ГЛАВА 25

Жизнь Царской Семьи в Тобольске. Падение Временного правительства и новая власть большевиков. Отношение стражи к Семье. Провозглашение диаконом многолетия Государю и последствия этого необдуманного поступка. Император принужден снять свои погоны. Затруднительное материальное положение Царственных узников. Ложные сведения о готовящемся освобождении Царской Семьи, исходившие от Б.Н. Соловьева, зятя Распутина. Вера Государыни в скорое спасение. Судьба драгоценностей Царской Семьи. Владимир Ленин - как агент Германии по книге следователя Н. Соколова. Прибытие в Тобольск комиссара В. Яковлева и беспокойство Царской Семьи. В. Яковлев увозит Государя, Государыню и Великую княжну Марию. Тяжелый путь Царской четы и прибытие в Екатеринбург. Кем был в действительности комиссар В. Яковлев и тайное ему задание вывезти Царскую Семью на Урал. Дальнейшая судьба Яковлева-Мячина. Издевательства Родионова над Царскими детьми в Тобольске и путешествие детей на пароходе «Русь» из Тобольска в Тюмень. Прибытие Царских детей в Екатеринбург.

Для перевоза Царской Семьи и сопровождающих ее - было предоставлено два поезда. Оба следовали под японским флагом. Всего с Семьей, включая служащих, ехало 39 человек.630

Оба поезда проследовали по просторам России благополучно, и на станции Тюмень Царская Семья, пересев на пароход «Русь», прибыла в Тобольск 19 августа. Там Семью разместили в губернаторском доме, который оказался просторным и довольно уютным.

Позднее в Тобольск приехали преподаватель английского языка Сидней Гиббс, доктор В.Н. Деревенько и фрейлина Императрицы баронесса София Буксгевден.

Следователь Н. Соколов пишет, что первое время пребывания Императорской Семьи в Тобольске было спокойным. Около 9-и часов утра подавался утренний чай. Государь пил его в своем кабинете всегда со старшей дочерью Ольгой Николаевной. После чая Император проводил время у себ Он или читал, или писал свой дневник.

В час дня подавался завтрак, и после него Государь с детьми шли на воздух, и там занимались физическим трудом - пилили дрова. Общими усилиями Семьи и их приближенных была построена площадка с лестницей. Здесь, на устроенной террасе, любили сидеть Царственные узники.

Перед пятичасовым чаем Император преподавал Наследнику историю. После чая Государь шел в свой кабинет, а дети занимались уроками. Обед подавался в 8 часов вечера, К обеду приглашались: фрейлина А. Гендрикова, г-жа Шнейдер, генерал Татищев, князь Долгоруков, доктор Боткин, Пьер Жильяр и С. Гиббс. По праздничным дням обедал и доктор Деревенько со своим сыном гимназистом Колей. Стол был удовлетворительный.

После обеда все собирались вместе в зале и сюда приходили доктор Боткин, Татищев, Долгоруков и другие. Здесь велись беседы, играли в карты, а иногда Император читал вслух.

Государыня обычно не выходила из своей комнаты до завтрака. Там она преподавала некоторые предметы детям, а иногда занималась чтением или рукоделием. Она часто жаловалась на сердце и не всегда ходила в столовую обедать. Когда она оставалась одна, то любила играть на пианино и петь.

По сравнению с царскосельским заключеним, пребывание в Тобольске имело одно большое преимущество. Здесь Царской Семье было разрешено посещать церковные богослужени Всенощные совершались на дому, Божественная же Литургия служилась в церкви, ранняя, специально для Императорской Семьи. Посторонние молящиеся в это время в храм не допускались. За Царственными узниками, во время богослужений, зорко следила стража. Этот храм, который посещала Царская Семья, был посвящен Благовещению Пресвятой Богородицы.

Мимо дома заключения проходили люди, и если они замечали кого-то из Царской Семьи, то снимали шапки, а некоторые и крестили их.

В губернаторский дом поступали продуктовые посылки от разных лиц, но особенное участие в жизни Императорской Семьи проявил Ивановский женский монастырь. Монахини приносили для Царской Семьи яйца и другие продукты.

В Тобольске жилось спокойнее, чем в Царском Селе, но здесь это спокойствие было «сибирским». Все дни проходили однообразно. Большого парка, как в Царском Селе, не было. Сад был маленький, и вокруг дома стоял высокий забор. Общение Царской Семьи всегда проходило с одними и теми же приближенными. Развлечением являлись пилка дров и качели.

Чтобы скрасить как-то время, Царские дети усиленно занимались уроками. Государь преподавал им историю, Императрица - богословие, Пьер Жильяр учил французскому языку, а С. Гиббс - английскому. Другие приближенные преподавали остальные предметы. Иногда ставили пьесы на русском, английском или французском языках. Роли исполнялись Царскими детьми.

Несмотря на это, Великие княжны и Наследник очень скучали. Они часто сидели у окна и смотрели на улицу, где проходили «свободные люди». В ноябре месяце Цесаревич Алексей записал в своем дневнике:

«Весь день прошел как вчера, и так же скучно».

В сентябре месяце в Тобольск приехали комиссар Панкратов и его помощник Никольский.

Полковник Кобылинский, давая показания следователю Соколову, рассказывал:

«Панкратов привез с собой бумагу за подписью Керенского, в коей говорилось, что я поступаю в полное подчинение Панкратова и должен исполнять то, что он мне будет приказывать».

В.С. Панкратов, еще в 18-летнем возрасте, защищая какую-то женщину, убил жандарма. Его судили и приговорили к заключению в Шлиссельбургской крепости. Потом он был сослан в Якутскую область.

Помощик Панкратова Никольский также находился в Якутской области, где они и подружились.

Характеристику Панкратову и Никольскому дает в своей книге Пьер Жильяр.631 Он пишет, что Панкратов был человеком довольно образованным и с мягким характером, но - фанатиком по натуре. Он привязался к Царским детям и произвел хорошее впечатление на Государ

Никольский же по своей природе был настоящим зверем. Ограниченный и упрямый, он каждый день изощрялся во все новых притеснениях Императорской Семьи. Сразу же по приезде он потребовал от полковника Кобылинского, чтобы были сфотографированы все члены Семьи и их приближенные.

На возражения Кобылинского, Никольский ответил:

«Когда-то нас заставляли это делать, теперь настала их очередь».

Пришлось подчиниться и всем снятьс После этого каждый получил арестантские карточки с фотографией и регистрационным номером.

Когда комиссар Макаров, который доставил Императорскую Семью в Тобольск, прислал из Царского Села вино «Сан-Рафаель», которое в Семье употребляли как лекарство, Никольский, увидев ящики с вином, пришел в ярость и собственноручно перебил топором все бутылки. Даже солдаты охраны за это его называли идиотом.632

Пьер Жильяр пишет, что Царская Семья страдала из-за отсутствия известий. Письма доходили в Тобольск с большим запозданием. В городе выходил местный листок, который печатали на оберточной бумаге, но там помещались только старые телеграммы, с изменениями и сокращениями.

Император томился и с тоскою следил за событиями в России. Одно время к нему вернулась надежда, когда генерал Корнилов предложил Керенскому пойти штурмом на Петроград, чтобы положить конец агитации большевиков. Но надежды не оправдались: Временное правительство отказало Корнилову.

Пьер Жильяр тогда в первый раз услышал от Государя о той муке, которая терзала его сердце - он пожалел о своем отречении от престола. Государь осознал, что его отречение принесло России не пользу, а катастрофу.

Около 15-го ноября в губернаторский дом пришла весть о падении Временного правительства, и о том, что власть захватили большевики. Доходившие до Тобольска слухи становились все хуже и страшнее. Коммунистическая пропаганда стала проникать и в отряды охраны Царственных узников.

В первое время солдаты 1-го и 4-го полков были расположены к Царской Семье. Великие княжны, с чарующей простотой, умели разговаривать с солдатами. Они расспрашивали их о боях, в которых они раньше участвовали, и о их семейной жизни. Цесаревича Алексея солдаты любили и старались сделать для него что-то приятное. Когда дежурил 4-ый полк, состоявший из солдат старшего возраста, которые особенно дружелюбно относились к Царской Семье, то Император с детьми тайно ходили в помещение караула и разговаривали с ними, или играли в домино.

Во время одной из таких бесед, в комнату караула вошел комиссар Панкратов. Он был очень удивлен тем, что увидел, и остановился в нерешительности у двери. Государь, видя его смущение, пригласил его присоединиться к ним и сесть за стол, но Панкратов, почувствовав себя неловко, произнес несколько непонятных слов и удалилс

Панкратов, как только приехал в Тобольск, организовал занятия с солдатами. Он хотел развить в них чувство патриотизма и гражданского долга, но одновременно привил солдатам и идеи коммунизма.

