Глава 20

Умный поймет?

В Советских Вооруженных Силах большие военачальники, не говоря уже о министре обороны, сами мемуаров не писали. Высокопоставленному автору мемуаров готовили добротную болванку, а он уже решал, что подходит для книги, а что надо выбросить.

«Красная звезда», 20 октября 1998 г.


— 1 -

О мемуарах Жукова сложено н меньше легенд, чем о нем самом. Легенды были выдуманы как самим товарищем Жуковым, так и другими товарищами.

Основной мотив легенд: «Воспоминания и размышления» — это не просто лучшая книга о войне, это уникальное творение, которое своим блеском не только затемняет все остальные книги, но и заменяет их. Прочитав «Воспоминания и размышления», все остальное можно не читать. Тут уже содержится все!

В этих заявлениях звенит все та же идея: великий гений стратегии был не только единственным спасителем Отечества, но и к тому же он один сумел рассказать правду о войне. Вот несколько образцов для примера.

А. Иващенко: «Лишь с выходом мемуаров Г. Жукова, хотя и очень профильтрованных, начала проясняться кое-какая правда о начальном периоде войны» («Вечерняя Москва», 6 мая 1995 г.). Смысл сказанного: ах, если бы великому полководцу не мешали писать, если бы не фильтровали мемуары, так мы бы вообще всю правду узнали!

В. Морозов: «Книге Жукова суждено стать на долгое время единственным источником, в котором имеется полная, неприукрашенная правда о Великой Отечественной войне» (Красная звезда", 15 января 1994 г.).

Сам Жуков стоял на тех же позициях: кроме него, великого, никто правду не говорил и никогда не расскажет. Сергей Марков, последний начальник охраны Жукова, сообщает: "После октябрьского пленума, будь он трижды проклят, Жуков попросил у руководства трехмесячный отпуск... Как-то на прогулке он мне сказал: «Помнится, Сергей Петрович, еще во времена Бедова существовал список моих поездок на фронт: где и когда я находился. Найдите мне этот список, займусь от нечего делать бумажной работой. Хочу вспомнить, какой была война для нашей армии и народа. Быть может, после моей смерти какой-нибудь архивариус прочитает и узнает правду о войне» («Красная звезда», 30 ноября 1996 г.).

Ситуация: в полной темноте и невежестве пребывает грядущий архивариус, и нет в книжно-газетной пустыне источников, из которых мог бы он, несчастный, черпнуть живительной правды, но вот попадет ему однажды запыленная рукопись стратега, и тут же прояснятся безбрежные дали и воссияет горизонт светом истины и знания.

А уж как трудно было гению стратегии эту правду о войне пробивать!

Генерал армии М.А. Гареев: "С большим трудом Георгию Константиновичу удалось издать свою знаменитую и наиболее правдивую книгу о войне «Воспоминания и размышления» («Красная звезда», 28 апреля, 2000 г.). «С большим трудом, преодолевая всевозможные бюрократические рогатки, ему удалось написать свою знаменитую теперь книгу „Воспоминания и размышления“. На пути его творчества чинились всяческие преграды, его статьи почти не публиковались» («Красная звезда», 18 февраля 1998 г.).

Вопрос генералу армии Гарееву: а кто вам, товарищ генерал, президенту Академии военных наук, сегодня мешает опубликовать статьи великого стратегического гения? Препятствие, если не ошибаюсь, только одно: не особо утруждал себя Георгий Константинович их сочинением. Нет их, статей. Не оставил после себя гений военного искусства никакого теоретического наследия.

«Мучительно трудно боролся Георгий Константинович за каждую строчку рукописи, однако верх брал не всегда. То, что не вписывалось в рамки разрешенного сверху, вычеркивалось беспощадно» (ВИЖ. 1988. No 11. С. 57).

Сам Жуков якобы произнес: «Книга для меня — вопрос жизни» (Литературная газета, 27 ноября 1996 г.).

Мы найдем еще множество заявлений о том, что Жукову якобы мешали говорить и писать. Но вот однажды В.Г. Комолов, который был руководителем всего авторского коллектива мемуаров Жукова, проговорился. Он сообщил, что «Воспоминания и размышления» выпускалась «на основании указаний Генерального секретаря», т.е. по приказу Л.И. Брежнева («Красная звезда», 12 января 1989 г.). И хотел бы я посмотреть на того храбреца, который вздумал бы мешать авторам мемуаров Жукова в их благородном начинании.

Об этом же писала Жукову А.Д. Миркина, один из главных авторов «Воспоминаний и размышлений»: «Глубокоуважаемый Георгий Константинович! ...говорю Вам со всей ответственностью: никто не чинит препятствий книге, наоборот, все делается для того, чтобы она скорее вышла» («Огонек». 1988. No 19. С. 20).


— 2 -

У любого, кто читал книгу Жукова, неизбежно возникал вопрос: неужто маршал не мог уклониться от этого позорного занятия? Каждый нормальный человек во все времена понимал, что антинародная сатанинская власть заставит любого мемуариста клеветать на свою Родину, на свой народ. Каждый понимал, что коммунисты не позволят писать правду. Потому перед каждым ищущим был выбор: или мемуаров не писать, или подчиниться кремлевским идеологам и под их диктовку возводить поклеп на свою страну, свой народ, свою армию.

Возражают: всех советских генералов, адмиралов и маршалов коммунисты подкупали и запугивали, увернуться было невозможно. С этим я почти согласен. Однако примеры стойкости есть. Даже в среде советских генералов и маршалов иногда, правда, очень редко, встречались люди, которые Родиной не торговали, которые категорически заявляли: делайте что хотите, а мемуаров при моей жизни от меня не дождетесь, после смерти от моего имени можете сочинять все, что нравится, но я за это ответственности не несу. Так поступил Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко. Он сказал: писать не буду! И коммунисты от него отстали. Вопрос: а почему Жуков струсил? Почему не проявил мужества? Почему не вел себя как Тимошенко? Где же его хваленая смелость? Жуков мог заявить: писать не буду, если напишете за меня, публично застрелюсь. Но почему-то стратег так не заявил. Почему-то тут же рванул под козырек и бросился выполнять указания Центрального Комитета КПСС.

