• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Что-то таинственное внутри меня стремится всеми фибрами

души работать именно в Вашей компании.

((Из резюме))

В 90-е годы в обиход обитателей офисов плотно вошло слово «интервью», острым локотком элегантно оттеснившее кондовое советское «собеседование». В слове «интервью» мерещилась эдакая двухсторонность отношений наниматель-кандидат. От этого становилось приятнее на душе, чуть легче дышалось перед важной встречей.

Новые слова сыпались как горох: рекрутинг, хедхантинг, эйч-ар. В темень углов отползли привычные кадровики с их отделами кадров. Во всех этих лингвоновшествах чудилось обещание нового, более уважительного отношения к сотруднику. Отремонтированный офис, пахнущий как салон новехонького боинга — свежесваренным кофе и только что постеленным ковролином. В обиход начали входить кондиционеры, кулеры, кофемашины. Шумели ксероксы и факсы, шуршали шредеры, перемалывающие лапшу фактов в бумажную лапшу. Все это царство корпоративной цивилизации охранял бдительный эйч-ар (сокращение, обозначающее заведующего людскими ресурсами — human resourses), призванный отобрать лучших из лучших, достойнейших из достойных. Разрабатывались методики, анкеты, тесты. Иногда даже детекторы лжи (полиграфы) привлекались, причем вовсе не при приеме на госслужбу, а куда в более прозаичные структуры, например в компанию по торговле китайскими игрушками. В Сети можно легко отыскать подробнейшие рекомендации по противодействию полиграфам: там и про бессонницу, вводящую испытуемого в транс, и про седативные препараты, и про выпивку накануне. От себя хочется добавить: если вы устраиваетесь на работу не в милицию, не в разведку и не собрались пополнить армию чиновничества — полиграф для вас совершенно необязателен. А если вы все-таки соглашаетесь пройти тест на детекторе лжи, то будьте готовы к последующим чудачествам руководства.

Собеседование обычно назначается на утро или первую половину дня. Будущего работодателя мало волнует, что будущий работник вынужден прогулять часть дня в том офисе, где он пока еще трудится. Кандидат начинает с двойного вранья: сначала наврать своему пока-еще-боссу (пошел, мол, к врачу, тетя заболела, кота срочно везу к ветеринару), потом будущему начальнику — о том, как удалось вырваться на несколько часов. Всем известно, что работника предпочитают передавать «из рук в руки» и очень не любят пришедших после «творческого отпуска».

Иногда складывается впечатление, что идешь работать в разведку — так изворотливо надо отвечать на всякие интимные вопросы. Планируете ребенка? Нет? А почему? А сколько зарабатывает ваш муж? Какую зарплату получали на прежнем месте? Почему хотите уволиться? (При этом о размере вашей будущей зарплаты необходимо молчать — об этом частенько предупреждают еще на собеседовании.)

Отвечающий искренне будет выглядеть идиотом, отвечающий как надо — циником и сволочью. Но если идиотизм вряд ли сочтут деловым качеством, то цинизм — очень может быть.

По стилю и формату собеседования о будущем месте работы становится ясно если не все, то почти все. Некоторые гламурные начальницы проводят беседу с соискателем, не отрываясь от маникюра, некоторые заставляют ожидать соискателя в переговорной по полчаса, следя с помощью видеокамеры за его нервными почесываниями и припудриваниями. (Помню, как пришла на собеседование промокшая до нитки — на улице шел классический июльский ливень. Моя потенциальная начальница пришла минут на двадцать позже назначенного времени, пояснив важно и без извинений, что она пережидала дождь. Конечно, выглядела она куда более презентабельно. Миленькое личико не выражало ничего, кроме вежливого презрения к идиотке, которая спешила, чтобы успеть к назначенному времени.)

Собеседования проводятся не только в офисах, конечно же. Зачастую там, где работодателю удобнее: в гостинице, кафе, ресторане. С плохо говорящим на любом языке, кроме испанского, представителем мыльно-лосьонного концерна я встречалась в лобби заштатной гостиницы. Дело в том, что их громадный офис находился далеко за городской чертой, так что мне еще повезло с местом нашей беседы (проходившей в основном на языке жестов). Испанец был гак счастлив, что мы вообще поняли друг друга, что тут же предложил мне работу. «Добро пожаловать в нашу дружную семью!» — просиял он. Я отказалась от такого родства: каждый день на корпоративной маршрутке, отбывающей от метро в восемь утра…

Запомнилось собеседование в высоченном здании, в котором на выходные дни отключали обычные пассажирские лифты (собеседование проходило в субботу), и подниматься пришлось на грузовом, напоминающем триллеры класса С. Офис молодой фирмы располагался на семнадцатом этаже: чувствовать себя грузом было все-таки удобнее, чем альпинистом.

