глава 16

То, что случилось однажды, почему-то

никогда не повторяется.

Элизабет удивительно хорошо себя чувствовала. Действительно хорошо — это ее даже пугало. Чистое безумие, потому что никаких причин для радости не было. Все неслось к черту в маленькой корзинке, которую твердо держала рука судьбы. Севилл узнал о предательстве Тома, и последствия трудно было даже себе представить. Вдобавок ко всему она шла по городу при свете дня, под взглядами сотен или тысяч людей, с собакой, которая могла по-прежнему гордиться ценой в двадцать пять тысяч долларов, назначенной за ее голову. Элизабет вряд ли способна была объяснить причины своего хорошего расположения духа.

Идти на пляж невероятно опасно, но другого выхода нет. Ей казалось, что в каждой проезжающей машине сидит человек, который сообщит о ней Севиллу. Элизабет шла напряженно, ожидая, что в любой момент ее схватят. Можно лишь надеяться, что пока Севилл занимается Томом, никто не сможет с ним связаться, а потом уже будет слишком поздно. И все-таки прогулка действовала ей на нервы.

Звонок Тома вызвал у нее резкий скачок адреналина. К ним подобрались чертовски близко, но парень помог ей избежать когтей Севилла еще раз. Странно, однако теперь все опять зависело от Тома. Элизабет не могла не думать о нем — о своих чувствах к нему. С ним ей казалось, что все в порядке. При том, что еще вчера он был врагом — правой рукой ее личного демона. Но он лишь работал на Севилла, исполнял свою роль так же, как она исполняла свою.

В те ранние утренние часы, когда они разговаривали, она узнала его ближе и поняла, что на самом деле он таков, каким казался, — терпеливый, добрый и глубоко преданный тому, что считал правильным. Ему хватило мужества, чтобы открыто бросить вызов Севиллу — ради нее. Хотя они оба все еще стеснялись говорить о своих чувствах, Элизабет понимала, что задела какую-то струну в сердце Тома. Сама же она, хоть и думала о нем все время, не могла — или не хотела — дать название своему чувству. Ее отношения с Томом были похожи на кусочек головоломки, который с тихим щелчком послушно лег на свое место.

Сегодня вечером они втроем отправятся навстречу неизвестному будущему. Перспектива пугала и захватывала. Они втроем сумеют справиться с чем угодно. Ее отец жил своей жизнью, и теперь она должна жить своей. Элизабет не разделяла его мечты. Она не могла злиться на него — она слишком сильно его любила, но он пообещал Севиллу вернуть пса, и ей было проще уйти. Она сбросила оковы прежней жизни. Она спасла друга. Она победила.

Элизабет ужасно хотела сказать хоть словечко Барбаре, поэтому остановилась у телефонной будки и нашла номер детского сада, где та работала. Барбара должна быть уже там. Элизабет беспокойно ждала, пока женщина, снявшая трубку, найдет Барбару и позовет ее к телефону.

— Барбара, это Элизабет.

— Черт побери, детка, как я рада тебя слышать! Что случилось? Где ты? С Дамианом все в порядке?

— Да, все хорошо. Севилл нашел твой дом — я думаю, ты уже знаешь. Он проследил за Биллом. Мне пришлось чертовски быстро делать ноги. Извини. Надеюсь, у тебя не было проблем. Не было?

— Ха. Не волнуйся об этом. Я не дам и ржавой булавки за их угрозы. А Севилл душка, как тебе кажется?

Элизабет хихикнула:

— Я вижу, вы встречались. Что ж, добро пожаловать в мой мир. Слушай, я просто хотела тебе сказать, что у меня все в порядке. Я собиралась позвонить раньше, но я же не знаю твоей фамилии. Короче, когда они приехали, я сбежала. Разумеется, я простудилась — я всегда заболеваю, когда у меня стресс, — а потом стала совсем плоха. Я пряталась на дровяном складе, но так замерзла, что заработала переохлаждение и совсем отключилась. Я надеюсь, ты сейчас сидишь, потому что дальше ты не поверишь: Дамиан пошел за помощью, ну, то есть я так думаю, — и нашел Тома, помощника Севилла, а он забрал меня к себе домой и ничего не сказал Севиллу. Он спас мне жизнь — правда, на самом деле спас мне жизнь. С переохлаждением я бы долго не протянула.

— Помощник Севилла?

— Помощник Севилла.

— Да, это интересно. — Барбара помолчала. — Ты уверена, что понимаешь, что делаешь?

— Том знает, как я отношусь к Дамиану, и уважает мои обязательства. Он вообще очень серьезно относится к обязательствам. Он понял, через что я прошла ради собаки, и просто не смог отвезти меня к Севиллу. Я помню, ты не веришь в удачу, но согласись — мне чертовски повезло.

— Ты права, я не верю ни в удачу, ни в божественное вмешательство. Но я верю в силу любви. Очевидно, что-то его глубоко тронуло. Возможно, он не такой уж плохой.

— Он хороший человек, Барбара. Правда. Я не хочу, чтобы ты волновалась, но мы должны ехать — прямо сейчас. Тут все опять закрутилось, буквально только что. Том предупредил меня, чтобы я ушла из дома, потому что Севилл узнал, где я. Мы встретимся с Томом через несколько часов, я надеюсь. А потом мы уезжаем. Так что я просто хотела позвонить. — В трубке было слышно, как Барбара вздохнула. — Я просто хотела позвонить тебе и сказать, чтобы ты не волновалась. И спасибо тебе еще раз. Большое спасибо.

— Стой-стой-стой. Притормози. Ты действительно думаешь, что этому типу можно доверять? Он же работает на Севилла. Я видела его в заварухе, и на вид он вполне соответствовал тому, как должен выглядеть подручный этого ублюдка. Ты уверена, что готова рискнуть Дамианом?

— Я могу сказать. Я знаю. — Она помолчала. — Я думаю… ну, мне кажется, мы нравимся друг другу.

Барбара засмеялась над тем, что осталось невысказанным.

— Значит, думаешь, да?

— Ну, понимаешь…

— Ну что же, девочка, ты там, а я здесь. Я хочу сказать — ведь этот парень мог вернуть тебя Севиллу в любой момент, так? Проклятье. Ну, я рада, что ты справляешься. Как же он тогда бесился! Представляю, какие у тебя будут неприятности, если он тебя схватит.

— Еще бы. Если тебе показалось, что в тот раз он был зол, подожди, пока я сбегу с его помощником и его собакой. Господи, подумать только! Ладно, мне пора. Нужно встретиться с Томом и отправляться в дорогу.

— Я буду скучать по вам обоим. Береги себя и дай мне знать, как ты, когда сможешь.

— Спасибо, Барбара. Пока.

— Ни пуха ни пера…


Они добрались до мыса без приключений.

