• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Уже 6 марта 1953 года, то есть на следующий день после смерти Сталина, Берия дает указания первому заместителю министра внутренних дел С.Н. Круглову подготовить предложения по передаче всех строительных главков МВД в ведение соответствующих министерств, а лагеря и колонии — в Министерство юстиции. Проект постановления новый министр МВД передает в Президиум Совмина 17 марта, а 18 марта оно было уже обнародовано. Таким образом, решающие шаги в разрушении ГУЛАГа были осуществлены Берией уже в марте 1953 года, а Хрущев лишь сделал следующий логически неизбежный шаг по освобождению политзаключенных. Причем не очень спешил.

«Красная звезда», 20 декабря 2003 г.

Рассказ Жукова о Лаврентии Павловиче Берии еще более удивляет.

Вот что Жуков поведал своему соавтору Анне Миркиной во время их первой встречи: «Вел он себя, как последний трус, на суде плакал, умолял сохранить ему жизнь. Нет, уж когда доведется умереть, прими смерть достойно!»

Анна Давыдовна вспоминает, что Жуков, произнеся эти слова о поведении Берии на суде, «весь как-то выпрямился, снова стал недоступен и величественно строг. И веришь, что только так этот человек мог бы умереть — с высоко поднятой головой» («Огонек». 1988. No 16. С. 14).

Жуков неоднократно возвращался к этой теме: «При расстреле Берия держал себя очень плохо, как самый последний трус. Истерично плакал, становился на колени, и наконец, весь обмарался» (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. С. 624).

Тут снова всплывает образ мифического адъютанта Власова с револьвером в руке. Тут снова нас удивляет удивительная ясность, с которой стратег вспоминает о событиях, участником которых он не был.

Группу Берии судили Специальным Судебным Присутствием Верховного Суда СССР. Председателем Специального Судебного Присутствия был назначен Маршал Советского Союза И.С. Конев. Членами Присутствия были Шверник Н.М., Зейдин Е.Л., Москаленко К.С., Михайлов Н.А., Громов Л.А., Лунев К.Ф., Кучава М.И.

Суд был закрытым. Жукова на суде не было.

Приговор в исполнение привел генерал-полковник Батицкий, будущий Маршал Советского Союза.

При исполнении приговора присутствовали генерал армии Москаленко, будущий Маршал Советского Союза, и Генеральный прокурор СССР Руденко.

Жукова и тут не было.

Так вот Маршалы Советского Союза Конев, Батицкий и Москаленко не трезвонили об участии в суде и расстреле Маршала Советского Союза Берии Лаврентия Павловича. Ни один из них не оставил (насколько это известно в данный момент) письменных свидетельств об этом деле. Так же поступили и все остальные участники позорного судилища. (Если Берия виноват, то надо было судить открытым судом.)

Маршал Советского Союза Конев, когда всплыла его роль в этом деле, кратко ответил: «Не солдатское это дело».

Все, кто был вовлечен в комедию суда и исполнение приговора, считали свое участие постыдным, потому с первым встречным о нем не болтали.

И только Маршал Советского Союза Жуков, который не имел никакого отношения ни к суду, ни к расстрелу, описал в прессе подробности. Он рассказывал о том, чего сам не видел, чему не был свидетелем. Он это рассказывал незнакомой женщине при первой встрече.

И не возражал, чтобы она записывала его слова и публиковала.

Видимо, мы никогда не узнаем, как вел себя Берия на суде и во время расстрела. Прямо об этом никто не рассказал. Однако судей, обвинителей и палачей было больше десяти. А расстрел первого заместителя главы правительства в звании Маршала Советского Союза — случай уникальный даже в веселой истории нашей любимой Родины. Потому слухи о поведении Берии на суде и во время расстрела не могли не циркулировать на всех этажах общества. И все они опровергают версию Жукова. «Лаврентий Павлович просил не лишать его жизни, — но без слез и в ногах ни у кого не ползал. За минуту до выстрела Берия даже пытался рвануть рубаху на груди, но она была сработана из прочного солдатского материала — не поддалась» («Красная звезда», 28 июня 2003 г.).

И хотел бы я посмотреть, как повел бы себя Жуков, окажись он на месте Лаврентия Павловича.

