• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Сакральная география в значительной степени отличается от географии обычной, физической. Мы привыкли рассматривать землю как шар, как глобус (по-латински “глобус” — шар). Для нас Север — это верх шара, а Юг — низ. Глобус можно вращать, а следовательно, понятия Востока и Запада ускользают от нашего географического внимания. А когда мы представляем нашу землю вращающейся в солнечной системе и в открытом космосе, мы вообще отвлекаемся от таких понятий как стороны света. Все это кажется такой условностью! Пережитком “темных времен”, когда мир представлялся стоящим на трех китах, а земля виделась подобной диску.

Долгое время научные открытия, сменявшие друг друга в бешеном ритме и открывавшие новые горизонты, воспринимались людьми некритически, с чрезмерным энтузиазмом, а это в свою очередь, заставляло с презрением и брезгливостью относиться к картине мире, характерной для наших предков. Да и самих этих предков мы были склонны считать “темными”, “дикими”, “примитивными”, недавно переставшими быть “обезьянами”.

Такое позитивистское отношение довольно быстро стало сталкиваться с противоречиями. Развитие науки подошло вплотную к проблеме сознания, человеческого фактора применительно к природным явлениям. И тут все изменилось — оказалось, что мифологические архетипы, установки сознания, формируемые культурой, историей, средой, географией, языком оказывают такое сильное влияние на научную методику, что могут деформировать данные так называемых “объективных” материальных исследований.

Это разочарование во всемогуществе позитивных наук шло на всех уровнях — открытия в области психологии глубин и психоанализа показали насколько якобы “рациональный” человек находится под влиянием темных сил и импульсов, замурованных в безднах подсознания; лингвисты и психолингвисты обнаружили в свою очередь прямую зависимость мышления от специфики языка; философы-позитивисты с удивлением осознали, что такой категории как “атомарный факт” просто не существует и что вне интерпретации вообще не может идти речи о факте; и наконец, физики, исследуя парадоксы квантовой механики пришли к выводу о том, что наличие или отсутствие “наблюдателя” прямо влияет на ход квантовых процессов, привнося таким образом даже в такую строгую дисциплину как физика, субъективный элемент.

В 1996 известный американский ученый Джон Хорган выпустил весьма показательную книгу (своего рода манифест) ”Конец Науки”,[7] где вынужден был констатировать, что все возможные открытия в сфере позитивистской науки уже совершены и открывать больше нечего. Но и задолго до него, наиболее проницательные умы Запада, такие как Рене Генон, Мирча Эдиаде, Густав Юнг, Юлиус Эвола, Мартин Хайдеггер и т. д., убедительно показали, что современные научные знания являются, на самом деле, лишь особой разновидностью мифологии, а значит, человечество фатально остается тем же самым, что и раньше; его “развитие” и “прогресс” носят циклический, а не поступательный, в конечном счете, мнимый характер.

С какой бы точки зрения мы бы ни посмотрели, ясно одно: эпоха оптимистического материализма и позитивизма завершилась. А значит, на повестке дня новое осмысление древних мифологических конструкций, реабилитация различных дисциплин и наук, слишком поспешно занесенных ранее в разряд преодоленных и примитивных. Отсюда постоянно повышающийся интерес к мифологии, истории религий, алхимии, магии, астрологии у самых трезвых представителей современной науки. Человечество, меняясь, остается самим собой, а следовательно, скепсис в отношении к прошлому и цивилизациям прошлого более неприемлем.

Сейчас мы должны отложить глобус, забыть о куске материи, носящейся в безжизненном космосе, и обратиться к волшебному миру сакральной географии, к тому удивительному миру, в котором жили, созидали, любили и убивали врагов наши предки, сформировавшие постепенно и упорно нашу культуру, нашу психологию, нашу душу. Пора возвращаться в миф. А это означает возврат к волшебной, священной и удивительной стране — Светлой Руси.

Прежде всего следует отметить определенную закономерность в сакральной географии древнего мира. Все древние культуры, которые всплывают в памяти, когда мы говорим о древнем мире, располагались географически южнее горной цепи, пересекающей весь евразийский континента с Запада на Восток. Это очень важный момент. Конечно, и севернее этой великой гряды жили народы и племена, созидались культуры и цивилизации. Но эти “северные” территории — от Кельтиды до Сибири и Монголии либо предшествовали более южным цивилизациям, либо сложились позже, как бы на окраине южного мира. Здесь мы не будем разбирать эту проблему, так как на этот счет существует различные мнения.

