• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Если дарвиновская теория действительно несостоятельна и мы произошли не от обезьян, что следует из «Запрещенной археологии», – то от кого мы произошли? Для ответа на этот вопрос нужно сначала разобраться в фундаментальных предположениях о наблюдаемой природе. Ограничивая себя рамками общепринятых концепций, мы тем самым значительно сокращаем количество допустимых теорий происхождения человека.

Сторонники ортодоксальной науки придерживаются мнения, что все явления наблюдаемой природы суть результат определенных процессов, которые происходят в соответствии с физическими и химическими законами.

Я убежден, что необходимо пересмотреть сами предпосылки, на которых строятся все предположения о физических явлениях. Тому есть много причин, и некоторые из них объясняются в трудах одного из основоположников теории эволюции путем естественного отбора.

В 1854 году молодой английский ученый-натуралист Альфред Рассел Уоллес путешествовал по восточной Индии в поисках образцов дикой природы. Его очень заинтересовали закономерности распространения по стране различных видов растений и животных. В 1858 году Уоллес заболел тропической лихорадкой и за несколько дней вынужденного покоя написал научную статью, где излагал свое объяснение именно такого их распространения. Перед публикацией работа была отправлена на рецензию Чарльзу Дарвину. Дарвин же с 1844 года работал в Англии над книгой на ту же самую тему – о происхождении видов в процессе эволюции путем естественного отбора.

Работа малоизвестного ученого поразила Дарвина: в ней была четко изложена вся теория происхождения видов. Между тем, в научном мире первенство – принципиальный вопрос. Авторство новой теории будет принадлежать тому, кто первый заявит о ней. Обеспокоенный Дарвин посоветовался с близкими друзьями-учеными и по их совету предложил Уоллесу стать соавторами. Уоллес согласился, разделив с Дарвиным лавры одного из великих ученых-эволюционистов. Интересно, что Уоллес, соавтор дарвиновской теории эволюции, позже занимался и исследованием сверхъестественных явлений.

В работах по современной биологии и антропологии нередко встречается биография Уоллеса. Однако во всех без исключения жизнеописаниях Уоллеса оставлен без внимания тот факт, что он тщательно изучал спиритизм и сверхъестественные явления. Вместо этого, в биографиях Уоллес представлен убежденным материалистом.

Уоллес с таким интересом изучал сверхъестественные явления еще и потому, что сам верил в существование мира духов. Опираясь на собственный опыт и достоверные сообщения других ученых, он сделал вывод, что во вселенной существует иерархия духов и некоторые из них могут непосредственно общаться с людьми, в основном через медиумов. Согласно Уоллесу, низшие духи, действующие через медиумов, являются причиной многих сверхъестественных явлений, в числе которых ясновидение, чудесные исцеления, общение с умершими и призраками, материализация физических объектов, левитация и многое другое. Более могущественные духи, по его мнению, вполне могли сыграть определенную роль в происхождении видов, тем или иным образом направляя этот процесс.

Но современные эволюционисты не хотят ничего слышать о духах, способных влиять на материю, ведь это ставит под сомнение господствующую ныне теорию эволюции, основанную на философском натурализме. Суть философского натурализма в том, что все в природе происходит согласно известным физическим законам. Если же согласиться с существованием нематериальных сущностей и явлений, то теория эволюции перестанет быть единственно возможным объяснением происхождения видов. Но вполне возможно, что здесь действительно не обошлось без духов. В таком случае нужно рассматривать как естественный, так и «сверхъестественный» отбор.

Уоллес верил не только в существование духов. Он также был уверен, что человек с современным анатомическим строением появился очень давно. Например, Уоллес признавал достоверность находок Уитни, из которых, на основе современных методов определения геологического возраста, вытекало, что люди жили в Калифорнии 50 миллионов лет назад (Cremo, Thompson. 1993. Pp. 368–394, 439–458). Уоллес отмечал, что такие доказательства всегда «подвергаются сомнению, насмешкам и всевозможным обвинениям» (Wallace. 1887. P. 667). По словам ученого «правильнее рассматривать доказательства древности происхождения человека следующим образом: регистрировать и условно принимать их, если аналогичные доказательства считались бы достаточными в случае животных, а не игнорировать их как недостойные внимания и огульно обвинять исследователей в мошенничестве или глупости, как это сейчас часто происходит» (Wallace. 1887. P. 667).

Уоллес сам подвергся подобной критике, когда представил своим коллегам результаты спиритических исследований. В автобиографии Уоллес так рассказывает о реакции своих коллег и публики: «Подавляющее большинство людей в наши дни вынуждено верить, что чудеса, духи и весь остальной ряд странных феноменов, описанных здесь, не могут существовать; что они противоречат законам природы; что они – пережитки прошлого, – и потому являются либо обманом, либо галлюцинациями. Эти факты просто не укладываются в представления таких людей. Когда я начал свои исследования, то же самое можно было сказать и обо мне. В мои представления эти факты тоже не укладывались. Мои убеждения, мои познания, моя вера в верховенство науки и законов природы – все это не позволяло мне допустить подобного. И даже когда факты, один за другим, наваливались на меня, не позволяя игнорировать их, даже тогда я, выражаясь языком сэра Дэвида Брюстера, впечатленного тем, что ему показал мистер Хоум, „был в последнюю очередь готов поверить в духов“. Проверив множество других объяснений, я был вынужден их отвергнуть… Многие считают, что когда я с коллегами писал о причинах подобных явлений, я надеялся, что мне поверят на слово. Однако это не так. Я пишу не с намерением переубедить, а с намерением пробудить интерес. Я призываю читателей не уверовать, а просто поставить под сомнение собственную безошибочность в этом вопросе; я призываю провести собственные исследования и терпеливо поэкспериментировать самому, прежде чем делать скоропалительные выводы и называть меня жертвой обмана и глупцом; я призываю с уважением отнестись к предмету, изучению которого мы посвятили многие годы тщательных наблюдений» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 349–350).

Уоллес заинтересовался сверхъестественными явлениями в 1843 году. Тогда некоторые английские хирурги, например д-р Эллиотсон, использовали гипноз в качестве анестезии при операциях. Сейчас это уже не вызывает удивления, но в те времена подобный способ обезболивания вызывал жаркие споры. Уоллес писал: «Знаменитые хирурги и психологи утверждали, что в этих случаях пациенты либо состояли в сговоре с хирургом, либо были от природы нечувствительны к боли. Использующих данный метод хирургов обвиняли в подкупе пациентов, а д-ра Эллиотсона называли „осквернителем храма науки“. Медицинское хирургическое общество даже запретило читать его работу об ампутации под гипнотическим воздействием, а самого Эллиотсона исключили из профессорского состава Лондонского университета» (Wallace. 1896. Pp. ix–x).

Уоллес тогда преподавал в школе в одном из центральных графств Англии. В 1844 году в том городе остановился путешествующий гипнотизер Спенсер Холл, проводивший публичные сеансы. На один из таких сеансов пришел и крайне заинтересованный Уоллес с некоторыми своими учениками. Узнав от Холла, что стать гипнотизером может практически любой человек, Уоллес решил провести эксперимент. Практикуясь на своих учениках, он вскоре овладел искусством гипноза и научился демонстрировать необыкновенные явления. Некоторые из них укладывались в рамки современного медицинского гипноза, а некоторые нет (Wallace. 1896. P. x, 126–128; Wallace. 1905. Vol. l. Pp. 232–236).

Одним из таких явлений была передача ощущений. «Способность ощущать то же, что и я, появившаяся у одного из моих пациентов, стала для меня самым загадочным явлением из всех, которые я когда-либо видел, – писал он позднее. – Когда я держал пациента за руку, он мог осязать, обонять или чувствовать такой же вкус, что и я… Я построил цепь из нескольких человек, которые держались за руки, и с одной стороны цепи был я, а с другой – мой пациент. Когда в полной тишине меня укалывали иголкой или щипали, он мгновенно клал руку на соответствующее место на своем теле и говорил, что его ущипнули или укололи. Если я клал в рот кусок сахара, он моментально делал сосательные движения, и самым выразительным образом, мимикой и звуками, показывал вкус того, что я попробовал» (Wallace. 1896. Pp. 127–128). Во время таких экспериментов Уоллес всегда тщательно следил за тем, чтобы «не было обмана» (Wallace. 1896. P. 126). Из отчетов других исследователей о подобных опытах с гипнозом Уоллес сделал вывод, что «самые удивительные явления, включая ясновидение, а также другие известные и неизвестные гипнотизерам явления, абсолютно реальны» (Wallace. 1896. P. xi).

Несмотря на множество документальных записей о проводимых компетентными учеными исследованиях, научный мир до сих пор относится к гипнозу настороженно. Со временем наука объединила такие явления, как временная нечувствительность, изменение поведения и легкие галлюцинации, под термином «гипноз». Но более экстраординарные явления, как например ясновидение и передача ощущений, никогда не принимались наукой. В любом случае, сам Уоллес осознал всю важность своих опытов: «Это был мой первый урок, полученный при постижении неизведанного, – никогда нельзя ставить сомнения великих, а также их обвинения в обмане или глупости, превыше многократных наблюдений и свидетельств здравомыслящих и честных людей» (Wallace. 1896. P. x).

С 1848 по 1862 год Уоллес много путешествовал с братом по тропикам, собирая образцы дикой природы и ведя дневники. В одном индейском поселении в районе Амазонки в Бразилии брат Альфреда Уоллеса, Герберт, провел с молодым индейцем сеанс гипноза. По команде Герберта рука индейского юноши перестала сгибаться. Затем Герберт «оживил» руку, после чего «приказал» индейцу лежать в хижине до их возвращения. Через два часа братья вернулись и застали индейца в той же самой позе, как если бы его парализовало. Хотя он и пытался сесть или встать, у него ничего не получалось (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 275–276).