После октябрьского переворота в Петрограде, некоторые солдаты охраны тобольского дома обнаглели. Особенно стали отличаться этим солдаты 2-го полка, которые причиняли много неприятностей Царственным узникам еще в Царском Селе.

Следователь Н. Соколов пишет,633 что кроме пропаганды, были и другие причины неприязненного отношения некоторых солдат к Царской Семье. Одним из главных поводов было невыполнение обещаний Керенского по улучшению быта солдат и по выдаче им суточных денег и т.д. Все это вызывало недовольство у охранников и порождало в них раздражение, которое выливалось в неприязнь к Царской Семье. Они начали измышлять разные гадости. Первое, на что они устремили свое внимание - были качели детей Государ Солдаты стали исписывать доску качелей отвратительными циничными надписями.

Царским детям было скучно сидеть за высоким забором. Им хотелось на воздух, хотелось увидеть и других людей. Зная это, Никольский терпеливо следил из окна своей комнаты - что делается в саду. И когда он увидел, что Цесаревич Алексей выглянул через забор, он выскочил, накричал на охранника и сделал выговор Цесаревичу. Мальчик обиделся и пожаловался полковнику Кобылинскому. Кобылинский был возмущен и потребовал от Панкратова унять «усердие» Никольского.

Наглое поведение Никольского давало пример и солдатам. Так, на приветствие Императора, они перестали отвечать. Как-то Государь поздоровался с солдатом:

«Здорово, стрелок».

Солдат ответил:

«Я не стрелок, Я- товарищ».

Вскоре произошла опять большая неприятность: Император надел черкесску, где у пояса висел кинжал. Солдаты, увидя это, подняли настоящий скандал. Они кричали:

«Их надо обыскать. У них есть оружие!»

Полковнику Кобылинскому удалось кое-как уговорить эту банду потерявших стыд солдат, чтобы они не поизводили обыска. Сам же Кобылинский пошел к Государю и объяснил ему, в чем дело. Император понял и отдал кинжал полковнику.

Императрица и Великие княжны, за несколько недель до праздника Рождества Христова усердно работали, приготовляя подарки для всей Семьи, для приближенных и для служащих.634 Императрица связала несколько шерстяных фуфаек. Подарками она хотела выразить свою благодарность тем, кто остался с Царской Семьей разделить их судьбу.

В первый день праздника Рождества Христова в церкви была отслужена Божественная Литурги Диакон Евдокимов, по распоряжению священника Васильева, провозгласил за молебном многолетие Императору по старой формуле. Это вызвало бурю среди солдат. Они вынесли постановление убить священника.

Чтобы избежать опасности, епископ Гермоген Тобольский,635 был вынужден временно удалить священника Васильева в монастырь. Но возмущение солдат не утихало. Царской Семье запретили посещать храм Божий. И только благодаря Кобылинскому, Семье расрешили посещать церковь по двунадесятым праздникам. Приходилось узникам молиться дома в присутствии охранника. Никаких разговоров между священнослужителем и Царской Семьей не разрешалось.

Однажды священник упомянул в молитве Св. Царицу Александру. Солдат, по фамилии Дорофеев, не понял смысла слов и поднял опять скандал. Снова пришлось вмешаться полковнику Кобылинскому, который умиротворил солдата.

Без всякого повода, солдаты приказали приближенным и прислуге, которые жили в доме купца Корнилова, находящегося напротив тобольского дома заключения, перебраться к Императорской Семье. Теперь в доме стало тесно.

С приходом к власти коммунистов, офицерский состав перестал носить погоны. Среди охраны Царственных узников стали обсуждать вопрос о снятии офицерских погон. Солдаты постановили, чтобы и Государь снял свои погоны.

Полковник Кобылинский, зная, какое это оскорбление нанесет Императору, долго боролся и даже пригрозил им жалобой английскому королю и немецкому императору. Но солдаты настаивали на своем и стали угрожать, что если Император не снимет своих погон, они применят насилие. Кобылинский видел, что не может больше ничего сделать. Но он не решился сам говорить об этом Императору, а обратился к Татищеву.

Пьер Жильяр в своей книге рассказывает, как в канун праздника Крещения Господня, после богослужения, которое совершалось новым священником на дому Царской Семьи, Татищев и князь Долгоруков подошли к Императору и попросили его снять погоны. Было видно, как возмутился Государь, но потом, поговорив с Императрицей, он овладел собой и согласился, во избежание неприятностей, снять свои погоны.

Через два дня, когда выпал большой снег, Царская Семья с приближенными, стала устраивать ледяную гору.636 Князь Долгоруков и Пьер Жильяр носили в ведрах воду и поливали гору. Через несколько дней ледяная горка, к радости детей, была готова, и они могли на ней кататьс

В феврале месяце, когда началась демобилизация армии, старые солдаты, в своем большинстве хорошо относившиеся к Царской Семье, должны были оставить охрану тобольского дома и уехать. Эти солдаты 4-го полка пришли тайком к Государю и Государыне, чтобы попрощаться с ними. В день их отъезда Царственная чета поднялась на ледяную горку, чтобы лучше видеть, как уезжают солдаты. Об этом стало известно солдатскому Комитету. Поднялся шум. Солдаты устроили совещание и постановили срыть горку. Но они все же чувствовали, что поступают скверно. Вероятно, у некоторых заговорила совесть. Пришли они поздно вечером, как воры, и ударами кирок снесли ледяную горку до основани Когда Царские дети увидели это утром, они пришли в отчаяние и плакали.

Ежедневно возникали все новые притеснения Царской Семьи. Но это происходило со стороны солдат, а не офицерского состава. Офицеры хорошо относились к Царственным узникам, и не было ни одного случая, чтобы офицер нанес какое-либо оскорбление Государю или Государыне.

Обслуживать тобольский дом заключения становилось все труднее в денежном отношении.637 Государю и его Семье приличествовал определенный образ жизни. Поддерживать уклад этой жизни обязано было Временное правительство, когда оно еще существовало. Но это правительство как бы забыло о Царской Семье и их приближенных, и перестало присылать деньги на их содержание. Платить служащим стало нечем. У Государя личных средств не было. Создалось очень затруднительное положение.

В книге Н. Соколова дается показание полковника Кобылинского:

«Деньги уходили, а пополнений мы не получали. Пришлось жить в кредит. Я писал по этому поводу генерал-лейтенанту Аничкову, заведывавшему хозяйством гофмаршальской части, но результатов никаких не было. Наконец, повар Харитонов стал мне говорить, что больше «не верят», что скоро и отпускать в кредит больше не будут».

Полковнику Кобылинскому пришлось идти по городу и просить денег на содержание Царской Семьи. Он достал деньги под вексель за своей личной подписью и за подписью Татищева и Долгорукова. Все это делалось в строжайшей тайне от Государ

Из показаний полковника Кобылинского:

»… Все эти истории были мне тяжелы. Эта была не жизнь, а сущий ад. Нервы были натянуты до последней крайности. Тяжело ведь было искать и выпрашивать деньги для содержания Царской Семьи. И вот, когда солдаты вынесли постановление о снятии нами, офицерами, погон, я не выдержал. Я понял, что больше нет у меня власти, и почувствовал полное свое бессилие. Я пошел в дом и попросил Теглеву доложить Государю, что мне нужно его видеть. Государь принял меня в ее комнате. Я сказал ему: «Ваше Величество, власть выскальзывает из моих рук. С нас сняли погоны. Я не могу больше Вам быть полезным. Если Вы мне разрешите, я хочу уйти. Нервы у меня совершенно растрепались. Я больше не могу». Государь обнял меня одной рукой. На глазах у него навернулись слезы. Он сказал мне: «Евгений Степанович, от себя, жены и детей я Вас прошу остатьс Вы видите, что мы все терпим. Надо и Вам потерпеть». Потом он обнял меня, и мы поцеловались. Я остался и решил терпеть».

Денежный вопрос при большевиках еще более ухудшился, чем при Временном правительстве. Полковник Кобылинский получил телеграмму от комиссара по министерству Двора, где говорилось, что «у народа нет средств содержать Царскую Семью», что она должна жить на свои средства; что Советская власть дает ей квартиру, отопление, освещение и солдатский паек. Вместе с этим распоряжением, запрещалось тратить из своих денег больше, чем 600 рублей в месяц на человека.

Со стола Царской Семьи исчезли кофе, сливки, масло. Сахара было недостаточно и стол стал скудным. Пришлось уволить 10 человек служащих, которых не на что было дольше содержать.

