• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Петербург напоминает о своем могуществе на каждом шагу. Каски, щиты, копья изображены в бесчисленной лепнине на стенах столь же бесчисленных дворцов и казенных зданий. Они же в точности повторяются на парадных фасадах богатых частных домов. Лавровые венки и военные атрибуты вплетены в чугунные решетки и ограды. Петербург постоянно напоминал о том, что он является столицей империи, местом пребывания самодержавного властелина.

И если иностранец случайно попадал в этот русский край и с изумлением взирал на обутых в лапти русских крепостных крестьян, то умные люди ему обычно советовали:

— Не обманывайся, иноземец! Эти бедные селяне могут взяться за топор, если еще какой-нибудь Наполеон попытается поджечь их деревянные жилища. Не обманывайся, иноземец, когда любуешься русской природой, не обманывайся ленивым течением летних рек, застывшим покоем бескрайней русской степи…

Петербург — зеркало могущества самодержца. Каналы пересекают его стройные улицы с каменными мостовыми, воды Невы омывают гранит ее набережных. Все это придает городу облик северного Амстердама, с той лишь разницей, что здесь нет бесчисленных ветряных мельниц, отсутствует эфемерность европейского пейзажа.

Частые дожди омывают стены прекрасных дворцов, выстроенных неизвестной рукой в архитектурные ансамбли. Низкие облака, как зловещее предзнаменование, плывут над городом.

А город богатый, гордый, царственно надменный. Чугунные решетки садов, кружева металла рассказывают об искусстве мастеров, их таланте. Но только не о свободе и легкости. Каменные арки украшают входы многих зданий, но только и они не более чем отражение военного или триумфального мира.

Строгость, геометричная стройность и военная сила — характерные особенности этого города. Этой хмурой силе не могут придать теплоты даже купола многочисленных храмов, столь роскошно сверкающие золотом.

Поэтам и мечтателям неуютно было в этом городе. Они смотрели на него иными глазами, вслушиваясь в шум ветра, который звенел в чугунных решетках просторных парков. Неумолимое время шло мимо монолитных стен Петропавловской крепости.

Только поэты грезят о других мирах, о других небесах, о другом солнце, но русской аристократии, ее баловням и любимцам этот город уютен — и теплый, и свой.

И все же не всем.

9 февраля 1816 года. В одной из казарм лейб-гвардии Семеновского полка собрались несколько молодых гвардейских офицеров. Среди них и Никита Муравьев — сын наставника императора. Пришли князь Сергей Трубецкой и два брата — Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы. Их гостем был молодой Иван Якушкин.

На их лицах возбуждение. Они нервно ходят по большой комнате, некоторые энергично жестикулируют, перебивают друг друга.

— Что гнетет и душит русский народ? — Ответ не у всех одинаков, но в конечном счете прозвучал предельно кратко: деспотизм, самодержавие?

Иван Якушкин срывается с места и бросается к друзьям. Он останавливается перед братьями Муравьевыми-Апостолами и страстно говорит:

— Поколение за поколением рождаются рабами, которые получают в наследство страну, пропитанную с древнейших времен жестокостью. Жизнь ее терзаема алогизмами и противоречиями.

Никита Муравьев поправляет свои густые черные волосы. Волнение переполняет его. Он громко говорит:

— В условиях самодержавной царской власти, когда и дышать мучительно трудно, где даже вздох мужика подвержен издевательствам и мукам, мы, офицеры России, молчим. Довольно молчать!

Трубецкой поглаживает рукой свое продолговатое, худое лицо аскета. Он самый уравновешенный среди остальных. Говорит тихо, и, может быть, поэтому его слова производят столь сильное впечатление на присутствующих. Ему уже 26 лет, он самый старший среди собравшихся.

— Мы понимаем, почему Петр I решил прорубить окно в Европу. Через это окно должна была войти передовая культура, проникнуть современные знания, разнообразные науки.

Теперь поднялся Никита Муравьев:

— Но он открыл окно лишь для своего правящего сословия. Деревянные жилища нашего народа остались с соломенными крышами! Крестьяне и при нем гнули спину, ходили в лаптях или в лучшем случае зимой в домашних валенках.