Были и другие варианты, другие возможности уклониться от писания мемуаров. Маршал Советского Союза Рокоссовский Константин Константинович на домогательства идеологов поддался, но в книге заявил: «Я не касался тогда и не касаюсь сейчас проблем большой политики...» (Солдатский долг. М., 1968. С. 8). Вот и Жукову следовало так же поступить: книжечку — потоньше, в детали не вдаваться...

Маршал Советского Союза Голиков Филипп Иванович в 1941 году был генерал-лейтенантом, начальником Разведывательного управления Генерального штаба РККА. Он мемуары написал. Про 1918 год. Коммунистические вожди требуют еще мемуаров? Пожалуйста: написал о том, как в декабре 1941 года воевал под Москвой в должности командующего 10-й армией. А про то, как началась война, промолчал. Правду все равно сказать не позволят, тогда лучше молчать.

Еще умнее поступил Маршал Советского Союза Конев Иван Степанович: требуете мемуары, дорогие товарищи идеологи? Пожалуйста! Конев взял да и написал книгу не про начало войны, а про конец, так ее и назвал «Сорок пятый». Идеологи не отстают. Пожалуйста! Конев выдал еще книгу. Про 1943-й и 1944-й годы. Вот она, русская находчивость! Хитрый мужик Конев зашел не с того конца, он описывал войну не с начала, а с ее победоносного завершения. А кроме того, тянул да тянул. Тут ему и смерть подошла. Так мудрый Конев избавил себя от позорной и унизительной необходимости врать про 1941-й год. Так Конев Иван Степанович ушел из жизни, не осквернив своего имени клеветой на страну, народ и его армию.

Спрашивается, а почему Жуков Георгий Константинович так не поступил? Тянул бы время, а потом и умер бы. Все, что после смерти, — не его. Мертвые сраму не имут.

Но Жуков почему-то не следовал примеру боевых товарищей, вместо этого он угодливо вписывал в свои мемуары все, что ему диктовали в Идеологическом отделе ЦК, все, что требовала Коммунистическая партия. А требовала она только одно: побольше грязи да измышлений о неготовности к войне.


— 3 -

Любого читающего жуковский мемуар сшибает с ног та пламенная любовь, с которой несгибаемый полководец целует в корму Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза товарища Брежнева Леонида Ильича: ему, Жукову, Маршалу Советского Союза, заместителю Верховного Главнокомандующего, первому заместителю народного комиссара обороны, члену Ставки ВГК, на войне ужасно хотелось найти никому тогда не известного политического горлопана Брежнева и посоветоваться с ним. Товарищ Брежнев за всю жизнь не только не провел ни одного боя, ни одной операции, но даже ни одного ротного учения сам не организовал. Задача товарища Брежнева была проще: утверждать отчеты о политико-моральном состоянии войск. Вот с ним-то Жуков и хотел советоваться. Без подсказки агитатора Брежнева в Ставке Верховного Главнокомандования дела не клеились...

Так вот: до такой низости в мировой истории не докатился никто. Ни один советский генерал, адмирал или маршал до такого блеска задницу коммунистам не вылизывал и не полировал. Никто. И за рубежами нашего милого отечества до такой низости не докатился ни один мемуарист. О той России, которую мы потеряли, я и не говорю. В той России господа офицеры имели понятия о чести. Так не поступил ни один из них. А если бы поступил, то такую мерзкую книжонку сжигали бы на кострах, а автору и всем, кто осмелился эту грязь хранить на книжной полке, плевали бы в лицо.

История о том, как полковник Брежнев попал в мемуары Жукова, имеет разные версии. Вначале А.Д. Миркина излагала все это так: рукопись якобы никак не пропускали в печать, «наконец дали понять, что Л.И. Брежнев пожелал, чтобы маршал Жуков упомянул его в своей книге. Но вот беда, за все годы войны они ни разу ни на одном из фронтов не встречались. Как быть? И тогда написали, что, находясь в 18-й армии генерала К.Н. Леселидзе, маршал Жуков якобы поехал посоветоваться с начальником политотдела армии Л.И. Брежневым, но, к сожалению, его на месте не оказалось. „Он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои“. „Умный поймет“, — сказал с горькой усмешкой автор. Эта нелепая фраза прошла во всех изданиях „Воспоминаний и размышлений“, с первого по шестое включительно. Только в юбилейном, седьмом, издании она была опущена» («Огонек». 1988. No 18. С. 19).

Итак, Брежнев якобы пожелал видеть себя в книге Жукова. Холуи из Центрального Комитета якобы об этом намекнули авторскому коллективу. Авторы мемуаров Жукова задались вопросом: как быть? И выход нашли: да, не встречал Жуков Брежнева на войне, но ужасно хотел встретить, стремился, но не вышло.

Миркина всеми силами старалась отмазать Жукова, мол, это не он принимал решение вписать Брежнева, решение принято неизвестно кем. Интересно, что принимающий решения упомянут Миркиной во множественном числе: и тогда написали. Взяли некие безымянные граждане да и вписали в мемуары великого стратега нелепую фразу про несостоявшуюся встречу с будущим Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Хвост вытащили — голова увязла. В этом оправдании содержится признание, что мемуары сочиняли гурьбой, решения принимали коллективно, а стратег отношения к этому не имел. Его работа — одобрять и соглашаться.

По прошествии некоторого времени эта история приобрела драматический привкус. Та же Миркина рассказала: «Леонид Ильич Брежнев тоже захотел попасть в мемуары Жукова... Кто-то из помощников подсказал генсеку оригинальный ход. Жукову „предложили“ вставить текст... Конечно, на даче Жукова была буря. Я приехала уже после ее окончания: всем стало ясно, что без этой вставки книга не выйдет. Георгий Константинович был мрачный, как тень. Он долго молчал, потом сказал: „Ну ладно, умный поймет“ — и подписал текст» («Аргументы и факты». 1995. No 18-19).