Пьер Жильяр638 пишет, что жители города, узнав о бедственном положении Императорской Семьи, стали доставлять различными путями в дом заключения яйца и сладости…

Жильяр рассказывает, что наступила масленица и под окнами дома проносятя сани с бубенчиками; слышится игра на гармонии и песни. Это жители Тобольска веселятся перед Великим постом. Царские же дети с тоскою смотрят на всех этих людей. Им скучно. Они ходят по небольшому двору, окруженному сплошным высоким забором. Их ледяная горка разрушена и единственным развлечением является пилка и рубка дров.

В апреле месяце пришло письменное распоряжение от Центрального Исполнительного Комитета большевиков, в силу которого генерал Татищев, князь Долгоруков, графиня Гендрикова и г-жа Шнейдер находились теперь в тобольском доме на положении арестованных.

Пьер Жильяр говорит в своей книге, что это время, когда сменялась власть и приезжали новые молодые солдаты охраны, - было весьма благоприятным для побега Царственных узников. Достаточно было иметь несколько энергичных людей, чтобы обмануть бдительность наглой и распущенной охраны солдат и устроить побег заключенных. Жильяр пишет, что иногда между Царской четой и приближенными возникал вопрос о побеге, и когда шел разговор об этом, то Император ставил два условия: он не допускал, чтобы Семья была разделена, а также он не желал покидать территорию России. Особенно в возможность побега верила Государыня Императрица. Она говорила Жильяру, что в Тюмени собрано триста верных офицеров, которые уже готовы организовать спасение Царской Семьи. Но она не открыла Жильяру - откуда у нее такие сведени

В первой половине февраля 1918 г. комиссары Панкратов и Никольский, по требованию солдат, покинули свои посты. 24-го марта прибыл из Омска комиссар Дуцман. Он поселился в доме Корнилова. Латыш по национальности, Дуцман не вмешивался в жизнь Царской Семьи. Он держал себя очень осторожно и только наблюдал за губернаторским домом.639

Через два дня после прибытия Дуцмана, в Тобольске появился первый отряд красноармейцев под командой красных офицеров: Демьянова и Дегтярева.

Увидя из окна этот отряд, Императрица стала говорить, что это «хорошие русские люди».

Она думала, что в этом отряде имеются переодетые в красноармейскую форму офицеры из Тюмени, которые готовятся спасти Царское семейство. Своим энтузиазмом Государыня заразила и остальных членов Семьи, и те поверили в скорое освобождение.

Вера Императрицы в то, что в Тюмени находится отряд из монархистов-офицеров, которые собираются устроить побег Царской Семьи - была основана на ложных сведениях.

Как пишет Н. Соколов, следствием было установлено, что ни в Тюмени, ни где-либо в другом месте Тобольской губернии, никаких офицерских групп, готовящих освобождение Государя с Семьей - не было. Эти ложные сведения о спасении Царской Семьи исходили от Бориса Николаевича Соловьева, зятя покойного Распутина.

Б.Н. Соловьев был арестован Белыми частями во Владивостоке в декабре 1919 года. Это произошло, когда стало известно о близости Соловьева к социалистическим элементам, готовившим свержение власти адмирала Колчака. Следователь Н. Соколов начал следствие, и по ходу дела выяснилось следующее:

Соловьев окончил школу прапорщиков. В 1915 году стал членом распутинского кружка. Во время революции он примкнул к бунтующим и привел к зданию Государственной Думы солдат. Потом был назначен обер-офицером для поручений и адьютантом председателя Военной комиссии. Он тогда же и организовал истребление кадров полиции. По словам Н. Соколова - эта Военная комиссия была большевистской по духу и работала против Временного правительства.

В августе 1917 года Б. Соловьев поехал в Тобольск и пытался войти в доверие к епископу Гермогену, который находился в добрых отношениях с Царской Семьей. Но Владыка Соловьеву не поверил. В начале октября 1917 года Соловьев женился на дочери Распутина Матрене (Марии) и поселился с женой в Тюмени, узловом пункте, который нельзя было миновать тем, кто ехал в Тобольск. Здесь Б. Соловьев проживал под именем Станислава Корженевского.

Следователь Соколов пишет:

«По чужой воле и не любя, вышла дочь Распутина за Соловьева. Не знаю, была ли она ему женой, или рабыней. Но ему нужна была не она, а имя Распутина.

Зачем?

Распутина не было, но его кружок и руководители существовали. По-прежнему царила в нем сплошная истери По-прежнему там пребывала самый вредный его член Вырубова».

Из книги капитана Павла Булыгина, который участвовал в расследовании убийства Царской Семьи, о Борисе Соловьеве узнаем следующее:640

Борис Соловьев побывал в Индии, где занимался оккультными науками в школе Блавацкой. Вернувшись в Петербург, где оккультизм был тогда в моде, Соловьев проник в кружок Распутина и Анны Вырубовой.

После убийства Распутина князем Юсуповым и Пуришкевичем, поклонницы «старца» начали вызывать «дух» убитого Распутина на истерических спиритических сеансах.

В дневнике дочери Распутина Матрены, который попал в руки следователя Соколова, было написано о том, как Матрена пошла в дом Анны Вырубовой на спиритический сеанс, и как там Распутин «говорил» с ней.

Когда Борис Соловьев женился на Матрене Распутиной, он, по желанию А. Вырубовой и г-жи Л. Ден, как доверенный различных монархических организаций, поехал в Тюмень.

В Тобольске Б. Соловьев установил связь с настоятелем церкви Благовещения Пресвятой Богородицы, отцом Алексеем Васильевым и с горничной Императрицы Анной Романовой. При помощи этой горничной, Соловьев передал Государыне привезенные им из Петрограда письма и часть денег, которыми снабдили его монархические организации. Но самым главным в мисии Соловьева являлось то, чтобы уверить Царственных узников, что их освобождение близко; уверить, что «семья Распутина и его друзья активно действуют».

После Октябрьской революции, положение Б. Соловьева в Тюмени не изменилось. Он сблизился с местными властями и не прерывал связи с Царственными узниками в Тобольске.

В этот период времени Императрица все время говорила приближенным, что она вполне уверена в том, что спасение близко, что все будет хорошо; что триста преданных офицеров ожидают только сигнала, чтобы поспешить к ним на помощь. По желанию самой Императрицы, эта несуществующая организация, возглавляемая Борисом Соловьевым, была названа: «Братство Св. Иоанна Тобольского», и знак, определяющий это общество, был свастика (индийский знак, означающий бесконечность).

Соловьев сообщил в Петроград и Москву, что восемь красных полков, перешедших на сторону Монархии, заняли каждую дорогу, ведущую к Тобольску; что в тобольском доме заключения имеется несколько верных солдат охраны; что взрывчатые вещества подложены под мосты, ведущие к Тобольску и т.д. Б. Соловьев настаивал на том, чтобы к нему не присылали из столицы других лиц, желающих помочь Царской Семье. Он говорил, что это только испортит налаженное уже им дело. Он только просил посылать ему больше денег.

Некоторые конспираторы, которые не доверяли Соловьеву и требовали от него доказательств, были им устранены. Павел Булыгин пишет, что трое из них, настойчиво доискивавшиеся правды относительно существования тайного общества по освобождению Царской Семьи, были Соловьевым переданы в руки большевиков и расстреляны чекистами.641

Следователь Н. Соколов в своей книге сообщает:642

«Следствие вскрыло, кто был тот «хороший руский человек», который обманывал Императрицу и усыплял ее лживыми надеждами на мнимое спасение. Это был Соловьев. Не нужно доказывать, почему ему верили. Ведь он - зять Распутина.

Но он делал нечто большее.

Боткина показывает:643 «Надо отдать справедливость нашим монархистам, что они собирались организовать дело спасения Их Величеств, вели все это, не узнав даже подробно тобольской обстановки и географического положения города… Соловьев действовал определенно с целью погубить Их Величества и для этого занял очень важный пункт Тюмень, фильтруя всех приезжавших и давая директивы в Петроград и Москву… Всех стремившихся проникнуть к Их Величествам, Соловьев задерживал в Тюмени, пропуская в Тобольск или на одну ночь, или совершенно неспособных к подпольной работе людей. В случае же неповиновения ему, он выдавал офицеров совдепам, с которыми был в хороших отношениях… Никакой организации не было, и все 300 человек, о которых любил говорить о. Васильев, и о которых даже Их Величества знали, были чистым вымыслом».

