• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

«Областная» территория г. Смоленска, разноплеменная по составу ее обитателей, выросла из территории племенной группы. Первоначально Смоленск был политическим центром тех кривичей, которые обитали в верховьях Днепра, Зап. Двины и Волги. Об этом свидетельствует, во-первых, один из источников «Повести временных лет», сообщающий: «Словѣни свое (т. е. княжение) в Новѣгородѣ, а другое на Полотѣ, иже полочане; от нихъ же кривичи иже сѣдять на верхъ Волги, и на верхъ Двины и на верхъ Дьгѣпра, их же градъ есть Смоленьскъ; тудѣ бо сѣдять Кривичи»^{529}. Во-вторых, из источников XI в. известны только смоленские поселения — Торопец, Орша, Копыс. Все они лежали в очерченных пределах^{530}. В-третьих, территория, населенная голядью, обитавшей в то время на верхней Протве, была завоевана в 1058 г.^{531} Следовательно, территория, заселенная вятичами на р. Похре, входившая в состав Смоленской «области» в середине XI в., как лежащая восточнее верхней Протвы, не могла принадлежать Смоленску до второй половины XI в. Наконец, пограничные с территорией, населенной радимичами, крепости Мстиславль и Ростиславль, судя по их названиям, были построены только в первой половине XII в.; следовательно, в первой половине XII в. явилась потребность у смолян укрепить свои права на территории радимичей, где смоленская дань дошла до Пропойска на Соже и до Зароя на Ипутп и образовались смоленско-черниговские рубежи.

Древний Смоленск (X — первой половины XI в.), территориальный центр племенной группы кривичей, был расположен, как предположительно установлено А. А. Спицыным и подтверждено работами А. Н. Лявданского, не на месте нынешнего Смоленска, а в 10 км от него, вниз по Днепру, по правую сторону реки, где излучина Днепра близко подходит к возвышенному месту и где ныне у с. Гнездова обнаружено значительное по размерам городище, остатки древнего селища и богатейший могильник, заключавший 3826 курганов (ранее их было больше) IX–XI вв., принадлежавший в массе своей местному кривичскому коренному населению^{532}. Самый «город» был обитаем и в нем обнаружены слои с VI до XII в.^{533}.

Наиболее заселенной частью области была территория вокруг Смоленска, занимающая западную часть б. Смоленской губернии, где расположено больше всего курганов (Поречье, Духовщина, Дорогобуж, Ельня, Красный)^{534}. В нескольких верстах выше старого Смоленска, при речке Ясеной близ д. Верхне-Ясеной, обнаружено городище древней родовой эпохи, в верхнем слое которого найдены следы обитателей более позднего времени (посуды на гончарном кругу)^{535}. Сама д. Ясеная известна под именем с. Ясенского по грамоте Ростислава Смоленского середины XII в.^{536} В нескольких верстах ниже по Днепру от старого Смоленска, при впадении Ольши в Днепр, обнаружены городище и селище, одновременные приблизительно гнездовским. Здесь и ниже выходил к Днепру великий путь «из Варяг в Греки». От Днепра ходили Катынью, Купринским озером, речкой Песочной, из нее волоком в р. Лелекву, затем Выдрой и Касплей в Зап. Двину, или Купринским озером и р. Взгорней, откуда волоком к Выдре. Вдоль всего этого пути идут курганы. По р. Катыни и кругом озера всего их насчитывается 65. Близ ст. Катынь и вокруг Купринского озера лежит пять городищ, из которых на двух (в городище в б. им. Вонлярово и близ д. Ерши-Лодыжицы) обнаружены следы обитателей X в. В 2 км от городища, лежащего близ д. Ерши-Лодыжици, находятся остатки селища со следами лепленой и гончарной посуды, вероятно, место древних Лодейниц, упомянутых в грамоте Ростислава Смоленского, где брали 10 гривен дани. Населенной в то время была и местность к югу от Днепра, где карта земли IX–XIV вв. указывает, согласно показанию источников, значительное число поселений. Здесь же в 27 км к юго-востоку от нынешнего Смоленска, близ д. Ковшаров, лежало укрепленное поселение (городище), жизнь в котором не прекращалась с VIII по XII в., а вокруг него открыты следы поселения площадью до 4–5 гектаров. Следы керамики с орнаментом типа Ковшарокского городища найдены в новом (нынешнем) Смоленске под слоем обломков плимф от храма, построенного Владимиром Мономахом в 1101 г.^{537}.

И по летописи и по данным археологии старый Смоленск был уже значительным центром, когда на него распространилось господство «Русской земли»; подтверждается это и сведениями Константина Багрянородного.

Интерес к Смоленску на юге, в «Руси» имел место уже во времена Игоря. Об этом свидетельствует, во-первых, Константин Багрянородный, говоря, что киевский князь со всеми росами ездит в полюдье, между прочим к кривичам, и упоминает Смоленск в числе тех центров, откуда приходят однодеревки^{538}. Во-вторых, по рассказу фрагмента какой-то смоленской летописи, отразившейся в Архангелогородском летописце, Игорь был первый южнорусский князь, признанный Смоленском. Город управлялся тогда «старейшинами». Плывшие ранее по Днепру мимо Смоленска Аскольд и Дир «не явистася въ Смоленску: зане градъ великъ и многъ людми»^{539}.

Интерес к Смоленску, естественно, должен был вырасти с ослаблением хазарского ига, наступившим вслед за нашествием угров и особенно после нашествия печенегов в конце IX в. Как определилось преобладание «Русской земли» над Смоленском, мы не знаем. Историческое объяснение летописцев основывается на двух легендах: на легенде о том, что Игорь был сыном Рюрика и его законным политическим преемником, и на легенде о том, что варяги, пришедшие из «заморья», брали дань с словен, кривичей и чуди. Первая легенда исчерпывающе проанализирована Шахматовым^{540}. Вторая легенда требует некоторых комментариев. Если мы обратимся к летописному тексту, в древнейшем своем виде сохранившемуся в Новгородской 1-й летописи, то связь между рассказом о дани в пользу варягов со словен, кривичей и мери и рассказом о дани, платимой теми же племенами в Киев, станет совершенно очевидной. По Новгородской 1-й летописи, рассказ о призвании варягов начинается с того, что словене, кривичи и меря, жившие «кождо своимъ родомъ», платили дань варягам. О чуди вставлено позже; это видно из контекста и было правильно отмечено Шахматовым^{541}. Повествование об утверждении Олега и Игоря в Киеве кончается сообщением, что с Игорем были варяги, осевшие в Киеве, и что словене, кривичи и меря стали платить дань варягам в Киев.