Пару раз я попыталась подсчитать собеседования, на которых сама побывала. Побывала, да еще и на разных сторонах баррикад: проводить собеседования мне тоже довелось. На пятнадцатом я сбилась со счета. Но первое (самое первое), помню отчетливо, вижу детально, как в перевернутый бинокль. Середина девяностых, самый центр Москвы, стеклянные двери кабинетов и огромный open space, в котором стрекотали сотни, как мне тогда показалось, телефонов. Такое я прежде видела только в иностранных фильмах. Со мной беседовала американская женщина небывалых габаритов, обладающая к тому же немалым чувством юмора. «Меня сложно не заметить, правда?» — захохотала она при первой встрече. Смеялась она мелодично, ведь ее и звали музыкально — Мэлоди. Посмотрела на мой костюм и с сожалением констатировала, что пятница в компании — день «расслабленной одежды», жаль, мол, что она мне не соответствует. А спустя минут сорок я уже пила чай с новым коллективом и ела шоколадные конфеты. Мне казалось, что все собеседования — такие. Что ж, спустя полтора года пришлось поменять свое мнение. Вы думаете, я жалуюсь? Ворчу? Как бы не так! Я почти хвастаюсь: столько интересного повидала… Столько личностей, столько персонажей, прикидов и манер! Собеседование подобно прологу в офисной книге приключений или напоминает увертюру в музыкальном произведении, жанр которого варьируется от оперетты до симфонии.

Всем известна компания «Афросеть» — яркий логотип, дерзкая реклама на грани (а иногда и за гранью) приличия, письма руководства со щедрыми вкраплениями ненормативной лексики. Все это работало на создание определенного образа — притягательного и отталкивающего одновременно. Есть же такое амплуа — обаятельный негодяй. Вот и «Афросеть» много лет последовательно выступает в этой роли, являясь неиссякаемым источником баек и легенд.

Важной частью корпоративной культуры данной молодой (и во многом молодежной) компании были тренинги.

На сайте «СПб. Работа. Ру» был опубликован следующий текст:

После окончания университета я решила устроиться на работу и, конечно же, мне казалось, что везде меня ждут с распростертыми объятиями. Просмотрев несколько газет, нашла для себя подходящее место — один из салонов сотовой связи. Больше всего я позарилась на высокую зарплату. А работать решила обычным продавцом-консультантом в сети салонов «Афросеть». После многочисленных собеседований, включающих публичные выступления перед группой и тестов на IQ, меня допустили к занятиям. Занятия проводились в комнате с ярко-оранжевыми стенами, от которых к концу дня в глазах образовывалось свечение. Посадили нас всех вдоль стеночек — друг напротив друга.

Тренер огласил правила поведения в группе. Правило номер один: когда пойдете в туалет, ни при каких условиях не вставайте ногами на унитаз. Следующее правило — необходимо следить за корзинами с мусором, если хотя бы одна из них переполнится, то туалет будет закрыт на весь день. При этом замок висеть не будет, но если кто-то туда зайдет, последует наказание. Говорить можно только после поднятия руки, причем эту самую руку тренер может не замечать или просто игнорировать вопрос. После занятия и во время перерыва к тренеру нельзя подходить и разговаривать с ним.

Когда нам объяснили правила, началось знакомство. Раздали бумажки, на которых мы написали имена, нужно было прикрепить эти листочки на грудь. Тренер сообщил: «У вас есть 45 секунд, чтобы прикрепить бумажку, как вы это сделаете, меня не интересует. Время пошло!» Все стали изгаляться кто во что горазд, даже на жвачку приклеивали к одежде.

Затем, как полагается, каждый рассказал о себе интересную историю. В конце этих рассказов тренер специально создавал паузу, которая вызывала чувство напряга. Однако после первого занятия я шла домой, как будто летела. Думала: «Я все могу, все в моих руках, это моя компания» и прочее.