Разница достаточно существенная.

В первом варианте кто-то неизвестный из ЦК КПСС намекнул на необходимость помянуть Брежнева. Коллектив авторов мемуаров Жукова искал решение и его нашел.

Во втором варианте инициатива принадлежала самому Брежневу. Фразу придумали не авторы мемуаров Жукова, а кто-то из помощников Генерального секретаря. По настоянию Брежнева ее навязали великому полководцу.

В первом варианте бури не было. Оно и понятно: фразу выдумали в своем кругу.

Во втором варианте — буря, ибо стратегу стараются всучить то, чего он не желает.

Давайте на минуту согласимся. Давайте поверим: Жукова заставили. Он согласился и философски заметил: «Умный поймет». Ай да философия! По Жукову, тот, кто покорно выгибается перед очередным гениальным вождем, кто жуковское усердие на этом фронте понимает и оценивает, тот умный. А кто жуковского рвения не понимает и не оценивает, кто сам не прогибается, тот, выходит, дурак.


— 4 -

Выдумки Миркиной опроверг В. Г. Комолов, начальник авторского коллектива мемуаров Жукова: «И почему кому-то кажется, что упомянуть имя Брежнева автора „Воспоминаний и размышлений“ вынудили? Разве личность Брежнева в годы, когда создавались мемуары, все мы оценивали так же, как сейчас?» («Красная звезда», 12 января 1989 г.). Мысль Комолова: сейчас-то мы над Леонидом Ильичом посмеиваемся, а когда он был у власти, все мы, авторы жуковских мемуаров, считали его выдающимся полководцем и в мемуары вписали от чистого сердца, без подсказок со стороны.

Комолов развивает свою мысль и ее доказывает: «В мемуарах в таком же контексте упомянут не один Брежнев. Речь идет и о А.Н. Косыгине, Н.С. Патоличеве, Н.С. Хрущеве. Мне доподлинно известно, что, когда Косыгин прочитал о себе в книге, он не поверил, что Жуков так тепло о нем отозвался, и попросил оригинал. И когда убедился в подлинности руки Георгия Константиновича, успокоился и был удовлетворен» («Красная звезда», 12 января 1989 г.).

Аргумент убойный. Допустим, что Жукова вынудили прогнуться перед Брежневым, но кто вынуждал его вести себя так же в отношении Косыгина и Патоличева?

Во время войны Алексей Николаевич Косыгин был аппаратчиком высокого ранга. Но таких были сотни. А вот в момент, когда авторская группа лепила нетленное творение Жукова, Косыгин поднялся высоко, он был главой правительства, вторым после Брежнева человеком в Советском Союзе. Никто не заставлял Жукова вспоминать про Косыгина. Но Косыгин был в мемуары вписан, мол, без вождей такого типа не видать нам победы. Когда Косыгина вписывали в «самую правдивую книгу о войне», Жуков почему-то не протестовал, и буря на его даче почему-то не бушевала, гром не грохотал и молнии не сверкали. И никому в голову не приходит сейчас заявлять, что Жукова заставили вписать Косыгина.

С 1941 по 1946 год, т.е. на протяжении всей войны, Николай Семенович Патоличев был первым секретарем Челябинского обкома ВКП(б). Вот что о нем написано в мемуарах Жукова: «Огромную организационную работу провел, в частности, Челябинский обком ВКП(б) под руководством первого секретаря Н.С. Патоличева. Человек большой энергии, высоких организационных способностей, Николай Семенович много сил и творческой энергии отдал перестройке работы промышленных предприятий области, организации четкой взаимосвязи их между собой. Его неутомимость в достижении задач, поставленных партией, не раз отмечалась правительством...» (Воспоминания и размышления. М., 2003. Т. 1. С. 295).

Сталинско-ленинско-нобелевский лауреат Михаил Шолохов стиль Жукова ценил по высшему разряду: «Писателям-профессионалам иной раз нелегко тягаться с такой литературой». Чую сердцем, как только прочитал Михаил Александрович Шолохов про товарища Патоличева, про неутомимость в достижении задач, так сразу разомлел и в Жукове собрата признал.

Таких, как Патоличев, у Сталина были целые стада в областях, краях, республиках, наркоматах, государственных комитетах, в армии, на флоте, в НКВД. Пути Жукова и Патоличева на войне никогда не пересекались. Уж слишком глубоко в тылу сидел товарищ Патоличев. Но стратег (вернее, те, кто писал его книгу) в восторге: ах, какой руководитель! Отчего восторг? От того, что в момент написания мемуаров товарищ Патоличев был министром внешней торговли СССР.

Верю, никто перед Жуковым не ставил ультиматум: не впишешь Николая Семеновича Патоличева в свой мемуар, не опубликуем твою книгу! А раз ультиматум такой не ставился, значит, Патоличев вписан не по указанию сверху, а по инициативе снизу.

У Миркиной узор не вяжется: Брежнева навязали, а вот Патоличева, от которого благополучие Жукова никак не зависело, мы в мемуар вписали по собственному верноподданническому почину.

Анна Давыдовна Миркина, если ваше холуйское сознание продиктовало по собственной инициативе кланяться какому-то Патоличеву, то уж Брежневу вы клали поклоны без принуждения.

Непонятно и другое. Жуков якобы писал книгу не ради денег и сиюминутной выгоды, не ради благосклонных улыбок партийных идеологов, а правды ради, писал для вечности, в расчете на одинокого архивариуса, который через много лет после смерти великого стратега, может быть, найдет рукопись и узнает истину. Но зачем же в этом случае марать рукопись холуйскими поклонами Брежневу, тем более Косыгину и Патоличеву?

