• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Бийо продолжал идти вперед, но ему уже не было нужды кричать. Пленившись его воинственным видом, признав его за своего, обсуждая его речи и поступки, толпа следовала за ним, постоянно разрастаясь, словно волны во время прибоя.

За спиной Бийо, когда он ступил на набережную Сен-Мишель, шло более трех тысяч человек, вооруженных тесаками, топорами, пиками и ружьями. Все они кричали:

«На Бастилию! На Бастилию!»

Бийо погрузился в размышления. Уму его представилось все то, о чем мы упомянули в конце предыдущей главы, и мало-помалу его лихорадочное возбуждение спало. Тогда он смог взглянуть на вещи трезво.

Предприятие, которое он затеял, было величественным, но безумным. То растерянное или ироническое выражение, какое появлялось на лицах людей, слышавших клич: «На Бастилию!», говорило само за себя.

Впрочем, все это лишь укрепило Бийо в его намерении. Однако он понял, что отвечает перед матерями, женами, детьми за жизнь всех тех людей, что идут за ним, и решил принять все возможные меры предосторожности.

Поэтому для начала он повел свою рать на площадь Ратуши.

Там он выбрал из толпы лейтенанта и офицеров – псов, чья обязанность – сторожить стадо.

«В конце концов, – подумал Бийо, – во Франции есть власть, даже две власти, а то и три. Попытка не пытка!»

Итак, он вошел в здание Ратуши и спросил, кто здесь главный.

Ему ответили, что это купеческий старшина де Флессель.

– Гм-гм, – промычал Бийо не слишком радостно, – де Флессель, дворянин, то есть враг народа.

– Да нет, – услышал он в ответ, – господин де Флессель человек умный.

Бийо поднялся по лестнице. У дверей его встретил привратник.

– Мне нужно поговорить с господином де Флесселем, – сказал Бийо, когда привратник, явно желая узнать, что ему надобно, двинулся ему навстречу.

– Это невозможно! – отвечал привратник. – Он занят организацией городской милиции.

– Это очень кстати, – обрадовался Бийо, – я тоже организую милицию, и у меня уже есть три тысячи человек, готовых к бою, так что я могу говорить на равных с господином де Флесселем, у которого нет еще ни одного солдата под ружьем. Пропустите же меня к господину де Флесселю, и поживее. А если вам угодно глядеть в окно, глядите на здоровье.

Привратник и в самом деле метнул быстрый взгляд в сторону набережной, где собрались люди Бийо. Увидев эту толпу, он поспешил предупредить купеческого старшину и, дабы уверить его в правдивости своего сообщения, показал на столпившихся внизу соратников Бийо.

Зрелище это внушило купеческому старшине некоторое почтение к человеку, желающему его видеть; однако, выйдя к Бийо, он оглядел его с ног до головы, понял, с кем имеет дело, и улыбнулся.

– Это вы спрашивали меня? – сказал он.

– Вы – господин де Флессель, купеческий старшина?

– Да, сударь. Чем могу служить? Только говорите поскорее: я очень занят.

– Господин старшина, – спросил Бийо, – сколько властей правит нынче Францией?

– Ну, это как посмотреть, сударь мой, – отвечал Флессель.

– Скажите, как смотрите вы сами.

– Если вы спросите господина Байи, он скажет вам, что во Франции одна власть – Национальное собрание; если обратитесь к господину де Дре-Брезе, он вам ответит, что во Франции одна власть – король.

– А если спросить вас, господин старшина?

– А если спросить меня, я тоже скажу, что сейчас во Франции всего одна власть.

– Власть Собрания или власть короля?

– Ни та, ни другая; я говорю о власти нации, – отвечал Флессель, комкая жабо.

– Ах, вот как? Нации? – повторил фермер.

– Да, иначе говоря, тех господ, что ждут там внизу, на площади, с ножами и вертелами; нация для меня – это все люди без исключения.