— Дела движутся к лучшему, — уверяла Элизабет собаку. — Мы едем на Аляску. Или в Канаду, Или даже на Юкон, в какое-нибудь безумное место. Дикое и первозданное. Никаких университетов, никаких ветеринаров с их жуткими грантами и полным отсутствием этики. Тебе там понравится: там только лес и горы. Ни клеток, ни собачьих питомников.

Элизабет пришла к выводу: хоть Дамиан и близок к природе, он все же, говоря строго, — не животное. Быть собакой означает всегда разрываться между миром природы и миром человеком. Там, куда они направляются, будет настоящий собачий рай. Пес будет жить на воле и с Элизабет — все удовольствия сразу.

Она обхватила его голову и быстро поцеловала в лоб.

Заразившись ее весельем, пес заскакал вокруг нее, счастливо лая. Они вместе вышли к воде. Солнце скрылось за облаками, стоял спокойный осенний день. Некоторое время Элизабет швыряла куски дерева в воду и смотрела, как Дамиан радостно их приносит. Он ронял их к ее ногам и стоял, мокрый, дрожа в предвкушении следующего броска. А у нее из головы не шел Дамиан в железной клетке или в пустой белой комнате — как он лежит, опустив голову на лапы, в томительном ожидании, неделя за неделей, месяц за месяцем. Она спасла его от жизни в невообразимом аду, но и он, в свою очередь, принес ей дар не менее ценный. Не будь его, Элизабет навсегда осталась бы одной из тех сумрачных, бледных душ, которые предпочли безопасную, пресную, бессмысленную жизнь. Она вела бы существование даже менее достойное, чем тот лосось, что лежал теперь мертвый, мягко покачиваясь на мелководье рядом с выметанной икрой, выполнив свою задачу.

Почувствовав, что начинает уставать, она показала Дамиану пустые ладони — жест, который он хорошо знал.

— Больше нет, — сказала она. Он подошел и сел на откосе рядом, их головы оказались на одном уровне. Пес смотрел на воду, и его теплый коричневый глаз видел то же, что и она. Она радовалась его счастью. Пес оглянулся и заметил, что девушка на него смотрит. Поднялся и быстро лизнул ее в щеку — редкий случай. Она удивилась: Дамиан всегда был довольно сдержан.

— Добр, — тихо сказал он.

У нее перехватило дыхание. После всех этих месяцев его речь по-прежнему ошеломляла ее. Она уперлась лбом в его голову и замерла. Обняла его, ощущая, как влага с его шерсти проникает сквозь рукава рубашки, холодя и грея одновременно. Улыбаясь сама себе, Элизабет в который раз ощутила, что им не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

— Хорошо. Спасибо, что позволил мне пройти через все это, дружок. Это было невероятно. Да, дружок, — медленно повторила она, — это было нечто.

Они сидели вдвоем, молча, пес и девушка, ее рука лежала у него на спине, его приземистое коренастое тело чуть касалось ее. Они сидели так около часа, дожидаясь Тома, и Элизабет размышляла, почему уже не боится, почему радуется, расставаясь с тем, что раньше было так важно. Она не понимала, что такие решения свойственны юности и так же естественны, как прилив у ее ног.

У кромки воды Элизабет заметила нескольких раков. Их смешные клешни ритмично двигались, когда набегала волна, принося планктон прямо им в рот. Она осторожно присела, улыбаясь их быстрым, жадным движениям.

— Эй, Дамиан, посмотри-ка. Вот кем я хотела бы стать в следующей жизни. Сидишь в окружении еды и просто лопаешь, сколько влезет. Вот это жизнь…

Она повернула голову: пес почему-то не подошел к ней. Обычно он всегда приходил и вертелся рядом, когда она останавливалась рассмотреть что-нибудь. Теперь же Дамиан стоял позади нее, упершись передними лапами в гребень маленькой насыпи, где они сидели. Он приподнял голову и внимательно глядел куда-то.

Том. Подумав о парне, Элизабет представила жизнь, которую они начнут вместе в тот момент, когда сядут в его машину. Какое-то смешанное чувство. Она глубоко вздохнула, задержала воздух в легких, потом выдохнула и, наконец, поняла, что уверена в себе.

— Что там, Дамиан?

Пес лишь быстро повернул голову.

— Бел Боль.

— Что? — Она опустилась на четвереньки, сравнявшись ростом с собакой. — Вот дерьмо.

Оставалось два выхода: вернуться на пляж или бежать на дровяной склад. Они были далеко от того места, где мыс соединялся с материком, и она знала, что у нее не хватит сил пробежать весь путь. Если они останутся здесь — станут легкой добычей. Она двинулась направо, рассчитывая укрыться в лабиринте штабелей. На долю секунды, прежде чем побежать, она удивилась: как? Том предал ее? Разве может быть, чтобы он отдал ее и Дамиана в руки Севилла после всего, что сделал для них? Неужели доверие и любовь между ними — фальшивка? Или ее заметили, пока она бродила здесь весь день, и ее выдал Севиллу какой-нибудь прохожий?

Не будь дурой — теперь это неважно. Это касается только тебя и Дамиана. Заверши начатое.

Она рванулась направо, к штабелям. Севилл посмотрел, куда они бегут, затем бросился наперерез. У него в руке был нейлоновый поводок. После нескольких десятков ярдов Элизабет поняла, что еще слишком слаба. Она не могла долго бежать. А прятаться среди бревен — просто тянуть время и ждать, пока ее отыщут люди, нанятые Севиллом.

Девушка и собака добежали до бревен ярдов на сорок раньше Севилла. Она нырнула в глубь склада, задыхаясь и лихорадочно пытаясь соображать. Взглянула на Дамиана.

— Прячься, мальчик, и не слушай его. Ты остаешься со мной. Я вытащу тебя отсюда, честно. Мы зашли уже так далеко — мы справимся.

Она рассчитывала, что доктор подумает, будто они побежали в глубину склада, надеясь затеряться среди штабелей. И, вернувшись к первой куче бревен, где склад только начинался, стала осторожно спускаться. Она старалась дышать потише, чтобы услышать шаги Севилла, но не могла ничего разобрать за собственным частым дыханием и криками потревоженных чаек. Ей было страшно — казалось, за любым бревном может прятаться Севилл.

Они добрались до места, откуда было видно, как Севилл вошел на склад. Элизабет остановилась. Дамиан прижимался к ее коленям — его пугал запах ученого. Очевидно, тот пропустил место, где они прятались, и девушка отчаянно надеялась, что он повернет направо и пойдет в ту сторону, откуда они вошли. Если он это сделает, им удастся проскользнуть мимо и они смогут убежать на материк. А если налево — но с чего бы ему это делать? — тогда они рискуют неожиданно с ним столкнуться. Элизабет снова начала осторожно продвигаться вперед.