Вот тут выдумывать ничего не надо. Опубликована стенограмма октябрьского (1957) пленума ЦК КПСС, на котором Жукова свергли со всех постов. Стенограмма зафиксировала, мягко говоря, подобострастное поведение побитого холуя Жукова. Уж как он молил о пощаде! Уж как унижался! «Я искренне, товарищи, благодарю за эту хотя и горькую, но объективную критику, проникнутую партийной тревогой нашего Центрального Комитета за наши Вооруженные Силы...»

А ведь это не расстрел, просто на жирную пенсию, на обильные хлеба товарища выпроводили. С сохранением множества привилегий, квартир, дач, номенклатурных санаториев, закрытых распределителей, кремлевских буфетов, где за копейки кормили досыта, до отвала.

Опубликованы мемуары и устные высказывания Жукова, и все они пропитаны слезной мольбой о прощении, все они — подобострастная хвала Центральному Комитету.

О том, как мог бы вести себя Жуков, попади он на место Берии в расстрельный подвал, мы можем судить по множеству других фактов. Известно, как вел себя Жуков в неприятных для него ситуациях.

Та же Анна Миркина, которая верит, что Жуков на расстреле не плакал бы, рассказывает: "В марте 1971 года открылся ХХIV съезд КПСС. Маршал Жуков — делегат от Московской области. Собрался ехать. Сшил новый мундир. Волновался, ведь это первое публичное его появление на партийном съезде после долгих лет забвения. Но случилось непредвиденное. Галине Александровне отказали в гостевом билете. Тогда, не долго думая, она позвонила Л.И. Брежневу.

После взаимных приветствий между ними состоялся такой разговор.

— Неужели маршал собирается на съезд?

— Но он избран делегатом.

— Я знаю об этом. Но ведь такая нагрузка при его состоянии! Четыре часа подряд вставать и садиться. Сам не пошел бы, — пошутил Л.И. Брежнев, — да необходимо. Вот горло болит — вчера ездил к медицине, не знаю, как доклад сделаю. Я бы не советовал.

— Но Георгий Константинович так хочет быть на съезде — для него это последний долг перед партией. Наконец, сам факт присутствия на съезде он рассматривает как свою реабилитацию.

— То, что он избран делегатом, — делая акцент на слово «избран», внушительно сказал Брежнев, — это и есть признание и реабилитация.

— Не успела повесить трубку, — рассказывала Галина Александровна, — как буквально началось паломничество. Примчались лечащие врачи, маршал Баграмян, разные должностные лица — все наперебой стали уговаривать Георгия Константиновича поберечь здоровье. Он не возражал. Он все понял...

— Вот хотел поехать на съезд. Это ведь в последний раз в жизни. Не пришлось. — Губы его дрогнули — по лицу медленно покатилась единственная слеза. Никогда больше я не видела на глазах его слезы" («Огонек». 1988. No 19. С. 20).

Анна Давыдовна никогда больше не видела слезы на глазах величайшего полководца. А вот другие видели. Тот, кто читал «Тень победы», пусть вспомнит главу «Про плачущего большевика». Плаксив был Георгий Константинович. Мужик в возрасте 42 лет, с пятью генеральскими звездами в петлицах и Золотой Звездой Героя Советского Союза, публично плакал на Киевском вокзале столицы, потому как назначили его не на ту должность, на которую замахнулся. Тот же здоровый мужик в возрасте 51 годп с маршальскими погонами на плечах и тремя Золотыми Звездами на груди плакал от того, что никто не пришел к нему в гости...

А вот если бы на расстрел, так уж он бы с гордо поднятой головой...

Теперь посмотрим на тот же случай глазами Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Леонида Ильича.

Есть порода мужиков, которые, прожив жизнь с одной женой (или несколькими женами, как в случае Жукова), под закат своих дней прогоняют жен со двора, как старых собак, и находят себе новых. На полжизни моложе. Не ставлю под сомнение горячую любовь последней жены Жукова Галины Александровны, которая была младше стратега ровно на 30 лет. И вопрос не ставлю, любила бы она его крепче, будь он не маршалом, а, к примеру, дворником или колхозным сторожем. Не наше это дело. Я о другом.

