• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

В середине XVI века, когда наиболее развитые индейские государства в Мексике и Перу были уже разгромлены конкистадорами, а имевшиеся там баснословные сокровища вывезены в Испанию, среди европейских колонистов все чаще стали появляться слухи о таинственных «золотых» городах, спрятанных в самой глубине непроходимых джунглей Нового Света.

Особенно упорно твердила молва о наличии таких городов в необъятных тропических лесах бассейна реки Амазонки — в Бразилии и Перу.

Четыреста лет назад некий Франсиско Лопес на основе скупой информации, полученной им от местных индейцев, оставил для потомков красочное описание одного из таких городов — Мано", затерявшегося где-то в глухих дебрях Амазонки. "Ма-Ноа, — рассказывает Лопес, расположен на острове посреди большого соленого озера. Его стены и крыши сделаны из золота и отражаются в водах озера, которое и само кажется поэтому золотым. Все блюда и тарелки во дворце… изготовлены из чистого золота и серебра. И даже самые незначительные предметы либо серебряные, либо медные… В центре острова стоит храм, посвященный Солнцу. А вокруг него помещены золотые статуи гигантских размеров. Есть там и целые деревья, сделанные из золота и серебра, а статуя царя сплошь покрыта

золотой пудрой".

В погоне за призрачным богатством этих новых «эльдорадо» европейские завоеватели исходили вдоль и поперек многие гиблые места Американского континента. Но слухи о сказочных царствах и заброшенных «золотых» городах оказались весьма далекими от реальной действительности. Лишь в очень редких случаях удавалось обнаружить какие-то крохи легендарных сокровищ. Однако и это не останавливало алчных авантюристов. Слухи о забытых индейских городах с завидным постоянством продолжали циркулировать в испанских владениях. Эти города помещали то в Бразилии, то в Перу, то в Венесуэле, то в Мексике. Иногда они были пустыми и заброшенными. Но чаще всего молва объявляла их обитаемыми, населенными прямыми потомками создателей древних цивилизаций Америки, живущими по своим старым законам и поклоняющимися своим старым богам.

Таинственные «золотые» города, погребенные в джунглях, были защищены от незваных пришельцев и местной гиблой природой, и отравленными стрелами диких индейских племен — "охотников за черепами". И хотя до сих пор все попытки найти такой «забытый» город неизменно заканчивались неудачей, в этой легенде, бесспорно, есть и свое рациональное зерно. Руины десятков больших и малых «забытых» городов

доколумбовой эпохи только за последние годы открыты в глухих дебрях Центральной и Южной Америки: например, город-крепость Мачу-Пикчу в горах Перу или огромное городище древних майя Цибилчалтун, обнаруженное недавно всего лишь в нескольких километрах от Мериды столицы мексиканского штата Юкатан. Но самые поразительные открытия подобного рода, безусловно, еще ждут своих исследователей.

Более сомнительным выглядит утверждение о том, что в этих «потерянных» городах все еще живут индейцы — прямые потомки создателей древних культур. Однако и здесь следует воздержаться от категорических

заключений. Можно смело утверждать, что и под этим на первый взгляд совершенно фантастическим слухом имелась когда-то вполне реальная основа. И доказательством тому служит удивительная история последнего независимого царства майя, укрывшегося в джунглях Северной Гватемалы, в районе озера Петен-Ица.

В один из весенних дней 1525 года сквозь чащу девственных тропических лесов Петена (Северная Гватемала) медленно пробирался отряд испанских солдат. Впереди на рослом вороном коне ехал мрачный всадник. То был дон Эрнандо Кортес, победитель ацтеков, губернатор и генерал-капитан Новой Испании (Мексика и

мала). Невидящим взглядом смотрел он на зеленую стену джунглей, и холодная ярость переполняла его сердце. Отряд шел на юго-восток, к атлантическому побережью Гондураса, туда, где незадолго до того была основана новая испанская колония — Ибуэрас. Первые колонисты отправились в эти края морем, на хорошо оснащенных кораблях. Общее руководство столь ответственной миссией Кортес поручил тогда одному из ближайших своих сподвижников — Кристобалю де Олиду. Сначала все складывалось как нельзя лучше. Колония процветала. Однако де Олид, обретя неограниченную власть, решил править в Гондурасе самостоятельно, не подчиняясь Кортесу.

Когда до конкистадора дошла весть об измене лейтенанта, он решил лично возглавить карательную экспедицию, выбрав для этого сухопутный маршрут. Его отряду предстояло пройти сотни километров по горным хребтам, болотам и джунглям, по самым глухим и безлюдным местам Центральной Америки, где никогда не ступала еще нога европейца. Но победителю ацтеков не были свойственны нерешительность и колебания. 15 октября 1524 года он с большой свитой отправился из города Мехико в далекий и опасный путь. А несколько месяцев спустя, преодолев бесчисленные трудности и потеряв почти половину своих солдат, Кортес очутился в глубине лесов Петена, там, где за несколько столетий до появления конкистадоров процветали многочисленные города и селения майя.