Бревна в этой части склада были в два-три фута толщиной и сложены ненадежными штабелями высотой футов в двадцать пять. Идти по ним было жутко — огромные куски коры отваливались и выскальзывали из-под ног. Элизабет заметила, что Дамиан отстал, оробев и прижав уши. Присутствие Севилла пугало его.

Она по-прежнему не видела нигде машину доктора.

Нельзя оставаться на месте, не зная, где он. Элизабет кралась между двумя большими штабелями, придерживая Дамиана за шкирку, Оглянулась назад — туда, откуда они пришли. Пусто. Но это ничего не значит. Севилл мог запросто оказаться между рядами. Склад огромный, рядов много.

Девушка стала аккуратно отступать. Теперь чуть живее, понимая, что нужно выбираться на материк — чем скорее, тем лучше. Когда она почти дошла до конца следующего ряда, из-за бревен высунулась рука и вцепилась ей в плечо. От неожиданности Элизабет дернулась, потеряла равновесие и упала. Без единого слова Севилл рванулся к ней, перевернул на живот, уперся коленом в спину и заломил ей руки. Нейлоновым поводком стянул запястья. Она неистово била ногами и вырывалась, но мужчина был гораздо сильнее. Как в кошмаре, ее отчаянные усилия ни к чему не приводили. Момент абсолютного ужаса.

Внезапно с тяжелым глухим стуком Севилл свалился с нее, и она тут же вскочила на ноги. Наверное, что-то подобное чувствует жертва, которой удалось спастись от хищника. Не помня себя от облегчения, Элизабет побежала — не разбирая дороги, просто увеличивая расстояние между собой и опасностью. Потом остановилась.

Дамиан!

Элизабет обернулась. Она не может его оставить. И не оставит.

Дамиан беззвучно перепрыгнул через нее, когда она лежала на земле, вцепился Севиллу в грудь и бешено затряс его. Совершенно не ожидая атаки, Севилл не смог бороться с разъяренным псом: он был сейчас, как тряпка или кукла, опрокинутая на спину. В глазах его застыл ужас.

Элизабет смотрела, не веря себе. Дамиан напал на Севилла. Это ее потрясло. Она знала, что Дамиан способен на многое ради нее, — он был сильным зверем, — но теперь, видя, как он молча и целеустремленно, всерьез, убивает человека, она окаменела. И не просто человека, а того, перед кем трепетал, как ни перед кем другим. Пес был предан человеку, который заставлял его работать по принуждению, он терпел от этого человека любое насилие, брань, жестокость, не смея даже оскалить зубы. Но здесь, теперь, питбуль счел необходимым напасть на Севилла — на своего бога; нашел в себе мужество свалить его на землю и причинить ему боль. И все ради нее. Ради себя самого Дамиан смиренно ушел бы с Севиллом. Но он скорее убьет своего мучителя, чем позволит ему обидеть ее.

Зрелище было жуткое. Элизабет затошнило. Пес сменил захват, раздирая зубами и лапами грудь Севилла, и доктор испустил дикий вопль. Он пытался отпихивать и бить Дамиана по голове, но было очевидно: пес так просто не остановится. Элизабет перехватила взгляд доктора. Она раньше и представить себе не могла, что лицо человека может выглядеть так.

— Убери его… — Он жутко хрипел и задыхался, а пес мотал его из стороны в сторону. — Убери.

— Господи, — прошептала она.

Дамиан лапами прижимал Севилла, вонзив когти ему в грудь. Мужчина напал на Единственную, и пес был готов защитить ее ценой своей жизни. Он жаждал исполнить долг и убить этого человека, этого злого духа, который преследовал Единственную. Затем поволок доктора по земле, мотая башкой из стороны в сторону, остановился и вдавил его, беспомощного, в землю. Севилл снова поймал взгляд Элизабет. Его лицо было совершенно белым, как лабораторный халат. Он понимал, что его жизнь и смерть зависят от нее. Он просил о милосердии, которым сам никогда не жаловал существ, зависимых от него.

— Пожалуйста, — прохрипел он.

Девушка подскочила к ним и обхватила собаку за шею изо всех сил. Она не такая, как этот человек, — она не может оставаться равнодушной к мольбам о помощи.

— Дамиан! Нет! Прекрати, хватит, ты его убьешь! — закричала она. Но если пес и слышал ее, то не подавал вида. Внезапно он снова сменил захват, вцепившись сквозь куртку и рубашку в живот Севилла. От хриплого крика мужчины Элизабет сама ощутила резкую боль в желудке. — Дамиан, фу! Прекрати немедленно! Пожалуйста, прошу тебя, перестань!

Ей ничего не приходило в голову, и теперь все просто зависело от того, насколько Дамиан ее любит. Стараясь не смотреть на Севилла, не видеть его лица, она повернулась к Дамиану и просунула ладони с обеих сторон ему в пасть. Если Дамиан сожмет челюсти на животе Севилла еще немного, он раздробит ей руки. Бешеный глаз пса скользнул по ее лицу.

— Хватит, Дамиан. Перестань, — сказала она очень тихо, сквозь сжатые зубы. Она попробовала разжать руками его челюсти. Пес перестал трясти головой, и она тут же почувствовала, что хватка ослабла. Севилл подался назад, пытаясь выбраться из-под пса.

— Не двигайтесь! — зашипела она на него. — Лежите и не двигайтесь.

Едва Севилл пошевелился, Дамиан снова вцепился в него, клыки впились глубоко в живот. Когда ученый замер, пес снова прислушался к тихому голосу девушки, и медленно, с великой неохотой, его челюсти разжались, отпустив ткань и плоть человека. Куртка промокла от крови.

— Не двигайтесь, — выдохнула она.

Пес смотрел на нее, глаз его бешено сверкал, он дышал тяжело и хрипло.

— Все хорошо, Дамиан, все хорошо. Молодец. Спасибо. Хороший мальчик, хорошая работа. А теперь отойди. Оставь его, я в порядке.

Пес стоял в нерешительности. Его взгляд метался от Элизабет к Севиллу.

— Со мной все в порядке, — успокаивала она собаку. — Я хочу, чтобы ты оставил его.

Немного погодя пес неохотно отступил.

— А теперь ляг. Лежать! Дамиан, слушай меня. Лежать. — Она махнула рукой, и Дамиан опустился на грубую кору рядом с кучей бревен. Его здоровый глаз не отрывался от Севилла, бока тяжело вздымались. — С вами все в порядке? — испуганно обратилась она к доктору.

Элизабет пыталась говорить тихо, чтобы снова не спровоцировать собаку, но сама вся тряслась от страха. Не ответив, Севилл медленно поднялся. Он стоял, согнувшись от боли, одной рукой держась за живот, и не отрываясь следил за псом.

