Глава XI. РЕАЛИЗМ. КОММУНИЗМ. АНТИБУРЖУАЗНОСТЬ

Одной из причин, заставляющих отдельных интеллектуалов парадоксальным образом симпатизировать коммунизму (парадоксальным, поскольку известно, сколь низко коммунизм ставит истинный интеллект), является его антибуржуазная направленность. Коммунизм притязает на роль движения, преодолевшего «буржуазную эпоху» и проложившего путь новому реализму по ту сторону субъективности и индивидуализма, романтического культа «Я» и всех разновидностей идеалистической риторики. Если забыть о его ярко выраженной материалистической и чисто экономической окраске, именно эти черты делают коммунизм привлекательным для указанных интеллектуалов.

Безусловно, в современную эпоху подобное явление получило достаточно широкое распространение, что выразилось уже после первой мировой войны в появлении таких характерных движений, как Neue Sachlichkeit или новая объективность в Германии[77] и Esprit Nouveau во Франции. Последнее, несомненно, оказало значительное влияние, особенно в архитектурной области, и уже тогда тяготело к коммунизму. Сегодня в некоторых кругах коммунизм солидаризируется с требованиями подобного рода, поэтому нет ничего удивительного в том, что отдельные беспринципные интеллектуалы, знакомые с коммунизмом лишь в теории и понаслышке, а следовательно неспособные уловить пагубного смысла коммунизма, присоединяются к нему, воображая, что тем самым занимают передовые позиции.

В действительности же они попадают в крайне двусмысленное положение. Несомненно, призыв к преодолению буржуазности как таковой имеет полное право на существование. Правда, речь идет не столько о буржуазии как экономическом классе, сколько как об особом интеллектуальном мире, искусстве, образе жизни, общем мировоззрении, которые, сформировавшись в XIX в. одновременно с революцией Третьего сословия, сегодня воспринимаются как нечто рыхлое, выхолощенное и отжившее свой век. Их решительное преодоление, безусловно, является одним из обязательных условий для выхода из кризиса, в котором оказалась сегодня цивилизация.

Поэтому робкие попытки реакции против наиболее радикальных проявлений мировой крамолы таят немалую опасность, если они опираются исключительно на идеи, обычаи и учреждения буржуазной эпохи, поскольку это лишь на руку противнику. Буржуазное мышление и буржуазный дух — с его конформизмом, сдобренным психологизмом и романтизмом, с его морализмом и заботой о мелкой безопасной жизни, с его стремлением восполнить царящий повсюду материализм сентиментализмом и напыщенными словами о гуманизме и демократии — сегодня существуют лишь за счет инерции, присущей широким социальным слоям стран, принадлежащих к так называемому «свободному миру». Но это чисто искусственное, маргинальное и шаткое существование. Поэтому мы уверены в том, что реакционное движение, не знающее других идеалов, кроме идолов буржуазного мира с его посредственными ценностями, не ведающее иного образа жизни, кроме буржуазного, с самого начала обречено на поражение. К сожалению, именно таковы большинство сторонников пресловутых «партий порядка».

В традиционном обществе буржуазия в социальном плане занимала промежуточное положение между выше стоящей военно-политической аристократией и находящимся ниже простым «народом»; точно также существует два способа — положительный и отрицательный — преодоления буржуазии в целом, то есть два пути борьбы против господства буржуазного типа, буржуазной цивилизации, буржуазного духа и ценностей.

Первый способ соответствует пути, ведущему еще ниже, к коллективизированному и материализованному под-человечеству во имя реализма марксистского толка, выражающегося в борьбе социальных и пролетарских ценностей против так называемого «буржуазного декадентства». Легко представить себе мир, в котором окончательно искоренено все связанное с чисто условным, субъективистским и «нереалистическим» буржуазным миром, что, однако, ведет не к возвышению, но к умалению нормального идеала личности. Именно это происходит в том случае, когда конечной целью становится воспетый советской идеологией массовый, «коллективистский» человек, возможный лишь в откровенно механистической и бездуховной атмосфере. Итогом подобного искоренения буржуазного мира может быть лишь дальнейшее ниспадение к тому, что стоит ниже, а не выше уровня личности. Это полная противоположность идеалу традиционной и, как бы сказал Гете, «объективной» цивилизации, в которой, несмотря на определенное пренебрежение индивидом и сознательную безличностность, упор делался на высшие, героические, трансцендентные ценности.