Текст Новгородской 1-й летописи несколько испорчен повторением слова «варягом»: выходит, что варяги, наряду с другими племенами, стали платить дань самим себе. Первоначально повторения этого не было, как можно заключить из сравнения Новгородской 1-й летописи с Лаврентьевской и Ипатьевской. Во всяком случае ясно, что, по мысли составителя летописного рассказа, три племени, платившие сначала дань варягам, пришедшим из «заморья», стали потом платить дань в Киев, где осели варяги вместе с Игорем (или Олегом).

Выше мы видели, какие отношения в XI в. создавали почву для появления такой легенды. Уплата дани в Киев из Новгорода и Смоленска была для составителей летописных сводов XI в., как мы говорили, современной действительностью. Кроме того, известно было, что варяги приходили с севера. Таким образом, киевский летописец сообщил о путешествии Игоря из Новгорода в Киев, связав этот рассказ с киевской легендой о падении власти Аскольда и Дира. По пути Игорь и воевода его Олег «налѣзоста Днѣпрь рѣку и Смолнескъ град»^{542}. Рассказ этот содержит зерно истины: находясь между «Русскою землею» и «внешней Русью», Смоленск должен был признать господство киевского князя. Но как это произошло, мы в точности не знаем. Заключать с уверенностью на основании Константина Багрянородного, что сам Смоленск входил в состав «внешней Руси», мы не можем, так как текст К. Багрянородного не дает данных. «Русское», т. е. южнорусское, влияние обнаруживается на археологическом материале старого Смоленска. По словам археолога Сизова, раскопанный им один из самых больших гнездовских курганов «по своим размерам, по грандиозности погребального обряда и по характеру вещей… можно считать третьим после курганов „Гульбище“ и… „Черная могила“, раскопанных Самоквасовым близ Чернигова, весьма сходных по погребальному обряду с гнездовским курганом и относящихся также к X веку»^{543}. Заезжий византиец или араб X в. имели некоторые основания считать такого представителя смоленской знати «русом», как и представителя знати киевской или черниговской^{544}.

В Смоленске южнорусские князья в X в. не стремились, повидимому, создать своей базы, подобно тому как они стремились к этому в Новгороде или близ Новгорода. Недаром в первой половине X в. у арабов сложилось представление о трех племенах «Руси», из которых одно они приурочивали к словенам, другое — к Киевщине, а третье — к Причерноморью. Возможно, конечно, что они посылали в Смоленск своих «мужей», но ни о каких «мужах», посаженных в Смоленске Игорем, летописец первоначально не говорил, судя по тексту Новгородской 1-й летописи. Интерес к Смоленскому краю на юге выражался преимущественно в осуществлении права сбора полюдья; киевский князь со всеми россами (в первой половине X в.) наезжал и собирал полюдье среди кривичей, как пишет Константин Багрянородный. Со временем это право перешло в право взимания дарового полюдья со Смоленска. Приходится констатировать отсутствие известий о Смоленске в киевских летописях до второй половины XI в.: Древнейший киевский свод носил местный, южнорусский характер. Смоленск упоминается под 1015 г. только потому, что под Смоленском, на Смядыни, был убит Глеб. Признавая суверенитет «Руси», Смоленск оставался признанным на юге центром кривичей Верхнего Поднепровья, о чем мы говорили выше, а также кривичей верхней Зап. Двины и верхней Волги и стремился распространиться за пределы территории кривичей. Какие же силы обеспечивали за Смоленском эту роль, это положение?

Нет сомнения, что в старом Смоленске IX–XI вв. сложилась своя сильная феодальная знать, богатство которой раскрывает содержимое гнездовских погребений. Она выросла на местном корню: гнездовские курганы в массе своей принадлежали кривичам, как признают все археологи. Можно думать, что богатство и могущество этой знати держалось на эксплоатации зависимого и полузависимого населения. Она обогащалась и посредством примитивного обмена, о чем свидетельствуют многочисленные гирьки для взвешивания диргемов, обнаруженные на гнездовском кладбище^{545}. Нет сомнения также, что это была знать, организованная в военном отношении. Военный характер погребений бесспорен, как утверждает А. В. Арциховский^{546}. В курганах обнаруживают трупосожжения с оружием. Поражает число этих «дружинных» курганов, свидетельствующих о сосредоточенном существовании смоленской военной знати на территории селища и городища. Письменные памятники, относящиеся к XII–XIII вв., говорят, что в Смоленске были сотские и тысяцкий^{547}.

Почему Смоленск стремился укрепиться в верховьях Днепра, верховьях Зап. Двины и верховьях Волги? Уже априорно можно полагать, что там Смоленск находил платежеспособное население. Грамота Ростислава Смоленского в полной мере подтверждает такое предположение. Если мы из многочисленных названий погостов и волостей, помянутых в грамоте, выберем только те, которые платили дани от 100 гривен и более, и нанесем их на карту, то убедимся, что все они лежали в указанных районах. Великие Вержавляне (9 погостов), платившие 1000 гривен, лежали близ верховьев Днепра, на пути с Днепра в Обшу, Межу и Зап. Двину^{548}. Торопец, плативший 400 гривен, лежал на р. Торопе, притоке Зап. Двины, на пути в Великие Луки, к Ловати, и на сухом пути из Руси в Новгород через Буйце. Кроме того, он платил 40 гривен урока и поставлял лисицы, черные куны, рыбу, скатерти, убрусы и т. п. Как торговый центр он был уже известен в XI в.: по житию Феодосия, принятый Антонием в Печерский монастырь Чернь был в миру «богат»: «бѣ бо купець торопчанин»^{549}. Врочницы, платившие 200 гривен, как предполагают, лежали близ верховьев Зап. Двины, между Зап. Двиной и Торопой^{550}. Хотшин, плативший 200 гривен, лежал в верховьях Волги, на Селигерском пути^{551}. Жабачев, плативший 200 гривен, лежал на берегу озера Селигер (у д. Верхней Руды), на Селигерском пути^{552}. Жижец, плативший 130 гривен, кроме погородия, лежал у пути «из Варяг в Греки», из Зап. Двины в Кунью и Ловать^{553}. Каспля, платившая 100 гривен, лежала на пути «из Варяг в Греки» близ верхнего Днепра, на пути от Днепра в Зап. Двину, о котором мы говорили выше, указывая на признаки населенности этого района^{554}. Наконец, Воторовичи (Вотовичи), платившие 100 гривен дани, лежали на р. Вотри, близ Днепра, откуда, как полагают, начиналась переправа товаров и людей к р. Елше и Зап. Двине^{555}.

По некоторым данным, распространение смоленской дани на севере шло именно из Торопца. Это распространение шло от Торопца на север и на северо-запад, в сторону Ловати, где со временем было остановлено встречным движением со стороны Новгорода. Одним из крайних смоленских поселений в этом направлении была Дубровна, упомянутая в Новгородской 1-й летописи, как «селище в Торопецкой волости»^{556}. С юго-запада укрепленным форпостом Торопецкой волости был названный выше Жижец, тянувший (по более поздним данным) к Торопцу. Есть основания полагать, что распространение смоленской дани на северо-восток, к озеру Селигер и к верховьям Волги, шло также из Торопца. Во-первых, «Торопецкую волость» воевали из Торжка, следовательно, она выходила к северо-восточным рубежам Смоленской «области»^{557}. Во-вторых, в Уставной грамоте Ростислава упомянуты Хотшин и Жабачев, лежавшие в районе Селигера и верхней Волги, и не упомянута Ржева. Сама Ржева упоминается в начале XIII в. как город торопецкого князя^{558}. Таким образом, распространение смоленской дани на верхнюю Волгу шло не со стороны р. Вазузы, а со стороны Торопца. Это подтверждается тем, что г. Зубцов, расположенный при впадении Вазузы в Волгу, к Смоленской «области» не принадлежал; а далее, вниз по Волге, в районе р. Холохольни шли места, где брали дань новгородцы.

В XI в. Смоленску потребовался свой смоленский князь, который сидел бы в Смоленске. Эта потребность, вызванная интересами местной феодальной знати, необходимостью «блюсти» смердов и обеспечивать их эксплоатацию, стояла с связи также с территориальным ростом не только Смоленской земли, но и соседних земель — Новгородской и особенно Полоцкой, угрожавшей Смоленску. Единственное направление, в котором Смоленск не мог расширять своей территории, было направленно западное, ибо здесь интересы Смоленска очень рано столкнулись с интересами и притязаниями Полоцка. Орша выступает уже в летописном известии под 1067 г. в качестве пограничного поселения, принадлежащего Смоленску: оттуда, из «Рши у Смоленьска», Ярославячи вызывают Всеслава Полоцкого, и он к ним «переѣха в лодьи чресъ Днѣпръ»^{559}; судя по этому известию, поселение Орша частью могло находиться на левой стороне Днепра (городище в Орше лежит на правом берегу реки); лежавший ниже на Днепре Копыс, служивший в XII в. источником смоленского дохода в качестве узлового места на путях, упомянут уже в Ипатьевской летописи под 1059 г. Полоцкие владения подходили к самому сердцу Смоленской земли. Так было и в XII в.; из сообщения Новгородской 1-й летописи под 1198 г., когда полочане встретили новгородскую рать «на озѣре на Касъпле», видно, что полоцкий рубеж близко подходил к Касплинскому озеру. Полоцкая территория, таким образом, близко подходила к самому Смоленску. В 60–70-х годах XI в. Полоцк стал проявлять агрессивность по отношению к Смоленску. В 1067 г. Всеслав делал, повидимому, приготовления к нападению на Смоленскую землю, по встретил отпор со стороны Ярославичей. В 70-х годах Всеслав совершил нападение на Смоленск, сжег город и ушел в свою землю. Владимир Мономах не успел его захватить, но в отместку опустошил города Полоцкой территории Лукомль, Логожск и Дрютск^{560}. Из известия под 1116 г. можно вывести, что полочанами были захвачены Орша и Копыс, но Мономах отнял их у Глеба Всеславича^{561}. Организационная сила князя требовалась и при овладении иноязычным населением, обитавшим к востоку от Смоленска.

По сведениям позднейших летописей, нуждающимся в проверке, Владимир Киевский посадил в Смоленске своего сына Станислава, умершего, предположительно, в 30-х годах XI в.^{562} По сведениям вполне достоверного источника, в Смоленске в 1055 г. сел сын Ярослава Вячеслав, а после его смерти — Игорь Ярославич, умерший в 1060 г.^{563} Еще при жизни Игоря Смоленского Изяслав Киевский, помогая, очевидно, своему младшему брату, ходил на Голядь и «победи»^{564}. Видимо, распространение смоленской дани на восток не встречало препятствий со стороны других «областных» центров во второй половине XI и в первые десятилетия XII в. Об этом свидетельствует, во-первых, то, что территория Смоленской «области» глубоким языком вдается на восток. Во-вторых, на востоке Смоленской «области» до второй половины XII в. письменные источники не указывают ни одной крепости. Можайск, повидимому, как «город» в XII в. еще не существовал. В Уставной грамоте Ростислава и в приписке к ней он не упомянут. Первые сведения о нем вообще появляются только во второй половине XIII в.^{565} Признаки сопротивления со стороны соседей на востоке появляются в 40-х годах XII в. Но и тогда, в 1147 г., врагами смоленского князя были захвачены «люди Голядь» на верхней Протве; нападение было организовано не с востока, а с юга: Юрий Долгорукий приказал князю Святославу Ольговичу Новгород-Северскому повоевать Смоленскую землю. В том же году Святослав Ольгович посылал половцев опустошать верховья Угры, принадлежавшие Смоленску^{566}. С этой стороны, вероятно, и ранее грозила опасность, чем и объясняется построение восточнее Смоленска на Днепре крепости Дорогобуж и г. Ельни в верховьях Десны, где волость Дешняны платила Смоленску 30 гривен дани. Близ верховьев Угры на р. Оболви смоленская дань в первой половине XII в. пришла в соприкосновение с черниговской, так как Оболвь принадлежала к Черниговской «области», но там, как мы уже говорили, смоляне собирали «гостиниую дань».