— Пожалуйста, оставьте нас. Мы хотим просто уйти. Дамиан не пойдет с вами — он не хочет. Позвольте нам уйти. Будем считать, что мы квиты. — Севилл молчал. — Это Том… сказал, где я? — Она должна была знать. Том говорил, ей нужно больше ему доверять.

Скривившись от боли, доктор выпрямился, прижимая руку к порванному животу. По его застывшим серым глазам, как всегда, ничего нельзя было понять.

— Да, — ответил он после небольшой паузы. — Пойми, он беспокоился о тебе и о том, чем все это может кончиться.

— Я вам не верю. — Она очень не хотела в это верить.

— Если это тебя сколько-нибудь утешит, он пытался. Он долго молчал. Его нельзя винить. Он влюбился в тебя, знаешь ли, и потому я смог его убедить, что хотя твое бегство с собакой сейчас может казаться лучшим и умным выходом, однако в дальнейшем оно приведет к весьма серьезным последствиям для вас обоих. Я обещал ему, что, если он мне поможет, я смогу исправить все, что ты натворила. То же самое предложение я сделал твоему отцу, и он со мной согласился. — Элизабет закрыла глаза. — Боюсь, Элизабет, ты испортила жизнь им обоим — и отцу, и Тому, — продолжил Севилл. — Но, несмотря на все это, Том хочет, чтобы ты была счастлива и в безопасности. Вот почему он сказал мне, где ты. Так будет лучше для тебя, и он надеялся, что ты достаточно ему доверяешь, чтобы понять это.

Элизабет подняла голову. Сейчас она не могла позволить себе поддаться эмоциям и отвлечься.

— Слушайте, я только что спасла вашу чертову жизнь. Неужели вы не можете позволить нам уйти?

Севилл смотрел то на нее, то на пса. Он уже отдышался. И задумался.

— Хорошо, — произнес он осторожно, — уходите.

И мотнул головой в сторону, указывая путь со склада. Элизабет уставилась на него.

— Вы серьезно? Но почему?

— Уходите. Я не могу задержать вас, это же очевидно. Я не контролирую ситуацию, разве ты не видишь?

Элизабет насторожилась. Он отпускал ее не по доброй воле. Что он еще задумал?

— Мне нужна медицинская помощь. Я не могу ничего предпринять, пока ты не уберешь собаку. Уходите, — отрывисто повторил он и снова кивнул в сторону пустого пляжа.

Элизабет оглянулась через плечо.

Что там такое? Почему он хочет, чтобы мы шли в ту сторону?

Казалось, он понимает, что побежден, у него нет другого выхода, и он готов отпустить собаку, но она все еще не доверяла ему. И она не видела его машины. Возможно, осталась по ту сторону склада. Если бы только добраться до машины, найти ключи…

Ключи от машины! Вот что!

Если она оставит его здесь раненого и заберет машину, то успеет исчезнуть из города раньше, чем он доберется до ближайшего телефона. Придется угнать машину. Крупная кража. Но если речь идет о нем, это не проблема. Она подошла к Севиллу.

— Дайте мне ключи.

— Что?

— Вы слышали. Дайте мне ключи от машины. Сейчас же. Давайте сюда. — Севилл помотал головой. — Слушай, ты, ублюдок. Я могу приказать Дамиану убить тебя, ты знаешь. Я достаточно наслушалась твоего дерьма. Ты отдашь мне ключи, или я велю Дамиану покончить с этим, ясно? Мы просто хотим уйти. Вот и все. Так что давай их сюда.

— Они в машине.

— Нет, не в машине. Ты бы не оставил их там. Давай скорее.

— Они в машине, — повторил он.

— Вот черт, — вздохнула Элизабет, — ну хорошо, тогда подними руки вверх.

Произнеся эти слова, она почувствовала себя невероятно глупо.

— Что, прости? — скептически спросил Севилл.

— Я собираюсь тебя обыскать. Я знаю, что ключи у тебя. Подними руки и не пытайся ничего сделать. Ты знаешь, на что способен Дамиан, и, клянусь, я даже не подумаю остановить его на этот раз.

— Позволь мне облегчить тебе жизнь. — Он опустил руку в карман, достал ключи и быстрым движением зашвырнул их через ее голову, поверх бревен. Она услышала тоненькое «дзынь», когда металл ударился о землю с той стороны. Севилл сморщился от боли, пронзившей его искусанное тело после резкого движения, и тут же улыбнулся девушке.

Она пристально смотрела на него, «Вот, значит, что ты собирался сделать, если бы я не подумала об этом, — сказала она себе. — Его машина где-то рядом, и он не хочет, чтобы я ее нашла».

— Хорошо, и где машина?

Это звучит еще более глупо. Господи.

— На той стороне двора. Там, — он показал через груду бревен в сторону дороги вдоль пляжа. Ей оставалось только гадать, правда ли это. Может быть. Хотя он мог снова обмануть ее. Элизабет быстро прикинула: если она перелезет прямо через штабель, сможет быстро найти ключи и заодно посмотреть, где машина Севилла. Оттуда, сверху, она увидит весь склад.

Дамиан стоял рядом, когда Севилл швырнул ключи, и сейчас она положила руку псу на голову. Дамиан посмотрел на нее. Она была готова уйти, но почему-то мешкала. В ней поднималась горькая обида. Она так и не смогла объяснить ученому необходимость своих поступков.

Почему она не нашла нужных слов? Его ли вина в том, что он не хотел понять, или это она не сумела объяснить? Как можно испытывать такие сильные чувства и быть не в состоянии выразить их? С другой стороны, разве Дамиан не научил ее, что самые важные вещи в жизни не поддаются определению и описанию? Но она должна попытаться.

— Слушай, я спасла тебе жизнь и собираюсь просить об ответной любезности. Позволь нам уйти. Я знаю, что не могу тебе объяснить, что вы творите с собаками — ты и мой отец. Вы просто не поймете. Ты бросил этого пса в пустыню одиночества. Ради наживы. А что сделал он? Пришел к тебе на помощь, когда тебе это было нужно. Он чуть не погиб, защищая тебя. А в ответ ты, черт бы тебя побрал, бил его током, своим проклятым ошейником, потому что не смог завоевать его уважение. Ты превратил его жизнь в ад. По правде говоря, этот пес лучше, чем ты со всеми твоими степенями, титулами и деньгами… А теперь слушай. Дамиан и я — мы многое вынесли вместе. Мы друзья, а друзья заботятся друг о друге. Поэтому я прошу только об одном — оставь нас в покое.

Дамиан и Севилл смотрели друг на друга. В глазах обоих ничего нельзя было прочесть. Элизабет покачала головой — она знала, что ее слова не тронули Севилла. Пустая трата времени.

— Идем, Дамиан, — тихо сказала она, — идем.

Она подумала, не связать ли Севилла, но побоялась подходить к нему близко. Если он схватит ее, Дамиан снова на него нападет, и на этот раз она вряд ли сумеет его остановить. Кроме того, Севилл ранен — вряд ли он станет преследовать ее.