Уоллес вернулся в Англию один – его брат умер от тропической лихорадки. Через некоторое время Уоллес снарядил еще одну экспедицию, на этот раз уже в Ост-Индию. Там он узнал о многих других сверхъестественных явлениях, помимо тех, которые он наблюдал, экспериментируя с гипнозом. «За восемь лет путешествий по Востоку я время от времени читал в газетах о странных опытах, которые ставили медиумы в Англии и Америке, и некоторые из них настолько выходили за рамки привычного, что я склонен был считать их плодом больного воображения. Другие же, напротив, казались настолько достоверными, что я не мог в них поверить и убеждал себя, как и большинство людей, что это либо обман, либо галлюцинации» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 276).

Несмотря на некоторое недоверие к подобным опытам, Уоллес не спешил с выводами. Его собственные эксперименты наглядно доказывали, что «речь идет о тайнах человеческого сознания, которые современная наука игнорирует потому, что не в силах их объяснить» (Wallace. 1896. P. 131). И когда в 1862 году Уоллес вернулся в Англию, он твердо решил исследовать спиритизм.

Вначале Уоллес только читал чужие отчеты, но летом 1865 года сам стал свидетелем нескольких необычных явлений.

Первый опыт состоялся в доме его друга, которого Уоллес охарактеризовал как «ученого, юриста и скептика» (Wallace. 1896. P. 132).

Уоллес, хозяин дома и члены его семьи сели за большой круглый стол и положили на него руки. Уоллес заметил необъяснимые движения стола и услышал столь же необъяснимый стук (Wallace. 1896. Pp. 132–133).

После этого по рекомендации одного из друзей Уоллес встретился с медиумом миссис Маршалл, которая демонстрировала всем желающим гораздо более необычные явления, чем те, которые видел Уоллес. Уоллес встречался с ней несколько раз, как правило, в компании своих друзей – скептически настроенных ученых. Среди многочисленных физических явлений, которые они наблюдали, был и полет небольшого столика, который 20 секунд парил над полом на расстоянии 30 сантиметров, и странные движения гитары, и скольжение стульев по полу, и взлет стула вместе с сидящей на нем женщиной. Уоллес писал: «Никакого обмана или фальсификации быть не могло. Каждый раз перед началом сеанса мы проверяли столы и стулья, убеждались, что они никак не прикреплены к полу, и произвольно расставляли их. Несколько таких явлений происходило буквально в наших руках, вдали от медиума» (Wallace. 1896. P. 136). На сеансах миссис Маршалл Уоллес видел, как на листах бумаги, лежащих под столом, сами собой появлялись слова, и был свидетелем передачи вполне осознанных посланий через стук. Эти послания содержали информацию личного характера, а также имена и даты, заведомо не известные медиуму (Wallace. 1896. Pp. 137–138). В одном из таких сообщений, полученных Уоллесом, содержалось имя его умершего брата, название места в Бразилии, где он умер, и имя последнего человека, который видел его живым (Wallace. 1896. P. 137).

В результате Уоллес окончательно поверил в спиритизм. Критики предполагали, что это связано с религиозным воспитанием Уоллеса (Wallace. 1896. P. vi). Однако сам Уоллес, описывая мировоззрение, которого он тогда придерживался, писал: «Следует заметить, что на протяжении двадцати пяти лет я скептически относился ко всему, что касалось существования сверхъестественного или сверхчеловеческого разума, и ни на секунду не допускал мысли о том, что чудеса, демонстрируемые медиумами, действительно могут быть правдой. Если сейчас мои убеждения и изменились, то лишь потому, что меня вынудили к этому факты. На изучение данного вопроса меня подвигнул не страх смерти. И не чрезмерное стремление к вечной жизни заставило меня поверить в факты, которые, если и не доказывают эти чудеса, то, по крайней мере, свидетельствуют о том, что такие чудеса вполне возможны» (Wallace. 1896. P. 132).

В 1866 году Уоллес опубликовал в одном периодическом издании работу по спиритизму под названием «Научный взгляд на сверхъестественное». В ней он собрал все известные ему документально подтвержденные свидетельства сверхъестественных явлений, таких как послания от духов. Позже Уоллес выпустил эту работу в форме брошюры и разослал всем своим ученым друзьям и знакомым.

Среди адресатов был Томас Генри Гексли. В ответ он написал следующее: «Я не шокирован этим и не стану предлагать вам пройти психиатрическую экспертизу. Все это может оказаться правдой, несмотря на все имеющиеся у меня сведения об обратном, но для меня данная тема не представляет ни малейшего интереса. Меня никогда не интересовала пустая болтовня, от кого бы она ни исходила – от людей или от духов. Что же касается исследования данного явления, то сейчас меня дожидаются полдюжины гораздо более интересных для меня исследований, которым я и собираюсь посвятить все свое свободное время. Я не буду проводить исследования в данной области по той же причине, по которой не играю в шахматы: я не могу воспринимать это развлечение как серьезную работу, и, вместе с тем, это слишком серьезная работа, чтобы быть развлечением» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 280).

Уоллес не был против того, что Гексли решил посвятить себя другим исследованиям, но он категорически возражал против опорочивания собственной работы. «Слово „болтовня“ никоим образом не применимо к моей работе, где собраны факты самых необычных физических и психических явлений, свидетелями которых были двадцать два уважаемых человека, среди которых математики, астрономы, психологи, юристы, священнослужители и писатели, причем многие – с мировой известностью», – ответил Уоллес (Wallace. 1905. Vol 2. P. 280). В своей работе Уоллес поименно перечисляет их (Wallace. 1896. Pp. 35–36): «Профессор А. Де Морган, математик и логик; профессор Чаллис, астроном; профессор У. Грегори, доктор медицины, химик; профессор Роберт Хэа, доктор медицины, химик; профессор Герберт Майо, доктор медицины, член Королевского Общества, физиолог; м-р Раттер, химик; доктор Эллиотсон, физиолог; доктор Хаддок, врач; д-р Галли, врач; судья Эдмондс; лорд Линдхерст, юрист; Чарльз Брэй, писатель-философ; архиепископ Уатели, священнослужитель; преподобный У. Керр, магистр искусств, священнослужитель; преподобный У. Кэрр, магистр гуманитарных наук; полковник И. Б. Уилбрахам, военный; сэр Ричард Бертон, исследователь, лингвист и писатель; И. Нассо-старший, политэкономист; У. М. Теккерей, писатель; Т. А. Троллоп, писатель; Р. Д. Оуэн, писатель и дипломат; У. Хоуитт, писатель; С. Ч. Холл, писатель».

В другом письме, адресованном Гексли, Уоллес отмечал, что к «болтовне» питает пристрастие большинство смертных, поэтому не следует ожидать, что их общение с духами будет носить форму утонченной дискуссии (Wallace. 1874. Цитируется по: Smith. 1991. Pp. 90–91).

Д-р Джон Д. Тиндэлл писал Уоллесу: «Данная работа свидетельствует о вашей проницательности. Но проницательность может проявляться как в том, что касается фактов, так и в том, что касается вымыслов. Ваша работа грешит не алогичностью, а тем, что она рассматривает информацию, явно недостойную вашего внимания. Как видите, я откровенен с вами» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 281).

Среди получивших работу Уоллеса был и А. Де Морган, профессор математики, преподававший в университетском колледже. Будучи сам медиумом, Де Морган написал Уоллесу письмо, предупреждая его о трудностях, с которыми он столкнется при попытке обсуждения данного предмета в ученых кругах: «Есть достаточно оснований полагать, что состояние ума вопрошающего как-то связано с механизмом данных явлений… Ученые сейчас относятся к этому предмету с большой долей скептицизма и всячески пытаются оправдать такое к нему отношение. Вполне возможно, что они захотят оставить в тени все, что связано со спиритизмом. Такое уже случалось, насколько мне известно из достоверных источников» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 284).

Тем не менее, Уоллес пригласил на спиритические опыты крупнейших ученых, попросив их присутствовать на нескольких сеансах подряд. Такая просьба вполне уместна, ведь любые научные эксперименты требуют проверки и проводятся неоднократно. Д-р У. Б. Карпентер и д-р Джон Тиндэлл посетили по одному сеансу, в ходе которых имели место лишь незначительные сверхъестественные явления, не впечатлившие ученых. Оба ученых отказались прийти еще раз (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 278–279). Остальные же приглашенные и вовсе не захотели посетить спиритические сеансы. Д. Х. Льюис, например, написал Уоллесу, что «слишком занят и слишком скептически настроен, чтобы посвящать свое драгоценное время подобным экспериментам» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 279).

Несмотря на то что Льюис отказался посетить сеансы, он написал разгромную статью о медиумах и спиритизме, которую опубликовала газета «Pall Mall Gazette» от 19 мая 1868 года. В частности, по словам Льюиса, ученых не допускали на спиритические сеансы для изучения сверхъестественных явлений. Уоллес написал в редакцию газеты письмо с опровержением. Он, в частности, сослался на то, что на сеансах Даниэля Дангласа Хоума присутствовал инженер-электрик Кромвель Варли, подтвердивший наличие у Хоума сверхъестественных способностей. Однако редактор издания отказался опубликовать письмо Уоллеса (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 282).

Приблизительно в тот же период Тиндэлл потребовал провести публичный эксперимент, который бы раз и навсегда доказал достоверность или недостоверность подобных явлений. В письме Тиндэллу Уоллес ответил, что одного опыта, пусть даже успешного, еще недостаточно, чтобы убедить скептиков. Уоллес считал, что лучше обнародовать существующие отчеты об уже проведенных многочисленных экспериментах. Кроме того, Уоллес описал в письме еще один эксперимент, при котором присутствовал лично:

«Мы находились в студии у моего друга – брата одного из лучших художников. Среди свидетелей происходящего были семья моего друга и семья его брата, несколько их друзей, а также банкир из Молтона (Йоркшир) мистер Джон Смит, которого пригласил я сам. Медиума звали мисс Николь. Мы сидели в центре комнаты за круглым столом, стоявшим на одной ножке, прямо под хрустальной люстрой. Мисс Николь сидела напротив меня, а мой друг мистер Смит сидел рядом с ней. Мы держались за руки, и обе руки мисс Николь держал мистер Смит. Хочу обратить ваше внимание на то, что из присутствующих он был знаком только со мной, а остальных, включая мисс Николь, видел впервые. Когда все удобно устроились, свет потушили. У одного из нас был при себе коробок спичек, чтобы при необходимости зажечь свет.