На следующее занятие пришли все, кроме одной девушки, которую он при всех слегка «обгадил». Сказал, что ее, наверное, в детстве часто обижали, раз она строит из себя такую крутую. В этот день были всякие разные игры.

Одна из них — эмоциональная. Нужно было заинтересовать тренера, проявив эмоции. Он расположился на стуле, сказав: «Если мне будет скучно, я буду сидеть, если заинтересуете меня, встану». В общем, сначала он сел, потом лег и сказал: «То, что я мудак, я знаю». Наша чудесная группа пела, потом плясала. Исполняли «Танец маленьких утят», канкан, водили хороводы. В конце концов он поднялся и сказал: «Теперь я вижу, что хороводы стали больше похожи на команду».

Пришло время решения задачек на логическое мышление, и начался реальный отсев народа. Если группа не решала вовремя задание, то тренер указывал на человека, который должен был покинуть обучение. Конечно, все испытывали некоторый страх, потому что явно хотели попасть на эту работу.

После занятия отсеялось человек десять. Естественно, с такой дисциплиной опаздывать было категорически запрещено. Тем, кто опаздывал хоть на две минуты, говорили с такой миленькой и ехидной улыбочкой: «До свидания! Удачи!»

На тренинге нас частенько ставили в нелепые ситуации. Некоторым приходилось ползать но полу и собирать бумажки. Еще была одна замечательная игра — «Луноход», в которой все ползали на четвереньках по полу, а смеяться было нельзя. Если не выдержал и засмеялся, тоже придется ползать.

В последний день тренинга всю нашу уже немногочисленную группу отправили на улицу зарабатывать деньги. Главное — набрать определенную сумму, а вот каким образом — не важно. Можно петь в вагонах, попрошайничать и прочее.

Все это было, безусловно, весело. Хотя до этого я и не подозревала, что для того, чтобы работать продавцом-консультантом, нужно будет пройти такое. Вот с какого замечательного места началась моя трудовая деятельность.

Это повествование оставляет тяжелое чувство. И вовсе не только оттого, что чувства целой группы людей попирались, а их человеческое достоинство унижалось. Главная беда (так и хочется возвысить голос и написать: трагедия) ситуации в том, что участникам действа это нравилось. Рассказчик явно испытывает трепетный восторг перед тренером, будто собака перед дрессировщиком. Методом несложных психологических манипуляций у группы потенциальных работников вызвали и чувство вины, и ощущение сверхзначимости выполняемой работы.

Рассказывает молодой бренд-менеджер рекламного агентства:

Для своего проекта мы ищем молодых работников в Подмосковье через обычные интернет-сервисы а-ля работа. ру. Но у нас есть определенное условие. Мы не рассматриваем резюме кандидатов, пока они нам не пришлют ответы на наш тест. Этот тест содержит 10 вопросов, в основном касающихся личности человека, ну и чуть-чуть про продажи. Этот тест позволяет нам убедиться в адекватности или неадекватности человека. В основном убеждаемся во втором.

Все бы ничего, но отвечают на тест редко. Мы уже не можем без этого теста, потому что нам кажется, что если уж человек не ответил на тест, то он просто лентяй и, едва столкнувшись с трудностями, не хочет их преодолеть, чтобы выиграть.

Но есть и еще одно «но». В тесте у нас есть следующий вопрос: «Назовите 9 значений слова „петух“». Этот на первый взгляд неадекватный вопрос позволяет понять, насколько человек справляется с заданием, как он мыслит и мыслит ли вообще. Многие потенциальные кандидаты не отвечают на весь тест именно из-за этого вопроса, считая, что он либо неадекватный, либо имеет отношение к профессиональной деятельности.

Почему мы включили в тест этот вопрос? Если человек назвал меньше 9 значений, значит, он не включил (или у него нет) логику, которая должна его отправить искать ответ в Яндексе. Если человек назвал больше 9 значений, то он не боится принимать собственные решения (нужно ведь было назвать только 9). Если 9, то просто молодец, сами понимаете. Если он написал, что у слова «петух» синоним «гомосексуалист», то он может нести ответственность за слова (ведь это так и есть), а если не ответил, значит, он стесняется встречных вопросов (все же знают про такое значение).

Как вы считаете, нужно ли оставить данный вопрос? Или он может помешать нам найти нормальных работников?