— Это несуразности и противоречия русской истории! — вмешался Сергей Муравьев-Апостол. — Но его увлекательный пример перед нашими глазами! Не забывайте, что Петр I распахнул это окно не безвольной рукой. Просвещенный властелин орудовал с топором в руке, сокрушая тяжелые стены консерватизма.

Они горячатся, спорят, шумят. Их связывает глубокая и искренняя дружба, испытанная в огне только что завершившейся Отечественной войны против Наполеона. Все очень молоды, но все уже герои, их мундиры украшают ордена, они отмечены знаками славы. Некоторые из них в сражениях пролили кровь.

День 9 февраля 1816 года станет памятным в истории России. Группа молодых офицеров создала свое первое тайное общество, которое они назовут «Союзом спасения», а несколько позже — «Обществом истинных и верных сынов отечества». К этому обществу присоединятся Павел Пестель, Иван Пущин, Михаил Лунин…

Около 30 молодых людей, преимущественно гвардейских офицеров, поклянутся, что единственной целью их жизни будет борьба против крепостного права, за введение в России конституционных законов, ограничивающих абсолютизм.

Споры продолжаются. Какая конституция?

Никита Муравьев имеет блестящие исторические познания, обладает великолепным стилем. Он доказывает, что конституция должна быть монархической.

Тайное общество имеет свои ритуалы, особо торжественные церемониалы, заимствованные молодыми людьми у масонских лож. Многих из них еще по-юношески увлекает чисто внешняя, парадная часть этого уже вполне определенного политического заговора. Но так было лишь в самом начале. Вскоре заговорщики поняли, что тяжелый путь, на который они вступили, не нуждается в ритуальности, а только в долгой, упорной и неустанной организации самого дела. Отныне им предстоят горячие, страстные политические споры и борьба, где нет места таинственным символам — свечам, целованиям креста и Евангелия. Придет день, когда они начнут тщательно обсуждать планы восстания и цареубийства…

Павел Пестель, общепризнанный вождь и теоретик декабристов, впоследствии спокойной и твердой рукой напишет следователям:

«Я никакого лица не могу назвать, кому бы я мог именно приписать внушение мне первых вольнодумных и либеральных мыслей, и точного времени мне определить нельзя… Обратил также мысли и внимание на положение народа, причем рабство крестьян всегда сильно на меня действовало, а равно и большие преимущества аристократии… Мне казалось, что главное стремление нынешнего века состоит в борьбе между массами народными и аристокрациями всякого рода, как на богатстве, так и на правах наследственных основанными».

Так писал истинный аристократ, дворянин Павел Пестель, сын генерал-губернатора Сибири Ивана Пестеля…

С предельным лаконизмом он объяснял на примерах из истории Англии, Испании, Франции и Португалии, как сформировался его взгляд на будущее России.

«Я в них находил по моим понятиям неоспоримые доказательства в непрочности монархических конституций и полные, достаточные причины в недоверчивости к истинному согласию монархов на конституции, ими принимаемые. Сии последние соображения укрепили меня весьма сильно в республиканском и революционном образе мыслей… Все сие произвело, что я сделался в душе республиканец».

Но Никита Муравьев, который, как считал Михаил Лунин, «был один равен целой академии», блиставший знаниями и культурой, не так просто и не совсем легко приблизился к республиканизму Пестеля, хотя уже в созданном им проекте конституции утверждал, что «русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть собственностию никакого лица и никакого семейства».

Проект конституции Муравьева осуждал крепостное право и объявлял о его отмене. В нем предлагалось отменить все сословные различия, военные поселения; провозглашалось равенство всех граждан перед законом. Но вместе с тем автор проекта конституции оставался твердым сторонником установления высокого имущественного ценза при занятии любых должностей в государственном аппарате и сохранения за помещиками права собственности на землю.