Но все это великолепие кануло в Лету, не оставив после себя почти никаких следов. В IX-Х веках н. э. в результате опустошительного вторжения центральномексиканских племен и глубокого внутреннего кризиса города так называемого "Древнего царства" майя приходят в упадок и гибнут. Резко сократившееся после войн и неурядиц население этих областей так и не смогло впоследствии возродить былую славу пышных майяских столиц 1 тысячелетия н. э. — Паленке, Иашчилана, Тикаля, Копана. И тем не менее жизнь не угасла здесь совсем. К моменту появления европейцев на территории Южной Мексики и Северной Гватемалы существовали два крупных государства индейцев майя: Акалан

со столицей Ицамканак и Петен-Ица (столица

саль). Но конкистадорам было совсем не до исторических

экскурсов и изысканий. Они равнодушно проходили мимо величественных руин забытых городов, надежно укрытых от посторонних глаз плотным покрывалом

джунглей. Их вела вперед только одна мысль — скорее вырваться из крепких объятий "зеленого ада" — центральноамериканской сельвы'.

Мрачные удушливые джунгли со всех сторон обступили горстку чужеземцев. Деревья-великаны смыкали свои гигантские ветви высоко над их головами, почти не пропуская солнечных лучей. Под ногами чавкала зловонная болотная жижа. Гибкие лианы цеплялись за вьюки и амуницию, опрокидывая наземь зазевавшихся путников.

Тысячи опасностей подстерегали здесь людей буквально на каждом шагу. И все же змеи, москиты и ягуары, владыки центральноамериканских лесов, казались совсем безобидными по сравнению с самым страшным врагом человека — голодом. А он стал теперь постоянным спутником испанцев. Жители редких лесных деревушек, встречавшихся иногда на пути, сжигали свои дома и убегали в джунгли при появлении светлокожих чужеземцев, восседавших на спинах диковинных четвероногих животных. Незадачливым же искателям приключений доставались лишь груды дымящихся развалин да зеленые початки незрелого маиса на окрестных полях.

Положение становилось уже совсем отчаянным, когда проводник-индеец вывел поредевший отряд Кортеса к берегу огромного пресноводного озера Петен-Ица. Посредине его, на острове, возвышались, сверкая на солнце, белоснежные стены и крыши бесчисленных языческих храмов. Это был Тайясаль — столица воинственных майя-ицев, переселившихся сюда, согласно сообщениям испанских и индейских хроник, с Юкатана, еще в XII–XIII веках. "Поселившись в этих местах, — пишет испанский летописец Хуан де Вильягутьерре СотоМайор, — ицы укрепились на островах и лагунах, среди других племен, варварских и диких, хотя ни одно из них не было столь сильным и могущественным, как они". Со временем ицам удалось создать здесь большое и могущественное государство, наводившее ужас на своих ближних и дальних соседей.

Именно с этими воинственными индейцами и предстояло теперь встретиться конкистадорам.

Бедственное положение испанского отряда и неприступность островной крепости майя-ицев заставили Кортеса отказаться от применения грубой силы. И конкистадор внезапно превратился в дипломата. На остров были отправлены местный рыбак, случайно захваченный испанцами на берегу, и проводник отряда — житель провинции Масатлан. Они должны были сообщить правителю майя Канеку о мирных намерениях чужеземцев и договориться о его встрече с Кортесом. Вскоре проводник вернулся в сопровождении двух знатных вельмож из

Тайясаля.

Кортес принял их очень радушно, одарил подарками и попросил устроить ему встречу с повелителем майяицев. "На другой день, — вспоминает Кортес, — на пяти или шести лодках прибыл Канек и с ним около тридцати человек… Я принял его весьма учтиво и, поскольку в тот момент, когда он прибыл, наступил час мессы, я приказал провести ее с пением и музыкой очень торжественно".

Видимо, католическая месса произвела на Канека не слишком большое впечатление. Поэтому он немедленно подвергся яростной атаке со стороны нескольких испанских монахов, и ему пришлось выслушать длиннейшую проповедь о вреде идолопоклонничества и о достоинствах христианской религии. Затем на сцену вновь выступил Кортес. Ставки в этой игре были слишком высоки, и ловкий испанец был на диво красноречив. Выспренные слова о могуществе и величии испанского короля, о счастье служить ему верой и правдой чередовались с восхвалением побед самого конкистадора в Табаско и в стране ацтеков.

В конце концов эта массированная идеологическая обработка, видимо, все же дала свои плоды: Канек добровольно признал себя вассалом испанского короля и обещал уничтожить в городе всех языческих идолов.

