• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Индийский мыслитель и религиозный реформатор. Популярную форму веданты (Шанкары) объявил сверхфилософией, к которой сводятся все религии мира. По Рамакришне, главное требование религиозной этики не отречение от мира, а выполнение своих обязанностей. Оказал большое влияние на идеологию индийского национального движения.

В небольшой бенгальской деревушке Камарпукур, расположенной в глубоком захолустье, среди рисовых полей, пальм и манговых рощ, в убогой хижине деревенского брахмана Кхудирама Чаттерджи 18 февраля 1836 года родился сын — Гададхар.

Рождение его сопровождалось разного рода «чудесными» видениями, снами и «знамениями» (одно из них состояло в том, что новорожденный упал в золу, находящуюся близ печи, — событие, которое было истолковано как знак того, что его призвание быть аскетом). Мальчик оказался чрезвычайно впечатлительным, чувствительным к красоте, эмоциональным. Однажды, увидев стаю ослепительно белых журавлей на фоне голубого неба, он впал в экстаз. После этого его все чаще — и по самым различным поводам — охватывали восторженность, эмоциональный подъем, неизменно завершающиеся экстатическими состояниями. Это случалось во время прогулок по окрестным деревням, посещения храмов и священных мест, театральных представлений.

Кхудирам Чаттерджи умер, когда Гададхару исполнилось всего 7 лет. Семья попала в весьма затруднительное положение, и старший брат Гададхара — Рамкумар вынужден был содержать ее.

В 1855 году он стал жрецом храма Кали в Дакшинешваре, основанного богатой, но принадлежащей к касте шудр женщиной — Рани Расмани. Гададхар, который вначале не одобрял поступка брата и даже отказался принять пищу на торжественном открытии храма, считая ее — в соответствии с ортодоксально-индуистскими понятиями — «нечистой», вскоре изменил свое мнение. «Низкое» происхождение Рани Расмани стало представляться ему (под влиянием Рамкумара) все более второстепенным обстоятельством, впоследствии же у него установились дружеские отношения с зятем этой шудрянки — Матур Бабу (последний и выбрал для Гададхара монашеское имя — Рамакришна).

Гададхар стал помогать брату в его функциях жреца, а после его неожиданной смерти, в возрасте 20 лет, сам стал жрецом. Поведение нового жреца было необычным и вызывало недоумение окружающих, он обращался со статуей богини Кали в храме весьма фамильярно собственноручно «кормил» ее, разговаривал с ней, гладил ее руки и даже пытался танцевать с ней. Настроения его были чрезвычайно непостоянны от радостного возбуждения он переходил к отчаянию. Однажды в состоянии отчаяния он схватил висевший в храме священный меч и попытался покончить с собой — в этот момент ему «явилась» (по его дальнейшим рассказам) богиня и он впал в глубокий транс (самадхи).

Это событие еще более усилило «чудачества» молодого жреца, и в конце концов обеспокоенные слухами о его сумасшествии родственники обратились к врачам, а после того как последние, осмотрев Рамакришну, признали его психически нормальным, решили женить Гададхара, в надежде, что это окажет на него благоприятное влияние.

Рамакришну посылают на время домой в Камарпукур, где он в 1859 году женится — в соответствии с индуистской традицией — на пятилетней девочке. После свадебных обрядов девочка возвратилась в дом своих родителей, чтобы вновь увидеть своего мужа лишь через девять лет. Брак, правда, остался до самого конца — в сущности фиктивным, но жена Рамакришны — Сарада Деви стала его верной ученицей и помощницей (после смерти Рамакришны его ученики неизменно обращались к ней за советом во всех важных случаях жизни, почтительно именуя ее «матерью»).

Вскоре после этого события Рамакришна встретился с двумя «духовными учителями» — женщиной-саньяси (Бхайрави-брахмани) и странствующим монахом Тотапури («голым человеком») — необыкновенным аскетом, последователем Веданты, сорокалетней подготовкой достигшего высшего откровения. В течение многих месяцев Рамакришна предавался аскезе, осваивал различные виды религиозной практики — вишнуистской, тантристской, адвайта-ведантистской, почти беспрерывно находясь в состоянии самадхи (экстаза).

После отъезда Тогапури (к концу 1865 года) Рамакришна в течение шести месяцев, по его утверждению, находился в каталептическом состоянии экстаза, в каком пребывали, судя по описаниям, древние факиры тело, покинутое духом, было, точно заброшенный дом, предоставлено разрушительным силам. Если бы не племянник, насильно кормивший Рамакришну, тот бы умер. В последствии Рамакришна сам признал, что искушал Бога и что чудом вернулся обратно, поэтому не советовал ученикам повторить его опыт. Но он осознал, что все люди, несмотря на кажущиеся различия, — дети одной Матери, что Всемогущее разделение есть самое лицо Бога. Что надо любить Бога во всем разнообразии созданных им людей, часто противоречащих и враждебных друг другу, во всех формах мысли, которые управляют их жизнями и часто губят их, — и прежде всего, что надо любить людей во всех их Богах.

Рамакришна понял, что все религии различными путями ведут к одному и тому же Богу. И решил исследовать эти пути. Отношение к нему окружающих резко изменилось — его стали считать уже не чудаком и полусумасшедшим, а святым, а затем и аватарой — воплощением Вишну. Немалую роль в этом сыграла Бхайрави-брахмани, созвавшая специальное совещание пандитов, на котором — после рассмотрения целого ряда специфически теологических тонкостей — Рамакришна был признан аватарой.

Слава молодого жреца росла быстро, помимо совещания пандитов этому способствовали и два его необычных поступка, ставших предметом самого живого интереса и широкого обсуждения в разных слоях индийского общества. В конце 1866 года Рамакришна стал на некоторое время горячим приверженцем ислама — носил соответствующую одежду, исполнял обряды и даже (верх кощунства, с точки зрения индуизма!) ел мясо священного животного, коровы.

Семь лет спустя он аналогичным образом выполнял христианские обряды. Приблизительно в ноябре 1874 года некто Малик, индус из Калькутты, владевший садом в Дакшинешваре, прочитал ему Библию. Рамакришна впервые познакомился с христианским учением. В течение многих дней душой индуса владела только христианская мысль.

Позже он говорил своим ученикам: «Я исповедовал все религии: индуизм, ислам, христианство и следовал по пути различных сект индуизма. И я нашел, что все они различными дорогами приближаются к одному и тому же Богу…»

В мае 1867 года Рамакришна почти семь месяцев отдыхал на родине, в Камарпукуре, где он не был целых восемь лет. Простые крестьяне счастливы были видеть Гедадхара, чья необычайная слава дошла до них и внушала им некоторое беспокойство.

Возвратившись в Дакшинешвар, в последующие несколько лет Рамакришна совершил несколько паломничеств вместе со своим покровителем, впоследствии хозяином храма, Матуром Бабу.

В 1872 году его жена Сарада Деви в первый раз приехала к нему в Дакшинешвар. Рамакришна, преисполненный нежности к ней и глубокого, почти религиозного уважения, свободного от желания, от малейшего налета чувственности, признал в ней божество и оказал ей подобающие почести. В одну майскую ночь, сделав все положенные культом приготовления, он усадил Сарада Деви на трон Кали и совершил ритуальный обряд — Шораши Пуджа — поклонение женщине. Оба они впали в экстатическое состояние. Придя в себя, он приветствовал в лице своей подруги святую Мать, которая, по его убеждению, воплотилась в этот живой символ непорочной человечности.

Примерно в 1874 году, закончив цикл своих религиозных опытов, Рамакришна, по его выражению, обрел три чудесных плода познания: «Сострадание, Благочестие и Самоотречение». В это же время он осознает, что должен передать свои знания людям.

Следует заметить, что Рамакришна использовал малейшую возможность, чтобы побеседовать с религиозными или учеными людьми, странствующими пилигримами и столпами науки и общества. Он обращался к ним, где бы они ни находились, не заботясь о том, как он будет принят.

У себя в храме он имел возможность беседовать ежедневно с представителями различных толков и сект. С тех пор как Бхайрави Брахмани внушила окружающим мысль о том, что его посещает Бог, а может быть он сам есть воплощение Бога, к нему начали со всех концов стекаться люди. Еще раньше, во время путешествий по северу Индии в 1868–1871 годах, Рамакришна встречал таких знаменитых людей, как поэта Михаэля Мадхусадана Датта или учителей Веданты и пандитов Нарайан Шастри и Падлогана. Вероятно, к 1872 году относится его встреча с Висванатом Упадхьяйя и Дайянандой, основателем Арья-самаджа. Он беседовал с Рабендранатом Тагором, а также поддерживал дружеские отношения с Кешаб Чандер Сена, стоявшего во главе нового реформированного Брахмосамаджа. Постепенно у Рамакришны складывалось свое мировоззрение.

Магомет, Иисус, Будда, Кришна были провозглашены им разными воплощениями одного и того же божественного начала. Так зародилось «Вселенское Евангелие» Рамакришны, началась его проповедь «универсальной религии», которая в условиях тогдашней Индии — с множеством религиозных конфликтов, намеренно обостряемых и раздуваемых колониальной администрацией, — была весьма актуальной. Проповедь имела большой успех, поскольку исходила не от ученого — пандита и не облачалась в устрашающие латы теологической эрудиции. Она была выражена понятным всем простонародным языком, порой с привкусом грубоватого крестьянского юмора (впоследствии один из деятелей брахмоистского движения — Мазумдар напишет памфлет о Рамакришне, в котором назовет его речь «грязной») и всегда в яркой, образной форме, в виде легко запоминающихся аллегорий и притч.

Постоянная тема этих притч — единство: един Бог, предстающий перед сторонниками разных вероисповеданий в изменяющихся формах, подобно хамелеону на дереве, едины в сущности своей все виды религиозного поклонения, подобные разным способам приготовления одной и той же рыбы, едины, наконец, и философские основы религий — так, сторонники разных видов веданты, спорящие о соотношении Бога и мира, подобны человеку, который не понимает, что во фрукте равным образом реальны и важны все его составные части, от семечек до кожуры.

Другая тема — бедствия «железного века» (кали-юга), вызванные господством в душах людей мировой иллюзии — майи. При этом о майе Рамакришна говорит отнюдь не для уточнения средневековых различений относительно соотношения бытия и небытия, для него это психологическая реальность, определяемая через такие ее «приманки», как «женщины и деньги», — иногда дается и более развернутая формула: «женщины, деньги, земля». И сама эта формула, и примеры, поясняющие ее (прежде всего речь идет о бедствиях многодетных и малоимущих, но постоянно увеличивающихся семей), связаны с тем простирающимся вокруг Рамакришны морем нищеты, бедствий, отчаяния разоряющихся ремесленников и крестьян, которое было столь характерно для Индии XIX века. Конечно, Рамакришна далек от понимания глубинного социального смысла наблюдаемых им явлений, он лишь переводит их на язык односторонних и истолковываемых в религиозном духе психологических констатации, и все же его бесконечно многообразные притчи находят такой эмоциональный отклик у слушателей, что по сравнению с ними поучения пандитов представляются «покалыванием стены иголкой или щекотанием крокодила саблей».

И наконец, третья постоянная тема бесед Рамакришны — поиск путей освобождения от бедствий кали-юги. Он отнюдь не считает необходимым для этого уход от мира. С его точки зрения, необходимо лишь умело сочетать бхукти и мукти — наслаждение и свободу, жить в мире, но не быть привязанным к нему (излюбленный пример Рамакришны, обычно приводимый в качестве иллюстрации к этому положению, — как живет служанка в доме своих господ, будучи далека от него мысленно), бескорыстно выполнять свои обязанности. И наконец, самое главное, самое необходимое в «железный век» — любовь (бхакти), видящая Бога во всех людях — от брахмана до чандалы.

В своем учении о «пути любви» Рамакришна примыкает к многовековой традиции многочисленных антифеодальных движений «бхакти».

Характерны его высказывания об относительности кастовых различий. И это не были лишь слова, это была норма поведения самого Рамакришны, всю Индию облетел рассказ об одном из его самых необычных поступков ночью, пробравшись в хижину неприкасаемого, он подмел пол хижины своими длинными волосами. Нетрудно заметить, насколько далеко было учение Рамакришны от рафинированного и доступного лишь образованному меньшинству учения брахмоистов.

Сам он не раз подчеркивал это отличие, с его точки зрения, брахмоисты подобны людям, которые выделяют одну ноту из мелодии — он же предпочитает мелодию во всем ее многозвучии. Рамакришна (подобно брахмоистам) выступает с проповедью единого Бога (в качестве высшей реальности), считает относительными кастовые различия, отстаивает идею об упрощении и удешевлении обрядов подобно тому как рыбу удобнее есть, удалив хвост и голову, так и поклоняться Богу лучше, по его словам, в самых простых формах. Но Рамакришна не только приблизил идеи реформизма к массам, он в какой-то мере придал им антиколониальное звучание (и в этом он сходен с Даянандой при всем отличии от последнего в вопросах, касающихся взаимоотношения религий).

Он выступил с порицанием «англо-индийцев», этих «дипломированных слуг» колониальных властей, попираемых башмаками англичан. Для Рамакришны эти люди воплощают в своей психологии самые уродливые черты кали-юги — развитие жадности и эгоизма, забвение божественного начала в человеке. Все это и способствовало популярности Рамакришны.