Через несколько минут тишины я услышал следующие звуки: легкий шорох, напоминающий шуршание дамского платья; легкий стук, как если бы на стол поставили бокал, и еле слышный звон подвесок хрустальной люстры. Спустя мгновение мистер Смит сказал, что мисс Николь исчезла. Зажгли свет – и все увидели стул мисс Николь стоящим на столе. Сама она сидела на стуле, а ее голова почти касалась люстры. Мистер Смит сказал, что мисс Николь буквально „выскользнула“ из его рук. Остальные по-прежнему держали друг друга за руки и руки лежали на столе. При этом никто не слышал никаких других звуков, кроме описанных мной выше, и не чувствовал никаких вибраций. Вы знаете, насколько крупной и, по-видимому, тяжелой является мисс Николь, чтобы представить себе, какая сила нужна, чтобы поднять ее вместе со стулом и поставить прямо в центр большого стола. Также можете представить себе, как сложно сделать это быстро, бесшумно и незаметно, причем в полной темноте. Может ли это объясняться каким-либо известным законом физики?» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 291–293).

Если все было в точности, как описывал Уоллес, то понятно, что мисс Николь не могла оказаться на столе без посторонней помощи. Если все присутствующие постоянно держались за руки, то никто из них не мог поднять ее вместе со стулом. Значит, это могли сделать ее сообщники. Но их в любом случае застали бы врасплох, зажегши свет в тот момент, когда руки мисс Николь выскользнули из рук мистера Смита. Как бы там ни было, любая попытка гостей поднять мисс Николь вместе со стулом и поставить их на стол в кромешной тьме произвела бы значительно больше шума, чем те звуки, о которых говорит Уоллес. Можно лишь предположить, что Уоллес солгал. Однако это маловероятно.

В 1869 году Роберт Чамберс, автор книги «Следы творения», познакомил Уоллеса с мисс Дуглас, богатой шотландской дамой, интересовавшейся спиритизмом. Уоллес неоднократно присутствовал на спиритических сеансах в резиденции мисс Дуглас на Саус-Одли-стрит и познакомился там со многими медиумами, включая родственника Дарвина, Хенсли Веджвуда. Среди самых интересных событий были сеансы мистера Хаксби, молодого почтового служащего, которого Уоллес характеризовал как «выдающегося медиума со способностью материализации». Хаксби обычно сидел в полутемной гостиной на первом этаже, в отгороженной занавесом комнатке.

Вот как Уоллес (Wallace.1905. Vol. 2. Pp. 328–329) описывал сеансы Хаксби: «Через несколько минут после начала сеанса из-за занавеса появлялся высокий и статный индиец в белых одеждах, с дорогим поясом, в сандалиях и элегантной белоснежной чалме. Иногда он делал круг по гостиной, легко поднимал очень тяжелую музыкальную шкатулку, заводил ее и начинал вращать вокруг головы одной рукой. Часто индиец подходил к каждому из нас, кланялся и позволял дотронуться до его рук и одежды. Мы просили его встать возле стены, чтобы измерить его рост, а однажды мистер Веджвуд принес мерную линейку. По нашей просьбе, Абдулла – так представлялся нам этот человек – снял сандалию, поставил ногу на кресло и позволил нам снять мерку. Уже после сеанса мистер Хаксби измерил собственную ногу, и выяснилось, что размер ноги индийца на дюйм с четвертью превышал его размер, а рост его был больше на полфута. Через минуту или две после того, как Абдулла исчезал в маленькой комнате, там вместо него находили в кресле Хаксби, пребывающего в состоянии транса, причем никаких следов незнакомца в комнате не было. Окна и двери маленькой комнаты были надежно заперты и опечатаны, и печать оставалась нетронутой».

Скептики в подобных случаях считают, что или сам медиум, или его сообщник обманывают зрителей. В данном случае, снятые с медиума мерки исключают возможность обмана. Методы, которыми предотвращалась возможность появления в маленькой комнате постороннего человека, делают подлог еще менее вероятным. Весь опыт в целом дает основания утверждать, что здесь действительно имела место материализация.

На одном из сеансов у мисс Дуглас присутствовали знаменитый медиум Даниэль Данглас Хоум и сэр Уильям Крукс, выдающийся физик, позже ставший президентом Королевского общества и получивший Нобелевскую премию в области физики. Крукс проводил собственное исследование феноменов, связанных со спиритизмом. Уоллес (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 293) обнаружил, что опыты Крукса, продолжавшиеся к тому моменту уже несколько лет, «игнорировались большинством ученых так, как будто их вообще никогда не проводили!»

На одном из сеансов Хоум одной рукой держал под столом аккордеон, а другая его рука покоилась на столе. Когда Уоллес услышал звуки аккордеона, он заглянул под стол, чтобы выяснить, что происходит: «Комната была достаточно освещена, и я отчетливо видел руку Хоума, держащую инструмент, который при этом играл сам по себе, без всякой видимой причины. Хоум сказал, что сейчас уберет руку, и когда он сделал это, инструмент продолжил играть. Я увидел руку, которая продолжала держать аккордеон, хотя обе руки Хоума лежали на столе. То же самое явление наблюдали тысячи других людей. Принимая во внимание тот факт, что сеансы Хоума всегда проходили в частных домах, где он был почетным гостем, что на них присутствовало множество людей и что комнаты были хорошо освещены либо действие происходило днем, невозможно объяснить происходящее ни ловкостью рук, ни обманом» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 286–287).

На сеансе Хоума с самостоятельно игравшим аккордеоном присутствовал еще один ученый – Фрэнсис Гальтон, двоюродный брат Чарльза Дарвина. По приглашению Крукса, Гальтон посетил три сеанса, в которых участвовала медиум Кейт Фокс. В письме от 19 апреля 1872 года Гальтон пишет Дарвину: «Что меня удивило – так это полная открытость медиумов – Фокс и Хоума. Они позволяли зрителям в известных пределах делать практически все, чтобы полноценно исследовать данное явление. Я очень хорошо понимаю их, когда они говорят, что присутствие на сеансах ученых с их беспокойным умом, предрассудками и предвзятыми суждениями значительно снижает вероятность успешного сеанса. Очень любопытно было наблюдать полное отсутствие напряжения и возбуждения у зрителей… Насколько я видел, Крукс ставит сугубо научные эксперименты. Я убежден, что здесь нет никакого обмана и ловкости рук и что предмет этот достоин тщательного изучения, тем более что Хоум, медиум высшего разряда (таких людей всего трое, насколько я слышал), сам предлагает это» (Pearson. 1914). Дарвин согласился посетить сеанс Хоума и передал ему через Гальтона соответствующее письмо. Однако Хоум к этому времени уже уехал в Россию и в Англию больше не возвращался (Beloff. 1993. Pp. 49–50). Кто знает, чем закончилась бы встреча Хоума и Дарвина? Возможно, Дарвин тоже занялся бы исследованием спиритизма, как и Уоллес.

Хоум долгое время был объектом внимания и споров английских ученых. Урожденный шотландец, он в детстве переехал в Америку и вернулся в Англию лишь в 1855 году. Жил он в Лондоне, в отеле «Кокс» на Джермин-стрит. В автобиографии Уоллес отдельно описывает встречу сэра Дэвида Брюстера и Хоума. Выдающийся физик однажды посетил сеанс Хоума в отеле «Кокс», а затем еще раз – в Илинге, с твердым намерением разоблачить «фокусника». После того как в газете появилась статья об этой встрече, Брюстер написал редактору письмо со своей версией случившегося: «Совершенно верно, что в отеле «Кокс» я вместе с лордом Бругемом, а в Илинге – с миссис Троллоп, наблюдал несколько механических явлений, объяснить которые не в состоянии. Но, несмотря на это, я вовсе не признавал, что причиной их были духи, спрятавшиеся под столом. Увиденного мной достаточно, чтобы самому убедиться, что осуществление их под силу человеческим рукам и ногам, и доказать другим, что некоторые из них точно антропогенны, по крайней мере, по своему происхождению» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 287).

Таким образом, из письма Брюстера явствует, что увиденное им было обманом. Однако мистер Коулман, беседовавший с Брюстером сразу после сеанса, тоже написал в газету письмо, где дословно привел этот диалог (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 288):

– Итак, сэр Дэвид, вы по-прежнему думаете, что все это – ловкость рук?

– Нет, конечно же, нет, – ответил Брюстер.

– Может быть, это галлюцинации?

– Нет, такая возможность даже не обсуждается.

– Тогда что же это?

– Я не знаю, но в последнюю очередь я готов поверить в духов.

Брюстер ответил еще одним письмом. Хотя тон его по-прежнему оставался скептическим, в нем содержались любопытные подробности того, что происходило в отеле «Кокс»: «Когда наши руки лежали на столе, мы слышали стук; а когда мы встали, стол, как мне показалось, приподнялся над полом. Этого я никак объяснить не могу… Маленький колокольчик, в который должны были звонить духи, поместили на пол у моих ног. Я повернул стопы так, что никто не мог дотронуться до колокольчика. Колокольчик так и не зазвонил, но как только его переставили к ногам мистера Хоума, он сам быстро перенесся ко мне и лег мне в руку» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 288–289).

В автобиографии Уоллес отмечает, что Брюстер вскоре после сеанса в отеле Кокс написал письмо своим родным, где отзывался о произошедшем не так скептично, как в статье и письмах редактору, которые, к слову сказать, были написаны лишь через полгода после сеанса. Рассказав, как вместе с лордом Брумом он пришел в отель Кокс на встречу с Хоумом, Брюстер пишет: «Мы вчетвером уселись вокруг стола скромных размеров, с конструкцией которого нам было предложено ознакомиться. Через некоторое время стол пришел в движение, и по нашим рукам прошла дрожь; по нашему желанию это движение прекращалось и возобновлялось. В разных частях стола раздавались стуки неясной природы, а когда все убрали руки со стола, он, в буквальном смысле слова, поднялся в воздух. Был принесен стол больших размеров, аналогичные движения произошли и с ним. На пол положили маленький колокольчик – его язычок лежал на ковре. Полежав немного, колокольчик вдруг зазвенел, хотя никто до него не дотрагивался. Потом колокольчик переместился и расположился у меня в руке, затем то же произошло с лордом Бругемом. Таковы были первые опыты. Мы не могли объяснить их, не могли также представить, с помощью какого механизма можно сделать все это. Иногда мы видели руки или ощущали их прикосновение. Одна рука вдруг хватала другую – и та растворялась в воздухе» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 289–290).

Уоллес заметил некоторые противоречия между этим письмом Брюстера и последующими его высказываниями: «Он заявил, что увиденного им достаточно, дабы самому убедиться, что все эти явления под силу человеческим рукам и ногам, тогда как ранее в письме родным он называл эти явления необъяснимыми и говорил, что не представляет, как их можно было сделать. В письме в газету он также не упоминает о дрожи, которая передалась его рукам, и отрицает, что колокольчик звонил, хотя ранее утверждал, что колокольчик звонил сам по себе» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 290). Уоллес утверждает, что «это свойственно отзывам многих противников спиритизма от науки» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 290).

Джордж Миварт входил в число ученых, более благосклонно относившихся к спиритизму. Миварт узнал о спиритизме из бесед с Уоллесом и из его работы «Научный взгляд на сверхъестественное» и решил провести собственное исследование. Зимой 1870 года Миварт был в Неаполе, где жила миссис Гаппи, медиум, с которой Уоллес был знаком лично. Уоллес снабдил Миварта рекомендательным письмом и тот смог посетить спиритические сеансы миссис Гаппи. На одном из них он получил верные ответы на вопросы, которые задавал мысленно. Это поразило его до глубины души. На другом сеансе в темной комнате неизвестно откуда возникли цветы. В письме Уоллесу Миварт писал, что «дверь была заперта, комната изучена до мельчайших подробностей и были приняты все необходимые меры против обмана. Я не удивился, после всего того, что слышал от вас и от других людей, но увиденное показалось мне весьма убедительным. Один такой факт стоит сотни» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 300–301). Также в письме Миварт сделал некоторые выводы. Например: «1) Я столкнулся с силами, которые могут управлять физическими предметами совершенно новым для меня способом. 2) Я столкнулся с иным разумом, нежели разум обычного живого человека. 3) На сеансах этот иной разум доказал мне, что умеет читать мои мысли» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 301).

Через несколько лет Миварт посетил Лурд, место паломничества во Франции, где неоднократно происходили чудесные исцеления, предположительно, совершенные Девой Марией. В Лурде Миварт продолжил исследования необычных случаев исцеления. Уоллес получил от него длинное письмо, датированное 5 апреля 1874 года. Миварт приводил несколько историй, рассказанных ему французскими врачами, в частности, д-ром Дозенсом (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 302–304). Мы приводим здесь две из этих историй.

Пятидесятилетняя Блэйзетт Сьюпевю несколько лет страдала серьезным инфекционным заболеванием глаз. Ее веки были вывернуты наружу и покрыты наростами, ресницы выпали, зрение ухудшалось. Доктора Дозенс и Вержес считали заболевание неизлечимым. После того как больная промыла глаза водой из Лурда, зрение полностью восстановилось, веки стали здоровыми и начали расти ресницы.

У Жастин Бонтишартс был десятилетний ребенок, у которого от рахита атрофировались руки и ноги. Ребенок, с рождения не умевший ходить, находился при смерти. Доктор Дозенс присутствовал при том, как мать положила ребенка в ванну с целебной водой. Ребенок не двигался, и присутствующим показалось, что он мертв. Через два дня после возвращения домой ребенок, к изумлению родителей, начал нормально ходить.

Уоллес также рекомендовал своим читателям две книги Генри Лассерра, где рассказывалось о чудесных исцелениях в Лурде: «Notre Damе de Lourdes» и «Les Episodes Miraculeux de Lourdes». «Удивительнее всего в этих случаях то, что выздоровление происходило практически мгновенно, или очень быстро, и это отличает их от всех прочих случаев исцеления», – писал Уоллес (Wallace .1905. Vol. 2. P. 306).

Уоллес описывает и другие случаи: «Одно из самых больших чудес, описанных Лассерром, – это исцеление Франсуа Макари, плотника из Лаво. В течение тридцати лет он страдал варикозным расширением вен; вены были толщиной с палец, с крупными узлами и язвами, которые часто кровоточили. Много лет он не мог ни сидеть, ни стоять. Три врача независимо друг от друга объявили его болезнь неизлечимой. В возрасте 60 лет Макари узнал о чудесных исцелениях в Лурде и решил попытать счастья. Ему прислали бутыль целебной воды. Вечером Макари сделали компресс с этой водой на обе ноги. Он уснул, а утром проснулся абсолютно здоровым, и на ногах остались лишь едва заметные следы варикозных узлов и язв. Все три врача подтвердили факт исцеления» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 306).

Очень любопытно то, как сам Уоллес объясняет эти случаи чудесного исцеления. Ученый утверждает, что больных излечивала не сама вода, а „духовная сила“, действие которой больные приписывали Деве Марии (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 308). Однако такие чудеса случались нечасто, и невозможно было предугадать, кого вода из Лурда излечит, а кого нет. Уоллес заметил, что это не зависило от религиозности больных или их заслуг. В данной связи Уоллес сравнивал больных с медиумами, которые тоже далеко не всегда являются образцами добродетели. Некоторые пациенты, как и медиумы, обладали сверхчувствительностью, поэтому именно их духовные сущности выбирали в качестве проводников.

Во множестве случаев излеченных впоследствии пациентов «побуждало поехать на воды Лурда необычное стечение обстоятельств» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 308). В качестве пояснения Уоллес описывает порядок событий в типичных случаях: 1) духовные сущности выбирают определенного больного по уровню чувствительности и по наличию заболевания, которое считается неизлечимым и которое можно исцелить с помощью иных энергий; 2) духовные сущности начинают исцелять больного, оставаясь невидимыми и неосязаемыми; 3) духовные сущности в критические моменты процесса лечения внушают пациенту мысль о том, что можно исцелиться водой из Лурда; 4) пациент действует по их подсказке, переживает чудо и приписывает его Деве Марии (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 308–309). Согласно этой схеме, духовные сущности действуют в согласии с религиозной и культурной обусловленностями пациента. Это очень важный момент, к которому мы еще вернемся в следующих главах.

Такие случаи, как исцеления в Лурде, в католической традиции принято называть чудесами, и слово это носит религиозный оттенок. Сверхъестественные явления, которые происходили на глазах Уоллеса на спиритических сеансах, также кажутся чудесами, только уже не с точки зрения религии, а с точки зрения законов природы, как их понимает традиционная материалистическая наука. В противовес религиозными чудесам, такие феномены можно назвать «светскими» чудесами. Сообщения о всякого рода чудесах, будь то религиозные или «светские», всегда оживленно обсуждались в обществе, даже среди образованных людей в Европе. Те, кто упорно закрывал глаза на подобные явления, подрывающие самые основы материализма, обычно ссылались на Дэвида Юма, который веком ранее в работе «Трактат о человеческой природе» довольно резко высказывался о возможности существования чудес.

Юм отрицал чудеса на основе общечеловеческого опыта. К примеру, он говорил: «Если умерший человек оживет, это будет чудом, ибо такое явление не наблюдалось никогда, ни в одну эпоху и ни в одной стране». Уоллес заметил в таких рассуждениях два изъяна. Во-первых, подобное взывание к общечеловеческому опыту отрицает саму возможность появления и признания принципиально новых явлений. Во-вторых, Уоллес подвергал сомнению версию Юма об общечеловеческом опыте. «Всеми признанные чудеса происходили на протяжении всей истории человечества, – писал Уоллес (Wallace. 1896. P. 8). – И они продолжают происходить, сводя на нет все утверждения Юма».

Уоллес называет способность человека к левитации самым настоящим чудом, которое неоднократно наблюдали люди в разные времена и в разных странах: «Среди самых известных примеров – святой Франциск Ассизский, который не раз прилюдно взмывал в воздух, свидетелем чего, в том числе, был его секретарь, который однажды смог дотянуться только до стопы святого. Святая Тереза, монахиня из испанского монастыря, тоже нередко поднималась в воздух, и это наблюдали все сестры. Лорд Оррери и мистер Валентин Грэйтрэк сообщали доктору Генри Мору и мистеру Глэнвилю, что в доме лорда Конуэя в Ирландии дворецкий в их присутствии при свете дня взмыл в воздух и пролетел у них над головами через всю комнату. Об этом Глэнвиль рассказывает в „Sadducismus Triumphatus“… Кроме того, мы знаем в Лондоне, по меньшей мере, пятьдесят заслуживающих доверия человек, которые собственными глазами наблюдали полеты мистера Хоума» (Wallace. 1896. P. 8).

Уоллес обращает внимание еще на одно противоречие в работе Юма. Как писал Юм, чтобы доказательство чуда было убедительным, оно должно отвечать следующим критериям. О явлении должны сообщить несколько свидетелей. Честность этих людей не должна подлежать сомнению. Их положение в обществе должно быть таково, чтобы им было что терять, если их уличат во лжи. Что же касается самого чуда, то оно должно произойти на публике и в одной из цивилизованных стран мира. Юм утверждал, что «история не знает чудес, отвечающих таким критериям» (Юм. Цитируется по: Wallace. 1896. P. 8).

Уоллес возражает на это, что Юм сам рассказывает о подобных чудесах, отвечающих его же собственным жестким критериям. В частности, Юм пишет о многочисленных случаях чудесного исцеления в Париже на могиле аббата Пари, члена католической секты янсенистов, которого почитали как святого. Юм так рассказывает об этих чудесах, произошедших незадолго до написания им своей книги: «Эта святая гробница исцеляла больных, возвращала слух глухим и зрение слепым; но, что еще необычнее, многие из таких чудес были немедленно засвидетельствованы на месте судьями, чья честность не вызывала сомнений. В качестве свидетелей выступали лица, заслуживающие доверия и пользующиеся большим уважением, причем все это происходило в просвещенную эпоху и в одном из известнейших центров современного мира. Но это еще не все: иезуитам, подвергавшим янсенистов притеснениям, так и не удалось, несмотря на все их попытки, опровергнуть или разоблачить чудеса. В этом иезуитам не помогла даже сосредоточенная в их руках церковная и государственная власть». Учитывая все сказанное выше, можно предположить, что Юм тоже должен был поверить в эти чудеса. Он же пишет: «Где еще найдем мы столько доказательств в пользу случившегося? И что мы можем противопоставить рассказам многочисленных свидетелей, кроме абсолютной невозможности и чудесности тех явлений, о которых они рассказывают? Вне всяких сомнений, одного этого опровержения будет достаточно для любого здравомыслящего человека» (Wallace. 1896. P. 9). Уоллес открыто осуждает Юма за столь вопиющее противоречие самому себе.

Далее Уоллес цитирует еще один поражающий воображение случай из книги Каррэ де Монжерона о парижских чудесах, вошедший в книгу английского автора Уильяма Хоуита «История сверхъестественного»: «Мадемуазель Корин страдала различными недугами, в том числе раком груди, которым она болела в течение 12 лет. Заболевание полностью разрушило ее левую грудь; миазмы были ужасными, и врачи считали, что инфекция распространилась уже по всей кровеносной системе. Все они в один голос объявили случай неизлечимым, однако после посещения гробницы женщина полностью излечилась. Что было еще поразительнее, грудь и сосок полностью восстановились, кожа стала свежей и чистой, без единого следа рубцов. Этот случай известен самым образованным и влиятельным людям того времени. Когда же чудо стали отрицать, мадемуазель Корин поехала в Париж, где ее обследовал королевский лекарь. Было нотариально заверено, что она действительно исцелилась… М. Галлард, королевский лекарь, официально объявил, что сосок груди, полностью разрушенный болезнью, был сотворен заново, хотя сосок – это не просто продолжение сосудов груди, а отдельный орган со сложной структурой».

Эдвард Барнет Тайлор, один из основоположников антропологии, приводит философские возражения против спиритизма. Он называет примитивную веру в духов словом «анимизм». Современные сторонники спиритизма, по его мнению, пытаются привить цивилизованной Европе примитивные идеи анимизма. Но Уоллес отмечает, что современные сторонники спиритизма пришли к своим выводам в результате тщательных и многократных исследований. «Это вопрос фактов», – пишет он (Wallace. 1896. P. 28). А факты, по мнению Уоллеса, доказывают, что и в современном спиритизме, и в примитивных верованиях есть, «по меньшей мере, зерно истины» и что «схожесть верований определяется именно схожестью фактов, лежащих в их основе» (Smith. 1991. P. 83).

Уоллес защищал спиритизм в печатных изданиях и одновременно собирал фактический материал. В 1874 году он посетил несколько сеансов медиума Кейт Кук. Сеансы проходили в лондонской квартире художника Сигнора Ранди. Медиум сидела в кресле за занавесом, в углу большой гостиной. На каждый сеанс мисс Кук неизменно приходила в черном платье, с серьгами и в туго зашнурованных сапожках. Иногда через несколько минут после начала сеанса из-за занавеса появлялась женщина в белой свободной одежде и вставала рядом с занавесом.

Уоллес так описывал происходящее: «Женщина в белом просила нас одного за другим подойти к ней. Мы разговаривали с ней шепотом. Я смотрел ей в глаза, изучал черты ее лица, волос, дотрагивался до ее рук и даже мог внимательно рассмотреть ее уши, которые не были проколоты. Женщина ходила босиком и казалась выше, чем мисс Кук, хотя общее сходство все же наблюдалось. При этом, черты лица были другими, равно как и волосы и фигура. Примерно через полчаса она скрывалась за занавесом, и иногда уже через несколько секунд мы слышали слова: „Войдите и посмотрите“. Мы открывали занавес, зажигали свет и каждый раз заставали мисс Кук сидящей в состоянии транса в своем кресле, одетой в черное платье, с серьгами в ушах и в туго зашнурованных сапожках. Она выглядела совершенно так же, как до начала сеанса, а следов белых одежд и второй женщины не было и в помине» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 327–328).

Похожий опыт у Уоллеса был и с другим медиумом, по фамилии Эглингтон. Сеансы проходили в частном доме в присутствии приблизительно восемнадцати человек, среди которых были как медиумы, так и просто интересующиеся спиритизмом. Медиум сидел за занавесом в углу комнаты. Места в углу было так мало, что там помещалось лишь одно кресло. Уоллес отмечал: «Мы все тщательно осмотрели этот угол и убедились, что стены не имеют потайных дверей, а половицы крепко прибиты» (Wallace. 1905. Vol 2. P. 329). Другими словами, предполагаемый сообщник никак не смог бы проникнуть туда. Эглингтон садился в кресло и почти сразу после этого появлялся мужчина в свободной одежде, который ходил по тускло освещенной комнате, позволяя дотронуться до его одежды, рук и ног. Мог ли это быть сам Эглингтон?

Сразу после сеанса, по рассказам Уоллеса, «несколько друзей медиума попросили у него разрешения осмотреть его самого, чтобы о результатах эксперимента можно было заявить во всеуслышание. После недолгих размышлений медиум согласился, и из присутствующих было выбрано четверо, которым поручили провести осмотр. Двое сразу же увели медиума в спальню, а мы с другом осмотрели кресло, пол, стены и подтвердили, что там ничего нет. После этого мы также прошли в спальню, где Эглингтон снял одежду, и каждая его вещь, вплоть до нижнего белья и носков, побывала в руках всех четверых. После этого мы с полной уверенностью заявили, что на нем не было ничего, кроме его собственной одежды. Результат этого опыта был опубликован в газете „Spiritualist“ за подписями всех присутствовавших» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 329).

Нужно признать, что на спиритических сеансах также имели место случаи обмана и подлога. Это неудивительно, поскольку подобное встречается даже в традиционной науке. Один из самых известных в науке случаев обмана – это «пилтдаунский человек», которым ученых дурачили в течение 40 лет. И даже сегодня при существующих методах проверки результатов в научных лабораториях нельзя исключить возможности фальсификации как в области сверхъестественных явлений, так и в естественных науках. Единственное, что мы можем сделать, – это отдельно рассматривать каждый конкретный случай и делать выводы о вероятности обмана только применительно к этому случаю. Что касается сеанса Эглингтона, то Уоллес и другие участники приняли все меры предосторожности, чтобы исключить мошенничество. Учитывая это, материализация медиумом человеческого существа становится более чем правдоподобной.

Самый же необычный случай, свидетелем которого стал Уоллес, произошел на сеансе одного из известнейших медиумов того времени, мистера Монка. Священник-нонконформист, Монк пользовался славой и уважением. Такие не менее известные медиумы, как Хенсли Веджвуд и Стэнтон Мозес, специально сняли ему квартиру в Блумсбери в Лодоне, чтобы иметь возможность внимательно и на систематической основе изучать его. Веджвуд пригласил Уоллеса на один из таких сеансов. Уоллес (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 330) подробно описал увиденное: «Был солнечный летний полдень, и все происходило при свете дня. После непродолжительной беседы Монк, облаченный в свою обычную черную рясу, начал входить в транс; вскоре он встал в нескольких шагах от нас и, немного помедлив, указал на свой бок, произнеся: „Смотрите“. Мы увидели на его рясе с левой стороны едва заметное белое пятнышко. Оно становилось все ярче, затем замерцало и начало распространяться вверх и вниз. Вскоре оно превратилось в затуманенный столб, вытянувшийся от стоп Монка до его плеча и плотно прилегающий к его телу. Тогда он отступил в сторону – дымчатая фигура осталась на том же месте, только было видно, что она связана с Монком дымчатой лентой у самого того места, где появилась вначале. Спустя несколько минут Монк снова сказал: „Смотрите“, – и провел рукой по ленте, оборвав ее. Затем он и фигура отдалились друг от друга на расстояние полутора-двух метров. Фигура теперь приняла очертания женщины, закутанной тканью так, что видны были лишь ее руки и ладони. Монк взглянул на нее и снова произнес: „Смотрите“, – и хлопнул в ладоши. В ответ женщина, протянув вперед руки, хлопнула точно так же, как это сделал он, и мы все отчетливо услышали этот второй хлопок, хотя он был тише. Затем фигура медленно подплыла к Монку и стала бледнеть и укорачиваться, пока полностью не растворилась в его теле так же, как появилась до этого».

Яркий дневной свет полностью исключал возможность обмана. Монк стоял в нескольких шагах от Уоллеса, в центре обычной комнаты. Таким образом, фигура не могла быть ни куклой, ни оптическим обманом, произведенным с помощью какого-либо оборудования. Веджвуд рассказал Уоллесу, что на другом сеансе Монка рядом с медиумом появилась мужская фигура, высокая и тоже закутанная в ткань. Она оставалась видимой в течение получаса. Веджвуду и его коллегам было позволено прикоснуться к ней, и они тщательно изучили ее тело и одежду. Помимо всего прочего, они выяснили, что фигура могла манипулировать предметами. Однажды она даже подняла кресло, в котором сидел один из зрителей (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 331).

В 1880 году журнал «Nature» опубликовал письмо пожелавшего остаться неизвестным ученого, который говорил о своем интересе к спиритическим опытам. Уоллес выяснил, что это был Джордж Романес. Он написал Романесу и рассказал, что несколько ученых ставят подобные опыты, но их работу «высмеивают и всячески ей препятствуют» (Wallace. 1905. Vol 2. P. 310). 17 февраля 1880 года Романес ответил, что знает об этих предрассудках, но выразил надежду, что доказательства, которые будут когда-нибудь получены, изменят ситуацию. Он писал, что Уоллес даже не подозревает, насколько его работа переменила отношение ученых к спиритическим опытам и насколько возросла готовность ученого мира признать эти опыты (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 311).

Когда Романес повторно выразил желание участвовать в экспериментах, Уоллес нанес ему визит в Лондоне, и Романес рассказал Уоллесу, каким образом он заинтересовался спиритизмом (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 314–315).

Сестра Романеса – то ли родная, то ли двоюродная – была медиумом. На ее сеансах Романес был свидетелем передачи сообщений через стук. При этом, сообщения представляли собой ответы на невысказанные вопросы самого Романеса. На ученого это произвело большое впечатление, и в 1876 году он написал несколько писем Дарвину, рассказав ему об этих опытах. Позже Уоллес получил возможность ознакомиться с этими письмами (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 315).

Через год или два после встречи с Романесом Уоллес (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 330) с удивлением прочитал в лондонской газете нелестную статью этого ученого о чтении мыслей. Уоллес не стал отвечать на нее. Но в 1890 году Уоллес и Романес оказались вовлечены в спор об эволюции. В критической рецензии на книгу Уоллеса «Дарвинизм», напечатанной в журнале «Nineteenth Century» (1890. May. P. 831), Романес писал, что в последней главе «мы видим Уоллеса, одержимого спиритизмом и астрологией… Уоллеса, ни на что не способного и делающего абсурдные вещи» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 317).

Уоллес ответил ему в личном письме от 18 июля 1890 года: «Что же до вашей апелляции к общепринятым в мире науки заблуждениям, когда вы говорите о моей вере в спиритизм и астрологию (хотя я никогда не говорил, что верю в нее), мне следует вам кое-что напомнить. В 1876 году вы отправили Дарвину два письма, описывающих свои спиритические опыты. Вы писали, что получили ответы на невысказанные вопросы. Вы писали, что получили сообщение от мистера Д. Беллью… Вы также заявили, что верите в существование некоего нечеловеческого разума, который и говорил с вами. Вы описывали множество физических явлений, которые происходили в вашем собственном доме в присутствии медиума Уильямса. Вы видели „руки“, по-видимому, человеческие, но при этом не видели их обладателя. Вы видели, как сами собой двигаются колокольчики и другие предметы; вы видели над столом голову и лицо человека, с живыми глазами и подвижной мимикой. Все это время Уильямса крепко держали, а ваш брат ходил вокруг стола, чтобы убедиться в отсутствии проводов и каких-либо механизмов (и это в вашей же собственной комнате!). И тем не менее колокольчик, стоявший на пианино, оказался в чьей-то светящейся руке, носившей его по комнате, и при этом звенел! Неужели вы забыли все это? В своем втором письме Дарвину вы выражали глубокую убежденность в реальности этих фактов и в существовании духовного разума, существовании ума, не нуждающегося в мозге. Вы писали, что эти явления переменили все ваше мировоззрение. Как вы однажды упомянули, раньше вы считали, что в Круксе и Уоллесе живут две личности – одна нормальная, а другая сумасшедшая, – но теперь вы (по вашим собственным словам) находитесь на их стороне» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 317–318). На основании всего этого Уоллес считал публикацию в журнале «Nineteenth Century» данной статьи бесчестным поступком.

В последующих письмах Уоллесу Романес отвечал, что его переписка с Дарвином носила личный характер и что все увиденные им явления он принимал на веру лишь условно. Романес утверждал, будто позже у него появились подозрения, что медиум Уильямс – обманщик. Чтобы проверить это предположение, он попросил медиума провести сеанс, находясь в железной клетке. При этом ни одного необычного явления не произошло. Вот почему Романес изменил мнение, высказанное в письмах Дарвину (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 319, 321).

Уоллес ответил, что эксперимент с клеткой не опровергает те явления, которые Романес наблюдал до того. (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 320–321). Уоллес говорил, что признает эти явления обманом, только если Романес сможет их объяснить. Он обращал внимание на то, что указанные явления происходили в собственном доме Романеса, и медиума при этом постоянно контролировали, а родной брат ученого тщательно проверил комнату на предмет присутствия в ней проводов или каких-либо других приспособлений. Романес признал, что описанные им явления действительно необъяснимы (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 322).

Уоллес также отметил, что некоторые медиумы успешно вызывали сверхъестественные явления, даже находясь в железной клетке: «Мистер Эдшед из Белпера заказал специальную клетку из проволоки, и медиум мисс Вуд, находясь в ней, много раз материализовала в его же собственном доме различные фигуры – мужчин, женщин и детей. Позже похожую клетку в течение года использовало Ньюкаслское спиритическое общество, и мисс Вуд проводила из клетки сеансы каждую неделю. Снаружи клетка была заперта, но, несмотря на это, медиум успешно продолжала заниматься материализацией» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 322–323).

Романес был далеко не единственным ученым, пытавшимся очернить Уоллеса. Однажды после лекции в Королевском университете Уоллес оказался рядом с доктором Анстедом, который беседовал с другом. Темой разговора был спиритизм, и доктор Анстед, не зная о присутствии Уоллеса, сказал: «В какие все-таки странные вещи верят Крукс и Уоллес!» Его друг рассмеялся и ответил: «О, они просто помешаны на этом» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 314). Распространение подобных взглядов – единственный способ, с помощью которого традиционной науке удается сохранять свои позиции: ученым прозрачно намекают на то, что определенного рода исследования способны пагубно отразиться на их профессиональной репутации.

С 1886 по 1887 год Уоллес находился в Америке, где выступал с научными лекциями. В ходе поездки он познакомился со многими американскими медиумами, среди которых был профессор Уильям Джеймс из Гарвардского университета, и посетил несколько сеансов. Одна серия сеансов проходила в Бостоне, в доме медиума миссис Росс, известной своей способностью к материализации (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 338–339). В комнате на первом этаже для медиума был отгорожен угол, образованный внешней стеной дома и внутренней стеной задней комнаты. У внутренней стены стоял буфет с фарфоровой посудой. Уоллес внимательно осмотрел стены и пол в каждой из комнат, а также подвал. Нигде не было никаких дверей или потайных ходов, через которые мог войти посторонний человек, а единственная сдвижная дверь, ведущая в заднюю комнату, была запечатана пластырем, на котором участники эксперимента незаметно поставили карандашную пометку на случай его подмены. Сеанс проходил в присутствии десяти свидетелей, включая Уоллеса, которые расселись перед занавесом полукругом. Царил полумрак, но света было достаточно, чтобы Уоллес мог видеть стрелки своих часов и всех присутствующих. Вдруг из-за занавеса появились три фигуры – женщина в белом, миссис Росс в черном и какой-то мужчина. Когда они скрылись за занавесом, оттуда появились три женщины разного роста, все в белом. За ними вышел мужчина, в котором один из зрителей узнал своего сына. Позже из-за занавеса вышел мужчина в одежде американского индейца. Он танцевал, говорил и пожимал руки зрителям, включая и Уоллеса. И, наконец, показалась женщина с ребенком на руках. Уоллес по ее приглашению подошел и дотронулся до ребенка, убедившись, что он настоящий. «Сразу после окончания сеанса включили газовую лампу, и я вновь обследовал стены, занавес и пол – все осталось по-прежнему, причем в углу не было места даже для ребенка, не говоря уже об остальных» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 339).

На другом сеансе миссис Росс, на котором также присутствовал Уильям Джеймс, Уоллес снова видел восемь или девять фигур, вышедших из-за занавеса. Одна из них оказалась умершей племянницей одного из зрителей, мистера Брэкета. Уоллес отметил, что мистер Брэкет часто до этого видел, как она проявляется из дымчатой пелены и почти сразу же исчезает» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 339).

Уоллес тоже видел своих знакомых. «Среди них была изящно одетая женщина. Она взяла меня за руку, улыбнулась мне и, видя мое недоумение, шепотом напомнила, что часто встречала меня на сеансах мисс Кейт Кук в Лондоне. Она позволила мне дотронуться до ее ушей, как я делал ранее, дабы убедиться, что, в отличие от медиума, уши у нее не проколоты. Я заметил, что она очень напоминала ту фигуру, с которой я часто общался и шутил на сеансах в доме у Сигнора Ранди, о чем в Америке никто знать не мог. Другой фигурой был пожилой джентльмен во фраке, с седыми волосами и бородой. Он взял меня за руку, поклонился, и выглядел очень радостно, словно встретил старого друга… уже позже я вспомнил, что он похож на моего двоюродного брата, Элджернона Уилсона. Последний раз я виделся с ним, когда мы были еще детьми, но у меня хранилась его фотография и мы долго с ним переписывались. Он увлекался энтомологией и жил в Аделаиде, а незадолго до моей поездки в Америку умер… Эти два случая поразили меня до глубины души, потому что знать такие подробности не мог никто – ни медиум, ни мои присутствующие на сеансе друзья» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 339–340).

Несколько месяцев спустя на сеанс к миссис Росс пожаловала группа из двенадцати человек с намерением разоблачить феномен материализации (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 340). Когда же они попытались осуществить свой план, то им не удалось схватить ни одну из «подозрительных» фигур (там были двое мужчин, одна женщина, два мальчика и маленькая девочка) или удержать в руках какой-нибудь элемент их одежды. В газетной статье «разоблачители» заявили, что сообщники медиума появились в комнате из-за занавеса, скрывавшего съемную панель в стене. Узнав об этом, друзья миссис Росс пригласили владельца дома и плотника и провели тщательную проверку. Плотник подтвердил, что никаких скрытых ходов в стене не было и нет. Уоллес написал об этом в газету «Banner of Light». В его письме говорилось, что «полный провал двенадцати „разоблачителей“, которые пришли с намерением выявить сообщников медиума или получить осязаемые доказательства их существования, наглядно показывает, что никаких сообщников не было и в помине» (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 340–341). Встречались, конечно, и случаи мошенничества, когда медиумов и их помощников выводили на чистую воду. Но этот случай определенно не попадает в их разряд.

В Вашингтоне Уоллес в сопровождении профессора университета, генерала и государственного служащего посетил сеансы Килера (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 341–345). В одном углу комнаты в полутора метрах от пола был натянут черный занавес. За ним стоял стол, на котором находились бубен и колокольчик. Перед сеансом Уоллес внимательно осмотрел стены и пол и убедился в отсутствии потайных дверей. Он также проверил сам занавес – это был цельный кусок ткани без разрезов. Возможность осмотреть комнату была предоставлена и другим гостям. Килер и два человека из числа зрителей расположились в трех креслах перед занавесом. Перед ними натянули еще один занавес, так, что он доходил им до груди. Ладони Килера покоились в ладонях сидевших по обе стороны от него гостей. Уоллес (Wallace. 1905. Vol. 2. P. 343) рассказывает: «Бубен зазвенел, а потом над занавесом появилась рука. Ей протянули палку, и рука взяла ее. Рука подняла бубен на палке под самый потолок и принялась очень быстро раскручивать его. Одновременно с этим звонил колокольчик. Все это время медиум сидел тихо и спокойно, не вынимая ладоней из рук своих соседей.

После этого руке дали блокнот и карандаш. Она написала за занавесом несколько сообщений и перебросила их обратно. В сообщениях содержались имена, известные некоторым из гостей, которые признали, что послания были вполне осмысленными. Уоллес сам получил сообщение, причем еще более необычным способом. Он не стал передавать блокнот руке за занавес, а стоял рядом и держал блокнот сам. На глазах у Уоллеса рука с карандашом прошла сквозь плотную ткань занавеса и написала ему сообщение.

Был еще один сеанс, на котором Уоллес наблюдал аналогичное явление: «Пройдя занавес насквозь, показалась палка. Затем мне были переданы через шторы двое часов, которые, как выяснилось, принадлежали двум зрителям, сидевшим рядом с медиумом. Маленький бубен приблизительно 25 сантиметров в диаметре тоже прошел сквозь занавес и упал на пол. Эти предметы проходили сквозь разные концы занавеса и не оставляли в нем отверстий, как выяснилось впоследствии при его тщательном исследовании. Еще больше меня поразил (если такое вообще возможно) жилет медиума, который мне передали из-за занавеса, при этом верхняя одежда медиума осталась на нем, а его все время держали за руки. Кроме того, в комнате было светло и на медиума неотрывно смотрели около двадцати зрителей. Все это кажется немыслимым, но описанное действительно имело место» (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 344–345).

В Сан-Франциско Уоллес со своим братом Джоном из Калифорнии и мистером Оуэном, редактором издания «Golden Gate», был приглашен на сеансы медиума Фреда Эванса (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 346–349). Там также присутствовал друг мистера Оуэна, врач. Гостям дали осмотреть четыре складные грифельные доски, протертые влажной губкой. Потом доски сложили и поместили на стол. После этого гости положили на них руки. Когда гостям подали знак, они убрали руки, и оказалось, что на каждой доске были начертаны слова. Это были сообщения от умерших родственников Уоллеса и умерших спиритов. Скептики обычно объясняют это подменой досок. Но рассказ Уоллеса о сеансе полностью исключает такую версию. Руки гостей все время лежали на досках и гости не спускали с них глаз.

После этого принесли другие доски. Медиум что-то написал на ней карандашом, и когда позже ее открыли, на ней были слова, написанные пятью разными цветами. Уоллес заметил, что буквы явно были написаны поверх карандашных пометок. Это исключает возможность каких-либо химических веществ для изменения цвета написанного.

Брат Уоллеса специально купил и принес новую грифельную доску. На несколько минут ее положили на пол. Уоллес все это время не сводил с нее глаз. Когда доску открыли, на обеих сторонах было написано послание. Важно, что доска была совершенно новой, и медиум ей до этого не пользовался.

После этого Уоллес спросил медиума, могут ли надписи появиться на бумаге, вложенной в закрытую грифельную доску. Эванс предложил Уоллесу положить шесть листков из блокнота между створками доски. Уоллес так и поступил. Через несколько минут доску открыли. Уоллес обнаружил на листках карандашные наброски портретов пяти умерших спиритов и своей давно умершей сестры. Листки лежали один на другом между створками доски именно так, как их положил Уоллес. Принимая во внимание тот факт, что просьба проделать этот опыт оказалась для медиума неожиданностью и что листки были плотно зажаты между створками доски, ни о какой фальсификации со стороны медиума не может быть и речи.

Уоллес (Wallace. 1905. Vol. 2. Pp. 348–349) пишет: «Сеанс с семью грифельными досками и шестью листками занял менее часа. Все было настолько просто и открыто, что, учитывая присутствие четырех свидетелей, условия эксперимента можно назвать идеальными… Отчет об этом сеансе был опубликован за подписями всех присутствовавших».

Подводя итог своим исследованиям, Уоллес говорит: «Современное учение о спиритизме сводится к следующему: весь мир, вся материальная вселенная предназначены для развития духовных существ; смерть является лишь переходом существа на более высокий, нематериальный уровень развития; наше счастье и скорость нашего развития зависят только от того, как мы используем здесь, в этом мире, свои способности и возможности» (Wallace. 1892. P. 648).

Эти выводы сделаны исключительно на основании внимательно изученных и многократно наблюдаемых в природе явлений, а потому являются строго научными, говорит Уоллес (Wallace. 1885a. P. 809). Однако наблюдаемые явления ограничивают эти выводы определенными рамками. По мнению Уоллеса, доказуемыми являются лишь те явления из области спиритизма, которые связаны с людьми и духами, находящимися в непосредственной близости к земному царству.

Поэтому он предупреждает: «Любые рассуждения о природе и происхождении ума или о высших состояниях ума, которых человек может достичь в необозримом будущем, я считаю не заслуживающими никакого доверия и лишенными всякого смысла, поскольку подобные вещи выходят за рамки нашего понимания» (Wallace. 1885. Цитируется по: Smith. 1991. P. 101). Уоллесу было достаточно тех ограниченных выводов, которые можно сделать на основе доступного наблюдениям «среднего уровня» человеческого бытия. Однако иногда он все-таки отваживался пуститься в «не заслуживающие никакого доверия» рассуждения о происхождении и высших состояниях.

Уоллес относился к спиритизму как к обоснованной научной гипотезе, поскольку спиритизм давал ему возможность наблюдать и объяснять самые разные явления. Например, спиритизм позволил найти общее объяснение таким феноменам, как советы, которые Сократ получал от своего даймониона; предсказания древнегреческих оракулов; чудеса, описанные в Ветхом и Новом Заветах; чудеса, которые являли такие святые, как Бернар, Франциск и Тереза; феномен колдовства; современные католические чудеса, например, явления Девы Марии; необычные психические способности у дикарей; чудо молитвы и феномены, которые Уоллес наблюдал на спиритических сеансах (Wallace. 1874. Цитируется по Smith. 1991. Pp. 87–89). Все это он приписывал духам, действовавшим через наиболее чувствительных людей.

Если духи – это нематериальные существа или же существа, состоящие из «самых рассеянных и тонких форм материи» (Wallace. 1896. P. 44), то как могут они совершать какие-либо действия, а тем более создавать вполне ощутимые материальные объекты? По наблюдениям Уоллеса, «все известные нам могущественнейшие силы природы представляют собой лишь мельчайшие вибрации бесконечно тонкой формы материи и что… всевозможные природные явления берут начало именно в этих скрытых силах» (Wallace. 1896. P. 44). Что же касается «бесконечно тонкой формы материи», то Уоллес имеет в виду всепроникающий эфир. По его теории, духи воздействуют на эфир, и это тонкое воздействие усиливается силами природы настолько, что происходят видимые манипуляции с материей.

Далее Уоллес утверждает: «Эфирные существа, если таковые действительно есть, должны обладать чувствами… это дает им возможность глубже постичь устройство вселенной и наделяет их более развитым разумом, который позволяет им направлять движения эфира в нужное русло. Все их способности, вероятно, пропорциональны тому влиянию, которое они сами оказывают на эфир. Скорость их движений может достигать скорости света или электрического тока. Их зрение может оказаться таким же совершенным, как и лучшие из наших телескопов и микроскопов. У духов может быть орган чувств, чем-то напоминающий последнее достижение науки – спектроскоп, дающий им возможность видеть состав материи в любой форме, будь то люди, звезды или туманности. И такие существа, обладающие столь непостижимыми способностями, не могут называться сверхъестественными, разве что в очень ограниченном и неверном смысле этого слова... и даже тогда они останутся совершенно естественными» (Wallace. 1896. Pp. 47–48).

Эфир, который, как считали в XIX веке физики, заполняет космос, сейчас уже не рассматривается всерьез. Но есть современные научные теории, которые дают концепциям Уоллеса право на жизнь. Согласно теории детерминистского хаоса, неизмеримо малые случайные возмущения материи могут быстро привести к непредсказуемым крупномасштабным явлениям. В качестве примера ученые ссылаются на бабочку в Карибском море. Взмахи ее крылышек приводят в движение молекулы воздуха. Это движение молекул способно вырасти до масштабов урагана, который, образовавшись в море, обрушится на американское побережье. Если же бабочка будет махать крылышками немного иначе, то ураган может и не затронуть побережья. Таким образом духи, о которых говорит Уоллес, могут вызывать малейшие движения на субатомном уровне, способные мгновенно перерасти в наблюдаемые на спиритических сеансах явления. Можно также предположить, что духи могут каким-то образом изменять кривизну эйнштейновского пространственно-временного континуума. Таким образом они получают возможность управлять гравитацией, которая считается результатом кривизны континуума. Можно также предположить, что духи вызывают незначительные изменения в квантово-механическом вакууме, который в некотором отношении напоминает эфир. Конечно, все эти теории ограничивают возможности объяснения сверхъестественных явлений, и, наверное, чем пытаться объяснить эти явления с точки зрения уже известных физических законов, разумнее будет разработать новую теорию, в которой более естественные явления органично сосуществуют со сверхъестественными. Одним из способов сделать это может стать возврат к той или иной разновидности концепции эфира. Эфир можно определить как тонкое связующее звено между материей и сознанием.

Если пользоваться терминами современных дискуссий о теле и душе, то Уоллес был дуалистом. Он признавал существование сознающего «я», отличного от физического тела. Уоллес отмечал, что тела любых организмов, от примитивных до высокоразвитых, построены из молекул, соединение которых тем сложнее, чем выше степень развития организма. Однако этого недостаточно, чтобы объяснить феномен сознания. «Если материальная частица или сочетание тысячи частиц в молекуле не обладает сознанием, то невозможно согласиться с тем, что добавление одной, двух или еще тысячи других частиц для создания более сложной молекулы приведет к возникновению сознания. Сознание и материя коренным образом отличаются друг то друга… От этой дилеммы никуда не деться – либо вся материя обладает сознанием, либо сознание – это нечто отличное от материи. В последнем случае, присутствие сознания в материальном теле доказывает наличие обладающих сознанием существ, пребывающих отдельно и независимо от того, что мы называем материей» (Wallace. 1870. Цитируется по: Smith. 1991. P. 290). Сам Уоллес больше склонялся к последнему, хотя некоторые положения его теории не вполне понятны. Будучи дуалистом, он в то же время, по-видимому, не признавал существования индивидуальных и наделенных сознанием частиц до их воплощения в материальном теле. Согласно Уоллесу, есть единый духовный Разум, из которого произошла вся материя. Индивидуальный духовный разум, связанный с духовным телом (душой), может развиться лишь в физическом теле, когда оно появляется на свет (Wallace. 1885b. Цитируется по: Smith. 1991. P. 100). После смерти физического тела индивидуальный разум переходит на «первую ступень духовного существования», где, в зависимости от наклонностей, развитых в процессе земной жизни, либо продолжает свое развитие, либо нет. Но если индивидуальные души способны существовать после смерти физического тела, то почему они не могли существовать до того? И зачем им вообще нужно воплощаться на Земле, ведь этот опыт далеко не всегда для них приятен? Почему бы им не пропустить этот этап и сразу не перейти на более высокий уровень существования?

Ответить на эти вопросы может лишь теория, допускающая существование духовных частиц до их воплощения на Земле. По Уоллесу, у духа есть свобода воли, поэтому после смерти он либо страдает, либо наслаждается, в зависимости от своих поступков во время земной жизни. Поэтому если мы допустим, что душа существовала и до воплощения в теле, а также обладала свободой воли, то в некоторых случаях факт воплощения души в физическом теле можно объяснить злоупотреблением свободой выбора с ее стороны. Только те души, которые злоупотребили свободой воли, попадают в физические тела, неизбежно подверженные болезням и смерти.

Но здесь возникает другая проблема. В своих работах Уоллес детально описывает такие спиритические явления, как левитация, общение с духами и ясновидение, которые происходили в его время и до него. При этом он игнорирует переселение душ, представляющее собой довольно распространенное явление. Тем не менее, сообщения о переселении душ не менее достоверны, чем любая другая категория фактов, приводимых Уоллесом. Впрочем, существование этого феномена потребует пересмотра теории Уоллеса. После смерти физического тела душа не обязательно попадает на «первую ступень духовного существования», а вполне может получить новое физическое тело. Согласно религиозным учениям о переселении душ (например, ведическому учению), некоторые души очень сильно привязаны к своему прежнему телу и потому не получают новое тело, а остаются некоторое время существовать как духи. Это хорошо укладывается в наблюдения Уоллеса и других спиритов, которые при общении с духами нередко подмечали их желание общаться со своими живыми друзьями и родственниками.

Какое же место отвел Уоллес своим представлениям о спиритизме в теории эволюции путем естественного отбора, в частности, в теории эволюции человека? Во-первых, Уоллес был убежден, что ходом эволюции в определенном смысле руководили. Хотя происхождение видов в основном определялось естественным отбором, по мнению Уоллеса, естественного отбора недостаточно, чтобы объяснить наблюдаемое на Земле разнообразие видов. Некие силы, природа которых не до конца понятна, а возможно, никогда и не будет понята, предначертали путь, по которому должна была пойти эволюция.

Известный в современном научном мире эволюционист Стефен Д. Гоулд предположил, что, «прокрутив пленку эволюции» заново, мы не получили бы снова такой же результат. Человек, например, вообще мог бы не возникнуть. А если «пленку» прокрутить тысячу раз, то каждый раз мы получим новый набор видов. Иными словами, эволюция основана скорее на случайности, чем на неизбежности. Существует столько переменных, что никто не может предугадать, по какому пути пойдет развитие. А если путей так много и каждый из них зависит от миллионов случайностей, больших и малых, то нельзя исключать возможности того, что это изначальный Разум управляет эволюционными процессами так, чтобы был достигнут нужный результат.

При определенных исходных условиях и заданном конечном результате, на пути, начертанном высшим Разумом, при участии естественного отбора может возникнуть множество странностей, которых мы не ожидаем от Творца, но которые, тем не менее, продиктованы свыше и несут определенный смысл. Например, у панды есть ложный большой палец, которым это животное во время еды держит свою любимую пищу – бамбуковые побеги. Гоулд говорит, что ложный палец панды на самом деле представляет собой не палец, а отросток от запястья. «Бог бы никогда не создал „палец“ панды», заключает Гоулд. Только в результате естественного отбора могло появиться такое странное приспособление. Но, согласно Уоллесу, вмешательство Бога и естественный отбор не являются взаимоисключающими понятиями. Изначальный Разум вполне мог начертать ход естественного отбора таким образом, чтобы в результате появился человек. И одним из побочных результатов этого процесса вполне могла стать панда с ее необычным пальцем.

Давайте подробнее рассмотрим первопричину эволюции по теории Уоллеса. Еще до Эйнштейна Уоллес решил, что вещество есть преобразование силы, или энергии (Wallace. 1870. Цитируется по: Smith. 1991. P. 290). Эта сила, или энергия, существовала в двух разновидностях: «Первая энергия – это главные силы природы, такие как сила гравитации, сцепления, отталкивания, электрический ток и т. д.; вторая же энергия – наша собственная воля» (Wallace. 1870. Цитируется по: Smith. 1991. P. 290). Извечный вопрос о свободе воле по-прежнему остается нерешенным для многих философов и ученых. Избегая подробного пересказа того, что говорит об этом Уоллес, мы приведем ниже лишь основные его доводы.

По наблюдениям Уоллеса, многие люди считают свободу воли «не более чем результатом молекулярных изменений в мозгу» (Wallace. 1870. Цитируется по: Smith. 1991. P. 701). Как возражает на это Уоллес, еще никто и никогда не доказал, что силы, которыми обладает человек, можно объяснить известными законами природы. Если принять свободу воли как качество человеческого сознания, то проявление свободы воли должно предусматривать использование таких сил, которые могут привести в движение все остальные, известные нам, силы организма. В этом смысле, действие сил природы в организме можно проследить вплоть до волеизъявления. На основании этого Уоллес делает вывод: «Если проследить механизм действия любой, сколько угодно малой, силы до ее первоисточника – нашей собственной воли, то, даже не вникая в действие других первопричин этой силы, можно предположить, что любая сила в нас может и быть этой силой воли. Таким образом вся вселенная не просто зависит от воли, а действительно является волей высших разумов или единого Высшего Разума» (Wallace. 1870. Цитируется по: Smith. 1991. P. 291). Иными словами, вся материя и все силы во вселенной суть преобразование воли Высшего Разума или разумов.

Воля высших разумов, согласно Уоллесу, и направляет ход эволюции и естественного отбора. Уоллес утверждает: «Высший разум направлял развитие человека по определенному пути и с определенной целью, подобно тому как человек направляет развитие многих животных и растений. Законы эволюции, возможно, никогда бы не привели к появлению столь нужных человеку злаков, как пшеница и маис; плодов, как бананы и плоды хлебного дерева; животных, как гернзейская молочная корова или лондонская ломовая лошадь. Однако тот факт, что они произведены природой без какой-либо посторонней помощи, кажется настолько очевидным, что нетрудно поверить в существование разума, в совершенстве знающего законы развития органических форм. Мы же отказываемся верить, что в появлении всего этого участвовали какие-либо иные силы, и пренебрежительно отвергаем (как и моя теория будет здесь отвергнута многими, кто соглашался со мной ранее) теорию о том, что в данных случаях контролирующий разум управлял законами изменения, размножения и выживания, преследуя при этом свои цели. Однако мы знаем, что это именно так. И нам следует признать, что если мы – не высший разум во вселенной, то некий более высокий разум вполне мог направить развитие человека с помощью более тонких средств, чем те, о которых нам известно» (Wallace. 1870. Pp. 359–360. Цитируется по: Smith. 1991. P. 289).

Уоллес считал, что некоторые аспекты физиологии человека нельзя объяснить только естественным отбором и выживанием сильнейшего. Он писал, что мозг примитивного человека был таким же большим и развитым, как и мозг современного человека. Таким образом, возможности мозга примитивного человека превышали его потребности. Уоллес сказал, что «естественный отбор мог дать дикому человеку лишь мозг, чуть более развитый, чем мозг обезьяны» (Wallace. 1869. Цитируется по: Smith. 1991. P. 32). О человеческой руке Уоллес говорил, что первобытным людям «был ни к чему такой утонченный изящный инструмент, и они вряд ли нашли бы ему более достойное применение, чем набору инструментов без инструкции» (Wallace. 1869. Цитируется по: Smith. 1991. P. 32). Говорил Уоллес и о способности человека к членораздельной речи. Все это он считал доказательствами того, что некий разум «направлял процесс» эволюции «по определенному пути и с определенной целью» (Wallace. 1869. Цитируется по: Smith. 1991. P. 33).

Как мы видим, Уоллес был убежден, что человек появился на Земле значительно раньше, чем принято считать. И что интересно, он был уверен, что уровень развития европейской цивилизации может быть далеко не кульминацией развития человеческой расы. «Если однажды нам придется признать, что наше знание законов природы не настолько полно, как мы привыкли считать, – добавлял он, – такой результат вполне закономерен. Какими бы великими ни были интеллектуальные достижения XIX века, вряд ли стоит оценивать их настолько высоко, чтобы утверждать, будто за какие-то неполные 20 лет мы продвинулись от полного неведения к почти совершенному пониманию таких двух глубоких и важных тем, как происхождение видов и древность человеческой расы» (Wallace. 1876. Цитируется по: Smith. 1991. Pp. 43–44). Хотя с тех пор прошло уже не 20, а 150 лет, сейчас, в начале XXI века, слова Уоллеса по-прежнему остаются актуальными.