|
||||
|
Прославление порочностиТолпа желает слышать ложь, а не истину; она не способна воспринимать мир как нечто бесконечно сложное, парадоксальное, исполненное нюансов и неопределенности. Толпа принижает истину до такой степени, что она перестает быть похожей сама на себя. Истина, что цены акций могут расти очень долго, превращается в ложь, что так будет всегда. Истина, что потребительские расходы могут подстегнуть экономику, превращается в ложь, что здоровая экономика нуждается только в потребительских расходах. Истина, что потребительский кредит стимулирует производство, превращается в ложь, что кредит может заменить сбережения. Истина, что Федеральный резерв способен в определенных ситуациях манипулировать экономикой, превращается в ложь, что Федеральный резерв может контролировать экономику в течение длительных периодов. Из метафоры, уподобляющей экономику гигантской машине, делают ложный вывод, что экономические процессы механистичны и могут быть описаны инструментами статистики. Из того факта, что иностранцы охотно принимают американские доллары в уплату за товары и услуги, делают ложный вывод, что так будет всегда. А из бесспорного наблюдения, что американская экономика - с ее упором на кредит, потребительские расходы и опорой фондового рынка на люмпенинвесторов - добилась значительного успеха в 1990-е годы, возникла фантазия, что это и есть конец истории. Взятые вместе, перемешанные и упрощенные, эти идеи породили настроение, полностью противоречащее мудрости прежних поколений и реалиям экономической жизни. Здесь мы вернемся к Адаму Смиту141:
Доля потребительских расходов в экономике возрастала в последние четыре десятилетия XX в. Так не могло продолжаться вечно. Да и задолженность потребителей не может увеличиваться беспредельно. И текущий дефицит торгового баланса нельзя растянуть до края Вселенной. Иногда чем-то приходится жертвовать. Рано или поздно должен был наступить конец привычного нам мира. Это всего лишь вопрос времени. США всегда были обществом с высоким уровнем потребительских расходов и кредита. Эти свойства были усилены рейгановскими рецептами экономики предложения, так что ориентация на потребление стала чрезмерной. Чистая доля сбережений, в 1980-х годах превышавшая 6% ВВП, упала до всего лишь 2%, что стало причиной самого низкого за весь послевоенный период уровня чистых производственных инвестиций. В 1990-е годы положение в этой сфере еще ухудшилось. Личные сбережения продолжали падать и в I квартале 2002 г. стали меньше 1%. Сбережения корпораций (нераспределенная прибыль) достигли пика в 1997 и к 2001 г. обвалились примерно на 75%. Суммарные сбережения частного сектора снизились с 5% ВВП в первой половине 1990-х годов до менее 0,5% к концу 1990-х. При этом, вплоть до марта 2000 г., пока росли цены акций, американцы думали, что они богатеют, а потому тратили больше денег. Но возможно ли такое? Разве могут люди разбогатеть, если они будут не сберегать, а тратить? В своей частной жизни все отлично знали, что нельзя ничего «получить за так», но, когда дело касалось государственной политики, они об этом забывали. Получить что-нибудь за так было главным желанием публики и политиков. Невысказанное обещание современной демократии как раз и заключается в том, что избиратели могут получить от системы то, что они не заработали; невысказанное обещание массового капитализма заключалось в том, что обычный человек может разбогатеть, вкладывая деньги в обыкновенные акции; а базирующийся на кредите стиль потребления завлекал потребителей посулом, что жить не по средствам можно до бесконечности. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|