• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

В начале 1241 года, зимой, татарские тумены перешли Вислу, и начались события, известные как «монгольское вторжение в Европу». Этот поход тоже таит немало загадок. Судя по всем последующим событиям, сам Батый особенного желания вторгаться в Европу не испытывал, ему было неплохо и в золотой юрте на Волге. По версии Ипатьевской летописи, на эту кампанию Батыя подбил тот самый пленный тысяцкий Дмитрий, которого татары приняли на службу в Киеве. Предположение сомнительное: слишком масштабным был поход, чтобы начинать его единственно по совету едва принятого «в ряды» чужестранца, которого еще не проверили в деле…

Более правдоподобен вариант, по которому татары вторглись в Европу, преследуя своего старого «кровника», половецкого хана Котяна, бежавшего к венграм. За ханом числился весьма серьезный грешок — он в свое время убил татарских послов. Достоверно известно, что великий хан Угедэй писал венгерскому королю Беле, требуя выдать Котяна и обещая в случае неподчинения много неприятных сюрпризов. Как пишет современный отечественный историк, «Бела проявил враждебность к монголам». Подобные уклончивые фразы в устах европейского человека всегда настораживают. Уж не убил ли и Бела послов, по рыцарским правилам старушки Европы?

А вы знаете, так и оказалось! Только в 1920 г. в архивах Ватикана обнаружили письмо сменившего Угедэя великого хана Гуюка, где он в упрек мадьярам поминает именно что об уничтожении ими посольства…

Правое крыло татарского войска вошло в Польшу. Впрочем, это уже было не «татарское» войско, а имперское. Поляки моментально опознали среди наступающих смоленские и галицкие дружины. Глупо думать, что русских туда погнали силой — дружинник того времени, профессиональный вояка, жил исключительно военной добычей, так что вряд ли смолян и галичан пришлось долго уговаривать, как стеснительных девочек. А король Бела в письмах европейским монархам жалуется, что его обложили, как волки овчарню, всевозможные славянские «еретики», среди которых упоминает и бродников.

Татары захватили Сандомир и Краков, без особого труда разгромили парочку местных князей средней руки. В Силезии, у городка Лигнице им навстречу вышел человек посерьезнее — Генрих Силезский из польского королевского рода Пястов, к которому примкнули моравский владетель Владислав, тамплиеры и рыцари Тевтонского ордена…

Их тоже разбили быстро и качественно. Генрих и Владислав погибли в бою (причем неутешные родственники Генриха поставили над ним художественно выполненное надгробие, где вопреки очевидным фактам именно Генрих попирает ногами и щекочет мечом злого татарина, причем у татарина, вот диво, внешность совершенно русская…). Чешский король Вацлав, узнав об этаком афронте, решил с татарами не связываться (правда, некоторые источники уверяют, что какое-то мелкое сражение между чехами и татарами все же состоялось).

Тем временем левое крыло татар вторглось в Венгрию. К тому времени выяснилось, что хана Котяна недавно прирезали сами же венгры, но останавливаться уже никто не горел желанием.

В битве на равнине Мохи венгров расколошматили подчистую. При этом погиб татарский военачальник, чье имя до сих пор не удается определить точно. «Юань би-ши» именует его «Бахадуром», но о ком именно идет речь, непонятно. Эта смерть стала основой для устойчивой легенды, что в Венгрии погиб сам Батый, имевшей некоторое хождение и угодившей даже в отдельные русские летописи.

Король Бела бежал в Австрию. Вот тут Европу затрясло по-настоящему. По невежеству своему европейцы были нисколечко не осведомлены о том, что лежит за пределами их крохотного «континента», а потому терялись в догадках. Тут еще случилось полное солнечное затмение, и «цивилизованная» Европа, усмотрев в этом недобрый знак, ополоумела окончательно. Сохранилась масса свидетельств о невероятной панике, охватившей не то что континентальные страны, но и островную Англию. Со всех сторон неслись уверения, что настал конец света.

Священники из тех, кто питал пристрастие к мистике, стали лихорадочно перелистывать Библию в поисках подходящего места. И накопали-таки упоминание о некоей «стране Фарсис», чей царь «будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли». В одном из псалмов тоже значилось: «падут пред ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах, цари Фарсиса и островов принесут ему дань». Творчески развивая эту мысль, кто-то из патеров связал царя Фарсиса с тремя волхвами, привезшими приношения младенцу Иисусу. А поскольку мощи трех волхвов покоились в Кельнском соборе, то дальше рассуждалось уже совсем просто: «неведомые пришельцы» идут на Кёльн, чтобы забрать мощи своих предков…

Легко представить, что поднялось в Кёльне, когда там прослышали об этих теоретических изысканиях… Но переполох быстро утих — татары свернули из Польши и Венгрии на юг, на Балканы, так что теперь было совершенно ясно, что на Кёльн они не пойдут.