И еще: никто не принуждал Жукова и авторов его мемуаров обзывать армию безмозглой и преклонять колени перед коллективной мудростью Центрального Комитета. Жуков вылизал коллективную задницу Центрального Комитета, и никто не видит в этом ничего зазорного, и никто не говорит, что его заставили. А вот когда он бросился полировать индивидуальную задницу Генерального секретаря, так тут же нам объясняют: его, бедного, заставили.

Говорят, что Жуков хотел донести правду о войне, потому вынужден был на компромиссы идти... Тоже правильно. Но каждая проститутка именно так свои действия обосновывает — жестокой необходимостью.

Ну а насчет правды, которую Жуков хотел донести...


— 5 -

Мемуары Жукова подавляют каждого, кто их читал, царапающей душу безграмотностью.

Повторяю: я ставлю в вину Жукову только первое издание — Москва, АПН, 1969 год. За все, что было вписано в «более правдивые варианты» после смерти Жукова, несут ответственность его дочь и многочисленные соавторы. А первое издание вышло при жизни стратега, потому он ответчик за все, что в этой книге содержится. А содержатся там вещи удивительные. Но потрясает она не только тем, что в ней есть, но и тем, чего в ней нет. Нет ничего в книге о массовой сдаче в плен кадровой Красной Армии в первые месяцы войны, нет ничего о заградительных отрядах, о мордобое, о расстрелах перед строем без суда и следствия.

Но не это главное. Главное для стратега — карты. Для бывшего начальника Генерального штаба карта — основа основ. Можно было мемуары не писать, а опубликовать карту группировки советских войск на 21 июня 1941 года. Любому военному человеку все стало бы сразу ясно. Но группировка советских войск на 21 июня 1941 года — это государственный секрет высшей категории. Его бдительно хранили в СССР, а теперь в РФ. Любители истории из мелких осколков составляют картину, но государство молчит. Всех мастей «институты военной истории» и «академии военных наук» созданы не ради того, чтобы картину прояснить, а с тем, чтобы ее затемнить. Если раскрыть группировку советских войск, то легендам о том, что война была якобы «великой и отечественной», будет нанесен окончательный и смертельный удар.

Ясное дело, Жуков вопрос о группировке советских войск обошел молчанием. Но мемуары начальника Генерального штаба, в которых нет карты обстановки, — это роскошная коробка ювелирной фирмы, на которой золотыми буквами вытиснено всемирно известное имя, но почему-то отсутствует бриллиантовое ожерелье. Такие мемуары — это соска-пустышка. Резиночка есть, а молока нет: сосите, дорогие товарищи!

Жуков знал, что группировку советских войск ему раскрыть не позволят, а коль так, нечего было и браться за мемуары, ибо текст книги — это вещь второстепенная, это только пояснение к тому, что нанесено на карту.

Но стратег и компания выход нашли. На стр. 225 первого издания карту поместили: положение советских войск, которые должны были, как нас уверяют, «отразить германское вторжение». Коммунистические идеологи не жалели средств на издание книги Жукова. Миркина пишет: «Такая нарядная в пурпурном целлофановом супере была она, эта царь-книга!» («Огонек». 1988. No 18. С. 20).

Да, не поскупился Центральный Комитет: и бумага хорошая, и обложка яркая, и карты цветные с разворотом. Но самая главная карта, которая должна была прояснить мрак 1941 года, — маленькая, черно-белая, даже серенькая и без разворота. Весь советско-германский фронт от Балтики до Черного моря — 56 миллиметров. Грудной ребенок своей ладошкой накроет сразу Северо-Западный, Западный, Юго-Западный и Южный фронты и двадцать армий, которые входили в состав этих четырех фронтов и тайно выдвигались из глубины страны на просторы Белоруссии и Украины. Карта преднамеренно сделана столь мелкой, что на ней ничего все равно не поместишь. Вроде карта и есть, но в то же время ее и нет.

Армии на этой карте перечислены списком, но их положение не показано. Просто написано: «Западный особый военный округ (3А, 4А, 10А)». Товарищи шахматисты, представьте, что вам надо анализировать шахматную партию; вам сообщают, что есть на шахматной доске король, ферзь, конь и три пешки, но где они находятся — государственная тайна. Как бы вы анализировали? Жуков явно считал читателей умственно неполноценными и именно в расчете на них писал свои сочинения.

Жуков обманывал читателей без стеснения. 21 июня 1941 года западные военные округа решением Политбюро были преобразованы во фронты. Уже одно это заставляет задуматься: Сталин нападения не ждал, а фронты развернул. Зачем? Для того чтобы такие мысли нас не тревожили и не смущали, на карте Жукова никаких фронтов нет. Вместо этого — мирные военные округа: Киевский, Прибалтийский, Западный. Мол, жили мы мирной жизнью и ничего не затевали... А ведь это — наглое передергивание. За такие вещи в былые времена били в лоб канделябром. Но измельчал народ. Почти святого шулера от истории никто за руку ловить не стал. А жалко мне, что канделябр не стал оружием пролетариата.

Но это не все. В Прибалтике находилась 27-я армия генерал-майора Берзарина Николая Эрастовича. Положение 27-й армии не только не указано, но она даже и не названа. 27-я армия попросту пропущена. Берзарин завершил войну генерал-полковником, Героем Советского Союза, кавалером девяти боевых орденов, в том числе четырех полководческих, командующим 5-й ударной армией, первым советским комендантом Берлина. По давней боевой традиции лучшего из командиров уже в ходе сражения назначали комендантом вражеского города или крепости. Этой чести Берзарин был удостоен 24 апреля 1945-го, когда до завершения ожесточенных боев за Берлин было еще далеко.

А теперь укажите мне другой пример в мировой истории, чтобы начальник Генерального штаба писал мемуары и пропустил целую армию. Удивительно, что на карте группировки советских войск Жуков пропустил армию того самого Берзарина, которого сам лично в 1945 году назначил комендантом Берлина.

