• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Надо отдать должное Георгию Константиновичу: он старался до конца отстаивать правду о войне — такую, какой он ее видел.

А.Д. Миркина, редактор двенадцати различных версий книги Жукова «Воспоминания и размышления».

«Аргументы и факты». 1995. No 18-19

Жуков — гений военного искусства. По крайней мере так заявлено в центральном органе Министерства обороны РФ газете «Красная звезда» 19 февраля 1999 года.

Одно из величайших свершений гения — спасение Ленинграда осенью 1941 года. «Обладая общим трехкратным превосходством, а на направлениях главных ударов — восьмикратным, большим преимуществом в огневой мощи и подвижности, германские войска нанесли поражение Северо-Западному фронту и к 10 июля вышли на дальние подступы к Ленинграду... Ленинград был действительно на грани падения. Только спасительный гений Г.К. Жукова, неукротимая воля полководца предотвратили...» И т.д. (Генерал-майор М. Белов. «Красная звезда», 19 апреля 1996 г.).

У немцев 3 тысячи танков, у нас 24 тысячи. Примерно такое же соотношение было и по авиации, и по артиллерии. Как немецкие генералы ухитрились иметь трехкратное превосходство, а на направлениях главных ударов — восьмикратное? Если поверить этому тексту, то получается, что Жуков, который в начале войны был начальником Генерального штаба, все свои танки, самолеты и пушки держал там, где противника не было, а туда, где противник действовал, танки и самолеты подбросить не додумался.

И еще: противник вышел на дальние подступы Ленинграда 10 июля, а спаситель Жуков появился в Ленинграде 13 сентября. Кто же и как ухитрился два месяца удерживать восьмикратно превосходящего врага на подступах к Ленинграду, пока спаситель не подоспел?

Чтобы оценить личный вклад гениального полководца в спасение северной столицы, надо помнить, что опасность захвата Ленинграда существовала с 10 июля до 6 сентября 1941 года. В эти дни Жукова в Питере не было. А были там Молотов, Маленков, Ворошилов, Жданов.

Молотов — второй после Сталина человек в Советском Союзе. Маленков — третий. Иногда в ходе войны Маленков по своему значению становился вторым, Молотов — третьим. Потом снова менялись местами.

Если рассматривать эту группу вождей с точки зрения партийной иерархии, то Молотов, Маленков, Ворошилов и Жданов — это центровая группа Политбюро. Тут только Берии не хватает.

Государственный Комитет Обороны, как мы помним, — это «чрезвычайный высший государственный орган СССР, в котором в годы войны была сосредоточена вся полнота власти. Постановления ГКО имели силу законов военного времени». В августе, в критические для Ленинграда дни, трое из пяти членов ГКО находились в Ленинграде, и только двое, Сталин и Берия, — в Москве.

Помимо этого, в Ленинграде находились Вознесенский, Косыгин, Родионов, Штыков, Попков. Каждый из них мог совершить невозможное. Они доказали это в ходе коллективизации и индустриализации. И на войне они действовали решительно и свирепо. В сентябре генерал армии Жуков сменил маршала Ворошилова на посту командующего Ленинградским фронтом. Это достаточно высокая должность. Однако оборона Ленинграда не исчерпывалась чисто военными действиями. Руководителям высшего ранга, на которых Сталин возложил оборону Ленинграда, помимо военных, предстояло решать множество других задач: политических, экономических, организационных, мобилизационных, снабженческих, транспортных, эвакуационных, финансовых, медицинских, санитарных и прочих, которым нет числа. По большому счету они с поставленными задачами справились. Жуков среди них был отнюдь не главным «спасителем».

Возразят: они не военные.

Правильно. Но в Ленинград 23 августа, за три недели до появления Жукова, прибыли нарком военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов, командующий ВВС Красной Армии генерал-лейтенант авиации П.Ф. Жигарев, командующий артиллерией Красной Армии генерал-полковник артиллерии Н.Н. Воронов. Как видим, в Ленинграде была собрана не только наиболее влиятельная часть партийных вождей, но и высшее руководство Вооруженных сил. Не хватало только Верховного Главнокомандующего. И это не считая командующих Балтийским флотом и Ленинградским фронтом с их штабами.