Для нас важнее следующий момент. Сакрально-географические модели мирового устройства, которые стали более или менее универсальными в Древнем Мире, все без исключения выработаны в ареале, расположенном южнее евразийской гряды. И именно на основании этих южных моделей мира вырабатывались позднейшие географические представления вплоть до становления современной “шаровой географии”, резко (и видимо, слишком поспешно) порвавшей с древним наследием.

Полоса южных цивилизаций охватывает

— средиземноморский ареал — от Магриба (Тунис, Марокко) и Иберийского полуострова, до Италии, Греции и Анатолии на Севере и Алжира, Ливана, Египта, Израиля, Щумера на юге;

— Междуречье и Персию (Элам);

— Индию;

— Китай;

— Индокитай.

На севере все эти культурные круги ограничены горами, играющими неизменно огромную роль в концепции сакральной географии соответствующих цивилизаций. Каждая из цивилизаций окружала северные горные гряды особым таинственным ареалом, покровом мифов и преданий.

На крайнем западе Евразии севернее колон Геракла находились Пиренеи, отделяющие современную Испанию от Франции. Эти горы имели огромное мифологическое значение и связывались с подвигами Геракла в его сакрально-географических путешествиях. Пиренеи получили свое название от иберийской царевны Пирены, возлюбленной Геракла, которую он покинул, но котрая скорбит о нем, согласно мифу, до сих пор.

Эти же места считались сакральными для друидов, а в христианском мире по ним пролегал важнейший европейский маршрут паломников в Кампостеллу к могиле Святого Иакова.

Эти же Пиренейские горы приобретут важное сакральное значении в эпоху альбигойской ереси, и древние легенды оживут в преданиях о катарах и их духовной столице пиренейском замке Монсегюр, где погибли последние представители “чистых” под предводительством прекрасной дамы Эскларамонды де Фуа, обратившейся в последней момент — по словам лангедокских преданий — в голубку и улетевшей в загадочные земли Востока. На Севере Италии распложены священные Альпы.

На Севере Греции — Олимп (обитель богов), Балканы и Карпаты, где находились древнейшие и важнейшие святилища культа Аполлона.

Над Междуречьем и Анатолией (древней страной арийцев-хеттов), а также над западным Ираном высились горы священного Кавказа, с Эльбрусом, полярной горой арийской мифологии, и Араратом, святыней древнейшей армянской традиции.

Восточнее простирались Памир, Тянь-Шань и Гималаи. И Север Индии и Китая упирался в пики Тибета, считавшегося “обителью богов” как в индуизме (особенно гора Кайласа, где “пребывает Шива со своей шакти, Парвати”), буддизме и китайской традиции.

Все эти замечания ясно показывают, что в соответствии с определенной и довольно таинственной логикой все известные древние цивилизации оперировали с довольно схожей картиной сакральной географии, схожей по меньшей мере в том, что на крайнем севере земли (отождествлявшемся с крайним севером данного культурного региона) находилась гора или цепь гор, которая считалась Осью Мира, священным полюсом, волшебным истоком и высшей святыней. Священная гора индусов Меру имеет тот же самый смысл.

Этот относительный Север или сакральный Север был не только окружен почитанием и поминался в сложных культах и ритуалах. Он был окутан также в довольно тревожные легенды и мифы, ведь приближение в святыне означает одновременно усиление всех потусторонних энергий. И “стражи порога”, оберегающие подступы к центру мира, к полюсу, естественно и логично стремятся отвратить любопытных и преградить путь недостойным.

Отсюда тревожные и зловещие темы, связанные с Севером в сакральной географии. В некоторых случаях тема “северного зла” становилась самостоятельной и тогда эта ориентация приобретала особенно негативный смысл. Так в некоторых переднеазиатских культах существовало предание, что горы являются обителью “демонов” и что север — это ориентация зла.