Тогда не желавшие останавливаться на достигнутом патеры выдвинули новую гипотезу: пришельцы и есть то самое неведомо где потерявшееся «тринадцатое колено Израилево». Кто-то самый грамотный тут же вспомнил, что 1241 год соответствует 5000 году по еврейскому календарю, и в этот год многие евреи ждут прихода Мессии или хотя бы возвращения царя Давида.

Тут к делу подключился епископ Матье Парижский и довел изыскания до логического конца: бей жидов, спасай Европу! И огласил неизвестно как к нему попавшую сенсационную информацию: ворвавшиеся в Европу «дикари» и в самом деле — пропавшее «тринадцатое колено», о чем европейские евреи прекрасно знали заранее, а потому, «собравшись на совет в тайном месте», составили коварный план изничтожения христианского мира. Для чего собрали уйму золота и драгоценных камней, накупили массу оружия и доспехов, спрятали в бочки и поджидают теперь татар, чтобы все это им отдать…

К сожалению, шуткой тут и не пахло. Под воздействием сенсационных откровений епископа Матье по всей Западной Европе, от Англии до Рима, начались обширнейшие еврейские погромы…

Тем временем татары появились под Веной. Во время схватки с их передовым отрядом рыцари герцога Габсбургского взяли в плен командира отряда, который оказался… английским дворянином на службе у великого хана! Более точных сведений о нем уже не доискаться — австрийцы его сгоряча убили, так что все подернуто туманом неизвестности…

Отступив от Вены, татарские отряды двинулись по Хорватии вдоль Адриатического моря (о возможных причинах этого марша я уже писал в «России, которой не было», и повторяться не буду. Скажу лишь, что в отличие от других гипотез, эту я пересматривать не намерен). Король Бела, укрывшись где-то на островке посреди Адриатики, посылал отчаянные письма европейским монархам и папе Римскому, прося помощи.

Папа Григорий IX призвал европейских королей выступить в крестовый поход против «неверных». Но те вели себя совершенно так же, как совсем недавно русские князья, не проявляя ни малейшего желания объединяться и вообще идти в поход. В Европе в это время бушевали свои усобицы — меж теми, кто поддерживал папу, и теми, кто выступал против него. Сами же папские приближенные поддавали жару, обвиняя германского короля Фридриха II, что это именно он втихомолку договорился с татарами, «организуя заговор против монархии во всем мире, ведущий к окончательному крушению христианской веры». При этом означенного Фридриха непринужденно сравнивали с Люцифером и Антихристом.

Шум по всей Европе стоял страшный. Срочно распространились «свидетельства» о нравах татар, вроде, например, следующего: «Их вожди питаются трупами, как будто это хлеб, и оставляют ястребам только кости… Старых и некрасивых женщин отдавали этим каннибалам, и они их ели в течение дня, красивых женщин воздерживались есть, но, несмотря на их крики и слезы, они их душили, многократно подвергнув изнасилованию… Они оскверняли девушек, пока те не умирали, затем отрезали им груди, которые они подносили своим начальникам как деликатесную еду, и те их с жадностью поедали…»

Неизвестно, кто больше трясся от ужаса после таких «фронтовых сводок» — старушки или молодые красотки. Правда, сочинил эту страшилку некий аббат Ион из французского города Нарбонна, который в жизни не видывал ни одного татарина и за пределы Франции не выезжал…

В общем, крестовый поход откровенно застопорился — Европа сочиняла страшные сказки и взапуски уничтожала беззащитных евреев. Матье Парижский срочно сочинил трактат об обычаях татар, где подробно живописал, как они лопают вшей горстями и пьют кровь пленников (самое смешное, что его бред до сих пор кое-где фигурирует в качестве «исторического источника»).

Французский король Людовик IX, когда его матушка попыталась намекнуть насчет крестового похода на безбожных татар, отписал в ответ следующее: «Мать моя, пусть правит нами покой небесный. И если эти люди, которых мы называем татарами, должны прийти к нам, то или мы закинем их назад в район Тартара, откуда они вышли, или же они всех нас отправят на небо».

Известный историк Г. В. Вернадский отчего-то назвал это «глубоким религиозным чувством и покорностью судьбе». Вашему покорному слуге скорее уж представляется, что Людовик отличался здоровым цинизмом — роман Вальтера Скотта «Квентин Дорвард», основанный на строгих исторических фактах, дает кое-какое представление об этой весьма характерной персоне, далекой от христианских добродетелей…

Шведы с тевтонцами вскоре переключились на более выгодное и традиционное занятие, нежели война с татарами, — вылазки против Новгорода и Пскова. Европейское единство решительно не вытанцовывалось. Наоборот, как и в других местах, знатные господа, мадьярские и немецкие, не особенно и ломаясь, переходили к татарам. Сохранилось свидетельство европейского хрониста, что после неудачной для венгров битвы у Шайон на службе у ордынского военачальника Кадана моментально оказалось шестьсот немцев из числа капитулировавших.