Она оглянулась на кучу бревен. Около двадцати футов в высоту, толстые еловые стволы уложены неаккуратно, концы торчат. Некоторые бревна лежат очень ненадежно. Но найти машину Севилла нужно, и перелезть через штабель — единственный путь.

Элизабет повернулась и начала карабкаться. Пес последовал за ней. Все оказалось несколько сложнее, чем она себе представляла: если какое-то бревно сильно выпирало, ей приходилось помогать собаке. Севилл безучастно наблюдал, как она лезет наверх, но, как ей показалось, в его взгляде проскальзывало некоторое беспокойство.

Ха, — подумала она мрачно, — он думает только о безопасности Дамиана.

Она дотянулась до верхнего ствола и оседлала его, глядя вниз на Севилла. Дамиан, обрадовавшись, что увидел землю, заторопился вниз, на другую сторону. Добрался до основания штабеля, спрыгнул и повернулся к ней.

Элизабет слезла с бревна и замешкалась. Ей хотелось посмотреть, что сделает Севилл, когда решит, что она его больше не видит. Она взобралась обратно и выглянула из-за бревна. Севилл достал телефон. Он все это время лежал в кармане брюк. Об этом она не подумала. Доктор набирал номер.

— Ч-черт!

Если он позвонит в полицию, это конец. Ее упекут за решетку, а Дамиан вернется в ад. Вот дерьмо! Нужно остановить его. Даже если придется с ним драться. Раз этот идиот хочет, чтобы его загрызла собака, — ну что ж, так тому и быть. Все зашло слишком далеко. Нужно забрать телефон и связать этого говнюка.

Господи, ну что за урод, он даже не может смириться с поражением.

В панике она быстро взлетела наверх, затем поспешила вниз, перепрыгивая через два или три бревна сразу. Она должна добраться до него, прежде чем он сообщит полиции, где находится. Дамиан остался на той стороне и теперь ей не поможет.

Отлично. Надеюсь, он доберется сюда раньше, чем Севилл сделает из меня отбивную.

Даже раненый, Севилл был очень силен, и Элизабет догадывалась, что ей придется туго. Она услышала, как Севилл начал говорить, и, перемахнув еще на три ствола вниз, приземлилась на огромное бревно в основании штабеля — оно выступало чуть дальше остальных. Опустившись на него, она поскользнулась и тяжело рухнула на спину, задев край. И в один ужасный миг поняла, что под ее весом бревно сместилось и теперь скользит из-под нее. Верх штабеля обрушился следом. Раздался жуткий рокочущий гром. Все произошло слишком быстро — она не успела ничего понять, только видела яркое небо, темные стволы и слышала гулкие удары бревен друг о друга. Падение — и невыносимая тяжесть. Почти не больно, только в бедрах ноет как-то странно.

Движения и звуки прекратились. Несколько мгновений девушка не шевелилась.

Спасибо, господи, — подумала она, - меня не убило.

Элизабет лежала на спине и пыталась подняться. Но двигались только плечи и голова. Ничего не понимая, она попыталась еще раз, но опять ничего не вышло.

На мне же нет ни одного бревна, почему я не могу встать?

Она приподнялась на локте и посмотрела на свое тело.

Ох.

Ее раздавило — абсолютно раздавило. Тело нелепо распласталось, сплющенное от пояса до колен. Элизабет недоуменно взглянула на Севилла. Доктор приблизился, и телефон едва не выпал из его руки.

— Иисусе, — прошептал он.

Она не отрывала взгляда от остатков собственного тела, пытаясь осознать случившееся. Ей не было страшно — она просто смотрела, не понимая, что все это значит. Потом кое-что вспомнила — нечто гораздо важнее той странной штуки, которая только что с ней приключилась.

— Где моя собака?

Ее испугал собственный голос — слабый и незнакомый. Чужой, и все же он исходил от нее. Она почувствовала вкус крови во рту. Странно.

Я, наверное, прикусила язык.

Севилл опустился на колени, и она потянулась к нему, ухватилась за куртку, пытаясь подняться. Она вцепилась в него.

Смешно, я чувствую каждую нитку в его куртке, но больше не чувствую своего тела.

Она даже ощущала сквозь материю тепло его тела и эти влажные пятна, где кровь пропитала ткань. Какой-то инстинкт подсказывал ей держаться за ощущения, запахи, образы, сосредоточиться на них. Чувствовать их означало жить. Она вдыхала острый запах хвои от расколотых бревен; когда Севилл подходил, она слышала шорох его одежды; резкий, душераздирающий лай где-то у него под ногами. Слева лежало бревно. Элизабет видела узор коры, похожий на нехитрый зигзаг головоломки, где каждый кусочек обведен четкой рельефной линией. Островки серо-зеленого мха, приросшие к коре, выступали с потрясающей резкостью. Девушка сильнее вцепилась в куртку Севилла — пока она может воспринимать все так отчетливо, она жива, с ней все в порядке, все должно быть хорошо. Не может быть, чтобы ее так сильно ранило. Она посмотрела Севиллу в лицо.

— Со мной все будет хорошо, — уверенно сказала она, — мне только нужно встать.

— Тебе нужно лежать и не двигаться, — ответил он.

А потом, потом — она поняла. Новое, жутковато-странное ощущение захватило ее, когда прошел первый шок. Она чувствовала, как тело ускользает от нее, однако сознание прояснилось, и она посмотрела на то, что недавно было ее ногами. Хотя в ушах шумело море, мозг работал пугающе четко.

— Боже мой, боже мой, — прошептала она. Задохнулась, закашлялась, изо рта хлынула кровь. — Где Дамиан, с ним все в порядке? — беспокойно спросила она. Но она волновалась не за себя — собственное спокойствие ей казалось странным. Рядом не было Дамиана. Севилл огляделся.

— Я его не вижу, но уверен, с ним все в порядке. — Он наклонился и начал осматривать ее, потом медленно опустил руки. Посмотрел ей в глаза. — Мне очень жаль, но, похоже, я ничего не могу для тебя сделать.

Элизабет чувствовала, как рот ее заполняется кровью. Она пыталась держать голову — кашляя, сплевывая, борясь с кровотечением.

— Кое-что можете, — наконец вымолвила она. — Вы же понимаете, что я не могу оставить его так, с вами. Пусть его заберет Барбара… — Она сильно сжала его руку. — Прошу вас.

— Ты же знаешь, я не могу этого сделать.

Сердце у нее упало. Она представила себе, как Дамиан лежит, опустив голову на лапы. Ждет ее, ждет, а она уже не придет никогда. Долгие мучительные часы, жизнь в конуре или клетке, откуда можно выйти только по прихоти господина. Пес будет ждать и думать, почему она его покинула.

Нет.