– Возможно, вы правы, господин де Флессель, – отвечал Бийо, – недаром мне говорили, что вы человек умный. Флессель поклонился.

– К какой из этих властей обратитесь вы, сударь? – спросил он.

– Клянусь честью! – сказал Бийо. – По мне, если просишь чего-то важного, надо обращаться к самому Господу Богу, а не к его святым.

– Иначе говоря, вы обратитесь к королю.

– Я этого хочу.

– Будет ли нескромным с моей стороны осведомиться, о чем вы собираетесь просить короля?

– Об освобождении доктора Жильбера, который заключен в Бастилию.

– Доктора Жильбера? – переспросил Флессель пренебрежительно. – Это сочинитель брошюр?

– Это философ, сударь.

– Разница невелика, дорогой мой господин Бийо. Я думаю, у вас мало шансов добиться от короля этой милости.

– Отчего же?

– Во-первых, оттого, что если король заключил доктора Жильбера в Бастилию, значит, у него были на то свои резоны.

– Отлично! – сказал Бийо. – Он изложит мне свои резоны, а я изложу ему свои.

– Дражайший господин Бийо, король очень занят и не примет вас.

– О! Если он меня не примет, я найду способ войти к нему без разрешения.

– В этом случае вы первым делом встретите господина Де Дре-Брезе, который прикажет вышвырнуть вас за дверь.

– Вышвырнуть меня за дверь?

– Да, он хотел поступить так со всем Собранием целиком; правда, ему это не удалось, но с тем большей охотой он займется вами.

– Ладно; тогда я обращусь к Собранию.

– Дорога на Версаль перекрыта.

– Я отправлюсь туда с моей трехтысячной ратью.

– Берегитесь, сударь мой, вы встретите на дороге четыре или пять тысяч швейцарцев и две или три тысячи австрийцев, которые сотрут в порошок и вас, и вашу трехтысячную рать; в мгновение ока от вас и следа не останется.

– Дьявольщина! Что же прикажете мне делать?

– Делайте, что хотите, но окажите мне любезность увести куда-нибудь вашу рать. У меня подвалы полны пороха, и одной искры довольно, чтобы все это здание взлетело на воздух, а ваши бойцы курят, да к тому же дырявят мостовую своими алебардами – В таком случае, – оказал Бийо, – я знаю, как мне быть; я не стану обращаться ни к королю, ни к Национальному собранию; я обращусь к самой нации, и мы возьмем Бастилию.

– Каким же это образом?

– А вот каким: вы, господин старшина, дадите нам тот порох, которым полны ваши подвалы.

– Неужели? – спросил Флессель издевательским тоном.

– Вне всякого сомнения, сударь. Пожалуйте мне ключи.

– Вы, должно быть, шутите?

– Нет, сударь, я не шучу, – отвечал Бийо. Тут он внезапно схватил Флесселя обеими руками за шиворот и приказал:

– Давайте ключи, или я позову своих людей. Флессель стал бледен как смерть. Губы и зубы его конвульсивно сжались, но голос не дрогнул. Тем же ироническим тоном, что и прежде, старшина произнес:

– По правде говоря, сударь, вы окажете мне большую услугу, если избавите меня от этого пороха. Поэтому я отдам вам ключи, которых вы домогаетесь. Учтите только, что я нахожусь при исполнении обязанностей, и если вы будете иметь несчастье поступить со мной на людях так, как только что поступили с глазу на глаз, вы ровно через час будете повешены городской стражей. Вы по-прежнему хотите получить этот порох?

– По-прежнему, – отвечал Бийо.

– И сами станете его раздавать?

– Да, сам.

– Когда же?

– Сию минуту.

– Прошу прощенья, давайте условимся: мне здесь осталось дел минут на пятнадцать, а я бы предпочел, если вы не возражаете, чтобы раздача пороха началась после моего ухода. Мне предсказали, что я умру насильственной смертью, но мне очень не хотелось бы взлететь на воздух.