Так что было кому обороной города руководить.

Через 16 лет после тех событий, в 1957 году, Жуков совершил государственный переворот. Великий стратег временно, как он считал, посадил на трон Хрущева, сместив со своих постов большинство Президиума ЦК КПСС, в том числе Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова. Все изгнанные с вершин были причислены к разряду «нелюдей» и вычеркнуты из нашей истории. Их, как у нас принято, перестали вспоминать. Все их заслуги были мгновенно забыты. Через несколько десятилетий заслуги Молотова, Маленкова, Жданова, Кузнецова, Родионова, еще одного Кузнецова (адмирала), Жигарева, Новикова, Воронова и других руководителей были приписаны гению Жукова.

В первом издании мемуаров Жукова спасение Ленинграда описано красиво. В последующих — еще краше.

Но обилие вариантов смущает.

Начнем по порядку. Все началось с того, что 29 июля 1941 года начальник Генерального штаба генерал армии Жуков в кабинете Сталина предсказал катастрофу советских войск в районе Киева. Он предлагал войска отвести, а Киев сдать. Сталин не согласился. В кабинете Сталина в тот исторический момент находились Маленков и «узколобый» Мехлис. Они мудрых советов великого полководца не слушали, они подпевали Сталину. Разговор пошел на повышенных тонах. Гениальное предвидение великого полководца Сталин назвал чепухой. Гордый полководец не стерпел такого к себе отношения и потребовал отставки с поста начальника Генерального штаба...

Все это выглядит достаточно достоверно. На первый взгляд. Но мелкие странности заставляют присмотреться. Тот же спор со Сталиным об отводе войск из района Киева Жуков описал писателю Константину Симонову. Только в этом варианте Сталину подпевали не Маленков и не Мехлис, а злодей Берия.

Казалось бы, велика ли разница, кто из бестолковых прихвостней поддакивал вождю в том споре против Жукова, кто вместе со Сталиным отвергал столь ясные и мудрые советы величайшего военного мыслителя? Разница невелика. Но мы ради истины все же не поленимся картину восстановить. Открываем «Журнал записи лиц, принятых И.В. Сталиным». Выясняем: 29 июля 1941 года в кабинете Сталина не было «узколобого» Мехлиса. Потому не мог он подпевать Сталину. И Маленкова там не было. И злодея Берии тоже. Самое удивительное — в тот исторический день не было там и самого Жукова. Вся его мудрость и невероятная прозорливость имеют более позднее, пенсионное происхождение.

Да и не мог Жуков 29 июля 1941 года требовать отвода советских войск из района Киева. Незачем было их отводить. Германские войска штурмовали Киевский укрепленный район в лоб, а войска 37-й армии генерал-майора А.А. Власова героически отражали все попытки противника взять город приступом. Возможности глубоко охватить киевскую группировку советских войск у германского командования в июле не было. Такая возможность появилась только в конце августа в результате Смоленского сражения и ряда сражений в низовьях Днепра. Но и тогда германское командование встало перед неразрешимой дилеммой: идти прямо на Москву или сначала нанести удар в обход Киева?

В июле, когда Жуков якобы требовал отвести советские войска из района Киева, ни Гитлер, ни его генералы никакого окружения советских войск в этом районе еще не затевали. Они не могли знать, какой будет стратегическая ситуация во второй половине августа, тем более — в сентябре. А Жуков уже наперед видел их действия не только на весь август, но и на сентябрь. Жуков предвосхитил коварные замыслы Гитлера до того, как они возникли...

Или задним числом.

Как бы там ни было, 29 июля 1941 года Жуков был снят с должности начальника Генерального штаба и отправлен командовать войсками Резервного фронта. А в сентябре Сталин вызвал Жукова в Кремль. В первом издании «Воспоминаний и размышлений» это описано так: «8 сентября я был вызван к И. В. Сталину. Поздно вечером вошел в приемную. Мне передали, что И.В. Сталин ждет меня в кремлевской квартире...» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 310).