Правитель майя-ицев снабдил испанцев продовольствием на несколько дней пути, вручил Кортесу в виде подарка несколько вещиц из низкопробного золота, а главное, дал ему опытного проводника, поскольку выяснилось, что местные индейцы прекрасно знают местонахождение колонии Ибуэрас в Гондурасе. Пока конкистадоры совершали длительный марш вокруг озера ПетенИца, Кортес по просьбе Канека отправился смотреть

Тайясаль. Многие офицеры отговаривали его от этой поездки, опасаясь коварства майя. Но все обошлось благополучно.

К сожалению, испанский полководец не оставил никаких сведений ни о самом городе, ни о его жителях. В письме к императору Карлу V он счел нужным написать о посещении Тайясаля всего одну скупую фразу; "Я провел в его (Канека. — В. Г.) городе вместе с ним весь этот день, отдыхая… А с наступлением ночи я попрощался с ним и отплыл на лодках к берегу, где нашел уже многих своих людей, успевших обойти озеро по суше".

Подобное отсутствие интереса к столь необычному и яркому явлению, как целое индейское государство со всеми его характерными институтами и особенностями, буквально поражает, если не сказать большего. Ведь здесь, в глухих лесах Петена, Кортес, по сути дела, впервые в своей практике встретился и мирно разошелся с представителями одной из самых высокоразвитых цивилизаций доколумбовой Америки. И после этого у него, столь красноречивого при других обстоятельствах, не нашлось времени и слов, чтобы рассказать об увиденном. Его "забывчивость* становится более понятной, если вспомнить слова известного американского историка Уильяма Прескотта: "Кортес никогда не писал слишком много о тех городах, которые он видел. Для него один золотой песо был дороже всех древностей Анахуака".

Но прежде чем оба предводителя расстались, произошло одно на первый взгляд крайне незначительное событие. Кортес попросил Канека позаботиться о его вороном коне Морсильо, сильно поранившем себе ногу об острый сук во время марша по лесным чащобам Петена. Конкистадор обещал по окончании похода в Ибуэрас прислать людей за своим конем. Должно быть, Канек принял диковинное для него животное со смешанным чувством благоговения и страха, что не укрылось от внимательного взора Кортеса. Во всяком случае, он написал впоследствии императору Карлу V: "Правитель обещал мне позаботиться о коне, но я не знаю, что он с ним будет делать". Правда, самому Кортесу так и не привелось узнать

о дальнейшей судьбе своего вороного. Уладив дела в Гондурасе, конкистадор предпочел вернуться в Мексику морем. Таинственная страна майя-ицев и островной город Тайясаль были вновь надолго забыты испанцами. И лишь почти сто лет спустя история с конем Кортеса вновь выплыла на свет.

В 1618 году из Мериды, столицы испанских владений на полуострове Юкатан, отправились на поиски майяицев два монаха-францисканца Бартоломе де Фуэнсалида и Хуан де Орбита. Их вела вперед заманчивая цель — обратить в христианскую веру обитателей последнего языческого государства Америки. По мнению одного аЬторитетного историка, оба монаха были "весьма образованными людьми… хорошо знавшими язык майя".

Добравшись до берегов озера Петен-Ица, францисканцы были радушно встречены майя. Правитель Тайясаля Канек' разрешил монахам посетить его столицу и даже позволил вести среди ее жителей пропаганду христианства. Первую свою проповедь они прочли сразу же по прибытии на остров, прямо у стен дворца, при стечении огромной толпы. "Собравшиеся там индейцы, — писал испанский летописец Вильягутьерре, с большим вниманием выслушали речь отца Фуэнсалиды". Монахи торжествовали. Их заветная цель обратить в христианство закоренелых язычников майя-ицев, казалось, была близка к осуществлению.

И здесь произошло событие, резко нарушившее эту идиллическую картину. После окончания проповеди преподобные отцы отправились осматривать "многочисленные храмы и святилища зловредных и ложных богов индейцев… 'И, войдя в один из них, — продолжает свой рассказ Вильягутьерре, — они увидели, что посреди него стоит огромный идол… сделанный из камня и притом весьма выразительный". Монахи пристально рассматривали богопротивного истукана, потеряв от изумления дар речи. Таинственное «божество» майя-ицев оказалось статуей лошади, сделанной почти в натуральную величину. "И они, эти варвары, поклонялись ему (идолу. — В. Г.), как богу грома и молнии, называя его Циминчак". Вильягутьерре сообщает далее, что "преисполненный

божественным духом", отец Орбита схватил увесистый камень и в ярости разбил идола на куски. Индейцы пришли в ужас. На их глазах совершилось неслыханное святотатство: чужеземцы подняли руку на одного из главных богов Тайясаля! Только смерть осквернителей святыни могла искупить столь тяжкий грех. Разгневанные майя плотным кольцом окружили перепуганных проповедников. Казалось, гибель их была неминуема. И тогда отец Фуэнсалида, не менее индейцев потрясенный опрометчивым «деянием» своего спутника, решился на отчаянный шаг. Встав на пьедестал только что разбитой статуи, он обратился к возмущенной толпе со страстной речью о вреде язычества. Видимо, слова монаха прозвучали достаточно убедительно. Во всяком случае индейцы немного успокоились и позволили францисканцам благополучно добраться до дворца Канека.