Одна моя подруга при устройстве на работу заполняла анкету. Там требовалось написать про любимый цвет и любимый фильм. Она выбрала красный цвет и фильм «Чужие». На этом основании психолог, проводивший собеседование, ей и отказал. И пояснил, что если бы она была правильной женщиной, то выбрала бы розовый цвет и «Унесенных ветром».

Но петухи, и «Чужие», и «Унесенные ветром» покажутся лирикой рядом с нижеследующими документальными кадрами полукриминальной хроники…

Рассказывает А., художник-дизайнер, 38 лет:

Москва все же совершенно безумный город. Звонят мне на прошлой неделе и ласковым женским голосом уговаривают прийти на собеседование. Мы, говорят, видели ваше портфолио и резюме на хедхантер. ру и очень вас хотим. Намекают на исключительные условия, мол, по телефону говорить подробнее неудобно, но вы уж приходите, мы вас не разочаруем. Я человек любопытный. Думаю — схожу, от меня не убудет, мало ли.

Приехал. Особняк в самом центре, кованые ворота (три штуки), внутри камины с люстрами и кожаные диваны. Тетка-кадровик поет соловьем, без вопросов соглашается на удвоение моей нынешней зарплаты и рисует прямо идиллическую картинку — денег у конторы хоть завались (потому что большие строители); мастерская с дизайнерами, которые делают супер-пупер-элитарные книжки по архитектуре и прочему искусству; босс-меценат, влюбленный в русский конструктивизм, который лично курирует и финансирует эту мастерскую; короче, все сияет и переливается. Ваше портфолио, говорит, всех покорило, вы нам со всех сторон подходите, и вообще всем видом показывает, что вы, дорогой мой, будете в шоколаде. Буквально в понедельник мы созвонимся, назначим вам встречу непосредственно в мастерской и, если вам все понравится, берем вас с руками и ногами.

Позвонили мне в понедельник, назначили встречу на вторник. Я успел порыться в Интернете на предмет «кто меня нанимает» и офигел совсем. Боссу-меценату принадлежит половина дома Мельникова, которую он выкупил на собственные средства и собирается сделать там музей. Ладно. Приезжаю во вторник по указанному адресу и никак не могу найти нужный дом. Проход к единственному зданию, подходящему по адресу и местоположению на карте, перекрыт трехметровым глухим забором с колючей проволокой поверху. Думаю — надо же, ерунда какая, мне явно не туда. Звоню за пять минут до назначенного времени, говорю, простите, а как вас найти? Мне отвечают — а мы за забором как раз, вы позвоните по интеркому, скажите охране, кто вы и куда, я пока задерживаюсь, но вы извините-заходите-подождите. Черт! Звоню, представляюсь, объясняю. Через пару минут открывается ма-а-аленькая калиточка, меня встречают два (!) охранника и заводят во внутренний двор. Причем это не те пузатые клоуны в самострочной черной униформе, которые пасут стоянки у бизнес-центров, нет. Два шкафа в туго сидящих костюмах, явно первый и второй. Наголо бритый первый спрашивает меня еще раз, кто я, куда я и к кому я, и куда-то уходит. Второй остается. Осматриваюсь. Двор выметен по-армейски чистенько, и стоит в этом дворе квадратное трехэтажное здание густо-коричневого цвета с маленькими окнами и камерами по всем углам. Торжество свободного творчества, куда я попал?!

Бритый возвращается, говорит: «Проводи». Второй заводит меня внутрь (на входе железная дверь с кодом и опять же камерой), на первом этаже типичная офисная кухня, не очень просторная и плохо освещенная, присаживайтесь, мол, ждите.

Директор дизайн-мастерской приехал только через полчаса, и все эти полчаса охранник молча стоял в углу.

Позвонил я им да и отказался.

Вообще, камеры наблюдения нежно любимы российскими боссами всех мастей. Не знаю, в чем дело: то ли Оруэлла начитались (в чем сомневаюсь), то ли просто любят подглядывать.

