• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Повествуя об истории Руси 1223–1237 гг., прежде обратимся к западным и южным землям.

Александр Всеволодович не мог простить Даниилу Романовичу страшной для Белза ночи и, узнав о разладе между Даниилом и Мстиславом Мстиславовичем, стал склонять Мстислава к войне с Даниилом.

В 1225 г. Мстислав подошел на «Лысоую Гороу». А Даниил уехал в Польшу, к Лешку. Вскоре Александр Всеволодович и Мстислав едва успели укрыться в Белзе от Даниила и его союзников. Мстислав вернулся из Белза в Галич, а Даниил с поляками принялся воевать галицкие земли вокруг «Любачева» и пленил всю волость «Бельзеськоую и Червеньскоую».

Стерегший Волынь Василий Романович подивился множеству стад «коньска и кобылья», пригнанных братом. Богатая добыча вызвала зависть у помогавших Даниилу поляков.

В Киеве после гибели Мстислава Романовича весной 1223 г. сел двоюродный брат великого князя Владимир Рюрикович. К нему за помощью против Даниила и поляков обратился Мстислав Мстиславович. Кроме того, Мстислав призвал половецкого хана Котяна. Александр Белзский продолжал уверять Мстислава, что Даниил хочет убить тестя (Мстислава) и добыть Галич.

У Мстислава были основания тому верить, но не забудем, что Даниил доводился зятем Мстиславу, и дело, к счастью, кончилось миром.

Александр прислал к Мстиславу своего мужа Яна, и он стал уверять князя в том, что Даниил во второй раз ведет на Мстислава поляков.

Мстислав встретился с Даниилом в «Перемили» и подарил зятю великолепного коня по прозвищу «Актазъ». Не забыл Мстислав и о дочери Анне. Ей князь преподнес множество даров. Там же был утвержден мир на западе Руси.

Ярославовичи предложили Мстиславу отобрать Белз у Александра «за соромъ свои». Но Мстислав был слишком мудр, чтобы разменивать честь на волость.

В 1226 г. галицкому боярину «Жирославоу» пришло в голову распустить слух, что Мстислав идет в степь за ханом Котяном, чтобы «избить» галицкое боярство. Любви между князем и боярами в Галиче не было в помине, и это делало злонамеренный слух весьма похожим на правду.

Галицкие бояре собрались и уехали в волость «Перемышлескоую в горы Кавокасьския» (Карпатские). Из свитых на каменистых скалах гнезд приободрившиеся бояре отправили на Днепр к Мстиславу Мстиславовичу послов, веля передать князю сказанное Жирославом.

Мстислав отправил к боярам «отца своего Тимофея» (духовника) с клятвой в том, что князь худого и в голове не держит. Бояре с гор вернулись в города, а Жирослав из Галича был изгнан и нашел прибежище у Изяслава.

Скоро из Перемышля бежал зять Мстислава, сын Андрея Венгерского Андрей. Принц послушал еще одного галицкого боярина «Семьюнка Чермьнаго».

Зимой 1226 г. Андрей Венгерский выступил в Галицию и оказался под Перемышлем. В городе сидел «Юрьеви тогда тысящюу держащю». Перемышль был сдан, а Юрий бежал к Мстиславу.

Андрей оставил Звенигород и послал войско к Галичу. Король не смел сам поехать к городу, ибо «волъхвы Оугорьскыя» предсказали Андрею: «Яко оузревшоу Галичь не быти емоу живоу».

Андрея Венгерского в походе сопровождал знакомый нам польский воевода Пакослав с полком. От Звенигорода Андрей подошел к Теребовлю и овладел городом. Далее венгры заняли Тихомель и подошли к Кременцу. Под Кременцом королю дали сражение и побили немало венгров.

От Кременца Мстислав послал к Даниилу боярина «Соудислава», прося не отступать от мира. От Кременца венгры отступили к Звенигороду. А Мстислав удерживал Галич.

Наконец неприятели съехались, и произошло генеральное сражение. Мстислав одолел. Русские гнали венгров до их стана, и среди убитых оказался королевский воевода Мартиниш. Сам Андрей Венгерский «смятеся оумомъ» и поспешил прочь из Галиции.

К Мстиславу «ко Городъкоу» приехал Даниил Романович с братом Васильком и с Глебом (непонятно, чей сын). Романовичи надеялись получить от тестя вожделенный Галич, но в дело снова вмешались галицкие бояре.

Когда Романовичи призвали Мстислава покончить с Андреем, говоря, что король близко и по «Лохти» ходит, боярин «Соудиславъ», стремясь выгородить венгров и их короля, «имеяше бо в немъ надежоу великоу», стал отговаривать Мстислава.

В помощь Андрею Венгерскому выступил Лешко Польский. Даниил стал «бранящю» ему, не пуская к венграм. Андрею зимой 1226–1227 гг. удалось ускользнуть из Галиции за Карпаты. Следом за королем в Венгрию поехали опальный боярин Жирослав и давший ему приют Изяслав.

Когда венгры окончательно покинули Галицию, боярин Судислав снова подступил к Мстиславу, склоняя князя отдать обрученную ранее с венгерским принцем дочь за Андрея, бежавшего из Перемышля и навлекшего на Галицию короля. Судислав прямо заявил Мстиславу, что галицкие «бояре не хотять тебе», а без них князю Галиции не удержать. Мстислав возражал, не желая возвращать венгров, и хотел отдать Галич Даниилу. Желали видеть Даниила в Галиче и простые люди. Но «Глебови же Зеремеевичю и Соудиславоу» удалось убедить Мстислава отдать Галич венгерскому принцу Андрею.

Венгры вновь вернулись в Галич, к удовольствию боярства и к неудовольствию остального населения. Мстислав взял себе «Понизье», земли ниже Галича по Днестру.

Невольно задаешься вопросом: в чем причина столь убежденного западничества галицких бояр, интригами перечеркивавших результаты выигранных Русью сражений и целых войн? Впрочем, только ли галицкое боярство творило подобные чудеса? К сожалению, эта черта вообще присуща значительной части русской знати.

Тем временем скончался Мстислав Ярославович Немый. Князь, по-отечески относясь к Даниилу, завещал свои города и сына Ивана заботам Даниила Романовича. Иван скоро умер, и города его отца были заняты: Луцк Ярославом Ингваровичем, а Черторыйск жителями Пинска.

Даниил те города стал требовать себе, и начались бесчисленные «рати и великыя троуды». Однажды Даниил с дружиной приехал на молитву к св. Николаю в «Жидичинъ». Там оказался державший Луцк Ярослав. Бояре подступили к Даниилу, говоря, что трудно представить лучший момент для расправы. Даниил ответил, что приехал к св. Николаю и творить иного не желает.

Даниил послал к Луцку своих бояр «Андрея, Вячеслава, Гаврила, Ивана». Ярослав Ингварович ехал к Луцку с женой, но не успел. У одного из воинов Даниила по имени «Олексию Орешькомъ» был очень быстрый конь. Он и догнал Ярослава перед самыми воротами Луцка.

В тот день жители Луцка закрылись, а наутро, увидев стяги Даниила Романовича, сдали город князю. Даниил отдал Луцк и Пересопницу брату Васильку. Ранее Василько овладел Брестом.

В 1227 г. ятвяги завоевали земли вокруг Бреста. Даниил и Василько выехали из Владимира-Волынского и погнались за ятвягами. Князья были молоды, но уже по-мужски сильны и с копьями наперевес, опережая свои дружины, бились с ятвягами.

Решив вопрос с Луцком, Даниил отправил к уехавшему в Торческ тестю Мстиславу Мстиславовичу посла «Дьмьяна», веля передать, что не подобает пинянам держать Черторыйск. Демьян от Мстислава услышал нечто иное. Мстислав велел Демьяну передать, что он винится и сожалеет, что не отдал Даниилу Галича. Мстислав сказал, что боярин Судислав его обольстил. Мстислав добавил, что той беде можно помочь, совместно выступив к Галичу. Даниилу будет стол отца в Галиче, а Мстиславу — Понизовье. А про Черторыйск Мстислав не возражал.

В субботу утром, под пасху «на великъ днь», Демьян приехал во Владимир-Волынский. А в пасхальное утро Даниил и Владимир подходили к Черторыйску. В ночь на понедельник город обступили со всех сторон. Тогда под Даниилом застрелили коня. Наутро Черторыйск взяли приступом и схватили сидевшего в городе князя.

А в те дни в Торческе умирал Мстислав Мстиславович. В скольких грандиозных сражениях участвовал этот князь! Перед смертью Мстислав пожелал увидеть Даниила, дабы поручить его заботам своих детей. И снова вмешались бояре. «Глебъ же Зеремеевичь» не допустил Даниила к тестю.

Похоронили Мстислава Мстиславовича в Киеве. Это был один из замечательных русских князей. Его, как и отца, недаром назвали Храбрым. А был князь великодушен и по-русски широк душой.

Взятому в Луцке Ярославу Ингваровичу в утешение в 1227 г. дали города «Перемиль и потом ь Межибожие».

В 1228 г. князь Ростислав Пинский (быть может, потомок Святополка II) беспрестанно жаловался сидевшему в Киеве Владимиру Рюриковичу на то, что Даниил пленил его детей и волость. Несмотря на хлопоты митрополита Кирилла о мире, в Киеве было решено выступить против Даниила. Владимир Рюрикович собрал войско. Подошли Михаил Всеволодович Черниговский и половецкий хан Котян. У самого Владимира Рюриковича к Даниилу был давний счет, ибо сей князь хорошо помнил, что его отец (Рюрик Ростиславович) был пострижен в монахи Романом Мстиславовичем, отцом Даниила. Владимир Рюрикович решил, что долг пора вернуть, и осадил волынский город Каменец. С киевским князем город осадили «князи и Коуряны и Пиняны и Новогородци и Тоуровьци».

Даниил поспешил за помощью в Польшу, а боярина Павла отправил к хану Котяну с предложением о мире. Видно, что-то и сверх того шепнул Павел половецкому хану, ибо вместо того, чтобы стоять под Каменцем, Котян пошел в Галицию, «повоевал» ее земли и ушел в степь. Тем самым был упрежден союзник Владимира Рюриковича и Михаила Всеволодовича Черниговского, сидевший в Галиче венгерский принц Андрей с боярином «Соудиславом».

Осаду с Каменца сняли, и уже Даниил с Васильком и пришедшие с ними поляки с воеводой Пакославом и Александром (Всеволодовичем Белзским) от Владимира-Волынского пошли к Киеву. С Даниилом шли его бояре «Вихала и Воротиславъ Петровичь Юрии Толигневичь». К счастью, дело закончилось миром, и поляки вернулись по домам без сражения.

В 1229 г. (по Ипатьевской летописи) в Польше на княжеском съезде «Стополкомъ. Одовичемъ Володиславомъ» был убит союзник Даниила Лешко («Льстько») «светомъ бояръ неверных».

Новым союзником Даниила и Василька Романовичей в Польше стал брат Лешка Конрад Мазовецкий. Скоро Романовичи выступили в поход в помощь Конраду на «Володислава на старого». Стеречь Волынь Романовичи оставили «Володимера Пиньского» (Владимира Ростиславовича Пинского) и «Оугровьчаны и Берестьяны» (жителей городов Угровеска и Берестья). Посадили эту силу в Берестье, ибо стерегли Волынь от ятвягов.

Тем временем польские земли «воевали» литовцы. Считалось, что Литва союзна Волыни, и оттого литовцы без боязни остановились под Берестьем. Владимир Пинский рассудил «оже есте мирни но мне есте не мирни». Быть может, Владимир имел в виду Пинскую волость, страдавшую от набегов литвы. Князь Владимир вышел из Берестья и побил литовцев.

Даниил и Василько Романовичи объединились с Конрадом и выступили к польскому городу «Калешю». Полки союзников подошли к «Ветроу» и утром, перейдя реку «Пресноу», продолжили движение к Калешу. К ночи начался такой сильный дождь, что у тех, кто под него попал, было ощущение, будто кто-то противится продвижению войска.

Между тем полки вступили на земли неприятеля и принялись «воевать» села. «Роусь» пошла до «Милича и Старогорода» и, заняв несколько сел «Воротиславьскых», вернулась в лагерь с немалой добычей.

У поляков не было большого желания сражаться с соотечественниками. Тем не менее наутро Романовичи подступили к Калешу. Конрад также поднял свои полки, хотя и не без уговоров.

Подошли к воротам Калеша. На другую сторону города послали «Мирослава». Калеш окружили со всех сторон. В это время разлился весенний паводок. Калеш стоял среди воды подобно острову и был окружен густыми зарослями лозы и вербы. Горожане принялись с «забралъ» метать камни. И летели камни на осаждавших подобно дождю и «возводныи мостъ и жеравецъ вожьгоша».

Осаждавшие стояли в воде и из-за зарослей не видели, где наступают, а где отступают. Загорелись ворота Калеша, но горожане пожар погасили. Романовичи принялись ходить вокруг города и стрелять по оборонявшим стены. К вечеру осаждавшие вернулись в легерь и стали сушить одежду у костров.

Один из русских бояр «Станислав Микоуличь» сообщил Даниилу, что в том месте, где он днем стоял, воды не было, ибо там гребень высокий. Князь сел на коня, подъехал к городу и сам в том убедился. Ночью поведал о гребне Даниил Конраду и добавил, что коли «ведале место се то градъ приять бы былъ».

Утром русские подступили к Калешу. Камни со стен на этот раз не летели. Горожане попросили Конрада о переговорах, прося прислать «Пакослава и Мьстиоця». Эти воеводы предложили Даниилу, «изменивъ ризы свое» (сменив облик), присутствовать на переговорах. Даниил ехать не хотел, да его уговорил брат Василий. Даниил надел на себя «шеломъ Пакославь» и стал позади воеводы.

Стоявшие на «заборолах» крепостной стены люди просили Пакослава передать Конраду, что они такие же поляки, как и он. Еще пристыдили Конрада, говоря, какую он примет славу, если «Роуская хороуговь станеть на забралехъ» Калеша, и кому от того честь будет.

Пакослав ответил горожанам, что Конрад рад поступить милостиво с Калишем, но Даниил «лють зело» и от города отступить не хочет. Пакослав рассмеялся и, показав на стоявшего позади человека, сказал: «А се стоить самъ». Даниил снял при тех словах шлем.

Даниил в этот день много смеялся и «вестовавшоу» с горожанами. Они просили у князя мира. Даниил взял у калишан двух мужей и приехал с ними к Конраду. А Конрад заключил мир с городом, но взял «талъ» (заложников), дабы мир не оказался скоротечным.

Русские воины стали в лагере с множеством набранной в окрестных селах челядью. Тогда же «Роусь и Ляхове» поклялись: если будет война, то не воевать «Ляхомъ Роуское челяди ни Роуси Лядьской». С тем Романовичи вернулись на Волынь «в домъ свои с честью». Гордились Романовичи помимо прочего и тем, что никто до них, кроме Владимира I, так глубоко в землю «Лядскоу» не заходил.

Скоро Василий Романович уехал в Суздаль к Юрию Всеволодовичу на свадьбу своего шурина. С Василием в залесские земли поехали «Мирослав» и другие западнорусские бояре. А Даниил в ту пору находился в «Оугоровьсце». Сюда из Галича прислали весть, что «Соудислав» ушел в Понизье, а в Галиче остался венгерский принц. Даниил давно ожидал такой новости. Он послал «Дьмьяна на Соудислава», а сам с небольшой дружиной поехал из «Оугревеска» к Галичу.

На третий день пути, к ночи, Даниил был под Галичем. Тем временем боярин Судислав «не стерпе передъ Демьяномъ» гнал коня к Галичу.

Даниил нашел ворота Галича запертыми. Тогда князь взял боярский двор Судислава, стоявший под Галичем.

В усадьбе Даниил увидел «вина и воща и корма и копии и стрелъ. пристраньно видити» и немало подивился складу провизии и оружия.

Пока князь осматривал боярские погреба и службы, его дружинники «испилися» и Даниилу пришлось отвести их за Днестр.

Ночью в Галич примчался «Соудислав». Об этом стало известно Даниилу, ставшему в «Оугльницехъ» на берегу Днестра. А на Днестре стоял лед.

Из Галича вышли венгры и горожане, и началась перестрелка через реку. К вечеру лед треснул, и вода стала заливать пойму. Недалеко от Галича через Днестр был переброшен мост, и Даниил на него рассчитывал. Но вечером «лихыи Семьюнько подобный лисици» мост зажег.

Даниил опечалился, но скоро в его лагерь приехал «Дьмянъ» со всеми галицкими боярами «со Милославомъ и со Володиславомъ и с иными боярами». Даниил повеселел, ибо приезд означал присягу галичан новому князю.

К Галичу подошел Владимир Ингварович. Полки перешли Днестр и с четырех сторон приступили к Галичу «от Боброкы доже и до рекы Оушици и Проута».

Скоро Галич сдался Даниилу Романовичу. Принца Андрея Даниил отпустил, помня доброту его отца Андрея, некогда принявшего у себя Даниила малышом.

С венграми из Галича выехал бярин «Соудислав». В него народ «Метахоу камение». По приезде в Венгрию он подступил к королю, убеждая идти к Галичу, пока Даниил не окреп.

Войско венгров, выступившее в Западную Русь, возглавил сын короля Бела. Когда венгры шли долинами Карпатских гор, на берегах открылись «хляби нбсныя». Горные ручьи превратились в буйные, сметавшие все на своем пути потоки. Кони стали тонуть, а воины полезли на горы, стремясь не попасть в воду.

Тем не менее Бела дошел до Галича. Даниил, призвав поляков и половцев «Котяневы» в помощь, отправил к Беле послом Демьяна. Переговоры ничего не дали.

За венгров выступили половцы «Беговаръсови». И тут на Белу судьба напустила «раноу фараоновоу» (непонятный недуг). Бела отчаялся взять Галич, бросил войско и поехал в Венгрию. Оставшиеся под городом венгерские «ороужники многи и фаревники» стали избиваться галичанами. Немало венгров перетопили в реках. Многие из них умерли от ран или сгинули неведомо как.

Бела от Галича пошел к «Василевоу» и там переправился через Днестр. Далее он поехал к реке Прут.

Так Даниилу Романовичу в 1229 г. удалось не только занять, но и удержать Галич. А это подчас было гораздо сложнее.

В 1230 г. галицкие бояре стали затевать заговоры, стремясь устранить Даниила. Союзником бояр выступил Александр Всеволодович Белзский, двоюродный брат Романовичей и их давний недруг.

Решили сжечь Романовичей вместе с домом, в котором князья располагались. Когда все было готово, Василий вышел из дому и обнажил меч, «играя на слоугоу королева». Слуга, также играя, схватил щит, обороняясь от Василия. Эту сцену довелось увидеть «Малибоговидьчьмь». Бояре решили, что Романовичам стало известно о заговоре, и побежали прочь. Так они выдали свои намерения.

Василий из Галиции уехал во Владимир-Волынский. А Даниила пригласил на пир один из галицких бояр «Филипъ безбожный», сидевший в собственной укрепленной усадьбе в Вишне (к западу от Львова). В Вишне хотели учинить расправу над князем. И снова в сговор с боярами вступил Александр из Белза.

Когда Даниил приехал во «Браневича», к нему пришел транспорт с солью от «тысячкого его, Демьяна». Верный Демьян предостерег князя, сказав, что пир у Филипа в Вишне «золь есть». Даниил повернул к Галичу и послал сказать брату Василию, чтобы выступил к Белзу. Александр Всеволодович от Василия убежал в Перемышль. А Василий присоеднил Белз к своей волости — Волыни. Затем Романовичи послали «Ивана… седелничего» на бояр «Молибоговичихъ и по Волъдрисе».

«Сидельничем Иваномъ Михалковичемъ» было пленено двадцать восемь галицких бояр.

Даниил ни одному из бояр худого не сделал и скоро отпустил. Спустя немного времени один из тех бояр на пиру «лице зали» Даниилу «чашею». Князь был мудр и терпелив «и то емоу стерпевшоу».

В 1231 г. (по Ипатьевской летописи) Даниил в Галиче собрал восемнадцать ближайших отроков с тысяцким Демьяном на совет и, поведав о намерении выступить против врагов, спросил окружавших, верны ли они ему. Присутствующие поклялись в преданности князю. А «соцкыи же Микоула» повторил сказанное еще Романом о галичанах: «Не погнетши пчелъ медоу не едать».

Даниил помолился, принял в помощь боярина своего «Мирославоу» и с немногими ратниками, выступил к Перемышлю. Галицкие бояре, как и прежде, были неверны Даниилу и шли с ним «мнещеся яко верни соуть».

Александр Всеволодович из Перемышля бежал в Санок, бросив в городе все свое состояние. С Александром ехал «Шельвъ». Был тот муж храбр, да оказался «събоденъ» (сбит) с коня и скончался. А «неверныии же Володиславъ Юрьевич с ним (с Александром) светъ створь».

Оказавшись в Венгрии, Александр увиделся с «Соудиславом». Стоит ли говорить, что при встрече было сказано о Романовичах.

Венгры в который раз выступили в Галицию, и скоро король Андрей с сыновьями Белой и Андреем приблизились к городу «Ярославу». В городе довелось сидеть боярам Романовичей «Давыдови Вышатичю» и «Васильеви Гавриловичи)». Город затворил ворота, и гарнизон «бился» с венграми до захода солнца.

Вечером Давыд Вышатич «оуполошивъшоуся». Виной тому была боярская теща. Эта женщина хранила верность «Соудиславу» и была «кормильчья Нездиловая матерью бо си наречашеть ю». Теща внушила Давыду, что города не удержать.

Но выступил боярин Василий Гаврилович. Он стал призывать Давыда не губить чести их князя. А Давыд хотел город сдать.

От венгров приехал «Чакови». Он сообщил осажденным, что капитуляции не примут, ибо много жертв у венгров. Василий Гаврилович продолжал крепко биться с городских заборол. Но все же город Ярослав был сдан королю, и венгры двинулись к Галичу.

Боярин «Климята» с «Голыхъ горъ» перебежал от Даниила Романовича к королю. Следом за Климятой венграм сдались все галицкие бояре.

Андрей Венгерский из Галиции подошел к Владимиру-Волынскому, стремясь расправиться с Романовичами в их гнезде. Увидев город, король подивился его мощи и сказал, что таких городов «не изобретохъ ни в Немечкыхъ странахъ».

На стенах Владимира-Волынского венгры увидели «ороужникомъ стоящимъ… блистахоуся щити и ороужници подобии солнцю». В столице Волыни сидел боярин «Мирославъ». Он был храбр, но «смоутися оумомъ» и заключил мир с королем, не имея на то разрешения Романовичей.

Васильку Романовичу пришлось уступить «Белъзъ и Червенъ» пришедшему с королем Александру Всеволодовичу. В Галиче король посадил сына Андрея «светомъ неверьныхъ Галичанъ».

Боярин Мирослав заперся в усадьбе около «Чьрвьна» и «имел укоры» от Романовичей. Сам князь Даниил «прия великъ пленъ», у города «Бьзкоу» воюя.

С тем Андрей Венгерский ушел за Карпаты. А жизнь на Руси шла своим чередом. К Даниилу из Киева приехал Великий князь Владимир Рюрикович, прося помощи против шедшего на столицу Михаила Всеволодовича Черниговского. Даниил князей помирил. Но это не означало, что Ольговичи отказались от честолюбивых замыслов.

За услуги Даниил получил часть «Роускои» земли — Торческ. Даниил отдал город детям Мстислава Ярославовича Немого «шюрятомъ своимъ», находившимся под опекой Романовичей.

В 1231 г. (по Ипатьевской летописи) Андрей Венгерский вновь выступил на Русь. Венгры двигались к «Белобережью». Из Киева от Даниила в сторожах поехал боярин Володислав. Венгров встретили в Белобережье и «бились» с ними через реку Случь «и гониша до рекы Деревное из леса Чертова».

Володислав уведомил Даниила и Владимира Рюриковича в Киеве о столкновении с венграми на Случи. А Даниил сказал Владимиру Рюриковичу, что идут не на него, а на них обоих. Даниил попросил Владимира отпустить его из Киева, дабы он зашел венграм «взадъ».

Поняв этот план, венгры отступили к Галичу. Получалось, что Киев надо было стеречь и от Ольговичей, и от венгров, и потомкам Мономаха надлежало держаться вместе.

Даниил встретился с братом Василием у города Шумска. Там же Даниил «повестоваста» о реку «Велью» с пришедшим против Романовича венгерским королем Андреем и с бывшими у венгров Александром Всеволодовичем Белзским и боярином Глебом Зеремеевичем. Увидел за рекой Вельей Даниил и «князи Болоховьсции» (1231 г. по Ипатьевской летописи).

Это были князья земель (Болоховских), лежащих в верховьях Южного Буга. Летописцы не упоминают ни имен, ни родства болоховских князей. Это позволяет предположить, что они не были потомками Владимира I и его сына Ярослава Мудрого. Мы помним о князьях древлян, вятичей и других восточнославянских союзов X–XI вв. Еще в 1082–1083 гг. Владимир II Мономах ходил в землю вятичей на местного князька Ходоту. Болоховские земли располагаются в лесостепях правобережья среднего и нижнего Днепра, и их зависимость от Киева и от Ярославовичей в X–XIII вв. была невелика. Ярославовичам либо не было дела до болоховских земель, либо они состояли с болоховскими князьями в родстве, либо жить в верховьях Южного Буга было столь небезопасно, что болоховское княжение мало кого прельщало. Так или иначе болоховские князья враждовали с Даниилом и поддерживали венгров.

Поутру Даниил перешел реку Велью «на Шоумьскъ» и, перекрестившись, двинулся к «Торчевоу». Навстречу князю двинул полки венгерский принц Андрей. Даниил и Василий стали на возвышении. Венгры шли на русь равниной.

Даниил повел в сражение большой полк, устроенный «храбрыми людми» и сверкавший «светлымъ ороужьемь». Венгры постарались избежать столкновения с Даниилом и стали биться с полками тысяцкого Демьяна и Василия Романовича. Демьян сражался с боярином «Соудиславомъ», давним союзником венгров. Даниил заехал венграм в тыл, сломал копье, достал меч и смутил собственного тысяцкого Демьяна, ибо тот «мнящоу яко все ратнии соуть и возбегоша пред нимъ».

Даниил стал пробиваться на помощь брату Василию и встретился со своим боярином «Мирославомъ». Стали «биться» князь и боярин с венграми сообща. На стяг Василия Романовича, собрав венгров, двинулся галицкий боярин «Глебъ Зеремеевичь». А «сулица» Василия уже была вся в крови, доспехи князя были иссечены ударами мечей.

Полк Василия победил венгров и погнал их до лагеря и стяга принца Андрея. Венгры частично разбежались, частично отступили к Галичу. В полку Даниила было убито пять воинов, но под конец сражения «наворотися дроужина Данилова на бегъ».

Среди павших бояр Даниила летописец называет имена «Ратиславъ. Юрьевичь. Моиси. Степанъ братъ его. Юрьи Яневичь». Сражение ничего не решило, и Галиция осталась во власти венгров и местных бояр.

Утром следующего после сражения дня Даниил не знал, где находится его мужественный брат и жив ли он. Впрочем, вскоре Романовичи увиделись.

Спустя немного времени приехали к Даниилу и Василию послы от Александра Всеволодовича Белзского. Двоюродный брат, разуверившись в силе венгров, просил Романовичей принять его любовь. Отказано в том не было. Даниил поехал с Александром к городу «Плесньскоу», ибо там сидели враждебные Романовичам бояре «Аръбоузовичи». Плеснеск был взят, и из него Даниил поехал во Владимир-Волынский.

В 1233 г. (по Ипатьевской летописи) принц Андрей и боярин Судислав отправили на Даниила Венгерского воеводу «Дьяниша». А Даниил съездил в Киев и привел в помощь половцев и одного из Ольговичей — Изяслава Владимировича. Поддерживал Даниила и Великий князь киевский Владимир Рюрикович.

Изяслав Владимирович, вместо того чтобы воевать с венграми, разорил волость Романовичей, взял город «Тихомль» в верховьях Горыни и вернулся восвояси, предоставив Даниилу, хану Котяну и Владимиру Рюриковичу бороться с венграми самостоятельно.

Неприятели сошлись у волынского города Перемиля и стали «биться о мостъ» через реку Стырь. Венгры от Перемиля отошли к Галичу и «порокы пометаша». Видно, воевода Дьяниш решил брать приступом едва не сам Владимир-Волынский.

Даниил и Владимир Рюрикович, поняв, что, пока венгры сидят в Галиче, покою от них на Руси не будет, двинулись к Днестру. У города «Боужьска» в верховьях Западного Буга князья встретили Василия и Александра Всеволодовичей.

Из Бужска Владимир Рюрикович уехал стеречь от Ольговичей Киев. Уехал и хан Котян.

В 1234 г. боярин «Глебъ Зеремеевичь» перебежал от принца Андрея к Даниилу.

Наконец Даниил и Василий Романовичи подступили к Галичу. Видно, несколько лет правления венгров не вызвало к ним любви у населения, и большая половина города вышла на берег Днестра встречать Даниила. Были среди людей и «Доброславъ и Глебъ инии бояре мнози».

Заперевшиеся в Галиче принц Андрей, его воевода Дьяниш и боярин «Соудислав» начали голодать, но города не сдавали. Даниил простоял под Галичем девять недель «жда ледоу», чтобы перейти Днестр. Когда реку перешли, «Соудиславъ» послал к Александру Всеволодовичу, обещая дать ему Галич, если он отступится от Даниила. Александр уехал от города.

И тут умер венгерский принц Андрей. Был он молод, и смерть его странна. Уж не повинны ли… впрочем, о том данных нет.

Галичане, узнав о смерти Андрея, послали к Даниилу «Чермьного Семьюнька» с новостью. Боярин «Соудислав» поспешил с отъездом в Венгрию. А Александр Всеволодович, страшась предательства, поехал в Киев к тестю (Владимиру Рюриковичу).

Даниил Романович сел в Галиче, и, когда узнал о том, что Александр спешит укрыться в Киеве, послал за ним погоню. Догнали Александра в «Полономь» и схватили его в «лоузе Хоморьскомь». Более о том князе известий нет, и судьба его, по-видимому, была печальна.

Даниил, занимая Галич, не спал три дня и три ночи. Князь мечтал об отдыхе. Из Киева в Галич приехал сын Владимира Рюриковича Ростислав. И визит не был просто данью вежливости. На Владимира ополчились Ольговичи, и у Даниила просили помощи. Несмотря на усталость, Даниил собрал полки и выступил к Киеву.

А в это время Михаил Всеволодович, старейший из Ольговичей, уже стоял под Киевом. Узнав о подходе Даниила, Михаил ушел на левый берег Днепра. Это было продолжение старого спора Ольговичей и Мономашевичей за Киев.

Даниил переправился через Днепр и пошел к Чернигову. К Даниилу присоединился один из Ольговичей — Мстислав Глебович. Возможно, он не ладил с двоюродным братом Михаилом Всеволодовичем.

Даниил Романович в походе 1234 г. взял города по Десне «Хороборъ и Сосницю и Сновескь» и иные. После этого Даниил подступил к Чернигову.

Город защищался. Под его стенами поставили таран «меташа бо каменемъ полтора перестрела». А камни были таковы, что их едва поднимали четверо здоровых мужчин.

С Ольговичами помирились, и Даниил вернулся в Киев. Один из Ольговичей — Изяслав Владимирович — к миру «не престаше» и привел на Киев половцев.

Даниил с полком, провоевав «от крщния до вознесения», страшно устал. Зная, что половцы воюют под Киевом, Даниил собрался идти на Волынь «лесною страною», то есть тропами припятского полесья, да Владимир Рюрикович умолил князя не оставлять Киева. О том просил Даниила и его боярин Мирослав.

Половцев русские князья встретили у Звенигорода. Оглядев неприятеля, Владимир Рюрикович и Мирослав решили вернуться в Киев. Но Даниил заявил, что так воину поступать не подобает, но или «победоу прияти или пастися от ратных».

Сразились с половцами у «Торьчского». Под Даниилом застрелили гнедого коня, и сражение было русью проиграно. Владимир Рюрикович отсиделся в «Торцькомъ».

Даниил приехал в Галич. Город стерег Василий Романович с полком. И снова бояре принялись плести паутину интриг. «Борисъ Межибожьскыи», посоветовавшись с «Доброславьлимъ и Збыславлимъ», послал к Даниилу весть, что Изяслав Владимирович (Ольгович) идет с половцами к Владимиру-Волынскому. Это была ложь, призванная разлучить Романовичей. Даниил отправил Василия стеречь город, а сам остался в Галиче.

И бояре «воздвигоша крамолоу». Как ни странно, но Даниил на зиму от боярской смуты укрылся в Венгрии. Это можно объяснить тем, что в 1235 г. власть в королевстве от Андрея перешла к сыну Беле IV (1235–1270).

Зимой 1234–1235 гг. Василий с поляками соединился с возвратившимся из Венгрии Даниилом. Но до Галича Романовичи не дошли и вернулись в Волынь, в свою «отчину и дедину».

В 1235 г. (по Ипатьевской летописи) галичане и все «Болоховьсции князи» подступили к городу «Каменцю» и, «повоевав по Хомороу» и взяв большой полон, отступили. Каменец располагался на стыке Волыни и киевских земель. К югу от Каменца находились владения болоховских князей.

Набег на Каменец не мог не вызвать реакции у Владимира Рюриковича, продолжавшего удерживать Киев. Великий князь отправил в помощь Даниилу Романовичу «Торцькы и Данила Нажировича». А из Каменца выехали вышедшие из оцепенения бояре Романовичей и, соединившись с княжескими отроками и с торками, настигли галичан и одолели их. Там же были схвачены «вси кнзи Болоховьсции». Пленников доставили во Владимир-Волынский к Даниилу Романовичу.

Воистину мощь русского князя зиждилась на обширности подвластных ему земель, на богатых ремеслами и торговлей городах и на верности служивых бояр, имевших среди владений князя собственные усадьбы и вотчины.

Мог ли князь Александр, владевший одним Белзом с окрестной волостью, тягаться с Романовичами, которым были подвластны земли, по территории сопоставимые с Францией или Германией? Именно в земле и в ее населении была заключена сила князя. Отнимали у князя земли, и его семья уходила в небытие.

Летом 1235 г. Михаил Всеволодович и Изяслав Владимирович стали угрожать Даниилу: «Дай нашоу братью, или придемь на тя войною». Отсюда можно заключить, что пленные болоховские князья состояли в родстве с Ольговичами. В этом предположении нет ничего невероятного. Во-первых, нам известно о попытке северских Ольговичей, детей Игоря Святославовича, героя «Слова о полку Игореве», сидеть в Галиции, соседствующей с болоховской землей. Во-вторых, нам известно о родстве Ольговичей с половецкими ханами, а болоховская земля непосредственно соседствует со степью. Уж не были ли болоховские князья действительно дальней родней (о близком родстве летопись едва ли умолчала бы) Ольговичей? Болоховские князья могли продолжить дело Ольговичей, пытаясь получить земли к западу от Днепра. Ольговичи и в самом деле летом 1235 г. предприняли поход на Волынь. Их союзником выступил Конрад Мазовецкий, недавний союзник Даниила. Конрад стал около города «Холмь» и принялся воевать вокруг Червня. Навстречу полякам выступил Василий Романович. Он поймал нескольких из польской знати и привел к Даниилу в «Городокъ».

Тем временем Михаил Всеволодович стоял на «Подъгораи» (в Погорыньи?), имея намерение объединиться с Конрадом Мазовецким и ожидая Изяслава Владимировича с половцами. Однако половцы, вместо того чтобы идти на Волынь, ограбили Галицию и ушли в степь. С Даниилом Романовичем в его земле они воевать не пожелали, но и добычи не упустили.

Мы помним, что Даниила из Галича в 1234 г. изгнали бояре. Так вот в Галич с рубежей Волыни и поехал Михаил Всеволодович. Выходит, что галичане вновь решили пригласить Ольговичей, дабы те защищали их от волынских князей и одновременно не имели большой власти в самом Галиче.

Подобную политику — частой смены не только князей, но и княжеских домов — кроме Галича проводил Новгород. Похоже на то, что крайние северная и юго-западная провинции Руси имели настолько успешные экономические связи с Европой, что князья им были нужны не для сбора мыта и виры, а лишь для военной охраны рубежей. Остальное, по мнению ведших широкую торговлю новгородцев и галичан, князей не должно было касаться. Когда Ярославовичи пытались в Галиче или Новгороде применить обычные стандарты власти, распространенные во внутренних областях Руси, это неминуемо приводило к взрыву страстей и смене правителей.

Конрад Мазовецкий отступил от границ Волыни так спешно, что перетопил множество воинов в «Вепрю».

В 1235 г. Романовичи попытались изгнать из Галича Михаила Всеволодовича. В Галич приехало много венгров, видимо, успевших обзавестись на западе Руси не только торговым интересом, но и недвижимым имуществом, а быть может, и родственными связями среди местного боярства.

Оказался в Галиче и Ростислав, сын Михаила Всеволодовича.

Романовичи не сумели овладеть Галичем и воевали вокруг Звенигорода.

Весной 1235 г. Романовичи выступили на ятвягов. Подойдя к Берестью, волыняне увидели, что паводок так силен, что о походе не может быть речи.

Тогда Даниил Романович вспомнил, что часть его вотчины удерживается «крижевникомь Тепличемь, рекомымь, Соломоничемь». В марте 1235 г. старейшину дерзких крыжевников (крыж — крест) по имени «Броуна» в городе, где он сидел, взяли.

Вероятно, крыжевники — это крестоносцы, а Бруно — один из их предводителей.

Летом Даниил вновь пошел на Михаила Всеволодовича к Галичу. Ольговичи к войне готовы не были, ибо держать много воинов круглый год дорого. Михаил запросил у Даниила мира и дал в залог Перемышль.

Даниил, стремясь отомстить Конраду, навел на Мазовию литовского князя «Минъдога» (и сидевшего в Новгороде Изяслава Владимировича).

А Даниил и Василий Романовичи тем временем уехали в Венгрию к Беле IV. Новый король призвал Романовичей на помощь. Фридрих II ополчился на «герцика» (видимо, на герцога Восточной марки, то есть Австрии). Романовичи собрались вступиться за герцога, да Бела IV помешал. С тем Романовичи вернулись на Волынь.

В 1236 г. Ярослав Всеволодович из Переяславля-Залесского приехал в Южную Русь и выдворил из Киева Владимира Рюриковича. Скончался Владимир Рюрикович в городе своего отца и деда Смоленске.

Долго в Киеве Ярослав Всеволодович не просидел. Князь не просто не имел в Южной Руси сторонников (временные могли появиться), он не имел под ногами задернованной столетиями почвы, которая удерживает власть множеством едва ощутимых нитей.

В том же 1236 г. у Ярослава Всеволодовича Киев отнял старейший Ольгович — Михаил Всеволодович. В Галиче, имея честолюбивый замысел править всей Русью, Михаил оставил сына Ростислава.

Вскоре окрыленные успехом Ольговичи отняли у Даниила Перемышль.

Ростислав Михайлович из Галиции выступил в поход на Литву. Даниил в ту пору находился в городе Холм. Литовцы были временными союзниками Романовичей.

Узнав, что Галич пуст, Даниил из Холма за три дня добрался до Галича. Князь подъехал под стену города и обратился к галичанам со словами: «Моужи градьстии. доколе хощете терпети иноплеменьныхъ. князии державоу». Горожане, уставшие от боярских смут и от правлений венгров и Олыовичей, воскликнули: «Се есть держатель нашь Бмь даныи» — и кинулись к Даниилу «яко дети к очю, яко пчелы к матце, яко жажющи воды ко источникоу».

Но были в Галиче и те, кто появлению Даниила не был рад. От передачи Галича Даниилу народ удерживали епископ Артемий и «дворьскомоу» Григорий. Видя «яко не можета оудерьжати града, яко малодша блюдящася о преданьи», епископ со слезами в глазах вышел к Даниилу Романовичу и пригласил князя в Галич. Даниил поставил хоругвь на «Немечьскыхъ вратехъ» и вошел в город.

Утром Даниилу сообщили, что Ростислав Михайлович, узнав о передаче Галича, повернул назад, подошел к «бани, рекомеи Родна» и оттуда поехал в Венгрию.

А галицкие бояре в Венгрию не спешили. Их вотчины, а значит и «животы», были не на Десне, а на Днестре. Бояре пришли к Даниилу и пали в ноги, прося милости.

Незаметно приблизился страшный для Руси 1237 г. Но прежде чем описывать нашествие Батыя, расскажем о делах, происходивших в северных и северо-восточных землях в годы, предшествовавшие вторжению монголов.

Отношения между Новгородом и потомками Долгорукого в последние десятилетия перед нашествием Батыя складывались не просто. С одной стороны, Новгород не мог эффективно оборонять Северную Русь без княжеской дружины, с другой — князья не сумели приспособиться к своеобразию северорусской вольницы, подобно дикой лошади не знавшей державной узды.

Сын Юрия Всеволодовича в 1224 г. в очередной раз покинул Городище под Новгородом и уехал к отцу. Князья Большого Гнезда, подобно воронам, отовсюду слетелись в Новый Торг. Они понимали, что после несчастной битвы на Калке в 1223 г. южнорусские князья, и в первую очередь Мстислав Мстиславович, не вмешаются во взаимоотношения Суздаля и Новгорода. Оглядываться было не на кого, и в Торжке встретились Юрий и Ярослав Всеволодовичи, их племянник Василько Константинович и сын Юрия, покинувший Новгород. Пожаловал в Торжок и старейший из Ольговичей, шурин Юрия Всеволодовича Михаил Всеволодович Черниговский.

Михаил приехал в Торжок в 1224 г. из страха перед монголо-татарами, подходившими с берегов Калки к Десне. Михаил укрылся на севере Руси от степной бури. Но впоследствии князь не сумел избежать печальной доли.

Новгородцы, помня, чем прежде для них оборачивались блокады Торжка, служившего хлебными воротами на север Руси, отправили к Юрию Всеволодовичу двух послов. Они просили Юрия прислать в Новгород сына и освободить Торжок.

Юрий Всеволодович, в свою очередь, потребовал выдачи новгородцев: «Якима Ивановиця, Микифора Тудоровиця, Иванка Тимошкиниця, Сдилу Савиниця, Вячка, Иваца, Радка».

Новгородцы укрепили стены города, заняли дороги от Торжка и отправили к Юрию новое посольство, составленное из Полюда, Вячеслава Прокшиница, Иванка Ярышевица. Новгород отказался выдать требуемых Юрием людей и приготовился к обороне.

Поняв, что угрозами Новгород к покорности не склонить, Юрий принял компромиссное решение. В Новгород отправили «Романа Тысячскаго» и мужа от Михаила Черниговского. Новгородцам предложили принять Михаила Всеволодовича Черниговского, и горожане прислали за князем в Торжок. Так Ольговичи распространили свое влияние на север Руси.

Михаил Черниговский не ссорился с Новгородом, не пытался обобрать его жителей. Ольговичи имели более серьезные намерения. А Новгород тем временем благоденствовал.

Покидая Торжок, Юрий Всеволодович забрал у местных жителей семь тысяч новых гривен. Михаил Черниговский приехал во Владимир-на-Клязьме и склонил Юрия те средства вернуть.

В 1225 г., когда татарская гроза над Южной Русью миновала, Михаила Всеволодовича потянуло в Чернигов. На вече Михаил простился с новгородцами, сказав при этом самые добрые слова, и уехал в Чернигов.

Новгород послал за Ярославом Всеволодовичем в Переяславль-Залесский. Шел 1225 г. Зимой семь тысяч литовцев, воюя, прошли новгородскими землями и, минуя Торопец, не дошли трех верст до Торжка. Отсюда литовцы повернули на запад. Ярослав Всеволодович настиг литовцев у Усвята. Они стояли среди озер, связывающих Западную Двину и Ловать системой волоков, и полагали, что находятся в безопасности.

Ярослав литву частью побил, частью разогнал, отнял полон и пленил князей, ведших хищников. В сражении Ярослав потерял «Василя Меченошю». В походе к Усвяту Ярослава сопровождал торопецкий князь Давид Мстиславович.

Новгородцы зимой 1225–1226 гг. дошли до Старой Русы и вернулись вспять.

А Русь жила обычной жизнью. Казалось, ничто не могло сломать ее размеренного, как сама природа Русской равнины, хода.

6 января 1224 г. в киевской Софии митрополитом был поставлен «блжныи Кирилъ Грьчинъ». Несмотря на то, что Византия оставалась в руках крестоносцев, греческая патриархия продолжала слать на Русь иерархов из сохранявшей независимость Никеи.

В 1224 г. в Ярославле, в монастыре, освятили церковь св. Спаса. Храм заложил Константин Всеволодович, а освящал его сын Всеволод Константинович.

В 1225 г. Юрий Всеволодович проявил заботу о строившемся при устье Оки Нижнем Новгороде. В городе заложили каменный храм св. Спаса. А 8 сентября 1225 г. в Суздале епископ Симон освятил церковь пресвятой Богородицы.

Епископ Симон, возглавлявший церкви Суздаля и Владимира-на-Клязьме, скончался 22 мая 1226 г. Перед смертью владыка принял схиму по обычаю тех времен. Положили Симона в белокаменном Успенском соборе Владимира-на-Клязьме.

В 1225 г. из Перемышля (из Галиции) в Новгород вернулся архиепископ Антоний, ранее отправленный на запад Руси митрополитом.

В 1226 г. в стане Ольговичей возникли раздоры. Юрий Всеволодович, пригласив в поход племянников Василька и Всеволода Константиновичей, пошел на помощь Михаилу Всеволодовичу Черниговскому. А Михаил был в ссоре с Олегом Святославичем Курским.

Сидевший в Киеве Владимир Рюрикович прислал к Ольговичам митрополита Кирила. Ольговичей помирили, а митрополита Юрий Всеволодович повез во Владимир-на-Клязьме.

В 1226 г. Юрий Всеволодович послал в поход на мордву своего младшего брата Святослава.

14 марта 1227 г. митрополит Руси Кирил во Владимире-на-Клязьме поставил новым епископом для Суздаля, Владимира и Переяславля-Залесского игумена Митрофана. Хиротония (служба, на которой происходит посвящение в епископы) происходила в белокаменном Успенском соборе. На ней присутствовали князь Юрий Всеволодович с детьми, братьями Святославом и Иоанном, с боярами. Среди множества народа, теснившегося полеводами собора 14 марта, находился и автор Лаврентьевской летописи. Сам он о том пишет кратко: «Приключися и мне грешному ту быти и видети дивна и преславна и прославиша всемлстваго Ба и великага князя Гюрга».

А 11 мая 1227 г. Владимир-на-Клязьме занялся пламенем пожарища. Сгорели двадцать шесть церквей и двор покойного князя Константина Всеволодовича с домовой церковью Михаила.

В том же 1227 г. Юрий Всеволодович послал в Переяславль-на-Днепре племянника Всеволода Константиновича. 15 сентября Всеволод Константинович въехал в «Рускыи Переяславль». Никто в Южной Руси не смел покуситься на вотчину, со времен Долгорукого удерживаемую его потомками.

А 7 января 1227 скончался один из князей Большого Гнезда Владимир (Димитрий) Всеволодович. Погребли князя в Успенском соборе над Клязьмой.

И той же зимой Юрий Всеволодович женил племянника Василька Константиновича на дочери Михаила Всеволодовича Черниговского. 12 февраля молодожены въехали в Ростов Великий «и быс радос велика в граде Ростове».

Зимой 1227 г. Ярослав Всеволодович из Новгорода пошел в поход «за море на Емь», то есть в современную Финляндию. Полон, набранный в походе, был столь велик, что довести его до новгородских земель не сумели.

В 1227 г. Ярослав Всеволодович послал крестить карелов. Окрестили Карелию, давнюю союзницу Новгорода, «мало не все люди».

Между тем христианство укрепилось на севере Руси, еще в XI в. сотрясавшемся от восстаний волхвов и их сторонников. Новгородцы стали столь ревностными христианами, что, отыскав где-то в глуши четырех волхвов, некогда служивших духовными пастырями и судьями, сожгли их на дворе Ярослава. В XIII в. волхвы на Руси перешли в разряд колдунов. Их стали сторониться, и селились они в глухих хуторах, на дальних выселках, вдали от людского шума и поступательного развития цивилизации.

В апреле 1228 г. скончался сын муромского князя Давида Юрьевича. В ту же неделю, приняв схиму, скончался и сам Давид Юрьевич.

А Святослав Всеволодович в 1228 г. отпустил свою княгиню к братии в Муром, дав ей «наделокъ многъ». В Муроме княгиня приняла пострижение.

В сентябре 1228 г. Юрий Всеволодович послал в поход на мордву племянника Василька Константиновича Ростовского и своего мужа «Еремея Глебовича». Однако воевать русским полкам в 1228 г. с мордвой не пришлось. Стоял сентябрь, и «бяхут бо дождове велми мнози днь и нощь».

А 11 сентября 1228 г. у Юрия Всеволодовича родилась дочь, в крещении нареченная «Феодора».

5 января 1228 г. над Клязьмой сгорели хоромы Юрия Всеволодовича и две церкви.

А 14 января князья Юрий и Ярослав Всеволодовичи, их племянники Василько и Всеволод Константиновичи и муромский князь Юрий Давидович выступили в очередной поход на мордву. Полки вошли в «Пургасову волость», сожгли жито и уничтожили скот. На берега Клязьмы и Оки послали полон. Мордва из сел разбежалась по лесам «в тверди».

В один из январских дней поутру молодежь из княжеских дружин, «оутаившеся», заехала в темный мордовский лес. Путь оказался открыт. Мордва обошла русских сзади и частично побила, а частично утащила в тверди и там побила незадачливую молодежь. Когда русские князья приехали на место схватки, «не быс кого воевати».

В то же время князь Волжской Булгарии выступил на «Пуреша ротника Юргева», да как только услышал, что полки Юрия Всеволодовича жгут мордовские села, ночью бежал прочь.

По возвращении из зимнего мордовского похода Юрий Всеволодович отправил в «Переяславль Рускыи на столъ» брата Святослава Всеволодовича. Уехавшего в сентябре 1227 г. в Переяславль племянника Всеволода Константиновича Юрий, видимо, из того города вернул в Ростовскую волость. Вскоре мордва с «Пургасомъ», желая отомстить за зимнее вторжение, подступила к активно отстраивавшемуся Нижнему Новгороду. Горожане приступ отбили, но не сумели уберечь от пламени подгородный монастырь пресвятой Богородицы. По Лаврентьевской летописи это случилось в апреле 1228 г., но вероятнее это был апрель 1229 г., следовавший за зимним походом 1228–1229 гг. (Хотя, быть может, тот зимний поход на мордву был ответом за приступы к Нижнему Новгороду.)

Мордовского князя «Пургаса» окончательно сокрушил «Пурешевъ снъ с Половци». Мордву и «Русь Пургасову» (многие русские к 1228 г. могли жить среди мордвы) побили, и сам Пургас «едва вмале оутече».

В 1228 г. финны решили отомстить новгородцам за поход 1227 г. «Емь» в лодках вошла в воды Ладожского озера и, не решившись напасть на грозную каменную крепость Старой Ладоги, «подошла к Олонцу и стала воевать волость и полонить население».

Весть о том на Спасов день достигла Новгорода. Горожане сели в насады и во главе с Ярославом Всеволодовичем пошли водами Волхова к Ладоге.

Воевода Старой Ладоги «Володиславъ» с ладожанами, не дожидаясь новгородцев, погнался за «емью».

У Олонца «емь» настигли и сразились с ней. В ночь ладожане отступили в «островлецъ». «Емь» стояла на берегу Ладоги с полоном и воевала на «Исадехъ и Олонъсе».

Кончилось тем, что «емь» побросала свои лодки и кинулась в лес. Лодки сожгли, а в лесах многие погибли.

Новгородцы в насадах несколько дней простояли в Неве, видимо, ожидая отступавшую «емь». Но так как те разбежались по лесу, новгородцы никого не дождались, но собрали вече и едва не убили некоего «Судимира». Спасло несчастного то, что Ярослав Всеволодович укрыл его в своей ладье. Видно, Судимир дал новгородцам неверный совет.

До похода на Неву в 1228 г. Ярослав Всеволодович с посадником «Иванкомъ» и тысяцким «Вячеславом» подступил к Пскову.

Жители Пскова не пожелали принять Ярослава, и князь, постояв на «Дубровне», вернулся на Волхов. Поняв, что новгородцы в поход на Псков выступать не собираются, Ярослав призвал войско из Переяславля-Залесского. Вскоре под стенами Новгорода раскинулись шатры переяславцев. Часть их остановилась по дворам в «Славне». Видимо, жители Славенского конца города не разделяли западнических устремлений новгородцев и были наиболее лояльны к Владимиро-Суздальской Руси.

С приходом полков цены на продукты резко вздорожали. «Купляху хлебъ по две куне, и кадь ржи по три гривне, а пшеницю по пяти гривенъ, а пшена по семи гривнъ». Тем временем псковичи заключили мир с Ригой. В залог союза в Ригу было отправлено сорок псковских мужей.

Ярослав Всеволодович послал в Псков «Мишу», предлагая городу выступить с его полками в поход на Ригу. К тому князь потребовал выдачи своих недругов в Пскове.

Ответ псковичей укорил Ярослава Всеволодовича в том, что он, осаждая города Колывань (Таллин), Кесь (Венден), Медвежью Голову, брал откуп и удалялся восвояси. Псковичам же приходилось принимать гнев германцев и прибалтов.

Новгородцы приняли сторону псковичей, отказались выступить в поход на Ригу и потребовали от Ярослава удалить переяславские полки с берегов Волхова.

Ярослав Всеволодович покинул Новгород, оставив на Городище сыновей Федора и Александра с «Феодоромъ Даниловицемъ, съ Тиуномъ Якимомъ».

Когда о том стало известно в Пскове, горожане отпустили от себя ранее приглашенных союзников — германцев, чудь, латышей — и выдворили прочь сторонников Ярослава Всеволодовича.

Не терял времени даром и папа римский Гонорий III. В Риге интересы святого престола представлял епископ Моденский. Он-то, по-видимому, помимо прочих каналов и поставлял информацию о союзнических отношениях Ордена с Псковом. Ранее в 1224 г. епископ Моденский принимал в Риге послов от новгородских земель. А в 1227 г. Гонорий III отправил русским князьям письмо с призывом принять латинское католичество как единственное спасение от грядущих бедствий.

В 1228 г. новгородский архиепископ Антоний по собственной воле покинул кафедру и ушел в монастырь на «Хутино къ Св. Спасу». Освободившееся место занял владыка Арсений, выдвинутый князем и избранный народом.

А осенью 1228 г. небеса опрокинули на земли севера Руси бесконечные дожди. Урожай хлеба убрать не могли. Необходимое для зимовки скота сено либо гнило на лугах, либо не было скошено или свезено на дворы. Начались бедствия. Народ стал искать виновника несчастья. И выбор пал на владыку Арсения. Решили, что это его козни послужили причиной затворничества прежнего архиепископа Антония, потерявшего речь, в Хутыни. Кончилось дело тем, как обычно и происходило в Новгороде, что, посовещавшись на вече, народ вывел Арсения из покоев архиепископов и был близок к тому, чтобы убить владыку. Арсений попытался укрыться в Софии, да перешел в Хутынь, стоявшую вдали от шума и страстей вечевой площади Ярославова двора в Новгороде.

Из хутынской обители в Новгород привели немого Антония и придали ему в помощь «Якуна Моисеевица, Микифора щитника». Но на том новгородцы не остановились. Страсти буйной славянской души, разогревавшиеся толпой подобно тому, как пламя нагревает смолу на еловых бревнах, расходились не на шутку. Горожане принялись грабить боярские дворы. Разорили гнездо ненавистного исполнителя княжеской воли тысяцкого Вячеслава. Ограбили двор его брата «Богуслава, и Андреичевъ, Владыцня Столника и Давидковъ Софийского и Судимировъ». Особо новгородцы ополчились на «Душильця на Липьньскаго Старосту». Двор его послали грабить, самого же старосту хотели повесить, да он вовремя ускакал в Переяславль-Залесский к Ярославу Всеволодовичу. Схватили лишь жену ненавистного старосты.

У Вячеслава отняли пост тысяцкого и дали его «Борису Негочевичю».

К Ярославу Всеволодовичу новгородцы отправили послов просить князя приехать и «Забожнцье» отложить, и судей по волостям не слать, то есть облегчить страдавшему от ненастья Новгороду налоговое бремя.

Страсти в Новгороде достигли зимой 1228–1229 гг. такого накала, что из Городища, из княжеской усадьбы, тайно ночью, в «Сыропусныя недели», бежали в Переяславль-Залесский «Феодоръ Даниловиць съ Тиуномъ Якимомъ», захватив двух юных Ярославовичей «Феодора и Альксандра».

Новгород в очередной раз решил сменить княжеский дом, допускавшийся на север Руси, и отправил в Чернигов «Хота Станимировиця Гаврилу на Лубяници». Старейший из Ольговичей Михаил Всеволодович с сыном в ту пору находился в небольшом городке, среди земель вятичей, в «Брыну». Предложение новгородцев Михаилом без колебаний было принято, и князь с сыном поспешил к Торжку. Ольговичи в последние годы перед нашествием Батыя на Русь имели серьезные намеренья господствовать не только в Галиции, в Киеве, но и на севере, в Новгороде и в окружавших его бескрайних землях, полных пушниной, лесом, рыбой и множеством несметных богатств.

Новгородские послы, ехавшие к Ольговичам, были задержаны сидевшим в Смоленске Мстиславом Давыдовичем, бывшим в дружбе с Ярославом Всеволодовичем. Однако это не помешало Михаилу Всеволодовичу по «Велице дни, Фомины недели исходяче» приехать в Новгород. Князь целовал крест «на всей воли Новгородстей и на всехъ грамотахъ Ярославлихъ». Михаил дал свободу «смердомъ на пять летъ даний не платити, кто сбежалъ на чюжю землю». Прочим «кто зде живеть» Михаил установил платить дань, как положил «передний Князи».

Тем временем новгородцы продолжили собственный суд и установили свои дани. На «Ярославлихъ любьвницехъ» взяли «кунъ много». Не были забыты и жители пригородного княжеского Городища. С них также взяли немало кун на строительство нового Большого, или Великого, моста через Волхов, выше старого.

А со старым мостом случилось вот что. Осенью 1228 г. в реке Волхов была большая вода. Озеро Ильмень на три дня оказалось скованным льдом. Вскоре южный ветер сломал лед в Ильмене и понес его в Волхов. Льдины «въздре» (задрали) восемь городен старого Великого моста, свидетеля множества буйств и драк новгородцев. Бревна от разрушенных городен ночью река принесла к «Питбе подъ св. Николу». Последняя, девятая городня моста была разрушена льдинами 8 декабря 1228 г. на праздник «Св. Патапия».

Заметим, что год 1228-й оказался неурожайным не только для новгородских земель. Составитель Лаврентьевской летописи под 1228 г. пишет: «Рожь не родися по всей нашей земли, дорого быс жито».

Михаил Всеволодович понимал, что глухой и немощный владыка Антоний не в силах управлять громадной новгородской епархией, и организовал выборы нового архиепископа. Претендентов оказалось трое: волынский епископ Иосаф, некий грек и дьякон Юрьевского монастыря Спиридон.

Жребий положили на алтарь св. Софии. Юный сын Михаила Всеволодовича (Ростислав) взял два, оставшийся указал на Спиридона. 17 декабря 1229 г. дьякон Спиридон поехал в Киев к митрополиту. В мае 1230 г. в Новгород въехал новый архиепископ.

Михаил Всеволодович уехал в Чернигов улаживать дела в Южной Руси и взял с собой некоторых новгородцев — «Богуслава Гориславиця, Сбыслава Якунковиця, Домоша Твьрдиславиця, Глеба Посадниць сынъ, Михаилка Микифоровиця, Михаля Прикупова». В Новгороде князь оставил сына Ростислава.

Тем временем Ярослав Всеволодович овладел новгородской волостью — Волоком Ламским. Михаил перед отъездом в Чернигов отправил к Ярославу послов «Нездилу Прокшиниця, Иванка Тудорковиця», требуя отступиться от Волока и других новгородских земель, ранее занятых силой. Ярослав продержал послов все лето и от Волока не отступился.

Не все было спокойно и в ростово-суздальской земле. Под 1228 г. лаврентьевский летописец рассказывает, что Ярослав Всеволодович, слушая «некыихъ льсти… оусумнеся брата своего Юргя». Ярослав привлек на свою сторону ростовских племянников Василька, Владимира и Всеволода Константиновичей и начал всерьез помышлять о противостоянии Юрию. Да не суждено было «лиху быти». Юрий Всеволодович по праву старшего в Большом гнезде созвал братию на княжеский съезд в Суздаль. Там Юрий «исправивше все нелюбье межю собою». Князья целовали крест друг к другу, назвали Юрия своим отцом и господином. В ту пору стоял сентябрь 1228 г. Приспел праздник Рождества Богородицы, и князья вместе с епископом Митрофаном встретили праздник, одарили друг друга дарами и разъехались по волостям. А епископ Ростова Великого Кирил в 1228 г. оставил свою кафедру, пришел в Суздаль к св. Димитрию «в свою келью», желая «лечити свою немочь». На съезде в Суздале князья решили отобрать у ростовского владыки Кирилла всю его собственность, говоря, что он богат так, как «ни единъ» епископ «в Суждальстеи области». Кирилл поблагодарил за то бога и в сентябре 1228 г. постригся в схиму, приняв имя «Кирьякъ». Остаток имущества владыка роздал «любимым и нищим».

1 апреля 1228 г. в «Великом граде» на Волге при устье Камы булгары засекли христианского купца «иного языка не Руска». Купец попал в мусульманскую Булгарию «гостешбу дея по градом». Несчастного принуждали отречься от христианства, да напрасно. Составитель Лаврентьевской летописи пишет, что вскоре после убийства погорела большая часть Великого Булгара. Город стал заниматься пламенем чуть ли не ежедневно и сгорел едва не весь.

В 1228 г. на Руси стало известно, что «Саксины и Половци възбегоша из низу» к Волжской Булгарии от татар. Бежали от татар и «сторожеве Болгарьскыи», стоявшие на реке Яик (р. Урал). Это был грозный отголосок несчастного для Руси 1223 года. Но знали ли в Восточной Европе в 1228 г. о том, что произойдет спустя менее чем десять лет с Русью?

1 апреля 1230 г. останки купца-мученика были перевезены из Булгара во Владимир-на-Клязьме.

В 1230 г. ростовские князья Василько, Всеволод и Владимир Константиновичи послали к Юрию Всеволодовичу и к епископу Митрофану просить игумена и архимандрита монастыря Рождества Богородицы Кирила на епископскую кафедру Ростова Великого. Просьба была удовлетворена, и вскоре весь Ростов вышел навстречу новому владыке.

14 апреля 1230 г. Юрий Всеволодович женил старшего сына на дочери Владимира Рюриковича. Венчал молодых епископ Митрофан в Успенском соборе Владимира-на-Клязьме.

Новый ростовский епископ Кирилл недолго занимал место владыки. В 1230 г., в год своего установления, Кирил скончался. 17 апреля владыку погребли в монастыре св. Димитрия.

Землетрясение 3 мая 1230 г., по воспоминаниям св. Феодосия игумена Печерского, содрогнувшее Южную Русь, прокатилось и по северо-восточным землям. Во Владимире-на-Клязьме, в Успенском соборе, шла литургия, когда земля дрогнула и заходила. На стенах церквей закачались иконы. Под сводами каменных соборов и рубленых церковок закачались из стороны в сторону паникадила. В Киеве, в Печерском монастыре, каменная церковь пресвятой Богородицы (быть может, Успения Богородицы) на глазах митрополита Кирилла, Великого князя Владимира Рюриковича и множества изумленного народа треснула и «раступися» на четыре части.

Монастырская трапеза Печерской обители в праздничный день была уставлена столами, полными угощений. Громада каменного здания дрогнула, и «каменье дробное сверху падая» снесло со столов «корму и питью».

В другом центре Южной Руси, в «Переяславли Руском», каменный собор Михаила «расседес на двое и пад перевод с кровлею». Вслед за землетрясением притихшая Русь с ужасом стала наблюдать страшные небесные знамения. 10 мая на рассвете увидели восходившее солнце, бывшее на четыре угла «яко и коврига». А 14 мая 1230 г. «слнце нач погыбат» и «зрящим всем людмъ мало остася его и быс аки мсць» три дня.

В то время, когда в Киеве наблюдали солнечное затмение, на небесах явилось «столпове черлени зелени, синий оба полы слнца» и «снид огнь с нбси». Этот небесный огонь миновал небеса над Киевом «бес пакости и пад в Днепръ».

В мае 1230 г. в Суздале заботами владыки Митрофана приступили к росписи собора пресвятой Богородицы. Этот собор при епископе Симоне князь Юрий Всеволодович «рушилъ» и «опят созда краснеишю первыя». Реконструировали церковь из-за того, что она «обетшала велми от многъ лет». По-видимому то был каменный собор, в 1101 г. выстроенный в Суздале Владимиром II Мономахом.

В 1230 г. Михаил Всеволодович ненадолго приехал из Южной Руси в Новгород. Могучая боярско-купеческая новгородщина продолжала противостояние на западе Литве и Ливонскому ордену, а на юго-востоке Ярославу Всеволодовичу и его Переяславской волости. Новгород нуждался хотя бы в моральной поддержке некоей внешней силы.

В новгородской Софии Михаил Всеволодович совершил обряд пострига сидевшему на Городище юному сыну Ростиславу. И «уя власъ» сам архиепископ Спиридон. Как тесно и причудливо переплелись в славянском мире древние языческие обряды с христианским строем жизни и мышления.

Годом ранее, в 1229 г., на место посадника Иоанна новгородцы избрали нового посадника Володовика. И начались новые смуты на севере Руси. Старому посаднику Иванку дали в управление Торжок, да только «не прияша его» новоторжцы. Иванко ушел в Переяславль-Залесский, к Ярославу Всеволодовичу.

А в самом Новгороде перессорился сын некогда могучего посадника Твердислава «Степанъ Твьрдиславиць» с посадником Володовиком. На сторону Степана стал новгородский боярин «Иванко Тимошкиниць». Этот Иванко на Городище избил людей посадника Володовика. На следующее утро новгородцы собрались на вече на Ярославовом дворе и пошли с него на двор посадника и разграбили его. Тогда посадник Володовик «възвари городъ вьсь». К Володовику примкнул «Сменъ Борисовиць». И пошли с веча на «Иванка и на Якима Влунковиця и на Прокшю Лашнева». Сторонники Володовика стали грабить дворы своих неприятелей. А на вече убили одного из них «Волоса Блуткиниця». Несчастного Володовика обвинил в том, что он намеревался зажечь посадский двор. Зажгли «Прокшинъ двор». Яким бежал к Ярославу Всеволодовичу. Иные противники Володовика затаились. Окончилась смута тем, что Володовик убил Иванка и бросил его тело в Волхов.

Мог ли Ростислав Михайлович, бывший мальчиком, вмешаться в ход бурных, окрашенных пламенем и кровью страстей, гулявших по Новгороду подобно ветру над озером Ильмень? А на сентябрьский праздник Воздвиженья креста (27 сентября по новому стилю) «изби мразъ…обилье по волости» новгородской. И сразу взлетели цены на продовольствие. Хлеб стали покупать по восемь кун (за меру), «а ржи кадь» по двадцать гривен, пшеница стала продаваться по сорок гривен, пшено по пятьдесят, а овес по тридцать гривен за меру. Сентябрьский мороз побил озимые всходы, еще не успевшие скрыться под снегом, но уже вышедшие из вспаханной и боронованной земли. Это была угроза голода, и народ принялся вкладывать средства в то, что не имело цены, — в собственные животы. Недаром слова «живот» и «жизнь» на Руси практически неразличимы.

В новгородских землях начался голод, люди, бывшие не в состоянии заплатить требуемое за хлеб, умирали. Один горожанин по имени Станил вывез из Новгорода 3030 покойников. Чем мог, стремился помочь голодавшим архиепископ Спиридон (бывший дьякон, волею жребия ставший владыкой), но возможности его были ограниченны.

Тем временем возникла прямая угроза столкновения между Ярославом Всеволодовичем и Михаилом Всеволодовичем Черниговским из-за Новгорода. В дело вмешалось духовенство. В северо-восточные земли к князьям Большого гнезда из Киева выехал митрополит Руси Кирилл. Отправил в поездку митрополита Великий князь киевский Владимир Рюрикович. От Ольговичей выехал черниговский епископ «Перфурий». С посольством высшего духовенства в Залесские земли ехал игумен монастыря св. Спаса в Киеве на «Берестовемь» по имени «Петръ Акерович».

Ярославу Всеволодовичу пришлось прислушаться к речам митрополита, владыки, других послов, а главное, к речам старшего брата Юрия Всеволодовича. Так угроза войны Ярослава с Михаилом Черниговским в 1230 г. была устранена. Посольство с дарами вернулось в Южную Русь.

8 декабря 1231 г. Ростислав Михайлович с посадником Володовиком выехал из Новгорода в Торжок. А 9 декабря новгородцы убили боярина «Смена Борисовиця», разграбили его дом и села, «а жену его яша». Погребли боярина в Юрьевом монастыре под городом. Разграбили и посадский «Володовиковъ дворъ и села, и брата его Михаля, и Даньслава, и Борисовъ Тысячскаго, и Творимиричь и иныхъ много». Когда о том стало известно в Торжке, посадник Володовик «побеже съ Торжку съ братьею, и Борись Тысячскый и Новоторжьчи» к Михаилу Всеволодовичу в Чернигов.

Погром бояр в Новгороде был вызван вестью о примирении Михаила Всеволодовича с Ярославом. Били сторонников Ольговичей, как полагали новгородцы, предавших город.

Посадничество дали «Степану Твьрдиславичу», а тысяцкое достоинство — «Миките Петриловицю». То, что осталось от бежавших в Чернигов, разделили по «Стомъ», то есть по городским сотням.

В 1231 г. посадник Володовик скончался в Южной Руси. Не вмешайся боярин в дела властные, жил бы он, объезжая свои села и деревни, и лиха не знал.

Новгород пригласил на княжение давнего недруга, бывшего в то же время и ближайшим союзником (при необходимости), Ярослава Всеволодовича. Новгородцы хорошо понимали, что сулят им хлебные блокады, да еще при нейтралитете южнорусских князей.

30 декабря 1231 г. Ярослав приехал в Новгород. На вече князь целовал образ Богородицы «на грамотахъ на всехъ на Ярославлихъ». Пробыл Ярослав Всеволодович в Новгороде две недели, после чего уехал в свою волость, в Переяславль-Залесский. В Новгороде Ярослав оставил своих сыновей Федора и Александра.

Весной и летом 1231 г. в Новгороде начался страшный голод — следствие сентябрьских заморозков 1230 г. Старые запасы истощились, а озимые не взошли. За кадь ржи платили гривну серебра. За хлеб давали гривну. Более других от голода страдал простой народ, не имевший ни сельских усадеб, ни амбаров и погребов, где что-то да хранилось, и не ведший торговли и оттого не располагавший гривнами и кунами. И принялся отчаявшийся люд «мъхъ ядяху, ушъ, сосну, кору липову и листъ ильмъ». Дошло до того, что «простая чадь резаху люди живыя и ядяху». Ели «конину, псину, кошкы». Бояре, жившие запасами, достаточными для того, чтобы существовать не один и не два года, пытались бороться с крайними проявлениями отчаяния обезумивших от голода людей. Иных жгли, иных вешали или секли, да только никому не становилось легче.

Поставили «скудьлницю на поли конецъ Чюдиньчеве улици». Это была вторая скудельница в Новгороде. Она быстро наполнилась умиравшим от голода народом. Третью скудельницу бояре и духовенство поставили на «колени, за св. Рожьствомъ, и та же бысть пълна».

В новгородских скудельницах в 1231–1232 гг. насчитали сорок две тысячи умерших. Дошло то того, что новгородцы стали отдавать детей «одьрень изъ хльба гостьмъ» (то есть отдавали иностранным купцам).

Неурожай и последовавший за ним голод поразили не один Новгород. В 1231–1232 гг. «се же горе бысть не въ нашей земли одиной (в новгородской), нъ по всей области Русстей, кроме Кыева одного».

В большом, многолюдном, богатом Смоленске в четырех скудельницах «положиша» сорок восемь тысяч людей «се же бысть по два лета».

Голод ожесточил людей, те, кто не умер, держались из последних сил и не могли, да и не желали, помочь нуждавшимся.

Весна 1231 г. принесла Новгороду еще одно страшное бедствие. Пламя громадного пожара занялось от «Матвеева двора отъ Вышковиця, и погоре вьсь Коньцъ Славнскый, оли и до конця Хълма, мимо св. Илию; нъ ублюде Богъ св. церквь». Пожар был столь «лютъ», что казалось, «яко по воде огнь горяше. ходя чрезъ Вълхово». Спасаясь от пламени, «головъ неколико истопе въ Волхове».

Когда казалось, что «уже бяше при конци городъ сий», из городов Северной Германии и Готланда в Новгород приплыли суда с хлебом.

В 1231 г. ростовский князь Василько Константинович отправил в Киев к митрополиту Руси и к Великому князю Владимиру Рюриковичу своего духовника Кирилла для «установления его епископом Ростову и Ярославлю и Оуглечю полю». 7 апреля 1231 г. в киевской Софии было освящение нового ростовского епископа Кирилла. На «соньме в Кыеве» собралось едва ли не все высшее духовенство Руси. Помимо митрополита Кирилла под сводами Софии стояли «Перфурии Черниговьскыи епспъ, Олекса Полотьскыи епспъ». Кроме них присутствовали епископы «Белогородьскыи и Гюргевьскыи». За расцвеченными золотом и драгоценными камнями митрами и посохами владык были видны аскетические, увенчанные бородами лица игуменов и архимандритов. Среди них находились «Печерьскаг Анкюдинъ игуменъ, Михаило Выдобытьскыи и игуменъ Петръ Спсьскыи, Семенъ Андреевьскыи, Корнилъ Феодоровьскыи, Афанасии Васильевьскыи Семенъ Въскресеньскыи, Климентъ Куриловьскый». От Чернигова на торжествах присутствовал «Иоан игуменъ Минчьскыи».

Помимо духовенства весенним утром в Софию сошлись многие из князей Руси. Среди их алых, отороченных соболями плащей были видны Владимир Рюрикович, его сын Ростислав. За Великим князем довелось стоять воеводе «тогда держащю тисящая Кыевьскыя. Иоану Славновичю». Там находились и «Михаилъ княз Черниговьскыи и снъ его Ростиславъ Мстиславичь, Мстиславъ, Ярославъ, Изяславъ и Ростиславъ Борисович и ини мнози князи».

Это был светлый праздник Киевской Руси. И был он одним из последних. Оттого он кажется необыкновенно трогательным.

После службы духовенство, князья и множество иного народа сели в трапезной Печерского монастыря и принялись за пиршество, не зная, что походило оно скорее на тризну по Руси Киевской.

Когда новый ростовский епископ Кирилл в мае 1231 г. возвращался на кафедру в чудный древний город на берегу озера Неро, навстречу ему вышел князь Василько с княгиней, боярами, игуменами, попами, чернецами и «всеми мужами» ростовскими. Над дорогой высились кресты и хоругви, а над головами людей неслись глубокие, как небеса, древнерусские духовные песнопения.

А 24 июля 1231 г. у Василька Константиновича родился сын, в крещении нареченный Борисом.

14 августа 1231 г. в Ростове Великом владыка Кирилл в присутствии князей, духовенства и бояр освятил церковь пресвятой Богородицы.

В 1232 г. вновь обострились отношения между князьями Большого гнезда и Ольговичами. Сам Великий князь северо-восточных земель Юрий Всеволодович подступил к городу, стоявшему посреди обширного ополья, окруженного дремучими вятичскими лесами, «Сереньску и стоявъ станом на Уполозех». Вскоре Юрий отступил во Владимир-на-Клязьме. Зато к Серенску подошли Ярослав Всеволодович и ростовские Константиновичи. Серенск сожгли, волость вокруг города повоевали. Осадили и расположенный неподалеку Мосальск. Под этим вятичским городом застрелили «Олдана Подвойскаго» и отошли, не помирившись с Ольговичами, на север.

Князей ростово-суздальских земель Чернигов раздражал тем, что служил убежищем противных им новгородцев. Вскоре худшие подозрения князей Большого Гнезда оправдались. Из Чернигова на север Руси выступили новгородские изгнанники «Борись Негоцевичь, Михаль съ братомъ, Петръ Водовиковиць, Глебъ Сменовъ братъ, Миша». Ехали на Север новгородские бояре с одним из Ольговичей — князем «Святославомъ Трубеческымъ».

Когда этот отряд стал в «Буйце, въ селе св. Георгиа», стало известно, что истерзанный голодом, мором и пожарищем, едва живой Новгород едва ли решится принять Ольговича. Князь понял безнадежность начатого предприятия и «оттоля вспятися Святославъ въ Русь».

А новгородцам в Чернигове делать было нечего, и они поехали в Псков. В том городе схватили чиновника Ярослава Всеволодовича «Вячеслава» и заковали.

А в Новгороде «бысть мятежь великъ». Ярослав Всеволодович поспешил из Переяславля-Залесского в Новгород. По приезде князь похватал бывших в городе псковичей и посадил их на «Городищи въ гридници». В Псков Ярослав послал требование отпустить Вячеслава и изгнать новгородцев прочь. Псковичи в ответ потребовали прислать жен и «товаръ» укрывшихся в их городе новгородцев. Тогда Ярослав предпринял экономическую блокаду Пскова. Все лето он не пропускал в Псков гостей (то есть купцов), и цена на соль в городе взлетела до семи гривен за «бьрковьскъ». Наконец псковичи отпустили Вячеслава. В свою очередь, Ярослав отправил жен «Борисовую, Глебовую, Мишную» в Псков.

Ближе к зиме, поняв, что экономическая блокада до добра не доведет и конца ей не видно, псковичи приехали в Новгород, поклонились Ярославу Всеволодовичу, назвав его своим князем. А «Борисове чади» (опальным новгородцам) псковичи «показаша путь съ женами»!

Наместником в Псков Ярослав Всеволодович отправил своего шурина Георгия (непонятно, кто тот Георгий).

В 1232 г. женился один из князей Ростовской волости Владимир Константинович.

В 1232 г. на Руси снова услышали о страшных татарах. Стало известно, что они немного не дошли до Волжского Булгара и перезимовали невдалеке от столицы государства, располагавшегося при впадении Камы в Волгу.

Зимой 1232–1233 гг. князь Юрий Всеволодович отправил своего сына Всеволода в поход на мордву. В зимний поход выступили Федор Ярославович и рязанские и муромские князья.

В 1233 г. в Суздале была расписана и украшена мрамором церковь пресвятой Богородицы.

В 1232 г. в Смоленске скончался князь Мстислав Давыдович. И произошла трагедия. Святослав Мстиславович (внук Великого князя Романа Ростиславовича) с помощью полочан на праздник св. Бориса и Глеба взял Смоленск на щит и, «изсече смолнянъ много», завладел городом и княжеством.

В 1233 г. изгнанные из Пскова новгородцы ушли в город чудской земли Медвежью Голову (Оденпе).

Там княжил сын хорошо нам знакомого Владимира Мстиславовича, некогда владевшего Псковом. Звали сына Ярослав, и был он по матери немцем.

Ливонские рыцари поддержали Ярослава Владимировича и новгородцев, и вскоре те заняли город-крепость Изборск, служивший западным пригородом Пскова.

Псковичи собрали собственные силы и, взяв в Изборске непрошеных гостей, выдали их Ярославу Всеволодовичу, наблюдавшему за происходящим из Новгорода. Так несчастные новгородские бояре, бежавшие из Торжка в Чернигов, Псков, Медвежью Голову, оказались в вотчине своего злейшего врага, в Переяславле-Залесском. Там же оказался и Ярослав Владимирович.

5 июня 1233 г. внезапно скончался старший сын Ярослава Всеволодовича Федор. Князь собрался жениться, был сварен мед и созваны гости, но дело кончилось тем, что Федора погребли в монастыре св. Георгия.

Разлад в отношениях Северной Руси и Ливонии углублялся, и дело шло к войне. В 1233 г. ливонцы схватили «Кюрила Синкиниця» в местечке «Тсеве» и, заковав, посадили в Медвежьей Голове.

Весной 1234 г. Ярослав Всеволодович вступил в пределы, контролируемые Орденом, вызволил томившегося в заключении «Кюрила Синкиниця» и подступил к Юрьеву. Германцы сели в осаду в городах Юрьев и Медвежья Голова и выслали отряды навстречу сторожам Ярослава Всеволодовича. Рыцари «бились» с русскими сторожами до подхода «пълку», то есть основного княжеского войска. Удача сопутствовала русским. Они теснили германцев. А на скованной морозом реке «Омовыжи» (Эмбахе) под рыцарями подломился лед и «истопе ихъ много».

Ордену пришлось поклониться Ярославу и заключить с ним мир.

По возвращении из-под Юрьева Ярославу Всеволодовичу не пришлось отдыхать. Дерзкие литовские всадники незаметно подобрались к Старой Русе и стремительным набегом погнали горожан «олы до търгу». Старорусцы, вооружившись кто чем, сели в засаде. Были там и «Огнищане и Гридба, и кто купець и гости». Литовцев из городского посада выбили, нескольких из них убили и потеряли своих четверых: «Попа Петрилу, Павла Обрядиця и ина два мужа». Литовцы успели разграбить монастырь св. Спаса и убить четырех чернецов.

От Старой Русы литва отступила на «Клинъ». Узнав о происходящем, Ярослав Всеволодович с новгородцами сел в «насады» и поспешил вдогонку за хищниками вверх по Ловати. Часть сил Ярослава шла берегом на «конихъ».

Когда ладьи-насады стали у «Моравнина», кончился хлеб. Поход был организован в спешке. Ярослав отпустил лодочников с ладьями к Новгороду и, пересев на лошадь, принялся далее преследовать отступавшую к югу литву.

Настигли литву на «Дубровне на селищи въ Торопчьской волости». Литовцев Ярослав разбил и, разогнав по лесу, взял у них лошадей и оружие. В сражении, произошедшем в чаще густых торопецких лесов, новгородцы потеряли десятерых мужей: «Феда Якуновича Тысячьскаго, Гаврила щитника, Негутина на Лубяници, Нежилу серебреника, Гостилца на Кузмадемьяни улици, Федора Ума, Княжь Детской, другое Городищанинъ и инехъ трое».

Походы литовцев не проходили для них даром. Год от года их воинское искусство совершенствовалось, и приобретенный опыт превращал литву в весомую силу.

В 1236 г., согласно Алберту Стадскому (в 1237 или 1238 г. согласно русским летописям), германцы в Риге получили с родины мощное подкрепление. В поход на литовцев рыцари повели кроме чуди двести союзных Риге псковичей.

25 сентября «на Камне засадью» литва разбила неприятеля наголову. В сражении погиб магистр ордена, престарелый Вольквин. В Псков из похода вернулся лишь десятый из ушедших.

В 1234 г. один из князей Большого гнезда Святослав Всеволодович в своем городе Юрьеве-Польском воздвиг каменную церковь в честь св. Георгия. Это живая поэма в камне, одна из немногих сохранившихся до наших дней в северо-восточных землях Руси.

1235 г. прошел на Руси относительно мирно. То было затишье перед бурей.

В третью неделю августа 1236 г. Русь наблюдала знамение в солнце — «быс видети всем акы мсць четырь дни».

Осенью 1236 г. татаро-монголы вошли в пределы Волжской Булгарии и взяли ее столицу Великий Булгар. Население было избито, многочисленные товары купцов взяты, а город сожжен.

А Русь жила собственной мирной домонгольской эпохой. Зимой 1236–1237 гг. великий князь северо-восточных земель Юрий Всеволодович женил своих сыновей Владимира и Мстислава.

В начавшемся 1237 г. епископ Митрофан на средства епархии поставил «кивоть», украшенный «златомь и сребром», над трапезной в белокаменном Успенском соборе Владимира-на-Клязьме. В том же году был расписан притвор Успенского собора. И это были последние штрихи в украшении и созидании чудной своей красотой могучей домонгольской Руси.