Там они и узнали удивительную историю о "лошадином боге" Тайясаля. Виной всему оказался вороной конь Кортеса. Когда испанцы ушли, майя поместили раненое животное в одном из своих храмов "и, считая его (коня.-В. Г.) таким же разумным, как и они сами, принесли ему еду птиц и другое мясо, а также гирлянды и букеты цветов, как это они делают в отношении знатных лиц, когда те заболевают".

Не удивительно, что после подобного «угощения» бедная лошадь сдохла от голода. И тогда перепуганный Канек, страшась мести конкистадора, приказал изготовить из камня точную копию коня и установить ее в том же самом храме. Поскольку индейцы искренне верили в то, что гром выстрелов испанских пушек и мушкетов происходит от ржания лошадей, они нарекли своего нового бога пышным именем «Циминчак», или же "Громовый Тапир" ("цимин"- тапир, "чак"- гром, дождь, гроза). В иерархии местных богов Циминчак занимал второе место после бога дождя Чака'.

После случая в храме Циминчака шансы преподобных отцов преуспеть в христианизации местных индейцев резко упали. Они обратились было за содействием к Канеку, ссылаясь на то, что еще прежний правитель Тайясаля обещал Кортесу принять католическую веру.

Однако ответ владыки майя-ицев, не лишенный изрядной доли юмора, был достаточно тверд и нелицеприятен. Канек заявил монахам, что еще не пришло то время, которое, по предсказаниям его жрецов, удобно для отказа от старых богов и принятия новых, а посему святым отцам следует прекратить здесь свою дальнейшую деятельность и убраться восвояси. Таков был финал первой попытки испанцев обратить майя-ицев в христианскую веру.

Несколько месяцев спустя Фуэнсалида и Орбита вновь вернулись в Тайясаль и даже провели там около 18 дней. Но все их попытки насадить ростки католицизма в душах местных индейцев закончились неудачей. Больше того, боясь потерять свои привилегии и влияние, жрецы Тайясаля довольно быстро разожгли среди жителей города враждебные чувства к миссионерам и даже спровоцировали толпу на открытое выступление.

Однажды на рассвете группа вооруженных индейцев окружила хижину монахов. Десятки рук схватили преподобных отцов, и, не успев опомниться, миссионеры очутились на ровной глади громадного озера В утлой лодчонке без еды и снаряжения. А вдогонку им неслись крики возбужденных ицев: "Не приходите больше! Нам не нужен ваш бородатый бог! Здесь вас ждет только смерть!»

И это были не пустые слова. Три года спустя, в 1622 году, губернатор Юкатана отправил для завоевания Тайясаля целую военную экспедицию во главе с тупым и жестоким конкистадором Франсиско де Миронесом. Через некоторое время к отряду присоединился францисканский монах Диего Дельгадо, которому, по-видимому, очень хотелось преуспеть там, где потерпели провал два его предшественника — Фуэнсалида и Орбита.

По дороге конкистадоры чинили над жителями встречавшихся индейских селений всевозможные бесчинства и насилия. Особой жестокостью отличался сам предводитель отряда-Миронес. В местечке Сакалум он натворил таких гнусных дел, что раздосадованный отец Дельгадо вынужден был покинуть своих соотечественников и идти далее самостоятельно. В сопровождении 80 индейцев-христиан из пограничного с ицами селения Типу и десятка испанских солдат, которых ему навязал для охраны Миронес, он довольно быстро добрался до берегов озера Петен-Ица. Здесь его встретили дозорные воины

26

ицев. На этот раз они были на диво приветливы и добродушны с чужеземцами. Преподобного отца и его спутников усадили в лодки и мгновенно доставили в Тайясаль. Там на центральной площади их всех до единого принесли в жертву богам. Францисканец был убит последним. Перед этим монаху объявили, что он подлежит казни за два преступления: во-первых, за то, что Орбита разбил статую бога Циминчака; а во-вторых, за то, что Дельгадо осмелился прийти в город с вооруженными солдатами. Даже лежа на окровавленном круглом алтаре, Дельгадо бормотал свои молитвы до тех пор, пока обсидиановый нож майяского жреца не пронзил его сердце.

Слухи о смерти миссионера достигли столицы Юкатана Мериды лишь много месяцев спустя. Миронес, который по-прежнему сидел в Сакалуме, получил строгий приказ быть настороже. Но спесивый вояка не обратил на него никакого внимания. И расплата за беспечность последовала незамедлительно. 2 февраля 1624 года, когда испанцы, оставив в домах под охраной одного часового оружие и доспехи, находились на торжественной мессе в церкви, их внезапно атаковали воины ицев. После короткой схватки все люди Миронеса были перебиты, а церковь сожжена.