Девять утра. Облаченная в строгую и скромную робу офисной послушницы, стою пред очами строгого охранника. Это Старший Брат смотрит на меня посредством младшенького. H посредством видеонаблюдения тоже. Оказывается, каждый мой шаг фиксировался с того момента, как я вошла во двор, озираясь в поисках нужной двери. Как я спешила, поскальзываясь на горбатом февральском льду! С такой работой охранникам небось и в кино ходить не надо. Меня ведут в маленькую комнатку, эдакую недопереговорную, где оставляют наедине с несколькими анкетами. На меня не мигая глядит глаз камеры. В обычную анкету вписываю адрес и прочую паспортную банальщину, в маленький вопросник вписываю ответы. Столица Португалии? Фамилия премьер-министра России? Какой клавишей вызывается help? Лиссабон, Фрадков, F1 — послушно вывожу я. Нет, меня не приглашают на дипломатическую службу или на должность журналиста-международника. Это таким манером отбирают человека широкого кругозора, как выяснилось. Какое счастье, что они не знали про «9 признаков петуха»!

Замираю над математической задачей, в которой мне предлагают продать «Жигули» за 10 тысяч рублей. С математикой у меня всегда было плоховато, но с памятью — хорошо! Я прекрасно помню, что «Жигули» стоили столько задолго изобретения клавиши F1. Заканчиваю с вопросником и от скуки (менеджер, проводящий собеседование, куда-то ушел) начинаю писать sms. Быстро понимаю: нацеленная на меня видеокамера может заподозрить, что я прошу «помощь зала» — узнать про Португалию или про выгодную покупку отечественного автомобиля. Впрочем, тут же возвращается менеджер и бомбардирует меня новыми вопросами. Например, откуда я знаю фамилию премьер-министра, ведь обычно никто не знает. И еще: хочу ли я самосовершенствоваться?

Из телевизора и из газет. Да, хочу.

Честный ответ про фамилию — интересуюсь новостями. Нечестный — про самосовершенствование — я не хочу самосовершенствоваться, потому что тут мне мерещится некий подвох (и не зря, как потом выяснилось). Мой собеседник кивает, помечая что-то в блокноте. Понять, доволен ли он моими репликами, решительно невозможно. Лицо у него скучающее, непроницаемое. Оказалось, доволен. Увы.

Анна, журналист, согласилась подробно рассказать о своем негативном опыте собеседования:

…приходили все новые кандидаты — с интервалом в 5-10 минут. Все они входили и рассаживались по креслам. В воздухе висело вполне понятное напряжение. «Как нам неудобно, — говорили представители Того Самого Журнала, — как неловко, что наша главная редактор совершенно случайно задержалась». Мы все сидели довольно долго, а представители журнала посматривали на нас, время от времени спрашивая, совсем ли мы уже сникли или еще готовы подождать. Наконец, одна из дам, с которой я общалась в прошлый раз, подошла к нам с распечатанными анкетами и предложила — раз уж мы все равно здесь все собрались и нам пока все равно нечего делать — заполнить психологическую анкету для определения нашей роли в команде и самооценки. Это, конечно же, совершенно добровольно, добавила она, да и вообще, идея раздать вам анкету появилась совершенно случайно — просто я вижу, что вы здесь маетесь без дела… Что, кстати, было неверно: лично я вовсе не маялась, а внимательно изучала журнал и обстановку, отмечая в сознании долетавшие из редакции фразы типа «Да ты что? Да у нес одни трусы стоят 300 долларов». Я поняла, что в этом коллективе действительно народ постоянно выясняет, кто во что одевается и сколько это стоит, так что не зря меня с самого начала спрашивали, в каком магазине я одеваюсь: вероятно, неверный ответ мог бы мне навсегда закрыть двери в эту компанию.

Итак… Нам раздают анкеты и всячески подчеркивают, что их заполнение — дело добровольное. Надо назвать свои недостатки и ошибки, дается но девять вариантов ответов на каждый вопрос, каждому варианту надо присвоить некий балл, чтобы в сумме по каждому вопросу получилось 10. Я на это посмотрела и… Вспомнила, что в Америке запрещено законом склонять граждан заполнять психологические тесты (конечно, при том, что кандидат должен осознавать — он идет на риск, если откажется заполнить анкету, потому что его просто могут не взять под другим предлогом). Какого черта, подумала я, уже поняв, что сюда не пойду работать ни в коем случае, я буду расстилаться перед этими людьми и описывать им свои недостатки, да еще и подсчитывать их по баллам? В общем, я отказалась. Сказала, что при всем моем уважении к редакции делать этого не буду, тем более что, как они сами говорят, они не настаивают. После этого прошла краткая беседа, в которой я продемонстрировала свои навыки противостояния манипуляторам. Мне приводили разные туманные доводы, почему для моего же блага необходимо анкету заполнить, я говорила: «Да, возможно, вы и правы, но мне не хочется». В конце концов мне даже сказали, что, очевидно, у меня не такой большой опыт поиска работы, раз я отказываюсь. Я снова сказала, что, вероятно, так и есть (и зарегистрировала про себя: «шантаж»).