На с. 104 своей книге Н. Соколов пишет:

«Как бы ни было, роль Соловьева ясна. Он вел наблюдение за Царской Семьей и пресекал попытки русских людей прийти к ней на помощь.

В чьих интересах делалось это?…»

И далее Н. Соколов делает следующее заключение: «Не питаю сомнений, что Соловьев работал на немцев».

Капитан Павел Булыгин в своей книге пишет,644 что Борис Соловьев являлся немецким агентом. Он также имел связь и с большевиками. Это был период времени союза между немцами и Красными, и Соловьев работал для двух господ, получая деньги из нескольких различных источников.

Когда Государь с Государыней, а затем и Царские дети были вывезены из Тобольска, туда бросился Соловьев. Он встретился с горничной Императрицы Анной Романовной, и узнал от нее - где спрятаны в Тобольске драгоценности, часть которых была оставлена там Царской Семьей.

Следователь Н. Соколов пишет (с. 101):

»… Позднее он продал содержанке атамана Семенова бриллиантовый кулон за 50 000 рублей»

Бориса Соловьева арестовали Белые части в конце 1919 года и он находился под следствием в Чите. Но в это дело вмешалась та же возлюбленная атамана Семенова Мария Михайловна, слово которой было законом в то время в Чите, - так пишет капитан Булыгин. Фамилия содержанки Семенова была Розенцвейг.645

Во время допроса следователем Соколовым Матрены Соловьевой-Распутиной, в комнату вошла Мария Михайловна, и обе женщины обнялись. Содержанка атамана немедленно вступилась за Бориса Соловьева, и по ее желанию Семенов приказал в тот же день выпустить Соловьева на свободу. Уходя из камеры, Соловьев злобно сказал следователю Соколову:646

«Мы еще встретимся».

В книге Эдварда Радзинского647 имеются интересные данные о судьбе тех царских драгоценностей, которые Государыня и Великие княжны не смогли зашить в свои одежды и принуждены были оставить в Тобольске.

Согласно книге Э. Радзинского, розыск этих царских ценностей начался в 1933 году. Выяснилось, что драгоценности были переданы камердинером Государя Чемодуровым матушке игуменье Ивановского женского монастыря на хранение.

Незадолго до своей смерти, игуменья открыла тайну драгоценностей своей ближайшей помощнице благочинной Марфе.

Монахиня Марфа передала их Корнилову, дом которого находился напротив дома заточения Царской Семьи в Тобольске. Чекисты арестовали Марфу и Корнилова. Несчастный Корнилов не выдержал этого страшного испытания и открыл истязателям, где были зарыты царские сокровища - в подполье его дома.

Ценности чекисты отыскали, но на этом не остановились, а продолжали дальнейшие поиски. Начались аресты тех лиц, которые так или иначе были связаны с Царской Семьей. Чекисты нашли вдову расстрелянного ими верного Императору полковника Кобылинского, которая скрывалась в маленьком городке Орехово-Зуево. Она рассказала, что ее покойный муж показывал ей шашку Государя и некоторые драгоценности, которые были потом зарыты в сибирской тайге.

Через вдову полковника Кобылинского чекисты нашли брата и сестру по фамилии Печекос, у которых некоторое время жили Кобылинские.

Палачи так пытали несчастную Печекос, желая узнать от нее - где спрятаны драгоценности, что она в тюрьме покончила с собой, проглотив несколько кусков от железных предметов. Ее брат тоже пытался покончить с собой, выбросившись из окна тюрьмы. Но он не умер, а остался жив.

Чекисты поняли, что Печекос не выдаст тайны захоронения драгоценностей и выпустили его на свободу. Но они зорко следили за каждым его шагом, думая найти таким образом место захоронени Только смерть Печекоса прекратила это преследование.

Неустанные палачи-чекисты продолжали искать царские сокровища. Они узнали, что Государыня отдала чемодан с драгоценностями священнику Алексею Васильеву. Но о. Алексей к этому времени успел уже уйти в лучший мир, не открыв ничего даже своим детям.

Так, и до настоящего времени сибирская тайга свято хранит тайну места захоронения государевой шашки и других ценностей. Лежит шашка Российского Императора где-то под вековыми деревьями тайги. Не пожелал Государь, чтобы его шашкой воспользовались палачи-коммунисты.

В середине матра 1918 года в Тобольск пришла весть, что Ленин подписал с Германией постыдный Брест-Литовский мир. Император был сражен этой новостью. Он говорил:648

«Эта такой позор для России, и это равносильно самоубийству. Я никогда не думал, что император Вильгельм и германское правительство могут опуститься до такой степени, чтобы пожимать руку этим нечестным, которые предали свою страну…»

О роли Ленина, как агента Германии, в разложении русской армии и гибели России, Н. Соколов в своей книге пишет следующее:649

«Первая попытка Ленина свергнуть власть Временного правительства в июле месяце 1917 года кончилась неудачей. Он бежал. Над ним было назначено судебное следствие.

Его производил судебный следователь по особо важным делам Александров. Акты следствия после 25 октября были захвачены большевиками. Но В.Л. Бурцев успел получить в свое время сводку материалов этого следстви

Я проверял достоверность ее допросами Переверзева и Керенского. Первому принадлежала в этом деле главная роль, так как он работал над изменой Ленина еще до его выступления, занимая пост прокурора Петроградской Судебной Палаты. Позднее, будучи министром Юстиции, он возбудил формальное следствие.

Переверзев показал: «… Еще будучи прокурором Палаты, я вел расследование немецкого шпионажа вообще, и, в частности, деятельности Ленина. Работа эта производилась подведомственными мне чинами под моим личным наблюдением. Добытыми данными роль Ленина и целого ряда других лиц, как агентов Германии, удостоверялась воочию…»

Далее Н. Соколов продолжает:

«Резолютивная часть этих документов так определяла вину вражеских агентов: «На основании изложенных данных Владимир Ульянов (Ленин), Овсей Герш Аронов, Апфельбаум (Зиновьев), Александра Михайловна Колонтай, Мечислав Юльевич Козловский, Евгения Маврикиевна Суменсон, Гельфанд (Парвус), Яков Фюрстенберг (Куба Ганецкий), мичман Ильин (Раскольников), прапорщики Семашко и Рошаль обвиняются в том, что в 1917 году, являясь русскими гражданами, по предварительному между собою уговору, в целях способствования находящимся в войне с Россией государствам… вошли с агентами названных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии, для чего на полученные от этих государств денежные средства, организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к немедленному отказу от военных против неприятеля действий, а также в тех же целях в период времени с 3 по 5 июля организовали в Петрограде вооруженное восстание против существующей в государстве верховной власти, сопровождавшееся целым рядом убийств и насилий и попытками к аресту некоторых членов правительства…» Н. Соколов продолжает:

«Как агент-пропагандист, Ленин давно был привлечен к сотрудничеству немецко-австрийской властью в борьбе с Россией.

Уже через три месяца после начала войны возникла его связь с австрийским штабом, и он, будучи задержан, как русский подданный, получил не только свободу, но и покровительство. В том же году он выехал в Швейцарию. Этот период его деятельности установлен следствием Александрова.

Над разоблачением его дальнейшей роли работал Бурцев. Его работой установлено, что в 1915 году в Берне, куда Ленин специально приезжал из Цюриха, он вошел в тесную связь с немецким генеральным штабом, и получая от него деньги и инструкции, организовал широкую антинациональную борьбу с Россией. Подобрав штат сотрудников, он усиленно распространял пораженческую литературу, вербовал и отправлял агентов-пропагандистов для работы в рядах Русской Армии и в тылу.»

Следователь Н. Соколов переходит к дальнейшей работе Ленина, как предателя России:

«После отречения Царя неслыханное наше национальное разложение открыло широко двери Ленину и его сотрудникам в Россию.

Я имею списки этих сотрудников. В числе их был один, кому принадлежала немалая роль в убийстве Царской Семьи.

Ныне измена Ленина открыто признана таким авторитетом, как немецкий генерал Людендорф. В его воспоминаниях значится: «Наше правительство, посылая в Россию Ленина, приняло на себя тем самым большую ответственность. Это путешествие Ленина оправдывалось с военной точки зрения; нужно было, чтобы Россия была повержена…»

В Тобольске, с прибытием отряда красноармейцев, которых Государыня приняла за «хороших русских», суд, земская управа и городская управа были заменены большевистскими учреждениями. Председателем Совдепа стал Павел Хохряков, бывший кочегар броненосца. Это был полуграмотный, распропагандированный русский рабочий

Из Екатеринбурга прибыл новый отряд красноармейцев, под командой некоего Заславского. Как говорит в своей книге Н. Соколов, Заславский стал прямой угрозой Царской Семье.650 С первых же дней он начал требовать, чтобы Императорскую Семью перевели в тюрьму, где содержались каторжники.