Дамочки этого типа отличаются непозволительным нахальством. Жуков — делегат на съезд коммунистов. Ну и хорошо. Ехал бы себе на съезд. Так нет же. Ей тоже присутствовать возгорелось. Не долго думая поднимает она трубку слоновой кости с золотым диском, с профилем Спасской башни Кремля и требует:

— Мне бы Леонида Ильича. Леонид Ильич? Здрасьте! Не узнаете? Да я же супруга Жукова! Нет. Не та, которая... Я уже новая. Так я вот о чем. Мне бы билетик! Лишнего не найдется?

У Леонида Ильича переговоры о ракетах с американцами. У Леонида Ильича неурожай, хлеба нет народ кормить. У Леонида Ильича план пятилетний горит. У Леонида Ильича коррупция разъедает страну и в Узбекистане, и в Казахстане, и в Грузии, и на вольной земле Украины, и на Руси. В одной только Москве что творится. У Леонида Ильича Польша дымит. А Чехословакию только-только придушили. Но и там полыхнет при случае. У Леонида Ильича 7000 километров общей границы с Китаем. И держать ее нечем. У Леонида Ильича МВД и КГБ сцепились. Неясно: стравливать или разнимать? У Леонида Ильича гениальный адмирал Горшков флотище такой настроил, что новые корабли тут же резать приходится: базироваться кораблям негде и ремонтной базы нет на такую армаду. У Леонида Ильича доченька такие номера откалывает, что хоть плачь. У Леонида Ильича сердце шалит и запредельное давление скачет. И братия в Политбюро в любой момент в горло вцепится. Черт его знает, чем предстоящий съезд завершится... Точно на таком же съезде самого Сталина с главной партийной должности скинули. А ведь все так сладенько до съезда улыбались. У Леонида Ильича...

А тут какая-то проходимка по «кремлевке» билетик лишний требует.

Жуков — маршал. Пусть и не лучший. А ты, голубушка, кто такая? В чем твоя заслуга? Шла бы ты...

Так, кстати, Леонид Ильич и поступил. Правда, бранных слов не использовал. За рамки нормативной лексики его не вынесло. Но выразил ту же мысль, только ласково: шла бы ты, голубушка, в «Барвиху»! И хахаля своего с собой забери. Чтобы место свое знал и жену свою на цепи держал.

Правильно Леонид Ильич поступил. И Жукову урок: знай свой шесток!

Каждый боевой офицер со своей боевой подругой идет через годы и гарнизоны. И с первого дня объясняет ей элементарные основы воинской этики: я, лейтенант, не имею права напрямую обратиться к командиру батальона по личному вопросу, не спросив разрешения ротного. А ты, голубушка, ни к каким начальникам обращаться не имеешь права. Твоя задача — стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Если проблемы возникнут, мне скажи, я их буду решать.

Последняя (не помню, какая по счету) жена Жукова гарнизонной закалки не имела. Потому Жуков должен был просто и ясно ей объяснить: существует государственная иерархия, в которой мне, Жукову, больше места нет. Из которой меня вышибли. Но если бы я в ней и был, то в любом случае ты не имеешь права обращаться к государственным деятелям по личным вопросам. Так не принято. Брежнев — глава страны, пусть не великой, но огромной. А я — старый маршал не у дел. Между Брежневым и мной — дистанция огромного размера. Я не могу к нему обращаться по личному вопросу, не попытавшись решить проблему на более низких уровнях. А ты не имеешь права ни к кому из них вообще обращаться. Имей гордость. Ни у кого никогда ни о чем не проси! Скажи мне, что тебе нужно, постараюсь решить. И еще: вот это — телефон правительственной связи. Я — номенклатура Политбюро. Телефон установлен для меня, и только я имею право им пользоваться.

Жуков основ государственной, военной и номенклатурной этики своей молодой жене не преподал. И получил заслуженное взыскание: не будет твоей жене лишнего билетика, да и тебе нечего на нашем толковище делать.

Жукову следовало подумать: а как бы он сам на месте Брежнева действовал, если бы его от дел отрывала какая-то дамочка, выскочившая за опального стратега?

Любой сообразил бы, что жена совершила, мягко говоря, необдуманный поступок, на этом и успокоился бы.

А Жуков — в слезы.

Танки, как и другую военную технику, принято делить на боевые, учебно-боевые и учебные. В соответствии с этой классификацией во время войны командир любого ранга, помимо боевой подруги, которая дожидалась в тылу, заводил на фронте учебно-боевую подругу. Их еще называли ППЖ — походно-полевая жена.