Любопытно, что северная ориентация имеет отрицательный характер в иудаистической традиции, где северная страна Рош, Мешех и Фувал связывается с приходом “гогов и магогов”, демонических племен, которые должны появиться на земле в конце времен.

К этой же категории относится демонизация североевропейских народов (варваров и особенно кельтов-пиктов) в греко-римской цивилизации. Жители древнего Ирана на том же основании противопоставляли себя северному Турану. Китайцы видели в северных кочевниках — монголах, чжурчженях, маньчжурах, позже тюрках — демонопоклонников и т. д. Север в сакральной географии одновременно и свят, и демоничен.

Увы, это выражение не совсем корректно. Моралистическое деление сферы сакрального на белое и черное появилось довольно поздно. До определенного момента, а в случае некоторых архаических культов и до сего времени, сакральное не знало деления на “светлое” и “темное”. Потусторонний мир воспринимался как нечто единое и одинаково противоположное миру обычному, профаническому. Переход от профанического к сакральному во всех случаях предполагал столкновение с периферией сакрального, с его “темной”, “негативной” стороной. И лишь по мере духовного пути к центру, к полюсу потустороннего, мрак “стражей порога” рассеивался и обнажался пресветлый мир полярного сада, рая.

Северная гора, ось мира рассматривалась в сакральной географии как раз как та точка, в которой происходит таинство перехода от посюстороннего к потустороннему. Поэтому эта точка внушала и благоговение и ужас одновременно.

Традиционные цивилизации древности выработали довольно сходную в общих чертах картину, гле северные земли, примыкающие к Полярной Горе, наделялись сугубо двойственным значением — это были регионы ада и рая одновременно, так как контакт с потусторонним, локализованным на Севере, означал вхождение в совершенно новую по сравнению с обыденным миром сферу, пугающую, опасную, но одновременно спасительную и духовную.

Заметим при этом любопытную деталь. Иранская традиция, вообще отличающаяся заостренным дуализмом, акцентировала противоречие Иран-Туран (ярко выраженное у Фирдоуси) очень строго, почти в моралистических терминах. Здесь демонизация Севера сопоставима с иудейской традицией (вообще между ними очень много общего). В Индии, отличающейся напротив, подчеркнутым адвайтизмом, “недуализмом”, зловещая сторона Севера была акцентирована менее всего, если не считать связь с Севером и северной горой Кайласа Шивы-Разрушителя, который, однако, в индуизме не является негативным или демоническим персонажем, но скорее трансцендентной ипостасью абсолюта, разрушающей посюстороннее и открывающей потустороннее. Это прекрасно вписывается в ту модель сакральной географии, которую мы выявили.

Теперь перейдем к России и ее месту в сакральной географии, в изначальной картине мира.

Русские земли лежат севернее той горной евразийской гряды, которая означала в древних цивилизациях центр мира. Это значит, что наряду с центральной и северной Европой, Россия является сугубо гиперборейской территорией. Рене Генон однажды указал на странность самого греческого термина “Гиперборея”, означающего не просто “северная страна”, но “страна, лежащая по ту сторону Севера”. Генон выразил свое недоумение по поводу такого противоречия и предложил пользоваться термином “Борея”, “северная страна”, который он сопоставлял с индийским названием волшебного северного континента “Варахи”. Из всего вышесказанного, однако, само собой вытекает вывод о том, что название “Гиперборея” было совершенно обосновано в случае греческой картины сакральной географии, так как “Бореей” для греческого мира были Балканы и Карпаты, гряда северных гор обрамляющих Аппенинский полуостров сверху. За этими горами лежали не “борейские”, но именно “гиперборейские” земли. В таком случае все встает на свои места.

Северная Евразия, большую часть которой занимает Россия, является таким образом Гипербореей в самом прямом смысле, и именно такое название точнее всего подходит к России в контексте сакральной географии.

Если это так, то у народов Востока, не порывавших никогда связи с древнейшими уровнями культуры и традиции (как это сделали высокомерные и недалекие люди Запада), к России должно существовать особое отношение, вытекающее именно из ее гиперборейского местонахождения, из ее полярного символизма.