Европа дружненько отстукивала зубами от ужаса, но объединяться для крестового похода все равно не собиралась, хоть ты тресни; бродячие проповедники кричали на перекрестках о Гоге и Магоге, о грядущем и скором пришествии Антихриста; по всей Европе увлеченно истребляли евреев, поскольку это предприятие было выгодным и совершенно безопасным; где-то в глуши отсиживался венгерский король Бела — все, казалось, рушится…

И тут Батый уводит свои тумены из Европы!

Это до сих пор кажется настолько ошеломительным, нелогичным, непонятным и загадочным, что в версиях по сей день нет недостатка.

Русские с легкой руки Александра Сергеевича Пушкина привыкли считать, что татары-де «забоялись» оставить в тылу разбитую, но не покоренную Русь, несгибаемо строившую планы всенародного отпора захватчикам.

Как это ни оскорбительно для национального самолюбия и патриотической восторженности, но с глубоким прискорбием приходится констатировать, что ничего даже отдаленно похожего в реальности не существовало. Русь, по причине разобщенности и откровенно враждебного отношения княжеств друг к другу, ни малейшей опасности не представляла — и никаких таких планов «православного крестового похода» не существовало и существовать не могло. Галичане и смоляне с превеликой охотой принимали участие в набеге на Европу (за что последние были освобождены от всей и всяческой дани), русские поселенцы по приказу Батыя обосновывались на венгерских землях, на Дон и Волгу (на Дону и Волге?) (потом историки это назовут «бегством от татарского нашествия», что на правду ничуть не похоже — еще можно с грехом пополам считать таковым уход русских на север и северо-восток, но вот как быть с тем, что они не менее охотно селились на южных, находящихся под контролем ордынцев, территориях? Археологические данные подтверждают, что в XIII веке появились целые поселения русских в Крыму, причем речь идет не о каких-то там жалких рабских лачугах. Империя, что греха таить — вещь привлекательная, а хороший мастеровой мог у татар неплохо устроиться — как описанный западноевропейцами русский золотых дел искусник Кузьма, сделавший великому хану великолепный трон и большую золотую государственную печать…)

Ну а сами князья объединиться в некое отдаленное подобие антитатарской коалиции были решительно неспособны, им представлялось гораздо более выгодным и важным собачиться друг с другом. Вот классический пример: знаменитый «княжеский съезд» 1295–1296 гг. во Владимире. Речь там шла о самом насущном и наболевшем: кому владеть Переяславлем? Обсуждение проходило настолько бурно, что князья похватали мечи и приготовились драться: с одной стороны — Андрей Владимирский, Федор Чермный и Константин Ростовский, с другой — Данила Московский и Михайло Тверской.

Смертоубийство с превеликим трудом предотвратили ордынский посол Олекса Неврюй и два епископа — сараевский Измаил и владимирский Симеон. Пикантная деталь: трое из тех князей потом были произведены в святые. А чуть погодя отдельные участники съезда нарушили его «исторические решения», и вновь началась междоусобица, довольно быстро, впрочем, затихшая — татары ни одной из сторон не стали помогать войсками, несмотря на слезные просьбы, а без татарской подмоги крушить соперников было как-то несподручно… Вообще, русские источники битком набиты примерами, когда ордынские послы этакой пожарной командой мечутся по Руси, крестом и пестом уговаривая русских князей не резать друг друга хотя бы по выходным и праздникам. А пресловутые «восстания горожан против татарского ига» сплошь и рядом напоминают обычные базарные драки на национальной почве. Классический пример: шел суздальский дьякон, вел кобылу на водопой. Прельстившиеся ею татары стали у дьякона животину отнимать, тот во всю глотку скликал соседей, завязалась кутерьма, к обеим сторонам подоспела подмога…

Поляки любят вспоминать, что это их гордая шляхта остановила вторжение Батыя — на что у них не больше прав, чем у русских. Тевтонские рыцари, едва оправившись от разгрома, тоже любили надувать щеки и хвастать, что это они отогнали басурмана. Даже чехи, имевшие с татарами парочку мелких стычек, стали в свое время твердить, что это их славный король Вацлав избавил Европу от татарской напасти. Да что там, даже баварского герцога пытались выставить спасителем Европы, сочинив историю, как татары, опустошив Польшу и Венгрию, стали переправляться через Дунай, чтобы лавиной разлиться по германским землям — но доблестный баварский герцог Оттон IV со своей ратью перестрелял их из луков и потопил. Вот только единственный источник, сообщающий об этом славном подвиге принадлежит борзому перу даже не баварского, а флорентийского книжника, писавшего к тому же через сотню лет после Батыева похода…

Поскольку предположения о том, что Батый «забоялся» и далее воевать со славными витязями (графу «национальность витязей» каждый заполняет сам, согласно своим предпочтениям) годятся разве что для «настоящих историков», у людей более трезвых родилась другая гипотеза: Батый увел войска, узнав о внезапной смерти великого хана Угедэя — ибо для него жизненно необходимым было участвовать в выборах нового владыки.