Н. Соколов приводит слова свидетеля Мундела:

«Этот (Заславский) был злобный еврей. Он собирал наших солдат на митинг и настраивал их, чтобы Семья немедленно была переведена в каторжную тюрьму».

Полковнику Кобылинскому с большим трудом удалось устранить эту угрозу.

22-го апреля в Тобольск прибыл комиссар Василий Васильевич Яковлев. С ним приехало 150 человек красноармейцев. Яковлев сразу встал на твердую позицию против Заславского.

Представишись полковнику Кобылинскому и предьявив свои документы, Яковлев отрекомендовался «чрезвычайным комиссаром».

Документы Яковлева состояли из трех удостоверений: первое - удостоверение его личности, где говорилось, что он член ЦИК-а, и что на него возложено поручение «особой важности». Второй документ - на имя полковника Кобылинского, а третий - для отряда охраны. Там предписывалось беспрекословное исполнение приказаний Яковлева, и предоставлялось ему право расстрелять каждого, кто не будет ему повиноватьс

Все три документа были подписаны Янкелем Свердловым, председателем ЦИК-а.651 (Центрального Исполнительного Комитета).

Ни в одном из документов не было ни слова о том, в чем состояло это поручение «особой важности». Яковлев также хранил об этом молчание.

Побеседовав с полковником Кобылинским, Яковлев отправился с ним в губернаторский дом. Осмотрев внимательно этот дом заключения, комиссар познакомился с Императором и пошел в комнату Наследника. Алексей Николаевич снова лежал в постели и сильно страдал от приступа гемофилии. Он ушибся, и у него парализовало обе ноги. При Наследнике находился г-н Гиббс.

Государь сказал Яковлеву: «Мой сын и его воспитатель».

Яковлев смотрел на Цесаревича. Потом все вышли, но комиссар почти сразу же вернулся назад и опять стал всматриваться в больного, но ничего не говорил. О Государыне и Великих княжнах он даже не спросил, как будто они его не интересовали.

В книге Пьера Жильяра написано, что приезд Яковлева очень обеспокоил всю Царскую Семью.652

22-го апреля П. Жильяр в своем дневнике записал:

»… Все обеспокоены и опечалены, чувствуют в прибытии комиссара неопределенную, но действительную угрозу…»

Запись 24-го апреля:

«Все мы очень грустны и чувствуем, что мы забыты всем миром, предоставлены сами себе и милости этого человека. Возможно ли, чтобы никто не сделал малейшей попытки, чтобы спасти Царскую Семью? Где же те, которые остались верными Императору, и почему они медлят?»

Эта запись Жильяра ранит сердце каждого русского патриота. Ведь не было создано ни одной солидной организации для спасения Государ Что-то слабое предпринималось, но зловещая тень Распутина, в лице его зятя Бориса Соловьева, это пресекала…

Комиссар Яковлев отправился к солдатам охраны и стал вести с ними беседу в дружеском тоне, стараясь привлечь их на свою сторону. Он обещал им выплатить хорошие деньги. Это подействовало и солдаты не стали оказывать никакого противодействия планам Яковлева.

Через два дня Яковлев опять зашел в комнату больного Цесаревича. Там находилась Императрица. Он извинился и стал молча смотреть на Наследника, как будто хотел проверить - действительно ли Цесаревич так серьезно болен, и нет ли там притворства. Убедившись, что состояние больного тяжелое, он пошел к телеграфу и начал там вести через своего телеграфиста переговоры с Москвой.653

В этот день, поздно вечером, комиссар Яковлев тайно собрал Комитет отряда государевой охраны и секретно открыл им цель своего приезда - увоза Царской Семьи.

На следующий день он отправился к полковнику Кобылинскому и сказал, что должен вывезти Императорскую Семью из Тобольска, но, ввиду болезни Цесаревича, возьмет только одного Императора. Сообщив это в лаконичном тоне, Яковлев попросил аудиенции у Государ

Император принял его в два часа дн При свидании присутствовала Императрица.

Комиссар сказал, обращаясь к Государю:

«Вы завтра безотлагательно должны ехать со мной». Государь ответил:

«Я никуда не поеду». Яковлев:

«Прошу этого не делать. Я должен исполнить приказание. Если Вы отказываетесь ехать, то я должен или воспользоваться силой, или отказаться от возложенного на меня поручени Тогда могут прислать вместо меня другого менее гуманного человека. Вы можете быть спокойны. За Вашу жизнь я отвечаю головой. Если Вы не хотите ехать один, можете ехать с кем хотите. Завтра в 4 часа мы выезжаем».

Поклонившись Императору и Императрице, Яковлев удалилс С Государем остался полковник Кобылинский.

Кобылинский думал, что комиссар Яковлев является посланцем из Москвы, и что он ведет борьбу с местными большевистскими элементами, чтобы исполнить поручение из центра и доставить туда Государ

Когда Кобылинский поделился своими мыслями с Императором, то последний сказал:

«Ну, это они хотят, чтобы я подписался под Брестским договором. Но я лучше дам отсечь себе руку, чем сделаю это».

Кобылинский передает слова Императрицы:

«Сильно волнуясь, Государыня сказала: «Я тоже еду. Без меня опять его заставят что-нибудь сделать, как раз уже заставили»… Безусловно, Государыня намекала на акт отречения Государя от престола».

Ради своего долга как жены и императрицы, Государыня оставляла ребенка, который был тяжело болен, и на этот раз - тяжелее, чем в Спале. Для нее было мукой расстаться с больным сыном. Но она решилась на эту жертву.

Прислуга рассказала Жильяру, что комиссар Яковлев увозит Государ654 Жильяр не знал, что ему делать и пошел к себе в комнату. Вскоре раздался стук в дверь. Это была Великая княжна Татьяна, которая, плача, попросила Пьера Жильяра прийти к Императрице.

Государыня, увидя Жильяра, сказала взволнованным голосом:

«Я не могу отпустить Императора одного. Его хотят отделить от своей Семьи как тогда… Хотят попытаться толкнуть его на что-нибудь дурное… Император им необходим, и они хорошо понимают, что он один представляет Россию… Вдвоем мы будем сильнее, чтобы противостоять, и я должна быть около него при этом испытании… Но сын еще так нездоров… Если случится осложнение… Боже, какаяужасная пытка… Это первый раз в моей жизни я не знаю, что я должна делать… «

Жильяр видел, как Государыня волновалась. Она ходила по комнате и разговаривала сама с собой. Потом, обратясь к Жильяру, сказала:

«Да, вот так лучше. Я отправлюсь с Императором, а Вам доверяю Алексея».

В это время в комнату вошел Государь. Императрица сказала ему:

«Это решено. Я отправляюсь с тобой, и Мария будет сопровождать нас».

Император ответил:

«Хорошо, если ты этого хочешь».

Было решено, что с Царской четой поедут: князь Долгоруков, доктор Боткин, камердинер Государя Чемодуров, горничная Императрицы Демидова и камердинер Великих княжен Седнев. Из государевой охраны назначались ехать восемь офицеров и солдат.

Все послеобеденное время Царская Семья провела в комнате больного Наследника. Вечером Императрица сидела на диване с двумя своими дочерьми. Лица их распухли от слез. Во время чая Государь с Государыней были молчаливы и серьезны. Впечатление у Жильяра тогда создалось такое, что Царская чета была готова принести в жертву все, даже свою жизнь, если это потребуется для спасения России.

После одиннадцати часов вечера все собрались в большом зале. Здесь Император с Императрицей прощались со всеми. Они каждого целовали. Почти все плакали.

В три с половиной часа утра во двор въехали «экипажи». Пьер Жильяр записал в своем дневнике:

»… это ужасные тарантасы, из коих один только имеет откидной верх. Мы отыскиваем на заднем дворе немного соломы, которую мы расстилаем на дно экипажей и постилаем матрас в тарантас, предназначенный для Императрицы…»

В четыре часа Царская чета вышла из комнаты Цесаревича. Они и Великая княжна Мария прощаются с остающимис Царевны плачут. Император находит для каждого ободряющее слово и старается казаться спокойным. Государыня просит Жильяра не спускаться вниз, а идти в комнату Наследника, который остался весь в слезах в своей постели. Через несколько минут раздается шум отъезжающих тарантасов. Три Великие княжны - Ольга, Татьяна и Анастасия, поднимаясь к себе, рыдают…

В книге следователя Соколова написано,655 что комиссар Яковлев очень почтительно разговаривал и держал себя с Государем. Увидя, что Государь только в одной шинели, комиссар забеспокоился и приказал принести для Государя еще что-нибудь. Был принесен плащ. Когда Император садился в сибирскую «кошеву», Яковлев стоял на крыльце и держал руку под козырек.