– Ладно, пятнадцать минут я подожду. Но у меня тоже есть просьба.

– Какая?

– Подойдемте вместе к этому окну.

– Зачем?

– Я хочу сделать вас популярным.

– Премного благодарен. Каким же это образом?

– Сейчас узнаете.

Бийо подвел старшину к окошку.

– Друзья мои, – крикнул он толпе, – вы по-прежнему хотите взять Бастилию?

– Да, да, да! – проревели три или четыре тысячи глоток.

– Но вам нужен порох, не так ли?

– Да, да! Порох! Порох!

– Так вот! Господин купеческий старшина согласен дать нам порох, который хранится в подвалах Ратуши. Поблагодарите его, друзья мои!

– Да здравствует господин купеческий старшина! Да здравствует господин де Флессель! – заорала толпа.

– Спасибо! – отвечал Бийо. – Спасибо вам от меня и от него!

– Теперь, сударь, – обратился он к Флесселю, – мне больше незачем хватать вас за шиворот ни с глазу на глаз, ни на людях, ибо если вы не дадите мне пороха, нация, как вы выражаетесь, разорвет вас в клочки.

– Вот ключи, сударь, – сказал старшина, – поистине вам невозможно отказать.

– В таком случае, ловлю вас на слове, – произнес Бийо, в чьей голове, кажется, родился какой-то новый план.

– Черт возьми, вы собираетесь еще о чем-то просить меня?

– Да. Знакомы вы с комендантом Бастилии?

– С господином де Лоне?

– Я не знаю его имени.

– Его имя господин де Лоне.

– Отлично. Знакомы вы с господином де Лоне?

– Он мой друг.

– Значит, вы не хотите, чтобы с ним стряслась беда?

– Разумеется, я этого не хочу!

– Ну вот! Чтобы с ним не стряслось беды, он должен добровольно отдать мне Бастилию или хотя бы доктора Жильбера.

– Не надеетесь же вы, что мои уговоры заставят его отдать в ваши руки узника или крепость?

– Это уж мое дело; я прошу у вас только письма к нему.

– Дражайший господин Бийо, предупреждаю вас, что если вы и войдете в Бастилию, то один, без овиты.

– Прекрасно!

– Предупреждаю вас также, что, войдя туда без свиты, вы, возможно, оттуда не выйдете.

– Замечательно!

– Я дам вам пропуск в Бастилию.

– Этого я и хочу – Но у меня есть еще одно условие.

– Какое?

– Что вы не явитесь ко мне за пропуском на Луну. Предупреждаю вас, что в тех краях у меня знакомых нет.

– Флессель! Флессель! – глухо произнес чей-то голос за спиной у купеческого старшины. – Если ты будешь no-прежнему вести двойную игру, улыбаясь и аристократам и народу, ты не сегодня-завтра выпишешь себе пропуск в те края, откуда никто не возвращается.

Флессель вздрогнул.

– Кто говорит со мной? – спросил он, оборачиваясь.

– Это я, Марат.

– Марат-философ, Марат-врач! – воскликнул Бийо.

– Он самый, – ответил тот же голос.

– Да, Марат-философ, Марат-врач, который хорошо бы сделал, занявшись лечением безумцев, – у него не было бы отбоя от пациентов, – сказал Флессель.

– Господин де Флессель, – ответил мрачный собеседник купеческого старшины, – этот отважный гражданин просит у вас пропуск к господину де Лоне. Замечу вам, что вы заставляете ждать не только его, но и три тысячи его спутников.

– Хорошо, сударь, он его получит. Флессель подошел к стогу, поднес одну руку ко лбу, а другой схватил перо и быстро начертал несколько строк.

– Вот ваш пропуск, – сказал он, отдавая бумагу Бийо.

– Прочтите, – сказал Марат.

– Я не умею читать, – отвечал Бийо.

– Тогда дайте мне, я прочту.

Бийо протянул бумагу Марату. Она гласила:

«Господин комендант!

Мы, купеческий старшина города Парижа, посылаем к вам господина Бийо, желающего обсудить с вами вопросы, касающиеся интересов этого города. 14 июля 1789 года.

Де Флессель».

– Ладно, – сказал Бийо, – сойдет.

– Вы полагаете, что такого пропуска вам довольно? – спросил Марат.

– Разумеется.

– Постойте; господин старшина прибавит к письму постскриптум, благодаря которому пропуск станет много лучше.

С этими словами Марат подошел к Флесселю, который стоял, опершись на стол, и презрительно смотрел на двух людей, с которыми имел дело до сих пор, и на третьего, полуголого, который только что возник в дверях и встал там, опираясь на мушкетон.

Этот третий был Питу, который всюду следовал за фермером и готов был выполнить любое его приказание.

– Сударь, – обратился Марат к Флесселю, – я вам скажу, какой постскриптум вам следует прибавить к пропуску, чтобы его улучшить.

– Диктуйте, господин Марат.

Марат положил бумагу на стол и, указав пальцем место, где нужно поместить постскриптум, продиктовал:

«Я вверяю жизнь гражданина Бийо, направляющегося к вам в качестве парламентария, вашей чести».

Флессель кинул на Марата взгляд, в котором ясно читалось желание скорее размозжить голову этому невзрачному субъекту, чем выполнить то, о чем он просит.

– Вы колеблетесь, сударь? – спросил Марат.

– Нет, – отвечал Флессель, – ибо в конечном счете ваша просьба справедлива.

И он приписал требуемый постскриптум.

– Однако, господа, – сказал он, – заметьте себе, что я не ручаюсь за судьбу господина Бийо.

– Зато я за нее ручаюсь, – сказал Марат, забирая у купеческого старшины бумагу, – ибо залог его свободы – ваша свобода, залог его жизни – ваша жизнь. Держите ваш пропуск, отважный господин Бийо.

– Лабри! – крикнул г-н де Флессель. – Лабри! Вошел лакей в парадной ливрее.

– Карету мне! – приказал Флессель.

– Карета ждет ваше сиятельство во дворе.

– Пойдемте, господа, – сказал старшина. – Вам больше ничего не угодно?

– Нет, – ответили в один голос Бийо и Марат.

– Пропустить его? – спросил Питу.

– Друг мой, – сказал Флессель, – осмелюсь заметить, что для несения караула у моих дверей вы одеты чересчур легкомысленно. Если вы намерены здесь остаться, прикройте, прошу вас, грудь патронташем, а спиной прислонитесь к стене.

– Пропустить его? – повторил Питу, глядя на г-на де Флесселя с видом, показывающим, что остроумие купеческого старшины оставило его совершенно равнодушным.

– Пропусти, – сказал Бийо. Питу освободил проход.

– Быть может, вы напрасно отпускаете этого человека, – сказал Марат, – следовало бы оставить его заложником; впрочем, тревожиться не о чем, я его из-под земли достану.

– Лабри, – сказал старшина, садясь в карету, – здесь, нынче будут раздавать порох. Я не хочу присутствовать при взрыве ратуши. Трогай, Лабри, трогай!

Карета покатилась к воротам и выехала на площадь, где уже начинали роптать четыре или пять тысяч парижан.

Флессель испугался, как бы толпа не истолковала его отъезд как бегство.

Он по пояс высунулся в окно.

– В Национальное собрание, – приказал он кучеру. Толпа в ответ разразилась бешеными аплодисментами. Марат и Бийо слышали последние слова Флесселя с балкона.

– Даю голову на отсечение, что он едет не в Собрание, а к королю, – сказал Марат.

– Вернуть его? – спросил Бийо.

– Нет, – отвечал Марат со своей отвратительной усмешкой. – Будьте покойны, как бы он ни поспешал, мы его опередим. А теперь займемся порохом!

– Займемся порохом! – согласился Бийо.

И они вместе с Питу двинулись по лестнице вниз.