Но гения военного искусства тут же уличили боевые товарищи и бывшие подчиненные. Дело в том, что с 30 августа по 8 сентября Резервный фронт под мудрым водительством выдающегося полководца Жукова безуспешно пытался окружить группировку германских войск в районе Ельни. Подготовка была бестолковой. Операция сорвалась. Никакого окружения не получилось. Были зря пролиты цистерны солдатской крови. Финал операции для Резервного фронта был печальным. Еще в декабре 1940 года на совещании высшего командного состава Красной Армии Жуков вещал о внезапных стремительных наступательных операциях на чужой территории, об окружениях грандиозных вражеских группировок. В ответ на это выступил Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный. Речь его была простой, понятной, толковой. Среди прочего Буденный сказал: «Если хочешь зайти противнику в тыл, хочешь его окружить, ты должен знать, что будешь обязательно сам окружен» (Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940. М., 1993. С. 272).

Так и вышло у Жукова в районе Ельни.

Стратег пытался окружить группировку противника, но 8 сентября германские войска нанесли контрудар, который свел на нет все усилия и жертвы Резервного фронта. Дело оборачивалось окружением и поражением.

В то же время на 600 километров севернее, в районе Ленинграда, бои стихали. Мемуаристу Жукову в своих воспоминаниях надо было скорее оказаться именно там, в Ленинграде, пока не рассеялся дым сражений, пока фронт не замер и не заматерел, пока бои окончательно не стихли. И Жуков объявил, что якобы 8 сентября его вызвал Сталин и приказал принять под командование Ленинградский фронт. Если верить первому изданию мемуаров Жукова, то 9 сентября он уже прилетел в Ленинград...

Неудобство было в том, что в момент, когда появилось первое издание мемуаров, свидетелей событий еще было много. И посыпались письма: неужто в момент, когда Резервный фронт попал в беду, командующий фронтом генерал армии Жуков, бросив войска, рванул в Москву, а оттуда в Ленинград? Резервный фронт оказался на грани разгрома по вине своего великого командующего. Это он вел победоносные полки по костям к новым свершениям. И вот привел к последней черте, а сам сбежал? Кто же расхлебывал?

Гений военного искусства спорить не стал. Но второе издание было дополнено рассказом о «молодом, недостаточно опытном командире дивизии», который ни по имени, ни даже по званию не назван. В те лихие времена командиром дивизии мог быть и генерал, и полковник, и подполковник, а то и майор. Номер дивизии тоже не назван, потому не представляется возможным этого молодого и недостаточно опытного вычислить. Но во всем виноват именно он, некто смутный, расплывчатый, без имени и звания. Вот он, прохвост, и ошибся. «Этой ошибкой немедленно воспользовался противник. Танковой контратакой он смял боевые порядки дивизии... Сейчас трудно сказать, какая сторона имела больше потерь. Контратака гитлеровцев была отбита, но и нам пришлось на этом участке остановить наступление. Такова была расплата за необдуманные действия командира этой дивизии. Почти до самого вечера 9 сентября пришлось мне вместе с командиром находиться на его наблюдательном пункте, исправляя допущенную оплошность. Днем неожиданно пришла телефонограмма Б.М. Шапошникова: к 20 часам того же дня меня вызывал в Ставку Верховный» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 376).

Итак, в первом издании Жуков 9 сентября уже героически оборонял Ленинград, отбивая яростные атаки противника. А во втором издании он в этот день в районе Ельни исправлял глупейшие ошибки молодого неопытного командира неопределенной дивизии.

В первом издании (с. 306) Жуков признал, что «завершить окружение противника и взять в плен ельнинскую группировку нам не удалось». (Это авторский прием, достойный подражания. Когда победа, Жуков пишет: мне удалось. А когда позорное поражение, тогда: нам не удалось...)

Гений военного искусства объяснил причину провала под Ельней: у него было мало танков. Объяснение удивительное. Если нет денег в кармане, не заказывай обед в «Метрополе». Если нет танков в достатке, не кидайся проводить грандиозную операцию на окружение. Жуков бахвалится, что это он настоял на проведении операции в районе Ельни. Зачем же настаивал, если знал, что нет сил для такого дела?