Дамиан никогда не перестанет надеяться, что она придет. Он никогда не сомневался в ней. Его доверие абсолютно.

— Ради всего святого, — прошептала она, — не надевайте на него ошейник.

— Посмотрим, — сказал он, — не волнуйся о собаке. Тебе нужно лежать спокойно.

У Элизабет закружилась голова — отвратительное ощущение на грани обморока, — но она осталась в сознании. Она отталкивалась руками от земли, дергалась, извивалась, пыталась поднять свое тело, приказывала ему подняться. Доктор удерживал ее на земле, и от этого было еще тяжелее. Ее худшие кошмары стали реальностью. Даже если Дамиан остался жив, если его не раздавило стволами, она все равно больше не сможет его защитить. Все было напрасно. Ее тело раздавлено бревнами, разрушено, бесполезно и умирает. Закрыв глаза, она смирилась с горчайшим поражением. К ней пришло видение. Лосось, теперь уже мертвый, покачивался на отмели в той же заводи, где родился. Смогла ли рыба выполнить свою миссию? Умерла ли она спокойно, со светлым ощущением хорошо прожитой жизни; приняла ли смерть как завершение своего труда? Или, как она, погибла, не успев, не сумев довести дело до конца?

Севилл достал из кармана носовой платок и промокнул кровь у нее на губах.

— Давай я тебе помогу.

— Нет. — Она приподнялась, медленно отвернула голову. — Не нужна мне ваша помощь, — сказала она тихо, словно сама себе, — я не боюсь умирать. Мне не нужна такая помощь… — Элизабет открыла глаза и дерзко, пристально посмотрела на него. — Я знаю ей цену.

Закрыв глаза, она улыбнулась легко, еле заметно, гордясь тем, что до самого конца не пресмыкается перед ним.

Потом снова открыла глаза, не желая оставаться в темноте. Она смотрела на клочок неба над головой. Уже виднелась луна — неяркая, но отчетливая. Не скрываясь, средь бела дня, она была заметна лишь тому, кто искал ее.

Неизвестно почему, но ее успокоила эта мысль: луна продолжает свой путь вечно. Не такая сильная, как солнце, она тем не менее всегда была здесь. Прекрасная и древняя. Элизабет хотела бы сейчас попросить Билла, чтобы он думал о ней, когда будет смотреть на луну, сидя в своем саду среди сладких ароматов теплого летнего вечера. Или морозной, бессонной зимней ночью. Она кивнула луне, все еще чуть улыбаясь легкой, сокровенной улыбкой, и снова закрыла глаза.

— Пожалуйста, — сказала она так тихо, что Севиллу пришлось наклониться, чтобы расслышать. — Я хочу, чтобы вы знали. Мои отец и дедушка — они помогали Дамиану, потому что для них это была ваша собака. Понимаете? Они спасали ему жизнь, потому что он ваш. Им не хотелось, чтобы он умер. Это не их вина…

— Я понимаю.

— Не могли бы вы… Скажите им, что я их люблю. Пожалуйста. Обещайте, что скажете. Скажите, что я не мучилась. Мне больно только вот здесь. — Элизабет положила руку на сердце. Она говорила все тише, затем задохнулась и подняла голову, захлебываясь кровью. — Скажете?

— Скажу.

Она отвернулась от непонятного, пугающего света, опускавшегося на нее.

— Дамиан! — позвала она. Она хотела знать, что с ним, прежде чем уйти.

Послышался странный топот. Севилл поднялся и быстро отошел от нее. Рядом внезапно оказался Дамиан, ткнулся в нее носом, испуганно обнюхал, учуяв кровь. Увидев его шершавую золотистую морду, она тут же почувствовала невероятное облегчение.

— Дамиан, с тобой все в порядке. Ты здесь, — прошептала она.

Он зажал хвост между лапами, уши прижались к голове. Как и у любого хищника, у него были свои отношения со смертью, но, в отличие от чувственной, опьяняющей смерти убитой жертвы, здесь было что-то другое — мистическое и тревожное присутствие.

— Побудь со мной. — Она потянулась к нему. Дамиан ткнулся в нее носом, протолкнул голову ей под руку.

— Пес, — заскулил он.

Элизабет понимала, что больше не может ничего сделать. Она хотела прижать его к себе, но не могла. Так не должно быть. Ее дыхание стало частым и поверхностным, кровь стремительно заливала легкие, уставшие качать воздух. Она изо всех сил пыталась вдохнуть.

— Слушай, Дамиан. Ты должен меня слушать. Белая Боль обидит тебя. Иди и найди Барбару… — Она зашлась в кровавом кашле, и пес подполз ближе, уткнувшись в руки, которыми она закрывала лицо. Она чувствовала его крепкое горячее тело. — Иди. — Она слабо оттолкнула его. — Ты не понял? Уходи!

Это усилие стоило ей дорого — новый приступ жуткого кашля. Пес взглянул туда, где стоял Севилл — футах в десяти, наблюдая за ними.

— Спокойно, Дамиан. Спокойно, — тихо сказал он. — Стой.

— Черт! — Элизабет отчаянно махнула собаке. — Не слушай его, Дамиан, уходи! Иди сейчас же! Уходи. Прочь. Не давай Белой Боли трогать тебя. Иди, найди Барбару, Дамиан.

Пес дрожал от беспокойства, горя и недоумения. Он сел, уныло сгорбившись, подальше от Элизабет, но его глаза переполняла любовь — такая же осязаемая, как все на земле.

— Нет, — сказал он.

— Ох, Дами… — Теперь ее поражение стало полным. Слезы потекли сами — не за себя, за собаку. Дамиан не хотел бросать ее. Он останется здесь, а когда она умрет, Севилл его уведет. Он снова заберет собаку, и больше никто не сможет ему помешать. Она силилась повернуть голову. — Прости, Дамиан, прости.

Не справилась. Все пропало.

Элизабет вспомнила слова Барбары той ночью у костра, когда она надела на шею мешочек с желудем. Она отчетливо слышала их сейчас сквозь шум в ушах. И это было очень важно.

«Можешь не волноваться, — говорила Барбара. — Что бы ни случилось с тобой или Дамианом, это не будет ни результатом действия злых сил, ни божественным вмешательством, ни магией, ни глупой удачей. Это будет просто жизнь, игра. И она идет с начала времен».

Севилл двинулся было вперед, к ней, но, заметив реакцию пса, остановился. Элизабет отвернулась от него, и ей пришла в голову одна вещь. Ее умирающий мозг поймал эту мысль, как она сама однажды поймала кружащийся кленовый лист, когда они с Дамианом играли в дендрарии, а утренний иней сверкал в солнечных лучах. Барбара узнает о судьбе Дамиана. Она узнает, что пес снова в руках Севилла, и что-нибудь предпримет. Элизабет сама себе кивнула. Барбара услышит о ее смерти, а значит, придет за Дамианом. Барбара — соперник, равный Севиллу. Язычница сможет победить там, где потерпела неудачу Элизабет. Девушка глубоко вздохнула — угасающему сознанию стало легче. Она снова подумала о себе и о смерти.