Эти драматические события надолго отбили у испанцев охоту проникать во владения майя-ицев. Почти три четверти века Тайясаль не имел никаких связей с внешним миром. Но население на островах озера Петен-Ица и в окрестных лесах продолжало быстро расти за счет притока беглых индейцев из испанских поместий Юкатана. Даже ранее принявшие христианство мирные индейцымайя из Типу и других пограничных с ицами селений вскоре порвали с новой религией и вернулись к своим привычным языческим богам. Они враждебно встречали теперь каждого испанца, появлявшегося в их владениях, будь то миссионер или солдат.

Усиление могущества ицев вызвало глубокое беспокойство у представителей католической церкви и колониальных властей. Независимые язычники-индейцы подрывали престиж испанской короны и представляли собой явную угрозу испанским поселениям на севере (Юкатан) и на юге (Гватемала). Кроме того, в водах Карибского моря, в Белизе, появились английские пираты, которые могли использовать ненависть майя к конкистадорам в своих целях (как это было не без успеха сделано

с индейцами-москито на атлантическом побережье Никарагуа и Гондураса). До Мериды доходили даже слухи о том, что какой-то рыжебородый человек с большой книгой — видимо, протестант с Библией жил некоторое время в Тайясале (кто он и какова его дальнейшая судьба, остается неизвестным). К 1689 году совет Индий был готов санкционировать завоевание ицев. Для этой цели было решено построить хорошую дорогу между портом Кампече (на Юкатане) и Гватемалой и привести по ней вооруженные отряды и с севера и с юга. За несколько лет дорога была закончена, и в 1694 году в поход на Тайясаль двинулись испанские войска одновременно и с Юкатана и из Гватемалы. Однако юкатанский отряд был вскоре атакован индейцами-кехаче и отказался идти дальше без значительных подкреплений. На юге воины ицев ухитрились еще на дальних подступах к своим владениям уничтожить 49 испанских солдат и 36 индейских лучников. Начало сезона дождей окончательно перечеркнуло все планы испанцев.

Тогда на сцену вновь выступили представители католической церкви. В 1696 году францисканский монах Андрее де Авенданьо-и-Лойола с двумя собратьями по ордену сумел проникнуть в Тайясаль и даже на какое-то время завоевать расположение местных жителей. За три дня пребывания в городе ему удалось окрестить несколько сотен индейских детей. Одновременно Авенданьо настойчиво убеждал правителя ицев Канека и его сановников принять христианство и мирно подчиниться испанскому королю. При этом он неизменно ссылался на личное послание губернатора Юкатана, адресованное правителю майя-ицев Канеку. Ниже следуют отрывки из данного письма — непревзойденного образца эпистолярного стиля той эпохи. "Дон Мартин де Урсуа-и-Арисменди, губернатор, генерал-капитан и верховный судья в провинциях Майяпана (Юкатава. — В. Г.), Косумеля и Табаско, наместник дона Карлоса II, великого короля Испании и всех Индий, островов и материка, моряокеана и многих других королевств и завоевателя варварских народов — благородному Канеку, правителю ицев, шлет привет…"

Далее идут пространные рассуждения о том, что ицы, как и все другие народы Нового Света, должны подчиниться испанской короне, а в качестве идеологического обоснования этого более чем странного требования

лается экскурс в историю конкисты: "Это уже не первый раз, когда подобные известия сообщались вам… Тогда, когда великий Мотекухсома, монарх, живший много лет назад и владевший этими провинциями', подчинился и стал слугой испанского короля, ваши собственные деды и прадеды также покорились, в то время когда дон Фернандо Кортес проходил через эти ваши острова и оставил вам лошадь в знак того, что он вернется. Но он не вернулся, так как ему нужно было отправиться в Мехико. И сейчас я также говорю вам, что я хочу любить вас и не прошу у вас ничего, кроме оказания почтения истинному королю и повелителю. И в качестве доказательства, что это мое единственное намерение и что я не желаю воевать с вами, и для спасения мира, о котором вы меня просите, я посылаю вам от имени нашего короля и повелителя дона Карлоса этих отцов Святого Франциска, чтобы они могли поставить вас на путь истинный и приобщить к таинствам нашей святой веры, вырвав вас из мрака, в котором вы пребываете благодаря козням дьявола. Мерида, 8 декабря 1695 года". Но эти призывы так и не нашли никакого отклика у индейцев. Хитрые ицы вновь сослались на то, что, по предсказаниям местных жрецов, еще не настало время для замены их старой религии на христианскую и поэтому нужно терпеливо ждать подходящего часа.

Во время своего короткого пребывания в Тайясале монахи смогли бегло осмотреть его достопримечательности. Близ дворца Канека они увидели большой жертвенный алтарь, запятнанный кровью. Можно понять весь ужас и негодование благочестивых отцов церкви, когда они поняли, что это, вероятно, тот самый алтарь, на котором принял мученическую смерть их собрат Дельгадо и множество других людей.