Финальная попытка склонить меня к заполнению анкеты проходила под видом большого участия к моему положению — якобы они настаивают, чтобы именно я заполнила анкету, потому что именно мне это поможет сгладить мои минусы в глазах Самой Главной Начальницы. Я вежливо улыбалась и говорила, что очень интересуюсь психологией и что именно поэтому в тесты не верю, и упрямо держалась того, что это дело якобы добровольное, а раз так — оставляю за собой право действовать так, как мне удобнее. В конце концов незаполненную анкету у меня забрали. С этого момента я уже стала с интересом смотреть, как будут развиваться события. Пришла Главная; народ напрягся (причем не только соискатели, но и сотрудники), словно приближался грозовой фронт. Она стала вызывать по одному. Пока мы ждали своей очереди, я очень приятно поговорила со своим конкурентом, он оказался интересным человеком. И наоборот, девушка, оказавшаяся свидетельницей моего отказа заполнять анкету, на всякий случай решила со мной не разговаривать и начала усиленно нахваливать анкету той даме, которая предложила ее заполнить… Психологические наблюдения мои окончились, когда ко мне подошли и сказали: «К барьеру!» — указывая на дверь Главной. Я восприняла напутствие как шутку и храбро вошла. Но это была не шутка.

«Главная» — молодая девушка, похожая не на главного редактора, а скорее на любовницу богатого человека, которая словно бы по ошибке зашла сюда по дороге из бутика в салон красоты. Видно, так оно и было, и я тут же вспомнила: мне говорили, что в основном делами занимается не она, а заместительница. Главная посмотрела на меня с плохо скрываемым презрением (ну, по крайней мере мне так показалось, на объективность не претендую) и позволила сесть. Стул мой стоял в центре комнаты. Главная сидела за столом и рассматривала какие-то фотографии. По углам, притихнув, как мыши, сидели все те, кто проводил прошлые собеседования. Первый вопрос был обращен не ко мне, а к ним: «На какую вообще должность вы ее рассматриваете?» Те тихо ответили, и тут оказалось, что меня хотели брать на другую должность, не на ту, что я думала раньше. Воцарилась тишина. Главная увлеченно изучала фотографии. Не отрываясь, она вдруг спросила меня, как дела. Отлично, сказала я, и мой ответ ее удивил, она вдруг на меня посмотрела пристально и недобро…

Дальше началось собеседование по методике «допрос» (я не знала, что есть такая методика, узнала сегодня из одной книжки по подбору персонала; в ней, кстати, говорится, что такая методика — самое последнее дело…). И скажу честно, все-таки то, как со мной разговаривала эта женщина, меня уело.

— Что с языками? (Я отвечала про английский и итальянский, который учу сейчас и который так близок тематике их журнала.)

— Назовите десять брендов в области лакшери (они знали, что я работала в другой области и в их брендах не разбираюсь, что придется учить.)

Я сказала, как делала два прошлых раза, что знаю близкие им области, хотя прицельно именно их тематикой пока не занималась, и попробовала рассказать про то, что знаю. Меня прервали.

— Вы слышали мой вопрос. Я спросила вас про бренды. Сейчас же называйте.

Я стала называть то, что знаю, и упомянула одну французскую марку, Hermes. И тут произошло что-то вроде разряда молнии. Главная даже отвлеклась от фотографий и уставилась на меня.

— Что-о-о? — сказала она изменившимся голосом. — Ну-ка повторите!

Я повторила.

— КАК-КАК ВЫ СКАЗАЛИ?

Я повторила снова.

— НЕТ, Я НЕ ПОНЯЛА, повторите, чего-чего вы сказали?

Я снова повторила, сказав также, что могу, конечно, произнести это французское название и неправильно, не проверяла, но что пишется оно пот как (и я по буквам произнесла его: «Эрме»). Главная смерила меня взглядом, показывающим всю глубину моего невежества. И повторила это название так, как сказал бы его тот, кто не знает, что во французском некоторые буквы не читаются, а именно: Хермес. Повисла пауза.

— В какие журналы вы пишете? (Я назвала несколько солидных изданий.)