Жуков был нетерпим к этому явлению. И с ним решительно и беспощадно боролся.

"СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

Приказ

войскам Ленинградского фронта

No 0055

гор. Ленинград 22 сентября 1941

В штабах и на командных пунктах командиров дивизий, полков имеется много женщин, под видом обслуживающих, прикомандированных и т.п. Ряд командиров, потеряв лицо коммунистов, просто сожительствуют...

Приказываю:

под ответственность Военных Советов армий, командиров и комиссаров отдельных частей к 23.9.41 г. удалить из штабов и командных пунктов всех женщин. Ограниченное количество машинисток оставить только по согласованию с Особым отделом.

Исполнение донести 24.9.41.

Командующий Ленинградским фронтом Герой Советского Союза генерал армии Жуков".

Этот приказ был впервые опубликован в журнале «История Петербурга» (2001. No 2. С. 87-88).

Тут же — еще один приказ No 0066 от 24 сентября. Речь о 8-й армии Ленинградского фронта: «В штабе армии, среди командиров частей и соединений развито пьянство и разврат».

Подобных документов и свидетельств беспощадной борьбы великого стратега за моральную чистоту командиров-коммунистов любой желающий может найти сколько угодно. Но...

Но сам стратег устоять не мог.

Еще в 1928 году всплыло дело о двоеженстве командира полка Жукова. Почти одновременно у него появились сразу две дочери. Александра Зуйкова родила ему Эру, а Мария Волохова — Маргариту.

После этого было много всяких пятнышек на мундире великого. А на войне он разгулялся. Не обошлось без походных борделей, которые содержали для стратега ретивые подчиненные под прикрытием медсанбатов, полевых госпиталей и узлов связи.

А помимо этого, была у него еще и постоянная ППЖ — Лидия Владимировна Захарова. Воинское звание — старший лейтенант, должность — личная медсестра Жукова. Гений военного искусства бывал на многих фронтах. И если ему плохо, то всегда и везде ему могли немедленно оказать помощь самые квалифицированные врачи. Но этого ему было мало. За ним, здоровым мужиком, всю войну неотступно следовала персональная медсестра.

Офицерского звания медицинской сестре не полагалось. Офицерское звание могли присвоить только врачу. Самое большое, на что могла рассчитывать старшая хирургическая сестра эвакуационного госпиталя, — погоны старшины. А обыкновенная медсестра могла быть сержантом. Но Жукову на законы плевать. Свою ППЖ он произвел в офицеры. И всю обвешал орденами. Газета «СМ Сегодня» (21-27 февраля 1997 года) поместила фотографию старшего лейтенанта Л.В. Захаровой. На ее груди десять(!) боевых наград. Медаль «За боевые заслуги» (в народе — «За половые услуги») объяснима. Это стандартная награда для ППЖ. Но за что на ее груди орден Красной Звезды? И Красного Знамени?

В августе 1941 года пять танков КВ под командованием старшего лейтенанта З.Г. Колобанова на Лужском шоссе в течение месяца сдерживали напор германских танков. (Кстати, до появления Жукова.) 19 августа Колобанов, действуя из засады, подбил сначала головной танк германской колонны, затем — замыкающий. Справа и слева от дороги — болото. Колонна оказалась запертой, и Колобанов начал расстреливать германские танки по одному. Их оказалось 22. А всего группой Колобанова было уничтожено 43 германских танка. Огромную работу провел независимый исследователь Даниял Ибрагимов. Он нашел свидетелей и документы. Подвиг танкистов Колобанова в настоящее время подтвержден по российским и германским архивам, вписан в официальную историю Ленинградского военного округа, в Гатчине поставлен на пьедестал танк КВ, на постаменте — имя Зиновия Григорьевича Колобанова.

За этот подвиг наводчик командирского танка старший сержант А.М. Усов получил орден Ленина, сам Колобанов — орден Красного Знамени, все остальные участники боя — ордена Красной Звезды.

А у ППЖ Жукова на груди — и орден Красного Знамени, и орден Красной Звезды. Хотя она танков противника своей грудью не останавливала и Ленинград не спасала.