Дворянская ограниченность Никиты Муравьева имеет определенные противоречия. Его чувство справедливости всегда сильнее принципов проповедуемой им конституционной монархии. Он выдвигает идею, чтобы верховная власть в будущей свободной России после победы революции принадлежала бы Народному вече, которое будет состоять из двух палат: Верховной думы и Палаты народных представителей. Исполнительную власть он полагал оставить в руках монарха.

Но сколь яростны и дерзки были против этого протесты республиканцев! Они возражают, спорят и доказывают Никите Муравьеву его заблуждения, ссылаются на горький опыт истории других народов. Пестель настаивал, что России нужна только демократическая республика и, чтобы оградить ее безопасность от возможных междоусобиц, нельзя оставлять ни одного претендента на царский престол. Во имя этой святой цели необходимо «истребить» все царское семейство!

Никита Муравьев, горячо увлеченный будущей свободой, пламенно убеждает своих товарищей:

— Опыт всех народов и всех времен доказал, что власть самодержавная равно гибельна для правителей и для обществ, что она не согласна ни с правилами святой веры нашей, ни с началами здравого рассудка. Нельзя допустить основанием правительства произвол одного человека, невозможно согласиться, чтобы все права находились на одной стороне, а все обязанности на другой. Слепое повиновение может быть основано только на страхе и недостойно ни разумного повелителя, ни разумных исполнителей.

Источником народной власти должен быть сам народ, которому будет принадлежать исключительное право формулировать основные законы. Император будет всего лишь «верховным чиновником» русского правительства. Особы царской фамилии не должны чем-либо отличаться от остальных граждан и подчиняться законам, как все остальные граждане России. Придворные при царе лишаются избирательных прав и, следовательно, возможности влиять на политику.

Собрания декабристов устраиваются в домах отдельных членов Тайного общества. В блестящих салонах, уютных кабинетах, среди изысканной мебели из красного дерева, под сенью великолепных полотен французских и английских художников, в окружении богатых собраний книг, вобравших едва ли не всю духовную культуру многих веков… Трепетно и нарядно горят свечи, люстры, предупредительные слуги разносят прохладительные напитки. Не было ни одного вопроса духовной и политической жизни России, а также других стран и народов, которые бы не обсуждались, о которых бы не говорили, не спорили на тех собраниях.

Но среди окружавшей их роскоши, при ежедневных салонных встречах члены Тайного общества хранили общую сплоченность, общность цели, свое единое предназначение и призвание. Несмотря на горячие споры, пылкую молодость, страстные поиски верного пути, они не забывали о главном, на что отважились.

Несколько десятков офицеров из самых знатных аристократических родов прочно были связаны силой своей клятвы. Встречались при любом удобном случае, даже на балах в императорском дворце и на великосветских раутах. Танцевали чаще всего полонез, оставались изысканно вежливыми кавалерами, в высшей степени светскими людьми.

Их дома были расположены неподалеку от царского дворца. Это тоже роскошнейшие дворцы самой приближенной к царю знати. Веками их прародители жили и мечтали лишь о благосклонности повелителя и монарха. Эта благосклонность для их дедов и отцов самая большая награда, солнечный живительный луч. Государь, и только он, жаловал поместьями, денежными наградами, чином, титулом. Он мог красивым царственным жестом подарить золотую табакерку, усыпанную бриллиантами, или обширное поместье русской земли с тысячами крепостных крестьян. Или… упрятать в Петропавловскую крепость.

Французский путешественник Астольф де Кюстин, соприкоснувшись с русским миром, с убийственным сарказмом писал:

«Сам воздух принадлежит государю, и каждый дышит им столько, сколько ему позволено. У истинных царедворцев и легкие так же подвижны и гибки, как и их спины.

Все установлено и создано так, что горстка избранников блаженствует под короной императора. Даже богослужения в храмах не более чем яркий и зрелищный праздник! Придворные дамы и супруги посланников, сиятельные дворянки с громкими титулами, украшали, словно живые картины, первые ряды молящихся в церквах. Царский престол и церковь, золото икон — все излучало сияние во славу императора и его августейшей семьи».

Против этой абсолютной власти, утверждавшейся уже многими веками, горстка молодых людей дерзнула поднять меч; они — члены Тайного общества.