— И о чем же вы туда пишете, интересно? (Я описала несколько тем, одна из них была близка к их области.)

Она оживилась и попросила назвать бренды. Я назвала. Потом она опять спросила подчиненных поверх моей головы: «И за сколько вы ее хотели взять?» Никто не ответил. Все сидели очень-очень тихо. Я сказала, что цифру мы не обсуждали, и вообще считаю, что это не главное, поэтому делать это надо тогда, когда обсуждены все остальные вопросы. Она настаивала. Я назвала цифру, близкую зарплате, которую они написали в объявлении о вакансии. И еще раз сказала, что всегда сумма зависит от ситуации, я готова рассматривать варианты. Тут она снова посмотрела на меня очень осмысленно и заметила: «Ну, бесплатно-то вы работать, конечно, не будете!» На что я ответила, что это действительно так, бесплатно действительно не буду. «Ну что ж, — возвестила она подчиненным, — у меня вопросов больше нет!»

— Спасибо, Анна, — сказала эйчарша, — мы вам позвоним! Очень скоро! — И зачем-то добавила: — Прямо сегодня, а может быть, и завтра! (Да-да, отвечала я…)

Ушла с этого знаменательного собеседования я все же не так, как от меня ждали. Я взяла журнал, чтобы проанонсировать его в одном издании, с которым сотрудничаю (я решила это сделать еще до собеседования и не видела причины отменять это решение). Пожалуй, это был единственный момент, когда Главная вдруг стала выглядеть абсолютно по-другому — очень тихо и удивленно, я бы сказала даже, что она почувствовала себя не в своей тарелке, когда речь зашла собственно о журнале. Что ж, вполне может быть, если она собственно работой в этом журнале и не занимается, а все делают другие. Тяжелый случай! После знакомства с Главной для меня абсолютно прояснился смысл вопросов, которые мне задавали на прошлых собеседованиях:

1) что вы делаете, если на вас вдруг накричали;

2) как вы реагируете на заведомо невыполнимые задания;

3) случалось ли, что вас кто-то очень сильно обидел и вы в ответ, несмотря на то что надо срочно сдавать номер, уходили, хлопнув дверью?

Рассказывает Маша:

…Попросили собрать головоломку из кубиков. Позиция — секретарь на ресепшен в компанию, торгующую консервированными овощами.

Рассказывает Вика:

А у меня было хорошее собеседование. Сначала меня собеседовали в кадровом агентстве, и стало сразу ясно, что я лучшая, потом в конторе — там я была последняя, и тоже было ясно, что я остаюсь. Разговор, очень вежливый, уже был с директором и его заместительницей, сначала спросили про опыт, знания, чем владею. На стадии комплиментов типа «вы нам очень подходите» в кабинет зашел очень противный и громогласный милиционер, и неожиданно выяснилось, что директор избил мою предшественницу. Вот это был сюрприз!

Или вот еще пример «стрессового» собеседования.

Рассказывает А., Москва:

— Почему вы без галстука?

— Вы слишком старый, у вас слишком много детей (двое. — Прим. авт.) и не самый лучший английский.

— И все-таки почему вы так плохо одеты и без галстука? Потом попросили спеть или станцевать: в разговорах о хобби выяснилось концертное прошлое, и крутой интервьюер предложил изобразить прямо в переговорной. Он явно получал удовольствие от того, что все говорил, как ему казалось, прямо и честно.

В результате мне отказали.

Свайа из Питера (27 лет) делится своими остроумными соображениями о тестах, используемых при приеме на работу:

Главное достоинство заочных психологических тестов в том, что они позволяют имитировать нормальность. Для успешного прохождения большинства тестов, популярных у работодателей, достаточно самых общих психологических знаний. Работодателю, как правило, нужны общительные, открытые, неконфликтные сотрудники. Например, весьма наивно и самонадеянно полагать, что ты получишь работу, ответив утвердительно на вопросы «Ощущаете ли вы себя одиноким?», «Кажется ли вам, что весь мир настроен к вам враждебно?» и «Часто ли вы задумываетесь о смерти?». Социопаты с депрессией и манией преследования никому нафиг в команде не нужны.

Ох уж это мне тестовое «одиночество». Прям корень всех зол и рак убивающий. Чувствуешь одиночество — депрессняк у тебя, и точка. Затяжной депрессняк на почве одиночества может привести к суициду и другим неприятным вещам.