А еще на ней — польские ордена. Но тут все ясно. К концу войны коммунистическое правительство Польши находилось под личным контролем Ивана Серова, закадычного друга великого стратега. Польские боевые ордена в те лихие времена вешали по разнарядке Серова. Жуков вешал советские ордена на Серова и его прихвостней, а Серов польские — на Жукова и его окружение.

На фронте Жуков свирепствовал: «Ряд командиров, потеряв лицо коммунистов, просто сожительствуют...» Сам командир Жуков, потеряв лицо коммуниста, в данном случае не просто сожительствовал, но и совершал уголовные преступления. Присвоив своей личной медсестре офицерское звание и незаконно награждая ее боевыми орденами, Жуков дважды переступил грань закона. И первое, и второе деяния попадали под статьи. 2 мая 1943 года Верховный Совет СССР издал Указ «Об ответственности за незаконное награждение орденами и медалями СССР». Согласно указу, это преступление каралось тюремным заключением сроком от 6 месяцев до 2 лет. На протяжении всей войны Жуков совершал уголовные преступления, раздавая боевые ордена приглянувшимся певичкам и актрискам, придворным шутам, подхалимам и прихлебателям. Сталин иногда проявлял недопустимую доброту и мягкость. Иначе Жорику-уголовнику громыхать бы по зонам котелками.

Когда дело доходит до Власова, то ему вспоминают все. Начинают с морального облика. Заместитель командующего фронтом Власов имел ППЖ! Это надо же до такого опуститься! «Военно-исторический журнал» не постеснялся публиковать личные письма женщины, которая была с Власовым в окружении и вырвалась из него, пройдя пешком по вражеским тылам от Киева до Курска. Какое отношение к военной истории имеют личные отношения мужчины и женщины? Но наши историки в погонах торжествуют: вот, читайте, любуйтесь!

При этом никто не пишет о том, что Власов свою ППЖ незаконно произвел в офицеры и награждал боевыми орденами за половые подвиги. Если бы такое случилось, то непременно припомнили бы.

Но вот еще один генерал. Рангом чуть повыше — командующий фронтом Жуков.

Писем его ППЖ никто почему-то не публикует и Жукова не уличает.

У Власова — морально-бытовое разложение, а у Жукова — роман.

Власов нагло сожительствовал, а Жукова фронтовая любовь согревала, помогала ему в трудную минуту, вдохновляла на подвиги и свершения.

Дочь стратега Элла Георгиевна рассказывает о высочайших моральных качествах своего родителя: "Должна сказать, что отец крайне отрицательно относился к разводам, считал, что семья должна быть одна на всю жизнь. Помню такой эпизод. Однажды, в бытность министром обороны, он подвозил меня с дачи в Москву. На Рублевском шоссе перед шлагбаумом на железнодорожном переезде наша машина остановилась рядом с машиной Н.А. Булганина, где, кроме него, находилась какая-то женщина. Ждать у переезда пришлось довольно долго. Открыв дверцу машины, Булганин поздоровался с отцом и спросил, с кем он едет. Отец ответил, что с дочерью, и, в свою очередь, спросил: «А с тобой кто в машине?» «А это... — Булганин замешкался, — моя Лидия Ивановна».

Я была неприятно удивлена, поскольку хорошо знала жену Булганина Елену Михайловну... За ужином я стала расспрашивать отца об утреннем эпизоде. В ответ он разразился гневной тирадой в адрес людей, которые, прожив многие годы с женами, делившими с ними все тяготы и лишения, меняют их на молодых. «Мало ли что может быть, — говорил он, — но семью разрушать нельзя»" (Эра и Элла Жуковы. Маршал победы. Воспоминания и размышления. С. 122-123).

Да, Жуков был нетерпим к чужим недостаткам. Но когда он «разражался гневными тирадами» в адрес тех, кто меняет старых жен на молодых, у него уже была параллельная супруга Галина, та самая, на которой он вскоре женился, выгнав старую жену. И с ней, с подпольно-параллельной, а не с законной женой министр обороны СССР Маршал Советского Союза Жуков ездил отдыхать в Болгарию, демонстрируя младшим братьям по классу свободу коммунистических нравов. Разница в возрасте — ровно 30. И у них была внебрачная дочь Мария.