Это уже больше похоже на правду, но… существует немало достоверных свидетельств тому, что Батый оставался в Европе еще долгое время, даже получив известие о смерти Угедэя. Тверская летопись пишет — три года, Рашид ад-Дин — полтора.

А ведь существует самый простой вариант объяснения причины решительного и бесповоротного ухода Батыя: татарам, привыкшим к огромным и богатым городам Азии, Европа показалась слишком убогой и нищей, чтобы тратить на нее силы всерьез. Татарам попросту никак не улыбалось проливать кровь и тратить силы, чтобы в конце концов стать повелителями крохотных городишек, утонувших по колено в навозе. Косвенным образом это подтверждается тем, что никогда более, даже во времена своего расцвета и нешуточного могущества, они даже не пробовали вторгнуться в Европу (хотя вроде бы, как мы помним, существовало категорически того требовавшее «завещание Чингисхана»). На Ближний Восток ходили походами, в Китай — ходили, в Индию вторглись и основали там династию Великих Моголов. А вот в Европу больше — ни ногой. Всерьез предполагать, что они боялись европейских чудо-богатырей, никак не тянет…

А теперь перейдем к чисто внутренним делам татарской империи. Речь пойдет о череде событий интереснейших и загадочных, способных стать сюжетами множества приключенческих романов и фильмов…

То, что происходило там на протяжении многих лет, даже превосходит европейские хитросплетения интриг — читатель вскоре сам в этом убедится…

Великий хан (каган) Угедэй, судя по тому, что нам о нем известно, был человеком в принципе весьма даже неплохим — не тиран, не сатрап, не любитель войны и казней (сам признавался, что пороков у него только два — вино и доступные красотки). О народе пекся, зерно раздавал в голодные годы…

Вот только его смерть до сих пор остается загадкой. Вроде бы великий хан, всего-то пятидесяти лет от роду, скончался от неумеренного пьянства — но, согласно сохранившимся свидетельствам, сразу после его кончины широко распространились слухи, что дело ох как нечисто…

И последующее десятилетие с полным на то правом можно назвать бабьим царством…

Еще при жизни Угедэя большую часть своих властных полномочий и государственных дел он вполне официально передал своей жене Туракине (Туркан-хатун) — не татарке, а бывшей пленнице, на которой он когда-то женился во время одного из походов. Сохранились документы, свидетельствующие, что Туракина вполне серьезно управляла государственными делами и внешней политикой, религией и образованием, строительством и прочими административными вопросами.

Угедэй еще до кончины назначил официального наследника — своего внука Ширамуна, однако Туракина этому категорически воспротивилась и стала «продвигать» на престол своего сына Гуюка, субъекта вздорного, злого и никакими особенными талантами не блещущего.

Началось нечто вроде безвременья. Юный Ширамун не располагал влиятельными сторонниками — но и Гуюка великим ханом не выбрали, в буквальном смысле слова не собрав кворума. Великого хана избирала Золотая Семья — потомки и родственники Чингисхана, а большинство из них Гуюка терпеть не могли, да и он со всеми успел перессориться…

Так что белая кошма оставалась пустой… целых пять лет! Великого хана на престоле не было — но госпожа Туракина этому, в общем, не огорчалась, поскольку правила сама. Разогнала министров покойного мужа, немало высших чиновников — и, как легко догадаться, повсюду расставила своих. Самое интересное, что «премьер-министром» у нее тоже стала женщина — некая Фатима, то ли персиянка, то ли хорезмийка, захваченная в плен еще в Хорезме. Джувайни (как истинный мусульманин, относившийся к происходящему крайне неодобрительно: виданное ли дело — бабы правят?!) оставил подробное описание деятельности Фатимы, которая всем и заправляла от лица Туракины (впрочем, властная Туракина и сама была отнюдь не марионеткой в руках фаворитки).

Нужно непременно уточнить, что татарская империя была, собственно, федерацией из крупных улусов, принадлежавших сыновьям Чингисхана и их потомкам: области со своими правителями и «федеральный центр» — столица великого кагана. Так вот, из четырех правителей мужчиной оказался только один — Батый, который решил на имперский трон не претендовать и, обосновавшись в Поволжье, строил то государство, которое вскоре стало известно как Золотая Орда.

В «федеральном центре» сидела Туракина с премьершей Фатимой. Двумя остальными регионами управляли две вдовы Чингизидов, Соркоктани и Эргэнэ (опять-таки не татарки, а бывшие пленницы). Надо полагать, дамы были решительные и незаурядные, если смогли отодвинуть в сторонку жаждавших власти мужчин — а их в роду Чингисхана насчитывалось немало…

Туракина разогнала практически всех, кто занимал высшие государственные посты при Чингисхане — правда, никто из них не лишился головы, время было еще, можно сказать, вегетарианское.