Интересно отметить, в тексте армия Берзарина есть, а на карте ее нет. Эта мелочь явно указывает на неприятное обстоятельство: текст писали одни люди, а карты составляли другие. Жуков работу этих людей не координировал и не контролировал. Иначе как прикажете верить легендам, что одного взгляда на карту ему было достаточно, чтобы вскрыть коварные замыслы противников? Вот обратный пример: у Жукова было множество консультантов, редакторов и прочих помощников, но ни сам великий стратег, ни многочисленная братия не обнаружили пропажу целой армии.

Товарищ Жуков не одну армию пропустил, не одного Берзарина. С первого дня войны на Западном фронте воевала 13-я армия генерал-лейтенанта П.М. Филатова. Эта армия была развернута в соответствии с постановлением СНК No 1113-460сс от 23 апреля 1941 года. Жуков об этом или не знал, или забыл. Но 13-й армии на карте нет.

21 июня 1941 года решением Политбюро был создан Южный фронт в составе 9-й и 18-й армий. На жуковской карте обе эти армии пропущены. Пропущен весь Второй стратегический эшелон в составе семи армий и весь Третий эшелон, который находился в стадии формирования. Двенадцать армий Жуков назвал (положения не указывая), а одиннадцать армий пропустил. До корпусов, дивизий и бригад великий полководец не опускался и на такие мелочи не разменивался. После этого объявил: враг был сильнее!

Стратег ошибся. Даже если, как это сделал Жуков, половину советских армий пропустить, то и в этом случае на советской стороне оставался количественный и качественный перевес по танкам, авиации и артиллерии.

Смотрят господа иностранцы в жуковские карты, созерцают пустоты, соглашаются: эти русские остолопы совсем к войне не готовились.

Нет, господа, готовились. И не дурнее вас были. Просто не надо дурацким мемуарам верить.

Нам объясняют, что Жуков был вынужден пресмыкаться перед Брежневым ради того, чтобы рассказать правду о войне. Стоило ли ради такой правды пресмыкаться? Кому она такая кривобокая нужна?


— 6 -

Перед авторами «Воспоминаний и размышлений» стояла задача доказать неготовность к войне, и они старались. В выборе методов обмана застенчивости не проявили. В книге 734 страницы, на опровержение следует выделять вдвое больше, ибо жуковская ложь многослойна, пропитана презрением к своему народу и приторной лакейской любовью к очередному генеральному секретарю. Вот только один пример нашей «вопиющей неготовности». На стр. 214 Жуков сообщает, что за два года до германского вторжения в Советском Союзе было сформировано 125 новых дивизий. Эту цифру повторяли и до Жукова, и после него. Такую же чепуху нес и безграмотный Маршал Советского Союза А.А. Гречко: «Это позволило в 1939-1941 годах... сформировать 125 новых дивизий» (Вооруженные силы Советского государства. М., 1974. С. 60).

А вместе с ним главный военный историк генерал-лейтенант П.А. Жилин: «За 1939-1941 гг. было сформировано 125 новых дивизий» (Великая Отечественная война. М., 1973. С. 46).

Я этому тоже когда-то верил, потом усомнился. Начал сам считать, начал на дивизии карточки заводить и сведения о каждой дивизии в них вписывать. И быстро выяснил, что одних только стрелковых дивизий было сформировано 125, причем 23 из них были тут же переформированы в моторизованные. Нужно помнить, что моторизованные дивизии по количеству танков почти ничем от танковых дивизий не отличались. А кроме стрелковых дивизий, только за последний год перед германским вторжением в Советском Союзе была сформирована 61 танковая дивизия. А еще за тот же год были сформированы 79 авиационных дивизий. Жуков 125 новых дивизий вспомнил, а еще 140 дивизий забыл. Он назвал стрелковые дивизии, а про танковые и авиационные не вспомнил.

И когда говорят, что вот только у Жукова и открылась большая правда о войне, возражаю: все эти шулерские финты и трюки задолго до Жукова были тысячекратно повторены Тельпуховским, Жилиным и иже с ними.

Еще до Жукова сборник «50 лет Вооруженных сил СССР» поведал доверчивым читателям: «Особенно крупные мероприятия были осуществлены в 1939-1941 гг. Достаточно указать, что за эти годы было сформировано 125 новых дивизий» (М., 1968. С. 262). Авторы забыли уточнить, что речь идет только о стрелковых дивизиях, про 140 новых танковых и авиационных дивизиях они вспоминать не стали. Так что не Жуковым этот финт придуман.

Кроме того, в то же время были сформированы пять воздушно-десантных корпусов и еще пять готовились к развертыванию. Были сформированы десять противотанковых бригад и пр. и пр. и пр. Жуков об этом тоже забыл.

Гитлер вступил в войну за мировое господство, имея 6 танковых дивизий. А мы за один только год развернули танковых дивизий больше, чем все армии мира, вместе взятые, за всю историю человечества. Но начальник Генерального штаба, при котором это развертывание происходило, ничего об этом не знает.

Кроме дивизий Красной Армии, в тот же период бурно росли дивизии НКВД. На германской стороне Жуков пересчитал все дивизии СС, а наши дивизии НКВД в статистику не включил. Почему? Чем они от СС отличались? Только формой. А еще звериной жестокостью. СС — преступная организация. Но против собственного населения войска СС не совершили и сотой доли того, что наши доблестные чекисты совершили против народов СССР.

Возражают, что ни одна советская дивизия не была полностью укомплектована. Это вы, дорогие мои, Жукова начитались. Будьте бдительны: Жуков врет. Сейчас ради экономии места и времени этот вопрос опустим. Доказательства за мной. Я их представлю.