В «Воспоминания и размышления» Жуков включил фотографию, на которой изображены три его дочери. Этот снимок «стал своего рода документом, удостоверяющим наличие трех дочерей, которых отец хотел видеть рядом с собой: Эры, Марии и меня. О четвертой дочери Маргарите, неожиданно для нас всплывшей на поверхность, разговоров тогда не было и в помине» (Эра и Элла Жуковы. Маршал победы. Воспоминания и размышления. М., 1996. С. 163).

В личных отношениях Жукова я рыться не намерен. Это непролазная грязь. Я только указал на его чисто коммунистическую нетерпимость к фактам морально-бытового разложения окружающих лиц.

Эта последняя молодая жена и подставила Жукова, требуя у Брежнева лишний билетик. И стратег расплакался.

Но плакать-то о чем?

Не пустили на съезд. Так надо было радоваться!

Надо было просто обратить свой ясный взор на Кремль и то, что рядом с ним. Вот, к примеру, прямо возле Кремля — огромная гостиница с гордым именем «Россия». Так вот в ту гостиницу русских людей не пускали. За то, что они русские. Туда только иностранцев пускали. А русские в той гостинице мыли посуду и сортиры, таскали чемоданы, занимались сексуальным обслуживанием дорогих зарубежных гостей.

Где, когда, в какой стране такое возможно? Я другой такой страны не знаю!

Можно ли себе представить ситуацию, когда американца в Вашингтоне в гостиницу с гордым именем «Америка» не пускают на основании того, что он американец? Можно ли вообразить, что в Париже француза на порог гостиницы не пускают за то, что он француз?

Такое было возможно только у нас. В стране победившего социализма. Это был настоящий расизм. Но только расизм особого рода. Нигде в мире не виданный. У нас свой особый путь. Подумать только: расовая ненависть против коренного населения, против собственного народа. Понять можно, когда русских не пускали в «Метрополь», «Националь», «Интурист». Черт с ними, с «Метрополями». Но их не пускали в «Россию»! Коммунисты четко установили: Россия не для русских!

И только раз в пять лет особо отобранных делегатов коммунистического толковища на несколько дней селили в «России». Не всех. У большинства делегатов съездов были свои поместья в Москве и вокруг нее. Всех мастей Кунаевы, Алиевы, Рашидовы и Шолоховы владели достаточно комфортной недвижимостью в Белокаменной для того, чтобы не ютиться по всяким «Метрополям». А меньшинство из сталеваров и шахтеров помещали на несколько дней в «Россию». И они переполнялись особой гордостью: со мной обращаются почти как с иностранцем! За такую щедрость номенклатурные доярки и сталевары были готовы верой и правдой служить делу Ленина и поддерживать любые преступления кремлевских расистов.

И вот Жукова не пустили на этот расистский шабаш. И он, бедный, расплакался.

На кремлевском толковище заседали враги народа. Они довели богатейшую страну до состояния, когда кормить народ стало нечем. Если бы они отчеканили десять тонн золотых червонцев и заплатили бы своим мужикам за выращенный хлеб, то страна была бы завалена не только хлебом, но и мясом, и картошкой. Но кремлевские расисты решили иначе: пусть американским фермерам достанется золото, пусть наш мужик сидит в нищете. Пусть лапу сосет. Не десять тонн золота, а сотни и тысячи тонн золота они перегнали в Америку, чтобы своему народу ничего не досталось. Это настоящая измена Родине. И каждый, кто сидел на тех съездах, — враг народа и предатель.

А как иначе: вот тебе, американский фермер, русское золото, а тебе, русский мужик, — фальшивый рубль, на который ничего нельзя купить.

Если это не вредительство, если это не измена своему народу, своей Родине, то что это? Если делегатов коммунистических съездов не называть врагами народа, то есть ли основания называть их друзьями своего народа?

Говорят, что все это делалась не про злому умыслу, а по глупости. Всех мастей Огарковы и Куликовы держали народ в нищете и пьянстве, на грани и за гранью умственной деградации, вырождения и вымирания, перегоняли русское золото в Америку, но ничего от этого не имели и в собственный карман ни одной тонны золота не отгребли. Допустим. Хотя и трудно такое допустить.

Если они отдавали народные сокровища и при этом часть отгребали себе, значит, проходимцы и воры.

Если же гнали народное достояние просто ради обогащения Америки и разорения собственного народа и ничего от этого сами не имели, значит были они к тому же еще и кретинами.