Я слишком молода, чтобы умереть.

Я очень мало успела сделать.

Кем бы я стала?

Дамиан помог ей найти ответ. По крайней мере, умирая, Элизабет знала, кто она такая. Теперь она жалела лишь об одном — что рядом нет Тома. Со смертью пришла странная убежденность, что он остался ей верен. Она все еще любила его.

Она пристально посмотрела на пса, протянула руку и стащила со своей шеи кожаный ремешок. Из последних сил она сорвала такой же с головы Дамиана. Заменила его своим, а его мешочек медленно надела на себя. И крепко зажала его в руке.

— Не забывай меня, — сказала она едва слышно. — Не забывай. — Она закрыла глаза. — Похоже, теперь моя очередь ждать тебя, Дами. Я буду ждать.

В горле забулькало. Кровь переполняла ей горло и рот. Она слабо приподняла руки и протянула их к собаке. Качнула головой — с жалостью и печалью.

— Больше никогда, — прошептала она.

Севилл осторожно подошел, поглядывая на пса, повернул ее голову набок. Хлынула кровь, Элизабет задохнулась и встретила взгляд своего пса. Потянулась к нему, и Дамиан ткнулся полосатой головой ей в грудь. Она прижалась лицом к его теплой шее.

Просто обними его, - сказал Голос. Она слышала его теперь совершенно отчетливо. - Просто скажи ему, что ты его любишь.

И пока жизнь уходила из ее тела, она снова и снова обнимала Дамиана и повторяла ему эти слова.


Позвонив в полицию, Севилл занялся своим внешним видом. Он застегнулся, спортивная куртка скрыла прорехи на рубашке и почти всю кровь. То, что осталось, он мог объяснить тем, что испачкался кровью Элизабет, когда помогал ей. Он закурил, поглубже затянулся, потом резко выдохнул и двинулся к собаке. Питбуль свернулся в тугой комок рядом с мертвой подругой. Голова его по-прежнему покоилась на груди Элизабет. Мужчина приблизился, пес посмотрел на него, и Севилл насторожился. Он не без оснований полагал, что пес не бросится на него просто так, но все же напомнил себе, что однажды очень ошибся, посчитав, что пес вообще не способен на него напасть.

«Когда я надену на тебя ошейник, — подумал он со злостью, — мы придем к полному взаимопониманию, ты и я». Теперь уже маловероятно, что последнее слово останется за собакой.

Дамиан проследил, как человек подходит и становится рядом, и снова опустил голову на неподвижное тело Элизабет. Севилл вынул изо рта сигарету.

— Дамиан, ко мне.

Пес даже не поднял головы.

— Фу, — сказал он обреченно.

— Ты идешь со мной, сейчас же.

Пес сел и мягко прикоснулся носом к неподвижному телу девушки. Потом встал и обернулся к Севиллу, всем своим видом вопрошая о том, для чего у него не было слов.

— Она умерла, — сказал Севилл, подходя к нему с поводком в руке, — идем.

Дамиан отступил, избегая его.

— Дамиан! — рявкнул Севилл. — Стоять! — Он быстро пошел на пса, собираясь накинуть петлю, и пес снова уклонился от него. Несколько раз Севилл пытался схватить пса, кривясь от боли, и каждый раз Дамиан отбегал от него, просто держась на расстоянии. — Дамиан, лежать! Лежать! — Севилл вышел из себя, голос его сорвался от злости. Дамиан вывернулся буквально из-под руки и прижал уши, словно извиняясь. Но он не хотел идти с этим человеком. По крайней мере, сейчас.

Севилл с минуту поразмышлял, затем, держась за свой изорванный живот, сел на бревно и задумчиво воззрился на пса. Похоже, что, когда тело уберут, поймать его будет легче. Он подождет.

Дамиан вернулся к телу Элизабет и тоже сел, глядя на человека. Вдалеке послышался вой сирен. Несколько минут спустя подъехали машины коронера и полиции.

Полицейские знали Севилла и не усомнились в словах доктора: несчастный случай. В протокол записали, что все произошло из-за рухнувшего штабеля. Однако следовало соблюсти формальности, поэтому натянули ленту, и офицеры с опаской обходили убитую горем собаку, которая упорно лежала рядом с телом. Записав показания и завершив осмотр, коронер попросила, чтобы собаку убрали — нужно было осмотреть тело.

— Вы хотите, чтобы я просто отогнал его? — спросил Севилл.

— Мне плевать, что вы сделаете. Я просто хочу работать без риска, что он вцепится мне в шею.

Севилл пошел вперед, держа перед собой поводок.

— Давай, Дамиан, отойди оттуда.

Пес не двинулся с места, и Севилл остановился. Затем снова пошел вперед, мягко обращаясь к нему, показывая поводок. Дамиан неохотно отошел. Коронер и ее ассистент осторожно приблизились к телу.

— Что с собакой, док? — спросил ассистент. — Это ее собака?

— Нет. Моя. — Севилл заметил, как мужчина и женщина обменялись взглядами.

— Ну ладно, — сказал ассистент. Они присели и деловито раскрыли свои чемоданчики с инструментами. — Матерь божья, — прошептал мужчина.

Захрустел гравий, и Севилл обернулся. Подъехала маленькая машина, из нее вышел его бывший помощник. Он в замешательстве оглядел полицейских и подошел к Севиллу, по привычке встав рядом.

— Как вы догадались? — спросил Том. Ведь Севиллу он так ничего и не сказал.

Ученого так и подмывало ответить, что это не его собачье дело, но он практично заключил, что не стоит устраивать сцен и поднимать лишние вопросы в присутствии полиции. Он хотел, чтобы они побыстрее уехали и оставили его наедине с собакой, пока не случилось что-нибудь еще.

— Я подумал, что кто-нибудь ее заметит, пока мы с тобой разговариваем, поэтому проверил сообщения. Машинист подъемного крана, — он указал подбородком на стоявший в отдалении кран, — увидел ее и позвонил.

— Где Элизабет? — Севилл услышал страх в голосе Тома.

— Там, за бревнами. Она погибла, Том, это был несчастный случай. Пыталась залезть на эту кучу бревен, и они на нее упали. Ее раздавило.

Том стоял неподвижно. На лице его застыло недоверие. Полицейские сфотографировали тело и начали извлекать его из-под штабеля. Севилл смотрел на своего бывшего помощника, понимая теперь, что совсем не знал его. Он понятия не имел, о чем думает сейчас молодой человек.