Во втором издании гений военного искусства был вынужден вспомнить и о потерях. Правда, ему «трудно сказать, какая сторона имела больше потерь». Он так и не решил, кто же больше пострадал от Ельнинской операции, какой стороне она пошла во вред. Но спасибо и на этом. В остальных своих операциях Жуков вообще о своих потерях не вспоминает. А тут признал: иногда они бывали и у нас.

Но вот сражение позади, и Жуков спешит по вызову Сталина. В первом издании, как мы помним, поздно вечером стратег вошел в приемную рабочего кабинета Сталина. Дежурный секретарь передал, что Сталина тут нет, он ждет Жукова в своей кремлевской квартире...

Во втором издании Жуков был вызван к Сталину не 8-го, а 9 сентября. Но изменилась не только дата. "В Кремль въезжали в полной темноте. Вдруг резкий свет карманного фонарика ударил мне в лицо. Машина остановилась. В подошедшем военном я узнал начальника управления охраны генерала Власика. Поздоровались.

— Верховный Главнокомандующий приказал встретить и проводить вас к нему на квартиру".

Чему верить?

Если, как написано в первом издании, Жуков пошел в рабочий кабинет Сталина, значит, у Боровицких ворот его Власик не встречал и приказ Сталина не передавал.

Если же, как написано во втором издании, прямо у ворот Жукова встретил Власик и по приказу Сталина проводил прямо на квартиру вождя, значит, Жуков в рабочий кабинет не ходил.

Как ни крути, одна из этих сцен выдумана, если не обе.

Можно, конечно, предположить, что имело место и то и другое: у Боровицких ворот Жукова встретил начальник охраны Сталина Власик, передал приказ следовать не в рабочий кабинет, а прямо на квартиру, но Жуков не послушал, пошел в рабочий кабинет, и там, в приемной, дежурный секретарь еще раз объяснил стратегу: да нет его тут, он в своей квартире ждет...

Но стоит ли обращать внимание на мелочи? Не все ли равно, у Боровицких ворот начальник охраны передал Жукову приказ идти на квартиру вождя или это сообщил дежурный секретарь в приемной кремлевского кабинета?

На мелочи внимания обращать не стоило бы. Но дьявол — в мелочах. Из мелочей состоит все. В том числе и мемуары величайшего стратега. И в этих мелочах он постоянно и подозрительно путается. Мемуары написаны и многократно переписаны безобразно и безграмотно. И возникает ужасная догадка, которой не хочется верить: а что, если он и воевал так же безалаберно, как писал свои мемуары? А что, если к выполнению своих служебных обязанностей он относился так же халатно и безответственно, как и к своим былинам о войне?

Кстати, еще мелочь. Жуков называет «генерала» Власика «начальником управления охраны». К сведению любознательных: Николай Сидорович Власик во время войны генеральского звания не имел. Он стал генералом 12 июля 1945 года. А в сентябре 1941 года имел звание комиссара государственной безопасности 3 ранга. Разница уже в том, что генералы ходили в штанах с лампасами, а комиссарам ГБ таких штанов не полагалось. И был Власик в тот момент начальником 1-го отдела НКВД. Начальником управления он стал 12 мая 1943 года.

И вот наконец Жуков — в сталинской квартире. Кроме хозяина, «за столом сидели А.С. Щербаков, В.М. Молотов, Г.М. Маленков и другие члены Политбюро».

Так сказано в первом издании. Во втором издании из этого списка выпал Маленков. В последующих более правдивых изданиях Маленкова за сталинский стол вернули.

Сталин (если верить мемуарам) якобы похвалил Жукова за успех операции под Ельней... Хотя четырьмя страницами раньше сам Жуков признал, что «завершить окружение противника и взять в плен ельнинскую группировку нам не удалось». Выходит, Сталин хвалил Жукова за то, что тот не сумел операцию провести. За провал.

Тут же Сталин якобы произнес: «Вы были тогда правы (имелся в виду мой доклад 29 июля)» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 310).

Если Сталин действительно произносил такие слова, то тем самым он публично признавал, что свержение Жукова с поста начальника Генерального штаба было необоснованным и несправедливым.

Но Сталин таких слов не произносил. Мы уже установили, что 29 июля Жукова в кабинете Сталина не было. 29 июля Жуков никаких предсказаний по поводу действий Гитлера в сентябре не делал. Просто потому, что предсказывать было нечего: ни Гитлер, ни его фельдмаршалы не могли знать, чем завершится Смоленское сражение и какой будет ситуация в конце августа, тем более в середине сентября. Они не могли знать, когда и как завершатся сражения в районе Умани, Кременчуга и Днепропетровска. Они не знали и не могли знать, что будут делать в августе, а Жуков якобы знал все наперед не только про август, но и про сентябрь.

Допустим на минуту, что все так и было. Поверим, что еще 29 июля 1941 года Жуков предвидел действия Гитлера на полтора месяца вперед и потребовал отвести советские войска из района Киева. Поверим, что Сталин в июле не согласился, но в начале сентября он наконец понял, что ошибся, и в присутствии Молотова, Маленкова, Щербакова и прочих якобы признал правоту великого стратега: ох, прав ты был, Георгий Константинович в июле, еще тогда надо было Киев сдать.

Вопрос: что должен был делать Сталин в ситуации, когда понял, что ошибся, когда в присутствии своих ближайших соратников признал правоту Жукова?

Ответ: Сталин должен был действовать так, как советовал Жуков, т.е. тут же поднять трубку и отдать командующему Юго-Западным фронтом генерал-полковнику Кирпоносу приказ на отход из района Киева. Казалось бы, в июле Жукова не послушались, Киев не сдали, и в августе не сдали, так хоть в начале сентября его надо скорее сдать.

Удивительная вещь: Сталин, якобы признав правоту гения военного искусства, почему-то его гениальными предложениями не воспользовался и приказа на вывод войск из района Киева не отдал. Наоборот: Сталин поднял трубку и передал Кирпоносу, чтобы тот и думать забыл об отводе войск из Киева.

Но самый удивительный момент не в поведении Сталина, а в поведении Жукова. Прямо на следующей странице великий стратег сам себя разоблачил. И уже не в первый раз. Он зачем-то привел текст переговоров 11 сентября 1941 года между верховным руководством и командованием Юго-Западного фронта. В Москве у аппарата находились Сталин, Шапошников, Тимошенко. В Киеве — Кирпонос, Бурмистренко, Тупиков. Сталин грозно потребовал «перестать наконец заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления и только сопротивления». И далее: «Киева не оставлять и мостов не взрывать до особого разрешения Ставки». Сталин грозит Кирпоносу: ишь, додумался, войска отводить! Я тебе дам! Забудь и думать об отступлении!

Проще говоря, слова Жукова действиями Сталина не подтверждаются.

Мне непонятно вот что. Если уж и вписано в мемуары сталинское признание жуковской гениальности, то зачем тут же на следующей странице приводить документ, который эту выдумку опровергает?

Разговор на сталинской квартире продолжается. Сталин якобы сказал стратегу: «Езжайте под Ленинград. Ленинград в крайне тяжелом положении. Немцы, взяв Ленинград и соединившись с финнами, могут ударить в обход с северо-востока на Москву, и тогда обстановка осложнится еще больше» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 310).

Этот рассказ имеет несколько версий.

В первом издании оценку обстановки под Ленинградом давал Сталин, а Жуков внимательно слушал. Великий полководец только подсказал Сталину, на какую должность назначить И.С. Конева, а на какую — маршала С.К. Тимошенко (Сталин, понятное дело, тут же согласился). Жуков якобы указал Сталину, что «над Юго-Западным фронтом нависла угроза». Стратег безошибочно предсказал, что «группа армий „Юг“, захватившая плацдарм в районе Кременчуга, будет осуществлять оперативное взаимодействие с армией Гудериана». (Милое дело быть пророком через 28 лет после случившегося. Когда нет свидетелей твоих пророчеств.)