Они ищут путь к справедливости, к свободе. Они, можно сказать, первые, которые идут не широким, проторенным путем, а извилистыми тернистыми тропинками. Они спорят, заблуждаются, ошибаются. Но это прекраснейшая закалка для энергичных, целеустремленных натур.

В противовес конституции Никиты Муравьева Павел Пестель предлагает свой революционный план преобразования России. Он отвергает выборную власть народных представителей до того времени, пока Россия не будет подготовлена к такому образу управления. Он считает, что должна быть установлена диктатура Временного революционного правления, которое в каких-нибудь десять лет должно будет и сумеет преобразовать Россию.

Пестель ратует за полную свободу крестьян. Он затрагивает самые основные интересы дворянства: считает необходимым лишить его не только дворянских привилегий, но и значительной части земли!

Пестель очень хорошо понимает, что политическое могущество дворянства и царской власти зиждется на крепостном праве и собственности на землю. Ослабить политические позиции дворянства — значит подорвать его экономическую мощь. Основной задачей Временного правительства в будущей революционной России он считает сокращение крупных земельных владений, принадлежащих помещикам, и раздачу земель крестьянству.

Эти свои революционные идеи Пестель излагает и обобщает в знаменитом конституционном проекте «Русская правда».

Триста лет длились спор и борьба за землю… Пестель, как первый предтеча последующих великих исторических событий, горячо волновался и добивался того, чтобы этот спор был наконец разрешен. Здесь уместно вспомнить, как на другой же день после победы Великой Октябрьской социалистической революции Советское правительство издало Декрет о земле.

И именно о земле велись самые страстные споры среди молодых русских дворян, о которых мы рассказываем.

Но и другие тайные общества и организации возникали в благоприятной атмосфере политического и идейного брожения. Михаил Орлов, приближенный ко двору генерал, после событий на Сенатской площади писал в своих показаниях:

«Я решил образовать тайное общество молодых людей, чтобы бороться против коррупции и других правонарушений, которые весьма часто отмечаются во внутреннем управлении страной».

В 1815 году он создает тайную организацию — Орден русских рыцарей.

Талантливый поэт и писатель Александр Бестужев (Марлинский), находясь в заточении в Петропавловской крепости, запечатлел для потомков суть назревавших и разразившихся событий. Он раскрыл характернейшие черты своего времени, дал в общем исчерпывающее объяснение возникновению тайных политических обществ в России. Бестужев писал:

«Но вот Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то русский народ впервые ощутил свою силу; тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслия в России… Еще война длилась, когда ратники, возвратясь в домы, первые разнесли ропот в классе народа. „Мы проливали кровь, — говорили они, — а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, нас опять тиранят господа“.

Над Россией нависла мрачная тень Аракчеева. Под предлогом менее обременительного содержания армии царское правительство создало так называемые военные поселения. Неограниченным диктатором этого гнетущего мира стал Аракчеев.

Множество сел и деревень были переведены в военные поселения. Крестьяне, проживавшие там, обрекались на пожизненную солдатскую службу. Но, кроме военной службы, они по-прежнему должны были заниматься земледелием и добывать себе пропитание. Там властвовали поистине драконовские законы.

Жестокие порядки насаждались и в армии. Самый усердный солдат не мог дослужиться до увольнения. Существовал принцип: «Убей двух, поставь одного!»

Декабрист Александр Поджио, хорошо знавший аракчеевские порядки, писал:

«Палками встречали несчастного рекрута при вступлении его на службу, палками его напутствовали при ее продолжении и с палками передавали в ожидавшее его ведомство после отставки… Солдат был собственною принадлежностью всякого…»

Жизнь солдата была сплошной цепью невероятных страданий, нравственных и физических. Каждый офицер мог его унизить, избивать розгами или палками, истязать шпицрутенами. Малейшая небрежность, самый невинный проступок карались со всей жестокостью.