Россия — страна полярных архетипов, то место, откуда сошли предки-основатели древних южно-евразийских цивилизаций. В принципе нечто подобное можно было бы сказать и о Западной Европе, занимающей в общем евразийском материковом ансамбле аналогичное место по сакрально-географическому символизму. И действительно, мы видим, что начиная с первых веков христианства, когда основное внимание цивилизации постепенно переносится к северу от большой гряды евразийских гор, именно пространство Европы начинает осознаваться как земли “новой сакральности”, как вновь обретенная Гиперборея, призванная стать центром и оплотом “христианской эйкумены”, сердцем новой Империи. Вместе с тем именно германцы, жители северных европейских стран становятся этнической осью всех христианских династий — возможно, в силу того полярного значения, которое играет Гиперборея в сакральной географии. Ось Мира, полярная Гора — это высшая форма священной монархической власти. Царь в человеческом обществе, государстве, Империи является аналогом “северной горы”.

Но к моменту раскола Церквей с новой силой проявляется значение черты, разделяющей Евразию на Восток и Запад. Запад вместе со Средиземноморским ареалом постепенно обосабливается в отдельную сакрально географическую систему, со своей Гипербореей (германские земли), своим Югом (Северная Африка), своим Востоком (Левант) и своим “дальним Западом” (Ирландия, Бретань, позже Америка). Европоцентризм коренится именно в такой картине мира и действенен исключительно в этих границах, где он оправдан с точки зрения символизма сакральной географии.

Вторая часть, чьим центром вначале была Византия (Восточной Римской Империя), потом Русь, имеет уже совершенно иную структуру. Здесь Гипебореей является именно Северная Евразия, Московия, востоком тихоокеанский ареал и Китай и Индокитай, Югом — все земли, лежащие южнее евразийских гор (от Кавказа до Алтая и Манчжурии), Западом — целиком взятое пространство католического мира, Средиземноморье и Магриб.

Итак, гиперборейская функция Руси в комплексе сакральной географии более всего проступает в ее отношении с азиатскими народами и странами. По мере того, как эти культуры под воздействием общего цивилизационного процесса поневоле были вынуждены расширять свои представления о географии мира, они открывали для себя загадочный мир Северной Евразии, страну “потустороннего”, тревожного и одухотворяющего одновременно.

Именно так многие народы Сибири и евразийских степей, позже монголы и тибетцы воспринимали миссию Российской Империи, что в огромной степени облегчило русским освоение Сибири, которое не было завоеванием или колонизацией в полном смысле, но основывалось на древнейших сакрально-географических архетипах, столь живых и ясных в коллективной мифологической памяти сибирских народов. Белый Царь Руси отождествлялся с символической фигурой полюса, Полярной Горы. Кстати, на том же самом символическом комплексе была основана сакральная харизма Чингисхана, которого тоже называли “белым царем”(так как по преданию он был потомком сыновей Алан-Гоа от “белого духа”, вошедшего в ее юрту через дымовое отверстие — этот сюжет аналогичен “пришествию с Севера”, “спуску с полярной горы” и т. д.).

Следуя той же самой логике бурятские ламы рассматривали династию русских царей как череду “тулку”, воплощений божеств ламаистского пантеона.

Уже в двадцатом веке в эпоху параллельной разработки евразийского проекта большевиками, эмигрантами-евразийцами и немецкой геополитической школой Хаусхофера, полярная функция России в отношении интеграции азиатских держав в едином стратегическом блоке снова вышла не первый план и активно исследовалась в специальных закрытых центрах. На основании недавних и уникальных исследований молодого русского историка Олега Шишкина можно почти наверняка утверждать, что в недрах советской разведки существовала специальная структура, руководимая Глебом Бокием, Барченко и патронируемая членом ЦК Москвиным, которая всерьез работала над использованием сакрально-географических традиций азиатских народов для создания азиатского стратегического блока под контролем Москвы. При этом активно использовались труды французских оккультистов и мартинистов (в первую очередь Сент-Ив д’Альвейдра), которые были посвящены как раз сохранению сакральных архетипах в восточных традициях.

Любопытно, что именно Сент-Ив д’Альвейдру, женатому кстати, на русской оккультистке графине Келлер, принадлежит главная роль в популяризации темы Аггарты, мистической подземной страны, отождествляемой также с Шамбалой, центром мира. Символизм Аггарты, как показал Рене Генон в книге “Царь Мира”, имеет от же полярный символизм, что и осевая Гора. А следовательно, тема Аггарты имеет прямое отношение к теме Гипербореи и соответственно сакральной легитимации геополитической миссии России в деле интеграции Евразии.

Хотя буддолог Марко Паллис довольно убедительно доказал, что слово “Аггарта” — вопреки ложной этимологии некритично принятой Геноном — не является санскритским, а сама тема Аггарты совершенно чужда индуистской мифологии, все оказывается не так просто.

Поскольку этот вопрос имеет прямое отношение к “гиперборейской функции России”, остановимся на этом несколько подробнее.

Выступление Марко Паллиса в сборнике издательства “Кайе де Л’Ерн”,[8] посвященном Рене Генону, отностельно его книги “Царь Мира”[9] значительно подорвало престиж этой работы великого французского эзотерика, так как вскрыло некоторые явные неточности в работах того, кто претендовал на бесспорный сакральный авторитет и выступал в Европе в качестве полномочного представителя самого “Царя Мира” (как следует из его аллюзии в одной из этой книги). Любопытно, что одну неточность обнаружили и мы, так как Генон, говоря о достоверности сведений Фердинанда Оссендовского относительно Аггарти и “Царя Мира”, ссылается на отсутствие русского перевода книги Сент-Ив д’Альвейдра. На самом деле такой перевод существовалю.[10] Кроме того, надо совершенно не знать русское дворянство, чтобы полагать будто отсутствие перевода с французского языка могло стать преградой для знакомства с книгой автора, связанного семейными узами с русской аристократией, где каждый второй был спиритуалистом или оккультистом и вдобавок говорил по-французски часто лучше, чем на своем родном языке.

Но это детали. Интереснее другое. Жан-Пьер Лоран, современный французский ученый и исследователь творчества Генона, обнаружил упоминание об Аггарте в одном старинном манускрипте, опубликованном в Лейдене в XVII веке, где речь шла об особом городе (или святилище), расположенном в Египте, в дельте Нила. Точное название Agartus Oppidum. Автором данного текста был Луций Ампелиус, латинский писатель III века. Он сообщает, что в этом таинственном городе есть “статуя с руками из слоновой кости, на челе которой яркий изумруд. Эта статуя внушает панический ужас зверям”. Если слово Agartus не имеет латинского перевода, то слово oppidum означает “холм”, что снова отсылает нас к символизму горы (полярной горы).

С другой стороны, есть авторы, которые сближают слово “аггарта” с древнегерманским Asgard, город асов, богов. Они как правило ссылаются на книгу графа Гобино “Эссе о неравенстве человеческих рас”, книга 6, глава 1 — “Асгард, город асов или ариев, был столицей Сарматов-Роксаланов (заметим, что по мнению Л.Гумилева, само слово “русский”, “Русь” пошло от названия “роксаланов”[11]). Возможно это был большой город, полный дворцов и жилищ первых завоевателей Индии и Бактрии. Его имя было однако произнесено не первый раз в мире. Кроме других случаев давно существовал не далеко от южного берега Каспийского моря мидийский город, который назывался Асагарта.

Птолемей называл жителей этой страны “Сагартами”. Персидская надпись, приводимая Нибуром, также их упоминает. Геродот сообщает о восьми тысячах Сагартов в армии Дария”.

Есть также мнение, что упоминаемые “сагарды” — это “сарматы”, то есть речь идет об арийских кочевых племенах, населявших евразийские степи. На самом деле, все эти названия явно относятся к одному и тому же символическому комплексу, связанному с полярной северной землей или городом (или народом). Дельта Нила — это крайний север для Египта, местообитание “сагартов” — крайний север для индоиранских и тибетских народов, Асгарт скандинавов — крайний север для германцев. Теперь если принять это символическое отождествление Аггарты с Гипербореей, легко увидеть, что в сакральной географии евразийского материка в целом (или по меньшей мере в его наиболее массивной восточной части от Кавказа и Междуречья до Тихого Океана) символическую функцию Аггарты выполняет именно Россия.

Рене Генон связывает с комплексом Аггарты фигуру “пресвитера Иоанна”, которого считает символическим образом “Царя Мира”, Мелхиседека. Любопытно, что и упоминавшийся нами граф Гобино говорит о том, что на Востоке, где он служил в дипломатической миссии, постоянно говорят о “посольстве пресвитера Иоанна”, хотя совершенно непонятно, о какой собственно стране идет речь. И наконец, та же тема “царства пресвитера Иоанна” интересует русского евразийца и великого историка Льва Гумилева, который предпринимает целое исследование данного мифа[12] и приходит к выводу, что речь идет о евразийских несторианах, тохарах и уйгурах, населявших в древности Синьцзян и Западный Тибет (страна Шань).

Как бы то ни было, тема Аггарты-Полярной Горы-”пресвитера Иоанна”-Царя Мира-Белого Царя устойчиво связывается с евразийскими землями, лежащими севернее горной цепи нашего континента. А эти земли постепенно влились в пределы исторической России, которая объединила, сплотила и организовала их в единый политико-государственный имперский ансамбль.

Явно не случайно. Таких совпадений в истории не бывает. И как только мы отвлекаемся от отживших и ничего не объясняющих позитивистских клише, вся картина мировой роли и сакрального значения России, ее земель, ее исторической миссии открывается во всем объеме.

Какие предварительные выводы можно сделать из нашего анализа сакральной географии России, ее места в общем комплексе евразийских мифологических моделей?

Во-первых, “полярный” комплекс русских земель может объяснить некоторые психологические особенности нашей нации, которые в определенной степени формируют наше самосознание. Часто можно услышать справедливое замечание, что в русском человеке без всякого посредующего элемента соседствуют “демоническое” и “ангелическое” начала. Но точно также зловеще и одухотворенно одновременно выглядят в Традиции “стражи порога”, охраняющие доступ к священному полюсу, Оси Мира.

Во-вторых, Россия традиционно исполняет геополитическую миссию гиперборейского, объединительного толка. И подобно европоцентризму Запада, русским следует последовательно и планомерно настаивать на геополитическом “москвоцентризме” Евразии, т. е. неустанно двигаться к осуществлению “паназиатского” или “евроазиатского” проекта, стратегической интеграции восточной части материка, что точно соответствует и логике территориального развития России и ее миссии в рамках сакральной географии.

При этом Россия, наконец, получит то, к чему она стремится столько столетий — стратегический выход к “теплым морям”. В-третьих, специфика символической позиции России заставляет переосмыслить значение Русского Православия как уникальной “полярной” Традиции, сохранившей в чистоте и неприкосновенности устои изначального христианства, которое на своем первом этапе было полностью “полярным”, но потом отчасти утратило это качество (не случайно Церковь распространялась почти строго с Юга на Север, как бы притягиваясь невидимым магнитом Арктики).

В-четвертых, Россия может (и должна) избрать свой собственный путь геополитического и культурного развития, отбросив одновременно и ориентацию на Запад, что противоречит ее “полярной” функции, и тупиковый изоляционизм. Россия должна окончательно утвердить свое центральное, срединное место в материковой структуре, а это предполагает активный духовный диалог и стратегический союз с Востоком и Югом, с Азией. с ее древними религиями и головокружительными тайнами. Евразийская открытость и готовность к гибкому и активному общению с тем миром, в котором сохранились нетронутыми древнейшие сакральные архетипы — с Индией, Японией, Ираном, Тибетом, Монголией, Китаем. Но вместе с тем, соблюдение и утверждение своей собственной уникальной православной Традиции, обогащенной и осветленной горячей любовью к русской земле, русской истории, русскому духу, русскому избранничеству.

Примечания:

1

Mircea Eliade "L'epreuve du labyrinthe" Paris, 1985

7

John Horgan "The End of Science", New York, 1996

8

"Cahier de l'Herne — Renй Guйnon", Paris, 1985

9

R.Guйnon "Le Roi du monde", указ. соч.

10

Сент-Ив д'Альвейдр "Миссия Индии в Европе", Спб, 1914

11

Л.Гумилев" Древняя Русь и Великая Степь", Москва, 1992

12

Л.Гумилев "В поисках вымышленного царства", Москва, 1992