То, что одиночество может быть желанным и приносить радость, составителям тестов в голову почему-то не приходит. Эти тестологи, видимо, живут но пятнадцать рыл в одном щелястом бараке и умудряются защищать «неприкосновенность личного пространства» в отрыве от «одиночества».

Или пристрастие к черному цвету в одежде. Однажды забрела ко мне в гости знакомая психологиня и, обнаружив залежи черных длинных юбок и платьев, не удержалась от диагностики: у меня были обнаружены недовольство собственной внешностью, заниженная самооценка, сексуальная закрепощенность и тотальное одиночество. Я поспешила оправдаться:

— Знаете, любовь к черному — это не от недотраха, это от сатанизма!

Психологиню я больше не видела.

Еще одна тема, где лучше не самовыражовываться, — рисуночные тесты. Рисовать в качестве «счастливого несуществующего животного» двухголового человолка, который дружит сам с собой и сам с собой ведет философические споры, строго не рекомендуется. Диагностируют тотальное одиночество (а это — см. выше). «Самое грустное несуществующее животное» не должно быть вечно беременным слизняком с шестью сиськами. Детей надо любить. Дети — это счастье. Тех, кто детей не любит, ждет одиночество (одиночество — плохо, плохо, плохо).

Интровертом быть вроде само по себе не предосудительно. Но у интровертов возникают трудности с установлением социальных контактов вообще и близких отношений в частности… Признавайся в пламенной любви к вечеринкам, клубам, новым знакомствам — тебя сочтут достаточно адаптировавшимся и отпустят домой читать в тишине «Поваренную книгу анархиста» и строить планы по порабощению Вселенной.

Особенно меня убивают вопросы из серии «Считают ли ваши друзья/знакомые, что вы?…» («Считают ли вас друзья сердечным, отзывчивым человеком?»). Я что, телепат? Мои друзья не настолько чокнутые, чтобы с должной периодичностью оповещать: «О! Мы считаем тебя общительным, отзывчивым и клевым!»

И еще вопросы «на честность». Такие, на которые честный человек должен ответить утвердительно. «Бывают ли у вас запоры?», например. Этот вопрос кочует из теста в тест, в разных вариантах (вместо запоров иногда спрашивают про понос или мигрень). Так вот ты какой, офисный планктон, — весь в поносе и с мигренью! Нет поноса — иди в грузчики, ты сможешь!

Кому как, а мне вот не хотелось бы работать вместе с такими «нормальными людьми», которых считают нормальными спецы по тимбилдингу. Поэтому с определенного момента, наткнувшись на тестирование при трудоустройстве, стала отвечать честно. Иначе все равно не уживусь, если примут. А потом и вовсе перестала искать «приличную» работу.

Сколько километров бумаги израсходовано на советы, как пройти собеседование! Какую выбрать длину юбки или какой предпочесть цвет галстука. Как говорить, в какой позе сидеть, стоит ли скрещивать руки или, наоборот, выпрямлять ноги. Вдумчивыми авторами продумана и степень промытости волос и мозгов соискателя.

Увы, мало сказано о том, что ожидается от того, кто нанимает. Соискателю кажется, что у нанимателя сплошные права и никаких обязанностей. Хотя заведи только разговор о наемных работниках, и наниматель почти плачет: они и небрежны, и приходят с опозданием, и медленно соображают, зато быстро требуют прибавки к жалованью. Стремительно растет перечень взаимных «болей, бед и обид». Кажется, что по разные стороны стола встречаются не будущие коллеги, не начальники и подчиненные, а представители враждующих группировок.

А правило успешного для обеих сторон собеседования только одно. Ну, хорошо, два. Первое: быть хорошим специалистом. Второе: искренне понравиться друг другу. Всего ничего, но эти задачи решают далеко не все. Те, кто успешно их решает, нечасто ходят по собеседованиям.

Однако, если ветер перемен начал вас мотать по интервью-собеседованиям, знайте: самое интересное — впереди! Внимательно подмечайте детали, смотрите в оба, но не будьте и чересчур подозрительны. Ведь вы выбираете себе тех, с кем собираетесь проводить большую часть дня, а также праздновать все, включая свои и их, дни рождения. Это родных мы выбрать не можем, а вот выбрать тех, с кем трудимся по восемь-десять часов в день, можно попробовать!