Сергей Трубецкой показывал на следствии:

— Поводом для образования тайных политических обществ была лишь любовь к отечеству…

Декабрист Михаил Фонвизин писал в своем «Обозрении проявлений политической жизни в России», что рабство бесправного большинства русских, жестокое обращение начальников с подчиненными, всякого рода злоупотребления властью, повсюду царствующий произвол — все это возмущало и приводило в негодование образованных русских.

Наступило время решительных действий.

Полковник М. А. Фонвизин живет в Москве в Староконюшенном переулке. Его дом стал местом встреч декабристов. На регулярные собрания приходят Никита Муравьев, братья Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Федор Шаховской, Михаил Лунин…

Спорят в основном об уставе «Союза спасения». На одном из собраний зачитали письмо, присланное Сергеем Трубецким, раскрывавшее планы императора Александра I о восстановлении границ Польши, какими они были до 1772 года. А это означало отторжение от России Украины и Белоруссии..

Члены Тайного общества потрясены этим сообщением. Это уже открытый вызов. Император глумился над патриотическими чувствами каждого русского. Он своевольно решал, как поступать с исконно русскими землями.

Александр Муравьев поднялся со своего места и сказал, что во избежание этого несчастья следует тянуть жребий, кому из них положить конец жизни императора!

Но тут вскакивает Иван Якушкин и заявляет, что они уже опоздали! Он первым решил убить императора без всякого жребия; желает принести себя в жертву и никому не уступит этой чести.

И Якушкин рассказал о своем плане. При выходе Александра I из Успенского собора после литургии он приблизится к нему с двумя пистолетами. Из одного убьет императора, а из другого — самого себя. Он придаст этому акту вид дуэли со смертельным исходом для обоих.

Это собрание вошло в историю под названием Московского заговора 1817 года. Оно будет потом рассматриваться Следственным комитетом[9] на протяжении нескольких месяцев. Будут написаны сотни страниц показаний, допрошены десятки людей о каждой подробности, о всякой реплике.

Кроме Якушкина, добровольно на убийство императора вызвались Никита Муравьев и Федор Шаховской. М. А. Фонвизин показывал на следствии, что их порыв так увлек остальных участников совещания, что все они готовы были поднять руку на жизнь монарха.

Они отправляют секретное письмо в Петербург князю Сергею Трубецкому. Высказывают желание, чтобы они вместе с Павлом Пестелем приехали в Москву и дали свое согласие на акт цареубийства. Сергей Муравьев-Апостол, который тогда болел, послал через брата Матвея письменное возражение. По свидетельству Михаила Бестужева-Рюмина, в этом письме впервые в истории декабристского движения предлагалось подготовить не просто террористический акт, а вооруженное восстание войск, расквартированных в Москве. Сергей Муравьев-Апостол предлагал овладеть Москвой с помощью армии. Он горячо убеждал своих товарищей, что цареубийство не может быть целью. Политические устремления Тайного общества совсем другие, и подобный террористический акт лишь погубит большое дело.

В 1818 году была произведена реорганизация Тайного общества. На основе «Союза спасения» возникла новая тайная организация — «Союз благоденствия». Этот «Союз» численно возрос (в него входило более двухсот человек) и имел отделения в Москве, Кишиневе, Тульчине и других городах.

Устав «Союза благоденствия» был назван «Зеленой книгой», так как был написан в тетрадке с зеленой обложкой. Его разработали Сергей Трубецкой, Никита Муравьев, Михаил Муравьев и Петр Колошин.

Декабрист Николай Басаргин в своих воспоминаниях писал:

«Так называемая „Зеленая книга“ — плод юношеских, но чистых побуждений первых учредителей „Союза благоденствия“. В ней излагались открытые цели общества. Тайная цель подразумевалась и при необходимости дополнялась тем, чего не было сказано в ней открыто. „Зеленая книга“ вначале была известна лишь учредителям, но затем и главным членам общества».

Многочисленность Тайного общества имела и свои отрицательные стороны. В него вошли и случайные люди. Одни были прельщены вниманием и предложением совместной деятельности с блистательными аристократами, с высшими чинами гвардии и даже генералами; другие надеялись, что эти знакомства будут способствовать их карьере. Но нашлись такие, которые путем доноса и предательства намеревались сделать карьеру.