Соавторы Жукова повторили избитую советскую ложь: на западных границах Советского Союза находилось 170 дивизий и 2 бригады (АПН, 1969. С. 204. ОЛМА-ПРЕСС, 2003. Т. 1. С. 212). К этому вопросу я однажды вернусь и разберу его особо. Эту глупость десятилетиями повторяют наши высоколобые эксперты. Вот Григорий Иваницкий, старший научный сотрудник Института военной истории МО РФ, на страницах «Российской газеты» (22 июня 1993 г.) рассказал удивительные истории про 170 дивизий и 2 бригады. Главному редактору надо было проявить малую толику мужества: мы такого печатать не будем! И над старшим научным сотрудником надо было посмеяться всем коллективом: не надо говорить глупостей! Но редактор струсил и протестовать не стал.

Старший научный сотрудник не одинок. Жуковские выдумки про 170 дивизий и 2 бригады распространяют по миру лица с куда более высоким положением. Мемуары Жукова хвалили Маршалы Советского Союза В.Г. Куликов и С.К. Куркоткин, маршал бронетанковых войск О. Лосик. Последний министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Т. Язов не только хвалил мемуары Жукова, но и подтвердил цифру: 170 дивизий и 2 бригады (ВИЖ. 1991. No 6. С. 7). Всеобщее одурачивание, которое исходило из стен Министерства обороны и Генерального штаба, туда же и вернулось. Наши маршалы настолько вжились в свое вранье, что перестали отличать правду от вымыслов. Согласен, проверить сведения о количестве советских дивизий на западных границах не просто. Не каждый Маршал Советского Союза одарен способностью считать до 170. Но очень легко было проверить сведения о двух бригадах. Ведь это как два пальца загнуть. Вот бригада — загнем один пальчик. Вот еще — второй пальчик загнем. А вот еще десять! Если бы кто-то из наших уважаемых маршалов (и старших научных сотрудников) удосужился посчитать бригады, то легенда про 170 и 2 рухнула бы мгновенно. Любой справочник по войне дает цифру: в западных приграничных военных округах находилось 15 одних только воздушно-десантных бригад. При этом названа их дислокация, указаны командиры, расписаны структура, численность, вооружение, боевой путь бригад и дальнейшая судьба. Там же, в западных округах, находились 10 артиллерийских противотанковых бригад. И одна бригада морской пехоты. 7 бригад ПВО. 10 железнодорожных бригад. 2 стрелковые бригады.

Итого — 45.

Вот жуковская арифметика: 2 бригады назвал, 43 пропустил.

Помимо этого, существовала организационная единица под названием «бригадный район ПВО». Это та же бригада ПВО, только рассредоточенная на значительной территории. Бригада ПВО прикрывала один крупный важный объект, а бригадный район ПВО — несколько менее важных. В пяти приграничных округах было 20 бригадных районов ПВО.

Если к 45 бригадам добавить и бригадные районы ПВО, то получается, что из 65 боевых единиц бригадного уровня гений военного искусства пропустил 63. С такими математическими способностями нетрудно доказать, что враг был сильнее.

А теперь представим себе, что весной 1941 года сидит в Генеральном штабе величайший полководец ХХ века. Перед ним задача — планировать войну. Действия двух бригад он способен планировать, ибо знает, что они существуют. Но как мог этот гений планировать действия остальных 63 бригад и бригадных районов, если он не подозревал об их существовании?

Один критик — о «Ледоколе»: это на уровне анекдота. Спорить не буду. Но почему критики молчат, читая сочинения величайшего полководца ХХ века? Рассказы про две бригады — это на каком уровне?

С дивизиями — та же ситуация. В стране были развернуты за один год 61 танковая и 79 авиационных дивизий, но гений об этом слыхом не слыхивал. Как он мог планировать действия танковых и авиационных дивизий, если не знал, что они существуют?

Но вот завершилась война. Вот стратег засел за мемуары. Если на войне он совершенно не представлял себе боевую мощь Красной Армии, то надо было хоть после войны пробел заполнить. К середине 60-х годов ХХ века было выпущено достаточно книг и о танковых войсках, и об авиации, о стратегии и тактике. Открываешь книгу об артиллерии, а в ней обязательно описаны все десять противотанковых бригад, которые были созданы в западных районах страны до германского вторжения. Если бы Жуков или его многочисленные помощники раскрыли хотя бы одну книгу про артиллерию, то тут же убедились бы, что в одной только артиллерии бригад было не две, а больше. А раскрыли бы книгу про ПВО, то прочитали бы про 6 бригад и 20 бригадных районов...

Мемуары Жукова подперли заклинаниями: «Георгий Константинович исключительно ответственно подходил к работе над своими мемуарами. Были перевернуты горы архивных документов, состоялись беседы со многими бывшими подчиненными, сотни раз выверялись цифры, факты» («Красная звезда», 12 января 1989 г.). Тот, кто мемуаров не читал, кто не знаком с продукцией Агитпропа о войне, тот этим заклинаниям может поверить. Но надо просто полистать официальную коммунистическую макулатуру о войне и сравнить с мемуарами стратегического гения. Из этого сравнения следует только один вывод: никто никаких цифр и фактов не проверял и архивов не использовал. Жуков и братия лепили «самую правдивую книгу о войне» от фонаря, бессовестно переписывая факты и цифры из книг столь же безграмотных и безответственных сочинителей. С познавательной точки зрения мемуары Жукова — это военно-исторический Чернобыль. Опыт войны в Советском Союзе, а теперь в России не изучался никак. Маршалы Советского Союза Куркоткин, Куликов, Язов — случайные люди в армии. Весь их интерес заключался в том, чтобы в казармах был порядок, чтобы кровати были заправлены образцово, чтобы табуретки блестели свежей краской, чтобы стенные газеты отражали генеральный курс родной партии. Но их военные знания каждый может оценивать самостоятельно. Как можно изучать опыт войны, как можно извлечь уроки из ошибок и просчетов, если наши стратеги не имеют даже приблизительного понятия о численности войск, о количестве боевой техники? Наши маршалы хвалят книгу, авторы которой не имели ни малейшего представления о Красной Армии. Ясно, что уровень военных знаний Куркоткина, Язова, Лосика, Куликова и прочих — на уровне Жукова. А может быть, и еще ниже.


— 7 -

Когда мы говорим о том, чего в мемуарах нет, надо справедливости ради отметить, что в них есть. После смерти Сталина, дорвавшись до власти, Жуков стремился подчинить Вооруженные Силы лично себе. Для этого армию следовало вырвать из-под контроля партии и компетентных органов. Этим Жуков и занимался. Политработникам от него жизни не было. На этом стратег и погорел. Свидетельствует генерал-лейтенант Н.Г. Павленко: «Жуков не отрицал ошибок, которые совершил, находясь на посту министра обороны. Особенно переживал за те, которые были связаны с недооценкой роли армейских партийных организаций и явными перекосами в дисциплинарной практике» (ВИЖ. 1988. No 12. С. 34). Жукова прогнали с вершин. И он тут же перековался. Вся его книга — гимн политработникам. В каждом эпизоде присутствует мудрый комиссар или замполит, который дельным советом и личным примером ведет батальоны от победы к победе.

Но вернемся к тому, чего нет.

Итак, первое, что должно было быть в мемуарах честного начальника Генерального штаба, — карта обстановки. Ее не оказалось. Вернее, оказалось нечто такое, что должно заполнить звенящую пустоту. Эта работа была не выполнена, а обозначена.

Второе, что должно быть в таких мемуарах, — соотношение сил: у противника столько-то танков, столько-то самолетов, а у меня столько-то.

Третье — замыслы и планы: на что мы рассчитывали, что из этого вышло, кто виноват.

Все остальное — не важно.

К замыслам и планам мы вернемся в третьей книге, а сейчас — о соотношении сил. В изложении этого вопроса Жуков использовал метод уличных проходимцев, мошенников самого низшего звена, у которых на месте совести — кленовый лист, узорчатый и широкий, как на канадском флаге.

Мемуары Жукова испытания арифметикой не выдерживают.

Количество германских танков и самолетов Жуков сообщил дважды: «В составе групп армий „Север“, „Центр“ и „Юг“ противник ввел в действие 3712 танков и штурмовых орудий. Сухопутные войска поддерживались 4950 боевыми самолетами». Это страница 263. На странице 411 Жуков повторил цифры: 3712 танков и 4950 самолетов.

А у нас? А у нас — пустота. Товарища Патоличева в тылу великий полководец вспомнил, а танки на фронте забыл. В «самой правдивой книге о войне» великий стратег открывал ужасные тайны: «Больше 50 процентов населения страны составляли женщины» (ОЛМА-ПРЕСС. 2003. Т. 1. С. 296). А вот про самолеты не подумал сообщить. Вместо цифр: «Количественное превосходство войск врага было велико — в 5-6 и более раз, особенно в танках, артиллерии, авиации». О, бедный архивариус! Как ему разбираться: в пять раз у нас было меньше танков или в шесть? Или в десять?

Если стратег знает количество боевой техники противника с точностью до единицы, то уж свои-то пять пальцев он должен сосчитать! Зачем архивариусу жуковские разы? Почему не названы цифры? Тем более что большими (если верить Жукову) они никак быть не могли. Если у противника 3712 танков и это в пять раз больше, чем у нас, следовательно, в Красной Армии было 742 танка. Так надо прямо и откровенно сказать. А уж если у нас в шесть раз меньше было танков, то назови цифру — 618. А что такое «и более раз»?

Вот вам штабная культура: танков, по Жукову, в Красной Армии было, может быть, 742, а может быть, и не 742. Может быть, 618, а может быть, и нет. Если превосходство противника было в семь раз, то танков у нас было 530, а, может быть, их было 371, если превосходство противника было десятикратным. Большим оптимистом был Георгий Константинович, когда восклицал: умный поймет!

Нет, полная ясность и чувство глубокого удовлетворения возникают только у Язовых и Карповых, когда они читают «самую правдивую книгу о войне».

Жуков вспомнил только наши новейшие танки. Если дело на то пошло, надо было назвать их точное количество: КВ — 711, Т-34 — 1400, Т-40 — 233, БТ-7М — 704. Итого — 3048. Тут же указать, что в германской армии все танки были устаревшими, танков новых образцов не было вовсе. Как и во всех остальных странах мира. И если наших одних только новейших танков было почти столько же, сколько в Германии устаревших, то откуда вдруг взялось многократное германское численное превосходство?

Если у противника 4950 самолетов, и это в «5-6 и более раз» больше, чем у нас, следовательно, в Красной Армии самолетов было 990. Или 825. А может быть, их было 618. Или 495. Понимай как знаешь.

Вместо точного количества самолетов в этом «единственном источнике правды о войне» сказано: «В авиации преобладали машины старых конструкций. Примерно 75-80 процентов общего числа машин по своим летно-техническим данным уступали однотипным самолетам фашистской Германии» (Там же. С. 210).

Если превосходство противника было пятикратным, при этом 75-80 процентов наших самолетов были устаревшими, то новых самолетов в Красной Армии получается 200-250. А если превосходство противника было десятикратным, то новых самолетов в Красной Армии было вдвое меньше — 100-125.

Простите, но получается полнейшая чепуха, которая легко опровергается мемуарами самого Жукова.

«Маршал победы» использовал примитивный, но действенный главпуровский трюк. Он сообщил сведения, которые нельзя сравнить: СКОЛЬКО самолетов у них и КАКИЕ у нас. Прикинем: нас интересует количество воды, а нам сообщают, что она мокрая.

Ликуют товарищи: «Лишь с выходом мемуаров Г. Жукова начала проясняться кое-какая правда о начальном периоде войны». Для полного прояснения напомню: танков в Красной Армии было не 300, не 600 и не 900, а 23 925.

И боевых самолетов — не 500 и не 900. И даже не 1000, а 21 130.

Жуков попросту врал про 75-80 процентов устаревших самолетов. Ил-2 он посчитал, Ил-4 пропустил. Пе-2 посчитал, Пе-8 пропустил. Як-1 засчитан, Як-2 и Як-4 забыты и т.д. и т.п.

Мемуары названы с претензией: «Воспоминания и размышления». О каких воспоминаниях речь, если стратег ничего не помнит? Если он даже приблизительно не представлял мощь Красной Армии? О чем после того размышлять?

Известно, что Жуков книг не читал. Это зафиксировано в документах. В протоколе негласного обыска, который был проведен на даче Жукова в ночь с 8 на 9 января 1948 года, записано: «На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке» (Военные архивы России. 1993. No 1. С. 190). Жуков языками не владел. Следовательно, немецких книг он тоже не читал. И вот вопрос: а удосужился ли он прочитать «свои» мемуары? Если читал эту грязь, то почему не протестовал? Куда девалась несгибаемая воля «великого полководца»?


— 8 -

Когда вся гниль и фальшь жуковского творения всплыли, идеологи тут же нашли ответ: он не врал! Он просто не знал, сколько в Красной Армии было танков и самолетов. Метод все тот же: чтобы не назвать Жукова обманщиком, его перевели в разряд идиотов. Об этом объявил один из ведущих коммунистических военных историков, генерал-лейтенант Н.Г. Павленко (ВИЖ. 1988. No 11. С. 26).

Мы снова в тупике.

Если молодой, только что выпущенный желторотый лейтенант принимает взвод, то обязан прежде всего узнать, сколько под его командованием будет солдат и сержантов, за сколько танков, пулеметов и автоматов он лично отвечает.

Если старшина принимает роту, то обязан совершенно четко знать, сколько у него в роте пар сапог, сколько одеял, портянок и шинелей.

Если буфетчица принимает хозяйство, то знать ей положено, сколько у нее в кассе денег и сколько ящиков водки на складе.

В начале 1941 года Жуков принял Генеральный штаб. Он должен был потребовать от предшественника генерала армии Мерецкова краткий отчет — на одну страницу: людей в Красной Армии столько-то, дивизий, корпусов, армий — столько-то. В их составе: танков, пушек, гаубиц... На складах и хранилищах: снарядов, патронов, пулеметов, винтовок...

И тут же обзвонить всех командующих округами: сколько у тебя в СибВО самолетов? А у тебя в СКВО сколько танков?

Допустим, что Мерецков не сумел назвать точных цифр, в этом случае Жуков должен был тут же написать рапорт Сталину: с Мерецкова надо срочно содрать генеральские лампасы и отправить рядовым в дисбат. Или, допустим, Мерецков доложил цифирь, но она не совпадает с тем, что сообщили из военных округов. Но и в этом случае надо было звонить во все колокола, срочно формировать комиссии для обследования ведения дел в центре и на местах.

Но никаких следов жуковской активности в этом направлении никто никогда не находил.

Одно из двух:

— либо при передаче дел генерал армии Мерецков сообщил генералу армии Жукову количество танков, самолетов, артиллерии, дивизий и прочего, а Жуков все это тут же забыл;

— либо, принимая дела, Жуков просто не интересовался количеством танков, самолетов и дивизий.

Вот вам и вся разгадка катастрофы 1941 года. Начальник Генерального штаба РККА генерал армии Жуков должен был планировать боевые действия 24 тысяч танков и 21 тысячи самолетов, но он об их существовании просто по-человечески забыл. Поэтому он планировал действия 500-900 самолетов и 300-600 танков. А все остальное попросту выпало из поля его гениального зрения и планами было не охвачено.

И еще одно противоречие. Жуков и все остальные коммунистические стратеги сообщают: мы внезапный удар по Германии не готовили. Мы ждали, когда Гитлер ударит первым, сожжет наши самолеты и танки, опрокинет аэродромы, передавит командные пункты, захватит стратегические запасы, а уж после этого мы намеревались быстренько выбить его с нашей земли и тут же перенести боевые действия на вражескую территорию.

Товарищи дорогие, если у противника превосходство в танках и самолетах в «5-6 и более раз», если к тому же наши самолеты на 75-80 процентов устаревшие, то после первого внезапного удара ситуация усугубится и превосходство противника станет воистину подавляющим. Не кажется ли вам, что только дебил мог при таком раскладе планировать краткосрочные оборонительные бои с немедленным переносом боевых действий на территорию противника?

И еще: как назвать ту неблагодарную свинью, которой народ, доведенный до людоедства и трупоедства, дал под командование 24 000 танков, в том числе тысячи лучших в мире, а он даже не удосужился поинтересоваться, сколько же их было? И какая, простите, ценность мемуаров начальника Генерального штаба, который или полный дурак, или дурака из себя корчит?

Теперь вспомним заявления Жукова о том, что перед войной Сталин не интересовался делами Генерального штаба. Великий стратег Жуков якобы хотел доложить о состоянии войск, но такой возможности не представилось.

Давайте этому поверим. Но спросим: а мог ли Жуков доложить о состоянии Красной Армии, если не представлял даже приблизительно ни количество дивизий, ни число танков, самолетов и орудий в Красной Армии?

Не знаю про Сталина, а вот Жуков явно делами Генерального штаба не интересовался.

А медные трубы ревут все громче: «Будучи начальником Генерального штаба, он совершенно правильно оценивал армии врагов и состояние своих войск» (Маршал Советского Союза Д.Т. Язов. «Красная звезда», 20 апреля 2004 г.). Уж куда правильнее.

Альтернатива вот какая: или нас так и будут во всем мире считать полными идиотами (а Жукова гением), или книгу Жукова мы все-таки прочитаем и выявим в ней некоторые, мягко говоря, неточности.

Вот мнение Константина Симонова. Он говорит обо всех наших мемуаристах, в первую очередь о Жукове: «Многие из них привыкли, что пишут за них, что они только подписывают то, что им предлагают, а предлагают им то, что требуется, то, что надо. Ни цены слова они не знают, ни ответственности за написанное слово» («Знамя». 1997. No 2. С. 188).

За эти слова можно простить Симонову все его грехи.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх