• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Выдающийся гуманист эпохи Возрождения. «Вольтер XVI века» (Дильтей); друг Томаса Мора, был связан с флорентийской академией платоников. Отстаивал веротерпимость и в полемике, которая происходила по вопросу реформации, стоял вне партий. Основное сочинение: «Похвала глупости».

Эразм навсегда прославил Роттердам, хотя в этом городе жил только в раннем детстве. Имя «Эразм» — греческого происхождения, в русском переводе оно звучит как «любимый» или «желанный», в латинском — «disidenus». Позже, уже взрослым, Эразм присоединит латинский перевод к греческому оригиналу и станет известен всему миру как Дезидерий Эразм Роттердамский. Настоящее имя мыслителя — Герхард Герхардс.

На свет он появился 28 ноября 1466 (по другим данным, 1469-го) года Эразм был незаконнорожденным ребенком, прижитым священником от связи со служанкою. Пятно незаконного происхождения наносило человеку тяжелый урон, как нравственный, так и вполне вещественный — препятствуя карьере, особенно духовной. Эразм, правда, никогда церковных почестей не домогался, но многими чертами характера — застенчивостью, нерешительностью, крайней обидчивостью и ранимостью, постоянным недовольством собою — он, возможно, обязан своему происхождению.

Папа Юлий II в 1506 году особой грамотой освободил Эразма от всех канонических ограничений, налагавшихся на него рождением вне брака. В 1517 году Лев X подтвердил это решение. Четырех лет от роду мальчика отдали в школу в городе Гауда, а пять лет спустя мать отвезла Эразма и его старшего брата Питера в Девентер и поместила в школу при соборной церкви Св. Лебуина.

Школа пользовалась доброй известностью не только в Голландии, но и в соседних областях. Хотя впоследствии Эразм отзывался о ней весьма прохладно, вспоминая «варварские» (то есть сугубо средневековые) учебники и методы обучения, здесь он впервые встретился с двумя решающими для всей его дальнейшей жизни духовными течениями — гуманизмом и так называемым «новым благочестием».

В конце пребывания Эразма в Девентере ректором школы стал Александр из Геека (или Хеека) в Вестфалии, энтузиаст новой гуманистической образованности. Он был другом и учеником прославленного Ролефа Хейсманна, или, на ученый лад, Рудольфа Агриколы, преподававшего латинский и греческий языки в Гейдельбергском университете и слывшего «чудом Германии». Агрикола бывал в Девентере, и Эразму посчастливилось даже услышать его однажды.

Что же касается «нового благочестия», это было религиозное течение, возникшее во второй половине XIV века в Нидерландах и отличавшееся строго этической ориентацией и сугубо личным отношением к религии, все хитросплетения схоластического богословия ничего не стоят по сравнению с личным благочестием, а оно достижимо лишь через мистическое постижение духа Христова, через подражание земным поступкам и человеческим добродетелям Христа, изображенным в Святом писании.

«Новое благочестие» было идеологией формально светских, но монашеских по существу «братств общей жизни», одною из главных сфер деятельности которых было воспитание детей. «Братья» основывали школы сами или же поступали учителями в школы при больших церквах, а главное — содержали приюты для школьников. Скорее всего, Эразм жил в одном из трех таких приютов, которые принадлежали «братьям» в Девентере. Очень многое в мироощущении Эразма — не только в богословских его принципах, но и в философских взглядах, — легко и убедительно объясняется влиянием «нового благочестия».

В 1485 году Девентер поразила чума. Мать Эразма — она жила вместе с сыновьями в Девентере — умерла; оба юноши возвратились в Гауду, близ которой служил в приходе их отец. Вскоре скончался и он. Опекуны желали, чтобы Эразм и Питер поступили в монастырь. Сироты сопротивлялись этому плану как могли и в конце концов получили разрешение продолжить прерванные занятия в Хертогенбосе. Однако хертогенбосская «общежительная братия» учила своих питомцев кое-как и все силы употребляла лишь на одно — убедить или принудить молодых людей принять монашеские обеты.

В 1487 году, когда чума пришла в Хертогенбос, братья вернулись в Гауде. Теперь они более благосклонно отнеслись к уговорам опекунов насчет монастыря. Монастырские стены — единственная надежная защита от междоусобных войн. В том же 1487 (или 1488-м) году Эразм сделался послушником обители Стейн, принадлежавшей к ордену августинских уставных каноников и расположенной примерно в полутора километрах от Гауды, и по истечении недолгого срока послушничества принял постриг.

В обители была хорошая библиотека, он много читал, — и «языческих» классиков, и древних христианских писателей, — беседовал и переписывался с друзьями, сочинял стихи. Но довольно скоро ему стало скучно в монастыре. Случай вырваться представился в 1493 году. Генрих Бергенский, епископ соседней Камбрейской епархии, готовился к поездке в Рим и искал ученого секретаря, безупречно владеющего латынью. Разрешение на временную отлучку было получено и от настоятеля монастыря, и от генерала ордена, и от епископа Утрехтского, в чьей епархии находился Стейн.

Любопытно и, пожалуй, знаменательно, что выход Эразма из монастыря совпадает с прекращением гражданских смут в Нидерландах. В 1492 году эрцгерцог Максимилиан сумел положить конец междоусобицам и восстановил власть центрального правительства. Служба у епископа продолжалась более года и оказалась совсем не такой, как рассчитывал Эразм. Путешествие в Рим сорвалось, время проходило в бесконечных переездах с места на место, из одной епископской резиденции в другую, работы было очень много, досуга для ученых и поэтических трудов не оставалось вовсе.

Летом 1495 года Эразм упросил епископа отпустить его в Париж, учиться богословию, и в сентябре был уже студентом богословского факультета Парижского университета. Эразм жил в коллегии Монтегю (закрытом заведении монастырского типа), славившейся среди прочих парижских коллегий неслыханной суровостью режима и плохим питанием. К весне Эразм серьезно заболел и уехал на родину с намерением больше в Париж не возвращаться. Но друзья убедили его не бросать начатого, и он вернулся.

До весны 1499 года он оставался парижским студентом, существуя не столько на мизерную стипендию Генриха Бергенского, сколько на гонорары от частных уроков. Все это время он искал меценатов, которые захотели бы обессмертить свое имя покровительством будущему светилу богословия и словесности. Осенью 1498 года такой меценат, наконец, нашелся — Уильям Блаунт, четвертый лорд Маунтджой. В мае 1499 года Маунтджой увез Эразма в Лондон.

Первый визит Эразма в Англию продолжался сравнительно недолго — немногим более полугода, но английские встречи оказались чрезвычайно важными для его дальнейшей судьбы, прежде всего — встречи с Томасом Мором и Джоном Колетом. (Универсальный ученый язык средневековья — латынь — снимал языковые барьеры между людьми различных национальностей). Томас Мор, впоследствии автор «Утопии», звезда британской юриспруденции, лорд-канцлер, борец против Реформации, святой и мученик католической церкви, а в ту пору юный, начинающий адвокат, стал другом Эразма. Во многом Эразм и Мор были несхожи и словно дополняли друг друга, образуя вдвоем действительно «совершенного человека», «венец природы». Они не просто любили, гордились и восхищались друг другом — они были необходимы друг другу. После казни Мора Эразм напишет: «С тех пор, как нет Мора, у меня такое чувство, словно и меня тоже больше нет».

Джон Колет, будущий настоятель собора Св. Павла в Лондоне и основатель знаменитой школы при этом соборе, тогда преподавал богословие в Оксфорде. С Эразмом они были почти ровесники, но Колет уже успел прославить свое имя в среде английских гуманистов. Эразм относился к Колету с уважением почти благоговейным; особенное впечатление произвели на него лекции Колета о посланиях апостола Павла. Удивительно, что, явившись в Париж изучать богословие, Эразм никаких заметных успехов в богословии не сделал, — это при его-то феноменальных способностях! — зато близко сошелся с парижскими гуманистами, печатал свои стихи, составлял для учебников различные пособия по латинской стилистике.

В ученой среде его и заметили, и оценили, но трудно не согласиться с мнением одного американского исследователя, что к тридцати годам Эразм не создал еще почти ничего, а умри он около сорока, его едва ли помнили бы сегодня. Построение нового богословия на фундаменте твердых и глубоких филологических познаний, на изучении древнейших источников христианства, своего рода союз богословия с гуманистической наукой Ренессанса были первоначально следствием влияния Колета, Мора и других английских гуманистов, которых часто именуют «христианскими гуманистами».

Проведя лето в имениях Маунтджоя и его тестя в отдыхе и развлечениях, осень в Оксфорде, в августинской коллегии Святой Девы Марии, в беседах с Колетом и его коллегами, а декабрь и большую часть января в Лондоне, Эразм в начале февраля 1500 года приехал снова в Париж. На этот раз он прожил в Париже немногим более года (не считая трехмесячной отлучки в Орлеан, где он прятался от чумы). Свои рабочие часы он делил между гуманистической наукой и богословием.

В июне 1500 года вышел «Сборник пословиц» — 818 поговорок, изречений и идиоматических выражений, извлеченных из античных авторов Богословские занятия складывались из чтения святого Иеронима и изучения греческого языка — языка Нового завета и большинства отцов церкви.

В апреле 1501 года он издал текст трактата Цицерона «Об обязанностях», а в мае снова покинул Париж, спасаясь от чумы. Навестив родной монастырь и благодетеля, епископа Камбрейского (в Брюсселе), Эразм поселился близ Кале — жил то в замках у знатных покровителей, то в городке Сент-Омер, в аббатстве Св. Бертина, настоятелем которого был брат епископа Генриха, Антоний Бергенский. К этой поре относится работа над одним из самых известных богословских сочинений Эразма — «Кинжал христианского воина».

Затем Эразм пытался вернуться в Париж, но неудачно (туда снова пришла чума) Осенью 1502 года он приехал в Лувен. Приняли его отлично. Адриан Утрехтский, будущий папа Адриан VI, а тогда настоятель лувенского собора Св. Петра, предложил ему читать лекции в университете. Но Эразм отказался. Он продолжал свои занятия, получая небольшую помощь от городских властей, а также «гонорары» за эпитафии, похвальные речи и посвятительные предисловия. Зато уже к концу 1502 года он овладел греческим в совершенстве. Пробовал он учить и еврейский, но бросил, едва начав.

В Лувене Эразм оставался до осени 1504 года. Следующие полгода он про вел в Париже, выпустив к концу этого срока «Примечания к Новому завету» итальянского гуманиста Лоренцо Баллы. Рукопись Баллы, найденная в старой библиотеке какого-то монастыря близ Лувена, по-видимому, привела его к мысли, что необходимо восстановить истинный смысл главной книги христианства — Нового завета, — затемненный, а кое-где даже изуродованный традиционным латинским переводом.

1505–1506 годы Эразм провел в Англии Он «встретился со старыми друзьями и приобрел новых — и ученых, и высокопоставленных. Среди последних был Уильям Уорхэм, архиепископ Кентерберийский, первая духовная особа Англии. Король обещал Эразму приход (что означало бы твердый и регулярный годовой доход), но Эразм вдруг получил предложение сопровождать в Италию сыновей королевского лейбмедика Джованни Боэрио, который желал дать своим детям университетское образование у себя на родине Эразм с юных лет мечтал об Италии и согласился без раздумий.

По пути он задержался на два месяца (июнь — июль 1506 года) в Париже, готовя к изданию свои переводы двух трагедий Еврипида. В конце августа он прибыл в Турин и сразу же, буквально проездом, получил докторскую степень. В Италии шла война папа Юлий II с помощью французов «возвращал под власть святого престола» города, не желавшие этой власти подчиняться или успевшие о ней забыть. Папа осадил Болонью, и 11 ноября Эразм был свидетелем его триумфального вступления в покорившийся город.

Целый год Эразм оставался в Болонье, не столько присматривая за своими подопечными, сколько пополняя «Сборник пословиц» греческим материалом. В ноябре 1507 года он написал знаменитому венецианскому типографу Альду Мануцию, предлагая ему переиздать перевод из Еврипида, вышедший в Париже. Альд в ответ пригласил Эразма к себе. Он вызвался напечатать и пословицы, и через восемь месяцев родился сборник, в три раза больший прежнего. Теперь он назывался «Три хилиады и примерно столько же сотен пословиц», или, сокращенно, «Хилиады пословиц» (хилиада — тысяча).

21 апреля 1509 года умер Генрих VII Английский, и на престол взошел его сын, Генрих VIII. Воспитателем нового государя в годы его отрочества был лорд Маунтджой, который вспомнил об Эразме и послал ему денег на дорогу с просьбой возвращаться в Лондон. По пути — в седле, в лодке, на постоялых дворах, на борту суденышка, плывшего из Антверпена в Дувр, — он замыслил и, возможно, продумал в деталях «Похвалу Глупости». Написана она была всего за неделю в лондонском доме Мора, без единой книги (слуга с багажом отстал), все цитаты приводились на память. Это был август 1509 года, но книгою рукопись стала лишь осенью 1511-го, в Париже (О том, как прошли эти два года в Англии, никаких сведений не сохранилось)

В 1511–1514 годах Эразм живет преимущественно в Кембридже, преподает греческий язык, читает лекции по богословию, но главное его занятие — работа над письмами святого Иеронима и Новым Заветом. Он готовит к изданию тексты и пишет обширные комментарии. Не прекращаются и чисто филологические труды, в частности — исправление и пополнение сборника пословиц.

В1513 году он тяжело болел, и летом по всей Европе разнесся слух о его смерти. Он угнетен не только физически, но, еще более, нравственно, в основном — войною, в которую втягиваются все новые земли и народы. Французы в Италии уже не союзники папы, а его враги, Испания заключает союз с папою для совместной борьбы против Франции, к союзу присоединяется Англия, Франция ищет поддержку у Шотландии, вступает в борьбу император Максимилиан, весь север Италии превращается в театр военных действии.

Борьба была в разгаре, когда Юлий II скончался (февраль 1513 года). Эразм был счастлив он считал воинственного папу первопричиною всеобщей взаимной вражды, — и откликнулся на его смерть язвительнейшей сатирой. «Юлий, не допущенный на небеса».

Вначале июля 1514 года Эразм покидает Англию. Теперь он знаменит, теперь не он ищет меценатов, а меценаты спорят из-за него. Но он держит путь не ко двору государя или вельможи, а в Базель, к печатнику Иоганну Фробену, который станет единственным его издателем. По дороге он получает письмо от приора (настоятеля) монастыря Стейн августинскому канонику.

Эразму предлагают возвратиться в свою обитель после двадцатилетних странствий. Эразм отказывается вернуться, ссылаясь на свою негодность к монашеской жизни, но прежде всего на то, что исполняет великое и угодное Богу дело возрождения богословия. Следующие три года проходят в новых скитаниях Базель, Лондон, Брюссель, Антверпен, Брюгге, Гент, Майнц.

В эти годы вышел в свет важнейший богословский труд Эразма — освобожденный от ошибок греческий текст Нового завета с обширными комментариями и латинским переводом, традиционным, но несколько исправленным (лишь в 1519 году Эразм заменил его собственным переводом, сделанным еще в 1505–1506 годах и существенно отличным от традиционного). Почти одновременно с Новым заветом появились девять томов сочинений святого Иеронима. Эразм подготовил к печати и прокомментировал первые четыре (эпистолографическое наследие Иеронима).

Он публикует «Воспитание христианского государя», посвящая его королю Карлу Испанскому в благодарность за должность (вернее, синекуру) королевского советника, которую он получил в 1515 году. А в декабре 1516 года его трудами и заботами появляется книжица под заглавием «О наилучшем устройстве государства и о неведомом острове Утопия» — сочинение Томаса Мора.

В1517–1521 годах Эразм жил преимущественно в Лувене. Первые два из них можно считать апогеем Эразмовой славы. Он — самая яркая звезда и светской науки, и богословия. Ему нет покоя от посетителей. Он завален письмами и подношениями. Он и досадует на эту чрезмерную популярность, и видит в ней знамение грядущего золотого века — века мира, справедливости и великого расцвета наук и искусств.

Эразм Роттердамский поставил гуманизм на службу реформе, но не порывал с католической церковью. Однако единство церкви и христианства усилиями Мартина Лютера было безвозвратно утрачено. 31 октября 1517 года Лютер выступил со своими 95-ю тезисами против индульгенций.

Началась Реформация. Консервативные богословы мигом ощутили внутреннюю связь между «новым богословием» Эразма и «Лютеровой ересью». В поправках к тексту и традиционному толкованию священных книг, в стремлении вернуться вспять, к источникам христианства, к идеям и правилам древней церкви, они увидели посягательства на католическую веру в целом — и были, по-своему правы. Среди новоявленных оппонентов были и добрые знакомцы Эразма, люди, которых он уважал и ценил. Он отбивался изо всех сил, писал одну «апологию» за другой, взывал к защите папы и императора. К богословам присоединились нищенствующие монахи-проповедники (доминиканцы и кармелиты) Эразма публично поносили в церквах.

Теперь была одна цель травли — заставить князя ученых и богословов выступить против Лютера и, тем самым, раздавить Лютера весом Эразмова авторитета. Но на это Эразм не согласен. Он предпочитает бегство, и в конце 1521 года переселяется в Базель. В Базеле ему жилось привольно и, пожалуй, даже счастливо, несмотря на все бури, бушевавшие вокруг. Реформацию, неуклонно подвигавшуюся вперед, Великую крестьянскую войну в Германии, войну в Италии. Здесь, укрытый от истошной брани врагов, он хладнокровно и трезво определил свою позицию в борьбе, которой положило начало выступление Лютера.

На первых порах он сочувствовал Лютеру всецело и, хотя от публичной поддержки уклонялся, считая, что это лишь обострит раздор, частным образом всячески его оправдывал. Потом, еще в Лувене, он пытался примирить враждующих, призывал обе стороны ко взаимной сдержанности, одновременно убеждаясь все яснее, что путь Лютера — не его путь, что если они и были союзниками, то лишь временными. И уже в Базеле, не под чужим давлением, а по собственному почину, по внутренней потребности, он отмежевался от Лютера до конца («О свободе воли», 1524).

Но это не заставило его присоединиться к лагерю обскурантов и заядлых папистов. Свои убеждения он сохранил нетронутыми и продолжал высказывать их до конца жизни, подставляя себя под огонь обоих лагерей. Базельский период длился до 1529 года, когда сторонники реформы взяли верх. И снова, как когда-то в Лувене, Эразм вынужден бежать, только на сей раз он спасает свою независимость от победивших реформаторов, которые, среди прочего, поспешили объявить присутствие на своих воскресных богослужениях обязательным.

13 апреля 1529 года он отплывает вверх по Рейну, цель его путешествия — город Фрейбург, находящийся под властью австрийских государей. Несмотря ни на что продолжает издавать и переводить отцов церкви и «языческих авторов», пишет богословские, нравоучительные, педагогические, учено-филологические и даже политические трактаты, составляет учебники.

В эти годы создана большая часть сборника «Разговоров запросто». К тем же годам относится и очень дорогая для ближайших к Эразму веков часть его наследия — парафразы (то есть развернутые пересказы-истолкования) книг Нового завета. Эразм оставался интеллектуальным образцом Европы. Бесчисленные друзья по-прежнему окружают его обожанием и заботами, нередко чрезмерными и потому тягостными. Не иссякает и поток писем. Светские и духовные государи наперебой осыпают его милостями, папа Павел III предлагает ему кардинальскую мантию.

Во Фрейбурге ему живется, пожалуй, еще спокойнее, чем в Базеле. Политические события почти не волнуют его больше — годы и болезни берут свое. Но ни старость, ни недуги не властны над неиссякаемою трудоспособностью этого человека — одна книга следует за другою «О раннем и достойном воспитании детей» (1529), «Изъяснение псалма XXII», «Рассуждение насчет войны с турками», «О приличии детских нравов» (1530), «Истолкование Символа веры», «О возлюбленном согласии в Церкви» (1533), «О приготовлении к смерти» (1534), «Экклезиаст, или Евангельский проповедник» (1535). И это — не считая новых изданий античных авторов и отцов церкви, переводов, «апологий», сборников своих писем, дополнений к «Разговорам». Виюне 1535 года Эразм приехал в Базель, чтобы лично наблюдать за печатанием «Евангельского проповедника», которого он писал много лет и сам оценивал очень высоко.

Он рассчитывал вскоре вернуться обратно или, напротив, продолжить путь и навестить родные края — Голландию, Брабант, — но к концу лета решил остаться. Нет сомнения, что на него до крайности тяжело подействовала весть о казни Томаса Мора, клеветнически обвиненного в государственной измене и обезглавленного 6 июля 1535 года. По-видимому, он действительно ощутил, что жизнь кончена.

Эразм умер в ночь на 12 июля 1536 года в доме Иеронима Фробена, сына и наследника Иоганна Фробена. 18 июля он был со всеми возможными почестями погребен в кафедральном соборе Базеля.

Эразм был натурой тонкой, нежной, легко ранимой, испытывающей настоятельнейшую потребность в дружбе и согласии, ненавидевшей раздоры. Он легко и быстро сходился с самыми разными людьми. И вместе с тем он был обидчив, недоверчив, злопамятен, сварлив, и к старости эти качества развились до размеров почти маниакальных. Он нуждался в постоянной поддержке, одобрении, похвале, и в молодости, часто их лишенный, плакал до изнеможения, испытывал отвращение к жизни. Он ненавидел самодовольство и самовлюбленность, считая, как и Платон, этот порок источником всех бед. Он был мнителен и в прямом смысле слова — отчаянно боялся болезней, заразы. Бесстрашие в подобных делах, на его взгляд, — признак не мужества, но тупости.

Несмотря на слабое здоровье, Эразм был всегда в трудах. Писал он поразительно быстро, без перерыва, «единым духом», но почти никогда не перечитывал написанного, не делал никаких поправок эта часть дела вызывала в нем такую скуку, которую он не мог пересилить. Эразм был противником философии, как конструкции по аристотелевско-схоластическому типу, которая сосредоточивается на проблемах метафизики, физики и диалектики.

К этой форме философии Эразм преисполнен такого презрения, что в «Похвале глупости» даже пишет: «За ними следуют философы, почитаемые за длинную бороду и широкий плащ, которые себя одних полагают мудрыми, всех же прочих смертных мнят блуждающими во мраке. Сколь сладостно бредят они, воздвигая бесчисленные миры, исчисляя размеры солнца, звезд, луны и орбит, словно измерили их собственной пядью и бечевкой, они толкуют о причинах молний, ветров, затмений и прочих необъяснимых явлений и никогда ни в чем не сомневаются, как будто посвящены во все тайны природы-зиждительницы и только что воротились с совета богов.

А ведь природа посмеивается свысока над всеми их догадками, и нет в их науке ничего достоверного. Тому лучшее доказательство — их нескончаемые споры друг с другом. Ничего в действительности не зная, они воображают, будто познали все и вся, а между тем даже самих себя не в силах познать и часто по близорукости или по рассеянности не замечают ям и камней у себя под ногами. Это, однако, не мешает им объявлять, что они, мол, созерцают идеи, универсалии, формы, отделенные от вещей, первичную материю, сущности, особливости и тому подобные предметы, до такой степени тонкие, что сам Линней, как я полагаю, не смог бы их заметить».

Философия для Эразма есть знание, каким было оно для Сократа и других античных авторов. Она есть мудрое понимание жизни, в особенности практическое благоразумие христианской жизни. Христианская мудрость не имеет нужды быть усложненной силлогизмами, и ее можно почерпнуть из евангелий и Посланий св. Павла. «Что иное есть учение самого Христа, которое он сам именовал возрождением, как не возвращение нашей природе блага творения?», — писал Эразм. Эта философия Христа есть, следовательно, «возрождение». Лучшие книги язычников содержат «все то, что находится в соответствии с учением Христа».

Великая религиозная реформа для Эразма состоит в следующем стряхнуть с себя все, что навязано силой церковного авторитета, оспаривать тех схоластиков, которые указуют на простоту евангельской истины, которую сами же запутывают и усложняют. Путь Христа к спасению очень прост искренняя вера, милосердие без лицемерия и беспорочная надежда. И великие святые тем велики, что жили духовно свободно в простоте евангельской. Итак, необходимо вернуться к истокам. Он восстанавливает источники, критическое издание и перевод Нового завета, а также издает труды Отцов церкви: Киприана, Арнобия, Иеренея, Амвросия, Августина и других (поэтому Эразма можно считать зачинателем патрологии). Филологическая реконструкция текста и корректное издание сами по себе имеют для Эразма значение определенно философское, что больше, чем просто обладание достаточной операциональной техникой и эрудицией. Философский дух концепции Эразма своеобразно проявляется в «Похвале глупости». Речь идет о работе, ставшей наиболее известной, и среди прочих она и сегодня читается с наибольшим интересом.

Что же такое «глупость»? Это нелегко выяснить и определить, поскольку она представлена Эразмом во всей полноте; в ней проявляются, с одной стороны, как крайне отрицательные свойства худшей части человека, так, в противоположность этому, качества, достойные Христа, безумие Креста (как определил это сам св. Павел). И Эразм представляет, с немалой долей игривости, всю гамму степеней безумия, иной раз блистая сократической иронией, интересными парадоксами, бичующей критикой, иногда с досадными сбоями (как в случае обличения развратных привычек людей церкви того времени).

Порой Эразм обличает глупость с очевидным осуждением, а когда дело касается веры — с очевидным стремлением возвысить трансцендентные ценности, иногда просто как проявление человеческих иллюзий, впрочем, представляя их как необходимый элемент жизни. «Глупость» — некая чудесная метла, которая сметает со своего пути все, что обманчиво в понимании истины более глубокой, чем сама жизнь, иногда она скрывается под одеждами короля, иногда в рубище нищего, иногда под маской сильного мира сего являет негодяя. «Глупость» в духе Эразма срывает покровы и показывает комедию жизни и настоящее лицо тех, кто прятался под маской. Она несет дух сцены, маски, актерства, чтобы каким-нибудь образом заставить вещи явиться такими, как они есть. И таким образом, эразмовская «глупость» это обнаружение «истины».

Кульминацией эразмовой глупости становится вера.

«Засим, среди глупцов всякого города наиболее безумными кажутся те, кого воодушевляет христианское благочестие. Они расточают свое имение, не обращают внимания на обиды, позволяют себя обманывать, не знают различия между друзьями и врагами… Что же это такое, если не помешательство?»

И кульминацией кульминации «глупости» является небесное счастье; оно хотя и принадлежит другой, небесной жизни, но его уже здесь, на земле, можно вкусить, по крайней мере на краткий миг и лишь немногим.

«И вот, очнувшись, они говорят, что сами не знали, где были. Одно они знают твердо беспамятствуя и безумствуя, они были счастливы. Поэтому они скорбят о том, что снова образумились, и ничего другого не желают, как вечно страдать подобного рода сумасшествием».