Но вскоре оно пришло к концу. В 1246 году Туракина продавила наконец кандидатуру любимого сыночка Гуюка на пост великого хана — правда, и сама при этом не собиралась устраняться от государственных дел, крепко держа в руках бразды. Батый, кстати, на курултай не приехал, отговорившись ревматизмом — через своих людей в столице успел прознать, что ему, очень возможно, в два счета там устроят отравление грибами или неудачное падение с коня.

Естественно, очень быстро отношения матери и сына испортились совершенно. Гуюк прямо-таки метался, пытаясь выдумать что-нибудь популистское: то, по примеру Угедэя, начинал раздавать народу деньги и товары, то демонстративно стал покровительствовать христианам в ущерб всем остальным религиям (но, поскольку христиане эти были несторианами, то на Гуюка затаили неприязнь православные, к которым принадлежал — или, по крайней мере, покровительствовал им, — и сын Батыя Сартак)… Особой любви к нему все эти ужимки и прыжки не прибавили. Становилось ясно, что следует что-то предпринять в смысле «кровопролитиев».

И началось… Гвардейцы Гуюка силой захватили Фатиму. Низложенную госпожу премьер-министра обвинили в колдовстве и стали при большом стечении народа пытать раскаленным железом — что прямо противоречило «Ясе» Чингисхана, запрещавшей всякое мучительство даже в отношении приговоренных к смерти, которых следовало казнить быстро и без издевательств. Гуюк с невинным видом цеплялся за букву закона, объявив, что «Яса» касается только урожденных татар, а Фатима, если покопаться в родословной — всего лишь военнопленная, даже не жена татарина.

Разумеется, после многих дней лишения пищи и воды, плетей и раскаленного железа Фатима «чистосердечно призналась», что и в самом деле колдовала вовсю, чародейскими штучками добилась расположения Туракины и хотела наслать порчу на всю Золотую Семью… «Убедились?!» — орал торжествующий Гуюк, потрясая письменными показаниями. Народ безмолвствовал, косясь на конных гвардейцев…

Фатиму казнили самым зверским образом. Детали описывать не стоит — они чересчур мерзкие даже для того жестокого века (и опять-таки стали совершеннейшим нарушением «Ясы»). Тут же началась кампания по выкорчевыванию «врагов народа» — без всяких законов и судебных установлений хватали и убивали всех, кого объявляли «приспешником Фатимы». По закону репрессий дело очень быстро дошло до единственного оставшегося в живых родного брата Чингисхана Отчигина — его схватили, припомнили неудавшуюся попытку во времена «бескаганья» захватить власть и казнили, что было уже форменным беспределом, не лезшим ни в какие ворота.

А что же властная матушка Гуюка Туракина? А она как-то очень кстати умерла через три месяца после того, как сынок стал каганом, сразу после казни Фатимы. Обстоятельства ее смерти покрыты совершеннейшим мраком, нет ни малейших деталей. Персидский историк Джузджани оставил многозначительную фразу: «Но Всевышний знает всю правду». Поневоле задумаешься…

Затем что-то произошло с Эргэнгэ — подробностей опять-таки практически не сохранилось, но нет никаких сомнений в том, что она покинула этот мир вряд ли естественным образом…

Гуюк взялся за Соркоктани, предложив ей выйти за него замуж. Когда она отказалась, он разоружил ее войска, собрал немалую армию и двинулся якобы на «большую охоту» — вот только маршрут этой «охоты», если его проложить, упирался прямехонько во владения Батыя…

Соркоктани, судя по всему, находившаяся в прекрасных отношениях со своим племянником Батыем, послала к нему гонцов…

В общем, посреди затеянного им похода Гуюк отчего-то скоропостижно скончался, успев пробыть великим каганом всего полтора года. От роду ему едва исполнилось сорок три года, здоров был, как бык, так что с учетом всего вышеизложенного в естественную смерть абсолютно не верится.

Вдова Гуюка Оглу-Гаймыш, продолжая традиции «бабьего царства», попыталась было сама созвать курултай и, судя по сохранившимся свидетельствам, хотела править империей в гордом одиночестве — но поскольку, когда речь идет о троне, следует опасаться даже самых близких родственников, ее не поддержали и родные сыновья. А Батый с тетушкой обыграли вдову весьма даже изящно: именно Соркоктани владела той священной для татар землей, где Чингисхан родился, был избран и похоронен. И с невинным видом предложила провести курултай именно там. Ну кто тут мог отказаться?

Когда все собрались (знать без сильных воинских отрядов), по какому-то странному совпадению объявились тридцать тысяч конников под командой брата Батыя Берке — обеспечивать безопасность столь важного мероприятия, как они объяснили.