По словам Авенданьо, в одном из главных городских храмов он видел каменный ящик, в котором бережно хранилась пожелтевшая кость лошадиной ноги, принадлежавшей когда-то коню Кортеса. Эта кость считалась у индейцев священной реликвией, и они поклонялись ей, принося различные дары и возжигая благовония. Однако так и осталось неизвестным, изготовили ли майя

' Правитель ацтеков Монтесума II (Мотекухсома) никогда не владел землями майя ни на Юкатане, ни в Петено (Северная Гватемала). Пределы его государства ограничивались территорией Центральной Мексики.

после «набега» францисканцев Орбиты и Фуэнсалиды новую статую столь почитаемого ими "лошадиного бога" Циминчака или нет.

Вскоре по настоянию местных жрецов монах и его спутники были выдворены из пределов владений майяицев и, терпя лишения и нужду, отправились в обратный путь на Юкатан. Они долго брели через бесконечные лесные массивы северо-восточного Петена, не раз увязали в топких болотах и пересекли какую-то большую реку (вероятно, это была река Хольмуль). Единственной пищей служили им орехи, плоды и коренья. Не удивительно, что уже через две-три недели францисканцы совершенно обессилели от голода и едва передвигали ноги. И когда их страдания, казалось, достигли предела, Авенданьо вдруг случайно наткнулся в лесу на руины какого-то древнего города.

"Среди высоких холмов, через которые мы проходили, — писал он впоследствии, — находилось много древних построек: некоторые из них мне показались предназначенными для жилья, и хотя они были очень высоки, а мои силы на исходе, я вскарабкался туда, правда, с большим трудом. Они имеют форму монастыря с маленькими кельями и многими комнатами для жилья, все крытые, окруженные террасой и побеленные изнутри… И эти упомянутые здания имеют такую форму, что совсем не похожи на постройки провинции Юкатан, где они облицованы тесаным камнем, положенным без раствора… Но местные (в Петене.-В. Г.) — все сделаны из камня, покрытого слоем извести".

Сам того не сознавая, наблюдательный монах правильно подметил одно из главных отличий двух больших архитектурных стилей у древних майя в 1 тысячелетии н. э.: северного (юкатанского) и южного (центральные области "Древнего царства").

По предположению известного специалиста по культуре майя Сильвануса Морли (^ША), городом, на который случайно набрели миссионеры, мог быть только Тикаль. Таким образом, францисканец Авенданьо — первый из европейцев, которому удалось увидеть руины одной из самых крупных и пышных столиц древних майя, пришедшей в упадок и погребенной джунглями еще за семь столетий до описываемых событий.

Через несколько дней группа индейцев-христиан случайно наткнулась в лесу на полумертвых монахов и

буквально вырвала их из рук смерти, доставив в гамаках до ближайшего селения.

Между тем над головами майя-ицев собирались грозовые тучи. Новый губернатор Юкатана — молодой и честолюбивый аристократ дон Мартин де Урсуа-и-Арисменди решил навсегда покончить со строптивыми обитателями Тайясаля и присоединить к владениям испанской короны последнее независимое государство индейцев на территории Америки. Понимая, что главное преимущество ицев заключается в расположении их столицы, окруженной со всех сторон водами озера, и наличии множества боевых лодок, способных встретить врага в любой точке побережья, дон Мартин де Урсуа решил строить свой флот. Губернатор приказал доставить на берега озера Петен-Ица материалы, снаряжение и оснастку, необходимые для строительства крупных весельных судов. Весь этот солидный груз перенесли на своих спинах носильщики-индейцы. Обоз сопровождали испанские солдаты (их было около сотни), а также плотники и корабельные мастера. Их задача была проста, но требовала больших усилий: до подхода главных сил заготовить необходимую древесину и построить несколько больших лодок и галер.

24 января 1697 года Урсуа с основным войском покинул Кампече и двинулся на юго-восток.

К 1 марта испанская армия в полном составе обосновалась на берегу озера Петен-Ица, возведя для безопасности укрепленный лагерь. В считанные дни были спущены на воду большая галера и несколько лодок для десанта.

Между тем ицы ежедневно демонстрировали свою враждебность к незваным пришельцам. Они приплывали на лодках к испанскому лагерю, угрожающе размахивали оружием, били в барабаны и издавали пронзительные воинственные крики. Видимо, индейцы надеялись запугать противника, но вскоре поняли, что это им не удастся, и пошли на хитрость. 10 марта от пристани Тайясаля к испанскому лагерю направилось множество лодок. На первой из них развевался белый флаг. Верховный жрец майя-ицев и несколько высших сановников от лица Канека предложили испанцам мир и дружбу. Мартин де Урсуа принял их самым радушным образом и передал Канеку приглашение встретиться на берегу озера через два дня для дальнейших переговоров. Послы

получили щедрые подарки — топоры, ножи, стеклянные бусы, серьги, шелковые ленты и, довольные, удалились.

Конкистадоры решили, что ицы готовы без кровопролития, мирно подчиниться им. Но напрасно ждал испанский главнокомандующий правителя Тайясаля, стоя на пустынном берегу. В назначенный час никто не явился. А затем, словно давая недвусмысленный ответ врагу, на голубых просторах озера показалась стая боевых лодок майя. Одновременно колонна пеших воинов-ицев двинулась к лагерю испанцев по суше, через лес. И только наступившие сумерки помешали двум враждебным армиям скрестить оружие в решающем поединке.

В этот ответственный момент Урсуа собрал в своем шатре на военный совет всех своих офицеров. Обсуждался план дальнейших действий. Все присутствующие сошлись на том, что время уговоров прошло и следует подчинить ицев силой, показав им на деле преимущество испанского меча и мушкета над их жалкими орудиями войны.

13 марта перед решающим штурмом твердыни ицев все конкистадоры отправились на торжественную мессу. Капеллан благословил христово воинство на борьбу с нечестивыми язычниками, заранее даровав всем отпущение грехов, и посадка на суда началась. Губернатор со 108 солдатами разместился на борту самого крупного корабля флотилии.

Длинное тело галеры легко разрезало водную гладь озера. Вдали, на горизонте из дымки тумана, показался большой остров с нагромождением множества каменных зданий. Но здесь испанское судно окружили бесчисленные лодки воинов-ицев. Ливень стрел и камней обрушился на незваных пришельцев. Однако с борта испанского корабля не последовало ни одного ответного выстрела. Перед началом сражения каждому солдату и офицеру был прочитан приказ губернатора, запрещавший под страхом смерти стрелять в индейцев б^з особого на то сигнала. Осыпаемые градом острых стрел, конкистадоры чувствовали себя довольно неуютно, но суровая воинская дисциплина не позволяла им нарушить губернаторский запрет.

С помощью переводчика Мартин де Урсуа несколько раз обращался к ицам с мирными предложениями, но все было напрасно. Атаки продолжались с возрастающей яростью, так как майя увидели в молчании

испанских солдат признак неуверенности и даже трусости. И здесь произошло неожиданное. Одна оперенная индейская стрела пробила руку сержанта Хуана Гонсалеса, а другая попала в солдата Бартоломе Дурана. В следующее мгновение оба испанца, так и не дождавшись приказа губернатора, разрядили свои мушкеты прямо в гущу индейских воинов. Это послужило как бы сигналом и для остальных конкистадоров. Вскоре всю палубу галеры заволокло облаком дыма от непрерывных залпов мушкетов и аркебуз. Эффект этой канонады превзошел все ожидания. Ицы никогда раньше не имели дела с огнестрельным оружием. "Ужас лучников и в лодках и на острове был таков, — пишет испанский историк Элорса-и-Рада, — что они в тот же миг побросали свои луки и весла и попрыгали в воду, и вся поверхность озера зачернела от голов мужчин, женщин и детей, плывущих словно рыбы".

В считанные минуты все было кончено. Тайясаль опустел, и испанцы без всяких помех вошли в город. Первым ступил на камни острова Мартин де Урсуа, закованный в латы, с мечом и щитом в руках. Над главным храмом ицев было установлено королевское знамя, и языческий Тайясаль прекратил свое существование. Новую испанскую колонию нарекли пышным именем "Нуэстра Сеньора де лос Ремедиос и Сан Пабло де Ица". Так 14 марта 1697 года исчезло последнее независимое государство американских индейцев, почти на два столетия пережившее своих более могущественных собратьев в Мексике и Перу.

Вслед за захватом столицы ицев конкистадоры по приказу губернатора в течение девяти часов занимались уничтожением всевозможных идолов в храмах и жилищах майя. Во дворце Канека были найдены священные книги индейцев с иероглифическими письменами и красочными рисунками, но и их постигла, видимо, та же печальная судьба. Свыше двадцати больших храмов, существовавших в Тайясале, были разрушены до основания, а из их камней испанцы построили собор, крепость и свои дома. В ходе этого всеобщего погрома выяснилось, что монах Авенданьо был абсолютно прав, говоря о поклонении майя костям лошади, которые он видел в одном из храмов города. Люди Мартина де Урсуа также увидели впечатляющую картину: "С потолка храма, — пишет историк

3 в. Гуляев 33

гутьерре, — на трех веревочках разного цвета свисала полуистлевшая лошадиная нога, а на полу, позади нее, стояли три курильницы для возжигания ароматных трав и благовоний, которые индейцы используют при жертвоприношениях… Испанцам объяснили, что эти кости — все, что сохранилось от большой лошади, которую оставил среди ицев в очень давние времена один царь, который проходил мимо данных мест…"

Попавшие в плен правитель ицев Канек и верховный жрец Кинканек были незамедлительно обращены в христианскую веру и получили новые имена: дон Хосе Пабло Канек и донФрансиско Николас Канек. Чтобы укрепить свою власть, конкистадоры поспешили увести обоих знатных пленников в Мериду. Но ицы так никогда и не покорились до конца испанцам. Они рассеялись по глухим лесам Петена и Белиза, не желая принимать католичество и платить дань испанскому королю. Даже в середине XIX века ицы оставались, по словам английского суперинтенданта в Белизе Чарльза Фэнкорта, "практически, все еще независимым народом".

В кафедральном соборе города Памплона на севере Испании висит писанный маслом старинный портрет: дон Мартин де Урсуа, уроженец этих мест, гордо взирает на дело рук своих — на завоеванную провинцию ПетенИца и на распростертых у его ног индейцев. В углу картины пышный герб губернатора Юкатана с птицами, львами и крестами по золотому фону, а ниже идет длинный перечень его титулов и званий: " Рыцарь ордена Сантьяго, граф Лисаррага Венгоа, завоеватель ицев, пожизненный губернатор и генерал-капитан их провинций, а также Юкатана, Косумеля и Табаско, выборный губернатор Филиппинских островов и глава Королевской аудиенции".

За что же этот наваррский аристократ удостоился стольких милостей и наград?

Видимо, за то, что Урсуа считался в придворных кругах Мадрида самым образцовым испанским военачальником и администратором — в меру образованным и в меру гуманным, старавшимся управлять обширными королевскими владениями в Новом Свете без тех излишних жестокостей и насилий, которые были столь характерны для цервого этапа конкисты. Действительно, по сравнению с жестоким веком

теса и Писарро внешние формы испанской экспансии в Америке несколько изменились, но ее грабительская и антииндейская сущность осталась прежней.

История дала дону Урсуа совершенно уникальную возможность — сторицей возместить тот гигантский урон культурному наследию мексиканских аборигенов, который нанесли блестящим цивилизациям ацтеков и майя грубые солдафоны Кортеса, Монтехо, Альварадо и других первых конкистадоров. Но спесивый губернатор Юкатана на поверку оказался ничуть не лучше своих недоброй памяти предшественников.

В самом конце XVII века, когда в Европе уже прошел первый очистительный шквал антифеодальных революций (Англия и Нидерланды) и бурно развивались различные науки и искусства, судьба подарила испанским завоевателям настоящее чудо — тот самый «живой», спрятанный в лесной чаще, «забытый» индейский город, о котором мечтали целые поколения искателей сокровищ. Правда, здесь не было золотых статуй, золотых крыш и мостовых, а кладовые дворца Канека отнюдь не ломились от драгоценных камней и серебряных слитков.

Зато какие бесценные культурные сокровища ждали здесь буквально на каждом шагу «просвещенных» и «гуманных» европейцев, будь они хоть немного заинтересованы в этом! Перед ними во плоти и крови предстало последнее на континенте независимое и процветающее индейское государство — последний осколок великих цивилизаций древности — со своими мудрыми жрецами и воинственными правителями, со своими изощренными верованиями, неповторимыми памятниками материальной культуры. И что же? По приказу Мартина де Урсуа все храмы в Тайясале были разрушены, идолы разбиты, а рукописи — хранители бесценных знаний майя — безжалостно сожжены. Сам же «гуманный» губернатор «забыл» оставить для потомков хотя бы краткое описание жизни и быта порабощенного им народа. Таков был печальный финал этого уникального исторического события.

Но история коня Кортеса на этом не кончается. Среди жителей современного гватемальского городка Флорес, возникшего на руинах Тайясаля, из поколения в поколение передаются легенды о лошадиной статуе, лежащей на дне озера. Ее можно отчетливо видеть там в

тихую и ясную погоду. Другое подобное изваяние затонуло, по словам легенды, близ оконечности мыса Нитун, когда жрецы майя-ицев пытались перевезти его с материка на остров на большом плоту.

Не исключено, что в основе этих старых преданий лежат какие-то реальные факты. Во-первых, мы не знаем, что стало с обломками статуи Циминчака, разбитой в 1618 году отцом Орбитой. Вполне возможно, что монахи бросили тогда уцелевшие фрагменты лошадиной фигуры в воды озера. Правда, трудно поверить, что несколько поспешных ударов камня рассерженного францисканца могли разбить на куски всю огромную статую, сделанную из прочного мелового известняка. Если это так, то несколько поврежденное изваяние жрецы ицев могли действительно отправить для починки на материк, и оно затонуло во время перевозки. Наконец, не исключено и то, что обломки статуи Циминчака, вместе с другими идолами майя, были брошены в воду по приказу дона Мартина де Урсуа при общем разгроме Тайясаля 14 марта 1697 года.

В 60-х годах группа гватемальских аквалангистов и археологов-любителей решила проверить достоверность этой легенды, приступив к подводным исследованиям на озере Петен-Ица. Но, несмотря на все усилия, найти "лошадиного бога" ицев на илистом дне огромного водоема не удалось. Если его обломки действительно находятся там, то последнее слово остается за археологами. И кто знает, не станет ли в самом недалеком будущем этот уникальный памятник эпохи конкисты достоянием науки?