Точно также, несмотря на всю оправданность призыва к новому реализму, совершенно очевидна ошибка тех, кто под реальным разумеет лишь низшие ступени реальности, взятой во всей ее полноте. Именно это происходит, когда реализм формулируется преимущественно в экономических понятиях (как это делают коммунисты). Однако то же самое можно сказать и об отдельных художественных направлениях и околофилософских течениях, которые в своем антиконформизме по отношению к современному обществу солидаризируются с левыми движениями. Первое из них прямо называет себя неореализмом, второе представлено экстремистским экзистенциализмом и связано с именем Сартра и кругом его последователей. Они отождествляют «экзистенцию» исключительно с самыми низменными формами жизни; это оторванное ото всякого высшего принципа существование, которому придается абсолютный характер и самоценность в его тоскливой и беспросветной непосредственности. Впрочем, не только подобное восприятие существования приводит их в объятия коммунизма. Дополнением к подобному экзистенциализму является, в частности, тот аспект психоанализа, который отрицает власть за высшим сознательным началом, настаивая на его нереальности и признавая реальной исключительно иррациональную, бессознательную, коллективную и сумеречную часть человеческого существа. В результате он оценивает все высшие способности как производные и зависимые, точно также как на уровне общества и цивилизации марксизм считает простой «надстройкой» все несводимое к общественно-экономическим процессам. Экзистенциализм смыкается с образом мышления, свойственным марксизму, когда провозглашает первичность «экзистенции» по отношению к «сущности», не желая признать, что существование обретает смысл лишь благодаря связи с высшим началом. Таким образом, существует заметное и неоспоримое сходство между интеллектуальными течениями и революционными общественно-политическими движениями, так как в первых на индивидуальном уровне проявляются те же процессы, которые в общественно-исторической области выражаются в крамольной передаче власти в руки массы, в подмене высшего низшим, в отрицании всякого иного принципа верховной власти, кроме власти, данной снизу. В «реализме» экзистенциализма, психоанализа и других течений подобного рода человек описывается на основании таких же посылок, что искажает, обезображивает и умаляет его образ. Следовательно, именно своеобразное сродство душ толкает многих интеллектуалов, исповедующих указанные взгляды, симпатизировать левым социальным движениям даже невзирая на то, что их усердие не находит должного вознаграждения со стороны левых политических вожаков.

Однако существует и другой способ преодоления буржуазного духа, индивидуализма и ложного идеализма, который требует куда более решительной позиции, нежели занятая левыми движениями, но в отличие от последних ориентирован на высшие, а не низшие уровни существования. Как было сказано в предыдущей главе, этот другой способ связан с возвращением к героическим и аристократическим ценностям, которые следует принять естественным и ясным образом, безо всякой риторики и красивых слов. Образцом этого стиля нам послужили характерные стороны древнеримского и романо-германского мира. Этот способ позволяет сохранить дистанцию по отношению ко всему имеющему чисто человеческий и субъективный характер. Можно презирать буржуазный конформизм с его мелким эгоизмом и морализмом, сделать своим стиль активной безличности, полюбить существенное и реальное в высшем смысле, не замутненное сентиментализмом и интеллектуалистскими построениями — при этом оставаясь на ногах и ясно осознавая то, что в этой жизни выходит за ее пределы, и извлекая из этого четкие принципы действия и поведения.

Подобная антибуржуазная направленность никоим образом не может привести к коммунистическому миру, но прямо наоборот; это предпосылка для появления новых людей и вождей, способных воздвигнуть непреодолимые преграды на пути мировых подрывных сил и создать вокруг себя новую атмосферу, в которой не замедлят возникнуть и соответствующие формы культуры и цивилизации.

Поэтому очень важно четко понимать полную противоположность этих двух способов или путей преодоления буржуазного духа. Особый случай подобного недопонимания связан с Италией. Фашизм заявил о своей антибуржуазности и, желая возглавить движение к возрождению, провозвестил необходимость пришествия нового человека, который должен будет решительно порвать с буржуазным стилем, мировоззрением и образом жизни. К сожалению, как и в некоторых других случаях, этот призыв во многом остался на словах, и сохранившиеся несмотря на все благие намерения буржуазные пережитки стали одной из основных причин слабости фашизма. Если же говорить о сегодняшнем дне, то, не считая редких исключений, наш доморощенный коммунист по сути своей является всего лишь уличным буржуа (Ленин сам признавал, что предоставленный самому себе пролетарий только и мечтает о том, чтобы стать буржуа), также как фальшивый христианин и демохристианин представляют собой буржуа в храме. Даже нынешние монархисты способны вообразить лишь Царя буржуазного типа. Худшим злом для Италии по прежнему остается буржуй: буржуй-священник и буржуй-крестьянин, буржуй-рабочий, буржуй-»хозяин», буржуй-интеллектуал — все слилось в расплывчатую массу, где нет больше ни «верха», ни «низа». Долой буржуя! — должно стать нашим лозунгом сегодня. И лишь если мы будем твердо следовать ему, движение в другом направлении, вниз, сможет быть остановлено.

Рассмотрев вопрос об интеллектуалах и реализме, стоит уточнить еще один момент. Как было сказано, пристрастие интеллектуалов к коммунизму носит до некоторой степени парадоксальный характер, поскольку коммунизм презирает интеллектуала как такового, видя в нем тип, по сути принадлежащий к миру ненавистной буржуазии. Впрочем, подобное отношение могут разделять и противники коммунизма. Учитывая тот смысл, который в современном мире вкладывают в понятия «культура» и «интеллектуальность», мы можем с полным правом воспротивиться их превознесению. Характерным предрассудком буржуазной эпохи, особенно распространенным среди либералов и гуманистов, является преклонение перед людьми культуры и интеллектуалами, как перед высшим классом, почти аристократией — «аристократией мысли», по достоинству занявшей место, принадлежавшее ранее древней элите и родовой знати. Однако истина состоит в том, что современная культура и интеллект являются ничем иным, как плодами разложения и внутреннего распада целого. Именно поэтому антиинтеллектуализм сыграл значительную роль в последнее время, возникая почти как биологическая реакция организма на болезнь, впрочем, слишком часто идущая в ошибочном или сомнительном направлении.

Мы не будем останавливаться здесь на последнем вопросе, который более обстоятельно рассмотрен в другой нашей работе, где речь шла о неоднозначности антирационализма.[78] Ограничимся лишь указанием на возможность третьего пути, ведущего по ту сторону как интеллектуализма, так и антиинтеллектуализма, и позволяющего преодолеть «культуру» буржуазного толка. Мы говорим о мировоззрении — по-немецки Weltanschauung. Мировоззрение зиждется не на книжном знании, но на внутреннем складе и особой восприимчивости — врожденных, а не приобретенных. По сути речь идет не о теории или эрудиции, но об особой предрасположенности и поведении, которые влияют не только на область мышления, но затрагивают также сферу чувств и воли, определяют характер и проявляются в реакциях с уверенностью инстинкта, проясняя данный смысл существования.

Как правило, мировоззрение является не столько чем-то индивидуальным, сколько берет свое начало в традиции, являясь органическим порождением тех сил, которые и определяют соответствующий облик цивилизации. В то же время a parte subjecti[79] оно проявляется как своего рода «внутренняя порода», экзистенциальная структура. Во всех цивилизациях, кроме современной, именно «мировоззрение», а не «культура», пронизывало собой самые различные слои общества. Культура же и концептуальная мысль не имели господствующего положения, будучи простыми средствами выражения, вспомогательными орудиями мировоззрения. Не могло быть и речи о том, что задачей «чистого мышления» якобы является раскрытие истины и придание смысла существованию; напротив, роль мышления состояла в том, чтобы прояснить то, чем уже обладали, то, что как чувство и прямая очевидность предшествует всякому размышлению. Таким образом, плоды мышления обладали исключительно символической ценностью, воспринимались как своего рода вехи, и концептуальное выражение в этом отношении не пользовалось никакими преимуществами по сравнению с другими возможными формами выражения. В древних цивилизациях для этого чаще использовались ритуальные образы, символы в точном значении этого слова, мифы. Сегодня дело обстоит несколько иначе вследствие все более высокой оценки западным человеком мозговой деятельности. Однако важно не спутать существенное с побочным и признать нормативность указанного похода, при котором «культура» и «интеллектуальность» служат лишь средством выражения более глубинного и врожденного пласта, а именно мировоззрения. Стоит добавить, что более правильным мировоззрением скорее будет обладать человек, не имеющий специального образования, чем писатель; солдат, потомок дворянского рода, крестьянин, верный земле, нежели буржуазный интеллектуал, «профессор» или журналист.

В этом отношении Италия уже долгое время находится в неблагоприятном положении, так как сегодня в прессе, академической культуре и критике, превратившихся в подобие самых настоящих масонских организаций, тон задает именно худший тип интеллектуала, не знающего ровным счетом ничего ни о подлинной духовности, ни о человеческой цельности, ни о мышлении, основанном на твердых принципах.[80]

«Культура» в современном понимании перестанет нести в себе опасность лишь тогда, когда ее представители будут изначально обладать мировоззрением. Ибо человек способен действовать, лишь изначально обладая внутренним стержнем, который служит ему надежным проводником, позволяющим отличить то, что может быть усвоено, от того, что должно быть отвергнуто; приблизительно так же ведет себя организм, усваивая или отторгая нечто новое.

Несмотря на очевидность этих соображений, либерально-индивидуалистическая мысль упорно не желает принимать их во внимание. Одним из наиболее плачевных последствий общедоступности «свободной культуры», всячески поддерживаемой либеральным мышлением, является то, что люди, не способные верно оценить происходящее, чей ум еще не обрел надлежащей формы, своего «мировоззрения», в духовном плане оказываются полностью безоружными перед лицом различных влияний. Эта опасная ситуация, прославляемая как прогрессивное завоевание, является следствием совершенно ложного допущения, согласно которому современный человек достиг куда большей духовной зрелости по сравнению с жившими в так называемые времена «мракобесия», а следовательно способен к самостоятельному суждению и действию (на том же допущении строится и полемика современной «демократии» против всякого принципа авторитета). Это чистое заблуждение: никогда раньше в мире не было такого количества лишенных внутренней формы, открытых любому внушению и идеологической отраве людей, которые, даже не догадываясь о том, подчиняются психическим влияниям, порождаемым царящей вокруг интеллектуальной, общественной и политической атмосферой, и становятся их слепым орудием.

Эти краткие замечания о «мировоззрении» являются завершающим штрихом к ранее рассмотренному вопросу о новом реализме, поскольку поясняют, на каком уровне должен ставиться и разрешаться вопрос о преодолении буржуазности, поскольку нет ничего хуже интеллектуалистской реакции против интеллектуализма. Когда туман рассеется, станет совершенно ясно, что именно «мировоззрение», вне всякой «культуры», должно объединять и разъединять людей, пролагая непреодолимые духовные границы; станет понятно, что и в политическом движении мировоззрение играет основополагающее значение, так как лишь оно способно выкристаллизовать определенный человеческий тип и, следовательно, задать особый настрой данному сообществу.

Впрочем, иногда явления подобного рода можно наблюдать в том же коммунизме. Не без оснований один современный политик говорил о глубинной внутренней мутации, которая проявляется у истинных приверженцев коммунизма почти как одержимость, изменяя их образ мышления и действия. Хотя, на наш взгляд, в указанных случаях это глубинное изменение имеет пагубный характер, оно достигает уровня экзистенциальной реальности, что никогда не происходит с теми, кто пытается сопротивляться с буржуазных и интеллектуалистских позиций. Успех консервативно-революционного действия по сути зависит от того, способна ли противоположная идея — традиционная, аристократическая и антипролетарская — оказать столь глубокое влияние, чтобы проложить путь новому реализму и, действуя как мировоззрение, сформировать особый антибуржуазный тип, который станет основой новых элит, преодолев кризис всех индивидуалистических и ирреалистических ценностей.

Примечания:

3. (лат.) авторитет как способность править без принуждения. Власть, достоинство, влияние, (прим. перев.).

4. Несмотря на неудачность общего подхода, характерного для определенной социологии и истории религии, можно обратиться по этому поводу к работе: Н. WAGENVOORT, Roman Dynamism, Oxford, 1947.

1. По поводу Neue Sachlichkeit см. J. EVOLA, Cavakare la Tigre, Scheiwiller, 2 ed., Milano 1971, § 17.

2. см. L'arco et la clava, cit, с. VII.

3. (лат.) в субъекте (прим. перев.).

4. Об «интеллигентской глупости» см. также L'arco et la clava, с. XIV.

Оглавление