Ну а дальше было совсем просто. Окруженный тремя конными туменами курултай быстренько избрал великим ханом старшего сына Соркоктани Мункэ. Уже после избрания прискакали сыновья Угедэя и Гуюка и на скорую руку попытались организовать переворот с убийством Мункэ — но проделано все было наспех, топорно, Мункэ с этим горе-путчем без труда справился. И, не обладая ангельской кротостью, вынес семьдесят семь смертных приговоров. Поскольку, согласно «Ясе», пытать потомков Чингисхана или проливать их кровь законом запрещалось, кое-кому из путчистов, не мудрствуя, набивали рот камнями и землей, пока они не умерли. Соркоктани тем временем распорядилась схватить не унимавшуюся Оглу-Гаймыш, которую без особых издевательств утопили в ближайшей речке…

Со смертью Соркоктани и закончилось десятилетнее «бабье царство», — причем никак не следует вкладывать в это понятие какой-либо насмешливый или уничижительный смысл. Все перечисленные здесь женщины были по-настоящему крупными фигурами, государственными делами занимались всерьез, старательно и с несомненной пользой. Как легко догадаться, в Европе ни о чем подобном не следовало и мечтать — прошли столетия, прежде чем женщины перестали быть в большой политике и управлении государством редким исключением. Ну а женщин в роли премьер-министра Европа узрела только в конце двадцатого века.

При великом хане (или великом кагане, татары употребляли оба этих титула одновременно) Мункэ империя Чингисхана, пожалуй, достигла вершины могущества и величия. Все четыре сына Соркоктани, один за другим, стали великими каганами — Мункэ, Арик-Буга, Хубилай и Хулагу. Они покорили Персию, Багдад, Сирию и Турцию, разгромили китайскую династию Сун и покончили с жутким тайным обществом ассасинов, с которым пару сотен лет ничего не могли поделать ни крестоносцы, ни багдадские халифы.

Эта история сама по себе достаточно примечательна. Исмаилиты — причудливая помесь секты с тайным обществом убийц — по современным меркам были натуральнейшей террористической организацией, действовавшей во всем мусульманском мире. Грубо говоря, они, как водится, хотели, чтобы победили именно их идеи — ну а все остальное из этого проистекало. Программа их главаря Хасана ибн Саббаха была довольно простой. Вождь один знает истину, а остальные должны ему слепо подчиняться, любыми средствами добиваясь его прихода к власти. Человечество делится на людей и нелюдей. Приверженцы Вождя — единственные настоящие люди. Христиане и евреи — нелюди. Тюрки — порождение джиннов. Мусульмане, что сунниты, что шииты… в общем, тоже почти что нелюди, которых ради их же блага нужно привести к единственно правильному учению Вождя. Примерно так, без всякого преувеличения.

Хасан ибн Саббах хитростью захватил неприступнейшую крепость Аламут на вершине отвесной двухсотметровой скалы — а потом добавил к ним еще несколько. Его прозвали Старцем Горы…

«Пророк» собственного учения, не исключено, первым в истории создал школу террористов. Тщательно отобранных юношей учили мастерски прикидываться кем угодно, от нищего до вельможи, выслеживать, подсматривать и подслушивать, убивать и скрываться незамеченными. Учили на совесть, и выпускники потом наводили ужас на весь мусульманский мир. Согласно легенде (а может быть, и не легенде вовсе), Старец Горы устроил у себя в крепости «рай». Молодым «стажерам» подсыпали в пищу снотворного, а потом они, проснувшись, оказывались в прекрасном саду: красивые деревья, фонтаны, яства и пития, очаровательные девушки, выполнявшие любое желание. Ну а назавтра прекрасно отдохнувший юнец вновь просыпался в скромной келье. Приходил Старец и ласково объяснял: сын мой, ты провел денек в самом что ни на есть доподлинном раю — и, коли уж случится так, что ты героически погибнешь в борьбе за торжество идеалов, именно туда и вернешься на вечные времена…

Черт его знает, возможно, это и не легенда. Как бы там ни было, фидаи, террористы-смертники Старца Горы, долго наводили ужас на исламские страны. Список их жертв впечатляет: восемь мусульманских государей (в том числе два багдадских халифа), шесть визирей, наместники областей, правители городов, духовные лица и даже два европейских владетеля, князь Раймунд Триполийский и маркграф Конрад Монферратский. Полководцы, эмиры, султаны… Простых горожан, чиновников и офицеров никто не считал, такое их было множество…

Единственная промашка случилась со знаменитым султаном Саладином — как ни охотились на него исмаилиты, все покушения окончились провалом. Но это — уникальный пример. Обычно намеченная жертва рано или поздно расставалась с жизнью.