С верхней Протвы, где обитала голядь, смоленская дань распространялась на Пахру: грамота Ростислава Смоленского указывает Добрятино, лежавшее на р. Пахре, как хорошо известно нам из других источников. Распространялась ли смоленская дань далее на восток? В грамоте Ростислава Смоленского упомянута «Суждали залѣсская дань, аже воротить Гюгри» (т. е. Юрий Долгорукий). Эту фразу долгое время толковали и толкуют в том смысле, что «ранее смоленские владения простирались гораздо далее на северо-восток (в тексте, по описке, — на северо-запад) в область Суздальско-Залесскую, с которой шла на Смоленск дань, захваченная Юрием Долгоруким». Так писал Н. Барсов^{567}. Ту же мысль развивал П. В. Голубовский: «если мы посмотрим на карту, то увидим, что еще в XII ст., как и в XIV, смоленские владения занимают почти все среднее течение р. Москвы, охватывают ее с севера (Искона, Берестов, Загорье) и юга (Числов, Сутов, Добрятино, Доброчков). Это обстоятельство заставляет предполагать, что то место на среднем течении р. Москвы, где стоит город Москва, также входило в состав Смоленской земли. Известно, что город Москва, т. е. раньше бывшее тут древнее поселение, был укреплен Юрием Долгоруким. Это был со стороны суздальских князей первый шаг к захвату всей восточной половины Смоленской земли, окончательно осуществившийся лишь в XIV в. На этот первый захват и указывают слова уставной грамоты: „Суждали залѣсская дань, аже воротить Гюрги“»^{568} и т. д. Следует заметить, однако, что из данных карты П. Голубовского не вытекает, что смоленские владения простирались далее на восток и захватывали территорию Москвы: Москва, по данным карты, оказывается пограничной с суздальской территорией.

П. Барсов и С. М. Середонин объясняли «залѣсскую» дань колонизационным движением смоленских кривичей по Клязьме «до самой Волги»^{569}. Середонин отметил, что «залѣсскими городами назывались тогда города Владимир и Переяслав», и полагал, что слова грамоты о «Суждали залѣсской дани» служат указанием на то, что долина р. Клязьмы заселялась из Смоленской земли^{570}. Мы вернемся ниже к объяснению Барсова и Середонина, связывавших права на «залѣсскую» дань с процессом колонизации, а предварительно попытаемся без предвзятой мысли подойти к тексту самой грамоты.

В ней говорится о какой-то «дани», которая ранее передавалась в Смоленск и которую отобрал, взял себе Юрий Долгорукий. Десятина с нее шла ранее в пользу церкви св. Богородицы. Дань эта названа «Суждали залѣсская дань», что буквально означает: залесская дань, получаемая с «Суждаля», с Суздаля, Суздальской земли, подобно тому как выражения «Бѣница 2 гривны» или «Дѣдичи и дань и вира 15 гривнъ», или «на Конысѣ полюдья четыри гривны» означают в тексте грамоты дань или другие поборы, получаемые с Бениц, Дедичей, Копыса и т. п.^{571} Из текста таким образом, никак нельзя вывести, что дело идет о пограничной смоленской территории, захваченной Юрием, и тем более, что дело идет о территории, захваченной незадолго до составления грамоты. П. Голубовский полагал, что дело шло о дани, захваченной Юрием в конце 40-х годов XII в. В конце 40-х и в начале 50-х годов XII в. Юрий действительно вел военные действия против Изяслава и Вячеслава Киевского и Ростислава Смоленского; в эти же годы он у Новгорода «дани от них (т. е. от новгородцев) отоимал»^{572}. Нет никаких сведений, чтобы ранее Юрий предпринимал какие-либо военные, враждебные действия против Ростислава Смоленского. Но если бы прав был Голубовский и дело шло бы о дани, незадолго перед тем захваченной Юрием, то в тексте грамоты не могло бы стоять: «Суждали залѣсская дань». А еще ранее, при жизни Мономаха, такого захвата Юрием смоленской территории, на возвращение которой мог бы рассчитывать Ростислав, конечно, быть не могло. Скорее можно допустить, что дело шло не о дани с захваченной смоленской территории, а о дани, собираемой с суздальской территории Смоленском одновременно, параллельно с Суздалем, но подобные случаи известны только в пограничных местах. Останется непонятным в таком случае, почему дань названа «залѣсской». Середонин и Барсов, полагая, как мы говорили, что она собиралась в долине р. Клязьмы, связывали ее установление с процессом колонизации. Но, по данным А. В. Арциховского и О. Н. Бадера, вятичи обитали не только в районе Москвы, но и в восточной части б. Рузского уезда, в южной части Звенигородского уезда и занимали выступ на верховьях Клязьмы, причем курганы истоков Клязьмы в основном были вятичскими, но в них имеются и кривичские погребения^{573}. Мы готовы допустить, что была колонизационная струя из Смоленской земли в Ростово-Суздальскую. Но если бы это движение (если оно существовало) определяло распространение смоленской дани на восток, то смоленская дань распространилась бы по течению Волги, от Вазузы до Медведицы, и на территорию, лежавшую к югу от верхней Волги до р. Истры. Между тем мы видели, что в районе Холохольни, впадающей в верхнюю Волгу, и на территории водораздела между Ламою, Лобью, Шошею и Держею, с одной стороны, и Истрою и Рузою — с другой, дань была захвачена новгородцами.

Если какая-то дань, получаемая с «Суждаля», передавалась ранее в Смоленск, то естественнее всего заключить, что дело шло о признании чьих-то суверенных прав в Суздальской земле, подобных тем правам, которые имели киевские князья в Новгороде, получавшие с Новгорода дань. Есть ли данные, что такие права в Суздальской земле действовали ранее? Это были права «Русской земли» над Ростово-Суздальской землею: права Киева, Чернигова и Переяславля-Русского. По представлению составителя Древнейшего киевского летописного свода, они восходили ко временам Игоря, при котором меря, наряду с ело венами и кривичами, должна была давать в Киев дань. Знаем вполне достоверно, что Святослав Черниговский, сын Ярослава Мудрого, посылал в «Ростовскую область» Яна Вышатича брать там дань. В 70-х годах XI в. в руках Всеволода Ярославича Переяславского (Переяславль-Русского) сосредоточились и Смоленск и Ростово-Суздальская земля^{574}.

После смерти Всеволода (1093 г.) и Смоленск и Ростово-Суздальская земля перешли во владение его сына Владимира Мономаха, владевшего Переяславль-Русским с 1084 г. Мы знаем, что Смоленск был особенно предметом его забот. Он хотел учредить там особую епископию, о чем говорит запись 1101 г., и учрежденную только внуком его Ростиславом Смоленским в 1137 г., как известно из летописи^{575}. Сама изучаемая нами грамота заявляет об установлении епископии и о том, что Мануил является первым смоленским епископом. Мономах поставил в новом Смоленске церковь св. Богородицы, ту самую церковь, доходам которой специально посвящена изучаемая нами грамота, и ей назначил доходы, как случайно обнаруживается из приписки к грамоте: «и се еще и Холмъ даю святѣи Богородици и епископу, якоже дано дѣдомъ моимъ Володимеромъ Семенови^{576} преже епископу строить нарядъ церковный и утверженье». Нет сомнения, что дань с Ростово-Суздальской земли привозилась при Мономахе через Смоленск. Только в 1095–1096 гг. смолняне приняли к себе и держали Давыда Святославича^{577}. Это был обычный, проторенный путь к Поднепровью. Мы достоверно знаем, что именно через Смоленск ездил в Ростово-Суздальскую землю Мономах в начале XII в.: «и потомь паки идохомь к Ростову на зиму, и по 3 зимы ходихомъ Смолинску; и се нынѣ иду Ростову… и на зиму Смолинску идох, и Смолинска по Велицѣ дни выидохъ; и Гюргева мать умре (мать Юрия, жена Мономаха умерла в 1107 г.) …идохомъ Смоленьску, и потомь идохъ Ростову». Так писал сам Мономах в своем «Поучении». Здесь разумеется уже новый Смоленск, выросший на одном из трех городищ, расположенных в 10 км от старого Смоленска вверх по Днепру, где Мономах держал в начале XII в. своего сына Святослава и где он предполагал учредить резиденцию епископа. Еще при жизни отца своего Всеволода приехав из Смоленска, Мономах передал ему 300 гривен золота^{578}.

Когда по смерти отца или, вернее, в последние годы жизни его, Мономах посадил в Ростове малолетнего Юрия и другого сына Мстислава, позванного в 1095 г., по свидетельству Лаврентьевской летописи, новгородцами в Новгород, куда он и поехал из Ростова, Мстислав, а затем Юрий должны были, очевидно, отсылать часть дани в Русь, ибо Ростово-Суздальская волость считалась «волостью» Мономаха. Это признавал и Олег Святославич, воевавший с сыновьями Мономаха: «иди в волость отца своего Ростову», — говорил он в 1096 г. Изяславу Владимировичу, сидевшему в Муроме^{579}. В конце 1096 и в начале 1097 г. Мстислав снова был в Ростово-Суздальской земле вместе «съ малым братомъ своимь (т. е. Юрием) хлѣбъ ѣдучи дѣдень» и (в январе — феврале) уехал в Новгород^{580}. В первые десятилетия XII в. Юрию, очевидно, приходилось отдавать часть дани в Русь. Мы не знаем, как полностью расходовалась эта дань, на какие она шла нужды. Мы знаем только, что десятина «залесской дани», получаемой в «Суздале», была определена церкви св. Богородицы, построенной в новом Смоленске Мономахом. Очень вероятно, что именно, подражая своему отцу, Андрей Боголюбский в 1158 г. определил, как мы знаем, «десятины в стадѣхъ своихъ и торгъ десятый» церкви (тоже — св. Богородицы), построенной им тоже в новой княжеской резиденции и притом в городе своего отца, им основанном (г. Владимире-Залесском).

Таким образом, упоминание в грамоте Ростислава Смоленского «о залѣсской» дани, получаемой в «Суждале», служит указанием на суверенные права «Русской земли» в Ростово-Суздальской «волости», прекратившие действовать до сентября 1151 г. при Юрии Долгоруком. Дань эта обозначена в грамоте Ростислава Смоленского, хотя шла она в «Русскую землю». Но и «погородие», перечисленное в приписке к грамоте Ростислава, шло, как выше мы видели, в «Русскую землю». В «Русскую землю» Ростислав передавал и «даровое полюдье», как явствует из летописного известия 1133 г. Традиция передачи «залесской» дани не нарушалась, по всем признакам, при преемнике Мономаха Мстиславе Киевском, походившем на своего знаменитого отца и пользовавшегося неизменным авторитетом среди своих младших братьев; он продолжал традицию Мономаха в «Русской земле»; достаточно напомнить, что, по образному выражению летописца, Мстислав загнал половцев за Дон, за Волгу и за Яик^{581}.

По смерти Мстислава отношения Юрия с Киевским югом несколько поколебались. Юрий начал враждебные действия против Ярополка и его племянника Всеволода, домогаясь Переяславля-Русского. Ему пришлось пойти на соглашение. Ярополк Киевский уступил ему Переяславль-Русский, получив взамен часть Ростово-Суздальской земли с Ростовом и Суздалем^{582}. Тем самым дань в «Русскую землю» как бы обеспечивалась. Нов 1137 г. Юрий вернулся в Ростов, а в конце 40-х годов наступил полный разрыв между Изяславом Киевским и Ростиславом Смоленским, с одной стороны, и Юрием — с другой. Суздальская дань была окончательно отнята Юрием Долгоруким, о чем и свидетельствует Уставная грамота Ростислава. В сентябре 1151 г., когда писалась дата, еще была надежда, что Юрий «воротить» залесскую дань в «Русскую землю», где сидели Изяслав и Вячеслав, которого Изяслав и Ростислав Смоленский нарекли своим «отцом»^{583}. Наш вывод, что Юрий отнял дань, которая должна была итти в «Русскую землю», в Киев, подтверждается сведениями о новгородской дани. Из переговоров Изяслава с Юрием, помещенных в Ипатьевскую летопись под 6657 (1149) г., видно, что Изяслав желал сохранить за собою не только Киев, но и права князя-сюзерена в Новгороде и что он, уступив Юрию Киев, настоял на том, чтобы Юрий уступил ему («Изяславу») все же «все дани новгороцкыи», т. е., очевидно, дани, получаемые Изяславом в качестве киевского князя. Вытесненный ранее из Киева Юрием, Изяслав отвез с собою (во Владимир-Волынский) митрополита Клима. В Новгороде сидел сын его Ярослав.

Итак, на восток смоленская дань не шла далее верхней Москвы и течения р. Пахры. На юге смоленская дань распространилась в область радимичских поселений и дошла по р. Сож до Пропойска, т. е. до тех мест, где исстари радимичи платили дань в «Русь». Еще Владимир Святославич Киевский посылал воеводу на радимичей, обитавших по р. Пещане (Пищане). Нам достоверно известно, что эти радимичи платили дань на юг, «Руси», в XI в., когда составлялся киевский летописный свод: «повозъ везуть и до сего дне», читаем в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях под 984 г. Река, или ручей, Пещана (Пещань, Псщаня) впадает с запада в р. Сож, в 6 кмот Пропойска. По сведениям Щекатова, в этих местах имелась в изобилии болотная руда и еще на рубеже XVIII–XIX вв. здесь выделывал ось железо, причем употреблялось «на крестьянские токмо надобности»^{584}. Смоленско-черниговские рубежи образовались едва ли ранее первой половины XII в. Крепости Мстиславль и Ростиславль, судя по их названиям, были построены, как мы говорили, в первой половине XII в. Продвижение Смоленской дани по Сожу до Пропойска должно было привести к столкновению интересов Смоленска и Чернигова. В начале 40-х годов XII в. Ростислав Смоленский вторгся в черниговские пределы и воевал черниговскую волость в районе Гомия на Соже^{585}. По р. Сож в XII в. установилось движение, судя по тому, что, согласно грамоте Ростислава, в Прупое (т. е. Пропойске) брали «10 гривен… а в корчмитѣхъ не вѣдати…» Из летописи действительно видно, что по Сожу был путь из Киева в Новгород^{586}. В лежавшем на этом же пути, но в северной, противоположной стороне Смоленской «области» Лучине уставная грамота также отмечает корчмы как источник дохода. Восточнее р. Сож смоленская дань дошла до течения р. Инути, где лежал Зарой, упомянутый в летописи в качестве смоленского пограничного поселения^{587}.

Сопоставление данных подтверждает, что в X и в первой половине XI в. Смоленск был территориальным центром племенной группы кривичей, обитавших в верховьях Днепра, Западной Двины и Волги, в эпоху старого Смоленска (Гнездово), замечательного богатством своей военно-феодальной знати из местного кривичского населения^{588}. Подчиняясь киевским князьям, Смоленск, однако, не привлекал в такой мере внимания Киева, как Новгород. Смоленск в первую очередь укреплял свою дань там, где находил платежеспособных смердов. В XI в. смоленская территория пришла в соприкосновение с соседними «областями» — Полоцкой и Новгородской. Широкие возможности к продвижению дани оставались на востоке. Местная знать получает своего постоянного князя, сидевшего в Смоленске. На востоке смоленская дань захватила неславянское племя, обитавшее в верховьях Протвы, и дошла до вятичей на р. Пахре. На территорию г. Москвы и восточнее смоленская дань не распространилась. «Залесская» дань, получавшаяся с «Суждаля», была данью в «Русскую землю» из Ростово-Суздальской земли; десятину с этой дани получала смоленская церковь св. Богородицы. Колонизация не могла не влиять на ход распространения смоленской дани, но определяющей роли не играла. Можно смело утверждать также, что торговое движение не играло роли в распространении дани на восток, в сторону Москвы, так как признаки такого движения наблюдаем здесь сравнительно в очень поздние времена. В первой половине XII в. смоленская дань находилась в соприкосновении с черниговской; во времена Мстислава и Ростислава Смоленск укреплял свою дань в местах обитания радимичей. Центром области был новый Смоленск, ставший епископской резиденцией (но мысли Мономаха, при Ростиславе) и резиденцией смоленского князя.

Примечания:

⁵ Там же.

⁵² Там же, стр. 27.

⁵³ С. В. Юшков. Общественно-политический строй и право Киевского государства. 1949, стр. 325.

⁵⁴ С. В. Юшков. Очерки…, стр. 51.

⁵⁵ С. В. Юшков. Общественно-политический строй…, стр. 58–68.

⁵⁶ Теория о превращении дани в земельную докапиталистическую или феодальную ренту в Киевской Руси была впервые предложена С. В. Юшковым. Но у самого С. В. Юшкова нет установившегося представления о том, что, собственно, следует разуметь под превращением дани в феодальную ренту. Так, в курсе «История государства и права» превращение дани в феодальную ренту он объясняет так: «Дань, которая первоначально взималась мехами, медом и воском, со второй половины X в. стала взиматься деньгами. Изменилась и единица обложения: раньше дань собиралась с „дыма“, то есть со двора, теперь стала собираться с рала — с плуга. Наряду с этим население, платившее дань князю, должно было нести и всякого рода другие повинности, в частности давать корм княжескому агенту, сидевшему в погосте. Словом, дань стала с течением времени превращаться в феодальную ренту» (стр. 80). В недавно вышедшей книге «Общественно-политический строй и право Киевского государства» (М., 1949) С. В. Юшков делает существенные добавления или пояснения: превращение дани в феодальную ренту заключалось также в захвате земель, обложенных данью, князьями в свое феодальное владение и в раздаче князьями боярам и церковным учреждениям дани и населенной земли (стр. 286).

Если принять последнее объяснение, то можно говорить только о частичном переходе, ибо дань оставалась и в XI и в XII вв. Было, конечно, немало случаев, когда, освобождая от дани и суда, в сущности фиксировали веками вызревавшие отношения. Принципиальное различие между данью и феодальной рентой оставалось. Дань была разновидностью феодальной эксплуатации, но эксплоатации, осуществляемой не отдельными феодалами, а государственным аппаратом. Если принять, что С. В. Юшков прав в обоих случаях, т. е. что грань между данью и феодальной эксплоатацией, осуществляемая отдельными феодалами, стиралась, что дань, собираемая по погостам, превращалась в феодальную ренту, мы придем к необходимости пересмотреть учение о феодальной ренте, согласно которому древнейшими формами ренты при феодализме были отработочная рента и рента продуктами, а более поздняя — денежная. Мы знаем, что денежная рента предполагает уже сравнительно значительное развитие торговли, городской промышленности, товарного производства вообще, а вместе с тем и денежного обращения. На Руси денежная рента появляется в XV в. Между тем, дань на Руси в XII в. собиралась частично деньгами, гривнами (см. грамоту новгородского князя Святослава XII в., грамоту смоленского князя Ростислава XII в.). Следует иметь в виду возможность обращения различных натуральнохозяйственных поборов, шкурок, в серебро как по погостам, так и в более крупных центрах.

⁵⁷ М. Д. Приселков. Киевское государство второй половины X в. но византийским источникам. «Уч. зап. ЛГУ», 1941, вып. 8.

⁵⁸ Он не является развитием соображений С. Гедеонова. Интересы С. Гедеонова были сосредоточены преимущественно на этнографическом понятии «Русь». «Как племенное, — писал Гедеонов, — имя Руси принадлежит южным племенам, искони признававшим старейшинство Киева; сначала только полянам, древлянам, северянам и, кажется, южным дреговичам; впоследствии и прочим с ними слившимся югославянским народностям». «Русское имя, как принадлежность собственно днепровских земель, переходит из племенного в территориальный», когда имена племен сменяются названиями городов. «В теснейшем смысле Русью именуются только поляне и Киев» (С. Гедеонов. Варяги и Русь, ч. II. СПб., 1876, стр. 440–441).

⁵²⁹ «Лавр. летопись», изд. 1897 г., стр. 9.

⁵³⁰ Орша, лежавшая на верхнем Днепре, упомянута в Ипатьевской летописи под 1067 г. Копыс, расположенный несколько ниже по течению, упомянут под 1059 г. в Новгородской 1-й летописи и под 1116 г. в Ипатьевской. Торопец (точнее, «торопечанинь» или «торопчанин») упомянут в Лаврентьевской летописи, а также в Академической и Радзивилловской летописях под 1074 г.

⁵³¹ Ипат. л., 1058 г

⁵³² А. Н. Лявданский. Материалы для археологической карты Смоленской губернии. 1924; его же. Некоторые данные о городищах Смоленской губернии. НИСГУ, т. III, вып. 3; А. А. Спицын. Гнездовские курганы в раскопках Сергеева, ИАК, вып. 15, стр. 7–8 и др.

⁵³³ Н. А. Андреев и Н. П. Милонов. Раскопки на гнездовском городище в 1940 г. «Кр. сообщ. ИИМК», 1945, вып. XI.

⁵³⁴ «Обозрение некоторых губерний и областей России в археологическом отношении». «Зап. имп. Русск. археол. об-ва», 1899, т. XI, стр. 178.

Поречье ныне — г. Демидов, районный центр Смоленской области, в 120 км к северо-западу от Смоленска; Духовщина — районный центр Смоленской области, в 86 км от Смоленска; Ельня — 82 км от Смоленска; Красный — районный центр, в 67 км от Смоленска; Дорогобуж — в 125 км от Смоленска.

⁵³⁵ А. Н. Лявданский. Некоторые данные…, стр. 209.

⁵³⁶ «Село Ясенское и съ бортником и съ землею и съ исгои…» (Уставная грамота Ростислава).

⁵³⁷ А. Н. Лявданский. Там же, стр. 252–255 и др.; Ипат. л., 1101 г.; см. также: грамоту Ростислава Смоленского; 3-верстную военно-топографическую карту. С реки Ольши — волок в реку Молодую, затем в Удру и по ней в Касплю (Лявданский…, Материалы., стр. 4). Населенность местности к югу от верхнего Днепра в Смоленской «области» подтверждается также археологической картой. См.: А. Н. Лявданскi. Археологичныя досьледы ў вадазборах pp. Сажа, Дняпра i Касплi у Смалепскай губерi. «Працы археол. камiсii», т. II, 1930.

⁵³⁸ См. гл. 9 «De administrando imperio».

⁵³⁹ «Лѣтописецъ содержаний в себѣ Российскую исторiю отъ 6360 до 7106 года», М., 1819, стр. 6–7.

⁵⁴⁰ А. А. Шахматов. Разыскания…, стр. 292–293 и др.

⁵⁴¹ Там же, стр. 294.

⁵⁴² Новг. 1-я л., 854 г.

⁵⁴³ В. И. Сизов. Курганы Смоленской губернии. «Материалы по археологии России», 1902, вып. 28, стр. 11.

⁵⁴⁴ О восточном пути, пролегавшем через Смоленск (Днепр — Угра — Ока — Волга), некоторые данные см.: Г. К. Богуславский. О восточном торговом пути, пролегавшем в великокняжескую эпоху через г. Смоленск и его область. «Тр. XI археол. съезда», т. I.

⁵⁴⁵ В. И. Сизов. Указ. соч., стр. 24 и др.

⁵⁴⁶ А. В. Арциховский. Введение в археологию. М., 1947, стр. 184–185.

⁵⁴⁷ «Тысячьскый» Михалко, предводительствовавший смоленским полком, упомянут в Ипатьевской летописи под 1195 г. В 1159 г. должность тысяцкого в Смоленске занимал, повидимому, Внезд. В этом году Ростислав Мстиславич посылает двух сыновей «и Внѣзда и смолняны и новгородци». В начале 1160 г. Ростислав посылает в Киев Ивана Ручечника и Якуна, «от смолнянъ мужа и отъ новгородечь» (Ипат. л.). В начале 1169 г., когда Ростислав ехал к Смоленску, его начали встречать «лутшии мужи смолняны за 300 верстъ» и встретили его «сынъ Романъ и епископъ Мануилъ и Внѣздъ» (Ипат. л.). «Сотьскои» Пантелей упомянут в списке XIII в. Смоленской торговой правды (Русско-ливонские акты). Народная редакция смоленской легенды о Меркурии передает, что Меркурий, живший в г. Смоленске, «часто приходил к кресту господню молиться за мiр, зовомыи Петровскаго ста» (Ф. Буслаев. Древнерусская народная литература и искусство. СПб., 1861, стр. 173.

⁵⁴⁸ В Списке населенных мест Смоленской губернии — д. Вержа при рч. Вержице (№ 1342). См. также: П. Голубовский. История Смоленской земли до начала XIV в., стр. 65. По карте Смоленской области 1943 г. имеется р. Вержа и р. Вережа, ее приток; впадает в Днепр справа.

⁵⁴⁹ Лавр. л., Акад и Радз. лл., 1074 г.

⁵⁵⁰ Местоположение Врочниц — гадательно. Голубовский приурочивает их к с. Роково Торопецкого уезда Псковской губернии (П. Голубовский. Указ. соч., счр. 63).

⁵⁵¹ Хотшин, — д. Хотошино при озере Волго (см. Список населенных мест Тверской губернии, № 8514). Место обследовано И. Н. Красноперовым. См. «Некоторые данные по географии Смоленского и Тверского края в XII в.» «Журн. Мин. нар. проев.», 1901, № 6, стр. 352.

⁵⁵² Голубовский ошибочно отождествлял Жабачев с д. Жабье при озере Собро в б. Тверской губ. И. Н. Красноперов лично обследовал д. Жабье и выяснил, что деревня возникла лишь за несколько лет до уничтожения крепостного права Он нашел место древнего Жабачева. «В писцовых книгах Ржевского уезда 1624 г. (когда к нему принадлежал и Осташковский уезд) деревня Верхняя Руда, ныне Рудино (с 32 крестьянскими дворами), названо еще Жабиной, и сейчас еще конец деревни, носящий название на карте деревни Огаревой, крестьянами называется Жабиной. С левой стороны деревни Руды, близ озера, находится довольно высокий холм — курган, в настоящее время совершенно распаханный… во время весеннего половодья вода из Селигера подходит к самому холму. Здесь крестьяне находили человеческие кости, стеклянные бусы и другие вещи. Отсюда прямой и кратчайший путь в Волгу по озеру и р. Селижаровкой» (Красноперов, стр. 352).

⁵⁵³ См. погост Жижец при оз. Жижце в Торопенком уезде («Список населенных мест Псковской губернии», № 12981). См. также П. Голубовский, стр. 60–61. Ныне — пос. Жижина.

⁵⁵⁴ Каспля — с. Каспля при реке Каспле (см. Список населенных мест Смоленской губернии, № 8570). Каспля теперь — районный центр Смоленской области.

⁵⁵⁵ П. Голубовский. Указ. соч., стр. 62.

⁵⁵⁶ Новг. 1-я л., 1234 г. Местоположение Дубровны на реке Кунье в б. Новгородской губернии определено Голубовским (стр. 84).

⁵⁵⁷ Воскр. л., 1215 г.

⁵⁵⁸ Новг. 1-я, Акад., Воскр. лл., 1216 г.

⁵⁵⁹ Ипат. л., 1067 г.

⁵⁶⁰ «Поучение» Владимира Мономаха (Лавр. л.). Событие произошло в конце 1078 г. или в начале 1079 г. См.: Шляков. О «Поучении Владимира Мономаха». «Журн. Мин. нар. проев.», 1900, № 6; П. Голубовский. Указ. соч., стр. 264–265.

⁵⁶¹ Ипат. л., 1116 г.

⁵⁶² А. А. Шахматов. Указ. соч., стр. 89, прим. 2.

⁵⁶³ Ипат. и Лавр. лл.

⁵⁶⁴ Лавр. и Ипат. лл., 1058 г.

⁵⁶⁵ Симеон, л., 1293 г.; ср. Воскр. л., 1277 г. В начале 1304 г. Можайск был взят Юрием Даниловичем Московским, а князь Святослав (Глебович) захвачен и приведен в Москву (Симеон, л.).

⁵⁶⁶ Ипат. л., 1147 г.

⁵⁶⁷ Н. Барсов. Очерки русской исторической географии. Варшава, 1885, стр. 188.

⁵⁶⁸ П. Голубовский, стр. 75.

⁵⁶⁹ Н. Барсов, стр. 176.

⁵⁷⁰ С. М. Середонин. Историческая география. Птг., 1916, стр. 239.

⁵⁷¹ В настоящее время с. Дедино расположено к востоку-северо-востоку от Кричева.

⁵⁷² Ипат. л., 1148 г.

⁵⁷³ «Материалы и исследования по археологии СССР», вып. 7; «Материалы и исследования по археологии Москвы», т. I, 1947; О. Н. Бадер. Материалы к археологической карте Москвы, стр. 160.

⁵⁷⁴ Ипат. и Лавр. лл.; «Поучение» Владимира Мономаха; Шляков. Указ. соч.

⁵⁷⁵ Ипат. л. 1101, 1137 гг.

⁵⁷⁶ Епископ Симеон, вероятно, епископ владимирский (южный) и туровский (М. Д. Приселков. Очерки…, стр. 334).

⁵⁷⁷ Приняв Давыда, смолняне, однако, не захотели принять к себе Олега («и не прияша его смолняне», Ипат. л., 1096 г.), хотя потом дали ему «вои». На Любецком съезде 1197 г. Давыд получил Чернигов.

⁵⁷⁸ См. текст «Поучения».

⁵⁷⁹ Лавр. л., 1096 г.

⁵⁸⁰ См. текст «Поучения»; Шляков. Указ соч.; А. С. Орлов. Владимир Мономах, 1946.

⁵⁸¹ «Се бо Мъстиславъ великыи наслѣди отца своего путь Володимера Мономаха велпкаго. Володимиръ самъ собою постоя на Дону, и много пота утеръ за землю Рускую, а Мьстиславъ мужи свои посла, загна половци за Донъ и за Волгу, за Яикъ: и тако избави богъ Рускую землю отъ поганыхъ» (Ипат. л., 1140 г.).

⁵⁸² Ипат. л., 1135 г.

⁵⁸³ Ипат. и Лавр. лл. 1151 г. Юрий, оставив сына своего в Городце, пошел в Суздаль («Суждалю»). Изяслав же сел с Вячеславом в Киеве: Вячеслав «на Великомъ дворѣ, а Изяславъ подъ Угрьскым, а сына своего посади Мстислава Переяславли» (Лавр. л.).

⁵⁸⁴ Щекатов. Словарь географический. М., 1805, стр. 1146.

⁵⁸⁵ «…и взя около Гомия волость ихъ всю» (Ипат. л., 1142 г.).

⁵⁸⁶ Ипат. л., 1168 г. Так через Чичерск на Соже ехал Ростислав из Киева в Новгород. См. также под 1169 г. в Ипатьевской летописи путь с Юго-западного края в Ростово. Суздальскую землю «на Радимичѣ». Этот путь по р. Сож не был известен в IX, X и в первые десятилетия XI в., судя по топографии находок восточных монет.

⁵⁸⁷ Зимой 1154/55 г. Юрий двинулся к волости Ростислава Смоленского. Ростислав с войском вышел «противу ему к Зарою; ту же и ста» (Ипат. л.).

⁵⁸⁸ Отражение смоленского ремесла в «деревенских» курганах Смоленской земли обнаружено в богатых курганах (предположительно — дружинных). См.: Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси, стр. 463–464 и др.