Теперь мы знаем имена этих доносчиков: это — М. К. Грибовский и А. Н. Ронов. По их доносам под полицейский надзор были взяты генерал Михаил Орлов, полковник Павел Граббе, генерал М. А. Фонвизин и многие другие.

Правительству становится известно, что, кроме вышеуказанных лиц, и Николай Тургенев, и Федор Глинка готовятся принять участие в каком-то съезде в Москве, где должна быть основана организация, целью которой будет освобождение крестьян и смена правительства.

Тогда главное руководящее ядро «Союза благоденствия», состоявшее из старых и испытанных борцов, предпринимает тактический ход: оно объявляет, что «Союз благоденствия» прекращает свое существование навсегда.

В подкрепление этого решения в Москве созывается собрание членов «Союза» в расширенном составе, на котором присутствовали генерал С. Волконский, М. Нарышкин, Н. Комаров, П. Колошин, И. Бурцов и ряд других лиц. Николай Тургенев как президент официально объявил присутствовавшим, что «Союз благоденствия» больше не существует, и объяснил причины его роспуска.

Формально Тайное общество больше не существовало… Но уже на другой день был разработан устав и заложены основы будущего нового тайного общества, «очищенного» от ненадежных и подозрительных членов.

Намеревались создать четыре руководящих центра, названных думами: в Петербурге, Москве, Смоленске и Тульчине. Московский съезд (1821) явился, таким образом, кульминационным моментом в организационной деятельности декабристов. Декабристы сохранили Тайное общество в тревожной обстановке слежки, доносов и полицейских преследований.

Но в то же время состоявшийся съезд был направлен против наиболее революционных и радикальных сил. Он стремился ограничить влияние таких крупных личностей, как Павел Пестель. Именно против него выступили ряд членов, представителей умеренного крыла общества. В эту борьбу включился и Бурцов, который в то время служил вместе с Пестелем в Тульчине.

Бурцов предпринял и другой пагубный ход. Он направил через крепостного крестьянина (поэта Сибирякова) письмо предателю М. Грибовскому. В нем он приглашал его вступить в Тайное общество, тем самым ставя в известность, что оно не распущено, а продолжает существовать и действовать.

Были созданы центры в Петербурге, так называемое Северное общество, и в Тульчине — Южное общество. В 1822—1823 годах на юге была учреждена Васильковская управа во главе с Сергеем Муравьевым-Апостолом и молодым Михаилом Бестужевым-Рюминым. Эта управа считалась частью Южного общества Пестеля.

Между Северным и Южным обществами проходили споры по программам и тактическим вопросам. Северное общество стремилось к конституционной монархии. Его умные и высокообразованные руководители пользуются огромным авторитетом среди членов Северного общества. Они непрерывно теоретизируют, хотят победы по возможности бескровной, мечтают через Сенат ввести конституцию и дать свободу народу. Поэт Кондратий Рылеев заявлял своему оппоненту Павлу Пестелю, что хотел бы видеть Россию вначале с императором, «чья власть не должна превышать полномочий любого президента».

Во главе Южного общества стоял Павел Пестель. Декабрист Н. И. Лорер называл его гениальным человеком, одним из замечательнейших людей своего времени. Для Павла Пестеля существовал только один путь — революция, которая провозгласит республику в России! И вся династия Романовых будет уничтожена.

Даже царские судьи признавали, что Пестель «одарен от природы способностями, более высокими, чем обычные, являлся главной пружиной деятельности общества». Да, «главной пружиной» борьбы являлся Павел Пестель. А когда пробил часу поэт Кондратий Рылеев поднял восстание в Петербурге.

Хотя оба и искали свои пути для будущего России, но они имели одну общую мечту и одну цель — дать свободу русскому народу.

Страшная трагедия виселицы устранила различия их взглядов. Когда-то Александр Герцен называл современное ему поколение революционеров «молодые штурманы будущей бури». Эти меткие слова с полным правом можно отнести к их предтечам — декабристам.