За исмаилитами гонялись все тогдашние секретные службы мусульманских государей, крестоносцы и простые горожане, их крепости пытались взять штурмом — но не получалось. Дело тут не только в совершенстве террористических методов, но еще и в том, что ассасины порой оказывались очень полезными: те же самые мусульманские государи частенько нанимали их, «заказывая» соперника, а потом так же стали поступать и крестоносцы, устроившие в Палестине свои крохотные королевства…

Ну а в середине XIII века в тех местах появились татарские армии — и татары, познакомившись с исмаилитами поближе, решили эту заразу истребить, чего очень быстро и достигли. Большинство крепостей было взято, последние продержались еще лет двадцать, но в конце концов сдались…

Татарские войска взяли Багдад, Иерусалим, Дамаск — и вышли к границам Египта. Там им нанесли поражение мамлюки, личная гвардия египетских султанов. Ирония истории в том, что мамлюки были по происхождению частично тюрки, частично славяне, проданные из Крыма в рабство…

Поскольку рассказывать все время о войнах, интригах и убийствах чуточку утомительно, непременно стоит вспомнить о знаменитом диспуте, который великий каган Мункэ как-то устроил меж представителями разных религий. Мероприятие было серьезное: христианин, мусульманин и буддист, каждый с «группой поддержки», должны были обсудить основы веры, подискутировать о природе добра и зла, о душе, о том, правда или ложь — реинкарнация, создавал ли Бог зло, или оно — от дьявола. Судя по всему, Мункэ, старательно соблюдавший изложенные в «Ясе» принципы веротерпимости, и в самом деле рассчитывал получить ответы на какие-то глубинные вопросы бытия…

Он сам установил правила, по которым малейшее оскорбление оппонента каралось смертью, а дискутировать следовало спокойно и чинно, ни в коем случае не переходя на личности.

К сожалению, чинной дискуссии о загадках бытия и Бога так и не получилось. Участники стали сбиваться на демагогию, согласием и не пахло, благожелательностью тоже, да вдобавок у татар было принято, чтобы борцы, поэты и ученые на своих состязаниях в перерывах невозбранно потребляли алкоголь, сколько душа пожелает…

В конце концов христианские монахи, исчерпав логические аргументы, принялись хором петь псалмы. Муллы, чья религия псалмов не знает, попросту стали во всю мощь легких декламировать Коран. Самыми тихими оказались буддисты: они сели на корточки и старательно принялись медитировать. Мункэ посмотрел-посмотрел на все это, да и махнул рукой, сообразив, что никаких высших истин с такой компанией не постигнет…

В «цивилизованной» Европе подобную дискуссию в то время представить себе решительно невозможно: обстановочка не та. Европа если и дискутировала о вере, то непременно посредством костров и приспособлений вроде дыбы и «испанского сапога»…

Всего через несколько десятков лет Великий Татарский Каганат двинулся к растянувшемуся на несколько столетий закату. Все в конце концов обрушилось — богатые города, почтовые тракты, библиотеки, ярмарки, поэтические состязания и веротерпимость, военные победы и мирные свершения. Империя понемногу распадалась на совершенно независимые государства. Некоторые из них, вроде державы Железного Хромца Тамерлана, на короткое время достигали могущества, но это уже ничего не могло изменить…

Почему так произошло? Да попросту оттого, что татары, создав огромное государство, своими же руками запустили в него вирусы, свойственные всякой городской цивилизации. Независимо от своего желания, они вынуждены были теперь подчиняться совершенно другим законам, о которых и представления не имели.

Я вовсе не хочу сказать, будто старинные обычаи Великой Степи приводили к созданию царства Божьего на земле — всего лишь пытаюсь доказать, что степные законы были неизмеримо более благородными, чем европейские. Но вот что до остального…

Зачатки сепаратизма, братоубийственных интриг, грязных политических игр, безусловно, существовали и в Великой Степи — но в том-то и печаль, что городская цивилизация в сочетании с широким общением с представителями иных культур послужила той чашкой с питательным бульоном, в которой с невероятной быстротой и размножаются лабораторные микробы. Создав великую империю, тюрки независимо от собственной воли перестали быть собой. Это уже была какая-то другая цивилизация. Усугублявшая пороки и подавлявшая прежнее степное рыцарское благородство. Не зря же поется в одном музыкальном спектакле:

От Бога на земле все чудеса —
Холмы, поля, леса,
И радуга, и солнце, и вода —
Но создал дьявол города…

Тюркам только показалось, что это они завоевывают мир. На самом деле это их незаметно завоевывали и покоряли невидимые и неощутимые, как радиация, но столь же смертоносные чужие установления, витавшие над занятыми городами…

И очень быстро все стало меняться. Первые ростки сепаратизма расцвели пышным цветом. Уже в 1267 году вспыхивает так называемая Великая Смута, растянувшаяся на сорок лет. Чингизиды разделяются на несколько ожесточенно воюющих лагерей, и начинается та же самая свара, которая не так давно сотрясала Русь — разве что в неизмеримо большем масштабе. В 1269 году два курултая избирают двух великих каганов — причем ни то, ни другое избрание не соответствует правилам, четко изложенным в «Ясе». И начинается — войны, интриги, претенденты на Белую Кошму посылают тумены друг на друга, знать примыкает то к одному претенденту, то к другому, предает, нарушает клятвы, убивает. Дядя подсыпает яд племяннику, а брат отправляет убийц к брату. Никто уже не соблюдает «Ясу», близкие родственники хрипят в лицо друг другу: «Мусульманин проклятый!», «Христианин мерзкий!», «Язычник поганый!»

Начинает распадаться и основанная Батыем Золотая Орда. Хан Узбек в качестве государственной религии вводит ислам — и те, кто не в силах отказаться от своей веры и не способен смириться с нарушением «Ясы», бегут, в том числе и в превеликом множестве на Русь.

На территории нынешней России воюют меж собой осколки Золотой Орды — Казанское ханство, Астраханское ханство, Крым, Московское царство. Правда, никакой особой непримиримости не существует. Московский царь поддерживает того или иного кандидата на казанский престол, казанцы и астраханцы, не меняя ни веры, ни подданства, участвуют в военных походах московского царя, то же происходит и с Крымом. В конце концов московские войска берут Казань (причем войска эти в значительной степени состоят из татар), Крым окончательно уходит в вассалы Османской империи…

Вот теперь только и начинается непримиримое противостояние Севера-Московии и Юга-Крыма. Меж Севером и Югом пролегает незримая черта, по обе стороны которой обитают, с точки зрения и московитов, и крымчан, совершеннейшие чужаки. Да и жители других бывших провинций Татарского Каганата, хотя и помнят о былом единстве, становятся друг другу злейшими врагами.

А Европа тем временем переживает «промышленную революцию» — и начинает сначала робко, затем все решительнее провозглашать себя светочем цивилизации посреди необозримого моря «диких азиатов». И в мусульманских странах, и в Китае, и в Индии, и в Московии все больше суетливых, высокомерных, позвякивающих монетами в кармане европейцев, презрительно взирающих на «варваров».

Да легенды злые…

Однако еще какое-то время Азия весьма резко противостояла Европе. Достаточно долго Турция вполне успешно вела экспансию в Европу (именно потому, что турецкая веротерпимость, как уже не раз говорилось, превосходила европейскую, а турецкие налоги были настолько меньше европейских, что к туркам европейские крестьяне бежали, прямо скажем, массами…)

Собственно говоря, следовало бы рассматривать мятежи Разина и Пугачева именно как последние, затухающие войны Азии против Европы: уклад на уклад, менталитет на менталитет, можно даже, пожалуй, сказать, цивилизация на цивилизацию. Ну а последнее противостояние Азии и Европы, если вдуматься, произошло уже в двадцатом столетии, когда армия адмирала Колчака двигалась на запад. Тут нет ни малейшей натяжки. Сибирь, то есть Азия, европейских, то есть большевистских новшеств не приняла совершенно. Поскольку жила абсолютно не по Марксу и не по Ульянову-Ленину. Специфика, знаете ли. Пролетариат был представлен главным образом рабочими железнодорожных мастерских вдоль Транссибирской магистрали, а крестьяне, по причине полного отсутствия помещиков, не нуждались в земле. Своей хватало. Оттого-то красные по всей Сибири были восприняты (свидетельств достаточно) вовсе не как новая власть, а попросту как бандиты, вынырнувшие на поверхность по причине смутного времени и безвластия. Их в свое время скинули без особых усилий (даже официозные труды признают, что Советская власть в Сибири «пала»). Поначалу заявившая о своей независимости Сибирь подняла бело-зеленое знамя и собиралась строить собственное государство. В окружении Колчака главными сторонниками этой линии были братья Пепеляевы, два молодых генерала, по своим политическим симпатиям близкие к эсерам. Однако сухопутный адмирал, наркоман и, есть стойкие подозрения, вульгарный английский агент эту карту разыгрывать отказался — то ли по скудости ума, то ли исполняя инструкции британских хозяев. Хотя… Сохранилось огромное количество донесений красных командиров, в которых наступающий противник, вопреки обычным клише, не именуется ни «белогвардейцами», ни даже «колчаковцами». Документы эти пестрят термином «сибиряки»: сибиряки атакуют, сибиряки продвинулись, сибиряки нажимают… Так что и у красных многие прекрасно понимали суть войны. Никакие «измы» сибиряков не интересовали — им просто хотелось освободиться наконец от Москвы, от Европы, столетиями эксплуатировавших Сибирь как колонию.

Но адмирал все испортил. Расстрелы, реквизиции, карательные отряды уничтожают деревни дотла, в Поволжье восстанавливаются права помещиков на землю… Сибиряки от Колчака отошли — именно потому он и проиграл. А вместе с ним свою последнюю крупную войну против Европы проиграла и Азия. Японскую войну против «белых дьяволов» я в расчет не беру — это с самого начала смотрелось авантюрой, печально и закончилось.