Во втором издании Жуков пошел дальше. Он не только указал Сталину на опасность, которую представлял кременчугский плацдарм, не только предсказал, в какую сторону генерал-фельдмаршал фон Рундштедт развернет свои танковые клинья, не только дал дельные советы по распределению должностей между генералами и маршалами, но еще и четко обрисовал обстановку под Ленинградом. Сталин, как выясняется из более поздних версий, своего мнения об обстановке не имел. Сталин попросил стратега высказаться, и Жуков расставил все по своим местам: «Не завершив операцию под Ленинградом и не соединившись с финскими войсками, немцы едва ли начнут наступление на московском направлении».

Итак, в первом издании Сталин оценивал обстановку в районе Ленинграда, а Жуков слушал. А во втором издании они поменялись местами: Жуков оценивал обстановку в районе Ленинграда, а Сталин слушал и соглашался. Во втором издании Жуков сказал то же самое, что говорил Сталин в первом. Верховному Главнокомандующему не оставалось ничего иного, как согласиться с мнением стратега: «И.В. Сталин удовлетворенно кивнул...»

В первом издании Сталин иногда высказывал свое мнение, а в более правдивых изданиях, начиная со второго, было решено роль Жукова высветить, выделить ее более ярко. Жуков легко разгадывает, где и как будут действовать Гудериан и Клейст, фон Лееб и фон Рундштедт. Жуков указывает Сталину, где и какие угрозы возникают, какого маршала на какую должность поставить. Сталин только удовлетворенно кивает. Сталин почти всегда соглашается. А когда не соглашался, то вынужден был после публично каяться. В соответствии с этой установкой слова, которые Сталин якобы произносил в первом издании, приписали Жукову во втором.

И перебрали.

Каждому школьнику известно, что немцы начали-таки операцию на московском направлении, не завершив операции под Ленинградом и не соединившись с финнами. В первом издании оценивал обстановку Сталин. И, как видим, ошибся.

А во втором издании, когда слова Сталина приписали Жукову, в дураках оказался великий стратег. Выходит, он обстановку оценивал неправильно и прогноз выдал неверный.

После смерти Сталина, когда уже никто не мог больше уличить Жукова в хвастовстве, великий стратег вдруг вжился в образ несчастной Кассандры: вижу Трою в пламени!

Жуков вдруг начал рассказывать о своей невероятной способности предвидеть развитие событий. Он предупреждал, а его не слушали! В конце июля 1940 года Гитлер впервые высказал мысль о возможности войны против Советского Союза. А за полтора месяца до этого Жуков якобы уже знал, что именно такая мысль придет в гитлеровскую голову. В конце августа 1941 года Гитлер решил на Москву не идти, а повернуть на Киев. А Жуков за месяц до этого уже совершенно четко понимал, что Гитлер решится именно на этот вариант. У него было еще множество подобных озарений.

Однако ни в каких документах не отражено это ясное предвидение. Допустим, что в начале июня 1940 года Гитлер еще не помышлял о войне против Советского Союза, а Жуков уже наперед знал, что скоро Гитлер к такой мысли придет. Почему бы Жукову в этом случае не написать рапорт Сталину? Почему бы потом, после войны, не отыскать сей рапорт в архиве и не показать его потомкам?

Допустим, что Жуков в конце июля 1941 года знал, какая мысль придет в голову Гитлера через месяц. Почему бы не зафиксировать сие предвидение на бумаге? Первый экземпляр — Сталину, второй — в дело вшить, сохранить в архиве Генерального штаба. А потом Сталина и упрекнуть: а вот я же тебя предупреждал. Да не просто упрекнуть, а в присутствии... И через десятилетия после войны в мемуары сию бумагу вклеить: вот оно, свидетельство моей проницательности.

Но никаких следов жуковских озарений никому пока обнаружить не удалось. Но не это главное. Главное в том, что рассказы о предвидении не подтверждены действиями Жукова. Он предвидел нападение Гитлера, но делал все для того, чтобы облегчить противнику разгром Красной Армии. Он предвидел поворот германских танков в обход киевской группировки советских войск, но действовал так, чтобы облегчить Гудериану удар из района Конотопа на Лохвицу.

Он много всего предвидел, но почему-то действовал вопреки своим предвидениям.