Дамиан тревожно наблюдал. Чужие люди вокруг Единственной казались хорошими, они трогали ее очень осторожно. Возможно, они ей помогут? Голос говорил ему, что они не хотят причинить вреда. С потерянным видом он шел следом, когда они уносили тело в фургон. У дверей машины он заглянул внутрь. Его живот еле заметно подергивался. Пес тонко, беззвучно скулил.

— Извини, приятель, ты не можешь с ней поехать. Ты останешься здесь со своим… своим владельцем. — Мужчина замялся, выбирая слово. Не похоже, что собака принадлежит Севиллу. Ну, это уже его не касалось. — Это ее кровь у вас на брюках, док? Вы не ранены? — спросил он, стоя у задней двери готового к отправлению фургона.

— Все нормально, поезжайте.

Фургон с телом Элизабет тронулся, подпрыгивая на ухабистой земле. Дамиан пристально смотрел ему вслед, не двигаясь. Полиция тоже закончила и вскоре уехала, оставив наконец ученого. Никто не хотел вмешиваться и помогать ему ловить собаку. Севилл несколько секунд разглядывал Тома и Дамиана, затем сел на бревно рядом с пятнами крови на земле. Закурил еще одну сигарету и стал ждать.

Пес медленно вернулся туда, где умерла его подруга. Не обращая внимания на человека, сидящего на бревне, снова свернулся в клубок там, где она его оставила. Тоскливо оглядевшись, издал долгий, долгий вздох из самых своих глубин. Его единственный глаз остановился на лице Тома — тот по-прежнему стоял там, где услышал о смерти девушки.


Том продолжал смотреть туда, где недавно лежала Элизабет. Она мертва. Ушла из его жизни навсегда.

Она умерла, вложив в последние свои усилия больше страсти, чем он когда-либо переживал. Доверие и дружба между нею и собакой были реальнее, ярче, важнее всего, что он боготворил. Всю свою жизнь Том пытался угодить кому-то: сначала сумасбродному и жестокому отцу, затем суровому и молчаливому Богу, который грозил вечным адом за неповиновение, после — требовательному и сдержанному боссу. Во имя этих перекошенных отношений он храбро сражался, не зная, заслужит ли одобрение. Но Элизабет — с нею он мог просто быть самим собой. Ее молчаливая поддержка согревала его, как солнечный свет. Ее доверие было бесценным даром. На краткий миг он окунулся в тепло ее дружбы, и это было не сравнимо ни с чем. А теперь ее нет.

«Я делаю это ради друга, — говорила она, — а друзья заботятся друг о друге, Том. Я собираюсь идти до конца».

Он надеялся, что в тот момент она знала, каково ему. Он отчаянно хотел сказать ей, что наконец понял все о ее дружбе с собакой. Том горестно вздохнул. Она здесь. Возможно, Царство небесное и существует, но она не там. Он знал, что она по-прежнему здесь, со своим псом. Она не могла оставить Дамиана просто так.


Севилл поднялся, выбросил сигарету и подошел к нему. Том заметил, что доктор слегка сутулится и на куртке у него кровь. Что-то произошло, и пес напал на него. Вот почему Севилл не хочет приближаться к Дамиану. Том понял, что Севилл хочет попросить его поймать собаку. Шесть лет Том жил рядом с этим человеком и был ему предан, но теперь, когда Севилл стоял рядом и раздраженно молчал, он чувствовал бетонную стену отчуждения между ними. Том был один. Как пес, что свернулся клубком там, где Элизабет оставила его.

— Мне кажется, он тебе доверяет. — Резкий голос Севилла отвлек его. — Надень это ему на шею. — Ученый протянул поводок. — Когда поймаешь, мы сядем в твою машину — я потерял свои ключи.

Том медленно протянул руку и взял поводок. Подошел к псу и опустился рядом с ним на колени. Дамиан поймал взгляд Тома. Долгую минуту человек и пес вглядывались друг в друга. Затем Том заговорил — тихо, чтобы не услышал Севилл:

— Ты поедешь со мной. Она бы хотела этого.

Он сделает это ради нее. Сохранит собаку. Он не мог иначе; он должен загладить нестерпимую боль от того, что его не было рядом, когда он был ей больше всего нужен.

Он мужчина, он должен был защитить ее, это был бы его дар, но он не сумел. Теперь ему оставалось только спасти то, что она после себя оставила. Том надел поводок псу на шею и выпрямился. Когда следом поднялся Дамиан, Севилл с облегчением вздохнул.

— Хорошо, — сказал он. — А теперь веди ко мне этого ублюдка.

Том отошел в сторону, и пес прижался к его ногам.

— Эй! — Севилл подошел и грубо схватил Тома за руку. — Какого черта ты…

Том и Дамиан одновременно повернулись к ученому. Молодой человек смотрел сурово, а единственный глаз пса сверкал решимостью защищать того, кто с ним рядом. Том крепко сжимал в руке поводок. Глядя на собаку, Севилл отступил.

— Не надо, — тихо сказал Том, — не делайте этого.

— Ты не можешь просто взять и уйти с моей собакой!

— Это не ваша собака. Пора это понять.

— Не будь дураком, Том. Она мертва, все кончено. Я отдам тебе деньги, но пес останется у меня.

Том покачал головой:

— Мне очень жаль.

— Только не говори мне, что ты собираешься совершить преступление ради сентиментальных глупостей. Мне ничего не стоит тебя арестовать. Я понимаю, ты расстроен, но ты знаешь, как мне нужна эта собака. Я не собираюсь шутить с этим, Том, ты знаешь.

Том на минуту задумался. Севилл мог преследовать его бесконечно — это он знал, но полиция не станет больше интересоваться украденной собакой. Сейчас ему нужно уехать подальше от этого человека. Ключей от машины у Севилла нет.

— Мне жаль, но я должен забрать ваш телефон. Севилл отшатнулся — такого он не ожидал.

— Ты этого не сделаешь — это безумие!

— Пожалуйста, отдайте его мне.

Севилл не подчинился. Том потянулся к карману его куртки. Севилл резко оттолкнул его левой рукой, а правую сжал в кулак и занес для удара. Без единого звука Дамиан прыгнул, и только молниеносная реакция Тома не позволила псу достать Севилла. Натянув поводок, Дамиан захрипел, зубы клацнули в воздухе, в дюйме от горла доктора.

— Все нормально, Дамиан. Спокойно. Доктор, я думаю, вам лучше отдать, мне телефон.

Севилл не двигался, но и не сопротивлялся, когда Том дотянулся и забрал телефон из кармана его куртки.

— Будь ты проклят, — тихо сказал Севилл, и Том не совсем понял, к кому тот обращается.

Ни Том, ни Дамиан не оглянулись. Они подошли к маленькой машине и забрались в нее.

— Том, — позвал Севилл. — Это же просто собака… Но эти двое уже не могли его слышать. Машина тронулась по неровной дороге. На север.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх