• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Напомним, ничто так не подводит, как успех. В конце 2002 г. иностранные инвесторы взглянули на гранату в своих руках и задумались: что случится, если другие иностранцы решат, что у них достаточно американских активов? Или еще хуже, что будет, если они вдруг решат, что у них слишком много этого добра?

Всем природным явлениям свойственна точная симметрия, а рынки - явление природное. Их никто не придумал. Ими никто не управляет. Их невозможно полностью понять или предсказать. У нас есть только интуиция… и опыт. Успех сменяется неудачей, потому что во всем и всегда торжествуют средние значения. Но вкусившие успеха инвесторы начинают думать, что он будет длиться бесконечно долго. Они начинают думать, что заслуживают сверхнормального успеха, потому что они умнее или удачливее либо потому что у них лучшая экономика, правительство или центральный банк.

Но природа в своей авторитарной бесхитростности идет своим путем, не обращая внимания на то, что думают люди: на смену теплому, солнечному лету приходят холодные, сумрачные зимние дни. Рано или поздно, так или иначе, но среднее значение, долгосрочная тенденция будет восстановлена. Люди не могут быть сверхуверенными вечно. Они не могут все время переть все выше и выше. Они не могут быть сверхоптимистичными все время. Они как-то должны находить баланс между хорошими и плохими днями, между страстью к приключениям и осмотрительностью, между своими инь и янь, так, чтобы получилась золотая середина, которую мы знаем как «реальную жизнь».

Экономисты очень давно подметили, что в ходе торговли присутствует естественный ритм. Хорошим примером является разведение свиней.

Когда цена на свинину растет, фермеры, разумно склонные оптимизировать прибыль, увеличивают производство. Но нужно время, чтобы свинья выросла. Примерно через 18 месяцев на рынок поступает новая свинина. Из-за усиленного притока мяса цены падают, так что фермеры решают снизить производство, и цены опять начинают расти.

Именно эту последовательность расширения и сжатия производства, умноженную масштабами большого народного хозяйства, имеют в виду экономисты, когда говорят о циклических бумах и спадах. Со времен Второй мировой войны Федеральный резерв управлял этими циклическими движениями вверх и вниз, пытаясь их контролировать и микшировать. При этом Федеральный резерв достиг такого успеха в управлении этими циклами, что показалось, будто она постигла науку управления центральным банком и теперь может избавиться от нижней части цикла.

Но бывают спады иного типа, имеющие не циклический, а «структурный» характер: они происходят, когда в структуре экономики обнаруживаются какие-то фундаментальные отклонения. Начиная с 1945 г. Америка пережила много подъемов и спадов. Все были циклическими. Все спады, не считая двух, были умышленными. Эти «плановые рецессии» были целенаправленно организованы Федеральным резервом, чтобы охладить экономику и сбить напор инфляции.

«Ни один из послевоенных подъемов не умер своей смертью; всех их прикончил Федеральный резерв» по крайней мере, таково было мнение Руди Дорнбуша, профессора Массачусетского технологического института. Первым исключением был спад 1973-1974 гг., когда роль Федерального резерва сыграло нефтяное эмбарго. Вторым - спад 2001 г.

Последний спад не был нормальным, прирученным послевоенным спадом. Он больше похож на структурную депрессию 1930-х годов, которой предшествовал огромный финансовый пузырь. Подобных примеров крайне мало. В послевоенной истории был еще только один случай структурного кризиса в экономически сильной стране - это Япония 1990-х годов. Японский истерический бум сменился очень длительным ложным оживлением, потом рынком «медведей» и еще одной глубокой рецессией. Есть основания предполагать, что наступивший в Америке после финансового кризиса спад будет напоминать японский, поскольку оба носят структурный характер и оба возникли в период расцвета массового капитализма в конце XX в.

Хотя структурные проблемы в каждом случае свои, последствия могут быть одинаковыми. Японцы думали, что экспорт может обеспечить им постоянный финансовый рост и процветание. Американцы думали достичь того же с помощью импорта. Благодаря массовому характеру процесса обе страны чрезмерно форсировали свои преимущества в период бума, а потом препятствовали неизбежной структурной корректировке.

«Это не традиционный экономический цикл, - объясняла летом 2002 г. статья в журнале Economist, - а схлопывание крупнейшего пузыря в американской истории. Никогда прежде цена акций не была так завышена. Никогда прежде акциями не владело так много людей. И никогда прежде все сектора экономики с таким смаком не вкладывали (точнее, избыточно вкладывали) деньги в новые технологии. Все это делает вероятным, что похмелье будет более долгим и затронет большее число людей, чем принято ожидать»138.

Одной из причин столь долгого похмелья является размах предшествующей гулянки. Прежде мир не видел ничего подобного японскому или американскому пузырю. Крайняя многочисленность участников довела сопутствующие пузырю эксцессы до предела. Эти люди и организации были кровно заинтересованы в том, чтобы веселые деньки не кончались. Многие из них имели возможность влиять и на экономику в целом.

В США схлопывание биржевого пузыря почти немедленно сказалось на бюджетах всех уровней власти. Если за первые 11месяцев фискального 2001г. федеральный бюджет был сведен с профицитом 94млрд долл., то 2002г. дал дефицит 159млрд долл., а на следующий год ожидался дефицит почти 500млрд долл. Калифорния в на-чале 2003г. объявила о дефиците, равном 1000долл. на каждого проживающего в штате мужчину, женщину и ребенка; Нью-Йорк зафиксировал дефицит 10млрд долл., а Техас - почти 12млрд долл.

В Японии государственный бюджет пережил нечто подобное: вслед за снижением процентных ставок профицит 1991г. в размере 2,9%ВВП сменился дефицитом 1996г. в размере 4,3%ВВП. Как и в Америке десять лет спустя, японское правительство не могло бездействовать, глядя, как рушатся богатство и экономическое процветание ее граждан. Japan Inc.считалась несокрушимой. В то время было принято думать, что уникальные особенности японской экономики дают ей силы преодолеть любую заминку. И когда неприятности начались, японцам пришлось что-то делать для их преодоления. Они сделали то, что им настоятельно советовали экономисты, и ситуация стала еще более тяжелой.

Кейнс не сумел дать реального объяснения того, почему такие вещи случаются. Он приписывал их ослаблению «жизненной силы» у инвесторов и бизнесменов. В прошлом время от времени их бодрость подвергалась испытаниям, особенно в период до Великой депрессии. Обычно биржевая паника порождала смуту и резкое падение цен, капиталисты и спекулянты разорялись, и их клеймили позором, а затем деловая активность восстанавливалась. Циклы бум/крах были частью жизни, и пики экономической активности пришлись на 1887, 1893, 1896, 1900, 1903, 1907, 1910, 1914, 1916, 1920, 1923, 1927 и 1929 гг. Во всех этих циклах спад достигал низшей точки меньше чем через 16 месяцев после того, как бум достигал пика.

До 1916 г. правительство США не имело практически никаких возможностей для воздействия на макроэкономику. В довоенную эпоху налоги и государственные расходы были слишком малы: до Первой мировой войны они составляли менее 5,9% ВВП.

После 1915 г. они увеличились с менее 2% до более 10% ВВП в середине 1930-х годов, но по-настоящему начали расти после Второй мировой войны. Использование этих новых инструментов, объясняет Кристина Ромер, «усиление в послевоенный период государственного регулирования совокупным спросом позволило ослабить многие спады, а некоторые просто предотвратить. Таким образом, появление эффективного управления совокупным спросом после Второй мировой войны объясняет, почему циклы стали менее частыми и в целом менее глубокими»139.

После проведенных Рузвельтом преобразований банковские паники - подобно полиомиелиту - практически исчезли. Исчезли причины для беспокойства - банки были теперь застрахованы! В самом деле, сильные банковские паники имели место в 1890, 1893, 1899, 1901, 1903 и 1907 гг., и ни одной после Второй мировой войны.

«Вряд ли деловые циклы будут доставлять нашим детям столько же беспокойств и волнений, как нашим отцам», - объявил Артур Бернс в 1959 г. в обращении к Американской экономической ассоциации.

Ромер обнаружила, что, хотя результаты несколько искажены необычно сильным экономическим ростом 1990-х годов, в послевоенный период средняя продолжительность экономического подъема на 65% больше, чем в довоенный период. «Главный итог, - делает она вывод, - в том, что после Второй мировой войны периоды экономического подъема стали более длительными, а это значит, что рецессии сегодня случаются реже, чем в прошлом».

До Великой депрессии общественность практически не требовала что-то сделать для прерывания естественной последовательности бумов и крахов. От крахов обычно страдали богатые люди, предприниматели и спекулянты… но кого это волнует? В политическом плане в конце XIX в. капиталисты были столь же непопулярны, как курильщики в конце XX в. Их было слишком мало даже для того, чтобы избрать члена муниципального совета.

Однако во время и после Великой депрессии центральный банк и правительство предприняли усилия для смягчения спадов, которые досаждали человечеству от сотворения мира, Кейнс придумал выход из положения. Цены не способны достаточно быстро приспособиться к ситуации, объявил он, потому что они «негибкие». Должно вмешаться государство, сказал он, и поддержать экономику за счет сокращения налогов и увеличения государственных расходов. Идея Кейнса проста: в хорошие годы государственный бюджет будет сводиться с профицитом, а в трудные - с дефицитом. Таким образом, можно сгладить подъемы и спада делового цикла.

Спустя годы Милтон Фридмен и Анна Шварц предложили собственную теорию. По их мнению, причина депрессий заключалась в недостаточной денежной массе. Великая депрессия возникла из-за разорения огромного числа банков, что неожиданно уменьшило денежную массу. Федеральный резерв должен был вмешаться и быстро восполнить нехватку денег. То, что он этого не сделал - крупнейшая политическая ошибка эпохи, утверждает дуэт монетаристов.

Монетаристы говорят, что спад можно остановить, если напечатать достаточно денег. Кейнсианцы утверждают, что для решения проблемы их нужно тратить. Инвесторы не в силах отличить один рецепт от другого, но уверены, что можно что-то сделать. Поскольку наш подход литературный и исторический, мы не станем детально критиковать эти рецепты. Вместо этого мы вернемся в Японию, и пусть факты говорят сами за себя.