомо, как ты пишешь и по твоим словам, «проклятое оборонительное состояние», и я его не люблю. Старайся его скорее оборотить в наступательное. Тогда тебе да и всем легче будет. И больных тогда будет менее, не все на одном месте будут. Написав ко мне семь страниц, да и много иного, диви[шь]ся, что ослабел! Когда увидишь, что отъехать тебе можно будет, то приезжай к нам, я очень рада буду тебя видеть всегда. По издании Манифеста о объявлении войны Вел[икий] Князь и Великая Княгиня писали ко мне8, просясь: он — в армию волонтером, по примеру 1783 г., а она — чтоб с ним ехать. Я им ответствовала отклонительно: к ней, ссылаясь на письмо к нему, а к нему — описывая затруднительное и оборонительное настоящее состояние, поздой осенью и забот[ами], в коих оба Фельдмаршала9 находятся и коих умножают еще болезни и дороговизны, и неурожай в пропитании, хваля, впрочем, его намерение. На сие письмо я получила еще письмо от него с вторительною прозьбою, на которое я отвечала, что превосходные причины, описанные в первом моем письме, принуждают меня ему отсоветовать нынешний год отъезд волонтером в армию. После сего письма оба были весьма довольны остаться, разславляя только, что ехать хотели. С неделю назад получила я от Принца Виртембергского10 также письмо с прозьбою его определить в армию. Сему я ответствовала пречистым, но учтивым отказом, чем и сестра и зять довольны же. Прощай, мой друг, набор рекрутский приказан. Мекноб11 прощен будет. Ты пишешь, чтоб Грейга послать со флотом, — я его пошлю, но не громчее ли было [бы] имя Алек[сея] Григорьевича] Орл[ова] Чесмен[ского]? Однако сие между нами, и ни он не отзывается, ни я. А от изобилия мысли написала, что на ум пришло. Деньги присланы будут. Так же артиллерия в обеих армиях прибавлена. Выпуски унтер-офицер и кадет предписаны, и по прочим твоим письмам и докладам, что от меня зависит, во всем полное решение последовало. Молю Бога, да возвратит тебе здоровье. Сен[тября] 24 ч., 1787 Саша умен и любезен, как нельзя больше. 796. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. С час тому назад я получила твое письмо от 19 сего месяца и реляцию твою от того же числа, из которых вижу, что турки продолжают канонировать Кинбурн и что двойжды предприяли учинить десанты, которые однако были отражаемы. Дай Боже, чтоб предприятия ваши на турецкие бомбардирские суда были удачны и чтоб вам удалось спасти Кинбурн. Судить естли издали по обороне фрегата и по предерзкому поступку галеры «Десна», то неприятель будет отпотчиван самым храбрым образом1. Теснит грудь мою Ваше собственное состоянье и Ваши спазмы. Чувствительность и горячность, которые производит усердие, понимаю весьма, что возбуждает в Вас нетерпеливость. Я сама весьма часто в таком же положении, паче же тогда, когда дела таковой важности, как ныне. Но ничего хуже не можешь делать, как лишить меня и Империю низложением твоих достоинств человека самонужного, способного, верного, да при том и лутчего друга. Оставь унылую таковую мысль, ободри свой дух, raidisses Votre esprit et Votre ame contre tous les evenements, et soyes assure que Vous les vaincres tous avec un peu de patience, mais c'est une vraie faiblesse,[314] чтоб, как пишешь ко мне, снизложить свои достоинства и скрыться. От чего? Я не ведаю. Не запрещаю тебе приехать сюда, естьли ты увидишь, что твой приезд не разстроит тобою начатое, либо производимое, либо судишь, что побывание твое здесь нужнее, нежели тут, где ты теперь. Приказание к Фельдмаршалу Румянцеву для принятия команды, когда ты ему сдашь, посылаю к тебе2. Вручишь ему оное, как возможно позже, естьли последуешь моему мнению и совету. С моей же стороны пребываю, хотя с печальным духом, но со всегдашним моим дружеским доброжелательством. Сен[тября] 25, 1787 Как отъедешь от своего нынешнего поста, кому поручишь Кавказский корпус? О сем Фельдм[аршал] Румянцев и о тамошних делах сведений не имеет и едва может ли оными управлять, и что из того выйдет, — не ведаю. Ты сам знаешь, каково трудно мне показывается всякая мысль, к которой я никак не приуготовлена, но однако на такой для меня трудный шаг я решилась, понеже говоришь, что здоровье твое того требует. Здоровье твое мне нужно. Я тебе его желаю, равномерно и продолжения дел славных для тебя и Империи. Дай Боже, чтобы ты раздумал сдать команду Фельдмаршалу Румянцеву. Не понимаю, как одному командовать ужасной таковой громадою. Разве в такое время, когда за верно будет безопасно от неприятельских нападений или предприятий. 797. Г.А. Потемкин — Екатерине IIСпешу, Всемилостивейшая Государыня матушка, отправлением сего курьера с известием, что разбитый флот собирается в Севастополе. Слава Богу, что люди не пропали. Слава Богу, что не прибило их к неприятельскому берегу и что не было на то время турецких судов в море, как они ходили без мачт. Флот надолго теперь без употребления, но, по крайней мере, люди могут быть употреблены. Всемилостивейшая Государыня, сжальтесь над моим слабым состоянием, я не в силах: дела Ваши от сего потерпят. Вы изволили писать мне милостиво, что дадите письмо к Г[рафу] Румянцеву в запас о принятии начальства, но он не получал. Стал ли бы я Вас безпокоить, естли б был в силах. Вернейший подданный К[нязь] Потемкин 26 сентября [1787] 798. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Поздравляю тебя со днем твоего рождения и имянин и посылаю тебе гостинец. Дай Боже тебе здоровья и всякого благополучия. Нетерпеливо ожидаю от тебя вестей. Что чаще пришлешь, то более на меня угодишь. Прощай, Бог с тобою. Сен[тября] 30 ч., 1787 г. 799. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Естли бы Вы видели мои безсменные заботы и что я ночи редкие сплю, Вы бы не удивились, что я пришел в крайнюю слабость. Уничтожение флота Севастопольского такой мне нанесло удар, что я и не знаю, как я оный перенес. Притом же в сем, что я упустил, и Бог мне помогающ везде ставил преграды, где мог. Разрыв меня застал при двух казацких полках на Буге. Вдруг зделавшаяся тревога о ложном переходе татар чрез Буг подняла целые провинции у нас и в Польше, что насилу возвратили. Не было хлеба нигде по тем местам, куда войски шли брать новые позиции, да и генерально и в самых запасных местах не более на месяц. Теперь я так изворотился, что на все войски мои станет по будущий август. Я слаб, спазмы меня мучат всякий день, которые причиняют столь сильную ипохондрию, что я не рад жизни. На тот час просил я увольнения. Теперь и имею, отчего покойнее буду, ибо естли б дошел до крайнего изнеможения, тогда бы мог взять отдых и, конечно, без крайности не пошлю к Графу Петру Александровичу. Крайне не худо, ежели бы Князь Репнин был здесь. Он старее моих генералов и разделил бы со мною труды. На сих днях вооруженные суда в Херсоне поспеют. Я приказал атаковать Очаковский флот и силою, и хитростьми. Бог да пошлет свою помощь, чего я прошу из глубины сердца. Правда, как изволите писать, что и без Кинбурна Империя останется Империей. Но по настоящим обстоятельствам он крайне важен. Я имею две крепости, из которых ни одна ни людей, ни мест не защищают, но их должно защищать, также теперь и флот в Севастополе. Болен ли я буду или здоров, но, приведя здесь все в порядок, к будущему месяцу должно и нужно необходимо приехать мне в Питербурх, ибо обо всем нельзя описать. Не дивите, матушка, на меня, что я Вас безпокою: я не виноват, что чувствителен. И последние два донесения, ей Богу, в жару писал. И третьего дни пресильный имел параксизм. После сего курьера я опишу все деталь и что я был должен делать, приказывать, строить, то Вы увидите, каково мое бремя. Ежели пожалуете мне Князя Репнина, то я крайне облегчен буду. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 2 октября [1787]. Кременчуг P.S. Чтобы послать начальствовать во флот Архипелагский Графа Алексея Григорьевича, сие будет весьма у места. Но Адмирала Грейга необходимо послать туда же, потому что мы не знаем навигации и как пользоваться ветрами. Я теперь вижу, ежели бы у нас пропустили Equinoxe,[315] то бы флот Севастопольский цел остался. 800. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Сего утра приехал сперва курьер, отправленный 26 числа от Вас с известием, что флот, по вытерпении бури, собирается в Севастополь, а несколько часов спустя я получила письмы Ваши от 24 числа сентября. Ни те, ни другие, конечно, нерадостные, но однако ничто не пропало. Сколько буря была вредна нам, авось-либо столько же была вредна и неприятелю. Неужели, что ветр дул лишь на нас? Как ни ты, ни я сему не причиною, то о сем уже более и говорить не стану, а надеюсь от добрых твоих распоряжений, что стараться будут исправить корабли и ободрить людей, буде они унылы, чего однако я не примечаю. Я сожалею всекрайне, что ты в таком крайнем состоянии, как ты пишешь, что хочешь сдать команду. Сие мне всего более печально. В письмах твоих от 24 ты упоминаешь о том, чтоб вывести войски из полуострова. Естьли сие исполнишь, то родится вопрос: что же будет и куда девать флот Севастопольский? У Глубокой, чаю, что пристань и прежде признана за неудобную. Я надеюсь, что сие от тебя писано было в первом движении, когда ты мыслил, что весь флот пропал; и что мысль таковую не исполнишь без необходимой крайности. Я думаю, что всего бы лутче было, естьли б можно было зделать предприятие на Очаков, либо на Бендер, чтоб оборону, тобою самим признанную за вредную, оборотить в наступление. Начать же войну эвакуацией такой провинции, которая доднесь не в опасности, кажется спешить не для чего. Равномерно — сдать команду, сложить достоинства, чины и неведомо чего, надеюсь, что удержишься, ибо не вижу к тому ни резона, ни нужды, а приписываю сие чрезмерной твоей чувствительности и горячему усердию, которые имели не такой успех, как ожидали. Но в таких случаях всегда прошу ободриться и подумать, что бодрый дух и неудачу поправить может. Все сие пишу к тебе, как к лутчему другу, воспитаннику моему и ученику, который иногда и более еще имеет расположения, нежели я сама. Но на сей случай я бодрее тебя, понеже ты болен, а я здорова. По известиям из Цареграда в последних числах августа еще кораблей в море Черном не было. По твоему желанию и теша тебя, я послала к тебе желаемый тобою рескрипт о сдаче команды, но признаюсь, что сие распоряжение мне отнюдь не мило и не славно. Никто на свете тебе не желает более добра, как я, и для того тебе так говорю, как думаю. Естьли же уже сдал команду, то прошу приехать сюда скорее, чтоб я могла тебя иметь возле себя и чтоб ты мог сам узнать, как я думаю и о сем сужу. Здесь найдешь, что я как всегда к тебе с дружеским и искренним доброжелательством. Прощай, Бог с тобою. Окт[ября] 2 ч., 1787 А вот, как я о сем сужу: Que Vous etes impatient comme un enfant de cinq ans, tandis que les affaires dont Vous etes charge en ce moment demandent une patience imperturbable. Adieu, mon Ami.[316] Ни время, ни отдаленность и никто на свете не переменит мой образ мыслей к тебе и об тебе. P.S. Пришло мне на ум еще по случаю того, что пишешь о выводе войск из полуострову, что чрез то туркам и татарам открылася [бы] паки дорога, так-то сказать, в сердце Империи1, ибо на степи едва ли удобно концентрировать оборону. В прошедшие времяна мы занимали Крым, чтоб укратить оборону, а теперь Крым в наших руках. Как флот вычинится, то надеюсь, что сия идея совсем исчезнет и что она представлялась лишь только тогда, когда ты думал, что флота нету. Но естьли хочешь, я тебе дюжинку фрегат велю построить на Дону. Вить и Севастопольский флот ими же пользуется и ныне. 801. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович, нетерпеливо ожидаю я узнать о Вашем здоровье и порученных Вам делах. Впрочем я здорова и непременно к Вам доброжелательна. Октября 6 ч., 1787 802. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕлисаветград, 6 октября [1787] Получа здесь 4-е число рапорт Александра Васильевича о сильном сражении под Кинбурном1, не мог я тот час отправить к Вам, матушка Всемилостивейшая Государыня, курьера, ибо донесение его было столь кратко, что я никаких обстоятельств дознать не мог. Вчерашнего же числа получил полную реляцию, которой по слабости после труда и ран прежде он написать не мог2. Дело было столь жарко и отчаянно от турков произведено, что сему еще примеру не бывало. И естли б Бог не помог, полетел бы и Кинбурн, ведя за собою худые следствия. Должно отдать справедливость усердию и храбрости Александра Васильевича. Он, будучи ранен, не отъехал до конца и тем спас всех. Пришло все в конфузию и бежали разстроенные с места, неся на плечах турок. Кто же остановил? Гранодер Шлиссельбургского полку примером и поощрениями словесными3. К нему пристали бегущие, и все поворотилось. Сломили неприятеля, и конница ударила, отбили свои пушки и кололи без пощады даже так, что сам Генерал Аншеф не мог уже упросить спасти ему хотя трех живых. И одного, которого взяли, то в руках ведущих ранили штыком. Но он выздоравливает теперь у меня, которого показания послезавтра с курьером отправлю. Сегодня имел я сильный параксизм и так ослабел, что не могу много писать. Извините, матушка. Я выехал из Кременчуга и спешил сюда с тем, чтобы ехать в Херсон, но так ослабел, что ей Богу не в силах. Дни чрез два отправлюсь и побываю в Кинбурне. Нужда требовала взять мне квартеру здесь по близости к Бугу, где зачали часто показываться партии турецкие. К Херсону же зделал я новую дорогу, по которой отсюда сто верст меньше. Теперь ожидаю, что зделает вооружение херсонское на Лимане. Ежели завтре получу известие, того же часу отправлю. В Польше хлеба недостаточно и дорог. Сколько я ни старался, но не мог закупить, кроме весьма малого числа. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Атаку распоряжал француз Тотт4, который просверливал пушки в Царе Граде. Они положили взять или умереть. Потому их суда, на которых перевозили, отошли прочь, оставя без ретирады. 803. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 2 октября я получила. Твои безчисленные заботы я понимаю и весьма жалею, что ты ночи не спишь и в крайней слабости. Потеря флота Севастопольского не тебе одному нанесла удар, я сие нещастие с тобою делю. Что ты ничего не упускал, о сем ни я и никто не сумневается, и все твои распоряжения совершенно соответствуют возложенной от меня на тебя полной доверенности. Слава Богу, что успел наполнить магазины. О твоих спазмах я такой веры, что они ни что иное, как ветры et qu'en chassent les vents Vos spasmes seront soulages, essayes je Vous prie, et faites Vous donner des choses qui chassent les vents. J'ose croire que les spasmes s'en iront avec les vents; je suis d'opinion que tout spasme est cause par les vents.[317] Я знаю, каковы они мучительны, наипаче чувствительным и нетерпеливым людям, как мы с тобою. Радуюсь, что ты теперь покойнее, и надеюсь, что ты стараться будешь о своем здоровье, как о делах моих, всякий раз, когда вспомнишь, что ты мне нужен и надобен. К Князю Репнину я писала, чтоб ехал к тебе. Пиши ко мне, что с Кинбурном происходит: уже с двумя курьерами о Кинбурне ни слова не упоминаешь. Дай Боже, чтоб вы предуспели в защищении, но естьли б Очаков был в наших руках, то бы и Кинбурн был приведен в безопасность. Я невозможного не требую, но лишь пишу что думаю. Прошу прочесть терпеливо: от моего письма ничто не портится, не ломается, лишь перо тупится, и то не беда. Будь здоров, а не болен, вот что я желаю. Будешь здоров и сюда приедешь, тогда переговорим, о чем нужно будет. Я свое безпокойство мало щитаю и в щет не ставлю: авось-либо Бог силу даст снести. Один способ есть уменьшить мое безпокойство: чаще пиши и уведоми меня о состоянии дел. С нетерпением ожидаю обещанные детали. Не забудь и о Кинбурне ко мне писать. С Гр[афом] Алек[сеем] Григ[орьевичем] и о его поездке осведомлюсь, а Грейгу, конечно, ехать с ним или и без него. Конечно, луче было, естьли б Equinoxe[318] пропустили, но что делать? Что зделано, то зделано. Разве буря лишь была для нас, разве туркам она вреда не нанесла? Очаковской эскадре разве от бури ничего не зделалось? Adieu, mon Ami, полно писать, тебе недосуг читать, я чаю. Бог с тобою. Октября 9 ч., 1787 804. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Я отправился в Херсон, Кинбурн и на флот. Возвратясь и увидя сам, донесу обо всем обстоятельно. Из раненых теперь меньше умирает. Реку хуже, Александру Васильевичу, кажется, полутче1. Слабость моего здоровья не позволяет мне скакать попрежнему, а для того я не так скоро могу возвратиться. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 13 октября [1787] 805. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Вчерашний день к вечеру привез ко мне подполковник Баур твои письма от 8 октября1 из Елисаветграда, из коих я усмотрела жаркое и отчаянное дело, от турков предпринятое на Кинбурн. Слава Богу, что оно обратилось так для нас благополучно усердием и храбростию Александра Васильевича Суворова и ему подчиненных войск. Сожалею весьма, что он и храбрый Генерал-Маиор Рек ранены. Я сему еще бы более радовалась, но признаюсь, что меня несказанно обезпокоивает твоя продолжительная болезнь и частые и сильные пароксизмы. Завтра однако назначила быть благодарственному молебствию за одержанную первую победу. Важность сего дела в нынешнее время довольно понимательна, но думаю, что ту сторону (а сие думаю про себя) не можно почитать за обезпеченную, дондеже Очаков не будет в наших руках. Гарнизон сей крепости теперь, кажется, противу прежняго поуменынился; хорошо бы было, естьли б остаточный разбежался, как Хотинский и иные турецкие в прошедшую войну, чего я от сердца желаю. Я удивляюсь тебе, как ты в болезни переехал и еще намерен предпринимать путь в Херсон и Кинбурн. Для Бога, береги свое здоровье: ты сам знаешь, сколько оно мне нужно. Дай Боже, чтоб вооружение на Лимане имело бы полный успех и чтоб все корабельные и эскадренные командиры столько отличились, как командир галеры «Десна». Что ты мало хлеба сыскал в Польше, о том сожалительно. Сказывают, будто в Молдавии много хлеба, не прийдет ли войско туда вести ради пропитания? Буде французы, кои вели атаку под Кинбурн, с турками были на берегу, то вероятно, что убиты. Буде из французов попадет кто в полон, то прошу прямо отправить к Кашкину в Сибирь, в северную, дабы у них отбить охоту ездить учить и наставить турков2. Я рассудила написать к Генералу Суворову письмо, которое здесь прилагаю3, и естьли находишь, что сие письмо его и войски тамошние обрадует и неизлишно, то прошу оное переслать по надписи. Также приказала я послать к тебе для Ген[ерала] Река крест Егорьевский третьей степени. Еще посылаю к тебе шесть егорьевских крестов, дабы розданы были достойнейшим. Всему войску в деле бывшим жалую по рублю на нижние чины и по два — на унтер-офицеры. Еще получишь несколько медалей на егорьевских лентах для рядовых, хваленых Суворовым. Ему же самому думаю дать либо деньги — тысяч десяток, либо вещь, буде ты чего лутче не придумаешь или с первым курьером ко мне свое мнение не напишешь, чего прошу, однако, чтоб ты учинил всякий раз, когда увидишь, что польза дел того требует. Сказывают, Князь Нассау к тебе поскакал4, а Линь все еще здесь и от своего двора ни о своем произвождении и ни о чем неизвестен. Прощай, мой друг. Который день я от тебя имею курьера, тот день я поспокойнее, а в прочие дни в уме и помышлении все одно нетерпение знать, что у вас делается и каков ты. Прощай, Бог с тобою. Октября 16, 1787 Пришло мне было на ум, не послать ли к Суворову ленту Андреевскую, но тут паки консидерация та, что старее его Князь Юрья Долг[оруков], Каменский, Меллер и другие — не имеют. Егорья Большого [креста] — еще более консидерации меня удерживают послать5. И так, никак не могу ни на что решиться, а пишу к тебе и прошу твоего дружеского совета, понеже ты еси воистину советодатель мой добросовестный. 806. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день мы молебствовали за победу вашу под Кинбурном. Вы из другого моего письма и из рескрипта усмотрите касательно до того. Бог видит, я день и ночь и во всякий час мысленно с Вами, и меня Ваше здоровье пуще всего безпокоит. Сего утра Линь получил от Цесаря повеление ехать к Вам. Он думал иметь команду, взять Белград, а вместо того его шпионом определяют. Естьли он Вам будет в тягость, то, чаю, его отправить можно в Вену с условием о будущей или нынешней кампании, чтоб истолковал возможность либо невозможность того, чего Вы рассудите, что нам делать или не делать. Кажется, по письму Императора к нему, что нас от Валахии и Молдавии отдалить хотят, да и из Галиции пропитания не обещают, а оставляют все себе. Тут есть, что убавить, как обыкновенно во всех сношениях со всеми дворами, mais il faut les ramener a la raison et les faire agir en conformite de ce qu'il nous convient autant que de ce qui leur convient.[319] Он отправляется завтра к Вам и сам весьма недоволен. Известия гласят, что 60-пушечный корабль севастопольский, а именно «Мария Магдалина», попал на турецкое адмиралтейство и что аглийский капитан Дистель хотел подорвать корабль, но экипаж не допустил1. Что делать, быть так. Прошу тебя только сие отнюдь не брать с лишней чувствительностию. Я к тебе уже писала, естьли надобно, то скажи слово, — велю построить на Дону, какие назначишь и какой величины надобны фрегаты в запас. Вперед пригодятся. Adieu, mon Ami. С нетерпением жду обещанных курьеров. Дай Боже, чтоб привезли о твоем здоровье лутчие известия. Октября 18 ч., 1787 Что Император пишет о стороне Кавказа, он худо понимает, что тем самым турецкая сила принуждена делиться, и естьли б у нас тамо не было войска, то бы татары и горские народы к нам бы пожаловали по-прежнему2. 807. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Я объехал семьсот верст, ослабел очень. Впротчем болезнь моя становится легче. Будучи в Кинбурне, мог я видеть, сколь неприятельское усилие было отчаянно и сколь потому победа сия важна. Александр Васильевич единственно своим присутствием причиною успеха. Мы потеряли 200 человек убитыми и помершими от ран до сего времяни, а раненых у нас за 600, и много побито и ранено лошадей. Флот огромный турецкий по малом сражении с нашими вооруженными судами отдалился в море, а потом и совсем ушел1. Касательно Очакова будьте, матушка, уверены, что без формальной осады взять его и подумать невозможно. Да и атаку вести надобно со всеми предосторожностьми. Я его смотрел и протчие весьма близко, менее, нежели на пушечный их выстрел. Александр Васильевич при всем своем стремлении и помышлять не советует инако. Генерал Меллер с Корсаковым делают план атаки, который, получа, пришлю2. Много меня заботит помещение войск, а особливо конных, в подкреплении Кинбурну. Тамо на всей стороне никакого жилья нету. Прежде, нежели вступить в зимние квартеры, наведу мосты на Буге и переправлю часть Генерала Каменского до Бендер, а от себя пошлю до Очакова, дабы очистить от их деташементов, какие бы нашлись в поле. В это же время прикажу с моря бомбардировать Очаков. Хорошо, естли б Бог послал, чтобы они испугались. Более ж делать нечего. Больные в Херсоне уменьшаются, но долго не приходят в силу. В Таврическом корпусе много становится. Ожидаю рапортов подробных обо всех дефектах флота Севастопольского с прожектом о построении новых судов и какого рода они быть должны, что представлю в самой скорости. Большой некомплект полков мушкатерских по военному времяни требует скорейшего доставления рекрут. Прикажите, матушка, отправлением, что соберется, немедленно, дабы иметь время их обмундировать и выучить. Вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический 22 октября [1787]. Елисавет 808. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня. Князь Нассау приехал ко мне с письмами из Парижа от Симолина, который свидетельствует о его ревности к интересам Вашего Императорского Величества. Желание его служить при армии Вашей. Но как в настоящее время идут здесь приуготовления еще, то я и уговорил его ехать в Петербург, где ему дав чувствовать, что он нужен и полезен нам будет пребыванием своим во Франции, а весною к армии возвратиться может, то он тотчас туда поедет. Я могу уверить Ваше Императорское Величество, что он в истину наполнен усердием показать свои услуги. Я за сим немедленно вслед отправлю курьера с моим мнением о настоящих делах. Вашего Императорского Величества вернейший подданный Князь Потемкин Таврический 23 октября [1787]. Елисавет 809. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Прилагая у сего записку моих мыслей, прошу, чтобы ее другим не открывать и в переговорах с французским министром не показывать, что мы их двора разположение знаем1. Из Принца Нассау, ежели прикажете Александру Матвеевичу, — он все вытащит2. Прикажите ему объявить, что Вы уведомлены о его усердии, за что и поблагодарите его, обещая со времянем показать ему на деле Ваше удовольствие. Примите, матушка, его милостиво. Право, он пригодится. Князь Николай Васильевич приехал3 третьего дни с большим удовольствием и желанием служить. Я скоро поеду по Бугу в Херсон и Тавриду. Теперь, слава Богу, день от дня прихожу в силу, и параксизмы весьма слабы. Я, матушка Государыня, пока жив вернейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Прикажите потребовать от Сегюра, чтобы они отозвали своих французов, что у турок. 26 октября [1787]. Елисавет 810. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Прикажите рескрипты написать к командирам армий, чтобы, получа рекрут, укомплектовать пехотные полки к будущей кампании и кавалерийские иметь в полном числе. Подтвердить также, чтобы полковые командиры пеклись о сохранении людей, а комиссариат доставил бы нужные вещи, дабы ни в чем не было остановки. Вернейший подданный Князь Потемкин Таврический 26 октября [1787] 811. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 13 октября я получила, из которого вижу, что ты предпринял путь в Херсон, Кинбурн и на флот. Дай Боже, чтоб от сего похода ты бы не претерпел в своем здоровье. Что раненые выздоравливают, сие мне приятно весьма слышать. Желаю то же услышать о Александре Ва[сильевиче] Суворове и о Реке. Весьма ты зделал хорошо, что поехал потише: «тише едешь, далее будешь» и пословица говорит. Здесь по городу носится слух о какой-то знатной победе в Кавказе1. Жду о сем от Вас подтверждения и вестей всегда с нетерпением. Дай Бог тебе совершенного здоровия и милостей Божеских тьму. Я здорова. Прощай, Бог с тобою. Октября 26, 1787 Обрати лист. Отпиши ко мне, плывучую батарею отыскали ли вы, или она попалась туркам? Неуже[ли] что ветр и ее придул в Царьград к «Марии Магдалине»? Желательно, конечно, чтоб наши корабли военные узнали сей путь, но не таким образом2. С тех пор что тебе полегче, и мне стало полутче на сердце. При сем посылаю тебе лент для солдатских медалей3. 812. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Я чувствую все цену милостивых изъяснений сожаления Вашего, что меня тронет потеря корабля «Св[ятой] Марии». Я уже знал прежде. О чем и донес Вам. Правда, матушка, что рана сия глубоко вошла в мое сердце. Сколько я преодолевал препятствий и труда понес в построении флота, который бы чрез год предписывал законы Царю Граду. Преждевремянное открытие войны принудило меня предприять атаковать разделенный флот турецкий, с чем можно было. Но Бог не благословил. Вы не можете представить, сколь сей несчастный случай меня почти поразил до отчаяния в самое хлопотное время, когда ничего нигде не было еще к защите, и [в] самую жестокую мою болезнь. Неужели Бог нам не поможет впредь, он, который столь явно помогал нам на сухом пути, и на воде у Кинбурна. В первые две недели от воли неприятеля зависело взять Кинбурн, сжечь на Глубокой корабли, да и Херсон предать той же участи. Турки два раза покушались прежде на Кинбурн по объявлению выходцев. Но в первый раз помешал сильный дождь. В другой — совсем отъехали от Очакова, вышли на косу ночью несколько, но воротились назад, сказывают, что сами не знают отчего. На всех такой напал страх, что шагу вперед не осмелились зделать. Естли бы можно было чрез агличан или других как ни есть достать Ломбарда или выпустить, много он обещал. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1 ноября [1787] 813. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня! Кому больше на сердце Очаков, как мне. Несказанные заботы от сей стороны на меня все обращаются. Не стало бы за доброй волею моей, естли бы я видел возможность. Схватить его никак нельзя, а формальная осада по познему времяни быть не может, и к ней столь много приуготовлений. Теперь еще в Херсоне учат минеров, как делать мины. Также и протчему. До ста тысяч потребно фашин и много надобно габионов. Вам известно, что лесу нету поблизости, я уже наделал в лесах моих польских, откуда повезут к месту. То же и на протчие потребности приказал отпускать. Я возвращаюсь на Очаков. Сие место нам нужно, конечно, взять, и для того должны мы употребить все способы верные для достижения сего предмета. Сей город не был разорен в прошлую войну. В мирное ж время турки укрепляли его безпрерывно. Вы изволите помнить, что я в плане моем наступательном по таковой их тут готовности не полагал его брать прежде других мест, где они слабее. Естли бы следовало мне только жертвовать собою, то будьте, Государыня, уверены, что я не замешкаюсь минутою, но сохранение людей столь драгоценных обязывает итить верными шагами и не делать сумнительной попытки, где может случиться, что потеряв несколько тысяч, пойдем не взявши, и расстроимся так, что уменьша старых солдат, будем слабы на будущую кампанию. Притом, не разбив неприятеля в поле, как приступать к городам. Полевое дело с турками можно назвать игрушкою, но в городах и местах тесных дела с ними кровопролитны. Они же, потеряв баталию, и так города оставляют. Изволите, матушка, писать, как бы я думал пристойно наградить Александра Васильевича. Прежде, нежели донесу свою мысль, опишу подробно его подвиг. Назначив его командиром Херсонской части, не мог я требовать от его степени быть в место главного корпуса в Херсоне — на передовом пункте. Но он после атаки от флота турецкого наших двух судов, ожидая покушения на Кинбурн, переселился совсем туда, и еще до прибытия 22-х эскадронов конницы и 5 полков донских он тамо выдерживал в разные времяна и почасту стрельбу и бомбардирование, отвращал покушения десантов на наш берег. А как скоро прибудут полки, то долженствовало допустить неприятеля высадить войски; и сие положено было, что пришли помянутые полки, то он, приближа их к Кинбурну, за двои сутки спрятал в укреплении людей и в окружности запретил показываться1. Неприятель возомнил, что в Кинбурне людей или нет, или мало, подошел на близкую дистанцию всеми судами и открыл сильную канонаду и бомбардирование. Чрез полторы сутки он все сие выдержал, не отвечая ни из одной пушки, дал неприятелю высаживать свои войски и делать ретраншементы. А как уже они вышли все на наш берег и повели первый удар на крепость, тут первый был из крепости выстрел, и то уже картечный. Приказал Генералу Реку атаковать, который из нескольких укреплений их выгнал, был ранен в ногу. Остался он один. Семь раз наших прогоняли. Три раза подкрепляли от нас новыми. Настала ночь. На тесноте места сперлось множество конницы и пехоты, и, смешавшись с неприятелем, сделали кучу, которую было уже трудно в строй привести. Он своим постоянным присутствием в первых всегда рядах удержал людей на месте. Солдаты сами повторяли бегущим: «Куда вы? Генерал впереди!» Сими словами обращены назад. Ранен будучи пулею и получа картечную контузию, не оставил своего места. Наконец, опроверг неприятеля, и наши так остервенились, что по сказкам турок, греков и протчих выходцев из Очакова единогласно показывают, что было более 5 тысяч, а спаслось до осьмисот, из которых все почти переранены, а больше половины умерло, возвратясь. Такого числа у турок никогда не побивали. Истребление самых лутчих воинов произвело следствие, что их многочисленный флот ушел, лишь показался наш на Лимане. Кто, матушка, может иметь такую львиную храбрость. Генерал Аншеф, получивший все отличности, какие заслужить можно, на шестидесятом году служит с такой горячностию, как двадцатипятилетний, которому еще надобно зделать свою репутацию. Сия важная победа отвратила от нас те худые следствия, какие бы могли быть, естли б нам была неудача удержать Кинбурн. Все описав, я ожидаю от правосудия Вашего наградить сего достойного и почтенного старика. Кто больше его заслужил отличность?! Я не хочу делать сравнения, дабы исчислением имян не унизить достоинство Св[ятого] Андрея: сколько таких, в коих нет ни веры, ни верности. И сколько таких, в коих ни службы, ни храбрости. Награждение орденом достойного — ордену честь. Я начинаю с себя — отдайте ему мой. Но, естли Вы отлагаете до будущего случая ему пожаловать, который, конечно, он не замедлит оказать, то теперь что ни есть пожалуйте2. Он отозвался предварительно, что ни деревень, ни денег не желает и почтет таким награждением себя обиженным. Гвардии подполк[овником] (в Преобр[аженском] по штату три) или Генер[ал]-Адъю[тантом] — то или другое с прибавлением бриллиантовой шпаги богато убранной, ибо обыкновенную он имеет. Важность его службы мне близко видна. Вы уверены, матушка, что я непристрастен в одобрениях, хотя бы то друг или злодей мне был. Сердце мое не носит пятна зависти или мщения. Перед расположением войск на квартеры я, наведя мост на Буг, пошлю отряды за Очаков и к Бендерам очистить степь. А как реки замерзнут, то много безпокойств будет здесь для охранения жилищ, тем паче, что новый Хан3, конечно, зделает попытку впасть. Я буду стараться самих их алармировать с помощию Божиею. Непристойно мне оставить такие хлопоты другому, и для того, сколь ни нужно было бы по службе и по своим делам побывать, хотя бы курьером, в Петербурге, но останусь здесь; и так счастье видеть Вас сим мне отдаляется. Впротчем, слава Богу, я прихожу в крепость. Поеду по границе и в Тавриду для многих устроений. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1-е ноября [1787]. Елисавет 814. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Изволите писать, что прикажете построить несколько фрегатов на Дону. Они, конечно, нужны. Но прикажите построить по моему чертежу. Во флоте бдят калибр пушек, а не число1. Ежели трехдечной корабль наполнить 12 ф[унтовыми] пушками, то фрегат двадцати пушечный ево побьет, ежели на нем будут 28 ф[унтовые] и 30 ф[унтовые]. Итак нужно, чтобы фрегаты носили большую артиллерию. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1 ноября 1787 815. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович, твой курьер, отправленный по твоем возвращении в Елисавет в 23 день октября, вчерашний день привез ко мне твои письма. Что ты, объехав семьсот верст, ослабел, о сем весьма жалею. Желаю скорее слышать о совершенном твоем выздоровлении. О важности победы под Кинбурном и заочно понимательно мне было, и для того отправлено молебствие. Знаменитую же заслугу Александра Васильевича в сем случае я предоставила себе наградить тогда, как от тебя получу ответ на мое письмо, о сем к тебе писанное. Из числа раненых и убитых заключить можно, каков бой упорен был. Я думаю, что огромный турецкий флот ушел к своим портам на зимование. Понеже Кинбурнская сторона важна, а в оной покой быть не может, дондеже Очаков существует в руках неприятельских, то заневолю подумать нужно о осаде сей, буде инако захватить не можно, по Вашему суждению. Хорошо бы было, естьли бы то могло зделаться с меньшею потерею всего, паче же людей и времяни. Обещанные о сем от вас планы Меллера и Корсакова ожидать буду. Жаль, что для помещения войск, особливо конных, в подкрепление Кинбурна, жилья нет на той стороне. Я того и смотрю, что ты из тростника построишь дома и конюшни, видя, что из того делают в Херсоне. И сие для меня уже не было бы диво. Весьма мне нравится твое намерение: прежде нежели вступить в зимние квартиры, наведя мосты на Буге и переправя часть Генерала Каменского до Бендер, от себя послать до Очакова, дабы очистить от турецких деташементов, и в это время бомбардировать Очаков. Дай Боже тебе успеха и чтоб гарнизон выбежал, как Хотинский и иные подунайские1. Приятно мне слышать, что больные в Херсоне выздоравливают: одинакие ли болезни в Херсоне и в Тавриде, или разные? Одному из наших консулов с островов Венецианских случилось говорить с турецким каким-то начальником, который его принял за Венецианца и ему сказывал, что в бытность мою в Тавриде мечетям и школам и всем их веры людям столько показано добра, щедрости и снисхождения, что и самые мусульмане того бы не делали. Вот, как вести кругом ходят. Надобно, чтоб буря, которая щелкала Севастопольский флот велика была, что зделала оный совсем неупотребительным. О некомплекте в мушкатерских полках и по той причине о доставлении к ним рекрут, по мере как соберут, уже от меня приказано. Нассау еще не приехал, я посмотрю, как его с лучей пользою для нас употребить. Прощай, Бог с тобою. Ноября 2 ч., 1787 Действия на Кубани и за Кубанью я насилу на карте отыскала и, нашед, вижу, что они для безопасности Кавказской линии и самой Тавриды немаловажны, и надеяться надлежит, что после экспедиции Текеллия уже чрез Тамань наезды не будут. 816. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДай Боже тебе терпения сие трилистное письмо прочесть. Друг мой Князь Григорий Александрович, письмы твои от 26 октября сего 4 ноября до моих рук дошли, и с сим же курьером получишь потребуемые ответы. Спасибо тебе за то, что ко мне пишешь откровенно свои мысли. Я из оных не зделаю употребление иное, нежели то, которое сходно будет с моей к тебе дружбою и с общей пользою, а французский министр о сем останется неизвестен. Князь Нассау еще не приехал, а как приедет, то прийму его сходственно усердию, которое он повсюду выставляет. А Александр Матвеевич постарается из него вывести le fond du sac.[320] Но потому, что французское министерство употребляет подобные способы, вверяя половину доверенности Нассау, а другую половину — Сегюру, оно не токмо само вредит своим делам, но еще показывает при том не малую слабость, а более охоту к интригам и каверзам, нежели пристойно, прилично и прибыльно знаменитой державе. L'on voit que les moyens de M[onseign]eur l'Archeveque de Toulouse a la tete des affaires sont tout aussi bas et petits que ceux qui l'ont porte au poste de Principal Ministre; ils ont beau proner leur situation presente, ils n'ont ni argent, ni troupes dans ce moment,[321] и щелчок, полученный им[и] в Голландии, ныне во мнении всей Европы их поставил нарочито низко1. Что Князь Репнин приехал к тебе и показывает желание, и охотно служит, сему я рада. От твоей поездки на Буг и в Херсон и Тавриду ожидаю немалое добро. Дай Боже только, чтоб здоровье твое снова не почувствовало какой ни есть вред от сей поездки. После Кинбурнской победы, когда Сегюр услышал, что тут предводительствовали французы (что ему Линь сказал по моему внушению), тогда уже на другой или третий день он послал курьера во Францию с представлением, чтоб отозвали французов, кои у турок, естьли хотят, чтоб здешние мысли о них были, что они нам не злодеи. Вообще Сегюр весьма уныл и сам отзывается, что его двор ему менее верит прежняго и что епископ Тулузский и Монморен враги отцу его2. Французские каверзы по двадцатипятилетним опытам мне довольно известны. Но ныне спознали мы и аглинские, ибо не мы одни, но вся Европа уверена, что посол аглинский и посланник прусский Порту склонили на объявление войны. Теперь оба сии дворы от сего поступка отпираются. Питт и Кармартен3 клялися, что не давали о сем приказаний, и сами почти признали, что подозревают на самого Короля и Ганноверское министерство. В «Альтоновской» газете4 нашла я странный артикул, который я в иное время поставила бы за ложь, но ныне оный привлек мое внимание. Тут написано из Ливорно, что к аглинским консулам в Средиземном море писал посол Энсли5, чтоб все аглинские вооруженные и военные суда, кои покажутся в портах, где аглинские консулы, прислали к нему. Я сей артикул послала к Гр[афу] Воронцову, дабы его доставил до сведения Аглинского министерства, дабы узнать от них, как судят о таком поступке их посла, и естьли осталась в них хотя крошка доброго намерения, то не возьмут ли намерения отозвать такого человека, на которого вся Европа говорит, что он огонь раскладывал, а они сами говорят, что он то делал без их ведома — следовательно, им ослушник. Левантская же компания аглинская, сказывают, что весьма жалуется на Энслия и его мздоимства и корыстолюбие. Естьли аглинские министры желание имеют войти с нами в дружбу и доверенность, то, по крайней мере, не могут себя ласкать, чтоб мы дали доверенности тем (или тому), кои нам тайно и явно враждуют. Они же никогда и ни в какое время ни [на] какой союз с нами согласиться не хотели в течение 25 лет. Франция конечно и безспорно находится в слабом состоянии и ищет нашего союза, но колико можно долее себя менажировать. С Франциею и с Англиею без союза нам будет полезнее иногда, нежели самый союз, тот или другой, — понеже союз навлечет единого злодея более. Но в случае, естьли бы пришло решиться на союз с той или другой державою, то таковой союз должен быть распоряжен с постановлениями, сходными с нашими интересами, а не по дуде и прихотям той или иной нации, — еще менее по их предписаниям. Я сама того мнения, что войну сию укоротить должно, колико возможно. Я почитаю, что укрощение ея много зависит от Ваших, дай Боже, успехов. Вы столь благоразумно вели двухмесячную оборону, что враг имяни християнского и нарушитель мира, приготовясь коварно и лукаво долгое время к войне и объявя ее незапно, хотя начал тотчас действовать наступательно, не выиграл однако нигде ни пяди. Буде вам Бог поможет, как я надеюсь, в нынешних ваших предприятиях, то тем самым откроется дорога к мирному трактованию и миру. Но к сему не одна наша, но и неприятельская склонность нужна. Теперь они еще горды и надуты своею спесиею и чужим наущением, а визирь, спасая свою голову, будет сутенировать, колико ему можно, им начатое. Но по смене его скорее достигнем. Я же от мира никогда не прочь, но Вы сами знаете, что возвращение Тавриды и уничтожение всех трактатов и заключение новых — турецкий был предмет, которого не токмо на конференции предлагали, но и в свое объявление войны не постыдились вносить. Французскому двору сказано, что мы от мира не прочь и всегда готовы, когда только сходственно достоинствам Империи, слушать мирные предложения. Шуазель пишет к Сегюру, что он старается привлечь паки доверенность турок6. За величайшее нещастие почитать бы можно, естьли б хлеба не было у нас. Сие нещастие велико во время мира, а еще более, конечно, в военное время, и тогда облегчило бы таковое внутреннее состояние и то, чтоб армию ввести в неприятельскую землю, и тамо достать оный. Дабы же дороговизну для солдат облегчить и им доставить мясо, советую Вам на мой собственный щет закупить в Украине или где за удобнее найдете — тысяч на сто рублей или более — баранов и быков, и оными производить порции солдатам по стольку раз в неделю, как за благо рассудите. Буде никакой надежды к миру чрез зиму не будет, то, как рано возможно, весной отправим отселе флот7. Нужно, чтоб оному от Англии не было препятствия, конечно; но когда мои двадцать кораблей пройдут Гибралтарский залив, тогда, признаюсь, что бы и лестно, и полезно быть могло, чтоб авангард его была эскадра французская, и ариергард оной же нации, а наши бы корабли составляли Кор-дарме и так бы действовали и шли кончить войну, проходя проливы. За сию услугу и заслужа грехи, французам бы дать можно участие в Египте, а агличане нам в сем не подмогут, а захотят нас вмешать в свои глупые и безтолковые германские дела8, где не вижу ни чести, ни барыша, а пришло[сь] бы бороться за чужие интересы. Ныне же боремся, по крайней мере, за свои собственные, и тут, кто мне поможет, тот и товарищ. Касательно же наших торгов с Англиею, тут себе руки связывать не должно. Прощай, мой друг, вот тебе мои мысли. Ноя[бря] 6 ч., 1787 Король Шведский поехал в Копенгаген и в Берлин. Знатно он у французов ушел, а поехал достать на место французских субсидий — прусских или аглинских. Странно будет, естьли Англия ему даст деньги противу датчан9. Il faut avouer que l'Europe est un salmigondis singulier bien dans ce moment.[322] Они, как хотят, лишь бы Бог дал нам с честию выпутываться из хлопот. Саша день ото дня любезнее и милее становится. 817. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Я получила сегодни твои письмы от 1 ноября в самое то время, когда я сбиралась говорить с Нассау, и теперь, переговоря с ним, так много имею к тебе писать, что воистину не знаю, с чего начать. Сегюр здесь предлагал также готовность его двора войти с нами в союз, как ты уже мог усмотреть из посланных к тебе сообщений и ответ — ему зделанный. Нассау, говоря со мною, сказал мне теперешние расположения Французского двора и перемены в их образе мысли. Я приняла все сие с приятным видом и сказала, что с удовольствием вижу, что инако думают, нежели думали, и благодарила его за оказанное его усердие и добрые старательствы и показывала опасение, чтоб тот двор паки не переменял свое доброе расположение. На что он сам отозвался, что естьли по получении первого курьера он приметит малейшее колебание в мыслях Французского министерства, то он паки поскачет во Францию, чтоб употребить все свои силы к подкреплению того двора в добрых к нам расположениях. Когда он говорил о сближении союзом, я сказала, что я от него не скрою, что мы в весьма деликатных обстоятельствах в рассуждении нашего торга с Англиею и относительно великого морского нашего отселе вооружения и что для сего мы привыкли находить прибежища в аглинских портах. На сие он предлагал французские, а я сказала, что локальное положение первых удобнее, что все сие однако говорится для того более, чтоб изыскивать с ним удобности и неудобности в том или другом положении, и что я признаю и уже видела разные выгоды от дружбы Лудовика XVI1. И мы расстались весьма ладно, и все говорено, что можно было. Оне вооружаются, и войну иметь будут, ибо сами чувствуют, что от голландского дела, естьли его оставить так, потеряют всю свою консидерацию. Нассау мне сказал, что французы щитают иметь Короля Шведского в своем кармане, а я ему говорила, чтоб они лишне на сего человека не надеялись, что доказывает езда сего в Копенгаген и даже, говорят, в Берлин, и что Король Шведский будет в кармане того, кто ему дает денег, чем иногда и неприятели Франции могут воспользоваться. Вот тебе, друг мой любезный, чистая исповедь происходящего между мною и Нассау. Возвращаюсь к твоим письмам. Во-первых, спасибо тебе за оные, и что ты так откровенно и прямо дружески ко мне пишешь и при всех хлопотах по месту и должности однако не оставляешь меня подробно уведомить. Я сие принимаю с отличным и сердечным чувством и тобою чрезвычайно довольна, и ты развернул свету в нынешнее время такое обширное и искусное знание и поведение, которое моему выбору и тебе делает честь, и я тебя люблю вдвое более еще. Вижу, что Очаков тебе делает заботу: я, тут уже отдавая тебе полную волю, лишь Бога прошу, чтоб благословил твое добрые предприятия. Я, видя из твоих писем подробно службу Александра Васильевича Суворова, решилась к нему послать за веру и верность Свя[того] Андрея, который сей курьер к тебе и повезет2. Помоги тебе Бог очистить степь за Очаков и к Бендерам и побить и отогнать нового хана от наших жилищ. Сегюр имеет от Шуазеля письмы, будто визирь уже в колебленном состоянии и будто на него ропщут за объявление войны и что доныне остается в недействии. Что хлопоты тебя не допустят побывать здесь, хотя на короткое время, о сем весьма жалею. Я б к тебе бы поскакала, естьли сие можно было делать без прибавления хлопот. Что твое здоровье поправляется, сие служит мне к великому утешению, понеже люблю тебя весьма и тобою очень, очень довольна. Фрегаты построить велю с большой артиллериею и по твоему чертежу. О потере корабля «Мар[ия] Маг[далина]» более говорить не буду: что зделано, то зделано, также и о других потерянных судах. Об Ломбарде же приказала стараться его как-нибудь достать. Касательно Принца Гессен Филипстальского3, который в Конной гвардии служит и желает быть волонтером, я тебе скажу, что я уже многим и вообще всем отказала, кто ни просился волонтером, и для того и ему дозволить не могу. Разве, естьли хочешь, то выпущу его в Армию и тогда подарю на экипаж. А волонтерам я отказала, имея на то разные причины: и в последние кампании последней войны положено было — волонтеров не принимать ниоткуда. Прощай, мой друг, Бог с тобою, и никогда чтоб тебе на ум не приходило, чтоб ты мною мог быть позабыт. Ноября 9 ч., 1787 Александр Матвеевич тебя как душу любит. Отпиши, пожалуй, каковы раненые и больные и посылал ли ты мое первое письмо к Суворову? 818. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Напиши ко мне, правда ли, что ногайские татары учинили нападение на Таман? Здесь пруссаки таскаются с ложным слухом, будто татары ногайские не токмо учинили нападение, но и завладели Таманом1 et qu'ils у ont pris pied.[323] Но я полагаю, что сия весть выдумана вот каким образом: когда получено известие, что Павел Потемкин ходил за Кубань, то приняли или конфондировали Кубань с Таманом2, а зломыслящие или желающие сложили прочее, ибо имея от тебя столь подробное описание состояния дел, нельзя, кажется, статься, чтоб ты не упоминал о чем подобном. Прощай, мой друг, Бог с тобою, будь здоров, бодр, весел и благонадежен на лучего твоего друга, то есть я, и напиши ко мне, что признаешь меня таким. Ноября 11 ч., 1787 г. 819. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня! Дождался я Принца Линя и теперь отправляюсь по Бугу для осмотра границ. Крайнее затруднение настоит препятствовать впадениям, которые неприятель татарами производить будет. Нет довольного числа селений, чтобы поместить большое число войск. Притом же и дров для топления ни лучинки. Я из всех селений, посредине лежащих на Буге, жителей вывел и усилю войсками окружность Ольвиополя и по устью Ингула пущу их в средину, дабы отрезать с боков. Трудно будет и хлопотно — и зимою. Принц Линь, которого я люблю, но в теперешнее время он в тягость. Им все хочется знать, а сами мало сказывают, когда Импер[атор] зделает декларацию Порте1. Кажется, уже пора. Я несколько писем получил от Князя Голицына из Вены, но ни слова не пишет о нынешних обстоятельствах. Граф Штакельберг сообщил мне, что министр прусский объявил ему благоразположение к нам своего Государя, так же и аглинский2. Прикажите, матушка, воспользоваться сим случаем. Ежели б нашлось какое-нибудь дело в Константинополе, по которому бы попросить их старания, то бы Порта чрез сие увидела, что Ей нет на них надежды. За это Импер[атору] негодовать нельзя будет. Притом можно Короля Прусского поманить Данцигом3. Ежели бы Императ[ору] случилось от турков попользоваться, тогда бы он ничему не помешал. Я по смерть Ваш вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 12 ноября [1787]. Елисавет К цесарской армии послать я не нахожу лутче, как Генерал Аншефа Князя Юрья Волод[имировича] Долгорукова4, о чем и буду ожидать повеления. 820. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДругой мой Князь Григорий Александрович. По двенадцатидневном ожидании от Вас писем, наконец, курьер приехал с Вашими письмами от 12 ч. сего месяца. От добрых Ваших распоряжений осталось теперь ожидать, что татары в зимние свои операции не более преуспеют, как турки в осенних и в прошедшей войне при впадении татар, где они нашли хотя малый отпор, тут вскоре обратились вспять. Что Цесарь доныне не объявил еще туркам войну, сие приписую я интригам прусским и аглинским. Сии дворы разсевают, что они нашли способ нас к себе переманить, несмотря на то, что они турок противу нас возбудили на объявление войны, и что мы долженствуем плясать по их дуде. Данцигом прусскую политику манить нельзя1, ибо и в лутчее время дружбы за Казус федерис положено и признано было, буде до Данцига коснется. Сему городу даны предками моими и мною подписанные гарантии о их вольности и пребывании как ныне существует, и в раздельной конвенции о Польше сие еще подтверждено. Касательно Цесаря еще скажу то: он, не более ожидая войны, как и мы, также неготов, а теперь до марта и ждать от него нечего, понеже в трактате написано, что декабрь, январь и февраль исключаются для движения войск2. А что приуготовления у них великие идут, о сем везде известно. Я здесь послу напоминать велю почаще, а Вы говорите Линю. Правда и то, что мы в прошедшей войне воевали одне противу турок и воевали щастливо. Но имев трактат и надежды к получению помощи, на оный в нынешнее время и положиться прилично и, по крайней мере, надежнее, нежели на услуги и добрые намерения или расположения тех дворов, от которых за опыты имеем злодейственный поступок в объявлении войны. Система с Венским двором есть Ваша работа, она и издревле по полуденным делам и границе предпочитаема была, ибо существует по локальному положению тех стран и общего интереса. Сам Панин, когда он еще не был ослеплен прусскими ласкательствами, на иные связи смотрел, как на pis-aller,[324] которые не награждали в разсуждении общего врага, то есть турок, потери Австрийского союза. Из многих Ваших писем мне бы казаться могло, что Вы колеблетеся в выполнении Вами же начертанного и уже начатого плана в рассуждении турок3 и относительно до того, но я сии мысли себе никак не дозволяю и выбиваю их из головы, понеже не могу себе вообразить, чтоб в мыслях Ваших находилась подобная колебленность, ибо нет ни славы, ни чести, ни барыша, предприяв какое дело и горячо оное поведя, потом, не доделав, самовольно исковеркать, паки начать иное. Оборону границ Вы вели с совершенным успехом. Даст Бог здоровья, мой друг, поведешь с успехом и наступательные действия. Морское здешнее вооружение приготовляется, к Гр[афам] Орловым я писала и получила их ответ, который, кажется, отклоняет их езду4. И я б его почитала отказом от принятия команды, буде бы тут же не писали, что едут сюда. Сия поездка теперь остановилась на несколько время смертию старшего сына Гр[афа] Влад[имира] Гри[горьевича]5. Чаю, что для сего остались на несколько в Москве. Теперь для сего морского здешняго вооружения Адмирал Грейг полагает до пяти тысяч регулярного войска. В прошедшую войну послано было всех, как из гвардии, так шлиссельбургского полка, артиллерии, кирасир — всех чинов 2 370 человек. Теперь требую от тебя совета, чего послать? Мне кажется, Грейг требует много, и кирасиры суть излишни. Из которых полков послать? Послать ли полками или из разных полков баталионами? Еще при сем наряде войск требуется генерал сухопутный на флот. Сей может ехать прямо в Италию, и желалось бы, чтоб он был таков, чтоб от него можно было надеяться пользы. Дай совет, кого послать? С сим курьером получишь рескрипт о посылке Кн[язя] Юрья Вла[димировича] Долгорукова к цесарской армии. Фельдмаршал Румянцев пишет: 1. О рогатках и о подвижных мостах, и о сем полагается на здешнее усмотрение6. Естьли то и другое нужно, то советую вам снестись между собою и исправить на счет экстраординарной суммы. 2. О казаках, что не бывали к нему. Но я надеюсь, что пока он писал сюда, оные уже от тебя отправлены или пришли к нему. 3. Об артиллерии для гранодерских полков. — Нужно, чтоб вы оба, снесясь, назначили, каким числом и какого калибра орудиями снабдить сии полки и откуда их и людей для оных взять. И потом, приказав кому следует о доставлении того, сюда донести обстоятельно. 4. О старых и увечных, тоже и о малолетних. — И тут прошу согласиться, кому и где оставить. Касательно построения фрегат на Дону, я Генерал-Прокурору и Пущину приказала, чтоб они, снесясь с тобою, сколько тебе надобно, старались тебя оными снабдить. Отпиши ко мне, правда ли, что турки и прочие недоброжелательные разславляют, будто корабль «Сл[ава] Екатерины» у них в руках, и они будто его взяли у дунайского устья, и будто Войнович на шлюпке с оного съехал? Пожалуй, переименуй сей корабль, буде он у нас. Не равен случай, не хочу, чтоб злодеи хвастались, что «Сл[ава] Екатерины» в их руках7. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Будь здоров и благополучен, а мои мысли непрестанно с тобою. Ноября 23 ч., 1787 821. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Изволите писать о Тамани. Тамо ничего нет, кроме пустого места, так как и Копыл. Вы по первому моему донесению известны, что я все части отделенные собрал. Там же, ежели бы что поставить, то бы был пропащим постом, а притом нечем и жить. Татарам нельзя препятствовать разъезжать на дистанции столь великой, где и войск по Кубани нету. Они мало ли что публикуют; у них было торжество в Яссах, что Керчь и Ениколь взяли. Нечаянная сильная зима здесь все остановила, и я насилу мог несколько землянок зделать на Кинбурнской стороне. Траспорты все остановились, и много судов, не дошед до своих мест, замерзли. По Бугу стоявшие команды ввожу в квартеры. Из селений малых по Бугу и которых защищать нельзя жителей удалил внутрь. Объезжая ныне, нашел больных много, что меня крайне тяготит. Хан прибыл к Каушанам и отряжает татар к Очакову и по Днестру. Из известий Цареградских изволите увидеть, что турки намерены флот обратить в Черное море, и я думаю, что он придет к Суджуку. Знать и в зиму покоя не будет. Капитан-паша прибыл в Родос. Что-то будет, как приедет в Царь Град1. Со стороны союзника нашего нет еще изъявления Порте. Я доносил, что провиянту у меня по будущий июль будет, но впредь закупать никакой надежды нету. Изволите ведать, как пункт сей страшен. Нету другого способу, как собрать в Смоленской губернии и Белоруссии по два четверика с души, заплатя им цену, по чем только продается, и тем снабдимся. В Польше скудно хлеба, а в прилегшей ко мне части жители питаются жолудями. Худой ресурс Молдавии: тамо ржи вовсе почти не сеют, а пшеницы мало. По большей части кукурузу. А мы, будучи тамо, питались польским хлебом. Поздравляю, матушка Государыня, с прошедшим праздником2. Препровождаю реляцию Г[енерала] Текеллия и прошу пожаловать ему для ободрения Владимира Первого класса3. Также и о протчих рекомендованных. Александр Васильевич без ума от радости. Я первое письмо его отправил4. О разделении орденов и медалей не успел прежде донести, потому что тут много было в выборе церемоний, особливо рядовым, о которых ото всех солдат в полках брали одобрения. За сим курьером чрез два дни пространнее писать буду. Ожидаю посланного из Каушан для разведания о Хане. Признаюсь, матушка, что я насилу пишу, страдаю от гемороидов, и голова болит чрезвычайно. Замучился, объехав тысячу верст по дурной дороге и в холод. Прости, матушка Всемилостивейшая Государыня, вернейший и благодарнейший подданный Кн[язь] Потемкин Таврический 30 ноября [1787]. Елисавет 822. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуСим свидетельствую, что я сама видела (и естьли б не видела, не поверила), что Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов сам резал посылаемую с сим аттестатом сердоликовую печать, и что Лебрехт к оному делу ни которую руку не приложил1. А работал вышеописанный Ген[ерал]-Маи[ор] месяц целый ежедневно один, весьма прилежно. Екатерина Дек[абря] 16 ч., 1787 823. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДругой мой Князь Григорий Александрович. Не имея от Вас уведомления месяц целый, наконец, получила письмы Ваши от 30 ноября1 с уведомлением о успехе Генерала Текеллия. Сии вести были полнее тех, с коими давно носились по городу, но лжи опровергнуть было нечем, понеже я находилась между опасением и надеждою, и в том неприятном положении, в котором нахожусь, когда так долго от Вас писем нет. К Текеллию посылаю Владимира 1-го класса. С Смоленска и Белоруссии хлеб собрать велю. Со 12 числа я не очень здорова — простудная лихорадка. Сегодня я первый день, как на ногах, но глава слаба и писать не могу. Прощай, Бог с тобою. Дека[бря] 16 ч., 1787 г. 824. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Получа в Херсоне милостивые весьма Ваши писания, возвратясь, получил много меня оскорбляющее письмо, где Вы полагаете колеблемость во мне мыслей1. Не знаю я, когда бы я подал причину сие обо мне заключить. В службе ли моей, где вся цель моя состоит, чтобы доказать Вам усердие, и сие столь непоколебимо, что одна смерть может от сего разлучить. Ежели мысль моя о ласкании Короля Прусского неугодна, на сие могу сказать, что тут не идет дело о перемене союза с Императором, но о том, чтобы, лаская его, избавиться препятствий, от него быть могущих. Употребление их министров в пользу нашу при Порте предлагал я ради показания туркам, что надежда их на дворы сии тщетна. Употребление же их ни в чем другом быть долженствовало, как в какой-нибудь неважной вещи, например, — выручить Ломбарда, что и Императору не могло бы оказаться подозрительно. Артикул о Данциге я сказал, не знав, что он так важен. А думаю, что естли бы нам удалось получить желаемое, тогда бы немудрено было сим удовольствовать. Одним словом сказать, я полагал и полагаю, что для нас не худо бы было, чтобы и он вошел в наши виды, хотя бы только ради Польши, дабы не делать помешательств. И сие можно, лаская его, получить. Вы изволите упоминать, что союз с Императором есть мое дело. Сие произошло от усердия. От оного же истекал в Киеве и польский союз. В том виде и покупка имения Любомирского учинена, дабы, зделавшись владельцем, иметь право входить в их дела и в начальство военное. Из приложенного у сего плана Вы изволите усмотреть, каков бы сей союз был2. Они бы теперь уже дрались за нас, а это бы было весьма полезно, ибо чем тяжеле наляжем на неприятеля, тем легче до конца достигнем. Мои советы происходили всегда от ревности. Ежели я тут неугоден, то вперед, конечно, кроме врученного мне дела, говорить не буду. Возвратясь из Херсона, я мучился долго болезнию головной так, что не мог ничего делать. Теперь путче, и сия боль кончилась небольшой глухотой, которая прошла. С четвертого на десять числа ноября стала зима жестокая. Продолжалась восемь ден, реки все замерзли, потом все растаяло. А теперь вновь замерзает. Вообразите, какова моя забота быть должна велика о помещении войск на степях. Когда дело дойдет давать летом баталии, поверьте, что не легче для меня будет. Всемилостивейшая Государыня, трудно исчислить все мои заботы. Я посреди войны должен строить жилищи, обучать людей стрельбе, готовиться к осаде, чинить суда, подвозить провиант, формировать вновь войски — и то с препятствием воздушных перемен, — а к тому бороться с болезнями. Издали сих безпокойств не видно, но вблизи они гораздо труднее казистых и удачных дел, которые больше уважаются. Помоги Бог дотянуть до лета и чтобы успеть исправиться. Тогда я не подам нужды меня понукать. Я рвусь, Государыня, оттого, что не могу Вам теперь показывать тех услуг, которые бы я желал. Неприятель прибавляет всегда сил своих понескольку в Орсове. Хан в Каушанах, а султаны с татарами под Очаковом, у Делагела и выше к Ольвиополю. Разъезжают по Бугу и смотрят броды, показывая вид к переправе. Часть их есть и на Днестре. Я стараюсь переманить от них запорожцев, которые им служат проводниками и без которых бы они не смели соваться. Я собрал до 500 казаков пеших, которые прежде у меня были на Дунае. Они так полезны в устье Днепра, что турецкие разъезды не будут сметь показываться малыми лодками. Сидор Белой у них атаман. Названы они — верное казацкое войско, в опозицию тем, кои у турков3. Просят они меня, чтобы исходатайствовать им землю, куда пойдут жить большим числом, а именно в Керченском куту или на Тамани. Сие будет весьма полезно. Они будут преградою от черкесе, и мы чрез сие избавимся худых хлебопашцев. Из них уже большая часть женаты, то заведут тамо порядочные селения, много и из Польши к ним пристанет. Не знаю, что делать с больными, коих уже в некоторых деревнях и между крестьян умножается: все эпидемические поносы. Во флот, ежели угодно будет, послать Михельсона. Больше я не знаю. Ферзен мне нужен здесь4. По смерть с непоколебимою ревностию и усердием вернейший подданный Князь Потемкин Таврический 25 декабря [1787]. Елисавет 825. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович, Тебе известно, с чем Нассау сюда приехал, и, приехавши, я его выслушала. Вскоре потом Сегюр послал курьера во Францию, которого он и Нассау нетерпеливо ждали. Сей курьер на сих днях и действительно возвратился, и Сегюр после того имел конференцию с Вице-канцлером, в которой искал своему разговору дать вид такой, будто я ищу со Франциею установить союз и чтоб для того отселе посланы были полномочия во Францию, чтоб о том деле тамо трактовать, а не здесь. Нассау же просил, чтоб я его к себе допустила, и, пришед, мне сказал, что он в крайней откровенности и с глубоким огорчением долженствует мне сказать, что Французский двор его во всем здесь сказанном совершенно desavouepoвyeт[325] и что оный двор с Лондонским в негоциации находится1, чего он от меня не скроет. Сколько во всех сих или предыдущих разговорах правды или коварства, оставляю тебе самому разбирать: но о том ни мало не сумневаюсь, что то и другое более со стороны двора, нежели Нассау и Сегюра. Первый теперь едет к тебе, ибо более здесь остаться не хочет. И естьли поступит сходственно желанию его двора, то будет искать тебя отвратить ото всякого предприятия противу турок, к которым, кажется, наклонность как Французского, так и Аглинского министерства и двора, равносильна в нынешнее время. Гордое и надменное письмо Лорда Кармартена к здешнему политичному щенку Фрезеру к тебе послано2. Отчет подобной никакой двор у другого требовать не властен. Они же нам в замен ничего не предлагают, да и посла своего бешеного нам в сатисфакцию не отзывают: одним словом, и тот, и другой двор поступают равно коварно и огорчительно тогда, когда оне от нас никогда не видали огорчения или каверзы противу себя, и мы их во всяком случае менажировали. О неудачном предприятии на Белград со стороны цесарской Вам, чаю, уже известно3. Лучее в сем случае есть то, что сей поступок обнаружил намерение Цесаря пред светом и что за сим уже неизбежно война воспоследует у него с турками. Я тобою, мой друг, во всем была бы чрезвычайно довольна, естьли б ты мог себя принудить чаще ко мне писать и непременно отправить еженедельно курьера. Сей бы успокоил не токмо мой дух, сберег бы мое здоровье от излишних безпокойств и отвратил бы тысячу не одну неудобств. В сей час ровно месяц, как от Вас не имею ни строки. Из каждой губернии, окроме имяни моего носящей, получаю известия двойжды в месяц, а от Вас и из Армии ни строки, хотя сей пункт есть тот, на который вся мысль и хотение устремлены. С'est me faire mourir de mille morts, mais pas d'une.[326] Вы ничем живее не можете мне казать привязанность и благодарность, как писать ко мне чаще, а писать из месяц в месяц, как ныне, сие есть самый суровый поступок, от которого я страдаю ежечасно и который может иметь самые злые и неожидаемые и нежелаемые от Вас следствия. Прощайте, Бог с Вами. Декабря 30 ч., 1787 С Новым годом Вас поздравляю. 1788826. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Сего дня приехал к Линю курьер и привез от Императора описания Белградского дела, о котором сюда два дни прежде дошли слухи. Введены были в Белград цесарских людей, переодетых в другое платье, 130 человек с офицером. Караулы у ворот подкуплены, ворота отворены, и только что оставалось 12 баталионам войтить. Но, будто, туман помешал, а потому бывшие в городе, не могши дождаться, вышли вон. Тем все и кончилось. Но я имею верное описание с другой стороны, которое переводят теперь для меня с немецкого, и оное у сего приложу. Ежели б Император помнил из моих предложений, что я делаю чрез Линя, о занятии Хотина, столь слабо в то время оберегаемого, и взял бы пост в Банате Крайовском, разположил частью в Мехадии, которая лежит к Орсове, и частью от Рымника; что на Ольте — к замку Браниован, да от Кронштадта к Камполунге и Кампино, он бы тогда всею тягостию висел на шее турков. Двести тысяч для сего довольно бы было1. Все бы тряслось тогда. Сборы хлебные и всякие денежные в Валахии, да и войскам неприятельским проход был бы опасен, имея его силы в боку, почти на всей дистанции в Валахии. Ежели у них заварится каша, нам лутче, и дай Боже успех. Всемилостивейшая Государыня! Решите Польшу предприять войну с нами2. И хотя я заклялся говорить, то усердие побуждает: ласкайте при том Берлинский Двор. Тогда мы без помехи с помощию Божией живо и далеко пойдем. Еще прошу для пользы Вашей, прикажите мне по моим представлениям о казаках о покупке партикулярных имений. Сим прибавится войска легкого3, которым займем везде неприятеля, а ежели Бог даст успех, то погоня будет истребительная для них. Будьте уверены, что сие нужно и полезно. Писал я о Кингсбергене. Прикажите его доставить сюда во флот4. Кинбурн кончен укреплением, что только возможно было. Херсон приводится в оборонительное состояние. К осаде Очаковской приуготовления производятся. Для запорожцев суда строятся5. Теперь лежат у меня татары на сердце. Хан собирается учинить впадение от Буга или Польши. Войски разположены так, что большого успеха, с помощию Божиею, ожидать нельзя, но невозможно всех селений, защитить, которые разположены по двору и по четыре. По сих пор Бог милостив: Буг еще не утвердился. На требовании Графа Петра Алекса[ндровича] я отметки зделал и у сего прилагаю6. Впротчем я здоров и по конец жизни пребуду вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Елисавет. 3 генваря [1788] 827. Г.А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Подполковник Сидор Белой и некоторые старшины бывшего войска запорожского явились ко мне с таким объявлением, что они слышали о казаках, служащих у турков под имянем запорожцев, что их побудило открыть свое сердце и желание служить Вашему Императорскому Величеству до последнего издыхания, клянясь Богом о своей верности. Я, похваля их движение, приказал им собираться и теперь уже до тысячи человек на службе под Кинбурном, под именем войска верных казаков. Атаманом у них Сидор Белой, с которым Ваше Императорское Величество благоволили разговаривать в Бериславле. Вашего Императорского Величества вернейший подданный Князь Потемкин Таврический Генваря 3 дня 1788 года. Елисаветград 828. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 25 декабря и от 3 января до моих рук доставлены. Из первого с удовольствием усматриваю, что ты с оскорблением принял мысли, будто бы в твоих мыслях колебленность место иметь могла, чего и я не полагала. Прусский двор менажируем, но на его вражеское поведение при разрывае в Цареграде смотря, немного доброго от него ожидать нам. При сем посылаю тебе примечания о польском плане1. Что ты был болен, возвратясь из Херсона, о том весьма жалею; и я несколько похворала, но теперь оправилась. Здесь в один день и оттепель, и от двадцати до двадцати пяти градусов мороза. Что твои заботы велики, о том нимало не сумневаюсь, но тебя, мой свет, станет на все большие и малые заботы. Я дух и душевные силы моего ученика знаю и ведаю, что его на все достанет. Однако будь уверен, что я тебя весьма благодарю за твои многочисленные труды и попечения. Я знаю, что они истекают из горячей твоей любви и усердия ко мне и к общему делу. Пожалуй, отпиши ко мне, что у тебя пропало судов в прошедшую осень, чтоб я могла различить всеместное вранье от истины, и в каком состоянии теперь эскадра Севастопольская и Днепровская? Дай Бог тебе здоровья в таких трудных забот[ах]. Будь уверен, что хотя заочно, но мысленно всегда с тобою и вхожу во все твои безпокойства по чистосердечной моей к тебе дружбе. И то весьма понимаю, что будущие успехи много зависят от нынешних приуготовлений и попечений. Помоги тебе Всевышний во всем и везде. Естьли тебе удастся переманить запорожцев, то зделаешь еще дело доброе, естьли их поселишь в Тамане, je crois que c'est vraiment leur place.[327] Пугают меня больные и болезни. Я во флот Михельсона не пошлю, а думаю уговаривать Заборовского2. Он сюда будет. Михельсон в подагре, да он же и здесь нужен, буде шведы зашалили3. Что предприятие цесарское неудачно было на Белград, то хотя для них не очень хорошо, но для нас добро, понеже заведет дело далее, и сие сумнение решилось. Авось-либо решатся, как ты предлагал. О Польше и казаках приказания заготовлены будут. О покупке же деревень по Бугу, спора нет, понеже сам ты сыскал денег. Кингсберг[ен], чаю уже ангажирован. Давно курьер в Голландию поехал с сим приказанием, а что будет, то к Вам отправлю. Что пишешь о окончании укрепления Кинбурна, о оборонительном состоянии Херсона и о заготовлении осады Очаковской, — все сие служит к моему успокоению и удовольствию. Предприятия татарские авось-либо противу прежних нынешний раз послабее будут, а естьли где и чего напакостят, то и сие вероятно, что будет немногозначущее и им дорого станет. Двух обещанных приложений я не нашла в моем пакете. Разве находятся в других, а имянно — какие ты отметки зделал в требовании Графа Петра Александровича, а другое о Белграде; разве под сим ты разумел французский перевод? Зорич под чужим имянем уехал из Империи, был в Вене и оттудова уехал же, сказав, что вскоре возвратится из Венгрии, но не бывал. Прикажи спросить у Неранчича4, куда брат его поехал? Прощай, мой друг сердечный, будь здоров. Я молю Бога, чтоб укрепил твои силы душевные и телесные. Вел[икий] Кн[язь] сбирается теперь ехать в армию, а как надежда есть, что она беременна, то авось-либо сие его остановит. Только за верно ничего еще сказать нельзя. Adiue, mon Ami voila un embarras de plus pour Vous que je serais enchantee de Vous epargner.[328] Января 11 ч., 1788 г. 829. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуГрафы Орловы отказались ехать во флот, а после сего письменного отрицания по причине болезни, Гр[аф] Ал[ексей] Гр[игорьевич] сюда приезжал и весьма заботился о сем отправлении флота и его снабдении. Но как они отказались от той службы, то я не рассудила за нужно входить уже во многие подробности, но со всякой учтивостью отходила от всяких объяснений, почитая за ненужно толковать о том с неслужащими людьми. Потом просил пашпорт — ехать за границу к водам, но, не взяв оный, уехал к Москве. С чужестранными консулами в Херсоне можешь поступать без церемонии. Вели им сказать учтиво, что до заключения мира Херсон не торговый город, но крепость военная, в которой пребывание их более не может иметь места по военным обстоятельствам, и чтоб ехали восвояси, а здесь дворам о сем же дастся знать. У тебя, мой друг, кригсрехт над сержантом Преображенского полка, о котором я требовала мнения. Пришли оное. Родня его мучит о решении, а он украл во дворце2. Еще тебе скажу, что поручик Иевлев так промотался, что чужие вещи закладывает, и уже должники ко мне начали жалобы приносить. Ему в гвардии едва ли прилично остаться по дурному поведению3. Прощай, мой друг, продолжи Бог милость свою над тобою и твоими предприятиями, и будь уверен, что я тебя люблю и полную справедливость отдаю твоей службе и горячему усердию ко мне. Спасибо тебе и за то, что любишь Сашу и что ты ему отдаешь справедливость. Он тебя любит всем сердцем. Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien. Estampe[329] к тебе посылаю киевского портрета4. Января 13 ч., 1788 г. 830. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Всякие двенадцать дней у меня курьер отправляться будет. Поверьте, что я был головою так сильно болен, что ни за что не мог приняться по приезде из Херсона. Теперь дни три опять чувствую. Что изволите писать о Нассау, я думаю, он мне высказал из сердца, а что французы хотят трактовать в Версали, это обыкновенно двор всякий себе хочет дать тон. Но как бы то ни было, мой усердный совет не озлоблять, а вводить всех в свои виды, показывая собственную их пользу. Дело Белградское будет загадкою навсегда. Они опять везде с турками дружны и друг с другом торгуют и ездят взаимно. Сей час получил известие, что турецкое войско из Бендер выступает к Балте, а флот из Царя Града поспешает вытить. Изволите писать, чтоб я стерегся Нассау, что он будет, может быть, отводить меня от предприятий. Помилуйте, Государыня, может ли кто меня отвлечь от долгу службы. Никто меня не побудит к предприятию, ежели нет пользы, и никто не отведет, когда представится полезный случай. Зимой, когда болезни пресекаются, ныне больных весьма в войске много, но Бог дарует победы, и надежда должна быть на него, а не на густые батальоны. Хлеб смоленский и белорусский с покупкой и поставкой войдет до Кременчуга — четверть в десять рублей. Прошлого года сие бы стало в двести тысяч, а ныне в два миллиона. Да что делать: везде дороговизны чрезмерные. Помилуй нас Бог в будущее лето. По сю пору всходы обещают хорошее, но все уже не спустится до прежней цены. Промен денег на медь по 12 и по 15 копеек с рубля. Солдаты сим теряют половину трети жалования. Я ожидаю медных денег и для того велел пообождать раздавать жалование1. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня. Я пока жив благодарнейший и вернейший подданный Князь Потемкин Таврический 15 генваря [1788]. Елисавет 831. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович, твои письмы от 15 января до меня дошли. Дай Боже, чтоб сие отправление застало тебя в совершенном здоровье. Здесь все люди больны насморком и кашлем. Я думаю, что треть города, по крайней мере, сим обезпокоена и простудными лихорадками. Вели[кая] Княгиня брюхатая и в мае родит, и он до ея родин не поедет уже1. Пишешь ты ко мне, чтоб прислать к осаде Очаковской Преображенскую бомбардирскую роту. В каком она числе комплекта, при сем посылаю Татищева2 поданный список. Буде ее комплектовать из протчих рот, кои и без того весьма слабы, то едва останется ли довольно людей ходить на караул. Естьли комплект набрать из напольных, то нынешний рекрутский набор оный не наградит, паче же тогда, когда на флот теперь из них наряжают пять тысяч человек. И так отложила сей наряд до тех пор, что от тебя получу ответ. Прошу тебя дать совет, как рассудишь за лутче. Что у тебя больных много, сие весьма мне печально слышать. Дай Боже, чтоб болезни скорее пресеклись. Медные деньги к вам отправлены. Дороговизна во всем ужасная, дай Боже силу снести все видимые и невидимые хлопоты. Доныне я здорова. Пришло мне на ум, что ты мои шубенки любишь, а которые есть, я чаю, уже старые, и для того вздумала снабдевать тебя новой. Носи ее на здоровье. Прощай, мой друг, будь уверен, что я тебе чистосердечный друг и люблю, как всегда. Adieu, mon Ami. Января 26 ч., 1788 г. Саша без ума от твоих писем3, и он тебя любит, как душу, и крайне благодарен. Правда ли, что ты Кременчугский дом перевез в Елизавет?4 832. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Боясь удержать курьера, которого время посылать, я сокращиваю препровождать моими рассуждениями, оставляя до облегчения моего. Я крайне занемог со вчерашнего дни. Припадки такие здесь часто бывают от простуды и реша[ю]тся в двое сутки. Но теперь меня ломает очень. Чрез три дни отправлю курьера и, ежели будет свободнее, буду много писать. Видит Бог, я немогу. Вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический 27 генваря [1788] Какие суда пропали я в свое время доносил, а больше нет. 833. Г.А. Потемкин — Екатерине II[5 февраля 1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я очень [слаб] стал после последней моей болезни, которая, однако ж, благодаря Бога, совсем прошла. Больных у меня много, о чем грус[т]но напоминать. Сколь я пекусь об них тому свидетель Бог, но сил, право, не достает. Здесь по сие время спокойно. Татар несколько пришло к Очакову опять, хан сам подвинулся к Дубоссарам. От прихода наших в Нанию, о чем я уже донес, великая зделалась в Яссах тревога1. Из всех дирекций кордона моего пограничного ежедневно ходят партии за Буг открывать, часто верст по сорок в степь под Очаковом. Деревню Аджигюль верные запорожцы наши раззорили на сих днях, но люди прежде ушли. Я почасту их алармирую, удерживаю их неподвижными2. Естли бы зима не столь сильна была, то бы и далее партии посылал, но нет возможности. Агент цесарский на сих днях из Ясс не выехал, но почти бежал в свой кордон. Войски в Снятине бывшие подвинулись к Буковине, и сказывают, что на сих днях публикуются манифесты о войне3. Также, известно мне, делается покушение вторичное на Белград и большими силами. Предприятие сие должно уже кончиться. Боже, дай успех. Хлеб, собранный в Яссах и положенный тесно в монастырь, будучи сыромолотный, весь сгнил, и теперь приказано вновь собирать, но трудно будет. Куда бы, матушка, хорошо поскорей решить поляков и при сем им надобно обещать из турецких земель, дабы тем интересовать всю нацию, а без того нельзя. Когда изволите апробовать бригады новые народного их войска, то та, которая Г[рафу] Браницкому будет, прикажите соединить к моей армии. Какие прекрасные люди и, можно сказать, наездники. Напрасно не благоволите мне дать начальства, естли не над всей конницей народной, но хотя бы одну бригаду. Я столько же поляк, как и они4. Я бы много добра зделал. Пулавский5 с пятьюстами шляхетства уже готов на Волыни и по одному моему слову будет тотчас здесь. Они, ласкаясь получить государству приобретение и питаясь духом рыцарства, все бы с нами пошли. Притом прошу, матушка, Вас не препятствовать нашим ехать волонтерами, хотя число назнача. То же и полякам. Сим все в войне интересоваться будут. И тут иногда оказываются люди способностей редких. Пусть здесь лутче ломают головы, нежели бьют баклуши в резиденциях и делаются ни к чему годными. Приехал ко мне Граф Дама6, сущий дитя, но скромный и отменно вежливый. Адресуясь ко мне, сказал, что ежели ему не будет позволено служить волонтером, то он запишется рядовым в который-нибудь полк. Не надобно отказывать приверженным нам французам. Пусть будут лутче здесь, нежели у турок. Вы изволите знать пылкость этой нации: ежели они услышат, что здесь их терпят, а коли еще к тому и удастся у нас из них кому отличиться, то тотчас войдет мода кричать за Россию. Я, Государыня, любя Вашу пользу, славу и землю свою, говорю свободно, что к лутчему мог придумать. Ваша воля из оных моих мыслей что одобрить. Болезни, дороговизны и множество препятствий заботят нас, и столь совершенное оскудение в хлебе, что и в Питербурге, как изволили писать, недужных много. В сем случае, что Вам делать? Терпеть и надеяться несумненно на Бога. Христос Вам поможет. Он пошлет конец напастям. Пройдите Вашу жизнь, увидите, сколько неожиданных от Него благ по несчастию Вам приходило. Были обстоятельствы, где способы казались пресечены. Тут вдруг выходила удача. Положите на Него всю надежду и верьте, что Он непреложен. Пусть кто как хочет думает, а я считаю, что Апостол в Ваше возшествие пристал не на удачу: «вручаю вам Фиву, сестру вашу сущу, служительницу церкви еже в Кехреях, да приимете ю, о Господе, достойне святым и пр.» 7 Людям нельзя испытывать, для чего попускает Бог скорби. Но знать надобно то, что в таких случаях к Нему должно обращаться. Вы знаете меня, что во мне сие не суеверие производит. Граф Петр Александрович требовал следующее: провиантских комиссариатских и генерального штаба чинов. Сие все наряжено при открытии войны. Требовал о рогатках, на что я мои сказал мысли, которые он и принял, то есть, чтобы не иметь8. О казаках: положенное их число 4 полка еще в ноябре туда пришли. Я щитаю нужным еще прибавить, и для того наряжены и идут два полка. О легких войсках: не благоволено ли будет преобразовать из карабинер некоторые полки в оныя, на что я предлагал, что естли он хочет, то можно 4 полка малороссийские одеть гусарами, которые, впротчем, тем же вооружены оружием, как и гусары. И по окончании войны по четыре эскадрона присоединить к остальным шести полкам, чем казна выиграет. Полки усилятся, и конница малороссийская ими по границе может в мирное время содержать караулы. На сие ответствовал Граф, что войски ныне так единообразно устроены, что от командующего зависит, как их рассудит потребность. О сем я и представлял Вам, матушка, потому что он больше не требовал. Об отставке из полков старших и определении их в гарнизон киевский. Сие зависит только от его, он как главный командир может сие зделать. Вот, матушка Государыня, что зделано от меня, и Вы изволили видеть, что многое давно уже исполнено и иное ненужно. Я забыл прежде донести о сем, хотя и упомянул в моем письме, что посылаю. О судах военных: какие дефекты они получили, разбиты будучи бурею, я о самых легких давно уже донес. Есть которые и больше повреждены. Изволите из тех донесений увидеть, как трудно их исправить, но все возможное делается или, лутче сказать, сверх возможности. Возим все сухим путем и столь огромные штуки, не щадя ни живота, ни иждивения, ниже останавливаемся строгостию зимы. Только не смею сказать, когда исправятся, и не прежде донесу, как будут готовы. Я так уже настращен. Строются суда в Кременчуге и в моих имениях в Польше: бомбардирные и прочие9. Одним словом сказать, естли бы кто посмотрел с высоты, в каком труде здесь все, узнал бы тогда мой покой. Кто сказал, что я перевез дом в Елисавет из Кременчуга, у того, конечно, мозг тронулся с своего места. Я дом купил в Миргороде у отставного майора Станкевича и перевез его в Елисавет, и то не ради себя, но слыша, что их Высочества ехали. Сам я жил бы, как ни попало, ибо я не возношусь и караулу не беру себе должного. Привезено же сюда из Кременчуга несколько мебелей10 Простите, матушка Государыня, голова от слабости кружится. У меня изготовлен штат войскам всем: полякам, как им быть, ежели кончится трактат, о их чинах и о сравнении степеней с нашими. Так же о кавказских народах, а паче о кабардах и Фет-али-хане, из которых много к пользе можно нашей вместить11. И сие нетрудно, ибо они хотят служить. После о сем донесу. Еще в Киеве мною начатое, но некому переписать. Попов болен. Ежели Вы услышите об огромности нашего флота в Архипелаг посылаемого, сию ведомость я пустил к полякам, в Молдавию к туркам и в Венецию. Цалую ручки Ваши, благодарю за шубу. У нас так холодно, что нужно было согреть. Естли можно снабдить меня двумя шлафорами китайскими, я [бы] крайне рад был. Один бы я так носил, а другим бы подбил сюртук мундирный. Простите, Государыня матушка. Дай Бог, чтобы пришло то время, где б я мог распрострить мою к Вам верность и безпредельное усердие к службе. Я по гроб по верности и благодарности подданный Князь Потемкин Таврический 834. Г.А. Потемкин — Екатерине IIКасательно роты бомбардирской Преображенской: я ее просил для пользы службы, чтобы они, будучи при осаде, знали практику. Комплектовать ее нужды нет из рядовых, ибо, я сколько помню, оная состояла всегда из 24 кадетов и того же числа бомбардир с унтер-офицерами, коих числа не помню, из пушкарей и других чинов, кои были для фейерверка в Тавриде. Я имею их здесь, а к ним прислать остальных пушкарей, унтер-офицеров, знающих артиллерию несколько. А в рядовых нужды нету. Я для них здесь изготовил осадных четыре орудия да одну мортиру. Князь Потемкин Таврический Февраля 5 дня 1788 года. Елисаветград 835. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 27 января, в котором пишешь, что ты опять занемог, немало меня тревожит. Божусь тебе, что я почти дрожу всякий раз, что имею о твоем здравии известия не такие, как мне желается; дай Боже, чтоб ты скорее выздоровел. Вчерась получен из Вены курьер с ведомостию, что Цесарь объявил туркам войну1. Заборовский приехал, и естьли возьмется, то пошлю его для командования войск во флот. Буде нет, то думаю удержать Князя Василья Долгорукова, который сюда приехал с женою2. Поудерживает меня маленько то, что не очень знаю, колико он тебе надобен. Однако русский кто имянитый во флот необходим, и так надеюсь, что в случае нужды его уступишь на сию посылку. Слушай, Papa, я тебя очень люблю и хочу, чтоб ты был всячески здоров и благополучен. Я здорова. Бог с тобою. Февр[аля] 10 ч., 1788 836. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. В американской войне имянитый аглинский подданный Пауль Жонес1, который, служа Американским колониям, с весьма малыми силами зделался самим агличанам страшным, ныне желает войти в мою службу. Я, ни минуты не мешкав, приказала его принять, и велю ему ехать прямо к вам, не теряя времени. Сей человек весьма способен в неприятеле умножить страх и трепет. Его имя, чаю, Вам известно. Когда он к Вам приедет, то Вы сами луче разберете, таков ли он, как об нем слух повсюду. Спешу тебе о сем сказать, понеже знаю, что тебе небезприятно будет иметь одною мордашкою более на Черном море. Дай Боже тебе здоровья, а мне скорее получить известие о твоем выздоровлении. Последнее твое письмо меня тревожит, понеже ты разнемогался. Обещанный курьер чрез дни — доныне не бывал. Прощай, мой друг. Февр[аля] 13 ч., 1788 г. 837. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня! Чтобы не упустить время отправлением курьера обыкновенного, я не прилагаю теперь обещанных мною в предыдущем моем письме штатов войску польскому, естли бы дошло до того, чтобы их основать, ниже соглашения их чинов государственных с нашими. Потому что у меня Попов болен, и почти вся моя канцелярия. Я принужден и текущие дела сам писать, хотя еще истинно слаб. Здесь снег сошел, и грязь ужасная. Реки ослабели, и неприятель в том же положении. О произшествии в Хотине цесарских хитростей письмо Витта я у сего включаю1. Мне кажется, где намереваются нами стращать, тут бы нехудо нас наперед уведомлять. Здесь же прилагаю письма ханские к Графу Потоцкому и его ответы2. Примите, Всемилостивейшая Государыня, мое усерднейшее предложение, решите с Польшею. Обещайте им приобретения. Несказанная польза, чтобы они были наши. Ей, ей, они тверже будут всех других. Привяжите богатых и знатных, почтив их быть шефами наших полков или корпусов. Они сим к России прилепятся и большие деньги от себя в пользу полков наших употребят. Впротчем сие ничего не стоит. Тут должно смотреть на мочь и имущество, а не на лицо: королевский ли или противный3. Но верьте, что, будучи так устроены, зависеть будут от воли Вашей. Не давайте сему делу медлиться, ибо медленность произведет конфедерации, в которые, не будучи заняты, сунутся многие. Но я Вас [у]веряю, что преимущественно к нам пойдут, даже и великопольские. Второе покушение на Белград не далось по причине бури на Дунае, которая помешала переправиться4. И после сего сообщение с турками продолжается. Не смею говорить! Рекруты собрались поздно, и я принужден полки одни другими комплектовать, отправляя на сие поступившие комплектования наместо собрания рекрут. Пехота моя весьма слаба будет по сей причине и по множеству больных. Ярославский и Шлиссельбургский полки почти не существуют. Необходимо роты сильнее делать должно, лутче их меньше иметь числом, подобно четырехбаталионным полкам, а то рота в числе малая, имея те же нужды, как большая отправлением службы, приметным образом скорее слабеет. По худобе Буга партии за реку наши уже ходить перестали. Последняя из казаков была в семи верстах от Очакова. Донцы и верные запорожцы забрали из деревни хлеб и скот, и на обратном пути достигли их турки, но были обращены от наших безо всякого нашим вреда, а их старший был ранен, что вышедший из Очакова на другой день запорожец подтвердил. Простите, матушка Государыня, я, пока живу, непоколебимо вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Третьего дни приехал Князь Нассау. Наполнен ревности к службе. Просит неотступно самой опаснейшей комиссии, какая может представиться5. Столь знаменитый американский Генерал Пауль Жонс, прославившийся самими дерзновенными предприятиями на море, желает быть употреблен здесь. А у нас с Ломбардом, право, пропало много, и редки предприимчивые люди. Позвольте мне его звать. Лутче он будет у нас, а то худо, коли пойдет к туркам6. 15 февраля [1788]. Елисавет 838. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. К тебе Князь Василий Долгорукий везет мое письмо, чрез которое тебя уведомляю, что имянитый Пауль Жонес хочет к нам войти в службу. А как я вижу, что приезд Кингсбергена весьма в даль тянется, и буде приедет, то приедет поздо, а быть может, что и вовсе не приедет, то я приказала Пауль Жонес[а] принять в службу и прямо поедет к Вам. Он у самих агличан слывется вторым морским человеком: Адмирал Гов — первый, а сей- второй1. Он четырежды побил, быв у американцев, агличан. Кингсбергена же постараюсь достать, но по причине того, во-первых, что он от Генеральных Штатов имеет лишь годовой отпуск, по конец которого он должен в мае явиться в Голландию (где имеет ращетное по Средиземному морю своей экспедиции дело) и потом взять увольнение, которое еще неизвестно получит ли; также тестя своего Ван Гофта2, которого хочет вывезти или на покое заставить жить, ибо боится, чтоб его за патриотизм не повесили на восьмидесятом году, из чего Вы сами увидите, что Кингсберген к весенним действиям никак не поспеет, а другой авось-либо доедет ранее первого. Что ты, мой друг, при отпуске последнего своего письма был слаб и что у тебя больных много, о том весьма жалею. О сих пришли ко мне хотя ежемесячный репорт, также о убыли. Что ты об больных печешься, о сем я весьма уверена. Подкрепи Бог твои силы. Татарской предприимчивости, повидимому, против прежних лет и веков поубавилось. По заграничным известиям везде християне единоверных своих ожидают, как израи[ль]тяне Мессию. Что верные запорожцы верно служат, сие похвально, но имя запорожцев со времянем старайся заменить иным, ибо Сеча, уничтоженная манифестом, не оставила по себе ушам приятное прозвание. В людях же незнающих, чтоб не возбудила мечты, будто за нужно нашлось возстановить Сечу, либо название. Достохвальные твои распоряжения держали во всю зиму неприятеля в великом респекте. Зима здесь очень сурова, и вижу, что и у вас на оную жалуются. Мне кажется, что цесарцы под Хотином зделали петаду,[330] немного разнствующую от белградской. Манифест их об объявлении войны повсюду публикован. Поляков решить теперь приказано будет. Гр[афа] Браницкого бригада примкнет к войскам, под твоим руководством и командою находящимся, да и прочих поляков отдать под команду тебе не трудно уже будет тогда. Касательно волонтеров я тебе скажу, что я доныне не давала дозволения ни нашим, ни чужестранным ехать в армии по той причине, что в прошедшей войне в последней кампании уже положено было волонтеров никаких не принимать. Знатнейшие — были командирам в тягость. Ныне же, когда повсюду недостаток и дороговизна в хлебе (а подымалось волонтеров сотнями), то я думала, что много едунов излишних в армии умножат дороговизну и недостаток. Вы же жаловались на писателей ложных вестей. Из Херсона и консулов я велела выслать, а тут бы нашлось число их еще умножено. Представить себе не можете, сколько их подымалось: действительно сотнями. Тут же разбора делать нельзя и сказать — добрый поезжай, худой останься. Датчан ехало 30, пруссаков 50, наши целыми полками записались; французов, италианцев, испанцев, немцев, шведов, голландцев — дождь волонтеров шел. Сим я отделалась, что никого не приняла. Когда Бог даст пропитание достаточное и не скудное, тогда можно будет повсюду сообщенный уже отказ разрешить, mais a toute armee les bouches inutiles l'on tache de les eloigner ou diminuer.[331] Граф Дамас пускай с Вами останется. Буде иные французы явятся, то с разбором впредь посмотрим, кому дать дозволение. О своих же, когда у вас кормление облегчится, тогда об них разрешить недолго. Но сам пишешь, что дороговизна и оскудение в хлебе тебя озабочивает. Молитву к Богу я возсылаю и стараюсь, колико возможно моим силам, не оплошать. Касательно требований Фельдм[аршала] Гр[афа] Румянцева я усматриваю, что все зделано и не остается о чем, кажется, грустить. Севастопольской гавани неудобство то, что не имеет реки, по которой довезти бы можно, но сие не в нашей возможности поправить, и Вы делаете, подвозя сухим путем таковые тягости, конечно, сверх возможности. Советую в эквиноксию не высылать никакую эскадру в Черное море по пережди бури. О Кременчугском доме по городу носился слух. Что ты не горди[шь]ся, сие мне весьма мило: кто не гордится, тот никогда не унывает. Только, Бога ради, будь здоров. Меня сие более всего стращает, что ты часто жалуешься головою и доныне прямо не оправился. И сие приписываю ужасным трудам твоим и заботам. Штаты польским войскам, также о кавказских народах, о кабардинцах и о Фетали-хане, буде что до меня доставишь, то будь уверен, что не оставлю без надлежащего уважения. Что Попов болен, о том жалею. Во все газеты огромность нашего флота написана3. Прощай, мой друг, радуюсь, что шубка моя тебе [по]нравилась. Китайских два шлафрока посылаю. Я не сумневаюсь, что везде увижу твою ко мне любовь, верность и усердие. Я сама, Ваша Светлость, Вас очень, очень и очень люблю. Прости, Бог с тобою. Февр[аля] 22 ч., 1788 г. Преображенских бомбардир к тебе отправлю на почтовых. Саша тебя любит и почитает, как отца родного, и ко мне и к тебе чрезвычайно привязан, что ясно видно изо всех его слов и поступков. Кингсберген, быв в Вене и узнав, что я его хочу взять в службу, сказал, что он охотно бы пошел, но жена не пускает, понеже у ней отец, имя его Гофт, который из главных противников Штатгальтера; что он его постарается вывезти из Амстердама, куда назад едет, а там, взяв у Штатов отставку, буде отпустят, к нам приедет. Voila bien des deboires,[332] а все сие пишет Чернышев4, увидев и говоря с ним в Вене, куда нарочно для свидания из Италии поскакал. Дай Боже, чтоб Чернышев с своим разговором дело не запутал только. 839. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Из письма твоего от 15 февр[аля] вижу я, что при несовершенном здоровье твоем ты принужден по причине болезни твоей канцелярии все сам писать; а как и Попов очень болен, то пришло мне на ум прислать к тебе на время твоего старого правителя канцелярии Турчанинова; естьли иного нет, то, по крайней мере, он проворен, как сам знаешь. Употреби его, либо возврати его обратно, как тебе угодно. Пока у вас реки вскрываются и грязи, у нас еще зима глубокая, лед толстый, и снег ежедневно умножается. Добрым твоим распоряжением сия война с турками есть первая еще, в которой татары в Россию не ворвались никуда. Произшествия Хотинские суть третья петада,[333] по моему щету, которую цесарцы зделали. Послу со всякою благопристойностию сказано, что мы имя Цесаря без его дозволения или согласия не употребляем никогда и для того на сии польские вести мало полагаемся, ибо оттудова часто приходят ложные и непристойные. Касательно польских дел — в скором времяни пошлются приказания, кои изготовляются для начатия соглашения; выгоды им обещаны будут; естьли сим привяжем поляков и они нам будут верны, то сие будет первый пример в истории постоянства их. Естьли кто из них (исключительно пьяного Радзивилла1 и Гетмана Огинского2, которого неблагодарность я уже испытала) войти хочет в мою службу, то не отрекусь его принять, наипаче же Гетмана Гр[афа] Браницкого, жену которого я от сердца люблю и знаю3, что она меня любит и памятует, что она русская. Храбрость же его известна. Также воеводу Русского Потоцкого охотно прииму, понеже он честный человек и в нынешнее время поступает сходственно совершенно с нашим желанием. Впрочем, поляков принять в армию и зделать их шефами подлежит разсмотрению личному, ибо ветренность, индисциплина или разстройство и дух мятежа у них царствуют. Оной же вводить к нам, наипаче же в армии и корпуса, ни ты, ни я и никто, имея рассудок, желать не может, но всячески стараемся оные отдалить от службы, колико можно. Впрочем, стараться буду, чтобы соглашение о союзе не замедлилось, дабы нация занята была. Что рекруты собраны поздо, сему причиною отдаленность мест и образ и время, когда объявлена война. Я о сем сведала в конце августа, а в первых числах сентября первый набор приказан был, который, я думала по первым известиям, достаточен. Вскоре же потом и второй последовал4. Дай Боже, чтоб болезни прекратились. Естьли роты зделать сильнее, то и денег, и людей более надобно. Вы знаете, что последний набор был со ста душ. Деньгами же стараемся быть исправны, налогов же наложить теперь не время, ибо хлебу надорода, и так недоимок не малое число. Отгон скота в семи верстах от Очакова донцами и верными зап[орожцами] и прогон турецкой партии я усмотрела с тем удовольствием, которое чувствую при малейшем успехе наших войск, parce que quand il s'agit des coups, il vaut toujours mieux d'en donner que d'en recevoir.[334] Что Князь Нассау мною доволен и оказывает ревность к службе, мне весьма приятно. Из письма моего, посланного чрез Ген[ерал]-Пор[учика] Князя Долгорукого, ты увидишь, что с Пауль Жонесом я уже вступила в переговоры и что он прямо к тебе поедет. Оригинальное письмо Ломбарда я к тебе послать велела5. Из оного увидишь все его происшествия и сколько он пострадал и в полон попался от своих. Признаться должно, что мореходство наше еще слабо и люди непривычны и к оному мало склонны. Авось-либо в нынешнюю войну луче притравлены будут. Морские командиры нужны паче иных. На Кингсбергена не щитаю, понеже разные связи его вяжут доныне. Дела в Голландии не кончены, Принц Оранский старается зделаться владетелем, жена его собирает под рукою себе партию, а патриоты паки усиливаются6. Надо ждать весны, что тамо покажет. Прощай, мой друг, будь здоров. Бог с тобою. Я здорова. Февр[аля] 26 ч., 1788 г. 840. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Усматривая из твоего письма последнего, что у тебя Попов и вся канцелярия так больна, что ты сам принужден писать текущие дела, и опасаясь, чтоб сие не умножило твою слабость, на которую жалуешься, пришло мне на ум послать к тебе Турчанинова. Оставь его у себя, дондеже тебе в нем будет нужда, а там возврати его. Буде же он излишен вовсе, то отправь его хотя на другой день, ибо он только с тем и послан, чтоб его употребить, буде годиться может; наипаче же, чтоб тебе доставить привычного человека, а Попову дать время оправиться, буде Бог изволит, чтоб жив остался. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Не сердись за присылку, ибо от самого доброго намерения. Февр[аля] 26 ч., 1788 г. 841. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕлисавет. 4 марта [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Отправлением сего курьера я замедлил по причине, что несколько дней назад рапортовано мне было из Кинбурна, что слышны были пушечные сперва выстрелы у острова, они потом отвечали в Очакове, и видно из оного было выезжающих несколько сот турков к острову. Сие походило на приближение их флота, о чем я дожидался узнать и, получа рапорт от посыланного из Севастополя судна, видел что то происходило от приближения нашего к их берегам. О поступках сего грека особый рапорт здесь прилагаю1. Флот не выдет скоро из починки, дефекты столь сильны были, что почти переделывали суда, притом несколько раз дорога так портилась, что ничего нельзя было возить, как и теперь провиантские подвозы все остановились, и я без ума и в хлопотах поеду завтре в Кременчуг приискивать способов. Но естли не просохнет, то Бог весть, как извернуться. То же и покупкой: хлеб в Польше с места тронуться не может. Я, право, из сил выбился, но о сем меньше всего я думаю, лишь бы общее шло хорошо. Река Буг прошла, и часть Днепра, а вверху, до Кременчуга лед слаб, но еще не проходит. О судах вообще прила[га]ю ведомость. «Слава Екатерины» по приказанию Вашему переимянован будет «Преображением». Матрозы и плотники и теперь еще не все пришли, а офицеров морских весьма у меня недостаточно. На гребные суда определяю армейских. Принц Нассау пренаполнен усердия: он у меня будет другой Суворов2. Гримм пишет ко мне об одном артиллеристе, что хочет в службу, о котором доносил он и Вам3. Не худо бы инженеров оттоль достать. Сие необходимо нужно. Атака Кинбурнская доказывает, сколь они искусны. Также я беру смелость выписать из практикованных офицеров, которых у них много в портах, выписать для хваток на море. Сей род, что они называют des officiers bleus,[335] отменно храбрые и знающие, но они не производятся в дольние чины, будучи не дворяне. Я посылаю нарочного к Симолину, как об артиллеристе, так инженере, и о сих последних надежду имею, что Бугенвиль выберет мне все Ломбардов4. О Поль Жонсе я уже докладывался, матушка, Вас. Не упущайте, Государыня, его из рук. У нас, право, редки практикованные люди. Прощайте, матушка Всемилостивейшая Государыня, право, я служу Вам усердно. Вернейший подданный Князь Потемкин Таврический 842. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. В ожидании от Вас курьера я здорова. В проекте польского трактата1, буде встретятся, как чаятельно, многие затруднения, то думаю, чтоб Вы взяли от Графа Браницкого и воеводы Русского кондиции, на каких бы отдавали бригады свои на наше содержание и диспозицию, и тогда, что скорее и удобнее покажется, на то и согласиться с нашей стороны скорее можно будет. Я без тебя, как без руки, и сама затруднения нахожу тут, где с тобою не нахаживала. Все опасаюсь, чтоб чего не проронили. Прощай, Бог с тобою. Каков Попов? И доехал ли Турчанинов? Марта 8 ч., 1788 г. 843. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕлисавет. 17 марта [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Начинаю принесением чувствительнейшей моей благодарности за попечение прямо матернее обо мне присылкою Турчанинова, которого я встретил, ехавши в Кременчуг. Попов уже выздоровел, а Турчанинов поехал в Кинбурн. А по возвращении, ежели не найду ему дела, то направлю. Поставщики провианта в Тавриду большею частью зделать не в состоянии, хотя что ни делай. Я все возможности употребляю доставить туда столько, чтобы стало до хорошего пути. Здесь трава начинает показываться, и цветов множество. Что изволите, матушка, писать о поляках в разсуждении моего представления об них, дабы делать их шефами наших полков — что то делать должно с рассмотрением — конечно, Государыня, так я для того и предлагал сей способ, находя тут пользу для службы. Ибо такой, как Граф Браницкий или Потоцкий, во время военное верно к тем полкам, где будут шефы, по нескольку присоединят собственных своих войск и сами сим будут привязаны. А в рассуждении дисциплины, то, матушка, будьте уверены, что я Вам говорю истину: что у них в учрежденных войсках оная наблюдается даже до педантства. Персонально же из них выдаются люди отличной храбрости, и немало было знаменитых в других службах. Зейдлиц, Малаховский, Понятовский. В Пруссии, в гусарах мелкие офицеры — лутчие из поляков1. Во Франции сих принимают с охотою. Пусть они ветрены и вздорны в их государственном обращении, но сему причина конституция сей земли, что для нас лутче, нежели какая другая. Я так говорю: ежели удастся их нам связать взаимной пользою с собою, то будьте уверены, что они не так полезут, как союзники наши теперешние, которые щиплют перед собой деревенишки турецкие, и те не все с удачею, а так возносят высоко, что, не смотря на невозможности существительные по времяни и не ставя сего в резон, понукают поминутно иттить, и думаю — и везде им кажется, что неприятель обратился на них, хотя сего отнюдь нет. Банат Крайовский у них в боку, который с двух сторон их окружен границами. Какой бы безделицы стоило его занять и где так легко держаться. Однако ж туда нейдут, а сулят все Белград брать. Но сие дело еще будет на словах. Теперь Кобург намеревается на Хотин. Дай Боже. Я с начала о сем им говорил, и тогда тамо тысячи человек не было. Что будет, еще неизвестно. Настоит крайняя надобность составить план операции. Генерально действовать, по моему мнению, Украинская армия должна между Буга и Днестра. Моя же оборонительно в Крыму, наступательно — к Кубани и на Очаков тою частью, которая у меня составляет Кор д'Арме. Обрати обе армии к одному пункту, осада очаковская прикроется, и силы неприятельские, навлекши к сей стороне, естли Бог поможет разбить, то и Бендеры упадут, и все кончится одним разом. Но естли будем действовать порозну, то сего не выдет. Нужно, матушка Государыня, чтобы Вы приказали Г[рафу] Румянцеву о всех подробностях операции согласиться со мною и, положа на мере, действовать дружно. По сему положению и с Цесарем условиться. Что изволите, матушка, писать по поводу письма Ломбардова о скудости нашей в морских офицерах, то сие есть великая истина, которую я больше всех чувствую. Пример тому, что Ломбард один больше делал всех. Бог видит, что нет человека. Все, что ни было хорошего, то от Ломбарда и некоторых греков. Нассау берется гребными судами предводить. Я сему весьма рад. Тем паче, что он любит Суворова и будет под ним. Для парусных же судов нетерпеливо ожидаю Пауль Жонса. По последним известиям неприятель множество имеет в готовности судов по берегу Анатольскому для десанта на Крым. Войски понемногу в Очаков прибывают, и, кажется, что и суда есть у Аджибея, ибо слышны в той стороне часто выстрелы. Буду ожидать возвращения из крейсерства нашего судна, и, что узнаю, донесу. Написав, матушка, к Вам о усилении рот в полках пехотных, не разумел я тут прибавления никакого, которое бы, как изволите писать, вело к набору рекрут или же к накладке. Напротив. Я о сем донес, как о вещи испытанной и самим резоном доказываемой, что когда части сильные, то и расход людей не так чувствителен и отправление службы легче. Тут не нужно прибавлять людей, но вместо 12 рот в полку зделать восемь и по примеру четырехбаталионных полков — слишком по 200 человек в роте. Мы в прошедшую войну были в восьмиротном комплекте, но с малым числом людей в ротах. А тут без всякой прибавки полки будут сильнее, потому что части их будут многолюдны, а как их меньше, то расходу будет меньше. Ибо рота, хотя бы была из два[дца]ти человек, то некоторые расходы в людях равные будут двухсотной. Из приложенной табели изволите усмотреть разницу Алексопольского пехотного полку противу других двухбаталионных, который мною для пробы приведен в восемь рот по гранодерскому комплекту. И ежели бы полки легкоконные были вместо 6-ти эск[адронов] по 12-ти, то бы, вместя два в один, людей строевых было бы то же, а расход в половину меньше — и убавлением безполезного унтер-штаба и нестроевых каждый год от содержания оставалось бы от всех полков по 40 т[ысяч] рублей. Я не могу, матушка, оставлять без примечания, где испытываю из опытов пользу. Пока жив, с непременным усердием вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 844. Г.А. Потемкин — Екатерине II[18 марта 1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. О больных и умерших ведомости присылаемы будут регулярно. А ведомость о судах севастопольских, как они исправляются починкою, также о изготовляемых для Лимана — здесь представлено1. Что ж изволите писать о запорожском имяни, дабы не возобновлять его, сего я не пропустил. Изволите увидеть, как они называются из приложенного здесь моего листа и рапорта Сидора Белого. Верных имя им дается в укоризну тем, кои служат туркам. Теперь получил рапорт из Кинбурна, что слышна пальба была на острове, аще и за оным к стороне Кочабея. Надлежит думать, что их суда показались. Наших же больше в море нет по возвращении в Севастополь того, которое ходило. В Очакове четыре дни сряду была пальба раз по двадцати и больше. Я, пока жив, вернейший подданный Князь Потемкин Таврический Того же числа 845. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Слух носится у Швеции, будто Король Шведский в намерении имеет нас задирать1. Граф Разумовский, о сем слухе говоря с старым Графом Ферзеном2, сей ему сказал, что без сумашествия сему верить нельзя, mais que d'un cerveau un peu derange on peut tout attendre.[336] Что заподлинно в сем деле есть, — то, что в Карлскрону послано приказание вооружить двенадцать военных кораблей и несколько фрегатов. Деньги в Голландии негосиирует, и в Финляндии Шведской делаются приготовления к лагерям. Также три полковника из Финляндии призваны к Королю в Стокгольм и паки отправлены в Финляндию. Ген[ерал] Поссе3 объезжает границу и делает магазин — 14 000 бочек всякого хлеба, сам же Король поехал в Упсалу на несколько времяни. Все сие видя и слыша, благоразумие требует, не тревожась, взять приличные случаю осторожности, дабы пакости какой неприличной [не] учинил. И для того, окроме вооружения флота, который пойдет в Архипелаг, вооружить здешние пять, да от города Архангельского столько же кораблей и фрегат, держать [на]готове галеры и гребные суда и оным предписать разъезд для сбережения наших берегов от нечаянной высадки и тому подобного. Здешние полки и остзейские гарнизоны приводить в комплектное состояние, такожде артиллерию и тому принадлежащее. На все сие, касательно людей, требуется до осьмнадцати тысяч рекрут. От архиереев подано еще прежде сего, что излишних церковников есть до двадцати четырех тысяч; из оных годные в военной службе быть могут, иные сами требуют записаться в оную. Петербургская губерния еще никогда не давала рекрут, с нее брать и набрать можно до семи сот. Я перечитала на сие время все прежние планы и почитаю, что ныне остаться должно при демонстрации на демонстрацию. Буде же заподлинно вздумает нас задирать, то оборону обратить в наступление. Есть подозрение, будто целит на Лифляндию: он туда посылал полковника Армфельда4, нивесть чтоб его сбыть, либо заподлинно узнать тамошние места, но потом отменил. Еще бы был способ к комплектованию, но к сему также приступить еще опасаюсь по причине родить могущие неудобности: то есть — в столицах обеих находящихся беглых, к ружью способных, отдать в полки, чтоб служили, дондеже хозяев[а] отыщут, либо с защетом. Из сего родиться будет ропот, сие известно, и умножить может побеги, а люди надобны. Буде бы крайность была, я чаю, и по подписке самих помещиков в городе здесь соберется великое число, но во всем недели две розницы не зделают большой розницы. Рассудила писать к тебе, дай совет, как комплектовать? Магазейны мы соберем и все приготовления прочие зделаем без огласки. Пока флот еще в Балтике, опасаться нечего. Естьли пакости быть, то по выходе оного. Шевелить Его Вел[ичеству] нельзя, чтоб и датчане с нами общего дела не делали5; и так, чаю, поодумывается, но хорошо на всякий случай приводить здешний край в почтительное состояние. Башкир и калмыков приведем сюда хотя тысячи две6. Письмы твои от 4 марта я получила и на оные не ответствовала доныне, чтоб приводить в некоторую ясность вышеописанное. Видно, что грек, который взял в Хаджи-бее судно, а тобою произведен мичманом7, отревожил весь тот берег и до самого Очакова, что пальба их везде слышна была. Добрым твоим распоряжением, надеюсь, что все ко времяни поспеет. Жалею лишь о том, что ты из сил выбился. Морских офицеров надеюсь до тебя доставить добрых. Павел Жонес приехал уже в Копенгаген, и думаю, что скоро получу известие, что принят и к тебе поедет. Принц Оранский к Кингсбергену послал увольнение; я думаю, что он ему в тягость, понеже не переставал ему твердить о умножении флота, а сей ту часть терпеть не может, а старается о сухопутной, чтоб иметь, чем обуздать голландцев. Французских артиллеристов, наипаче же инженеров, я приказала принять, и сам господин Дево8 (De Vaulx) едет. Я чаю, Нассау его знает. Которых ты выписал, за то тебя хвалю. Прощай, мой друг, будь здоров. Бог с тобою. Я достала от Кениха9 твой портрет марморный: чрезвычайно хорош, и с него зделано empreinte en pate[337] и положено в моей коллекции. C'est charmant.[338] Марта 24 ч., 1788 846. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Замечания мои на польский трактат я зделал, что пришло мне на ум. Многие из Волынского воеводства готовы следовать, куда я укажу. Просят только ружей, но я не знаю, что отвечать. Затруднение будет обойтиться в сем деле с Королем, которому хочется самому предводить. Естли б он с своими примкнул ко мне, я бы не поставил себе в обиду, в самом же деле не давая ему от себя как только одного виду начальства. Ежели же бы его отклонить от сего, то лутчая манера тем, что Королю Польскому не совместно предводить часть, а сесть ему на конь при рушении Речи Посполитой. Отклоняя его от сего, не можно ли будет в утешение поправить домашнее его состояние из способов в их же земле. Последние известия от Витта здесь прилагаю1. На сих днях пришло судно греческое из Царяграда, и, что показал хозяин оного, у сего подношу. Трава еще недостаточна для корму лошадей. Как скоро будет велика, то прикажу войскам выступить, и для сего приготовляю мосты на Буге. Повидимому турки сбираются зделать десант от Тендровых островов на Кинбурнскую сторону и с Сербулату на берегах Таврических. Я приказал предположить меры противу сего. Я сие заключаю из того, что несколько раз в сих местах они показывались на малом судне, делая промеры. Бомбардиры Преображенские пришли. 25 канонерских судов, построенных в Кременчуге, уже отправлено Днепром. 25 еще готовы и конопатят. Остальные 50 тоже будут скоро окончены, но что делается морскими, то с великою медленностию. Матушка Государыня, Поль Жонс, как человек предприимчивый, годен будет на хватки, но Кингсберген по нашей службе старее всех здешних необходимо надобен для командования. Наши, ежели знают, то теорию, практикованы мало. Ядрами же почти никто не стрелял, кроме двух кораблей в прошедшую войну. Мне истинно флот по теперешнему состоянию больше в тягость, нежели на пользу. Какая пропорция с числом турецкого, от которого мне нужно его прятать и тем привязывать к одному месту. Ежели бы не то, так бы я впустил неприятеля до самого Перекопа и посмотрел бы, как они попали бы на свои корабли, а теперь много будет хлопот, но надежда на Бога. Какие трудности в починке кораблей, ей Богу, описать нельзя. Ежели бы Кингсберген мог побольше привести офицеров искусных, хорошо бы было. Пока жив, с непременной преданностию вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 27 марта [1788]. Елисавет 847. Г.А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня. Курьер приехал ко мне третьего дни позно, на которого сего дня отвечаю. Донесения Разумовского состоят только в поверхностях; или он мало сведущ, или недовольно попечителей. Мало сказать только, что двенадцать кораблей вооружать велено, но есть ли они? Я мню, что Королю удалось в прошлую войну отвлечь несколько полков из армии, то думает и теперь также услужить туркам1. Во всех посылках к нам подсматривания их и протчее делается так гласно, что кажется больше походит на демонстрацию. Готовиться должно, но не столь уважисто, ибо сим он взъярится. Имея 10 кораблей, несколько фрегатов и других судов, с помощию еще датчан, — нет опасности от десантов. Магазейн его весьма невелик. Нужен бы министр тамо старательный. Граф Чернышев, прослыша войну, уехал; побывал в Вене, где виделся и сосватал Разумовского2. Потом пожил в Варшаве. Мне все сие мудрено. Не трудно бы было шведам растолковать в теперешнем случае, для чего они не ищут нам доказать доброе свое расположение вместо оказательств недобрых. Они бы могли благорасположением привязать к себе Россию и иметь в ней друга полезнейшего. Я думаю, хорошим объяснением с министром их всех дел — кончится все тихо. В рассуждении укомплектования, то бы я думал одни только армейские полки да гвардию. Гарнизонных [же] не только половиною, но и меньше, — довольно будет. Мысль Ваша о безпашпортных весьма хороша. Также и церковников, да и мещан3. А после можно их распустить. Я с часу на час ожидаю прибытия флота турецкого. Во всю жизнь неизменно вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 6 апреля [1788]. Елисавет P.S. Перлюстрованное письмо сына принца Линя у сего представляю, в котором описаны деяния цесарские4. 848. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуЛюбезный друг мой Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 27 марта я получила. Замечания твои на польский трактат тем же курьером привезены и теперь на станке. Буде тебе ружья нужны для поляков, то напиши к Кречетникову1. Ему от меня писано, чтоб отпустил по твоему требованию. Третьего дни с Венским курьером получено известие чрез Венецию, будто турки, Булгакова освобождая, отправляют возвратно, но куда — не ведаю2. Не знаю еще — верить ли сему, понеже глухо Кауниц пишет к Кобенцелю. Увидим, что почта привезет. Она по причине разлитья вод не бывала еще. С первым курьером о сих двух артикулах, то есть, польском деле и освобождении Булгакова яснее писать можно будет. У нас река прошла и время сырое и холодное; я чаю, у вас потеплее. С наступающим праздником тебя поздравляю. Здесь больных много. Дай Боже, чтоб у вас здорово было. Я щитаю, что ты на сих днях уже войски приведешь в движение, щитая по прошлогодней погоде в тамошних мест[ах], понеже чрез неделю год будет, что я из Киева выехала. Посмотрим, сборы турок куда наклониться удобности найдут. Желаю, чтоб нигде прощелины не нашли. Канонерских судов знатное, кажется, у тебя число. Ни о Пауль Жонесе, ни о Кингсбергене не имею снова известий, разве почта привезет прежде запечатания сего письма, тогда припишу. Трудности в починке кораблей весьма понимательны, понеже места безлесные около Черноморских наших гаваней. Прикажи для будущих веков горстьми раскидать около гаваней дубовых желудей. Естьли б до нас живущие сие делали, то бы мы нашли лутчие удобности. Не пренебрегай при своих безчисленных хлопотах и сим советом. Adieu, mon Ami, portes Vous bien. Апр[еля] 14 ч., 1788 849. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуАпр[еля] 20 ч., 1788 Друг мой Князь Григорий Александрович. Письмы и репорты твои от 6 апреля я получила в самый день праздника, с которым тебя поздравляю, и желаю тебе щастия, здоровья и силы душевной и телесной в высшней мере. Спасибо тебе, что немешкотно ты ответствовал на мои письмы о шведском вооружении. Оне в самом деле существуют, но будут ли употреблены в действие противу нас — сие время докажет. Между тем, здравый рассудок требует, чтоб с той стороны были всячески обезабочены мы, наипаче во всех тех способах, кои от нас самих зависят: и для того на море изготовляются, как тебе уже известно, 10 кораблей и прочее. А вчерашний день я подписала набор из церковников. И так наша постура[339] теперь весьма почтительна. Датчанам также сказано, чтоб свой долг не упустили, в чем не откажут, я уверена. Лишней же тревоги никакой, конечно, не окажем. Нолькен сам собою изъяснился1, по городовым слухам о войне с шведами, с Вице-канцлером и между прочими речами сказал, что Король его без сумашествия подобный шаг предпринять не может, но что от молодежи, его окружающей, всякую нелепо[сть] ожидать немудрено, и естьли сие зделается, то он, Нолькен, поедет жить в Лифляндии. Сказывают, что шведская нация на сие не будет взирать с приятностию, а очень статься может, что Король, выманя деньги у других держав под видом вооружения, потом оные покинет. Отселе писано к Разумовскому, и надеюсь, что все на речах кончится. Перлюстрированное письмо Линьева сына не великое уважение прибавляет к распорядку нашего союзника; но лутче его иметь для, нежели противу нас, как в прошедшей войне. Пришли ко мне чертеж двойных шлюпок, как у тебя строятся и какие советуешь употребить. Касательно мещан и ямщиков пришли план и штат, как их формировать на казацкий образец. Я надеюсь теперь получить вскоре известие о выступлении войск, понеже и у нас уже трава показалась и погода весенняя и красная. Прощай, мой друг, будь здоров и весел. По полученным из Царяграда известиям, то капитан-паша выжидает только первой неудачи турков, чтоб сильно домогаться о мире, и повсюду разнесся, что под осень заключен будет2. Дай Боже. Я сие от сердца желаю и чтоб ты сюда возвратился, и я б не была бы без рук, как ныне. Как возьмешь с Божиею помощию Очаков, тем и кончится, а Булгакова я щитаю теперь уже в Ливорно, понеже хотели его отпустить в половину марта, морем. 850. Г.А. Потемкин — Екатерине IIХерсон. 28 апреля [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Отправясь из Елисавет, был я здесь, в Кинбурне и у Каменного мосту на Каланчаке, где войски, назначенные в тот деташемент, прибыв, разположились. Был на гребной флотилии, а теперь еду в эскадру на Глубокую. Будучи везде, распорядил, что нужно, и спешу только донесть1. Простите, матушка, возвратясь в Елисавет, отправлю курьера с предположениями кампании настоящей. Будучи по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 851. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Сожалею, что ты простудился и от того почти оглох. Прошу вспомнить, что твое здоровье мне нужно, и мои увещания, чтоб иметь о себе всякое попечение. Я вчерашний день из города сюда переселилась, понеже день был теплый, а к вечеру у нас слышен был издали гром. Сегодня год, как я была в Кременчуге. Пауль Жонес приехал сюда и дни чрез два или три поедет к вам. Он ищет переводчика, которого дать ему приказала1. Он охотою к нашей службе пылает. Он мне говорил, что для нашего флота полезно бы было иметь Синоп, либо гавань на той стороне, ради случиться могущих бурь. Я на сие ничего не отвечала, чтоб тебе ничем руки не связать, а ты расположишь к лутчему. Теперь ожидать буду от тебя писем и известий о предприемлемых действиях и в чем вы с Фельдм[аршалом] Румянцевым условитесь. Александра Матвеевича я зделала шефом Казанского кирасирского полка, и полковникам разменяться приказано. Такожде о Браницком к тебе рескрипт подписан2. Прощай, мой друг, будь здоров. Царское Село. Майя 1 число 1788 852. Екатерина II — Г.А. Потемкину[1 мая 1788] В ответ, мой друг, на твое письмецо тебе скажу, что приезду твоему обрадуюсь. Но хотя и знаю, что отъезд твой необходимо нужен, однако об оном и думать инако не могу, как с прискорбием. Я вчерась сюда приехала и с большим удовольствием глотала загородный воздух. 853. Г.А. Потемкин — Екатерине II[До 5 мая 1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. С тех пор, как я существую почти на свете, не пропустил я ни одного случая, где б не подал опытов моей верности, наипаче к персоне Вашей, и все столь знаменитые милости отличностно получил прямо от Вас, не употребляя ничьего покровительства, ниже моих пронырств. Не следовал я другим — собирать партии и вооружаться сими противу усиливания моих ненавистников. Я равно старался услуживать как тем, кого я люблю, так и тем, кои мне завидуют. Знатность степеней от Вас мне данных тем мне лестна, что подавала всегда способы приносить Вам мои услуги, в чем я обращался с истинным усердием. Позвольте мне, как матери, как благодетельнице, открыть прямо угнетающие меня обстоятельствы. Австрийцы устраивают на меня ков, ища всячески моей пагубы1. Узнав, что я вижу лутче других их хитрости и что интересов своего Государства не променяю на их, считая по сему, что не могут со мною иногда успеть в своих видах, устремились теперь выискивать момента меня у Вас повредить. Принц Линь, как человек ветреный и ничего святого не имеющий, инструментом сего мерзкого предприятия. Он писал с своим нарочным курьером к Графу Кобенцелю, что я не тот, который бы хотел вести дела здешние в пользу его Государя, и что я не хочу отнюдь делать движения для отвлечения сил турецких от их пределов, что я сумневаюсь в чистосердечии их. Одним словом, что теперь настоит время меня спихнуть, прибавя к тому, что на запрос от Кобенцеля, ему присланный, какие мои мысли о предосторожностях противу Прусского Короля, я отвечал не по их желанию, а ответ был, чтобы, пока не кончим мы с турками, его менажировать. Им и то не полюбилось. Он предложил Кобенцелю способ выискать случай, когда бы Вы были мною недовольны, вредить меня у Вас чрез Завадовского. Пока еще не было столь сильного на меня от них стремления, он терпеть не мог одного из наших здесь пребывающего, так как и тот его. Теперь же зделались согласны, а именно по получении от Императора последнего курьера. Матушка Государыня, я уверен в твоей твердости, но нельзя чтобы не трогало меня безпокойство защищаться от завистников. И, ежели нужно им дать покой, я сам от всего отойду с удовольствием, но чтобы не быть жертвою; как они неукротимы в злобе, пускай они останутся свободными без меня. Мне наскучило смотреть на мерзкую их неблагодарность. С истинной по смерть преданностию вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Я уверен, что Ко бенцель не вдруг откроется, будучи не так ветрен. Однако же в письме своем упомянул, что по объявлении у Порты ими войны я уверен должен быть о истинном участии Импер[атора]. 854. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕлисаветград. 5 майя [1788] Цесарцы, заняв Яссы, не оставили их, но держат тамо деташемент из пяти тысяч, чрез что Хотин, не имея продовольствия, поставлен в нужное состояние. Взяли они и Шабац на Савве. Матушка Всемилостивейшая Государыня, все сие доказывает, что союзники начали действовать серьезно, а движения их в Молдавии принуждают нас переменить план и поддерживать их успехи, для чего армии Украинской теперь действовать надлежит между Днестра и Прута. Таким положением корпус Цесарский зависеть будет от Г[рафа] Петра Але[ксандровича], и Бендерский неприятель конечно прижмется к крепости. Союзники просят об общем тамо действии; нельзя их оставить без удовольствия, иначе они остановят начатые успехи: уже объявили, что будут принуждены и Буковину оставить. За чистосердечие тем же платить надлежит; мы, по велению согласить действия, решились на сей план ради предстоящих выгод. От меня Принц Линь требовал отзыву письменного; я ему дал, как и письмо ответное мое Графу, от которого сей час получил, где он меня благодарит за решительность; и с сего копию прилагаю здесь1. Полки мои подходят к Бугу ближние, дальние же — в дороге; но которые в Кременчуге переправляются, тем скоро быть нельзя по трудности переправы. Суда неприятельские у берегов Крымских и у Березани начали показываться: сии мне больше всего наскучат, а на сухом пути я рад их найтить. Текеллию выступить приказал2. Теперь дела много; не до того, чтобы заниматься о злодействах, на меня устремленных3, а скажу только, что, Матушка Государыня, полагаю всю и во всем пространстве надежду на Вас и из-за сей презираю злостью. Принц Линь как ветряная мельница: я у него иногда Ферсит, а иногда Ахиллес4. Теперь превозносит меня до небес, а навалился на капуцина здешнего. Прилагаю чертежи лодки канонерской большой и малой. Я приказал сделать рисунок первой со всем вооружением: они несравненно лутче галер. Касательно обращения ямщиков и мещан в казаки, нужно мне знать, сколько их, где, дабы по сему расписать станицы. Впротчем тут только будет прислать с Дону старосту к приобучению их изворотам казацким и построению седел, что и буду ожидать. О хорунгах, Матушка, Белорусских указ был дан мне и команда над ними; у меня все заготовлено для начатия; теперь же повелено Пассеку их формировать5. Я боюсь, чтобы не вышло вздору; и как ему это дело производить. Ежели изволите приказать от меня сему зависеть, то я преподам образ. Я сего прошу для пользы Ваших дел. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Я сделал девятьсот верст на дрожках. Поехал больной, воротился здоров. Матушка Государыня, цалую ручки Ваши. 855. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Вручителю сего письма Контр-Адмиралу и Кавалеру Пауль Жонесу я долженствую отдать справедливость, что он показывает великую охоту оказать свое усердие, служа под Вашим предводительством или руководством, где за благо найдете его употребить. Письмы Ваши от 28 апреля я получила и на них вскоре ответствовать буду. Пребываю к Вам доброжелательна и прошу быть здоровым. Екатерина Царское Село. 7 мая 1788 Прочтя сие письмо, мне оно показалось очень чинно написано и для того заблагоразсудила сказать, что я тебя, мой друг, очень люблю запросто. 856. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕлисавет. 10 маия [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня, полки частию подходят к Бугу, а и прочие в движении. Я скоро туда отправлюсь, и что придут передовые войски, то переправлю от Крым[ских] степ[ей] к Очакову и Бендерам. Из приложенных писем Витта и показаний взятых турок изволите усмотреть, в какой крайности Хотин. Цесарский полковник Фабри1 взял и с деньгами транспорт, идущий в Хотин. Пора нашим в той части, где жилье и продовольствие, и по самой границе ровнее оказаться, да и переходить. Не должно оставлять цесарцев, которые уже не шутя повели действия в Молдавии. Матушка Государыня, в той части еще наш ни пистолет не выстрелил. Мой мичман Глези уже в третий раз себя показал. Пожалуйте ему володимерский крест для поощрения других. Также и Платову, армии полковнику и старшине Донскому. Какое прекрасное войско из однодворцев — далеко перещеголяют донских2. Лодок канонерских, речных и мореходных, построенных в Кременчуге, числом сто: половина пришла в Херсон, часть в пути, а последние с катерами на сих днях отправятся. Мало у меня только пороху, также бомб и ядер для флотилии. Транспорты, подвижные магазейны все в Елисавет пришли, оприч трех сот фур из Харькова. Мосты на своих местах; лошадей не получил еще для полевой артиллерии, на которых год уже как деньги отпущены. Но они покупались в Петербурге и в Москве. Однако ж я здесь велел других скупить. Кавказскому и Кубанскому корпусам приказал идти; в Крыму предписал защищаться, стараясь впустить неприятеля в землю и отрезать от судов. Дай Боже помощь. Но при том напомяну мою прежнюю мысль, что, не имея тамо крепостей надежных, ни флоту еще сильного, гораздо бы лутче было его оставить, и, дав войти неприятелю, его выгнать. Войски же тамошние, находясь за Перекопом, могли по обстоятельствам действовать и умножить наше паки малое число, а теперь они, кроме обороны, по которой привязаны к Севастополю, в Тавриде, как в кошеле, лежать должны. Матушка Всемилостивейшая Государыня, я и пойду и буду действовать со всею ревностию, несмотря на новость моей пехоты, которая почти вся из рекрут. Я везде собою показывать стану пример, с охотою принесу на жертву жизнь мою Вам, моей матери, Государству и, можно сказать, Христианству3, надеясь несумненно, что Бог мне поможет. Я везде зделал всевозможные разпоряжения противу неприятельских покушений, но как успехи военные перемене подвержены, то естли бы за всеми моими стараниями где-либо неприятель получил выигрыш, не причтите, Всемилостивейшая Государыня, мне в вину. Бог видит, сколько я распален желанием принести Вам славу. В Польше в большой ферментации, а особливо молодежь4, а не меньше их всех Г[раф] Браницкий. Матушка, прикажи поспешить, ибо их другой наклонить может. Пользуйтесь их расположением к нам. Ко мне приехал Пулавский, храбрый человек и столь известный на Волыни. Он противу Пугачева дрался. Спрашивает только, какой мундир надеть, и сюда явится. А люди у него готовы. Он хочет быть везде с Браницким. Взяв в сем деле всю осторожность, чтобы отнять у Прусского Короля всякое подозрение, успеть будет нетрудно. Ежели Граф Чернышев не выехал еще из Варшавы, то бы лутче его оттоль вытащить. Пока жив, с непременной преданностию вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 857. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуЛюбезнейший друг Князь Григорий Александрович. Вчерашний день Великая Княгиня родила дочь, которой дано мое имя, следовательно, она — Екатерина1. Мать и дочь здоровы теперь, а вчерась материна жизнь была два часа с половиною на весьма тонкой нитке. Видя крайность, я решилась приказать accoucheur[340] спасти ей жизнь, за что теперь меня и муж, и жена много благодарят. Твои письмы от 28 апреля я получила. Из коротенького вижу, что ты летал повсюду на сухом пути и на воде и распорядил все нужное. Курьера, обещанного из Елисавета, буду ждать нетерпеливо. Брюс не хочет ехать, говорит, что ты в 1783 году, когда он просился в армию, ему от меня сказал, что он здесь оставляется ради командования против шведов. А что он говорил о том с Безбородкою, которому я приказала с ним о сей поездке говорить, то пускай сам к тебе напишет. Прощай, мой друг любезный. Я здорова. Пауль Жонес к тебе поскакал. Будь здоров и дай Боже тебе всякое щастие и благополучие. Из Царск[ого] Села. Маия 11 ч., 1788 У нас так холодно, что я пишучи почти замерзла. 858. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕлисавет. 19 майя [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня! Я получил о разрешении Ея Имп[ераторского] Высоч[ества] и на другой день праздновал. В тот же день было освящение знамен казацкого прекрасного войска, что Вы позволили составить из однодворцев Екатеринославских. Греки крейсирующие весьма храбро и охотно поступают. Хорошо, коли бы наши морские подобились им, но их погубила наука, которую они больше употребляют на отговорки, нежели на действия. Я произвел мичманами тех, кои сражались в близости флота неприятельского. Повидимому, турки смотрят, куда мы обратим свои силы, дабы туда же и им собраться. Войски почти все к Бугу пришли, выключая казаков, которых Днепр удержал. Подлежащее к осаде приходит в готовность; я был бы уже на Буге, но присутствие мое здесь нужно для побуждения задних, дабы скорее шли. Переход за Буг будет в двух местах: 1-й мост понтонный поставится ниже Ольвиополя в двух верстах, где с частью пехоты переправятся почти все легкие войски и передовая конница, которую я составил из полков легкоконных Ольвиопольского и Воронежского. Сии состоят из чужестранцев, которые хотели все взять абшиты, но я их уговорил служить, согласясь на их прозьбу — быть по-гусарски одетым, что и легко было зделать, переменя токмо одни камзолы, коим минул срок, на доломаны. И тут была мне пакость: разсказали им, что из малороссийских полков брали карабинер в гренадеры, то и с ними будто то же будет, а они все почти из служивших в других армиях гусаров, то и не желали от страха остаться, разве бы зделать их гусарами. Сии два полка и полк волонтеров гусарский, да корпус казаков Екатеринославских регулярный, назвал я передовою конницею и впредь поднесу доклад, как сему корпусу быть в военное и мирное время. Как первая часть, перейдя Буг, достигнет тою стороною до места, противу Александровки лежащего, тогда наведется тут другой мост, и перейдет все остальное. Соединя тут войски, пойду вперед до Аджигиола, где присоединятся ко мне, переправясь судами из Херсона, 6 баталионов пехоты, и осадная артиллерия переправляться будет у Русской косы на устье Буга. В то же время все суда подступят к Очакову, и Александр Васильевич своими войсками наступать будет с моря, а я с сухого пути, да благословит Бог. Матушка Государыня! я слышу, будто Император Вам и чрез посла Вице-канцлеру жаловался на несодействие армий1. С какой стати меня они тут припутывают. Войски мне вверенные большею частию хранить должны границы; наступательное же у меня на один пункт, то есть на Очаков, которое не может им служить диверсиею; и для чего я должен путем собраться и взять все меры, чтобы не плестись так, как они с Дубицею, местом почти без укрепления. По нечаянной войне мне было нужно зделать в 4 месяца то, что бы должно было в два года произвесть. Пущай другой мог бы возыметь кураж чинить совсем разбитый погодою флот, настроить гребных судов, могущих ходить в море, такое множество и сформировать совсем вновь шестнадцать баталионов пехоты, да десять тысяч совсем новой конницы, составить большой магазейн подвижной, снабдить артиллерию ужасным числом волов, изворачиваться в пропитании — и все это в 4 месяца, охраняя границы Ваши, на которых, благодаря Бога, все сохранено, — на степях, без достаточных квартир, и паче на Кинбурнской стороне, где слишком на десять тысяч людей в три недели было должно построить жилища. Им в содействие по своему положению следует единственно от армии Украинской, которая всюду могла обращаться, имея везде выгодные селения. Я весьма доволен Неранчичем: он в короткое время вывел уже тысячу гусар на службу. Скоро и другая довербуется, и очень хорошо вооружены. Я признаюсь, что в нем много способностей. Матушка Всемилостивейшая Государыня, Вы увидите, с какою я охотою пойду, будучи по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. У нас Александра Васильевна отошла было на тот свет, но вдруг и неожиданно Бог помог2. 859. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуМая 27, 1788 Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день, когда я сбиралась ответствовать обстоятельно на твое письмо от 10 сего месяца, тогда приехал Рибопьер1 с его отправлением от 19 майя. Исправное и подробное твое описание состояния дел и действий, также отправление курьеров чаще прежнего, служит к моему удовольствию и спокойствию душевному. Я вижу из твоих писем вообще разумные твои распоряжения, что все уже в движении и что во всех случаях и везде соответствуешь в полной мере моей к тебе доверенности и моему выбору. Продолжай, мой друг, как начал. Я надеюсь, что Бог благословит твою ревность и усердие ко мне и к общему делу и увенчает твои предприятия успехами. А во мне, будь уверен, — имеешь верного друга. От Фельдм[аршала] Румянцева давным давно я писем не имею и не ведаю, что он делает, а только о сем знаю чрез письма его, которые ты ко мне присылаешь. Ужо скажет, я чаю, что смерть матери его погрузила в такую печаль, что писать не мог2. Мичману Глези и полковнику Платову Владимирские кресты даны в крестины Вел[икой] Кн[яжны] Екатерины. Мне Рибопьер сказал, что ты Пауль Жонеса весьма ласково принял, чему я тем паче радуюсь, что он несколько опасался, что он тебе не понравится. Но я его уверила, что с усердьем и ревностию тебе весьма легко угодить можно и что ты его приезд ожидаешь нетерпеливо, с чем и поехал. И вслед за ним для подкрепления его в добрых расположениям я к нему послала оригинальное письмо Симолина, тогда полученное, в котором прописано было, как ты домогался Пауль Жонеса достать, что служить могло ему доказательством, как ты к нему расположен и об нем думаешь. На оставление Крыма, воля твоя, согласиться не могу. Об нем идет война, и, естьли сие гнездо оставить, тогда и Севастополь и все труды и заведения пропадут и паки возстановятся набеги татарские на внутренние провинции, и Кавказский корпус от тебя отрезан будет, и мы в завоевании Тавриды паки упражнены будем, и не будем знать, куда девать военные суда, кои ни во Днепре, ни в Азовском море не будут иметь убежища. Ради Бога, не пущайся на сии мысли, коих мне понять трудно и мне кажутся неудобны, понеже лишают нас многих приобретенных миром и войною выгоды и пользы. Когда кто сидит на коне, тогда сойдет ли с оного, чтоб держаться за хвост. Впрочем, будь благонадежен, что мысли и действия твои, основанные на усердии, ревности и любви ко мне и к Государству, каков [бы] успех ни был, тебе всеконечно в вину не причту. В Польшу давно курьер послан и с проектом трактата, и думаю, что сие дело уже в полном действии. Универсал о созыве Сейма уже в получении здесь3. Граф Чернышев сюда возвратился. Из письма твоего от 19 маия вижу, что ты получил мое извещение о рождении моей внуки Екатерины. При сем случае родители ея оказались противу прежнего ко мне гораздо ласковее, понеже почитают некоторым образом, что я матери спасла живот, ибо жизнь ея была два часа с половиною в немалой опасности от единого ласкательства и трусости окружающих ее врачей, и видя сие, ко времяни и кстати удалось мне дать добрый совет, чем дело благополучно кончилось, и теперь она здорова, а он собирается к вам в армию, на что я согласилась, и думает отселе выехать двадцатого июня, то есть, после шести недель чрез день, буде шведские дела его не задержат. Буде же полуумный Король Шведский начнет войну с нами, то Вел[икий] Князь останется здесь, и я Графа Пушкина назначу командиром армии противу шведов, а Брюс — бесись, как хочет: как мне дураку, который неудачу имел, где был, вверить такую важную в теперешнее время часть4. Шведские дела теперь в самом кризисе. Что по оным делается и делалось — усмотришь из сообщаемых тебе с сим курьером бумаг. [О] вооружениях наших для Средиземного моря, о которых всем дворам сообщено и, следовательно, и шведскому, Король Шведский притворяется, будто принимает, что то все противу него5, и в Карлскроне делает заподлинно великое вооружение. Команду сего флота дал своему брату, поехал теперь в Карлскрону выводить корабли на рейд, а пред тем собрал Сенат и оному объявил, что как Россия противу него вооружает[ся] и его всячески к войне провокирует (к сему прибавил лжей и клеветы на нас и на своего министра Нолькена), то он должен готовиться к войне же. Все сенаторы хвалили его бдение. Выехавши из Сената, приказал галеры вооружить и его гвардии и еще шести полкам готовиться к переправе в Финляндию, куда, возвратясь из Карлскроны, сам отправиться намерение имеет. Подозревают, что Порта ему дала денег на сие вооружение. Пока Король сии распоряжения делал, его министр призвал датского министра и ему говорил, что, видя российское вооружение, он должен вооружиться и что надеется на их дружбу, что ему сие не почтут в недружбу. С сими вестьми курьер приехал от Разумовского. К сему разговору Оксенстиерны с датским министром и от сего последнего сюда сообщенного теперь возьмем повод к объяснению: Вице-канцлер скажет Нолькену, а Разумовский в Стокгольме Оксенстиерну6, как ты увидишь из бумаг, и, может быть, что дело кончится тем, что Король, приехавши в Финляндию, со мною обошлется, как обыкновенно, комплиментом и своею демонстрациею будет доволен. Но буде вздумает воевать, то стараться будем обороняться, а что с кого-нибудь получил денег, о том сумнения нет. Средиземную эскадру теперь выводят на рейд, такожде войски отчасти уже посажены на суда. Датские и аглинские транспортные к нам явились с тем только, чтоб имели наш флаг. Сей им я дозволила, и о том и спора нет. Посмотрим, будут ли шведы сему флоту препятствовать выйти из Балтики или нет, и получили ли на то денег. Все сие в скором времяни откроется. Что греки у тебя весьма храбро поступают — сему радуюсь, а что наших наука погубила, быть легко может. Турки кажутся в немалом замешательстве. Странно, что чужестранные у тебя захотели лутче гусарский наряд, нежели иной, а с сим нарядом пошли в передовую конницу. Александр Ва[сильевич] Суворов зделает, как я вижу, контр-визит Очакову7. Бог да поможет вам. Кто, мой друг, тебе сказывал, будто Император мне и чрез своего посла Вице-канцлеру жаловался на несодействие твоей армии, тот совершенно солгал. О сем ни единого слова ни я, ни Вице-канцлер ни в какое время не слыхали ни прямо, ни стороною. Впрочем, кому известно столько, как мне самой, — с открытия войны сколько ты трудов имел: флот чинил и строил, формировал снова пехоту и конницу, собрал в голодное время магазейны, снабдил артиллерию волами и лошадьми, охранял границу, так что во всю зиму ни кота не пропускал (NB. Сему еще примеру не было и сему же я многократно дивилась) и Кинбурн предохранил. Естьли для Неранчича желаешь иметь крест владимирский, которого класса, то дай мне о сем знать. О болезни Александры Васильевны много сожалею. Присланные от нея ко мне деревья принялись, но выдержат ли зиму — не ведаю; садовники говорят, будто нет. Усердие к России при тебе находящихся поляков мне весьма приятно. Друг мой, я бы рада была тебе дозволить набрать войско, но не знаю, станет ли у меня на прибавку войск денег. Копии с писем Гр[афа] Петра Алек[сандровича] я у себя оставила. Что за письмы Зернак-Эфендия, кои пропали?8 Известия же Гр[афа] Салтыкова о намерении поляков почитаю за ложь9. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Желаю тебе здравия, счастия и благополучия. Алек[сандру] Матв[еевичу] от Цесаря прислано Графское достоинство, а как он себя ведет, как ангел, то я его зделала Генер[ал]-Адъютантом. Ты его любил, как сына, и так не сумневаюсь, что ты в сем возьмешь приятное участие. Пришли ко мне скорее свой план о формировании казацких войск из ямщиков и мещан, такожде старшин казацких. Бог видит, я не сумневалась, что будешь поступать, как честь и добрая вера приписуют, а теперь еще больше надеюсь на твое доброе и безпорочное разположение. 860. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЕлисавет. 27 Маия [1788] Капитан-паша с огромным флотом прибыл к Очакову1. Отправил я Пауль Жонса на Лиман и в Кинбурн для осмотра2, но еще не могу дождаться ответа: по причине большой бури на Лимане не могли они переехать. Я бы, матушка Всемилостивейшая Государыня, был уже сам за Бугом, где войски теперь находятся, но нужно дождаться из Херсона от Пауль Жонса уведомлений. Флот неприятельский многочислен и силен людьми. Как они пришли, то стоящая на бранд-вахте наша дупель-шлюпка от Кинбурна лишь отвалилась, то за ней более тридцати разных судов кинулись. Командир оной капит[ан]-лейтенант Сакен, не могши более уходить, полетел с судном на воздух. Столь мужественная решительность заслуживает воздаяние его оставшим. Здесь дело, матушка, идет не на шутку. Нужно, чтобы и другие действовали, а то все на один пункт обратится. Моя наступательная сила состоит в 22 баталионах пехоты; конницы достаточно. Протчее все — на карауле: я должен и флот беречь, и Кинбурнскую, так называемую, крепость. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня, я во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 861. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день до моих рук дошло твое письмо от 27 майя с известием о приезде турецкого флота к Очакову. Мужественный поступок капитана-лейтенанта Сакена заставляет о нем много жалеть. Я отцу его намерена дать мызу без платежа аренды, а братьев его приказала отыскать, чтоб узнать, какие им можно будет оказать милости. Ко мне пишет Фельдм[аршал] Румянцев, что он к тебе поедет за Буг для свидания, чтоб с тобою согласиться о действиях согласных. Пока сила турецкая на вас обращена, Король Шведский, получа от турок денег, вооружил военных кораблей до двенадцати и переводит войски в Финляндию. Все сии демонстрации идут, я думаю, на тот конец, чтоб флот, снаряжаемый в Средиземное море, тем остановить. Но сей, несмотря на то, пойдет в свой путь1, и будет ему зделают на дороге препятствие, то будет искать истребления препятствия. У нас же мысли разделены: Вице-канцлер говорит — «Не выходя отселе, бить шведский флот, хотя и не задерет», а другие говорят — «Как наш флот уйдет, тогда шведы задерут». А мне кажется, они не задерут, а останутся при демонстрации2. Осталось решить лишь единый вопрос, терпеть ли демонстрации? Естьли б ты был здесь, я б решилась в пять минут что делать, переговоря с тобою. Естьли б следовать моей склонности, я б флоту Грейгову да эскадре Чичагова приказала разбить в прах демонстрацию: в сорок лет шведы паки не построили бы корабли3. Но зделав такое дело, будем иметь две войны, а не одну, а, может быть, потянет за собою и следствия непредвидимые. И для отдаления сего, как шведский министр в Стокгольме говорил датскому посланнику, что сей сюда сообщал, то и писано, чтоб дело довести до объяснения; а между тем, пиши ко мне скорее свое мнение, оно мне нужно, чтоб я могла установить бродящие мои мысли. Дней же двенадцать розницы не зделают никакой — только скорее скажи, что думаешь, и хотя бы и Грейг пошел в море, у нас будет двенадцать кораблей, окроме датских, а с Грейгом всего двадцать семь военных кораблей, окроме фрегат[ов]. Смотря на сие, руки чешутся, но не без оглядки. Правду сказать, разбитье шведской морской силы дало бы и туркам острастку, но однако не хочется и шведского Короля оправдать, который разславляет, будто он вооружается, имея опасение, что мы готовимся на него напасть, и будто для того привели к его границам калмык и татар, что сущая ложь, как сам знаешь. У нас препакостная холодная погода и пятые сутки буря, что деревья ломает. Прощай, мой друг, хлопот нам обоим довольно. Но Бог милостив. Он знает, как выведет, дай Боже благополучно. Будь здоров и счастлив. Июня 4 ч., 1788 г. Начать нам и потому никак не должно, что естьли он нас задерет, то от шведской нации не будет иметь по их конституциям инакой помочи; а буде мы задерем, то они дать должны. И так полагаю, чтоб ему дать свободное время дурить, денег истратить и хлеб съесть. 862. Г.А. Потемкин — Екатерине IIИюня 8 [1788]. Лагерь на Буге между Чичиклей и Чортица Матушка Всемилостивейшая Государыня! Выехав из Елисавета не очень здоров, от сильных жаров в дороге захворал, чрез что пришел в слабость, да и не имев при себе до сего моей канцелярии, ни курьеров, замедлил несколько присылкою писем. Теперь, слава Богу, мне гораздо лутче. Неприятель день ото дня усиливает флот свой под Очаковом, наипаче гребными судами, которые и поворотливее, и многолюднее наших, много меня заботят. Я иду к той стороне, преодолевая все трудности, которые по причине многих переправ немало меня удерживают, а естли б обходить все речки и рвы, то бы еще больше труда было, да и в воде недостаток последовал бы. Партии мои открывают к самому почти Очакову, но неприятель столь осторожен, что от пушек не отделяется. Одним словом сказать — не те турки, и чорт их научил. Граф Петр Александрович необходимо должен оказаться к Бендерам, а без того все силы устремлены будут ко мне, и так уже довольно, притом все что ни лутчее, то здесь. Я повторяю, что флотилия их на Лимане сильна и тяготит меня много. Неранчичу крест второго класса Владимирский пожаловать прошу, ибо он трудился много. Зернак-Эфендия — Фериери1. Об отправлении старшин для формирования казаков из ямщиков и мещан я приказал атаману. Получил я договор с Императором о препятствии Королю Прусскому на Польшу устремляться. Сие бы и без того могло быть. Будьте уверены, что они откроют и тем решат Короля Прусского на предприятие. Венский двор добивался сего не для чего иного, как для того, чтобы сцепить нас с Прусским Королем, а и без того хлопот много; нужно крайне помириться здесь, а то трудно будет ладить с другими и почти противу всех. Сие я говорю к Вам, как верный Ваш подданный. Что касается до Швеции, то на что наш министр церемонится? Я думаю не токмо письменно подать, но и напечатать можно, что Вы не намерены с ними нарушить мир, а что приготовляете защищать свои границы, видя их ополчение. Эскадра наша близко турецкой; ежели что будет, тотчас донесу. Г[рафа] Александра Матвеевича я уже предварительно поздравлял2. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Из Тавриды не имею известия, последнее было от 31 маия; тогда еще было спокойно. Император поставил себя в оборонительное положение — ничего не делает. 863. Г.А. Потемкин — Екатерине II[8 июня 1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня! Сколь велика милость Господня, того изъяснить довольно неможно, ибо естли бы им удалось, то нечем бы держать их было. Тут были сбиты самые прыткие. Запорожцы показали великую услугу: естли бы не они, то бы не могло ни одно наше судно двинуться. Я, получа подробное донесение, отправлю и буду просить для одобрения о награждении. Цалую ручки Ваши. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Все с такою охотою были, что и больные выехали. Бригадир Рибас, от меня посланный, много показал услуги, и, будучи в горячке, был в передовом сражении; он согласил раздоры, которые возникли по причине приезда Пауль Жонса: никто почти не хотел оставаться в службе. 864. Г.А. Потемкин — Екатерине IIИюня 15 [1788] Лагерь на Буге Матушка Всемилостивейшая Государыня! Мысль Ваша святая, чтоб шведов не задирать, а флот в Средиземное море отправить, ибо, задравши, нация отдаст Королю и власть, и способы. Хорошо, если бы наверное можно было истребить флот их; но они, приметя первое наше движение, отойдут к портам укрепленным, и так дело начнем напрасно и удержим флот свой, который единственной диверсией для морских сил турецких, ибо Вы изволите знать, какое ужасное неравенство между нашими силами на Черном море. Лутче стоять на дефензиве и уверять как можно гласнее двор шведский, чтобы и народ узнал, сколь Ваше расположение есть вечно с ними сохранять мир, что сие есть непреложное правило Государства нашего. Естли бы дошло как-нибудь, чтобы завелась у Вас прямо с Королем переписка, тут бы всему конец был; тогда бы в откровенности можно было ему сказать: пусть он от Порты возьмет сколько хочет, что для Вас это еще выгодно, да лишь бы сидел смирно. Вдруг с сими обстоятельствами1 нужно приобрести Короля Прусского, а без того, ей, много хлопот будет. Я крайне скорблю о поставленном условии с Цесарем, пусть оно только на случай, который не существует, и что от него зависит не привести сего в действо. Однако ж, по желанию австрийскому нас сцепить со всеми, дадутся другие стороны. Я бы думал нам самим открыть ему. О, коли бы нашелся способ нам примириться здесь скорей, тогда бы путным образом и стремительно можно было проучить Шведского Короля, но сие долженствует остаться весьма тайно. Я уже о сию пору был бы под Очаковом, но дожди сильные и необычайные отняли у меня способ переправиться в том месте, где была удобность. Буг, вылившись из берегов, зделался неприступен. Насилу нашли место, подавшись назад 35 верст. Какое затруднение было подымать мосты вверх, того описать нельзя. Однако ж все исправлено, и завтре все будет за Бугом. Половина давно уже между Солонихи и Чичаклеи. В числе остающегося флота в Балтике прикажите на фрегатах прибавить укрепления ради 18-ти фунтовых пушек, они сим зделаются линейными. Тоже умножить на кораблях и фрегатах гаубиц и единорогов: их чиненые заряды несравненно вреда больше делают. 7 июня в один миг три судна турецкие полетели, иные на воздух, иные в воду, и ежели б капитан-паша постоял еще час, то бы много сгорело. Матушка Всемилостивейшая Государыня, все сие дело произведено от флотилии Принца Нассау, и он неутомим и ревностен. Не оставьте его отличить, чрез сие повернете головы у всех французов, да и справедливость требует. Пауль Жонс весьма нам будет полезен, чрез него зделано приобретение не малое для службы; он знающ и в сооружении судов, мною совершенно доволен, и я, конечно, ему подам все выгоды, но не могу скрыть от Вас, сколько принятием его людей огорчилось: почти никто не хотел остаться. Агличане все хотели оставить службу, тоже и наши многие морские1. Бригадир Алексиано2, командир был эскадры, которую я Пауль Жонсу поручил, — чуть было с ума не сошел от печали; он и с ним все греки хотели оставить службу. Что мне стоило хлопот это все устроить. Я послал дежурного бригадира, писал ко многим и ласками и угрозами насилу удержал. Алексиано, человек добрый, но упрямый и прямой, так было озлился, что насилу уговорили. Сказал, что он сердит на меня, да и на Вас тут же; это было по утру, а в вечер пришел и объявил, что остается для того, что неприятель враг нашего Закона, и греки все остались по его примеру. Что ж зделалось потом? 7 июня во всех такое было рвение, что друг перед другом рвались, и как по причине ветра противного парусные суда не могли тронуться с места, а в дело вошла только флотилия Принца Нассау, то все, даже больные, приехали на шлюбках. Пауль Жонс на шлюбке у Нассау был вместо адъютанта, а Алексиано вел запорожцев, которыми тянули суда на буксире, и все кричал, чтоб целили на капитан-пашу; он с такою был холодностию, что всех удивил — доверенность к нему чрезвычайная. Помилуйте, матушка, зделайте с ним милость, произведите его. Ей, ей, он достоин. Жаль будет его потерять. Даже сам Пауль Жонс об нем просит. В рассуждении морских — нельзя ли прибавить у них одной степени, которой у них нет — зделать капитан-лейтенанта секунд-маиорского чина. Чрез сие прибавился бы способ в нынешнее время к одобрению. Молодой Граф Дамас храбр, усерден и трудолюбив. В краткое время выучился уже по-русски. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня! По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 865. Г.А. Потемкин — Екатерине II[15 июня 1788] Вы, матушка Всемилостивейшая Государыня, всегда щедры были в воздаяниях. Как наши поколотили капитан-пашу при всех препятствиях от ветра противного и какое рвение было во всех, и чем мы дрались противу сильного числа и людей столь знающих действовать гребными судами, — Богу слава! Я представляю на апробацию: Принцу Нассау второй класс Егорьевский. Пауль Жонсу — анненскую, тоже и Мордвинову — за большие заботы и труды. Алексиану, который здесь старший бригадир, — Контр-Адмир[ала], чего он весьма достоен. Командирам батарей и судов, бывших в сражении: подполковникам и капит[ан]-лейтенантам — шпаги золотые, червонных в двести каждую, с надписью: «За мужество, оказанное в сражении 7 июня на лимане Очаковском». Тоже бригадиру Корсакову1 и Графу Дама де Рожер. Запорожского Кошевого Сидора Белаго — полковником. Походного атамана подполковника и кавалера Исаева2 — полковником. Прочим, коим я могу делать произвождение, дадутся чины. Рядовым и запорожцам — по рублю. Бригадиру Рибасу третий класс Владимирского. 856. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИюня 16 ч., 1788 Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы Ваши от 8 июня из лагеря на Буге между Чичаклеей и Чортицой вчерашний день я получила. Сожалею весьма, что, выехавши из Елисавета, от сильных жаров на дороге ты занемог и пришел в слабость и что сим и иными препятствиями остановилось отправление писем к нам. Мы же жили две недели во ожидании посреди пресильных жаров, что духоты, признаться должно, не уменьшало. Радуюсь, что тебе есть гораздо лутче. Неприятель, усиливая день ото дня под Очаковом, наипаче гребными судами, флот свой (хотя оные поворотливее и многолюднее наших), однако, заботя вас много спекулятивно, в самом деле подал случай к преодолеванию всех трудностей, что усматриваю из письма Вашего, писанного при самом отправлении курьера, на которое ниже сего особенно ответствовать буду. Я надеюсь, что трудности в переходе за Буг вы равномерно преодолеете. Что турки осторожнее стали и от пушек не отходят, сие не столь приписывать, может статься, должно искусству, колико опасности. Петр Алекс[андрович] ко мне пишет, что он на Буге с Вами хотел съехаться. Имеете ли Вы какие вести — где визирь или та часть турецкой армии, наряженная противу нас? Неранчичу крест второго класса Владимирский посылаю. По случаю Зернак-Эфендия можно сказать, что гора мышь родила. Здесь слухи о шведском вооружении и о намерении Шведского Короля нам объявить войну ежедневно и [еже]часно умножаются. Он в Финляндию перевел и переводит полки. Флот его уже из Карлскрона выехал, и его самого ожидают в Финляндии на сих днях. Графа Горда1 он из Берлина выписал, чтоб командовать Финляндской армиею противу нас. Сему человеку мы спасли живот, ибо его покойная Импер[атрица] Ели[савета] Петр[овна], имея его пленником, не выдала шведам, кои хотели его казнить, как казнили Горна и Брага2 в 1756 году. В договоре или министерством данном Венскому двору подтвердительном обнадеживании о целости польских поссесий иного ничего не включено, как то, что уже в трактатах включено было, что им и сказано было, но они неотступно просили, и для это[го], казалось, браниться было не за что. 18 июня Датчане начали с шведами говорить тоном твердым. Я весьма рада буду мириться, но сей мир ничем не пойдет поспешнее, как успехами вашими, наипаче же взятьем Очакова, [о] котором, дай Боже, услышать скорее3. 19 июня Вчерашний день получено известие об шведском флоте, что он встретился со тремя стопушечными кораблями нашими, кои пошли вперед к Зунду, и шведы требовали, чтоб Контр-Адмирал фон Дезин им салютовал4, на что послал в ответ сказать, что по трактату между Россиею и Свейскою короною 1743 года 17 артикул положено друг другу нигде не салютовать, но понеже Герцог Зюдерманландский5 брат королевский и двоюродный брат Императрице, то он его поздравит — и выстрелил из 13 пушек, а шведы ответствовали из 8 пушек, и потом наши пошли к Зунду, а их — от Готланда на восток. Теперь приступлю к ответу на твои письмы, писанные при самом отправлении курьера. Наша публика здесь несказанно обрадована победою, на Лимане одержанною, с которою тебя от всего сердца поздравляю. На три дни позабыли говорить о шведском вооружении. Я вести от тебя о сем полученные скорее разослала повсюду. Теперь ожидаю от тебя подробности и с радостию раздам награждения по сему случаю и по всякому такому, где польза и ободрение службы того требуют. Прости, мой друг любезный, будь здоров и благополучен, и да поможет и благословит тебя Господь Бог. Июня 20 число Сего утра из Стокгольма приехал курьер с известием, что Король Свейский прислал к Разумовскому сказать, чтоб он выехал из Стокгольма6, привязавшись к нему за то, что он в ноте, поданной для изъяснения о вооружении, написал: «Король и нация», — выражение, которое во всех трактатах со всеми державами однако употребляется, а Королю Шведскому казалось оскорбительным. Из чего видно, что лишь искал слабый случай. Пушкин7, которого я наряжаю командовать в Финляндию, говорит, что Генералов-Майоров у него мало. Я ему говорила, чтоб с Москвы, хотя из отставных или неслужащих, достал; а буде можно, пришлите сюда, кого отделить можете. Правду сказать, из Москвы скорее доедут. С Графом Ангальтом8 мы почти в ссоре: je ne sais quelle mouche l'а pique.[341] Когда ехать пришло, тогда начал требовать чин и команду, и буде не уймется, то заверно разстанемся, ибо закона себе предписать я, конечно, никому не дозволю. Теперь Грейг разделается наперед со шведами, а там отправится. 867. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЛагерь на марше к Солонихе. [19 июня 1788] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Поздравляю с победой знаменитой1. Капитан-паша, хотевши нас проглотить, пришед с страшными силами, ушел с трудом. Бог видимо помогает. Мы лодками разбили в щепы их флот и истребили лутчее, а осталась дрянь, с которою он уходит в Варну. Матушка, будьте щедры к Нассау, сколько его трудов и усердия, и к Алексиану, который его сотрудником. А пират наш не совоин2. Воздайте всем трудившимся. Я по Кинбурнскому делу имел столь великую доверенность, что Вы мне вверили несколько егорьевских крестов, из которых я не зделал злоупотребления. Ежели я буду столько же счастлив и теперь, то пришлите, матушка, 16 крестов, в том числе 4 третьего класса. Ежели дожидаться подробной реляции, то сие протянется. А скорее наградим, то впоследствии произведем еще больше пользы. Принцу Нассау за первое дело я просил о втором классе, но за сие нужно щедро его наградить имением и тем привязать навсегда. Сколько он зделал и сколько подвергался смерти. Тоже и Алексиано. Как я счастлив, что сие припало к празднику, от которого мое все истекло благополучие. Я от радости вне себя, и мочи нет — много хлопот: все должно понуждать. Сейчас еду к передовому корпусу. О, естли бы Бог даровал повергнуть стопам Вашим Очаков3. Матушка родная, я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Вот, матушка, сколько было заботы, чтобы в два месяца построить то, чем теперь бьем неприятеля. Не сказывая никому, но флот Архипелажский теперь остановить совсем можно, а вместо того прислать в самой скорости тысячи две хороших матрозов, еще и штурманов с прочими нужными чинами, также и офицеров4. Бог поможет — мы и отсюда управимся, а то в Архипелаге, ежели они не выдут, да теперь и не с чем, то флот тамо будет понапрасну. Прикажите на переменных обывательских подводах прислать. 868. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИюня 24 ч., 1788 г. Друг любезный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день я получила твои письмы от 15 июня. Радуюсь, что твои мысли сходствуют с моими по шведским делам. Разумовского Король выслал. Видя сие, хотя три стопушечные корабля уже и пошли к Зунду, но флот Грейга, состоящий в двенадцати, и здешняя эскадра в пяти линейных кораблях, будут крейсировать пред Ревелем, дондеже решится опасение, что, надеюсь, не замедлится; а буде Бог тучу пронесет, либо в нашу пользу будет решительно, тогда, конечно, отправлю флот в Архипелаг, а между тем и Архангелогородская эскадра подойдет, и из тридцати кораблей будет что отправить. На сухом пути теперь собираем, и все идет со всех сторон, и стараемся недостаток или некомплект комплектовать. Графу Вал[ентину] Пла[тоновичу] я дала команду в Финляндию, Вел[икий] Кн[язь] едет с ним1. Николай Ив[анович] Сал[тыков] будет сидеть до возвращения Прези[дента] или Вице-президента в Военной Коллегии; Брюс и он — я написала — при мне остаются. Когда Нолькену2 сказали, чтоб ехал, тогда спросил: его миссия останется ли? Я велела отвечать: «Смотря на то, что с миссиею нашею будет в Стокгольме». Потом просил конвой; сей не дан будет, дабы не сказали, что выслан под караулом. Он же едет чрез Финляндию. Везде запрещен первый выстрел и велено только поступать оборонительно. Мне нельзя переписаться теперь самой с Королем; он же и в ноте Разумовского привязался не к делу, но слова лихо и развратно толковал. Из Берлина есть известие, будто Король Прусский хочет вступить в медиацию между нами и шведами. Я от сего не прочь, лишь бы кондиции были непостыдные, а сохранить мир настоящий либо на разоружение, что противу шведов, мы согласиться можем, лишь бы с обеих сторон равное было. Для меня, конечно, выгодно, что денег взял у турок, ибо у них меньше будет. Дай Боже вам способы примириться скорее. Простой народ у нас Короля Шведского хочет бить кнутьями, и на него ужасно сердиты3. Слава Богу, что ты преодолел все препятствия. Каковы сильны у вас дожди в начале июня, таковы у нас здесь были две недели. 869. Екатерина II — Г.А. Потемкину25 июня 1788 г. Сегодня мы пели молебен за дарованную от Бога нам победу 7 июня. Вышедши из молебна, Вел[икий] Князь свой кирасирский полк вел здесь мимо, а как сей прошел чрез двор, я получила весть от Нейшлотского исправника, что шведы подослали потихоньку к заставе солдат, увезли к себе таможенного надзирателя и осмотрщиков. Я приказала, чтоб исправник и Губернатор1 свою должность наблюдали: у себя ловили воров, а на шведских жаловались, где надлежит. Из Дании есть известие, что они шведам сказали, что они обязаны нам дать помочь и дадут. Естьли Король Прусский предложит медиацию, то прийму. Храброе дело на Лимане Очаковском меня и всех много обрадовало. Я награждения с сим же курьером посылаю: к герою Князю Нассау-Зиген, к Пауль Жонесу, к Алексиану, к Мордвинову и ко всем от тебя представленным, а тебе скажу, что ты друг мой любезный и что я тебя много, много и очень много люблю и качества твои чту и надеюсь от тебя видеть величайшие услуги. Будь лишь здоров и благополучен, Что морские все сбесились от Пауль Жонеса, о том жалею. Дай Боже, чтоб перестали беситься — он нам нужен. Я приказала к тебе послать несколько крестов егорьевских и владимирских в запас, кого рассудишь за благо отличить. Алексиано зделан Контр-Адмиралом по твоему представлению, а как у тебя их теперь четыре, то естьли неравно нужно их ввести под одну шапку, то к тебе подписала я особый рескрипт, что буде нужно будет и усмотришь надобность, то тем самым дозволяю Князю Нассау употребить и поднять мой Вице-Адмиральский флаг: он же ишпанский Генерал-Поручик2. О капитан-лейтенантских чинах посмотрим. Для Рожер де Дамаса шпага пришлется. Прости, мой друг крайний, Бог с тобою. Я ни единую минуту праздную или без забот теперь не имею, однако я здорова. Саша же человек, которому цены нет. Еще прибавить тебе за нужно нахожу, что я Гр[афом] Ангальтом недовольна. Когда пришло его нарядить в Финляндию, тогда начал требовать главной команды и Генерала полного чин. Я велела сказать, что тут будет случай оный чин заслужить. Он ответствовал, что шпагу не вынет без того чину. И так он невписан в репортиции. У нас 23 человека военнослужащих его старее, да и по его старшинству в саксонской и прусской службе наши многие старее. Он говорил: «qu'il ira planter des choux» et j'ai repondu: «Bon voyage».[342] Мне казалось, что я и так для него много делала, а ему бы заслуживать. И так его поступок в такое нужное время мне весьма, весьма не нравился — оно глупо и неуместно. Я же его нашла в разных случаях нечто торопливым и не так, как люблю людей видеть. 870. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный. Сего утра я получила чрез Графа Апраксина1 твои письмы, коими меня уведомляешь, что Всевышний даровал нам победу, что флот капитана-паши гребною флотилиею разбит; шесть кораблей линейных созжены, два посажены на мель, а тридцать судов разбитых спаслись под своею крепостию; что капитан-пашинский и вице-адмиральский корабли истреблены и более трех тысяч в плен нам попались, и что батареи Генерала Суворова много вреда зделали неприятелю. Сему я весьма обрадовалась. Великая милость Божия, что дозволил чудесно гребными судами победить военные корабли. Ты получишь рескрипт, в котором написаны награждения. Нассау даю три тысячи душ, Алексиано — шестьсот, и кресты посланы. Тебя, моего друга, благодарю за твои труды и попечения, и да поможет тебе сам Бог. С нетерпением будем ждать подробностей всего сего и прошу всем сказать от меня величайшее спасибо. Отселе получишь незабавные вести: шведы атаковали Нейшлот, в котором две роты егерей, а война не объявлена2. Cela s'appelle agir en forban.[343] Мы со всех сторон войски собираем. На другой день праздника поеду в город и тамо буду жить, чтоб людей ободрить, хотя и духи не упали; однако все войски идут. Rira bien qui rira le dernier; la justice, la raison et la verite sont de notre cote.[344] Сейчас подписала к Грейгу приказание шведский флот искать и стараться его атаковать и разбить, естьли Бог поможет. Я б желала, друг мой, чтоб тебе дать могла отселе скорее добрые вести, я знаю, что ты ими бы был обрадован, как сама я. А с вашей победою Вас от всего сердца поздравляю. Даруй тебе Боже Очаков взять без потери всякой, и будь здоров. Отселе теперь и думать нельзя, чтоб единого матроза тронуть. Нельзя ли тебе пленных греков употребить, а как здесь пооглядимся, тогда, что можно будет, того пришлем. Но на сей стороне все в дело употреблено. Прощай, мой друг, Бог да поможет нам. Июня 26 ч., 1788 г. Графа Апраксина я произвела в капитан-поручики гвардии Преображ[енского] полка и дала ему табакерку и пятьсот червонных. 871. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный и любезный Князь Григорий Александрович. Во ожидании твоего курьера с подробным известием об одержанной победе на Лимане Очаковском 17 июня я к тебе отправляю сего курьера, чтоб тебя уведомить о здешних неприятных происшествиях. По двудневной стрельбе на Нейшлот шведы пошли грабить Нейшлотский уезд. Я у тебя спрашиваю, что тут грабить можно? Потом шведский секретарь требовал у Вице-канцлера час и, пришед к нему, подал ноту, подписанную им по королевскому повелению, в которой, по многим оскорбительным мне самой и Государству речам, Его Вел[ичество] предлагает мне мирные кондиции1. Копия сей сумашедшей ноты к тебе послана будет с сим же курьером. В ответ я приказала выслать подателя оной. Сказывают, шведы и финны равно недовольны королевским поведением противу нас. Он сказывал и уверял всех, что идет действовать оборонительно, а вместо того начал наступательно. Сегодня пришла весть, что он от Аберфорса вошел в Финляндию 15 верст, идет к Фридрихсгаму. Полки наши, сколько можно было, пошли, Пушкин поехал, а Михельсон давно тамо и взял позицию от Вильманстранда к Выборгу. Фридрихсгам может держаться несколько недель, как сказывают. Грейг со флотом, чаю, сегодня или завтра съедется; дай Боже удачу. О сем прошу Всесильного Бога, который ни в каком случае меня и Государство не оставлял. Король Шведский себе сковал латы, кирасу, брассары[345] и квиссары[346] и шишак с преужасными перьями. Выехавши из Стокгольма, говорил дамам, что он надеется им дать завтрак в Петергофе, а садясь на галеры, сказал, qu'il s'embarque dans un pas scabreux.[347] Своим войскам в Финляндии и шведам велел сказать, что он намерен превосходить делами и помрачать Густава Адольфа2 и окончать предприятия Карла XII3. Последнее сбыться может, понеже сей начал разорение Швеции. Также уверял он шведов, что он меня принудит сложить корону. Сего вероломного государя поступки похожи на сумасшествие. С сим курьером получишь манифест мой о объявлении войны; оскорбления наши многочисленны, мы отроду не слыхали жалобы от него, и теперь не ведаю, за что раззлился. Теперь Бог будет между нами судьею. Буде нам Бог поможет, то его намерение есть уехать в Рим, принять римский закон и жить, как жила Королева Христина4. Здесь жары преужасные и духота, я переехала жить в город. У нас в народе великая злоба противу Шведского Короля зделалась и нет рода брани, которым его не бранили большие и малые. Солдаты идут с жадностию, говорят: вероломца за усы приведем. Другие говорят, что войну окончат в три недели, просят идти без отдыха, чтоб скорее дойти до шведов; одним словом, диспозиция духов у нас и в его войске — в мою пользу. Трудно сие время для меня, это правда, но что делать? Надеюсь в короткое время получить великое умножение, понеже отовсюду ведут людей и вещей. Прощай, мой любезный. Что делает Очаковская осада? Будь здоров и благополучен. Санкт-Пет[ербург]. Июля 3 ч., 1788 При сем следует манифест и копия с сумашедшей ноты5. 872. Г.А. Потемкин — Екатерине II7 июля [1788]. Под Очаковом Отправляются теперь флаги, а за ними знамены1. Здесь ничего нет нового. Ожидаю осадной артиллерии, которая частьми приходит. Корму у нас для лошадей почти нет. Турки очаковские укрепляются, положили защищаться до крайности. Матушка Всемилостивейшая Государыня! заботят меня Ваши северные безпокойства. Флаг Генерал-адмирала турецкого еще впервой в наших руках. Корабли и галеры отправляю для переделок и починок. Жары несносные, так что ежели нальешь на себя ведро воды, то чрез пять минут знаку не останется, все платье высохнет. На сих днях отряжаю к Качибею. Что Бог даст. Простите, матушка, я пока жив вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический О Войновиче имею известие, что он еще 22 прошлого месяца стал в виду между Козлова и Ак-Мечетью, следовательно, турецкий флот его миновал2. 873. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Думали мы в начале весны вести получать от Вас, потом платили мы Вам отселе за Ваши хорошие вести дурными, но сего дня получите добрую новизну. Вчерашний день Грейг прислал ко мне своего адъютанта с известием, что он 6 июля имел сражение со шведским флотом, которое продолжалось от 5 часов вечера до 11 часов. Развела их ночь. Вице-адмиральский корабль и на нем Вице-Адмирал шведский взят «Ростиславом» 1, и шведский флот побежал от наших к Свеаборгу в ночную темноту. Наш флот потерял корабль «Владислав», который попался между четырех неприятельских, и, по сильной обороне, ими взят. Сие дело, хотя по себе не решительно, но следствия для шведов может иметь худые, буде Бог нам поможет. Слух уже есть, будто за Кюмень убираются, но еще не верно. Три баталиона пехотной гвардии и три эскадрона конной пошли сию ночь за реку к Красной мызе и тут станут в лагере под командою премиер-маиора Татищева. Люди все идут с радостию: и Король Шведский и шведы столь ненавидимы, как безсовестное его коварство и вероломство того достойны. Представь себе, что он, чтоб обмануть свой Сенат, составил письмы от Нолькена и от меня, коих Нолькен не писал, а я еще меньше. И нет лжи, которой он бы на меня не разсеевал. Да сверх того он сам себе противуречит во многом: при прошедшем Сейме он говорил, что дивится упорности Сейма, тогда когда тот Сейм никакой державою не подкрепляем и в истине я со времени его самовластия не истратила тамо ни единой копейки. Подобному вероломству и в истории примеру мало. Я от великих жаров не очень здорова. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Июля 10 ч., 1788 г. Кондиции хороши, кои сюда прислал: я подозреваю, не с ума ли сшел2. 874. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуС. Петербург]. 13 июля 1788 Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 1 июля и от 6 того же месяца я вчерась и третьего дни получила1 чрез подполковников Боровского2 и Глазова, коих обоих я пожаловала в полковники. Июля 14 ч. Четыре сражения на Лимане — мы пели два молебна и Бога благодарили за великие Его милосердия. Заботит теперь меня Войнович. Дай Боже, чтоб он дело свое успешно исправлял. Здесь безпокойствия, кажется, будто вид к лутчему получили: морская баталия совершенно выиграна, шведский Вице-Адмирал с кораблем своим, закрывая брата королевского, взят в плен; я надеюсь, что шведские дурачества хвалы не найдут нигде. Наши начали щелкать посты шведские, и три уже опрокинуты: и пушку у них отняли, и человек сто шведов на месте осталось. Сказывают, будто финское войско не идет вперед, и много еще говорят, но время окажет — правда ли. Нессельрод3 поедет скоро в Берлин. Двоякости Фельд[маршала] Рум[янцева] непростительны4. При первом удобном случае посоветую ему сидеть дома. Произвождение по твоим запискам я сегодня зделала. И число рот и людей в оных установлено по твоему проекту. Об флоте и доныне говорим, что пойдет в Архипелаг. Пошли сам от себя в Химару, а послу говорено будет по твоему желанию о прокормлении и о прочем5. Касательно гребной флотилии я произвождения и награждения зделала по твоему представлению, а теперь думаю к Нассау послать шпагу с надписью богатую, а прочие шпаги и медали с надписями делают. К тебе же моему другу, как строителю флота, приказала, зделав, послать большое золотое блюдо с надписью и на нем шпагу богатую с лаврами и надписью: «Главнокомандующему Екатеринославскою сухопутной и морской победоносной силою». Теперь прошу тебя унимать свой храбрый дух и впредь не стать на батарею, где тебя и всех с тобою находящихся могли убить одною картечью. К чему бы это? Разве еще у меня хлопот мало? Уморя себя, уморишь и меня. Зделай милость, впредь удержись от подобной потехи. Кишенский еще не приехал6. Дай Боже тебе успех на Очаков и чтоб ты как возможно менее потерял людей. Что ты ослабел — о том от сердца жалею. Прощай, мой друг. Бога прошу, чтоб подкрепил твои силы душевные и телесные и дал бы тебе победу и преодоление на сухом пути и на море. При сем посылаю к тебе, что взято на шведском корабле и с шведским Вице-Адмиралом Гр[афом] Вахтмейстером7. Он сам говорит, что еще три корабля спускали флаг, но нашим за дымом не видно было. Естьли б Вице-Адмирал не закрыл брата королевского, то сей бы взят был. О зделаньи из карабинерного — драгунского полка или, как лутче придумаешь, к тебе особо писано будет. 875. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИюля 17 ч., 1788 г. Вчерашний вечер, друг мой сердечный Князь Григорий Александрович, приехал Кишенский со флагами и знаменами и привез твои письмы. Трофеи сегодня с церемониею пошлю в собор Петропавловский, и хотя у нас духи отнюдь не унылы, однако сие послужит к народному ободрению. Железо, которое требуешь в Херсон, к тебе доставлено будет. Об[ер]-кригскомис[сару] Львову и генер[альс]-адъют[анту] Рокасовскому владимирские кресты даны будут1. Касательно Ранцова, хотя он и сущий разбойник и пойман был в зажигании города Лондона, и ты ему вверять ничего не можешь, однако отпустить его к тебе велю2. Я из смирительного дома арнаутского майора ныне послала противу шведа. Дай Боже, чтоб ты взял Очаков безо всякой потери людей. Меня сие стращает, а наши северные дела теперь взяли оборот несколько поуспокоительнее, ибо Король Шведский, кроме дурачества, мало что делает. Повсюду и даже до аглинского статского министра признают, что королевское поведение есть le comble de l'extravagance.[348] Его взятый Вице-Адмирал есть величайший вертопрах, а он у него из лутчих людей. Король, высадя войски в Финляндии, потерял лутчее время, да и доныне ничего не делают и, где с нашими сходятся, тут везде бегают шведы. Нейшлот иногда атакован, а иногда нет. Пред Фридрихсгам привели две пушки: одна 18 и одна 24 ф[унтовая], и из них издалека стреляли несколько раз и паки перестали. У нас теперь в Финляндии 20 баталионов пехоты, казаков 800, два полка кирасир: я думаю, что сроду в Финляндии столько не было. Усердие и охота народная противу сего нового неприятеля велики — не могут дождаться драки. Рекрут ведут и посылают отовсюду: мое одно село Рыбачья слоб[ода] прислало добровольных охотников 65, а всего их 1 300 душ. Царское Село возит подвижной магазейн. Сия народная диспозиция кажется такова, как желать можно. Войски роздыха не хотели. Тобольскому полку мужики давали по семи сот лошадей на станции. Здешний город дал 700 не очень хороших рекрут добровольною подпискою. Как услышали сие на Москве, то пошла подписка, и Петр Борисович первый подписал 500 человек3. Остров Эзель прислал (ты скажешь: куда конь с копытом, туда рак с клешней) — дворянство и жители — что сами вооружатся противу шведов в обороне и недопущении врага общего, а просят только двести ружей и несколько пороха. Двадцать каноньер Архаров строит, и они в августе готовы будут. Одним словом, кажется, паче после морской баталии, что аспекты наши гораздо обратились к лутчему, и надеюсь, что скажешь, что я довольно проворно поворотилась. Есть еще маленькая штучка, которую изготовляю на севере Королю Шведскому4, о которой еще говорить не смею, но, быть может, что она действительнее будет многого иного. Здесь жары так велики были, что на термометре на солнце было 39 1/2 +, в Португалии более 44 не помнят. В сей духоте, в городе сидя, я терпела духоту еще по шведским делам. Petersbourg a l'air dans се moment d'une place d'armes et moi meme je suis comme au Quartier General.[349] В день баталии морской 6 июля дух пороха здесь в городе слышен был; ainsi, mon Ami, j'ai aussi senti la poudre.[350] Вахтмейстер, шведский плененный Вице-Адмирал, сказывал нашим, что они флот наш пренебрегали и, побив его, хотели идти прямо на Кронштадт, оный сжечь, и, между тем, армейский их флот должен был идти к Красной Горке и сюда к Галерной гавани, но сие несообразимо, ибо сей армейский флот у Гельзингера войски высадил шведские, а на финнов они не очень надежны. Несколько пикетов шведских Михельсон пощелкал, и они бегут, верст по десяти не остановясь. Радуюсь, что Войнович со флотом Севастопольским здоров. Я думаю, что капитан-паша боялся, чтоб не зделали вы какого предприятия позади его, и для того поехал назад. Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien. Будь здоров, щастлив и благополучен. А я теперь маленько поотдохнула, понеже кажется, что дела здешние берут оборот к лутчему, а с вашей стороны мы весьма спокойны5. Спешу к тебе сие письмо отправить, понеже вижу из твоих писем, что безпокоишься тогда, когда мы уже поспокойнее. 876. Г.А. Потемкин — Екатерине IIИюля 18 [1788]. Лагерь под Очаковом Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Из приложенной реляции изволите усмотреть действия флота Севастопольского1. Я сего только и желал, чтобы мы не потеряли. С превосходным столь числом капитан-паша весьма робко поступал. Доказательство, что Бог нас милует. Войнович не знал о здешних успехах, хотя бы и знал, не мог бы пользоваться, будучи не на ветре. Сие дело весьма важно по малости наших противу неприятеля. Я теперь выгружаю фашины и последнюю артиллерию. У нас холод и ветры необычайные. Получа все, начну атаку с крайнею предострожностию в сбережении людей. Мучусь я о Ваших хлопотах. О, коли бы я был при Вас, нашел бы я способ навербовать в одном Петербурге до трех тысяч гусар. Новогородская губерния, а паче Лифляндия и Эстляндия — все бы пошли за мною. Флоту нашему нужно действовать храбро, имея превосходство в орудиях за[жи]гательных. Ежели исполнят долг свой, то как бы не выиграть! Я не любил никогда крепости, а паче Финляндских наших, которые ничему не мешают, а берут людей много. Я всегда говорил, хотя может быть то казалось шуткою, чтобы всех финляндцев развести по государству, а землю засеками зделать непроходимою. Тогда бы столица была верна. Бога ради, не прикажите делиться на мелкие части, а держаться вместе. По локальному положению Финляндии изворотами много можно успеть. Чем он дале войдет в землю, хуже ему будет, и он может увязнуть в дефилеях. Притом, чем кормить лошадей? Кораблям, что от города Архангельского, скорей прикажите соединиться2. Я не нахожу полезным, чтобы трехдечные корабли были за Зундом. А лутче их ввести, чтобы иметь две эскадры, которыми неприятеля брать всегда можно будет с двух сторон. Нессельрода прикажите скорей отправить. Как скоро Король Прусский успокоен будет, то все ничего. Вот, матушка Государыня, я говорил из усердия и предвидя, чтобы продолжить с ним трактат, который Императору не мог мешать. Сей наш союзник оставил все действия, а между турками слышно, что будто у них условлено не действовать. Я Вас уверяю, что он худой помощник. О Фельдмаршале нашем ничего не слыхал3. Простите, матушка Государыня. Положись на Бога. Христос нам поможет. Верьте несумненно, что Он нас не оставит. Я предпринимал было поиск на Березанскую крепость, но погода не позволила тронуться с места. Теперь, призвав Бога в помощь, начну осаду. Матушка, помилуйте, не оставляйте меня долго без известия о том, что у Вас происходит. Я инако умру с грусти. Вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический 877. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуСлушай, мой друг Князь Григорий Александрович, у меня к августу поспеют каноньеры. Авось-либо Бог даст что на них и на галеры посадить, то есть, — военных людей. Но боле всего бы нужен был кто ни есть притравленный1. У вас егорьевских кавалеров без щета, нельзя ли Вам кого ни есть к нам уделить, кто бы завел дух в них. В последнем морском сражении со шведами капитаны четыре заслужили виселицу, хотя прочие и храбро поступали2. Первых теперь судят, но на галеры выбрать не из кого, разве с неба кто ко времяни упадет. К нам грянул, как снег на голову, Гр[аф] А[лексей] Гр[игорьевич] Орлов3. Бог весть, ради чего трудился, но признаться должно, что от него духота не умалилась; он же — как козьи рога. Сегодня ветр с севера, и так думаю, что Грейг пошел паки искать шведов. Дай Боже, чтоб он их крепко побил. Из Финляндии сегодняшние вести гласят, что Нейшлот не шведов боится, но шведы Нейшлота, и что шведы делают повсюду несообразимое, и наши думают, что сей новый неприятель едва ли искусен. Сюда приехал посланник шпанский Галвеси4, который был в Берлине. Он старичек добренький. Он сказывал, между прочим, что при отъезде его оттудова, тамо говорили публично, что он увидит здесь в близости сумашедшие предприятия Короля Шведского. Июля 19 ч., 1788 Саша безценный человек. 878. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИюля 28 число, 1788 г. Твое письмо от 18 июля, друг мой Князь Григорий Александрович, я получила чрез флаг-капитана Сенявина1, которого, буде разсудишь, что его производить должно и другим необидно, то объяви ему чин моим имянем. А как ты об нем не упоминаешь, то я его и не произвела, оставляя сие на твое благоусмотрение. Действие флота Севастопольского меня много обрадовало: почти невероятно, с какою малою силою Бог помогает бить сильные турецкие вооружения! Скажи, чем мне обрадовать Войновича? Кресты третьего класса к тебе посланы, не уделишь ли ему один, либо шпагу?2 Помоги тебе сам Творец во взятии Очакова; паче всего старайся сберечь людей, лутче иметь терпенья поболее. Касательно наших хлопот со шведами я тебе скажу, что 22 числа они приходили на Фридрихсгам с нарочитою силою и окружили его от моря и сухого пути и упряжнялись в деланьи батарей до 24, а того числа ночью кинулись поспешно паки в суда и с противным ветром пошли в море, а на сухом пути побежали к Аберфорсу и были таковы. Наши не знали, чему приписать таковой побег, но фридрихсгамский исправник, вышед из шведского плена, да еще лан[д]сман один — решили задачу, как из приложенной копии с репорта Выборского губернатора усмотришь3. Тут видна рука Божия, наказующая вероломство. Гусарский полк вербуется, но казацких старшин, тобою обещанных, доныне еще здесь нет. Прошу прислать для формирования из ямщиков казаков. Грейг паки поехал искать шведов, и, кажется, дела наши пошли нарочито. Король Прусский объявил, что в дурацких поступках шведа участия брать не будет. Датчане готовятся к войне. Трехдечные корабли с Архангельской эскадрою возвратятся. Нессельрод немедленно поедет. К Фельдм[аршалу] Румянцеву я писать велела, что он ничего не делает. Я, конечно, надеюсь, что Бог нам поможет, и теперь гораздо спокойнее уже. Теперь, мой друг, ты просишь меня о уведомлении почаще; суди теперь сам, какова я была, не имея от тебя недели по три уведомления. Однако я к тебе пишу и писала почти всякую неделю. Бог с тобою, будь здоров и благополучен, и щастлив, и весел, и доволен, и спокоен. Adieu, mon Ami. 879. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Зная, что тебе нужны офицеры морские, отправляю к тебе обратно Сенявина, о котором я к тебе писала в предыдущем письме. Дурости Короля Шведского неописанны, лжи и клеветы его безконечны. Ныне пришла весть из Дании, что он прислал сказать в Швецию, будто он у нас взял Нейшлот, что сущая ложь. Он двойжды приходил к Фридрихсгаму и столько же раз паки от него отошел, а после последнего раза Армфельд, его любимец, прислал письмо с трубачем к Князю Лобанову1, чтоб установить картель для размена пленных, в коем дает выразуметь, что чрез сие они хотят открыть договоры о мире. А на другой день тот же Армфельд писал, но без подписи письмо к Ген[ерал]-Пор[учику] Гинцелю, где уже о мире говорит яснее. Из чего я заключаю, что естьли чрез месяц после поданной ноты шведским секретарем, в которой гордые и полубешенные кондиции вписаны были, на коих требовали — да или нет, — ныне начали брать иной тон, то знатно, что им или худо от голода или бунта, или приходят к ним вести отовсюду неприятные, либо хотят удержать теми переговорами или слухом об оных датчан, чтоб не решились в нашу пользу. И как все предприятия Его Величества Шведского основаны, повидимому, на лжи, клевете и каверзах, то я решилась не спешить ответом, чтоб яснее видеть, что откроется по обстоятельствам. Все же переговоры твердые с вероломцем постановить трудно, а когда Финляндия откажется от его подданства, да шведы соберут Сейм, тогда можно будет Фуфлыге-богатырю подстричь крылья, чтоб впредь летал пониже2. Я, мой друг, здорова и желаю то же и от тебя услышать. Прощай. Дай Боже тебе всякое, всякое, всякое благополучие и щастие. Слух носится, будто Грейг еще шведский корабль 64 пушечный сжег и 600 пленных взял, но от него еще не имею о сем вести, а только ведаю, что он 29 июля был в виду Ревеля. Июля 31 ч., 1788 По написании сего прислан ко мне от финских войск депутат майор Егергорн3 с мемориалом на шведском языке, что они участия не имеют в неправильно начатой Королем войне противу народного права и их законов, и много еще от них словесных предложений. Мой ответ будет, по моим мыслям, в такой силе, что естьли они изберут способы те, кои их могут зделать от шведов свободными, тогда обязуюсь их оставить в совершенном покое, а переведаюсь со шведами. Что далее будет — к тебе напишу. Датчане 15 ч. июля признали Казус федерис[351] и немедленно хотели начать действие водою и сухим путем. Грейг заподлинно сжег корабль 64-пушечный. Шведский флот от него между каменьями прячется. Пленные сказывают, что в Свеаборге лишь на неделю провиата, а подвозимый — Грейг старается перенять и одно судно уже взял. 880. Г.А. Потемкин — Екатерине II6 августа [1788]. Под Очаковом Ногтееды на двух пальцах правой руки, на большом и указательном, не о[т]пускали меня писать. Теперь проходят. Капитан-паша, матушка Всемилостивейшая Государыня, опять пришел со флотом1 и стал у Березани мелкими судами, а большими за Березанью. Часть же отправилась к Хаджибею. Очаковцы весьма упорно обороняются. Пред приходом капитан-паши Александр Васильевич Суворов наделал дурачества немало2, которое убитыми и ранеными стоит четыреста человек лишь с Ф[ишера] батали[она]3. У меня на левом фланге в 6 верстах затеял после обеда шармицель, и к казакам соединив два бат[алиона], забежал с ними, не уведомя никого прикосновенных, и без пушек, а турки его чрез рвы, коих много по берегу, отрезали. Его ранили, он ускакал в лагерь, протчее все осталось без начальника. И к счастию, что его ранили, а то бы он и остальных завел. Я, услышав о сем деле, не верил. Наконец послал пушки, под которыми и отретировались, потеряв 160 убиты[ми], остальные ранены. Давно не имев известия, крайне мучусь тоскою, что делается. Матушка Государыня, не могу писать, болят пальцы. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Прилагаю здесь сообщение Гра[фа] П[етра] Ал[ександровича]4. 881. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПослушай, мой друг сердечный Князь Григорий Александрович, не безпокоит меня ныне шведская война, ибо финские войски бунтуют и не хотят идти на нас наступательно. Да, кажется, что и шведы также не точную охоту оказывают исполнять произвольные и законам их противные хотения Фуфлыги-богатыря. Но безпокоит меня твоя ногтееда, о которой ты меня извещаешь своим письмом от 6 августа после трехнедельного молчания. Мне кажется, что ты ранен, а оное скрываешь от меня. Синельников1, конечно, был близок возле тебя, когда он рану получил. Не тем ли ядром и тебя зацепило за пальцы? Я же вижу, что ваше теперешнее состояние под Очаковом весьма заботливо и труднее, нежели я себе представляла. И так все безпокойства ваши мне теперь чувствительнее, нежели дурацкая шведская война, в которой смеха достойные ныне происхождения, и, повидимому, кончится собранием Сейма в Финляндии и Швеции, и тогда станем со штатами трактовать о мире. И естьли сие скоро зделается, как почти нет сумнения, тогда станем флот наряжать в Средиземное море, может быть, еще сей осенью. Дай Боже только, чтоб ты ныне, как и прежде, управляться мог с капитан-пашинским паки пришедшим флотом. Но ради самого Бога тебя прошу, при эк[в]инокции прикажи нашим кораблям войти в порт. Пусть буря бьет турок, наши были бы целы. Весьма жаль, что Алек[сандр] Вас[ильевич] Суворов столько потерял людей и что сам ранен2. Пожалуй, повадься писать чаще, а то до мира не доживу. Я и ныне два дни лежала в постеле d'une colique bileuse[352] и с довольным жаром. Сегодня первый день как встала. Отпиши ко мне, что и чем мне наградить жену и детей Синельникова. Прощай, друг мой любезный, будь здоров и щастлив, колико только возможно. Авгу[ста] 14 ч., 1788 г. 882. Г.А. Потемкин — Екатерине IIЛагерь под Очаковом. Августа 22 дня [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня, не с тою я радостию пишу к Вам, как бы желание мое требовало. Не могу я еще известить Вас о успехе под Очаковом. Неприятель упорно или, лутче сказать, отчаянно обороняется. Работы наши уже близко их укреплений. Вы не можете себе представить, как крепка здесь земля и с какою трудностию мы работаем. Вылазки по сие время мы прогоняем со вредом, но не даром и нам приходят1. Ежели бы успех мог зависеть от того, чтоб собою пожертвовать, то бы, конечно, не задумался ни на минуту. Но людей щадить и нужно, и должно. Я на сих днях неприятные имел два случая. Первый — бомбарду мою взорвало от собственного огня во время действия. Второй — незнаемо как загорелся в Кинбурне магазейн снарядов флотилии принадлежащих2. Множество бомб чиненных ударило во все стороны, и как сие происходило в день воскресный, то поблизости в церкви переранило многих. А убитых двадцать человек. Ушиблен и Александр Васильевич, но теперь полегче и без опасности. При сем несчастии ощутительно оказалась милость Божия в случае, превосходящем всякое вероятие. Ибо множество бомб, кои взорвало, лежали на бочках пороховых, коего было более тысячи пуд. И при столь сильной эксплозии3 порох уцелел, и ни одной бочки не взорвало. А то бы Кинбурн, лагерь и флотилия, и эскадра, стоящие по берегу, полетели бы на воздух. Сии случаи убеждают видеть десницу Божию нам благодеющую. По моей чувствительности Вы, матушка, можете судить, каково моему сердцу. Хлопот ни есть конца, и недостатков — пропасть, которые так много усердия связывают. Естли бы были пушки и снаряды, был бы у меня страшный флот на море, ибо я сужу, что на море не судов величина, но калибр пушек превозмогает. А теперь грызу пальцы и смотрю на Капитан-пашу, которому нечего мне зделать. Естли шведы, а паче финны не следуют королю, то тут много политика наша успеть может. Когда они потребуют Вашей помощи о низложении настоящего самодержавства, то Вы, объявя, что до сих пор терпели перемену правления в противность постановления последнего трактата по причине, что нация не протестовала. Будучи теперь призываемы на помощь, не можете отказать по своим с ней обязательствам. Ваш король останется один, как кукиш. Прилагаю у сего сообщение Графа Петра Алекса[ндровича]4, из коего изволите увидеть, что по полезному разделению неприятельских сил, как он пишет, тянется он однако ж к Бендерам, то есть — ко мне. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня. По смерть вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический Старшин для набору казаков я отправил. На границах Баната Краиовского корпус императорских войск турки в щепы разбили, отняли пушки и обоз. 883. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. При отправлении к тебе двадцать одной шпаги, хотя от Вас две недели ни строки не имею, но пишу к Вам, чтоб Вам сказать вести [о] дурацкой нашей войне со Фуфлыгою-богатырем. Из Гогфорского своего лагеря в 25 верстах от Фридрихсгама, заведши туда войски на высокую гору между двух устий реки Кюмени, оставил команду брату своему Принцу Карлу, сам ускакал в Луизу, оттудова, иные говорят, — в Або, другие — в Вазу, а третьи — в Стокгольм, хотя туда и не очень свободно ехать, понеже наши суда разъезжают у Гангуда. А я думаю, что он где-нибудь сидит в Финляндии еще, ибо он распустил слух, что Грейг дозволил двум яхтам проехать в Стокгольм, что сущая есть ложь. Финны же, приглася шведские войски и самого Принца Карла, прислали просить амнистию1. На сие им сказано, чтоб вышли из наших границ наперед, прежде нежели от них принять можно предложение. Между тем, шведский флот заперт в Свеаборге, откуда носу показать не смеет. Датчане объявили 9 августа шведам войну и действовать намерены с сухого пути сорока тысячами, а с моря — двенадцатью линейными кораблями, а фуфлыга все завел в Финляндию, а в Скании все без войск, внутри же Швеции роптание час от часу умножается. Что с Разумовским случилось, усмотришь из посланных к тебе бумаг2. Прощай, Бог с тобою, будь здоров и пиши, ради Бога, почаще, что у вас делается на море и на сухом пути. Финны и шведы требуют Сейма, однако фуфлыга кутит между ними, и на них немного положиться должно. Нейшлот освобожден, и вся наша граница, исключая Гогфорса. С завтрешним праздником тебя поздравляю3. Авгу[ста] 29 ч., 1788 Грейг судно за судном берет с запасами для шведского флота, они же в запасах скудны. 884. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 22 августа я сегодня получила. Жалею весьма, что ты столь много обезпокоен Очаковской осадою. Терпением все преодолевается. Путче тише, но здорово, нежели скоро, но подвергаться опасности, либо потере многолюдной. Какова крепка земля тамо, из того заключить уже можно, что волами пашут. Я нимало не сумневаюсь, что ты ничего не пропускаешь, что делать возможно. Жаль и последнего человека, который теряется и при удачном отражении вылазки, но что делать, естьли инако нельзя. Неприятные два случая, кои случились с бомбардою, взорванною от собственного огня во время действия, и второй — сгорения магазейна снарядов для флотилии в Кинбурне, я усмотрела с ужасом. И какой вред вящий еще случиться мог, естьли б не десница Божия сохранила бочки с порохом числом до тысячи пуд, кои остались целы! Я из Риги имела известия в июле, что пушки из Англии, выключая малое число для Днепровского флота, все из Риги везут чрез Витебск к вам, и шведам не попалось из сих транспортов ничего. Шведский флот блокирован в Свеаборге доныне. Армейский их флот одна наша эскадра, также у Гангуда стоя, в шхерах держит. И шведы, окроме Гогфорского поста, теперь из всей Финляндии вышли. Король же сам сидит либо в Гельзингфорсе, либо где ни весть в углу в Финляндии и кутит между своими, кои его хотя и не слушают в том, чтоб наступательно действовать противу нас, но он им внушает разные прихоти и нелепы. Я им велела сказать, что ничего слушать не могу, пока не выйдут сами, либо не выгнаны будут из Гогфорса. Ваши мысли ко времяни и кстати употреблю. Что неприятель тянется, по словам Гр[афа] Румянцева, к тебе — сие мне весьма не мило слышать. Он бы мог в том ему зделать препятствия. Что цесарцы разбиты, о сем и мы слышали. Старшины казацкие для набору казаков еще не бывали; здешние неохотно, казалось, хотели приняться за набор казаков: говорили, что они, казаки, везде готовы служить и что в том нужды нет, понеже их повсюду станет. Я думаю, что думают, когда здесь будут казаки, тогда Донских менее уважать будем. Видя сие, я остановила сие дело, пока пришлешь старшин, а теперь формировать я велела гусарский полк да Эстляндский егерский корпус, понеже Лифляндский — в армии, а нам люди нужны, и они заменят полки, кои без того сюда бы повернуть надлежало. Я ныне, как видишь, бойкий воин стала. Ты надо мною смейся, буде хочешь, однако что добро — прошу одобрить, parce qu'il faut encourager le mente naissant.[353] Прощай, мой друг любезный, будь здоров, благополучен и щастлив. Авг[уста] 31 ч., 1788 г. Отпиши, каков Кутузов и как он ранен? И от меня прикажи наведываться1. 885. Г.А. Потемкин — Екатерине IIСентября 1-го [1788]. Под Очаковом Матушка Всемилостивейшая Государыня. По окончании батареи на ближней дистанции к неприятельским укреплениям, с 30-го на 31 в ночь открыта была канонада с сухого пути и с воды. Огонь был жесток с нашей стороны. Однако ж неприятель довольно живо отвечал без большого нам урона. Город зажжен был в семи местах. Пожар продолжался во всю ночь. Я никак не ожидал столь постоянной упорности от неприятеля, который, будучи стеснен и безпокоен стрельбою, столь и сильной, и вредной, выдерживает все и не сдается. Ожидаю теперь фрегатов с Глубокой, которые вооружаются большими орудиями. По прибытии их поставлю на защищение фарватера, а мелкие все суда употреблю противу города. Войновичу писал я, чтобы выдержал в порте эквиноксию. Он выходил и возвратился. Думаю, ордер мой его застанет в гавани. Прилагаю здесь письмо и сообщение Графа Петра Александровича1. Ежели он начал познавать пользу первого положения действий военных с нашей стороны между Днестра и Буга, то я еще больше сие чувствую. До сих пор не было бы уже ни Очакова, ни Бендер. Мы бы взаимно друг другу помогали, а то теперь я, имея неприятеля в Хаджи-бее, смотреть должен на ту сторону, от флота их десантов предостерегаться в тыл мой и между Кинбурна и Перекопа; от Бендер храниться впадения в наши границы; осаждать город с числом пехоты, которой, за высланными в траншеи и на работы, почти не остается. На сих днях потерял я бригадира Корсакова, человека с большими талантами2. Он, будучи при работе ночью, упал в ров глубиною осьми сажен и умер чрез несколько часов. Редлихкейт3 тоже умер от болезни. Генерал-Маиору Кутузову становится легче. Рана его была опасна4. Я, матушка Государыня, слава Богу здоров, хотя теперь и крайне ослабел от обыкновенной здесь болезни. По усердию моему Вы можете судить, сколько я терплю досады, что до сих пор не могу еще получить желаемого, хотя напрягаю все силы и способы. По приложенной записке изволите усмотреть о худом образе рекрутского набора, о формировании полку драгунского Псковского из двух караб[инерных] и о обращении от одного остающегося унтер-штаба ко мне для помещения во вновь составляемый полк. Я прошу, матушка, в драгунском сем полку быть шефом Николаю Ивановичу Салтыкову. Во всю мою жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Угодно было иметь отсюда офицера, притравленного для гребных судов. Я положил послать лутчего капитана флот[ского] Винтера, но он занемог5. 886. Г.А. Потемкин — Екатерине II1 сентября [1788]. Под Очаковом Матушка Всемилостивейшая Государыня. Здесь приложенные уведомления о занятии Ясс разногласны, как усмотреть изволите1. Дай Бог, чтобы пребывание наше тамо не затянуло туда всей армии Екатеринославской, а турки натурально склонятся к Измаилу, Аккерману и Бендерам. Сие последнее место скушновато для границ наших. Войск цесарских часть, бывшая на их границе в Старой Орсове и карантине цесарском в Шупанике, по приказу Императора оттоль ретировалась для того что он невозможным находил тамо держать твердый пост. Они вздумали ретироваться, завидев уже турков, и, проходя ушельи, опрокинули пушку в дефиле, заградили путь остальным и растеряли. Турки разогнали всю пехоту, забрали обоз. Это был terreur panique,[354] потому что люди, не будучи преследуемы, собираются, а посему и видно, что в силах были не только отразить, но и побить турков. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 887. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. При сем к тебе посылаю письмо, полученное мною от Императора вчерашний день1, понеже любопытно. Прощай, Бог с тобою, будь здоров и благополучен. Сен[тября] 2 ч., 1788 888. Г.А. Потемкин — Екатерине II11 сентября [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Нельзя больше теснить неприятеля, но я ниже вообразить мог такой упорности и терпения в турках. Я усилю еще и буду продолжать. Что будет Богу угодно, увидим вперед. Прилагаю здесь письмы Г[рафа] Петра Алек[сандровича]. Перевод с греческого от Мавроения к Манулу-Воде писанного1, кажется невероятен, но что-нибудь было. Хотину о сию пору должно быть уже в наших руках, ибо им нечего есть. В Очакове, по несчастью, много запасено всего. Я ездил на сих днях реко[г]носировать крепость к воде и нашел больше ее укрепленную, нежели чаял. Штурм был столь силен здесь, что в море надлежало вдвое быть сильнее. Но ничего неприятельским судам не приключилось. Севастопольский флот весь вошел в гавань, и фрегат «Покров Богородицы» к ним пришел. Только греки крейсируют, не потерпели они. Ежели бы угодна была моя мысль о Графе Вахтмейстере, не лутче ли его послать в Калугу к Кречетникову или в Тулу2 с тем, что оттоль его препроводят, ежели будет время выпустить. А то в Москве много он вранья наслышится, да и больше тамо за ним бегают, нежели надобно. Много найдет тамо и братии de la stricte observance.[355] Я все силы употребляю перевооружением судов, кои носили малые пушки, к понесению 36-ф[унтовых], как назначено у меня в ведомости, пред сим поднесенной. Надеюсь чрез две недели иметь пять таковых фрегатов, корабль «Леонтий Муч[еник]» (из турецкого) тогда же поспеет, да «Владимир» и «Александр». Имея здесь восемь линейных по своей артиллерии, прикажу и Войновичу итить и соединенно, призвав Бога в помощь, атаковать флот турецкий. Лишь бы он не ушел3. Они все морские силы, узнав, что мы заняты на севере, ведут в Черное море. Естли бы были пушки, страшный бы флот устроил я на весну. Пушек недостаточно, да на наличные по калибру нету. Я беру во всем Государстве. Надобно, матушка Государыня, вперед иметь сего достаточный запас, а то и порохом скудны. Не щажу я ни трудов, ни жизни. Тому свидетели все. Намедни ездил реко[г]носировать на шлюбке в такой близости, что турецкие картечи чрез шлюбку летали4. Но Бог везде хранит. Тут был случай быть убиту, потоплену и взяту в полон. Вы опять, матушка, изволите сказать, что ненадобно этого делать. Но мне долг говорит, что надобно. От этого все Генералы суются под пушки. Прости, матушка, я во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 889. Г.А. Потемкин — Екатерине II15 сентября [1788]. Под Очаковом Матушка Всемилостивейшая Государыня. Получил я уведомление от Николая Ивановича Салтыкова, что угодно Вам, чтобы я представил для командования лейб-гранодерского полку достойного человека1. Сие столь трудно, что я несколько раз проходил бригадиров и полковников, но, по совести, не находил годного соответственно обстоятельствам сего полку, который с тех пор, как умерший перестал меня бояться, во многом запущен, кроме одной наружности, в чем по слабости ума покойный только блистать мог. Офицеры избалованы, внутренность без основания и недостаточна, несмотря на пособия сильные, что Вы сему полку делаете. Стрелять не умеют, а поют хорошо песни. Соображая все сие, нахожу не только достойного, но и нужного для постановления на твердой ноге порядка и доброй внутренности, — Генерала-Майора Берхмана2. Верьте мне, что нет другого. Вы в скором времяни увидите плоды сверх одобрения. Его я Вас прошу для пользы полку определить и отвечаю, что Вы, служба и полк будете довольны. Он даст ему основание, и когда моя мысль о присоединении еще по баталиону, как гвардии полкам, так и сему, егерей удостоена будет, то в скором времяни его баталион устроится. Берхман редкий полковник при сих его качествах знания службы и доброго поведения. Я уверен, что он не уронит себя и в войне. Я, как ни в каких рекомендациях не имею собственных видов, то тут, конечно, нет. Ожидаю фрегатов из Глубокой, большими пушками вооруженных. Батарея последняя кончена по пробитии на часу канонады. Мне она нужна ради заграждения входа Лимана, дабы все другие суда обратить на стрельбу противу города. В Очакове на сих днях удавили двух из знатных жителей, которые были в числе восьми, предлагающих паше о сдаче города3. Партии мои, под Бендеры ходившие, возвратились благополучно, не встречаясь нигде с неприятелем. Из приложенного здесь сообщения Графа Петра Александровича изволите усмотреть, что он недоволен условиями, но как бы они худы ни были, хорошо однако же, что Хотин сдался, чрез что Г[енерал] Граф Салтыков употребиться может4. Иначе все бы ему привязанному тамо быть. Крайне жаль, что худо идет у Императора. Сильно бьют их турки и разоряют Банат Темишевский, куда их вошло только 15 тысяч. Их генерал не меньше войск имеет, но впустил и не препятствует. Имп[ератор] пошел навстречу, но остановился и не смеет продолжать. Бог весть, что будет. Пока жив вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Je ne peux pas encourager les merites, que Vous norames ressauts. Ils ne sont pas ressaut mais innes en Vous pour toutes les choses.[356] С послезавтрашним курьером буду, матушка, отвечать на Ваши письмы. 890. Г.А. Потемкин — Екатерине II[15 сентября 1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Для устроения драгунского полку, гусарских ескадронов и баталионов егерских подношу здесь мои мысли. Чрез сии способы помянутые войски скорей поспеют устройством. Егери будут имяноваться: егерский естлянской баталион при лейб-гвардии Преоб[раженском] или другом полку; егерской естлянской баталион при лейб-гранод[ерском] полку. Жалование и протчее все по армейскому для всех баталионов штату. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Влагаю здесь записочку о ране генерал-майора Кутузова. Судьба ево получать тяжелые раны1. Он несказанно обрадован, что Вы об нем изволите спрашивать. 891. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуЛюбезный друг мой Князь Григорий Александрович. Чтоб ответствовать на Ваши письмы от 1 сентября доброю отселе вестию, я со дня на день ожидала из Финляндии уведомления, что шведы Гогфорс оставили, что, наконец, и сбылось. И теперь уже в нашей Финляндии ни единого шведа нет, а флот их блокирован нашим в Свеаборге. Вел[икий] Князь сегодня оттуда возвратился, гвардия также уже назад идет и два кирасирских полка. Шведы и финны у Короля требовали Сейма, Сенат также, но он им всем отказал, уехал в Далекарлию, чтобы тамо мужиков взбунтовать и вести их в Стокгольм, взять банк и объявить себя самодержавным. Но и в том едва ли успеет1, ибо слышно, что и те ему объявили, что они ни против своих, ни чужих держав драться не хотят. Теперь, чаю, скоро Сейм шведский и финский сам собою соберется, и когда о сем нам объявят и о готовности к миру, тогда станем трактовать. Между тем, Король Шведский писал ко всем державам, прося их, чтоб его с нами вымирили, но какой быть может мир тут, где всей Европы интересны замешаны будут? Он сие нарочно зделал, чтобы больше замешать дело, а заподлинно он мира не хочет, как все сказывают, а думает протянуть, авось-либо что ни есть для него оборотится к лутчему. Продолжение осады Очаковской усматриваю из Ваших писем. Также, что турки упорно сидят и не сдаются. Слава Богу, что Войнович высидел эк[в]инокцию в гавани. Письма Гр[афа] Пет[ра] Ал[ександровича] Рум[янцева] всегда одинакие, то есть с двоеточием. Напрасно он не имел с тобою свидания и не следовал твоему совету, Я писала к нему, чтоб он сберег хотя от Бендер нашу границу. Жаль и весьма жаль Корсакова. В Финляндии умер также своею смертью Семен Уваров. Ради Бога, рекомендуй хорошего полковника в мой любимый лейб-гренадерский полк. Гренадеры по нем плакали как ребята. Пошли, пожалуй, от меня наведываться, каков Генерал-Майор Кутузов? Я весьма жалею о его ране. Пожалуй, ради меня, будь здоров. Божусь тебе, мои заботы ныне почти выше сил моих, наипаче июль месяц был таков, что я думала, что занемогу. Теперь немного полутче. Касательно рекрутского набора, думаю, что теперь очень трудно оный исправить по твоей записке2. Сия операция есть из тех, кои во время мира предпринимать надлежит, а то людей, кои теперь нужны, не соберешь. Вздумай сам, каково дворянам будет — всех наголо почитать в службе записанными; а теперь они наполнены усердием и Бог весть, чего дать сбирались. Драгунский полк будем формировать, гусарский также. Старшины казацкие приехали и вступят в дело3. На гребных судах теперь до весны в притравленном нужды нет, и так дай Винтеру время выздороветь. Я же писала своей рукою к Мальтийскому Гроссмейстеру, прося его самого, чтобы выбрал и прислал мордашек4; посмотрим, что-то будет, и он мне всякие ласки казал. Теперь привезли ко мне твои письмы от 11 сентября. Я весьма терпеливо смотрю на осаду Очаковскую и ведаю, что ты делаешь все возможное. Письма Мавроения и пр[очих], присланные к тебе и сюда от Ф[ельдмаршала] Румянцева, кроме вранья, ничего не содержат. О Хотине еще ничего не знаю, хотя вчерась от Гр[афа] П[етра] Ал[ександровича] имела письма. Прошу тебя себя беречь от ядер и картеч. Я напишу к Еропкину5, чтоб Вахтмейстера послал в Калугу. Дай Боже тебе успеха над турецким флотом. Архангелогородская эскадра пришла в Копенгаген, и думаю, что она с датчанами и с фон Дезиным пред Карлскроною находится. Прощай, мой друг. Сен[тября] 18 ч., 1788 892. Г.А. Потемкин — Екатерине II19 сентября [1788]. Под Очаковом На сих днях ходившие партии от Буга к Днестру открыли неприятеля, перешедшего Днестр, который сию партию атаковал. Но наши, не потеряв урону, отретировались. Тут услышали, что неприятель из Бендер переправляется для подания помощи Очакову. О истине сего послал я узнать разные партии и, что узнаю, донесу. Очаковцы, матушка Всемилостивейшая Государыня, не престают твердо защищаться. Присутствие флота их удерживает. Фрегаты мои подходят, будучи вооружены большими пушками. Когда все пять придут, то прикажу Пауль Жонсу, избрав ветр способный, линию ближнюю неприятельскую, состоящую из фрегатов, атаковать с помощию Божиею. Чрез два дни буду иметь известие от партий и тогда же с нарочным курьером донесу. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 893. Г.А. Потемкин — Екатерине II29 сентября [1788]. Под Очаковом Матушка Всемилостивейшая Государыня. Получил я знаки Вашей Высочайшей милости1. Они пребудут памятником оной, а не заслуг моих, не отличности. Я в виду моем полагаю, но по силе моей, — заслуживать столь много полученных уже. Или, лутче сказать, предмет моей службы всегда был и будет — привязанность моя к Вам. Обращение сил неприятельских в мою сторону подтверждается ежечасно. Я послал открывать к Паланке и Аджигеру, то есть, к устью Днестра. Теперь крайне меня озабочивает сия сторона, хотя мы охотнее все ляжем на степи, нежели поддадимся неприятелю. Но только приметьте, что, содействуя союзникам к его границам, не обезпечили мы ни осады очаковской, ни границ собственных. Прилагаю здесь письмы Графа Петра Алекс[андровича]. Он меня спрашивает о том, чего я не знаю2. Флоту Севастопольскому приказал я выступить. Из рапортов Г[рафа] Войновича, здесь подносимых, изволите усмотреть состояние фрегатов, построенных от Адмиралтейства, и умножение больных. Я уже дал ему повеление выпустить греков крейсировать к Тендру и оказаться флоту неприятельскому, что и зделалось третьяго дни. Капитан-паша, узнав о приближении наших судов, со всем своим удалился в море. Сперва к Тендрам, потом к Хаджи-бею. А как ветр стал SW, то приближился к своей прежней позиции и, не доходя несколько, лег на якорь. Однако ж почти половины судов его не достает. Теперь NO, нельзя ему приближиться на прежнее положение. Зделал ли он вред нашим кораблям, знать нельзя, и куда суда его девались, неизвестно. Отряжены ли они, или сильный ветр унес их в море, который еще продолжается. Бог нам всегда помогал, может и тут Его милость будет, на что я больше всего надеюсь. Из записки, здесь вложенной, изволите, матушка, увидеть положение цесарцев. Ежели бы он вместо Лассия (Улисса своего) пустил Лаудона, иные бы были следствия3, а то перехитрили. Вздумал кордоном держать границы. Извольте вспомнить мое мнение с начала войны, чтобы ему войтить из Трансильвании в Валахию, а из Темешвара в Банат, то бы визирю не было способу перейтить в Кладов, и он бы вечно держался в Софии. Бог с ними. Как хотят, лишь бы оставили меня в покое. Двадесятое число на флоте турецком со всех судов палили викторию. Я узнал, что сие было о успехах над цесарцами. К капитану-паше прислано, что они у Цесаря взяли Корону и все города, оставя ему одну Вену. Теперь уже пришли мы своими батареями на ближнюю дистанцию; из траншей наши из ружей уже друг по другу стреляют. Отрыв все батареи, с помощию Божиею, станем форсировать их укрепления. Другого способа нет. Да поможет Господь Бог. Город снабжен всем надолго. На сих днях удавили они коменданта, который предлагал город сдать4. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня, мы не могли здесь в Ваш и наш праздник стрелять из пушек, чтобы турки не подумали, что мы делаем фанфаронаду против их пальбы. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Ожидаю от Текеллия, ибо изчисляя время, должно ему уже быть у Анапы или в Суджук-Кале. То же и от посланного на Юг к берегам Антольским моего Генеральс-адъютанта Сенявина с корсарами, ради перехвачения с войсками восьми судов транспортных. 894. Г.А. Потемкин — Екатерине IIТого ж числа. [29 сентября 1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня, письмо о Короле Шведском Императорово означает северного Амадиса ветренность, но я бы желал знать, что Цесарь его министру отвечал1. Датчане когда примутся хорошо, то зделает конец. Естли бы при сем случае возможно было нацию довести просить нас о возстановлении прежней конституции и при ней союз вечный с нами оборонительный и наступательный. А как линия королевская коротка, то не худо в тайне подумать Константина Павловича к ним в Короли2. Я сказал линия коротка, потому что сына не признает законным, а братьям можно другую судьбу зделать: одного князем Померанским, а другого — куда сыщется3. Ежели бы сия мысль Вам понравилась, то нужно крепко ее таить. Пушки из Риги долго до меня не дойдут. Нужно возобновить липецкие заводы, паче ядер и бомб, в которых недостаток. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Что изволили писать, будто донцы нерады, что делают казаков из других, тому не верьте. Они очень больших выкомандировок не любят. А вот чего они боятся, то есть старшины их, чтобы не зделали казаками черкес у них живущих. 895. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Со днем Ваших имянин сим Вас поздравляю и Вам всякое благо от всего сердца желаю. Письмы Ваши от 11 и 19 сего месяца я получила и на оные впредь ответствовать буду. Отселе новейшее есть, что Король Шведский от королей Английского, Прусского, Французского, Датского и республики Голландской просил примирения, говоря каждой стороне, что ей в руки ввергается. Сам же поехал в Далекарлию мужиков вооружить против дворянства, которое просит Сейма, в чем он им отказал. Датчане со стороны Норвегии вошли в Швецию. Прощай, Бог с тобою. Посылаю к тебе красный камень, прошу дать знать о получении оного, такожде — получено ли у Вас блюдо золотое и шпага с алмазами с надписью? Сент[ября] 30 ч., 1788 896. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Ген[ерал]-Майора Берхмана я приказала определить в мой полк на место умершего Уварова. Ты в письмах твоих говоришь еще о вооружении фрегатов, а у нас снег выпал четвертый уже день наравне с набережными перилами, да морозы пятиградусные, а как с семью градусами река мерзнет, то я уже послала повеление, чтоб флот вошел в порты. Все же Адмирал Грейг при смерти: был болен горячкою, а без него не думаю, чтоб что быть могло очень знаменитое на нынешнее время1. До днесь шведский флот, как парусный, так и гребной, заперт в Свеаборге и в шхерах. Сам же Король ездил в Далекарлию и там из мужиков набрал два полка, на что мужики согласились с уговором, чтоб оных из Далекарлии не выводить. Оттуда Король теперь, сказывают, на обратном пути. Он писал ко всем дворам, чтоб ему доставили мир: всякому двору обещал нераздельно миротворчество seuf.[357] Весьма жаль, что визирь бьет и гонит цесарцев. Они с турками воевать, повидимому, не умеют. За добрый аттестат: «Pour les merites non pas naissants mais innes»[358] я тебя от всего сердца благодарю. Что шпага и блюдо до тебя дошли, усматриваю из письма твоего от 29 сентября. О верности же твоей и привязанности ко мне нимало не сумневаюсь. Гр[аф] Румянцев по письмам его в сорока верстах был от Рябой Могилы, когда Хотин сдался. Мои мысли суть, чтоб Кобурх шел в Валахию, где он и Темешварскому Банату зделает тем самым помощь, а Фельдм[аршал] Рум[янцев] тогда в Молдавии будет иметь свободные руки расположиться, как делам полезнее, сносясь с тобою. О сем походе Пр[инца] Кобурхского Вы б Линю писать велели, а здесь послу также говорено будет. Что Адмиралтейством построенные фрегаты дурны, о том сожалительно; но при том вспомнить надлежит правила Адмирала Нольса2, который говаривал, что судно без крайности разломать не должно, а поправить можно, и что на всех верфях всегда много есть охотников к ломке судов, понеже при ломке много барышей ломателям, а флоту ущерб — одним судном меньше. Что больных много, о том очень жалею. Дай Боже, чтоб твои крейсеры уцелели. Ради Бога, помогите советами цесарцам, ведь Линь напишет, что Вы ему говорить будете. Желаю тебе всякого благого успеха. Цесарь принял предложение Короля Шведского с пренебрежением и, сколько известно, оставил без ответа. Шведская нация поныне еще весьма слабо оказывается и упражняется в тихом роптании. Константину не быть на севере. Естьли быть не может на полудне, то остаться ему, где ныне. Константин со шведами не единого закона, не единого языка. Все же тамо три брата, да и сын. Сей с матерью нам бы был всего полезнее, а Константина никак туда не дам3, да и в том нет ни малейшей возможности. Липецкие заводы приказано возобновить. Драгунский, гусарский и казачий полки формируют, как ты представил. Прощай, мой друг любезный, будь здоров, щастлив и благополучен. Окт[ября] 10 ч., 1788 г. 897. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Хотя всячески ищем ладить с Прусским двором, но из его подвигов можешь судить об его намерениях. Он теперь ищет приводить датчан в недействие и отвлекать их от нашего союза, а Польшу декларацией запрещает с нами заключить союз и какой ни есть трактат. Сей диктаторский тон, который удалось ему взять в Голландии, ему понравился, и сии поступки весьма схожи на поведение Шведского Короля. Дурные вести до меня дошли о здоровье Адмирала Грейга. Он очень болен горячкой с желчью уже тому две недели и очень слаб. Прощай, мой друг, мне весьма жаль, что не имею тебе дать лутчие вести. Будь здоров и благополучен. Буде бы по взятьи Очакова тебе удалось заводить о мире переговоры, то бы было добро. Окт[ября] 13 ч., 1788 898. Г.А. Потемкин — Екатерине II17 октября [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Представления мои, отправляемые теперь, были уже готовы несколько тому дней, но движения разновидные флота турецкого, слухи о намерении неприятеля от Аккермана и Бендер на помочь притить к Очакову, подтверждаемые и сообщением Графа Петра Александровича, удержали меня отправить. Я послал две партии к Хаджибею и Паланке от донских и верных казаков и чрез них объяснить истину. Хотя еще они не возвратились, но с середины, от постов по той дороге имея благополучные рапорты, теперь посылаю. Кажется, партии достигли Хаджибея, потому что во всю сию ночь, да и днем еще слышна была от той стороны пушечная пальба. Движение во флоте продолжается, но не видно решимости, и потому неможно узнать, уходить он хочет или готовится на высадку войск. Лодки их канонерные, стоявшие под Очаковом, которые в прошедшем сражении были повреждены, исправлены. Я приказал их взять или сжечь Принцу Нассау, но он пытался два раза, и не удалось или, лутче сказать, счастье не послужило. И он, отведав трудность, под претекстом болезни уехал в Варшаву. Сии суда чрез два дни после того ушли из Очакова к своему флоту мимо флотилии и спящего Адмирала Пауль Жонса, который пред тем пропустил в день под носом у себя три судна турецких в Очаков, из коих самое большое село на мель. Я ему приказал его сжечь, но он два раза пытался и все ворочался назад, боялся турецких пушек. Дал я ему ордер, чтобы сие предприятие оставить, а приказал запорожцам. Полковник Головатый1 с 50 казаками тотчас сжег, несмотря не канонаду, и подорвал судно порохом, в нем находившимся. Всемилостивейшая Государыня, мне польза Ваших дел столь дорога, как моя жизнь. Сей человек неспособен к начальству2: медлен, неретив, а, может быть, и боится турков. Притом душу имеет черную. Я не могу ему поверить никакого предприятия. Не зделает он чести Вашему флагу. Может быть, для корысти он отваживался, но многими судами никогда не командовал. Он нов в сем деле, команду всю запустил, ничему нет толку: не знавши языка, ни приказать, ни выслушать не может. А после выходят все двоякости. В презрении у всех офицеров. Я в сей крайности решился ему объявить, что Вы изволите его требовать в Петербург для поручения ему экспедиции на Севере. Сие я осмелился зделать для пользы дел Ваших. Я бы мог его подчинить Мордвинову, но он не идет ни к кому в команду. Поверьте, матушка, что он ничего не смыслит. Может быть, с одним судном, как пират, он годен, но начальствовать не умеет, а в пиратах может ли равняться он Ламбарду? Изволите видеть, что тот наделал. И естли Бог его не покинет, он наделает чудес. Из реляции Генерала Текеллия усмотрите, что Селим-Гирей командует противу своих и взял знамя3. К ободрению сего чингисханского отросля не угодно ли будет Большой орден Владимирский так устроить для него, как Вы прислали Андреевский его дяде, чтобы не было тут креста. Сие много нужно, чтоб ему придать важности. Я жду известий от Анапы нетерпеливо. Мой Сенявин много навел страху на Анатолийских берегах. Позвольте дать ему крест Георгиевский 4 степени. У меня есть лишние. О Кавалерах и получивших шпаги за сим донесу. Не могу порядочных собрать аттестатов от Нассау, а много и штурмы препятствовали. По нескольку дней коммуникации не было. Благодарю, матушка Государыня, за камень и за шубку. Первое — от щедрот монарших — милость. А вторая — от матернего попечения. И сие мне дороже бисера и злата. Изволите писать, получил ли я блюдо и шпагу. Неужели, Вы подумали, что я упустил благодарить. Для чего не подумали, матушка, что я ласкался заплатить Вам достойным образом и ждал того. Но что делать, и второй заговор в Очакове открыт, и начальники казнены. Я о сем мучусь больше всех. План прилагаю положению теперешнему. С возвратившимися партиями ежели узнаю, что ничто ко мне нейдет, усилю канонаду и буду форсировать ретраншемент, что Бог даст. Но французы по милости своей такую в сем ретраншементе расположили ружейную оборону, что все крепости их перещеголяли. Теперь подойдя близко, мы стали их ружьями бить, то и утихли. На сих днях ранен у нас в голову подполковник Князь Лобанов4. Александр Николаевич5 с своей благодарностию припадает к стопам Вашим. Он еще засыпан был землею от бомбы, пред ним упадшей. Его батарея всех ближе к неприятелю. Я могу смело сказать, что он служит, как должно. Земля здесь так худа, что работают все топорами, и по ней ходить можно, как по камню. Я два раза прошел траншеями, так надавил подошвы, что пузыри вышли, и теперь сижу без ног. Граф Петр Александрович отрядил Графа Салтыкова к Кишиневу, но я не знаю, где он, когда вышел и что будет делать. Послал проведать. В письме его ко мне6 жалобы на подчиненных — касается его. Не сведал я и о том, какой неприятель противу Петра Александровича и где, и для чего он его терпит вблизости. Хочу спросить, но не знаю, будет ли приятно. К охранению границ отрядил я 5 полков пехотных, вокруг Кременчуга формированных, все из рекрут, которых хотелось мне сберечь. Что изволите писать о шведском Амадисе, что он ко всем адресовался, сие, матушка, не просто. Лига сформирована противу Вас. От разума Вашего зависит избавить Россию от бедствий, а, может быть, и Европу от диктаторства прусского7. Я из усердия моего скажу, что, показывая будто Вы не догадываетесь о сем скопе, объявить ему, что Вы непрочь от мира со всеми, лишь бы и союзник Ваш был включен. Позволь, матушка, сказать, куда наша политика дошла. Что в войне с турками, где бы все долженствовало соглашать, мы разодрали так сказать все. Бурбонцы строили на нас ков, который доднесь идет по их плану. Даже касательно шведской эпизоды. Они турков приуготовили и не могли уже отвратить. Другие тем воспользовались, желая поставить себя нам нужными. Первые объявили себя банкрутами и суще безсильными, другие в словах самых лутчих, и мешают нам везде. И верно помешают. Чем им воспретить, ежели война не утихнет? Прусский Король, искав продолжения трактата, накладывал сам на себя узду. Можно бы тогда его и с Императором согласить, и польские дела привесть по-желаемому. С Англиею, разорвав трактат коммерческий столь выгодный и столь натуральный, зделались мы как будто в ссоре. Союзник наш один Датский двор, которого задавят, как кошку. Я обо всем предсказывал и предупреждал от безпредельного усердия к Вам. Неугодно было принять. Но зделалось, по несчастию, по-моему, и вперед будет. Какая тут моя личная польза или виды? Боже, дай, чтобы кончилось здесь. Я возьму покой. Пусть останется все во всю волю — интриговать, как хотят. Союзник наш, где сам ни присутствует, везде идет худо. Пошел навстречу туркам. Притом те четырьмя пушками принудили его делать траверзы в лагере. И, наконец, испугавшись, ушел. Извощикам показалось, что неприятель гонится. Обрезали постромки и разбежались. Два полка пехотные, тоже подумав, что неприятель гонится, зачали стрелять по своим и перебили много. Чуть было и самого в куче не застрелили8. Ушел от неприятеля три марша, и поверьте, что турков немного. Отдал им на раззорение Трансильванию и Мегадию. Словом сказать, жгут и режут. Королева французская9 сказала, когда Ласси вздумал оборонительным кордоном удерживать границы: «que Lassy etranglerait avec son cordon et le Banat et la Transilvanie»,[359] что и правда. Изтощил все способы я здесь стеснять и принуждать неприятеля к сдаче. Должен решиться иттить силою, что Бог даст. В том Его воля. Но я не пощажу своей жизни. Главное мое препятствие — капитан-паша со флотом, который прилип ко мне, как шпанская муха, и все норовит в тыл мой высадить, а паче, ежели и сухим путем будет помощь. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня, я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Копии с сообщений и писем Г[рафа] Петра Алекс[андровича] и Принца Линя представляю при сем10. 899. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Пока ты упражнен перед Очаковом, у нас вот что происходит: Король Прусский зделал две декларации1 — одна в Польшу противу нашего союза с поляками (который до того еще, видя, что от того может загореться огонь, я до удобного время[ни] остановить приказала); другая Датскому двору, грозя оному послать в Голштинию тридцать тысяч войск, буде Датский двор войдет, помогая нам, в Швецию. Датчане, однако, действительно уже вступили и взяли в полон шведского Генерала-Порутчика с 800 человеками и десятью пушками, но ответ, какой датчане дали Прусскому Королю, еще неизвестен. Сию Датскому двору от Прусского Короля зделанную декларацию прусский посланник здесь прислал к Вице-канцлеру с выписью из королевских писем, которая не лучего же слога: то есть, что день ото дня более открывается намерение и взятый ими план не токмо нам всячески вредить, но и задирать в нынешнее и без того для нас тяжелое время. Дело голландское им удалось. Теперь тот же диктаторский тон берут с датчанами, и тако до нас добираются. Я всячески избегаю, чтоб им не давать поводу к чему привязаться, однако, без примечания да не будет, что не дождав от нас ответа на их предложенную медиацию, которую Король Шведский шести дворам вручил, они уже датчанам зделали подобное объявление в его единую пользу, а нам во вред, несмотря на то, что первое качество посредника быть должно безпристрастие. Но тут явно и ясно противное: моему союзнику за то, что он мне дает помочь, грозят нападением, я же обязана его оборонить или, по крайней мере, помогать толико же, как он мне помогает. По сей материи я заготовила письмо к Графу Нессельроду, с которого здесь копию прилагаю. Я оное нарочно пошлю просто на почту: пусть оное раскроют и читают, авось-либо постыдятся или на время, хотя мало, позадумаются, а большего действия от оного не ожидаю. Но думаю на случай открытия со стороны Короля Прусского вредных противу России и ее союзника намерений: 1. Армию Фельдм[аршала] Гр[афа] Румянцева обратить, как в твоем большом плане предвидено было, противу Короля Прусского, укомплектовав в ней полки мушкатерские по новому осьмиротному военному штату. 2. Для закрытия границ и для умножения войск на действия иметь до тридцати тысяч корпус, расположенный в Лифляндии и Белоруссии, к составлению которого назначаю здесь новоформируемый Эстляндский егерский корпус и полк пехотный, в Риге находящийся, да имеющиеся здесь и в Белоруссии четыре кавалерийские полка. В дополнение к тому нужно еще из армии шесть полков и один драгунский, да тысячу Донских или Уральских казаков. О сем дополнении оставляю на твое усмотрение назначить, из которых частей сии полки назначить удобнее. Наипаче же стараться надлежит, дабы они к весне сюда, то есть в Белоруссию и Лифляндию, прибыть могли. Армия в Финляндии останется как есть; гвардию я комплектую. О сем, пожалуй, напиши ко мне подробнее и скорее, чтоб не проронить мне чего нужного, а пуще всего по взятии Очакова старайся заводить мирные договоры. Но не забудь, что Булгаков в Семи башнях доныне сидит. Вчерашний день я еще получила худую весть, что Адмирал Грейг по трехнедельной болезни от горячки с желчью, в ревельской гавани, на стопушечном корабле «Ростиславе», ко всеобщему сожалению, скончался2. Я посылала к нему Рожерсона за две недели, когда я услышала, что он столь опасно занемог, но ничто его спасти не мог[ло] от воли Божией. Спиридов3 с шестью кораблями уже возвратился в Кронштадт, и все прочие уже идут на зимовье. Я смертию Адмирала столь чувствительно тронута, что сказать не могу, и сия потеря для Империи на сей случай есть несчастие, ибо не имеем во флоте, кто мог [бы] с таковым же искусством и репутацией его место заступить. Прощай, мой друг любезный, дай Боже тебе здоровия, щастья и благополучия. Ждем от тебя вестей, дай Боже, — добрые. Октя[бря] 19 ч., 1788 г. P.S. К корпусу, который я полагаю собрать в Лифляндии и Белоруссии4, прошу дать совет, кого из полных Генералов, Гене[рал]-Пору[чиков] и Ген[ерал]-Маиоров определить и каков на то будет Князь Юрья Вла[димирович] Долгоруков, увольняя его от езды к цесарской Армии, куда другого, несмотря на чин, определить всегда можно, а сие дело нужнее. 900. Г.А. Потемкин — Екатерине II3 ноября [1788]. Под Очаковом Теперь, матушка Всемилостивейшая Государыня, открылось то, что я предвидел. Вспомните, что при начале открытия войны я писал. Не успехами с турками мы можем хлопоты кончить, но разбором, какая политическая система нам важнее, то естли бы нашли способ помириться с турками и, имея все силы в руках свободные, придумать связь выгодную и так устроить политическое состоянье. Изволите говорить, чтобы обратить армию Графа Румянцева, как я говорил в плане, противу Прусского Короля. Но тот план был в действо определяем чрез два года, когда бы все пришло в зрелость и устройство, и, начав войну с турками, в одну бы кампанию мы по Дунай забрали все даром. Ныне же чрез коварствы всей Европы турки прежде время нас предупредили. Цесарь повел войну странную, истощил армию свою на оборонительном положении и везде, где сам присутствует, с лутчими войсками был бит. Многие Его корпусы бежали, не видав неприятеля. С нашей стороны, а паче в моей части, где наисильнейшее их стремление было впасть в границы, разорять земли, овладеть Крымом, занять Херсон и прочее, то Бог предохранил, и вместо нас они ослабли. Что же будет, когда большие наши силы, впротчем весьма неустроенные по причине рекрут столь большого числа, отвлекутся? Император не в состоянии был, обратя все на турков, одолевать их. А естли отделит он противу Пруссии, то будьте уверены, что турки придут в Вену, а Прусский Король паче возрастет. Теперь турки, неохотно идучи на нас, а узнав силы уменьшенные, толпами кинутся. Как же мы охраним наши пространные пределы и разорванные водами, где на всяком месте быть должно особой преграде. Лишь флот зачал наш здесь приходить в силу и который с помощию сухопутных бы войск может нанес бы удар неприятелю в сердце его владения, теперь и то станет. Всемилостивейшая Государыня, сколько мое сердце угнеталось, видя все, чему неминуемо быть долженствовало. Способ был легкий предупредить. Я не забыл об нем напоминать. Бог сам знает, что мое сердце чувствует. Подумайте, что бурбонцы в летаргии настоящей, что они и нас выдадут, как голландцев. Лига сильная: Англия, Пруссия, Голландия, Швеция, Саксония и многие имперские принцы пристанут. Польша нам будет в тягость больше других. Вместо того, чтоб нам заводить новую и не по силам нашим войну, напрягите все способы зделать мир с турками и устремите Ваш кабинет, чтобы уменьшить неприятелей России. Верьте, что не выдет добра. Где нам сломить всех на нас ополчившихся. Прусский Король не такой еще будет диктатор. Кто Вам скажет иначе, того почитайте злодеем и Вам, и Отечеству. Касательно полков пехотных, откуда их еще числом шесть откомандировать, я не знаю. Это равно расстроит все, отколь бы то ни было. И так прикажите, как угодно. Меня же избавьте от начальства, ибо я не нахожу способу, ниже возможности остальным действовать и хранить. Генерал Князь Долгорукой болен и поехал в Москву. Впротчем, они все равны: Репнин или другой кто. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 901. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 17 октября до моих рук доставлены, из которых усматриваю с удовольствием, что все благополучно у вас. План осады открыл мне всю трудность, которую имеешь. Умали Бог упорность гарнизона Очаковского. Я удивляюсь, как капитан-паша может держаться в море в бурливую и позднюю осень. Я думаю, что он опасается возвратиться в Стамбул и чтоб визирь его не лишил места или жизни1. Сожалетельно, что Принц Нассау не мог сжечь суда, кои вычинили в Очакове. Пауль Жонес имел, как сам знаешь, предприимчивую репутацию доныне. Естьли его сюда возвратишь, то сыщем ему место. Я для Селим-Гирея приказала зделать по твоему представлению владимирские знаки; первый ли требуешь или второй класс — не ведаю, а как он еще не генеральского чина, то думаю, что и второй класс для него бы довольно. Опасаюсь, что не приимет, так как и Шагин тогда не принял же: оне к знакам, думаю, что не привязывают такую мыслю, как у нас люди имеют. Сенявину твоему дай крест Георгиевский из тех, кои у тебя остались не розданы. Отпиши ко мне, жив ли подполковник Кн[язь] Лобанов и каков Генерал Кутузов? Добрый аттестат, который даешь Александру Николаевичу, знатно, что он заслужил, быв везде в опасности. Каковы твои ноги, отпиши ко мне. Гр[аф] Румянцев сюда писал, что он отрядил Гр[афа] Салтыкова и что сей две недели не шел. А неприятеля Фельдмаршал щитает иметь противу себя хана татарского тысяч в шестнадцать, но сей щет, чаю, весьма с лишком. Что ты отрядил к охранению границ 5 полков, сие хвалю весьма. Ты увидишь, какой странный договор о перемирии Король Прусский принудил датчан учинить2, а путче сказать, датчане не путно обробели от угроз прусских. Я о том никак не сумневаюсь, что пишешь ко мне, что лига формирована противу меня. Им сказано так, как пишешь, что я не прочь от мира, лишь бы союзники были включены, но они, то есть лига, тем еще не довольны: они требовали, чтоб я с Польшею союз не заключила, говоря, что сей противен их интересам. Я и на сие согласилась, велела отставить сей проект о союзе с Польшею. Теперь требуют, чтоб я войски вывела из Польши. На сие, правду сказать, согласиться мудрено. Оне хотят меня лишить союзов, действуют в пользу шведов и турков, предписывают мне законы, грозят, буде не исполню, и сверх того жалуются еще на меня и каверзы всякие устраивают мне во вред и в поношение. Изо всего, что оне делают в пользу Шведского Короля, выигрыш оборотится в пользу французов, а делает сие Elliot3, аглинский министр. Вы вспомните, мой друг, что предложение о трактате Прусский Король делал в самое то время, когда он узнал, что Император признал Казус федерис; сие предложение с тем и делано было, чтоб остановить помочь, ожидаемую от той стороны. С Англиею я никак не разорвала трактата: оне не захотели его возобновить по истечении, а вместо того они заключили со французами и с ними признали нейтральные правилы, а нам в том отказали. Стечение обстоятельств прошу не поставить мне в вину. Воистину я напрягаю весь свой смысл к лутчему обороту, но в неудачу я никогда не пеняю, понеже ежедневно бывают удачи и неудачи. Естьли я чего не досмотрю, то и сие простительно, понеже я человек, а без греха лишь един Бог. Естьли ты возьмешь покой, то о том весьма жалеть буду и прийму сие за смертельный удар тем паче, что чрез то меня оставишь посереди интриг, за что, думаю, от меня спасибо не ожидаешь. Но я надеюсь, что когда все кончится благополучно, то, любя меня, что и сия мысль исчезнет, и будешь, как и был, вернейший. Что цесарские дела не так идут, как бы желательно было, сие прошлого года знать не можно было. Прощай, дай Бог тебе щастья, здоровья и всякое добро. Ноя[бря] 7 ч., 1788 Какие дурачествы делает Княгиня Дашова в своей ссоре с обер-шенком Нарышкиным, ты себе представить не можешь! И ежедневно выходит новая комедья между ими, и все над ними смеются4. Ничего на свете так не хочу, как чтоб ты мог по взятьи Очакова и по окончаньи зимних распоряжений в течение зимы приехать на час сюда5, чтоб, во-первых, иметь удовольствие тебя видеть по столь долгой разлуке, да второе, чтоб с тобою о многом изустно переговорить. Прощай, Бог с тобою. 902. Г.А. Потемкин — Екатерине II17 ноября [1788]. Под Очаковом Матушка Всемилостивейшая Государыня. Снег сильный воспрепятствовал штурм произвести. Он так велик, что сугробы намело непроходимые. Правда, мы терпим, но неприятель еще больше. Я одеваю и обуваю людей, употребляю все способы: заранее навез войлоков, бурок и шуб. Все возможное употреблено. Флот отпустил на зимовую станцию. Березань, место неприступное, но ни к чему не служит нам1. Я приказал свозить оттоль все и бросить. Верным казакам Черноморским следует по регламенту получить за взятое, а и подполковнику Головатому орден военный. Другому же — капитану Мокею — Володимерский2, что я из присланных ко мне им, имянем Вашего Императорского Величества, доставлю. Их кошевой подполковник Чапега3 в Кочабее зажег магазейн большой: следует орден военный и ему, ибо он под пушками крепостными то все зделал. Паша, находящийся здесь4, был янычар-агою и гоним от визиря за благое расположение к России. Потому я и щел зделать ему все выгоды и уважение. То же и протчих турков я всячески обласкал, толкуя им несправедливость Порты в начатии войны. Сих турков число хотя не велико, однако же все отборные и равняются с гарнизоном Дубицы5. Чрез три дни кончится брешь-батарея, и, несмотря на стужу и зиму, начну штурмовать, призвав Бога в помощь. От Текеллия не имею после никаких известий, хотя и ожидаю добрых. По письмам Графа Штакельберга — в Польше худо, чего бы не было, конечно, по моему проекту. Но быть так. Нужно теперь всячески утушить предприятие Лиги и не допустить то действие. Ежели успеете в сем, то после все будет возможно поправить. Я повторяю как вернейший и преданный Вам подданный: ускорите перевернуть — помиритесь с Швециею, употребя Короля Прусского, чтобы он убедил Шведского адресоваться к Вам. Притворите мирный и дружеский вид к Пруссии до время. Сим Вы все поправите. То же и с Англией. Вы увидите после, как можно будет отомстить. Я Вам в том ручаюсь моею честию. Простите, матушка, я пока жив вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Генерал Максимович6 был храбрый и ревностный слуга. Он погиб от упущения предосторожности. Будучи храбр, лишне понадеялся. Осталась у него жена. Полученные сообщения и письмы от Графа Петра Александровича здесь подношу7. Паша подтвердил, что Цесарь зделал с ними перемирие. 903. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 17 ноября вчерашний день я получила и из оных вижу, что у вас снег и стужа, как и здесь. Что Вы людей стараетесь одевать и обувать по зимнему, что весьма похваляю. О взятьи Березани усмотрела с удовольствием. Молю Бога, чтоб и Очаков скорее здался. Кажется теперь, когда флот турецкий уехал, уже им ждать нечего. Пленному, в Березани взятому двубунчужному Осман-паше жалую свободу и всем тем, кому ты обещал. Прикажи его с честью отпустить. Из Царяграда друзья капитан-паши домогаются из плена нашего освободить какого-то турецкого корабельного капитана, как увидишь из рескрипта, о том к тебе писанного. За него бы требовать Ломбарда, который с ума сходит и зарезался было. Желаю весьма получить добрые вести о Текеллии. Ненависть противу нас в Польше возстала великая. И горячая любовь, напротив, — к Его Королевскому Прусскому Величеству. Сия, чаю, продлится, дондеже соизволит вводить свои непобедимые войски в Польшу и добрую часть оной займет. Я же не то, чтоб сему препятствовать, и подумать не смею, чтоб Его Королевскому Прусскому Величеству мыслями, словами или делом можно было в чем поперечить. Его Всевысочайшей воле вся вселенная покориться должна. Ты мне повторяешь совет, чтоб я скорее помирилась с Шведским Королем, употребя Его Королевское Прусское Величество, чтоб он убедил того к миру. Но естьли бы Его Королевскому Прусскому Величеству сие угодно было, то бы соизволил Шведского не допустить до войны. Ты можешь быть уверен, что сколько я ни стараюсь сблизиться к сему всемогущему диктатору, но лишь бы я молвила что б то ни было; то за верно уничтожится мое хотение, а предпишутся мне самые легонькие кондиции, как, например: отдача Финляндии, а, может быть, и Лифляндии — Швеции; Белоруссии — Польше, а по Самаре-реке — туркам. Я естьли сие не прийму, то войну иметь могу. Штиль их, сверх того, столь груб, да и глуп, что и сему еще примеру не бывало, и турецкий — самый мягкий в рассуждении их. Я Всемогущим Богом клянусь, что все возможное делаю, чтоб сносить все то, что эти дворы, наипаче же всемогущий прусский, делают. Но он так надулся, что естьли лоб не расшибет, то не вижу возможности без посрамления на все его хотения согласиться; он же доныне сам не ведает, чего хочет, либо не хочет. Теперь Аглинский Король умирает, и естьли он околеет, то авось-либо удастся с его сыном (который Фокса и патриотической аглинской партии доныне слушался, а не ганноверцев) установить лад1. Я ведаю, что лиге немецкой очень не нравились поступки прусские в Дании. Позволь сказать, что я начинаю думать, что нам всего лутче не иметь никаких союзов, нежели переметаться то туды, то сюды, как камыш во время бури. Сверх того, военное время не есть период для сведения связи. Я ко мщению несклонна, но что чести моей и Империи и интересам ее существенным противно, то ей и вредно: провинции за провинциею не отдам; законы себе предписать — кто даст — они дойдут до посрамления, ибо никому подобное никогда еще не удавалось; они позабыли себя и с кем дело имеют. В том и надежду дураки кладут, что мы уступчивы будем! Возьми Очаков и зделай мир с турками. Тогда увидишь, как осядутся, как снег на степи после оттепели, да поползут, как вода по отлогим местам. Прощай, Бог с тобою. Будь здоров и благополучен. О Максимовиче жалею очень. Но[ября] 27,1788 904. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Поздравляю тебя со взятьем Березани. Дай Боже тебе всякие успехи, здоровие и силы телесные и душевные. У нас вестей теперь иных нет, окроме болезни Короля Аглинского, о которой говорят розное, но все в том согласны, что он безнадежен и с час на час ждут смерть его. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Ноя[бря] 28 ч., 1788 905. Г.А. Потемкин — Екатерине IIИз Очакова. 7 декабря [1788] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Располагал я принести Вам в дар Очаков в день Святыя Екатерины, но обстоятельства воспрепятствовали. Недовольно еще сбиты были укрепления крепостные, чтоб можно было взойтить, и коммуникация еще не поспела для закрытия идущей колонны левого фланга на штурм, без чего все бы были перестреляны. Поздравляю Вас с крепостию, которую турки паче всего берегли. Дело столь славно и порядочно произошло, что едва на экзерциции бывает лутче1. Гарнизон до двенадцати тысяч отборных людей — не меньше на месте положено семи тысяч, что видно. Но в погребах и землянках побито много2. Урон наш умеренный, только много перебито и переранено офицеров3, которые шли с жадным усердием и мужеством. Убит Генерал-Маиор Князь Волконский4 на ретраншементе и бригадир Горич на стене5. Ой, как мне их жаль. Войско казацкое из однодворцев, по Вашему указу только что сформированное, было пехотою на штурме и чудеса делало. Их предводители донские полковники — молодые люди — оказали необыкновенную храбрость. Матушка Государыня, какие труды армия моя понесла и сколько наделала неприятелю урону, того не вдруг можно описать: услышите от турков. Тяготят меня пленные, а паче женщины. Зима жестока, как в России. Отправлять их хлопот много. В городе строения переломаны нашими пушками. Много нужно починивать. Также забот немало — полки ввести в квартеры, тем паче, что поляки не хотят пустить. Александр Николаевич вошел первый в крепость, а потом с другой стороны Ангальт6. Армия моя почти наголову из рекрут, но когда есть Божья помощь, то все побеждает. Пашу с чиновниками скоро отправлю в Петербург. То же и знамена7. Обстоятельно не могу еще донести обо всем, как чрез пять дней. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Полку моего подполковник Боур8 находился все при мне дежурным, подвергая часто себя опасности. Вы были милостивы к его отцу. Пожалуйте его полковником. 906. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуЗа ушки взяв обеими руками, мысленно тебя цалую, друг мой сердечный Князь Григорий Александрович, за присланную с полковником Бауром весть о взятьи Очакова. Все люди вообще чрезвычайно сим щастливым произшествием обрадованы. Я же почитаю, что оно много послужит к генеральной развязке дел. Слава Богу, а тебе хвалу отдаю и весьма тебя благодарю за сие важное для Империи приобретение в теперешних обстоятельствах. С величайшим признанием принимаю рвение и усердие предводимых Вами войск от вышнего до нижних чинов. Жалею весьма о убитых храбрых мужах; болезни и раны раненых мне чувствительны, желаю и Бога молю о излечении их. Всем прошу сказать от меня признание мое и спасибо. Жадно ожидаю от тебя донесения о подробностях, чтоб щедрою рукою воздать кому следует по справедливости. Труды армии в суровую зиму представить себе могу, и для того не в зачет надлежит ей выдать полугодовое жалованье из экстраординарной суммы. Располагай смело армию на зиму в Польше; хотение поляков тем самым скорее паки возьмет естественное свое течение, a une armee de conquerant l'on n'a encore jamais refuse de quartier.[360] Теперь мириться гораздо стало ловчее, и никаких не пропущу мер, чтоб скорее к тому достигнуть. Всем, друг мой сердечный, ты рот закрыл, и сим благополучным случаем доставляется тебе еще способ оказать великодушие слепо и ветренно тебя осуждающим1. Прощай, мой друг, до свидания. Будь здоров и благополучен. Дек[абря] 16 ч., 1788 Известно тебе, я чаю, что Король Аглинский с ума сошел так совершенно, что четыре человека насилу его держать могут, когда приходит на него rage.[361] Я ожидаю заверно, что по распоряжении нужного по твоей Армии, я буду иметь удовольствие тебя видеть здесь, как я о сем уже в предыдущих моих письмах к тебе писала и теперь повторяю. 907. Г.А. Потемкин — Екатерине IIОчаков, 26 декабря [1788] Не мог, матушка Всемилостивейшая Государыня, отправить донесений моих до сих пор по причине сильных метелей, которые таковы продолжались, что версты пройтить нельзя было. Теперь время утихло. Нечего мне сказать о штурме, как он происходил, ибо он таков был, какового никогда не бывало. Можно смело сказать, что простой маневр не удастся с такой точностию. Поверьте, матушка, что это было как вихрь самый сильный, обративши в короткое время людей во гроб, а город верх дном. С какой радостию и доверенностию все шли, любо было смотреть. Управясь здесь, я по дозволению, что Вы изволили пред последним письмом написать, приеду в Петербург. Дела Ваши и мои собственные необходимо требуют. Напрасно, матушка, гневаешься в последних Ваших письмах. Усердие мое того не заслуживает. Я не по основаниям Графа Панина думаю, но по обстоятельствам1. Не влюблен я в Прусского Короля, не боюсь его войск, но всегда скажу, что они всех протчих менее должны быть презираемы. Мои мысли основаны на верности к Вам. Не тот я, который бы хотел, чтоб Вы уронили достоинство Ваше. Но, не помирясь с турками, зачать что-либо — не может принести Вам славы. И сего должно убегать всячески, ибо верно мы проиграем, везде сунувшись. Пространство границ не дозволяет нам делать извороты, какие употребительны в земле малой окружности. Неловко иметь двух неприятелей, а то будет пять. Здесь Бог помог. Так успеем, что будущая кампания весьма славна и легка быть должна. Побежав же в другую сторону, все обратится здесь в ничто, и, бывши на старом уже пути к окончанию дел, повернемся назад. Изволите говорить, чтоб я не смотрел на Европейские замыслы. Государыня, я не космополит, до Европы мало мне нужды, а когда доходит от нее помешательство в делах мне вверенных, тут нельзя быть равнодушну. Много раз изволите упоминать — «бери Очаков». Когда я Вам доносил, что я отступлю, не взявши? И смело скажу, что никак бы его прежде взять не удалось. Вы изволили знать, какой интерес к сему Султаном и Портою был привязан. А по сему судите, как он был снабжен оружием и людьми. Войско тут находилось отборное, с весны было с прихожим на жалованье действительно 20 тысяч, опричь флоту. Теперь за двенадцать, из которых душа не воротится назад. Я ж, Государыня, не лгу, как другие, а моя, так называемая, армия не составляет 14 тысяч пехоты, в которой три четверти рекрут. Но Бог ко мне милосерд, не подал Он удачи неприятелю. Изволите говорить, что не время думать теперь о покое. Я, матушка, писал не о телесном покое, но успокоить дух пора. Заботы повсечастные, бдение на нескольких тысячах верстах границ, мне вверенных, неприятель на море и на суше, которого я не страшусь, да и не презираю. Злодеи, коих я презираю, но боюсь их умыслов: сия шайка людей неблагодарных, не мыслящих, кроме своих выгод и покою, ни о чем; вооруженные коварством делают мне пакости всеми образа[ми]. Нет клеветы, что бы они на меня не возводили, и, не могши Вас поколебать, распускают всюду присвоенных себе мошенников меня порочить. Вот их упражнение, а мое — прощать им. Они плутуют, а я служу. Всемилостивейшая Государыня, я везде жертвовал Вам моею жизнию и, право, могу сказать, что никто не отваживался больше моего. Я не пользовался теми выгодами, какие в пышности звания моего иные находят. Мудрено быть простяе моего. Из сего выходит, что я служу для Вас и для пользы. Посланный с донесениями мой Генерал дежурный2 может подробно донести о всем, как происходило, к которому прошу Высочайшей милости. Подробно об отличившихся привезу с собой. Пока жив вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Изволите писать, что денег нету. Я сего никогда не говорил, не зная ресурсов Государственных, а то говорю, что дороговизна несносная теперь. На будущую кампанию необходимо флот нужно весь пустить в действо. Доделка судов и некоторых вновь страшную составляет сумму. Флотом только можно решить с турками, прижав их в самой столице. Просил я матрозов. Не получа же, все оставить лутче на верфях. Пушек также не получил рано. Между тем, можно пособить сей артикул, о чем доложу. Изволите говорить: я, как крот, роюсь. По холоду, какая зима здесь, немудренно бы жить в землянках, но как про меня редко доносят правду, то и тут солгали. Я все жил в ставке, которую отдал раненым, а сам в одной маленькой кибитке живу и то в чужой3. 1789908. Г. А. Потемкин — Екатерине IIКременчуг, 15 генваря [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня, не было способа мне отлучиться отсюда, не учредив всего и не дождавшись полков, приближающихся к своим квартерам. Маршу очень препятствовали неслыханные до сего здесь морозы. Я, подав все пособия, а на места, где нет селений, — все свои ставки поставил ради проходящих команд, всячески снабдя и сеном, и угольем. Теперь почти вся пехота вошла или подходит близко к своим квартерам. Корабль «Владимир», обледеневши у Кинбурнской косы, высвобожден изо льдов, получил потребный себе груз и второго на десять числа отправился в Севастополь. Того же дня ушел из виду. Судно двумачтовое «Березань» придано ему форзейлем. Из Севастополя выдут навстречу несколько крейсерских судов. Берега в ночь от Тарханова кута будут освещены. В гавани же все гребные суда приготовлены на случай, естли б нужда случилась его буксировать. Естли Бог поможет ему притить, то назначенным по освобождению изо льдов следовать в Севастополь: кораблю «Александр», фрегатам новоизобретенным «Федоту Мученику», «Григорию Богослову» и «Григорию Великия Армении». Они несут все пушки большого калибра. 80 п[ушечный] «Иосиф» по вскрытии льда поставится на камели, а как оные в нем зделаны легче прежних, то я приказал попытаться из Херсона вести его с мачтами. Корабль «Мария Магдалина» приходит к окончанию. Корабли «Петр Апостол» и «Евангелист Иоанн» в Таганроге спущены. Я понуждаю Баташева, чтобы скорей выливал пушки для них. Галера первого ранга, взятая у турков, обращена в парусное судно и вооружится сильной артиллерией. Весною пойдет в Севастополь. Корабль турецкий совсем переделан на европейский манер в ранг 62 п[ушечного] корабля. Он отменно хорошей конструкции в подводной части и ходит скорей всех наших на фордевин. Потопленные нами турецкие суда под Очаковом приказал все вытащить и исправить. Семь из них нетрудно починить. Дерево и конструкция сих полугалер прекрасные. Из транспортных же тамо находящихся только три годны, но и сии будут отделаны военными. Я посылаю предварительно, чтобы не подумали, что меня что ни есть другое остановило. Я же ныне и не в силах так летать, как прежде, а нужда требовала некоторые квартеры и вновь построенные лазареты самому осмотреть. Через два дни отправлюсь. Вечно и непоколебимо вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 909. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Полковник Баур вчерашний день привез ко мне твое письмо из Кременчуга от 15 генваря, из которого увидела с удовольствием, что ты уже к нам приближаешься. И сколько ни желаю тебя видеть после столь долгой разлуки, однако я весьма тебя хвалю: во-первых, за то, что ты не отлучился, пока все нужные и надобные разпоряжения не окончил. Что пишешь о Херсонском и Лиманском флоте, такожде о отправлении корабля «Владимир» в Севастополь, — служит мне новым доказательством о твоем попечении о сей части. Доезжай до нас с покоем, побереги свое здоровье и будь уверен, что принят будешь с радостию, окончив столь славно и благополучно толь трудную кампанию. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Ген[варя] 21 число, 1789 го[да] 910. Г. А. Потемкин — Екатерине IIДубровна. 31 генваря [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Хотя я рапорта не имею еще от командующего флотом, но чрез прибывшего курьера из Севастополя известен, что корабль «Владимир» благополучно в гавань пришел. Слава Богу, я очень безпокоился об нем. Граф Войнович, быв на корабле «Марии», строящемся в Херсоне, с верхних лесов поскользнувшись, упал. Я о сем узнал, но, не имев точного уведомления, крайне был встревожен. Однако ныне пишут, что ему легче. Суда наши на Лимане много мне причиняют заботы, ибо лед так толст, как в Петербурге. Войски все уже вступили в квартеры. Рекрут пришло в Херсон только еще три тысячи. Я приехал в Могилев из Кременчуга меньше трех суток, только измучился до крайности. Остановился отдохнуть в Дубровне на три дни. Завтре выезжаю. Бог видит, что грудь отшибло, притом и лихорадка была, посетила. Я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 911. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Сей час получила я твое письмо из Дубровны от 31 генваря. Радуюсь весьма, что к нам приближае[шь]ся, и с удовольствием узнала, что корабль «Владимир» благополучно прибыл в Севастополь, а что Граф Войнович ушибся — о сем сожалею. Льды везде толсты, даже в гаванях Средиземного моря, как сказывают, а правда ли или нет — не ведаю, понеже сама не мерила. Переезд твой из Кременчуга в Могилев был подобен птичьему перелету, а там диви[шь]ся, что устал. Ты никак не бережешься, а унимать тебя некому: буде приедешь сюда больной, то сколько ни обрадуюсь твоему приезду, однако, при первом свиданьи за уши подеру, будь уверен. Морщись, как хочешь, а со здоровьем не шути. Вот какая у нас готовится встреча победителю!1 Прощай, до свиданья, Бог с тобою. Февр[аля] 2 ч., 1789 г. 912. Г. А. Потемкин — Екатерине II[После 4 февраля 1789] Взятие Очакова Божией помощию развязывает руки простирать победы к Дунаю и угнетать неприятеля до крайности для нанесения вящего удара. Потребно усиление флота, который с приуготовляемыми кораблями довольно долженствовал бы быть силен, естли б доставало матрозов и артиллерии. Войски Кубанские с частью Кавказских сил произвели бы диверсию и тем, так как и ныне, удержали б турецкие силы в Анатолии. Армия Украинская всю бы имела удобность вытеснить неприятеля из обеих княжеств1. Все, можно сказать, после Очакова представляется возможно. Но обстоятельства в Польше, опасность от Прусского Короля и содействие ему от Англии кладут не только преграду, но и представляют большую опасность. Соседи наши поляки, естли не будут обращены, находятся за спиною наших войск и, облегая границы наши, много причинят вреда. К тому еще, ежели запретят продавать хлеб. Всемилостивейшая Государыня, я Вам верен, я Вам благодарен, я Вас чту матерью, я люблю Отечество. Лично для меня мне тут хорошо и славно, где могу положить живот за тебя, чего я не только не удалялся, но и искал. Но честь твоего царствования требует оборота критического нынешнего положения дел. Все твои подданные ожидают сего и надеются от твоего искусства. Я не нахожу невозможности, лишь бы живее действовать в политике и препоручить людям к тебе преданным2. Во-первых, усыпить Прусского Короля, поманя его надеждою приобрести прежнюю доверенность, что можно зделать, изъясняясь с ним ласково о примирении нас с турками, согласясь тут с Императором для отнятия у него подозрения. Полякам, ежели показать, что Вы намерялись им при мире с Портою доставить часть земли за Днестром, они оборотятся все к Вам и оружие, что готовят, употребят на Вашу службу. Ускорите с Англиею поставить трактат коммерческий. Сим Вы обратите к себе нацию, которая охладела противу Вас. Напрягите все силы успеть в сих двух пунктах. Тогда не только бранить, но и бить будем Прусского Короля. Иначе я не знаю, что будет. Император не может сильных войск отделить противу Пруссии, ибо он и со всеми силами не мог бороться против горсти турков. Французы не пошлют ни одной бригады, и потому Прусский Король легко отделит против Цесаря 80 т[ысяч] своих, да 25 [тысяч] саксонцев. 80 т[ысяч] противу нас, да поляков с 50. Извольте подумать, чем противу сего бороться, не кончив с турками. Я первый того мнения, что Прусскому Королю заплатить нужно, но помирясь с турками. Обращаюсь к предположениям военным противу турок. Неможно никак рапортировать войск той стороны, не знав — армия Украинская на месте остается или обратится в другую сторону, вся или частью3. Ежели тут, то совсем другой образ войны будет. В силу Вашего повеления четыре полка пехотных я от себя вывел к Лубнам ради обращения в Лифляндию, и десять эскадронов драгун4. Планы барона Спренгпортена и Егерсгорна5 я, читая, нашел их почти одновидными, выключая способов, несколько разнствующих меж собою. Хорошо бы поддержать угнетенное дворянство отвлечением финнов, но как два другие ордена поднялись на них, то начатие действ от нас в Финляндии паче будет угрозою дворянскому сословию от упомянутых орденов6, чем подастся еще больше причины нападать на них, то есть дворян, как на зломыслящих противу отечества. К тому же время зимнее не позволяет пользоваться увертками военными, чем по локалию мы могли бы бороться большим противу нас силам. Не понудит ли такое движение заранее решиться Прусскому Королю ввести войско в Польшу в сие время, когда влияние пруссаков тамо несколько ослабевать начинает и которое верно бы исчезло, естли б повелись дела по моим мыслям и с равным моим к Вам усердием, при котором обороте с подкреплением нашего корпуса вся бы польская конница обратилась на Пруссию и, конечно, бы его кавалерию истребила в одну кампанию7. Но сие мое рвение известно только во всей чистоте одному Богу. Я заключаю относительно финнов, что к концу будущей кампании, коли Бог дарует поверхность нашему флоту, то мы, притесня сообщение Швеции с Финляндиею, войдем, собрав все силы, на занятие помянутого княжества. Поставя уже там твердую ногу, произведем и с ним вдруг дадим новую форму правления со всевозможными пред теперешними выгодами, дав тотчас каждому состоянию почувствовать плоды, чем и шведы прельстятся. Иначе нынешнее предприятие только будет попыткою и легко станется безплодною, а тем откроется план, противу которого и осторожности примутся. Я повторенно немного говорю, но флот всеми возможными силами устремить на решительный удар. Но естли поведется недружно, то почувствуется вместо всех плодов один только убыток. О Польше много бы я мог сказать, но теперь не смогу читать много и писать. На случай входа в Финляндию, естли Бог благословит будущие действия, предварительно все зделать нужно положения, содержа их в тайне. Сему предшествовать должен манифест. Я в другое время скажу, какого он по моему мнению должен быть содержания. Решение об Украинской армии нужно скорей быть дано ради принятия мер, ибо разстроенное надлежит исправлять. Может случиться, что и хлеба ни куска у них не будет к тому времяни, как я прибуду. А время коротко. Я трудов не щажу и рад хотя задохнуться под тягостию их, но нужна скорость. 913. Г. А. Потемкин — Екатерине II[После 4 февраля 1789] Я уже сказал, что план операций противу турков по взятии Очакова становится облегчительным: Украинская армия и часть моей все уже наступательно действовать может. Я предполагал, говоря с послом, уже давно, что турки усилят свои поиски к Измаилу1. Сие подтверждается ныне известиями цареградскими. Требование цесарское несовместно ни с разумом, ни с пользою. Они хотят, чтобы шли к Ольте, к пункту весьма отдаленному и тем паче невыгодному, что совсем в сторону от нашего центра. Они сперва требовали от нас действий между Днестра и Буга, чем в самом деле разделяется неприятель. Но ныне так напуганы, что уже и в своих границах ищут от нас помощи. Они могут быть уверены, что естьли живо поведут войну в своей части, то турки в их краю не будут сильны. Взяв правилом противуполагать свои силы силам неприятельским, которые, конечно, будут в Браилове, а больше от Измаила к Бендерам, тут и наши армии упражняться должны, стараясь всячески притянуть неприятеля к одному месту видом ли атаки Бендер, или движением к Измаилу. Когда Бог поможет разбить его в поле, то и кампании конец. Флот неприятельский ежели не станет для одного охранения канала, то, конечно, расположится у мыса Таклы между Еникольского полуострова и Анапы. Может быть часть его и у Аккермана будет2. Польша страшит немало3, я боюсь, чтобы не отказали нам покупать хлеб, то что будем делать? В предупреждение сего извольте приказать зделать раскладку хлеба в губерниях Малоросских, в Курской, в Харьковской, Воронежской и Танбовской, который доставить на Буг. То имея сильный столь запас, ежели б армия Украинская лишена была покупать в Польше, тогда может придвинуться к Бугу, получить тут хлеб и действовать к Дунаю с толикою же удобностию, как и из теперешнего места. За хлеб жителям заплатить безобидно так, как и за провоз. Таковые издержки внутри земли будут выгодны, а казна, платя бумагою, почти хлеб получит даром. Повторение:Армия Украинская и часть моей наступательно будут действовать противу неприятеля в Бессарабии, где уповательно его силы скопятся, но сие действие долженствует быть весьма живо. В Крыму оборонительно. На Кубани наступательно, к Анапе; флот усилить потребно, приведя в действительность все готовые корабли. Недостаток артиллерии — употреблением всей осадной, у меня и в Киеве находящейся, ибо она ненужна. Турецкие пушки переделать для флота с прибавлением готовой у меня меди, чем весь флот почти снабдится. Тогда осадную можно будет назад отдать. Когда флот будет силен, тогда уже мы везде будем искать неприятельский. С четырьмя кораблями я делал больше, нежели можно, противу 38 турецких, но немало и воздерживался, охраняя честь Вашего флага. 914. Екатерина II — Г.А. Потемкину[После 4 февраля 1789] Что ты пишешь от усердия, о том спора нету, но как мною зделано все возможное, то мне кажется, что с меня и более требовать нет возможности, не унижая достоинства. А без сего ни жизнь, ни корона мне не нужна. Кой час обещать Польше чего ни есть из земель турецких ныне, тот же час его Королевское Прусское Величество нам о сем прещение со угрозами непременно чинить будет, с принятым с нами грубым тоном, который либо глотать должно будет, либо отмщать. И для того полагаю избегнуть лутче, не обещая полякам ничего и давая им блажить, дондеже перестанут. То есть у себя в Польше пусть портят и делают, что хотят, но к себе их не пущу, и для того полки, кои к Лубнам обращены, пусть пойдут к Белоруссии. Мое мнение есть — Фельдм[аршала] Рум[янцева] отозвать от армии и поручить тебе обе армии, дабы согласнее дело шло1. Я гневных изражений, мой друг, с тобою, кажется, не употребляла, а что оскорбления Короля Прусского принимаю с нетерпением и с тем чувством, с которым прилично, — за сие прошу меня не осуждать, ибо я недостойна была своего места и звания, естьли б я сие чувство в своей душе не имела. Все что пишешь о операции армии, весьма хорошо, и мое мнение было всегда, чтоб Бендеры и Бессарабия были предметом сей кампании, а на Ольту незачем2. 915. Г. А. Потемкин — Екатерине II28 февраля 1789 Сверх общих правил боевого строя, каждая нация имеет нечто ей свойственное. Наипаче во флотах сие бывает по конструкции и часто по крепости или ветхости судов, а паче калибра пушек. Для положений генеральных нужны мне сведения, в каком числе состоял флот Швецкий и каких рангов их суда; вместе ли он весь был или разделен; были ли легкие эскадры для крейсерств; какова рода мелкие их суда и с какой артиллерией. По взятому кораблю можно знать о числе экипажей, а по тому судить, предполагают ли они абордаж. Маневр их был ли стремителен или больше состоял в укреплении линии, из чего бы можно увидеть, к чему они больше наклонны — наступать или обороняться. Сие мне крайне нужно, ибо тогда я узнаю, как свои устроить части и как действовать, тем паче, что в морском деле моя система состоит в калибре пушек, с чего меня не собьют все адмиралы в свете1. От кого я могу получить помянутые сведения? 916. Г. А. Потемкин — Екатерине II28 февраля 1789 Сколь ни запрещал я делать шалости в Польше, но получил, что Неранчич тамо настроил довольно. Я поспешу повелением его следовать, но нужно и послу в Варшаве предварительно дать знать как произошло и тем утушить. 917. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Февраль-март 1789] Разполагая в подробность план кампании Финляндской, нахожу нужным, чтобы приказано было скорей вылить шесть, а не худо и двенадцать, трехфунтовых единорогов и толикое же число шестифунтовых кугорновых мортирец. По тамошнему положению действия не могут быть, как affaires des postes.[362] Первые так легки, что переносить можно, а другие нужны для выживания неприятеля изо рвов и впадин. И сии один человек переносить может. 918. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Февраль-март 1789] Можно ли, матушка, оставаться везде, куда поиски делаются. Неслыханно, чтобы держать все сие несогласно ни с пользою, ни с возможностию. Действия наступательные не должны быть связаны ничем1. И тут крайне нужно держаться в положении генеральном, то есть быть твердою ногою и где действовать. Наше дело вредить неприятелю и не оставаться в недействии. Стоит ли движения разговор недоброхотов. Кстати ли нам, уважая их враки, себя теснить. Кто видал, чтобы в Галаце остаться, в месте открытом на Дунае, между двух рек — Серета и Прута; с одной стороны Измаил — с другой Браилов, куда часто и помочи подать невозможно за частыми разлитиями вод и где должно умереть с голоду. 919. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Февраль-март 1789] Мне луче нравится дефензива, нежели офензива1. Сия последняя требует много точности и подробности, паче же от водяного или морского привоза сие почти что требовать невозможно. Да сверх того, входя в Финляндию, финнам будет в тягость, а теперь они нас менажируют.[363] Остаться в дефензиве, дондеже заверно полагать можно будет, что офензива полезнее дефензивы для нас. 920. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Февраль-март 1789] Пора тебе унимать Браницкого1. Я никак его поведением не обманута. Он в конфедерации ищет Короля ссадить2, а как сие, конечно, не допущу, понеже я дел рук моих пред Богом и светом обязана soutenipoвать.[364] Он же сам неблагодарнейшая тварь. Пожалуй, уйми его, пока еще время. 921. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Февраль-март 1789] Помилуй, матушка, чем я уйму Браницкого и когда я его баловал? Но позвольте сказать: теперь словами делать ничего нельзя, а брать меры нужно. Сердцем ничего не произведем и оно лишнее. Польша — вся Браницкий. Я о сем Вам всегда говорил. Браницкого я так держал, что удивительно, как он мог сносить сие. Всей армии известно. Войдите в положение дел. Вы увидите, что с Польшей иной нужен оборот1. Нам нельзя быть passif,[365] когда там действуют все. Ежели я худо думаю, скажите лутче. Но нужно там работать. 922. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Февраль-март 1789] Я без сердца говорю — напиши к Бран[ицкому] письмо и скажи ему, что ему стыдно и позорно быть и слытца врагом своих благотворителей и для того ему советуешь реконфедерации не делать, а сидеть смирно. 923. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Февраль-март 1789] Что тебе диковинка — написать письмо и сказать, что таковой слух носится и что сие невероятно, потому что оно несходственно долгу честности и благодарности. А из таковой конфеде[рации] выйдет Прусский Король новый в Польше1. 924. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Февраль-март 1789] Когда буду иметь случай объясниться, Вы увидите, что я с Вами одно мыслю1. Истолкование все сгладит. Таблицы ордеров баталий морских и сухопутных скоро поспеют для Финляндии. Тут Вы яснее все увидите. Армию Кавказскую с Кубанской препоручить в попечение начальнику, кого из старших генералов избрать изволите2, с тем, чтоб он получил и на продовольствие особо, а зависел бы от меня только в операциях, куда их обращать по главным предположениям. А то истинно мне подробность тамошняя невмочь. Моя матушка родная, я право Вас люблю, как душу. Не гневайся на меня. О хлебе и об артиллерии осадной нужно приказание. Я теперь с Спренгпортеном. О сем говоря, он мне записывает родню Г[рафа] Ферзена, которая в армии в разных чинах. То же и других арестованных3. Денег на всякий случай тысячу червоных дать Спренгпорт[ену] и две — Пушкину для нужного употребления, из которых Гинзелю теперь тысячу4. По переговоре сем увидеть можно, куда клонится дело, и тут уже живо вести, не жалевши. Матушка родная, Бог нам всегда являет неожидаемые способы. Может быть и тут Его милость скажется. Рек у меня, когда прикажете ему предстать. 925. Г. А. Потемкин — Екатерине II[После 3 марта 1789] Я, матушка, никак не могу ориентироваться, не знав расположения войск Графа Румянцева. У Графа Безбородки нет его репортиции. Где ж мне взять. А я крайне озабочен теперь о той части и пишу ордера. 926. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 21 марта 1789] Потребно во флот Черноморский и флотилию тамошнюю 120 мичманов. Я всеподданнейше прошу в сие число указать из Кадетского морского корпуса определить гардемаринов, кои одну кампанию зделали. Их за укомплектованием флота здешнего остается до 80-и человек. О бывшем флота капитане Баранове подношу здесь мнение1, из которого Ваше Императорское Величество усмотреть изволите не столь большое преступление или, можно сказать, всю справедливость. Он человек, отлично знающий морское дело. Повелите, Всемилостивейшая Государыня, мне подать ему случай на счет жизни доказать противное теперешнему об нем заключению. Учителя с помощником от корпуса Кадетского для обучения навигации. 927. Екатерина II — Г. А. Потемкину[Март-апрель 1789] При первом случае при прочтении проекта о мещанах встречаются вопросы1. Первый: когда мещане обращены будут вне их города, кто будет по городам отправлять ремеслы? Второе: в случае переселения их — города не останутся ли пусты, а дома без жителей? Буде же бы оне были на первый случай вооружены в своих городах, тогда могли иметь по своим местам стражу и отправлять свои ремеслы, а военная стража могла обратиться, куда нужда потребовала. У меня в городовом положении2 сказано, что мещане, растроговавшись, могут переходить и записаться в купеческие гильдии по капиталам. 928. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Март-апрель 1789] Первое мое представление о ямщиках и мещанах, из армии присланное, было по узнании из опыта, сколь нужно на границах иметь поселян военных, которые их бы защищали вместо того, чтоб требовать себе защиты. Сие тем еще нужнее в нашем Государстве, что обширность пределов не позволяет всюду поспеть с войсками на помощь, что армия национальная необходимо требует умножения милиции, ибо нет здесь такого роду людей, коих бы можно вербовать на случай войны. Умножать же войски на щот рекрутских наборов — Государству вредно, понеже им оно изнуряется, и хлебопашество терпит еще больше, потому что солдат служит безсрочно и, следовательно, умирает сивильно. Сей пункт стоит уважения. Армия Вашего Императорского Величества числом велика, но для Государства столь обширного и по соседям — весьма недостаточна. По сим резонам я решился представить об однодворцах вверенных мне губерний, а к тем присовокупить мещан и ямщиков. Первые казаками были уже на штурме Очаковском, где не только что не хуже, сказать, поступали, но и поддержали полк Танбовский, который без них не мог бы устоять. Теперь донесу на вопросы, которые изволили зделать о ремеслах. Донцы служат, ремеслы отправляют и торгуют, как дома, так и за море. Сверх того мещан в Государстве с лишком триста тысяч, но ежели взять на службу тридцать, останется дома их двести семьдесят. На первый случай вооруженных необходимо послать надлежит на войну, для приобучения, которые после обучат своих товарищей. Можно составить из других и стражу в городе. Сие я разумею в Петербурге и в Москве, в протчих городах ненужно. В городовом положении сказано о мещанах, но теперь они преобразуются в военный род — честнейший пред их состоянием, в котором, как донцы, ремесленники будут работать, богатея, промышлять торгом, а служба им откроет путь к степеням. Будут из них храбрые люди и генералы, как Федор Петрович Денисов1. Вашему Величеству сие основание честь принесет в потомстве. Вы Государству дадите запасное войско и всегда готовых хранителей, которые в мирное время никакого содержания не требуют. Я не спал всю ночь, и когда получил записку, то голова была так тяжела, что не мог тотчас отвечать. 929. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Март-апрель 1789] К идее той, что Вы имеете о построении Замка в Осиновой Роще, не изволите ли присовокупить следующее. Я не вижу ни нужды, ни в Вас большой охоты воевать противу зайцев и ворон. Да и во всей Европе предводить собаками многие уже отменили. Егерское сонмище стоит Вам больше, нежели полк карабинерный. Одна канцелярия с конторою за десять тысяч. Не угодно ли приятное соединить с полезным. Обратить их в конный лейб-егерский корпус, определя им место в Осиновой Роще1. Они тут будут содержать гарнизон Замка, в мирное время стрелять медведей, тетеревей и зайцев, а в военное бить шведов. Умножить число лейб-егерей из недостаточных дворян, коих много. Обер-егермейстер2 может быть шеф всех егерей и тогда будет он обер-егермейстер не по собакам. Из них, то есть из лейб-егерей, формируются мастера для обучения стрельбы и будет тут школа для всех в Армии егерей. Лугов господских в Осиновой Роще было довольно. Вот и сено для лошадей. Ежели изволите апробовать, то я зделаю проект штата. Дом тогда, что строится на царскосельской дороге, может обращен быть на иное употребление. 930. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Март-апрель 1789] Я, матушка, стороною услышал, что в Ревеле люди расположены тесно, отчего делается болезнь ипидемическая и много умирает солдат и матрозов. Прикажите разставить до лагерного по деревням просторнее. 931. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Март — апрель 1789] Ежели, матушка, позволите, я бы послал весьма проворного курьера за Денисовым, чтоб он сам сюда приехал. Крайне нужно расспросить, как они держат свои передовые посты: обвещательные ли они или твердые? об образе их защиты и как сражаются? Из сего можно много предположить для переду. 932. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Апрель 1789] Матушка моя родная, Князь Давыдов, Генерал-Майор1, бывший в Тамбове губернатором, отставлен по ссоре с Романом Ларионовичем2, может быть, первый у нас, да из лучших и везде пиротехников. Был он командир в Преображенском полку бомбардирской роты и его ученики делали фейерверк прекрасный, что изволили видеть в Карасу-Базаре3. Он выдумал пули для обыкновенных ружей зажигательные, коих и бабушке сего француза придумать не удастся. Я их пробовал при себе; у меня уже готова записка4, чтоб по его желанию дать мне его на употребление. Я уверен, что и брандскугели сильнее он зделает. 933. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Апрель 1789] Принесли ко мне присланное от тебя, мой друг, — так называнную безделку, которая красоты редкой или луче сказать безподобна, каков ты сам. Ей и тебе дивлюсь. Vous etes Vous meme le sel attique personnifie.[366] 934. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Апрель 1789] У Вас достоинства не по платью принимаются; потому я Вас, матушка родная, прошу Денисову позволить быть в Эрмитаже1. Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Никак не могу разобрать подчеркнутое слово, о ком просишь под сим. Напиши и явственнее, а естьли пишешь о Денисове, то с радостию соглашаюсь его призвать в Эрмитаж, ибо он повсюду храбростию и умом себе проложил дорогу. 935. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 14 апреля 1789] Долг справедливости требует всеподданнейшего засвидетельствования пред Вашим Императорским Величеством о ревностной и отличной службе состоящих во флоте Черноморском: бригадира и флота капитана Ушакова, офицера весьма искусного и храброго, которого и приемлю смелость удостоить в Контр-Адмиралы1. Полковника и мастера корабельного Афанасьева, весьма много мне способствовавшего во всех производимых по флоту строениях, которого и прошу пожаловать в обер-интенданты с чином бригадирским2. Подполковника и мастера корабельного Катасанова достойного за труды свои награждения чином полковничьим. 936. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 14 апреля 1789] Генерал-Порутчик и Кавалер Нащокин ревностною своею службою и неусыпными трудами заслуживает Монаршую милость. Он по склонности и особливой охоте к военным действиям почти по усильной моей прозьбе остался в Херсоне, где нужен был попечительный командир, ради множества препоручений обо всем доставлении в армию оттуда было. То же и формирование полков, тамо остававшихся, рекрутами — от него же зависело. Я бы просил ему Александровского ордена, но он почти пропитания не имеет. Генерал-Майору Голенищеву-Кутузову пожаловать Третий класс Георгия2. Графу Войновичу Аннинскую ленту. 937. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 17 апреля 1789] Польской службы Генерал-Маиор Иван Горич, употребленный мною в стороне Кизляра к удержанию спокойства на границах, по особливой в том краю доверенности предуспел не только сохранить тамо тишину и отвлечь лезгин от нападения на Грузию, но, собрав доброжелательные народы, наказал неспокойных, которые в начатии войны с турками набеги на пределы Российские делать приуготовились. Я осмеливаюсь всеподданнейше представить о принятии его в службу Вашего Императорского Величества, как в награждение собственное, так и во уважение заслуг брата, жизнию пожертвовавшего. По короткому его знакомству в Литве может он ныне и там с пользою употреблен быть. 938. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 17 апреля 1789] Ежели бы, матушка, Вы апробовали, то бы я думал теперь послать Денисова на шведскую границу, чтобы искусным образом схватить у шведов пост. Да чтоб это было весьма тайно. Сим бы им заплатили. Я уверен, что казаки все употребят возможное, понеже очень озлились на шведов. Р_у_к_о_й Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Чрезвычайно хорошо вздумали; что скорее и тайнее, то и лутче. 939. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 17 апреля 1789] Денисову на прогоны, матушка, пожалуйте. Подношу здесь от Спренгпортена Хванису. Что он предлагает зделать, исполнится Денисовым1. Позвольте о сем сказать Пушкину2 за секрет? Время близко к открытию Бельта, прикажите Козляинову скорей ехать3. Опасно, чтобы при покушении, могущим быть от шведов, чтобы теперешний начальник не запутался. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II. На прогоны Гр[аф] Пушкин дать может из экстраординарной суммы. Скажите ему за секрет. Козляинов уже поехал. 940. Г. А. Потемкин — Екатерине II[После 17 апреля 1789] Тут, где ударил Денисов, страх, конечно, уже вселился. Надобно к сему поиску продолжать уже оказательства в протчем, не действительные, но чтобы их внимание более к сему месту навлечь. А между тем в другом произвести удар сильнее прежнего. Да, ежели можно, и в разных местах ради разделения забот. Хорошо бы, Матушка, было из пленных, хорошо обласкавши и наградя, несколько отправить назад, растолковавши им, что им ничего не учинили, естли б они своими нападениями не подали повод, и что Вы шведской нации никакого худа не желаете. 941. Г. А. Потемкин — Екатерине II[22 апреля 1789] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Вчерашний день дети Ваши составляли собою главное украшение пиршества, увеселяющее сердца всех1. Первенец из птенцов орлих уже оперился, скоро, простря крылья, будет он плавать над поверхностию. Окажется ему Россия как карта пространнейшая, увидит он распространение границ, умножение армий, флотов и градов, степи заселенные, народы оставившие дикость, судами покрытые реки, но не узрит источников, текущих кровию винных. Представится ему семья безчисленная собратий, ибо ты мать твоих подданных, а мне — наипаче, ибо благодеяния твои ко мне больше, нежели часов, век составляющих. Вот какое прекрасное Ему будет зрелище. А нам всем окажется утешительное удовольствие видеть князя с ангельскими свойствами, кротость, приятность вида, величественная осанка. Он возбудит к себе любовь во всех и благодарность к тебе за воспитание, принесшее толикий дар России. 942. Г. А. Потемкин — Екатерине IIАпреля 22 дня, 1789 Подношу здесь Булгакова письмо. Тут изволишь увидеть, в каких руках наши интересы. Они были наши враги и навсегда будут1. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II: Равномерно и пруссаки, как то доказал Фокшанский конгресс и нынешняя война. Добивался цесарский посол иметь число наших войск. Не прикажите ему давать, а сказать, что я сообщу, будучи сам на месте. Здесь Сегюр узнает, а они все туркам рады показать, лишь бы снискать их милость. Р_у_к_о_й_ Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Да и агличане и пруссаки не менее же нам вражествуют, да сии сверх того ныне; наипаче же пруссаки, враги особы Екатерины II и где могут умалять ея славу и честь и отвратить от нее умы и сердца, тут не оставят приложить труда, а естьли сыскать могут, кто бы ее убил, то и сие не оставят. 943. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец апреля 1789] Дурака заставь Богу молиться, он лоб расшибет. Господин Круз думает не кораблями, но сам собою бить шведов1. На пакет-боте едет, а корабли оставил позади. Он же поста Паркелаутского обезсиливает. Что из этой конфузии выйдет, Бог весть, естьли он сменен не будет. 944. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Конец апреля 1789] Когда мне скажешь, какие недостатки во флоте, тогда поправить приказания дать можно будет. Касательно Артиллерии скажу, что теперь весьма трудно в ней зделать перемену, ибо, не знав куда чего повезешь, в нужде здесь не сыщу, в чем иногда крайность быть может. Я в прошедшее лето видела таковые обстоятельства, что когда об них вздумаю, так волосы дыбом станут. Тогда писать к тебе некогда и ждать от тебя, что нужно, за собою потянуть может великие не удобности, а мимо тебя никто не осмелится за чего взять[ся]. Бога для, на теперешний случай и когда так близко возле столицы феатр войны, оставь вещи как есть. Теперь ли время завода и перемен частей. Награждение я тебе с радостию уделю. Но от сего, любя меня, теперь откажись. Естьли б в мирное время ты б разделил Военную Коллегию, как мой проект был, на столько департаментов, как служба требовала, то бы и артиллерия тут же давно входила. Ты знаешь мое к тебе разположение. Мне об ней говорить нечего. Доверенность равно велика, но необходимость переменить не могу. 945. Г. А. Потемкин — Екатерине II[После 28 апреля 1789] Я бы, матушка Государыня, за Вами же приехал, но как мне много дел докончить нужно здесь, то остался сегодня обедать. К тому же пробу делать куркам для стреляния из пушек на кораблях. После обеда буду одни сутки и отправлюсь в свой путь. 946. Г. А. Потемкин — Екатерине IIСтатского советника Сергея Лашкарева, много трудившегося в последнюю кампанию по возлагаемым препоручениям и неоднократно жизнь свою подвергавшего опасности, осмеливаюсь удостоивать к награждению орденом Святаго Благовернаго князя Владимира третией степени. Князь Потемкин Таврический Майя 1 дня 1789 года 947. Г. А. Потемкин — Екатерине II1 мая 1789 Доктор хирургии Массо1, находящийся во французской службе, по приглашению моему, испрося позволения тамо, всю минувшую кампанию пробыл при армии, Всемилостивейше мне вверенной. Неутомимые труды его и попечение о раненых, из коих по искусству своему многих он спас от смерти, обязывают меня всеподданнейше просить ему в награждение чина надворного советника. 948. Екатерина II — Г.А. Потемкину[2 мая 1789] Je crois que Choiseul a envoye ce batiment expres pour nous faire savoire que le Sultan est mort.[367] 949. Г. А. Потемкин — Екатерине II[2 мая 1789] Скорей Шуазель послал осмотреть, что у нас делается, нежели нас уведомить. Его француз на сем судне ничего подобного не открыл, чтобы был нарочно прислан. Напротив, просится назад. Я уверен, что другие суда, о коих они упоминают, побывают в протчих гаванях. Это новый род выдуман шпионства. Ежели их отпускать, то мы нигде в покое не останемся. Притом, показание его о флоте турецком весьма преувеличено1. 950. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПуще всего остерегайся, чтоб язву не навезли. А впрочем сии суда могут иногда быть полезны для скорейшей пересылки, и как Султан умер, то думать надлежит, что дела иной оборот возьмут. Мая 2, 1789 951. Г. А. Потемкин — Екатерине IIПорхов. [7 мая 1789] Вчера я из Царского Села выехал в 7 часов, а сюда приехал в 4 часа утра. Матушка Государыня, я здоров, только скушно от пальца боль переносить. Каменский прислал в запас прямо и к Вам реляцию на случай, ежели б меня не нашли1. Я ту к Вам и посылаю. Ибраим-паша меня знает2. Прости, матушка родная. Немного поевши, тотчас поеду. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Я еще буду иметь курьера об остальных турках, которые переловлены. 952. Г. А. Потемкин — Екатерине II[10 мая 1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Рапорт Войновича1 пришел ко мне с апельсинами. Я все целые посылаю Вам. Право, не съел ни одного. Прискакал в Смоленск вчера в двои сутки, из Царского Села, с половиною. Сей час еду и в Дубровне остановлюсь починить экипажи и себя исправить. Размучился крайне, но больше двух дней не буду. Каменский рапортует2, что люди без обуви и без рубашек затем, что поляки не пропускают. Но я думаю, что они хотели везти с ружьями. Можно бы вещи годовой аммуниции особо отправить, но я до приезда не могу распутать. Предварительно же посылаю к К[нязю] Репнину о приведении всего, поелику возможно, к лутчему. Из Дубровны донесу. Что и нету, напишу. Боюсь, что сильная и давно не бывалая вода не допустит на Буге поставить мосты. Кременчуг весь в воде, и по нему ездят на лодках. Вы, матушка Государыня, не написали ко мне письма французского, которое б я мог показать Артиллерии Генералу Г[рафу] Потоцкому. Мне оно нужно будет — ему показать, колико Вы на истинный его патриотизм внимаете. Не худо будет, если тут включите поклониться его жене3. Из донесений Графа Войновича усмотрите, какой недостаток в чинах для кораблей, готовящихся на Азовском море4. Я все зделаю, что будет возможно, но жаль будет, ежели мы не так сильны будем флотом, который, естли б люди были, страшен бы был неприятелю. Простите, матушка родная, ей Богу, насилу мог написать, ослабел очень. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 953. Г. А. Потемкин — Екатерине II11 майя [1789]. Дубровна Я, матушка Всемилостивейшая Государыня, размучился в дороге, однако ж завтре еду и чрез четыре дни уповаю приехать в Кременчуг, который весь залит водой. На Буге разлитие воды так велико, что никак мостов навести невозможно. В Кременчуге прошлогодний хлеб в магазейне залило. Вода еще прибывала по последнему уведомлению. Каменского рапорты здесь подношу, а о Галацком деле уже третьего от него получаю. Он послал с сим курьеров по всем возможным дорогам. Сам теперь просится в отпуск до выздоровления. Я считаю, что сие произошло от приезда Князя Репнина1. Они вздумали, что армия Украинская останется армиею особою, то всякий располагает себе быть командиром. Для уменьшения конфузии я очень рад, что он просится. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 954. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Вчерашний день я получила письмы твои из Великих Лук и из Смоленска: ты летаешь, а не ездишь. Жаль мне только то, что не наблюдаешь мое предписание касательно сбережения твоего здоровья, а приедешь на место, буде не совсем болен, по крайней мере замучен. Что часто начал писать, за то благодарю тебя. Такожде за добрые вести, присланные из Севастополя о крейсерах: видно, что люди храбрые1. Что у Каменского люди без обуви и рубах, сие не хорошо, старайся скорее довезти иным путем, нежели пресеченным врагами нашими в угодности капризам прусским. Без конвоя же везти — полякам на грабеж, чего, можно быть, и желают; никак неудобно кажется. Авось-либо реки скорее придут в свои границы; здесь время сухое и холодное. При сем прилагаю письмо к тебе, которое показать можешь Графу и Графине Потоцким2. Недостаток в чинах для кораблей Черноморских стараться станем наполнять колико возможно: отставные флотские уже начали являться. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Будь щастлив, здоров и благополучен. Екатерина Из Цар[ского] Села. Майя 13 ч., 1789 г. За апельсины благодарствую. 955. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмо твое из Дубровны от 11 числа мая и прочие твои письмы от того же числа с приложениями от Каменского я вчерашний день получила и вижу, что хлопот у Вас без щета по причине прокормления армии. Однако надеюсь, что ты из оных выпутае[шь]ся. Не диво, что ты дорогою размучился по твоей езде. Молю Бога, чтоб ты был здоров. Преобр[аженского] полку капитан Уваров ко мне написал письмо, жалуясь на выпуск молодшего его1. Я призвала Татищева2 и отдала ему то письмо с тем, чтоб он Уварову оное возвратил и написал бы к нему, что и я, и предки мои выпускали из гвардии и определяли в оную по своей воле, чего никогда и никому обидно быть не может, а ему тем менее, что его рота тройжды нашлась не в лутчем порядке. Также ротмистр Олсуфьев3 везде ходит, жалуется на зделанную ему обиду, но до меня как дойдет, то свою праву не отдам в обиду. Дураки, вздумали сами свои достоинства выхвалять тогда, когда не им о том судить. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Спасибо тебе, что часто пишешь. Майя 16 ч., 1789 956. Г. А. Потемкин — Екатерине II22 майя [1789]. Крем[енчуг] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я и устал и немного чувствовал лихорадку, а потому и не мог больше без отдыху ехать. Приехав в Кременчуг, нашел его весь в воде, после сбытия которой сильные будут болезни необходимо, ибо вода в низких местах заяхниется. Печи во всех домах размыло, я приказал переходить правлениям в новый Екатеринослав1. И жители все выходят. Ежели будут, матушка, сбираться отставные морские офицеры, то бы их отправлять тотчас, нужда в них крайняя. В коей я слабости, описать не могу. Палец мой вновь разболелся, набередил, много писавши: до последней безделицы все сам пишу во все части. Простите, матушка Государыня, будьте милостивы и не забывайте меня. Я завтре выеду отсюда. Здесь одно наместническое правление не потопило, и я в нем живу. Нельзя сказать, чтоб я не на своем месте был. Вернейший и благодарнейший подданный по смерть Князь Потемкин Таврический 957. Г. А. Потемкин — Екатерине IIМайя 23 [1789]. Кременчуг Когда утихло, мои экипажи могли переправить, и я, матушка Государыня, завтре выеду, хотя и слаб от устали. Из Ясс ничего после отправленных донесений не имею. Наши промышленники в Польше наделали немало дурачеств. Вздумалось им везти ножи в армию для продажи. Залили их в масло. Поляки сие открыли и взяли подозрение. Я ожидаю от Генерал-Порутчика Кречетникова из Киева донесений обо всех транспортах, которым я указал, куда итить1. Простите, матушка Государыня, не забывайте Вам по смерть вернейшего и благодарнейшего подданного Князя Потемкина Таврического 958. Г. А. Потемкин — Екатерине II29 майя [1789]. Елисавет Простудил плечо и руку правую; несколько, матушка Всемилостивейшая Государыня, мучусь. Теперь становится легче, и палец заживает. Еду в Херсон и Очаков. Крайне нужно там побывать. Благодарен, матушка, получил я жезл повелительный1. Цалую ручки Ваши от искреннего сердца, дай Бог мне сил заслужить. По возврате из Херсона буду писать подробно. Теперь еще, право, рука болит. Во всю жизнь непоколебимо вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 959. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 22 и 23 мая из Кременчуга я получила вчерась и третьего дни и за оные тебя благодарю. Что ты устал, о том весьма жалею. Из оных вижу, что ты жителей переводишь в Городище, а правление в Екатеринослав. Морских офицер к тебе отправляют по мере, как оных достают. Наша гребная флотилия поплыла в Кронштадт и оттудова пойдет сутки чрез двое. Есть известия, будто шведский флот будет крейсировать в близости Карлскроны. Ревельский и Кронштадтский — соединились1. Дай Боже королям Шведским и Прусским ногтеедицу на каждом пальце, а чтоб твои пальцы перестали болеть. Не опасайся, не забуду тебя. Что часто пишешь, тем самым успокаивается мой дух. Поляки успокоятся и жалеть будут, когда увидят, что не чрез Польшу, а мимо их всево везем и свою дорогу имеем. Накажи их тем, чтоб не купить у них ничего. Прощай, мой друг, Бог с тобой. Люблю тебя, как душу. Мая 31 ч., 1789 960. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Сей час получила я от Гр[афа] Пушкина уведомление, что от Веккера Михельсон пошел 31 мая в Шведскую Финляндию, где разбил неприятельский пост1 из шести сот человек, огражденных ретраншементом, завладел оным, взял две пушки, два майора, 4 обер-офицера и немало рядовых, и Михельсон идет вперед к Христину. Нассау пришел в Кронштадт с гребной флотилиею, откуда пойдет чрез 3 дни. Вот Вам наших вестей при желании всякого благополучия. Июня 2 ч., 1789 г. 961. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Посол Цесарский, получа от Императора повеления домогаться о продолжении договора, в 1781 году зделанного, я оный письмом к Императору в равной силе, как его ко мне, продолжила без дальнего формалитета, и оные письмы разменены без всякой огласки в прошедший четверг. Июня 2 ч., 1789 962. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЕлисавет. Июня 10 дня [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня, объехав взад и перед больше шестисот верст, ослабел крайне или, лутче сказать, немогу: гемороид и лихорадка одолели, но меня ничто не остановит, кроме смерти. Трудно сбирать войск из-за Днепра. Во ожидании их, то что есть легких войск — я двинул открыть Бендеры и Аджи-бей. А Кутузову с корпусом егерским приказал следовать к Балте1. Неприятель нигде еще в силах не оказался. Я стану его натягивать в одно место, чтоб его сильное собирание с помощию Божиею разбить, и тем развязать себе руки. Бывшая армия Украинская весьма умалилась и так разбита на части (почти каждый полк в трех местах), что, ей Богу, не могу щету зделать. Был в Очакове и еще больше убедился необходимостию для пользы срыть его, о чем будущим курьером представлю подробные резоны. Ежели его не будет и граница укрепится по моему представлению, то более двадцати тысяч войска прибавится к наступательному действию, и люди избавятся места смертоносного. Извольте вообразить, сколько тысяч лошадей и людей почти на поверхности зарыто. Наша польза, чтобы турки тут крепости не имели, а для нас иметь нужды нет. В рассуждении коммуникации: несколько недель ее не было за ветрами. Еду завтре в Ольвиополь, где собираются полки2. Здесь крайне нездорово: Ингул высыхает и вонь делает великую. Матушка Государыня, у меня шефов слишком много, куды с ними деваться. Эльмпт не был у меня, написал Попову, что просился в отставку, приехал без спросу3. Куды мне его девать? Право, в тягость. Не угодно ли отправить его на Кавказ. Там нужен быть у Кубанского корпуса начальник. Да и случится старшему занемочь, то было бы кому вступить в команду. Простите, матушка Государыня, немогу, испарина приходит. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 963. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Замешкался сей мой ответ на твое письмецо от 29 мая за тем, что у меня был жар и бред три дни и горло болело. А теперь я выздоровела, мне кажется, совершенно от той сильной простуды и сверх того имею к тебе сообщить вести отселе приятные: а именно, Генерал-Поручик Михельсон занял Христину, потом пошел к Сент-Михелю, но тут ему не сщастливилось как-то. А сию ночь получила известие, что 8 июня все сие поправилось1 действительным его, Михельсона, вступлением в С[ент]-Михель, где завладели наши шведским магазейном хлебным и амуничным, а порох шведы подорвали. Сказывают, что шведы унылы и сами говорят, что за сим от них обороны мало будет. Шульц2 по другой дороге идет туда же и также ретраншемент и обоз взял. Нассау в море, об шведском флоте ничего не слыхать. Когда Вице-канцлер Келлеру сказал, что ты все транспорты и магазины выводишь из Польши, тогда он деконтенансировался[368] до того, что скрыть не мог, колико ему неприятна была сия весть3. Лорд Стормонт4, который при многих дворах был министром, в аглинском парламенте публично говорил речь, доказывая, что прусский союз Англии не токмо вреден, но и разорителен быть может, и сказывают, будто Питтов кредит в нации начинает упадать. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Будь здоров, щастлив и благополучен. Из Царск[ого] Села. Июня 11 ч., 1789 964. Г. А. Потемкин — Екатерине IIОльвиополь. 19 июня [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Как я обрадовался, получа с последним курьером о Вашем здоровье, не имея давно известия. Весьма трудно было проводить пленных между Бендер и границы Польши1, и, естли бы я не послал отряд многочисленный, не дошли бы они до нас. Как бы сберечь их по малости конных. По известиям, турецкий флот в числе больших и малых должен быть в 171 судне. Больших число оказалось сходно, а малые еще не все. Мне, слава Богу, гораздо лутче здесь. Я совершенно стал здоров: столь воздух разнствует. Не могу по сих пор дождаться полков. Днепр долго очень задержал Украинскую армию. Тоже распутать нелегко. Спешу вывести все из Польши. Император, сказывают цесарцы, худ здоровьем. Боже мой, что это опять их бьют: в двух местах побили. В одном деташемент в восьмистах пехоты наголову весь побит. Погонщики разбежались. Я еще не получил об них в Губернии указов Сенатских, а без них нельзя2. Не могу дождаться порядочных рапортов о числе строевом, и полки, разбиты будучи на части, не могут собрать. Я приказал сводить из Польши. Уже много вывели и из Киева выступили. Мне нельзя зделать и рапортиции порядочной. Скоро уповаю получить и поднесу. Простите, матушка родная, Ваш вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 965. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 10 дня июня я получила тому несколько дней назад. Жалею очень, что ты замучился, ездя повсюду. Молю Бога о твоем здоровье и надеюсь, что по твоему обыкновению преодолеешь все затруднения. Желаю тебе везде щастия и удачу1. Из репортов Князя Репнина видела я состояние Украинской армии. Непохвально с нею поступил Фельдм[аршал] Румянцев, тем паче, что ничего не исполнил, что приказано было. Касательно Очакова я все того мнения, что, дондеже не устроена новая граница, его не разрыть ради безопасности Лимана и вывода кораблей. Однако готова принять во всякое время убедительные доказательства противу моих, ибо польза дел — единственное мое желание. Прощай, мой друг, будь здоров. Июня 20 ч., 1789 г. 966. Г. А. Потемкин — Екатерине IIОльвиополь. 25 июня [1789] Не получил еще верной карты нужных мест и для того не мог и теперь, матушка Всемилостивейшая Государыня, поднести системы пограничной. Однако же на Буге в Соколах, откудова судовой ход учредится вниз, замок каменный закладывать приказал, употребя на то пленных турков, приведенных из Молдавии. Другой будет заложен на Витовке, где и монастырь полагается. Пруссаки обратились пакостить лично мне, столь их испугало учтивое мое обхождение с поляками. Луккезини тайно составил сам либель, которую здесь прилагаю, а я смеюсь1. Но, матушка Государыня, прикажите нового их посланника хорошенько трактовать2. Произведите перемену в Прусском Короле, изыщите способы им взять надежду нашей дружбы, развяжите себе тем руки. Тогда Вы сделаете с ними, что хотите, и накажете, как угодно. Противу Польши нужно запасаться. Черноморских казаков я умножаю, как можно больше. Да на всякий будущий случай нужно заготовить ружья. Я, чтобы скрыть виды, закажу в Туле будто для казаков, из мещан и ямщиков формируемых. Такого оружия нужно много для того, что в Польше у всех нашего закона оружие отобрано3. Скоро надеюсь магазейны кончить перевозкою, и вывод войск из Польши тогда ж последует. Здесь к Бугу полки частью пришли, частью близко. Хлеб везут. Дождавшись всего, пойду для взятия позиции. Казаки щегольски поступили под Бендерами4. Я, слава Богу, здоров. Принц Виртембергский приехал5, весьма учтив и смирен. Не знаю, отправился ли Граф Салтыков, а нужно им взять движение6. Слава Богу, что наши поправили ошибку у С. Михеля. Нехорошо, матушка, что худо открывают. Желательно, чтоб из сего вышли следствия, а я все того мнения, что движения наши вперед важнее бы были, естли б флот что произвел наперед. Простите, матушка Государыня, я по смерть Ваш вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Сию минуту получил, что турецкий флот оставил мыс Кочибей и лег в линию в виду, на прошлогоднее место. 967. Г. А. Потемкин — Екатерине II25 июня [1789]. Ольвиополь Достоинства и ученость Арихиепископа Амвросия Екатеринославского Вам, матушка Государыня, известны. Он к тем присовокупляет еще и усердие следовать всюду с армией. Присутствие его будет полезно между единоверными. Он говорит, что его Епархия тамо, где армия. О сем донеся, прошу его похвалить. Граф Петр Александрович все в Яссах, укладывает обоз и разкладывает по несколько раз в день1. А между тем немало от сего толков, но Бог с ним. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 968. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуИюня 29, 1789 г. Письмы твои, друг мой сердечный Князь Григорий Александрович, от 19 июня из Ольвиополя третьего дни до моих рук доставлены. Я вижу, что ты о моем здоровье безпокоился. Но я ныне здоровее, нежели давно была, и противу прошлогоднего — не в пример покойнее. С одной стороны полагаюсь на милость Божию, а в прочем уповаю, что ты не пропустишь ничего того, что делать возможно для разрушения вражеских затей. Здешние дела идут хотя не совсем еще так, как бы желалось, но однако неприятель не может хвалиться успехом, и, надеюсь что вскоре лутче пойдет. Что ты в своем здоровье поправляе[шь]ся, тому я весьма рада. У нас лето прекрасное и воздух теплый, и я без выезда в городе живу. Естьли твои советы цесарцам не помогли, то уже не знаю, как им с турками управляться, а думаю, что в немцах terreur panique[369] противу турок равной силы, как пруссаки в Семилетней войне имели противу нас по собственному признанию умершего Короля Прусского в его сочинении, напечатанном посреди Берлина. Указы о погонщиках давно посланы. Прощай, мой друг, да будет тебе сам Бог помощник. Будь здоров, щастлив и благополучен. 969. Екатерина II — Г.А. Потемкину[29 июня 1789] ApophtegmeA son Ami intime il faut dire les choses comme elles sont. Le 18 Juin, au sortir de la table (N.B. c'etoit un Lundi) le Comte Mam[onov] est venu me dire que je ne le traitois plus aussi bien que ci-devant, que je ne repondois pas aux questions qu'il m'avoit faites a table; qu'il n'etoit pas content de ce que quantite de gens, qui remarquoient cela, se faisoient des mines, et qu'il etoit las du role qu'il jouoit. La reponse ne fut pas difficile a faire, je lui dis, que si ma conduite a son egard changeoit, la chose ne seroit pas bien etonnante, vu tout ce qu'il avoit fait depuis le mois de Septembre pour la faire changer; qu'il m'avoit dit et repete qu'hormis de l'attachement il n'avoit pour moi aucun autre sentiment; qu'il avoit oppresse tous les miens et que si ils n'etoient plus les memes il pouvoit s'en prendre a lui meme, les ayant etouffes pour ainsi dire des deux mains; que ses questions je ne les avois pas entendues et que des mines des autres, si elles n'etoient pas dans son imagination, je ne pouvois pas repondre. Sur cela il me dit: Vous avoues donc, que Vous n'aves plus pour moi les meme sentiments; a cette question meme reponse de ma part, sur quoi il me dit: Il faudra donc, que je m'arrange en consequence. Reponse: Vous feres ce que Vous jugeres a propos. Sur quoi il me pria de lui donner conseil au sujet de ce qu'il avoit a faire; a quoi je repondis que j'y penserais et il s'en alla. Au bout d'un quart d'heure il m'ecrivit pour me dire qu'il prevoyoit tous les desagremens et les mortifications et mepris aux quels il alloit etre expose, et me renouvela la priere de le conseiller. Je lui repondis que n'ayant guere suivi mes conseils jusqu'ici, je ne risquerois pas aussi de lui en donner presentement; mais puisqu'il m'en prioit, je lui dirois qu'une maniere brillante pouvoit s'offrir de sortir d'affaire, que le C[om]te Bruce seroit de jour le Dimanche d'apres, que je lui ordonnerois d'amener sa fille, qu'Anna Niki[tichna] etoit ici, et que je me faisois fort de porter parole pour lui et d'obtenir la plus riche heritiere de l'Empire, que le pere, a ce que je croyois, у consentiroit volontiers; je croyois faire une chose agreable a tous les interesses. A ce billet je recus pour reponse un aveu par ecrit de la part du C[om]te Mamo[nov] ou il m'avoue que depuis un an il amoureux de la Princ[esse] Щербатов, me demandant la permission formelle de l'epouser. Je tombai presque de mon haut de surprise, et je n'en etois pas revenue encore qu'il entra dans ma chambre, tomba a mes genoux, m'avoua toute son intrigue, ses entrevues, sa correspondance et ses intelligences avec elle. Je lui dis, qu'il n'avoit qu'a faire ce qu'il vouloit, que je ne m'opposois a rien, que j'etois seulement fachee de ce que depuis un an, au lieu de me duper, il ne m'avoit point declare la verite, et que s'il l'avoit fait, il m'auroit epargne, et a lui aussi, bien du chagrin et des tracasseries. A ceci il n'avoit rien a repondre, mais desira qu'Anna Niki[tichna] fut appelee. Elle vint et le gronda, comme de ma vie je n'ai vu grander personne. Le lendemain il demandas que je fisse les promesses, ce que j'ai fait le Mercredi; puis il demanda la noce, qui va se faire Dimanche 1 juillet, le careme ne permettant pas de les marier plus tot. Mais ce qu'il у a de singulier, c'est que promis et promise ne font que pleurer, et que ni l'un ni l'autre ne sortent point de leurs appartemens. Le lendemain de la noce les nouveau maries s'en iront a Moscou; ceci, c'est moi qui l'ai exige, car j'ai vu le moment, oil il alloit desirer de rester malgre son mariage, et si je dois dire la verite, il у a des contradictions fort singulieres, dont j'ai des indices presque certains dans son fait. Pour moi je cherche a me distraire; j'ai cru le ramener, mais j'ai toujours prevu, que cet expedient pourroit etre dangereux. Le semaine qui vient, je Vous en dirai davantage sur le compte de certain Noiraud, dont il ne tient peut-etre qu'a moi de faire la connaissance, mais je ne la ferai qu'a toute extremite. Adieu, portes Vous bien. J'ai fait venir ces jours-ci Ribaupierre, qui a ete le confident pendant un an. Je l'ai trouve muet et tremblant; je lui ai dit qu'ils avoient eu tort de me cacher et tromper depuis un an tout cela et, encore plus, de ne pas s'etre ouverts a Vous. Apres cela je me suis souvenue, mon Ami, de toutes Vos paroles: Vous m'en aves dites plusieurs, qui me sont restees dans la memoire, comme par exemple: нет ли амуришки, et puis Vous m'aves demande: не ревновали ли Вы к княжне Щербатовы? et cent fois Vous m'aves repete: ox, матушка, плюнь ты на нево; et jamais Vous ne m'aves donne la moindre esperance — quand je me plaignois. Mais, si Vous savies cet amour que ne me le disies Vous tout net? Cela m'auroit affligee alors mais guerie pour sur, car je n'ai jamais ete le tyran de personne. Il est vrai qu'alors il n'y avoit pas de Noiraud en perspective. Dites moi, si Vous savies ou ne savies pas l'intrigue? Si Vous la savies, je juge que Vous me l'aves cache par menagement, mais Vous aves eu tort; il falloit me le dire. Adieu, je Vous embrasse de tout mon Coeur.[370] 970. Г. А. Потемкин — Екатерине IIОльвиополь. 5 июля [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Замешкал я несколько сим отправлением, дожидаясь моего посланного по требованию той особы в Польше, о которой мне изволили в письме писать1. Он мне дал знать, чтоб я верного человека к нему прислал. Он имеет важного много сказать об умыслах партии противной, или лутче сказать вообще всех поляков, противу нас. Нужно мне, кормилица, остеречься. И, как ни есть, ласково Короля Прусского удержать в его стремлении. Что б Вы не зделали, не помешает Вам. Развязавши руки — да оплеуху! А иначе, матушка, ей Богу, он выиграет. Вспомните меня. La France est en delire[371] и никогда не поправится. А будет у них хуже и хуже2. После завтре, конечно, все получу и пришлю курьера. Простите, матушка милая. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 971. Г. А. Потемкин — Екатерине II[5 июля 1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня, всего нужней Ваш покой; а как он мне всего дороже, то я Вам всегда говорил не гоняться, намекал я Вам и о склонности к Щербатовой1, но Вы мне об ней другое сказали. Откроется со временем, как эта интрига шла. Я у Вас в милости, так что ни по каким обстоятельствам вреда себе не ожидаю, но пакостники мои неусыпны в злодействе; конечно будут покушаться2. Матушка родная, избавьте меня от досад: опричь спокойствия, нужно мне иметь свободную голову. Я справедлив, отнюдь Графа Безбородку не почитаю себе недоброхотом, но напротив; а есть много других3. Граф Петр Александрович не едет из Молдавии, не пойму я этой загадки. Простите, матушка родная, я не [те]рпеливо ожидаю известий с севера. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 972. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 25 июня из Олвиополя я получила, и касательно дел сей курьер везет к тебе мои ответы и резолюции. Что ты польского или, лутче сказать, прусского либела[372] пренебрегаешь, о сем нимало не сумневаюсь. Гольцу я зделала прием ласковый, и он скромнее предместника своего. Гр[аф] Салтыков приехал к Москве, я его оттудова пошлю понукать. По мере как Нассау с галерным флотом вперед едет, шведы назад отступают. Дней чрез шесть, думаю, что и флоты съедутся. Михельсон, поссорясь с Денисовым, сказался болен, а мой гранадерский полк так зол на Михельсона, что его называют изменником1. Гр[аф] Алек[сандр] Матв[еевич] Дми[триев]-Мамо[нов], женясь [в] воскресенье на Княжне Щербатовой, отъехал в понедельник с своей супругою к своим родителям, и естьли б тебе рассказать все, что было и происходило чрез две недели, то ты скажешь, что он совершенно с ума сошел; даже и друг его и конфидент Рибопьер и тот говорит, что он аки сумашедший2: imagines Vous qu'il у avait des traces, qu'il avait envie de rester avec sa femme a la cour comme ci-devant, enfin mille contradictions et idees contradictives,[373] и несообразимое поведение, так что самые его ближние его не оправдают. При сем прилагаю к тебе письмо рекомендательное самой невинной души, которая в возможно лутчем расположении, с добрым сердцем и приятным умоначертанием. Я знаю, что ты меня любишь и ничем меня не оскорбишь3. А без сего человека, вздумай сам, в каком бы я могла быть для здоровья моем фатальном положении. Adieu, mon Ami. -Приласкай нас, чтоб мы совершенно были веселы. Анна Никитишна дружески со мною очень поступила и до вчерашнего дня не покинула. 6 июля 1789 973. Г. А. Потемкин — Екатерине IIОльвиополь. 9 июля [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Здесь прилагаю записку всему, что мне сообщил словесно Г[раф] П[отоцкий]1. Он боится писать. Пруссаки бесятся, что по воле Вашей ласково обхожусь с поляками, и наводят на меня персонально, чтоб притеснять, как можно. Были бы Ваши дела хорошо, о себе я не мыслю. Матушка родная, затейте Прусского Короля что-нибудь взять у Польши. Тут все оборотится в нашу пользу. А то они тяжелее нам шведов будут. Что нужно в запас нам зделать ради охранения себя, я думаю и пришлю к Вам. Еду завтре на флот, а войски пойдут к Днестру. Я их догоню. Мне нужно видеть самому и понудить все. Я здоров. Прости, кормилица. Ваш вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 974. Г. А. Потемкин — Екатерине II[9 июля 1789] Известная Вашему Императорскому Величеству особа — Генерал-Маиору Боку1 — поручила мне сказать, что [по] безимянному письму в Варшаве зделано повеление, чтоб войски коронные разположить по Днестру для препятствия нашей ретираде, ибо тот аноним уведомляет, что наши войски разбиты везде и мы ставить хотим мосты для переправы на Днестре. Сему и сами поляки здесь смеются, что, будучи на месте, не видят ничего подобного. Сие выдумано пруссаками, чтобы придвинуть поляков. Велел мне сказать, что действующая пружина противу нас — маршал Литовский Граф Потоцкий2, что скрытно он все движет, но к тому ему способствует то, что генерально вся нация противу нас поднята двумя дворами; что будут мне лично делать всякие пакости. Но я думаю не о себе. И теперь выдумали, будто у меня набирается милиция в силе и завел я оружейную фабрику. Было секретнейшим образом повелено осмотреть. На сие выбран от них Генерал Герлич3, самый для нас противный. Он приезжал скрытно и дал рапорт, что подобного ничего нету и в той деревне, где они выдумали, что завод ружейный зделал. Написал, что он нашел одну очень дурную кузницу для лошадей. Приказал мне сказать, что теперь умыслы идут о заключении алиянса с Прусским Королем, которого гарант Аглинский Король будет; потом положить наследность короне навсегда Саксонского дому. Затем зделать России предложение об удовлетворении Радзивилла и Огинского за отобранные у них имения, а когда Королю Прусскому утвердится владение прочное взятым краем, то он с ними предложит отобрание назад у нас и у цесарцев4. Приказал меня уверить, что он неизчего своей системы не переменил. Письмо Вашего Императорского Величества об нем ко мне писанное я к нему послал показать. Все зло идет из Варшавы, но здесь весьма мягче стали — даже до того, что сего дня от их команды прислали беглого нашего бомбардира. Рад бы я был, естли б сим укротились к ним побеги. Князь Потемкин Таврический 975. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 5 июля из Ольвиополя я получила вчерась. Любопытна я знать, какие вести получишь от известной особы, чрез посланного от тебя к нему в Польшу. Касательно Короля Прусского, кажется, все возможное делается, чтоб его удержать и гнев его умяхчить. Как выведешь магазейны из Польши, то ему уже надлежит выдумывать новые лжи и клеветы, чтоб поджигать поляков. Теперь шведы до Аньялы прогнаны, осталось их выжить из Кюменогородского поста1. На второе письмо твое, полученное чрез Н[иколая] И[вановича] Салт[ыкова], я тебе скажу, что я все твои слова и что ты мне говорил зимой и весною приводила на память, но, признаюсь, что тут есть много несообразного2. Рибопьер о всем знал, он и брат его жены сосватали. Говорил ли он тебе или нет о сем чистосердечно, не ведаю, но помню, что ты мне единожды говорил, что Рибо[пьер] тебе сказал, что друг его достоин быть выгнан от меня, чему я дивилась. Естьли б зимою тебе открылись, для чего ты мне не сказал тогда? Много бы огорчения излишнего тем прекратилось и давно уже он женат был. Я ничей тиран никогда не была и принуждения ненавидую, est il possible que Vous m'ayes meconnue jusqu'a ce point et que dans Votre esprit la generosite de mon caractere Vous ait echappee et que Vous m'ayes cru un vilain egoiste, Vous m'auries guerie tout d'un coup en me disant la verite.[374] Правду говоришь, когда пишешь, что ты у меня в милости ни по каким обстоятельствам, кои вреда тебе причинить не могут3. Прошу сохранить ко мне сию доверенность; она мне драгоценна и я ее заслуживаю. Злодеи твои, конечно, у меня успеха иметь не могут, mais, mon Ami, ne soyes pas aussi ombrageux sans aucune raison et mettes-Vous au dessus des ombrages minutieux.[375] От досад, конечно, колико только можно, тебя избавлю. Утешь ты меня, приласкай нас. NB У нас сердце доброе и нрав весьма приятный4, без злобы и коварства et un desir tres determine de bien faire.[376] Четыре правила имеем, кои сохранить старание будет, а именно: быть верен, скромен, привязан и благодарен до крайности, avec cela се Noiraud a de fort beaux yeux et ne manque pas de lecture, en un mot il me plait et aucune sorte d'ennui jusqu'ici ne s'est glisse entre nous; au contraire voila la quatrieme semaine qui se passe tres agreablement.[377] Я приказала Гр[афу] Безбор[одко] выжить Фельдм[аршала] Румянц[ева] из Ясс: оне лутче знают как, нежели я. Это второй том его житья в Данцихе5. Прощай, мой друг. Извини, буде я тебе сим письмом и чтением его причинила скуку. Июля 14 ч., 1789 году 976. Г. А. Потемкин — Екатерине IIОльвиополь. 18 июля [1789] Матушка родная! Vous me nommes Votre ami intime, c'est vrai dans toute l'etendue du terme:[378] будь уверена, что тебе предан нелицемерно. Странным всем произшествиям я не дивлюсь, знав его лутче других, хотя и мало с ним бывал. Mais par ma coutume d'apprecier les choses je ne me suis jamais trompe en lui: c'est un melange d'indolence et d'egoisme. Par ce dernier il etoit Narcisse a l'outrance. Ne pensant qu'a lui, il exigeait tous sans paier d'aucun retour; etant paresseux il oublioit meme les bienseances; n'importe que la chose n'ait aucune prix, mais sitot qu'elle lui ploit, selon lui, elle doit avoir tout le prix du monde. Voila les droits de la Princesse Sczerbatof.[379] Можно ли так глупо и столь странно себя оказать всему свету? Как вещи открываются, тогда лутче следы видны: амуришка этот давний. Я, слыша прошлого году, что он из-за стола посылывал ей фрукты, тотчас сметил, но, не имев точных улик, не мог утверждать перед тобою, матушка. Однако ж намекнул. Мне жаль было тебя, кормилица, видеть, а паче несносна была его грубость и притворные болезни. Будьте уверены, что он скучит своей дульцинеею, и так уже тяжело ему было платить: за нею долгу тридцать тысяч, а он деньги очень жалует. Их шайка была наполнена фальши, и сколько плели они разных притворств скрывать интригу. Ты, матушка, немстительна, то я и советую без гневу отправить друга и ментора хотя в Швейцарию министром, pourquoi le retenir ici avec sa femme qui est une execrable intrigante. Vous aves tres bien fait de l'expedier a Moscou, mais ne croyes pas, матушка, aux conjectures que Vous faites: il n'y a rien du tout, pourquoi Vous lui faites tant d'honneur.[380] Я ему писал письмо короткое, но довольно сильное1. Дай тебе Бог, здоровье и спокойствие, которое столь нужно, а паче, чтобы иметь свежую голову для развязки столь многих хлопот. Здешние обстоятельства идут во многом нехудо, ежели Турки не пойдут к проливу Еникольскому. А то нехорошо будет нашим безоружным кораблям у Таганрога, пока войски на Таман, не придут2. Я все, что мог, употребил к их охранению. Десанты нестрашны, а боюсь только корабли потерять. Зделав семьсот верст по жарам несносным, замучился до крайности. Войски за Бугом все. Прости мне, матушка родная, дай тебе Бог всего доброго, а я во ожидании обещанного письма по смерть верный и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический P.S. По расписанию достались в Кор д'Арме канонеры, а бомбардирам — быть в Очакове, то все приступили к Ивану Ивановичу просить, чтоб им быть при мне3. Такая привязанность была мне весьма приятна. 977. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 9 июля с приложенной запискою я получила исправно. Что враги России и мои равномерно и тебе ищут делать досады — сему дивиться нечего, ибо ты им опаснее всех по своим качествам и моей к тебе доверенности1. Авось-либо Бог нам будет заступником. Не упущу случая, будь уверен, где только можно будет, выводить на белый свет коварствы Прусского двора. Охранительный, от тебя обещанный план ожидаю теперь, и что скорее пришлешь, то лутче2. Бог да будет тебе помощником. Будь здоров и весел, а мы ждем от тебя ответа на посланные отселе пред сим письмы3. Здесь слух носится, будто Граф Мамонов с женою из Дубровицы отправился в рязанскую деревню и сему ищут резон, как будто бы Графине его тамо способнее родить. Но я сим слухам не верю. Il ne faut croire que la moitie de ce qu'on dit. Adieu, mon Ami, je Vous aime de tout mon Coeur.[381] Июля 24 ч., 1789 г. 978. Г. А. Потемкин — Екатерине II30 июля 1789 Пойманные запорожцы турецкие какие зделали показания, с донесением Г[енерала] К[нязя] Реп[нина] и с моих ему предписаний копии у сего В[ашему] Импе[раторскому] Вели[честву] подношу1. Французская навигация много мне безпокойств причиняет. Сокровенность — душа войны, а они обнажают все. Рапорт о прибывшем в Балаклаву их судне [подношу], здесь следует и мой ответ2. Пред сим за несколько дней французский же негоциант, в Таганроге живущий, что увидел военные корабли приведенные на рейд, стал требовать позволения ехать к портам Черного моря торговать в силу трактата. Но не приказал выпустить, а суда его купить в казну, естли согласится. Крепкие ветры и противные все транспорты из Херсона к флоту остановили, который уже совсем изготовился к выходу из Лимана. Я поеду с поспешностию туда осмотреть ту позицию, какую по выходе из Лимана флот и флотилия взять должны. 979. Г. А. Потемкин — Екатерине II30 июля [1789]. Ольви[ополь] Mon Dieu, que je Vous doit pour Vos attentions vraiment Maternelles.[382] Матушка моя родная, могу ли я не любить искренно человека, который тебе угождает. Вы можете быть уверены, что я к нему нелестную буду иметь дружбу за его к Вам привязанность1. Не думайте, матушка, чтоб я таил, знавши гнусную интригу. Я не имел доказательств убедительных, хотя в себе и был крепко уверен; разные их извороты были мне сумнительны, и желание его искренного друга о его удалении — совсем противу собственной пользы — крайне меня удивляло. Тут вся семья была в секрете и Генерал Апраксин2. Скажи, моя кормилица, как ты не изволила приметить: он из-за Вашего стола посылал к ней фрукты, и когда итить вверх, то збирался с великой ленностью, а по утрам прилежно бегал. Теперь я слышу, что она с ним по утрам встречалась3, и был у них дом на Васильевском острову pour rendez-vous.[383] Слава Богу, неприятель разбит хорошо под Фокшанами соединенными войсками. У нас мал урон4. Легко ранены бригадиры Левашов и Вестфален5. У австрийцев убит полковник Ауэрсберг. Генерал Суворов хвалит их гусар Баркова полку6. С двумя корпусами егерей, 10 эскадр[онами] конницы и тысячью казаков Павел Сергеевич первого августа будет у Дубосар, а протчие войски подходят к Балте7. Будучи на флоте, разсмотрю, как его вывести и что с сухого пути зделать к Хаджибею, дабы ею овладеть и иметь тут нашим судам опору. Но сие дело требует большого искусства и отважности. Надежда на Бога, я призвал Его в помощь, буду стараться отовсюду обнять неприятеля. Из Таганрога получил, что егерей два баталиона пришли на корабли и протчие суда, и теперь с той стороны я спокойнее. Пушки на корабли подходят. Я здесь один одинехонек. Для многих разпоряжений еду завтре на флот и прямо проскачу в армию, которую думаю догнать за Балтою на втором марше. Но крепко чувствую боль головную от гемороидов. Дай Боже Вам, матушка, здоровья. Анне Никитишне большой поклон за то, что была при Вас. Прости мне, кормилица, я по смерть вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Конной гвардии вахмистра Беринга8, посланного с депешами (он мне привез известие о разбитии турок в Фокшанах) пожалуйте, матушка, в армию, в капитаны. 980. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Из рескрипта, мною сегодня подписанного, увидишь положение дел по войне финляндской. Письмом твоим от 18 июля из Ольвиополя я весьма довольна. Рассуждения твои справедливы. Теперь жду нетерпеливо твои ответы на посланное мое письмо1 avec certaine incluse qui me tient fortement au coeur a cause du fort aimable caractere du personage.[384] Сей уже несказанно обрадован тем, что ты большого его брата взял к себе в дежурные. Он пишет и хвалится ласкою твоих племянников2. Есть у него меньшой брат3, который здесь на карауле теперь, наместо его: сущий ребенок, мальчик писанный. Он в К[онной] гв[ардии] поручиком. Помоги нам со временем его вывести в люди. Il n'y a rien encore qui presse et nous sommes tres modestes et point du tout impatients, car nous sommes tres occupes, mais nous aimons cet enfant qui reelement est tres interessant, il n'a que 19 ans.[385] Я здорова и весела и как муха ожила. Мы ждем теперь отовсюду вестей и вскоре, надеюсь, что дела получат оборот такой, которым будешь доволен. Дай и тебе Бог здоровья и всякого щастия и удовольствия по сердцу твоему. Прощай, мой друг. Люблю тебя, как душу, и знаю, что и ты меня любишь. Из Цар[ского] Села. Авг[уста] 5 ч., 1789 Генерал Меллер приехал и привез мне твое письмо4, также и Измаил-бей5, и я для них зделала по твоим представлениям. 981. Г. А. Потемкин — Екатерине II10 авг[уста 1789]. Лагерь у Новых Дубосар О бывшем сражении на море получил я, не доезжая до Очакова 40 верст, самого того дни1. Наши поступали с отличной храбростию, а можно сказать и отчаянностию. Можно, матушка Всемилостивейшая Государыня, сказать, что греки усердно служат. Бывши на флоте, благодарил участвующих, а потом и письменно засвидетельствовал, что донесу о их храбрости. Оттуда ездил в Херсон понудить строение и переправку судов. И быв тамо, выслал четыре судна: бомбардирское, «Константина», двойную шлюбку-лансон и шхуну. Приказал поспешить протчими, но беда, что нельзя плотников достать. Всякого рода работники во время сенокосу здесь трудны. Им за кошение от 40 ко[пеек] до полтины дают на душу. Так все и уходят косить. Могу, матушка, сказать, что устал, как собака, ездивши день и ночь. Павел Сергеевич с корпусами двумя егерей и несколько конницы и казаков уже в Кишиневе, отсюда в 35 верстах, а я на левом берегу Днестра бывшие войски в Кишиневе двинул к Репнину, чтобы быть на средине от него к Кишиневу. Потом, обеспеча здешнюю сторону, всеми частьми единовремянно пойду вперед, открою повсюду наступательное действие. От Очакова также отряд пойдет к Паланке и поворотит к Хаджи-бею. Да подаст Бог милость свою. Теперь я пишу вкратце, чтобы не задержать больше курьера, которого с дороги мне невозможно было отправить, ибо со мною никого не было, ниже повара. Цесарцы, кажется, выполняют по моим советам. Даже и армию у Гаддика взяли и определили Лаудона2, чего я желал, и говорил, и писал послу. Едет ко мне Г[раф] Фельдм[аршал]-Лейтенант Сплиени3 от Кобурга, и уже в Кишиневе. После завтре буду писать обстоятельнее обо всем, а теперь сокращаюсь. Бендеры отсюда — 38 верст. Партии ходят. Поймали вчера четверых турков, да некому хорошенько допросить. Скоро приедет переводчик. Прости, моя кормилица, родная матушка. По смерть верный и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Граф Петр Алекс[андрович] еще здесь и, слава Богу, здоров. 982. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуАвгуста 12 ч., 1789 г. Из Петербурга Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Курьером твоим от 30 июля из Ольвиополя я весьма была обрадована и тотчас означила молебен петь в четверг, то есть через день от получения курьера, и сама приехала в город прямо к Казанской, где с коленопреклонением приносили Богу благодарение за дарованную победу при Фокшане, и все люди несказанно обрадованы сею победою1. Дай Боже тебе везде успехи и победы, чего заслуживаешь своими качествами усердия ко мне и к общему делу, своим рвением и трудами. Будь здоров и благополучен, вот тебе чего я от искреннего сердца желаю. Вложенное твое письмо ответное я немедленно вручила кому надлежало, и оно принято было огненными и радостию наполненными глазами2, а как сердце и ум весь составлен из чувств, то и благодарность и искренность за долг почитается. Сам оной изъяснить не оставит. О интриге, коя продолжалась целый год и кончилась свадьбою, уже упомянуть нечего. Я нарочно зберегла последние его письмы о сей материи3, где суды Божий кладет на людей, доведших его до того, и где он пишет, как в уме смешавшийся. Да Бог с ним; жалею о том только, что он не открылся ранее. Благодарствую за прекрасную печать, которую мне от тебя вручил Платон Александрович. Я сие письмо через него к тебе посылаю. Серж[ант] Беринг от меня пожалован в армии капитаном. Твоими распоряжениями я весьма довольна. Я здорова и гораздо веселее, нежели ты меня оставил, хотя здешние дела еще не так идут, как бы желательно было. Однако худого нету4. Прощай, Бог с тобою. Я тебя люблю всем сердцем, как искреннейшего друга. Анне Никитишне я сказала твой поклон, и она тебе кланяется. 983. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуJe suis bien aise, mon Ami, que Vous soyes content de moi et du petit Noiraud, c'est un enfant fort aimable et qui a un desir sinsere de bien faire et de se bien conduire. Il ne manque point du tout d'esprit, il a le coeur tres bon et j'espere qu'il ne se gatera pas. Il Vous a fait aujourd'huy d'un trait de plume une belle lettre dans laquelle il s'est peint au naturel. Adieu, je Vous embrasse de tout mon coeur. Ce 12 d'Aout, 1789[386] 984. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Сейчас получила я от Принца Нассау известие, что он 13 ч[исла] сего месяца разбил совершенно шведский галерный флот между островов Котка и Куцалмулим и у шведов взял Адмиральское судно, пять больших судов и один куттер, а пропало у них две трети, а одна треть едва осталась. С сей вестью приехал гвардии подпоручик Граф Штакельберг1, а подробности после будут. У нас две галеры взорвало. Пленных шведов — офицер и рядовых — весьма много. Прощай, мой друг. Бог с тобою. Будь здоров и весел. Авгу[ста] 15 ч., 1789 г. 985. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Вчерашний день я получила от Принца Нассау куриера, с которым пишет, что он еще обстоятельного репорта прислать не может для того, что ежечасно еще приводят к нему суда и пленных, кои за островами спрятались; что судов у него уже девять шведских, 1 200 пленных и до сорока офицер; что он решился зделать десант и Короля атаковать. При чем ко мне прислал приложенное к тебе письмо1. И так ожидать имеем следствия его предприятия. Я писала к Графу Пушкину, чтоб он сими обстоятельствами воспользовался и старался Кюмень перейти. Я спешу, мой друг, тебя уведомить о сем и о добрых аспектах на сей стороне, зная, что они тебя обезпокоили, дабы твой дух мог быть спокойнее. Я здорова и весела. В неделю мы пели два благодарственные молебна. Дай Бог тебе здоровья и всякого добра. Le Noiraud est rempli de la mielleur volonte du monde, et quand il a l'occasion de Vous ecrire il le fait avec un empressement bien marque, l'amabilite de son caractere me rend plus aimable aussi. Adieu, mon cher Ami, je Vous aime de tout mon coeur. A Petersb[ourg], ce 17 d'Aout, 1789 986. Г. А. Потемкин — Екатерине IIНовые Дубосары. 21 августа [1789] Пришед к Днестру, матушка Всемилостливейшая Государыня, не нашел я для себя готовой переправы, кроме малых двух паромов. Принужден делать мост. Моя судьба приготовлять для всех, а мне никто. Естли бы, думаю, было прежде, то бы на Днестре сильная была уже флотилия к большой пользе для службы, и волонтеров на нее много бы сыскалось. То же и на Пруте. Я в обеих местах прикажу строить. Лес уже велел готовить. Неприятель собирается в Измаиле и в Браилове1. Буду смотреть, куда его наклонность будет, то, разочтя время, испрося Божию помощь, решу с одним и обращусь к другому. Из сообщений Принца Кобурха изволите усмотреть, что он после Фокшан храбрится на Валахию, а в другом месте на Браилов, но в самом деле загадка состоит, что коли не будет удачи, то у Бузео ускользнет в Трансильванию, а нас бросит2. Уже к сему было близко, но при всей наступчивости боится потерять Хотин. Говорит тут же о своих границах, даже по Галицию. Флот турецкий так стоит, что нашим, естли бы итить, то должно на самой ближней дистанции всю проходить их линию между их судов и подводной банкой3. Но риску столь большого не зделаю, а буду искать иных средств. Поляки не престают нас утеснять всеми манерами. И, правда, что неловко между двух неприятелей быть. Притом много безпокойства и от дезерции: они переманивают наших. Мне по деревням безпрестанные делают шиканы, и я уверен, что им хочется сыскать претекст, чтобы кофликтовать. Я бы за безценок продал, чтобы избавиться досад, но не хочется для того, что сии земли для нас во многом большим служат ресурсом, и по обстоятельствам от сего места распространиться могут люди, о коих особо донесу. Признаюсь, моя кормилица, что устал, как собака, ездивши. Граф Петр Александрович все еще здесь. Как ему не стыдно. Сие не могло производить толков и разглашений, хотя пустых, однако ж вредных. О братьях Платона Александровича изволишь упоминать. Находящемуся при мне я не оставлю подать способы заслужить и не замедлю. Племянники мои следуют моей склонности и будут, конечно, всегда с ним хорошо. Описывайте другого: что мешает его отличить, чем сходно. Моя матушка родная, люблю тебя безпримерно и, ей, чувствую во всей мере к тебе благодарность. Готовлю к тебе мои мысли по нынешним обстоятельствам. Они к тебе в откровенность. Прими, коли угодны, но прошу ради Бога, не сердись4. Вить от Вас зависит принять или оставить без действия. Но я отправляю тебе, что на душе. Не смог кончить, Бог тебе свидетель, что ослабел, и бешусь, что перевозу нет. После того, что доносил, еще пришло судно французское в Феодосию, и они так, как я прежде доносил, во всех портах намерены побывать. Что это будет? Прости, моя матушка родная, цалую ручки Ваши. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 987. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Ответствуя на письмо твое от 10 августа, я с нуждою пишу, ибо меня ветряная колика замучила. Сему сегодня шестой день, а со вчерашнего вечера стало лутче, и сегодня так слаба, что ни на что мочи нет, да и не велят иметь аппликации. Усердность греков мне весьма приятна1. Что здесь происходило на водах финских, усмотришь из подробностей, сегодня к тебе отправленных2. Прощай, мой друг, более писать сегодня мне трудно было. Желаю тебе здоровья и во всем успех. С час на час жду курьера о высадке Нассау за Гекфорсом. Авгу[ста] 23 ч., 1789 988. Г. А. Потемкин — Екатерине II24 августа [1789]. Дубасары Я был готов ехать по корпусам до Рябой Могилы ради соображений, и курьер только что меня застать мог. Я несказанно обрадован, слава Богу. Только с нетерпением хочу знать подробно о потере нашей. Молю Бога, чтобы вышли нам следствия полезные. Здесь реки чрезвычайно разлились. Делается модель судну мореходному: гребному и парусному вместе, которое я приказал зделать наподобие лансиронов турецких с оснасткою бригантинной. Лутчие и полезнейшие всех пришлю. Матушка родная, прикажите больше наделать таких, а галеры проклятые бросить. Премного благодарен за скорое уведомление меня. Пришлите, моя кормилица, узнавши, подробности. Ты изволишь знать, сколь мои велики заботы о своих. Мне кажется, галеры взорваны от своей стрельбы1. Прости мне, матушка родная. Цалую Ваши ручки. Возвратяся, донесу о положении неприятельском, который, кажется, усиливается: больше в Мачине и на сию сторону переправляет, что он делает не худо для себя, ибо сим положением он удобнее в оба свои фланга обращаться может. Нетерпеливо жду окончания моста на Днестре. Уповаю, таганрогские корабли уже в походе. Между тем, лиманскую эскадру безпрестанно приказал учить, и они совершенно маневрируют, даже и казаки на лодках все по сигналам делают. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 989. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуЗамучена я с неделю, мой друг, ветряной коликою, и ни писать, ни читать почти не могу, и не велят. Притом из Финляндии добрые вести одни за другими: шведы выгнаны из Гекфорса, о чем я приказала Плат[ону] Алексан[дровичу] к тебе написать1. Я им и брата его поведением весьма довольна: сии самые невинные души ко мне чистосердечно привязаны. Большой очень неглуп et l'autre est un enfant interessant; le Papa est arrive de Moscou2 pour les voir, je crois qu'il a de l'esprit, mais j'aime mieux les enfants. Adieu, mon Ami, je Vous aime de tout mon Coeur.[388] Авгу[ста] 24 ч., 1789 990. Г. А. Потемкин — Екатерине II31-го авг[уста 1789] Последнее писание, матушка Государыня, меня много порадовало. Дай Боже дальних успехов. Что ежели бы обобрать суда по обеим берегам, то бы шведы в Финляндии должны были умереть с голоду, не имея больших магазейнов. Je suis content comme Vous de Noiraud et comme je desire que cela continue. Vous saves, ma chere mere, combien je Vous suis attache et combien Votre repos me tient a Coeur.[389] Прости, моя матушка родная. От поляков много хлопот. Я жду писем от извес[т]ной нам дружественной особы секретных и доставлю1. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 991. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 21 и 24 августа из Дубоссар я получила. Оне меня застали еще немного слабой от спазматической колики, которая продолжалась целые две недели. Теперь я совершенно выздоровела, что приписываю много подушкам с ромашкою, коими Санкт-Петерб[ургский] Митрополит мне советовал обложить около всего тела. Сказав о себе, теперь буду ответствовать на твои письмы. Чему дивишься, что тебе Бог определил готовить или приготовить для всех, а для тебя ниже переправы не изготовили? В тебе в одном более ревности к общему делу и к моей службе, нежели в протчих, и ты же замысловатее1. Помоги тебе Бог во всех твоих предприятиях. Я с вашей стороны весьма покойна, ибо прошлогодняя кампания оправдала совершенно мои о тебе мысли и доверенность. Ты же ко мне пишешь часто и подробно et par consequant je suis inquietude de Votre cote.[390] Что Кобург после победы храбрится, тому не дивлюся: им удача не в привычке, Ils ressemble[nt] en cela aux parvenus, qui sont etonnes de se voir des beaux meubles et qui ne cessent d'en parler et de les admirer.[391] Говорят, будто турецкий флот слаб людьми; также, будто Булгаков освобожден2, но ни то, ни другое, может статься, несправедливо. Желаю тебе от всего сердца преодоления над врагом и надо всеми препятствиями. Пакости поляков вытерпеть должно до времяни. Я думаю писать к Румянцеву, что его присудствие в Молдавии подает случаи к слухам, моим и общим нашим делам вредным, и что я желаю и требую, чтоб он выехал из Молдавии. Мысли твои по делам теперь ожидаю; ты знаешь мои правила: что полезно — всегда не отрекусь делать, лишь бы сходно было с честью и достоинством Империи. Французские суда перестанут ходить к нам: Монморен писал к Шуазелю, чтоб перестал оных пос[ы]лать3. Французские безпокойства переносятся в Брабантию и в Голландию и озабочивают уже Берлинский двор4. Услышите вскоре, что они окажутся и в областях прусских, ибо народ гол, а войски чужестранные. Что ты нашей галерной победе рад был, сие я себе представить могу. Ты увидишь из посланных подробностей, что наша потеря менее, нежели сгоряча думали. Из Гекфорса и Кюменеграда шведы вышли, но по сей час Пушкина ничем принудить не можно было воспользоваться сим случаем, чтоб нанести шведам наивящий вред. Сей мешок нерешимый мне весьма надоел, и воистину он командовать не умеет5. Преобр[аженского] полка капитана Черткова, да прап[орщиков] Сизирева и Терскова приказала послать к тебе, чтоб ты их притравил, либо из полку выгнал6. За ласку к Платону Александровичу и его брату тебе спасибо. Я не знаю брата, который у вас, а он сам себя ведет так, как только желать можно. Il est d'une humeur egale et tres aimable[392] и сердце предоброе и благородное, en un mot, il gagne a etre connu. Adieu, mon Ami, portes Vous bien et soyes assure de toute mon amitie.[393] Сен[тября] 6 ч., 1789 992. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Пл[атон] Ал[ександрович] очень скромен, которое качество однако я нахожу достойным награждения; как сам скажешь — ты шеф Кавалергардского корпуса — не нужен ли тебе корнет?1 Помнится, ты запискою о сем докладывал. Прежде сего не пришлешь ли чего подобного. Дитя же нашему не дать ли конвой гусарский? Напиши, как думаешь, но тут достойный теперь человек, которого обижать никак не хочу. Дитя нашему 19 лет от роду, и то да будет Вам известно. Mais j'aime beaucoup cet enfant et il m'est fort attache, pleurant comme un enfant,[394] естьли его ко мне не пустят. Воля твоя во всех сих распоряжениях. Кроме тебя, никому не вверяюсь. О Гр[афе] Мам[онове] слух носится, будто с отцом розно жить станет, и старики невесткою недовольны. На сих днях Мар[ья] Вас[ильевна] Шкурина отпросилась от двора, и я ее отпустила2: оне, сказывают, ее пригласили жить с ними. Adieu, mon Ami, portes Vous bien et aimes moi comme je Vous aime.[395] Сен[тября] 6 ч., 1789 г. 993. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Посылаю тебе медали три, кои ныне лишь поспели1. Я в них любовалась как на образ твой, так как и на дела того человека, в котором я никак не ошиблась, знав его усердие и рвение ко мне и к общему делу, совокуплено со отличными дарованиями души и сердца. Благослови Бог все твои добрые начинания, а я непрестану быть, как и всегда, к тебе непременна. Екатерина Сен[тября] 7 ч. 1789 г. 994. Г. А. Потемкин — Екатерине II10-го сентября [1789]. Кишинев Матушка, Всемилостливейшая Государыня! Больше всего и наперед всего я озабочен Вашею болезнию; Боже, дай здоровье и силу! Грозный исполин, бывший капитан-паша, поражен будучи казаками, ушел тайно, не дождавшись атаки от войск1. Я приказал живо преследовать и, получа последние рапорты, пришлю обстоятельное донесение с братом Платона Александровича. Сие дело меня разрешило итить, и я завтре выхожу очищать все вне крепостей стоящее. Помози, Боже! Жду теперь от флота и от корпуса, к Хаджи-бею посланного; но больше всего меня безпокоит цесарский корпус. Кобурх почти караул кричит. Суворов к нему пошел, но, естли правда, что так неприятель близко, то не успеют наши притить, хотя верно визирь не сильней Кобурха2. Надежда на Бога. Матушка родная! Я ждал, чем решится, и для того не прежде курьера отправил. Турки тут стали весьма умно, чтоб нас держать в нерешимости, ибо они с сего пункта и к Каушанам, и за Прут могли обратиться. Но Бог зделал как Ему угодно. Прости, матушка, я очень ослабел от мучительного гемороида. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 995. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 31 августа из Дубоссар я получила. Они меня извещают, что все в движении и что ты сам до Прута объезжал все места и нашел землю разоренной более своими, нежели турками. Г[рафа] Рум[янцева] всячески стараюсь вывести из Молдавии, и естьли инако нельзя, то напишу к нему письмо, чтоб непременно выехал, а команду за верно ему не поручу. Молю Бога, да поможет тебе во всяком благом предприятьи. Гр[афом] В[алентином] Пл[атоновичем] М[усиным]-Пушкиным я весьма недовольна по причине нерешительности его и слабости: он никаким авантажем не умеет воспользоваться, en un mot c'est une bЙte;[396] между гене[ралами] его завелись кабалы такие по слабости его, кои общему делу вредны. Одним словом, ему и всему его генералитету смена неминуемо предлежит. На будущий год либо Меллера, либо Долгорукова пришли сюда, а прочих перетасовать нужно, о чем заранее подумать нужно. Дите наше — Валериана Алек[сандровича] — я выпустила в армию подполковником, и он жадно желает ехать к тебе в Армию, куда вскоре и отправится. И я ему отдам особое к тебе рекомендательное письмо. Je suis persuadee que Vous dires tout comme moi que c'est un enfant interessant et qui meurt d'envie de bien faire.[397] Пожалуй, люби его: оба брата сердца предоброго и наполнены благодарностию и любезными качествами. Прости, мой друг. Я здорова и тебе то же желаю и милость Божию. Сен[тября] 17 ч., 1789 г. 996. Г. А. Потемкин — Екатерине II22-го с[ентября 1789]. Каушаны Матушка Всемилостивейшая Государыня! Поздравляю Вас, кормилица, с торжеством коронации, со днем, в который был столь доволен. Флоту нашему штурм сильный препятствовал выйтить, и он едва мелкие суда спас от повреждения; однако же не без починки. Иначе вся бы флотилия турецкая была у нас в руках. Может Бог подаст еще лутчее. Еду теперь к Хаджи-бею чрез Паланку, которую послал занять. Все войски, кроме тех, что за Прутом, собираю к Бендерам1, а потом, что Бог даст. Делаю на 12 тысяч теплую обувь и всю зиму буду действовать. Но о сем, матушка, прошу, чтобы никто не знал. Скажу Вам с Ломоносовым, как он Петру Великому придал2, что «Рукой и разумом сверг дерзостных и льстивых!» Не все, матушка, рукой, но и умом усыпить Прусского К[ороля] нужно, ибо естли он будет видеть наше худое к нему разположение вперед, то непрестанет нам вредить теперь, и так мы никогда с турками не кончим. Дать же ему надежду — он не помешает помириться, и тогда Вы все с ним зделаете, что хотите; на сие и союзника согласить можно; поляков нужно будет тогда усмирить, но теперь и подумать нельзя. Будьте уверены, что я все зделаю здесь что можно. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P. S. Скоро пришлю подробную реляцию о суворовском деле; ей, матушка, он заслуживает Вашу милость и дело важное3. Я думаю, что бы ему, но не придумаю: Петр Великий графами за ничто жаловал. Коли бы его с придатком Рымникский? Баталия была на сей реке. P. S. Это правда, матушка, что в Финляндии на будущий год начинать da capo[398] да и не будет толку. Зимою же нужно вскоре все укомплектовать и привести в порядок; учить стрелять следует больше всего. Коли бы Мусина — в Москву, Салтыкова на его место: на Кавказе политиковать нужно там с народами, на сие его не станет: азиятцы хитры, а под Петербургом военные дела он поведет лутче. Русанова прочь, Кнорринга сюда4; кавказскую и кубанскую попрежнему ко мне, а я туда пошлю Репнина или Суворова5; ежели наступательно пойдем, то и будет хорошо. Князь Потемкин Таврический Благодарен много за шубки, кстате теперь. 997. Г. А. Потемкин — Екатерине II[22 сентября 1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Меры не моих заслуг — знаки по милости твоей. Кстати, изображен я сердитым, ибо сержусь, что не в силах заслужить бездны твоих милостей1. Жизнь моя твоя, и способности, естли есть, — тебе на службу. Я с сими чувствованиями и живу, и умру. Твой вернейший и благодарнейший питомец и подданный Князь Потемкин Таврический Les larmes de reconnaissance et d'attendrissement coulent en abondance; Vous connaisses mon coeur, ainsi je suis persuade que Vous croyes en mes paroles.[399] 998. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Вручитель сего подполковник Валериан Ал[ександрович] Зубов, желая служить в армии, просил быть отправлен к тебе. В молодых его летах я должна ему отдать справедливость, что, сколько я приметить могла, он в самых добрых расположениях и полон усердием выполнить все ему порученное. От отнюдь не желал здесь жить празден и спешит теперь к тебе застать осенние военные действия. Я совершенно уверена, что ты сего молодого человека будешь жаловать, il me parait a moi que c'est vraiment un enfant interessant.[400] Брат же его чрезвычайно любит и всю свою надежду на тебя кладет, что его не оставишь, в чем, надеюсь, и не обманется. Третьягоднишний курьер твой привез нам добрую весть, за что тебя весьма благодарю, что бригадир Орлов разбил авангард Гассан-паши и что Князь Репнин идет к Измаилу. Помоги тебе Бог во всех твоих предприятиях и да даст тебе здоровья и сил душевных и телесных. Я совершенно здорова и своим нынешним состоянием довольна и ничем не могу жаловаться, окроме глупым, унылым и слабым поведением Графа Пушкина и его интригантного Генералитета, который перетасовать надобно, как я к тебе уже писала. А ему, Пушкину, впредь не командовать, понеже не умеет. Но полно о сей скучной материи говорить, я хочу, чтоб ты был в веселом расположении, а не смотрел сентябрем: вить ты не любишь, как я нахмурюсь, также и я не люблю, когда морщишься. С будущими твоими имянинами тебя поздравляю и посылаю к тебе с Валерьяном, чего он тебе вручит по прочтении сего письма2. Прощай, мой друг, Бога прошу да поможет тебе. Сент[ября] 22 ч., 1789 г. 999. Екатерина II — Г.А. Потемкину[26 сентября 1789] Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 10 сен[тября] из Кишинева и от 16 из Каушан я получила одни за другими. Последние меня много обрадовали, понеже, я, к удивлению моему, увидела, что тут не одна, но множество побед1. Естьли б ты был здесь, то бы я, взяв тебя за ушки, поцаловала, а теперь заочно премного тебя благодарю. И я, и вся публика чрезвычайно обрадована. Сегодня у нас был молебен и пушечная пальба — 101 выстрел. Подарок один послан к Кобургу, а шпаги для него и для Суворова делаются2. Подробности жду нетерпеливо. Только ты, право, умница: спасибо, мой Фельдмаршал, что дела ведешь умно и с успехом. С пруссаком употребляется что возможно, но с врагами вообще ничего нет исцелительнее, как их бить. Напиши ко мне именно, кто битый визирь, ибо, по нашим вестям, Юсуф-паша сменен, и на его место кто зделан — тот умер3. Помоги тебе Бог достать Бендеры даром. Прощай, мой друг, будь здоров. Курьера твоего я пожаловала полковником4. Adieu, mon Ami, je Vous aime de tout mon coeur et je Vous trouve tout a fait charmant de m'avoir envoye tant de bonnes nouvelles a la fois.[401] 1000. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБелград на Днестре. 2 октября [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Белградская крепость1 вся каменная, стены высокие, а ров, которого глубже, я думаю, в свете нет. Всякого запасу много. Я могу Вас уверить, что крепость и лутчая и в путчем состоянии из всех турецких. Естли бы не Суворов, то бы цесарцы были наголову разбиты. Турки побиты русским имянем2. Цесарцы уже бежали, потеряв пушки, но Суворов поспел и спас. Вот уже в другой раз их выручает, а спасиба мало. Но требуют, чтоб я Суворова с корпусом совсем к ним присоединил и чтобы так с ними заливать в Валахию. Нашим успехам не весьма радуются, а хотят нашею кровию доставить земли, а мы чтоб пользовались воздухом. Будь, матушка, уверена, что они в тягость. Венгерские все расположены к бунту и нас любят, но австрийцев нет. Теперь вся забота о Бендерах. Я посылаю до тридцати человек, взятых здесь бендерских жителей, чтобы описали все ими виденное. Крайне хорошо бы достать без потери. Близость сего города к Польше нам вредна, а, имев их, все уже может быть обращено в наступательное. Матушка родная, будьте милостивы к Александру Васильевичу. Храбрость его превосходит вероятность. Разбить визиря дело важное. Окажи ему милость и тем посрами тунеядцев генералов, из которых многие не стоят того жалования, что получают. Завтре отправляю курьера с подробным описанием визирского дела3. Прости, матушка родная. Дай Бог тебе здоровья, а я право замучился. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1001. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. За поздравление твое со днем моей коронации благодарю тебя. Жаль, что шторм препятствие зделал нашему флоту. Успехами Армии, под твоим предводительством находящейся, все много обрадованы, и ждем подробности нетерпеливо. Бога прошу, да благословит твои предприятия на Бендеры и повсюду. Прусского Геркулеса либо дубину его стараемся угомолить всевозможной ласкою, а Англию также1. От мира я не токмо не прочь во всякое время, но оного сердечно желаю. Из рескрипта увидишь, что я Суворова пожаловала Графом Суворовым Рымникским2. Касательно финляндских дел я жду ответа твоего на мое письмо, в котором тебе писала о Меллере либо Долгорукове, коих, наипаче первого, я б охотнее хотела, нежели Салтыкова, который ссор между генералами не укоротит, но при том глуп и упрям, и зделает, опасаюсь, ничего, как Пушкин. Сему остаться никак неможно, его наипаче гвардия бранит, я чаю, также и казаки и сам Денисов. Корнет в Кавалер[гардском] корпусе зделан3. Касательно же Валериана, то сей уже выпущен прежде и, чаю, уже к тебе приехал. Графа же Туровского4 я в полковники пожаловала, о чем сведаешь с сим же курьером. Прощай, мой друг, будь здоров и помоги тебе Бог. Окт[ября] 4 ч., 1789 Новый твой корнет Кавал[ергардский] — человек обстоятельный, который доныне не балуется. Я им очень довольна, сей аттестат я ему должна. Будь милостив к дитяте и наставь его на путь истинный. У него сердце доброе и воля добрая. Adieu, mon Ami, je Vous aime de tout mon Coeur.[402] 1002. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБелград на Днестре. 5 окт[ября 1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я здесь остался для приведения всего в порядок в ожидании полков, от Хаджибея идущих, которые должны занять Янык, Паланку и Белград. Потом обращусь к Бендерам, к месту весьма нам нужному. И ради спокойствия квартер, и ради обращения войск в наступательное действие, не имея больше неприятеля у себя в тылу. Неполезно для нас и соседство помянутого города с Польшею. Я все силы употреблю, испрося Божию помощь, доставить их. Естли что озабочивает теперь и останавливает удаления, то доставление провианта. Но я стараюсь всеми силами. Изволишь, кормилица, писать о брате Платона Александровича. Будьте уверены, что об нем приму всевозможное попечение. О флоте не имею никаких сведений. Даже не знаю и где он. Послал проведывать. Флотилия в устье Днестра много терпит от качки чрезвычайной. Ветер ей противный возвратиться к Очакову дует две недели сряду. Немало мне забот о спасении ее. В Днестр не могу ввести за тем, что в устье мелко. Прости, матушка родная. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1003. Г. А. Потемкин — Екатерине II[5 октября 1789] Матушка родная Всемилостивейшая Государыня! Сей час получил, что Кобург пожалован фельдмаршалом, а все дело было Александра Васильевича. Слава Ваша, честь оружия и справедливость требуют знаменитого для него воздаяния1, как по праву ему принадлежащего, так и для того, чтоб толь знатное и важное дело не приписалось другим. Он, ежели и не главный командир, но дело Генеральное; разбит визирь с Главной Армией. Цесарцы были бы побиты, коли б не Александр Васильевич. И статут Военного ордена весь в его пользу2. Он на выручку союзных обратился стремительно, поспел, помог и разбил. Дело все ему принадлежит, как я и прежде доносил. Вот и письмо Кобурхово, и реляция3. Не дайте, матушка, ему уныть, ободрите его и тем зделаете уразу генералам, кои служат вяло. Суворов один. Я между неограниченными обязанностями Вам считаю из первых отдавать справедливость каждому. Сей долг из приятнейших для меня. Сколько бы генералов, услыша о многочисленном неприятеле, пошли с оглядкою и медленно, как черепаха, то он летел орлом с горстию людей. Визирь и многочисленное войско было ему стремительный побеждением. Он у меня в запасе при случае пустить туда, где и Султан дрогнет. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1004. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуЗдесь по городу слух идет, будто Гр[аф] Мам[онов] с ума сошел на Москве, но я думаю, что солгано: дядя его о сем ничего не знает, у него спрашивали. Естьли это правда, то Бога благодарить надобно, что сие не зделалось прошлого года. Конфузии в речах я в самый день свадьбы приметила, но сие я приписывала странной его тогдашней позиции. Извини меня, мой друг, что я тебя утруждаю чтением сих строк при твоих протчих заботах, но разсуди сам, естьли б ты был здесь, то бы мы о сем поговорили же. Покои твои я приказала убирать почище1. Я по ним проходилась и нашла, что они так замараны и так гадки, что полководца прославившегося в оные ввести непристойно, а полюбится ли тебе, как я их прибрать велела, не ведаю. Для меня недурно, но, зная твой вкус, опасаюсь, что тебе не понравится. Но, как бы то ни было, они красивее землянки либо палатки. Adieu, mon Ami, je Vous aime beaucoup, beaucoup. Окт[ября] 5 ч., 1789 г. 1005. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович. Подробного донесения Вашего о всех за отличные подвиги в последних знаменитых произшествиях достойных награждения Я ожидаю. Между тем, оставляю Я на Ваше разсмотрение, не нужно ли унтер-офицерам и рядовым, бывшим в сражении с визирем и в других делах, дать по рублю на человека1 из суммы, на чрезвычайные издержки определенной, что Вы и можете приказать исполнить. Равным образом, буде Император своим войскам, в баталии 11-го сентября находившимся, даст какие-либо особливые награждения, не надобно ли и с Нашей стороны, для своих, тому же сообразно сделать, о чем Вы меня уведомить не оставьте. Пребываю всегда Вам доброжелательная. Екатерина В С.-Петербурге, 5 октября, 1789 года 1006. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Пишет ко мне Ге[нерал] Граф Ив[ан] Петр[ович] Салтыков, что бригадир Селим-Гирей ушел к туркам и живет теперь у Калги-султана в турецком войске1. Сей неблагодарный человек доказал, сколь мало на магометанскую к нам верность щитать можно. Voila un vilain Monsieur de plus et puis c'est tout,[403] а со времянем у турок будет без головы, как Шагин-Гирей. Сие письмо отдаст тебе Николай Ал[ександрович] Зубов, который обратно к тебе едет и весьма хвалится твоею к нему ласкою, за что брат его премного тебя благодарит. Они все люди очень добросердечные, mais la perle de la famille, selon moi, c'est Platon lui meme, qui est d'un caractere vraiment aimable et ce caractere ne se dement dans aucune occasion.[404] Я здорова и тебе желаю то[го] же, и чтоб сам Бог тебе помогал и подкреплял во всех случаях. Прощай, мой друг. Окт[ября] 10,1789 1007. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПоздравляю тебя, друг мой сердечный Князь Григорий Александрович, со взятьем Белграда на Днестре. Сия весть к нам пришла в самый день молебна за взятье Белграда на Дунае1. И так молебен пели здесь за оба Белграда совокупно. Знатно, что имя твое уже страшно врагам, что сдались на дискрецию, что лишь показался. Спасибо тебе и преспасибо, кампания твоя нынешняя щегольская! Бога прошу, да увенчает ее Бендерами и да даст нам чрез тебя полезный и честный мир. Прости, мой друг, я здорова и весела и тебя очень, очень люблю. Окт[ября] 18 ч., 1789 К вещам для Суворова я прибавила еще перстень, буде вещи тебе покажутся не довольно богаты2. 1008. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Описание, которое делаешь Днестровскому Белграду в твоем письме от 2 окт[ября], показывает, что туркам сие наше нынешнее приобретение важно было. Подробности о баталии, выигранной Суворовым и Кобургом над визирем, еще не привезены. Я думаю, что курьер занемог на дороге, тот, которого ты обещал отправить 4 октября. Каковы цесарцы бы ни были и какова ни есть от них тягость, но оная будет несравненно менее всегда, нежели прусская, которая совокупленно сопряжена со всем с тем, что в свете может только быть придумано поносного и несносного. Mon cher Ami, je parle d'experience, j'ai vu ce joug malheureusement de fort pres et j'ai saute de joie, Vous en etes temoin, lorseque j'ai apercu seulment une petite lueur pour en pouvoir sortir.[405] Постарайся, мой друг, зделать полезный мир с турками, тогда хлопоты многие исчезнут, и будем почтительны: после нынешней твоей кампании сие ожидать можем. Помоги тебе Господь Бог сам взять Бендеры. Посылаю тебе гравированный портрет с резного камня Очаковского победителя. И камень, и портрет вырезаны у меня в Эрмитаже. Александру Васильевичу Суворову посылаю орден, звезду, эполет и шпагу бриллиантовую, весьма богатую. Осыпав его алмазами, думаю, что казист будет1. А что тунеядцев много, то правда. Я давно сего мнения. Что ты замучился, о том жалею: побереги свое здоровье, ты знаешь, что оно мне и Государству нужно. Adieu, mon Ami, Христос с тобою. Будь здоров и щастлив. Окт[ября] 18 ч., 1789 Мы пруссаков ласкаем, но каково на сердце терпеть их грубости и ругательством наполненные слова и поступки, один Бог весть2. Я жду твоего ответа на мое письмо о перемене команды в Финляндской армии, и хотя ты писал о Гр[афе] Ив[ане] Пе[тровиче] Салтыкове, но нельзя ли, чтоб чаша сия шла мимо Финляндской армии? Тут паки, кроме упрямства и глупости, ничего не выйдет, мне кажется. А, право, уже две кампании потеряны, и не дай Боже видеть третьей, наполненной упрямою глупостью. Adieu, mon Ami, je Vous aime de tout топ Coeur.[406] 1009. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуТретье письмо, мой друг сердечный, сегодня я к тебе пишу: по написанию двух первых приехал Золотухин1 и привез твои письмы от 5 окт[ября] из которых усмотрела, что ты еще в Белграде, где приводишь все в порядок во ожидании полков, от Гаджибея идущих. Бога прошу, да поможет тебе взять Бендеры, а наипаче без потери людей, и, естьли паче чаяния, чего Боже сохрани, недостаточно где было пропитания или провианта, так чтоб с неба шел хлеб и сухари, как дождик. К Гр[афу] Суворову, хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерию Егорья Большаго креста посылаю по твоей прозьбе: он того достоин, паче же мне нравится, куда его прочишь. Дай Бог тебе здоровья. Письмо Кобурга обоим делает честь. Платон Александрович тебя весьма за брата благодарит. Я никак не сумневаюсь, что ты слово сдержишь. Они же люди очень хорошие, с добрыми сердцами и ко мне привязанные, и отнюдь не криводушные. Я любопытна знать, кто у Суворова генералы, кои за болезнию остались позади?2 Мне кажется, что и твой Войнович не очень на море идет вперед, однако не в осуждение ему да будет сие: я знаю его силу и турецкую. Желаю от всего сердца, чтоб флотилья и флот были бы целы и здоровы. Засим прости, мой друг. Будь здоров и благополучен, а я здорова. 18 окт[ября] 1789 1010. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный, здесь, как я к тебе уже писала, прекрайняя нужда в Финляндской армии в генерале, понеже Пушкин, быв в двух кампаниях, оказал свое несмыслие. На него даже да гвардия и прочие все войски за недействие ропщут. Генералов же он не умеет содержать в субординации. Писал ты ко мне, чтоб Гр[афа] Салтыкова к тому употребить, но и сей, мне кажется, к сему посту не более способен, как и Пушкин. Я жалею, что Князь Бернбургский — из молодших Генерал-Поручиков1. Не знаю сама, почему моя доверенность в сем случае наклонилась бы скорее к нему, нежели к иному. Ради самого Бога, реши ты мою нерешимость скорее и напиши вторично ко мне и дай мне совет добрый, кого мне употребить на сей стране? Также и прочий генералитет перетасовать в Финляндии нужно; назначь кого на место Кнорринга и прочих, коих выслать нужно. Определить надлежит Нумсена, Корсакова, Берхмана2. Боувера я здесь оставляю, Странтманн почти ослеп3, Левашов никуда не годиться4, а Волков — вял5. Я сожалею, что сими хлопотами тебя безпокою, но оне мне крайне нужны кажутся по важности здешних дел. От Пушкина ничего добиться неможно и уже способа не осталось, ибо моих ордеров не слушался, сколько ни было писано, а к крайности приступить также не хочется, понеже я ему персонально обязана. На Москве он отнюдь не годится. Прости, мой друг, будь здоров и благополучен. 19 окт[ября] 1789 Смотря по списку, я нашла, что Кречетников и Игельстром старшие Генер[ал]-Поручики; я б согласилась на кого из них, наипаче первого6. 1011. Г. А. Потемкин — Екатерине IIОктября 21 [1789]. Кишинев Оставя в Белграде пристойный гарнизон (два баталиона пехоты и три полка пеших казаков Черноморских, да для полевой стражи полк донских), войски, со мною бывшие, отправил к стороне Бендер. Сам же для многих приуготовлений приехал в Кишинев на несколько дней. Но так сильно простудился, что третий сутки не могу уснуть от лихорадки. Не взыщите, матушка родная, что мало пишу. Не смогу головы наклонить. Скоро пройдет. Иначе я, хотя и нездоров, поеду к полкам под Бендеры чрез два дни. Много, моя кормилица, хлопот. Провиант Украинской армии, закупной в Польше до меня, почти весь гнилой. Никак нельзя кормить. Прости, матушка родная, благодарю за Графство Суворову. И Император прислал ему диплом1, а в своей армии большое произвождение зделал. Солдатам не было у него ничего до сих пор. Я по воле Вашей Суворова корпусу по рублю выдал. Со мною нет ни канцелярии, ни писаря. Для того подробные описания о всем оставляю до будущего курьера, а теперь отправляю, чтоб недолго замедлиться. Ей Богу, не смогу. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Флоту из Севастополя приказал я итить искать неприятеля, но не знаю ничего. Жду известия. Флотилия, отправясь к Очакову от Днестра, за Хаджибеем терпела чрез четыре дни пресильный штурм и нуждалась водою. Но Бог спас. Я получил известие, что входят в Лиман и все вцелости. 1012. Г. А. Потемкин — Екатерине II[29 октября 1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Сию минуту приехал курьер. Я, отлагая от другого дни отвечать на все подробно, теперь донесу только о Селим-Гирее, что изволите упоминать о его уходе, что и он бригадир был и кавалер. Во время моего начальства тамошними войсками он ходил и в походы и дрался с татарами. Лишь приближился начальник другой, то он и ушел. Да с ним и бригадирство изчезло, а орден у меня, и ему ниже был он дан, ниже объявлен. Турков, прибегающих к нам, необходимо и ласкать, их отличать должно. Я уверен о пользе, что сие в них производит, и ничем так Султан испуган не будет, как естли увидит, что народы турецкие потеряют отвращение жить у нас или с нами. Сколь ни легко иметь чрез жидов переписки турков с поляками, но к сему столь обращено внимание, что еще не было по сие время примера; но вот тяжел для меня пункт, что Ф[ельдмаршал] Граф Румянцев изволит находиться под Яссами безо всякой необходимости. Болезнь его не видна, но его охота говорить и собирать вести много делает каверз. Я все сносил, но теперь говорю, открывая мои обстоятельства и не в жалобу, а чтоб при сем сказать, что он может жить в тягость делам. А я бы на его месте не смел сего делать. Вы сами изволили разсмотреть, зная его склонность всему давать свои виды и толковать, полезно ли его пребывание там, где турки могут многое слышать. Притом изволите быть уверены, что он не так болен, чтоб не мог ехать даже в Китай. А мне истинно он тяжел. По смерть непоколебимо вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1013. Г. А. Потемкин — Екатерине II4-го ноября [1789]. Бендеры Вот, матушка Всемилостивейшая Государыня, и Бендеры у ног Ваших1. Естли бы я был хвастун, то б сказал, что в точности исполнил все те предположения, которые на будущую кампанию представил Вам в Петербурге2. Но я не должен думать много о себе. Все успехи даровал Бог. Получили победы храбрые войски. Мое было только усердие и труд. Сим я могу похвастать. Иной бы похвалился и тем, что цесарцы, действуя по моему плану, зделали кампанию хорошую. Хотя я и здоров, но еще не пришел в силу и крайне слаб. Спешу Вас, матушка родная, уведомить, а чрез три дни подробное донесение пришлю с Поповым. Будьте милостивы к подчиненному мне Генералитету и войску за их труды и рвение. Вы изволили меня спрашивать, не сделал ли Император каких награждений солдатам. Я здесь всем награждениям подношу записку, что я достал на сих днях3. Получил я письмы от Господаря Волоского с предложениями о перемирии, письмо от бывшего капитана-паши4. Как сии, так и мои ответы пришлю с Поповым. Тут же и план, касательный Польши5. Ежели он будет угоден, то скоро нужно поворотиться. Что изволишь, матушка, писать о начальнике для Финляндских войск, подождите три дни, все получите с Поповым. Истинно голова одурела. Тогда и на все Ваши милостивые писания отвечать буду. Вот молодой человек возвращается с добрыми вестьми и здоров6. Прости, матушка родная, не без хлопот ладить с тремя пашами равностепенными. Я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Суворову отправил звезду и орден бриллиантовые. Перстень и эполет удержал до нового случая. Большую ленту послал и о шпаге уведомил7. Хотя я и написал, матушка, что подношу о награждениях, зделанных Императором, но пришлю после: забыл в Кишиневе эту бумагу. Помню, что Лаудону свою дал звезду Марии Терезии бриллиантовую, чего кроме Гроссмейстера никто не носит. Теперешнее его содержание по смерть и полку, которого он шеф, приказано называться вечно его имянем. Приуготавляет ему и другие награждения. Для солдат завели с нашего примера медали. 1014. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБендеры. 9 ноября [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Вот и Бендеры Бог дал даром1. Войски вообще оказывали рвение. В два месяца неприятель разбит повсюду. Больших и малых крепостей взято четыре. Весьма важно приобретение Бендер по своей позиции, которая поставляла сию крепость, при всяком нашем движении, — в тылу, для чего большую часть войска оставлять было должно. Близость ее от Польши тоже связывала руки, разрезывала она сообщение с нашими границами. C'est une forteresse royale,[407] сильна артиллериею и гарнизоном. Отделана совершенно хорошо. Гораздо превосходнее противу прежнего строения. Все новое. Ну, матушка, сбылось ли по моему плану? Неприятель с визирем оттянут был весь почти в нужную часть Дуная. Противу цесарских безделица оставалась. Из прилагаемой ведомости изволишь увидеть, во всю кампанию, что мы потеряли и цесарцы, — за пять тысяч2. В рассуждении мирных переговоров нужно мне иметь кого-нибудь здесь. Рад бы я был Булгакову, ибо лично трактовать мне неловко3. Подчиненный может много брать на донесение, почему многие вещи слаживаться (не доходя до моего решения) могут. Великая препона будет от велеречивости цесарской. Они теперь зашли в Букорест и все захватывают. Но турки рады будут нам уступить, а не им. Что изволишь, матушка, писать о Войновиче, и я согласен, что он не весьма боек. Но флот еще и по сию пору в море. Я уже послал его воротить от турецких берегов. Однако ж мы зделали довольно. Эскадры были разбиты на три части — мы соединили их под носом у неприятеля. Для сего потребны были разные ветры. Турки, в больших будучи силах, упали стремглав. Потоплено у них три канонерных судна и шесть взято. Я Вам скажу на стихах: Nous avons pris neuf lancons Sans perdre un garcon. Et Benders avec trois pachas Sans perdre un chat.[408] Хотя они неправильны, но правда. Благодарю, матушка, за перстень, что мне прислала на имянины. В тот день я занял Аккерман. О генерале для командования в Финляндии: я сказал о Салтыкове ради того, что он старший. Впротчем, воля Ваша, упрямиться казалось бы ему теперь неловко. Шувалова нету, который его баловал и подавал советы4. Но естли не он, то прикажите Меллеру. И к нему Генерал-Порутчиков Игельстрома и Ангальта; Кноринга прочь и бывшего письмоводителя. Чему быть доброму, когда водит армию секретарь. Из Генерал-Майоров я пришлю хороших, только что в Яссы приеду. Должен я сказать правду: из Александра Николаевича выходит генерал достойный храбростию, искусством и добронравием. К тому же усерден к Вам до безконечности. Василий Васильевич храбр, отменный хозяин5, полк Ваш лейб-кирасирский совершенно хорош и строен, лошади прекрасные, люди содержатся весьма хорошо, одним словом — полк достойный… 1015. Г. А. Потемкин — Екатерине II[9 ноября 1789] Чудесный случайВ городе восемь бим-башей над конницей их, в один день шестеро видели один сон, не зная еще о Белграде Днестровском. В ту ночь, как взят, приснилось, что пришли люди и говорят: «Отдайте Бендеры, когда потребуют, иначе пропадете. Знайте, что и в Царе Граде думают об мире». А потом во всю ночь видели по городу русских. Они пришли к паше и объявили. И сие так вкоренилось, что при всяком случае, с нашими съезжаючись, спрашивали: есть ли о мире известие. Из сих бим-башей один, который взял Ломбарда. 1016. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Не даром я тебя люблю и жаловала, ты совершенно оправд[ыв]аешь мой выбор и мое о тебе мнение. Ты отнюдь не хвастун, и выполнил все предположения и цесарцев выучил турков победить. Тебе Бог помогает и благословляет, ты покрыт славою. Я посылаю к тебе лавровый венец, который ты заслужил (но он еще неготов)1. Теперь, мой друг, прошу тебя не спесивься, не возгордися, но покажи свету великость своей души, которая в щастии столь же ненадменна, как и не унывает в неудаче2. Il n'y a pas de douceur, mon Ami, que je ne voudrais Vous dire: Vous etes charmant d'avoir pris Benders sans qu'il eu ait coute un seul home.[409] Усердие и труд твой умножили бы во мне благодарность, естьли б она и без того не была такова, что увеличиться уже не может. Бога прошу, да укрепит силы твои. Меня болезнь твоя очень безпокоила, однако, не имея от тебя более двух недель писем, я думала, что возишься около Бендер, либо завел мирные переговоры. Теперь вижу, что догадка моя не была без основания. Нетерпеливо буду ожидать приезда Попова. Будь уверен, что я для твоей вверенной Армии Генералитета все зделаю, что только возможно будет, равномерно и для войска: их труды и рвение того заслужили. Как обещанную записку о цесарских награждениях получу, тогда тебе скажу и мое мнение. Любопытна я видеть письмы Волошского господаря и капитана-паши бывшего о перемирии и твои ответы. Все сие уже имеет запах мира, и тем самым непротивно. План о Польше, как его получу, то разсмотрю и не оставлю тебе, как скоро возможно, дать решительный ответ. В Финляндии начальника переменить крайне нужно. Ни в чем на теперешняго положиться нельзя, в Нейшлот я сама принуждена была послать соль отсюда, ибо люди без соли в крепости; я велела мясо дать людям, а он мясо поставил в Выборг, где мясо сгнило без пользы. Ни на что не решится, одним словом, неспособен к предводительству, и под ним генералы шалят и интригуют, а дела не делают, когда прилично. Из сего можешь судить, сколько нужно зделать перемену тамо. Присланного от тебя молодца я пожаловала полковником и в флигель-адъютанты за добрые вести3. L'enfant trouve que Vous aves plus d'esprit et que Vous etes plus amusant et plus aimable, que tous ceux qui Vous entourent; mais sur ceci gardes nous le secret, car il ignore que je sais cela.[410] За весьма ласковый твой прием они крайне благодарны. Брат их Дмитрий женится у Вяземского на третьей дочери4. Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien.[411] Ноя[бря] 15 ч., 1789 г. 1017. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 22 ноября [1789] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Неожидаемая зима разстроила меня во многом и прибавила забот, которые и так выше головы. Я все возможное употребил к спасению людей, но скота сберечь было нельзя. Бедные турки, которых первая часть вышла, потерпели много. Я могу уверить, что я нигде не пощажу ни жизни, ни трудов для дел Ваших, но негоциация мирная мне не по плечу. Еще паче, коли я буду связан с цесарцами, в которых эгоизм, алчность и двоедушие. Да к тому ж идут они каналом французским, которые естественно нам не доброхотны. Да они же в презрении у турков и ищут на щет наш опять вкрасться к ним в доверие. Это правда неоспоримая, и Вы со временем увидите плоды. Кауниц набирает уже кучу советников — Тугутов, Гербертов и над ними Кобурха, которого всякий писарь поведет за нос1. Неужли мне быть совокуплену с этой дрянью. Все их министрами бывшие в Царе Граде боятся турков, как огня, и подлы пред ними до крайности. Цесарская система себе удержать все, а нам чтобы довольствоваться тем, что уже давно имеем, сиречь Крым; французы с ними давно уже Порте предложили, чтоб нам ничего, и в чем они подработают, лишь бы им иметь Белград, Хотин и протчее. Берут с помощию нашею, а удерживают одни. Молдавии почти нет, отняли, и не знаю — по условию ли или нет, — лутчие места. А я жмусь с войсками, как нищий. Разве русские люди свиньи, что должны терпеть всякую нужду. Что у них в руках, того мы касаться не можем, а защищать должны. Притом есть у них двойной конец в разсуждении мира: когда им видится возможность, то они делают мир особо, а естли представится затруднение, тут обще. С турками нам легко бы было помириться самим, но они будут неминуемым препятствием, в чем изволите быть уверены. Ни журналу морского, ниже других представлений не могу теперь представить, и канцелярия моя не бывала, и я здесь без обозу. Извольте судить, что я по старой моей езде девяносто верст ехал четыре дни, проезжая лес и горы, большую часть на волах и то с помощию людей. От чистого сердца и души приношу мое поздравление со днем Ангела Вашего. Даруй Боже Вам всего того, что желает Вам преданнейший и благодарнейший Ваш питомец. Нету здесь ничего достойного Вам поднести. Примите милостиво чашечки турецкие на память моего пребывания в турецких городах. Желал бы я оное заметить достопамятнее. Я в такой устали, что представить не могу, а отдохнуть некогда. Простите, матушка, будьте милостивы и верьте, что нет никого меня Вам усерднее. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1018. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Попов приехал с Бендерскими ключами и с твоими письмами от 9 ноября. За Бендеры Богу благодарение мы приносили, а теперь тебе скажу еще раз спасибо. Попову дана лента Святыя Анны да денежная дача. Приятно мне было его видеть и говорить с ним об щегольской твоей кампании, в которой попечением твоим отличным о людях они сбережены, а города неприятельские покорены. Планы сих городов я получила. Они доказывают, что Бог нам помощник и что турки более боятся орудия Российского и наших полководцев, нежели цесарских. От всего сердца теперь желаю, чтоб Христос тебе помог заключить честный и полезный мир, сей нам нужнее всего, к чему, кажется, теперь и есть надежда. Переписка твоя с Гассан-пашою и с Мавроени и твои весьма разумные ответы подают к тому надежду. Нельзя, чтоб твои знаменитые успехи не зделали впечатление глубое в неприятельских умах и чтоб, чувствуя свое расстройство, не обратились скорее на нужное спасение остаточного, нежели на суетные обещания и внушения враждующих нам европейцев. Покоряя Бендеры, Vous aves couronne l'oeuvre de cette campagne[412] и свой план выполнил. Я думаю, что Булгакова к тебе отпустят; лично тебе трактовать, конечно, неловко. Как Брабантские дела идут весьма плохо по сю пору, то думать можно, что цесарцы в мире имеют столько же нужды, как и мы, а захватывают Валахию для того, чтоб удержать лишь нужное1. Volontiers je chanterai avec Vous la chanson que Vous aves faite, que Nous avons pris neuf lancons Sans perdre un garcon, Et Benders avec trois pachas, Sans perdre un chat. J'aime a Vous voir en aussi bonne humeur et Vous aves lieu de I'etre apres une aussi brillante campagne. Soyes assure que je me rejouis bien sincerement de Vos success[413] Я решилась взять сюда Салтыкова с Кубани и велела послать к нему курьера, также Игельстрома и Принца Ангальта. Письмоводец Графа Пушкина уже отходит, а Генерал-майоров прошу прислать хороших и не все немцев2. Александру Николаевичу Самойлову посылаю Александра Невского, а Энгельгардту — Владимира второго класса3. Monsieur le moine, point de moinerie: voila се que j'ai a repondre au mot келья, а propos de Vos appartements que je me suis fait un plaisir particulier d'enjoliver.[414] После мира отдохнешь, и Бог подкрепит твои силы телесные и душевные. Кубанский корпус пусть будет под твоей командою, как был. Пруссаков мы ласкаем. Касательно Польши — сие нужно сообразить с другими делами и настоящим нашим положением, чтоб каши не заводить более теперяшнего. После мира и белоруссов прибрать можно4. Сон бендерских бин-пашей компанован, чтоб диван извинил сдачу города, я думаю. Adieu, mon Ami, portes Vous bien. Сие желание часто повторяем в разговорах с Платоном Александровичем, которым я весьма довольна, и ко мне привязан до крайности. Вот ему аттестат, как корнету Кавалергардского корпуса, к шефу оного. Се garcon est fort aimable, d'un excellent caractere.[415] Ноя[бря] 25 ч., 1789 1019. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Писала я к тебе с последним курьером, что план твой о Польше требует разных соображений и что предоставляю себе о том к тебе писать по прошествии праздников. Сие ныне исполняю сим письмом, и, во-первых, тебе скажу, что план твой весьма хорош, и желательно, чтоб обстоятельства способствовали произведению его в действо. Имянование Гетмана войск казацких Екатеринославской губернии затруднению не подлежит, и рескрипт о том недолго заготовить. Но от подписания меня удерживает только то одно, чего тебе самому отдаю на разрешение: не возбудит ли употребление сего названия в Польше безвремянного внимания Сейма и тревоги во вред делу? Я полагаю, что для надежного производства в действо твоего плана необходимо нужен мир с турками и шведом1. О последнем здесь приложено будет все возможное старание, отдаляя всякие затруднения, колико только дозволит сохранение достоинства государственного. Касательно турецкого мира, кажется, успехи войска тобою предводимого уже столь далеко распространены, что следует ожидать податливости со стороны сего неприятеля, повсюду побежденного. Да благословит Бог мирное дело успехом равным, как военные подвиги. По возстановлении покоя откроется путь к начинанию сего важного дела, которое, кажется, всего удобнее предпринимать при возвращении войск наших чрез Польшу, разве Король Прусский обнажит прежде свои замыслы нам вредные, либо займет часть Польши. Тогда, отложа уважение, приниматься за сие дело. О заготовлении ружей имеешь рескрипт от 6 июля сего года, в сходство которого можешь предписать Кречетникову оные в Туле заготовить; а естьли пушки нужны, то вели оных вылить в Брянске, либо на новом Екатеринославском литейном заводе, либо завоеванные пушки на то обрати. Для безопасности наших границ со стороны Польши нужно будет, чтоб место Фельдмаршала Румянцева праздно не осталось, но командующий Генерал туда послан был, к чему, думаю, что Кречетников всего бы полезнее был2. Касательно Белоруссии и прекращения унии твои примечания равно основательны, и оные исподволь в действие производить нужно. Но принуждать помещиков жить в Белоруссии будет нарушение трактата, да и у нас многие живут и ездят, в силу законов, вне Империи3. Да и не хочу нажить нареканий подобных, как нажил мой союзник Император. Прощай, мой друг, будь здоров и благополучен. Декабря 2 ч., 1789 г. 1020. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Чрез Василья Степановича Попова посылаю тебе аптеку целую моих лекарств и желаю от всего сердца, чтоб тебе в оной никакой нужды не было. Я, кроме наружных лекарств, все прочие давно кинула, но узнав, что желаешь их иметь при себе, посылаю. Вторая посылка есть лисья шуба да соболья шапка, чтоб тебе холод не вредил. Носи на здоровье. Лавровый венец еще недели чрез две поспеет. Пожалуй, пришли ко мне скорее репортиции Финляндской армии с назначением Генерал-Майоров, в чем нужда крайняя. У шведов умножается дезерция ныне. Еще, мой друг, прошу тебя в досужий час вспомнить приказать Сартию зделать хоры для «Олега» 1. Один его хор у нас есть и очень хорош, а здесь не умеют так хорошо компоновать. Пожалуй, не забудь. Когда Король Шведский услышал о сдаче Бендер, тогда остановил, сказывают дезертиры, свою поездку в Швецию, и, сказывают, будто Сейм собирает в Абове. У Короля Аглинского в Ганновере поднялся бунт противу капитации2. Правительство требовало от генералитета, чтоб собрали войски и оные ввели в города Ганновер и Целлу. Но оне отказались того учинить, говоря, что на войски свои не надежны, а опасаются, чтоб не пристали к народу. С сим посланы курьеры в Англию. Что будет, не ведаю, но сия зараза по немецкой земле распространяется. Прощай, мой любезный друг, Дай Боже тебе успех такой же в мире, как в войне. Дек[абря] 3 ч., 1789 1021. Г. А. Потемкин — Екатерине II[5 декабря 1789] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! При всех Ваших милостях совет, чтоб я не заспесивился, меня удивляет1. Когда я подал сумнение о себе в сем случае. Какой резон ожидать от меня того, что сродно подлецам. И отчего мне возгордиться. Ревность и усердие с неограниченным к Вам долгом движут меня на службу. А успехи подает Бог. Естли я чем горд, то тем счастливым разположением моей души, чтоб всех благ ожидать от Бога. Я християнин, то и слава моя в служении. Сколько наших братии, любящих хвастовство и наполняющих донесения личностью, затевая на себя, что все предвидят, и выводят нечаянные события последствиями своих планов, которых никогда не бывало. Есть ли подобное кичение в реляциях моих? Я торжественно и с радостию исповедую, что все доброе подает мне Бог, и еще больше скажу, что я один внутренне чувствую, что Он мне внушает способы к предприятиям: сколько раз я себя видел изъята из среды бедствий, не ожидая человеческих возможностей. То же, что от меня зависит, я даю не скупою рукой, пекусь о пользе Вашей и сердцем, и душею. Не уподобляюсь тем начальникам, которые довольствуются только для очищения себя — лишь приказать, а делается или нет, о том и не думают. Все свидетели моих забот и что я ночи не сплю от оных. Хранение людей Ваших крепко у меня лежит на сердце, и Бог мне свидетель, что не потерял ни одного, ради снискания себе славы. Не получили от меня газетчики ни рубля. Ежели бы я мог поднять на рамена тягости всех, охотно б я себя навьючил, и Вы бы увидели нового Атланта. Сколько наших братии, которые ради себя жертвуют армиями. Но я, конечно, скорей себя положу за всех. И ныне, когда на неприятеля не пущено ни одного ядра из Ваших орудий, когда почти не пропал никто, смерть была очень близка ко мне. Спесь личную я оставляю тем подлецам, которые наполнены ко мне завистью и за добро платят пакостьми, а буду всегда в моих правилах, то есть: превосходить всех в усердии к Вам, служить потом и кровию, отдавать всем справедливость выше, нежели бы они сами признавали; беречь вверенных мне людей паче себя, посвящать успехи Богу и ожидать одобрений от неприятеля. Сколь бы я ни трудился и что бы ни делал, я никогда не заслужу милостей Ваших. Сии мысли в душе моей крепко основаны, сими я хочу гордиться. Посыланный от меня в Вену с донесением к Императору предупрежден был двумя часами: въезжая в город, нашел до тридцати тысяч народу, вышедших ему на встречу. Все кричали обо мне. В театре, когда актер кстате упомянул, что я прислал известие о Бендерах, весь театр захлопал. Курьер посажен был в первое место, и замучили его, таскавши по ложам в шесть дней его пребывания. Появились пояса у дам и перс[т]ни с моим названием. Здесь подношу перстень, который курьеру с руки отдала Princesse Esterhasy[416]2. Живописцы написали картину аллегорическую. Кому я сим обязан, естли не Вам, и почему такие отличности мне приятны, коли не потому, что Ваши милости подали мне способы доказать усердие Вам же, как истинной моей матери. Как я твой, то и успехи мои принадлежат прямо тебе. Матушка, Вы охраняете меня от спеси и в то же время увенчиваете лаврами — un ornement pareil appartient aux Heros et je ne suis qu'un Zele serviteur, ce luxe militaire n'est pas du tout pour ma tete, agisses en veritable mere, prepares moi une bonne mitre Episcopale et un couvert bien situe.[417] Готов я был еще третьего дни отправить мои донесения, но известясь, что едет турок, посланный ко мне от Мавроения, ожидал его. Сей привез седьмое уже одно за одним письмо — все о перемирии3, но я ему наотрез скажу, что не с ним трактовать мне следует: он великий бездельник. От Гассан-паши нету еще известия, чтобы он был визирь. Печать еще не пришла, и я думаю, что поостановится по получении известия об Аккермане, а еще больше о Бендерах. Я думаю, есть в Конст[антинополе] замешательство. О Польше нужно думать и предупредить, как я прежде писал. Я все силы употребляю их усыпить, но, матушка, не верю Г[рафу] Штакельберху4. Расписывает он свои ложные донесения, а вдруг выдет что ни есть неожидаемое. Воля Ваша, Король Польский плутишка и весь пруссак5. Подношу здесь письмо Императорово в копии6. Кампания будущая требует заранее быть предположена, и войски удобно на виды поставить должно. Но, не имея повеления о Кубанских и Кавказских войсках, как требовал, не могу даже и своих расположить. По локале действий флот будет близок к сухопутным силам, и флотилия совсем в Дунае, то уже под моим флагом оный будет. Коли Бог поможет, недалеко стану от них и что увижу, то бой. Прости, матушка. Что приедет от Вас курьер, то поскачу в Херсон готовить к раннему выходу флот и флотилию, на которую поездку употреблю 12 дней, чем ничего не потеряю ради переписки с визирем, ибо ежели он подлинно визирь, то уже не в Измаиле, но в Шумне будет. По смерть вернейший Ваш питомец и вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Министр польский, находящийся в Стокгольме, уведомляет Короля и Республику, что у нас будет в России скоро революция. 1022. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Из письма твоего от 22 ноября вижу я, что ты уже прибыл в Яссы и что рано наставшая зима причинила тебе новые заботы, что люди сбережены, но скота спасти нельзя было. Я уверена, что ты трудов не щадишь, но что же делать? С погодою бороться нельзя. Из писем Гассан-паши еще не видно, чтоб турки тогда весьма заботились о мире. Но естьли с ними негоциация откроется, то ты отнюдь не связан трактовать обще с цесарцами. У нас давно договоренность в сем деле — всякому стараться о себе и мириться, как луче может. Я бы того и желала, чтоб не чрез французов и не чрез кого сие дело происходило, но безпосредственно1. Кауницова куча советников пускай остается у Кобурга, а до нас и до тебя им дела нет. Касательно Молдавских пунктов, кои еще у цесарцев, перепишись с Кобургом, чтоб вывел войски в Валахию и оные оставил. За поздравление со днем моего ангела благодарствую, также за прекрасные турецкие чашечки. Что ты устал, о том жалею и желаю, чтоб Бог подкрепил твои силы душевные и телесные. Прости, мой друг, я здорова и весела. Дек[абря] 7, 1789 г. Вчерась мы воспоминали штурм Очаковский, и я была у молебна. Платону Алекс[андровичу] даю самый лучий аттестат. 1023. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 5 декабря я сегодня получила и спешу на оные ответствовать с едущим к тебе курьером. Ты дивишься моему совету, чтоб ты не заспесивел — вот каково писать за тысячи верст. Естьли б я с тобою говорила в ту минуту на словах, то б ты, поцаловав руку у меня, разстался бы со мною со слезами радости. Как мне тебе не сказать — не заспесивься, видя тебя покрытым успехами, коими тебя Бог благословил? Mon ame, remplie de joye, n'a fait rien autre chose que de Vous avertir un instant, qu'elle souhaitait que Vous evities la seule chose qui pouvoit nuire a toute la grandeur de la Votre, lises у mon amitie vraiment maternelle pour Vous, et puis c'est tout; qui a mieux merite cette couronne de Lauriers que je Vous envoye aujourd'hui que Vous? La voila; puissies-Vous la porter cent ans. De mitre Episcopate assurement Vous n'en aures jamais de moi; et un couvent ne sauroit etre habite par celui dont de nom retentit dans l'Asie et dans l'Europe, il est trop petit pour lui.[418] По твоим цареградским известиям видно, что тамо унынья великие. Булгакова они заподлинно выпустили, и он, как ты уже о том ведаешь, я чаю, из Вены, приехал 3 дек[абря] в Триест. Я писала, кой час сведала о сем, к нему, чтоб ехал к тебе, а в Вену, чтоб укротили ему карантин. Странно, что поныне неизвестно, кто визирем? О Польше я писала к тебе чрез Попова и жду твои ответные письмы о сем. О Кубанских и Кавказских войсках также чрез него к тебе писано. Дай Бог, чтоб на мир враги наши податливы были, но естьли мири не будет, то, конечно, стараться должно о будущей кампании. Что из Швеции польский министр пишет, будто здесь революция вскоре будет, сия весть и к нам пришла из Финляндии, где Король Шведский оную основал на том, будто для того и боясь оной, я сюда велела идти шести баталионам гвардии зимовать, из чего он заключил, что сие страха ради революции, и сказал, что шести полкам велено уже для того идти к Петербургу. Однако, слава Богу, мы здесь в добром здоровье. Дамы венские умнее выдумывают поясы и перстни, нежели наши барыни. Благодарствую за присланный перстень Княгини Эстергази, je fais de bon coeur chorus avec elle. Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien.[419] Декабря 20, 1789 г. Князь Василий Вас[ильевич] Долгорукой довез ко мне твое письмо от 27 ноября. 1024. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Прочтя в другой раз твое письмо от 5 дек[абря], я тронута была до слезы изъявлением души и сердца и чувствами твоими. Да благословит сам Господь Бог все деяния твои. Что я для тебя ни делала, ты всему тому достоин. Прости, умница, будь здоров и благополучен. Дек[абря] 21 ч. 1789 1025. Екатерина II — Г.А. Потемкину[26 декабря 1789] Полк твой Кирасирский я велела назвать твоим именем1. Но буде в сем находишь что-нибудь с нашим обычаем неловким или тебе неугодным, то удержи приказание и отпиши ко мне. Шубку к тебе посылаю да чарку и фляшку для водки, буде поспеет. 1026. Г. А. Потемкин — Екатерине II26 декабря [1789]. Яссы Матушка родная Всемилостивейшая Государыня. Попов приехал. Я теперь сокращаюсь принесением чувствительнейшей благодарности за безсчетные Ваши ко мне милости. При сих случаях у меня от преизбытка сердца изходит признание. Ты едина моя мать, ты от первого степени офицера возвела меня на вышний, ты подала мне и способы оказаться достойным. Ежели всякого в звании моем служба зависит от распорядка главных частей, но я должен везде и во всяком случае прежде жертвовать собой для примеру, ибо моя обязанность не равная с другими. Таков я есть и таким буду до издыхания. Ты — источник всех для меня благ, от тебя истекают ко мне маслины и лавры, но никогда не доходили тернии. Сии признания и чувствования благодарности идут из избытка сердца и, ей, не на словах. Позволь, матушка, сказать: милостям твоим я даю цену тем, которые Вы делаете охотно. Теперь я здоров, но по приезде в Яссы продолжался сильный ревматизм в правой руке так, что не смог писать. Мыльный спирт в аптечке прекрасной, от Вас ко мне присланной, очень мне нужен. Шуба кстати — у меня уже не было никакой. Последние известия из Вены гласят, что Император болен очень. Стороною знаю я, что из Лаудоновой армии до двадцати тысяч пошло в Галицию: там начинались безпокойства1. В Венгрии ропщут громко2. Матушка, не смогу, право, писать много, рука моя худа еще. По смерть нелицемерно и непоколебимо вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический Свидетельствы Ваши о моем кавалергардском корнете столь сильны, что обязывают меня просить Вас об отличении его прикрасой3. 1027. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Ожидал я отправленных от меня к Гассан-паше и тем замедлил моими донесениями. Ни один еще и по сие время не возвратился. Он, получа Верховного визиря степень, из Измаила отправился в Шумну. От сего все замедлилось. Посланные от меня к Журже должны возвратиться, конечно, чрез четыре дни. Получа от них подробности, не умедлю донесть обо всем обстоятельно. На сей же случай донесу о том, что от выходцев и от приезжих к Загналы-паше1 Каушанскому с деньгами и с протчими вещами. Тайфур2 трехбунчужный паша, в Аккермане бывший, по приезде в Измаил стоял горою за нас, сколь с ними обходятся наши милосердно, и что в противном случае нельзя им стоять противу нас. Говорил он сие громко, открыл тем глаза в народе и произвел почти общую наклонность к миру во что б ни стало. Гассан-паша струсил, потребовал от Султана его головы, которую по переправе его за Дунай с него сняли с некоторыми из лутчих чиновников. Турки, говоря мне о сем, сказали, что голова снята, но слова не пропали. Я могу, Всемилостивейшая Государыня, Вас уверить, что Бог мне дал такую доверенность в турках, что они оказывают более ко мне привязанности, нежели к своим начальникам. Я за сим пространно обо всем донесу и не более, как чрез четыре дни, ибо тогда прибудут посланные мои и Булгаков. Вашего Императорского Величества вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 28 декабря [1789] 17901028. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Сего утра получила я твое письмо от 26 декабря. Ты меня благодаришь с таким чувствием, что до слезы тронута была. Дай Боже тебе здоровья и всякого благополучия и соединить к победам имя миротворца. В сем теперь нам главнейшая нужда, ибо не осталося почти никакого сумнения, что Король Прусский не имел в намерении обще с поляками весною напасть на наши владения, как ты то усмотришь из предлинного рескрипта1, с сим курьером отправленным, в котором я нарочно велела прописать всю гисторию, чтоб осталась в архиве comme une piece authentique.[420] Игельстром уже здесь, и Иван Петр[ович] Салтыков приехал сегодни. Сей говорит, будто с Кубани тысяч десять взять можно, не испортив дела2. Но сие ты полутче его смыслишь. И так полагаюсь на тебя с полной доверенностию. С сегодняшним из Вены приехавшим курьером Импер[атор] сам ко мне пишет, что он очень болен и печален по причине потери Нидерландии. Естьли в чем его оправдать нельзя, то в сем деле: сколько тут перемен было; то он от них все отнимал, то возвращал, то паки отнимал и паки отдавал. Dieu sait ce qu'il faissait, mais I'evenement a montre qu'il ne faisait rien qui vaille.[421] Жалею весьма, друг мой, что рука у тебя так сильно болит. Я чаю, есть в аптечке твоей камфарная мазь, или масло, или состав. Прикажи лекарю отыскать, которая для ревматизма действительнее еще мыльного спирта. Но прошу ее без лекаря не употребить. Помнится, я об ней сказала Попову. Твой Кавалергардский корнет, о котором просишь прикрасу и который оной, право, достоин, шестой день, как лежит в постели. Думали — горячка. И теперь слаб и худ, таков, что на себя не похож; сущая простуда, и за ушами жилы опухли. Ну, мой друг, добра только и ждать от Вас и с Вашей стороны. С нетерпением желаю скорого приезда твоего обещанного курьера. Как тебе Бог даст заключить мир, то ты будешь благословен в мужах. Adieu, mon cher et precieux Ami.[422] Янв[аря] 10 ч., 1790 г. 1029. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Лавровый венец — высочайший дар Божией Помазанницы — я получил с преисполненным благодарности сердцем, возложил его на алтарь Господень и привнес теплые молитвы. Милосерднейшая мать! Ты уже излила на меня все щедроты, а я еще жив! Но верь, Августейшая Монархиня, что сия жизнь будет тебе жертвою всегда и везде против врагов твоих. Вашего Императорского Величества вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 23 генваря [1790]. Яссы 1030. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 23 генваря [1790] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Покажется невероятно, что у нас здесь продолжались почти две недели пресильные морозы. И как домы здешние все летние, то по стуже, право, не было способу писать. Что турки делают попытку ради выиграния времени, сие несумненно, как и то, что, новому визирю дана полная власть для заключения мира. Земля их в крайней разстройке, и Богу угодно меня поставить в кредите большом у их народа. То и есть надежда при первом будущем поражении добиться миру1, который и никогда иначе не может зделаться, как наступя на горло. Польские дела требуют скорого изворота. Терпеть их вооружение, самим ничего не делавши, похоже на троянского коня, которого трояне впустили к себе. С холодным духом предлагаемое мною нужно. Сие умножит у поляков и забот, и страху. Ресурс неожидаемый всегда поразит. План будет секретный2. Откроется в свое время, а к названию привязки зделать нельзя. Я тут себе ничего не хочу; ежели б не польза Ваша требовала, принял ли бы в моем степени фантом, больше смешной, нежели отличающий3. Но он есть средством, и могу сказать одним, как ни оборачивать, но неможно оставить Польшу. Так нужно, конечно, ослабить или, лутче сказать, уничтожить. Из прилагаемых здесь писем посла Щтакельберха изволите увидеть его тревогу, тем худшую, что он всюду бьет в набат. Естли б он не подписал своего имя[ни], то я бы мог его письмо принять за луккезиниево. Я тебе усерден, Всемилостивейшая мать, и для того говорю откровенно: воля твоя, а Штакельберх сумнителен. Как это зделалась конфедерация, меня удивляет. С названием моим примутся меры умножать войски казацкие у себя, не касаясь еще Польши, устроить сию силу на основании полезном. Не те уже они, как были. Я нечувствительно на сухом пути ввел им нужный строй и склонил большую часть жениться. На воде они все делают по сигналам и стреляют весьма живо, истинно любо смотреть. Конница их на щегольских лошадях. Теперь скажу о союзнике нашем, как он, по несчастию, чрез сущие безделицы навлек сумнение на себя в своих землях. По случаю наряда войск новых в Венгрии Штаты Ему зделали ответ, что Короля у них нет, ибо он еще не короновался. Страх, истинно, слушать, как они все раздражены и говорят так смело, что уши вянут. Матушка моя родная, Богу известно, сколько я чувствителен милостьми Вашими, que puis je Vous offrir — mes services, mon Zele et le peu de succes receves comme une obole de ma reconnaissance. Je porterai ma couronne de lauriers au jour de St. Andre sur le chapeau et sur le casque a la tete de mon beau Regiment de cuirassier, Vous verres, ma tres chere mere, comme ce Regiment combattra pour Vous.[423] Главное мое упражнение о снаряде флота. Теперь, имея весь берег от устья Дуная до наших берегов, весь в своих руках, нет уже им опоры. Время флотом их пугнуть. Я так соглашу разположение на сухом пути, что вся будет удобность мне самому дать флотскую баталию в полной надежде на милость Божию, которого помощию мы на море стали уже посильнее неприятеля, а в августе и гораздо сильнее будем. Прошу Вас, матушка, в разговорах, да и чрез других, разглашать, что Вы не намерены на Черном море флотом действовать наступательно, а держаться у своего берега оборонительно. Сие дойдет до турков, и они выдут, понадеясь, из канала, а то иначе их не выманить. Другой курьер поехал чрез Польшу на Киев. С тем писал я о боярах, желающих к нам со всем имуществом переходить. А естли б Молдавия и вольна осталась, то и тогда в Крыму хотят иметь земли4. Пошлется лист их степеней, по которым буду просить соразмерных чинов. Послано с ним также положение войскам Малороссийским, и надеюсь, что не худо то же и другим, полезным для конницы установлениям. Посылаю Вам, моя кормилица, здешние простыни, чем украшают они бани или комнаты. Рад буду, коли Вам пригодятся для Царского Села. Я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1031. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Замерзшими чернилами, понимаю, что писать неловко было. Не имев три недели от тебя писем, наконец, получила твое письмо от 23 генваря и жалею весьма, что ты был болен от стужи и простуды. Прошу поберечь здоровье, оно мне нужно. В холодное время впредь употреби фляшу и чарку, которые сей курьер к тебе привезет. Je souhaite que се petit meuble Vous fasse autant de plaisir, que j'en ai a Vous l'envoyer de bon Coeur.[424] Быть может, что турки делают попытку ради выиграния времяни, но кажется мне, что визирь, имея полную мочь, наперед хочет спасти свою голову и для того сам с своими пашами отписал в Царьград дурное свое и войск состояние, что не идут из провинций к нему, что нет ни денег, ни провианта, ни людей, — надеясь тем представлением от Дивана выманить повеления точные, либо слова какие, кои бы его принуждали приступить к мирной негоциации. О сем ни мало не сумневаюсь, что мир скорее зделается, когда Бог даст, что наступишь, как пишешь, им на горло. Как тебе не выигрывать у турецкого народа доверья вящщего их начальников?! Во-первых, ты умнее тех; во-вторых, поступаешь с ними великодушно и человеколюбиво, чего они ни глазами не видали, ни ушами не слыхали от своих. О польских делах ты давно уже от меня разрешение имеешь, но при отпуске твоего письма еще отселе отправленный курьер до тебя не доехал. К Штакельбергу писано, чтоб он сидел смирно и не суетился. А конфедерация, ты сам вспомнишь, зделана была в таком виду, чтоб заключить с Польшею союз. Сему Прус[ский] Кор[оль] препятствовал грубым образом, как сам знаешь. Теперь жду нетерпеливо твой ответ на мой рескрипт и репортиции войск. Пуще всего, чтоб упор нашли, где хотят нападать1. А что войски устроишь полезным образом — не сумневаюсь. Изволь трудиться, Господин Великий Гетман2. Вы человек весьма умный, хороший и нам верный, а мы Вас любим и милуем. Об союзнике моем я много жалею, и странно, как имея ума и знания довольно, он не имел ни единого верного человека, который бы ему говорил: «Пустяками не раздражать подданных». Теперь он умирает нанавидим всеми. Что же было диковинкою короноваться Королем Венгерским, благо что подданные привязаны к короне: матерь его они спасли в 1740 году от потери всего3. Я б на его месте бы их на руках носила. Votre couronne de luarier Vous ira a merveille et je serai charmee de voir un Chevalier de St. Andre aussi digne de cet ornement, et auquel je l'ai donne parce qu'il l'avait merite par ses services et sa fidelite.[425] Твоя благодарность и что по сему случаю пишешь, без слез читать не могла. О намерении твоем действовать флотом в разговорах говорено будет: по твоему совету скажем, что распутица причиною, что ничто не довозится, и тому подобное. Но ради Бога сам берегись, не вдавайся излишне где в опасности, je ne veux pas Vous perdre, mon cher Monsieur.[426] Второй твой курьер до сего часа не приехал. Ты говоришь, что посылаешь его чрез Польшу: уж не лутче ли их посылать чрез Россию, чтоб иногда не перехватили их с чем нужным? Не имея твои письмы о боярах, ничего сказать не могу, такожде о войсках Малороссийских, а что получу, то ответом не помешкаю. За простыни благодарствую, в Царском Селе зделаю из них употребление. Прости, мой друг, Бог тобою, будь здоров и благополучен. Мы говеем, и твой корнет в Анненской ленте и поведения безпорочного. Февр[аля] 6 ч., 1790 1032. Г. А. Потемкин — Екатерине II8 февраля [1790]. Яссы Курьера, что я послал чрез Польшу на Лоев, приказал поворотить: боялся, чтоб по болезни или какому другому случаю письмы не попались в руки полякам. Матушка родная, чин Гетмана Великого подаст мне способ принесть Вам новую услугу, я сему рад. Польские войски от наших границ потянулись к Галиции, с нами обходятся хорошо и вежливо. Причина их приближения есть та, что Цесарь 20 т[ысяч] ввел в Галицию по подозрению на своих подданых поляков. А поляки приняли подозрение наипаче, потому что пред сим на границе зделалась драка у поляков с цесарцами таможенными. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1033. Г. А. Потемкин — Екатерине IIФевраля 8 [1790]. Яссы Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я недоумеваю, как теперь что-нибудь двинуть отсюда. Полки все отделены степью: ни людям возможности нет укрыться от зимы, ни лошадям нет корму. Изволишь, матушка родная, писать, что Граф Салтыков говорил, что можно с Кавказа уделить десять тысяч. Тут его Сиятельство доказал, что щету не знает. Да как сам был, то отозвался, что всего мало, и для того ничего не предпринял. Се n'est pas son affaire de combiner les choses.[427] Я противу рескрипта зделал отметки1. А затем скажу: не можно ли всячески отвести Прусского Короля от его намерений. Пусть он берет Померанию и что хочет. Прошу Вас, как Вам обязанный всем, прикажите постараться обратить на лутчее, а то все верх дном пойдет. Где набрать войск и начальников столько и достанет ли внимания?! Разбившись повсюду, везде будем слабы и нигде не успеем. Пространство границ не дозволяет одной части служить помощию другой. Ежели бы сказать, чтоб делать мир во что бы то ни стало, но турки, видя диверсию столь сильную, никакого не зделают. С ними же всего хуже набиваться. Я все употребляю, чтоб визиря заставить за собою ходить. Цесарцы по многому старанию не выторговали ничего и теперь требуют вместе трактовать. Я не знаю хорошо разположения полков кавказских. Назначу оттуда в Белоруссию несколько, только когда они придут. Сами извольте подумать — из Крыму тронуться до подножного корму нельзя. Полки Украинской армии, как прежде доносил, так малолюдны, что и баталиона не составляет полк. Рекрут принимают, но немного еще в Харьков пришло. Считал я все привести в порядок и комплект, но теперь мудрено уже будет сие зделать. Естли бы возможно было хотя шесть месяцев выиграть, то исправил бы2. С жителями кавказскими, а паче с кабардинцами, нужно обойтись милостиво, и тем ту сторону обезпечить, а потому и войск тамо не будет нужды держать столько. У Кабарды отняли много земли, а она нам на ничто. До времяни Губернское правление перевести в Астрахань. Я берусь тот край устроить и тем войск тамо гораздо уменьшить. Извини, матушка родная, что я пишу [не]связно: я перемогался, а четыре дни слег в постелю. Теперь, слава Богу, все прошло сильным поносом, но слаб, как муха. В Венгрии и Трансильвании дела были худы. Они требовали всех отнятых прав у них и сказали, что Короля не имеют, ибо он некоронован. Император все возвратил и корону, и кондицию принять обещал. Сим так выиграл, что Венгрия хотя вся наголову пойдет на войну. Войски репортирую во все места, что можно, и донесу за сим тот час, но весьма бы хорошо, естли бы без того обошлось. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1034. Г. А. Потемкин — Екатерине II[25 февраля 1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Ты, моя кормилица, сверх милости, само по себе безмерной, присоединяешь и вкус, и драгоценность. Изволишь писать: «мой Великий Гетман». Конечно, твой. Могу похвалиться, что ничем, кроме тебя, никому не должен. Дай Боже мне служить тебе везде с успехом и пить при победе неоцененное твое здоровье. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1035. Г. А. Потемкин — Екатерине II25 февраля [1790]. Яссы Матушка Всемилостивейшая Государыня. Привез ко мне полковник Текутьев1 репорт о произведенных, но не получил я с ним Вашего письма. Нетерпеливо ожидаю курьера. Нескоропостижность моя довела визиря до нетерпеливости. Я наверно знаю, что Порта намерена тянуть дела в переговорах и, будучи теперь слаба в силах военных, удержит нас тем от действий военных, а, наконец, изготовясь, прервет негоциацию, ежели она не в пользу их будет. Но визирь и риджалы[428] хотят миру, Султан же сваливает все с себя на них, чтоб не быть упрекаему, а притом пьянствует2. Кто ему подводит мальчиков, тот и силен. Дела их в крайнем разстройстве, и естли бы дворы известные можно соединить нам с Императором (он уже скончался3) и с собою, то, конечно, бы пала Отоманская Порта. Цесарцы не понимают хитрости турецкой в назначении места конгресса в их владении, а я вижу, что турки хотят впустить и других министров, которые не поедут на место, которое в наших руках4. Не выйдет из конгресса пути, а паче для меня он затруднителен, ибо я известен, что визирь на меня будет сваливать принуждать цесарцев отступать от требований. Неловко и несовместно и то, что цесарцы везде хотят брать места у нас, а туркам уступают. Из записок моих к Бароцию5, изволишь, матушка, усмотреть, что я истощил все способы к наведению страха в турках и уверен, что сие немало произведет действия. Нужно мне иметь по записке здесь приложенной повеление, обещая им союз наш: мы отвлечем их от всех других и тем, может быть, навсегда инфлуенцию пресечем других дворов. Кажется, что турки сему будут рады6. Хотя я и отделался от болезни, но все еще нехорош. Землетрясения нынешний год здесь часты, но очень сильных не было. Узнал о кончине Императора. Я отправляю барона Биллера в Вену, чтоб узнать, как у них мыслят и какое разположение нового Государя7. Из Варшавы не имею никаких известий, а ежели и будут, то все фабалы. Естли бы ревностный был тамо и не столь ненавидимый министр, много можно бы было обратить нам себе на пользу, пользуясь негодованием бедной шляхты, отверженной ныне от права подавать голос на сеймиках. Их тысячи противу богатых. Княгиня Сапега пристает к ним, недовольна Королем и Сеймом, как бы и ее не поворотить к нам, а она много может, но что делать?! Прости, матушка родная, я скорблю, не имея Ваших писем. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1036. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 25 февраля [1790] Отделавшись, матушка родная, от болезни, крайне однако ж слаб. Боли головные замучили. Император нас оставил. Не худо иметь порасторопнее Князя Голицына теперь в Вене для настроения дел с новым Государем. Не мудрено бы было Его поладить с Прусским Королем и с Англией и тем нам развязать руки кончить дела1. Поверь, кормилица, что Порта столь в худом состоянии, что бы одной кампанией их из Европы проводили. Боже дай милость, а иначе лутче помириться. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1037. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсеподданнейше прошу Ваше Императорское Величество повелеть прислать ко мне несколько экземпляров печатанного у нас алкорана. При сношении ныне с турками может он с пользою быть употреблен. Князь Потемкин Таврический 25 февраля 1790 года. Яссы 1038. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой Князь Григорий Александрович. Из рескрипта, мною подписанного, увидишь положение дел до сего часа, и колико нужно готовиться к отпору злых намерений врагов наших1. Всевозможные меры употребляются — укротить их злобу, отвратить и удалить принятые ими единожды правилы унизить Россию и влещи ее за собою в их намерения и виды по своим мнимым интересам немецким. Надлежит теперь смотреть — смерть Императора какие окажет обстоятельства; но судить по прошедшему о будущем, то дела останутся почти в том же положении, понеже и из сообщений Берлинскому двору предварительно кондиции мира с прошением их добрых оффиций, они из оных зделали употребление коварное, злое и гордое, доказующее умоположение того двора и бешеных намерений Герцберга, который Королем властвует. Теперь требует у Польши Торун и Данциг2. Я говорю: пусть берет, но помню, что в 1763 году Бестужевым записано в протокол конференции, что сие — казус-федерис, понеже о Данциге трактаты и гарантии собенные, и я все то знаю, ведаю и помню, что после того дня и противу говорено и делано, и стараюсь обратить все к лутчему и к утушению, чтоб не все верх дном пошло, как пишешь. Но нашего одного старательства тут недовольно одним пером, а надлежит врагам показать, что нас сюрпренировать[429] не можно и что зубы есть готовы на оборону Отечества, а теперь они вздумали, что потянув все к воюющим частям, они с поляками до Москвы дойдут, не находя кота дома. Пространство границ весьма обширно, это правда, но естьли препятствий не найдут, то они вскоре убавят оных. Мир нужен, но я с тобою весьма одного мнения, что турки, увидя сильную диверсию, оного не так скоро зделают, как бы сами желали, не имея таковой надежды. А набиваясь и домогаясь у турок мира, ничего не будет. Цесарцы торопливостию много дела свои испортили. Увидим, что теперешний Король Венгеро-богемский учинит. Пришли ко мне репортиции тех войск, кои к границам Белорусским отряжаешь. Не могу обещать, чтоб шесть месяцев, коих просишь, выиграны были, а несколько время мы, кажется, что уже выиграли. С кавказскими жителями, чтоб обходиться мне милостиво, как пишешь, затруднения не будет, но о сих делах здесь я никаких известий не получаю, следовательно и ничего сказать не могу. Что ты, мой любезный друг, болен был, о том сердечно сожалею и прошу тебя всякое попечение иметь о своем здоровье. Каково дела пойдут в Венгрии и Трансильвании при новом Государе, увидим, а брабантцы теперь в таковой конфузии, как французы. Однако их несогласия между собою остановили Англию и Голландию признать независимость их. Питт старается доныне отвратить войну, но, может быть, заведен будет Берлинским двором и Принцессою Оранскою по неволе. Теперь еще быть может и то, что выбором Короля Римского аттенция несколько оборотится на ту сторону3. Однако готовностию нашей ничто не испортится. Господин Великий Гетман Екатеринославских и Черноморских казаков, живи здорово, поделай дела добрые и будь уверен, что я Бога прошу, да благословит твои предприятия в пользе дел моих и Империи. Прощай, мой друг любезный, я здорова. Корнету твоему аттестат даю безпорочный. Марта 1, 1790 1039. Г. А. Потемкин — Екатерине II10 Марта [1790]. Яссы Матушка Всемилостивейшая Государыня. Получил я от Штакельберга уведомление, что Луккезини предложил об уступке Данцига и Торуни и других мест. Но я о сем уведомлен за неделю еще прежде. Изволите увидеть, что он советует отдать туркам Подолию и Волынь, а прежде советовал мне поступиться по Днепр от наших границ. Я как верный и взысканный подданный советую — пора его оттуда1. Мое поведение на Украине всех привлекает поляков2. Но с ним ничего не зделаешь. Напротив, всячески старается чрез Короля внушать противу меня. Я уведомлен от приезжих из Варшавы, что аглинский министр, тамо находящийся, проговаривал многим полякам, что их двор внушает и советует Прусскому Королю не препятствовать нам мириться с турками. Которые полки стояли в местах, не отрезанных степью, те уже в движении к Чернигову, дабы оттоль вступить в Могилевскую губернию. Протчих же чрез степь тронуть нельзя. Вологодский пехотный идет в Киев, два конных и кирасирский орденский — в Чернигов. Корпус обсервационный составится и будет наготове войтить в Польшу, откуда действовать может к прусским границам. Но до крайней нужды не прикажите двигаться. От Пруссии могут быть одни демонстрации, а мы движением попустому испортим все дело здесь. Теперь уже обмогся, но был жестоко болен, так что не в состоянии был головы поднять. Остался еще сильный кашель и слабость крайняя. Но, слава Богу, болезнь миновалась. Матушка родная, свидетель Бог, не смогу писать. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1040. Г. А. Потемкин — Екатерине II[10 марта 1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Занятие в Польше трех воеводств по назначенной на карте черте долженствует быть произведено согласно с союзниками, иначе мы останемся одни загребать жар, ежели они пребудут на дефензиве1. Я сего опасаюсь от них. Потому то и нужен тамо министр деятельный. А князь Голицын цесарец и берет только жалование даром. Из неограниченного моего усердия я Вам, моя родная мать, говорю, что вреден в Польше Штакельберх. Истину сию Вам время докажет. Что изволишь, матушка, писать о Бестужеве протоколе касательно Данцига, и без него можно знать, что лутче ничего никому не давать2. Но естли нужно по обстоятельствам ему дать глодать мосол, то пусть возьмет. Тут выдет та польза, что потеряет он кредит в Польше, откроет себя всей Европе, да и турки с агличанами не будут равнодушны. Нам доставится способ кончить войну и тогда немедленно оборотить все силы на Прусского Короля. В одну кампанию, по благости Божией, оставим его при Бранденбургском курфюрстве. Иначе много будет нам забот, а ему безвредно. Верьте мне, как своему питомцу, который жизни не пощадит для Вашей чести. Верьте мне, как привязанному своему Отечеству, верьте, что слава России мне дорога и сколь велика для меня честь, что я поставлен тобою оную поддерживать. Кто не применяется к обстоятельствам, тот всегда теряет. Нужно, конечно, торговый трактат заключить с Англией и тем нацию интересовать3, а без сего ничто оную не связывает и король тем выигрывает. Прикажи не смотреть ни на что нашим министрам берлинскому и аглинскому, чтоб выиграли время хотя несколько, чтоб полки притить могли на места. Мы таким способом изворотимся, иначе будем в худом положении. Нет способа прибавить время, ни сократить дистанции. Прикажи употребить больше политики. Представьте, что время здесь неслыханное: снег и метелица. Как степью итти? И люди, и лошади померзнут. Ни сена, ни дров нету. Дурак Бибиков ушел за Кубань почти со всеми войсками4. Послал младшему [генералу] принять команду и вывести. Он разорит войски по теперешнему времяни. От Финляндской армии можно без вреду пехотные полки, взятые из Белоруссии, возвратить. Там, ей Богу, много, лишь бы умели предводить. Требование для примирения, чтоб Король Шведский был без власти начинать войну, было напрасно. Ибо сим способом никогда не помиримся. Брат его? Так можно будет его после, без труда оставить бобылем. Из рапортиций соизволите усмотреть, что по уделении войск от действующей противу турок армии сим оная останется слаба. Наипаче по ужасному некомплекту полков бывшей Украинской армии. Крайне бы годились войски теперь из мещан составленные в России, ими граница была бы охранена6. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Того ж числа 1041. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вручителя сего письма флигель-адъютанта моего Валериана Александровича Зубова прошу жаловать и любить, как молодого человека, наполненного охотою к службе и доброй волею. Он никуда не захотел сам, окроме к тебе в Армию. Он же едет к тебе с тем, чтоб действительно служить и быть употреблен, куда изволишь. С таковой диспозициею, я надеюсь, что его не оставишь праздным. Сии молодые люди в самом лутчем расположении и при том весьма добросердечны и честны, и нельзя их не любить и за них не интересоваться. Я надеюсь, что меня в слове не выдашь. Прощай, Бог с тобою. Алкораны при сем посылаю, которые ты требовал. Марта 18 ч., 1790 г. 1042. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 18 марта [1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня! Болезнь уже меня оставила, но слабость велика. Исхудал так, что все кафтаны широки, даже и сапоги. По обстоятельствам теперешним мой усердный совет, чтоб скорей помириться с турками, несмотря ни на что. И все уже обратить на пруссака, а убытки наградить от Польши. Разори безщадно осталую часть, позвольте, Всемилостивейшая мать, оставить по Днестр1. Крепости разорить, как я представлял2, и, ежели можно, Молдавию оставить на десять лет с ее доходами для заплаты нам убытков, выговоря им выгодные кондиции, равно и волохам касательно князей их. Когда Бог поможет смирить злодеев, к туркам придраться нетрудно и отобрать Молдавию. Нужно склонить на умеренность и цесарцев. Матушка Государыня, помилуйте, прикажите послать Булгакова в Варшаву, а Штакельберха хотя архипослом — в другое место. Ей, я говорю из усердия. Да всячески стараться удержать на несколько месяцев в нерешимости Берлинский двор, дабы войски успели притить на место в Белоруссию. Извольте подумать, какое расстояние. В Венецию нужен хороший министр, а находящийся тамо крайне плох3. А сие место важно на теперешних случаях. У нас выпал снег и холодно. Я греюсь, матушка родная, муфтою, что мне пожаловали. По смерть с неограниченной приверженностию вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1043. Г. А. Потемкин — Екатерине II[19 марта 1790] Секретно. К Высочайшему сведению От волошского Господаря Мавроения с последним письмом был ко мне прислан турок Салиг-ага, бывший его кегая, а потом сераскиром войск, от Валахии собранных. Он самый тот, который делал впадения в Трансильванию. В бытность его при мне я его приласкал, и столько ему полюбилось быть при мне, что дал мне слово возвратиться и, скрывши свое намерение, выведать у визиря о их предположениях. Сей турок отличный, просвещения редкого не только между турками, но и везде. Говорит по-гречески, по-италиански, по-аглински, по-волошски и по-русски. Вояжировал по всей Европе и был у нас в полону по взятии Бендер в первую войну. Третьего дни он возвратился, и его я поджидал для донесения обо всем. Письмо от Мавроения ничего не замыкает важного, которое у сего подносится. Но комиссии его состоят в том: визирь поручил ему узнать, какой бы суммой денег возможно было меня наклонить на их пользу. Я на сие приказал ему ответить, что, конечно, турки принимают меня за иного, нежели я. Вторая комиссия, чтоб свесть с поляками корреспонденцию и узнать о их намерениях. То же и о прусских, что они делают в Польше. В рассуждении мира с нами по Днестр спорить не будут, но чтобы крепости были срыты, а ежели за Днестр, то Бендеры и Аккерман уничтожить. О Княжествах согласны, чтоб быть в них Государям, кому бы то ни было, лишь бы зависеть от Порты. Цесарцам, ежели бы можно, то ничего не давать. Они их крайне ненавидят и презирают. Он сказывал, что войски мы оттянули в нижнюю часть Дуная, а там почти ничего не оставалось. Я с моей стороны, из неограниченного моего усердия к Вам, как к Государыне, благодетельнице и истинной матери, повергаю мои мнения, чтоб достичь мира столь нужного по стечению обстоятельств, позволить мне его зделать, ежели можно, следующим образом. По Днестр границу Российскую, где к морю поселятся казаки верные Черноморские, а от польской границы степь вся вскоре заселится. О Молдавии разобраться с цесарцами, которой они захватили лутчую половину, и зделать землею, ни от кого не зависимою с собственным князем, которого и наименовать заранее, ибо удобно будет ему самому о себе говорить с соседней и протчими державами, войдя в связь общих интересов. Молдавия не была турками завоевана, как Валахия, но отдалась на капитуляцию под протекцию с кондициями легкими, которые турками все нарушены, то такой князь купно с народом отложится при мощи оружия Вашего и отнесется о сем к державам, прося о вспоможении. Не будет тут и зависти такой, как естли бы Молдавии остаться у нас. И сие и тем полезно, что Польша отрезана уже будет от Турции. Валахию за уделом, что поступится цесарцам, оставить Порте, и пусть уже они тамо, как хотят, так меняют Господарей, ибо чем тяжелее будет народу, тем больше их в Молдавию выдет, а чтобы пресечь навсегда инфлюенцию чужих держав у Порты, нужно им обещать наш союз и гарантировать их посессии. Сим, конечно, ускорим мир, ибо такое дело будет претекстом Султану и министрам зделать нам уступки. О протчих пунктах я не упоминаю, как то о коммерции и о Грузии. Сие может, как и протчие, уладиться. Вышеупомянутый турок остался навсегда в России, чтобы жить при мне2. Ему обещаны бунчуга; ежели он в своей комиссии успеет, то для приманки других знатных пожалуйте его бригадиром. Из моих заметок Бароцию3 изволите усмотреть, что я все изтощил, чем можно напугать визиря. Крайне нужно теперь успокоить Прусского Короля, хотя до августа. А ежели бы его сладить с новым австрийским наследником и допустить взять в Польше, всего бы было лутче. Как скоро можно будет, я тот час двину полки, чтобы сближить их и итить чрез Польшу к стороне Пруссии. Беда, что не успеем укомплектовать. Теперь отправил два полка Донских в Могилевскую губернию, и уже они под Кременчугом. Один полк пехотный в Полтаве, который обратится к Киеву. От Кавказской части далеко будет итить к северу, а я уделю из Крыма, а от Кавказа переведу на их место. Поверьте, Всемилостивейшая Государыня, что без разорения войск тронуть их теперь нельзя. Время холодное, и корму нет. В Малороссии прибавить еще столько же можно войска на военное время, и то еще будет меньше того, что они давали прежде. Отправляю туда Кречетникова все заготовить и доставить мне верные ведомости о военных поселянах4. По первому мне повелению вверенных мне губерний мещан обратить в казаки теперь я приступаю. Они скоро будут готовы и годятся для Польши. Я артиллерии из Херсона часть фузилер отправляю в Киев, а орудия они из Брянска получат. Из чего армия Обсервационная составится, как о коннице и пехоте, за сим же поднесу рапортицию. Ожидаю с часу на час известия, какие полки получили рекрут, те и отправятся, а без того неможно. Тут назначу, что отделится к Полоцку. Нужно повелеть скорее Кречетникову быть со властию Генерал-Губернатора. Касательно войны с турками чинить наступание флотом, и, ежели Бог поможет сойтиться и разбить их флот, то теснить Царь Град. Тут я сам буду. От Кубани диверсия. К Дунаю поворотливы нужны действы лишь, а в самом деле оборонять только занятые места. Благодаря Бога и флот, и флотилия наша сильней уже турецкого. Но Адмирал Войнович бегать лих и уходить, а не драться. Есть во флоте Севастопольском Контр-Адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник5. Князь Потемкин Таврический 1044. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. На письмы твои от 25 февраля сим ответствую. Я того мнения, что ты простужаешь голову и что она оттого часто у тебя болит. Я помню, когда у меня были боли ужасные в голове, тогда ни от чего облегчения не чувствовала, окроме того, когда, лоб нагреется. Дай Боже, чтоб сие письмо тебя нашло в добром здоровье, чего от сердца желаю, паче ныне, при скором открытьи кампании, как сам пишешь. Мое теперь внимание не столько о том, что делается в Вене, занято, как в других нам враждующих дворах. Новый Король Венгеро-богемский, по кончине Императора, еще из Флоренции тотчас по получении первого известия ко мне писал самое дружеское письмо, на которое я ответствовала1. Князя же Голицына теперь ни сменять, ни переменять не для чего, понеже он там привык и любим, а новый Государь хотя и миролюбив, но в сей кампании не инако поступит, как прилично к достижению мира, то есть avec nerf et vigueur[430] чего ты сам усмотреть мог из писем Князя Кауница. А к ладу с Прусским и Аглинским дворами теперь повод у Венского на время, то есть до Петрова дня, довольно будет по случаю выбора Короля Римского. И, кажется, столько времени осталось к приготовлениям, кои сильнее всего удержат и опрокинут каверзы, естьли удержать не удалось. А как бы то ни было, здравой разсудок ожидать надлежит с одной турецкой стороны. Как нанесешь им какой ни есть еще чувствительный удар, то каверзы европейские у них разрушишь и принудишь взяться за мир. О сем получишь в рескрипте все те разрешения, кои ты потребовал. Бога молю, да благословит тебя добрым и полезным успехом в военном и мирном деле. Во втором письме пишешь, что ты не получил мое письмо, а получил лишь рескрипт о произвождении. Мое письмо отправлено, сказывают, с другим курьером, и теперь, чаю, уже в твоих руках. Хотя визирь и риджалы желают мира, но известно тебе, что в Цареграде уже согласились заключить союз наступательный и оборонительный с Прусским Королем и что Юсуф-пашу привезли в Стамбул2. Иные думают, дабы предводительствовать на море, а другие — дабы зделать его визирем. Но для сего незачем, кажется, его было везти в столицу. В конгрессе барыша не будет, а интриги и помешательства безконечные; и весьма разумно о сем судишь. Корреспонденции твои с визирем и с Бароцием я читала. Желательно, чтоб привели в турках полезные нам действия. Естьли треть того числа людей, чем грозишь Гассан-паше, поставишь в Обсервационную Армию, то Прусский Король будет говорить учтивее и остановишь приготовленную им диверсию в пользу турок. Я не понимаю, противу кого союз с турком нам заключить. И сие бы было дело к непрестанным с ними ссорам и хлопотам для и противу них. Сию мысль лутче оставить, и с врагами христиан не связываться союзом: каково подобный союз грекам одним был бы горестен, сам рассуди. Король Прусский близ миллиона истратил денег в Венгрии для возбуждения бунта, но доныне не предуспел. Чин бригадира, по твоей прозьбе, дам Салиг-аге, но вспомни бригадира Селим-Гирея, который и с Владимирскою лентою ушел, и прикажи за сим и его корреспонденциею (чрез жидов) с пруссаками и поляками прилежное око иметь. Что ни Мавроений, ни визирь тебя, моего воспитанника,[431] не окупят, о сем не сумневаюсь, а корреспонденция с поляками и пруссаками чрез Яссы ближе, нежели чрез Италию. В рескрипте найдешь разрешения, кои ты требуешь о мире и крепостях3. Князя же в Молдавию теперь наименовать никак не удобно: сие точный повод будет Прусскому двору к поспешению своего злого намерения, которое и без того уже другой год отдаляем с трудностию и противу лихих затей которого теперь необходимо нужно войск, о коих, как для обороны границ назначенных, так и для Армии Обсервационной, какие полки имянно? откуда? когда? и куда отправляются? и к которому времени поспеют? да и кого Генерал[ами] советуешь определить? — пришли ко мне скорее сведения. Пришло на ум, невозможно ли тебе употребить большую сумму денег моих на тех, кто из кредитных при Порте и миру способствовать могут. Пожалуй, постарайся. Ты скорее в них успеешь, нежели они в тебе. Прощай, мой друг, Бог с тобою, будь здоров и щастлив. Марта 19 ч., 1790 Я чрез Валериана Алек[сандровича] посылаю к тебе алкораны, кои ты у меня просил, а он сего же дня едет. 1045. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 10 марта из Ясс я получила и весьма жалею о твоей болезни, и крайне она меня безпокоит. Дай Боже скорее услышать о твоем выздоровлении. Великая теперича нужда о скорейшей присылке от тебя обещанной репортиции войск в Обсервационной паче армии, понеже от нее зависит, так-то сказать, целость и безопасность Империи. А враги висят на носу. Штакельбергово письмо к тебе — безумное, я приказала его отозвать, а Булгакова назначила посланником в Польше. Из рескрипта и к нему приложенных бумаг увидишь, колико стараются постыдными делами вовлещи нас в унизение и посрамление1 и нашими же руками вынуть из огня каштаны, а на пятьдесят лет заключили трактат наступательный с турками, со врагами имяни Христова. Дай Боже, чтоб полки, идущие в Украину, могли скорее степь перейти. Прикажитко, барин, когда тебе удобно будет, по степи, на каждые двадцать верст зделать сарай или корчму из тростника, камыша или мазанки, как я построила в здешней губернии деревянные и в Финляндии, на тридцати саженях, в коих проходные войски весьма покойно умещаются. В каждой живет отставной солдат. Гвардия, когда шла, не захотела стать нигде: таковы мои сараи. Как я ведаю, что ты любишь более всего пользу, то и сей мой совет тебе да не будет противен. Не опасайся, мой друг: без крайности крайней не велю двигаться Обсервационной Армии, ибо не теперь время наступательно действовать на врага нового, но оборонительно — тогда, когда нас задерут заподлинно. Известие есть, что с стороны Силезии пруссаки в движении. Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien. Бог с тобою и да даст тебе всякий успех. Марта 30 ч., 1790 г. 1046. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 1-е апреля [1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Помириться без дальнего выигрыша и все силы обратить на известную сторону. Но нужно, чтобы австрийцы не оставили и начали бы вместе. Правда, что нелегко их согласить с турками. Вы из рапортиций, матушка, изволили видеть, сколь легка будет армия, противу турок действующая. Но она бы была достаточна, когда бы, взявши меньшую округу для охранения, стали б нажидать на себя. Но разойтиться с цесарцами нельзя, их выгонят, конечно. Я еще, матушка, не могу оправиться. Слабость такая, что взошед на лестницу, делаюсь без памяти. Может хорошее время поправит. Из Вены я получаю столько безделицы, но что касается до разположений королевских и общих мыслей в рассуждении союза нашего, — нет ни слова. Что получил из Варшавы, здесь подношу1. Вот, матушка, от министров наших польза: узнаем худое только как уже исполнится. Поздравляю с Воскресением Спасителя нашего и молю, чтоб Он помог Вам так, как и во всех тесных обстоятельствах был всегда Ваш и России избавитель. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1047. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 18 марта получа, на оные сим ответствую. Что ты болен был, о том весьма жалею и желаю скорее услышать о возстановлении силы и здоровья твоего. Касательно совета твоего, чтоб скорее помириться с турками, ты уже получил (после отправления твоих писем от 18 марта) во всем и всех статьях совершенное от меня разрешение. И естьли турки не вовсе ослеплены каверзами прусскими, то, кажется, нельзя не приступить к миру. О смене Штакельберга и определении Булгакова приказания посланы. Меры, тобою взятые для обороны границ и на случай разрыва для действия и исполнения плана, весьма хороши. Желательно же было бы только для вящего здесь спокойствия, чтоб сверх кордона по такой обширной границе можно было иметь в околичности Риги резервный корпус тысяч от пятнадцати до двадцати, который в состоянии был бы всегда двинуться в здешнем краю, куда нужда укажет, для отпору на случай, естьли бы Король Прусский обратил что-нибудь к ближним отсюда нашим границам. И для сего и чтоб таковой корпус отделить, как в существе для нас безполезно настоять более на зделание в Швеции конституции (чтоб Король невластен был начать войну), понеже он всякую нарушит, ему, Королю, ныне зделано чрез Гишпанского министра внушение о мире по приезде его в Финляндию, на которое ответ Короля Шведского покажет прямые его намерения. Но, между тем, нельзя не действовать усильно на сухом пути и на море, понеже шведские флоты, как корабельный, так и галерный или армейские, выходят в море. В Вене сменять посла не нахожу нужды, ибо дела делать здесь можно с их послом. Князь Голицын тамо приятен, а ежели при нем кто нужен послать, то разве Графа Андрея Разумовского. О казаках из мещан — в Российские города неудобно, понеже сие требует соображения с городовым положением, а противуречить своим же учреждениям я не нахожу приличности. Ничего на свете так не желаю, как мира, а тогда я, чаю, не найду нигде охотников наказать Бранденбургского Курфюрста за все его обиды и неправду, и я так уверена, как здесь сижу, что он останется безвреден. Вот как я применяться к обстоятельствам приучилась. Мы выиграем время, колико можно; но, выиграв, об заклад бьюся, что будет ничего, а великодушно скажем: «Бог с ними, что с ними связываться?» 1 Здесь теперь холодно, и во льдах сидим еще по уши. Англия доныне не ответствовала на наше предложение о торговом трактате. Что в Финляндии много войск, лишь бы оным[и] умели действовать, в том я твоего мнения; но буде наши тамошние начальники, быв вскормлены, так-то сказать, на войне, не умеют воевать, то мне их перепекать, аки тесто, также нельзя же. Теперь, мой друг, до Петрова дни недель десять. Сколько из оных Бог велит выиграть, не ведаю, а то знаю, что старание прилагается, колико можно. Прощай, помоги нам Бог. Я здорова, тебе желаю от всего сердца всякого благополучия и щастия. Апреля 8 ч., 1790 г. Я думаю, что Валериан Ал[ександрович] довез до тебя уже теперь мое письмо. Ему и брату его я продолжаю да[ва]ть наилутчий аттестат. Они таковы, как только желать можно: добросердечны, усердны и честны, и привязаны мне лично. 1048. Г. А. Потемкин — Екатерине IIМатушка Всемилостивейшая Государыня! Австрийцы получили чрез капитуляцию Орсову1, но тут турки взбесятся пуще, ибо сие зделано во время условия о пресечении военных действий чрез посланного от Кауница прямо поверенного. Они и так их ненавидели, а теперь не знаю, как разберутся. Корму полевого еще нет, и холод настоит. Ожидаю возвращения Бароциева, чтоб узнать о задунайских произшествиях. Вообще думать надлежит, ежели не будет визирем Юсуф-паша, то надежда трактовать о мире еще не изчезла. Мне, слава Богу, лутче, и я уже не болен, и слабость проходит. Генерал-Порутчик Бибиков, как я доносил, ушел не только не спросяся за Кубань в самое жестокое время, но и не дождавшись утвержу ли я его тамо командиром. Уже месяц, как нет никакого об нем слуху. Я отправил барона Розена принять команду2 до назначения настоящего начальника. Сколь сие заботит и разстраивает мои меры — описать не могу. Доставление рекрут тоже затрудняет. Ни одна команда еще к полкам не пришла. И когда их учить и одевать будет? Полки Украинской армии весьма жидки, редкий выводит в строй более пятисот человек, а корпус Белорусский егерский во всех четырех баталионах не имеет больше людей, как для одного баталиона. Конные полки тоже в малом комплекте. А как шли полки пехотные чрез Кременчуг к помянутой армии, то в десяти ротах имели по тысяче по двести одних рядовых. По смерть пребуду вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 17 апреля [1790]. Яссы 1049. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Меня пуще всего безпокоит твоя болезнь. Ради Бога берегись, вить ты не из слабых людей, но с летами нужны некоторые осторожности, охраняющие здоровье, более, нежели в первой младости. Дай Боже, чтоб ты скорее оправился совершенно. Кажется, вести из Вены удовольствительны: Король Венгеро-богемский уверяет меня в своих письмах, что он намерен содержать все брата своего обязательства с нами1. О мире, кажется, имеешь совершенную развязку, но жаль, что Гассан-паша умер. Бароциев журнал довольно показывает положение дел2. Все зависит теперь от того, кого изберут визирем: бешеного Юсуфа, либо к миру склонного. Поберегись Христа ради, от своего турка. Дай Боже, чтоб я обманулась, но у меня в голове опасение, извини меня, чтоб он тебя не окормил. У них таковые штуки водятся, и сам пишешь, что Гассан-паша едва ли не отравлен3. А к сему пруссаки повод и, может быть, и умысл подали, и от сих врагов всего ожидать надлежит, понеже злоба их, паче всего личная, противу меня, следовательно, и противу тебя, которого более всего опасаются. Я желаю, чтоб я обманулась, а нельзя не сказать, когда на ум пришло. Хорошо, конечно, с другой стороны, приласкать сего человека, естьли он чистосердечен, и другим туркам подавать повод, чтоб потеряли отвращение к нам. К Фельдмаршалу Румянцеву от меня сего же дня отправлено письмо, где к нему пишу начисто, чтоб выехал из Молдавии, либо к водам, либо в Россию, ибо его пребывание вредно моим делам4. Посмотрим, что будет. За поздравление с праздником благодарствую и тебе желаю же Бога помощником во всех твоих деяниях к пользе Империи. Прощай, мой друг, Христос с тобою. Апр[еля] 19 ч., 1790 г. 1050. Г. А. Потемкин — Екатерине II[2 мая 1790] Поздравляю Вас, матушка моя родная, Всемилостивейшая Государыня, с прошедшим праздником для меня паче безценным. Бога молю, чтоб он подал Вам помощь, наипаче в теперешних обстоятельствах, в чем несумненно на Его милосердие надеюсь. Я здоров и скоро выеду из Ясс. Ежели полномочные приедут, то расположусь в ближних домах боярских во избежание интриг, да и соседства пребывающего здесь. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1051. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 2 мая [1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Каких пакостей наделал безбожный Бибиков, дурак, пьяница и трус1. Там только дерзок, где не видать опасности пред глазами. Ушел, скоропостижно собравши войски, и нечто похоже на Мазепу2. Из рапорта Розена изволите усмотреть, что сверх недостатка пропитания упоминает он о странных и невероятных обстоятельствах. Я не могу уже придумать, что бы то сверх известного было. Не было ли примечено предательства или не зделал ли он какой постыдной капитуляции, либо не взбунтовалось ли войско, чего в нужных обстоятельствах и ожидать должно. Я думаю, что он имел кого-нибудь от неприятеля, который его заманил к Анапе, ибо по известиям, взятым от пришедших из Царьграда, видно, что давно турки в Анапу послали подкрепление. Коликих трудов и заботы будет мне стоить починивать испорченное? И сколько в деле мирном последует остановок: нельзя, чтобы не возгордились. Изволите писать в письме минувшем Вашем и, кажется, гневно, касательно положения дел с Прусским Королем3. Я что ни говорю, то для пользы Вашей, и говорю от истинного усердия. Многие события оправдали мои мысли. Я повторю еще, что теперь немного можем мы зделать. Развязавши же руки здесь, начинайте смело. Я Вам порукою, что не доведя до баталии, в одну кампанию изведу его армию. Я крепко надеюсь на Божию помощь, похвалясь, что лутче всех найду сильные и новые противу его способы. Тут пустим рой конницы легкой, и Его Величеству обедать с покоем не удастся. С ним так должно воевать, озабочивая и безпокоя всегда; случай подастся дезерции такой, что вся армия его изчезнет. Буде то на мой щет изволите говорить, что ежели бы Бог дал мир, то все скажут, чтоб оставить Прусского Короля, будьте, матушка, справедливы: не я тот, который бы согласился оставлять Вам и России без наказания нанесенные оскорбления. Извольте в запас дать мне секретное повеление в случае, когда Бог поможет кончить с турками, чтоб начать с Пруссиею войну, и Вы увидите, задумаюсь ли я. Я много должен Вам, чтоб не почитать обязанностию жертвовать за Вашу честь и славу. Я для того твердил и твержу, чтобы ладить теперь, дабы, освободясь, силою действовать. И сие инако быть не может. Визирь новый, кажется, как нарочно выбран, чтобы не мешать миру4, ибо имеющие силу у Порты дворы старались о Юсуф-паше и не унять бы открытых партизанов войны. Поляки к нам удвоили учтивости и зачали ездить в мою квартиру, чего прежде не смели. Я надеюсь, что Булгаков при удобном случае успеет переворотить5. Я его удержал по нужде, что не имею никого для корреспонденции французской. Биллер из Вены не воротился еще, но завтре отправлю. Я знаю, что Голицын-посол любим в Вене, но любит ли он Россию, того не ведаю, а вижу, что он о положении, в каком находятся земли австрийского дому, мало уведомляет, а что чудесил покойный Император, будучи при армии, того он не писал. А сведения таковые нужны об союзниках, ибо по ним можно судить и о силе и полагать только надежды. И теперь Король во многом угодил всем частям, но военные, не видя от него приветствия, ропщут. Армия ожидала себе доброго слова. Принц Виртембергский, садясь на лошадь, повредил себя и нет надежды, опричь операции, которая тоже больше подвергнет опасности, нежели подает надежду. Просится для сего в Петербург, чтобы увидя сестрицу, хоть умереть. Я его отпустил6. Пока жив, вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1052. Г. А. Потемкин — Екатерине IIТроицын день. Яссы [12 мая 1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня! Бибиков возвратился, слава Богу1. Но прямо Ему — ибо Он все сохранил и подал верх над неприятелем. Я спешу уведомить кратко. Подробное описание отправляю обыкновенной дорогой, а сие чрез Польшу. Спешу отправлением и больше не пишу. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Наша потеря с убитыми и ранеными, которых гораздо больше, человек пятьсот. 1053. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Мучит меня теперь несказанно, что под Ригою полков не в довольном числе для защищения Лифляндии от прусских и польских набегов, коих теперь почти ежечасно ожидать надлежит по обстоятельству дел. Я надеюсь, что на Ригу без большой Армии предприятье всякое тщетно будет. Корпус прусский сюда назначенный, сказывают, тридцатитысячный. Дезерцию в оном старание приложено будет умножить. Но со всем тем корпус войск в Лифляндии крайне был бы нужен. Король Шведский мечется повсюду, яко угорелая кошка, и, конечно, истащивает все свои возможности на нынешнее время. Но долго ли сие будет, не ведаю. Только то знаю, что одна Премудрость Божия и Его всесильные чудеса могут всему сему сотворить благой конец. Диспозиция шведского Вел[икого] Адмир[ала] Принца Карла нечайно сама собою в оригинале приплыла к ревельскому берегу с созженного шведами, я чаю, корабля. Как они втрое были сильнее, то хотели наши корабли, — окружа, корабль за кораблем пленить1, и для того были определены фрегаты, коим пленных кораблей отвести надлежало. Но вместо того Богу угодно было нам отдать шведский корабль, а наши — все целы. Теперь Кронштадтский флот пошел на соединение с Ревельским2, а я молю Всевышнего, да поможет нам чудесами своими. Когда люди коротки, тогда Бог всесильный оказывает свое могущество. Любопытна я знать, кто визирем. Здесь вести есть, будто Юсуф-паша, объявитель войны. Странно, что воюющие все хотят, и им нужен мир: шведы же и турки дерутся в угодность врага нашего скрытного, нового европейского диктатора, который вздумал отымать и даровать провинции, как ему угодно3: Лифляндию посулил с Финляндиею шведам, а Галицию — полякам. Последнее заподлинно, а первое — моя догадка, ибо Шведский Король писал к Шпанскому министру4, что когда Прусский Король вступит в войну, тогда уже без его согласия ему нельзя мириться. Да и теперь ни на единый пункт, Шпанским министром предложенный, не соглашается, а требует многое себе по-прежнему. Пришли, пожалуй, скорее известие, где и как войски расположены для выполнения твоего плана. Такожде о Кречетникове. Христос ведает, где он. В Украине доныне его нету. Прощай, мой друг, будь здоров и уведоми меня почаще. Твоему Кавалерг[ардскому] корнету непрерывно ни единой минуты продолжаю да[ва]ть самый лучий аттестат. Майя 13 ч., 1790 1054. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрыч. По написании вчерашних писем твой курьер приехал с отправлениями от 2 маия. За поздравления твои с праздниками благодарю и весьма знаю, что они искренни и чистосердечны. Экспедиция Генерала-Пор[учика] Бибикова весьма странна и ни на что не похожа. Я думаю, что он с ума сошел: людей держал сорок дней в воде почти и без хлеба. Удивительно, как единый остался жив. Я почитаю, что немного с ним возвратилось. Дай знать, сколько пропало, о чем весьма тужу. Естьли войско взбунтовало у него, то сему дивиться нельзя, а более — сорокадневному их терпению. Сие дело несколько похоже на Тотлебеново и Сухотина во время прошедшей войны1. Что тебе забот и труда будет стоить испорченное поправить, это правда. Дай Боже тебе силу и здоровье. Только сим письмом, на которое теперь ответствую, ты весьма на меня угодил. Как Бог даст, что мир заключишь, тогда увидим, что делать надлежит. Я писала без гнева, одно мое опасение, что обиды, зделанные Российской Империи, иногда не принимались с тем чувством, которое рвение к достоинству ее в моей душе впечатлело2, toute ma vie a ete employee a maintenir la splendeur de la Russie, il n'est donc pas etonnant que les offenses et les injures qu'on lui fait me soyent insupportables a supporter en silence et a les dissimuler comme nous avons fait jusqu'ici par cette prudence momentanee qui l'exige; mais souvent en les etouffant, de pareils ressentimens intrerieurs jusqu'ici, n'en deviennent que plus vifs.[432] Я с тобою говорю, яко с собою, а делать буду, что разум самый безпристрастный укажет кстати и ко времяни. Естьли визирь выбран с тем, чтоб не мешать миру, то, кажется, ты нам вскоре доставишь сие благополучие. С другой же стороны дела дошли до крайности, как увидишь из бумаг3. Естьли б в Лифляндии мы имели Корпус тысяч до двадцати, то бы все безопасно было. Да и в Польше [бы] перемена ускорилась. Я к тебе писала, что ловчее всего Андрея Разумовского туда послать: жена его — венка, и он там связь имеет, неглуп, и молодость уже улеглась, et il paroit etre devenu beaucoup plus prudent,[433] обжогся много, даже до того, что оплешивел. Принц Виртембергский приехал и в жалком состоянии4. Я его сего утра видела в первый и опасаюсь, чтоб не было в последний, on veut lui faire deux operations, il est fort resigne; sa soeur croit qu'au bout de six semaines il pourra s'en retourner a l'armee, mais les chirurgiens regardent l'operation comme tres dangereuse. Adieu, mon cher Ami, je Vous aime de tout mon Coeur[434] и молю Бога о твоем здоровье и благих успехах в мире и войне. Ты — умница. Спасибо тебе еще за то, что ты ласков к Платону Ал[ександровичу], он того стоит чистосердечной привязанностию ко мне и добрым нравом и качествами души и сердца его. К Ф[ельдмаршалу] Румянцеву я писала, чтоб непременно выехал из Молдавии. Мая 14 ч., 1790 Из Финляндии на сей час нового ничего нету. 1055. Г. А. Потемкин — Екатерине II[29 мая 1790] Без памяти обрадовался, что шведы столь славно отражены от Ревеля. Вы, матушка Всемилостивейшая Государыня, милостивы были обещанием деревень покойному Принцу Ангальту1. Жена его осталась в бедности. Ежели бы ей какой-нибудь пенсион; я интересуюсь только по резону, что он носил имя Ангальт. Граф Ангальт2 живет в Петербурге, пакостными своими склонностями развращает нравы молодых кадет и не имеет время и не умеет смотреть за егерским корпусом Финляндским, не прикажете ли быть в нем шефом Генерал-Майору Барону Палену3. Корпус требует поправки. К собирающимся полкам в Белоруссии отправлю Г[енерал] Аншефа К[нязя] Долгорукова, как скоро прибудет. Не худо отправить в Вену Разумовского. Крайне нужно иметь министра расторопного в Венеции. Он там только может получать верные известия и показывания и обласкиванием распублики немало можно озаботить турков. Я имею сведения, что французский трактат с австрийцами кончится в июле месяце, и они обратятся к пруссакам, и что шведов под рукою ласкают. Дороговизна во всем превосходит меру: сукно офицерское в 8 рублей. Уже трудно, а многим и невозможно, себя содержать. Честь мундира не в тонкости сукна, и чем ближе к солдату, тем больше на военного похоже. Сидя, матушка, у Вас, я предложил, чтобы в должности и во время войны до Фельдмаршала мундиры бы носили из сукна солдатского! Вы похвалили, и я сегодня, одевшись так, всем офицерам приказал то же зделать. Сие нечто важно и походит на Спарту. Похвалите меня за это в письме, а я покажу, то и генералы все оденутся4. Хорошо, ежели бы Алопеуса взять из Берлина5, а туда бы послать кого бы поважнее мазать по губам Короля, а его министра в то же время ласкать всячески. Я уверяю, что ежели мы выиграем время до половины июля, то уже они не двинутся. Одобрения Ваши о корнете моем кавал[ер]гардском меня к нему еще привязывают, а ему подают право ожидать Ваших милостей. Преображенский полк Ваш и в Вашей воле жаловать, кого угодно, но как по начальству моему над оным по Вашему избранию, то честь моя с сим полком связана. Офицеры гвардейские ослабли от роскоши; записавшись, так сказать, в клобы и театры, забыли службу, а с ней и храбрость мужественную. Им нужен в начальниках и пример храбрости, и знание службы. Таков ли мягкий Васильчиков6; не видав войны и не служа в пехоте, не ему быть в нынешнее время. Как полк Егорьевский поступил в лейб-кирасирский, то остался полковник и кавалер Марков7, служивший с отличностию две войны. Храбр, как шпага. Его я готов повергнуть к стопам Вашим. Он бы повел Ваших стражей первого полку в огонь и в воду. Но что делать, коли опоздал. Я Вам должен сказать истину, а Вы, матушка, изволите знать, сколь я непристрастен в одобрениях. Вы мне наказывали годных выводить, я скоро представлю о многих по службе. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Повеление Ваше Графу Петру Алекс[андровичу] отослал. Здесь следует его ответ: собирается всякий день, а что будет, увидим. Но, где бы он ни был, везде будет во вред, да Бог с ним. Время откроет его замыслы, а я молчу. 1056. Г. А. Потемкин — Екатерине II29 маия [1790]. Кокотени Матушка Всемилостивейшая Государыня. Ежели Вам понравились мои изъяснения последнего письма касательно Прусского Короля, то и прежние мои мысли достойны были той же участи, потому что все клонилось к тому, чтоб наверно взять над ним верх. Не кажут никогда того ножа, которым хотят кого зарезать: скрытность такая — душа войны. Нету долго от визиря ответа на полномочных. Я его понукаю. Из расположения действий на случай разрыва усмотреть изволите, что движение назначенных войск и озаботит, и отвлечет Прусского Короля. Но когда б мир зделался, я столько надежен на Благость Божию, что дал бы Ему мат, и совсем новым образом тут бы оказался мой талант, а тактики остались бы только педантами. Во ожидании возврата Бароциева теперь немного пишу, тем больше, что за верное еще не могу утвердить, что негоциация мирная рушилась. Не знаю, что-то все еще меня надеждой манит. Крайняя надобность мне съездить в Херсон: снаряжение эскадр того требует. Без меня ничто не успеет. Я скоро очень возвращуся. Силы мои не вовсе крепки, но и малый остаток на службу Вашу готов. Я во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1057. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от Троицына дня и от 29 маия мною получены. Ежели ты обрадовался много чудесам Божиим у Ревеля, то последствия оных не менее тебе приятны будут. Когда шведы узнали, что Круз с флотом вышел из Кронштадта, они вздумали помешать соединению обеих эскадр и, прошед Гогланд, близ Сескари атаковали Кронштадтскую эскадру 23 маия без всякого успеха1. Сия стрельба продолжалась и 24, и 25, где уже Адмирал Круз за ними шел. Они все старались издали стрелять, а наши старались подойти к ним ближе. В последний день шведы из целого корабельного лага, примечено, что не более трех ядр пускали. Все сии три дни, как в городе, так и здесь, стрельба весьма ясно слышна была, и то нами примечено было, что стрельба отдалялась. 26 маия шведы узнали, что от Ревеля Адмирал Чичагов идет с одиннадцатью кораблями к соединению с Кронштадтской эскадрою. Тогда они соединились с своей гребной флотилиею, которая их втянула за мелями, за камениями и между островов в Выборгский залив. Тут они доднесь еще здравствуют, быв с моря заперты нашим всем флотом корабельным; с боков же старание прилагается день ото дня гребному флоту их, зашедшему в Березовый Зунд, отрезать возможности к выходу. Позади шведского флота у Странгзунда стоит с тридцатью галерами Вице-Адмирал Козлянинов, а Нассау должен итти от правой стороны Кронштадта с гребными судами к Биорке. Слизов же из Фридрихсгама прийдет с добрым числом канонерских лодок к нашим же кораблям и фрегатам. От Ревеля же идут бомбарды и прамы и, естьли Бог поможет, то, кажется, что из сей мышеловки целые не выйдут2. Между тем в бухте Выборгской они мечутся, аки угорелые кошки, то туды, то сюды делают десанты и стараются где-нибудь находить или поделать пролазу. В ночь с 6 на 7 июня они атаковали Буксгевдена на острове Уронсара, но он их с большим уроном принял на штыки и прогнал на воду, паки в конфузим до лодок, откуда вышли. В плен взял 40 человек, двух офицер, четыре знамени. Сказывают, у них половинную порцию производят людям, и когда по воду посылают, тогда люди бегут, и таковых уже человек сто. Ферзен и Рек стоят близ правого берега от Выборга по сю сторону и содержат коммуникацию с Систербеком, где на батарее Милосин3. Я ездила 29 маия в Петергоф и Кронштадт: тут стрельба такова слышна была в три первые дни, что окна тряслись. Вот, мой друг, каковы мои загородные упражнения; есть, чем заниматься, и, кажется, по сю пору Бог помог. Молимся, да продлит милость свою. В те дни, когда шведский флот атаковал Круза, Армфельд атаковал Хрущева4, но сей его прогнал; тут роты Семеновские отменно хорошо поступали, и двое капитанов получили и заслужили Егорьевские кресты. И так, прошу не называть их инако, как храбрыми людьми. Васильчиков же очень хорошо ретираду закрыл Денисова: и так, прошу к нему быть ласковым, он того заслуживает, а Маркова я зделаю секунд-майором. В нынешних обстоятельствах он будет никак неизлишен, ибо почти вся гвардия в деле и с большим усердием и рвением. Они же ко мне лично привязаны, и я их очень люблю. И все лутчие люди почти из них вышли, и Ваша Светлость сами и теперь Преображенского полка подполковником. Армфельд ранен тяжело в руку или плечо. Я писала к Принцу владетельному Ангальт-Бернбургскому5, дабы узнать о состоянии жены и матери покойного Ген[ерал]-Поручика того дома. Что пишешь о том, что ты оделся в кафтан, зделанный из солдатского сукна, сие я весьма хвалю и желаю, чтоб все генералы и офицеры переняли. До половины июля надеюсь, что дела протянем с пруссаками. А твой присланный по сей материи план в полной мере я апробую. И то хорошо, что Кн[язю] Юр[ию] Долго[рукову] поручить намерен; я думаю, что он уже у Вас. Естьли мир зделаешь, то все облегчится, но трудно думать, чтоб турки без крайности к оному ныне приступили. Щастливый тебе путь в Херсон, желаю здоровья и силы душевные и телесные. Прощай, Бог с тобою. Царское Село. 8 ч. июня 1790 Чистосердечную усердную привязанность Кавалергардского корнета и его добронравие сим засвидетельствую, а брата его, резвушку, тебе снова поручаю и прошу тебя иметь о нем попечение. А брат несколько о нем безпокоиться, но я надеюсь, что причину не имеет: он к нему не пишет. 1058. Г. А. Потемкин — Екатерине II[19 июня 1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня! Давно уже написав мое отправление, ожидал всякий день возвращения из посланных моих к визирю; получа первое, теперь подношу копию с письма визирского1. Матушка родная, при обстоятельствах Вас отягощающих, не оставляйте меня без уведомления; неужели Вы не знаете меру моей привязанности, которая особая от всех. Каково мне слышать со всех сторон нелепые новости и не знать, верно ли, или нет. Забота в такой неизвестности погрузила меня в несказанную слабость: лишась сна и пищи, я хуже младенца. Все видят мое изнурение. Ехать в Херсон, сколько ни нужно, не смогу двинуться. Ежели моя жизнь чего-нибудь стоит, то в подобных обстоятельствах скажите только, что Вы здоровы. Положение шведского флота столь нам по милости Божией полезно, что остается довершить, что должно учинять как можно скорей. Ежели пойдет вдаль, могут случиться разные обстоятельства, а паче от погоды. Есть в арсенале пушки длинные, которые косят на дальнюю дистанцию; поставя на суда какого ни есть роду (гальоты и другие годятся), ими, не подвергаяся выстрелам, бить можно. Мортиры морские пятипудовые с медными платформами посылают бомбы на четыре версты; а всего лутче, положа надежду на Христа Спасителя, идти прямо. Как слабость пройдет, отправлю курьера с подробным описанием неприятельского положения. Пока жив, вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Корнета моего я паче и паче люблю за его Вам угодность. О брате его я все приложу попечение зделать его годным в военном звании, в котором проведу чрез все наши мытарства. Не упущу ничего к его добру, а баловать не буду2. 1059. Г. А. Потемкин — Екатерине IIКокотени. 19 июня [1790] Написал я реляции мои уже несколько дней, но ожидал возвращения от посланного к визирю, которое мне нужно было после происходившего под Журжею. Так испортил глупый Кобург, что и поправить трудно, наипаче для них1. Подбит будучи молокососами, пошел как дурак и разбит как шлюха. Теперь все копится противу их. В диверсию им что б я ни делал и какими бы успехами Бог ни благословил — для них не лутче. Их все разобьют. Вот, матушка Всемилостивейшая Государыня, что мне достается на плечи от союзников. Сколько они тяжелы, то видеть можно только на месте. Без их предприятия на Журжу, я бы все привел в порядок и осенью побрал бы даром много, но теперь, не укомплектовав полки, не дождавшись многих вещей, с малочисленными полками делать должен изнурительные движения безо всякой пользы, к умножению больных в степях пустых. Вы не можете себе представить, до какой степени плох Кобург и что это за войско. Венгры и сербы друг друга не любят, а обе нации терпеть не могут немцев, которые составляют пехоту самую худшую из армий. Но естли б они были не трусы, то по силе их могли бы противустоять туркам, которых никак противу их не может набраться больше 20 тыс[яч]. Но они от всего бежат и по жадности захватывают для контрибуции земли, разсыпались повсюду. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1060. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуНу, друг мой сердечный Князь Григорий Александрович, есть что писать. Король Шведский с корабельным и галерным своим флотом был заперт от 27 маия до 21 июня, как я к тебе писала. Во все то время веял Вестовый ветр, совершенно противный нашему гребному флоту; между тем успели паки построить в Петербурге канонерских шлюпок на место потерянных Слизовым1. Наконец, 20 повеял и ветр способный гребным судам, и Принц Нассау, с оным вошед в Березовый Зунд, имел с Королем Шведским самим и его гребными судами пятичасовое дело, по котором Король Шведский отступил и пошел далее по Выборгской бухте и, соединясь с корабельным своим флотом, предприял с оным пробиться сквозь наш флот. Что же зделалось по власти и мудрости Божеской? Зажег[ши] три брандера, шведы пустили оные при сильном Нордовом ветре на пять кораблей отряда Контр-Адмирала Повалишина2. Но брандеры сцепились с двумя шведскими кораблями, и все пять шведские взлетели на воздух; наш — ни один. Потом шведы шли четыре часа мимо Повалишина. Что он взял, что он потопил, а за ним Ханыков3, увидишь из реестра, а моей памяти не достает. Чичагов, Круз и Пушкин4, снявшись между тем с якорей, пошли в догонки; чего они взяли и разбили — прошу прочесть также5. За галерным шведским флотом пустился равномерно Нассау. Один 60-[пушечный] корабль ему сдался. У Питкопаса стоял Кровн6. Сей и ныне еще шлет пленные галеры одна за другой в Кронштадт. В Ревель приведены один 74, а другой 64-пушечный корабль, и теперь еще ловля идет. Одним словом, доныне еще все обстоятельства сей совершенной победы не собраны: пленных тысяч до пяти, пушек до восьми сот, а мелких судов щету нет еще. Король — сказывают разно7: одне — будто ушел на баркасе между провиантских двух судов; другие, что был на своей яхте «Амфион», коя потоплена, и будто, сошед, сел на галеру. Сия галера взята, с ней соскочил в шлюбку; сия шлюбка также взята; с шлюбки сошел в бот, бот сей ушел. Завтрак его взят: он состоял в шести сухарях и копченом гусе и двух штофах водки. Брат королевский уехал на своем весьма разбитом корабле в Свеаборг, пред которым теперь Чичагов крейсирует. Поздравляю тебя с сегодняшним праздником и с сей победою. Разрешил нас Бог от бремени, и обрадовал тебя Чичагов еще раз8, как видишь. Вчерась в день Полтавской баталии был у меня здесь молебен, а в воскресение поеду в город, и будет молебен в морской церкви у Николая Чудотворца. Прощай, Бог с тобою. Сказывают, будто пруссаки с первого июля вступят в поход, о чем такожде тебя извещаю: чрез Курляндию хотят идти к Риге, а Король уже давно в Бреславле, и переговоры доныне еще идут в Рейхенбахе9. Июня 28 ч., 1790 Корнет твой обрадовался твоей присылке и продолжает непрерывно по-прежнему свое похвальное поведение. 1061. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вчерась я ездила в город для приношения Богу благодарения за победу, одержанную при выходе шведского флота из Выборгской бухты. Доднесь никто у нас не ведает, куда девался Король Шведский. Странно, что и из-за границ выходящие дезертиры о сем ничего не ведают, а пленные шведы, на сем сражении взятые, его клянут и проклинают, и дух их даже до того обращен в нашу сторону, что своих не слушали, а наши что велят — исполняют непрекословно. Сего утра получила твои письма из Кокотени от 18 и 23 июня. Вижу я из оных, что полномочные из Царяграда после Байрама отправятся1, но берегись, чтоб не проехали мимо тебя в Рейхенбах в Силезию, на мнимый конгресс Короля Прусского, где он старается трактовать и нам законы предписать, либо поставить посреди пяти огней. Союзник, каков ни есть, но без него еще тяжелее быть может, ибо законы принять от Прусского Короля мне не сродно, а России — еще менее2. Что Кобург плох, сие довольно известно. Не будет нам покоя, пока Прусский Король не будет бит, и надобно необходимо промышлять — чем. Теперь, мой друг, сам пишешь, каково тебе безпокойно было, не имев известия от нас. Разсуди сам, каково мне, когда не имею недели по три и по четыре писем от тебя. Я не знаю, как по сю пору силы достало, однако доныне я здорова и жалею очень, что ты жалуе[шь]ся на слабость. Молю Бога да укрепит тя. Что пишешь о своем корнете и его брате, его совершенно успокоит, и он будет весьма благодарен в безпорочности сердца своего, которое без каверзы совершенно. Прости, мой друг любезный, Бог с тобою. Июля 1 ч., 1790 г. 1062. Г. А. Потемкин — Екатерине IIКокотени. 9 июля [1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. С праздником возшествия общим, а паче моим, поздравляю из чувствительности сердца. Я сей день и после несколько был в худом здоровье, теперь становится полегче. Отправление изготовлено было, но, получа известие из Белграда, что от устий Дуная слышна была в море пушечная пальба, остановил отправление в ожидании верного известия, которое вчерашнего дни получил, что флот неприятельский показался у берегов Тавриды против Тарханова кута, откуда спустился к Севастополю и потом склонился на юг; шел он от берегов верстах в 20, северным ветром, который нашему флоту для выходу противен. Лишь будет возможно, Адмирал Ушаков пойдет его искать. Я сужу, что он клонится к Синопу, а оттоль к Еникольскому проливу ради предположенного десанта. Я своим предписал на суше и на море сражаться мужественно. Молю Бога да поможет. Полки все в движении к своим назначениям, но больных много. Жары были сильны, а теперь дожди проливные и холодно. Король Венгерский трактует с Королем Прусским. Что бы они не оставили нас одних в игре, ибо ничего сюда не сообщают1. В Польше ожесточаются день от дня противу пруссаков. Нужен, матушка, Булгаков быть там. Посылаю ярмящинок турецких.[435] Вы жаловали носить их летом. Простите, матушка родная, цалую ручки Ваши и по смерть непоколебимо вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1063. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсемилостивейшая Государыня! Получил я от посла нашего из Вены копию с его донесений к Вашему Императорскому Величеству отправленных. Но он не знал, что делалось: у австрийцев с Прусским Королем уже слажено было, как изволите усмотреть из записки моего корреспондента1. Такового же содержания получил я и из Польши, которое сверх сего гласит, что войски польские, бывшие в Дубне противу австрийцев, получили повеление иттить к нашей границе, по слуху, что в Киеве войски умножаются. Бывший в Царыраде интернунцием барон Герберт прибыл на конгресс в Букарешт и будто явится у меня. Но все сие без предуведомления меня. Принц Кобург потерял совсем голову, а войско без всякой к нему доверенности. Я подвинул Генерала Суворова по дороге к Букарешту в 5 маршей от оных, а потом на 4, хотя сие во многом разстраивает пользу дел Вашего Императорского Величества2. В Измаиле, Браилове и Килии неприятель усиливается, а паче в Анапе. Флотилии их большая часть лежит в устьях Дуная. Вашего Императорского Величества вернейший и благодарный подданный Князь Потемкин Таврический 13 июля 1790. Копоу 1064. Г. А. Потемкин — Екатерине II[13 июля 1790] Матушка Государыня. Не сумневайтесь, Бога ради, чтоб я пошел в чем-нибудь противу союзников. Я не люблю коварства, однако же не буду причиною остуды и напротив надеюся правотою своею заставить их платить и мне тем же. Мне очень грустно оттого, что мне показалось в Вас в сей материи некоторое сумнение. Будьте уверены и надейтесь на меня. 1065. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуБлагодарствую, друг мой любезный Князь Григорий Александрович, за твое поздравление с прошедшим праздником возшествия моего и за чувства, при том изъясненными. Я ведаю, что оне чистосердечны. Жалею, что здоровье твое не по моему желанию. Дай Боже, чтоб турки нашим флотом от предприятья на Тавриду отражены были, подобно как шведы при выходе из Выборгской бухты1, о чем, думаю, что ты вскоре по отправлении твоих писем от 5 июля2 получил отселе уведомление. Но после сей прямо славной победы, шесть дней [спустя], последовало нещастное дело с гребной флотилиею, которое мне столь прискорбно, что после разнесения Черноморского флота бурею при начатии нынешней войны, ничто столько сердце мое не сокрушило, как сие3. Описание увидишь из посланных бумаг; пуще всего — великая потеря в людях. Не унывая в сем нещастии и замыкая печаль горькую в сердце моем, я стараюсь, чтоб общему делу возвратить поверхность, колико можно. Вижу из твоих писем, что полки в движении, но что (при лутчем присмотре) больных много. Вы жалуетеся, что у Вас были жары сильны, а здесь от самой весны ни единого дня теплого еще не было, а все холодно, так что окошек нельзя открыть. Я думаю, что Король Венгерский старается протягивать негоциации. Булгаков поехал в Польшу и более двух недель на Москве и в Белоруссии не проживет. Благодарствую за присланные ко мне материи. Платье из них заказала шить во ожидании теплого времени; по числам — каникулы, но по погоде — самый сентябрь: дожди и ветры с моря почти непрерывные. О переформировании здешних полков и морских баталионов я тебе скажу, что теперешнее время неудобно: здесь войска мало, и к зиме великий некомплект окажется. Подобные распоряжения лучше делать в мирное время. О егерском корпусе Финляндском пишешь, чтоб его отдать, по заочности Графа Ангальта, барону Палену, но сей корпус разделен в Армии по всей Финляндии на сухом пути, и барон Пален также отсутствен, командует на гребной флотилии, где необходим же. 20 июля барон Игельстром будет иметь свидание с обер камер-юнкером Армфельдом4. Что оне сложат, не ведаю, но, буде слухи справедливы о народном волнении в Швеции, то вероятно, что мир не замешкается. Вот тебе наши хорошие и дурные вести. Христос с тобою. Корнет твой мне вручил твои посылки и непрерывно тот же. Июля 17 ч., 1790 г. 1066. Г. А. Потемкин — Екатерине II[20 июля 1790] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Поспешая отправлением последнего курьера, не мог я изъяснить всей радости, какую я чувствовал одержанной Богом победе1. Сия столь велика и помощь Вышняго явственна. Остается кончить и, ежели будет у всех рвение единодушное, то совершатся нам благости, и тогда уже я воспою Епеникион[436] виновнице всего, ибо без нея был бы Петербург пуст. Твердость ноги Ея все удержала, и она не ослабевала в неудачах. Здесь не получено в добычь судов, но бой был жесток и для нас славен тем паче, что и жарко, и порядочно Контр-Адмирал Ушаков атаковал неприятеля вдвое себя сильнее, у которого были учители2. Как и прежде доносил: разбил сильно и гнал до самой ночи; три корабля у них столь повреждены, что в нынешнюю кампанию, не думаю, быть им в море, а паче всех адмиральский, которого и флаг шлюбкою с корабля «Георгия» взят. Контр-Адмирал и Кавалер Ушаков отличных достоинств. Знающ, как Гоу, и храбр, как Родней3. Я уверен, что из него выйдет великий морской предводитель. Не оставьте, матушка, его. На сих днях показалась из Дуная другая эскадра турецкая: линейных кораблей шесть, а с фрегатами и другими судами двадцать, а еще на вид прибавлялось. Адмирал Ушаков с флотом возвращался к Севастополю и, ежели ветр будет попутный, то скоро придет. Боюсь противного. Нужно бы скорей достичь гавани для исправления повреждений и немедленно вытить к Тендрам ради соединения с выходящими из Лимана двумя кораблями и еще тремя линейными фрегатами, а потом для такового же соединения итить к Еникольскому проливу с двумя идущими из Таганрога. Мелководье неслыханное в Днепре. Посему 20 самых лутших и больших морских бригантин и лансонов на сию кампанию не дошли. Сего тем паче жаль, что большая часть из них для больших морских мортир, а на всех артиллерия положена быть большая. Два фрегата линейных, построенных на Хопре, тоже обмелели. Теперь приказал все суда поставить в полном их грузе, чтобы скорей при удобном случае с флотом соединить. А турки, между тем, упрягаются, по морю ходя, а я к осени — к ним4. Из приложенной здесь записки изволите, матушка, увидеть мои мысли. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1067. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Дарованная нам от Бога над турецким флотом победа, о которой ты краткую записку приложил при отправлении твоих писем от 13 июля, меня много обрадовала1. Теперь живу во ожидании присылки от тебя обстоятельного известия о сем деле. Между тем, получишь с сим курьером о здешних произхождениях уведомления. Чрез несколько дней узнаем, коварно ли или с прямым намерением заключить мир Король Шведский завел безпосредственные переговоры о сем деле. Естьли заподлинно правда, как слух носится, что в Швеции завелись замешательства, то, чаю, что непродолжительно мир совершится. По пленным судя, кои при Выборгском деле взяты, то Его Величество у них ныне не в лутчем кредите. Я чаю, когда турки услышат, что он мирится, а пруссак мешкает, поляки же от наступления отнекиваются, то неужли что они глаза не откроют. Чего им ждать лутчее, как получить мир, потеряя лишь по Днестр, а Король Шведский да и Прусский с них бездну денег возьмут, а на пядень барыша не принесут. Прощай, Бог с тобою, пиши почаще, Агличане или, лутче сказать, Король Аглинский слепо предался в веление Прусского. Ежели же Венский двор собенно помирится, мы останемся, как были в прошедшей войне, и хуже не будет, как доныне было. А ежели пруссаки нас задерут, то Венский двор должен будет вступиться. Но до сего, вероятно, что не дойдет, ибо наступательно ежели ему поступать, то его союзники поодумаются. У нас три дни лето было, а вчерась опять стало дождливо. Однако хлеба и сено повсюду весьма изобильны. Будь здоров. Я при всех хлопотах довольно здорова. Хороший и приятный нрав твоего корнета многие скуки прогоняет. Июля 27 ч., 1790 году 1068. Екатерина II — Г.А. Потемкину[27 июля 1790] Бог видит, я не сумневалась, что будешь поступать, как честь и добрая вера преписуют, а теперь еще больше надеюсь на твое доброе и безпорочное разположение. 1069. Г. А. Потемкин — Екатерине IIАвгуста 3 [1790]. Бендеры Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Сколь я огорчен о потере флотилии и людей великого числа, судите по моей к Вам преданности и усердию к Вам и Отечеству. Изволите писать, что после претерпения от бури Севастопольского флота ничто Вас так не оскорбляло. Верю, что по чувствительности Вашей для участия равно, но разница велика, матушка моя родная. Велика команда и, право, не по уму, ниже по способности. К тому же много разврата от влияния развратных советников, как то Ланжероны, Родригесы, Де Сурсы, Цуккаты и, наконец, Де Стадт — сколь от них огорчаться должны русские, какому же теперь и унынию должно быть в той части1. Командует без соображений и об ответе не думает, никому не подчинен, да и слушать не станет. Полно, не хочу больше разтрогивать. Здесь дела теперь иной во всем берут вид от окончания австрийских негоциации: Суворов с корпусом не может остаться в Букарештах, ибо все на него навалится2. Как Кобург снесется с турками, я заранее приказал ему отойтить. Сил моих нет больше писать. Завтре еду и не знаю, как дотащиться, очень ослабел. Простите, матушка родная, по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1070. Г. А. Потемкин — Екатерине IIПолученное, матушка Всемилостивейшая Государыня, письмо за письмом от Барона Аша из Варшавы и от Александры Васильевны здесь подношу1. Поспешно Г[осподина] Де Больи уведомил2. Не знаю, где Булгаков. Есть способы разорвать Сейм. Народ к нам не так худо расположен, но я не могу мешаться. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 3 августа [1790] 1071. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Велел Бог одну лапу высвободить из вязкого места. Сего утра я получила от барона Игельстрома курьера, который привез подписанный им и бароном Армфельдом мир без посредничества — 3 августа1. Отстали они, естьли сметь сказать, моей твердостию личной одной от требования, чтоб принять их ходатайство у турок и способствования к миру, но пррр! не получили. А Королю Прусскому, чаю, сей мир не весьма приятен будет. Теперь молю Бога, чтоб тебе помог зделать то же и с турками. Победу Черноморского флота над турецким мы праздновали вчерась молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню. Контр-Адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным. Ты видишь, что сим наскоро ответствую на твои письмы от 20 июля, и так спешу, как нельзя более, чтоб тебя скорее уведомить о наших немаловажных вестях. Пришли, Христа ради, скорее расписку очаковского паши о получении денег, от турок пересланных к нему2, чтоб французы перестали мучить Вице-канцлера о получении им тех денег. Они вздумали, что у нас деньги подобные крадут и удерживают, как у них. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Из Царского Села. Августа 5 ч., 1790 Твой корнет по своей привязанности чистосердечной несказанно рад миру, чего сам тебе изъявит. 1072. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Сегодня разменяют в Вереле ратификации мирные со шведом1, и сей курьер отправляется к тебе, чтоб тебе сообщить сюда присланные, по-моему постыдные, декларации, размененные в Рейхенбахе2. Касательно до нас предписываю тебе непременно отнюдь не посылать никого на их глупый конгресс в Букарест3, а постарайся заключить свой особенный для нас мир с турками, в силу тебе данной и мною подписанной инструкции. Пруссак паки заговаривает полякам, чтоб ему уступили Данциг и Торун, сей раз на наш щет лаская их, им отдает Белоруссию и Киев. Он всесветный распорядитель чужого. Гольцу зделан будет учтивый ответ, ничего не значущий, на его сообщение о Рейхенбахской негоциации. Прощай, мой друг, Бог с тобою. Ав[густа] 9 ч., 1790 Одну лапу мы из грязи вытащили. Как вытащим другую, то пропоем Аллилуйя. A propos de cela[437] Пл[атон] Алек[сандрович] мне отдал Сартиевы хоры. Два очень хороши, а «Тебе Бога хвалим» — жаль, что в церкви петь нельзя по причине инструмент[ов] — он всего искуснее4. Благодарствую за сию присылку. Теперь «Олега» заготовят к праздникам северного замирения, в котором мы приобрели пресечение военных действий и, следовательно, сберегли людей и денег. Шведы же почувствуют надолго, и весьма Его Величество у них становится нелюбим. Сказывают, что Король Прусский 120 офицерам своим в Силезии вдруг дал абшид. Прямой причины еще никто не знает. Естьли сведаешь, скажи мне. Hertzberg dit a qui veut bien l'entendre qu'il est, lui, accable de chagrin5, on n'en devine pas la cause, ce ne sauroit etre les affaires de son maitre qui lui donnent ce chagrin, car elles vont a merveille, ils ont depense 25 millions en armement, et en intrigues aussi quelques millions, mais qu'est ce que trente millions pour des gens qui pretendent faire la loy a tout le monde, et qui ont un tresor immense d'argent monnaye.[438] 1073. Г. А. Потемкин — Екатерине II16 августа [1790]. Бендеры В каком я был восторге от радости, того описать нельзя, ибо и чувствовать столько не всякий может. Близость действий военных к месту Вашего пребывания отымала у меня покой, а теперь и при жарах несносных я сплю спокойно. Здравствуй, матушка родная, с плодом твоей неустрашимой твердости. Когда уже ты зделала столько, окончай привязанием к себе сего соседа, обеспеча их владения навсегда, то они будут наши. Обо мне будьте уверены, что я здесь не упущу всего возможного, но связь столь сильна с враждующими нам, что без них Султан ничего не зделает, хотя бы что ни теряли турки. Ежели вода не подбавится, то в устьи дунайские никак пройтить неможно. Последний мой термин с возвращением Лашкарева, который ответа от Султана к визирю ожидает1. Я был в Николаеве, Херсоне и Очакове, все тамо, что нужно, распорядил и, уставши как собака, возвратился, зделав до тысячи верст, и двести 40 верст от Очакова в Бендеры перескакал в пятнадцать часов. Корнета моего при хороших случаях не оставьте потешить. Ежели бы я был налицо при Вас, не оставил бы я просить о милостивом воззрении на Графа Безбородку2. Первое, что я во всех по исправлению моему Ваших дел никогда за ним не имел остановки; второй долг, что он Вами взыскан, а о таковых мне пещись должно; третее — доброхотство мое, а главное, что милость Ваша меня ободряет. Прости, моя кормилица, цалую ручки Ваши. Булгаков крайне нужен3, а иначе поздно будет. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1074. Г. А. Потемкин — Екатерине II18 августа [1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. В день рождения Вашего намерился я послать к Вам табакерочку из ляписа древнего, ориентального, но была она зделана дурно. Принужден посылать переделывать в Вену, теперь поручив Платону Александровичу ее Вам поднести, и с ковром, здесь сшитым. И то и другое имеет цену по нелестному усердию только, с которым препровождаются, и, когда Вам понравятся, я буду весел. При радостном случае шведского мира Вам будет приятное упражнение воздавать щедрою рукою. Я повторяю мою прозьбу о корнете моем и о Графе Безбородке. Он в той же должности, как был Вице-канцлер К[нязь] Голицын, но разница в трудах и талантах. Барона Игельштрома, конечно, не оставите, а притом дайте, матушка, мне знать, куда его обратите. Прости, моя кормилица, жары здесь были несколько дней в 32 градуса, и безпрестанное широко.[439] Теперь, слава Богу, пошел дождь. Больные сокрушают, наипаче рекруты. С часу на час ожидаю ответу чрез Лашкарева, который остался дожидаться курьера из Царяграда. Будьте уверены, что я все возможное зделаю, была бы Божия помощь. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Его Сиятельство Г[раф] Петр Ал[ександрович] остановился, до сих пор сказывая разные болезни, а теперь изволит сидеть и будто болезнь людей его препятствует ехать, но кстати ли он здесь, извольте сами судить. 1075. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБендеры. 29 августа [1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Получил я повеление, чтобы не отправлять на конгресс для трактования никого. Неужели, кормилица, я такой простак, чтоб без предписания то учинил, и будучи во всякое время против общего конгресса, о чем Вы известны. Но теперь дело другое — я спешу к флоту, дабы видеть ближе. Затрудняет больше всего перевозка провианта, который собран на Буге. Поляки фур не пропускают. Собирается их лагерь в 30 т[ысяч] в Бреславле. Нельзя сказать, чтоб сие не заботило меня, имея в спине их. Краткость времени не дозволяет описывать. Простите, матушка. Что Бог даст. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1076. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Чрез сии строки ответствую на письмы твои от 3, 16 и 18 августа. Касательно нещастной потери части флотилии, о коей упоминаешь, вот — каково мое было поведение в сем деле: кой час Турчанинов ко мне приехал с сим известием, я более старалась умалять нещастье и поправить как ни на есть, дабы неприятелю не дать время учинить нам наивящий вред. И для того приложила всевозможное попечение к поднятию духа у тех, кои унывать бы могли. Здесь же выбрать было не из много излишних людей, но вообще действовано с наличными, и для того я писала к Нассау, который просил, чтоб я его велела судить военным судом, что он уже в моем уме судим, понеже я помню, в скольких битвах победил врагов Империи; что нет Генерала, с коим не могло случиться нещастье на войне, но что вреднее унынья ничего нет; что в нещастьи одном дух твердости видно. Тут ему сказано было, чтоб он собрал, чего собрать можно, чтоб истинную потерю описал и прислал, и все, что надлежало делать и взыскать, и, наконец, сими распоряжениями дело в месяц до того паки доведено было, что шведский гребной флот паки заперт был, и в таком положении, что весь пропасть мог, чего немало и помогло к миру. Что ты сей мир принял с великой радостию, о сем нимало не сумневаюсь, зная усердие твое и любовь ко мне и к общему делу. Ласкательно для меня из твоих уст слышать, что ты оный приписуешь моей неустрашимой твердости. Как инако быть Императрице Всероссийской, имея шестнадцать тысяч верст за спиною и видя добрую волю и рвение народное к сей войне. Теперь, что нас Бог благословил сим миром, уверяю тебя, что ничего не пропущу, чтоб с сей стороны нас и вперед обезпечить, и доброе уже начало к сему уже проложено. От Короля Шв[едского] сюда едет Ген[ерал] Стединг, а я посылаю фон дер Палена на первый случай1. Я уверена, что ты с своей стороны не пропустишь случай полезный к заключению мира: неужто Султан и турки не видят, что шведы их покинули, что пруссаки, обещав им трактатом нас и Венский двор атаковать в прошедшую весну, им чисто солгали? С них же требовать будут денег за издержки, что вооружились. Чего дураки ждать могут? Луче мира от нас не достанут, как мы им даем, а послушают Короля Прусского — век мира не достанут, понеже его жадности конца не будет. Я думаю, ежели ты все сие к ним своим штилем напишешь, ты им глаза откроешь. У вас жары и засуха, и реки без воды, а у нас с мая месяца как дожди пошли, так и доныне нет дня без дождя, и во все лето самое несносное время было, и мы руки не согрели. С неслыханной скоростию ты перескакал из Очакова в Бендеры. Мудрено ли ослабеть после такой скачки? Рекомендованных от тебя, а именно, твоего достойного корнета и Графа Безбородка, о которых просишь, будь уверен, не оставлю без оказания милости и отличия. За присланную ко мне прекрасную табакерку и за хороший весьма ковер благодарствую. То и другое весьма мне нравится и, следовательно, сдержи слово: ты обещался быть весел, ежели понравятся, а я люблю, чтоб ты был весел. Празднование шведского мира здесь я назначила в осьмой день сентября, и стараться буду, сколько смысл есть, изворотиться. Но часто, мой друг, чувствую, что во многих случаях хотелось бы с тобою говорить четверть часа2. Игельстрома пошлю с полками, финскую войну отслужившими, в Лифляндию. Что болезни у вас в людях умножаются, о сем очень жалею. Несказанно сколько больных было и здесь с весны. Касательно до Фельдм[аршала] Румянцева и его пребывания под разными выдумками в Молдавии, я думаю, что всего лутче послать ему сказать, что легко случиться может, что турки его вывезут к себе скоро, ежели он не уедет заранее. А ежели сие не поможет, то послать к нему конвой, который бы его, сберегая, выпроводил. Но воистину, ради службы прежней сберегаю, колико можно, из одной благодарности и памятую заслуги его персоны, а предки мои инако бы поступили. Булгаков уже должен теперь быть в Варшаве3. Мир со шведами тамо, так как везде, порасстроил злостные умы. Увидим, какие меры возьмут, а ежели тебе Бог поможет турок уговаривать, то наивящще враги уймутся. Прощай, мой друг, Христос с тобою. Завтра в день Святаго Александра Невского кавалеры перенесут мощи его в соборную того монастыря церковь и ее освятят в моем присутствии4. И стол кавалерский будет в монастыре, а за другим с Великою Княгинею будет духовенство и прочие пять классов, как бывало при покойной Императрице Елисавете Петровне. Пребываю с непременным доброжелательством. Авгу[ста] 29 ч., 1790 г. Завтра, даст Бог здоровья, при столе в Невском монастыре будут петь со всеми инструментами «Тебе Бога хвалим», что ты ко мне прислал. Новог[ородскому] и Петербургскому митрополиту я в знак моего признания при строении церкви сегодня вручила панагию с изумрудами, гораздо хорошую. Что ты пишешь, что спокойно спишь с тех пор, что сведал о мире со шведами, на сие тебе скажу, что со мною случилось: мои платья все убавляли от само[го] 1787 года, а в сии три недели начали узки становиться, так что скоро паки прибавить должно будет меру. Я же гораздо веселее становлюсь. К сему служит много приятный нрав и обхождение твоего корнета рекомендованного. 1077. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуПозабыла я тебе, мой друг, в сегодняшнем письме сказать, что ко мне прислана из Голландии от купца в подарок выкраденная из Архива французских дел военных книга: «Описание, французскими инженерами деланное, турецких набережных мест». Планов однако же и карт по сю пору нет. Она довольно любопытна, и для того ее к тебе посылаю в подарок. Авось-либо в чем ни на есть тебе пригодится. Прощай, Бог с тобою. Авгу[ста] 29 ч., 1790 г. 1078. Екатерина II — Г.А. Потемкину29 августа 1790 Сия1 книга выкрадена из архива Французского министра Морских дел и ко мне в подарок прислана от одного голландского мне преданного банкира. Я же ее посылаю к тебе в подарок. Жаль, что карты и планы не приложены. Быть может, что еще достанут. 1079. Г. А. Потемкин — Екатерине IIСентября 4 [1790]. Бендеры Вот, матушка родная, Бог даровал победу и другую над флотом турецким, где он совершенно разбит1. Адмирал взятый — лутчий у них морской начальник. Считают, что уже он и пожалован капитан-пашою2. Капитан взятого корабля также храбрейший, и тот убит из пушки3. Какой бы Адмирал европейский не здался, потеряв мачты, имея половину интрюйма воды и пожар, но он — нет, и насилу уговорили, как корабль был пламенем обнят. Едва исполнилось семь лет, как корабль «Слава Екатерины» — сошел по Днепру в Понт. Флот уже размноженный торжествует и безпрерывно имеет, по благости Божией, поверхность. Не получил неприятель в бою ни лодки, опричь занесенного бурею корабля и батареи с Ломбардом. Но то была воля Божья. Я счастлив, что не принес флагу Вашему безчестия. Будьте милостивы к Контр-Адмиралу Ушакову. Где сыскать такого охотника до драки: в одно лето — третье сражение, из которых то, что было у пролива Еникольского, наиупорнейшее. Офицеры рвутся один пред другим. С каким бы я Адмиралом мог ввести правило драться на ближней дистанции, а у него — линия начинает бой в 120 саженях, а сам особенно с кораблем был против «Капитании» в двадцати саженях. Он достоин ордена 2-го класса Военного, но за ним тридцать душ, и то в Пошехонье. Пожалуйте душ 500, хорошенькую деревеньку в Белоруссии, и тогда он будет кавалер с хлебом4. Я был на флоте и с радостными слезами любовался, видя с флотилиею больше ста судов там, где до Вашего соизволения не было ни лодки. На Севере Вы умножили флот, а здесь из ничего сотворили. Ты беспрекословно основательница, люби, матушка, свое дитя, которое усердно тебе служит и не делает стыда. Флотилия в совершенном порядке. Я не могу нахвалиться Генерал-Майором Рибасом. При его отличной храбрости наполнен он несказанным рвением. Совсем противная погода не допустила во время сражения притить к флоту. Да я и рад, а то много бы она потеряла от шторма, тотчас по окончании боя возставшего. От сильной качки у меня голова закружилась, хотел я с корабля отправить мою реляцию, но писать не смог и позахворал, возвращаясь. Теперь ввожу корабль пленный для поправки, и протчее готовлю, чтоб с помощию Божиею паки искать неприятелю нанести вред. Лишь бы сил мне достало. Опять поскачу в Николаев понудить и учредить нужное. На сухом пути на сих днях два корпуса двинутся к Татарбунару, и я их уже тамо найду5. Как я слаб, матушка, стал головою: все кровь подымается, и сие меня мучит. Посланного с сим моего Генеральс-адъютанта Львова6 рекомендую как храброго, так и отлично искуссного офицера. Он отлично одобрен Адмиралом. Был он послан в Севастополь по причине заболевшего капитана Поскочина7, что командовал его кораблем, тот выздоровел, но он не хотел ехать и был при флоте. Простите, моя кормилица, я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1080. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуКнязь Григорий Александрович. Празднуя днесь мир с Королем Шведским, не могу запамятовать добрые советы Ваши, как по той войне, такожде и касательно мирного сего дела, и в знак моего признания посылаю к Вам перстень бриллиантовый. Пускай лучи, из оного исходящие, ударяют во зрение врагов наших. Да отверзут очи, закрытые лестью, доводящей их даже до неверия о сем мирном постановлении. Бога прошу да поможет тебе совершить и с ними мир благополучный. Пребываю доброжелательна. Екатерина Сен[тября] 8 ч., 1790 г. 1081. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБендеры. 10 сентября [1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Скорое обращение войск к Двине много произведет. Прикажите только укомплектовать скорей и обучать по предписанию, от меня Вам поднесенному. О Риге меньше должно пещись: она за рекою. Я подробно об операции пришлю, как она быть долженствует по взаимности с генеральным планом. Полевой артиллерии прикажите множить к той стороне. По Двине лодки вооруженные, дюжину скорей зделать из легких, тамо употребляемых. Сими всякую переправу воспрепятствовать можно. Слухи о прибавлении войск распускайте. Двинская армия одна должна быть с частью, что в Белоруссии1, которые, чтоб соединить, старшего из Аншефов определите командиром, предписав ему сноситься со мною почасту. Ежели Салтыков не будет, то прикажите Репнина, хотя от него и много хлопот будет, но нет другого. Я не уповаю по близости зимы быть действиям ныне, а к весне подоспеет Игельштром, который, конечно, им водить будет. Нация польская начинает видеть обман, и большая часть к нам наклонны, но Сейм — закон, а он весь прусский. Я писал к Булгакову, чтоб ловить на нашу сторону Маршала Лит[овского] Потоцкого и Сапегу с матерью2. Будет нужно реконфедерациею разорвать Сейм и уничтожить, иначе ничего не будет, пока продлится Сейм. Удивительно, что посол наш посадил Коронным Маршалом наипреданнейшего Королю Прусскому Малаховского3. Сие меня заставляет думать, что и Его Сиятельство немалый пруссак. Матушка родная, пруссаки на меня устремились лично, и нет пакости, какой бы они мне не делали. Купил я прекрасное и большое имение в Польше, и Вам известно, что в намерении многих польз для России. Первая — для флота, которого ресурсы единственно в лесах тамошних. Я не говорю о том, что отягощают излишним побором и притесняют присутствием войск, но намерение их у меня конфисковать при первом случае, придравшись за что-нибудь, или разорить наголову. Сыскали теперь одного мошенника, который подал в Комиссию цивильно-войсковую, что я опустошаю леса, посылая в Адмиралтейство, и вывожу, будто, подданных в Россию. Сей донос послан в Варшаву. Мне притеснения чужестранных держав делают честь, ибо сие значит, что я верен Вам. Не жаль мне и имущества, когда и жизнь моя всегда Вам на жертву. Но я продал и Кричев, и Дубровну, которую купил деньгами продажею всех других деревень, а для Смилы продал и белорусские. Теперь у меня Колтуши, да в Ярославле тысяча душ и еще четыреста в Белоруссии. Довольна я имел, но нет места, где б приятно мог я голову приклонить. Прошу у тебя, матушка родная, пожалуй мне ту дачу, о которой я приложил записку к Графу Безбородке, и за большую милость сочту. Становлюсь слаб; по крайней мере, будет место, где отдохнуть. Я право заслужу Вам, будучи по смерть предан душей и телом. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1082. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуСен[тября] 10 ч., 1790 г. Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Утомясь до крайности в первый день празднества мира и пролежа вчерашний весь день1, так что головы почти подымать была не в силе, теперь лишь могу принимать перо, дабы к тебе писать. Последнее твое письмо от 29 августа меня извещает, что ты поехал во флот. Признаюсь, что теперь по позднему годовому времени меня сие несколько стращает, тем паче, что при равноденствии тамо всегда и здесь ныне сильные бури. Пусть буря бы разстроила турецкие морские предприятья, а наши суда бы переждали равноденствие в портах. Желаю всем сердцем, чтоб Бог помог тебе преодолеть все затруднения вообще, а паче еще то, которое оказывается, как пишешь, в перевозе провианта. Что поляков лагерь или войски в Бреславле, и нам известно. Vous verres, mon Ami, par les registres comment je me suis tiree d'affaire des fetes de la Paix. J'ai tachee d'etre juste, et j'ai recompense avec splendeur et generosite partout la ou j'ai pu decouvrir l'ombre de service rendus; j'espere que ce nouvel exemple, imite des exemples precedens, servira d'aiguillon pour encourager les gens a bien servir; c'est dommage qu'on ne puisse inculer a un chacun l'habilete et les talents; cependant je suis bien aise de voir que parmi les jeunes generaux il у en a qui sont et deviennent meilleurs que ceux que j'ai vus dans la guerre de Sept ans finie en 1762[440] Булгаков приехал в Варшаву. От Короля Шведского прислан сюда Стединг, который человек изрядный и мною принят сколько можно лутче. Теперь фон дер Палена отправить велю в Стокгольм. За выбор генералов, сюда присланных, вообще чрез сие тебя благодарю. Всякий из них делал свою должность с усердным рвением, и они все люди изрядные. Денисов имел с Королем Шведским разговор образцовый, но переводчик не все перевел, чего он ему сказать велел2. Прощай, мой друг, мочи нет писать. От празднества голова кружится. Мне ничто так теперь не нужно, как несколько дней отдохновения, а там примусь за дело. Странное происшествие занимало нашу публику в день молебствия и публичной аудиенции. Когда вышедши из церкви люди собирались в галерею, где трон поставлен был, и ожидали моего прихода, вдруг прусский поверенный в делах Гюттель (NB. Un des principaux employes de Mre. Hertzberg[441]) получив вертиж, упал на землю так жестоко, что лоб и нос разшиб до крови3, и принуждены были его кровь с пола стереть до моего прихода. И по всей галерее пошла молва, что пруссак разшиб нос у подножия Российского Престола. Шведским миром совершенно они не обрадованы. Adieu, mon Ami, Бог с тобою. Сен[тября] 11 ч., 1790 Ты корнета кавалергардского найдешь в росписи. Я ему дала Александровскую ленту, и что о нем написано, то воистину — самая правда, чего я засвидетельствую. 1083. Г. А. Потемкин — Екатерине II11 сентября [1790]. Бенд[еры] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Был я совсем готов ехать, и письмы написаны уже к Вам, приехал курьер. За краткостию теперь мало пишу. Турков всячески принуждать буду1, да поможет Господь Бог. Ежели бы удалось флот их застать в какой ни есть бухте, ветр имея для себя, тут бы можно разбить все, а в открытом море тяжело их ловить: очень ходят легко. Матушка родная, улови Короля Шведского и нацию; для сего лутче бы всех был Игельштром. Пожалуй ему деревеньку, но не все в Лифляндии, а и в русских провинциях. Пусть русеет. Я очень доволен корнетом, потому что Вы им довольны. Прости, моя кормилица, спешу ехать. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1084 Г. А. Потемкин — Екатерине II[11 сентября 1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я больше всех того мнения, что должно отомстить Королю Прусскому. Но я того мнения, чтоб побить, а не слабо действовать, то и должно к сему все меры употребить. Поляки очень ворошиться начали за Данциг, пусть он об нем твердит, а ежели покусится, то они защищаться будут и тем разделят его. Польша же к нам тогда должна пристать. Верьте о моей преданности неложной и что я за Вас умереть готов. Вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический 1085. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуСент[ября] 16 числа, 1790 Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день от меня назначен был для обеда со всеми офицерами четырех полков гвардии, коим давно обеда не было1. Я шла одеваться, когда прискакал твой Генеральс-адъютант Львов с отлично добрыми вестьми о разбитии турецкого флота между Тендров и Аджибея, чему я много обрадована быв, тотчас приказала, понеже сей день был воскресение, после обедни отпеть молебен при большой пушечной пальбе, и за столом пили при такой же пальбе здоровье победоносного Черноморского флота. Награждения же оному прочтешь в рескрипте, мною сегодня подписанном2. И так мой пир твоими радостными вестьми учинился торжеством редким. Я совершенно вхожу в ту радость, которую ты должен чувствовать при сем знаменитом случае, понеже Черноморский флот на Днепре строился под твоим попечением, а теперь видишь плоды оного заведения: и капитан-паша взят, и корабли турецкие взяты, прогнаны и истреблены. Я всегда отменным оком взирала на все флотские вообще дела3. Успехи же оного меня всегда более обрадовали, нежели самые сухопутные, понеже к сим изстари Россия привыкла, а о морских Ея подвигах лишь в мое царствование прямо слышно стало, и до дней оного морская часть почиталась слабейшею. Черноморский же флот есть наше заведение собственное, следственно, сердцу близко. Контр-Адмиралу Ушакову посылаю по твоей прозьбе орден Свя[того] Егоргия второй степени и даю ему 500 душ в Белоруссии за его храбрые и отличные дела. Львову я дала крест же и подарок, а к тебе не посылаю крестов егорьевских, понеже пишешь, что еще имеешь. Спасибо тебе, мой друг, и преспасибо за вести и попечение и за все твои полезные и добрые дела. К тебе пошлю, когда бы только поспел скорее, прибор кофейный золотой для подчивания пашей, кои к тебе приедут за сим для трактования мира. Я надеюсь, что за действиями морскими и когда увидят, что сухопутные корпуса идут, они скоро за ум возьмутся, а лесть покинут. Но при сем весьма желаю, чтоб ты был здоров. Я сама захворала было, но теперь поправляюсь. От мирного торжества грудь залегла и кашлять стала. Прощай, мой друг, Бог с тобою. 1086. Г. А. Потемкин — Екатерине II23 сентября [1790]. Бенд[еры] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Лишь приехал из Николаева и Очакова, где все устроил, скачу к Татарбунар[ам], возвращусь чрез два дни и с подробнейшими и многими донесениями отправлю курьера. Взятый корабль нынешнюю кампанию не поспеет служить: мачты должно переменить и килевать, причем должно надделать фальшкиль, чтобы лутче ходил в бойдевинд. Моя матушка родная, спешу ехать и не пишу больше. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1087. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 10 и 11 сентября я получила. Короля Шведского, надеюсь, нетрудно будет уловить, и мы будем жить дружно, ибо у него нет гроша. Полки все будут укомплектованы, и лодки по Двине я строить приказала, но Его Величество Прусский Король уже изволит изъясниться, что нас не атакует, чему нетрудно и поверить, паче же, ежели Бог тебе поможет турок побить, а потом мир заключить1. А не побив их, турецкие союзники будут всячески турок от мира удерж[ив]ать. Гр[афу] Ив[ану] Салтыкову поручила команду над Двинской армией, а под ним Игельстром и Кн[язь] Юр[ий] Долгорукой2. Хорошо, что поляки глаза открывают. Когда Бог даст, зделаешь мир, тогда реконфедерацию составим, а прежде того она не нужна, да и в тягости быть может, понеже ее подкрепить должно будет деньгами и людьми. Плюнь на пруссаков, мы им пакость их отмстим авось-либо3. Извини, мой друг, что я дурно и коротко пишу: я не очень здорова, кашель у меня, и грудь и спина очень болят. Я два дни лежала на постеле, думала перевести все сие, держась в испарине, а теперь слаба и неловко писать. Твой корнет за мною ходит и такое попечение имеет, что довольно не могу ему спасиба сказать. Прости, друг мой, поздравляю тебя с имянинами и посылаю тебе перстень. Меня уверяют, что камень редкий. Сен[тября] 30, 1790 1088. Г.А. Потемкин — Екатерина IIВсемилостивейшая Государыня! Перстень — драгоценный знак Высочайшего о мне благоволения — я получил с тою радостию, с каковою я всегда ощущаю милости Ваши. Мысли мои сопровождались чистым усердием, и в том состояла их цена. Но это только простой мой долг. Я Вам должен всем и платить обязан тем, что мне всего дороже, то и прошу Вас, как мать, ставить мне в цену только те случаи, где жертвую службе Вашей жизнию моею. По гроб с неограниченным усердием Вашего Императорского Величества вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 30 сентября [1790]. Бендеры 1089. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Дав тебе рай земной сегодни, как ты называешь ту дачу, которую ты у меня просил, прошу тебя, естьли вздумаешь оную паки продать, предпочтительно мне оную продать. Прощай, Бог с тобою. Я ужасно как слаба. Окт[ября] 1 ч., 1790 г. 1090. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуОкт[ября] 8 ч., 1790 Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Из подписанного сегодня к тебе рескрипта увидишь, в каком положении дела находятся и что Его Величество Король Прусский снова весьма горячо за вооружения принялся1. Я чаю, сие чинится отчасти, дабы бородачей удержать, как долго возможно, от заключения мира, как с нами, так и с повинующим[ся] им Венским двором, ибо известие есть, что Люзи пишет, что после 25 конференций он в турках не более произвел к миру склонности, как усмотрел при первой2. Но естьли тебе Бог даст успех, то, чаю, скорее произведут мир, нежели все коварные трактования прусские. Мне гораздо лутче, но очень я была больна и теперь еще довольно слаба. Прощай, мой друг, Бог с тобою. 1091. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБендеры. 16 окт[ября 1790] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Я был в большой заботе о кавказской части, но Бог так устроил, что и в ум не приходило1. Я, одобряя службу, не прошу теперь ни о чем, а дожидаюсь подробной реляции, которая скоро будет. Батал же пашу пришлю в Петербург для многих причин. Пусть посмотрят также и Адмирала2. Жаль Ивана Ив[ановича] Меллера3: дело произошло конфузно от того, что ночью неприятель продолжает защищаться. Противный ветр не пускает флотилию, а без того нечего делать, ибо их суда больше защищались, нежели крепость. Штурмовать же — дорого станет крепость, где стены очень высоки. Что окажутся флоты наши, то донесу с нарочным. Желал я принесть в поздравление лагерь турецкий в Табаке бывшей на 22 число славной Вашей коронации, но ушел неприятель и везде запирается в крепости. За неоцененные милости благодарю от души. Прекрасной же дачи никому не продам. Тут все употреблю, что имею лутчее по милости Вашей и назову Екатеринославцем. С будущим курьером пришлю описание, как я там строиться буду и весь истощу вкус. Не отправлял я долго, поджидаючи решения на Кавказе. Жду флота с флотилией, с которым бы и предприятия были, но штурмы страшны, и погоды противные препятствовали до сих пор. Я, из Татарбунара возвратясь, сильно занемог, но скоро решилось рвотою весьма сильною. Был слаб несколько дней. Теперь слава Богу. Я должен оставаться здесь, чтоб чрез отсутствие мое не подать мысли полякам или, лутче сказать, пруссакам, что я со всеми силами удалился, и потому озабочивать нас демонстрациями. Прости, моя кормилица родная. Цалую твои благотворящие ручки и по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1092. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. По двадцати девяти дневном ожидании от тебя курьера, наконец, привезены ко мне твои письмы из Бендер от 16 октября. Адъютанта твоего Армфельда я пожаловала в премьер-майоры1 и дала ему перстень и пятьсот червонны[х], а в Швецию он ехать не хочет. Простудясь я в мирное торжество и получив кашель, оный обратился в лихорадку, сия прошла, как все мои болезни, сильным поносом. Но сей оставил мне ветряные колики, кои меня держат без мала три недели почти всякий день несколько часов. Когда сих пакостных болей нет, тогда хожу и езжу, однако слабости чувствую, но ничего не принимаю, опасаясь умножить болезни. О кавказском сражении усмотрела из твоих писем с удовольствием во ожидании подробной реляции. Приезд сюда Батал-паши и Адмирала будет сильное доказательство ненавидящим нас, что несмотря на их планы и коварства, турки поражены повсюду. О смерти Ив[ана] Ив[ановича] Меллера-Закомельского весьма жалею. Увидим, когда флотилья подойдет, каков будет успех под Килиею. Дай Боже, чтоб потеря была в людях как возможно менее. Что турки везде запираются в крепостях, сие доказывает, что в поле держаться не могут противу наших войск, а ищут нас остановить противу стен. С удовольствием вижу, что ты обрадовался, как дачею, так и перстню. О польских делах тебе скажу, что деньги на оные я приказала ассигновать до пятидесяти тысяч червонных, из которых Булгаков тебе возвратит те двадцать тысяч червонных, кои ты ему дозволил употребить из ассигнованных тебе сумм. Барон Сутерланд2 пошлет с курьером в Варшаву вексель сей. Чтоб умы польские обращать на путь нами желаемый, о сем Булгаков имеет от меня за моим подписанием довольные предписания3. На сеймиках же ему самому действовать не должно и нельзя, а посредством приятелей наших, что ему также предписано. Ничего бы не стоило обещать Польше гарантию на ее владения, естьли бы то было удобно на нынешнее время. Но они сами торжественным актом отвергли всякое ручательство. Воли учреждать внутренние дела я от них, конечно, не отнимаю, но в нынешнем положении все подобные обнадеживания инако давать нельзя, как в разговорах Министра Нашего с нашими друзьями, и внушая им, что когда нации часть хотя образумится и станет желать ручательства и прочее, тогда могут получить подтверждения оного. Равно и о связи с нами он им может внушать, что естьли они, видя в какую беду их ведет союз с Королем Прусским, предпочтут сей пагубе наш союз и захотят с нами заключить союз, мы не удалены от оного, как и прежде готовы были с разными для них выгодами и пользою. Кажется, что обещаниями таковыми, не точно определенными, избежим о Молдавии противуречия, в котором мы бы нашлись пред всей Европой, обещав возвратить все завоевания Порте, удержав только границу нашу по реке Днестр. При всех действия[х] наших в Польше, хотя и не открытых, надлежит нам остерегаться паче не дать орудия врагам нашим, чтоб не могли нас предъявить свету, яко начинателей новой войны и наступателей, дабы Англия в деятельность и пособие Королю Прусскому не вступала, в Балтику кораблей не прислала, да и другие державы от нас не отвратились, и самый наш союзник не взял повод уклониться от соучастия. Что касается до хлеба польского, то, по последним известям варшавским, хотели на Сейме зделать Конституцию и разрешить его выпуск. И так, кажется, что на сей раз все наши действия в Польше должны к тому стремиться, чтоб составить, ежели можно, сильную партию, посредством которой не допустить до вреднейших для нас перемен и новостей, и восстановить тако связи с нею, обоим нам полезные и безопасные. А между тем обратить все силы и внимание и старание достать мир с турками, без которого не можно отважиться ни на какие предприятия. Но о сем мире с турками я скажу, что ежели Селиму нужны по его молодости дядьки и опекуны, а сам не умеет кончить свои дела [и] для того избрал себе пруссаков, агличан и голландцев, дабы они более еще интригами завязали его дела, то я не в равном с ним положении, и с седой головой не отдамся им в опеку. Королю Прусскому теперь хочется присоединить себе Польшу и старается быть избран преемником той короны, а чтоб я на сие согласилась, охотно бы склонился на раздробление Селимовой посессии, хотя с ним недавно заключил союз и обещал ему Крым возвратить из наших рук. Но ему Польшу, а туркам Крым не видать, я на Бога надеюсь, как ушей своих. А слабые турки одни обмануты союзником, и продержит их в войне, как возможно долее. Король Шведский был в подобном положении, но вскоре, видя свое неизбежное разорение, взялся за ум и заключил свой мир безпосредственный с нами. Естьли рассудишь за полезно, сообщи мое рассуждение туркам и вели визирю сказать, что тому дивимся, что за визирь ныне у них, который ни на что не уполномочен, окроме того, что пруссаки, агличане и голландцы ему предписывают, будто это все равно — иметь дело с интригами всей Европы, либо разобраться с ними запросто. Русская есть пословица: «Много поваров кашу испортят», да другая — «У семера нянь дитя без глаза». Ласковое с Польшею обращение, обещание ей гарантии и разных выгод, буде они того потребуют, и все что об них выше сказано, я кладу на такой случай, ежели республика не приимет сторону неприятелей наших образом явным; но буде совершит договор свой с Портою и пристрастие окажет на деле с Королем Прусским, ежели он решится противу нас действовать, в то время должно будет приступить к твоему плану и стараться с одной стороны доставить себе удовлетворение и удобности противу нового неприятеля на щет той земли, которая служила часто главным поводом ко всем замешательствам. Вот тебе мои мысли. Бог да поможет нам. Прощай, мой друг, Христос с тобою. Мне вчерась и сегодня полутче. Морозы настали, а целый год мы имели непрестанные дожди. Касательно твоего дома я уже приказала его осмотреть и, ежели можно будет, то в нем Артиллерийский кадетский корпус помещу4. Все же строить для него необходимость заставит же. К Сартию с сим курьером посылаю за музыку к «Олегу» тысячу червонных и подарок — вещь. Сегодня «Олега» в третий раз представляют в городе, и он имеет величайший успех, и к воскресению уже все места заняты. Спектакль таков, как подобного еще не было, по признанию всех. Твой корнет непрерывно продолжает свое похвальное поведение, и я должна ему отдать истинную справедливость, что привязанностию его чистосердечной ко мне и скромностию и прочими приятными качествами он всякой похвалы достоин. Ноября 1 ч., 1790 года Фон дер Пален приехал во Швецию, а Стединг здесь, и дела со Швециею на лад идут. Стединга я ласкаю весьма, и он человек изрядный. Потоцкого проект, дабы зделать Прусского Короля Королем Польским и соединить Пруссию с Польшею, — не рассудишь ли за благо сообщить туркам5, дабы яснее усмотрели каверзы своего союзника, о котором и его адской политике уже вся Европа глаза открывает, и ближние его содрагают[ся], и сама Голландия, да и Англия не во всем с ним согласна. 1093. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 26 октября привез вчерась Г[енерал]-М[аиор] Бенкендорф1, из которых усмотрела с удовольствием сдачу Килии, за что сегодня молебствие отправляется с пушечной пальбою. Пора бородачам приняться за ум и высвободиться из зловредного им опекунства. Пруссаки прельстили их тем паче, что будто нас принудят возвратить туркам Тавриду, которую им, однако, не видать, как ушей своих. Вскоре услышим, что агличане начнут войну с Гишпаниею2. Во ожидании обещанных от тебя известий, сказав тебе рескриптом и сим самым спасибо большое, пребываю к тебе доброжелательна. Я же сама все почти в одном положении: день, другой получе, а там опять чувствую ветряные и гемороидальные колики, но кажется, что боли не так сильны, либо к ним привыкаю. Прощай, Бог с тобою. Река паки вскрылась, и корабли приходят, а чрез лед ходили три дни. Гудовича я пожаловала Генералом-Аншефом3, к Пр[инцу] Виртембергскому посылаю синюю ленту4, а Бенкендорф получил Св. Анну. Ты видишь, что не оставляю твои представления без уважения и твоим рекомендациям даю место. Прошу и моих не предать забвению и об них не забыть. Adieu, mon Ami. Ноя[бря] 12 ч., 1790 1094. Г. А. Потемкин — Екатерине II16 ноября [1790]. Бендеры Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Я по нужде иногда медлить должен моими донесениями. Части действующие так разбиты по разным местам и большею частию за реками, что не могу всегда иметь донесения от них, а больше и потому, что Рибас безпрерывно в действии и летает с флотилии на флотилию1, ибо они розно. Большие суда в большом Дунае, а меньшие в протоках. Бог милосерд, идет все лутчим образом. Я теперь получил известие, о котором не имея еще подробностей, не доношу формально, а прилагаю письмо Рибасово2. Извольте быть уверены, моя матушка родная, что я, покуда возможно будет, стану угнетать свиней турков. От Кавказа по причине смерти Бальменовой не имею подробностей3. Поздравляю, кормилица, Вас с будущим днем Екатерины, имянинством от Вас украшенным. Я терплю от спазму в груди. Простите, матушка родная, я пока жив, вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. К завтрешнему жду уведомления из Польши и разных мест, особливо первое весьма нужно для положения плана генерального. Тут подробно на последнее письмо Ваше отвечать буду. 1095. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБендеры. 3 дек[абря 1790] Матушка Всемилостивейшая Государыня! Распутица так сильная не допустила получить мне в свое время флагов, притом Генерал Рибас занемог было сильно и в жизни был отчаян, но разорвалась болезнь, и он уже на службе. Упомянув об нем, не могу умолчать о безпримерной его ревности: кроме неприятельских преград, долженствовал он бороться противу моря с судами, отягощенными большою артиллериею. Сие одно отвратило бы многих, или б с меньшим рвением все могло пропасть: в устьях нашел батареи и для входа фарватер мелкий, тут и разгружаться и десант делать, и поспешать укрыться от возстающей погоды следовало. Укрепления взяты, неприятель прогнан, Тульча покорена, флотилия турецкая разбита и крепость Исакча, магазейн или депо всей армии турецкой и флотилии, занята со множеством разных припасов1. Судов взято, потоплено, повреждено до полтараста. У нас же взорван бомбою один лансон, да потонули два, с коих люди спасены. Пушек получено 120, да в Килии 72. По истреблении судов под Измаилом осталось попытаться. Я приказал взять лутчие меры, произвести штурм и для сего нарядил туда Генерала Графа Суворова Рымникского2. Мне самому нельзя отлучиться, ибо соседи крепко смотрят, и лишь я куда, то и почитают всю армию туда обращенной, а затем и демонстрации начнутся. К тому же меньше важности в случае неудачи корпусу отступить, нежели мне с армией. Что Бог даст, ожидать буду. Из приложенной записки изволите, матушка, увидеть, что Луккезини сбирается ко мне приехать3. Посмотрю, с чем, но заранее могу уверить, что обмануть меня не удастся. Какие он зделал разглашения по бытности его в Букарештах, здесь прилагаю. Поскакал в Сиштов и, там настроивши, прискачет опять назад. Не упускаю я внушать туркам всего, что бы им глаза открыть могло, но кому слушать. Султан не думает о спокойствии Государства, а протчие подкуплены. Из произшествий на Дунае и на сухом пути судить можете, какой им вред наносится: в морских баталиях в три раза потеряли они убитыми и ранеными, со взятыми — до десяти тысяч, да шесть линейных кораблей, и все ничего. Только лишь выдумывают, как солгать для народа. Теперь скажу о Польше. Покуда еще Сейм теперешний в действии, пути не будет, и трудно осмелиться кому явно быть нашим, ибо потеряет голову. Король же всякому грозит мщением. Туркам мы открыли ультимат, а они не приняли, подав нам случай к продолжению войны, а потому и к издержкам; то уже и ультимату следует быть другому, а то для них какой страх, ежели мы продолжая воевать, все таки при одних требованиях будем. Для чего же Вам не обещать завоеванного Польше при установлении их союза, когда Прусский Король дерзновенно посужи[ва]ется Вашими давними владениями4. Молдавия же не завое[ва]ние турецкое, но присоединилась добровольно и все имеет права протестовать, когда кондиции нарушены. Прикажите мне обещать полякам, сим их отклоним от союзов, а турки и единомышленники их, стараясь не допустить, скорей помирятся. Венского двора интерес в том согласиться. Англию прикажите ласкать, или, лутче сказать, сериозно трактовать, но поручить сие кому ни есть из преданных Вам, а иначе верьте, что ничего не будет. Графу Разумовскому, едучи в Вену, прикажите заехать ко мне условиться и многие от меня получить примечания5. Прусский Король не пойдет к Риге, ибо сие невозможно, как переходить столько рек. И что он доведет? А будет подстрекать и поддерживать поляков, то их следует отделить. Обещать ручательство за владения, не мешаться в их образ внутреннего правления. Они сию гарантию отвергли, а нам она не годилась, ибо сие было прусского двора коварство, как и дисидентское дело, дабы нас ввести в ненависть6. И теперь мы видим плоды: бездельники дисиденты преданы ему. Я крепко уверен, что мы всеми мерами вводимы были Берлинским двором на озлобление поляков. Много заведует его Сиятельство Г[раф] Штакельберг. Чтобы заставить Прусского Короля говорить иным голосом, следует в будущую кампанию противу Порты оставить войски — тысяч до двадцати в Молдавии по Днестру. Протчее все обратить на пруссака и сказать ему решительно и с твердостию, что Вы достоинство Вашей Империи будете защищать до последней капли крови7. Противу английских угроз изготовьте флот и сколь можно больше, а меня уведомите для соображений, сколько будет8, que ca et qu'ils feront ses Messieurs dans la Baltieque; ils n'ont point grand chose pour la descente et tout ce qu'ils mettront par terre doit absolument perir, intercepter les voisseaux marchands et queles voisseaux leurs propres ou Holandois.[442] Лодками для Двины поспешить прикажите и, когда Вам мои сии усердные мысли покажутся, объявите мне: я тотчас подробный план на сем основании пришлю для операции генеральной9. Флотилия Ваша останется в Дунае для воспрещения перехода неприятельского и истребления повсюду их судов. Флот выдет рано к берегам Румелийским, а потом к Анапе. Как можно ранее, войски кубанские с таврическими предпримут на Анапу. Потом, коли Бог поможет, Суджук-Кале, а там и на Синоп10. Я всю зиму, где только можно будет, не оставлю нападать. Сказав все, не могу оставить без примечания: употребите все возможное привязать к себе Швецию, для чего бы из Великих Княжон не обещать в супружество за Принца их11. Ей, моя кормилица, хорошо и очень бы хорошо. Куда мне грустно, что Вы недомогаете часто. Я молюсь с горячим сердцем за Вас Богу. Вас же прошу — поберегитесь. Матушка моя родная, все твои, а я больше всех, то как же мне забыть твоих, как изволишь изъясняться; конечно, я не оставлю: и желаю, и должен. Цалую ручки Ваши и по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Много заслуживает Генерал-Майор Рибас, и больше еще от него хороших успехов будет. 1096. Г. А. Потемкин — Екатерине II[3 декабря 1790] Касательно до Польши уверения Булгакова малы. Все воеводства смежные адресуются ко мне, и я могу похвалиться, что моими поведениями они обращены сколько-нибудь к нам. Но как маршал Литовский с своею матерью наклоняются для нас, что я же произвел, как известно Вам из моих донесений, то и Булгакову в Варшаве говорить должно одним со мною языком. Ваша же пословица, что надлежит двери быть затворенной или отворенной, ни да, ни нет — не годится никогда, ибо она предполагает робость, что видя враждующие нам — нам смелее еще пакостить будут. Союз прусский еще им не, беда, понеже то еще будущее, а наш уже им довольно беды наделал. То и следует старое смешать, как дурную игру, а начать новую, лутчую, тем паче, что несходственно с Вашим характером все происходило. Обещать гарантию на владение есть наша существенная польза. Доколе нет дележа, то и обещать во внутренние дела не мешаться, и тогда они сами будут прибегать дознать, что все прежние наши поступки в Польше были настраиваны прусским двором, дабы навлечь на нас ненависть и воспользоваться сим при случае. Чтоб Польшу привязать к себе, необходимо обещать должно им Молдавию и тем обратить их противу турков и пруссаков, а турки, о сем узнавши, скорей помирятся. В каком мы противуречии пред Европой будем, обещавши Молдавию Польше?! Первое, я Европы не знаю. Франция с ума сошла. Австрия трусит, а протчие нам враждуют. Завоевания зависят от нас, пока мы не отреклись. Обещали возвратить по собственным своим произволениям — турки не согласились, следовательно, и обещание исчезло. И что это не сметь распоряжаться завоеваниями, когда другие сулят Ваши владения: Лифляндию, Киев и Крым. Я Вам говорю дерзновенно и как должно обязанному Вам всем, что теперь следует действовать смело в политике. Иначе не усядутся наши враги, и мы не выдеремся из грязи. Туркам я говорил все, да и больше, а при том больно их и бью, да ничто не помогает, ибо Селим в руках прусских и не думает о государстве, а только прет мертвечину. 1097. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБендеры. 18 декабря [1790] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Вот моя кампания, которая была почти скрыта от глазу недоброхотов1. Они считали, что обманами довели до термина, где все действия должны пресечься. Но Бог мне помог дать три баталии морские знатные. На Кубани разбита армия. Сулинские укрепления взяты, Тульча, Исакча, Килия, Измаил — первая и сильная их крепость, построенная по-европейски, с заключенной в ней армией выше тридцати тысяч; пленных я написал, но более уже выходит: сей час получил рапорт, что уже девять их тысяч2. Войски оказали храбрость неслыханную, преодолев непочатую крепость и число превосходное. Я могу похвалиться пред Вами, что удалось мне влить в армию мне вверенную душу порядка и неустрашимости. Урон наш гораздо больше очаковского, но в сравнении силы истребленной — мал3. Валериан Алекс[андрович] оказал себя достойным Вашей милости, и я всегда искал ему подать случай заслужить на деле. Будьте к нему милостивы и не отрывайте его от службы. В нем много надежды, что изволите увидеть из письма, что его генерал пишет к Попову4. Я не получил еще подробной реляции и думаю сам найтить ее в Измаиле5. Цалую ручки Ваши и поздравляю с небывалою победою. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1098. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович! Письмы твои от 16 ноября и 3 декабря я получила. Что чаще писать будешь, то мне приятнее будет, ибо неизвестность для меня труднейшее состояние. Со всеми от Бога данными успехами тебя поздравляю. Флаги мною отосланы в церемонии в крепость. Для Ген[ерал]-Маиора Рибаса на первый случай посылаю крест второй степени Свя[того] Егоргия, которого он завоевал по справедливости, а потом оставляю себе его и далее награждать по усмотрению. Что Луккезини к тебе приедет, о сем и здесь слышно было, но что он тебя не обманет, я уверена. Посылаю к тебе, чем щеголять пред ним1. О политике здесь не распространяюсь, понеже в рескрипте все сказано по сей материи. Граф Разумовский к тебе заедет. Мысли твои по делам, в письме твоем от 3 декабря ко мне прописанные, тем паче мне нравятся, что везде вижу меры твердые. Обещанный генеральный подробный план прошу прислать скорее с потребным сведением о войсках, какие и куда обратятся для операции, дабы здесь заранее все сообразить и изготовить можно было. По польским же делам поступать надлежит с крайней осторожностию, дабы не от нас был первый выстрел2, и союзники Прусского Короля сколько можно меньше имели права толковать в свою пользу Casus foederis, почтя нас за нападателей. Еще о[б] одном деле тебе скажу: многие штаб-офицеры просят об определении в коменданты. Мест же комендантских вакантных до пятидесяти, о помещении же на оные ожидает Коллегия от тебя известий, а между тем меня просители сих мест письмами заметали, паче же немцы. Кончи, пожалуй, скорее сие дело. Здоровье мое поправляется. Je crois que c'est la goutte qui s'est placee dans mon estomac et dans les intestins; je l'en chasse avec du poivre et un verre de vin de Malaga, que je bois tous les jours; je n'ai senti du soulagement que de cela, et quand je neglige ces deux articles: de manger du poivre ou le verre de Malaga, les douleurs me prennent derechef, voila le quatrieme mois. Adieu, portes Vous bien, nous attendons les nouvelles de devant Ismail; a dire la verite, c'est un point important dans ce moment qui decidera de la Paix ou de la prolongation de la guerre.[443] Помоги тебе Бог, друг мой сердечный, прощай. Декабря 20, 1790 С наступающими праздниками тебя поздравляю. 17911099. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Прошедшее воскресение рано приехал Валериян Александрович Зубов и привез мне твои письмы от 18 декабря. Я тотчас приказала после обедни отправлять молебствие за взятие Измаила с большой пушечной пальбою. Я и вся публика наша сим произшествием чрезвычайно обрадованы. Поздравляю тебя ото всего сердца с сим щастливым успехом и отлично удачной кампанией, как сам о том пишешь. Измаильская эскалада города и крепости с корпусом в половине противу турецкого гарнизона, в оном находящемся, почитается за дело едва ли еще где в гистории находящееся, и честь приносит неустрашимому Российскому воинству. С нетерпением ожидаю Г[енерал]-М[аиора] Попова с подробностями. Дай Боже, чтоб скорее лишь приехал. Что урон был более Очаковского, о том весьма жалею. Дай Боже, чтоб успехи Ваши заставили турок взяться за ум и скорее заключить мир. При случае дай туркам почувствовать, как Прусский Король их обманывает, то обещая им быть медиатором, то объявить войну нам в их пользу, якобы та и другая роля могла бы итти вместе. Все сие выдумлено только для того, дабы турок держать как возможно долее в войне, а самому сорвать где ни на есть лоскуток для себя. Я думаю, что теперь последует смена визиря1, а при сей откроется тебе случай открыть переписку с новым визирем, а может быть, и трактовать о мире безпосредственно. Оба дворы здесь уже сказали, что не настоят уже более о медиации. По аттестатам твоим и присланным от тебя я Валерияну Алек[сандровичу] Зубову дала крест Егорьевский 4 класса. Его предостойный брат чрезвычайно обрадован, что ты брату его подал случай оказать его усердие. Пожалуй, напиши ко мне: поручил ли ты Фериери трактовать о чем в Вене? Сейчас он ко мне прислал курьера и щет в 3000 и столько червонных, кои издержал2, и говорит о своих негоциациях с самим Императором, который ему будто сулит пушек, и орудия, и людей. Естьли ты ему ничего не поручил, то его унимать я велю, а то аптекарских щетов наделает, а сам деньги проест. Спасибо тебе, мой друг сердечный и любезный, за все добрые и полезные дела, тобою поделанные, за порядок и неустрашимость войск. Скажи им спасибо от меня, а о награждении себе предоставляю говорить по получении чрез Попова подробностей и твои представления. Я здоровьем поправляюсь, боли реже чувствую и не столь сильные, но не совсем еще миновались. Прощай, Бог с тобою, желаю тебе всякого добра и поздравляю тебя с Новым годом. Генв[аря] 3 ч., 1791 г. 1100. Г. А. Потемкин — Екатерине II8 генваря 1791 Ген[ерал]-Пор[учик] Бибиков в дерзком и безразсудном своем предприятии на Анапу, самовольно в землю неприятельскую заведя войско, без принятия мер к продовольствию оного, и изнуря его нуждою и трудностию похода, заслужил примерное наказание. Единая только милость Вашего Императорского Величества осталась к спасению его. Не угодно ли будет Вашему Императорскому Величеству высочайше повелеть, умягча строгость законов, изключить его только из службы. 1101. Г. А. Потемкин — Екатерине II11 генваря [1791]. Яссы Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Из Бендер поехавши, в Кишиневе я крайне занемог и, естли б не случилась рвота сильная, не избежал бы я болезни жестокой. Здесь по покорении Измаила страх повсюду велик1, но Султан, варвар кичливый, еще упорствует, будучи противных держав обещаниями ослеплен до крайности. Попова с донесениями подробными я отправляю за сим вскоре, но крайне нужно мне побывать на малое время у Вас и весьма нужно, ибо описать всего невозможно. Дайте мне на себя посмотреть, хотя мало2. Луккезини из Сиштова скачет в Варшаву. Знать испугался, чтоб не попался в руки3. О! естли бы он мне достался, то воля твоя, а повесил бы его на фонаре. У нас здесь совершенная весна, так что, не топивши комнат, с открытыми окнами сидим и жалуемся, что жарко. Надлежит ожидать сильного землетрясения. Прости, моя кормилица, я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1102. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 13 генваря [1791] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Обрадованы Вы взятьем Измаила и, правду сказать, есть чем. В большом числе отборная армия наголову истреблена, чего никогда не случалось. В Кагульскую баталию не убито ни трех сот турков. Кампания, по милости Божией, знаменита нам и поразительна для турков. Они по меньшей мере потеряли 50 т[ысяч] человек, а что пушек, изволите усмотреть из ведомости1. Прибавьте, в какой ужас приведены они столь храбрым действием. Что изволили ознаменовать большой пальбою, сие справедливо и нужно и ради уязвления недоброхотов, и ради справедливости, должной храброму Вашему войску, не касаясь меня, ибо я на себя не беру ни знания, ни хитрости, искусству принадлежащей, хотя действии постелено произведены были на пространстве, почти четверть глобуса составляющем, везде с успехом и предусмотрением, а движения были скрыты так, что и свои обманулись, не только чужие2. Я не должен гордиться, относя успехи Богу. Ему только, матушка, изволь благодарить. От меня же бывают только погрешности, по которым предлежит мне кротость. Убегая быть спесиву, следуя Вашему матернему совету после прошлой кампании, должен ныне еще более смириться, поелику кампания сия несравненно знаменитей и редкая или, лутче сказать, безпримерная3. Евгении, Короли Прусский и другие увенчанные герои много бы таковою хвастали4, но я, не ощущая в себе качеств, герою принадлежащих, похвалюсь только теми, которые составляют мой характер сердечный: это безпредельным моим усердием к Вам и тою благодарностию, что я чувствую к щедротам Вашим, которых Вы от самой первой молодости моей ко мне не прерывали и тем подали право именоваться Вашим питомцем. Естли во мне что хорошее, то низдано Вами! Мог ли я оказать свою годность? На то Вы подали способы. Я тем похвалюсь, чем другой никто не может: по принадлежности моей к тебе все мои добрые успехи лично принадлежат тебе. О потере жалеть изволите, но что это значит: в прошлую войну Журжа, не стоящая одного бастиона измаильского, стоила нам вдвое. Что касается до внушениев туркам, чтобы не щитали они на ломании прусские, не упускаю я всегда до них доводить. Но что делать, ничто не помогает: ослепление султана или, может быть, его рок ведет к потере. Варвар и тиран ожесточенный, не внемлет ничему. Рейс-эфенди от визиря ездил ему описывать худое состояние дел ради приклонения к миру, но чуть не потерял головы. Четыре курьера, отправленные от визиря с известием об Измаиле, не допущены до Царя Града, а отрубили им головы. Теперь его манят, что Англия пришлет флот, а ему лишь бы был претекст себя манить, то он и рад. Верьте, что генерально все риджалы желают мира, но никто не смеет рта отворить. Потому-то для принятия мер должных и открытия моих усердных и полезных мыслей должен я необходимо, хотя на самое кратчайшее время, приехать к Вам. Теперь пора глухая, в которую ничего предпринимать нельзя, ибо по Дунаю нельзя осмелиться ходить до февраля, чтобы льды не захватили где, и то до конца февраля. Ежели турки, как я и ожидаю, пришлют с предложением об перемирии, то сего им никак не дам без утверждения требуемых границ. Ходить за ними — вредно для нас. И так должно от них ждать. Матушка родная, я приказывал Валериану Александровичу, ежели бы воля Ваша была мне позволить приехать, то бы я прискакал на малое время. Но нет мне на сие ответа, что меня много связывает, а нужно и очень нужно мне самому с Вами говорить. Описать всего невозможно, d'autant plus on il y a beaucoup et de pour et de contre.[444] Я здесь оставлю Князя Репнина на время моего отсутствия5. И дело ничего не потеряет в краткое время. Есть вести, которых я не могу вверить бумаге, да и объяснять письмами мудрено. Пруссаки натянули все способы видимые и невидимые, чтобы меня повредить у Вас. Я не сумневаюсь в Вашей непременной милости, но старания их велики, чтобы Вас привести в колеблемость, а меня вывести из терпения6. Нужно мне обозреть строение судов на Днепре и для того отправлюсь и остановлюсь, чтобы в ближнем месте на пути петербургском получить позволение Ваше и тем сократить дорогу. Г[енерал]-М[аиор] Попов сегодня отправляется. Сего же курьера нарочно отправил, прося о повелении мне на самое малое время приехать. Во всю жизнь вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1103. Г. А. Потемкин — Екатерине II15 генваря [1791]. Яссы Матушка Всемилостивейшая Государыня! Сколь для меня грус[т]но было слышать, что Вы мучитесь коликами, столь я обрадован последним Вашим письмом, которым изволишь сказывать, что боли уменьшились. Сии колики гемороидальные и ни что больше. Перец и вино малага очень полезны, а к тому нужно держать всегда живот в тепле. Цалую Ваши ручки, моя кормилица. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1104. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 16 генваря [1791] Ожидая, матушка родная, Всемилостивейшая Государыня, высочайшего дозволения мне приехать, я не распространяюсь теперь. Прошу, во-первых, не оставить без высочайшего воззрения на кампанию столь поразительную для неприятеля, и повергаю милосердию Вашему Генерал-Маиора Попова. Морозы наставшие остановили действия флота гребного. Боюсь, чтобы не захватили льды. Всего мне труднее доставление провианта, ибо чрез степь трудно ходить, а иногда и невозможно транспортам. Сколь же скоро сумнения не будет о замерзании Дуная, то и начнутся поиски — и все на противную сторону, зделав сперва экспедицию к Исакче и Тульче для разорения совершенного сих мест. Между тем, суда наши поврежденные исправятся. Беда, что рекруты поздно приходят, еще и в Харьков не бывали. Сколь полезны казаки пешие, уже сие доказано под Очаковом и в Измаиле. Нигде от гранодер не отстали. А Черноморские — безценны1. Австрийцы вяжут меня во многом. Первое, что к Браилову заградили путь2. Второе, что публиковали выгоды молдаванам, к себе приходящим, и переманили множество, так что некем становится исправлять наряды. Теперь смешно, что Герберт на конгрессе поговаривает об уступке для них Орсовы и части Баната, и чуть ли не с обещанием нас уговорить на in status quo. Матушка родная, сверх необходимых нужд, поскорее мне нужно быть к Вам. Подайте мне случай явить себя, моя кормилица, хоть на минуту. Не мог я отправить Попова прежде: и много было дел, и не скоро пришли подробности, потому что после овладения я все войски распустил по их квартерам. И так из разных мест собирали уже ведомости. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1105. Г. А. Потемкин — Екатерине II[16 января 1791] Матушка Всемилостивейшая Государыня. По званию Вашего Военного Президента нельзя мне пренебречь в надзирании порядка, хотя и в отсутствии1. Получа титул от Вас, я должен вникать в намерения Ваши и потому осмеливаюсь Вас уверить, что в звание комендантское никогда я не представлял и не определял людей незаслуженных, понимая, что сии места Вы утвердили, как воздаяние за службу и военные достоинства. Отлучась к начальствованию армий Ваших, предоставил было все Коллегии, но, увидя нерачение или, лутче сказать, злоупотребление, которое из подносимой записки усмотреть изволите, обязанным нашелся требовать о непомещении впредь без моего соглашения2, что тем паче нужно по военному времяни, где часто бывают достойные, заслуженные офицеры изувечены ранами, будучи притом бедны, как теперь Генерал-Маиор Мекноб. Рапорты о ваканциях ко мне приходят поздно, а в приложенной теперь ведомости из праздных мест завидных нету, то и может. Коллегия поместить из кандидатов, смотря однако же достоинство и заслугу, ибо я понимаю, что таковое есть об сих местах Ваше намерение. Касательно Фериерия донесу, что он приехал ко мне с депутатами албанскими. Они его просили, чтоб послать при них. Я его отправил в диспозицию назначенного туда Г[енерал]-Маиора Тамары3. Ничего не поручал и могу ли я поручить что вертопраху. Он приехал, наделал много вздору, греков перессорил, и глупые есть каверзы. Я его приказал оттоль выманить и пошлю в Петербург. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1106. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 18 января 1791] Матушка родная Всемилостивейшая Государыня. Получа Высочайшее повеление о принятии дому моего в казну, чувствую, как милость мне, а не покупку1. Цалую ножки Ваши, моя безпримерная мать. Получил бриллианты и много благодарен. Но как я никогда от Вас фальшивого ничего не получал, то приказал Попову показать орден, где большие камни — все хрустали-смазки, а верно в казну пришло недешево2. Прикажи, моя кормилица, отдать обратно обманщику купцу, а в ту цену позвольте зделать нарочно по моему вкусу. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1107. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Двадцатого числа сего генваря приехал Баур и привез твои письма от 11 числа и реляции о действи[ях] Кубанского корпуса, кои в сентябре и октябре произошли. Жаль, что сей край столь отдален, что вести из оного сюда приходят по прошествии четырех месяц[ев]: таковое разстояние время[ни] убавливает участие и удовольствие в приемлемом, о самом по себе важном, происхождении. Из Америки и Сибири скорее приходят вести, нежели оттуда. О смерти Ген[ерал]-Поруч[ика] Розена весьма жалею и почитаю ее потерею1. Что покорение Измаила страх нанес[ло] туркам, сему лехко поверю. Но действия того страха жадно желаю узнать и полагаю, что, во-первых, последует смена визиря, а за сим, может быть, переговоры о мире. Признаюсь, что я с кипящею кровью нетерпеливо ожидаю шестую неделю тобою обещанные подробности о взятьи Измаила чрез Попова, ибо я не люблю очень пословицу qu'il vaut mieux tard que jamais,[445] а люблю свеженькие известия о том, что меня интересует. Касательно до твоего приезда сюда я тебе скажу2, что лично я всегда рада тебя видеть, как сам довольно ведаешь. Сверх сего, на словах говорить и писать, конечно, разнится, и скорее сношения быть могут в разговорах, нежели на письме. Но дело паче в том, в сих смутных обстоятельствах, чтоб не проронить важные минуты, которыми воспользоваться ты можешь, быв тамо, скорее, нежели здесь, для возстановления мира с турками по нашему желанию. И так почитаю за необходимо нужно, чтоб ты тамо ожидал вестей о импрессии, кою зделает в Цареграде взятье Измаила. Ежели же оне таковы, и сам усмотришь, что твой приезд сюда дела не испортит, мирные договоры не отдалит, либо раннее открытье кампании тем не остановится, тогда дозволяю тебе приехать с Нами беседовать. Но буде турки окажутся тебе к миру склонны, как легко быть может, паче же, когда увидят, что стараясь всячески набрать ныне войск, оныя никак не идут и иттить не хотят; либо раннее открытье кампании приездом своим сюда остановишь, тогда нахожусь в необходимости усердно тебя просить предпочитать пользу дел и не отлучиться, но, заключа мир, возвратиться яко миротворец; либо устроя все к принуждению турок к оному самыми действиями, тогда приехать. Пишешь ты ко мне, что Луккезини возвращается в Варшаву из Сиштова. Ничего тамо они столько не опасались, как то, чтоб ты Сиштовского Конгресса не разогнал казаками. Им казалось сие возможно; знатно они ошиблись, ибо ты не послал. Смешно бы было, ежели б, схватя весь Конгресс, ты б послов сюда, чрез Петербург, домой отправил. У вас весна, а у нас зимы нет и еще доныне. Только один день было семь градусов мороза, а протчее время на пункте замерзанья, либо тает, а вчерась я сама видела из Эрмитажа, что карета, парою запряжена, обломилась на реке, и передние колеса попали под лед. Корнет твой кавалергардский непременно продолжает свое похвальное и примерное и разумное поведение. Я чрезвычайно довольна честностию, добросердечием и нелицемерной его привязанностию ко мне. Он весьма благодарен за ласки твои к нему, и ты его найдешь достойным оных. Мое здоровье поправляется и уже дни по четыре и по пяти я отдыху имею, а именно с прошедшей пятницы ничего отнюдь не чувствую. Что ты болен был, о том очень жалею. Прощай, мой друг, Бог с тобою, и да наставит тя. Генваря 22, 1791 г. 1108. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой любезный Князь Григорий Александрович. Ожидая с часа на час Г[енерал]-М[аиора] Попова с подробными вестьми о взятьи Измаила, доныне нахожусь еще в невозможности за сие важное дело изъявить мою признательность к тебе и ко всем. Со вчерашним же куриером получила твое письмо от 15 генваря из Ясс. Не самые недоброхоты, хотя злятся, но оспаривать не могут великие тобою приобретенные успехи, коими Всевышний увенчал усердные и искусные твои труды и рачение. Что же оными не гордишься по совету моему, сие хвалю; и да не будет в тебе также уничижение, паче гордости1. А желаю, чтоб ты веселился своими успехами и был приятен и любезен в своем обхождении. Сию задачу тебе выполнить не трудно, понеже тогда природный твой ум находит свободное сопряжение с твоим добрым сердцем. Vos sentiments a mon egard me sont connus, et comme je suis persuadee qu'ils font partie de Votre existence, je suis persuadee aussi qu'ils ne sauroit changer; je ne Vous en ai encore jamais connu d'autres.[446] Господин Питомец мой, ты оправдал мое об тебе мнение, и я дала и даю тебе аттестат, что ты господин преизрядный, а пруссаки дураки злые. Я писала к тебе в предыдущем песьме, что ежели дела не претерпят от твоей езды сюда, чтоб ты сам решился, когда ехать. Теперь вижу из твоего письма, что почитаешь нынешнее время, яко глухую пору. И так думаю, что ты уже в дороге, а сие пишу в запас, паче чаяния, ежели не поехал, и возобновляю тебе дозволение приехать, когда усмотришь, что приездом твоим дела не портятся. Когда Валериян Александрович приехал, тогда я думала, что за ним немешкотно Г[енерал]-М[аиор] Попов будет, и сего я ожидала всякий день доныне, но не бывал. Прощай, мой друг сердечный, до свиданья. Генв[аря] 24 ч., 1791 г. 1109. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 9 февраля [1791] Матушка Всемилостивейшая Государыня. Получа дозволение мне приехать, доношу, что мне до сих пор грудная болезнь и кашель препятствовали отправиться. Хотя не совсем легче, однако выеду сего дня. В Царьград от визиря посылан был рейс-эфенди с предложением о мире, но чуть Султан не отрубил ему головы. Посланник отправлен в Берлин с вопросами. С его возвращением решится, чему быть1. По узнании об Измаиле столица была в опасности от бунта, но шинки заперты, вино конфисковано, собрания запрещены — и тем укротилось. Не смеет никто Султану говорить, а он пьет. Отправляясь отсюда, препоручил команду Князю Репнину с полным предписанием2. Я же и сам скоро возвращусь, не имея никаких других нужд, как увидеть Вас и доложиться по делам, и, конечно, вскоре возвращусь. Получил я письмо от Императора весьма милостивое и от многих поздравления из Вены3. В Галиции и Австрии народ, слыша, что я будто ехал в Вену, расположены были меня встречать и выпрягать лошадей. Я и сим обязан Вам, матушка Государыня. Пока жив вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1110. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Во ожидании скорого твоего приезда не ответствовала я доныне на письмы, привезенные Г[енерал]-М[аиором] Поповым1. Но видя, что твой приезд замедлился, ныне пишу к тебе, дабы тебе сказать, что письмы твои я с Поповым получила, и после того ни строки. Когда приедешь, тогда переговорим изустно обо всем. Ожидаю тебя на масляницу, но в какое время бы ни приехал, увижу тебя с равным удовольствием. Прощай, Бог с тобою. Февр[аля] 15 ч., 1791 1111. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Март 1791] Батинька друг милой, я, кроме что горло болит маленько да согреться не могу, ничем сегодня жаловаться не могу. Но, как насморк продолжается, то Рожерсон просил в стужу не ходить; останусь дома, да велю читать1. Прощай, душа, будь здоров. 1112. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Март 1791] Флот в одном месте лутче будет1, потому что, разделяя части, и внимание и заботы умножаются. Следовать положению — как зделанному уже, по поводу обстоятельств. Секретно повелеть заготовить более брандеров и умножить во флоте огненосных орудий. Оказать охоту к отпору, и сие — живым приуготовлением всего. Умножить флот большой. Набрать еще матрозов в зачет противу агличан. Можно помещать по нескольку на корабли и финляндцев. Особливо набережные жители способны к морю. Не угодно было принять о мещанах, хотя и пробовано было мое представление2. Их триста тысяч. От которого числа по примеру казацких войск долженствовала бы служить пятая часть. Но ежели и десятая, то было бы тридцать [тысяч] исправных воинов. А как есть части, в которых необходимо непрерывное комплектование быть долженствует, как то — флот и артиллерия, то бы и наполнять оные. 1113. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 24 марта 1791] Естли будет Высочайшая воля зделать медаль Генералу Графу Суворову, сим наградится его служба при взятии Измаила. Но как он всю кампанию один токмо в действиях был из Генерал-Аншефов, трудился со рвением ему сродным и, обращаясь по моим повелениям на пункты отдаленные правого фланга с крайним поспешением, спас, можно сказать, союзников, ибо неприятель, видя приближение наших, не осмелился атаковать их, иначе, конечно, были бы они разбиты, — то не благоугодно ли будет отличить его гвардии подполковника чином или Генерал-Адъютантом1. 1114. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуБатинька, первое письмо королевское от 30 января я читала и сама оное Стедингу вручила. Письмо, писанное Игельстромом, мною апробовано и поправлено было1. А что я нашла тут совсем новое есть то, что они посылку Игельстрома отклоняют и что болезнь королевская будет служить предлогом к несвиданию, чем я весьма сама довольна2. Впрочем, я сама сказала Стедингу, что Король не имеет причину сумневаться обо мне, что я готова заключить с ним союз и что в оном договоримся о субсидии3. О границе зимою располагать неудобно было, а контр-проект остановился лишь за тем, что тебе от них же предложено было свиданье, которое не сбудется же4. Ежели шведы посольства не хотят, то отложить оное не долго же, но всему надобна благопристойность. От границы же, Бог ведает, какие уступки хотят. Пугательным прусским выдумкам, пришедшим сего утра, я еще отлагаю придать веру, дондеже подтвердятся5. Подобные мы многие уже видели. Тут же они, как и всегда, оставили себе открытые калитки, чтоб вынырнуть, как сам увидишь, ибо говорят, что второго курьера с датской интермиссиею из Англии ожидают. План твой получила, писав сие, и, положа перо сие на стол, стану читать. 4 апреля 1791 г. 1115. Г. А. Потемкин — Екатерине II[До 10 апреля 1791] Я припадаю к твоим стопам со слезами безпримерной ревности и усердия к твоей Славе, а с ней — к пользе моего Отечества. Выслушай меня, как мать и благотворительница. Прикажи употребить все, что можно, к привлечению Швеции. Vous rendres par la nuls tous les projets de Vos ennemis et Vous oteres pour ainsi dire l'epine de Votre coeur, car cet ennemi pour nous est de plus grande consequence vu la proximite de la residence. Pour le Gros Frederic nous pourrons parvenir a arreter les progres, d'autant plus si l'Empereur se mele et s'il sera necessaire nous amenerons tous en Pologne garder nos frontieres. Contre les Turcs qui se trouveront toujours plus mal en s'eloignant du Danube, il faut placer les troupes selon les points et paraitre le moins inquiet qu'il est possible, meme affecter de la gaiete.[447] 1116. Екатерина II — Г.А. Потемкину12 апреля [1791] Как из сих репортов не очень видно, что произошло и где трехбунчужный паша взят, то лутче молебен отложить до обстоятельного рапорта, ибо в сих письмах все глухо. 1117. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуJe trouve Votre idee de composer au mieux un corps respectable en Finlande et avant toutes choses d'y nomraer pour chef le Comte Souvoroff — tres bonne, et pour hater la besogne je Vous envoye le billet ci-joint pour le General Souvoroff, si Vous juges a propos de le lui remettre.[448] 25 Avril, 1791[449] 1118. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Май 1791] Из пленных шведов склонил я более двухсот остаться в подданстве Вашего Императорского Величества. Лутчих мореходцев и мастеровых, переженя и поселя их в шведской колонии на Днепре; явятся охотники остаться из турков. Для лутчего их управления способен бригадир Салиг Ага. Об определении его к ним и о достаточном ему содержании испрашиваю Высочайшего повеления. Князь Потемкин Таврический 1119. Г. А. Потемкин — Екатерине II[Май 1791] При всех военных заботах не оставлял я пещись о внутреннем устройстве и в течение войны многие зделаны заведения. Город Николаев может равняться уже с лутчими городами. Богоявленск теперь под именем местечка — не хуже однако ж многих городов. При лутчих строениях украшены сии места прекрасными фонтанами, а на стороне очаковской зделан такой, какого по признанию самих турков, нет в Цареграде. Сей последний служит для наполнения судов, отправляемых в море, с такой удобностию, что транспорты подходят к самым трубам и не имеют нужды вынимать бочек. На дороге от Николаева к Херсону в степи поселена большая слобода для облегчения прохожих команд и транспортов. Переведенные по покупке в России крестьяне к Великому лесу и Гуте поселены большими слободами и обращены на разные мастерства; по Адмиралтейству, в порте николаевском только что заведенном, построены уже два корабля, а находятся на стапелях два еще линейные фрегата. И таковых уже три судна, акатами называемые, ради самой большой артиллерии. Для Адмиралтейства заведен большой канатный завод в Херсоне и литейный двор, на котором вылито больше полутораста больших орудий. На степи между Буга и Днестра лежащей населил я более двух тысяч дворов, из Польши и Молдавии выведенных. И столько же, естьли не больше, присовокупилось к Черноморским казакам. В Молдавии на Днестре из тамошнего лесу построил три большие аката для флота, один фрегат и большую скампавию, все для большой артиллерии. На Пруте достраиваются 50 канонерных судов. И для николаевского Адмиралтейства немало отправил из Молдавии лесу. Из городов турецких более пяти тысяч собрано армян обоего пола для поселения в границах российских. Ежели все сии попечения могут быть доказательством усердия моего, то я повергаю их к Высочайшему сведению. Князь Потемкин Таврический 1120. Екатерина II — Г.А. Потемкину[До 11 мая 1791] Ежели хочешь камень свалить с моего сердца, ежели хочешь спазмы унимать, отправь скорее в Армии курьера и разреши силам сухопутным и морским произвести действие наискорее, а то войну протянешь еще надолго, чего, конечно, ни ты, ни я не желаем. 1121. Г. А. Потемкин — Екатерине IIИзволите усмотреть из письма посла французского, что он, хотя скрытно, но устами турецкими проповедует1. Задирать их посылаю Лашкарева: похоже будет, что мы просим мира, а чтоб попытаться, то я его пошлю к визирю с пропозициею о размене пленных. Князю Репнину предпишется безпрестанно делать поиски на противный берег2. Ожидаю, что Бог даст у Анапы, ибо сей удар важнее всех будет3. Г.А.П. Цесарцами от нас должно быть объявлено, чтобы туркам никак непозволено было переходить нейтральную землю, иначе же они, доведя свой авангард до наших постов, разорвут тогда свое перемирие. 9 июня 1791 1122. Г. А. Потемкин — Екатерине II[24 июня 1791] Матушка моя родная, Всемилостивейшая Государыня. По записке на апробацию подношу я проект письма моего к Королю Шведскому1. Ежели оно годно, то я подпишу и пошлю с адъютантом своим шведом. Сей час есть кто-то, курьером приехавший из Пруссии, и объявил, что полки входят там в квартеры2. Я терплю более, нежели когда, от ногтееды и пишу с трудом. Пока жив вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1123. Екатерина II — Г.А. Потемкину[24 июня 1791] Сей час принесли мне письмо твое с приложениями. Проект письма к Королю Шведскому я нахожу изрядно написанным, пожалуй, пошли скорее. Прочее я не успела прочесть. У пруссаков на один день бывают пять приказаний разные и противуречащие, да слава Богу, что хозяин их таков. Что ты много терпишь от ногтееды, о том от сердца жалею. С час назад, как Граф Орлов Чесменский сюда приехал. Прощай, Бог с тобою. 1124. Г. А. Потемкин — Екатерине II24 июня 1791 Что касается до дела Бабадагского, то, не имея еще подробно о сем сражении рапорта, осмеливаюсь только просить о награждении командовавшего корпусом Генерал-Поручика Голенищева-Кутузова орденом Святаго Александра К.П.Т. 1125. Г. А. Потемкин — Екатерине II24 июня 1791 Подполковник Князь Алексей Горчаков приобрел особливое внимание усердием и способностьми своими к службе. Во уважение оных, а равно и заслуг дяди его, Графа Суворова-Рымникского, всеподданнейше испрашиваю пожалования его в полковники. К.П.Т. 1126. Г. А. Потемкин — Екатерине II[25 июня 1791] Подношу здесь, матушка Всемилостивейшая Государыня, рапорты Генералов Каховского и Гудовича1, по которым изволишь увидеть, что первый снял пост турецкий с двумя пушками на оконечности стрелки Анапской поставленный, а другой открыл траншею у Анапы. Дай Боже счастья. Я был готов быть в Царское Село, но, услыша, что изволишь быть завтре сюда, остался. Я очень терплю от боли рук. Прости, моя кормилица, матушка родная. Флот Ваш Черноморский должен уже быть в море, потому что Генерал Каховский рапортует, что он дал на оный две тысячи пехоты, которые уже посажены. 1127. Екатерина II — Г.А. Потемкину[Июнь 1789] Благодарствую, друг мой сердечный, за пребогатую юбку. Рисунок очень хорош. Длинное письмо Линя и короткое сына его я получила. Сожалею очень, что ты неможешь. Не лечи ногтеед, ничего опаснее нет. Прощай, Бог с тобою. Платон Александрович Вам кланяется за поклон от души. Сей принят им с чувствительным лицом и сердцем. Adieu, Papa. 1128. Г. А. Потемкин — Екатерине II[2 июля 1791] Приехавши в город уже поздно, получил известие от Генерала Каховского1, которое здесь включаю. Поздравляю, матушка родная Всемилостивейшая Государыня, с Анапою. От Генерала Гудовича ожидаю курьера обстоятельного2. Вот ключ, отворивший двери к большим ударам: теперь изволишь увидеть, как заревут в Азии — уже это не европейской части чета. Бог благословляет повсюду предположенные действия, и нигде еще ошибки не было. Донесу, что теперь делать, как увижу Вас, матушка. Прошу быть ко мне милостивой, а я, право, Ваш верный подданный и слуга и благодарный питомец. 1129. Г. А. Потемкин — Екатерине II[12 июля 1791] Матушка родная, любезнейшая Всемилостивейшая Государыня. И Суджук-Кале взят. Я угадал, что они бросят сию крепость. Прислан с подробным донесением бригадир Поликарпов1. Неприятель везде бежит, и в столицу приносят страх и ужас. Народы горские все почти присягают Вам на подданство. Завтре я донесу, как лутче по моему мнению с ними поступить. Даст Бог мир, будьте уверены. Готовлю я, приехавши, удар, в успехе чего крепко надеюсь на Бога. Нужно, чтобы курьер со мною ехал от министров, трактующих не ради способствования, а чтоб чрез них же самих обнажились их плутни, а тем самым отнимется у Султана способ к отговоркам и нечем будет ему манить надежду народа. В Анапе артиллерии взято 95 в Суджук-Кале 25 Итого: 120 — все медные и большие пушки. Цалую ручки Ваши, матушка, и по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Черкесы везде бьют и грабят бегущих турков. 1130. Екатерина II — Г.А. Потемкину[12 июля 1791] За добрые вести спасибо, мой друг. Я завтра приеду в город молебствовать с вами у Казанской, а обедать буду в Летнем дворце. Бога молю, чтоб мир последовал скорее за сим. 1131. Екатерина II — Г.А. Потемкину[12 июля 1791] В один день, мой друг, два праздника, да сверх того еще чудесные дела: принятие наших кондиций союзниками1, il faut qu'ils ayent bien envie de finir puisqu'ils prennent pour pretexte la navigation sur la Riviere du Dnester, sur laquelle les vaisseaux marchands ne feront pas beaucoup de chemin n'y ayant pas d'eau.[450] Завтра приеду в город праздновать. Прощай, друг мой, Бог с тобою. Об отличившихся буду ожидать твои представления. 1132. Г. А. Потемкин — Екатерине IIВсеподданнейшие подношу Вашему Императорскому Величеству штаты армейского инспекторского департамента и експедиции инспекторской при Военной коллегии1. Наблюдая пользу высочайшего Вашего Императорского Величества интереса, полагал я во оных самое нужное и только неминуемо потребное, чтоб возложенное на них служение могли они исполнять с точностию. Я осмеливаюсь испрашивать Высочайшего Вашего Императорского Величества сим штатам утверждения К.П.Т. 14 июля 1791 1133. Г. А. Потемкин — Екатерине II14 июля 1791 Полковые командиры, опасаясь смотров, осторожнее и исправнее будут. Солдат в обидах найдет, кому приносить жалобу. Вещи, годные еще к употреблению по прослужении сроков, не бросятся, а от того прибыль будет казне немалая. Вящее же то, что инспектор осматривает в лице Государя и тем немалое делается утешение служащим, видя о них таковое попечение. К.П.Т. 1134. Г. А. Потемкин — Екатерине II[15 июля 1791] Анапа и Суджук-Кале — места отнюдь неспособные для удержания за собою1, ибо они нездоровы и ни к чему не служат; гарнизон же в оба места — за семь тысяч быть должен, то я и представляю мое мнение, чтоб помянутые крепости, по срытии, отдать тамошним народам с тем, чтоб они не дозволяли отнюдь строить на тех местах вновь туркам, чего и сами они желают; народы горские признать вольными и всегдашними союзниками России. Для привязания их к себе позволить им брать соль из озер на кубанской нашей части, которую теперь они крадут; на Тамане построить крепость, хорошее место, здоровое, где учредя ярмарки и торговлю нужд ради горцев, их вящще еще привязать можно. 1135. Екатерина II — Г.А. Потемкину[22 июля 1791] Ни по красоте, ни по уму, еще менее по знанию и по опрятности телесной представляешь человека в Армию в инспекторы! Он же столь взбалмошный, что более двух месяцев по городу хвастается, что он тебя поймал и за нос водит, сбираясь в гофмаршалы, ибо дурак сей столь ленив, что кроме еды да петуховой драки и в голове ничто не помещается. По богатству своему он ни к чему не прилежит, и ни в чем думает, что и нужду не имеет. Он тебе честь в Армии не принесет1. Нещастлива бы Армия была, ежели в ней не найдется единый человек — достойнее того глупца. Позволь сказать, что рожа жены его, какова ни есть, не стоит того, чтоб ты себя обременял таким человеком, который в короткое время тебе будет в тягость. Тут же не возьмешь ничего, car madame est charmante, mais on ne gagne pas la moindre chose en lui faisant la cour, c'est une chose reconnue, et une famille immense veille a sa reputation; ainsi il se pourrait encore que Vous resties charge du man, qui est vraiment une charge et une charge lourde sans attirer personne a sa suite que lui meme.[451] Ты сам знаешь, что богачи у нас редко прилежат к чему, а сей горд и пышен, но при дворе весьма рядовой камер-юнкер с богатым кафтаном по праздникам. Mon Ami, je suis accoutumee a Vous dire la verite; Vous me la dites aussi quand l'occasion s'en presente. Faites-moi le plaisir pour cette charge d'en choisir un plus propre pour la chose et qui sache le service, afin que l'approbation du public et celle de l'armee couronne Votre choix et ma nomination. J'aime a Vous faire plaisir; je n'aime pas non plus a Vous refuser, mais je voudrais que pour une place pareille tout le monde dise: voila un bon choix et non pas un miserable choix d'un homme, qui n'a pas l'idee de ce a quoi on veut 1'employer. Faites la Paix, apres quoi Vous viendres ici Vous amuser tant qu'il Vous plaira.[452] Извини меня, ежели скажу, что и муж и жена тебя обманывают. Я знаю, что ты сие не любишь, но остеречь тебя не может быть иное, окроме слово лишнее. Письмо же сие издери по прочтении. 1136. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Репорт к тебе Князя Репнина от 14 июля я, раскрыв, читала1, и по оному, кажется, ожидать должно на суше и на море важное. Бога молю да благословит успехом, а тебе желаю благополучного пути. Просил ты меня, чтоб я тебя избавила от Каменского, а ныне от Графа Безбородка слышу, что просишь его к себе2. Пожалуй, отпиши ко мне: он или я ослышался? Я помню, что говорили, что он грызется. Adieu, mon Ami, je Vous embrasse.[453] Июля 25, 1791 г. 1137. Г. А. Потемкин — Екатерине II27 июля [1791]. Могилев Не доезжая Могилева, получил я, матушка Всемилостивейшая Государыня, рапорты Генерала Каховского и письмо от него к Попову1, из которых усмотрите, что оба флота на виду и наш ищет выиграть ветр. Наконец, удалилися из виду смотрителей к берегам Румелийским; на фордевинд турки уйдут всегда от европейских кораблей. Я полагаю, что неприятель будет убегать драться в море, а искать будет, где ни есть, под крепостью своею, стать на шпринг. Но лишь бы ветр мы взяли2. Приехал сюда я скоро, устал и измучился. Что свет — еду и что получу, донесу тот час. Простите, матушка родная, не забывайте меня, а я по смерть вернейший и благодарнейший Ваш подданный Князь Потемкин Таврический 1138. Г. А. Потемкин — Екатерине IIНаписав уже письмо, получил я, матушка родная, Всемилостивейшая Государыня, Ваше писание. Я жду с минуты на минуту решительного дела у флота, ежели не будет что препятствовать. На сухом пути пойдет еще на несколько времяни. Я же скачу и день и ночь, здесь остановился на несколько часов починить экипажи. И сей час еду. От Каменского мне нельзя было отвязаться. Он прискакал в день моего отъезда, прося неотступно, чтоб его я взял к себе. Тут пришло уважение, что он Генерал-Аншеф и репутацию имеет заслуженного, то я почел лутчим просить его к себе, полагая дать случай ему сломить себе голову с пользой для службы, а ежели зашалит, то ту же минуту пашпорт в руки, и тогда уже пусть пеняет сам на себя, а иначе скажут, что я его притеснил. Дай Бог всего хорошего. Я не замедлю приехать к месту, и не пощажу, конечно, себя никак. Все в армии ожидают меня с нетерпеливостию, а я жажду показать то признание, с которым я во всяких случаях пребуду по гроб вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 28 [июля 1791], по утру 1139. Г. А. Потемкин — Екатерине IIАвгуста 1 [1791] Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Я тридесятого числа на вечер приехал сюда, замучаясь до крайности, и экипажи перепортились. Исправясь теперь в сем, сегодня выеду. Из донесений К[нязя] Репнина изволите увидеть, что визирь отозвался, хотя и с глупою гордостию, но уже мне известно по другому донесению, что переговоры о прелиминариях берут хорошее начало1. У цесарцев мир подписан2. Я пред собой послал курьера к Репнину, чтоб объявил он туркам, что я им в занимании Валахии препятствовать буду, ежели с нами не кончат. Флот турецкий ушел от нашего ночью, а наш вошел на рейд ради исправления, мелочных починок и уравнения интрюйма. И чрез четыре дни выйдет. Теперь уже он в море быть должен. Я предписал стараться отгонять неприятеля, удерживаясь от решительного дела, ибо при начале переговоров риски не годятся, а ежели б разорвалось, чего на дай Боже, тогда уже повсеместно удар зделать. К тому же нужно пещись о присоединении кораблей: «Св. Троица» получает последние вооружения уже у Еникалы, да «Богоявление» под Очаковом, затем — «Сошествие» и «Григорий» будут готовы. «Богородица Казанская» спущена и следует к Таганрогу, а фрегат линейный «Иоанн Златоуст» уже вооружается и скоро пойдет к Еникале. Я все понужу. Войск, что возможно, я подвинуть приказал к Серету. Горские народы присягают на верность. Я вследствие Высочайших рескриптов об них расположу. Проезжая, видел я казаков малоросских пеших стрелков, которых я, по воле Вашей, сформировал. Войско прекраснейшее и страшное ради европейского неприятеля. Выучены совершенно и по предписанию моему их обучение, где нет иностранных наименований. Они так охотно принялись и совершенно регулярны, не чувствуя о себе, что они таковы. Я замучился, писавши во все места все сам. Губернатор лишь только теперь приехал из Екатеринославля и мне помогает3. Курьер обвещательный прибыл только сутками прежде меня. Не знаю, поспеют ли лошадей мне поставить. Пока жив, вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1140. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои из Могилева до рук моих дошли. Как турецкий флот от нашего удаляется, то видно, что они избегают драки, а пойдут куда-нибудь ближе к своим берегам, под пушками лягут на якорь, а тогда неловко нашему флоту будет с ними дело иметь. Признаюсь, что ничего на свете так не хочу, как мир. О Каменском посылаю к тебе повеление1. Спасибо за то, что вестьми не оставляешь. Прощай, Бог с тобою, и да поможет он тебе. Авгу[ста] 3 ч., 1791 Сие письмо посылаю с Вас[илием] Ст[епановичем] Поповым. 1141. Г. А. Потемкин — Екатерине II4 августа [1791]. Ольвиополь Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Слава Богу прелиминары, подписанные при отъезде моем, утверждены1. Я 7-го числа буду в Галаце и постараюсь кончить все скорей положенного сроку2. Изъяснение о границе по Днестру точными сказано словами Гишпанского министра, как он мне в Петербурге изъяснял. Я из Елисавета проехал в Николаев осмотреть корабли вооружаемые, по причине, что лошадей еще для меня за Бугом не успели поставить, но что я чуть только движусь, тому Бог свидетель. Жар — я подобного не видал еще. Цалую Ваши ручки и по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический P.S. Флот до получения моего ордера паки вышел к Румелийским берегам искать неприятеля3. Я отправил легкое судно «Березань» с двумя турками объявить постановленное перемирие и желал бы, чтоб скорей достигли которого ни есть флота. 1142. Г. А. Потемкин — Екатерине II6 августа [1791]. Яссы Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня, я вчерашнего дни сюда прибыл. Зделал слишком пятьсот верст в тридцать часов. Что устал и изнемог, о том ничего не говорю, а только доношу, что еду чрез час отсюда в Галац, где все употреблю к скорейшему окончанию. Хотя важных новостей нет, но я рапорты и письмы, полученные от Князя Репнина, все здесь подношу1. Флот наш в море, и ни мои, ни К[нязя] Репнина извещения его застать уже не могли, разве посланное мое судно. Но, естли турецкий имеет сведение о перемирии, то я уповаю, что ничего не последует. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Подношу здесь благодарительное письмо от Г[енерала] К[нязя] Репнина. 1143. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои из Кременчуга от 1 августа я получила и по оным тебе заготовленным рескриптом ответствую1. Спасибо за то, что часто пишешь. Пожалуй, продолжи: сие служит к моему удовольствию совершенному; я радуюсь надеждою о мире, кажется, на лад идет. Что на море ничего не будет из того видно было, что турки отходили от боя, а наши догоняли, а теперь опасаться надо эквинокцию сентябрьскую, и в ней, чур, по морю не ходить, памятуя нещастье 1786. Сказывают, что язва из Александрии перенесена в Царьград. Бога для, возьми всевозможные осторожности, чтоб к тебе не затащили, а от тебя внутрь России. Что ты замучился и болен, о том всем сердцем жалею, помоги тебе Бог. Прощай, любезный друг. Царское Село. Авгу[ста] 9 ч., 1791 1144. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Обрадовал ты меня нечаянно прелиминарными пунктами о мире, за что тебя благодарю душою и сердцем. Дай Боже скорее совершить сие полезное дело заключением самаго мира. Осьмимесячный срок перемирия долог1. Пожалуй, постарайся кончить скорее, тем паче, что и дворам сказано, и они согласились: естьли в четыре месяца турки не кончат, тогда их покинут, а нам вольно уже и повысить кондиции2. И так осьмимесячный срок — контрадикция с четырехмесячным. А только сказать можно, что Репнин не знал условия со дворами, туркам помогающим. Другое дворам сказано, что крепости строить всякому на своей земле есть право всякого Государя, и так постарайся, пожалуй, сие одержать и по трактату. Оно же и артикул Канарджийского, который уже турки возстановленным признали. Желаю весьма, чтоб великие жары и труды дороги здоровью твоему не нанесли вред в теперешнее паче время, когда всякая минута требует нового труда. Adieu, mon Ami, помоги тебе Бог. У нас все ужасно как рады. Из Царского Села. Авг[уста] 12 ч., 1791 г. 1145. Г. А. Потемкин — Екатерине II15 августа [1791] Галац Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. 7-го числа приехал я в Галац и на другой день прислал визирь меня поздравить драгомана своего и Бинчауша1. В письме своем ничего не сказал, но только что дал он комиссию говорить мне словесно. Разговор состоял в том, что будто Султан не апробовал ничего и ему беда2. Я дал добрый окрик, и все потом пришло на лад. Много было говорено, но не могу описать, сил нет. Я болен крайне и, ежели обратится моя лихорадка в гнилую горячку, как то здесь обыкновенно, то уже не в силах буду выдержать3. Флот наш в море, и думаю, что туркам худо: потому что визирь просил ордера, чтоб остановил. А стоит он ниже Варны, разогнавши флот турецкий. Ожидаю скоро известия. Принц Виртембергский скончался, и я, на выносе его будучи, занемог4. Бог свидетель, что замучился, идет 2-ой безперерывный параксизм. По смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Место так нездорово, что почти все люди перенемогли. Платону Александровичу мой поклон, а писать не могу. Прилагаю письмо визирское и рапорт при выходе его из Севастополя5. 1146. Г. А. Потемкин — Екатерине II[После 15 августа 1791] Я еду в Гущ, куда и полномочные будут1. С моей стороны я назначил: Г[енерал]-Пор[учика] Самойлова, Г[енерал]-Майора Рибаса, Штатского С[оветника] Лашкарева. 1147. Г. А. Потемкин — Екатерине II24 августа [1791] Благодаря Бога опасность миновалась, и мне легче. Осталась слабость большая. День кризиса был жестокий. Я не уповал уже Вас, матушка родная, Всемилостивейшая Государыня, видеть. Еду к Яссам, в Чардан1. Будьте уверены, что я не упущу Ваших интересов. Правда, что срок велик восемь месяцев, но я исправил, дав чувствовать визирю, что минуты протягивать не дам. Из Ясс подробный пришлю журнал всему происходившему. Немогу, прости меня, душа родная и мать. До последнего издыхания вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Платону Алекс[андровичу] мой поклон. 1148. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБлиз Ясс. Чардан. [24 августа 1790] Поспешая отправлять из Вены полученныя известия, не могу теперь отвечать на все полученное мною, сокращаюсь только поздравить Вас, матушка родная, с дарованную от Бога знаменитою победою. Видна тут к тебе, кормилица, Божия помощь, ослепившая вероломца забиться в мешок; на открытом море ни с какой превосходностию сил получить бы того не случилось. Сколь я сорадуюсь, то Богу известно, и молю Его о довершении. От визиря письмо получил, все с уверениями о полномочных1. После завтре отправлю курьера, а теперь поспешаю, дабы скорей получить на представленные от меня пункты разрешения. Прости, моя родная матушка, цалую ручки Ваши. Вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 1149. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 15 августа до моих рук доставлены, из которых усмотрела пересылки твои с визирем, и что он словесно тебе сказать велел, что ему беда, и что ты ответствовал, почитая все то за обман. Но о чем я всекрайне сожалею и что меня жестоко безпокоит — есть твоя болезнь1 и что ты ко мне о том пишешь, что не в силах себя чувствуешь оную выдержать. Я Бога прошу, чтоб от тебя отвратил сию скорбь, а меня избавил от такого удара, о котором и думать не могу без крайнего огорчения. О разогнании турецкого флота здесь узнали с великою радостию, но у меня все твоя болезнь на уме. Смерть Принца Виртембергского причинила Великой Княгине немалую печаль. Прикажи ко мне писать кому почаще о себе. Означение полномочных усмотрела из твоего письма. Все это хорошо, а худо то только, что ты болен. Молю Бога о твоем выздоровлении. Прощай, Христос с тобою. Авгу[ста] 28 дня, 1791. Платон Александрович тебе кланяется и сам пишет к тебе. 1150. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 24 августа успокоило душу мою в рассуждении тебя самого, понеже увидела, что тебе есть лехче, а до того я была крайне безпокойна. Но не понимаю, как, в крайней слабости быв, можешь переехать из места в место. Контр-Адмирал Ушаков весьма кстати Селима напугал. Со всех мест подтверждаются вести о разграблении Мекки арабами и что шерифа Меккского держат под караулом, а Меккою завладели. Я весьма любопытна видеть журнал обещанный1. Пожалуй, напиши ко мне — чрез кого ты послал к Дюку Ришелье орден Св. Геор[гия], шпагу и мое к нему письмо2. Он доныне ничего не получил еще. Платон Александрович тебе кланяется и сам писать будет к тебе. Он весьма безпокоился о твоей болезни и один день не знал, что и как печаль мою облегчить. Прощай, Бог с тобою. Я здорова. У нас доныне теплые и прекрасные дни. С[анкт]-П[етербург]. Сен[тября] 4 чис[ла], 1791 г. 1151. Г. А. Потемкин — Екатерине II6 сентября [1791] Хорошо было, но стало хуже. Четверо сутков безпрерывный жар и боль головная и слабость крайняя. Я во власти Божией, но дела Ваши не потерпят остановки до последней минуты1. Не безпокойтесь обо мне, матушка родная, верьте и тому, что Богу известно, что с благодарностию неограниченною и привязанностию истинно сыновнею до последнего издыхания вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Пот меня облегчил. Искренний поклон Платону Алек[сандровичу]. Истинно не смог писать. 1152. Г. А. Потемкин — Екатерине IIБлагодаря Бога, есть мне легче, моя матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Ожидаю полномочных, по приезде их стану стараться кончить с помощию Божиею. Кормилица моя, я до последнего издыхания Ваш вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический 10 сентября [1791] 1153. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Твои письмы от 29 августа и 6 сентября мною получены1. Первое меня много обрадовало, ибо видела, что тебе было лехче, а другое паки во мне умножило безпокойство, видя, что четверо сутки ты имел непрерывный жар и боль в голове. Прошу Бога, да подкрепит силы твои. Не сумневаюсь, что по делам все пойдет, но каково больному дела, я по себе знаю. Я, слава Бога, здорова, и колики отстали вовсе, чего приписываю поясу и венгерскому, что Вы посоветовали употребить. Прощай, мой друг, Христос с тобою. Сен[тября] 16 ч., 1791 г. Платон Александрович благодарит за поклон и сам к тебе напишет. 1154. Г. А. Потемкин — Екатерине II16 сентября [1791]. Яссы Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Благодаря Бога я начинаю получать силы, хотя очень помалу. Но стреляние в ухо меня мучит. Такого году никогда не бывало: все немогут. Дом мой похож на лазарет, в армии в лазаретах больных 8 т[ысяч], да при полках 10 тыс[яч]. Слава Богу, что не мрут. Турков жду чрез четыре дни1. Много ожидаю плутовства, но я остерегусь. Описание всему, что было говорено с драгоманом и другими, пришлю с будущим курьером2. Ей Богу, не могу написать, так голова слаба3. Цалую ручки Ваши и по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический К Ришелье я послал все с П[ринцем] Нассау. Иначе было не с кем. Да я его считал едущего в армию по его письму, но узнал от Сомбрюля, что он не поехал4. 1155. Г. А. Потемкин — Екатерине II21 сентября 1791. Яссы Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Третий день продолжается у меня параксизм. Сил лишился и не знаю, когда будет конец. Я по смерть вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Платону Александровичу мой поклон. 1156. Г. А. Потемкин — Екатерине IIСекретно Ежели Бог даст, что скоро согласимся о мире, нужно меня разрешить предварительно, как итти отсюда, ибо ежели не чрез Польшу, то нет возможности инде прокормить да и провезти больных степью нет способу. Весьма меня заботит и флот гребной. Опасаюсь, что Лиман замерзнет прежде, нежели оный притти может. К.П.Т. 21 сент[ября] 1791. Яссы 1157. Г. А. Потемкин — Екатерине II26 сентября 1791 г. Яссы Матушка Всемилостивейшая Государыня! Измученный жестокими моими страданиями не могу я сам писать. Попов донесет Вашему Величеству о моем состоянии, я же до последнего издыхания Ваш благодарнейший и вернейший подданный Князь Потемкин Таврический Матушка моя родная. 1158. Г. А. Потемкин — Екатерине II27 сентября 1791 Матушка родная, жить мне больше тяжело, что тебя не вижу. 1159. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Всекрайне меня безпокоит твоя болезнь. Христа ради, ежели нужно, прийми, что тебе облегчение, по рассуждению докторов, дать может1. Да, приняв, прошу уже и беречь себя от пищи и питья, лекарству противных. Бога прошу, да возвратит тебе скорее силу и здравье. Прощай, мой друг. Платон Александрович тебя благодарит за поклон и весьма тужит о твоем состоянии. С имянинами тебя поздравляю и посылаю шубенку2. Сент[ября] 30 ч., 1791 1160. Г. А. Потемкин — Екатерине II2 октября 1791. Яссы Матушка Всемилостивейшая Государыня! В теперешнем болезнию изнуренном состоянии моем молю Всевышнего да сохранит драгоценное здравие твое, и повергаюсь к освященным Вашим стопам Вашего Императорского Величества вернейший и благодарнейший подданный Князь Потемкин Таврический Матушка, ох как болен. 1161. Екатерина II — Г.А. ПотемкинуДруг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 25 и 27 я сегодня чрез несколько часов получила1 и признаюсь, что они крайне меня безпокоят, хотя вижу, что последние три строки твои немного получе написаны. И доктора твои уверяют, что тебе полутче2. Бога молю, да возвратит тебе скорее здоровье. Окт[ября] 3 ч., 1791 1162. Г. А. Потемкин — Екатерине IIЯссы. 4-го октября 1791 году Матушка Всемилостивейшая Государыня. Нет сил более переносить мои мучения. Одно спасение остается оставить сей город, и я велел себя везти в Николаев. Не знаю, что будет со мною. Вернейший и благодарнейший подданный Одно спасение уехать. Примечания:1 Цифрами без скобок обозначены номера комментариев к каждому письму, помещенных в конце книги в разделе «Комментарии», где сохранена та же нумерация, что и в самой переписке. 2 Когда Великий Князь уйдет от меня, я дам вам знать, а пока что развлекайтесь как можно лучше, не в ущерб однако честным людям, к коим я себя причисляю. Прощайте, мой добрый друг (фр.) 3 Мой дорогой друг, будьте любезны выбрать мне какие-нибудь подарки для духа 5 и сообщите мне, если можете, как вы поживаете? Не имея никаких непосредственных сношений и из-за отсутствия господина Толстяка, я вынуждена беспокоить вас2. Посему приношу вам свои извинения (фр.). 4 Мой милый друг, я вас прошу послать или дать прилагаемую записку господину Толстяку. Это для духа Калиостро1 (фр.). 5 Мой дорогой друг, я только что вышла из бани. Дух желал пойти туда третьего дня, но сегодня это будет трудно. Во-первых, потому, что уже девять часов. Во-вторых, потому что все мои женщины налицо и, вероятно, уйдут не ранее, чем через час. И, кроме того, пришлось бы опять ставить воду и пр. Это взяло бы остаток утра. Прощайте, мой дорогой друг (фр.). 6 Друг мой, я отобедала, но надобно, чтобы и другие тоже пообедали. Итак, когда господин Толстяк пообедает1, будьте любезны известить меня об этом или прислать его (фр.). 7 Мой дорогой друг, несмотря на удовольствие, которое нам доставили «духи Калиостро», я встревожена мыслью, что злоупотребила вашим терпением и причинила вам неудобство долговременностью визита. Мои часы остановились, а время пролетело так быстро, что в час (ночи) казалось, что еще нет полуночи. У меня еще одно сожаление: это то, что полтора года назад вместо этого «замороженного супа» у вас не было под рукой химического снадобья Калиостро1, столь нежного и приятного и удобного, что оно благоухает и придает гибкость и уму, и чувствам. Но баста, баста, милый друг (ит.), не следует слишком надоедать вам. Мы полны благодарности и разного рода чувствами признательности и уважения к вам2 (фр.). 8 Прощайте, милостивый государь (фр.). 9 Мой дорогой друг, как вы поживаете? Я люблю вас всем сердцем. В эту ночь я кашляла много, два раза сряду. Вот, что я думаю сказать Князю1 (фр.). 10 Друг мои, велите дать вина или какого хотите напитка матросам и солдатам, которые работали на верфи и в крепости сегодня на мой счет, а деньги возьмите у Стрекалова (фр.). 11 Прощай, мой золотой фазан (фр.). 12 Ободрите же меня чем-нибудь (фр.). 13 Прощайте, моя юла — от toton (фр.). У Екатерины ошибочно — tonton. 14 Когда вы лучше узнаете меня, вы будете уважать меня, ибо, клянусь вам, что я достойна уважения. Я чрезвычайно правдива, люблю правду, ненавижу перемены, я ужасно страдала в течение двух лет, обожгла себе пальцы, я к этому больше не вернусь. Сейчас мне вполне хорошо: мое сердце, мой ум и мое тщеславие одинаково довольны вами. Чего мне желать лучшего? Я вполне довольна. Если же вы будете продолжать тревожиться сплетнями кумушек, то знаете, что я сделаю? Я запрусь в своей комнате и не буду видеть никого, кроме вас. Если нужно, я смогу принять чрезвычайные меры и люблю вас больше самой себя (фр.). 15 О, господин Потемкин, что за странное чудо вы содеяли, расстроив так голову, которая доселе слыла всюду одной из лучших в Европе? (фр.) 16 в затруднении (фр.). 17 я стала сомнамбулой (фр.). 18 дух Калиостро (фр.). 19 Это называется насмехаться над людьми (фр.). 20 прелестный (фр.). 21 резонер по роду занятий (фр.). 22 Нужны, сударь, унимающие боль лекарства, много холодной воды, несколько кровопусканий, лимонный сок, чуть-чуть вина, есть мало, много дышать свежим воздухом и так много двигаться, чтобы приходить домой без задних ног (фр.). 23 Прощайте, французские пять томов ин-фолио, т. е. форматом в пол листа (фр., ит.). 24 кстати (фр.). 25 Это чувство честного человека, души, исполненной искренности. Это похоже на его отца (фр.). 26 Вы делаете мое счастье. Дай Бог, чтобы я могла сделать ваше (фр.). 27 Мое сердце, мой ум и мое тщеславие одинаково и совершенно довольны Вашим Превосходительством, ибо Ваше Превосходительство превосходны, сладостны, очень милы, очень забавны и совершенно такие, какие мне нужны. Мне кажется, чертовски трудно пытаться покинуть вас (фр.). 28 Прощайте, мой золотой фазан. Я вас очень, очень люблю (фр.). 29 Прощайте, мое сокровище (фр.). 30 Нужно ли его допустить к малому вечернему столу вместе с Елагиным? (фр.). 31 сердце мое, нужна перемена в слоге, и посему говорю (фр.). 32 Прощайте, мое сокровище (фр.). 33 Прощайте, мое сокровище, часто у вас нет здравого смысла, но вы всегда любезны (фр.). 34 Здравствуйте, сердце мое. Как поживаете (фр.)? 35 Вы не отдаете себе справедливости, ибо вы сами — истинная сладость. Вы милы чрезвычайно (фр.). 36 Прощайте, сердце мое (фр.). 37 Гяур, москов, казак. Казак, москов, сукин сын [?]. 38 Иесус Мария — часто употребляемое католиками восклицание. 39 Я думаю, что гора родила мышь (фр.). 40 Знаете ли вы, что это письмо — пародия вашего (фр.) 41 Прощайте, мой прекрасный золотой фазан. Остаюсь вашей служанкой (фр.). 42 Разве Ржеуский и Жержбитский уехали? Или я буду еще иметь сегодня вечером удовольствие видеть их? Я очень рада видеть Великого Гетмана, но прошу вас, сделайте так, что когда он вернется, пусть вернется один (фр.). 43 Генерал, любите ли вы меня? Я очень любить Генерала (неправ. фр.). 44 но эта дурная голова слагает и разлагает фразы по своей фантазии, он берет от одной фразы слово и прикладывает его к другой. Это случалось у меня с ним сотни раз, и не сомневаюсь, что вы и многие другие это замечали, и, может быть, что также в эту минуту, когда он взбешен, у него зло на уме, и, не будучи в состоянии обрести равновесие, он кипит от ярости, и возможно, что его на это подбили другие. Я надеюсь, что вы уже имеете известия об особе, растерявшейся вчера во время скучного разговора, который вы вытерпели. Прощайте, мой друг. Будьте здоровы. Мне очень досадно, что вас встревожил сумасброд (фр.). 45 Сумасброд прислал сказать мне, что он уезжает, и действительно пришел ко мне проститься. Я велела обер-шталмейстеру послать вам эту записку, как только он уедет1. Он едет в город. Я не хотела ему в этом противоречить, так как он хочет остаться там лишь на короткий срок и там будет легче с ним справиться2. Он удручен и подавлен и показался мне более спокойным. Я весьма довольна, что он уехал отсюда. Добрый вечер, мой друг, завтра пришлите сказать мне, как вы себя чувствуете. Я очень скучаю без вас (фр.). 46 Господина Толстяка (фр.). 47 Прощайте, мой друг (фр.). 48 если Захар лжец, в чем не сомневаюсь, он наказан. Если он желал, чтобы вы были подле него, он должен быть доволен (фр.). 49 игра слов — Черныш — Чернышев, Разум — Разумовский. 50 и для вас сделали бы невозможное, и для того я буду также или вашей покорнейшей служанкой, или вашим покорнейшим слугою, или также обоими сразу (фр.). 51 Мне кажется, и И.И. Бетской согласен с моим мнением, что было бы хорошо, если бы вы могли сказать Пассеку, чтобы он уговорил «замороженный суп» уехать1 с ним в его Белорусские имения (фр.). 52 Генерал, у меня кружится голова от вашего проекта. Вы не получите от меня никакого покоя после праздника, пока не изложите письменно ваших идей. Вы редкий и очаровательный человек. Я люблю вас и ценю всем сердцем навеки (фр.). 53 кстати (фр.). 54 я потеряла сегодня здравый смысл (фр.). 55 Как сказано, так и сделано, сударь (фр.). 56 Прощайте, сударь и милая юла (фр.). 57 дорогой супруг (фр.). 58 Здравствуйте, мое сокровище, как вы поживаете (фр.). 59 Право, какова сила в этом образе мыслей простой женщины (фр.). 60 подразумевая (фр.). 61 сравнения (ит.). 62 С вами все становится легко, вот что значит воистину любить (фр.). 63 по совокупности (фр.). 64 Прощай, любовь или отставка (фр.). 65 Мой друг, я очень огорчена, что вы больны (фр). 66 Прощайте, моя юла (фр.). 67 Мой дражайший супруг (фр.). 68 Милый друг, дайте мне совет: у меня нет ни малейшего желания ехать в монастырь (фр.). 69 Я буду слушать обедню здесь и отобедаю за столом с Кавалерами1 (фр.). 70 в этом противоречие (фр.). 71 Нет ничего более дерзкого, чем сей «раб» (фр.). 72 «ничего, клянусь честью» (фр.). 73 «своей честью» (фр.). 74 Когда я узнаю и буду иметь список (фр.). 75 Здравствуйте, друг мой. Чувствуйте себя совсем хорошо и любите меня, ибо я вас очень, очень люблю (фр.). 76 Мой дорогой друг и супруг (фр.). 77 Прощайте, моя любовь, сердце мое (фр.). 78 Мой дорогой друг, Бог да поможет вам завтра поправиться (фр.). 79 Мой дорогой друг, я весьма огорчена тем, что вы больны. Пошлите за Кельхен (фр.). 80 Дорогой супруг (фр.). 81 надо ли дать Текутьеву 1000 крестьян или 600 (фр.). 82 чтобы нравиться вам, сердце мое (фр.). 83 Разве вы сердитесь на меня и почему (фр.)? 84 Здравствуйте, сердце мое. Как поживаете (фр.)? 85 Посылаю вам бумаги, которые вы желаете. Интерес, который вы к ним проявляете, может причинить мне лишь радость (фр.). 86 Здравствуйте, мой милый друг. Я люблю вас всем сердцем (фр.). 87 тем лучше (фр). 88 Добрый вечер, сердце мое. Я иду спать (фр.). 89 мой золотой фазан. Я люблю вас всем сердцем (фр.). 90 Я прошу вас простить меня, сердце мое, что я не пришла сегодня утром. Я встала поздно, посему люблю вас не меньше (фр.). 91 Помимо этого, надобно сказать лишь одно слово, а именно то, что я вас люблю, мой друг, от всего сердца (фр). 92 Я никогда не решусь придти, если вы не предупредите меня (фр.). 93 Сердце мое, я пришла к вам, но, увидав в двери спину секретаря или унтер-офицера, убежала со всех ног. Все же люблю вас от всей души (фр.). 94 Здравствуйте, сердце мое. Я встала поздно, спала всего четыре часа (фр.). 95 Двери будут открыты и все будет зависеть от желания и возможности того, к кому это относится. Что до меня, то я иду спать (фр.). 96 потому что я люблю вас, мой владыка (фр.). 97 но каким образом (фр.). 98 Друг мой, я написала Вам это, чтобы узнать, как вы поживаете. Я умираю от скуки. Когда вас снова увижу (фр.). 99 Друг мой, я грущу, когда не вижу вас. Пришлите ко мне кого-нибудь, чтобы поболтать (фр.) 100 Сказали ли вы Салтыкову зайти ко мне в послеобеденное время (фр.). 101 Прочтите эту записку, и если найдете, что она хороша, то я потом призову Пушкина1 и пошлю его с этой запиской (фр.). 102 Пошлите Милиссино1 в Гатчина с планами и скажите ему, чтобы он остерегся, как бы не утонуть (фр.). 103 Успокойтесь, друг мой, вот лучший совет, который могу вам дать (фр.). 104 Может ли сильный ветер возбудить воображение? Способствует ли хорошая или дурная погода хорошему или дурному расположению духа? Способствует ли хорошее или дурное телосложение силе или слабости ума, сердца или души (фр.). 105 Я буду обедать в Эрмитаже, сударь (фр.). 106 чудаков (ит.). 107 Прощайте, мой прекрасный фазан, я вас люблю пресильно (фр.). 108 что это письмо написано одним росчерком пера без понятия и копии нету (фр.). 109 черт возьми (фр.). 110 ибо как бы то ни было, я люблю вас всем сердцем и вы у меня в том же уважении (фр.). 111 Добрый вечер, сердце мое, я люблю вас со всей искренностью (фр.). 112 послезавтра день рождения нашего «духа» (фр.). 113 Дайте мне совет, что следует ему дать (фр.). 114 Вот уже три дня, как я, к моему большому горю, не видела вас (фр.). 115 в связи с днем рождения «духа», который завтра (фр.). 116 От фр. слова pacotille — дешевый товар. 117 я вас целую тысячу раз (фр.). 118 «Некоторые послания на различные сюжеты для и т. д.» Байера. «Послание к его Отечеству» было адресовано Вестфалии в 1743. Господин Бецкой применил его к России (фр.). 119 Послали ли вы вино тем двум полкам, что экзерцировали передо мною? И получили ли вы список лиц, кои заняты устройством фейерверка по случаю мира? Простите, что я надоедаю вам, сердце мое, но я желала бы, чтобы и то, и другое было сделано, так как я опасаюсь, чтобы эти мелочи не были забыты. Это доставляет удовольствие людям, а для тех, что устраивают фейерверк, это всегда делалось (фр.). 120 Я забыла сказать вам, что совершенно безразлично, проедет ли фельдмаршал днем или ночью через триумфальные ворота, устроенные для него на дороге, потому что они очень хороши также и днем (фр). 121 Мой друг, нужно ли всегда давать фельдмаршалу титул Задунайский (фр.)? 122 в ямщицкие генералы (фр.). 123 Таким образом, друг мой, если комическая опера не может быть в лесу, прикажите поставить комедию в Коломенском (фр.). 124 суд маршалов Франции (фр.). 125 я обещаю вам поступать так, словно ничего не было (фр.). 126 Могу ли я узнать, что за новая глупость взбрела вам на ум (фр.). 127 но что вы хотите, чтоб я сделала с этим пером. Разве что подарить его Попугаю (фр). 128 Если ваша компания развлекает вас, я весьма тому рада. Но из-за этого не надо забывать ваших друзей. Помните, что гордость не есть достоинство. Могу ли я иметь честь видеть вас, милостивый государь (фр.)? 129 Как вы думаете: нужнее ли и приличнее исправить это ребячество? Это, по-моему, называется — заставлять уважать свои капризы (фр.). 130 Взгляните, друг мой, после того, как вы мне сказали наградить доброе правление, могут ли эти часы служить для этой цели (фр.). 131 Дурное настроение и нетерпение вредят здоровью. Все, что делается со злобой и нетерпением, сделано плохо и гнусно. Когда поддаются дурному настроению, то из досады и по недомыслию всегда принимают самое дурное решение. Вот, что я прочла в одной книге. Если вы находите, что моя книга права, приходите ко мне (фр.). 132 Друг мой, так как я не знаю, кого вы пригласили, то я тем паче не знаю, кого взять с собой (фр). 133 Я выбрала для него перевязь в 1800 рублей, если вы не посоветуете мне чего-либо другого (фр.). 134 Чтобы покончить с тем, о чем вы со мной говорили, передайте ему, что я сама ответила (фр.). 135 Прощайте, сердце мое (фр.). 136 Прощайте, мое сокровище, я люблю вас всем сердцем (фр.). 137 Успокойте Ваш дух, ему нужно отдохнуть. В остальном же вы должны довериться доброте моего сердца, которое не любит видеть или причинять страдание. Мне хотелось бы найти такое же расположение в других по отношению ко мне (фр.). 138 Мне кажется, вы выставляете на вид эту холодность. Знайте, что это выставление на вид так же, как и эта холодность, — две глупости разом (фр.). 139 Друг мой, когда я даю раз, обязана ли я давать всегда? Этот раз я дам, но чтобы доставить вам удовольствие. Но я не хочу, чтобы давать стало моей обязанностью (фр.). 140 от frapper (фр.) — ранить. 141 шиканировать — притеснять, вредить (см. Даль). 142 от encourager (фр.) — ободрить. 143 Я никогда себя так хорошо не чувствую, как в тех случаях, когда движения моего доброго сердца не стеснены (фр.). 144 Иногда, слушая вас, можно сказать, что я чудовище, имеющее все недостатки и в особенности же — глупость. Я ужасно скрытная. И если я огорчена, если я плачу, то это не от чувствительности, но совсем по иной причине. Следовательно, нужно презирать это и относиться ко мне свысока. Прием весьма нежный, который не может не воздействовать на мой ум. Все же этот ум, как бы зол и ужасен он ни был, не знает других способов любить, как делая счастливыми тех, кого он любит. И по этой причине для него невозможно быть, хоть на минуту, в ссоре с теми, кого он любит, не приходя в отчаяние. И тем более невозможно ему быть постоянно занятым упреками, направленными то на одно, то на другое, каждую минуту дня. Мой ум, наоборот, постоянно занят выискиванием в тех, кого он любит, добродетелей и заслуг. Я люблю видеть в вас все чудесное. Скажите на милость, как бы вы выглядели, если бы я постоянно упрекала вас за все недостатки ваших знакомых, всех тех, кого вы уважаете или которые вам служат? Если бы я делала вас ответственным за все глупости, которые они делают, были бы вы терпеливы или нет?! Если же, видя вас нетерпеливым, я сердилась бы, встала бы и убежала бы, хлопая дверьми, а после этого избегала бы вас, не смотря на вас, и даже бы притворялась более холодной, чем на самом деле; если бы я к этому добавила угрозы — значит ли это, что я важничала? Наконец, если после всего этого у вас голова также разгорячена и кровь кипит, было бы удивительно, что мы оба не в своем уме, не понимали друг друга и говорили одновременно (фр.). 145 Желаете ли сделать меня счастливой? Говорите со мною о себе. Я никогда не рассержусь. 146 Друг мой, вы сердиты, вы дуетесь на меня, вы говорите, что огорчены, но чем? Тем, что сегодня утром я написала вам бестолковое письмо? Вы мне отдали это письмо, я его разорвала перед вами и минуту спустя сожгла. Какого удовлетворения можете вы еще желать? Даже церковь считает себя удовлетворенной, коль скоро еретик сожжен. Моя записка сожжена. Вы же не пожелаете сжечь и меня также? Но если вы будете продолжать дуться на меня, то на все это время убьете мою веселость. Мир, друг мой, я протягиваю вам руку. Желаете ли вы принять ее (фр.). 147 своя рубашка ближе к телу (фр.). 148 Мой муж сказал мне только что (фр.). 149 Мой дорогой и горячо любимый супруг, придите ко мне: вы будете встречены с распростертыми объятиями (фр.). 150 Признаюсь, кроме того, что я более люблю видеть ваше лицо, нежели вашу спину (фр.). 151 успокоение (фр.). 152 игре в мяч (фр.). 153 дорогой супруг (фр.). 154 от soupconner (фр.) — подозревать. 155 Я пишу это письмецо, чтобы сказать вам, что этой ночью во сне явились мне духи Калиостро и они мне сказали: «Всякий сон — ложь», но написано «Князь Потемкин» на химической микстуре, над которой он мудрит для тебя, он употребляет все сорта превосходных и весьма здоровых трав. Они мне назвали все травы по именам и прозваниям. Я могла бы сделать особый Каталог (но так как это не портит дела и в него не входит, то я откладываю его до другого раза). Но, — прибавили малые духи двухдюймового роста, — есть две травы, растущие на одном и том же стебле, которые он не ставит ни во что, или которые не хочет или забывает вводить туда. Однако, это очень существенно для тебя и для твоего счастья, чтобы они там находились. Эти травы — нежность и деликатность. Они не имеют других имен, но стебель, из которого они исходят, имеет священое имя для душ благородного происхождения. Я была поражена тем, что сказали мне духи. Я поспешила принести щепотку этих трав, о которых мне сказали духи, к вашему перегонному кубу. Все прочее осталось втуне. Но хотя я пошла на цыпочках и едва приблизилась к вашему перегонному кубу, как нашла вас на своем пути. Вы оттолкнули меня с такой силой, что я проснулась внезапно, и глаза мои купались в слезах оттого, что единственные травы, которые могли сделать хорошей микстуру, здоровой и приятной для меня, были именно те, которыми вы пренебрегли и о которых вы не хотели даже слушать. Проснувшись, я собралась с духом и сказала: «Нужно, чтобы он знал мой сон». Вот он. Если он вас не забавляет, вам стоит только сказать Калиостро, чтобы он держал своих духов в узде, чтобы они перестали являться мне, и я легко обойдусь без них (фр.). 156 Вы нанесли мне удар кинжалом в грудь за действия, достойные уважения, сказав, что подобноедействие с моей стороны ослабляет вашу любовь ко мне. Честное слово, если это любовь не настоящая, то нет причины для ссоры, так как я не сделала ничего, что могло бы оскорбить вас, и не сделаю и не имею намерения сделать это, несмотря на все то, что ваш живой и мнительный дух может натворить в вашем воображении при обычной вашей пылкости. Что бы вы не говорили, я не тревожусь относительно вас. Я очень хорошо знаю, что в любой миг у вас в словах мало уважения и внимания ко мне, но на самом деле в вашем сердце и в вашем уме для меня имеется много и того и другого. Я не раскаюсь тем, что я написала то письмо. Но я буду чувствительно огорчена эффектом, который оно произвело на вас, и я предвижу, что вы достаточно накажете меня, повторяя одно и то по этому поводу со всеми мыслимыми проклятьями. Следуя обычаю, я подчинюсь судьбе с покорностью, мужеством и терпением. Ну, начинайте! Только одного я не смогу перенести, если вы действительно перестанете меня любить (фр.). 157 Я не рождена для ненависти. Она не обитает в моей душе, я ее никогда не ощущала, не имею чести с нею знаться (фр.). 158 Вы на меня ворчали вчера целый день без всякой причины. Благодаря Богу сегодня вы, наконец, причину нашли. Я написала письмо, которое вам не понравилось. Но если бы вы могли на миг сообразить без всякого пристрастия его суть, вы бы увидели, что это письмо все же письмо императрицы подданному, который ее оскорблял легкомыслием, сумасбродством и отсутствием рассудка. Что императрица наказала, как она должна была наказать подданного, который ее оскорбил. Но в то же время она не забыла, что этот подданный часто рисковал жизнью, как приказывал ему долг на ее службе. Вот анализ (без страсти и горячности) этого письма. Письмо это достойно быть опубликованным (фр.). 159 происшествий (фр.). 160 для того, чтобы мой характер мог вернуться к натуральной для него нежности. Впрочем, вы заставите меня умереть (фр.). 161 от embarrasser (фр.) — стеснять. 162 Друг мой, ваше воображение вас обманывает (фр.). 163 не стеснена. 164 Послушайте, друг мой, ваше письмо повело бы к длинным рассуждениям1, если бы я пожелала ответить на него подробно. Но я выбрала из него два существенных пункта. Во-первых, Аничков дом. В Москве же требовали четыреста тысяч рублей. Это огромная сумма, которую я не знала бы, где достать. Но пусть Елагин спросит о цене: может быть, он и дешевле. Это дом — непригодный для жилья и грозящий разрушением2. С одной стороны вся стена в трещинах, содержание и восстановление обойдутся, я думаю, недешево. Второй пункт — о дружбе. Смею утверждать, что нет друга более верного, чем я. Но что требуется, чтобы быть другом? Мне всегда казалось, что это взаимное доверие, и с моей стороны оно было полное. Уже давно я высказала вам мои мысли по этому поводу. Остается узнать, что перетягивало на весах со стороны доверия и т. д. Но довольно рассуждать: я не хочу ни спорить, ни раздражать. Я умею уважать и знаю цену вещам (фр.). 165 От dissipation (фр.) — рассеяние, рассеянный образ жизни 166 пощади мои нервы (фр.). 167 В вашем письме столько же смысла, как в менуэте (фр.). 168 Мой дорогой друг, взгляните, устраивает ли вас подобный оборот дела. Я надеюсь, что вы не уедете, не повидавшись со мною. Вы не отдаете должного моим чувствам. Это меня огорчает (фр.). 169 Друг мой, сделали ли вы что-нибудь по переустройству ваших губерний?1 И занимались ли вы ими после вашего приезда или нет? Прошу вас о том меня уведомить (фр.). 170 План, составленный в продолжение четырех-пяти месяцев (о котором даже были уведомлены NВ город и предместья), чтобы вонзить кинжал в грудь своей подруги, особы, которая любит нас более всего, которая имела в виду только лишь наше действительное и постоянное счастие; делает ли подобный план честь уму и сердцу того, кто его составил и приводит в исполнение (фр.)? 171 правильно «medius termenus» (лат.) — среднее между двумя крайностями. 172 Мой дорогой и горячо любимый друг, будьте уверены, что мое сердце нежно разделяет все то, что может вас огорчать. Я не люблю говорить о грустных вещах (фр.). 173 Добрый вечер, друг мой, завтра я скажу вам (фр.). 174 Но все это потерянные слова, ибо вы с лицами заинтересованными не более обо мне говорить будете, чем со мною о них. Прощайте, мой друг, я есмь и буду ужасно сердита на вас, пока не увижу вас. А это, мне кажется, будет и Бог знает где, и Бог знает когда (фр.). 175 и устроить его судьбу (фр.). 176 Прощайте, мой дорогой и горячо любимый друг (фр.). 177 У Симы нет часов. Дайте ему эти от меня, мой милый друг (фр.). 178 высоком прибытии — от exhausser (фр.) — поднимать, возвышать. 179 Мне кажется, что в моей конюшне есть турецкие лошади. Они в вашем распоряжении. Целую вам руки и приказываю Перюше (Попугайчику) поклевать их (фр.). 180 но при условии, что Перюша не будет строить проектов атаки этого ретраншемента (фр). 181 Прощайте, друг мой, будьте здоровы и главное будьте веселы и довольны. В противном случае это меня огорчит (фр.). 182 Вы ему послали превосходную трость. Он похож на шведского короля, но, без сомнения, превосходит его в благодарности по отношению к вам (фр.). 183 Прощайте, мой добрый друг, будьте здоровы (фр.). 184 Знаете ли вы, друг мой, что я написала в течение трех дней. Это отзывается поэзией: отправляйтесь к Назии и возвращайтесь к нам веселым, как зяблик (фр.). 185 Если ваш отъезд тому причиною, вы неправы (фр.). 186 Я буду иметь честь сказать вам, Перюша, в скором времени, что я люблю вас всем сердцем (фр.). 187 Вот, кто платит денежные долги Перюши (фр.). 188 Я даю вам приложенные строки Перюше, покажите их ему (фр.). 189 Что вы делаете? Что делает моя Перюша (фр.). 190 Верхнее платье для верхнего платья (фр.). 191 Большое спасибо, милый друг, за великолепную и прелестную шкатулку, которую вы мне прислали. Она мне так же приятна, как и вы сами милы (фр.). 192 Добрый вечер, друг мой (фр.). 193 Говорите яснее, не то рассержусь. Я бы хотела лучше, чтобы вы мне сказали сразу все эти хорошие слова и то, чего вы желаете, не как урывками всякий день чего-нибудь (фр.). 194 Дитятя уехал3 и это все. Впрочем, переговорим вместе (фр.). 195 в замке Тундертентрунк, по-гречески Кекериксина. Прощайте, мое сокровище, да благословит вас небо и в особенности да увижу вас завтра развеселым, не то буду дуться, в Эспенбауме4 196 от paraclit (греч.) — Святой Дух-утешитель. 197 от attraction (фр.) — притяжение. 198 Черт возьми, вот что ясно, как Божий день (фр.). 199 Это ангел, большое, большое, большое спасибо (фр.). 200 Прощайте, мой дорогой и горячо любимый друг, обнимаю Вас (фр.). 201 Прощайте, мое сокровище. Благодаря тебе и царю Эпирскому я весела, как зяблик, и хочу, чтобы и ты был также весел и здоров. Большое спасибо за плоды. Рисунки посмотрю сегодня, когда у меня не будет другого дела (фр.). 202 Я вас целую тысячу раз, мой друг, за ваше сегодняшнее письмо (фр.). 203 Я была очень больна вчера головою, но сегодня здорова. Прощайте, друг мой, вы милы и остроумны, как ангел (фр.). 204 Прощайте, мои дорогой друг, Я целую вас и очень желаю видеть, так как люблю вас от всего сердца (фр.). 205 Вы хорошо судите, что у меня не может быть лично никакого сравнения между вами и герцегом Курляндским1. И, конечно, во всю мою жизнь я с величайшим удовольствием и усердием буду склонна к тому, что может доставить или только способствовать вашему благосостоянию. В деле, о котором приходил вчера мне говорить Михельсон2, должно прежде всего установить правила справедливости и правосудия, дабы, исходя из них, придать прочность этому делу. Справедливого или ложного недовольства какого-нибудь беспокойного подданного недостаточно для удовлетворения Европы. Недовольство, которое я могу иметь в деле его жены, которой я покровительствовала, также недостаточно для того, чтобы я переделывала свой собственный труд3. Приведите в безопасность славу и справедливость и рассчитывайте после того, что никто не будет ратовать за вас с большим рвением и искренностью, чем я, потому что я люблю вас и убеждена, что и вы привязаны ко мне сильнее, чем кто-либо на свете4. Не примите это подобно Юпитеру-Громовержцу, которого вы изображаете, когда ваша кровь кипит, но помните о греческой надписи золотыми буквами в вашем саду Фемиды. Суббота, в четыре часа утра (фр.). 206 Я не могла ему отказать в вещи, столь не трудной для выполнения, чтобы сделать его довольным. Тем более, что он действует из признательности. Прощайте, друг мой. Когда я увижу вас снова в добром здоровье, я расцелую вас от всего сердца (фр.). 207 Прощайте, друг мой, я вас нежно целую (фр.). 208 Матя, мы вернулись, теперь хотим ужинать (фр.). 209 Мне надобно с вами поговорить (фр.). 210 Боже мой, кто бы мог подумать, что вы вернетесь? Приглашены ли вы в Гатчину (фр.). 211 Нет, я не приглашен. Княгиня Орлова привередничает, и не потому, чтобы ездить туда, я вернулся, но потому что вам обещал (фр.) 212 Мой дорогой друг, я очень рада знать, что вы здесь. Мне досадно, что вы больны. Не захожу к вам (фр.). 213 Вот как разоряется знать (фр.). 214 Право, удивляюсь, как вы находите это столь веселым. Если это могло бы оплатить ваши долги или оплачивать их, ну, тогда в добрый час. Эта мысль может радовать. Но если эти деньги, извлеченные из святилища, к коему при экономных расходах не нужно было бы притрагиваться, будут употреблены на вещи, без которых можно обойтись, и вы останетесь обремененным долгами, — сознаюсь вам, что буду бесконечно сожалеть о том, что на этот раз из любезности к вам было мною сделано (фр.) 215 Сожалею, но все же должно ругать молодых людей, вроде вас, когда их друзья видят, что они расточительно ведут хозяйство и не держат своего слова (фр.). 216 Мой милый друг, мне бесконечно жаль, что, может быть, я была причиной вашей головной боли. Мое письмо, полагаю, ускорило ваше возвращение. Извините за пылкость, которую оно содержало. Мое положение вчера было так ужасно, что все приводило меня в нетерпение. Это был несносный день. Сегодняшняя утренняя прогулка пролила бальзам на мою душу. Я не решаюсь спросить у вас об участи моей вчерашней маленькой записочки. Я хорошо вижу, что он не сделался придворным царя Пирра, потому что если бы он был здесь, то, думаю, почтил бы его хоть словом в ответ. Может быть также, что мои претензии слишком велики, но это потому, что уже несколько дней, как мое суждение затуманилось (фр.). 217 Прощайте, друг мой дорогой, будьте здоровы и возвращайтесь скорее, чтобы найти ваших друзей, которые вас любят (фр.). 218 Друг мой, здесь так холодно, что я решила завтра или сегодня вечером ехать в Царское Село (фр.). 219 призвать, приманить (старинное русск.). 220 NB. Вся родня, которую он любит, ужинает у него, но он ушел, как он мне сказал, провести вечер у Марины Осиповны. Если бы вы кстати имели какого-нибудь осведомителя, который бы мог подстеречь у дверей ее сиятельства мадемуазель графини или мог оказаться при выходе его от Осиповны (вместо того, чтобы пойти к нему), это было бы хорошо. Добрый вечер, мой друг (фр.). 221 через посланного (фр.). 222 Имею удовольствие сообщить вам, что сударь говорит о Катеньке: что она и любезнее, и внимательнее, и красивее, чем все нынешние фрейлины. Он говорит о ней с большой охотой, находит очень приятным быть с ней. Вот, что мне известно до сих пор; вскоре Рибас приедет ко мне и о том, что она расскажет, я вас уведомлю (фр.). 223 Маленький Бобринский говорит, что у Катеньки больше ума, чем у всех прочих женщин и девиц в городе. Хотели узнать, на чем он основывал это мнение. Он сказал, что, на его взгляд, это доказывалось одним лишь тем, что она носит меньше перьев, меньше румянится и украшается драгоценностями, чем другие. В опере он задумал сломать решетку своей ложи, потому что она мешала ему видеть Катеньку и быть видимым ею. Наконец, я не знаю, каким способом, он ухитрился увеличить одну из ячеек решетки и тогда — прощай опера. Он не обращал на нее больше внимания. Вчера он защищался, как лев, от Князя Орлова, который хотел высмеять его за его страсть. Он отвечал ему под конец с таким остроумием, что заставил его замолчать, так как сказал ему, что Катенька вовсе не была его двоюродной сестрой (фр.). 224 Судя по тому, что мне сказал вчера Рибас, его ученику не всегда нравится, чтобы его таким образом назидали в нравственности. Я думаю, что эти проповеди не произведут на него большого впечатления. Впрочем, я знаю, что тон папа не нравится ему всегда (фр.). 225 У него много чистосердечия и наивности (фр.). 226 Честное слово, не буду об этом говорить, но вчера Бетский спросил меня: так ли это и что об этом говорят люди в городе? Я поклялась, что ничего не знаю; как в действительности и было до вашей послеобеденной записки1. Прощайте, друг мой, будьте здоровы (фр.). 227 Отправилась ли сегодня Катенька в кадетский корпус (фр.)? 228 Катенька вчера творила чудеса. Она очаровала всех своей любезностью и манерами. Госпожа Рибас поехала к своему мужу, чтобы узнать, что говорит сударь (фр.). 229 Князь в отчаянии (фр.). 230 отчаяния (фр.). 231 у меня нет моего друга, моего князя (фр.). 232 нужно, чтобы вы начали доставлять мне материалы, которые бы убедили меня в возможности (фр.) 233 Мой дорогой друг, я кончила обедать и дверь с маленькой лестницы открыта. Если вы хотите говорить со мной, вы можете прийти (фр.). 234 Если бы я следовала только движениям нетерпения и природной живости, то, как только дошло бы до меня ваше письмо, т. е. в 10 часов вечера, я села бы в карету и устремилась бы, нигде не оставаливаясь, прямо в Могилев, где, к моему сожалению, граф Фалькенштейн меня опередил. Но как это причинило бы вред его инкогнито, то размышление удержало мое первое движение, и я буду продолжать свой путь так, как вам известно он был начертан. Буду ночевать завтра в Шилове3, а в воскресенье приеду к обедне в Могилев (фр.). 235 Ничто не может быть более лестным и приятным, как письмо присланное мне вами. Прошу повторить графу Фалькенштейну уверение, что мое первое желание — всеми способами сообразоваться с тем, что может сделать ему сносным пребывание его в Могилеве (фр.). 236 Я думаю, что ни один ныне живущий государь не подходит к нему, касательно заслуг, сведений и культуры. Я в восхищении, что познакомилась с ним; даже как частное лицо он был бы превосходным знакомством. Прощайте, мой добрый друг (фр.). 237 Мой добрый друг, пусто без тебя, я буду в восхищении опять видеть вас и распоряжусь относительно помещения вашего в Царском Селе (фр.). 238 Скажите принцу Де Линь, мой друг, поблагодарив его за книгу, что описание Белёйля восхитило меня. Я всегда любила буйные головы и читала немного книг, которые содержали бы больший круг сведений о силе воображения, чем его книга. Я разделяю его мнение, когда он говорит: пусть видят все и думают обо всем с хорошей стороны. Пусть никто не жалуется (фр.). 239 Если вы находитесь в некотором затруднении, скажите мне откровенно все, я постараюсь вывести вас из него (фр.). 240 Возможно, я осмелюсь (фр.). 241 Я полагаю, что угадываю, о чем идет речь. В моем возрасте так мало уверенности понравиться, но я думаю, что я прибегну к вашей доброте. Между тем, я стараюсь примечать, соответствуем ли мы друг другу (фр.). 242 Делайте, как вам угодно (фр.). 243 Приказывайте, и я сделаю все, что вы хотите (фр.). 244 Мне нечего вам приказывать, но я охотно выведу вас из затруднения (фр.). 245 Мне любопытно узнать, что у Кобенцеля в мешке и когда тот опустеет. У меня мысль, которая может помочь всему, а именно: выпустив всякие разговоры и речи об альтернативе, каждый государь издал бы письменно по экземпляру договора, и чтобы начали его так: я или мы, Божиею милостию обещаем дать нашему дорогому брату (сестре) это и то, смотря по содержанию статей, о которых будет согласие, и каждый подпишется и эти подписи будут разменены, и тогда… (фр.). 246 Мой старинный друг Пилад1 - человек умный (фр.). 247 Мой дорогой друг, позвольте мне объясниться с вами по вопросу, который живо трогает нас обоих и нам близок, о котором вы говорили со мною три дня назад и который, как я вижу, вас беспокоит, что при моей дружбе к вам тревожит и меня. Вы предполагаете, что я против взаимной склонности этих молодых людей. Тогда я могу сказать искренне, что я и не была никогда, и не есмь против. Я думаю, что наше желание одинаково: и вы, и я желаем, чтобы они были счастливы. Но для того, чтобы это было, надобно, чтобы и с той, и с другой стороны это было делом, зависящим от них самих и от их взаимной склонности. Я обещаю вам, что ни прямо, ни косвенно не буду противиться этому. Но я не могу скрыть от вас, что этот юноша еще не возмужал, что он глуповат и неловок и что, возможо, сейчас он может быть не устраивает женщину, что только нарушит их благополучие и причинит много огорчений (фр.). 248 Я высказала свое мнение с чистосердечием и дружески. Если я смотрю близоруко и вы можете снабдить меня более основательными мыслями, я выслушаю их дружески и с удовольствием (фр.). 249 Я пишу вам эту записку, чтобы избавить вас от долгого чтения, в котором вы не найдете ничего из того, чего ищете (фр.). 250 Прощайте, мой дорогой друг, возвращайтесь возможно скорее и будьте здоровы (фр.). 251 Это дело, мне кажется, деликатное по последствиям, и его надобно избегать еще на некоторое время (фр.). 252 здоровым и веселым, как рыбка (фр.). 253 Господин Янкович будет желательным гостем завтра в понедельник или точнее во вторник после обеда, между 5 и 6 часами вечера. Я говорю — вторник, — потому что возможно он устал от путешествия или у него могут быть другие подобные препятствия, вызванные той же причиной (фр.). 254 несессер (фр.). 255 это может быть (фр.). 256 Прощайте, мой друг, будьте здоровы (фр.). 257 ибо, моя любовь, для тебя у меня нет иных (фр.). 258 моменту весьма благоприятному, чтобы многое решить (фр.). 259 Мой друг, пригласите к себе графа Кобенцеля и, когда он придет, пошлите ко мне за письмом Великой княгини, которое я только что получила с нарочным и которое я не посылаю вам теперь, потому что спешу отвечать на него и, удерживая его, выигрываю время. Она объявляет мне, что она, Великий князь, ее отец и мать согласны на то, чтобы принцесса Елизавета жила в Вене, как этого желал и Император; что она, принцесса, намерена пробыть там это лето и ожидают только моего согласия для окончательного решения. Спешу дать им оное и внушить мысль проводить принцессу по возвращении их до Праги и даже до Вены. И так я сделаю одним камнем два удара. Вы можете сказать это также графу Кобенцелю, попросив его не писать о том к себе по почте, которая проходит по землям, где имели бы интерес воспротивиться моим намерениям (фр.). 260 Мой дорогой и горячо любимый друг, я крестила вашего внучатого племянника. Прошу вас выбрать им для подарка все, что вам понравится, или сообщить мне, что вы хотите, чтобы я сделала для ребенка (фр.). 261 Мой друг, я получила вчера письмо императора1 и посылаю вам с него копию. Это ответ на мое последнее послание. Я приказала сделать для вас резюме из всей болтовни Кобенцеля. Я вовсе не задумываюсь над этим, потому что твердо решилась ни на кого, кроме себя, не рассчитывать. Когда пирог будет испечен, у каждого появится аппетит (фр.). 262 Прощайте, мой друг, желаю вам здоровья и счастья (фр.). 263 Прощайте мой друг, будьте здоровы. Император поехал на шесть недель в Венгрию для осмотра границы. Вот, что он мне пишет3 (фр.). 264 Прощайте, мой друг, будьте здоровы и пишите мне возможно чаще. Видели вы или не видели фельдмаршала Румянцева? Что он делает? Я думаю — ничего (фр.). 265 аппетит приходит во время еды (фр.). 266 Нечего сказать, мой друг: вот довольно неловкий герой, который упал таким образом, маневрируя перед своими войсками (фр.). 267 для того, чтобы слишком громкое не сделалось тяжким и чтобы не было слишком трудно соответствовать этому назначению (фр.). 268 дай волю поводу, потому что лучше быть, чем казаться и вовсе не быть. Прощайте, мой друг (фр.) 269 Я только нашла, что он чрезвычайно был занят своим убором и охотно держался перед зеркалом и не позволял ни одному офицеру являться ко двору иначе, как в черном и пунцовом платье. Это меня неприятно поразило, потому что, по моему мнению, нет платья почетнее и дороже мундира (фр.). 270 Мне показалось, что Шефер был умнее (фр.). 271 свите (фр.). 272 Прощайте, мой дорогой друг, будьте здоровы. Обнимаю вас от всего сердца (фр.). 273 Прощайте, мой дорогой и самый любимый друг (фр.). 274 Для того, чтобы я могла следить за ходом вещей. Природная деятельность моего ума и головы выковывает тысячи идей, которые меня часто мучат (фр.). 275 Прощайте, мой друг, будьте здоровы. Когда же, наконец, кончится ваша крымская история? (фр.). 276 Мне кажется, что это рассуждение довольно справедливо. Однако же я была бы довольна, узнав, что вы об этом думаете (фр.). 277 Свойство, состояние людского — человечность, гуманность (Даль). 278 Это восхитительное выражение (фр.). 279 Вот как много славных дел совершено в короткое время (фр.). 280 Прощайте, мой дорогой и горячо любимый друг (фр.). 281 Но они толкут воду. Лишь бы вы были здоровы. Прощайте, мой дорогой друг (фр.). 282 Я буду в страшном беспокойстве, если долго оставите меня без вестей [о себе]. Прощайте, мой дорогой друг, будьте здоровы. Когда вы будете здоровы, все пойдет хорошо (фр). 283 Заботясь о своем выздоровлении (фр.). 284 Я думаю, вы это знаете; если нет, то прошу вас прочитать предисловие в этой книге, он очень раздражен против нас и с отъявленной враждебностью описывает нашу войну против турок (фр.). 285 Вам оценить справедливость факта. По крайней мере, это даст вам понятие о человеке (фр.). 286 затычки (фр.). 287 Если вы хотите послать своего помощника, то, по крайней мере, надо сказать, с чем (фр.). 288 По вашей милости хронология моей «Истории России», или, лучше сказать, моих воспоминаний о России, становится самой блестящей частью. Превеличайшее спасибо (фр.). 289 Прощайте, мой дорогой друг, будьте здоровы и любите меня (фр.). 290 Прощайте, мой друг. Я вас очень люблю и есть за что (фр.). 291 я разбираю хорошо, но ничего не понимаю или весьма мало (фр.). 292 Если бы вы были так добры доставить арию Сарти, сочиненную на точки, случайно поставленные вами же. Гримм, принеся вам большую благодарность за оперу «Армида», просит меня достать ему эту знаменитую арию, о которой он слышал (фр.). 293 Вообразите себе, пожалуйста, что рассказывает немецкая газета «Цвайбрюкенская». Отгадайте, если можете. Воздав хвалу вашим стараниям привести Тавриду в цветущее состояние, она кончает словами, что вы швейцарец по рождению. Признаюсь, что, прочитав это, я сильно расхохоталась (фр.). 294 Прощайте, мой друг. Я молю Бога, чтоб вы были здоровы (фр.). 295 Целую вас, мой друг (фр.). 296 от paraclit (греч.) — Святой Дух-утешитель. 297 от fable (фр.) — басня, небылица. 298 от merite (фр.) — заслуга, достоинство. 299 Друг мой, то, что причинило вам боль в руке, довело также вас до дурного расположения духа (фр.). 300 Добрый вечер (фр.). 301 Я его отделала, как вы можете мне верить (фр.). 302 Я была рассержена, как демон, этой нелепостью (фр.). 303 Дурное обращение принца Виртембергского принудило, наконец, его жену удалиться ко мне, потому что действительно ее жизни угрожала опасность3. Я схватилась за этот удобный случай, чтобы отослать отсюда их обоих, и чрез несколько дней мы будем квиты. Я сделала, что должна была сделать, и сделала хорошо: жена поедет к родным, а муж — куда хочет (.фр.). 304 сумасброда (фр.). 305 Это называется делать добро стране. Вы ей даете то, чего нет (фр.) 306 и не слишком подвергайте себя действию жары (фр.). 307 И как будто для того, чтобы не ошибиться, я полагаю также (фр.). 308 но эти, однако, кажется имеют печать правды (фр.). 309 Латинское выражение casus foederis — «договорной случай», т. е. случай, при котором вступают в силу обязательства по союзному договору. 310 требования — от requisition (фр.). 311 Обсервационная армия, которую Ваше Императорское Величество будете иметь в Богемии и Моравии, я уверена, будет достаточна в той стороне; я же буду должна поддерживать в хорошем состоянии корпуса войск в моих провинциях, соседних со Швецией и Польшей, не только для обеспечения моих границ, но также готовыми действовать в случае необходимости. Этого, полагаю, будет достаточно, чтобы удержать в почтении тех, кто мог бы соблазниться противопоставить себя общим успехам (фр.). 312 Мыс Доброй Надежды (с фр.). 313 В эти минуты, мой дорогой друг, вы отнюдь не маленькое частное лицо, которое живет и делает, что хочет. Вы принадлежите государству, вы принадлежите мне. Вы должны, и я вам приказываю, беречь ваше здоровье. Я должна это сделать, потому, что благо, защита и слава империи вверены вашим попечениям и что необходимо быть здоровым телом и душою, чтобы исполнить то, что вы имеете на руках. После этого материнского увещания, которое прошу принять с покорностию и послушанием, я продолжаю (фр.). 314 укрепите ваш ум и вашу душу против всех случайностей и будьте уверены, что с небольшим терпением вы их всех победите; но ведь это — настоящая слабость (фр.). 315 равноденствие (фр.). 316 Что вы нетерпеливы, как пятилетнее дитя, тогда как дела, вам порученные в эту минуту, требуют невозмутимого терпения. Прощайте, мой друг (фр.). 317 и что, удалив ветры, облегчатся ваши спазмы. Испытайте, прошу вас, и велите дать вам средства ветрогонные. Смею думать, что спазмы с ветрами удалятся. Я того мнения что все спазмы причиняются ветрами (фр.). 318 равноденствие (фр.) 319 Но надобно научить их уму-разуму и заставить действовать согласно тому, как им и нам приличествует (фр.). 320 самое сокровенное (фр.). 321 Видно, что средства архиепископа Тулузского, находящегося во главе дел, так же низки и ничтожны, как и тех, которые выдвинули его на степень первого министра. Они могут, как хотят, гордиться своим настоящим положением — у них в настоящую минуту нет ни денег, ни войск (фр.). 322 Надобно признаться, что Европа в настоящее время представляет весьма странную смесь всякой всячины (фр.). 323 и там утвердились (фр.). 324 ловушку (фр.). 325 дезавуирует (фр.). 326 Это заставляет меня умирать не одною, а тысячью смертей (фр.). 327 я думаю, это их настоящее место (фр). 328 Прощайте, мой друг, еще раз обнимаю вас, не переставая восхищаться вашей бережливостью (фр.). 329 эстамп (фр.). 330 расстройку, беспорядок от petaudiere (фр.). 331 но во всей армии стараются удалить или уменьшить бесполезные рты (фр.). 332 Вот сколько осложнений (фр.). 333 беспорядок — от petaudiere (фр.). 334 так как когда дело касается ударов, то хочется всегда лучше их давать, чем получать (фр.). 335 синие офицеры (фр.), выслужившие чин выходцы из третьего сословия. Красными офицерами называли дворян. 336 но от помешанного всего можно ожидать (фр.). 337 оттиск из массы (фр.). 338 Это прекрасно (фр.). 339 положение — от фр. posture. 340 акушеру (франц.). 341 не знаю, какая муха его укусила (фр.). 342 «что он поедет садить капусту», на что я ответила: «добрый путь» (фр.). 343 Это называется действовать по-разбойничьи (фр.). 344 Хорошо смеется тот, кто смеется последним; правда, верность и истина на стороне нашей (фр.). 345 наручники 346 наножники, — вернее — наляжники 347 что он делает сомнительный шаг (фр.), т. е. начинает сомнительное предприятие. 348 верх безрассудства (фр.). 349 Петербург в эту минуту имеет вид укрепленного города, и я — как в главной квартире (фр.). 350 таким образом, мой друг, я тоже нюхала порох (фр.). 351 латинское выражение casus foederis — «договорной случай», т. е. случай, при котором вступают в силу обязательства по союзному договору. 352 от желчной колики (фр.) 353 потому что надобно ободрять рождающиеся достоинства (фр). 354 панический ужас (фр.). 355 строгого послушания (фр.). 356 Я не могу поощрять достоинства, которые Вы называете внезапными переходами. Это не внезапные переходы, а врожденные у Вас, на все случаи (фр.). 357 одно (фр.). 358 «Достоинствам не рождающимся, а врожденным» (фр.). 359 что Ласси своим кордоном задушил и Банат и Трансильванию (фр.). 360 победоносной армии никогда не отказывают в квартирах (фр.). 361 раж (фр.). 362 Стычки постов (фр.). 363 от manager (фр.) — щадить. 364 от soutenir (фр.). — поддерживать. 365 пассивными (фр.). 366 Вы же сами — воплощение остроумия (дословно — «аттическая соль» — фр. идиома). 367 Я думаю, что Шуазель послал это судно нарочно, чтобы известить нас о смерти султана (фр.). 368 не совладал с собою — от decontenancer (фр.). 369 панический ужас (фр.). 370 Афоризм Задушевному другу надо говорить все, как оно есть. 18 июня, выйдя из-за стола (заметим, что это был понедельник), граф Мамонов пришел сказать мне, что я обращалась с ним не так хорошо, как прежде, что я не отвечала на вопросы, которые он мне задавал за столом, что он недоволен тем, что множество людей, заметивших это, переглядывалось между собой и что он тяготится ролью, которую играет. Ответ было дать нетрудно. Я сказала ему, что если мое поведение по отношению к нему изменилось, в том не было бы ничего удивительного, ввиду того, что он делал с сентября месяца, чтобы произвести эту перемену, что он говорил мне и повторял, что, кроме преданности, у него не было ко мне иных чувств, что он подавил все мои чувства и что если эти чувства не остались прежними, он должен пенять на себя, так как задушил их, так сказать, обеими руками; что его вопросов я не слышала, а что касается других, то если только они не являются плодом его воображения, я за них отвечать не могу. На это он сказал мне: следовательно вы признаетесь, что не имеете ко мне прежних чувств. Ответ с моей стороны был тот же. На что он мне сказал: следовательно я буду вынужден вести себя по-другому. Ответ: делайте то, что сочтете нужным. На что он просил меня дать ему совет относительно того, что ему делать. На это я отвечала, что подумаю, и он ушел. Через четверть часа он написал мне и сообщил, что он предвидит все неприятности и оскорбления и презрение, которым он будет подвергаться, и снова просил меня о совете. Я ему ответила: так как он не следовал моим советам до сих пор, я тоже не рискну давать ему советы в нынешних обстоятельствах. Но поскольку он меня умолял об этом, то я ему сказала, что может представиться прекрасный способ выйти из затруднения: граф Брюс через неделю примет дежурство, я прикажу ему вызвать дочь1, Анна Никитична находится здесь и я ручаюсь за то, что я замолвлю за него слово и он получит самую богатую наследницу в Империи; что отец, как я полагаю, охотно на это согласится. Я думала сделать приятное всем заинтересованным лицам. На эту записку я получила в ответ письменное признание от графа Мамонова, в котором он мне сознался, что вот уже год, как он влюблен в княжну Щербатову, испрашивая у меня формального разрешения на брак с ней2. Я разинула рот от изумления и еще не пришла в себя, как он вошел в мою комнату и упал к моим ногам, признавшись во всей интриге, свиданиях, переписке и секретничании с ней. Я сказала ему, чтоб он делал то, что хочет, что я ничему не противлюсь, а только лишь огорчена тем, что все это продолжалось целый год. Вместо того, чтобы обманывать меня, ему следовало объявить правду, и что если бы он сделал это, он избавил бы меня, себя самого от многих огорчений и неприятностей. На это он ничего не мог ответить, а пожелал, чтоб была позвана Анна Никитична. Она пришла и так его разбранила, как я за всю мою жизнь не слыхала, чтобы кто-либо так бранился. На следующий день он попросил меня, чтоб я исполнила обещания, что я и сделала в среду3. После чего он попросил о свадьбе, которая состоится в воскресенье 1 июля: пост не дозволяет им обвенчаться ранее4. Но страннее всего то, что и жених и невеста только и делают, что льют слезы, и ни тот, ни другая не выходят из своих покоев. На следующий день после свадьбы новобрачные отправятся в Москву. Именно я настояла на этом, так как я почувствовала, что он вопреки браку чуть было не пожелал остаться здесь5. И если говорить правду, имеются очень странные противоречия в его деле, на которые у меня есть почти несомненные доказательства. Что же касается до меня, то я нашла развлечение: я думала что я смогла бы его вернуть, но я всегда предвидела, что это средство может сделаться опасным. Через неделю я вам поведаю больше относительно некоего Чернявого, знакомство с которым, возможно, зависит только от меня самой, но я сделаю это лишь в последней крайности. Прощайте, будьте здоровы. На днях я призвала Рибопьера, который был его (Мамонова) наперсником в течение года. Я нашла его безмолвным и трепещущим. Я сказала ему, что они были неправы, скрывая от меня все это и в течение года обманывая меня, хуже того — не открываясь даже вам. После этого я припомнила, друг мой, все ваши слова. Вы мне говорили многое из того, что осталось в моей памяти, как например: «Нет ли амуришки», и затем вы спрашивали меня: «Не ревновали ли вы к княжне Щербатовой?» и сто раз повторяли: «Ох, матушка, плюнь ты на нево». И никогда не подали мне ни малейшей надежды, когда я вам жаловалась. Но если вы знали об этой любви, почему же не сказали о ней откровенно? Это огорчило бы меня тогда, но, без сомнения, исцелило бы, ибо я никогда ничьим тираном не была. Правда, тогда бы не было и Чернявого в перспективе. Скажите мне, знали ли вы или не знали об интриге? Если вы знали о ней, то полагаю, скрывали ее, щадя меня. Но вы были неправы. Надо было сказать мне об этом. Прощайте, обнимаю вас от всего сердца. 371 Франция в расстройстве (фр.). 372 пасквиль — от libelle (фр.). 373 Представьте себе, что есть следы, что он имел желание остаться со своею женою при дворе по-прежнему. Наконец, тысяча противоречий и противоречивых мыслей (фр.). 374 возможно ли, чтоб вы меня не знали до такой степени и что из головы вашей исчезло великодушие моего характера и вы считали меня дрянною эгоисткою? Вы исцелили бы меня сразу, сказав правду (фр.). 375 но, мой друг, не будьте без причины так подозрительны и станьте выше мелочных подозрений (фр.). 376 и одно желание самое определенное — поступать по-доброму (фр.). 377 наряду с этим Чернявый имеет весьма прекрасные глаза и очень начитан. Одним словом, он мне нравится и ни единого рода скуки не проскользнуло между нами. Напротив, вот уже четвертая неделя, которая проходит так приятно (фр.). 378 Вы назвали меня своим задушевным другом. Это — истина во всем смысле слова (фр.). 379 Но, по моему обычаю ценить суть, я никогда не обманывался в нем. Это — смесь безразличия и эгоизма. Из-за этого последнего он сделался Нарциссом до крайней степени. Не думая ни о ком, кроме себя, он требовал всего, никому не платя взаимностью. Будучи ленив, он забывал даже приличия. Цена неважна, но коль скоро если что-то ему нравилось, это должно было, по его мнению, иметь баснословную цену. Вот — права княгини Щербатовой (фр.). 380 вместо того, чтобы удерживать его здесь с его женой — отвратительной интриганкой. Вы прекрасно поступили, отослав его в Москву, но не утруждайте себя, матушка, догадками, которые вы сделали. Нет ничего такого, чтобы ему оказывать столько чести (фр.). 381 Надобно только наполовину верить тому, что говорят. Прощайте, мой друг, я люблю вас от всего сердца (фр.). 382 Боже мой, как я вам должен за ваше истинно матернее внимание (фр.). 383 для свиданий (фр.). 384 с кое-каким приложением, которое очень близко моему сердцу по причине очень любезного нрава этого лица (фр.). 385 Еще нет ничего спешного, и мы очень скромны и вовсе не нетерпеливы, потому что мы очень заняты. Но мы любим этого ребенка, который действительно очень интересен; ему только 19 лет (фр.) 386 Мне очень приятно, мой друг, что вы довольны мною и маленьким Чернявым. Это довольно милое дитя, имеющее искренее желание делать добро и вести себя хорошо, он вовсе не глуп, имеет доброе сердце и, надеюсь, не избалуется. Он сегодня одним росчерком пера сочинил вам милое письмо, в котором обрисовался, каким его создала природа. Прощайте, обнимаю вас от чистого сердца. 12 августа 1789 (фр.). 387 Чернявый весьма усерден, и когда приходится ему вам писать, он это делает с замечательною готовностью. Любезность его характера делает меня также более любезною. Прощайте, дорогой друг, я люблю вас всем сердцем. Из Петербурга. 17 августа 1789 (фр.). 388 а другой — интересное дитя. Папа приехал из Москвы2, чтобы их видеть. Полагаю, что он умен, но мне больше нравятся дети. Прощайте, мой друг, я вас люблю всем сердцем (фр.). 389 Я доволен Чернявым, как и вы, и желаю, чтоб так оно продолжалось. Вы знаете, матушка дорогая, как я привязан к вам и как спокойствие ваше близко моему сердцу (фр.). 390 и, разумеется, я за вас спокойна (фр.). 391 В этом отношении они похожи на выскочек, которые дивятся своей хорошей мебели и беспрестанно говорят о ней и удивляются ей (фр.). 392 у него ровный и приятный характер (фр.). 393 словом, он выигрывает по мере того, как его знаем. Прощайте, мой друг, будьте здоровы и уверены в моей дружбе (фр.). 394 Но я сильно люблю это дитя, и оно ко мне привязано и плачет, как дитя (фр.). 395 Прощайте, мой друг, будьте здоровы и любите меня, как я Вас люблю (фр.). 396 одним словом, дурак (фр.). 397 Я уверена, что ты, подобно мне, скажешь, что это занимательное дитя, умирающее от желания все хорошо сделать (фр.). 398 сначала (ит.). 399 Слезы признательности и умиления излиты в изобилии. Вы знаете мое сердце, следовательно, я убежден, что вы полагаетесь на мои слова (фр.). 400 мне кажется, это на самом деле интересное дитя (фр.). 401 Прощайте, мой друг, я люблю вас всем сердцем и нахожу вас прелестным за то, что разом послали мне столько хороших вестей (фр.). 402 Прощайте, мой друг, я вас люблю всем сердцем (фр.). 403 Вот еще один негодяй и это так (фр.). 404 но, по мне, перл семейства — Платон, который воистину имеет любезный характер и не изменяет себе ни в каком случае (фр.). 405 Мой дорогой друг, я говорю по опыту. Я, к несчастью, близко видела этот гнет, и вы свидетель, как я прыгала от радости, едва только завидела надежду выйти из этого положения (фр.). 406 Прощайте, мой друг, я вас люблю всем сердцем (фр.). 407 Это королевская крепость (фр.). 408 Мы взяли девять баркасов, Не потеряв даже мальчика, И Бендеры с тремя пашами, Не потеряв даже кошки (фр.). 409 Нет ласки, мой друг, которую бы я не хотела сказать вам. Вы очаровательны за то, что взяли Бендеры без потери одного человека (фр.). 410 Дитя находит, что вы умнее, занимательнее и любезнее всех вас окружающих. Это храните в тайне, ибо он не знает, что это мне известно (фр.). 411 Прощайте, мой дорогой друг, будьте здоровы (фр.). 412 Вы увенчали дело нынешней кампании (фр.). 413 Охотно я пропою с вами песню, которую вы сочинили: Мы взяли девять баркасов, Не потеряв даже мальчика, И Бендеры с тремя пашами, Не потеряв даже кошки. Люблю вас видеть в таком хорошем расположении духа, и вы имеете основание быть таким после блистательной кампании. Будьте уверены, что я чистосердечно радуюсь вашим успехам (фр.). 414 Прошу вас не монашествовать, господин монах. Вот что я отвечаю на слово «келья» о ваших комнатах, которые с особым удовольствием старалась украсить (фр.). 415 Этот мальчик очень любезный и прекрасного характера (фр.). 416 Княгиня Эстергази (фр.). 417 украшением несравненным, принадлежащим героям, а я служу лишь рвением. Это воинское великолепие совсем не для моей головы. Будьте родной матерью: приготовьте мне епископскую митру и тихую обитель (фр.). 418 Исполненная радостию душа моя хочет только одного — выразить желание, чтобы вы избегнули единственной вещи, которая могла бы повредить величию вашей души. Узнайте в этом только одно материнское к вам чувство. Кто лучше вас заслужил сегодня посылаемый вам лавровый венец? Примите его и носите, если возможно, сто лет. Епископской митры вы, разумеется, никогда от меня не получите, и монастырь никогда не будет жилищем человека, которого имя раздается в Азии и Европе — это слишком мало для него (фр.). 419 от души повторяю вместе с ней. Прощайте, мой дорогой друг, будьте здоровы (фр.). 420 как подлинное свидетельство (фр.). 421 Бог знает, что он делал, но события показали, что он не сделал ничего путного (фр.). 422 Прощайте, мой дорогой и драгоценный друг (фр.). 423 что же еще могу я вам поднесть — мои услуги, мою ревность и слабые успехи примите, как лепту моей признательности. Я одену мой лавровый венок в день Св. Андрея на шляпу и на каску моего славного кирасирского полка. Вы узрите, моя дражайшая мать, как этот полк будет сражаться за вас (фр.). 424 Желаю, чтоб эта вещица доставила вам столько же удовольствия, как мне ее посылка от чистого сердца (фр.). 425 Лавровый венец превосходно пойдет к вам, и я буду очарована, видя кавалера Св. Андрея, достойного украшения мною ему данного за его заслуги и верность (фр.). 426 Я не хочу вас потерять, сударь (фр.). 427 Это не его дело что-либо согласовывать (фр.). 428 сановники (тур. с араб.). 429 от surprendre (фр.). - захватить врасплох. 430 С живостью и силою (фр.). 431 Эти два слова — приписка над строкою. 432 Вся жизнь моя была посвящена поддержанию блеска России и потому не удивительно, что обиды и оскорбления ей наносимые я не могу терпеть молча и скрывать их, как мы это делали доныне, ради минутной осторожности, того требовавшей. Но весьма часто подавляя в себе подобные чувства внутреннего злопамятства, мы их тем более усиливаем (фр.). 433 И, кажется, он сделался гораздо благоразумнее (фр.). 434 Ему хотят делать две операции, он совершенно покорился своей судьбе. Сестра его думает, что по прошествии шести недель он может возвратиться в армию, но хирурги считают операцию весьма опасною. Прощайте, мой дорогой друг, я люблю вас всем сердцем (фр.). 435 армячина (татар.) — ткань из верблюжьей шерсти. 436 Песнь в честь победы (греч.). 437 Кстати об этом (фр.). 438 Герцберг говорит каждому, кто хочет слушать, что он удручен скорбиею5. Не могут угадать тому причины, но он грустит не о делах своего государя, которые идут чудесно; он истратил на вооружение 25 миллионов, да на интриги еще несколько миллионов. Но что значат тридцать миллионов для людей, которые хотят предписывать законы целому свету и имеют сокровища в звонкой монете (фр.). 439 Очень теплый сильный южный ветер «сирокко» в Средиземноморье. 440 Вы увидите, мой друг, из списка, как я из всего вышла при празднествах мира. Я старалась быть справедливою и награждала блистательно и великодушно всюду, где могла открыть тень оказанных заслуг. Я надеюсь, что этот пример, как подражание примерам предшествующим, послужит для возбуждения и поощрения хорошо служить. Жаль, что нельзя каждому вдохнуть умение и талант, но мне приятно видеть, что между молодыми генералами находятся такие, которые теперь лучше и будут еще лучше, чем те, каких мне удалось видеть в 1762 году, по окончании Семилетней войны (фр.). 441 Один из главных сотрудников месье Герцберга (фр.). 442 что там и что они, эти господа, сделают в Балтике. У них нет больших сил для десантов, и все, что они высадят на сушу, должно погибнуть целиком вследствие перехвата их собственных кораблей или голландских (фр.). 443 Я думаю, что это подагра, которая перешла ко мне в желудок и кишечник. Я изгоняю ее перцем и рюмкою малаги, которую пью ежедневно. Это дает мне облегчение, и когда я забываю эти два средства, то есть, не принимаю перцу или рюмку малаги, приступы снова ко мне возвращаются, и так уже четвертый месяц. Прощайте, будьте здоровы. Мы ожидаем известий из-под Измаила, то есть, правду сказать — это важный пункт в настоящую минуту. Он решит или мир, или продолжение войны (фр.). 444 тем более, есть много за и против (фр.). 445 лучше поздно, чем никогда (фр.). 446 Ваши чувства ко мне — известны, и как, по моему убеждению это часть Вашего существования, то я уверена, что они никогда не изменятся; я у Вас никогда иных не знала (фр.). 447 Вы обратите в нуль все планы ваших врагов и, так сказать, избавитесь от шипов в сердце, ибо этот враг для нас самый серьезный ввиду близости резиденции. Что касается толстого Фридриха, мы сможем остановить его продвижения, тем более, если вмешается император. Если будет необходимо, мы приведем всех в Польшу для охранения наших границ. Против турок, которые будут чувствовать себя все хуже и хуже по мере того, как они удалятся от Дуная, надо расположить силы в зависимости от мест и, по возможности, показывать как можно меньше беспокойства. Даже демонстрировать веселый вид (фр.). 448 Я нахожу вашу мысль — составить наилучшим образом значительный корпус в Финляндии и прежде всего назначить начальником Графа Суворова — отличною. И чтобы ускорить дело, посылаю вам при этом записку к генералу Суворову, если вы найдете нужным передать ее ему (фр.). 449 25 апреля 1791 (фр.). - рукой Г.А. Потемкина. 450 Должно быть, они хотят скорее кончить, потому что взяли предлогом судоходство по реке Днестр, по которому ни одно купеческое судно не сможет ходить по недостатку воды (фр.). 451 потому что супруга его очаровательна, но решительно ничего не выигрывается, если ухаживать за нею. Это вещь известная: огромное семейство охраняет ее репутацию, а потому может статься, что вы будете обременены только мужем, который окажется бременем и бременем весьма тяжким, не успев привлечь к себе вслед за ним никого, кроме его самого (фр.). 452 Мой друг, я привыкла вам говорить правду. Вы мне ее также говорите, когда случай к тому представится. Сделайте мне удовольствие выбрать на эту должность кого-либо более подходящего и знающего службу, чтобы общее одобрение и одобрение всей армии увенчало ваш выбор и мое назначение. Я люблю доставлять вам удовольствие; не люблю также вам отказывать. Но я бы хотела, относительно этой должности, чтобы все сказали: вот прекрасный выбор, а не жалкое избрание человека, не имеющего понятия о том, что хотят ему поручить. Заключите мир, после чего вы приедете сюда и будете забавляться здесь, сколько вам будет угодно (фр.). 453 Прощайте, друг мой, целую Вас (фр.). |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