Дочь доктора Боткина Т.Е. Мельник, давая показания, рассказывала:

«Комиссар Яковлев шел около Государя и что-то почтительно говорил ему, часто прикладывая руку к папахе… Все это (подводы) со страшной быстротой промелькнуло и скрылось за углом. Я посмотрела в сторону губернаторского дома. Там на крыльце стояли три фигуры в серых костюмах и долго смотрели вдаль, потом повернулись и медленно одна за другой пошли в дом».

27-го апреля Пьер Жильяр записал,656 что кучер, который вез Императрицу до первой станции, вернулся с запиской от Марии Николаевны. Там говорилось, что дороги ужасные, повсюду выбоины и условия путешествия очень тяжелые. Жильяр пишет:

«Будет ли в состоянии Императрица перенести это путешествие? Как волноваться приходится за них!»

На следующий день полковник Кобылинский получил телерамму, что все прибыли в Тюмень и были размещены в большом зале, который служил домашней церковью.

В понедельник Царские дети получили письмо от Государыни, где Императрица писала, что путешествие было ужасным, что при переезде через реки лошади шли по грудь в воде, и что часто ломались колеса.

Несколько дней от Царственных узников не было известий. В тобольском доме все беспокоились.

Запись Пьера Жильяра:

Четверг, 2-е мая:

«Постоянно без известий с того времени, как они покинули Тюмень. Где же они? Они могли бы уже прибыть в Москву во вторник!»

Пятница, 3-го мая:

«Полковник Кобылинский получил телеграмму, сообщающую, что путешественники задержались в Екатеринбурге. Что произошло?»

Суббота, 4-го мая:

«Печальный канун Пасхи. Чувствуется угнетение».

Воскресенье, 5-го мая:

«Пасха. Все время без известий».

Вторник, 7-го мая:

«Наконец, дети получили письмо из Екатеринбурга, сообщающее, что все в добром здоровье, но не объясняещее причины задержки в названном городе. Что-то тоскливое чувствуется между строк».

В среду 8-го мая офицеры и солдаты государевой охраны, сопровождавшие отъезжающих, вернулись в Тобольск. Они рассказали, что произошло с Царственными узниками. Подробно об этом написано в книге Н. Соколова «Убийство Царской Семьи» и в книге М.П. Никулиной и К.К. Белокурова «Последние дни Романовых».

Следователь Н. Соколов в своей книге пишет,657 что во время поездки комиссар Яковлев очень торопилс Он не допускал никаких остановок и никакого промедлени Когда подъезжали к станциям, сразу же перепрягали лошадей и мчались дальше. Путь был ужасный. Во многих местах вода покрывала мосты. Царственным узникам приходилось идти по таким местам пешком. Доктор Боткин не выдержал этих условий и заболел, и только тогда Яковлев позволил остановиться на несколько часов для отдыха.

По прибытии в Тюмень, комиссар без всякого промедления повез узников в специальном поезде на запад, к Екатеринбургу. Но дорогой он получил известие, что в Екатеринбурге собираются его задержать и дальше не пропустят. Тогда Яковлев направился в Тюмень, и оттуда помчался на восток к Омску. До Омска он не доехал. Его поезд остановили и окружили красноармейцы. Там Яковлеву было сказано, что он объявлен вне закона за то, что якобы пытается увезти Царскую Семью за границу. Тогда, отцепив паровоз, Яковлев поехал в Омск, и там говорил по прямому проводу с Москвой, с ЦИК-ом, откуда и получил приказание везти узников в Екатеринбург.

В Екатеринбурге поезд Яковлева был оцеплен большим отрядом вооруженных красноармейцев. Яковлев отправился в Совдеп, где пытался добиться пропуска, но вернулся в поезд расстроенным и предложил солдатам тобольского отряда ехать с ним в Москву, чтобы свидетельствовать о том, что происходило в пути. Но эти солдаты были сразу же разоружены и посажены в какой-то погреб. Их выпустили на свободу только через несколько дней. Комиссар Яковлев поехал в Москву. Оттуда он послал своему телеграфисту телеграмму:

«Собирайте отряд. Уезжайте. Полномочия сдал. За последствия не отвечаю».

Далее Н. Соколов пишет, что большевики не были готовы к приему Царственных узников в Екатеринбурге. Владелец Ипатьевского дома очистил его только к 3-м часам дня 29 апрел

На станции Екатеринбурга находился особый железнодорожный отряд, который занимался расстрелами в районе железной дороги.658 Во главе этого отряда стоял П.Т.Самохвалов, он же занимал и должность шофера в советском гараже. Ему местные власти доверили перевезти с вокзала в дом Ипатьева Государя, Государыню и Великую княжну Марию.

Самохвалов на следствии Н. Соколова показал, что распоряжение он получил от комиссара Шаи Голощекина. В машине, которую Самохвалов вел к вокзалу, ехали Голощекин, Авдеев и еще два человека.

Самохвалов рассказал, как были одеты Император, Императрица и Великая княжна и как их посадили в машину. Командовал здесь Шая Голощекин.

Когда автомобиль подъехал к Ипатьевскому дому, то Голощекин сказал:

«Гражданин Романов, Вы можете войти».

Из другого автомобиля вышел князь Долгоруков. Голощекин спросил его имя, и когда князь назвал свою фамилию, то Голощекин сразу же отправил его в тюрму.

В это время у дома стал собираться народ. Видя это, Шая Голощекин стал кричать:

«Чрезвычайка, чего вы смотрите! - и народ быстро разогнали.

Специального отряда дла караула Ипатьевского дома не было. Охрану там несли случайные красноармейцы, которые караулили в тюрьмах.

В Ипатьевском доме, вместе с Государем, Государыней и Марией Николаевной, были заключены: доктор Боткин, Чемодуров, И. Седнев и Демидова.

Доставлены были Царственные узники в Ипатьевский дом 30 апрел

Н. Соколов пишет, что Императрица, когда вошла в дом, начертила на косяке своей комнаты индийский знак свастики и поставила рядом дату: «17 / 30 Апр. 1918 г."659

Кем был в действительности В. В. Яковлев и какие задания он имел, оставалось загадкой до недавнего времени. Но книга М. П. Никулиной и К. К. Белокурова «Последние дни Романовых»,660 которая вышла в России в 1991 году, проливает некоторый свет на личность Яковлева. В этой книге напечатана биография В. В. Яковлева и его личные воспоминани

Согласно этой книге, настоящая фамилия Яковлева - Константин Алексеевич Мячин, а партийные фамилии и имена: В. В. Яковлев и Константин Стоянович. Он родилсяв 1886 году и уже с 1905 года стал членом боевой дружины Уфимского комитета РСДРП (б). Был активным членом революционеров: участвовал в стычке с казаками, нападал на почтовые поезда и грабил их, заготовлял взрывчатые вещества, участвовал в грабежах с убийством и т.д. Мячин был в Женеве на совещании уральских революционеров, руководил экспроприациями, занимался подпольной работой в России, готовил захват казначейства в Киеве, затем должен был бежать в Бельгию. После Февральской революции Мячин вернулся в Россию, где занял крупный пост в практической работе партии; выполнял задания ЦК по снабжению Красной армии оружием; активно участвовал в октябрьских событиях в Петрограде, и после этого выполнял различные акции по поручению компартии.

Мячин умел хорошо держаться, умел вести разговор и произвести хорошее впечатление на окружающих; владел французским и английским языками; был корректным и даже элегантным.

В мае 1918 года Мячин был назначен командующим Самаро-Оренбургским фронтом, который воевал против генерала А.И. Дутова.

Из личных воспоминаний К.А. Мячина (Яковлева), мы узнаем следующее.661

Мячин был вызван Янкелем Свердловым, председателем ВЦИК- а в Москве. Свердлов ему сказал, что у него имеется секретное для него поручение.

После этого Свердлов удалился на совещание по этому вопросу с Лениным.

Этим секретным делом являлся вывоз Царской Семьи из Тобольска.

Вернувшись после совещания с Лениным, Свердлов сказал Яковлеву, что предоставляет ему действовать по собственной инициативе; что надо набрать отряд из надежных людей и составить поезд специального назначения; что он получит мандат за подписью Ленина и его, Свердлова, и что необходимо поскорее вывезти Семью Романовых из Тобольска. Свердлов говорил, что верить царской охране в Тобольске нельзя, что надо действовать как можно быстрее, так как скоро начнется распутица и лед в реках тронется, и что тогда перевоз Царской Семьи придется отложить до установки пароходного сообщения с Тюменью. Свердлов подчеркнул, что Яковлев назначается Советом Народных Комиссаров чрезвычайным комиссаром и поручает ему в самый короткий срок перевезти семью Романовых из Тобольска на Урал. Янкель Свердлов сказал:

«Действуй быстро, энергично, иначе опоздаешь».

На вопрос Яковлева, должен ли «груз» быть доставлен живым? Свердлов резко отчеканил, что ЖИВЫМ.

Подобрав себе надежных помощников, Яковлев точно разработал план своих действий. Он поехал в Екатеринбург, где имел встречу с Б.И. Дидковским и Шаей Голощекиным, которые уже получили директивы от Янкеля Свердлова.

Далее в воспоминаниях В.В. Яковлева-Мячина, помещенных в книге М.П. Никулиной и К.К. Белокурова «Последние дни Романовых», следует подробное описание увоза Царской четы из Тобольска и их дальнейшего путешестви

В. Яковлев пишет, что, прибыв в Тобольск, он сразу же встретился с председателем тобольского Совета Хохряковым и Заславским. Затем он познакомился с членами Комитета охраны, и, после продолжительного разговора, предложил им выплатить деньги, которые охранники давно не получали. Эффект был отличный, и Яковлев добился согласия Комитета на вывоз Царской Семьи.

Когда он убедился в том, что Цесаревич очень болен и ехать не может, он вызвал по телеграфу Москву и просил разрешения вывезти сначала Государя и Государыню, а потом вернуться за остальными. Разрешение на это он получил. Тогда Яковлев принялся лихорадочно за подготовку к отъезду. Была предусмотрена каждая деталь, разработана с «товарищами» каждая остановка в пути.

Здесь впервые Яковлев открыл своим ближайшим помощникам, что им предстоит перевезти Романовых в Екатеринбург, и просил это держать в секрете.

В ту ночь, когда был назначен отъезд Государя и Государыни, к «дому сводобы» - так называл Яковлев тобольский дом заключения, стали съезжаться подводы. Яковлев пишет, что все обитатели «дома» были на ногах и оттуда слышались всхлипывания и вздохи. Дочери Императора и приближенные вышли на крыльцо.

Яковлев пишет:

«Николай Романов как-то растерянно переходил от одного к другому и какими-то судорожными движениями крестил своих дочерей. Его надменная жена сдерживала слезы дочерей. Каждый ее жест, каждое слово говорили о том, что не надо показывать своей слабости перед «красным врагом».

Ровно в четыре часа утра поезд подвод двинулс На реке Тоболе были полыньи и переправа шла медленно. Переправившись через реку, подводы быстро помчались к Тюмени. К вечеру прибыли в Иевлево, где был приготовлен ночлег в большой квартире.

Яковлев пишет, что не доезжая до Иевлево, он встретил П. Гузакова, который сообщил ему тревожные вести о том, что им на пути угрожает большая опасность в связи с перевозкой Романовых.

В Иевлево Яковлев принял особенно тщательные меры по охране Царской Семьи. П. Гузаков окружил арестованных тройным кольцом охраны и несколько красноармейцев дежурили с ручными гранатами наготове. Утром подводы уже ждали на другом берегу реки Тобола. Река вздулась, и по ней невозможно было ехать. Пришлось набросать на лед доски, и по ним Царственные узники перешли пешком на другую сторону реки. Дорога на Тюмень была покрыта сплошной грязью, и приходилось часто менять лошадей. Около 8-ми часов вечера приехали на станцию Тюмень. Поездной состав уже ждал на путях. Всех арестованных быстро разместили в приготовленный вагон. Здесь Яковлев пошел к телеграфу и говорил с Янкелем Свердловым. Яковлев пишет, что он в подробностях изложил Свердлову обстановку и просил указаний на дальнейший путь. Свердлов обещал переговорить с Уральским Советом. Потом Яковлев вызвал Екатеринбург. Но ввиду того, что Шая Голощекин, Белобородов и Дидковский были заняты переговорами с Москвой, В. Яковлев передал только детальное сообщение на имя Голощекина о том, что произошло и просил:

»… во избежание бессмысленного кровопролития обуздать екатеринбургские отряды».

На телеграфе Яковлев пробыл около пяти часов, пока не получил от Свердлова инструкцию - немедленно ехать в сторону Омска.

В воспоминаниях В.В. Яковлева нет ясности - почему и какие отряды препятствовали его пути на Екатеринбург. В записках Яковлева-Мячина имеются противоречи Вполне вероятно, что Яковлев писал неправду, будто Свердлов приказал ему доставить в спешном порядке Царскую Семью в Екатеринбург.

Здесь уместно привести мнение следователя Н. Соколова, который считает, что Свердлов, по договору с немецкими властями, дал распоряжение Яковлеву везти Царскую Семью на запад России. Н. Соколов в своей книге пишет:662

«Куда везли Государя?

Немцы увозили его ближе к расположению своих вооруженных сил на территории России. Князь Долгоруков был с Государем до самого последнего времени. От дверей Ипатьевского дома его отправили в тюрьму. Там он говорил, что Яковлев вез Государя в Ригу.

Почему большевики не пропустили Царя?

Этот вопрос - праздный. Царь был им всегда опасен, хотя бы и в немецких руках.

Нельзя думать, что Екатеринбург самовольно не подчинился Москве и сам задержал Государ Подписывая одной рукой полномочия Яковлева, Свердлов другой рукой подписывал иное. Задержала Царя в Екатеринбурге, конечно, Москва. Свердлов обманывал немцев, ссылаясь на мнимый предлог неповиновения Екатеринбурга».

Если действительно было так, как пишет следователь Соколов, то почему Яковлев в своих воспоминаниях написал неправду о своей миссии? Догадаться здесь нетрудно. Яковлев, боясь советской власти, не хотел открыть истинного лица Свердлова. (Л.М.).

Продолжаем повествование из записок Яковлева - Мячина.

Не доезжая до Омска, Яковлев узнал, что председатель Уральского Совета Белобородое объявил его, за увоз Царской Семьи, изменником революции. Пришлось Яковлеву опять звонить в Москву Свердлову, и после этого поезд направили в Екатеринбург, куда он и прибыл 30 апрел Как пишет Яковлев, платформы Екатеринбурга были запружены народом, откуда раздавались дикие вопли большевиков:

«Задушить их надо! Наконец-то они в наших руках!»

Во главе этой разнузданной черни стоял вокзальный комиссар, который заорал:

«Яковлев! Выведи Романовых из вагона. Дай я ему в рожу плюну!»

Через некоторое время на станцию приехали Белобородое, Шая Голощекин и Дидковский, и Царственные узники были формально переданы Уральскому Совету.

Дальше Яковлев пишет, что был вызван в Москву Янкелем Свердловым, и что их встреча носила дружеский характер, и что Совнарком признал все действия Яковлева правильными.

По скудным записям комиссара Яковлева можно догадаться о кошмарном пути Царских узников в Екатеринбург: езда на телегах, распутица, страшная грязь дорог, тяжелая переправа через реку, ночевка в какой-то квартире, конечно, без удобств, и, наконец эти безобразные вопли толпы, которая окружила поезд в Екатеринбурге.

Здесь возникает вопрос - имело ли в действительности место такое ужасное поведение толпы на станции Екатеринбург? Не выдумка ли это Яковлева-Мячина в угоду своим советским властям?

Если это было, то какую невероятную боль должны были принести эти дикие выкрики из толпы Государю и Государыне! Ведь Император так любил свой народ, так любил Россию, и что он получил за свою любовь!

Эти вопли большевиков можно только сравнить с криками иудеев из Св. Евангелия:

«Распни, распни Его!»

Дальнейшая судьба комиссара Мячина-Яковлева:663

В июне 1918 г. Мячин был назначен командующим 2-ой армией, но вскоре перешел в тыл Белых для шпионской работы. Потом он переменил свое намерение и перекинулся на сторону Белой армии. Здесь Мячина арестовали и им заинтересовался следователь Н. Соколов по делу убийства Царской Семьи. Но Мячин умудрился бежать в Китай, где начал вести революционную работу под фамилией Стояновича, и принимал участие в организации китайской компартии. В 1928 году, по собственному желанию, Мячин вернулся в Советский Союз, но был арестован и осужден на 10 лет. Через пять лет его освободили и он работал в НКВД в Кузбасе и Томске. В 1938 году Мячина снова арестовали и расстреляли.

Так бесславно закончил свою жизнь этот «загадочный» комиссар-авантюрист Яковлев. (Л.М.)

В тобольском доме после отъезда Царской четы и Великой княжны Марии Николаевны, оставались Великие княжны Ольга, Татьяна и Анастасия и больной Цесаревич Алексей. Следователь Н. Соколов в своей книге рассказывает, что происходило в тобольском доме заключения во время отсутствия Государя и Государыни.664

Когда комиссар Яковлев увез из Тобольска Царственную чету, распоряжаться в доме заключения стал Павел Хохряков. Он приходил по несколько раз в комнату Наследника и проверял, действительно ли мальчик еще так болен. Хохряков хотел как можно скорее увезти Цесаревича и Великих княжен из Тобольска.

17-го мая отряд полковника Кобылинского был распущен и его заменили красноармейцы. Состав этого отряда приведен в книге Н. Соколова. Почти все они были латыши, но во главе их стоял некто Родионов, о котором написано в книге генерала Дитерихса, что он участвовал в убийстве генерала Духонина.665

В книге Н. Соколова дается показание свидетелей о Родионове и Хохрякове. О Родионове полковник Кобылинский показал следующее:

«Я бы сказал, что в нем чувствовался «жандарм», но не хороший, дисциплинированный солдат-жандарм, а кровожадный, жестокий человек с некоторыми приемами и манерами жандармского сыщика… Родионов, как только появился у нас, пришел в дом и устроил всем форменную перекличку. Это поразило меня и всех других. Хам, грубый зверь сразу же показал себ.. Была в это время всего на всего одна, кажется, служба в доме. Латыши обыскивали священника; обыскивали грубо, ощупывая монашенок, перерыли все на престоле. Во время богослужения Родионов поставил латыша около престола следить за священником. Это так всех угнетало, на всех так подействовало, что Ольга Николаевна плакала и говорила, что если бы она знала, что так будет, она и не стала бы просить о богослужении. Когда меня не впустили больше в дом, я и сам не выдержал и заболел: слег в постель».

Из показаний няни Царских детей А.А. Теглевой:

«Про Хохрякова я не могу сказать ничего плохого. Он не играл значительной роли. Заметно было, что главным лицом был не он, а именно Родионов. Это был гад, злобный гад, которому, видимо, доставляло удовольствие мучить нас. Он это делал с удовольствием… Он запретил на ночь запирать комнаты даже княжен, объясняя, что он имеет право во всякое время входить к ним…»

20-го мая Царских детей поместили на тот же пароход «Русь», на котором они прибыли в Тобольск. Зверь-Родионов запер каюту, в которой находились Цесаревич и матрос Нагорный. Даже доктор не мог прийти к больному мальчику ночью. Родионов запретил и Великим княжнам запирать дверь их каюты. Матрос Нагорный не мог этого выдержать и стал кричать на Родионова:

«Какое нахальство! Больной мальчик!…»

Нагорный держал себя смело и этим предрек себе свою судьбу. Он был расстрелян большевиками.666

В книге Эдварда Радзинского приведено одно письмо, где говорится, что солдаты охраны на пароходе «Русь» думали пойти ночью к Великим княжнам и воспользоваться ими. Но кто-то или что-то помешало им выполнить этот зверский замысел.667

Через два дня Царские дети прибыли в Тюмень. Там пришлось несколько часов ждать поезда. Больной Цесаревич изнемогал. Когда поезд прибыл, Великих княжен и Цесаревича посадили в классный вагон. Туда же поместили: Татищева, Гендрикову, Буксгевден, Шнейдер, Эрсберг (помощницу А.А. Теглевой) и матроса Нагорного. Остальных провели в товарный вагон.

23-го мая в 2 часа утра поезд с Царскими детьми прибыл в Екатеринбург. Но вагоны всю ночь катали по путям и только к 9-ти часам остановили между станциями Екатеринбург I и Екатеринбург II.

Шел мелкий дождь. Пьер Жильяр видел из своего вагона, как к станции подъехало несколько извозчиков, а к месту, где находились Царские дети, прошли четыре субъекта. Через некоторое время показался матрос Нагорный с больным Наследником на руках. За ним шли Великие княжны, нагруженные чемоданами и другими вещами. Жильяр хотел выйти из своего вагона, чтобы помочь Царевнам, но его грубо втолкнули обратно. Тогда Жильяр занял место у окна и продолжал наблюдать. Великая княжна Татьяна шла последней. На руках она несла свою маленькую собачку и с трудом тащила тяжелый чемодан. Ее ноги попадали в грязь и ей нести такую тяжесть было не по силам. Нагорный хотел ей помочь, но его грубо толкнул назад один из комиссаров. Пьер Жильяр пошел к выходу вагона, чтобы проститься с Царскими детьми, но часовой его не пустил. Он и не думал тогда, что видит Княжен и Цесаревича в последний раз.

Пьер Жильяр продолжал наблюдать из своего вагона. Он был свидетелем того, как через некоторое время увели генерала Татищева, графиню Гендрикову и г-жу Шнейдер, а потом и Волкова, Харитонова, Труппа и четырнадцатилетнего поваренка Седнева. Проходили часы. Жильяр и остальные, которые были вместе с ним, все ждали. Наконец, около пяти часов вошел комиссар Родионов и объявил, что они свободны и могут уходить. Это поразило Жильяра. Он так хотел находиться неотлучно при Царской Семье.668

Перевозили Царских детей со станции в дом Ипатьева Заславский с неизвестным человеком, который, как написано дальше в книге Н. Соколова, оказался Янкелем Юровским.

Следователь Н. Соколов пишет, что Шая Голощекин, Янкель Юровский и Заславский были теми лицами, которые проявили власть над Царской Семьей с момента ее прибытия в Екатеринбург.669

Примечания:

Геогий Александрович скончался от туберкулеза в Абастумане в августе 1899 года в возрасте 28 лет. Он построил там на свои личные средства храм, который был расписан знаменитым художником М.В. Нестеровым.

Это были три сотни Собств. Е.И.В. Конво Одна из сотен посменно несла дежурство при Александровском дворце. (См. книгу Н.В. Галушкина «Собственный Е.И.В. Конвой»).

Только много лет спустя после революции в России, этот знак свастики стал известен как знак национал-социализма, террора и нетерпимости.

А.А. Вырубова «Страницы из моей жизни», журнал «Русская летопись», книга четвертая, изд. «Русского очага», Париж 1922, с. 43.

А. А. Вырубова «Русская летопись», кн. четвертая, с. 34.

630

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 28-32.

631

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 218-225.

632

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», с. 33.

633

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 33-35.

634

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс 225-228

635

Епископ Гермоген, бывший Саратовский, после революции был назначен на кафедру епископа Тобольского. (См. главу этой книги №9).

636

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 229-232.

637

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 36-38.

638

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 232-236.

639

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс 41,88-94

640

Captain Paul Bulygin «The murder of the Romanovs», Hutchinson and Co. Ltd., London, 1935 сс. 197-202.

641

Captain Paul Bulygin «The murder of the Romanovs», с 200.

642

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 94,95,101,104.

643

Дочь доктора Е.С. Боткина, Татьяна Мельник-Боткина.

644

Captain Paul Bulygin «The murder of the Romanovs», сс. 217,218.

645

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть I, с. 77.

646

Captain Paul Bulygin «The murder of the Romanovs», сс. 267.

647

Эдвард Радзинский «Господи… спаси и усмири Россию» Николай II: жизнь и смерть Изд. «Вагриус», Москва, 1993, сс. 344-347.

648

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», с. 234.

649

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 84-86.

650

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 42,43.

651

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи» сс. 39-41.

652

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 236,237.

653

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 43-47.

654

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 237-241.

655

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 49,50.

656

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 241-243.

657

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 51,52.

658

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 114,115.

659

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», с. 52.

660

М.П. Никулина и К.К. Белокуров «Последние дни Романовых», сс. 34-44.

661

М.П. Никулина и К.К. Белокуров «Последние дни Романовых», сс. 44-74.

662

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», с. 109.

663

М П. Никулина и К К. Белокуров «Последние дни Романовых», сс. 40,43,44

664

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», сс. 110-113.

665

М.К. Дитерихс «Убийсто Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть I, с. 352.

666

Второй дядька Цесаревича, матрос Деревенько, который носил Наследника на руках, и с детьми которого играл Царственный мальчик, оказался большевиком и вором. Он, с первых же дней революции, покинул Царскую Семью.

667

Эдвард Радзинский «Господи… спаси и усмири Россию», с. 350.

668

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 245,246.

669

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», с. 116.

Оглавление